Что есть дружба? Вообще, отвѣчаетъ Лафатерь, она есть сердечная приверженность людей нравящихся другъ другу и любящихъ говорить откровенно. Но въ тѣсномъ смыслѣ она есть сродство душъ, соединенныхъ тѣмъ, что онѣ имѣютъ въ себѣ общаго, нераздѣлимаго и оригинальнаго. Другъ видитъ, любить въ своемъ другѣ свою оригинальность, свой образъ мыслей и чувствованій о предметахъ сего міра.
Изъ сего слѣдуетъ, что друзья могутъ, и даже должны быть различны во многомъ, особливо въ слаженіи; но они непремѣнно должны быть согласны въ извѣстномъ предметѣ, которой въ другихъ производитъ несогласле. Возможноли, что бы дружба сердечная существовала между людьми, неимѣющими сердца, или имѣющими сердце бронзовое? Ето было бы то же, когда бы сказали, что піитическая дружба можетъ имѣть мѣсто между людьми прозаическими.
Таковы суть души, таковы ихъ дружественныя связи. — Чѣмъ благороднѣе души, тѣмъ ихъ дружба чище, сладостнѣе, постояннѣе, искреннѣе. Мы часто видимъ людей холоднаго сложенія, соединяющихся съ людьми сложенія пылкаго, всегда холодность бываетъ удѣломъ разума, а пылкость соединена съ разсудительностію. Иногда страдательная пылкость и дѣйствующая холодность согласуются между собою удивительнымъ образомъ.
Вотъ причина, почему человѣкъ пылкаго нрава, сильно чувствующій то, что онъ чувствуетъ, и человѣкъ холоднаго сложенія, поступaющій благородно, могутъ быть очень хорошими друзьями. Я зналъ образцовыхъ друзей въ свѣтѣ съ сложеніемъ самымъ холоднымъ, но съ сердцемъ пламеннымъ, которые жили въ дружбѣ съ людьми пылкими и благородными.
Можно имѣть при пылкомъ сложеніи холодное сердце; но такіе люди совсѣмъ не способны къ дружбѣ. Напротивъ того, мы находимъ людей холоднаго сложенія, но съ сердцемъ пламеннымъ, которые при всемъ томъ суть наилучшіе друзья въ свѣтѣ. Сердце есть душа дружбы. Я говорю о сердцѣ добромъ и благородномъ, которое образуется, или лучше самою природою сотворено съ подобною оригинальностію; таковое, говорю, сердце способно къ высочайшей дружбѣ.
Сердца дѣйствующія имѣютъ нужду въ сердцахъ страдательныхъ, a сіи имѣютъ нужду въ сердцахъ дѣйствующихъ, для поддержанія взаимной между собою дружбы.
Человѣкъ съ благородною душею, проникающій въ сердечные изгибы своего друга, въ его оригинaльность, можетъ ему говорить то, чего бы другой ему сказать не смѣлъ. Чистая и прямая любовь, сотворенная любить, умѣетъ избѣгать неприятностей, въ которыхъ непомогаетъ и самое благоразуміе. Благоразуміе представляетъ только средства помогать другу, a любовь научаетъ, какъ приводить оныя въ дѣйствіе. Ето есть чувство нѣжное, опредѣляющее способную минуту — говорить и дѣйствовать для блага нашего друга, ни мало его не оскорбляя.
Никогда прямо не нападайте на оригинальность вашего друга. Давайте ему наслаждаться своими преимуществами, ежели они ничего въ себѣ не заключаютъ порочнаго. Предупреждайте его, когда ето необходимо, но выжидайте, ежели возможно, благоприятной минуты, которая скоро представится тому, кто вѣритъ дружбѣ и тогда та наипаче старайтесь соединять слова ваши съ его любимыми и оригинальными мыслями.
Любовь души чистой имѣетъ право упрекать своего друга со всею силою, со всею важностію. Ея взоръ, ея важный и строгій голосъ, ея душевная ясность, ея мудрость, познаніе людей и свѣта, величіе, смѣлость, и даже самое униженіе суть средства, употребляемыя ею для того, чтобы тронуть чувствительное и благородное сердце своего друга.
Другъ, имѣющій въ виду единое благо своего друга и желающій исправить его, никогда передъ нимъ не долженъ принимать тона повелительнаго: ибо онъ есть смерть дружбы.
Сильное желаніе пересказывать своему другу, что объ немъ говорятъ въ свѣтѣ, навсегда должно быть изгнано изъ дружбы благородной и мудрой. Сколь опасенъ тотъ другъ, которой непрестанно твердить намъ, какъ судитъ о насъ свѣтъ, или какія мысли объ насъ имѣетъ такой-то, или такой-то человѣкъ! сколь низки души, разсказывающія намъ о томъ, что въ насъ можетъ произвесть или гнѣвъ, или печаль! О, да будетъ благословенъ другъ, которой всячески старается удалять предметы, могущіе оскорблять насъ безъ всякой пользы! —
Справедливо, что другу, водимому любовію, все то должно быть священнымъ, что можетъ научить, исправить, улучшить его друга. Не менѣе для него должно быть священнымъ и то, что усовершаетъ въ человѣкѣ образъ Бога и содѣлываетъ его готовымъ ко всему доброму! —
Справедливо, что другъ благородной небоится говорить своему другу полезнаго и въ то время, когда онъ себя чувствуетъ жъ тому неспособнымъ. Худой другъ говоритъ своему другу даже то, что приноситъ ему вредъ или предубѣжденіе.
Сердце мое обливается кровію, когда я помыслю, до какой степени притворяются люди, преподавая намъ свои ложно-полезные совѣты. О! да будутъ прокляты сіи уста, точащія желчь вмѣсто бальзама, которой бы имъ надлежало проливать въ растерзанныя сердца наши! —
Вмѣсто того, чтобы говорить о нашихъ недостаткахъ съ достоинствомъ, съ благородствомъ, съ приверженностію сердечною, голосомъ кроткимъ и сладкимъ, они произносятъ намъ приговоръ голосомъ Диктатора. Я не сказалъ бы ни слова объ етомъ, когда бы невѣрилъ твоей власти, о дружба, небесная гармонія душъ чистыхъ, наслѣдіе безсмертныхъ! ты, которая — увы! — столь рѣдко являешься между смертными! Кто достоинъ проникнуть въ твое святилище познать тебя и обладать тобою?
Голосъ Диктатора, говорю я, убиваетъ дружбу, отравляетъ радости жизни, заражаетъ любовь супружескую, и нарушаетъ взаимную довѣренность, безъ коей нѣтъ сердечнаго соединенія.
Нѣтъ сомнѣнія, что власть принадлежитъ человѣку, a господство есть удѣлъ тирана, можно управлять, не господствуя. Можно даже управлять сильнѣйшими средствами нежели самое господство. Я смѣю сказать, что господство есть смерть управленія. Кто хочетъ управлять, тотъ недолженъ господствовать. Другъ, желающій повелѣвать, теряетъ власть свою надъ сердцемъ своего друга. Мужъ, желающій повелѣвать, можетъ требовать слѣпой и холодной покорности: только на одну минуту. Гдѣ много силы, тамъ нѣтъ важности. Кто имѣетъ важность, тому сила не нужна. Важность внушаетъ къ себѣ почтеніе, a сила одинъ страхъ, такъ какъ любовь раждаетъ одну любовь. Чѣмъ болѣе желаетъ мужъ повелѣвать женою, тѣмъ болѣе она избѣгаетъ его власти или хитростію, или важностію. О, сколь великъ тотъ, кто управляетъ и не даетъ знать, что онъ управляетъ! Своимъ благоразуміемъ, тихимъ и непоколебимымъ, основаннымъ на многочисленныхъ опытахъ и имѣющимъ своими сопутниками доброжелательство и душевное спокойствіе, онъ содѣлаетъ возможнымъ то, что для другихь казалось невозможнымъ.
Во всѣхъ дѣлахъ говоритъ онъ: вотъ мой совѣтъ и мои причины. Сдѣлать рѣшеніе предоставляемъ вашему разсудку, a не страстямъ вашимъ. Ежели мнѣнія ваши будутъ ложны и безуспѣшны; то вспомните, что говорилъ я вамъ, особливо же вспомните о моихъ причинахъ. Онъ говоритъ сіе голосомъ тихимъ и кроткимъ съ нѣкоторою безпечностію, какъ бы сквозь покровъ показывающею, что онъ увѣренъ въ своемъ дѣлѣ. Послѣдуютъ ли его совѣтамъ, или не примутъ ихъ — онъ всегда восторжествуетъ; онъ заставитъ впредь уважать и принимать его мнѣніе.
Что касается до щекотливыхъ дѣлъ чести, благопристойности и подозрѣваемой добродѣтелью, до дѣлъ обыкновенно производящихь великой шумъ въ свѣтѣ; то мужъ женѣ своей долженъ говорить о томъ коротко и притомъ начиная съ предметовъ постороннихъ, —
Напротивъ, жена можетъ сдѣлаться повелительницею своего мужа и даже заставить его забыть, что онъ глава ея, ежели вести себя будетъ благороднымъ образомъ: то есть, ежели будетъ скоро удовлетворять его требованіямъ, ежели будетъ предупреждать всѣ его желанія, ежели будетъ воздерживаться отъ ненавистнаго противурѣчія, обращать свое вниманіе на бездѣлицы, которыя мужу представляются не бездѣлицами, наконецъ исполнять волю его, которую онъ нехочетъ открыть словами, но желаетъ видѣть исполненною.
Лафатер И. К. О дружбе: [Эссе] / (Извлечение из рукописи Лафатера); С фран. Н.П. [Победин] // Вестн. Европы. — 1815. — Ч. 80, N 5/6. — С. 20-27.