Сочиненія И. С. Аксакова
Томъ седьмой. Общеевропейская политика. Статьи разнаго содержанія
Изъ «Дня», «Москвы», «Руси» и другихъ изданій, и нѣкоторыя небывшія въ печати. 1860—1886
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова, (бывшая М. Н. Лаврова и Ко) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1887.
О дѣлѣ Токарева.
править26-го минувшаго ноября въ V Департаментѣ Правительствующаго Сената происходило публичное засѣданіе по дѣлу о бывшемъ минскомъ губернаторѣ, тайномъ совѣтникѣ Токаревѣ, членѣ совѣта министра внутреннихъ дѣлъ, генералъ-лейтенантѣ Лошкаревѣ, бывшемъ управляющемъ государственными имуществами Минской губерніи, Севастьяновѣ, и минскомъ исправникѣ, полковникѣ Капгерѣ, «обвиняемыхъ въ превышеніи и бездѣйствіи власти». Резолюція Сената еще не объявлена. Сенатское судопроизводство не представляетъ той живой драмы, какая происходитъ въ уголовныхъ процессахъ нашихъ судовъ послѣ реформы 1864 г.; здѣсь, т. е. въ Сенатѣ, нѣтъ ни состязанія между обвинительною властью и защитой, ни всей той сценической обстановки, которая такъ потрясаетъ сердца слушателей и зрителей при новомъ судопроизводствѣ. Изъ обвиняемыхъ только одинъ г. Токаревъ пригласилъ защитника, который произнесъ довольно безцвѣтную рѣчь. Дѣло «докладывалъ» оберъ-секретарь Энденъ, и этотъ-то обширный докладъ былъ воспроизведенъ въ цѣломъ рядѣ NoNo нѣкоторыхъ нашихъ ежедневныхъ газетъ.
Но если внѣшняя сторона процесса лишена всякаго эффекта; если самый докладъ, дѣловой, сухой, безстрастный, можетъ показаться скучнымъ иному читателю, избалованному краснорѣчіемъ современныхъ нашихъ прокуроровъ, всегда преисполненныхъ, ex professo и чести званія ради, страстнаго обвинительнаго вожделѣнія; если самое опредѣленіе вины: «превышеніе и бездѣйствіе власти», ничего не говоритъ уму и сердцу читателя, ничего не живописуетъ; то тѣмъ эффектнѣе выступаетъ наружу внутреннее содержаніе доклада, тѣмъ сильнѣе его дѣйствіе на душу, тѣмъ рельефнѣе и выпуклѣе, въ этомъ канцелярски-безличномъ, спокойномъ изложеніи, выступаетъ обличеніе нашего административнаго строя. Нельзя не радоваться всѣмъ сердцемъ, читая постановленіе Комитета министровъ, который, узнавъ объ обстоятельствахъ дѣла, случайно раскрытыхъ V Департаментомъ Сената (при разсмотрѣніи одного побочнаго судопроизводства, имѣвшаго съ первымъ косвенную связь), ходатайствовалъ о преданіи суду вышеименованныхъ лицъ; нельзя не благословлять и память покойнаго Государя, уважившаго это ходатайство. «Строгое и законное отношеніе правительства къ подобнымъ дѣйствіямъ своихъ органовъ — такъ выразился Комитетъ — составляетъ прямую его обязаность и можетъ служить однимъ изъ самыхъ вѣрныхъ средствъ къ возвышенію необходимаго довѣрія къ правительству». «Разумѣется» — собственноручно написалъ противъ этихъ словъ въ комитетскомъ журналѣ, подчеркнувъ ихъ, покойный Государь, утверждая положеніе Комитета 8 декабря 1878 г.
Въ сущности же, — и это едвали имѣли въ виду члены Комитета министровъ, — отдавалась подъ судъ, вмѣстѣ съ лицами, самая система управленія, самый административный, не только строй, но и бытъ. Въ чемъ же дѣло?
Былъ совершенъ, даже не мѣстными только властями, но представителями высшей государственной власти, именемъ верховнаго правительства, денной грабежъ и разбой въ буквальномъ смыслѣ слова. Какъ это ни ужасно, но гораздо ужаснѣе и замѣчательнѣе именно то, что такое дѣяніе вовсе не носитъ на себѣ характера исключительности, вовсе не представляется чѣмъ-то необычайнымъ, какимъ-либо вопіющимъ противорѣчіемъ съ нашими административными нравами. Будь тайный совѣтникъ Токаревъ и генералъ Лошкаревъ изверги, злодѣи, выродки человѣчества, — все это дѣло представлялось бы только возмутительною случайностью, которую обобщать было бы, конечно, несправедливо; но ужасъ именно въ томъ, что по всему судя они — люди совсѣмъ обыкновенные, каковыхъ тысячи, общаго прежняго, чиновничьяго и генеральскаго пошиба, можетъ-быть даже въ своемъ родѣ «добрые малые». Мы не знаемъ ихъ лично, во изъ ихъ объясненій на докладѣ такъ и чувствуется, что ові даже какъ бы нѣсколько изумлены такимъ крутымъ отношеніемъ къ служебнымъ поступкамъ, которые, въ ихъ понятіяхъ и глазахъ, можно признавать развѣ лишь грустной ошибкой, прискорбнымъ недорагумѣніемъ, а ужъ никакъ не преступленіемъ уголовнымъ: и не такія-де дѣла сходил другимъ съ рукъ преблагополучно! И дѣйствительно: если бы этотъ процессъ происходилъ въ формѣ новаго судопроизводства, то адвокатъ могъ бы съ нѣкоторымъ правомъ развить въ своей защитительной рѣчи такую тему, что упомянутые подсудимые виноваты не лично, т. е. не индивидуальною, а виною — общею цѣлому ряду служебныхъ поколѣній, вскормленною вѣковымъ административнымъ преданіемъ, вошедшею въ кровь и плоть, и потому уже не тревожащею и совѣсть… Но разскажемъ вкратцѣ обстоятельства дѣла на основаніи сенатскаго доклада.
Минской губерніи, въ Пинскомъ уѣздѣ, въ мѣстечкѣ Логишинѣ жили себѣ мѣщане еще съ давнихъ временъ, спокойно владѣя своею землею, которая, по разсмотрѣніи древнихъ актовъ, т. е. дарованныхъ имъ польскими королями привилегій, была укрѣплена за ними, какъ за мѣщанами, высочайше утвержденнымъ мнѣніемъ Государственнаго Совѣта, изложеннымъ въ указѣ Сената 10 апр. 1828 года. Такъ пережили они и памятную для Минской губерніи эпоху польскаго мятежа, и даже первое время существовали люстраціонной коммиссіи, образованной въ 1865 году съ цѣлью провѣрки правъ поземельной крестьянской собственности и отобранія въ казну захваченныхъ разными владѣльцами государственныхъ земель. Извѣстно также, что въ видахъ предупрежденія той кровавой смуты, къ которой дало поводъ безумство многихъ помѣщиковъ польской національности, и ради тѣснѣйшаго соединенія этого древле-русскаго края съ остальною Россіей, признано было полезнымъ: усилить русское въ немъ землевладѣніе, для чего, между прочимъ, и передавать на льготныхъ условіяхъ свободные казенные земельные участки лицамъ русскаго происхожденія, преимущественно же русскимъ чиновникамъ въ награду за усердную службу. Мѣра въ политическомъ отношеніи дѣйствительно полезная; значеніе землевладѣнія въ борьбѣ національностей доказывается примѣромъ хоть бы Познани, ставшей едвали не самою благонадежною прусскою провинціей, благодаря переходу почти половины территоріи въ собственность коренныхъ Прусаковъ. Тѣмъ скорѣе, казалось, можно было бы ожидать успѣха отъ подобной мѣры у насъ, гдѣ между великорусскимъ землевладѣльцемъ и бѣлорусскимъ населеніемъ нѣтъ и не можетъ быть того племеннаго антагонизма, какой существуетъ въ Познани между Нѣмцемъ и Полякомъ. Однакоже эта территоріальная политика не принесла у насъ и сотой доли тѣхъ результатовъ, какими увѣнчалась она въ Пруссіи. Если прусское правительство и оказывало поддержку прусскому землевладѣнію, то въ видѣ временной ссуды для покупки польскихъ помѣстій, а ужъ конечно не на такихъ льготныхъ условіяхъ какъ у насъ, гдѣ участки земли доставались почти даромъ, а «даровому коню» — по выраженію Токарева, когда генералъ Потаповъ предложилъ ему земли логишинскихъ мѣщанъ, — «въ зубы не смотрятъ»! Тамъ, гдѣ Нѣмецъ прилагалъ къ землѣ трудъ, заводилъ раціональное хозяйство, вносилъ въ край, вмѣстѣ съ землевладѣніемъ, высшую культуру, — русскій помѣщикъ-чиновникъ, удостоившійся казенной благодати, смотрѣлъ на землю, какъ на даровую доходную статью, не налагавшую на него никакихъ обязанностей. Къ тому же Нѣмецъ, не только состоящій, но и несостоящій на государственной службѣ, всегда сознаетъ себя носителемъ національной государственной идеи, всегда служитъ своему отечеству, всегда одушевленъ патріотическимъ чувствомъ и радѣетъ не о своихъ личныхъ только, но и объ интересахъ своей прусской или германской національности. Прибавимъ кстати, предупреждая готовое обычное возраженіе, что онъ радѣлъ о нихъ никакъ не въ меньшей степени и до введенія конституціи… Русскій же чиновникъ… Но кому же не вѣдомо, что такое русскій чиновникъ въ томъ типическомъ образѣ, который выработало прошлое время, — что значитъ у насъ выраженіе: «чиновникъ въ душѣ!» Это — человѣкъ, у котораго ни убѣжденія, ни совѣсть не принимаютъ самостоятельнаго участія въ исполненіи служебныхъ обязанностей, отношеніе къ дѣлу почти всегда чисто формальное и внѣшнее, оживляемое если не корыстью, то усердіемъ къ «начальству», — а жизнь и люди, надъ чѣмъ упражняется его служба, — только безразличный, страдательный матеріалъ. Это человѣкъ казенный и орудіе казенщины. Сама же казенщина, — это понятіе, противополагаемое понятію жизни и всякой органической самодѣятельности, — есть продуктъ уже XVIII вѣка, чистѣйшій продуктъ того абстракта, той отрѣшенности отъ народной жизни, которая, съ реформою Петра, воцарилась въ С.-Петербургѣ, облеклась въ неограниченную власть и стала зиждущею, руководящею и всенаправляющею силою въ нашемъ государствѣ. Эта деспотическая отвлеченность, эта петербургская казенщина и могла породить только казенныхъ людей. У насъ теперь въ большомъ ходу слово «бюрократія»; въ ней усматриваютъ главную причину всѣхъ недостатковъ нашей администраціи. Но если подъ этимъ словомъ разумѣть преобладаніе въ администраціи письменнаго, условнаго, формалистическаго, а не живаго непосредственнаго отношенія къ жизни, то бюрократовъ не мало и между Нѣмцами, а про Францію и говорить нечего: это отечество административнаго бюрократизма. Его излишекъ, безъ сомнѣнія, является зломъ и тамъ, какъ и повсюду, но все же онъ не искажаетъ самый основной принципъ правительственной дѣятельности, не упраздняетъ національнаго самосознанія. У насъ же бюрократизмъ явился логическимъ послѣдствіемъ духовнаго отчужденія власти и всѣхъ «команду имѣющихъ» отъ жизни нашего отечества вообще, а Русскаго народа въ частности; можно сказать, что онъ сталъ по преимуществу орудіемъ антинаціональной стихіи въ сферѣ русскаго казеннаго управленія. Если прусскій чиновникъ, хотя и бюрократъ, проникнутъ сознаніемъ государственной задачи и національныхъ интересовъ своей страны, то нашъ чиновникъ, въ качествѣ казеннаго человѣка, или же вовсе чуждъ такого сознанія и къ задачамъ русскаго государства совсѣмъ равнодушенъ, или же (что часто бываетъ), отражая въ себѣ безнародность высшихъ казенныхъ сферъ, не разумѣя прямыхъ интересовъ своего народа и государства, дѣйствуетъ имъ рѣзко наперекоръ, какъ бы отъявленный врагъ. (О новѣйшемъ чиновникѣ-либералѣ поговоримъ когда-нибудь послѣ.)
Въ эпоху, къ которой относится дѣло о гг. Токаревѣ и Ко, — дѣятельность чиновниковъ въ Сѣверо-Западномъ краѣ отличалась особенно отрицательнымъ отношеніемъ къ интересамъ русской національности. Отчасти по собственному убѣжденію, отчасти слѣдуя направленію тогдашняго министра внутреннихъ дѣлъ и нѣкоторыхъ сановниковъ, имѣвшихъ въ то время наибольшее вліяніе на ходъ внутренней администраціи, — генералъ-губернаторъ Потаповъ исполнилъ съ своей стороны все, что отъ него зависѣло, къ поддержанію ослабѣвшей было въ краѣ польской стихіи и къ ослабленію мѣстной русской, народной. Онъ разогналъ всѣхъ сколько-нибудь порядочныхъ русскихъ людей, принесшихъ на государственную службу въ Бѣлоруссіи не одно чиновное усердіе, но и искреннее стремленіе послужить дѣлу русской народности. Само собою разумѣется, онъ подобралъ себѣ и слугъ вполнѣ къ нему подходящихъ. Къ разряду ихъ принадлежалъ и г. Токаревъ, бывшій сначала при немъ вице-губернаторомъ, а потомъ пересаженный имъ въ Минскъ въ званіи губернатора. Тѣмъ не менѣе задача «русскаго землевладѣнія» повидимому не была оставлена, но практиковалась уже не столько какъ мѣра политическая, въ видахъ уменьшенія территоріальной силы польской національности, сколько какъ способъ дешеваго поощренія «благонадежнымъ» чиновникамъ, и не столько на счетъ польскихъ помѣщиковъ, сколько на счетъ, слѣдовательно во вредъ, мѣстнаго русскаго населенія, т. е. изъ земель, отобранныхъ у мѣстныхъ русскихъ крестьянъ въ казну.
До 1870 г. логишинскіе мѣщане жили и владѣли спокойно, но въ этомъ году, уже при губернаторѣ Токаревѣ, все измѣнилось. Начальникъ люстраціонной коммиссіи, къ сожалѣнію недопрошенный за смертью, Леммергардъ, начинаетъ настаивать на отобраніи мѣщанской земли въ казну и передачѣ мѣщанъ въ вѣдѣніе управленія государственныхъ имуществъ, на основаніи какихъ-то странныхъ соображеній о недѣйствительности привилегій данныхъ польскими королями, и даже не справясь о томъ, нѣтъ ли какихъ иныхъ документовъ. Управляющій государственными имуществами, г. Севастьяновъ, подтверждаетъ съ своей стороны правильность подобнаго настоянія, также безъ всякой справки съ документами и вопреки протесту самихъ логишинскихъ мѣщанъ. Поводъ къ такому странному усердію обогатить казну чужою собственностью такъ и остался юридически не раскрытымъ, хотя показанія нѣкоторыхъ чиновниковъ, сослуживцевъ Севастьянова, и проливаютъ нѣкоторый свѣтъ. Изъ отбираемыхъ люстраціей земель составлялись участки, предназначаемые для раздачи на льготныхъ условіяхъ, а по словамъ упомянутыхъ чиновниковъ, г. Севастьянову и всѣмъ было извѣстно желаніе Токарева пріобрѣсть новый проектируемый логишинскій участокъ. Какъ бы то ни было, только люстраціонныя работы повелись съ необыкновенною быстротою; но и мѣщане не дремали. По словамъ сенатскаго доклада, мѣщане во время производства этихъ работъ, «подали цѣлый рядъ прошеній, жалобъ, донесеній и объясненій и люстраціонной коммиссіи и начальнику ея, и въ минское губернское по крестьянскимъ дѣламъ присутствіе, и минскому губернатору, т. е. г. Токареву, и даже въ Министерство государственныхъ имуществъ. Во всѣхъ этихъ бумагахъ мѣщане ссылались на высочайше утвержденное мнѣніе Государственнаго Совѣта, изложенное въ указѣ Сената 10 апрѣля 1828 г., но странное дѣло — никто и нигдѣ даже не подумалъ съ нимъ справиться) Вездѣ получили они отказъ, и даже въ Министерствѣ государственныхъ имуществъ, которое по одной изъ жалобъ входило даже въ сношеніе съ Министерствомъ внутреннихъ дѣлъ. Это послѣднее, разсмотрѣвъ жалобу въ „Земскомъ Отдѣлѣ“, выразило согласіе съ мнѣніемъ министра государственныхъ имуществъ и даже само объявило просителямъ, что признаетъ постановленіе минскаго губернскаго присутствія правильнымъ! Какъ видятъ читатели, въ учинившейся вопіющей неправдѣ приняли участіе цѣлыхъ два министерства: изъ дѣла однакожъ не видно, чтобы министры подвергли потомъ своихъ чиновниковъ какому-либо взысканію за подобное неряшливое, поверхностное, формальное отношеніе къ предмету такой важности, какъ лишеніе русскаго населенія (и гдѣ же? въ Западномъ краѣ!) его старинной земельной собственности! Само собою разумѣется, что если тутъ, со стороны министерскихъ чиновниковъ, и не было личныхъ пріятельскихъ услугъ своимъ людямъ, т. е. чиновникамъ своего вѣдомства, орудовавшимъ въ Минскѣ, то все же сказался обычай полагаться безъ критики на мѣстныя рѣшенія, подписанныя высшими мѣстными властями, а на жалобы смотрѣть какъ на бумаги, требующія не удовлетворенія по существу, но лишь формальной очистки. Но тогда не нужно бы и принимать жалобъ….
Между тѣмъ дома, въ Минской губерніи, дѣло обдѣлывалось шибко. 12 мая того же 1870 года г. Леммергардтъ проситъ формально минскаго губернатора объ оказаніи содѣйствія межевымъ чинамъ для отмежеванія, на основаніи люстраціи, логишинскихъ земель въ казну, а 9 сентября генералъ-губернаторъ Потаповъ, ни съ того ни съ сего, уже пишетъ г. Токареву, что, по дошедшимъ до него свѣдѣніямъ, изъ логишинской отбираемой въ казну земли долженъ образоваться продажный казенный участокъ до 2,000 десятинъ объемомъ, и онъ, Потаповъ, проситъ сообщить ему подробныя свѣдѣнія по сему предмету. Откуда произошла такая заботливость Потапова именно о Логишинѣ, а не о мѣстечкахъ Городнѣ, Нобелѣ и другихъ, гдѣ также происходила люстрація, неизвѣстно: мы съ своей стороны объясняемъ это тѣмъ, что г. Токареву въ Вильнѣ радѣли благопріятели. 25 ноября Токаревъ получаетъ формальное увѣдомленіе отъ мѣстной люстраціонной коммиссіи, что участокъ имѣетъ быть образованъ въ 2,600 десятинъ слишкомъ и оцѣненъ въ 8,200 р. (!), а уже 24-го, днемъ раньше, представилъ о томъ генералу Потапову. Но еще ранѣе этого самъ генералъ Потаповъ спросилъ Токарева по телеграфу: не желаетъ ли онъ получить логишинскій участокъ на извѣстномъ льготномъ основаніи? — любезность безпримѣрная, особенно если допустить объясненіе Токарева, что онъ ни о какомъ участкѣ не помышлялъ и только принялъ участокъ какъ неожиданную, непрошенную начальническую милость! Тѣмъ не менѣе, по полученіи отъ Токарева утвердительнаго отвѣта, а равно и всѣхъ нужныхъ свѣдѣній, генералъ Потаповъ отъ 10 декабря того же 1870 года сообщилъ министру государственныхъ имуществъ о томъ, что Токаревъ обратился къ нему съ ходатайствомъ о предоставленіи ему въ собственность логишинскаго участка; почему генералъ и просилъ исходатайствовать на сей предметъ высочайшее соизволеніе… А между тѣмъ — и это не можетъ не показаться страннымъ — люстраціонный актъ на участокъ даже еще и составленъ не былъ! окончательно же утвержденъ этотъ актъ министромъ государственныхъ имуществъ лишь черезъ годъ, въ ноябрѣ 1871 г., и какой же актъ? Актъ, въ силу котораго логишинскимъ мѣщанамъ оставлена только усадебная земля и выгонъ, тогда какъ остальныя принадлежащія имъ 2.600 десятинъ совокупнымъ дѣйствіемъ всѣхъ властей уже впередъ предназначены мѣстному губернатору!.. „Вотъ вамъ и русское правительство“ — безъ сомнѣнія шептали мѣщанамъ тамошніе Поляки, благословляя въ душѣ дѣйствовавшаго имъ на руку полонофильскаго генералъ-губернатора съ его клевретами! Развѣ это не денной грабежъ? Но это лишь цвѣточки.
Только въ началѣ 1874 года послѣдовало высочайшее повелѣніе о предоставленіи Токареву, въ видѣ награды за службу, логишинскаго участка Минской губ. за 14 т. р., т. е. по 5 р. съ небольшимъ за десятину. Въ мартѣ того же года начальникъ губерніи былъ введенъ во владѣніе этой мѣщанской землею, причемъ чиновничье угодничество проявилось въ томъ, что повѣреннымъ его превосходительства, при вводѣ, былъ одинъ Изъ членовъ губернскаго по крестьянскимъ дѣдамъ присутствія, тотъ самый, что докладывалъ логишинское дѣло въ присутствіи, слѣдовательно вполнѣ вѣдалъ его исторію; равномѣрно и въ томъ, что повѣреннымъ по управленію Токаревскимъ новымъ имѣніемъ и по всѣмъ взысканіямъ Токарева съ мѣщанъ явился пинскій уѣздный предводитель дворянства, баронъ Витте. Начальникъ губерніи, находя вѣроятно, что онъ заплатилъ за землю слишкомъ дорого, поручилъ сему барону потребовать у мѣщанъ чего онъ не жалъ и не сѣялъ, т. е. третьяка по мѣстному выраженію или ½ урожая озимаго хлѣба, засѣяннаго еще въ 1873 году. Мѣщане отказали, заявивъ, что всѣ проданныя Токареву земли — ихъ собственность; дѣло пошло къ мировому судьѣ, и, несмотря на то, что рѣшеніе его было мѣщанами обжаловано мировому съѣзду, судья выдалъ исполнительный листъ. Мѣщане не послушались и исполнительнаго листа, оказали сопротивленіе (13 октября 1874 г.) и вызванной мѣстною полиціей пинской уѣздной командѣ, несмотря на ея безвредные выстрѣлы и удары прикладами. Бунтъ! бунтъ! Черезъ день послѣ этого происшествія начальникъ губерніи уже доносилъ министру внутреннихъ дѣлъ о необходимости сослать административнымъ способомъ — главныхъ пятеро подстрекателей къ безпорядкамъ (въ томъ числѣ одного Петруковича, находившагося въ Петербургѣ повѣреннымъ отъ мѣщанъ по ихъ дѣлу о самой этой землѣ) и командировать кого-либо на мѣсто для возстановленія законности, такъ какъ ему, губернатору, лично-де заинтересованному въ дѣлѣ, это и не совсѣмъ удобно. Министръ внялъ ходатайству. Тотчасъ же, обязательно, разослалъ онъ указанныхъ ему пятерыхъ мѣщанъ (въ томъ числѣ и повѣреннаго) по равнымъ концамъ Россіи. Интересно, что въ то самое время, какъ часть подстрекателей, безъ всякаго суда и слѣдствія, подвергалась административной высылкѣ, — другую заключали подъ стражу и предавали, напротивъ, уголовному суду! Осужденіе послѣднихъ представлялось столь несомнѣннымъ, что о нихъ „лично заинтересованные“ и позабыли, о ходѣ такого пустаго дѣла и не заботились; а между тѣмъ именно это пустое, побочное дѣло, пройдя всѣ инстанціи, дошло въ слѣдующемъ году до V Департамента Сената и подало ему, какъ мы объяснили выше, поводъ обратить вниманіе I Департамента, а черезъ I Департаментъ и Комитета министровъ, на странность образа дѣйствій начальника губерніи.
Спѣшно командированный въ томъ же октябрѣ министромъ внутреннихъ дѣлъ на помощь къ Токареву для „водворенія законности“, членъ совѣта министра, генералъ-лейтенантъ Лошкаревъ возмнилъ, кажется, что вся его миссія заключается въ оказаніи любезности, дружеской услуги начальнику губерніи и въ поддержаніи „престижа“ его власти. По совѣщаніи съ Токаревымъ, юнъ мигомъ, какъ военный человѣкъ, сообразилъ планъ кампаніи и порѣшилъ исполнить ее быстро, энергически, разомъ. Вытребовалъ себѣ батальонъ пѣхоты, двѣ сотни казаковъ, снабдился минскимъ исправникомъ Капгеромъ, отрекомендованнымъ ему губернаторомъ въ качествѣ „энергическаго дѣятеля“, и въ сопровожденіи губернаторскаго чиновника особыхъ порученій, пинскаго уѣзднаго предводителя дворянства (онъ же и повѣренный губернатора) Витте и прочихъ мѣстныхъ чиновъ, — подошелъ съ своею грозною силою къ несчастному мѣстечку. Отряженный впередъ для переговоровъ съ мѣщанами, Каптеръ возвѣстилъ имъ, что идетъ генералъ съ войскомъ, и дано генералу право: ихъ, какъ бунтовщиковъ, закопать живыми, засѣчь, разстрѣлять, а потому имъ ничего не остается, какъ покориться. Перепуганные мѣщане смирились и выслали къ грозному генералу депутатовъ съ хлѣбомъ-солью. Его превосходительство, очевидно опытный въ произведенія эффекта, принялъ хлѣбъ-соль отъ Евреевъ, но отъ мѣщанъ не принялъ, такъ какъ они-де не платятъ „помѣщику“ Токареву третьяка, а онъ-де за этимъ третьякомъ и прибылъ. Затѣмъ, водворясь въ мѣстечкѣ и оцѣпивъ его кругомъ казаками, чтобы жители не разбѣжались, генералъ Лошкаревъ объявилъ, что по оцѣнкѣ, произведенной становымъ приставомъ, слѣдуетъ взыскать за треть урожая хлѣба (посѣяннаго еще прежде покупки Токаревымъ земли!) и отчасти за сѣно 12 тысячъ рублей, но по великодушію помѣщика и съ его согласія, генералъ сбавляетъ взысканіе до 5.000. Казалось бы, не трудно и призадуматься: точно ли законно притязаніе получить только за третьякъ озимаго и за сѣно, послѣ пяти мѣсяцевъ дѣйствительнаго владѣнія, 12 т. р., т. е. сумму почти равную заплаченной Токаревымъ за самое имѣніе (14 т. р.)? Да не только 12 т., но получить даже и 5.000 р., до которыхъ понизилась сердобольная взыскательность помѣщика и что составляло 35 % дохода съ цѣны имѣнія, — казалось бы немножко и много, — но разсуждать о подобныхъ несообразностяхъ было бы неделикатно, а деликатность, деликатность выше всего! Деликатный генералъ повелѣлъ мѣщанамъ (и притомъ „деликатно“, какъ показалъ при слѣдствіи губернаторскій чиновникъ особыхъ порученій), чтобъ 5,000 были взнесены во что бы ни стало въ теченія двухъ дней, а за исполненіемъ повелѣнія поручилъ наблюсти надежному исправнику Капгеру, уполномочивъ его принятъ для успѣха всѣ нужныя мѣры; самъ же величаво пребылъ на становой квартирѣ, ожидая результата.
Капгеръ принадлежалъ къ разряду тѣхъ „молодцовъ“, тѣхъ спеціалистовъ по части энергическаго усмиренія, которыхъ типъ, начиная съ Держиморды, вполнѣ извѣстенъ. Даже изъ сокращенныхъ въ докладѣ данныхъ видно, съ какимъ вкусомъ принялся онъ за исполненіе начальническаго приказа, за оправданіе губернаторской аттестаціи и генеральскаго довѣрія. Онъ предусмотрительно доставилъ еще заранѣе въ Логишино цѣлые возы розогъ, учредилъ въ одной избѣ коммиссію для полученія взносимыхъ денегъ и пріискалъ баню — для „порки“! Ночью же, вслѣдъ за пріѣздомъ Лошкарева, произведена была между мѣщанами раскладка всѣхъ 5000 рублей; на каждаго приходилось 25 р., которые каждый и обязанъ былъ непремѣнно лично взнести. Гдѣ взять денегъ? мѣстечко оцѣплено, выдти некуда; оставалось обратиться къ Евреямъ и брать взаймы — и изъ какихъ же процентовъ! отъ 60 до 160 % годовыхъ! — или же продавать имъ скотъ почти задаромъ… И все это вспѣхъ, еще въ виду наступавшаго черезъ день жидовскаго шабаша, когда уже и Евреямъ продать ничего нелмя. По единогласному показанію всѣхъ свидѣтелей, мѣщане не только не сопротивлялись, но даже не провинились ни однимъ грубымъ словомъ. Тѣмъ не менѣе Капгеръ, чувствовавшій потребность проявить энергію, неистовствовалъ даже и въ коммиссіи по сбору денегъ, ругательствами и няньками встрѣчая и провожая плательщиковъ. Если же кто объявлялъ, что денегъ у него нѣтъ, — „въ баню“! раздавалась команда Капгера, несчастнаго уводили для сѣченія, а становой приставъ и казаки отправлялись къ неплательщику на домъ и распродавали сами его имущество. „Посмотрите, какъ я дѣйствую, — не такъ ваши пинскія бабы“, заявилъ Капгеръ, минскій исправникъ, встрѣтившемуся ему судебному приставу, ласково увлекая его взглянуть на порку… Къ несчастію для Капгера, таковыхъ неплатильщиковъ было немного. Всего человѣкъ шесть семь или около того удалось ему подвергнуть истязанію, и изъ нихъ — трехъ отставныхъ солдатъ! „Никогда и на царской службѣ не подвергался я такоиу наказанію“, воскликнулъ одинъ такой воинъ, высѣченный съ двухъ сторонъ — въ награду за долгую службу Царю и Отечеству! За такой дерзкій возгласъ онъ былъ высѣченъ въ третій разъ. Недобранное съ бѣдныхъ донимали на болѣе зажиточныхъ. Даже и нищаго нѣмаго не пощадили, но — умилительная черта! — какъ ни мучительно пришлось всѣмъ мѣщанамъ, но нѣмой нищій собралъ тутъ же съ міра, Христа ради, 10 рублей и отнесъ ихъ къ Капгеру для уплаты мнимаго долга — помѣщику-губернатору… Долго хворали высѣченные; многіе изъ мѣщанъ совсѣмъ почти разорились.
И такой-то наѣздъ, съ которымъ могутъ сравниться только наѣзды баскаковъ, совершился не далѣе какъ семь лѣтъ тому назадъ, — и добро бы въ самомъ дѣлѣ татарскими баскаками, нѣтъ — членомъ совѣта одного изъ наиболѣе образованныхъ министровъ, заслуженнымъ генераломъ, при содѣйствіи и но настоянію тайнаго совѣтника Токарева, однимъ словомъ людьми, принадлежащими къ непослѣднему разряду русскаго общества, получившими образованіе, вѣроятно отлично трактующими объ европейской цивилизаціи, о гуманности и прогрессѣ, вѣроятно любезными, пріятными и несомнѣнно „деликатными“ собесѣдниками!..
Тріумфаторомъ, вполнѣ довольнымъ самимъ собою, возвратился генералъ Лошкаревъ въ Минскъ и вручилъ губернатору плодъ своего вымогательства, 5.474 рубля. Самодовольствомъ дышетъ его рапортъ министру, но вѣрный традиціямъ — обращать каждую командировку въ поводъ къ отличіямъ, — онъ съ широкою галантерейностью одолжилъ к всѣхъ: и губернатора, и его подчиненныхъ. О г. Токаревѣ выразился, что онъ ^благородно и тонко разграничилъ свое положеніе губернатора и помѣщика» и оказалъ «крайнюю снисходительность», ограничивъ свою претензію только вышеупомянутою суммой; похвалилъ затѣмъ «стройный порядокъ всего минскаго губернскаго управленія», новъ особенности превознесъ похвалами Капгера и просилъ для него награды венѣ правилъ". Простеръ напослѣдокъ свою любовность до того, что въ концѣ рапорта прибавилъ: «чиновникъ особыхъ порученій губернатора Жадринскій заслуживаетъ награды предъ всѣми»; а самъ этотъ Жадринскій показываетъ на слѣдствіи, что онъ ни во что не входилъ и ни чѣмъ не распоряжался, такъ какъ «въ качествѣ гражданскаго чиновника заботился только о генеральскомъ спокойномъ проѣздѣ и тому подобныхъ распоряженіяхъ». О сѣченіи же и способѣ взысканія генералъ въ донесеніи умолчалъ, представляя уплату денегъ почти добровольною, — результатомъ появленія войскъ и внушеній Капгера.
Все это, самый этотъ рапортъ, всѣ эти аттестаціи, эти взаимныя услуги высокопоставленныхъ чиновниковъ, все это въ высшей степени типично, даже самое то, что донесеніе написано недубоватымъ, какъ во времена оны, а современнымъ, чуть не литературнымъ слогомъ, просвѣщенныхъ чиновниковъ нашихъ дней. Министръ уважилъ ходатайство. Капгеръ, «за особую распорядительность при приведеніи логишинскихъ мѣщанъ къ повиновенію», награжденъ орденомъ Владиміра 4 степени. Самъ г. Токаревъ въ награду за ревностную службу получилъ въ апрѣлѣ 1876 г. звѣзду Св. Владиміра 2 степени.
Какимъ образомъ получилъ онъ эту высочайшую награду, можно только недоумѣвать, потому что еще въ 1875 году, чуть не за полгода до награды, V Департаментъ Сената, разсмотрѣвъ дѣло о сопротивленіи оказанномъ логишинскими мѣщанами Пинской уѣздной командѣ и рѣшивъ его вмѣненіемъ крестьянамъ въ наказаніе ихъ долговременнаго содержанія подъ стражей, передалъ I Департаменту на разсмотрѣніе дѣйствія минскаго губернатора: результатомъ этого сенатскаго постановленія и ф явилось настоящее дѣло. Въ слѣдующемъ же 1876 г. Минская Палата уголовнаго и гражданскаго суда, разсмотрѣвъ дѣло о землѣ по иску, предъявленному мѣщанами м. Логишина, признала, на тѣхъ же самыхъ основаніяхъ, какія уже имѣлись въ виду и минскихъ административныхъ властей и обоихъ министерствъ, право мѣщанъ на землю несомнѣннымъ, и постановила; купчую крѣпость выданную на имя Токарева, уничтожить. Это рѣшеніе подтверждено вполнѣ и рѣшеніемъ Общаго Собранія Правительствующаго Сената.
За что же претерпѣли такія тиранническія истязанія логишинскіе мѣщане, за что подвергались такому насилію съ боемъ и грабежомъ? За что 25 человѣкъ изъ нихъ мучились около года въ тюрьмѣ, а 5 человѣкъ бѣдствовали въ ссылкѣ по разнымъ отдаленнымъ угламъ Россіи? За что съ* чены такъ позорно и жестоко мнимые неплательщики? Пусть земля, такъ явно неправо у нихъ отнятая, будетъ имъ возвращена; пусть возвратятъ имъ и деньги, выколоченныя изъ нихъ генераломъ Лошкаревымъ, и третьякъ, уплаченный ими въ натурѣ губернатору Токареву въ 1875 и 76 годахъ… Но кто уплатитъ имъ убытки, понесенные при Лошкаревскомъ вымогательствѣ чрезъ продажу скота за полцѣны, чрезъ уплату жидовскихъ Жидамъ процентовъ, кто воздастъ имъ за побои, сѣченіе, за всѣ обиды и муки? И одни ли логишинскіе мѣщане въ такомъ положеніи? Эти мѣщане оказались только энергичнѣе другихъ, и не будь уголовнаго дѣла о сопротивленіи, можетъ-быть не преданы были бы суду гг. Токаревъ и Ко!
Не знаемъ, какая участь постигнетъ виновныхъ по резолюціи V Департамента. Г. Токаревъ въ оправданіе свое утверждаетъ, что земли онъ себѣ не просилъ, а ему ее дало начальство, и что въ правѣ на землю онъ не могъ сомнѣваться, такъ какъ протесты мѣщанъ были отвергнуты всѣми подлежащими мѣстными учрежденіями и двумя министерствами. Генералъ Лошкаревъ сваливаетъ вину истязаній на Капгера, увѣряя, что онъ ихъ даже и не подозрѣвалъ, а Капгеръ сваливаетъ, и кажется съ большею основательностью, вину на самого генерала, обязаннаго знать подробности дѣла, для котораго пріѣзжалъ, уполномочившаго его на всякія мѣры и представившаго его къ наградѣ… (Характеристичны и эти награды, — это вѣчное дешевое злоупотребленіе милостями Монарха!)
А вѣдь можетъ-быть и дѣйствительно въ этомъ вопіющемъ дѣлѣ никто изъ вышеименованныхъ лично очень-то и не виноватъ: развѣ лишь въ нѣкоторомъ «бездѣйствіи» или «нерадѣніи власти»…. Кто же виноватый?
Весь нашъ административный строй, режимъ, система — назовите какъ хотите. Онъ отданъ подъ судъ. Его и надо казнить… О, какъ хотѣлось бы вообще, чтобы Верховная власть вспомнила свое настоящее призваніе быть грозой на воровъ и злодѣевъ, именно и преимущественно въ ряду своихъ слугъ! Какъ долго недоставало этой грозы и какъ нужна она, какъ разрѣдила бы, очистила бы нашъ растлѣнный и растлѣвающій воздухъ! Гроза не исключаетъ случаевъ милости — этой великой привилегіи престола, но милость не слабосердечіе… Впрочемъ, не на лица только долженъ обрушиться благодѣтельный гнѣвъ, а пуще всего — на это казенное бездушіе, эту казенную отвлеченность, это низкое человѣкоугодничество, на всю эту подлость и пошлость, — на эту безгласность, эту нѣмоту, эту темь, которыя такъ благопріятны для распложенія гадовъ, такъ гибельны для населенія и которыя въ казенныхъ донесеніяхъ живописуются словами: «все обстоитъ благополучно»… Покаяніе я возрожденіе — вотъ что нужно намъ всѣмъ, сверху и до низу, намъ, изолгавшимся до мозгу костей, — и такого призыва, мощнаго, властнаго, ждетъ не дождется Россія!