О біографическомъ похвальномъ словѣ г-жѣ Сталь-Гольстейнъ 1)
править1822.
правитьВяземскій П. А. Полное собраніе сочиненій. Изданіе графа С. Д. Шереметева. T. 1.
Спб., 1878.
1) Похвальное слово писано П. Габбе, который служитъ въ гвардейскомъ Литовскомъ полку въ Варшавѣ.
Прозаическія сочиненія со дня на день становятся у насъ рѣже и рѣже. Проза наша сдѣлалась какимъ-то тяжебнымъ языкомъ въ литтературѣ. Многіе за прозу только съ тѣмъ и принимаются, чтобы поговорить о себѣ, о своихъ правахъ на общее вниманіе, совершать память по стихотвореніямъ давно забытымъ публикою незлопамятною, увѣрять ее, что напрасно она этихъ стиховъ не затвердила (а что стишки по чести хороши), что напрасно не признаетъ она авторомъ того, который выше себя не признаетъ никакого автора; однимъ словомъ: многіе пишутъ прозою однѣ аппеляціи на общее мнѣніе, которое обыкновенно остается при первомъ своемъ приговорѣ, и не увлекается бурными порывами надменности необыкновенной, ходатайствующей за дарованіе весьма обыкновенное. Мы въ этомъ отношеніи сдѣлали большіе обратные успѣхи противъ того времени словесности, которое можетъ у насъ почитаться младенчествующимъ въ разсужденіи усовершенствованія языка. Въ прежніе годы менѣе говорили о себѣ, но, хорошо или худо, болѣе о предметахъ достойныхъ общаго вниманія. Розысканіе и объясненіе причинъ, отъ коихъ словесность наша отстаетъ, и какъ будто чуждается главнаго направленія умовъ остепенявшяхся и болѣе прежняго склонныхъ въ размышленіямъ, можетъ быть весьма любопытнымъ: этотъ трудъ обнаружилъ бы многія полезныя истины, скрывающіяся теперь подъ спудомъ. Тѣмъ болѣе сочиненіе, одушевленное занимательностію Европейскою, и имѣющее цѣлію воздать дань признательности и уваженія въ писательницѣ знаменитой и едва ли не первое мѣсто занимавшей посреди современниковъ, есть явленіе утѣшительное и заслуживающее поощрительное вниманіе. Еще новое пріобрѣтаетъ оно право на уваженіе наше, когда узнаемъ, что настоящимъ сочиненіемъ обязаны мы досугамъ молодаго офицера, умѣющаго, при тяжкихъ повинностяхъ дѣятельности воинской, удѣлять часы на полезные труды дѣятельности умственной и душевной.
Біографическое похвальное слово г-жѣ Сталь-Гольстейнъ можетъ служить пріятнымъ чтеніемъ для людей, требующихъ отъ книги впечатлѣній на мысли и чувства. Одинъ выборъ предмета уже означаетъ намъ мыслящаго писателя: чтеніе утверждаетъ насъ въ справедливости вашего предположенія. Вольтеръ сожалѣетъ о людяхъ, не имѣющихъ ума своихъ лѣтъ, но люди, не имѣющіе ума своего вѣка, еще болѣе жалки и смѣшны. Сочинитель Біорафическаго похвальнаго слова чувствовалъ, что право на вниманіе не покупается теперь цѣгою нѣсколькихъ литтературныхъ пустоцвѣтовъ, пртзрѣнгыхъ гостеррітмствомъ журналовъ, но становится наградою за труды полезные я имѣющіе, такъ сказать, внутренній видъ. Нынѣ можно стихами безобразными и противуестественными, и самолюбіемъ имъ равнымъ, добиться до славы Тредьяковскаго и видѣть въ смѣхѣ современниковъ вѣрное поручительство грядущаго смѣха потомства, но нельзя, подобно маркизу Вильету, или князю Хованскому, получить право гражданства въ области словесности за пару пріятныхъ страничекъ. Вѣнцы репейниковъ также язвительны и неизмѣнны, какъ прежде; но вѣночки искусственные розъ скоро линяютъ и обрываются.
Г-жа Сталь первая изъ женщинъ писала мужественнымъ перомъ, я, не довольствуясь очаровывать воображеніе и растрогивать сердце, она хотѣла владычествовать надъ разсудкомъ и успѣла похитить господство, обыкновенно отказываемое писателямъ ея пола. «Однимъ изъ незабвенныхъ феноменовъ нашего времени, говоритъ біографъ, было появленіе на поприщѣ писателей жены, великой своимъ геніемъ, прекрасной своею душею»! И безъ сомнѣнія они незабвенны: слѣды, ею проложенные, глубоко врѣзались на почвѣ Французской литтературы, и вліяніе ея на умы и души современниковъ принадлежитъ исторіи.
Въ жизни великаго писателя творенія его бываютъ обыкновенно главнымъ дѣйствіемъ: дѣянія примыкаютъ къ нимъ и составляютъ цѣлое, которое тогда только бываетъ изящно и совершенно, когда правила исповѣдуемыя согласны съ правилами исполняемыми, и когда слово бываетъ заодно съ дѣломъ. Соблюденіе сего условія было свято исполняемо авторомъ Обозрѣнія революціи. Вся жизнь ея была краснорѣчивымъ дополненіемъ въ краснорѣчивымъ твореніямъ. Біографъ останавливаетъ наше вниманіе на каждомъ ея произведеніи, и указываетъ въ нихъ постепенно вмѣстѣ съ тѣмъ исполинское развитіе дарованія, еще въ юныхъ лѣтахъ разсѣяній и обольщеній уже возмужавшаго къ размышленію и глубокомыслію. Характеристики ея сочиненій кратки, но разительны, живы и вѣрны. «Главная цѣль онаго, говоритъ біографъ о твореніи Германія, научить Французовъ терпимости въ отношеніи къ мнѣніямъ философическимъ и литтературнымъ, какъ писатели прошедшаго вѣка обращали оную въ различію вѣроисповѣданій». — Въ сужденіи о книгѣ Обозрѣніе Французской революціи замѣчаетъ онъ весьма справедливо искусство г-жи Сталь отгадывать душу описываемаго человѣка. «Часто по одному слову, говоритъ онъ, по одному движенію заставляетъ г-жа Сталь отгадывать душу описываемаго человѣка. Кто, прочтя ея твореніе, не согласится, что Мирабо не доставало добродѣтели, Наполеону великодушія»? — искусство ея въ этомъ отношеніи столь превосходно, что Прадтъ, въ книгѣ: Европа и Америка, рѣшительно утверждаетъ, что, кромѣ г-жи Сталь, никто не былъ бы въ состояніи написать вѣрный и полный портретъ Наполеона. Память о личныхъ неудовольствіяхъ не затмила бы въ глазахъ ея свѣтильника истины и безпристрастія и отдѣленная (говоритъ Прадтъ) отъ человѣка, на коего, казалось ей, была она въ правѣ жаловаться, въ присутствіи исторіи и потомства, не менѣе о своей, сколько о славѣ подлинника своего заботливая, она въ изображеніи своемъ допустила бы только тѣ краски и черты, кои сама исторія допустить и извинить можетъ! Она отстранила бы первые памятники, оставленные намъ болѣе горестію ея, чѣмъ разсудкомъ (Прадтъ говоритъ здѣсь о десятилѣтнемъ изгнаніи). Освободясь такимъ образомъ отъ препонъ, налагаемыхъ человѣчествомъ и на разумъ возвышенный, геній ея увеличился бы въ присутствіи генія ей предстоявшаго: тогда развернула бы она все свое богатство, и можетъ быть отъ усилій своихъ нашла бы въ себѣ руду блестящую и новую, которая осталась утраченною для нея самой и для свѣта".
Біографъ возстаетъ противъ критикъ, которыя и хвалятъ и охуждаютъ въ одно время. "Мнѣ кажется, продолжаетъ онъ, надлежитъ спросить себя съ искренностію: какое дѣйствіе производитъ на ною душу такая книга, такая картина, такая музыка? Если оно благодѣтельно, то къ чему находить въ немъ ошибки? Цѣлое васъ плѣняетъ, и вы столь неблагодарны, что отыскиваете недостатки въ частяхъ его*. Признаюсь, не могу раздѣлить оптимизмъ нашего біографа. Мнѣ кажется, что, не измѣнивъ благодарности, и, напротивъ того, долгъ благодарности исполняя, можно съ чувствомъ благонамѣреннымъ замѣтить автору хорошей книги погрѣшности, которыя въ нее вкрались. Ослѣпленная снисходительность посторонняя такъ же пагубна, какъ и собственное слѣпое самолюбіе. Замѣчанія справедливыя, предлагаемыя автору въ предостереженіе, полезны какъ для него, такъ и для самаго искусства. Однѣ придирки раздражительной посредственности и надменности ничтожной не приносятъ въ словесности никакой пользы и заслуживаютъ одно презрѣніе. И такъ, вопреки мнѣнію біографа, позволяю себѣ замѣтить ему, что въ его книгѣ встрѣчаются иногда выраженія надутыя и неправильныя. Слогъ его, мѣстами, носитъ доказательства, что авторъ не только прилежно учился красотамъ своего подлинника, но слѣдуетъ и самымъ его погрѣшностямъ. Еще сожалѣть должно, что біографъ не болѣе распространилъ свое сочиненіе: иныя черты его списка едва только означены, другія въ немъ и вовсе пропущены. Многихъ авторовъ укорить можно въ томъ, что они заговариваются: его, что онъ многаго не договариваетъ. Умъ любитъ просторъ, говоритъ Русская пословица. Источники, изъ коихъ могъ біографъ почерпать свѣдѣнія о жизни г-жи Сталь, предлагали ему богатыя средства: г-жа Некеръ-де-Сосюръ въ Опытѣ о характерѣ и твореніяхъ ея и Реньо въ книгѣ: Духъ г-жи Сталь могли служить ему надежными путеводителями.