(*) Сей отрывокъ въ переводѣ доставленъ Обществу Любителей Россійской Словесности, учрежденномъ при Ярославскомъ демидовскомъ училищѣ, однимъ изъ прежде бывшихъ жителей города Ярославля, нынѣ имѣющимъ пребываніе свое въ С. П. Бургѣ.
Всѣ важныя послѣдствія реформаціи произошли отъ причинъ, по видимому случайныхъ и вовсе незначительныхъ. При вступленіи Льва X на Папскій престолъ церковные финансы были въ худомъ состояніи, — слѣдствіе обширныхъ плановъ, которымъ предавались честолюбивые предшественники его, Александръ VI и Юлій II. Новый Папа, отъ природы расточительный и предпріимчивый, былъ неспособенъ къ той строгой, терпѣливой бережливости, какая нужна въ подобныхъ обстоятельствахъ. Напротивъ, его стараніе о возвышеніи своего Дома, его склонность къ блеску и роскоши, его щедрость съ какою награждалъ искусства и науки, каждый день требуя новыхъ издержекъ, приводили финансы часъ отъ часу въ большее разстройство. Левъ X немогъ неупотреблять всѣхъ средствъ какія въ то время были изобрѣтаемы духовенствомъ для умноженія своихъ доходовъ. Римская церковь учила, что святые угодники имѣютъ великій остатокъ отъ добрыхъ дѣлъ, нужныхъ для собственнаго ихъ спасенія; что сіи добрыя дѣла вмѣстѣ съ безконечными заслугами Іисуса Хріста неистощимы; что они находятся въ распоряженіи Св. Петра и его преемниковъ — Папъ; что Папы могутъ раздавать ихъ за нѣкоторую сумму всѣмъ, кто желаетъ или для отпущенія своихъ грѣховъ, или для избавленія чужой имъ любезной души отъ мукъ чистилища (purgatarium). Сіи отпущенія, извѣстныя подъ именемъ индульгенцій, изобрѣтенныхъ въ XI столѣтіи Урбаномъ II для награды воиновъ, предпринимавшихъ богоугодный походъ въ Святую Землю. Потомъ они распространены на всѣхъ, кто нанималъ воина для сего же похода; потомъ на всѣхъ, кто нежалѣлъ денегъ для какого нибудь благочестиваго дѣла, Папой назначеннаго, Юлій II распространилъ ихъ на всѣхъ, кто давалъ деньги на строеніе церкви Св. Петра въ Римѣ; и Левъ X, продолжая сіе величественное, безчисленныхъ издержекъ требующее сооруженіе, употреблялъ то же средство для той же цѣли.
Право объявлять отпущенія въ Германіи и вмѣстѣ участвовать въ сопряженныхъ въ тѣмъ выгодахъ было дано Майнцкому Курфирсту и Магдебургскому Архіепископу Алберту, который съ своей стороны для мѣлочной продажи ихъ въ Саксоніи избралъ Тетцеля, Домниниканскаго монаха, неимѣвшаго никакой нравственности, но отличнаго дѣятельнымъ умомъ и шумнымъ, для простаго народа пріятнымъ краснорѣчіемъ. При помощи монаховъ своего ордена Тетцедь исполнялъ порученіе съ великимъ стараніемъ и успѣхомъ, но безъ умѣренности, безъ благоразумной осторожности. Превознося благодѣтельную силу отпущеній и назначая за нихъ цѣну самую малую, онъ распространилъ торговлю свою далеко среди легковѣрнаго народа; но безразсудныя обѣщанія и низкіе поступки должны были произвести всеобщее неудовольствіе. Государи и дворянство не могли видѣть безъ негодованія, что ихъ вассалы подвергаются бѣдности для обогащенія расточительнаго Папы. Люди благочестивые сожалѣли о невинномъ заблужденій народа, который надѣясь на прощеніе грѣховъ; обѣщанное за деньги, не думалъ, что ему нужна истинная вѣра и ея святыя добродѣтели. Самыя слабыя души смущались поведеніемъ Тетцеля, который вмѣстѣ съ своими товарищами, раздавателями отпущеній, употреблялъ на пьянство, на игру и на другія безчинства тѣ деньги, за которыя народъ съ добрымъ намѣреніемъ покупалъ у него вѣчное блаженство; — наконецъ всѣ осмѣлились желать, чтобы прекращена была торговля, столъ вредная для общества и столь пагубная для самой вѣры. —
Такъ благоприятны были обстоятельства, такъ расположены были умы Германцовъ; они уже готовы были слушать Мартына Лютера, когда онъ явился на сцену съ своими сомнѣніями о силѣ индульгенцій, и съ своими строгими примѣчаніями о порочной жизни и ложномъ ученіи монаховъ, раздававшихъ сіи отпущенія. — Лютеръ родился въ Саксонскомъ городѣ Ейелебенѣ, въ состояніи бѣдномъ; но имѣлъ воспитаніе ученое и еще въ школѣ показалъ необыкновенную твердость и остроту ума. Его душа была настроена къ мрачнымъ впечатлѣніямъ; онъ всегда предавался какой-то священной меланхоліи; любилъ уединеніе и строгую жизнь монашескую. Онъ удалился въ Августинскій монастырь, невнимая прозьбамъ родственниковъ и друзей, хотѣвшихъ остановить его въ предприятіи, которое почиталъ угоднымъ Богу, и совершенно посвятилъ себя сему ордену. Тутъ приобрѣлъ онъ отъ всѣхъ монаховъ великое уваженіе и своимъ благочестіемъ и своею любовію къ наукамъ и своимъ неутомимымъ упражненіемъ. Онъ имѣлъ лучшихъ учителей въ Схоластической Философіи и Богословіи, которыя тогда процвѣтали; — ему нестоило никакого труда понять ихъ тонкосит и раздѣленія; во его разумъ, отъ природы здравый, презирающій все безполезное, скоро наскучилъ ими. Лютеръ обратился къ Священному Писанію; въ немъ искалъ основательныхъ свѣдѣній и благочестія. Онъ нашелъ въ своемъ монастырѣ рукопись Библіи; оставивъ другія упражненія, предался чтенію сему съ такою охотою и неутомимостію, что привлекъ на себя удивленіе всѣхъ монаховъ, незнавшихъ его источника идей богословскихъ. Его великіе успѣхи отъ сего необыкновеннаго упражненія увеличили славу и его непорочной жизни и его учености, такъ что Фридерикъ, Саксонскій Курфирстъ, основавшій въ Виттенбергѣ, своей столицѣ, университетъ, сдѣлалъ его Профессоромъ сначала Философіи, потомъ Богословіи, и Лютеръ почитался лучшимъ украшеніемъ сего ученаго общества.
Лютеръ былъ уже на верху своей славы и обладалъ всею народною довѣренностію, когда Тетцель явился съ индульгенціями въ окрестностяхъ Виттемберга, и началъ проповѣдывать ту же воображаемую ихъ силу, которой слѣпо вѣрилъ непросвѣщенный народъ въ другихъ мѣстахъ. Тетцель имѣлъ успѣхи чудесные; ибо мракъ невѣжества еще покрывалъ Саксонію, подобно другимъ странамъ Германіи. Лютеръ страдалъ при видѣ столь гнуснаго, обмана съ одной стороны, и столь слѣпаго заблужденія съ другой; онъ уже не вѣрилъ тому, что объ отпущеніяхъ говорилъ Ѳома Аквинасъ и другіе Схоластическіе ихъ защитники, ибо Священное Писаніе, которой началъ онъ признавать великимъ правиломъ богословскихъ истинъ, неоправдывало ихъ системы, разрушающей и вѣру и нравственность. Лютеръ, съ пылкимъ и стремительнымъ умомъ, немогъ ни скрывать долго сей новой столь важной мысли, ни оставаться безмолвнымъ свидѣтелемъ заблужденія; въ какомъ находились его соотечественники. Въ большой Виттембергской церкви съ каѳедры произнесъ онъ жестокія жалобы на развратъ и пороки монаховъ, раздающихъ индульгенціи, дозволилъ себѣ обратить испытательный взоръ на самую ихъ теорію, и доказывалъ, что опасно полагаться на другія средства для своего спасенія, кромѣ тѣхъ, которыя предлагаетъ намъ самъ Богъ въ Св. Писаніи. Столь новая смѣлость его мыслей привлекла все вниманіе и довѣренность къ его ученымъ и нравственнымъ достоинствамъ, а простое, убѣдительное краснорѣчіе сообщили имъ такую силу, которая произвела въ слушателяхъ глубокое впечатлѣніе. Ободренный счастливымъ началомъ, онъ описалъ Майнцкому Курфирсту и Магдебургскому Архіепископу Алберту, которому была подвластна сія часть Саксоніи, въ самыхъ живыхъ краскахъ и ложную проповѣдь и развратную жизнь проповѣдниковъ, продающихъ отпущенія; но сей духовный вельможа имѣлъ слишкомъ большія выгоды: отъ ихъ успѣха, и нехотѣлъ прекратить злоупотребленія. Второе покушеніе Лютера было привлечь ученыхъ мужей на свою сторону. На сей конецъ издалъ онъ 95 Предложеній, заключающихъ въ себѣ мысли его объ индульгенціяхъ. Не приписывая имъ истины совершенной, никакому сомнѣнію неподверженной, но признавая ихъ только достойными ученыхъ состязаній, онъ назначилъ день и приглашалъ Богослововъ къ сему спору на словахъ, или посредствомъ писемъ. Онъ заключилъ свои листки торжественнымъ увѣреніемъ въ благоговѣніи къ Апостольской церкви и въ совершенной покорности ея верховной власти. Никто не явился для споровъ; но Предложенія разлились съ непонятною быстротою по всей Германіи; каждый читалъ ихъ съ жадностію, и всѣ удивлялись смѣлости человѣка, который хочетъ сомнѣваться въ Папскомъ могуществѣ и даже начинать войну противъ Доминикановъ, вооруженныхъ всѣми ужасами инквизиторской власти.
Монахи Св. Августина, къ числу которыхъ принадлежалъ самъ Лютеръ, нимало не останавливали его въ обнародованіи сихъ необыкновенныхъ мнѣній; ибо во первыхъ велико было уваженіе, которое они имѣли къ его добродѣтелямъ и учености; далѣе, Лютеръ говорилъ о Папѣ съ величайшимъ почтеніемъ, н говорилъ непритворно; наконецъ но причинѣ всегдашней вражды между братіями разныхъ орденовъ, монахи Августинскіе радовались порывамъ Лютера противъ монаховъ Доминиканскихъ, и надѣялись, что Лютеръ унизитъ ихъ и поселитъ въ народѣ ненависть къ нимъ и презрѣніе. Саксонскій Курфирстъ, одинъ изъ благоразумнѣйшихъ Германскихъ Государей, примѣчалъ съ удовольствіемъ, что Лютеръ, его подданный, противится успѣхамъ индульгенцій. Онъ тайно ободрялъ его усилія, будучи въ тѣхъ мысляхъ, что вражда и споры между самымъ духовенствомъ послужатъ для Государей щитомъ отъ корыстолюбивой дерзости Римскаго Двора, съ которымъ всѣ Государи давно боролись безъ успѣха.
Скоро возстали противъ Лютера богословы и защищали съ жаромъ систему, на которой основывалось богатство и могущество Римской церкви. Тетцель издалъ во Франкфуртѣ на Одерѣ свои предложенія, въ которыхъ оспоривалъ его мнѣнія; Екцій, славный Ѳеологъ. Авгсбургокій, также старался опровергать ихъ; а Доминиканъ Пріеріасъ, начальникъ Св. Палаты и Генералъ-Инквизиторъ, писалъ противъ нихъ со всею ядовитостію схоластическихъ спорщиковъ сего времени. Но способъ, принятый ими, послужилъ къ ихъ же вреду. Лютеръ имѣлъ на своей сторонѣ доказательства, основанныя на разумѣ, или почерпнутыя въ Св. Писаніи; а они ничего, т. е. одни мнѣнія схоластическихъ сочинителей, правила церковнаго канона, или опредѣленія Папскія. Рѣшенія судей столь пристрастныхъ, имѣющихъ такія причины къ пристрастію, были неудовлетворительны для народа, который начиналъ сомнѣваться даже въ своихъ почтенныхъ пастыряхъ, видя ихъ совершенное противорѣчіе и здравому разуму и слову Божію,
Между тѣмъ какъ новое Лютерово ученіе волновало всю Германію, Римскій Дворъ не обращалъ на него вниманія и не показывалъ ни малѣйшаго безпокойства. Левъ Х, занятый искусствами и науками, преданный роскоши, увлеченный великими планами политики, чуждый богословскихъ споровъ, и способный презирать ихъ, былъ совершенно равнодушенъ къ ничтожному монаху, который въ глубинѣ Германіи велъ варварскіе споры на варварскомъ языкѣ. Ни онъ не опасался, ни самъ Лютеръ не воображалъ, чтобы слѣдствія сихъ споровъ были столь пагубны для Папскаго могущества. Левъ приписывалъ весь шумъ враждѣ и зависти монашеской; онъ, кажется, не хотѣлъ принимать участія въ немъ, и оставилъ обѣимъ сторонамъ продолжать между собою войну, ни для кого, какъ онъ думалъ, не опасную.
Домогательства противниковъ, которые были уже слишкомъ раздражены смѣлыми и жестокими отвѣтами Лютера на ихъ сочиненія, также важные успѣхи его мнѣній въ разныхъ странахъ Германіи, на конецъ возбудили вниманіе Римскаго Двора и заставили Папу принять мѣры. Онъ видѣлъ, что не льзя уже болѣе презирать столь опаснаго неприятеля церкви, и далъ повелѣніе, чтобы Лютеръ въ 60 дней явился въ Римѣ къ Аудитору Палтшы, тому самому Пріеріасу, который писалъ на него опроверженіе, Пріеріасу поручено было изслѣдовать и произвести судъ надъ ученіемъ Лютера. Папа въ то же время просилъ Саксонскаго Курфирста неоказывать покровигельства человѣку, который оскорбляетъ своими критическими и безобразными правилами души благочестивыя; наконецъ онъ предписалъ Августинскому Провинціалу употребить зависящую отъ него власть для укрощенія безразсуднаго, гордаго монаха, который дѣлаетъ безчестіе цѣлому ордену, нарушаетъ покой и оскорбляетъ всю церковь.
По тону сихъ повелѣній и писемъ, также по назначенію судьи столь пристрастнаго, какъ Пріеріасъ, Лютеръ легко могъ видѣть, какой приговоръ ожидалъ его въ Римѣ. Не скрывая своихъ чувствъ, онъ съ твердостію говорилъ о желаніи своемъ, чтобы его дѣло было разсмотрѣно въ Германіи Трибуналомъ, менѣе подозрительнымъ. Виттембергскій Университетъ, съ горестію угадывая, въ какомъ опасномъ положеніи находится человѣкъ, дѣлающій ему столько чести, представилъ Папѣ разныя причины, непозволяющія Лютеру ѣхать въ Римъ, и просилъ поручить судъ надъ нимъ людямъ ученымъ и достойнымъ общей довѣренности въ Германіи. Курфирстъ открылъ тѣ же мысли Папскому Легату на Аугсбургскомъ Сеймѣ. Лютерова письмо къ Папѣ было исполнено покорности и увѣреній въ неограниченномъ повиновеніи его волѣ; ибо онъ въ сіе время совсѣмъ еще не помышлялъ спорить о верховной Папской власти, и даже ни мало не сомнѣвался въ ея небесномъ происхожденіи. Все сіе склонило Папу къ снисхожденію. Онъ приказалъ своему Легату въ Германіи выслушать Лютеру и рѣшить его дѣло. Ето былъ Кардиналъ Каіетанъ, изъ Доминиканскаго ордена, сильный схоластическою ученостію и совершенно преданный Папскому престолу.
Если Лютеръ имѣлъ основательную причину не принимать судьи, который принадлежалъ къ открытымъ врагамъ его; то онъ нимало неколебался, когда вмѣсто Пріеріаса былъ назначенъ Каіетанъ. Получивъ императорскую опасную грамату, незамедлилъ онъ явиться въ Аугсбургѣ. Кардиналъ принялъ его съ должнымъ уваженіемъ, и прежде всего старался обольстить его кротостію; но почитая униженіемъ для себя открывать споръ по формѣ съ человѣкомъ столь неважнымъ, онъ прямо потребовалъ, именемъ верховной Апостольской власти, чтобы Лютеръ призналъ торжественно свое заблужденіе касательно индульгенцій и сущности исповѣданія, и чтобы нераспространялъ никакихъ новыхъ опасныхъ мнѣній. Будучи совершенно увѣренъ въ ихъ истинѣ, притомъ имѣя на ихъ сторонѣ людей, извѣстныхъ своею ученостію и благочестіемъ, Лютеръ удивился, что Кардиналъ предлагаетъ столь рѣшительныя требованія, не сдѣлавъ еще никакого шага къ опроверженію его мнѣній и доказательствъ. Лютеръ ласкался надеждою, что бесѣдуя объ истинахъ еще не рѣшенныхъ съ духовнымъ, столь знаменитымъ по своимъ способностямъ вельможею, успѣетъ уничтожить клевету, которою въ злобѣ или невѣжествѣ очерняли его противники; но высокій, повелительный тонъ Кардинала вдругъ разрушилъ всѣ его надежды и всѣ выгоды, какія онъ обѣщалъ себѣ отъ сего свиданія. Природная неустрашимость неоставила Лютера въ сію минуту. Онъ отвѣчалъ съ твердостію, что безъ оскорбленія совѣсти не можетъ отказаться отъ того, что почитаетъ истиною, и никакая сила непринудитъ его къ тому, что столь низко само по себѣ и столь противно Богу. Однако Лютеръ не измѣнялъ прежняго почтительнаго тона; съ какимъ говорилъ о верховной Апостольской власти; онъ изъявилъ готовность отдать всѣ свои сомнѣнія на судъ нѣкоторыхъ, имъ названныхъ университетовъ, и обѣщался неписать и непроповѣдывать ничего объ отпущеніяхъ, если также молчаніе объ нихъ будетъ предписано и его противникамъ. Но Каіетанъ или невнялъ, или отвергъ всѣ сіи предложенія; онъ упорно требовалъ, чтобы Лютеръ отрекся, безъ всякаго условія, отъ своихъ мнѣній; грозилъ ему проклятіемъ церкви и запретилъ къ себѣ являться, если не подпишетъ извѣстнаго уже ему требованія. Такая гордость, насиліе и другія причины показывали ясно друзьямъ Лютера, что и самая даже Императорская опасная грамата не защититъ его отъ сильнаго, раздраженнаго Легата. Прозьбы ихъ склонили Лютера къ тайному побѣгу изъ Аугсбурга въ свое отечество, но предъ отъѣздомъ онъ сдѣлалъ то, что дѣлали другіе прежде, т. е, написалъ торжественную жалобу на Папу, которому дано невѣрное понятіе о его дѣлѣ, къ самому же Папѣ, который долженъ знать оное дѣло въ настоящемъ положеніи.
Каіетанъ принялъ неожиданный побѣгъ и сію прозьбу Лютера съ жестокимъ негодованіемъ; онъ жаловался Курфирсту на то и другое, заклиналъ его покоемъ церкви и властію главы ея, чтобы мятежный монахъ (такъ онъ называлъ его) былъ за стражею присланъ въ Римъ или выгнанъ изъ его владѣній. Фридерикъ, ободряя Лютера, имѣлъ въ виду совсѣмъ не Богословскія причины; по всѣмъ вѣроятностямъ, онъ устрашился подобныхъ споровъ и ненаходилъ въ нихъ никакой для себя выгоды. Все его покровительство происходило отъ причинъ политическихъ, и онъ дотолѣ поступалъ въ семъ случаѣ весьма скрытно и осторожно. Фридерикъ не слушалъ ни одной бесѣды Лютера, нечиталъ ни одного изъ его сочиненій, даже никогда неприглашалъ его ко Двору, несмотря на то, что слава гремѣла объ немъ въ Германіи. Но сдѣланное Кардиналомъ требованіе уже непозволяло ему наблюдать прежней скромности. Университетъ былъ важнымъ предметомъ для всякаго Государя Германіи; а Фридерику онъ стоилъ многихъ трудовъ и издержекъ. Предвидя, чего лишится университетъ, потерявъ Лютера, онъ подъ разными предлогами, при увѣреніяхъ въ уваженіи къ Кардиналу и покорности къ Папѣ, осмѣлился отвѣчать, что не можетъ удовлетворить подобному требованію; онъ даже объявилъ, что беретъ въ Лютерѣ великое участіе.
Непреодолимое упорство Каіетана въ требованіи, чтобы Лютеръ отрекся отъ своихъ мнѣній, тогда оскорбило учениковъ его, а въ послѣдствіи времени было признано неблагоразумнымъ даже и Католическими писателями. Но Легатъ не могъ дѣйствовать иначе. Римскіе судьи, слишкомъ нетерпѣливые въ своемъ гнѣвѣ на Лютеровы заблужденія, объявили его еретикомъ, недожидаясь назначеннаго шестидесяти-дневнаго срока Папа въ разныхъ граматахъ и письмахъ называлъ его сыномъ нечестія и человѣкомъ безбожнымъ. — Послѣ сего отъ принятой твердости уже зависѣла честь Римской церкви, которая неизмѣняла своему тайному правилу, т. е. никогда не отступила отъ своихъ мѣръ, какія бы онѣ ни были; она даже почитала сіе невозможнымъ — по своимъ нравамъ непогрѣшительности.
Положеніе, въ какомъ находился Лютеръ, привело бы всякаго въ страхъ и замѣшательство. Онъ не могъ ожидать, чтобы Государь благоразумный и осторожный, подобно Фридерику, отважился презирать перуны церкви, или противиться могуществу Папскому, которое было гибельно для самыхъ сильныхъ Императоровъ Германіи. Онъ зналъ, съ какимъ благоговѣніемъ въ то время были принимаемы всѣ рѣшенія духовной власти, съ какимъ ужасомъ дѣйствовали ея проклятія, и какъ легко могутъ они поколебать Курфирста, который болѣе походилъ на покровителя политическаго, нежели на ученика, увѣреннаго въ его истинахъ; онъ зналъ, что если будетъ принужденъ оставить Саксонію, то не найдетъ нигдѣ убѣжища, — тогда наказаніе зависѣло бы отъ неистовства или суевѣрной набожности его неприятелей, и было бы неизбѣжно. Онъ чувствовалъ подобную опасность, но не показывалъ ни малѣйшаго страха, ни слабости; напротивъ продолжалъ защищать, свои поступки и свои мнѣнія, велъ войну съ своими противниками еще упорнѣе, нежели прежде.
Всѣ шаги Римскаго Двора и въ особенности его неправедный приговоръ, которымъ столь поспѣшно признанъ еретикомъ Лютеръ, не позволяли сему послѣднему сомнѣваться, что Папа скоро приступитъ къ самымъ насильственнымъ противъ него мѣрамъ. Въ семъ положеніи Лютеру оставалось одно средство предупредить Папское проклятіе, и онъ употребилъ его. Лютеръ требовалъ церковнаго собора, который, говорилъ онъ, представляетъ Каѳолическую, т. е. всеобщую, церковь, и имѣетъ власть выше Папской. Отдавая себя и свое дѣло на судъ сему собору, онъ осмѣлился сказать, что Папа есть человѣкъ, подверженный заблужденію; ибо самъ Св. Петръ, совершеннѣйшій изъ его предшественниковъ, неизбѣгъ заблужденія.
Скоро открылось, что Лютеръ имѣлъ справедливыя догадки о намѣреніяхъ Двора Римскаго. Еще прежде его листовъ о соборѣ Папа издалъ буллу, въ которой превозносилъ благодѣтельныя свойства и силу индульгенцій такимъ дерзкимъ, безразсуднымъ тономъ, какой едва ли позволяли себѣ его предшественники, несмотря на варварское невѣжество ихъ времени; — безъ всякаго объясненія, безъ малѣйшаго вниманія къ обстоятельствамъ, онъ требовалъ, чтобы всѣ хрістіане повиновались его увѣренію объ индульгенціяхъ, какъ догмату Каѳолической церкви; грозилъ, проклятіемъ всякому, кто отважится питать, или распространять мнѣнія противныя.
Сія булла произвела слабое дѣйствіе въ кругу друзей и учениковъ Лютеровыхъ; оба они приписывали ее безразсудному усилію Папы сохранитъ тѣ доходы, для которыхъ отпущенія служили богатымъ источникомъ; что касается вообще до соотечественниковъ Лютера, то подобный рѣшительный приговоръ церковной, деспотической власти, притомъ сопровождаемый столь ужаснымъ наказаніемъ, грозилъ самыми пагубными слѣдствіями для новыхъ истинъ; но большая частъ сихъ слѣдствій предотвращена смертію Императора Максимиліана (1591 г.), который оказывалъ все почтеніе къ Папскому престолу и по своимъ правиламъ и по своимъ политическимъ видамъ.
По сему случаю временная власть надъ тою, частію Германій, которая повиновалась законамъ Саксонскимъ, перешла къ Саксонскому Курфирсту. Лютеръ подъ егидою столь благодѣтельнаго правленія наслаждался покоемъ; а его ученіе, во время между царствія, т. е., до избранія Карла V, въ разныхъ мѣстахъ свободно распространялось, возвышалось и утверждалось. Между тѣмъ избраніе новаго Императора для Папы Льва Х было важнѣе богословскикъ споровъ, которыхъ онъ непонималъ и отъ которыхъ неожидалъ слѣдствій столь опасныхъ избѣгая съ тонкимъ стараніемъ всякаго поступка, могущаго раздражить Государя, каковъ. былъ Фридерикъ, весьма сильнаго въ избирательной Коллегіи, онъ противился неутомимымъ, громкимъ домогательствомъ Лютеровыхъ неприятелей, которые склоняли его произнесши послѣднее проклятіе.
Сіи политическіе виды Папьт и вообще его отвращеніе отъ мѣръ слишкомъ жестокихъ остановили перунъ Римской церкви. Осмнадцать мѣсяцовъ продолжались переговоры, направляемые къ миролюбивому окончанію дѣла. Тутъ Лютеръ имѣлъ случаи узнать развращенность Двора Римскаго, его упорство въ явныхъ заблужденіяхъ, его равнодушіе въ истинѣ, какъ ясно небыла бы она представлена и какъ сильно небыла бы доказaнa. Послѣ сего уже началъ онъ говоритъ съ сомнѣніемъ о небесномъ происхожденіи Папской власти. Онъ имѣлъ въ Лейпцигѣ открытый споръ о сей важной матеріи съ Екціемъ, однимъ изъ ученѣйшихъ и самыхъ страшныхъ своихъ противниковъ; но борьба была безполезна: обѣ стороны приписывали себѣ побѣду; ни одна непокинула своихъ мнѣній, и несдѣлала ни одного шага къ рѣшенію вопроса, для котораго вышли было на сцену.
Не въ одной Саксоніи открылся духъ непокорности противъ ученія и корыстолюбія Римской церкви; почти въ то же время въ Швейцаріи началась война противъ нихъ; неменѣе жестокая отъ тѣхъ же причинъ возникшія. Въ сей странѣ Францисканы проповѣдывали отпущенія, исполняя свою должность съ тѣмъ же неблагоразуміемъ, съ тѣмъ же безпощаднымъ хищничествомъ, которыя сдѣлали Доминикановъ столь ненавистными въ Германіи; но нигдѣ не встрѣчали себѣ сопротивленія, пока не явилися въ Цирихѣ. Тамъ нашли они неприятеля въ Цвингліѣ: ето былъ человѣкъ способный къ ентузіазму и неустрашимости неменѣе самаго Лютера; одушевленный республиканскою смѣлостію, незнающій тѣхъ препонъ, которыми для Германскаго преобразователя могла служить покорность его Государю, Цвинтій устремился къ разрушенію всей Римской системы еще съ большимъ порывомъ, съ большею быстротою. Появленіе столь сильнаго поборника и его успѣхи обрадовали Лютера; но съ другой стороны опредѣленія двухъ Университетовъ, Кельнскаго и Лувенскаго, объявившихъ мнѣнія его противными истинѣ, служили великимъ торжествомъ для его ненавистниковъ.
Неукротимый духъ Лютера при каждомъ новомъ сопротивленіи приобрѣталъ новыя силы: простирая свои сомнѣнія отъ одного догмата къ другому, онъ началъ, колебать самыя твердыя основанія Римской церкви, на которыхъ возвышались ея богатство и могущество. Тогда Папа увѣрился, что мѣры кротости не обѣщаютъ никакого успѣха. Между тѣмъ самые благоразумные изъ вельможъ духовныхъ, не менѣе личныхъ враговъ Лютера, роптали на неслыханное снисхожденіе, съ какимъ Папа терпитъ въ нѣдрахъ церкви непреклоннаго еретика, сряду нѣсколько лѣтъ опровергающаго все, что ни имѣетъ онъ священнаго, или почтеннаго; онъ представлялъ, что достоинство его престола требуетъ послѣдней строгости; что новый Императоръ безъ сомнѣнія будетъ его защитникомъ, то Саксонскій Курфирстъ по всѣмъ вѣроятностямъ не забудетъ своей обыкновенной осторожности до такой степени, чтобы сталъ противиться соединенной силѣ. Кардиналы не одинъ разъ собирались для изготовленія приговора съ должнымъ вниманіемъ; самые искусные канонисты были приглашены для совѣщаній, чтобы сочинить его выраженія въ возможной и совершенной точности формы. Наконецъ Іюня 15 го 1520 года подписана булла, столь пагубная для Римской церкви. Сорокъ одно предложеніе, почерпнутыя изъ сочиненій Лютера, осуждены какъ еретическія, соблазнительныя, оскорбительныя для душъ благочестивыхъ; запрещено всѣмъ чтеніе книгъ его, подъ угрозами проклятія; повелѣно сожечь тѣмъ, кто имѣетъ ихъ; самъ Лютеръ провозглашенъ упорнымъ еретикомъ; онъ отлучается; отъ церкви и тѣло его предается сатанѣ для поруганія, если въ теченіе 60 дней не отречется торжественно отъ своихъ заблужденій и не созжетъ книгъ своихъ; наконецъ предложено всѣмъ Государямъ, съ угрозами того же проклятія, схватить его и представить для кары, какой достойны его преступленія.
Булла произвела разныя чувства въ разныхъ странахъ Германіи. Лютеровы неприятели торжествовали. Съ нескромною радостію, какъ будто столь рѣшительный ударъ совершенно поразилъ его партію и разрушилъ его ученіе. Но его друзья, каждый день болѣе и болѣе терявшіе уваженіе къ Папѣ, читали буллу не съ ужасомъ, а съ негодованіемъ, въ нѣкоторыхъ городахъ народъ насильственно противился торжественному исполненію Папской воли; въ другихъ онъ даже ругался надъ ея священными исполнителями, а самая бумага была изорвана и попираема ногами.
Сей приговоръ, уже съ нѣкотораго времени предусмотрѣнный Лютеромъ, ни устрашилъ его, ни привелъ въ замѣшательство. Возобновивъ свое требованіе, чтобы его cyдилъ общій соборъ, онъ въ то же время издалъ свои примѣчанія на буллу. Увѣренный въ нечестіи и несправедливости поступковъ Папы Льва X, онъ торжественно назвалъ его сыномъ грѣха, или Ангихрістомъ, и предсказаннымъ въ Новомъ Завѣтѣ; напалъ на тиранство и на похищенныя права Римской церкви съ большимъ ожесточеніемъ, нежели прежде: Убѣждалъ всѣхъ хрістіанскизъ Государей свергнуть иго столь постыдное; гордился тѣмъ, что подвергъ себя гнѣву церковному и почиталъ его своимъ счастіемъ, потому что заслужилъ его, защищая свободу рода человѣческаго. Онъ не удовольствовался симъ простымъ изъявленіемъ своего презрѣнія къ Папской власти. Левъ по силѣ буллы приказалъ сожечь книги его въ Римѣ; а Лютеръ въ свою очередь, въ присутствіи всѣхъ Профессоровъ и студентовъ Виттембергскаго Универстета, при безчисленномъ стеченіи зрителей, торжественно предалъ огню церковный канонъ и буллу проклятія: сему примѣру послѣдовали разные города, въ Германій. Его оправданіе въ семъ поступкѣ было оскорбительнѣе самаго поступка. Выбравъ изъ каноническаго Кодекса мѣста самыя противныя разсудку, служившія основаніемъ какъ обширности и могущества Папской власти, такъ и подчиненности свѣтскихъ властей Папскому престолу, онъ издалъ ихъ со своими, замѣчаніями, изъясняющими все нечестіе правилъ и очевидную ихъ цѣль — ниспроверженіе всѣхъ гражданскихъ правительствъ.
Робертсон У. О Лютеровой реформации / (Из Робертсоновой истории о Карле V); [Пер. Г. Ф. Покровского] // Вестн. Европы. — 1818. — Ч. 98, N 8. — С. 241-263.
Таковы были успѣхи Лютера и въ такомъ состояніи находилось его ученіе, когда приѣхалъ въ Германію Карлъ V. Еще ни одинъ Государь не принялъ мнѣній Лютера; еще никакой перемѣны не послѣдовало въ господствующихъ обрядахъ богослуженія; еще владѣнія и власть Римскаго духовенства ничего не потеряли; еще ни одна сторона не простирала своихъ мѣръ до войны рѣшительной; и споръ, съ обѣихъ сторонъ продолжаемый съ великимъ жаромъ, еще не былъ ужасенъ другимъ оружіемъ, кромѣ предложеній, сомнѣній, отвѣтовъ: но въ умахъ народа сдѣлано уже глубокое впечатлѣніе; общее уваженіе къ прежнимъ правиламъ, къ прежнему ученію уже поколебалось въ своемъ основаніи; пламя уже разлилось и произвело тотъ пожаръ, который обнялъ всю Германію. Изъ всѣхъ областей имперіи студенты собирались въ Виттенбергъ толпами, Меланхтонъ, Карлостадій и другіе знаменитые мужи изъ самаго источника почерпали новыя мнѣнія, потомъ удѣляли ихъ своимъ соотечественникамъ, и были свидѣтелями того сладостнаго вниманія, и которое привлекаетъ къ себѣ всякая истина, прелестная новостію.
Въ продолженіе всѣхъ сихъ произшествій Римскій Дворъ, хотя имъ управлялъ одинъ изъ Папъ самыхъ искусныхъ, не показалъ ни того глубокаго ума въ своихъ планахъ, ни той непоколебимой твердости въ ихъ исполненіи, которыя уже давно служили совершеннѣйшимъ образцомъ политической мудрости для всей Европы. Когда Лютеръ осмѣлился роптать противъ отпущеній; то Папа имѣлъ два разныя средства укротить его: одно по всѣмъ вѣроятностямъ разрушило бы Лютеровы намѣренія въ самомъ ихъ началѣ; другое дало бы имъ видъ невинности. Если бы при отступленіи Лютера отъ ученія церкви, тотчасъ надъ его головою загремѣлъ перунъ проклятія, — то Саксонскій Курфирстъ въ семъ смятеніи отказалъ бы ему въ своемъ покровительствѣ, — народъ, въ семъ ужасѣ, не осмѣлился бы слушать его проповѣдей, — самъ Лютеръ потерялъ бы присутствіе духа, и его имя, подобно именамъ другихъ мужей добродѣтельныхъ, было бы извѣстно потомству по однимъ благороднымъ, но безполезнымъ усиліямъ прекратить злоупотребленія Римской церкви. — Съ другой стороны, если бы, Папа съ самаго начала показалъ свое негодованіе къ порокамъ и нескромности монаховъ, проповѣдывавшихъ отпущенія; еслибъ онъ запретилъ говорить въ народныхъ проповѣдяхъ о тѣхъ истинахъ, которыя подвержены сомнѣніямъ; еслибъ онъ предписалъ молчаніе обѣимъ сторонамъ, начавшимъ споры; еслибъ онъ остерегся говорить опредѣлительно о такихъ пунктахъ, которые до того, времени были неопредѣлены: то весьма вѣроятно, что Лютеръ остановился бы на первыхъ своихъ открытіяхъ; онъ не былъ бы принужденъ, для своей защиты, послѣ одного сомнѣнія искать другихъ важнѣйшихъ; и весь споръ, можетъ быть погасъ бы самъ собою нечувствительно, или, огражденный стѣнами школы, продолжался бы безъ всякихъ вредныхъ слѣдствій для покоя и единства Римской церкви, подобно спорамъ между Францисканами и Доминиканами, о безсѣменномъ зачатіи, подобно спорамъ между Янсенистами и Езуитами о дѣйствіяхъ благодати. Но Левъ X, колеблющійся между двумя противными системами, не слѣдовалъ ни той, ни другой постоянно и онѣ обѣ не имѣли; никакого успѣха. Неблагоразумная строгость ожесточила, но не остановила Лютера. Неумѣстная кротость дала время его мнѣніямъ распространиться, но не послужила ни мало къ примиренію его съ Папскимъ престоломъ, и самое проклятіе, которое въ другихъ обстоятельствахъ имѣло бы силу рѣшительную и загремѣло слишкомъ поздно, и уже не могло произвести обыкновеннаго ужаса.
Удивительна такая цѣпь ошибокъ въ мѣрахъ Двора, который рѣдко ошибался въ расчетахъ своихъ выгодъ; но видимое благоразуміе въ поступкахъ Лютера еще болѣе удивительно. Безъ всякой опытности въ дѣлахъ свѣтскихъ, неспособности къ терпѣливой осторожности и расчетамъ, по пылкости своего характера онъ слѣдовалъ необдуманнымъ правиламъ, но единственно своимъ открытіямъ, и сія простая метода имѣла такой успѣхъ, какого онъ не имѣлъ бы въ своемъ ученіи, если бы самая тонкая политика измѣряла и опредѣляла каждый шагъ его. Возставая противъ Гетцеля, онъ со всѣмъ не думалъ о преобразованіи; онъ затрепеталъ бы при одной мысли о тѣхъ перемѣнахъ, которыя въ послѣдствіи вмѣнялъ себѣ въ славу. Его умъ не былъ озаренъ мгновеннымъ открытіемъ истины; онъ искалъ ее трудясь, размышляя успѣхи его были постепенные. Вся Папская система имѣетъ такую связь внутреннюю, что одна доказанная несправедливость ведетъ къ открытію другихъ; и всѣ части сего искусственнаго зданія такъ держатся одна другою, что отъ потрясенія малѣйшаго звѣна колеблется самое основаніе, и на конецъ самый легкій ударъ можетъ ниспровергнуть всю огромную массу, Сомнѣніе въ предосудительныхъ правилахъ касательно Индульгенціи заставило Лютера искать истиннаго источника добродѣтелей, оправдывающихъ насъ предъ Богомъ. Отсюда пошелъ онъ далѣе и далѣе; напослѣдокъ обратилъ взоръ на правила и поведеніе духовенства; увидѣлъ великій источникъ всѣхъ злоупотребленій — въ его чрезмѣрномъ богатствѣ, въ строгомъ запрещеніи вступать ему въ супружество, и въ тѣхъ варварскихъ обязанностяхъ, которыя сопряжены съ безполезными обѣтами. Тутъ оставался одинъ шагъ до сомнѣнія о небесномъ началѣ Папской власти, которая вводила и защищала оную систему заблужденій. Наконецъ среди такого свѣта уже сама собою блеснула мысль, что Папа несправедливо провозглашаетъ себя непогрѣшительнымъ, что богословскія истины зависятъ не отъ рѣшеній школы и не отъ какого либо человѣка, а единственно отъ слова Божія. Сія постепенность увѣнчала Лютера успѣхомъ. Его первыя проповѣди не имѣли ничего противнаго для слуха; ибо онѣ не содержали ничего слишкомъ несовмѣстнаго съ прежними предразсудками, слишкомъ далекаго отъ господствующихъ мнѣній. Народъ переходилъ нечувствительно отъ одной истины къ другой. Его вѣра и убѣжденіе слѣдовали и возвышались ровнымъ шагомъ съ Лютеровыми открытіями. Та же причина усыпляла вниманіе Левъ X и произвела равнодушіе, съ какимъ взиралъ онъ на первые успѣхи Лютера. Прямая, рѣшительная война противъ Папской власти низвела бы на Лютера всю жестокость ея мщенія; онъ совсѣмъ и не имѣлъ подобной мысли, но продолжалъ увѣрять въ почтительныхъ чувствахъ къ ней, и въ своей покорности къ ея рѣшеніямъ, такъ что не было повода опасаться отъ него возмущенія столь отчаяннаго. Такимъ образомъ Лютеръ шагъ за шагомъ стремился далѣе, свободно наносилъ Римскому Двору новые удары, и средства были приняты такъ поздно, что уже немогли принести никакой пользы.
Но какъ ни были полезны для Лютера и ошибки его противниковъ и его собственное благоразуміе; одни сіи обстоятельства не дали бы ему столь быстраго успѣха, ни его ученію столь твердаго основанія. Тѣ же самыя злоупотребленія Римской церкви, противъ которыхъ онъ возсталъ, имѣли своихъ неприятелей 7прежде него; тѣ же самыя мнѣнія, которыя ему приписываемъ, имѣли своихъ проповѣдниковъ и одинакія доказательства. Валдусъ въ двѣнадцатомъ столѣтіи, Виклифъ въ четырнадцатомъ, Гуссъ въ пятнадцатомъ вооружались противъ заблужденій Папской церкви съ великою смѣлостію, вели свою войну съ искусствомъ и свѣдѣніями, превосходящими непросвѣщенный вѣкъ, въ которомъ они процвѣтали. Но всѣ сіи опыты преобразованія были тщетны; слабые лучи, немогши разогнать густаго мрака, скоро угасали; и ежели проповѣди оныхъ ревностныхъ мужей произвели нѣкоторое дѣйствіе, если нѣкоторые слѣды ихъ остались въ тѣхъ странахъ, гдѣ они учили, то вообще польза не была ни обширна, ни важна. Успѣхи для Лютера приготовлены многими сильными причинами, которыя или совсѣмъ несуществовали, или были слишкомъ слабы при его предшественникахъ; онъ явился въ самое критическое и счастливое время, когда всѣ обстоятельства помогали ему, когда лавры для него росли на каждомъ шагѣ.
Продолжительное, постыдное несогласіе, раздѣлявшее Римскую церковь въ концѣ четырнадцатаго и въ началѣ пятьнадцатаго столѣтія, весьма было пагубно для Папъ, на которыхъ народъ привыкъ смотрѣть съ благоговеніемъ. Два или три Папы, въ одно время блуждающіе по Европѣ, ласкающіе Государей, имъ нужныхъ, угнѣтающіе области, имъ покорныя, проклинающіе своихъ, соперниковъ и всѣхъ имъ преданныхъ, поселили въ умахъ сомнѣніе о своей непогрѣшительности, возбудили презрѣніе къ самимъ себѣ и къ своему достоинству. Между тѣмъ люди, у которыхъ и та и другая сторона просила помощи, ясно увидѣли, что они имѣютъ нѣкоторое право судить о Папахъ, и простерли его такъ далеко; что избирали себѣ того изъ сихъ непогрѣшительныхъ пастырей, кому сами болѣе желали слѣдовать. Соборы Констанскій и Базельскій въ своихъ опредѣленіяхъ еще далѣе распространили презрѣніе къ Римскому престолу, и осмѣлившись низвергать и возводить Папъ, научили свѣтъ, что церковь имѣетъ власть еще выше Папскаго могущества, которое долго почиталось верховнымъ надъ всѣми.
Едва закрылась сія рана, нанесенная Римской власти, какъ правленіе Александра VI и Юлія II, Государей мудрыхъ, но Пастырей самыхъ недостойныхъ, произвело новое презрѣніе къ Римской церкви. Первый, по развращенной жизни своей, по вѣроломству, несправедливости, варварству въ правленіи, долженъ стоять на ряду съ тиранами, дѣлающими человѣческой природѣ величайшее пятно. Вторый, хотя чуждъ отвратительныхъ страстей, которыя унизили его предшественника до многихъ противныхъ натурѣ преступленій, предавался порывамъ, безпокойнаго, неукротимаго честолюбія, и пренебрегалъ всѣ законы признательности, скромности, справедливости, когда они останавливали его предприятія. Возаможно ли искренно и твердо вѣритъ, что въ груди развратнаго Папы Александра, или гордаго Папы Юлія обитаетъ свѣтъ вѣры выше всякаго заблужденія, — той вѣры, которая начинаетъ главнымъ правиломъ жизни непорочность и смиреніе? Мнѣніе, унизившее могущество Папъ предъ властію Собора, распространилось съ удивительною быстротою и силою при ихъ правленіи. Императоръ и Французской Король, одинъ послѣ другаго, вели войну съ сими предпріимчивыми Папами, и въ продолженіи ея позволяли, даже поощряли своихъ подданныхъ, описывать ихъ Короля со всею жестокостію упрековъ и со всею желчію сатиры. Народъ, такимъ образомъ приготовленный, слушалъ Лютера и его учениковъ безъ негодованія, когда они говорили о Папской власти съ презрѣніемъ или съ насмѣшками.
Подобные пороки гнѣздились на въ одномъ только Папѣ. Многіе изъ лучшаго духовенства, среди общества и въ стѣнахъ монастырскихъ, были младшія дѣти знатныхъ домовъ, и принимали сіе состояніе только потому, что оно открывало имъ путь къ почестямъ и богатству, пренебрегали всѣ свои обязанности, предавались безъ стыда всѣмъ порокамъ, раждающимся въ изобиліи и праздности. Если низшій классъ, по причинѣ бѣдности, не могъ подражать великолѣпной роскоши высшаго; то онъ награждалъ сей недостатокъ отвратительнымъ невѣжествомъ и грубостію своихъ удовольствій; и если первый былъ ненавистенъ, то сей послѣдній презрителенъ. Распространенный вообще на все Римское, духовенство строгій противуобщественный законъ, которымъ запрещалось ему супружество, произвелъ пороки столь гнусные, что Папы не только дозволили, но даже предписали всѣмъ служителямъ олтаря имѣть наложницъ. Мѣры столь противныя духу хрістіанской религіи служатъ сильнымъ доказательствомъ, что преступленія, для которыхъ они приняты, были и слишкомъ часты и слишкомъ велики. За долго до XVI столѣтія многіе знаменитые и почтенные авторы описывали развратъ духовенства Римскаго такими красками, что ихъ картины кажутся намъ почти невѣроятными. Роскошная и порочная жизнь духовныхъ оскорбляла народъ, какъ противная ихъ священному состоянію; сверхъ сего многіе изъ нихъ возвысились на степень знатности и богатства изъ низкой доли. Народъ еще менѣе былъ снисходителенъ къ симъ вельможамъ, нежели къ тѣмъ, которыхъ возвышало къ блеску и достоинствамъ право наслѣдства; смотря на ихъ гордую пышность съ большею завистію, онъ ропталъ на ихъ преступленія съ большимъ негодованіемъ. И такъ ничто не было для народа приятнѣе того ожесточенія, съ какимъ Лютеръ напалъ на порочную жизнь духовенства; — каждый слушатель! зналъ по своимъ опытамъ, какъ оно справедливое.
Преступленія умножались отъ той удобности, съ какою преступники получали прощеніе. Во всѣхъ Европейскихъ государствахъ гражданскія судилища не имѣли почти никакой силы; въ правленіи непостоянномъ и мятежномъ судьи противъ воли должны были унизить правосудіе до слабости, такъ что самыя ужасныя преступленія наказывались одною пѣней, законами предписанной. Римскій Дворъ, всегда дѣятельный въ распространенія своихъ Доходовъ, послѣдовалъ примѣру, который служилъ къ тому средствомъ, примѣнивъ гражданскій безпорядокъ къ правиламъ церковнымъ, онъ давалъ прощеніе въ грѣхахъ всякому, кто могъ и хотѣлъ платить за нихъ извѣстную сумму. Понятіе о денежной пѣнѣ за преступленія было уже обыкновеннымъ въ сіи времена; и новая торговля, постыднѣйшая прежней, уже не возмущала умовъ народныхъ; напротивъ, она скоро сдѣлалась всеобщею. И чтобы въ ней не было какого нибудь обмана, чиновники Римской канцеляріи издавали книгу, которая служила вмѣсто тарифа и опредѣляла съ точностію цѣну всякаго грѣха; Діяконъ, изобличенный въ, смертоубійствѣ, могъ купить прощеніе за 20 ефимковъ. Епископъ или Аббатъ за то же преступленіе платилъ 300 ливровъ. Всѣ служители олтаря могли предаваться сладострастію, какъ ужасны бы ни были его слѣдствія, за третью частъ сей суммы. Самая небольшая плата была назначена даже за тѣ возмутительныя преступленія, которыя рѣдко случаются въ человѣческой жизни, и которыя, можетъ быть, существуютъ только въ смрадномъ воображеніи казуиста. Но когда гражданскія судилища получили, наконецъ лучшій порядокъ и свои пpaвa; пагубное обыкновеніе откупаться пѣнею нечувствительно приходило въ упадокъ; народъ приобрѣталъ справедливое понятіе о вѣрѣ, и нравственности; онъ уже не прощалъ Римскому Двору такой нечестивой торговли и почиталъ ее великимъ источникомъ развращенности духовенства.
Можетъ быть народъ смотрѣлъ бы съ меньшимъ негодованіемъ на грубые пороки пастырей своихъ, еслибъ они среди роскоши необращали своего богатства и могущества на угнѣтеніе всѣхъ другихъ классовъ. Таково свойство суевѣрія, что прельщаясь всѣмъ пышнымъ и блистательнымъ, оно неполагаетъ границъ щедрости своей къ людямъ, которыхъ почитаетъ священными, и знаки его уваженія кажутся ему недостаточными, когда люди сіи не возвышены на верхъ могущества и изобилія. Изъ сего источника произошли безчисленные доходы и политическое могущество духовенства въ государствахъ Европы; они дали поводъ къ несносному угнѣтенію народа, котораго безразсудное простодушіе было главною всему причиною.
Особенно жители Германіи стенали, подъ симъ игомъ, которое тяготѣло надъ ними съ большою силою, и сей народъ, отъ природы постоянный, привязанный къ древнимъ обычаямъ, былъ расположенъ болѣе, нежели другіе народы въ Европѣ, внявъ голосу, проповѣдующему имъ освобожденіе. Во время проодолжительнаго несогласія между Папами и Императорами за право жаловать граматы на владѣніе, во время продолжительной войны, которую они воспламенили, знатнѣйшее духовенство Германіи, разумѣется, приняло сторону первыхъ возстало противъ послѣднихъ, завладѣла императорскими землями, доходами и судебною властію въ своихъ епархіяхъ. По возстановленіи тишины и порядка, они удержали то; что было похищено ими въ смутныя обстоятельства, какъ, будто продолженіе несправедливости можетъ получить священную силу законнаго права. Императоры слишкомъ слабые, не въ состояніи будучи отнять свою собственность у похитителей, принужденными находялись уступать имъ обширныя области, принадлежащія коронѣ, и духовные вельможи пользовались всею властію и почестями, какъ феодальные Бароны. Такимъ образомъ многіе Епископы и Аббаты, нетеряя своего званія, еще сдѣлались и Государями; скоро ихъ образъ жизни и нравы начали показывать болѣе той роскошной невоздержности, которая царствуетъ при Дворахъ, нежели смиренія, приличнаго ихъ состоянію.
Нетвердое, зыбкое правленіе въ Германіи, частыя брани, пылавшія въ сей странѣ, также служили къ возвышенію духовенства. Въ сіи бурныя времена всеобщаго безпорядка была безопасна отъ угнѣтенія или опустошенія: войны единственно та собственность, которая принадлежала церкви. Ее сохраняло и то великое почтеніе, которое всѣ имѣли тогда къ святынѣ, и суевѣрный страхъ этого проклятія, которое было готово грянуть на всякаго дерзнувшаго коснуться къ церковнымъ владѣніямъ. Многіе владѣльцы хотѣли укрыться подъ тѣмъ же щитомъ; они, отдавъ свои помѣстья церкви, сдѣлались ея вассалами — средство, безъ котораго не спасли бы своей собственности. Многіе изъ такихъ вассаловъ возвысили власть духовенства и поставили ее на твердомъ основаніи; — а какъ извѣстно, что собственность вассаловъ, по законамъ того времени, часто доставалась тѣмъ владѣльцамъ, отъ которыхъ они зависѣли, то сіе и было новымъ средствомъ къ распространенію духовныхъ имѣній.
Духовенство еще болѣе старалось о личной своей безопасности, нежели о своей собственности; и его усилія въ семъ случаѣ имѣли успѣхи еще лучшіе. Какъ люди сего званія были посвящаемы олтарю при торжественныхъ обрядахъ, отличались отъ всѣхъ классовъ общества особеннымъ платьемъ и особеннымъ образомъ жизни, присвоили себѣ права большія предъ всѣми хрістіанами; то и не могли несдѣлаться предметомъ необыкновеннаго уваженія. Духъ суевѣрія столько распространился, что они казались народу существами высшими прочихъ людей непосвященныхъ. Подвергать ихъ тѣмъ же законамъ и тѣмъ же наказаніямъ — ето казалось преступленіемъ оскорбляющимъ самаго Бога. Въ послѣдствій времени они требовали уже какъ неоспоримаго права, что сначала служило только знакомъ почтенія. Столь драгоцѣнное право имѣло свою подпору не въ однихъ опредѣленіяхъ Папъ или общихъ соборовъ церкви; многіе изъ сильнѣйшихъ Императоровъ утвердили его во всемъ пространствѣ и со всѣми торжественными обрядами. Принадлежа олтарю, они почитались существами священными; и пока не были признаны его недостойными, дотолѣ грѣшная рука гражданскаго судіи не смѣла къ нимъ прикоснуться; но какъ они теряли свое духовное достоинство только по приговору духовныхъ же Трибуналовъ, трудность и великія издержки, потребныя для сего приговора, почти всегда избавляли виновныхъ отъ справедливаго наказанія. Многіе посвящали себя олтарю единственно для того чтобы укрыться отъ мщенія законовъ, которые ихъ преслѣдовали. Германскіе дворяне громко роптали на то, что эти привилегированные злодѣи рѣдко подвергаемы были казни за самыя ужасныя преступленія; они въ своихъ представленіяхъ Сейму не одинъ разъ называли такую независимость отъ гражданскихъ законовъ нравомъ пагубнымъ для общества и для самыхъ нравовъ духовенства.
Защищая и распространяя съ такою неутомимостію свои выгоды, духовенство въ тоже время похищало права одно за другимъ у всѣхъ прочихъ классовъ общества. По его мнѣнію, всѣ дѣла о супружествѣ, завѣщаніяхъ, лихоимствѣ, законности рожденія, также о церковныхъ доходахъ имѣли столь тѣсную связь съ вѣрою, что никакой Трибуналъ немогъ судить объ нихъ кромѣ духовнаго. Недовольное столь обширнымъ удѣломъ судопроизводства, заключающимъ въ себѣ цѣлую половину случаевъ, раждающихъ между людьми споры, оно употребляло всѣ хитрости, прибѣгало ко всѣмъ обманамъ, чтобы подчинить своему же вѣдомству послѣднія дѣла, остающіяся при судилищахъ гражданскихъ. Оно было единственнымъ хранилищемъ всѣхъ свѣдѣній, еще не померкшихъ въ сіи времена невѣжества, и судіи духовные вообще невосходили гражданскихъ въ способностяхъ и знаніяхъ; почему народъ сначала вмѣнялъ себѣ всю выгоду похищеніе ими судебной власти и охотно прибѣгалъ къ Трибуналу ихъ, на который могъ полагаться съ большею довѣренностію. И польза духовенства и расположеніе народа, ниспровергая власть гражданскихъ судовъ соединенными силами, скоро довели ее до послѣдней слабости. Посредствомъ сего и обширное могущество духовенства еще болѣе распространилось, и знатные доходы церкви еще болѣе увеличились, ибо въ сіи времена было въ обыкновеніи платить судьямъ за трудъ ихъ.
Самыя наказанія, производимыя по приговорамъ духовенства, придавали силу и ужасъ его Трибуналамъ. Сначала проклятіе имѣло цѣль добрую: оно было употребляемо для сохраненія чистоты вѣры; оно удаляло отъ общества вѣрныхъ всякаго виновнаго, который оскорблялъ ее своими еретическими мнѣніями, или порочною жизнію; но духовенство не устыдилось сдѣлать его средствомъ къ возвышенію своего могущества: проклятіе гремѣло при самыхъ маловажныхъ случаяхъ. Кто неуважалъ его рѣшеній, даже въ дѣлахъ непринадлежащихъ къ вѣрѣ, на того тотчасъ падалъ страшный перунъ сей, и тотъ лишался всѣхъ правъ хрістіанина, всѣхъ правъ человѣческихъ и гражданскихъ. Страхъ noдобнаго проклятія оковывалъ самые неустрашимые, самые гордые умы, и принуждалъ всѣхъ къ повиновенію сильной духовной власти.
Между тѣмъ духовенство не забывало и непренебрегало ни одного полезнаго средства къ сохраненію богатства и могущества, которыя приобрѣло съ такою предусмотрительною хитростію. Владѣнія церкви, какъ посвященныя Богу, объявлены были принадлежащими ей навѣки, такъ что ея богатство, возрастая каждый день и никогда не уменьшаясь, скоро сдѣлалось необъятнымъ. Духовныя владѣнія въ Германіи составляли болѣе половины народной собственности. Въ другихъ странахъ они были неодинаковы; но вездѣ чрезвычайно велики. Сіи обширныя владѣнія незнали того бремени, которое падало на другія земли. Германское духовенство было избавлено законами отъ всякихъ податей; и если, въ чрезвычайныхъ обстоятельствахъ, оно принимало участіе въ общихъ нуждахъ государства; то его noмощь походила на произвольный даръ, зависящій отъ его собственнаго великодушія; правительство немогло требовать ее, немогло даже просить объ ней. Слѣдствіемъ сей непонятной слабости было то, что міряне съ прискорбіемъ, съ горестію должны были нести всѣ великіе налоги за себя самихъ и за богатое духовенство, которое не обязано было ни помогать государству, ни защищать его отъ угрожающей опасности.
Чрезвычайное богатство и безчисленныя выгоды духовенства какъ ни угнѣтали всю Германію, но такое зло былобы гораздо сноснѣе, когдабъ оно происходило отъ однихъ владѣльцовъ, живяшхъ въ предѣлахъ Германіи, сіи владѣльцы не смѣли бы расточать богатства своего съ такимъ безстыдствомъ, ни владычествовать съ такою жестокостію. Но Епископы Римскіе давно уже начали провозглашать себя судьями церкви, верховными, неподверженными заблужденію; дерзость, къ какой способно величайшее честолюбіе, наконецъ была увѣнчана совершеннымъ успѣхомъ, вопреки и здравому смыслу и общему благу. Такова была глубокая политика и неутомимое постоянство Римскаго Двора, съ такимъ искусствомъ направлялъ онъ къ сей цѣли каждый новый случай; съ такою хитростію искалъ и находилъ свою пользу въ суевѣріи и нуждахъ Государей и въ слабости непросвѣщенныхъ народовъ. Германія была та несчастная страна, въ которой тиранство его имѣло, власть неограниченную, оно поражало проклятіемъ и низвергало, съ престола знаменитѣйшихъ Императоровъ, противъ которыхъ, по мановенію духовенства, возставали съ оружіемъ ихъ подданные, министры и самыя дѣти. Среди сихъ смятеній Папы болѣе и болѣе распространяли свои выгоды, Государи теряли свои лучшія, необходимыя права, и Германская церковь почувствовала всю тяжесть внѣшнихъ притязаній и внѣшняго господства.
Право давать духовныя мѣста, соединенныя съ доходами, въ сей періодъ безпорядка было похищено Папами, прибавило новый перлъ въ ихъ тіарѣ и возвысило ихъ могущество на развалинахъ гражданской власти. Императоры и другіе Германскіе Государи давно; обладали симъ правомъ, которое давало имъ и силу надъ подданными и доходы для короны. Присвоивъ себѣ оное, Папы нашли средства наполнять Имперію своими тварями; приучили мірянъ повиноваться не своему Государю, но Римскому Престолу, давали иностранцамъ богатѣйшія мѣста, и употребляли богатства Германіи для удовлетворенія жадной роскоши Двора иностраннаго. Самое слѣпое терпѣніе суевѣрныхъ вѣковъ возставало противъ такого угнѣтенія; наконецъ ропотъ и жалоба, сдѣлались столь громки и часты, что Папы, опасаясь довести Германцовъ до отчаянія, вопреки обыкновенныѵіъ правиламъ своей политики согласились уступить нѣкоторыя изъ правъ своихъ, а именно, предоставили себѣ давать только тѣ мѣста, которыя не будутъ заняты цѣлыя шесть мѣсяцовъ; всѣми же другими распоряжать позволили Государямъ и другимъ владѣтелямъ.
Но Римской Дворъ легко нашелъ средства избавиться отъ условій, нѣсколько стѣснявшихъ его могущество. Право давать нѣкоторыя извѣстныя мѣста во всѣхъ государствахъ, похищенное Папами, давно существовало и производило ропотъ; оно распространилось далѣе границъ, древними временами опредѣленныхъ. Всѣ мѣста Кардиналамъ и другимъ безчисленнымъ чиновникамъ Римскаго Двора принадлежащія, всѣ мѣста послѣ духовныхъ вельможъ, умирающихъ въ Римѣ, или на пути къ сему городу, также на возвратномъ пути отъ него, на пространствѣ 14 миль, всѣ мѣста праздныя отъ перевода сихъ вельможъ на другія, также множество другихъ мѣстъ вошли въ реестръ зависящихъ отъ непосредственной воли Папской; Юліи II и Левъ X отважились давать мѣста, не основываясь уже ни на какомъ правѣ, а единственно подъ тѣмъ предлогомъ, что они въ мысляхъ считали ихъ зависящими отъ своей власти. Но право на сіи зависящія отъ Папъ мѣста, при всемъ его пространствѣ, все еще имѣло свои границы, потому что оно простиралось за одни мѣста праздныя, Папы умѣли переступать и за сію черту: они изобрѣли предварительное благословеніе, которымъ назначаемы были мѣста, еще необъявленныя праздными, и назначенная особа получала полномочія воспользоваться первымъ вакантнымъ мѣстомъ. Такимъ образомъ Германія наполнялась людьми, повинующимися одному Римскому Престолу, привязанными къ нему ожидаемыми выгодами; права Государей не имѣли почти никакого дѣйствія, и права Бароновъ всегда были предупреждаемы и сохраняли почти одинъ звукъ слова.
Безпредѣльное могущество Римскаго Двора было еще ненавистнѣе и разрушительнѣе всегдашнею его дерзостію. Его корыстолюбіе и насилія на конецъ сдѣлались пословицею. Продажа богатыхъ мѣстъ была столь безстыдна, что Папы не принимали труда покрывать ее тайною, ни оправдывать ее какими нибудь предлогами. Общества купцовъ платили деньги Министрамъ Папы за сіи мѣста въ цѣлыхъ Германских провинціяхъ, и потомъ продавали ихъ по частямъ за дорогую цѣну. Благочестивые люди смотрѣли съ состраданіемъ на сіи симомическія преступленія, столь недостойныя служителей святаго олтаря; всѣ Государи и всѣ политики жаловались на упадокъ народнаго богатства, которое съ сею беззаконною торговлею лилось отъ нихъ въ чужіе предѣлы, подобно рѣкѣ великой.
[Робертсон У.] О Лютеровой реформации: (Продолжение) / [Пер. Г. Ф. Покровского] // Вестн. Европы. — 1818. — Ч. 99, N 9. — С. 3-25.
Столь велика была масса доходовъ Римскаго Двора, наложенныхъ имъ на всѣ земли подвластныя, что нельзя удивляться, если Государи и подданные ихъ роптали на малѣйшія новыя требованія; ненужныя, или несправедливыя. Каждый служитель олтаря, получивъ доходное мѣсто, платилъ Папѣ ежегодную подать; и сіи доходы безъ сомнѣнія составляли великую сумму, ибо требуемы были со всею строгостію. Пусть читатель прибавитъ ко всѣмъ симъ источникамъ частыя требованія добровольныхъ приношеній отъ духовенства, требованія чрезвычайныхъ податей съ его имѣній; подъ именемъ десятины, требованія на походы противъ Турковъ, или рѣдко предпринимаемые, или оставляемые безъ исполненія, и потомъ пусть судитъ самъ о необъятномъ богатствѣ, какое безпрестанно текло въ Папскую столицу.
Такова была разврашенность нравовъ, безчисленное богатство, безпредѣльное могущество, прежде нежели явился Лютеръ; таково было иго тиранскаго владычества Папъ, угнѣтавшее хрістіанъ западныхъ, и таковы были мысли объ немъ и чувства къ нему въ Германіи при самомъ началѣ шестьнадцатаго столѣтія. Сіе начертаніе взято не изъ политическихъ сочинителей, которые, въ жару споровъ, могли увеличить заблужденія и очернить несправедливо поступки Римской церкви, которую они старались ниспровергнуть; нѣтъ, оно составлено изъ достовѣрныхъ источниковъ, — изъ записокъ и представленій общихъ Имперскихъ Сеймовъ, въ которыхъ изображены злоупотребленія духовенства, народъ бременившія, изображены со всѣмъ хладнокровіемъ и единственно для прекращенія оныхъ. Если важныя государственныя собранія столь рѣзко выражались въ своихъ актахъ, то можно представить себѣ, сколь велико было негодованіе народа, и если чины государственные такъ сильно требовали уничтоженія оныхъ излишествъ, то не нужно описывать, какимъ дерзкимъ и ядовитымъ языкомъ говорила объ нихъ чернь простая, непросвѣщенная.
Такъ всѣ умы были настроены; они были уже готовы низвергнуть иго, и Лютеръ началъ свои проповѣди съ вѣрною на успѣхъ надеждою. Давно чувствуя Папское тиранство и на конецъ потерявъ терпѣніе, народъ услышалъ съ радостію первый голосъ, призывающій его къ свободѣ. Отсюда произошло то легкое, непринужденное повиновеніе, какое Германцы показали къ Лютеровымъ проповѣдямъ; та быстрота, съ какою во всей Германіи распространились новыя мнѣнія. Пылкій неукротимый духъ Лютера, смѣлость, съ какимъ онъ защищалъ свое ученіе, гордость и презрѣніе, съ какими онъ говорилъ и писалъ противъ своихъ неприятелей, въ нашемъ болѣе кроткомъ и просвѣщенномъ вѣкѣ безъ сомнѣнія показались бы излишествомъ въ характерѣ преобразователя; но современники несудили и немогли судить его такъ строго. Ихъ умы уже слишкомъ волновались отъ Лютеровыхъ споровъ, столь важныхъ для ихъ покоя; они сами чувствовали жестокое тиранство, они сами видѣли всѣ злоупотребленія духовенства, противъ которыхъ возсталъ ихъ защитникъ.
Его читатели неоскорблялись грубыми сатирическими чертами, которыя разсыпаны во всѣхъ его политическихъ сочиненіяхъ, ни тѣми низкими чертами комическими, которыя часто безобразили его проповѣди самыя важныя. Въ сіи грубыя времена такой тонъ господствовалъ во всѣхъ спорахъ, и даже среди разсужденій о самыхъ священныхъ предметахъ. Однимъ словомъ, желчь сатиры и грубыя насмѣшки не только не были вредны для его ученія; напротивъ они имѣли одинакое дѣйствіе съ его лучшими доказательствами, вмѣстѣ съ ними служили къ ниспроверженію несправедливой Папской власти и къ возмущенію народныхъ умовъ противъ ея тиранства;
Таковы были причины быстрыхъ успѣховъ Лютерова ученія, заключавшіяся въ самомъ существѣ его предприятія, и принадлежавшія обстоятельствамъ; въ которыхъ находясь, онъ отважился на оное предприятіе; но еще есть постороннія, зависѣвшія отъ случая, причины, которыя были полезны для него, и которыхъ не имѣли его предшественники на этомъ же поприщѣ. Между сими послѣдними должно считать искусство печатанія, изобрѣтенное около пятидесяти лѣтъ прежде Лютера. Сіе счастливое искусство дало крылья свѣдѣніямъ; уже легко было получатъ и распространять ихъ. Такимъ образомъ Лютеровы книги разлились вдругъ по всей Европѣ, а прежде онѣ имѣли ходъ въ отдаленныя страны медленный и невѣрный. Прежде сего изобрѣтенія одни богатые и ученые имѣли въ рукахъ книги; Лютеровы сочиненія были открыты предъ всѣмъ народомъ. Лютеръ просилъ его суда, и онъ сдѣлался судьею, обратилъ вниманіе на правила религія, и отвергнулъ изъ нихъ ложныя, именно тѣ, которымъ заставляли его слѣпо вѣрить, и притомъ такъ, чтобъ онъ непонималъ ихъ.
Возрожденіе наукъ въ сіе время было также обстоятельствомъ, весьма благоприятнымъ для преобразователя. Изученіе древнихъ Греческихъ и Римскихъ писателей, открывшія: въ нихъ правила красоты и вкуса, пробудили человѣческій умъ, который дремалъ въ летаргическомъ невѣжествѣ многія столѣтія. Въ сіе время люди, кажется, нашли способность размышлять и судить, способность, которая давно была потеряна; — восхищенные симъ приобрѣтеніемъ, они вездѣ употребляли его съ великою смѣлостію. Они уже не пугались новой стези, ни новыхъ мыслей; напротивъ, все необыкновенное въ Лютеровомъ ученіи было для нихъ привлекательнымъ. Когда отважная рука преобразователя снимала завѣсу, закрывавшую прежнія заблужденія; то, вмѣсто ужаса, всѣ оказывали ему удовольствіе и даже помощь: таковъ уже былъ духъ вѣка. Лютеръ чуждъ былъ изящности вкуса и слога; но онъ побуждалъ другихъ упражняться въ древней словесности; чувствуя, какъ она нужна для того, кто хочетъ понимать Священное Писаніе, онъ самъ весьма успѣшно занимался языками Еврейскимъ и Греческимъ, Меланхтонъ и другіе ученики Лютеровы заслужили славу на поприщѣ наукъ изящныхъ. Непросвѣщенные монахи, которые съ неистовствомъ противились распространенію наукъ въ Германіи, въ то же время возстали съ ожесточеніемъ противъ новаго преобразователя и его проповѣди; они кричали, что успѣхи его догматовъ небыли бы такъ обширны безъ успѣховъ просвѣщенія. Такимъ образомъ науки и преобразованіе были — одно и то же, и во всякой странѣ онѣ имѣли въ тѣхъ же людяхъ и своихъ враговъ и своихъ защитниковъ. Отъ того преобразователи весьма выгодно вели свои споры съ противниками, ученость, дѣятельность, точность мыслей, чистота слога, самыя остроты и насмѣшки были на ихъ сторонѣ, и они торжествовали безъ всякаго труда. Грубыя доказательства и непонятный варварскій языкъ были неспособны защитить систему заблужденій, которой со всѣмъ искусствомъ, съ учеными тонкостями уже было не можно оправдать предъ трибуналомъ здраваго разсудка.
Сей отважный духъ любопытства и просвѣщенія, пробужденный въ Европѣ, новымъ появленіемъ наукъ, былъ столъ полезенъ для Лютеровой системы, что многіе, не помышляя о ней, помогали ея творцу и настроивали къ ней умы народные. Почти всѣ ученые люди, въ концѣ пятьнадцатаго и въ началѣ шестьнадцатаго вѣка блиставшіе на поприщѣ древней словесности, чуждые всякаго намѣренія и всякаго желанія ниспровергнуть владычество Римской церкви, среди трудовъ тихаго кабинета открывали безразсудство многихъ принятыхъ ею правилъ, и чувствовали слабость доказательствъ, которыми невѣжды, изъ числа монаховъ, хотѣли и надѣялись защитить ихъ. Презрѣніе къ симъ проповѣдникамъ заблужденій часто увлекало ихъ за предѣлы скромности; они опровергали ничтожныя ихъ доказательства и смѣялись надъ ихъ невѣжествомъ со всею свободою и весьма колко. Такимъ образомъ народъ былъ уже готовъ къ сценамъ войны, Лютеромъ противъ нихъ открытой, и почтеніе къ Римской церкви и ея защитникамъ, на которыхъ онъ нападалъ, уже весьма отдалилось отъ прежняго слѣпаго ентузіазма. Германія въ особенности поколебалась, когда былъ сдѣланъ первый шагъ къ распространенію наукъ въ сей странѣ; служишели олтаря, превосходившіе въ невѣжествѣ даже своихъ братьевъ за-Алпійскихъ, еще съ большею ревностію старались остановить его успѣхи; а покровители наукъ въ свою очередь съ большимъ ожесточеніемъ нападали на нихъ. Рейхлинъ, Гуттенъ и другіе просвѣтители Германіи описывали злоупотребленія Римской церкви съ такою жестокостію, въ которой они неуступали самому Лютеру.
Еразмъ имѣлъ тѣ же причины и тѣ же побужденія, когда онъ время отъ времени возставалъ противъ заблужденій церкви, невѣжества и пороковъ духовенства. Въ началѣ XVI столѣтія слава его и ученая важность были столь велики, его сомнѣнія заслужили такое всеобщее удивленіе, что они должны стоять на ряду съ лучшими причинами, отъ которыхъ зависѣлъ успѣхъ Лютера. Еразмъ съ молодыхъ лѣтъ посвященный олтарю, воспитанный въ школѣ духовной, занимался богословскими истинами болѣе, нежели всѣ ученые мужи, его современники. Его геній, его обширныя свѣдѣнія немогли неоткрыть ему многихъ заблужденій и въ правилахъ и въ обрядахъ Римской церкви. Онъ опровергалъ одни съ великою основательностію философа и съ великою силою оратора; онъ употреблялъ противъ другихъ оружіе острой сатиры; Еразмъ владѣлъ имъ съ непобѣдимымъ искусствомъ, и народъ всегда смѣялся по его волѣ. Почти всѣ мнѣнія и обряды Римской церкви, которымъ Лютеръ объявилъ войну, уже были замѣчены Еразмомъ и испытали силу его критики или сатиры. Когда Лютеръ поднялъ свои знамена, Еразмъ былъ на его сторонѣ; онъ искалъ дружбы у его учениковъ и защитниковъ, и порочилъ поведеніе и жестокость его противниковъ. Онъ совершенно соединился съ Лютеромъ въ войнѣ противъ схоластическихъ богослововъ, которые въ своей системѣ были и весьма несправедливы и весьма непонятны. Онъ вмѣстѣ съ Лютеромъ старался обратить умы къ Священному Писанію, какъ единственному источнику всѣхъ богословскихъ истинъ.
Но многія причины и обстоятельства непозволяли Еразму вступить на одно поприще съ Лютеромъ. Робость, съ которою онъ родился, недостатокъ душевной превосходной силы, которая одна способна къ великимъ трудамъ преобразованій, неограниченное уваженіе, которое онъ имѣлъ ко всѣмъ вельможамъ, страхъ, который представлялъ ему утрату пенсій и другихъ выгодъ, любовь къ тишинѣ, надежда прекратить злоупотребленія постепенно и мѣрами кроткими — все останавливало, оковывало ту ревность, которая сначала загорѣлась въ груди его противъ заблужденій церкви; онъ даже принялъ ролю посредника между Лютеромъ и его неприятелями. Недовольный дерзостію и порывами Лютера, наконецъ онъ, по желанію сихъ неприятелей, самъ поднялъ противъ него оружіе. Но, не смотря на сіе, мы должны почитать Еразма первымъ его учителемъ и всегдашнимъ союзникомъ въ войнѣ противъ Римской церкви. Онъ первый бросилъ сѣмена; Лютеръ возрастилъ ихъ и довелъ до плодотворенія. Еразмовы полемическія остроты и осторожная колкость сатирическая приготовили Лютера къ открытой войнѣ и къ явнымъ сраженіямъ. Съ сей точки на Еразма смотрѣли его современники, самые славные защитники Римской церкви; съ сей же точки на него смотрѣть долженъ всякой историкъ, обращающій вниманіе на происшествія XVI вѣка.
Въ семъ длинномъ реестрѣ обстоятельствъ, которыя, соединясь одни съ другими, дали такой успѣхъ Лютеру и унизили его неприятелей, я миновалъ лабиринтъ Папской богословіи; я нехотѣлъ представлять, какъ она противорѣчитъ духу хрістіанской вѣры, какъ удалилась отъ разсудка, отъ слова Божія и отъ обычаевъ первой церкви: я оставилъ сіи подробности церковнымъ историкамъ, къ которымъ онѣ прямо относятся. Но если будутъ присовокуплены сіи причины къ дѣйствію обстоятельствъ политическихъ; то окажется; что ихъ вліяніе въ общей массѣ было способно произвести въ умахъ потрясеніе быстрое и непреодолимое. Лютеровы современники были такъ близки къ сценѣ, и принимали въ нихъ такое живое участіе, что они немогли искать причинъ съ точностію, ни разсматривать ихъ съ хладнокровіемъ; почему быстрый ходъ новыхъ мнѣній казался имъ непонятнымъ и многіе приписывали сіе вліяніе необыкновенному несчастному положенію звѣздъ, — которое произвело сей Духъ перемѣнъ и смятеній. Напротивъ сіе явленіе, сіи успѣхи очевидно принадлежатъ простымъ, но сильнымъ причинамъ, особенному Промыслу, который ихъ приготовилъ, и счастливому ихъ стеченію, которое произвело такія слѣдствія.
[Робертсон У.] О Лютеровой реформации: (Окончание) / [Пер.] *** [Г. Ф. Покровского] // Вестн. Европы. — 1818. — Ч. 99, N 10. — С. 81-91.