Въ нынѣшнемъ году вышло изъ печати и продается: Опроверженіе злоумышленныхъ толковъ, распространенныхъ философами XVIII вѣка противъ христіянскаго благочестія, послѣднее сочиненіе Лагарпа, съ Французскаго языка переведенное г-мъ Бардовскимъ. Намъ извѣстно, что книгу сію одобряютъ многія почтенныя особы, и потому охотно исполняемъ препорученіе г-на переводчика, помѣщая здѣсь статью о обращеніи Лагарпа къ христіянству. Изд.
…Въ удовлетвореніе желанію нѣкоторыхъ особъ, сообщаются публикѣ важнѣйшія статьи изъ жизни Лагарповой, а касательно его уклоненія отъ Христа и обращенія къ Нему. Извѣстное Вольтерово Посланіе къ Ураніи (Еpitre а Uranie) попалось ему въ руки еще ненапечатанное, въ бытность его ученикомъ Риторини. «Оно, говоритъ самъ Лагарпъ, очень много подѣйствовало на мою голову, вскруженную поезіею и тщеславіемъ; я скоро выучилъ его наизусть. Искусство сочинителево въ семъ произведеніи тѣмъ обольстительнѣе, что оно сокрыто подъ личиною чистосердечія. Онъ предлагаетъ своей Ураніи двѣ противоположныя системы о невѣріи и вѣрѣ: послѣдняя превосходна. Но сочинитель сію картину старался представить послѣ многочисленныхъ лжеумствованій, напередъ обезобразившихъ краски и черты ея, потомъ оставляетъ Уранію въ нерѣшимости, предоставляя ей на волю выбирать любую изъ двухъ системъ: a оканчиваетъ посланіе свое рѣшительнымъ для себя и для нее выборомъ системы невѣрія, пользуясь новыми лжеумствованіями, толико же нелѣпыми, какъ и первыя, но представленными со всѣми обольщеніями лжи.»
Такимъ образомъ, уловленный въ опасныя для юношества Вольтеровы сѣти, Лагарпъ продолжалъ съ восторгомъ слушать смертоносноѳ пѣніе Сирены, и своими дарованіями споспѣшествовалъ намѣренію софистовъ до тѣхъ поръ, пока не ужаснулся, увидѣвъ приближеніе бѣдствій, ими пріуготовленныхъ для Франціи и можно сказать — для всей Европы. Предтечи революціонныхъ божествъ разума и философіи первые испытали здовредность безначалія. Лагарпъ, заключенный въ Люксамбургскую темницу, съ трепетомъ ожидалъ позорной смерти. Тутъ всѣ философическія системы исчезли; отчаяніе овладѣло его душею: одна только высокая христіанская философія могла возвратить ему спокойствіе.
,,Нѣкоторая благочестивая особа, съ которою Лагарпъ имѣлъ счастіе познакомиться въ темницѣ своей — такъ пишетъ сочинитель записокъ о Лагарповой жизни — позаботилась объ утѣшеніи его. Между средствами, достаточными для услажденія горести отчаяннаго сердца, она совѣтовала ему читать Давидовы псалмы, которые онъ прежде пробѣгалъ единственно для замѣчанія красотъ стихотворческихъ, и которые почти вовсе позабылъ. Благоразумная и человѣколюбивая особа сія, опасаясь раздражить философа, сначала предложила ему читать Давида для разсѣянія; потомъ просила его оказать ей нѣкоторую услугу сочиненіемъ критическихъ замѣчаній на сіи превосходныя творенія. Лагарпъ обрадовавшись занятію, съ его склонностями сообразному, и вмѣстѣ случаю засвидѣтельствовать свѳю благодарность за полученныя имъ утѣшенія, немедленно приступилъ къ дѣлу. При самомъ началъ упражненія своего онъ нашелъ въ псалмахъ красоты необыкновенныя. Сіе въ немъ расположеніе усиливалось по мѣрѣ его занятіи начатымъ дѣломъ: чтеніе другихъ душеспасительныхъ книгъ скоро утвердило оное; и наконецъ Лагарпъ узналъ, гдѣ несчастный долженъ искать себѣ утѣшенія и помощи: — узналъ, и обратился ко Христу.
"Сіе обращеніе подало инымъ поводъ ко многочисленнымъ безумнымъ клеветамъ, безпрестанно оспориваемымъ и всегда возобновляемымъ, несмотря на всѣ признаки искренности онаго. Собственгоручная Лагарпова записка представляетъ новое тому доказательство, что его обращеніе было искренно. Безъ сердечныхъ чувствованій и убѣжденія не возможно такъ писать: «Я былъ въ своей темницѣ, одинъ въ маленькой комнаткѣ, до чрезвычайности печаленъ. Нѣсколько уже дней сряду я читалъ Псалмы, Евангеліе и другія хорошія книги. Дѣйствіе отъ чтенія оныхъ было быстрое, хотя и постепенное. Обратясь къ вѣрѣ, я видѣлъ новый свѣтъ, который однакожъ приводилъ меня въ страхъ и отчаяніе, озаряя предо мною бездну сорокалѣтняго заблужденія моего. Съ одной стороны представлялась моимъ взорамъ прошедшая жизнь моя въ томъ самомъ видъ, въ которомъ я находилъ ее при свѣтѣ небесной истины; a съ другой смерть, которой я ожидалъ ежедневно, и которую въ то время обыкновенно получали. Священникъ не показывался на ешафотъ для утѣшенія умирающаго, но для того только чтобъ самому умереть. Сердце мое, преисполненное сими горестнѣйшими чувствованіями, было въ величайшемъ уныніи: оно изъ глубины своей взывало къ Богу, котораго я обрѣлъ, но котораго едва еще зналъ. Я вошелъ къ нему : Что мнѣ дѣлать? что со мною будетъ? На столѣ у меня лежала книга о подражаніи Іисусу Христу, и мнѣ сказывали, что въ сей превосходной книгѣ можно часто находить отвѣты на свои мысли. Раскрываю ее на удачу, и слѣдующія слова попадаются мнѣ въ глаза: Я предъ тобою, сынъ мой! пришелъ къ тебѣ, услыша призываніе твое. Я не сталъ болѣе читать; нечаянное впечатлѣніе, сими Христовыми словами тогда во мнѣ произведенное, превосходитъ всякое изъясненіе: мнѣ ни выразишь, ни забыть его не возможно. Я палъ ницъ на землю, залившись слезами, задыхаясь отъ вздоховъ, поминутно вскрикивая и неоканчивая словъ своихъ. Сердце мое нѣсколько облегчилось и начало дышать свободнѣе; но въ то же время какъ бы готово было разорваться на двое. Колеблемъ будучи множествомъ мыслей и чувствованій, я довольно долго плакалъ; однакожь y меня не осталось другаго о семъ положеніи воспоминанія, кромѣ того, что мнѣ никогда въ жизни не случилось чувствовать ничего насильственнѣе и сладостнѣе, и что сіи слова: Я предъ тобою, сынъ мой! безпрестанно отзывались въ душѣ моей и сильно потрясали всѣ способности ея.» — Вотъ какимъ образомъ Лагарпъ обращенъ на путь истины по дѣйствію благодати Божіей! Освободясь изъ темницы, онъ употребилъ нѣсколько лѣтъ для выправки въ своихъ твореніяхъ мѣстъ, вредныхъ вѣрѣ Христіанской, и для сочиненія книги въ защищеніе оной отъ клеветы безумствующихъ: и хотя не успѣлъ окончить благонамѣреннаго труда своего, о чемъ наиболѣе сожалѣлъ передъ кончиною своею, за то написанныя главы доказываютъ, что Французскій Квинтиліанъ, послѣ обращенія своего ко Христу, усовершенствовался въ томъ поразительномъ краснорѣчіи, въ которомъ онъ отдаетъ преимущество Греческимъ отцамъ предъ Римскими (Cours de la Litterature, tome IV).