О Всенародномъ Распространеніи Грамматности въ Россіи на религіозно-нравственномъ основаніи. Книжка вторая. Москва. Въ университетской тип. 1846.
Почтенный авторъ лежащей передъ нами брошюры, не принадлежа къ поклонникамъ Запада, совѣтуетъ, однакожь, искренно и сильно, распространять грамоту всенародно. Отсюда и видно, что послѣдователи Востока не совсѣмъ консеквентны въ своемъ ученіи, или существуетъ столько же воззрѣній: на Востокѣ, сколько умовъ.
Въ двухъ пунктахъ мы совершенно согласны съ почтеннымъ авторомъ брошюры, и оба искренно уважаемъ. Одинъ — прекрасное побужденіе, которымъ онъ руководствуется, говоря о, всенародномъ распространеніи грамотности въ Россіи. Это побужденіе — любовь къ отечеству, любовь къ тому классу общества, который всего больше требуетъ любви, желаніе внести свѣтъ и въ хижины. Кто лишенъ способности сочувствовать этому желанію, съ тѣмъ нечего говорить. Второй пунктъ, на которомъ мы сходимся ь съ почтеннымъ авторомъ, есть тотъ, что учить крестьянъ грамотѣ надобно и надобно. Это ясно каждому, какъ бы ни увѣряли насъ въ противномъ.
Но мы не согласны съ г. Масловымъ въ мнѣніи о тѣхъ слѣдствіяхъ, которыхъ онъ ожидаетъ несомнѣнно отъ предлагаемаго ученія, въ понятіи о тѣхъ плодахъ, которые возрастутъ, по его мнѣнію, изъ посѣянныхъ сѣменъ. «Ученье, соединенное съ трудолюбіемъ и нравственно-религіознымъ воспитаніемъ» говоритъ авторъ — "вотъ «чего требуетъ народное образованіе». Справедливо; но такое ученье прилично не однимъ крестьянамъ, а всѣмъ живущимъ въ мірѣ. «Образованіе» — говоритъ онъ же въ другомъ мѣстѣ брошюры — «приличное назначенію каждаго класса работающихъ, соединенное съ трудолюбіемъ и съ правилами исповѣдуемой вѣры, введенными, чрезъ исполненіе ихъ, въ привычку, которая есть вторая натура — вотъ единственное основаніе народной нравственности». Опять справедливо; но это основаніе необходимо каждому классу общества, не однимъ земледѣльцамъ, промышленикамъ и фабричнымъ.
Каждое ученіе хорошо лишь тогда, когда оно не остается только ученіемъ, но переходитъ въ дѣло, въ жизнь, точно такъ же, какъ нравственность прочна только въ томъ случаѣ, когда она не обязана измѣнять своей сущности при переходѣ изъ одного мѣста въ другое, изъ нисшаго сословія въ высшее и наоборотъ. Но если жизнь противоречитъ на каждомъ шагу словамъ книги, если одни и знать не хотятъ той нравственности, которую считаютъ чистѣйшею для другихъ, тогда или надобно жить иначе, или учиться не тому. Такъ, на-примѣръ, высшій законъ человѣческихъ дѣйствій внушаетъ намъ «не дѣлать того другимъ, чего не хочешь себѣ», или «какъ желаешь, чтобъ другіе съ тобою поступали, поступай и ты также съ ними» (стр. 26). Я знаю этотъ законъ, и вамъ онъ очень-хорошо извѣстенъ; однакожьоба ли мы равномѣрно исполняемъ его? Я, частію по собственному произволу, частію по невозможности, не дѣлаю вамъ того, чего не желаю себѣ; вы же, по волѣ и по возможности, поступаете со мной такъ, какъ не хотите, чтобъ поступали съ вами У меня въ рукахъ только отрицательный способъ нравственнаго дѣйствія; у васъ и отрицательный и положительный. Я, относительно васъ, существо зависящее и пассивное: моя нравственность немного надѣлаетъ подвиговъ; вы, относительно многихъ, существо активное, и ваша безнравственность натворитъ много проказъ. Конечно, моя чистая совѣсть послужитъ мнѣ утѣшеніемъ, но останавливаться на одномъ утѣшеніи — мало. Вы хотите только отирать мои слезы, а я требую веселія, удовольствія, радости. Заботясь о чистотѣ моей совѣсти, позаботьтесь хоть немного о моемъ счастіи — сначала внѣшнемъ, вещественномъ, безъ котораго мнѣ и ученье не пойдетъ въ голову, а потомъ о внутреннемъ — о счастіи ума и сердца.
Вотъ что мы думали, читая и перечитывая благонамѣренную брошюру г. Маслова. Не напрасно возвращается онъ къ мыслямъ, высказаннымъ прежде, повторяетъ и поясняетъ ихъ: предметъ такъ важенъ, что трудно изъ разсужденій объ немъ выйдти, безъ вопросительныхъ знаковъ, совершенно рѣшившимъ всѣ недоумѣнія. Твердая мысль требуетъ твердаго основанія, а есть такія основёнія, которыя никогда не уяснятъ мысли…