О "порядке", как его понимает газета "Весть" (Аксаков)/ДО

О "порядке", как его понимает газета "Весть"
авторъ Иван Сергеевич Аксаков
Опубл.: 1868. Источникъ: az.lib.ru

Сочиненія И. С. Аксакова. Томъ третій.

Польскій вопросъ и Западно-Русское дѣло. Еврейскій Вопросъ. 1860—1886

Статьи изъ «Дня», «Москвы», «Москвича» и «Руси»

Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1886.

О «порядкѣ», какъ его понимаетъ газета «Вѣсть».

править
Москва, 14-го апрѣля 1868 г.

Наша статья въ 5 No,[1] по поводу административной перемѣны въ Сѣверозападномъ краѣ, попала, какъ говорится, не въ бровь, а прямо въ глазъ газетѣ «Вѣсть», хотя мы въ нее даже и не мѣтили. Подъ предлогомъ заступничества за новаго начальника края, генерала Потапова, на котораго никто и не нападалъ, — она обрушилась на насъ всѣмъ словаремъ своихъ обвинительныхъ терминовъ. Однимъ словомъ, она и рветъ и мечетъ. Мы никакъ не воображали, что наша спокойная рѣчь покажется ей «рьянымъ потокомъ краснорѣчія» и наши осторожныя замѣчанія — «размахомъ съ плеча», подъ который видно она подвернулась. Но намъ нѣтъ никакого дѣла до ругательныхъ фразъ органа крупныхъ землевладѣльцевъ: вѣроятно, у послѣднихъ этотъ-то тонъ и называется: le vrai bon ton. Статья газеты «Вѣсть» интересна какъ признакъ времени, какъ симптомъ настоящаго положенія дѣлъ. Мы не можемъ не замѣтить, что газета «Вѣсть» считаетъ себя какъ бы призваннымъ адвокатомъ генерала Потапова и думаетъ защитить его отъ несуществующихъ нападеній — защитою своихъ личныхъ теорій, дѣйствительно постоянно осмѣиваемыхъ въ нашей газетѣ. Выставляя ни видъ такую свою солидарность съ нимъ, «Вѣсть» тѣмъ самымъ какъ бы скрѣпляетъ своею подписью справедливость нашихъ догадокъ и предположеній.

Мы находимъ однако же не излишнимъ сказать еще нѣсколько словъ по поводу Сѣверозападнаго края, не боясь наскучить читателямъ. Если для чего существуютъ газеты, такъ именно для живыхъ, современныхъ вопросовъ, и если о чемъ говорить благовременно, такъ именно о Сѣверозападномъ краѣ, въ виду совершающихся въ немъ перемѣнъ и доходящихъ оттуда извѣстій.

«Москва» не можетъ понять — возглашаетъ «Вѣсть» — что такое дѣлается въ Сѣверозападномъ краѣ". Этому мы вѣримъ: тамъ водворяется столь ненавистный «Москвѣ» и столь невыгодный для ея друзей — «порядокъ». Вотъ это-то слово намъ и нужно, а до мнѣній газеты о насъ и какихъ-то нашихъ друзьяхъ намъ дѣла нѣтъ. Nous tenons le mot. Есть слова, играющія великую роль въ нашей государственной жизни, — слова повидимому что-то выражающія, но въ сущности лишенныя содержанія; неопредѣленный смыслъ чего-то хорошаго, въ этихъ словахъ предполагаемый, улетучивается при малѣйшей попыткѣ анализа. Надо замѣтить, что почти всегда этими словами переводятся французскія слова и понятія, — тамъ, во Франціи, имѣющія смыслъ живой, реальный, а у насъ только призрачный или даже и вовсе никакого. Выставлено, наиримѣръ, на знамени Наполеона III: le principe de Tordre, la cause de Tordre — въ противоположность революціоннымъ страстямъ и попыткамъ: давай и мы обзаводиться такимъ же знаменемъ и акклиматизировать у себя сіи громкія французскія рѣченія. Для этого потребовалось прежде всего ввести тѣ иностранныя опасности, противъ которыхъ выставлено это знамя, а за неимѣніемъ дѣйствительныхъ опасностей — призраки опасностей отъ соціализма, коммунизма, демократизма, пауперизма: все это лишено всякаго смысла на русской почвѣ, — но водится у цивилизованныхъ народовъ Европы… Не отставать же, и намъ! А обзаведясь призраками опасностей, нельзя же напримѣръ, не перенять систему предостереженій, — даромъ что она создана императоромъ Французовъ единственно въ интересѣ династическомъ, — тогда какъ для Россіи династическаго вопроса даже и не существуетъ; нельзя же было и не выпустить въ русскій свѣтъ спасительныхъ словъ: «консерватизмъ», «охранительныя начала», «порядокъ»… Но вотъ какая странность выходитъ: если Наполеонъ противополагалъ «порядокъ» французскимъ революціоннымъ попыткамъ и угрожалъ знаменемъ «порядка» революціонерамъ, — тѣмъ, которые производили и способны производить вновь мятежи, то чему же у насъ въ Сѣверозападномъ краѣ долженъ противополагаться «порядокъ»? Для кого грозой и уздой долженъ быть сей «порядокъ»? По здравому смыслу, для той именно партіи, которая возбудила мятежъ, для того польскаго населенія, которое враждовало съ русскимъ владычествомъ и питало или продолжаетъ питать сочувствіе къ польской политической идеѣ?… Казалось бы такъ, но таково непонятное извращеніе мыслей въ Россіи, что у насъ «порядкомъ» грозятъ не врагамъ русскаго государства, не виновникамъ, прямымъ или косвеннымъ, бывшаго мятежа, — а Русскимъ и только Русскимъ, содѣйствовавшимъ правительству къ усмиренію возстанія, къ водворенію въ народѣ вѣры въ русскую власть, къ утвержденію въ немъ сознанія своей русской народности!!! Виноваты, выходитъ, не Поляки, а Русскіе! Край еще весь запечатлѣнъ свѣжими слѣдами польскаго гнета; за польскимъ населеніемъ этого края еще остается преобладаніе, соціальное и экономическое, основанное на общественномъ его положеніи, на его значеніи, какъ высшаго образованнаго класса, на землевладѣніи — ибо въ его рукахъ почти вся поземельная собственность; русское крестьянство (которое, кромѣ духовенства, есть единственный представитель русской въ краѣ стихіи) еще остается на дѣлѣ, въ жизни, въ полной хозяйственной зависимости отъ польскихъ пановъ, — и вдругъ въ этомъ краѣ не оказывается никакой болѣе важной заботы, какъ поддерживать эту зависимость русскихъ крестьянъ отъ польскихъ пановъ — въ интересахъ европейскаго консервативнаго понятія о поземельной аристократіи, о крупной собственности (la grande propriété!!!), и вдругъ въ этомъ краѣ оказывается благовременнымъ именемъ «порядка» смирять не Поляковъ, а работниковъ русскаго дѣла, провинившихся пристрастіемъ къ интересамъ русской народности!

Мы истинно желаемъ порядка, но понимаемъ его иначе, чѣмъ «Вѣсть». По мнѣнію этой газеты или петербургской партіи крупныхъ землевладѣльцевъ, ее издающихъ, порядокъ состоитъ въ томъ, чтобы «принципъ крупной собственности поставить выше принципа національности, и интересъ пановъ-землевладѣльцевъ выше интереса мужиковъ-Бѣлоруссовъ» (sic). Другими словами, это. значитъ: вновь поставить русскую народную стихію, представляемую въ краѣ почти одними крестьянами, въ подчиненное отношеніе къ стихіи польской — представляемой мѣстными землевладѣльцами и крупными собственниками. По нашему же мнѣнію порядокъ тогда только будетъ достигнутъ, когда интересъ русской національности поставленъ будетъ выше интереса «крупной землевладѣльческой собственности», — когда будетъ совершенно ослаблена въ краѣ сила польской стихіи, когда положеніе русскаго крестьянства будетъ упрочено на твердыхъ основахъ и освобождено отъ всякой экономической и соціальной зависимости отъ польской національности… Порядокъ, по мнѣнію «Вѣсти», долженъ состоять въ томъ, чтобы ни одно русское служащее въ краѣ лицо не смѣло питать никакихъ національныхъ стремленій, никакихъ народныхъ чувствъ и симпатій, не дерзало и мыслить о службѣ дѣлу русской народности, а замыкалось лишь въ безстрастномъ исполненіи буквы закона, въ служеніи одной отвлеченной идеѣ легальности, безъ малѣйшаго политическаго оттѣнка, и пр. и пр. По мнѣнію «Вѣсти», въ этомъ краѣ русскій чиновникъ не долженъ себя чувствовать ни Русскимъ, ни Полякомъ, а только «чиновникомъ» безъ всякой національности. — По нашему же мнѣнію, такой «порядокъ» есть вредная ложь. Какъ будто чиновникъ машина, а не живой человѣкъ, какъ будто администрація, хотя бы и на низшей ступени, есть только мертвый механическій снарядъ, а не живое дѣло, требующее нравственнаго участія со стороны даже мелкаго дѣятеля! За недостаткомъ въ краѣ живыхъ общественныхъ, мѣстныхъ, русскихъ силъ, представителемъ и носителемъ не только отвлеченной государственной, по русской народной исторической идеи, является въ немъ, по необходимости, русская власть и ея служители. Она не можетъ ограничиваться внѣшнимъ исполненіемъ служебнаго долга; русскій чиновникъ подвизается и дѣйствуетъ тамъ не только въ канцеляріи за письменнымъ столомъ, но и внѣ канцеляріи, вездѣ, всюду, на улицѣ, дома, въ гостяхъ; вездѣ онъ служитъ русскому народному началу; всегда, во всякое время онъ политическій дѣятель на этой аренѣ ежеминутной политической борьбы, — борьбы нерѣдко неосязаемой, нравственной, безпрестанно видоизмѣняющейся. Такъ напримѣръ, въ виду сплоченнаго противодѣйствія со стороны польской народности, не должны ли русскіе чиновники, прежде всего, домогаться согласія между собою и общей солидарности? Не должны ли, напримѣръ, они говорить по-русски, а не по-польски, въ клубахъ и театрахъ? Не въ нихъ ли, наконецъ, заключается теперь, кромѣ духовенства, единственная интеллигентная сила русскаго народнаго элемента въ томъ краѣ? Не въ нихъ ли угнетенный бѣлорусскій народъ видитъ представителей русской власти, слѣдовательно и русской народности, отождествляя эти два понятія?

Мы вовсе не думаемъ предоставлять право всякому чиновнику нарушать установленный законъ по своему усмотрѣнію: это право принадлежитъ высшей власти. Но есть многое, не вмѣщающееся въ рамки закона, которое въ живомъ дѣлѣ зависитъ отъ образа мыслей исполнителей, — и этотъ-то образъ мыслей и долженъ быть русскій.

Мы вовсе не отвергаемъ идеи легальности или юридической справедливости, но она не можетъ не уступать мѣста идеѣ высшей справедливости, когда становится съ нею въ разрѣзъ.

Въ силу «отвлеченной легальности», нѣтъ никакого права лишать Поляковъ званія, напримѣръ, мировыхъ посредниковъ, т. е. такихъ должностей, которыя даютъ имъ власть надъ русскимъ простонародьемъ, власть вмѣшиваться въ ихъ домашнюю жизнь, чинить между ними судъ и расправу, быть посредниками между ними и помѣщиками-Подяками. Примѣняя отвлеченный принципъ о безнародности служителей закона и власти, «Вѣсть» не имѣетъ никакого основанія не допускать въ эти должности Поляковъ, которые бы, конечно, поспѣшили занять ихъ, — какъ это и было до мятежа. Но этотъ порядокъ привелъ бы къ новому мятежу.

Вообще мы желали бы, чтобы намъ отвѣтили категорически на слѣдующіе вопросы: по мнѣнію «Вѣсти» и хвалимыхъ ею лицъ, теперь, въ краѣ — безпорядокъ. Но то, что было до мятежа, въ 1862 году, напримѣръ, былъ — порядокъ или нѣтъ? Законъ вѣдь не былъ нарушаемъ нисколько? не достигалась цѣль его, но форма исполнялась. Такъ этого ли порядка желаетъ «Вѣсть»? И могъ ли быть нарушенъ этотъ порядокъ иначе, какъ тѣми мѣрами, которыя всѣ ревнители національнаго безразличія считали «иллегальными»?

Однимъ словомъ, «порядокъ», какъ понимаетъ его партія газеты крупныхъ землевладѣльцевъ, въ сущности есть не что иное какъ возмутительный безпорядокъ, и водвореніе этого порядка должно неминуемо водворить и преобладаніе польской стихіи, слѣдовательно — новыя бѣдствія для края, новые взрывы.

Мы, впрочемъ, увѣрены, что генералъ Потаповъ, какъ опытный правитель, не можетъ раздѣлять взгляда петербургской газеты. Его административная прежняя дѣятельность даетъ право полагать, что онъ вѣрнѣе «Вѣсти» оцѣнитъ различіе положенія чиновника въ Сѣверозападномъ краѣ и гдѣ-нибудь въ Калужской губерніи. Онъ не можетъ не понимать, что не то же самое какой-нибудь исправникъ въ Мещовскомъ уѣздѣ, гдѣ никакой политической борьбы не имѣется, гдѣ нѣтъ никакой враждебной и вѣчно враждующей національности, а весь уѣздъ представляетъ однородную національную стихію, — и въ какомъ-нибудь Ошмянскомъ уѣздѣ, гдѣ приходится имѣть дѣло съ иноплеменниками и иновѣрцами, съ представителями и служителями польской исторической идеи, гдѣ главная забота русской власти — совершить подъемъ русской народной, туземной стихіи, доселѣ забитой и угнетенной, водворить господство русской народности…. Какихъ людей для этого нужно: русскихъ или не русскихъ? Если русскихъ, такъ вѣдь не только по происхожденію, какъ это предписываетъ законъ, а по образу мыслей, чувствамъ, направленію. Мало того: служба въ Сѣверозападномъ краѣ такъ тяжела, что для этого подвига требуются люди одушевленные любовью къ русской народности, сознающіе историческую важность своего призванія. Это ясно какъ день.

Впрочемъ, такое искаженіе понятій могло придти въ голову только партіи крупныхъ землевладѣльцевъ, издающихъ газету «Вѣсть», — той партіи, которая такъ боится, такъ старается всегда опорочить русскаго крестьянина. Отъ нея другаго и ожидать нельзя. Но нельзя, упомянувъ уже объ извращеніи мыслей, проявляющемся въ понятіи о «порядкѣ», не сказать нѣсколько словъ и о той филантропіи, которая также играетъ не малую роль въ вопросѣ о Сѣверозападномъ краѣ. Не только дамы, но и мужчины стали съ нѣкотораго времени вновь изнывать состраданіемъ и сердоболіемъ къ польскимъ землевладѣльцамъ этого русскаго края, разореннымъ, жестоко наказаннымъ, если не проученнымъ, всѣми послѣдствіями мятежа. Они достойны сожалѣнія — спора нѣтъ, и мы не поставимъ въ вину кому бы то ни было состраданіе. Но почему же ни эти дамы, ни эти мужчины не подарили ни разу даже вздоха соболѣзнованія или просто сочувствія — русскому бѣдному въ томъ краѣ народу, этому несчастному хлопу, страдавшему столько вѣковъ и еще такъ недавно — отъ угнетенія тѣхъ самыхъ пановъ, которыхъ несчастія извлекаютъ у нашихъ филантроповъ слезы? пановъ, которые потому только и бѣдствуютъ, что хотѣли бы заставить страдать этихъ хлоповъ снова? Отчего это однихъ жаль, а другихъ не жаль? Оттого ли, что одни — дворяне, а другіе — мужики, тѣ иностранцы, а эти Русскіе, значитъ человѣческимъ чиномъ пониже?…



  1. См. выше, подъ заглавіемъ: «По поводу назначенія генерала Потапова въ Вильну».