О. Д'Эрбиньи о религиозном образе Москвы в октябре 1925 г. (Бердяев)
| О. Д'Эрбиньи о религиозном образе Москвы в октябре 1925 г. : Michel d'Herbigny, S. I. L' aspect religieux de Moscou en octobre 1925. Orientalia Christiana. Vol. V — 3, № 20 Ianuario. 1926. |
| Опубл.: 1926. Источник: Путь. — 1926. — № 3. — С. 145—147. — odinblago.ru |
Предмет этой книги не может не волновать русских православных людей оторванных от своей родины. За границей русские так мало знают о том, что совершается внутри России, как протекает там религиозная жизнь, что всякое слово живого свидетеля, из России недавно приехавшего, приобретает особое значение. Книга о. д’Эрбиньи читается с большим интересом, она искусно написана, и вместе с тем она вызывает чувство горечи и протеста. О. д’Эрбиньи считается в официальном католическом мире самым большим специалистом по Православию и по русскому вопросу. Он стоит во главе Institut pontifical oriental. Он много писал о России. Целый ряд выпусков Orientalia Christiana был уже посвящен им русскому Православию, русской душе и русскому религиозному движению. Он известен своей книгой о Вл. Соловьеве. О. д’Эрбиньи прочел очень много русских книг, тщательно следил за движением русской мысли, со многими говорил. Но приходится решительно сказать, что умственный и духовный склад самого о. д’Эрбиньи чрезвычайно неблагоприятен для понимания русской души, русского религиозного типа. О. д’Эрбиньи очень типичный человек латинской культуры, латинского склада ума, своеобразного латинского рационализма. В нем чувствуется самодовольная замкнутость и высокомерие латинской цивилизации. В католическом мире такого рода духовный склад наиболее полярно противоположен русскому духовному складу, Немецкие католики, особенно бенедиктинцы, ближе русским и лучше русских понимают. И среди французских католиков я знаю людей другого духа, с которыми нам легче общаться, которые интересуются по существу и бескорыстно русской духовной жизнью. О. д’Эрбиньи внешне выражает много симпатий русскому народу, готов признать его подлинную религиозность. Но он смотрит на русский народ исключительно как на религиозный объект, а не как на религиозный субъект. Русские по о. д’Эрбиньи имеют религиозную стихию, но она должна быть оформлена самим о. д’Эрбиньи, русские должны быть обращены в истинную христианскую веру. Такого рода отношение делает невозможным проникновение во внутреннюю духовную жизнь русского народа и до крайности затрудняет духовное общение между православными и католиками. О. д’Эрбиньи очень ошибается, если он думает, что его писания способствуют сближению между русскими и католиками и вызывают большие симпатии к католичеству. По многим отзывам, я знаю, что он достигает прямо противоположного, он отталкивает и возмущает. Он не проявил достаточного уважения к русским святым. Он с нескрываемым чувством удовлетворения отмечал всякий процесс разложения в Православии. Он не мог воздержаться от выражения настоящей ненависти к величайшему русскому гению Достоевскому и этим лишь подтвердил русское мнение, что западные люди, особенно люди латинского духа, неспособны вообще понять русский дух, русский национальный гений. В тоне о. д’Эрбиньи есть снисходительное презрение к симпатичному, но варварскому русскому народу, который нужно подчинить рациональным нормам. Поэтому он видит лишь фасад нашей церковной жизни, видит церковную смуту и процессы разложения во внешней организации Церкви, но не видит нашей внутренней духовной жизни, которая возрождается, несмотря на все внешние нестроения.
Описание о. д’Эрбиньи религиозной жизни Москвы в Октябре 1925 г. по тону лучше прежних его писаний на русские темы, но и в нем мы встречаемся с обычными его особенностями: высокомерно-презрительным, хотя и благосклонным взглядом высоко цивилизованного латинянина на варварскую страну, отношением к русскому народу исключительно как к объекту религиозного воздействия извне, неспособность разобраться во внутренней религиозной жизни Poccии. Тема последней работы о. д’Эрбиньи особенно щекотливая: нужно разобраться в русских церковных распрях перед страшным лицом анти-христианской советской власти, которая гонит Церковь и религию, и нужно написать об этом так, чтобы никому не повредить. Я верю, что о. д’Эрбиньи имел добрые намерения быть объективным и беспристрастным. Но вряд ли это ему удалось. Прежде всего нужно сказать, что католику очень трудно понять одну особенность Православия. Православие иначе понимает вселенскость, чем католичество, понимает ее вертикально, а не горизонтально. Католическое сознание прежде всего дорожит внешним единством вселенской организации церкви и ему представляется, что церковь гибнет, когда это внешнее единство начинает колебаться. Православие меньше дорожит внешним единством мировой организации церкви, вообще меньше дорожит организацией. Православное сознание допускает, что фактически каждая епархия со своим епископом может быть автокефальной, и она в себе, по линии вертикальной, может заключать вселенскость. Вселенское единство церкви при этом сохраняется. Потому только Православная Церковь могла сохраниться в Poccии в нашу эпоху страшных бурь, смут и гонений. Католику представляется, что Православная Церковь перестала существовать, что существуют лишь разные течения в Православии. Так и говорит о. д’Эрбиньи. Он не видит Православной Церкви, он видит лишь православные течения. Это его радует, так как по его церковному сознанию так и должно быть с церковью схизматической, отпавшей от вселенского единства. По нашему сознанию Православие, конечно, должно стремиться к внешнему единству, но оно имеет силу существовать и при отсутствии этого единства. В этом сила священного предания в Православной Церкви, дара св. Духа.
О. д’Эрбиньи берет под свою защиту собор и синод, отделившийся от Патриарха, старается доказать, что это течение -— вполне православное, не имеющее ничего общего с красной церковью, с живой церковью. Я не имею достаточных данных, чтобы иметь окончательное суждение об этом вопросе. Издали многое не видно или видно в ложном свете и искажено. Я считаю грехом русской эмиграции, что она считает возможным обо всем судить априорно, на основании своих отвлеченных и часто ложных принципов и своих привычных эмоций и аффектов. Нужно быть в России, нужно знать факты и уметь беспристрастно к ним отнестись, чтобы судить о русской церковной жизни и оценить разные ее течения. Я не имею возможности фактически возражать о. д’Эрбиньи по поводу его взгляда на нынешнее синодальное течение. Но ясно все-таки, что течение это отдалилось от Патриарха и не канонично, что оно проявило меньшую жертвоспособность, чем Православие, верное традиции Патриарха, что оно проявило большую приспособляемость и оппортунизм и вредило своим православным братьям, подводило их. Пусть Введенский, ныне митрополит, очень красноречив и удачно спорил с Луначарским, хорошо защищал православную веру на Соборе, но роль его была некрасивой, предательской относительно митрополита Вениамина, погибшего мученической смертью, и Патриapxa. В образе его нет ничего героического. Он может спорить публично, потому что он купил себе это право компромиссами и приспособлениями. О. д’Эрбиньи без достаточной меры восторгается Введенским. Ведь О. д’Эрбиньи не имел возможности говорить с представителями самого коренного Православия, верного Патриapxy, по причинам для него понятным. Но именно поэтому он не может быть вполне объективным судьей. Патриарх и верное ему Православие тоже было ведь лойяльно в отношении к советской власти и решительно отрицало участие Церкви в политической борьбе. Оно относилось с решительным осуждением к карловацкому собору и не имело внешних сношений с Церковью эмигрантской. Думаю, что о. д’Эрбиньи верно уловил отрицательное отношение церковных кругов внутри России к господствующим церковным течениям в эмиграции. Но есть течения в России, которые приспособлением, а нередко и предательством, завоевали себе право созывать соборы, публично выступать, писать.
Церкви же Христовой в эпоху гонений со стороны антихристианской власти более подобает иметь образ Церкви катакомбной. И катакомбность Церкви совсем не означает никакого политического заговора, она то и означает чуждость всякой политики и отдачу себя жизни духовной. В заключении должен сказать: я менее всего принадлежу к людям враждебным католичеству и от души желал бы, если не соединения Церквей, которое может лишь быть делом Духа Св., то во всяком случае большего общения, большего взаимного узнавания и большей дружественности между христианами Востока и Запада. Но для осуществления этой благой цели со стороны католиков именно в наши дни нужна величайшая деликатность, бескорыстие, уважение к православному духовному типу и понимание его, как с русской стороны нужно преодоление замкнутости и боязливой враждебности в отношении к миру католическому и большее его знание.