ОЧЕРКИ ПО ИСТОРІИ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ.
править(Продолженіе *).
- ) См. «Міръ Божій», № 6, іюнь.
III.
Экономическое развитіе страны тѣсно связано съ улучшеніемъ ея путей сообщенія. Чѣмъ безопаснѣе, легче и быстрѣе становятся сношенія между людьми, тѣмъ большее число людей соединяется между собою общими экономическими интересами. Улучшенные пути сообщенія раздвигаютъ предѣлы рынка и увеличиваютъ количество покупателей, и этимъ даютъ возможность расширить размѣры производства товаровъ, раздробить это производство на спеціальныя отрасли и распредѣлить его между производителями такъ, чтобы каждый продуктъ производился при наиболѣе благопріятныхъ условіяхъ, т. е. возможно дешевле. И наоборотъ, усиленіе обмѣна и увеличеніе производства создаетъ потребность въ хорошихъ путяхъ сообщенія: чѣмъ больше производится и перемѣщается въ странѣ товаровъ, тѣмъ выгоднѣе становится затратить часть капитала на постройку дорогъ, удешевляющихъ доставку этихъ товаровъ и открывающихъ имъ доступъ къ отдаленному потребителю. Посмотримъ же, имѣя въ виду эту взаимную связь, о какой степени промышленнаго развитія свидѣтельствуютъ пути сообщенія древней Россіи.
Можно сказать съ увѣренностью, что на всемъ протяженіи своей исторіи, до самаго послѣдняго времени, Россія не знала искусственныхъ путей сообщенія. О непроходимости русскихъ сухопутныхъ дорогъ единогласно свидѣтельствуютъ иностранные путешественники XVI и XVII столѣтія. Административная нужда заставила Петра Великаго выстроить «перспективную дорогу» между обѣими столицами; но и эта дорога, укрѣпленная въ топкихъ мѣстахъ фашинникомъ и бревенчатой настилкой, безпрестанно портившаяся и чинившаяся на протяженіи всего XVIII вѣка, едва ли была бы причислена, по теперешней терминологіи, къ «искусственнымъ» дорожнымъ сооруженіямъ. Шведскія дороги Балтійскаго края оставались втеченіе всего прошлаго столѣтія недосягаемымъ образцомъ, которому правительство тщетно приказывало подражать; и еще Екатеринѣ II пришлось распорядиться, чтобы рядомъ съ искусственнымъ полотномъ дороги оставлялись по сторонамъ широкія полосы грунта, на которыя можно было бы сворачивать съ непроходимой казенной дороги, не рискуя свалиться въ канаву. Только при Александрѣ I, въ 1816 г., начинается постройка шоссейныхъ дорогъ, и только къ 1880-му году была окончена первая изъ нихъ, между Москвой и Петербургомъ. Какъ недалеко ушло съ тѣхъ поръ построеніе шоссейныхъ дорогъ, видно изъ того, что тридцать лѣтъ спустя, въ шестидесятыхъ годахъ, въ Россіи считалось всего около 8.000 верстъ шоссейнаго пути[1]; въ слѣдующее же тридцатилѣтіе шоссейныя сооруженія развивались еще медленнѣе, такъ что теперь (1893) общая длина поднялась только до 11 1/2 тыс. верстъ. Это — втрое меньше длины большихъ шоссейныхъ дорогъ маленькой Англіи и слишкомъ въ 20 разъ меньше количества французскихъ шоссе, — если брать абсолютныя цифры. Если же взять отношеніе этихъ цифръ къ величинѣ страны, то въ Россіи Шоссейныхъ дорогъ окажется въ сотни разъ меньше западной Европы. Правда, такая задержка въ устройствѣ шоссейныхъ путей совпадаетъ съ чрезвычайно быстрымъ развитіемъ русской желѣзнодорожной сѣти. Первая русская желѣзная дорога (1838) послѣдовала очень скоро за первымъ русскимъ шоссе (1830); черезъ тридцать лѣтъ (1867) длина желѣзнодорожнаго пути составляла уже болѣе половины длины шоссейныхъ сообщеній (4.700 верстъ), а въ слѣдующее неполное тридцатилѣтіе (1894) она увеличилась еще въ 6 1/2 разъ (до 30 тыс. верстъ или 33 1/2 тыс. километровъ) и стала почти втрое превосходить длину нашихъ шоссе. Съ этой послѣдней цифрой желѣзныхъ дорогъ Россія приближается къ Англіи (32,7 тыс. кил.) и Франціи (39,5 тыс. кил.); но она еще далеко отстаетъ отъ нихъ, если принять въ разсчетъ ея пространство. На тысячу квадр. километровъ приходится у насъ всего 6 километровъ желѣзнодорожнаго пути, а во Франціи 74, въ Англіи 104, т. е. въ 12 и 17 разъ больше. Втеченіе года русскими желѣзными дорогами пользуются изъ каждой сотни жителей 44 человѣка, тогда какъ во Франціи и въ Германіи всякій житель, среднимъ числомъ, по 6—7 разъ проѣдетъ по желѣзной дорогѣ, а въ Англіи даже по 21 разу, т. к. пассажирское движеніе тамъ въ 15—50 разъ сильнѣе, чѣмъ въ Россіи. То же можно сказать и о движеніи грузовъ.
Подобныя же наблюденія можно сдѣлать и относительно водяныхъ путей, — главныхъ средствъ сообщенія древней Россіи. Изъ 100 тые. верстъ общей длины нашихъ рѣкъ, около трети (34 т.) судоходны и такое же количество удобно для сплава. Это самая большая длина во всей Европѣ, но сравнительно съ пространствомъ Россіи и она превращается въ самую малую: 35 верстъ на 100 кв. миль, тогда какъ въ Германіи эта цифра доходитъ до 119 в., во Франціи до 135 в., въ Великобританіи до 145 вер. на 100 кв. миль. Приведенныя цифры станутъ еще знаменательнѣе, если прибавимъ, что очень значительная часть европейскихъ водяныхъ путей создана искусственно. Соединительные и обходные каналы составляютъ 16 % общей длины водяныхъ путей въ Германіи, 35 % во Франція и 69 % въ Англіи. Въ Россіи эта цифра едва доходитъ до 1 %, хотя строеніе искусственныхъ водяныхъ путей началось у насъ гораздо раньше шоссе и желѣзныхъ дорогъ, — еще съ Петра Великаго. Къ началу шоссейныхъ соооруженій наша система каналовъ была уже готова въ общихъ чертахъ, но съ тѣхъ поръ она уже не развивалась дальше. Здѣсь повторилось то же, что мы видѣли съ развитіемъ шоссейныхъ дорогъ: постройка шоссе, повидимому, такъ же затормозила устройство каналовъ, какъ она сама была заторможена возникновеніемъ желѣзнодорожной сѣти. Новый способъ сообщенія не столько пополнялъ, сколько прямо замѣнялъ старый: проведенныя между тѣми же самыми главнѣйшими административными и торговыми центрами, желѣзныя дороги лишили значенія параллельныя съ ними шоссе и отвлекли отъ рѣкъ значительную часть ихъ грузовъ. Такимъ образомъ, получилось скопленіе искусственныхъ сообщеній на главныхъ путяхъ, при полномъ почти отсутствіи ихъ на второстепенныхъ: вмѣсто того, чтобы взаимно пересѣкаться, у насъ значительная часть разнородныхъ искусственныхъ путей совпала. Только въ послѣднеее время вопросъ о соединительныхъ и подъѣздныхъ путяхъ сталъ, наконецъ, на очередь.
Пародируя извѣстное изреченіе, можно было бы сказать, что всякая страна имѣетъ такія сообщенія, какія она заслуживаетъ имѣть, — если бы только состояніе путей сообщенія опредѣлялось исключительно экономическимъ развитіемъ данной страны или ея отдѣльныхъ частей. Въ дѣйствительности, въ удобныхъ и правильныхъ сообщеніяхъ раньше населенія Россіи нуждалось ея правительство, а затѣмъ иностранные торговцы. Задолго до устройства искусственныхъ путей, правительство старалось себѣ обезпечить возможность административныхъ сношеній со всѣми частями управляемой страны путемъ устройства казенныхъ «ямовъ». Первое устройство правильныхъ почтовыхъ сообщеній современно объединенію Руси и относится къ концу XV столѣтія. Два вѣка спустя въ распоряженіи правительства находилось до 200 почтовыхъ станцій, распредѣленныхъ между девятью ямскими дорогами, сообщавшимися со всѣми окраинами государства. Ко вступленію Екатерины II это число возросло до 674, а въ почтовомъ дорожникѣ 1829 года показано уже до 3.240 станцій. Въ допетровское время, однако, ямскія учрежденія служили исключительно потребностямъ государства. Регулярныхъ сношеній не было, и правительство пользовалось ямщиками лишь по мѣрѣ того, какъ въ этомъ являлась надобность. Частныя лица вовсе не могли пользоваться казенными «ямами». На просьбы объ этомъ англійскихъ купцовъ XVI вѣка московское правительство, послѣ нѣкоторыхъ колебаній, отвѣтило отказомъ. Только вѣкъ спустя, при Алексѣѣ Михайловичѣ (1663), иностраннымъ торговцамъ удалось, наконецъ, добиться устройства правильныхъ почтовыхъ сношеній съ заграницей (черезъ Ригу и Вильну) и съ единственнымъ торговымъ портомъ того времени, Архангельскомъ. Но для этого они должны были сами сдѣлаться предпринимателями новаго дѣла и вести его совершенно независимо отъ Ямского приказа, подъ наблюденіемъ тогдашняго министерства иностранныхъ дѣлъ (Посольскаго приказа). Петръ взялъ, наконецъ, русскую почту изъ рукъ иностранцевъ-предпринимателей въ руки государства; во только при Екатеринѣ II различіе между казенной и купеческой почтой уничтожилось окончательно. Какъ быстро развивались почтовыя сношенія въ нынѣшнемъ вѣкѣ, можно судить изъ слѣдующихъ цифръ. Въ 1825 году одно письмо приходилось почти на 10 жителей; въ 1856 г. уже только одно на двухъ, а въ 1888 г. на каждаго жителя приходилось почти по 3 письма. Конечно, и эта послѣдняя цифра покажется незначительной, если сопоставимъ ее съ размѣрами корреспонденціи на Западѣ. Во Франціи на каждаго жителя приходится по 18 писемъ, въ Германіи по 33, въ Англіи по 53.
При отсутствіи искусственныхъ путей сообщенія до начала нынѣшняго столѣтія и правильныхъ почтовыхъ сношеній до второй половины XVII в., при извѣстномъ уже намъ низкомъ уровнѣ экономическаго уровня Россіи, — чѣмъ была древняя русская торговля? Затрудненія по перевозкѣ товаровъ она умѣла побѣждать, пользуясь лѣтомъ рѣчными путями, а зимою — санной дорогой. Характерно для тогдашняго состоянія Россіи, что оба эти способа транспорта стоили, повидимому, приблизительно одинаково, или даже сухопутная перевозка обходилась дешевле водяной. Зимняя дорога отъ Москвы до Вологды составляла нѣсколько болѣе четверти протяженія главнаго торговаго пути XVII вѣка — отъ Москвы до Архангельска (около 400 верстъ изъ 1.500). Изъ Вологды русскіе товары, доставлялись обыкновенно уже водой на архангельскую ярмарку; и изъ Архангельска заграничные товары еще до замерзанія рѣкъ успѣвали добраться до Вологды, откуда они доставлялись въ Москву по новому зимнему пути. Обычная цѣна за провозъ съ пуда отъ Москвы до Архангельска была во второй половинѣ XVII вѣка (1674) — 19 коп. Изъ этой суммы менѣе четверти (4 коп.) платилось за зимній провозъ отъ Москвы до Вологды, а остальныя три четверти цѣны (15 коп.) стоила доставка водой отъ Вологды до Архангельска. На версту зимней дороги это составитъ около 1/100 коп., а на версту рѣчного пути около 1/70 коп. Принимая въ разсчетъ, что каждая копѣйка того времени равнялась по своей покупательной силѣ семнадцати тецерешнимъ, мы можемъ приравнять эти цѣны, приблизительно, 1/6 — 1/4 нашихъ копѣекъ. Между тѣми же нормами (1/100 — 1/70 тогдашнихъ коп.) колебалась провозная плата за пудъ съ версты по другой большой торговой дорогѣ на Новгородъ[2].
Сравнительно съ теперешней стоимостью гужеваго провоза (около коп.), эти цѣны раза въ два выше, а сравнительно съ провозомъ по желѣзной дорогѣ — онѣ дороже въ 8—20 разъ. Какъ видимъ, провозъ товаровъ не удешевился сколько-нибудь значительно до самой постройки желѣзныхъ дорогъ, и не въ этой дороговизнѣ заключалось главное затрудненіе древне-русской торговли.. Гораздо важнѣе была невозможность постояннаго и быстраго обращенія товаровъ, связанная какъ съ состояніемъ путей сообщенія, такъ и съ общимъ уровнемъ экономическаго развитія страны. Провезти товаръ по лѣтней дорогѣ стоило, по крайней мѣрѣ, вчетверо дороже зимняго провоза; такимъ образомъ, вся сухопутная перевозка останавливалась лѣтомъ. Обмѣнъ товаровъ между внутреннимъ и внѣшнимъ рынкомъ совершался одинъ разъ въ годъ, и этотъ однократный оборотъ производился на протяженіи полугода для иностранныхъ купцовъ и цѣлаго года для русскихъ. Періодичность и медленность товарнаго оборота создала въ Россіи тѣ же формы торговли, которыя вообще свойственны примитивному экономическому быту. Передвиженіе товаровъ въ странѣ приняло форму караваннаго транспорта, наиболѣе приспособленнаго къ недостаточной безопасности русскихъ дорогъ и къ періодической массовой перевозкѣ товаровъ. Необходимость скоплять товары въ извѣстное время года въ извѣстномъ мѣстѣ создала періодическіе съѣзды купцовъ и покупателей, а это придало торговлѣ ярмарочный характеръ. Наконецъ, неустойчивость и непостоянство торговыхъ связей заставили торговцевъ смотрѣть на каждую отдѣльную сдѣлку, какъ на первую и послѣднюю въ своемъ родѣ, и этимъ опредѣлили низкій уровень сословной нравственности, вошедшій въ пословицу и у иностранныхъ, и у своихъ наблюдателей. Всѣ эти явленія, конечно, начинаютъ теперь исчезать съ уничтоженіемъ породившихъ его условій. Караваны и ярмарки теряютъ свой смыслъ съ появленіемъ дешеваго, быстраго и регулярнаго пароваго транспорта; поэтому, несмотря на общее оживленіе промышленной жизни, ярмарочные обороты или стоятъ въ послѣднее время на одной точкѣ, или, съ начала прошлаго десятилѣтія, начинаютъ довольно быстро уменьшаться. Осѣдлая торговля развивается повсюду на счетъ ярмарочной; мѣстные рынки теряютъ свою замкнутость и сливаются мало-по-малу въ одинъ общій рынокъ, подчиняющійся общимъ условіямъ русской и даже всемірной промышленной жизни. Лучшимъ признакомъ такого объединенія рынка является установленіе однообразныхъ цѣнъ на товары, которые до того подчинялись разнообразнымъ условіямъ производства и сбыта на мѣстныхъ, болѣе или менѣе ограниченныхъ рынкахъ. У насъ, въ Россіи, движеніе хлѣбныхъ цѣнъ — вотъ тотъ пульсъ, который всего нагляднѣе можетъ свидѣтельствовать, насколько быстро совершается кровообращеніе въ русскомъ экономическомъ организмѣ. Громоздкій и капризный товаръ, хлѣбъ, только при болѣе или менѣе совершенномъ объединеніи рынка, можетъ быстро приспособляться къ колебаніямъ рыночной цѣны. Поэтому, изолированность мѣстныхъ рынковъ скорѣе всего отзовется разнообразіемъ мѣстныхъ хлѣбныхъ цѣнъ. Въ XVI и XVII вв. разница въ 4—6 разъ между мѣстными цѣнами ржи составляла самое обычное явленіе; иногда даже въ сосѣднихъ мѣстностяхъ (напр. Москва и Кашира, или Суздаль; Новгородъ и Олонецкая губ.) цѣны разнились втрое. Въ сороковыхъ годахъ XVIII вѣка цѣна четверти ржи колебалась между 30 к. (Дивны, Пронскъ и Алатырь) и 2 р. 24 к. (Псковъ); средними же цѣнами для юго-востока были около 50 к., а для сѣверо-запада около 1 р. 50 к. за четверть. Другими словами: при средней разницѣ въ три раза, въ отдѣльныхъ случаяхъ хлѣбныя цѣны колебались до 7 1/2 разъ. Еще сто лѣтъ спустя (1847—1853), низшая средняя цѣна четверти (въ Оренб. г.) была 1 р., а высшая (въ Петерб. г.) 5 р. 50 к., т. е. Ръ 5 1/2 разъ больше; но между юго-востокомъ и сѣверо-западомъ Россіи вообще — разница въ цѣнѣ ржи была уже не болѣе, чѣмъ вдвое. Въ степной полосѣ рожь стоила 2 р. за четверть, а въ сѣверной полосѣ около 4 р.; центральная полоса занимала промежуточное положеніе съ цѣнами 2 1/2 — 3 1/2 р. Наконецъ, въ 1881—87 гг. въ тѣхъ же мѣстностяхъ цѣны ржи были: въ степной полосѣ 64 к. за пудъ, на сѣверѣ — около рубля, въ центральныхъ губерніяхъ — отъ 74 до 90 коп. за пудъ. Другими словами: теперь цѣны разнятся не болѣе, какъ въ полтора раза; и даже разница между самой высокой цѣной (Петерб. 1 р. 22 к. за пудъ) и самой низкой (Уфим. 50 к.) составляетъ менѣе 2 1/2. (Русскій хлѣбный рынокъ очень быстро приспособляется теперь къ колебаніямъ хлѣбныхъ цѣнъ на всемірномъ, рынкѣ, но ему далеко еще до того, чтобы, подобно Америкѣ, регулировать эти цѣны самостоятельно. Вынужденная продажа хлѣба производителями по низкимъ осеннимъ цѣнамъ и вынужденная покупка его по высокимъ весеннимъ — составляетъ первое препятствіе для участія Россіи въ созданіи международныхъ цѣнъ; но главная причина пассивной роли Россіи на международномъ рынкѣ заключается, конечно, въ общихъ условіяхъ русской экономической жизни, вызывающихъ и только-что упомянутую покупку и продажу.
Изолированность мѣстныхъ рынковъ, караванный характеръ перевозки товаровъ и ярмарочный характеръ ихъ продажи и покупки — таковы, слѣдовательно, типическія черты старинной внутренней торговли Россіи. Мы уже знаемъ, что всѣ эти черты свидѣтельствуютъ о слабости обмѣна и незначительности оборотовъ внутренней торговли. Естественно, что, чѣмъ дальше мы углубляемся въ историческое прошлое Россіи, тѣмъ болѣе эта внутренняя торговля отодвигается на второй планъ, и тѣмъ замѣтнѣе преобладаетъ надъ нею торговля внѣшняя. Этотъ видъ торговли не зависитъ отъ размѣровъ потребностей данной страны, а только отъ размѣра потребностей другихъ народовъ, ищущихъ въ этой странѣ своего удовлетворенія. Вокругъ Россіи во все время ея историческаго существованія всегда были на-лицо народности съ болѣе развитыми потребностями, чѣмъ она сама. Очевидно, и торговля съ этими народностями должна была существовать, но только эта торговля носила не активный, а чисто пассивный характеръ. Другими словами, иностранные потребители нуждались въ русскихъ товарахъ, а не русскіе въ иностранныхъ: поэтому, вывозъ русскихъ товаровъ долженъ былъ преобладать надъ ввозомъ заграничныхъ, и самое веденіе торговли должно было находиться въ рукахъ иностранныхъ посредниковъ. Этими чертами и отличается внѣшняя торговля древней Россіи.
Торговые интересы привели иностранныхъ промышленниковъ и авантюристовъ на рѣчные пути внутренней Россіи, положивъ такимъ образомъ начало русской государственности. На успѣхахъ внѣшней торговли основывался и кратковременный блескъ кіевскаго юга, обѣднѣвшаго и потерявшаго политическій вѣсъ вмѣстѣ съ разстройствомъ этой торговли. Какую важную роль играли въ кіевской торговлѣ иностранные купцы, — объ этомъ, за неимѣніемъ точныхъ свѣдѣній, мы можемъ только догадываться. Зато роль иноземныхъ посредниковъ въ новгородской торговлѣ является уже совершенно ясной. «Готскій» и «нѣмецкій» дворы, основанные въ XII вѣкѣ купечествомъ Готланда и Любека, а въ XIV вѣкѣ соединившіеся въ вѣдомствѣ городскаго ганзейскаго союза, — на нѣсколько столѣтій монополизировали всю русскую торговлю, шедшую черезъ Новгородъ. Попытка новгородцевъ создать русскую компанію «заморскихъ гостей» не повела къ устройству своего собственнаго коммерческаго флота, и поѣздки отдѣльныхъ купцовъ за море на чужихъ корабляхъ или даже отдача своего товара на коммиссію — остались разрозненными попытками частныхъ предпринимателей. Новогородцамъ пришлось удовольствоваться ролью посредниковъ-монополистовъ между скупщиками товаровъ на сѣверѣ и юго-востокѣ Россіи и ганзейской конторой. Освободиться отъ владычества ганзейцевъ русской внѣшней торговлѣ удалось только тогда, когда на помощь явились иностранные конкурренты Ганзы своими силами пробили себѣ непосредственный доступъ къ русскимъ товарамъ. Въ XV и началѣ XVI в. это были шведскіе купцы и лифляядскіе города, отвлекшіе движеніе товаровъ на сѣверъ и на югъ отъ обычнаго пути ганзейской торговли. Слѣдомъ за ними явились въ Россію и представители главныхъ промышленныхъ націй новой Европы, товарами которыхъ торговала до сихъ поръ Ганза: англичане и голландцы. Англичане имѣли для этого особыя причины, такъ какъ въ своемъ главномъ привозномъ товарѣ, сукнахъ, Ганза оказывала предпочтеніе нидерландской промышленности передъ англійской. Въ поискахъ сѣверо-восточнаго пути въ Индію нѣсколько англійскихъ кораблей попали въ Бѣлое море (1553): съ этихъ поръ завязались прямыя сношенія ихъ съ Россіей черезъ Архангельскъ. Голландцы, появившіеся въ Архангельскѣ послѣ англичанъ, нашли позицію уже занятой, получили меньше льготъ и часто должны были прибѣгать къ посредничеству англичанъ при покупкѣ русскихъ товаровъ. Русское купечество было застигнуто врасплохъ этимъ переворотомъ. Если въ Новгородѣ ему удавалось удержать въ своихъ рукахъ, по крайней мѣрѣ, посредничество въ оптовой торговлѣ русскими товарами, то въ Москвѣ оно рисковало одно время утратить и эту роль. Несравненно болѣе сплоченная, чѣмъ лѣтніе и зимніе постояльцы новгородскаго нѣмецкаго двора, англійская компанія тотчасъ принялась за постройку своихъ конторъ въ важнѣйшихъ промышленныхъ пунктахъ и разослала повсюду агентовъ, которые входили въ прямыя сношенія съ мелкими скупщиками и давали имъ за ихъ товары дороже, чѣмъ русскіе опговые торговцы. Точно такъ же дѣйствовали и голландцы. Конечно, со стороны высшаго русскаго купечества скоро послышались жалобы, что иностранцы «оголодали» русскую землю. Въ серединѣ XVII вѣка правительство уступило, наконецъ, требованіямъ «гостей», въ услугахъ и капиталахъ которыхъ оно нуждалось для цѣлей финансоваго управленія. Иностранцы потеряли большую часть своихъ льготъ; англичане лишены были права торговать безпошлинно. По замѣчанію шведа Кильбургера (1674), «гости» стали «неограниченно управлять торговлей во всемъ государствѣ». Они хотѣли сдѣлаться исключительными посредниками между иностранными торговцами и русскими производителями и потребителями. До второй половины XVIII в. русское законодательство ограничивало права иностранцевъ — оптовой торговлей. Стремленія до-петровскаго купечества простирались, однако, и дальше. Оно мечтало о томъ, чтобы вовсе выпроводить иностранцевъ изъ внутреннихъ городовъ Россіи, уничтожить ихъ консуловъ и агентовъ, «загородить накрѣпко дыру», продѣланную ими въ нашу землю въ видѣ извѣстной намъ коммерческой почты, — словомъ, добиться того, чтобы «какъ наши русскіе люди о ихъ товарахъ не знаютъ, такъ бы и они о нашихъ товарахъ не знали». Только объ одномъ не мечтало и въ это время русское купечество: объ активномъ вмѣшательствѣ во внѣшнюю торговлю, — о томъ, чтобы противопоставить знанію знаніе и искусству искусство, вмѣсто того, чтобы бороться на почвѣ взаимнаго невѣдѣнія. «Мнѣ кажется, — пишетъ Кильбургеръ, — что Господь Богъ, по неисповѣдимымъ причинамъ, скрываетъ еще это отъ понятія русскихъ и не показываетъ имъ выгодъ, которыя имѣетъ земля ихъ для заведенія (внѣшней) торговли». Съ помощью иностранцевъ Петръ, наконецъ, понялъ то, «что понималъ и разумѣлъ цѣлый свѣтъ» во время Кильбургера; но, несмотря на всѣ усилія, и ему не удалось опередить промышленное развитіе Россіи. Только казна вела при немъ активную торговлю за границей, хотя и въ очень скромныхъ размѣрахъ. Торговыя компаніи, къ составленію которыхъ Петръ тщетно старался «приневолить» русское купечество, начали возникать только въ пятидесятыхъ годахъ XVIII вѣка и то не для западной, а для юго-восточной торговли, въ которой иностранцы до сихъ поръ не успѣли сдѣлаться опасными конкуррентами. Скоро оказалось, впрочемъ, что эти компаніи только злоупотребляли своимъ привиллегированнымъ положеніемъ; лишенные своихъ монополій Екатериной И, они тотчасъ потеряли всякое значеніе. Только основанная въ концѣ вѣка россійско-американская компанія пользовалась прочнымъ успѣхомъ въ отдаленномъ районѣ своихъ операцій. Не повезло и русскому судостроенію. Несмотря на всѣ субсидіи, преміи и сбавки пошлинъ, оно развивалось очень туго до самаго послѣдняго времени. Еще въ 1879 году изъ каждаго рубля, полученнаго судохозяевами за привозъ и отвозъ товаровъ въ Россію, на долю русскихъ владѣльцевъ судовъ доставалось только семь копѣекъ: остальныя 93 к. получали иностранцы, и въ томъ числѣ англичане больше полтинника (54). При всѣхъ этихъ условіяхъ, торговымъ консуламъ Россіи заграницей, появившимся со времени Петра, долго нечего было дѣлать. Въ договорахъ съ торговыми державами Россія выговаривала, правда, одинаковыя льготы для обѣихъ сторонъ, но съ русской стороны этими льготами некому было пользоваться.
Со времени Петра, однако же, положеніе внѣшней торговли успѣло сильно измѣниться. Блестящая перспектива торговли на четырехъ моряхъ, нарисованная Кильбургеромъ, сдѣлалась дѣйствительностью. Къ Бѣлому и Каспійскому морямъ Петръ присоединилъ Балтійское, Екатерина II — Черное. Вмѣстѣ съ промежуточной между ними сухопутной границей оба эти моря подѣлили почти на три равныя части весь русскій привозъ и отпускъ по европейской границѣ. Чрезвычайно выросли, наконецъ, размѣры торговли. На этомъ возрастаніи мы теперь и должны остановиться.
Въ 1654—77 гг. въ единственномъ русскомъ портѣ, Архангельскѣ, обращалось товаровъ ежегодно не менѣе, чѣмъ на 750 тыс. тогдашнихъ рублей, судя по тому, что казна собирала съ нихъ, среднимъ числомъ, по 75 тыс. руб. въ годъ, а высшая пошлина была 10 %. На Петровскія деньги это составитъ вдвое больше, т.-е. До 1 1/2милліона ежегоднаго оборота. При Петрѣ оборотъ Архангельской ярмарки доходилъ уже до 3 милліоновъ, но благодаря переводу торговли въ Петербургъ, упалъ послѣ Петра до 300 тысячъ. Зато въ Петербургѣ оборотъ достигъ до 4 милліоновъ. Слѣдующія цифры покажутъ, какую роль игралъ въ этомъ увеличеніи ввозъ и вывозъ (въ тысячахъ рублей).
|
|
|
|||
|
|
|
|
| |
| Архангельскъ |
|
|
|
|
| Петербургъ |
|
|
|
|
| Итого |
|
|
|
|
| Рига |
|
|
|
|
Какъ видимъ, русскій отпускъ не возросъ на первыхъ порахъ, а только перемѣнилъ направленіе: на тѣ же 2.600 тыс. рублей вывозилось изъ Россіи товаровъ, но прежде 89 % ихъ шло къ Бѣлому морю, а теперь то же количество направилось къ устью Невы. Зато иностранныхъ товаровъ стало привозиться въ Петербургъ на вдвое большую сумму. Наконецъ, кромѣ Архангельска и Петербурга, присоединился третій портъ, Рига, съ 1 1/2 милл. вывоза и 1/2 милл. ввоза, несмотря на удары, нанесенные его торговлѣ войной. Такимъ путемъ общій итогъ внѣшней торговли въ 1726 г. превышалъ 4 милл. по вывозу и 2 милл. по ввозу. Къ серединѣ XVIII вѣка (1749) эти цифры выросли до 6,9 милл, и 5,7 милл. Какъ видимъ, ввозъ продолжалъ догонять вывозъ: первый увеличился въ 2,8 разъ, а второй только въ 1,7 раза. Можно было предвидѣть, что скоро Россія будетъ отпускать меньше, чѣмъ получать изъ-за-границы. Но извѣстные намъ таможенные тарифы, положили конецъ этому возрастанію ввоза и сохранили торговый балансъ въ пользу Россіи, заставивъ русскихъ потребителей отказаться отъ иностранныхъ товаровъ и удовольствоваться туземными. За вторую половину XVIII в. нашъ вывозъ и ввозъ возрастали по пятилѣтіямъ (начиная съ 1754—1758 и кончая 1799—1804) слѣдующимъ образомъ (среднія цифры ежегоднаго оборота въ милліонахъ рублей)[3].
Въ какой степени искусственно поддерживался перевѣсъ вывоза надъ ввозомъ, показалъ фритредерскій тарифъ 1819 года. Въ 1820 и 1821 гг. вывозъ былъ 62 и 56 милл., а ввозъ поднялся до 69 и 58 милл. Запретительный тарифъ 1822 г. возстановилъ опять перевѣсъ вывоза. За время его дѣйствія ежегодные обороты внѣшней торговли развивались девятилѣтіямъ отъ 1824—1828 до 1844—1848) слѣдующимъ образомъ:
- ) Въ 1847 г. былъ чрезвычайный отпускъ хлѣба благодаря неурожаю въ Европѣ.
Дѣйствіе либеральныхъ тарифовъ 50-хъ и 60-хъ годовъ и строго-охранительныхъ — 70-хъ и 80-хъ видно будетъ изъ слѣдующаго ряда цифръ (отъ 1851—1855 до 1886—1890, въ металл. рубляхъ):
Какъ видимъ, тарифы 50-хъ и 60 годовъ привели къ преобладанію ввоза въ десятилѣтіе 1866—1875 гг. Затѣмъ, съ возвращеніемъ къ покровительственной системѣ, началось съ 70-хъ годовъ быстрое усиленіе вывоза и столь же быстрое паденіе ввоза.
Для дополненія характеристики русской торговли, намъ остается познакомиться съ главными предметами нашего ввоза и вывоза. Изъ общаго характера нашей экономической исторіи можно уже заключить, что предметами вывоза изъ Россіи были, главнымъ образомъ, ея сырые продукты. Какіе это были продукты и въ какой послѣдовательности они пріобрѣтали первенствующее значеніе въ торговлѣ, легко угадать, припомнивъ, въ какомъ порядкѣ развивалась эксплуатація природныхъ богатствъ Россіи. Пушной товаръ, медъ и воскъ были одной изъ главныхъ статей отпуска со времени арабовъ и норманновъ до времени Ганзы, съ тою только разницей, что дорогіе сорта мѣховъ замѣтно отступили на второй планъ уже въ XV вѣкѣ, и ганзейцы вывозили, главнымъ образомъ, заячьи и бѣличьи шкурки. Воскъ сдѣлался въ то время главной статьей вывоза, а за нимъ выступали уже продукты земледѣлія. Первыми въ ряду этихъ продуктовъ выдвинулись, однако же, не пищевыя, а техническія растенія: не хлѣбъ, а ленъ и пенька, какъ въ сыромъ видѣ, такъ и въ видѣ холста и канатовъ. Развитію хлѣбной торговли, занявшей первое мѣсто въ нашемъ столѣтіи, мѣшали въ прошломъ вѣкѣ безпрестанныя запрещенія правительства и плохіе пути сообщенія. Вмѣстѣ съ названными статьями и другіе сырые продукты русской природы имѣли и удержали въ вывозной торговлѣ важную роль", лѣсные продукты — строевой лѣсъ, смола, деготь; продукты скотоводства — щетина и сало, а также шерсть; наконецъ, продукты горнодѣлія — желѣзо. Какую важную роль играло сырье, какъ предметъ питанія и технической обработки, въ отпускной торговлѣ двухъ послѣднихъ вѣковъ, видно изъ слѣдующей таблицы: цифры показываютъ здѣсь процентное отношеніе между пищевыми продуктами, матеріалами для промышленной обработки, готовыми издѣліями и всѣми другими предметами отпуска.
|
|
|
|
| |
| 1796 |
|
|
|
|
| 1749 |
|
|
|
|
| 1778-1780 |
|
|
|
|
| 1802-1804 |
|
|
|
|
| 1851-1853 |
|
|
|
|
| 1893 |
|
|
|
|
Какъ видимъ, жизненные припасы играютъ все болѣе и болѣе значительную роль въ нашемъ отпускѣ; вывозъ русскихъ техническихъ матеріаловъ начинаетъ терять въ значеніи съ середины нашего вѣка; наконецъ, потребность въ русскихъ издѣліяхъ (преимущественно льняныхъ и пеньковыхъ) на заграничномъ рынкѣ быстро уменьшается уже къ концу прошлаго вѣка, и едва замѣтно поднимается въ наше время.
Взамѣнъ нашего сырья ввозная торговля могла бы снабжать Россію продуктами своей обрабатывающей промышленности. Но мы знаемъ, что до Петра спросъ на эти продукты былъ довольно незначителенъ, а послѣ Петра его задерживали искусственными мѣрами: русскій потребитель былъ отданъ въ распоряженіе фабриканта, какъ до Петра онъ находился въ распоряженіи русскаго оптоваго торговца. Въ интересахъ торговаго баланса и развитія внутренней промышленности, ввозъ иностранныхъ издѣлій насильственно сокращался, а изъ допущенныхъ къ ввозу предметовъ все болѣе и болѣе значительную роль играли матеріалы, нужные для той же промышленности. Прилагаемая таблица ввоза пояснитъ этотъ выводъ цыфрами (въ процентныхъ отношеніяхъ):
|
|
|
|
| |
| 1726 |
|
|
|
|
| 1749 |
|
|
|
|
| 1778—1780 |
|
|
|
|
| 1802-1804 |
|
|
|
|
| 1851-1853 |
|
|
|
|
| 1893 |
|
|
|
|
Изъ жизненныхъ припасовъ только рыба (преим. сельди) принадлежала къ предметамъ первой необходимости; кромѣ нея, ввовились преимущесственно вина и колоніальные товары. Вмѣсто готовыхъ издѣлій, преобладавшихъ среди предметовъ ввоза въ прошломъ столѣтіи, въ нынѣшнемъ безусловный перевѣсъ получили матеріалы, необходимые для русскаго производства.
Сравнивая статьи русскаго привоза и отпуска, мы убѣждаемся, что русская промышленность работаетъ почти исключительно для внутренняго потребленія. Можно спорить о томъ, много или мало переплачиваетъ русскій потребитель для поддержки русскаго фабриканта; слѣдуетъ ли предпочесть національную или интернаціональную систему обмѣна и производства; удовлетворяетъ ли національная промышленность внутреннему спросу, или опережаетъ, или даже сокращаетъ его. Рѣшать эти вопросы мы не можемъ въ предѣлахъ «Очерковъ». Но, какъ бы мы ни рѣшали ихъ, несомнѣненъ самъ по себѣ одинъ основной фактъ. За два послѣдніе вѣка внутреннее потребленіе и обмѣнъ возросли въ огромной степени. Ихъ ростъ именно и сдѣлалъ возможнымъ и развитіе промышленности, и расширеніе оборотовъ внѣшней торговли, и, вообще, весь подъемъ русской промышленной жизни. Внѣшняя торговля, по мѣрѣ этого внутренняго развитія, должна была играть все менѣе и менѣе значительную роль въ общемъ оборотѣ народнаго хозяйства. Когда въ 1753 году уничтожены были Елизаветой внутреннія пошлины, оказалось, что казна собирала ихъ, среднимъ числомъ, по 900 тыс. рублей въ годъ. Такъ какъ внутреннія сдѣлки купли-продажи облагались 5 % пошлиной, то общая цѣна всѣхъ товаровъ, обращавшихся на ярмаркахъ и во всѣхъ городахъ Россіи въ срединѣ XVIII вѣка, составляла около 18 милліоновъ. Въ то же время размѣры внѣшней торговли доходили до 12,6 милліоновъ, Эти 12,6 входили, необходимо, въ составъ 18 милл. внутренней торговли, такъ какъ каждый привозный и вывозный товаръ кончаетъ или начинаетъ тѣмъ, что побываетъ въ народномъ оборотѣ. Стало быть, внѣшняя торговля составляла въ срединѣ XVIII вѣка 7/10 всего обращенія товаровъ въ странѣ. Въ ваше время стоимость привоза и отпуска равняется, приблизительно, милліарду изъ четырехъ милліардовъ общаго оборота народнаго хозяйства, т. е. внѣшняя торговля составляетъ уже не болѣе 1/4 внутренней. Конечно, оба разсчета гадательны; въ обоихъ внутреннее обращеніе оцѣнено, навѣрное, гораздо ниже дѣйствительности. Во именно потому, что ошибка въ обоихъ случаяхъ однородна, эти цифры могутъ все-таки дать правильное понятіе о томъ, какъ сильно уменьшилось сравнительное значеніе внѣшней торговли въ русскомъ народномъ хозяйствѣ. Какъ ни быстро расширялись ея обороты, развитіе внутренняго обмѣна шло, очевидно, еще быстрѣе.
Отъ исторіи внѣшней торговли мы можемъ прямо перейти къ исторіи денегъ и цѣнъ въ Россіи; и въ этой области мы найдемъ все тѣ же знакомыя намъ черты русскаго экономическаго развитія. Въ странѣ безъ рудниковъ, а въ Россіи добываніе серебра началось только при Петрѣ, добываніе же золота только съ середины прошлаго вѣка, — въ такой странѣ единственнымъ драгоцѣннымъ металломъ долженъ быть тотъ, который получается путемъ внѣшней торговли. При недостаткѣ металла наша торговля, и внутренняя и внѣшняя, до самаго конца XVII вѣка сохраняла мѣновой характеръ: оптовые торговцы платили и кредитовали другъ другу товарами. Во внутреннемъ обмѣнѣ очень долго ходили мѣха, я еще во время Петра мы встрѣчаемъ въ русскихъ захолустьяхъ въ полномъ ходу различные денежные суррогаты. Но та же слабость экономическаго развитія помогла и накопленію въ Россіи драгоцѣнныхъ металловъ. Мы видѣли, что русскій вывозъ постоянно превышалъ ввозъ. Такимъ образомъ, въ международномъ обмѣнѣ Россія всегда была въ барышѣ: она больше продавала, чѣмъ покупала, больше получала, чѣмъ платила и, стало быть, получаемыя за этотъ излишекъ вывоза чистыя деньги постоянно оставались внутри страны.
Возрастаніе въ странѣ количества металла имѣетъ самую тѣсную связь съ исторіей монеты и цѣнъ. Драгоцѣнный металлъ, какъ и всякій другой товаръ, дешевѣетъ по мѣрѣ того, какъ увеличивается его количество. Это удешевленіе денегъ выражается въ постепенномъ вздорожаніи цѣнъ всѣхъ остальныхъ товаровъ. Явленіе это одинаково свойственно всѣмъ странамъ; но въ Россіи вздорожаніе цѣнъ и удешевленіе денегъ совершалось втеченіе трехъ послѣднихъ столѣтій съ такой необычайной быстротой, которой экономическая исторія Запада не можетъ противопоставить ничего подобнаго. Это и понятно: такъ какъ за этотъ короткій промежутокъ трехъ-четырехъ столѣтій Россія совершила процессъ, растянувшійся болѣе чѣмъ на тысячу лѣтъ на Западѣ. Отъ самыхъ примитивныхъ формъ экономической жизни она перешла къ самымъ сложнымъ явленіямъ современнаго денежнаго хозяйства. Четыре вѣка тому назадъ деньги были слишкомъ дорогимъ и рѣдкимъ товаромъ въ Россіи сравнительно съ Западной Европой: вотъ почему съ тѣхъ поръ цѣнность денегъ успѣла упасть и всѣ товары — вздорожать слишкомъ во сто разъ. За тотъ же промежутокъ времени въ Англіи деньги успѣли подешевѣть не болѣе, какъ въ пять разъ; и даже если мы возьмемъ вдвое большій промежутокъ, — со времени Вильгельма Завоевателя, — то и тамъ мы найдемъ цѣны только разъ въ двадцать ниже теперешнихъ.
Въ московскомъ государствѣ XVI вѣка можно было купить цѣлую избу за 30 или 50 копѣекъ, корову за три четвертака и лошадь за рубль; сани со всѣмъ приборомъ стоили не больше гривенника, а за копѣйку можно было нанять на цѣлый день работника. Одинъ русскій ученый заключилъ изъ этого, что въ московскомъ государствѣ жилось необыкновенно дешево. На самомъ дѣлѣ это значитъ, что деньги были чрезвычайно дороги, то-есть, имѣли гораздо болѣе покупной силы, чѣмъ теперь. Чтобы опредѣлить покупную силу денегъ, надо сравнить цѣны одного какого-нибудь товара въ разное время, но преимущественно такого, который самъ не терялъ и не измѣнялъ внутренней цѣны. Строго говоря, такихъ товаровъ нѣтъ, но есть товары, болѣе или менѣе подходящіе. Менѣе всего подходятъ для этой цѣли колоніальные привозные товары, такъ какъ, подобно самимъ деньгамъ, они съ теченіемъ времени быстро дешевѣли, — особенно у насъ въ Россіи. Удобнѣе всего взять для сравненія хлѣбъ, — товаръ, наиболѣе необходимый для существованія и составлявшій долгое время главную пищу населенія. Въ XV-мъ вѣкѣ на 1 рубль можно было купить столько хлѣба, сколько на 130 руб. теперешнихъ. Въ первую половину XVI вѣка цѣна хлѣба была въ 88 раза ниже теперешней, а во вторую половину вѣка — уже только 74—60 разъ ниже. Такимъ образомъ, въ концѣ XVI вѣка на рубль можно было купить вдвое меньше хлѣба, чѣмъ въ концѣ XV вѣка; слѣдовательно, за столѣтіе покупная сила рубля упала вдвое. За тотъ же промежутокъ времени Европа пережила цѣлый экономическій переворотъ, благодаря разработкѣ рудниковъ Новаго Свѣта. Цѣны на западѣ стали не вдвое, а раза въ четыре выше прежнихъ. Трудно сказать, было ли удешевленіе русскаго рубля въ XVI вѣкѣ отдаленнымъ отголоскомъ этихъ европейскихъ событій, или же онъ зависѣло отъ внутреннихъ причинъ. Во всякомъ случаѣ. быстрое паденіе цѣны денегъ на европейскомъ рынкѣ могло подготовить то явленіе, съ которымъ мы встрѣчаемся на рубежѣ XVI и XVII столѣтій. Цѣны хлѣба поднялись въ началѣ XVII в. сразу въ пять разъ, и слѣдовательно во столько же разъ уменьшилась покупная сила рубля. Вмѣсто 60 нынѣшнихъ рублей, старинный рубль сталъ равняться всего 12-ти. Внѣшнимъ толчкомъ къ такому рѣзкому возвышенію цѣнъ было, конечно, страшное разореніе, произведенное смутнымъ временемъ; но этотъ толчокъ только помогъ ослабить старинную изолированность русскаго рынка и далъ ему случай приспособиться до нѣкоторой степени къ положенію европейскаго рынка. Вѣроятно, поэтому — результатъ оказался прочнѣе породившей его причины. Отъ разоренія, произведеннаго смутой, Россія скоро оправилась, а цѣна рубля поднялась съ 12 всего до 14 рублей теперешнихъ при Михаилѣ Ѳеодоровичѣ и до 17 къ концу столѣтія. Новое паденіе покупной цѣны рубля произошло при Петрѣ: рубль упалъ съ 17 до 9 теперешнихъ рублей. Пониженіе произошло, опять-таки, сразу и, несомнѣнно, вызвано было тѣмъ, что Петръ выпустилъ новую серебряную монету, вдвое легковѣснѣе старой. Съ тѣхъ поръ до середины XVIII вѣка рубль стоялъ на одинаковой высотѣ. Во вторую половину вѣка, послѣ новаго пониженія вѣса (мѣдной) монеты вдвое, цѣнность рубля снова начала падать, а послѣ 1788 года сразу понизилась до 5 руб. нынѣшнихъ. Объясненіе этого послѣдняго факта мы найдемъ въ томъ новомъ элементѣ, которымъ осложнилась наша денежная система въ XVIII вѣкѣ: въ неосторожномъ пользованіи государственнымъ кредитомъ.
Собственно говоря, уже Петръ Великій перешелъ отъ настоящихъ денегъ къ денежнымъ знакамъ, обращеніе которыхъ въ народѣ основывается на кредитѣ, на довѣріи къ государству. До Петра въ Россіи обращались исключительно настоящія деньги, сдѣланныя изъ драгоцѣннаго металла (серебра) и, стало быть, имѣвшія цѣну не только какъ деньги, но и какъ товаръ, Петръ замѣнилъ серебряную копѣйку мѣдной, заставивъ принимать ее по равной цѣнѣ съ серебряной копѣйкой, т.-е. сообщивъ ей принудительный курсъ. Разсчетъ правительства оправдался: курсъ мѣдныхъ копѣекъ не упалъ; но зато случилось то, что обыкновенно случается въ подобныхъ случаяхъ. При существованіи дешевыхъ мѣдныхъ денегъ, никому невыгодно было платить серебряными. Все серебро мало-по-малу исчезло изъ монетнаго обращенія, утекло въ чужія страны или было передѣлано въ вещи, и въ народномъ оборотѣ осталась почти одна тяжеловѣсная мѣдь. При мелочныхъ расплатахъ это не представляло затрудненій, но въ крупныхъ оборотахъ расплачиваться мѣдной монетой было крайне неудобно. Необходимость облегчить обращеніе мѣдной монеты и была главной причиной, вызвавшей, по идеѣ Шувалова, первыя русскія кредитныя учрежденія (банки). Мѣдь должна была складываться въ банкахъ, а крупныя уплаты могли производиться простымъ переводомъ мѣди отъ одного предпринимателя къ другому. Вмѣстѣ съ тѣмъ, сама собой явилась мысль — замѣнить мѣдные знаки бумажными свидѣтельствами банка, которыя бы давали владѣльцу ассигновку на опредѣленную сумму мѣди. Правда, при Елизаветѣ Сенатъ нашелъ эту мысль «предосудительной» и «опасной», такъ какъ бумажки не имѣли и той «внутренней цѣны», которую все-таки имѣла мѣдь. Но мѣдныя деньги, все равно, были уже кредитными знаками: переходъ къ бумажкамъ былъ только другой формой кредита. При Екатеринѣ II переходъ этотъ совершился. Правительство основало новые «ассигнаціонные» банки въ Москвѣ и Петербургѣ (1768); «ассигнаціи» этихъ банковъ должны были замѣнить въ обращеніи мѣдную монету. Милліонъ рублей капитала былъ положенъ въ запасъ банковъ, и на ту же цѣну выпущено кредитныхъ билетовъ (не ниже 25-рублеваго достоинства). Нововведеніе, такъ хорошо обставленное, понравилось публикѣ; требованія на ассигнаціи были такъ велики, что скоро понадобились новые выпуски, такъ какъ обмѣнъ ассигнацій на металлъ былъ всегда обезпеченъ, и бумажный рубль ходилъ почти въ равной цѣнѣ съ металлическимъ. Но такой способъ создавать деньги изъ ничего, путемъ выпуска новыхъ запасовъ бумажекъ, былъ слишкомъ соблазнителенъ. Когда въ началѣ второй турецкой войны (1787) понадобились усиленные расходы, правительство стало выпускать ассигнаціи, уже не соображаясь съ размѣннымъ запасомъ металла въ банкахъ, и впервые выпустило въ обращеніе билеты 10-ти и 5-ти-рублеваго достоинства. Въ результатѣ, ассигнаціи распространились въ болѣе широкихъ кругахъ публики, но цѣна ихъ начала быстро падать. Въ концѣ царствованія Екатерины за рубль ассигнаціями давали только 68 коп.; передъ войной 1812 г. уже только 50 коп., а послѣ войны (въ связи съ новымъ уменьшеніемъ вѣса мѣдной монеты въ 1 1/2 раза) только 25 коп. и даже 20 (1815). Въ виду такого паденія ассигнацій, самъ собой явился независимый отъ нихъ счетъ на «рубли серебромъ». Въ 1839 г. этотъ счетъ сдѣланъ былъ оффиціальнымъ: правительство ввело теперешній «рубль серебромъ» равный 3 р. 50 к. ассигнаціями. Въ 1843 г ассигнаціи были обмѣнены на новые кредитные билеты, безпрепятственно обмѣнивавшіеся на серебро. Извѣстно, однако, что и съ «серебрянымъ рублемъ» повторилась та же исторія: размѣнъ на серебро прекращенъ былъ со времени крымской войны, и въ результатѣ произошло новое паденіе курса. Такова, въ общихъ чертахъ, судьба нашего государственнаго кредита.
Намъ остается теперь познакомиться съ изложеніемъ частнаго кредита въ Россіи. Изъ всѣхъ явленій экономической жизни, этотъ видъ кредита развивается у насъ послѣднимъ: это и совершенно естественно, такъ какъ вообще частный кредитъ есть самый деликатный продуктъ высокаго экономическаго развитія. Отдать свой капиталъ въ чужія руки было въ древней Руси слишкомъ рискованно, да и некому, такъ какъ слишкомъ мало было промышленныхъ и коммерческихъ предпріятій. Естественно, что капиталъ принималъ чаще всего форму клада: владѣлецъ предпочиталъ беречь его въ сундукѣ или даже зарыть его въ землю для лучшей сохранности. Поэтому, когда въ капиталѣ являлась надобность, не легко было найти, человѣка, который бы согласился ссудить его: и отдавая свои деньги въ оборотъ, капиталистъ бралъ за рискъ чрезвычайно высокій процентъ. Въ древней Руси за ссуду обыкновенно платилось 20 %. Правда, монастыри, — эти банкиры древней Россіи, — уже въ началѣ XVI в. ссужали деньги за половинный ростъ — 10 %. Но мы имѣемъ свѣдѣнія, что старинный двадцати-процентный ростъ былъ очень употребителенъ еще въ первой половинѣ XVIII вѣка. При Александрѣ I частный кредитъ сплошь и рядомъ обходился въ 10 % годовыхъ, тогда какъ въ Европѣ охотно довольствовались въ это время половиннымъ размѣромъ. Если такъ много нужно было заплатить, чтобы получить капиталъ въ ссуду, то употребить его въ промышленное предпріятіе могъ побудить только еще гораздо большій барышъ. Прибыль съ предпріятія должна была быть значительно выше процента съ капитала. Крупные фабриканты увѣряли еще въ 40-хъ годахъ извѣстнаго путешественника Гакстгаузена, что при 12 % за ссуду, прибыль должна быть не меньше 30—35 %, чтобы предпріятіе считалось доходнымъ.
Мы знаемъ, что такая высота прибыли была обезпечена русскимъ предпринимателямъ правительствомъ съ помощью таможенныхъ тарифовъ. Правительство первое позаботилось и о томъ, чтобы датъ имъ дешевый кредитъ, раньше чѣмъ сама жизнь создала условія такого кредита. За отсутствіемъ кредитныхъ учрежденій, выдача ссудъ была поручена на первыхъ порахъ монетному учрежденію: монетная контора съ 17.33 года начала выдавать ссуды подъ залогъ золота и серебра съ платежомъ 8 %. Въ 1754 году правительство сдѣлало первую попытку организовать спеціальныя кредитныя учрежденія для долгосрочнаго земельнаго и краткосрочнаго коммерческаго кредита. Первой цѣли должны были служить два дворянскіе банка въ Москвѣ и Петербургѣ, а второй — купеческій банкъ для торгующихъ при Петербургскомъ портѣ. Ссуды выдавались изъ 6 % подъ залогъ имѣній, домовъ и фабрикъ. Такимъ образомъ, опредѣлились двѣ главныя задачи, которыя съ тѣхъ поръ неизмѣнно преслѣдовались правительственными кредитными учрежденіями: «поощреніе промышленности и поддержаніе дворянскаго достоянія» (слова гр. Канкрина). Дѣла всѣхъ этихъ банковъ шли, однако же, очень плохо до самаго уничтоженія ихъ и преобразованія въ «государственный заемный банкъ» въ 1786 году. Въ 1817 г. заемный банкъ былъ вновь преобразованъ, и въ то же время открытъ опять особый «коммерческій банкъ». Съ этихъ поръ мы получаемъ возможность слѣдить за оборотами обоихъ банковъ и можемъ составить себѣ понятіе о состояніи русскаго кредита въ первой половинѣ столѣтія. Мы видѣли, что русскіе капиталы упорно прятались отъ промышленнаго употребленія; только высокій доходъ могъ преодолѣть страхъ передъ рискомъ и принудить владѣльца отдать свои деньги въ оборотъ. Но отдать деньги въ государственное учрежденіе казалось совершенно безопаснымъ;.притомъ же, онѣ не только были тамъ цѣлѣе, чѣмъ дома, а еще и давали владѣльцу безъ всякихъ хлопотъ съ его стороны хотя бы небольшой процентъ. Для заграничныхъ капиталовъ этотъ процентъ, выдаваемый русскимъ банкомъ, оказывался даже больше, чѣмъ можно было получить въ то время за границей. Вотъ почему приливъ капиталовъ въ банки, и въ томъ числѣ иностранныхъ, оказался очень значительнымъ: количество частныхъ вкладовъ въ заемномъ и коммерческомъ банкахъ поднялось въ теченіе 1817—1857 гг. съ 23 милліоновъ до 300. Но охотниковъ воспользоваться для промышленныхъ цѣлей скопившимися капиталами было далеко не такъ много. Учетъ векселей пошелъ-было бойко въ первые 4 года, но тотчасъ же обнаружились злоупотребленія; правительство принуждено было принять строгія мѣры противъ неблагонадежныхъ векселей, и размѣры операціи до самой середины 40-хъ годовъ колебались около той же цифры (11 мил.), съ которой начались въ 1818 году; съ тѣхъ поръ эта цифра стала возрастать, но къ серединѣ вѣка учетъ векселей составлялъ не болѣе 4—5 % всѣхъ оборотовъ заемнаго банка. А между тѣмъ банкъ учитывалъ по 8—6 1/2% вмѣсто 15—12 % учета у частныхъ банкировъ. Еще меньшихъ размѣровъ (2 1/2% оборотовъ) достигъ учетъ товаровъ, непрерывно падавшій съ 1817 года. Такимъ образомъ, «операціи, преимущественно направленныя на оживленіе торговыхъ оборотовъ и фабричной дѣятельности», развивались крайне вяло. Важную услугу оказала торговлѣ возможность перевода денегъ черезъ коммерческій банкъ; но размѣры этой операціи тоже не возрастали замѣтно, колеблясь между 20—40 милліонами. Очевидно, и въ этомъ случаѣ банкъ удовлетворялъ только существующему спросу, не создавая новаго. Съ этими деньгами банкъ, конечно, не могъ предпринимать никакихъ оборотовъ; но и вкладовъ, отданныхъ въ процентное обращеніе, ему некуда было дѣвать. За неимѣніемъ другого дѣла, банкъ занимался операціями съ разными процентными бумагами, но это не могло дать помѣщенія его капиталамъ. Между тѣмъ, вкладчикамъ банкъ долженъ былъ платить узаконенные 5 процентовъ. Чтобы обезпечить ихъ банку, правительство съ 1825 г. распорядилось передавать капиталы коммерческаго банка въ заемный, который долженъ былъ раздавать ихъ въ видѣ ссудъ желающимъ за 6 % и платить 5 1/2% коммерческому банку. Но и въ заемномъ банкѣ было такъ же трудно обезпечить помѣщеніе капиталамъ вкладчиковъ. Спросъ на ссуды былъ и здѣсь настолько малъ, что его не хватало даже для помѣщенія денегъ собственныхъ вкладчиковъ заемнаго банка. За 1820—1857 гг. число ссудъ, выданныхъ подъ залогъ имѣній, фабрикъ и домовъ, поднялось съ 10 до 50 мил., а количество вкладовъ увеличилось за тотъ же промежутокъ времени съ 23 мил. до 62-хъ. Такимъ образомъ, деньги коммерческаго банка оказывались безусловно лишними. Чтобы задержать приливъ вкладовъ и увеличить спросъ на ссуды, банки съ 1880 года стали платить вкладчикамъ 4 %, вмѣсто 5 %, и выдавать ссуды за 5 %, вмѣсто 6 %. Но это ничуть не измѣнило положенія дѣла, и правительство, наконецъ, нашло помѣщеніе для коммерческихъ капиталовъ въ своемъ собственномъ казначействѣ. За недостаткомъ частныхъ требованій, свободные капиталы были употреблены «на разныя общественныя предпріятія и казенныя надобности». Въ моментъ ликвидаціи старыхъ кредитныхъ учрежденій, въ 1860 году, казна была должна заемному банку 250 милліоновъ, т.-е. въ ея распоряженіи находилось почти 4/5 всѣхъ вкладовъ заемнаго банка (318 мил.).
За то въ этотъ самый моментъ въ положеніи русскаго кредита наступила рѣшительная перемѣна. Первые признаки этой перемѣны сказались въ 1857 году, когда правительство снова понизило процентъ — по вкладамъ до 3 % и по ссудамъ до 4 %. На этотъ разъ цѣль пониженія была достигнута: вклады быстро начали отливать и искать себѣ другого помѣщенія. Спеціальный комитетъ, назначенный для обсужденія вопроса, рѣшилъ понизить еще процентъ — до 2 %, ликвидировать существовавшіе тогда государственные банки и предоставить организацію кредита частнымъ предпринимателямъ. Съ этихъ поръ мы присутствуемъ при необычайномъ ростѣ кредитныхъ учрежденій. Независимо отъ вновь учрежденнаго Государственнаго банка, съ 60-хъ годовъ начали быстро возникать акціонерныя и общественныя кредитныя предпріятія. Изъ 10-ти дѣйствующихъ акціонерныхъ земельныхъ банковъ 2 основаны въ 1862 году, остальные въ 1871—1873 гг. Изъ 39-ти коммерческихъ банковъ 7 учреждены въ 1864—1870 гг. и 21 въ 1871—1873 гг. Изъ 248 городскихъ общественныхъ банковъ до 1857 г. существовало всего 21; въ 1862 г. ихъ было 40, а къ началу 1873 г. насчитывалось уже 222. Къ тому же времени дѣйствовала уже половина нынѣ существующихъ обществъ взаимнаго кредита (52 изъ 108). Наконецъ, число сельскихъ ссудо-сберегательныхъ товариществъ, которыя начали устраиваться по образцу Шульце-Деличевскихъ съ 1866 года, дошло черезъ 20 лѣтъ до 712. Надо прибавить, что въ началѣ 80-хъ годовъ количество всѣхъ этихъ учрежденій было еще больше, чѣмъ теперь: многія изъ нихъ закрылись, не переживъ періода акціонерной горячки[4].
Какъ видимъ, въ исторіи кредита мы наталкиваемся опять на то же явленіе, съ которымъ не разъ встрѣчались въ другихъ областяхъ русской экономической жизни. Послѣ крайне медленнаго роста въ теченіе вѣковъ, экономическое развитіе Россіи сразу двигается впередъ со второй половины нашего вѣка съ такой быстротой, которая не имѣетъ себѣ ничего подобнаго въ прошломъ. Полное измѣненіе всѣхъ условій экономическаго быта ведетъ русскую жизнь къ еще болѣе рѣшительному разрыву со всѣмъ ея прошлымъ, чѣмъ мы могли это предположить, слѣдя за перемѣнами въ количествѣ населенія и въ его разселеніи на территоріи Россіи. Но здѣсь, какъ и тамъ, мы постоянно отмѣчали и обратную сторону дѣла. Отставъ отъ своего прошлаго, Россія далеко еще не пристала къ европейскому настоящему. Въ самыхъ разнообразныхъ сферахъ экономической жизни мы могли наблюдать то огромное разстояніе, которое отдѣляетъ Россію отъ наиболѣе развитыхъ странъ Европы. И, подводя теперь итогъ всему сказанному, мы опять должны напомнить, что весь этотъ грандіозный ростъ нашего промышленнаго развитія до сихъ поръ покоится на фундаментѣ, отчасти слишкомъ элементарномъ, отчасти слишкомъ искусственномъ. Русская промышленность сдѣлала колоссальные успѣхи, — но государство все еще не рѣшается предоставить ее ея собственнымъ силамъ. Русская торговля чрезвычайно расширила свои обороты; но подавляющій процентъ нашего вывоза продолжаетъ состоять изъ сырья, и въ томъ числѣ хлѣбъ составляетъ болѣе половины всей суммы. Русская желѣзнодорожная сѣть быстро достигла значительныхъ размѣровъ, но, во-первыхъ, изъ каждаго рубля, затраченнаго на желѣзныя дороги, частные предприниматели внесли только 8 коп., а остальныя 92 коп. доплатило правительство; а во-вторыхъ, главный дохода доставляютъ желѣзнымъ дорогамъ хлѣбные грузы и сельскіе рабочіе. Обращеніе капиталовъ въ странѣ значительно усилилось, но большая часть этихъ капиталовъ употребляется для того, чтобы обернуться съ русскимъ урожаемъ: каждую осень деньги отливаютъ изъ банковъ въ провинцію, и потребность въ денежныхъ знакахъ усиливается настолько, что правительство къ этому времени дѣлаетъ усиленные выпуски новыхъ бумажныхъ денегъ. Сдѣлавъ свое дѣло, т.-е. купивъ и продавъ хлѣбъ, деньги снова возвращаются въ правительственныя и частныя кассы.
Всѣ эти признаки слабаго промышленнаго развитія такъ же ярки, какъ и тѣ черты, которыми характеризуется быстрый промышленный ростъ Россіи. Естественно, что оба ряда противоположныхъ признаковъ повели къ двумъ противоположнымъ пониманіямъ общаго хода русской экономической жизни. Тѣ, кто обращалъ преимущественное вниманіе на процессъ экономическаго роста" не могли не отмѣтить полнаго сходства этого процесса съ тѣмъ, который прошла когда-то и Западная Европа. Напротивъ, тѣ, которые останавливались, главнымъ образомъ, на результатахъ этого процесса, не могли не быть поражены совершеннымъ своеобразіемъ этихъ результатовъ, слишкомъ мало похожихъ на тѣ, которыхъ достигла теперь Западная Европа. Съ нашей точки зрѣнія обѣ стороны спорятъ о разныхъ вещахъ, и обѣ могли бы быть правы, если бы не примѣшивали своихъ принципіальныхъ разногласій къ спору о наличности данныхъ фактовъ. Выдвигая эти разногласія впередъ, «марксисты» и «народники» даютъ намъ лишь новый варіантъ стариннаго спора между западниками и націоналистами, — спора, вытекающаго на этотъ разъ изъ столкновенія двухъ непримиримыхъ міровоззрѣній, — научнаго и этическаго. Въ этомъ смыслѣ, ихъ споръ еще послужитъ предметомъ нашей бесѣды совсѣмъ въ другомъ отдѣлѣ этихъ «Очерковъ».
Пособіями для этого отдѣла послужили, кромѣ названныхъ раньше, слѣ. дующіе общіе статистическіе очерки: Военно-статистическій сборникъ, вып. IV, Россія. Спб. 1871 г. Фабрично-заводская промышленность и торговля Россія. Изд. Д-та Торговля и Мануфактуръ (по поводу выставки въ Чикаго). Спб. 1893. — Д. Моревъ. Очеркъ коммерческой географіи и хозяйственной статистики Россіи. Изд. 4-е, Спб. 1894. Изъ спеціальныхъ изслѣдованій: Бржозовскій. Историческое развитіе русскаго законодательства по почтовой части (въ Юридическомъ сборникѣ Мейера, Казань, 1855); Ганъ, О почтахъ въ Россіи (въ Сборникѣ стат. свѣд. о Рос., изд. стат. отд. Имп. Р. Геогр. О., книжка II, Спб. 1854). — А. С. Лаппо-Данилевскій. Поверстная и указная книга Ямскаго приказа, Спб. 1890. — В. Ключевскій. Русскій рубль XVI—XVIII въ въ его отношеніи къ нынѣшнему (въ чтеніяхъ Общ. Ист. и Древн. 1884, I и отдѣльно). — А. Егуновъ. О цѣнахъ на хлѣбъ въ Россіи. М. 1855. — Бережковъ. О торговлѣ Руси съ Ганзой до конца XV вѣка. Спб. 1879 г.(въ Зап. Истор.-фил. факульт. Спб. унив.). — А. Никитскій. Исторія экономическаго быта великаго Новгорода, чтенія Общ. Ист. и Др. 1893, I—II. — Костомаровъ. Очеркъ торговли Моск. госуд. въ XVI и XVII столѣтіяхъ. Спб. 1862. — Кильбургеръ. Краткое извѣстіе о русской торговлѣ, какимъ образомъ оная производилась черезъ всю Руссію въ 1674 году, перев. Языкова. Спб. 1820. — Ф. Г. Вирстъ. Разсужденія о нѣкоторыхъ предметахъ законодательства и управленія финансами и коммерціей" Россійской имперіи, перев. И. Степанова, Спб. 1807. — Заблоцуій. Сравнительное обозрѣніе внѣшней торговли Россіи за послѣднія 25 лѣтъ (1824—1848) въ Сб. стат. свѣдѣній о Россіи, кн. I, Спб. 1851. — Небольсинъ. Стат. обозрѣніе внѣшней торговли Россіи. Спб. 1850. 2 части. — В. Гольдманъ. Русскія бумажныя деньги. Спб. 1867. — Е. Даманскій. Историческій очеркъ денежнаго обращенія въ Россіи съ 1650 по 1817 годъ и его же Статистическій обзоръ операцій государственныхъ кредитныхъ установленій съ 1817 г. до настоящаго времени (обѣ статьи въ Сб. статистич. свѣдѣній о Россіи, кн. II, Спб. 1854). — И. Кауфманъ. Статистика русскихъ банковъ. Спб. 1872 (ч. 1-я). Статья о «банкахъ» и «желѣзныхъ дорогахъ» въ Энциклопедич. словарѣ Арсеньева и Петрушевскаго.
- ↑ Въ томъ числѣ 6.000 верстъ приходилось на большую дорогу отъ Петербурга до Иркутска черезъ Москву и 1.000 верстъ отъ Петербурга до австрійской границы черезъ Варшаву.
- ↑ Съ саней, вмѣщавшихъ обыкновенно около 30 пудовъ, это составитъ 3/10 — 3/70 коп. съ версты. Казенные прогоны по указу 1627 г. равнялись 3/20 к. съ подводы и версты, т. е. были въ 2—3 раза меньше. На наши деньги это составитъ около 5—7 коп. торговой платы и около 2 1/2 коп. казенной. Послѣдняя цифра совершенно соотвѣтствуетъ среднимъ прогонамъ «Почтоваго Дорожника» 1850 года.
- ↑ При оцѣнкѣ трехъ цифръ, особенно трехъ послѣднихъ паръ, необходимо имѣть въ виду, что курсъ рубля во второй половинѣ XVIII вѣка падалъ. Въ 1754 г. рубль равнялся 51 голландскому штиверу, а за десять слѣдующихъ пятилѣтій средній курсъ его былъ: 45, 44, 45, 41, 42, 38, 34, 27, 28 и 28 голл. штив. О причинахъ этого паденія курса см. ниже.
- ↑ Въ 1883 г. насчитывалось 15 земельныхъ банковъ, 34 коммерческихъ, 306 общественныхъ, 115 взаимнаго кредита и 756 ссудо-сберегательныхъ товариществъ.