Очерки общественной жизни на окраинахъ.
правитьТипы нашихъ окраинныхъ цивилизаторовъ все болѣе обрисовываются. Въ газетѣ «Эхо», № 288, появился сибирскій фельетонъ подъ названіемъ «Ермаковскіе дѣльцы» семидневная драма. Дѣло происходитъ въ Ермаковской губерніи. «Прокуратъ» Фатовъ, въ бѣломъ галстукѣ и вицъ-фракѣ, старается цивилизовать старую сибирскую канцелярію. Это одинъ изъ типовъ пріѣзжихъ цивилизаторовъ, съ которыми мы отчасти знакомы. Цѣлый рядъ сценъ изображаетъ этого Фатова, какъ онъ отдаетъ распоряженія выкрасить полы, косяки, подоконники, заказываетъ мягкія кресла, этажерки, наконецъ распродаетъ всѣ сенатскія изданія и губернскія вѣдомости съ тѣмъ, что бы деньги употребить на покупку приличнаго сукна на столы. Въ числѣ его реформъ играетъ роль заведеніе форменныхъ бланокъ на атласной бумагѣ. Онъ заботится о почеркѣ и о титулѣ.
— Вы кому служите? распекаетъ онъ подчиненныхъ писцовъ: всѣ мы должны служить министру, а но здѣшнимъ.
Служить не здѣшнимъ! вотъ новый девизъ реформатора. Обновленіе началось. На столѣ красуется новая чернильница, приборъ для конвертовъ; тщательно обучаются писцы согласовать слова въ казенныхъ бумагахъ и не писать «иначе» черезъ ѣ. Вводится новое слово «основаніе». Словомъ, реформа въ разгарѣ. По конечно встрѣчаются препятствія. Рапорты даютъ на бумагѣ трещину по сгибу. О мѣстное варварство! Приходится бороться. Канцелярскіе чиновники Россиковъ и
Святогорскій не выдерживаютъ реформы. Одинъ не подалъ ключа отъ «кабинета задумчивости», другой не выдержалъ, когда ему пустили бумагу въ лицо. Извѣстно, какъ мѣстные элементы упорны. Они не могутъ выдержать реформы. Чрезъ нѣсколько времени подчиненные чиновники разбѣгаются изъ канцеляріи Фатова въ. квартальные, въ тюремные смотрителя, куда глаза глядятъ. Но хотя ропотъ раздается отовсюду, энергія Фатова не ослабѣваетъ, требованія цивилизатора къ мѣстной жизни ростутъ. Вотъ одинъ изъ ультиматумовъ его, обсуждаемыхъ въ мѣстномъ совѣтѣ. Позволимъ себѣ привести эту сценку цѣликомъ.
«За большимъ столомъ, покрытымъ зелёнымъ сукномъ, съ зерцаломъ на одномъ концѣ, сидятъ: Ермаковскій помпадуръ Плѣшегорскій, предсѣдатели: Картежникъ-Хвастунищевъ (доказавшій профанамъ, что родословное древо его древнѣе таковыхъ же древесъ незабвенныхъ Вральмана и Хлестакова), Незадачинъ (по уличному — Плевако), Мямлинъ (въ вицъ-фракѣ, застегнутомъ на всѣ пуговицы) и Фатовъ (что называется, „не въ своей тарелкѣ“).
Плѣшегорскій (холя свои бакенбарды). Я васъ, господа, пригласилъ въ экстренное засѣданіе по необходимости. Г. прокуратъ желаетъ уѣхать изъ Ермаковска для ревизіи дѣлопроизводства слѣдователей, т. е. чиновъ полиціи, и проситъ выдать прогоны изъ 1,500 р., ассигнованныхъ въ распоряженіе предсѣдателя суда, но подлежащихъ выдачѣ не иначе, какъ съ моего разрѣшенія, что, впрочемъ, просящій оспариваетъ. Между тѣмъ, судя по примѣрамъ минувшихъ лѣтъ, да и потому, что законовъ на это нѣтъ, ему нельзя отлучиться изъ Ермаковска. Кромѣ того Арсенію Александровичу даже некому поручить исправленіе своей должности, потому что Интригановъ причисленъ къ министерству, а Размазнинъ въ отпуску.
Xвастунищевъ (разглаживая длинные предлинные баки). Я совершенно согласенъ съ вашимъ превосходительствомъ. Г. прокуратъ долженъ безъ-отлучно пребывать въ Ермаковскѣ, какъ это видно изъ общаго о сибирскихъ губерніяхъ учрежденія.
Плѣшегорскій (обращаясь къ „Плевако“). Ваше превосходительство какъ думаете?
Незадачинъ (торопливо разводя руками, говоритъ и при этомъ плюетъ, какъ верблюдъ). Я полагалъ бы рѣшить вопросъ по примѣрамъ прошлыхъ лѣтъ. (Въ сторону). Эхъ, жаль, Вандалина Викентьича здѣсь нѣтъ?.. Посовѣтоваться-то и не съ кѣмъ. Въ палатѣ мы съ нимъ всѣ дѣла рѣшаемъ.
Плѣшегорскій (обращаясь къ дремлющему Мямлину). Ваше мнѣніе, Александръ Александровичъ?
Мямлинъ (заикаясь, растерянно поглядываетъ на всѣхъ, привставъ, сначала шевелитъ губами, затѣмъ что-то бормочетъ, видимо сказать что-то хочетъ и… наконецъ, говоритъ хрипло). Я-съ, ваше превосходительство, съ вами согласенъ. (Про себя) Ахъ, Боже мой! Какъ жаль, что нельзя посовѣтоваться съ Никаноромъ Алексѣевичемъ, а то бы я съ нимъ согласился. Мы съ нимъ единогласно всѣ дѣла рѣшаемъ въ судѣ.
Плѣшегорскій. И такъ, всѣ члены совѣта противу васъ, Арсеній Александрычъ. Вы все-таки остаетесь при своемъ мнѣніи?
Фатовъ (порывисто встаетъ, сильно взволнованный, остатки волосъ на плѣшинѣ поднялись, какъ у ежа). Д-да-съ!.. Я все-таки остаюсь при мнѣніи, что имѣю право разъѣздовъ для ревизіи слѣдователей.
Всѣ уходятъ кромѣ Плѣшегорскаго.
„И бысть утро, и бысть вечеръ: день шестый“.
Какъ видитъ читатель, реформа сведена къ прогоннымъ деньгамъ и разъѣздамъ, это одна изъ чувствительныхъ струнъ цивилизаторовъ. Въ самомъ дѣлѣ вѣдь каждая реформа должна чѣмъ нибудь окунаться. Цивилизація даромъ не дается. А главное, если старые дѣятели имѣли свои источники, то новые цивилизаторы должны открыть свои.
О, прогонныя деньги и разъѣзды! Вы извѣстны въ исторіи со времени Кира и Навуходоносора, но вѣчно новы, (aber ist immer neu). Истинный цивилизаторъ не можетъ жить безъ нихъ, да еще въ соблазнительной многоверстной Сибири. Здѣсь сердце его не можетъ не зазвучать прогонной лирикой. Каждый изъ нихъ напѣваетъ:
Ахъ какъ скучно, ахъ какъ грустно,
Въ канцеляріи моей,
Заложу-ка тройку земскихъ
Темно карихъ лошадей.
Хоть по штату, и по праву,
Не положенъ мнѣ разъѣздъ,
Полечу я въ ночь морозну
Прямо къ слѣдствію въ уѣздъ.
Но казенной подорожной
Тройка весело бѣжитъ,
А въ карманѣ кушъ прогонный
Упоительно звенитъ!
Цивилизація на востокѣ получаетъ поэтическое выраженіе не у однихъ насъ. Такъ приводя „сказку про бѣлаго бычка“, г. Ѳедотовъ въ „Новомъ Времени“ вкладываетъ въ уста Розальскаго слѣдующую характеристику дѣятелей крайняго Востока.
Иной не выдержитъ, иной въ игрѣ зарвется,
Ограбитъ женщина, задушитъ кредиторъ,
Но этихъ случаевъ немного, сущій вздоръ.
En gomme, они почти всегда выходятъ въ люди,
Не здѣсь, такъ въ Азіи, на то у насъ Ташкентъ.
Да какъ же иначе? Какія спины, груди!
Съ начальникомъ, что слово комплиментъ…
Взгляните вы на нихъ, какъ мягки, ловки, гибки,
Какъ иногда у нихъ почтительны улыбки!..
Но… съ дамами они…
Веселость, быстрота,
Отвага, натискъ! (Крупеникову). Вексель протестуютъ,
Судебный приставъ ждетъ, а онъ и въ усъ не дустъ,
Ему плевать вся эта мелкота!
Шепнетъ словечка два тому, сему — и будетъ,
До новыхъ вѣниковъ кредиторъ не забудетъ!
Таковъ типъ бойкаго и передоваго цивилизатора! Перелистывая нашу мѣстную жизнь въ дневникахъ, препровождаемыхъ къ намъ со всѣми ея злобами, мы натыкаемся постоянно на пріемы цивилизаціи. Несомнѣнно мы цивилизуемся, — вотъ присланныя намъ „картинки съ натуры“, записанныя въ Томской губерніи.
„ТИШИНА И СПОКОЙСТВІЕ“.
правитьНедавно вступившій въ управленіе одной губерніей Сибири начальникъ напомнилъ мѣстнымъ полицейскимъ чинамъ о правилахъ вѣжливости по отношенію къ обывателямъ. Наставленіе это было вызвано въ виду тѣхъ безобразій, которыя существуютъ въ сибирской полиціи и созданы обычаемъ. Объ этомъ обычаѣ стоитъ сказать. „Огражденіе тишины и спокойствія“ — вотъ девизъ, который взяла себѣ сибирская полиція, и чего только не дѣлалось подъ прикрытіемъ его. Это своего рода Fiat politia, pereat mundus. Извѣстно, какъ мало церемонятся здѣсь съ обывателемъ. Пріѣдетъ въ городъ, на базаръ, неискушенный въ городскихъ порядкахъ поселянинъ. Продалъ дрова, сѣно, муку, снабдилъ, такъ сказать, „брюхо Парижа“ и пожелалъ возликовать, а можетъ быть и горе залечить за то, что городской прасолъ обсчиталъ. Зашелъ поселянинъ куда слѣдуетъ, воспринялъ духа веселія и, выйдя на улицу, разѣваетъ ротъ. По едва ликующая нота души разнеслась въ воздухѣ, какъ вдругъ онъ чувствуетъ окликъ:
— Ты что, тишину нарушать! въ кутузку!
Вырвется ли у того же поселянина „караулъ“, когда угнали его лошадь, какъ снова онъ попадаетъ за нарушеніе тишины въ полицію.
— Да вѣдь меня обокрали! вопіетъ онъ.
— А ты тишину нарушалъ!
По въ особенности усердіе прилагается къ тишинѣ и порядку въ ночное время. Сибирскіе города полны всякихъ притоновъ. Ссыльные воры, бродяги и всѣ тѣ элементы, которыми надѣляетъ Россія сибирскіе города, кишатъ въ кабакахъ и тайныхъ притонахъ, но они умѣютъ свое дѣло дѣлать, когда спятъ обходные. Съ вечера полиція и патрули обходятъ улицы и здѣсь забирается каждый „за прогулку въ неположенное время“, такой законъ сочинила сама полиція, изъ доброжелательства, чтобы обыватель по пріучался къ безсонницѣ.
Особенная лафа полиціи блюсти нравственность, — очень ужь она сама нравственна. Въ городахъ дозволены и открыты „дома терпимости“ съ разрѣшенія той же полиціи, которая со всѣми содержателями этихъ домовъ предупредительна и вѣжлива, — это ея главный доходъ. Дома эти, притоны и бани раскинули свои сѣти вездѣ. Окна освѣщены, двери открыты, музыка зоветъ, народъ валитъ, а затѣмъ каждый вечеръ десятки людей забираются полиціей въ этихъ домахъ. Особенное же усердіе прилагается при этомъ уловѣ относительно прикащиковъ, молодыхъ купеческихъ сынковъ и т. п. люда. Съ позоромъ накрываются они въ этихъ домахъ полиціей и ведутся въ полицейскія части. Чтобы скрыть позоръ, безчестіе, жертвы увлеченія и темперамента отдаютъ всѣ деньги, часы, кольца, чтобы ихъ отпустили. Это называется возстановлять нравственность! Грѣхопаденіе допускается, но за него слѣдуетъ и отвѣтственность. Содержатели публичныхъ домовъ въ барышахъ, полиція довольна и девизъ нравственности торжествуетъ. Времена начинаютъ, однако, измѣняться. Безпокоить обывателя и садить его ради тишины и спокойствія сочтено и въ Сибири предосудительнымъ Полагается „обращаться вѣжливо“ и, такъ-сказать, не безпокоить никого. Сибирскій полицейскій чиновникъ на минуту задумывается, но скоро находится. „Не безпокоить и не тревожить! извольте“, говоритъ онъ, и новый девизъ невмѣшательства зрѣетъ въ его умѣ.
Какъ онъ примѣняется — мы имѣемъ слѣдующія данныя изъ сибирскаго дневника.
ПРЕДУПРЕДИТЕЛЬНЫЙ СЛѢДОВАТЕЛЬ.
правитьДали знать полицейскому надзирателю, что умерла будто отъ побоевъ мужа нѣкая жена. Осмотрѣвши трупъ и заручившись одному ему, слѣдователю, извѣстными соображеніями, дано разрѣшеніе хоронить — и дѣло покончено. По молва народная не молчитъ. Пошли слухи, говоръ, что жена прямо убита мужемъ. Дошло до исправника и до его помощника. Послѣдній горячо принялъ къ сердцу слухи и совѣтовалъ исправнику донести. Тотъ нашелъ это неудобнымъ, и дозволившій похоронить убитую самъ отчеканилъ постановленіе, выводя свою ошибку и проч. и проч., и постановилъ отрыть тѣло и подвергнуть судебно-медицинскому осмотру.
По медицинскому изслѣдованію оказалось семь реберъ сломано. Не станемъ вдаваться въ разгадку, кѣмъ сломаны ребра, какимъ инструментомъ, когда и за что и по какому праву, — это дѣло не наше, — а поставимте, читатель, вопросы простые: Могло ли при наружномъ осмотрѣ тѣла умершей не быть замѣчено знаковъ на бокахъ на мѣстахъ полома реберъ? Вѣдь не изъ дерева же было тѣло убитой, а обыкновенное, на которомъ при всякомъ поврежденіи костей обнаруживаются опухоли и т. п., и долженъ ли былъ исправникъ смотрѣть на такое дѣло сквозь пальцы?
Если вы зададите ему эти вопросы, онъ скажетъ:
— А принципъ невмѣшательства. Вѣдь мы же мужа не безпокоили!
О ДУХѢ ВРЕМЕНИ.
правитьЕще примѣръ. Въ городѣ Б. совершена была кража со взломомъ, покрадено на сумму около полутора тысячъ рублей. Воръ найденъ и обличенъ; при сознаніи указываетъ кому сбылъ краденое. Дѣлается обыскъ въ лавкѣ купца С., и значительную часть покраденнаго находятъ. Качалось дѣло. Въ народѣ ропотъ; толкуютъ о томъ, что почему не садятъ принимателя краденаго. Помощникъ исправника находитъ предварительный арестъ полицейскій или домашній на время слѣдствія купца С. необходимымъ въ тѣхъ видахъ, чтобы прекратить возможность скрыть дальнѣйшіе слѣды. Исправникъ съ этой мѣрой не соглашается и утверждаетъ, что заключеніе въ тюрьму и предварительный арестъ — одно и то же, что постановленіе слѣдователя о временномъ арестѣ, предварительномъ, должно разсматриваться и утверждаться судомъ. Такъ-таки и не арестовали, побоялись. Ну, да и то сказать: по правдѣ, есть чего и побояться: обвиняемый купецъ С. имѣетъ солидное состояніе, да двухъ братьевъ, изъ которыхъ одинъ городскимъ представителемъ, а другой имѣетъ большую кассу.
Стряпчій до того переполошился слухомъ объ арестѣ С., что молилъ Бога только объ одномъ: успѣть подать бумагу о болѣзни, чтобъ не пропускать постановленія о такомъ казусѣ.
Нѣкоторые находятъ, что здѣсь не соблюдено „равенство передъ закономъ“ и что это — мертвая буква въ Сибири; что грязную лѣстницу нашего допотопнаго судилища и полиціи сколько ни мети съ нижней ступеньки, нимало не очистишь. Все это можно объяснять. По если-бы спросили полицейскаго, почему онъ не засадилъ за скрытіе хомутовъ С., онъ бы сказалъ: „Правила вѣжливости соблюдаю“.
МУЖИЧІЙ РАЗГОВОРЪ.
правитьВерстахъ въ пяти отъ города, у рѣчки, остановившись напоить лошадей, разсуждаютъ нѣсколько человѣкъ крестьянъ, возвращавшихся съ Барнаульскаго базара. Одинъ крестьянинъ ведетъ рѣчь о какомъ-то баринѣ, который служилъ у нихъ засѣдателемъ много лѣтъ. Называетъ онъ служившаго Николаемъ Петровичемъ Л. Онъ, говоритъ, живетъ на своей заимкѣ, да, вишь, хочетъ ѣхать въ Томскъ, — сказывалъ его работникъ, — чтобъ опять достать засѣдательское мѣсто.
— А ладный былъ онъ? спросилъ молодой парень: — я что-съ мало его помню.
— Да ты малъ былъ, а вотъ мы-то помнимъ, да и вѣкъ не забудемъ. Бѣдовый былъ: тысячъ 20 нажилъ въ кою пору, дралъ — бѣда, не спускалъ ни конному, ни пѣшему.
— Ну, и теперь — ввернулъ старикъ — посказалъ работникъ, не даетъ маху: нанялъ, вишь, накосить себѣ сѣна рабочихъ, о цѣнѣ не договорился — не обижу, говоритъ. Ну, повѣрили, выкосили, а онъ при разсчетѣ-то и отвалилъ по 20 коп. въ день, да не накормилъ еще и чаемъ даже не напоилъ. А то одинъ какой-то мѣщанинъ, что-ли, никакъ Поляковъ, закосилъ сѣно въ бариновой межѣ, оглядѣлся, созналъ ошибку, пошелъ и объявилъ барину: „Ваше сѣно выкосилъ, оно ваше, заплатите за работу. Вѣдь все одно нанимали бы косить“.
— Я тебя не нанималъ, выкосилъ и ладно, убирайся, другой разъ не полѣзешь въ чужую межу.
Такъ и не отдалъ ни гроша. Жаловались, говорятъ, на него полиціи, да вѣдь нынѣшняя полиція все-таки съ руки отставной полиціи.
Ясно, что крестьяне не поняли мотивовъ. Спросите, отчего не принудили бывшаго хищника Л. уплатить крестьянамъ плату, отвѣтъ будетъ:
— Соблюдали правило вѣжливости!
Намъ остается перенестись теперь только на дальній Востокъ, гдѣ правы все суровѣе и необузданнѣе, а расправа короткая. Перенесемся въ милую Хабаровку, которую мѣстные жители прозываютъ по просту „притонъ“. Здѣсь также вводятъ цивилизацію и цивилизуются по своему.
Въ № 7 „Вост. Обозрѣнія“ помѣщена была исторія дѣлъ l-й гильдіи купца Плесина. Въ этой корреспонденціи упоминается, что областной стряпчій оскорбился выраженіями, употребленными въ прошеніи по дѣлу объ убыткахъ, нанесенныхъ Плесину. Назначено было слѣдствіе и вотъ тяжущаяся сторона и ходатай по дѣламъ, несоблюдшій вѣжливости (все дѣло заключалась въ этомъ), долженъ былъ оставить службу и выѣхать изъ Хабаровки. Отрѣшили и выгнали безъ суда, безъ особаго рѣшенія. Судъ въ этихъ мѣстахъ короткій. Правы — амурскіе. Здѣсь съ одной е, торопи требуется вѣжливость и несоблюдающіе ее изгоняются, за то съ другой стороны полная терпимость, и живется хорошо. Вотъ что говоритъ „Хабаровскій дневникъ“, недавно нами полученный.
ХАБАРОВСКІЙ ДНЕВНИКЪ.
правитьНиже Хабаровки въ 5 верстахъ, на берегу р. Амура, есть заимка, такъ называемая Рафаиловская. Самъ владѣтель этой заимки, купецъ Рафаиловъ, на ней не живетъ, а отдалъ ее, на особыхъ выгодныхъ условіяхъ, въ кортомъ китайцамъ, которые ее разрабатываютъ: садятъ овощи, снимаютъ ихъ и продаютъ, а болѣе всего продаютъ хаичикъ (китайская водка). Вотъ уже два года, Рафаиловъ, самъ лично не находясь здѣсь въ Хабаровкѣ, поручилъ завѣдывать этой заимкой зятю своему, хабаровскому полиціймейстеру П. П. X—ву, который, принявъ завѣдываніе надъ заимкою своего тестя, бывалъ и бываетъ теперь на ней часто и во время лѣтняго сезона находитъ тамъ арбузы, дыни и всевозможныя овощи. По кромѣ арбузовъ здѣсь есть нѣчто и другое примѣчательное, — одинъ изъ китайцевъ, арендаторовъ заимки, въ короткое время совершилъ шесть уголовныхъ преступленій слѣдующаго рода: 1) заподозрѣнъ въ убійствѣ своихъ товарищей, 2) въ его собственной фанзѣ (на заимкѣ рафаиловской) въ погребѣ найденъ мертвый китаецъ съ обожженными членами. 3) Около своей фанзы ночью избилъ корейца и обобралъ у него деньги, лошадь и товары, 4) ниже Хабаровки, въ 100 верстахъ, напалъ на гольдскую юрту со своими товарищами, вооруженный ножами и револьверами; 5) ограбилъ имущество и при этомъ увезъ насильно гольдскую женщину, которая, за выѣздомъ мужа на охоту, оставалась дома одна[1], 6) тамъ-же около заимки его работникомъ избитъ полѣномъ гольдъ и при этомъ имъ же имущество гольда, заключающееся въ звонкой монетѣ, выброшено въ Амуръ около берега, съ той вѣроятно цѣлію, чтобы утопить его, потомъ найдти и присвоить себѣ. Жалобы, приносимыя на этого китайца въ полицейское управленіе, оставались безъ послѣдствія. Правда, были на этого китайца наложены легкія наказанія, но онъ вскорѣ отъ ареста освобождался какимъ-то чудомъ. Слѣдствіе производилъ надъ этимъ китайцемъ, по дѣлу ограбленія гольдской юрты, чиновникъ Сухановъ.
До 23 августа, я ѣхалъ до Хабаровки по рѣкѣ Уссури, въ качествѣ пассажира на маленькомъ параходѣ телеграфнаго вѣдомства „Часовой“, гдѣ меня застало мелководіе р. Уссури. Въ день своего прибытія въ Хабаровку, въ 4 часа пополудни, мои знакомые мнѣ разсказали всѣ хабаровскія новости.
— Ну что вашъ X—ковъ, все занимается ажурными работами? спросилъ я, зная искуство вашего полицеймейстера.
— Да онъ и дѣла ажурныя творитъ, отвѣтили мнѣ.
Исторія заключалась въ слѣдующемъ: 23-го августа въ 6 часовъ вечера, 4 человѣка китайцевъ подали губернатору жалобу на г. полиціймейстера X—кова, что онъ, г. X—ковъ, 19-го августа, подъ предлогомъ преслѣдованія азартныхъ игръ, въ 12 часовъ ночи, у четырехъ китайцевъ обобралъ болѣе 200 рублей и увезъ съ собой безъ всякаго составленія акта, безъ понятыхъ, при одномъ своемъ полицейскомъ солдатѣ; кромѣ этого нанесъ своей шашкой четыремъ китайцамъ но нѣскольку ударовъ.
Въ тоже время 13 китайцевъ подали другую жалобу на г. полиціймейстера X—кова. Жалоба заключалась въ томъ, что полиціймейстеръ X—ковъ чуть-ли не каждую ночь ѣздитъ по ихъ фанзамъ, будить ихъ, дѣлаетъ обыски, тоже подъ предлогомъ преслѣдованія азартныхъ игръ, обираетъ всѣ деньги, какія найдетъ, и увозитъ съ собой, безъ составленія акта.
При семъ сами китайцы намъ прислали копіи съ двухъ прошеній, до сихъ поръ не получившихъ разрѣшенія. Подъ ними китайскіе подписи. „Восточн. Обозрѣнію“ предлагаютъ усмотрѣть дѣянія г. X—кова.
Дѣйствительно мы дѣяніе и усмотрѣли. Но насъ здѣсь поразило не то, что полиціймейстеръ X—ковъ, хотя и былъ вывѣшенъ когда-то на чорной доскѣ, не исправился, а важность его миссіи по водворенію нравственности среди китайцеіи». Мы указали, какъ въ сибирскихъ городахъ водворяется эта нравственность и какой выгодный доходъ составляютъ притоны и объѣзды. Точь въ точь тѣже пріемы примѣнены и въ Хабаровкѣ. Помы здѣсь цивилизуемъ уже «китайцевъ»; какъ тамъ, такъ и здѣсь всѣ деньги, какія найдутся у виновныхъ, составляютъ достояніе блюстителей чистоты нравовъ. Хотя мы сами играемъ въ карты и даже въ штосъ открыто въ гостинницахъ, но китайцевъ слѣдуетъ остерегать отъ этого. Оно такъ и должно быть но законамъ цивилизаціи. Только китайцы этого не понимаютъ.
- ↑ Смотрите газету „Сибирь“ 1883 г., № 16-й, корреспонденцію изъ Хабаровки.