Очерки из прошлого и настоящего Японии (Богданович)/ДО

Очерки из прошлого и настоящего Японии
авторъ Татьяна Александровна Богданович

Опубл.: 1904. Источникъ: az.lib.ru • I. Природные условия Японіи.
II. История Японіи:
Родовой быт.
Феодальная эпоха.
Господство абсолютизма.
Разложение абсолютизма.
Революционная эпоха.
Переворот.
Современное положение Японии.

ОЧЕРКИ ИЗЪ ПРОШЛАГО И НАСТОЯЩАГО ЯПОНІИ.

ВВЕДЕНІЕ.

"Если вы пробыли въ Японіи шесть недѣль, вы все понимаете.

Черезъ шесть мѣсяцевъ вы начинаете сомнѣваться. Черезъ шесть

лѣтъ вы ни въ чемъ не увѣрены". Petrie Watson "Japan", ст. 9.

Есть какая-то грань между всѣмъ, выработавшимся вѣками, духовнымъ складомъ европейца и японца, между самымъ угломъ зрѣнія того и другого. Въ этомъ различіи нѣтъ, конечно, ничего мистическаго и абсолютнаго, оно достаточно объясняется естественными историческими и географическими причинами. Бытъ можетъ, со временемъ тѣсныя международныя сношенія и взаимное треніе народовъ изгладятъ самое воспоминаніе о немъ. Но въ настоящее время это неуловимое «нѣчто», мѣшающее европейцу разобраться до дна въ душевной жизни японца, взглянуть на міръ его глазами, предсказать въ каждомъ данномъ случаѣ его поступокъ, однимъ словомъ понять его психологію — еще очень сильно. Поэтому такъ разнообразны и противорѣчивы отзывы о немъ жившихъ тамъ европейцевъ и такъ противоположны ходячія характеристики. Европеецъ, сколько бы онъ ни прожилъ въ Японіи, едва ли можетъ установить вполнѣ правильную психологію японскаго народа. Онъ неизбѣжно будетъ прилагать къ нему свои европейскія мѣрки и или пойметъ его невѣрно, или совсѣмъ не пойметъ. Одинъ изъ послѣднихъ опытовъ дать ключъ къ пониманію японской націи, появившійся въ текущемъ 1904 году, начинается слѣдующимъ заявленіемъ: «Что неясно въ этой книгѣ, — пишетъ самъ авторъ, — это мнѣніе автора о Японіи. Оно заключается въ томъ, что Японія непонятна, не можетъ быть понята. Положимъ, это самая избитая вещь, какую онъ или кто-либо другой можетъ сказать о Японіи. Тѣмъ не менѣе, написавъ цѣлую книгу, онъ можетъ повторить только это. Это его исповѣдь. Онъ не понимаетъ Японіи. Основа его книги — непонятность, непостижимость, таинственность Японіи. Онъ написалъ книгу о томъ, чего онъ не понимаетъ, — фактъ, не новый въ литературѣ. Онъ прожилъ въ Японіи три года въ непосредственномъ, тѣсномъ, ежедневномъ общеніи съ населеніемъ, съ его задачами, съ его политикой. Тѣмъ не менѣе онъ не понялъ Японіи»^[1]. Какъ мало отличаются эти слова отъ того, что сказалъ нашъ русскій путешественникъ Гончаровъ, посѣтившій* Японію въ 1854 году, когда ея гавани впервые были открыты для европейцевъ. «Да гдѣ же это я въ самомъ дѣлѣ! — восклицаетъ онъ во время званнаго обѣда у японцевъ. — Кто кругомъ меня съ этими смуглыми, какъ у мумій, щеками, съ поникшими головами и полуопущенными вѣками, въ длинныхъ широкихъ одеждахъ, неподвижные, едва шевелящіе губами, изъ-за которыхъ съ подавленными вздохами вырываются неуловимые для нашего уха глухіе звуки?.. Ужъ не древніе ли покойники встали изъ тысячелѣтнихъ гробницъ и собрались на совѣщаніе?.. Ходятъ ли они, улыбаются ли, поютъ ли, пляшутъ ли? Знаютъ ли нашу человѣческую жизнь, наше горе и веселье, или забыли въ долгомъ снѣ, какъ живутъ люди»^[2]. А между тѣмъ съ тѣхъ поръ прошло полвѣка, и Японія изъ страны дѣйствительно никому невѣдомой превратилась въ страну всѣмъ интересную и всѣмъ извѣстную хотя бы по наслышкѣ. Намъ кажется поэтому, что единственный способъ составить себѣ хоть нѣкоторое самостоятельное представленіе о Японіи заключается въ томъ, чтобы заранѣе отказаться отъ всякой попытки проникнуть въ душу японскаго народа и ограничиться изученіемъ ея исторіи и ея современнаго соціальнаго и экономическаго строя. Настоящіе очерки и представляютъ собой попытку свести разбросанныя въ разныхъ трудахъ данныя* касающіяся природныхъ условій Японіи, ея исторіи и ея современнаго положенія.

Литература.

К. Rathgen. «Japans. Volkswirtschaft und Staatshaushalt». Leipzig, 1890. Одно изъ самыхъ солидныхъ изслѣдованій по исторіи и соціально-экономическому строю современной Японіи.

Hesse Wartegg. «China und Japan». Leipzig. 1897. Путешествіе и очерки быта японцевъ.

Xr. Siebold. «Nippon Archiw zur Beschreibung von Japan». Leipzig, 1897. Серьезное этнографическое изслѣдованіе и путешествія.

Helmolt. Weltgeschichte. Одна часть представляетъ сжатый очеркъ исторіи Японіи.

Tokuzo Fukuda, dr. der Stдdte Wirtschaft. «Die gesellschaftliche und wirtschaftliche Entwickelung in Japan». Stuttgardt, 1900 г. Очень обстоятельная экономическая исторія Японіи, написанная японцемъ.

Dr. Тоуокisti Harada. «Die Japanischen Inseln». Berlin, 1890. Топографически-геологическое изслѣдованіе, составленное японцемъ.

Adolf Fischer. «Wandlungen im Kunstleben Japans». Berlin, 1900. Очерки; современнаго состоянія живописи и скульптуры въ Японіи.

Dr. Ehm Schnitze. «Freie öffentliche Bibliotheken». Stettin, 1900.

Dr. Ioseph Lauterer. «Japan — das Land der aüfgehanden Sonne». Lepzig. 1902. Готовится русскій переводъ.

Dr. Brunn. «Die Japanishe Verfassungskunde». Leipzig. Переводъ съ японскаго. Дословный текстъ японской конституціи.

Chamberlain. «Tinge Japanese». Необходимая справочная книга для изученія Японіи. London, 1902.

W. Е. Griffu. «The Mikado’s Empire». New-York, 1894. Серьезная работа по исторіи Японіи.

W. Griffu. «The Religion of Japan». New-York, 1895.

David Murray. «Japan». London, 1894. Подробная исторія Японіи до 1868 г.

R. Alсock. «Art and art Industries in Japan». London, 1878.

А. Cdquhoun. «The Mastery of the Pacific». London, 1902.

Petrie Watson. «Japan: Aspects and Destinies». London, 1904. Опытъ психологической характеристики японцевъ.

Henry Dumdard. «Le Japon politique, économique et sociale». Paris, 1903. Есть русскій переводъ.

André Bellesort. «La société japonaise». Paris, 1904. Впечатлѣнія туриста.

W. G. Aston. «La Literature japonaise». Paris, 1904. Есть русскій переводъ.

Богуславскій. «Японія». Изданіе при содѣйствіи генеральнаго штаба. Спб. 1904 г. Богатая матеріаломъ справочная книга

А. Беконъ. Женщина въ Японіи". Русскій переводъ англійскаго сочиненія «Japonese Girls and Women». New-York, 1903.

Муттеръ. «Исторія живописи въ XIX вѣкѣ». Спб., 1900 г., т. II.

Воейковъ. «Климаты земного шара». Спб., 1884 г.

Шрейдеръ. «Японія и японцы». Спб., 1895 г.

Южаковъ. «Доброволецъ Петербургъ». Спб., 1895 г. Очень интересная глаза посвящена положенію женщины въ Японіи.

Головинъ. «Въ плѣну у японцевъ въ 1811—1813 г.». Спб., 1851 г.

Максимовъ. «На дальнемъ востокѣ». 1894 г.

I.
Природныя условія Японіи.

1.

«Когда я вызываю въ памяти безчисленныя страны, какія я видѣлъ въ различныхъ частяхъ земного шара, я не могу найти ни одной, которая по чудной красотѣ мѣстоположенія, по идиллической прелести могла бы сравниться съ Японіей — этимъ раемъ восточной Азіи». Такъ говоритъ нѣмецкій путешественникъ Геосе-Вартегъ, объѣхавшій Японію въ 1897 году и имѣвшій дѣйствительно богатый матеріалъ для сравненія. Передъ тѣмъ онъ ивдалъ рядъ описаній своихъ путешествій по равнымъ частямъ Европы, Азіи, Африки и Сѣверной и Южной Америки. Съ этимъ мнѣніемъ сходятся, впрочемъ, отзывы всѣхъ почти изслѣдователей и туристовъ, посѣщавшихъ Японію. По разнообразію природы Японія не имѣетъ себѣ равныхъ, по красотѣ отдѣльныхъ пейзажей она можетъ соперничать съ самыми прославленными уголками Стараго и Новаго Свѣта.

Пространство поверхности японской имперіи составляетъ около 363.000 вв. верстъ (кіи километровъ), т.-е. по территоріи она приблизительно равна Финляндіи (328 т.) и немногимъ больше Англіи (275 т.). Береговая же линія Японіи достигаетъ 25.776 верстъ. Узкая полоса составляющихъ ее острововъ протянулась на громадное пространство отъ 22° до 51° сѣверной широты. Сѣверные пункты ея — Курильскіе острова лежатъ на одной широтѣ съ средней полосой Россіи, съ Берлиномъ и Лондономъ, а Формозу пересѣкаетъ пополамъ тропикъ Рака, т.-е. она соотвѣтствуетъ Сахарѣ и югу Аравіи. Если даже взять собственно Японію, исключивъ Формозу и мелкіе присоединенные острова, то она все-таки займетъ по меридіану протяженіе почти отъ 30° до 50° градуса, т.-е. приблизительно отъ Варшавы или Лондона до Каира. Это громадное протяженіе Японіи съ сѣвера на югъ въ связи съ ея островнымъ характеромъ^[3] создаетъ въ ней большое разнообразіе климатовъ и чрезвычайное богатство растительности. Положеніе среди океана дѣлаетъ климатъ Японіи морскимъ и влажнымъ, но не сглаживаетъ его разницы въ отношеніи температуры^[4]. Зависитъ это оттого, что восточные и южные берега Японіи омываются теплымъ океанскимъ теченіемъ Куро-Сива, между тѣмъ какъ съ сѣвера и сѣверо-запада, наоборотъ, проходитъ холодное Курильское теченіе. Вслѣдствіе этого зима на сѣверѣ Японіи, на островѣ Хоккаида и даже въ сѣверной части Ниппона, соотвѣтствуетъ нашей Финляндіи и сѣверной Швеціи, между тѣмъ какъ на югѣ она не холоднѣе, чѣмъ въ сѣверной Италіи — средняя температура января 0°. Лѣтомъ разница еще больше, такъ какъ на сѣверѣ Японіи и лѣтняя температура равняется приблизительно нашей Финляндіи, между тѣмъ какъ на югѣ средняя температура +27° по Цельсію, т.-е. выше, чѣмъ гдѣ бы то ни было въ Европѣ, приблизительно такъ, какъ въ нашемъ Закавказьѣ. Сильные вѣтра — Японія лежитъ еще въ области муссоновъ, — дующіе зимой преимущественно съ сѣверо-востока, а лѣтомъ съ юго-запада, но и въ томъ и въ другомъ случаѣ съ моря, приносятъ туда массу влаги и вызываютъ лѣтомъ сильнѣйшіе дожди, а зимой обильный снѣгъ. Снѣгъ даже въ южныхъ частяхъ Японіи выпадаетъ въ такомъ изобиліи, что иногда покрываетъ землю на нѣсколько футовъ. Постоянная влажность атмосферы и сильная жара лѣтомъ при мягкой снѣжной зимѣ даютъ возможность на югѣ Японіи развиться буйной, почти тропической растительности. При первыхъ же холодахъ густой снѣгъ окутываетъ естественнымъ покровомъ растенія и защищаетъ ихъ отъ холода. Эта роскошная растительность на фонѣ причудливо изрѣзанныхъ гористыхъ береговъ, создаетъ тѣ волшебные пейзажи, которые поражали восхищали всѣхъ путешественниковъ, впервые подъѣзжавшихъ къ Японіи. Главная дорога къ Японіи идетъ обыкновенно отъ одного изъ китайскихъ портовъ, по большей части Шанхая, къ Нагасаки. Бухта Нагасаки — это первый японскій пейзажъ, который можно найти чуть не у всякаго европейскаго путешественника, побывавшаго въ Японіи. Ее же первую привѣтствовалъ Гончаровъ, въ ту эпоху, когда Японія была еще заповѣдной страной, внутрь которой не могъ заглянуть иноземецъ.

«Что это такое! — восклицаетъ онъ, стоя на борту фрегата „Паллада“. — Декорація или дѣйствительность? Какая мѣстность! Близкіе и дальніе холмы, одинъ другого зеленѣе, покрытые кедровникомъ и множествомъ другихъ деревьевъ — нельзя разглядѣть какихъ, толпятся амфитеатромъ, одинъ надъ другимъ. Нѣтъ ничего страшнаго, все улыбающаяся природа. За холмами вѣчно смѣющіяся долины, поля… А вотъ и Нагасаки! Какіе виды кругомъ, что за перспектива вдали!.. Декорація бухты, рейда, со множествомъ лодокъ, страннаго города, сѣренькихъ домовъ, проливовъ и холмовъ, эта зелень, яркая на близкихъ, блѣдная на дальнихъ холмахъ, все такъ гармонично, живописно, непохоже на дѣйствительность, что сомнѣваешься, не нарисованъ ли весь этотъ видъ, не взятъ ли цѣликомъ изъ волшебнаго балета? Вездѣ уступы, мыски или отставшія отъ берега, обросшія зеленью и деревьями глыбы земли. Мѣстами группы зелени и деревьевъ лѣпятся на окраинахъ утесовъ, точно исполинскіе букеты цвѣтовъ. Вездѣ перспективы, картины, точно артистически обдуманная прихоть!»^[5]. Эпитеты сказочный, волшебный, феерическій такъ и пестрятъ во всѣхъ описаніяхъ южныхъ береговъ Японіи. «При взглядѣ на эти олимпійски прекрасные пейзажи невольно приходитъ въ голову, что они должны быть населены греческими богинями или сказочно прелестными сестрами г-жи Хризантемъ», говоритъ Вартегъ. Но Гончаровъ смотрѣлъ на эти чудные берега только съ борта «Паллады». Если бы онъ могъ осуществить свое желаніе и пройтись по цвѣтущимъ лѣсистымъ холмамъ, онъ увидѣлъ бы тамъ не одни кедры. На всемъ южномъ островѣ Японіи, Кіу-Сіу, растительность настоящая тропическая — магноліи, камфарное дерево, фикусы, криптомеріи, апельсинныя и бамбуковыя рощи и изрѣдка пальмы, не говоря о безчисленныхъ цвѣтущихъ кустарникахъ, чередуются съ рисовыми плантаціями и на южныхъ склонахъ взбираются довольно высоко — выше 1.000 футовъ надъ уровнемъ моря.

Такой же живописный характеръ береговъ я такое же богатство растительности сохраняется и дальше къ сѣверу. Особенно славится по красотѣ такъ называемое Внутреннее Японское море. Это море раздѣляетъ главные острова Японіи — Ниппонъ (Хонда), Кіу-Сіу, Шикоку и Аваджи. Оно тянется не широкой полосой на 350 верстъ съ сѣверозапада на юго-востокъ; въ ширину оно не больше пятидесяти верстъ, а мѣстами съуживается такъ, что превращается въ узкій проливъ въ нѣсколько верстъ шириной. Съ Японскимъ моремъ оно соединяется однимъ узкимъ Симоносекскимъ проливомъ, а съ Великимъ океаномъ тремя болѣе широкими. По всему его протяженію разбросано множество мелкихъ острововъ и цѣлыхъ группъ живописныхъ островковъ. Вообще Внутреннее море и его прибрежья считаются самой живописной мѣстностью Японіи. «Чтобы получить приблизительное представленіе объ Внутреннемъ морѣ, — пишетъ Вартегъ, — надо вообразить себѣ прославленное итальянское Лаго-Маджіоре съ его Барромейскими островами, только въ сто разъ увеличенное. Никакой другой уголокъ земли не можетъ выдержать сравненія, съ нимъ, и даже Лаго-Маджіоре далеко не такъ очаровательно и въ то же время величественно… Сотни, тысячи острововъ разбросаны по его поверхности; острова всякихъ величинъ, кончая крошечными въ нѣсколько метровъ высоты скалами, торчащими изъ воды. И всѣ они такъ живописны по формамъ и такъ художественно сгруппированы, что не устаешь удивляться ихъ идеальной красотѣ… Вдали, точно декораціи, поднимаются высокія горныя цѣпи, то покрытые лѣсомъ склоны, то голыя и угрюмыя пики вулкановъ. По спокойной глади воды снуютъ взадъ и впередъ безчисленныя парусныя лодки со своими ослѣпительно-бѣлыми четырехъугольными парусами»… Потомъ эти оживленныя, веселыя картины смѣнялись другими — вокругъ узкихъ- проливовъ тѣснятся грозныя скалы, волны съ шумомъ ударяются объ нихъ и разсыпаются бѣлой пѣной. Пароходъ долженъ съ большею осторожностью проходитъ черезъ эти тѣснины. Потомъ море снова расширяется и изъ голубыхъ волнъ вырастаютъ причудливые острова. Чуть только островокъ побольше, на немъ уже правильными террасами тянутся обработанныя поля. «А въ зеленыхъ долинахъ, подъ тѣнистыми рощицами пріютились чистенькіе домики земледѣльцевъ. Иногда на берегу виднѣются города побольше, съ ихъ храмами и пагодами и оживленнымъ пароходнымъ движеніемъ у пристаней»^[6].

Внутреннее море самый большой водный резервуаръ внутри Японіи. Озеръ въ ней немного. Большое озеро Бива, въ самомъ узкомъ мѣстѣ острова Ниппона, явившееся по преданію въ одну ночь, и еще нѣсколько меньшихъ. Рѣкъ и рѣчекъ, наоборотъ, очень много. Все это во большей части быстроводныя горныя рѣки, сильво переполняющіяся въ періодъ дождей и во время таянія снѣговъ и очень усыхающія зимой и лѣтомъ. Тѣмъ не менѣе для внутренняго сообщенія эти рѣки играютъ значительную роль. Всевозможные товары легко сплавляются по нимъ въ японскихъ плоскодонныхъ лодкахъ, фуне. Истоки всѣхъ этихъ рѣкъ лежатъ въ безчисленныхъ горныхъ цѣпяхъ, перерѣзывающихъ Японію.

Японія чрезвычайно гористая страна. Изъ европейскихъ странъ она можетъ быть сравнена въ этомъ отношеніи только со Швейцаріей. Средняя высота горъ отъ 6.000 до 7.000 футовъ, хотя есть вершины, достигающія 9.000 и выше, одна гора на островѣ Хоккайдо — Токаси-Тако имѣетъ 11.500 футовъ, а знаменитая японская гора — вулканъ Фуджи-Яма имѣетъ 13.438 футовъ, т.-е. почти равняется Монблану (14.000). Она имѣетъ почти правильную конусообразную форму и вершина ея покрыта вѣчнымъ снѣгомъ. Во всей Японіи она пользуется большой извѣстностью и любовью. Громадное большинство остальныхъ японскихъ горъ не достигаетъ линіи вѣрныхъ снѣговъ. Только въ ущельяхъ и разсѣлинахъ, защищенныхъ отъ солнца, лежитъ тамъ годами не тающій снѣгъ. Главное направленіе японскихъ горныхъ хребтовъ — съ сѣверо-востока на юго-западъ или съ сѣвера на югъ, т.-е. параллельно главной оси гряды японскихъ острововъ. Вслѣдствіе этого горы тамъ еще увеличиваютъ разницу между восточной и западной частями острововъ. Теплый вѣтеръ, дующій виной съ Великаго океана, отъ теченія Куро-Сива, задерживается горами, онѣ же служатъ преградой для холодныхъ сѣверо-западныхъ вѣтровъ, дующихъ съ Азіатскаго материка. Поэтому климатъ вообще гораздо мягче и зимы теплѣе на востокѣ Японіи. Но оказывая замѣтное вліяніе на климатъ страны, горы Японія не мѣшали существованію и развитію внутреннихъ сношеній между жителями. Для этого онѣ недостаточно высоки и, кромѣ того, по всѣмъ направленіямъ перерѣзаны долинами. Удобные проходы есть вездѣ, даже въ самыхъ высокихъ хребтахъ.

Изъ минеральныхъ богатствъ, добываемыхъ въ японскихъ горахъ, на первомъ мѣстѣ стоитъ мѣдь. Добыча ея все увеличивается и въ послѣдніе годы возросла до милліона слишкомъ пудовъ ежегодно, такъ что Японія заняла по добычѣ мѣди четвертое мѣсто среди другихъ странъ. Благородные металлы добываются тамъ въ значительно меньшихъ количествахъ. Золота очень немного на Хоккайдо и серебра въ западныхъ хребтахъ Ниппона. За послѣднее время разработка серебра уменьшилась, вслѣдствіе паденія цѣнъ на этотъ металлъ. Желѣзо довольно высокаго качества, но добыча его не особенно значительна. Драгоцѣнными камнями японскія горы не особенно богаты. Изъ нихъ чаще всего встрѣчается аметистъ и горный хрусталь. Главное ископаемое богатство Японіи — каменный уголь. Залежи его встрѣчаются больше всего, на Хоккаиде въ сѣверной части Ниппона и на Кіу-Сіу. Японскій уголь не самаго высокаго качества, уступаетъ англійскому и американскому, но тѣмъ не менѣе онъ имѣетъ очень большой сбытъ и разработка его все увеличивается, такъ что уже въ 1898 году она дошла до 415 милліоновъ пудовъ. Далѣе можно упомянуть нефть, добыча которой тоже все растетъ, сѣру и свинецъ.

Наибольшая часть японскихъ горъ и плоскогорій покрыта лѣсами или своеобразными японскими лугами, «хара», поросшими самыми разнообразными цвѣтущими растеніями и кустарниками. Безчисленные виды роскошныхъ японскихъ лилій, мимозы, ирисы, хризантемы, вишневый кустарникъ и тысячи другихъ извѣстныхъ и неизвѣстныхъ европейцамъ растеній заполняютъ эти естественные цвѣтники, роскошнымъ ковромъ покрывающіе склоны горъ, недоступные для обработки. Еще выше надъ ними, на уровнѣ болѣе 8.000 футовъ, начинается лѣсистый поясъ и поднимается вверхъ еще тысячи на четыре футовъ. На югѣ эта полоса подымается еще выше, на сѣверѣ спускается ниже. Характеръ лѣсовъ, конечно, тоже сильно измѣняется съ сѣвера на югъ. На югѣ — апельсинныя рощи, магноліи, фикусы, бамбуковыя рощи и пальмы; на сѣверѣ — сосна, пихта и другія знакомыя намъ хвойныя деревья. Впрочемъ, хвойныя деревья встрѣчаются и въ южныхъ полосахъ Японія. Но всего лучше лѣса въ центральной Японіи, въ средней части острова Ниппона, къ сѣверозападу отъ Токіо. «Это поистинѣ царство небесное! — воскликнулъ Вальтеръ фонъ-Фогельвейде, войдя въ нѣмецкій лѣсъ, — такъ начинаетъ свое описаніе японскихъ лѣсовъ Лаутереръ. — Но еще лучше остатки лѣсовъ въ южной Европѣ, еще красивѣе кажутся мнѣ лѣса въ Сѣверной Америкѣ. Прекраснѣе вѣчно зеленый лѣсъ Патагоніи и Новой Зеландіи, прекраснѣе, перевитыя ліанами чащи восточной Австраліи, величественнѣе дѣвственные лѣса по теченію Амазонки въ Бразиліи, но прекраснѣе дивныхъ лѣсовъ близъ Никко въ средней Японіи я ничего не видалъ. Нога человѣка никогда не вступала въ болѣе величественный, болѣе торжественный лѣсъ, чѣмъ лѣсъ кедровъ, простирающихъ къ небу свои вѣтви близъ Никко въ Японіи»^[7].

Въ общемъ лѣса покрываютъ 68 % всей поверхности Японіи. Затѣмъ около 80 % занимаетъ неудобная земля, т.-е. вершины горъ, на которыхъ ничего не растетъ, «хара» и другіе участки, не поддающіеся обработкѣ, и только 17,5 % составляетъ обработанная поверхность. Почва почти на всемъ протяженіи Японіи не особенно хорошаго качества, это по большей части образовавшаяся отъ вывѣтриванія горныхъ породъ глина, суглинокъ, супесокъ и песокъ. Но благодаря прекрасному, частью естественному, частью искусственному орошенію, почва эта оказывается очень плодородной. Большая часть (90 %) обработанной площади Японіи занята пищевыми растеніями. Изъ нихъ первое мѣсто безусловно принадлежитъ рису, занимающему 46 % всей пищевой площади. Дальше идетъ ячмень (20 %), пшеница, просо, горохъ, бобы и картофель простой и сладкій, занимающій послѣднее мѣсто въ ряду пищевыхъ растеній. Изъ остальныхъ растеній въ Японіи культивируется чайное дерево, постепенно все болѣе распространяющееся тамъ; шелковица, — также какъ и чай, — преимущественно на Ниппонѣ и на южныхъ островахъ, потомъ хлопокъ, табакъ, конопля и индиго. Наибольшимъ распространеніемъ пользуются шелковичныя плантаціи, занимающія почти 5 % всей обработанной площади.

Вообще, несмотря на не особенно высокое достоинство почвы, въ Японіи ни одинъ клочокъ земли, поддающійся хоть какой-нибудь обработкѣ, не пропадаетъ даромъ. А что не поддается обработкѣ человѣческими руками, о томъ заботится сама природа. Кромѣ голыхъ скалистыхъ вершинъ, все въ Японіи цвѣтетъ и зеленѣетъ.

Любопытно, что при такомъ громадномъ богатствѣ и разнообразіи японской флоры, фауна тамъ очень бѣдна. Большая часть породъ животныхъ, водящихся въ соотвѣтствующихъ широтахъ на Азіатскомъ материкѣ, въ Японіи неизвѣстны. Крупныхъ хищниковъ — львовъ, тигровъ и леопардовъ — тамъ нѣтъ совсѣмъ. Водится только безхвостая дикая кошка, да и та завезена изъ Кореи. Японскіе волки и лисицы значительно меньше европейскихъ. Медвѣдь тоже сильно отличается отъ своего европейскаго родича. На сѣверѣ встрѣчается и бѣлый медвѣдь. Олени и антилопы, гораздо болѣе мелкіе, чѣмъ европейскіе, водятся нерѣдко въ лѣсистыхъ горахъ Японіи. Изъ нашихъ мелкихъ грызуновъ тамъ извѣстны бѣлки, кролики, зайцы и крысы. Въ лѣсахъ южной части Японіи довольно много обезьянъ изъ породы макакъ.

Домашнія животныя тоже очень немногочисленны въ Японіи, и всѣ они вывезены въ разное время съ материка, преимущественно изъ Кореи. Среди нихъ можно упомянуть лошадей, ословъ, коровъ и свиней. Кромѣ того, повсемѣстно встрѣчаются собаки и кошки. Въ общемъ животный міръ дѣйствительно очень бѣденъ въ Японіи. Но о моряхъ, окружающихъ Японію, никакъ нельзя сказать того же. Напротивъ, рыбой Японія чрезвычайно богата. Особенно на сѣверѣ ея, около Хоккайдо и Курильскихъ острововъ, вылавливается рыбы несмѣтное количество. Бѣдное населеніе Хоккайдо и теперь почти сплошь состоитъ изъ рыбаковъ, и питающихся, и торгующихъ исключительно рыбой.

2.

До сихъ поръ, говоря о природѣ Японіи, мы не упоминали еще объ одномъ явленіи, оказавшемъ большое вліяніе и на характеръ самой страны, и на нѣкоторыя стороны быта ея населенія. Японія, какъ извѣстно, страна вулкановъ и землетрясеній. «Ежегодно ея жители испытываютъ, по крайней мѣрѣ, пятьсотъ ударовъ, — говоритъ профессоръ Дж. Мильнъ, — а время отъ времени то въ одномъ, то въ другомъ мѣстѣ страны происходятъ страшныя катастрофы». Въ періодъ времени съ 1885 по 1892 годъ Мильнъ наблюдалъ 8.831 ударъ, т.-е. въ среднемъ еженедѣльно по три удара; если считать не удары, а настоящія землетрясенія, то въ нѣкоторые годы въ среднемъ приходится, но одному землетрясенію на два дня. На характерѣ этихъ грозныхъ явленій, ихъ причинахъ и мѣрахъ защиты отъ нихъ стоитъ остановиться нѣсколько подробнѣе^[8].

Землетрясеніе — одно изъ самыхъ ужасныхъ бѣдствій, какими угрожаетъ человѣку природа. Кромѣ громадной непосредственной опасности, оно дѣйствуетъ на человѣка еще особымъ образомъ, вызываетъ въ немъ мистическій ужасъ; онъ чувствуетъ, какъ начинаетъ колебаться то, что служитъ его единственныхъ пріютомъ, его естественной опорой — земля. Отъ землетрясенія негдѣ спастись, нечѣмъ защититься. Города и селенія колеблются, какъ судно въ океанѣ, пока снова не возстановится нарушенное равновѣсіе. Страшныя колебанія наступаютъ внезапно, а полное успокоеніе приходитъ не сразу; часто цѣлые мѣсяцы продолжаются легкіе удары и слабое осѣданіе почвы, сопровождаемое подземнымъ гуломъ. Но Японія страдаетъ не только отъ землетрясеній; изверженія вулкановъ тоже до сихъ поръ составляютъ тамъ обычное явленіе. Едва успокаиваются колебанія почвы, какъ гдѣ-нибудь въ другомъ мѣстѣ страны людямъ угрожаютъ страшныя вулканическія изверженія. Въ 1883 г. изверженія на склонѣ вулканической горы Бандай-санъ, остававшейся въ покоѣ въ теченіе цѣлаго тысячелѣтія, стоило жизни 600 человѣкъ, погребеннымъ вмѣстѣ съ четырьмя селеніями подъ обломками вулкана и. продуктами изверженія; менѣе чѣмъ въ 10 минутъ пространство земли въ 130 кв. миль было затоплено глубокими — до 100 футовъ — водами запруженныхъ рѣкъ. Въ 1902 г. цѣлый островъ Тори-Сима, къ югу отъ Кіу-Сіу, со своимъ, немногочисленнымъ, по счастью, населеніемъ рыбаковъ былъ уничтоженъ изверженіемъ.

Можно отмѣтить въ Японіи три линіи, по которымъ вулканическая энергія стремится открыть себѣ путь къ поверхности земли. Около этихъ линій расположены коническія награможденія изверженнаго матеріала. Первая изъ этихъ линій, длиною до 1.000 миль проходитъ отъ Камчатки черезъ Курильскіе острова и -Хоккайдо до Ниппона. Здѣсь она встрѣчается со второй, длиною до 1.500 миль, которая почти подъ прямымъ угломъ къ первой проходитъ черезъ острова Бонинъ къ островамъ Маріанскимъ въ Тихомъ океанѣ. Третья линія отъ Филиппинскихъ острововъ черезъ Формозу достигаетъ до центра Кіу-Сіу, гдѣ она заканчивается вулканомъ Асосанъ съ громаднымъ кратеромъ до десяти миль въ діаметрѣ. Всего въ Японіи 48 вулкановъ, изъ которыхъ 17 продолжаютъ обнаруживать дѣятельность.

Но въ той области Японіи — въ центрѣ Ниппона, гдѣ наиболѣе часто бываютъ землетрясенія, дѣйствующихъ вулкановъ нѣтъ совсѣмъ. Наиболѣе значительный потухшій вулканъ Ниппона Фуджи-Яма находится въ области относительно меньшаго развитія землетрясеній сравнительно съ пространствами къ востоку и къ западу. Чаще же всего землетрясенія бываютъ на Тихоокеанскомъ побережьѣ страны, и проявленія ихъ не имѣютъ никакого соотношенія съ вулканической дѣятельностью. Проф. Милнъ, Науманъ и другіе, посвятившіе много лѣтъ изученію геологіи Японіи вообще и ея землетрясеній въ особенности, высказываются категорически, что причиной землетрясеній въ этой вулканической странѣ служатъ болѣе общіе и широкіе процессы горообразованія, медленно изгибающіе и разламывающіе поверхностныя части земной коры. Поднятія береговой линіи, какія наблюдаются и сейчасъ въ нѣкоторыхъ мѣстахъ Японіи, свидѣтельствуютъ, что упомянутые процессы продолжаются до настоящаго времени.

Вслѣдствіе неоднородности матеріаловъ, слагающихъ земную кору, напряженіе развивается при этомъ не однообразно, возникаютъ внезапные разломы, вызывающіе тѣ страшныя колебанія, которыя проявляются на поверхности землетрясеніями. За первыми содроганіями слѣдуетъ рядъ болѣе слабыхъ, пока снова не возстановится равновѣсіе. Интересно, что нѣкоторыя землетрясенія, въ томъ числѣ и въ Японіи, сопровождаются разрывомъ подводныхъ кабелей, слѣдовательно, происходятъ измѣненія на днѣ океана, именно осѣданія, которыя нѣкоторые ученые склонны признавать не слѣдствіями, а скорѣе причинами землетрясеній. Въ 1896 г., 15-го іюня, на берега Ниппона съ Тихаго океана наступили громадныя волны; имъ предшествовали только легкіе удары и отдаленные раскаты, напоминавшіе артиллерійскую канонаду. Подземная катастрофа произошла тогда на разстояніи не ближе тысячи верстъ отъ береговъ, но волны эти поглотили тамъ около 30.000 жизней и превратили въ развалины цѣлые города. Подобныя явленія бывали въ Японіи и раньше, напр., въ 1864 г. когда въ Симоди наступила волна, высотою до 9 метровъ.

Вулканическими изверженіями, землетрясеніями и моретрясеніями родная природа постоянно угрожаетъ японцамъ. Одной изъ наиболѣе страшныхъ катастрофъ еще на памяти очевидцевъ считаютъ землетрясеніе Анзей, продолжавшееся цѣлымъ періодомъ въ теченіе 1854—1855 гг. Въ теченіе этого періода Японія служила какъ бы центромъ содроганій, потрясавшихъ земную поверхность въ самыхъ различныхъ мѣстахъ. Въ 1854 г. испытали болѣе или менѣе значительные удары Ницца, Туринъ и Александрія; въ 1855 жестокая катастрофа разразилась въ Новой Зеландіи, въ Южной Австраліи, на берегахъ Мраморнаго хоря, удары чувствовались въ Швейцаріи, Ломбардія и Южной Франціи. Въ первый годъ этого періода содрогалась вся южная Японія, въ особенности островъ Шикоку; въ слѣдующій годъ больше всего пострадала восточная часть Ниппона, гдѣ многіе города и селенія были превращены въ груды развалинъ. Въ октябрѣ 1891 года провинціи Мино и Овари на Ниппонѣ подверглись катастрофѣ, которая, по словамъ очевидцевъ, превзошла ужасы катастрофы 1855 года. Эти провинціи представляютъ собой сплошные сады и воздѣланныя поля; плотность населенія здѣсь по оффиціальнымъ даннымъ 304 человѣка на квадратный километръ. Потрясенная область захватила всѣ равнины и горы Мино, Овари и сосѣднихъ провинцій. По оффиціальнымъ даннымъ^[9] убито было 7.279 чел., ранено 17.393, совершенно разрушено строеній 197.530.

Если обратить вниманіе, что на площади въ 11.111 кв. кил. были разрушены всѣ постройки, включая и крупныя техническія сооруженія, какъ фабрики, желѣзнодорожные мосты и т. п. (вся область распространенія этого землетрясенія обнимала 60 % всей имперіи), то число жертвъ сравнительно съ густотой населенія и количествомъ разрушенныхъ построекъ нужно признать относительно небольшимъ. Землетрясенія въ Шемахѣ 31-го января 1902 г. и въ Андижанѣ 3-го декабря 1902 г. даютъ относительно гораздо большее число жертвъ.

Въ Японіи, гдѣ, по словамъ проф. Наумана, крупныя землетрясенія происходятъ въ среднемъ по одному на каждые 5—9 лѣтъ, грозная природа научила людей и предохранять себя отъ проявленій ея внезапной энергіи. Но здѣсь же мы видимъ, что одного опыта, освященнаго вѣковой традиціей, недостаточно. Для выработки лучшихъ условій жизни нужна и культура, быстрые успѣхи которой въ Японіи наглядно отражаются и въ дѣлѣ защиты населенія отъ катастрофъ землетрясенія. Обыкновенный типъ японскаго дома представляетъ легкую постройку, сложенную изъ 4—5-дюймовыхъ брусьевъ, связанныхъ между собой сравнительно прочно. Промежутки между двумя рядами такихъ брусьевъ заполнены бамбуковымъ плетеніемъ, обмазаннымъ глиною. Этотъ остовъ покоится на рядахъ обтесанныхъ камней. Легкость этихъ построекъ такова, что нерѣдко можно видѣть, какъ значительныя постройки перевозятъ съ мѣста на мѣсто на деревянныхъ каткахъ. Храмы и пагоды также построены изъ дерева, но отдѣльные брусья такъ прочно связаны между собой, что эти постройки оказываются упругими во всѣхъ направленіяхъ. Многіе такіе храмы выдерживали удары землетрясеній въ теченіе вѣковъ. Впрочемъ, и обыкновенные японскіе дома устойчивѣе европейскихъ, построенныхъ безъ надлежащаго вниманія къ особымъ условіяхъ страны. Проф. Милькъ считаетъ, что японскія постройки представляютъ наилучшій типъ въ отношеніи устойчивости. Но землетрясеніе, напр., 1891 г. показало, что и такія постройки разлетаются, какъ карточные домики. Практика указываетъ, что существеннымъ недостаткомъ изъ служатъ тяжелыя крыши, не соотвѣтствующія легкимъ стѣнамъ. Вся тяжесть крыши лежитъ на поддерживающихъ ея подпоркахъ, и какъ только подпорки повреждены, она валится внизъ, раздавливая все подъ собою. Легкія деревянныя постройки, уменьшающія количество жертвъ при землетрясеніяхъ, ведутъ къ страшнымъ опустошеніямъ во время пожаровъ. Во время землетрясенія 1891 г. въ одномъ только Гифу (провинція Мино) сгорѣло 1.242 дома. Въ Токіо ежегодно за зиму бываетъ нѣсколько пожаровъ, уничтожающихъ отъ 100 до 500 домовъ. Повышеніе культуры и разумныя указанія техники рѣзко измѣнили къ лучшему эти условія. За послѣдніе годы количество пожаровъ значительно сократилось. Однимъ изъ дѣйствительныхъ средствъ противъ пожаровъ считаютъ распространеніе особенныхъ лампъ, которыя гаснутъ при опрокидываніи. Здравый смыслъ японцевъ научилъ ихъ во время землетрясеній не торопиться выбѣгать на улицу. Люди съ самообладаніемъ стараются встать въ дверяхъ подъ притолками, а другіе ищутъ спасенія подъ прочно сдѣланными столами. При легкой конструкціи японскихъ домовъ этотъ, довольно забавный, способъ спасенія оказывается тѣмъ не менѣе часто весьма дѣйствительнымъ.

Однимъ изъ важныхъ актовъ при введеніи европейской культуры было между прочимъ учрежденіе такъ называемаго сейсмологическаго общества въ 1880 г. Это общество, имѣя во главѣ проф. Дж. Мильна, приглашеннаго незадолго передъ тѣмъ профессоромъ въ токійскій университетъ, дало рядъ очень важныхъ трудовъ не только по изученію землетрясеній въ Японіи, но и по разработкѣ сейсмологіи, какъ науки о движеніяхъ земной коры вообще. Изъ среды этого общества вышли такія крупныя научныя силы, какъ японскіе профессора Секія и Омори, хорошо извѣстные и въ Европѣ. Въ 1882 г. правительство учредило особую сейсмическую коммиссію по образцу весьма немногихъ въ то время. Раньiе подобныя коммиссіи существовали только въ Англіи, Швейцаріи и Италіи. Японская коммиссія сразу обнаружила оживленную дѣятельность, подготовленную трудами хорошо организованнаго сейсмологическаго общества. Сѣть хорошо поставленныхъ станцій для наблюденія надъ землетрясеніями, снабженныхъ самыми совершенными приборами, быстро покрыла Японію (около 1.000 станцій). Въ 1899 г. знаменитый сейсмологъ Реберъ Патвидъ въ своемъ предложеніи объ устройствѣ международной сѣти сейсмическихъ станцій писалъ, что «Японія обладаетъ наилучшей организаціей по наблюденіямъ надъ землетрясеніями». Въ такомъ видѣ сейсмическія наблюденія поставлены въ настоящее время только въ Италіи, между тѣмъ какъ другая классическая страна землетрясеній — Греція до сихъ поръ не имѣетъ правильной организаціи сейсмологическихъ наблюденій. Цѣль такихъ изслѣдованій заключается въ изученіи движеній, направляющихся отъ очага землетрясенія черезъ массу земли. По такимъ наблюденіямъ составляются карты площади распространенія каждаго удара. По такимъ картамъ можно опредѣлить перемѣщеніе исходныхъ точекъ удара, повторяемость и продолжительность ударовъ, измѣненіе характера сейсмическихъ волнъ, слѣдовательно, приблизиться къ опредѣленію законовъ движенія, т.-е. динамики твердой земной коры.

Данныя сейсмологіи, выведенныя изъ образцовыхъ наблюденій и опытовъ въ нынѣшнее время шяроко привиты японскимъ инженерамъ, примѣняющимъ выводы науки въ своихъ сооруженіяхъ. Между прочимъ въ 1901 г. въ Страсбургѣ проф. Омори сдѣлалъ крайне интересный докладъ о примѣненіи сейсмологіи къ техникѣ, особенно къ сооруженію желѣзнодорожныхъ мостовъ.

Единственная въ мірѣ каѳедра по сейсмологіи имѣется пока только въ токійскомъ университетѣ. Ее занимаетъ теперь проф. Омори. Въ Японіи настолько сознаютъ пользу сейсмологіи, что ни одна станція сейсмологическаго общества во время землетрясенія 1891 г. не была покинута своимъ_и наблюдателемъ, хотя многіе изъ послѣднихъ при этомъ пострадали. Въ 1888 г. въ Японіи была первая выставка сейсмологическихъ приборовъ. Сейсмоскопы, т.-е. приборы, извѣщающіе о наступленіи землетрясенія и о направленіи ударовъ, распространены тамъ не менѣе, чѣмъ термометры. Въ настоящее время японскіе ученые придумали не мало усовершенствованій въ сейсмическихъ приборахъ и изобрѣли нѣсколько новыхъ.

Японія въ силу своеобразности своей природы и благодаря энергіи своихъ передовыхъ ученыхъ представляетъ одинъ изъ рѣдкихъ примѣровъ широкой популяризаціи одной изъ самыхъ новыхъ наукъ — сейсмологіи.

Конечно, всѣ успѣхи науки и техники не могутъ все-таки защитить японцевъ отъ губительныхъ катастрофъ. И до сихъ поръ всякое значительное землетрясеніе, всякое новое изверженіе уноситъ многія человѣческія жизни, разрушаетъ плоды долгихъ трудовъ,.

3.

Природа Японіи — это двуликій Янусъ. Съ одной стороны привѣтливая, роскошная и богатая, съ другой — непокорная, коварная и губительная. Съ незапамятныхъ временъ она дѣйствовала на человѣка этими своими противорѣчивыми качествами. Она привлекала его своей красотой, своей мягкостью, своей бьющей черезъ край производительностью, но не давала ему ни на минуту сложить руки и успокоиться, пожиная непосѣянные плоды. Каждую пядь земли ему приходилось брать съ бою, взбираясь по кручамъ, измѣняя направленіе водъ. Каждое свое изобрѣтеніе надо было примѣнять къ особымъ условіямъ страны, къ внезапнымъ взрывамъ скрытыхъ въ ней силъ. Быть можетъ эта вѣчная работа въ одномъ направленіи, работа надъ приспособленіемъ къ своеобразнымъ условіямъ своей природы въ связи съ оторванностью и обособленностью страны и создали изъ японца тотъ особый все еще не поддающійся опредѣленію типъ, выработали изъ этого многомилліоннаго населенія одну совершенно особую и совершенно однородную расу. За исключеніемъ небольшой кучки айновъ — всего около 18 тысячъ, живущихъ на сѣверѣ острова Хоккайдо, вся остальная масса японскаго населенія совершенно однородна по своему составу, не поддается никакому подраздѣленію на племенныя группы. Путешественники различаютъ, впрочемъ, два преобладающихъ типа японцевъ. Одинъ съ болѣе свѣтлымъ цвѣтомъ лица, болѣе косыми глазами, болѣе тонкими чертами и болѣе пропорціональнымъ сложеніемъ. Другой грубѣе, съ болѣе темной кожей и болѣе развитыми мускулами. Первый чаще встрѣчается на югѣ и въ городахъ, второй на сѣверѣ и въ рабочей средѣ. Въ общемъ эта разница типовъ соотвѣтствуетъ скорѣе различію соціальныхъ условій, чѣмъ разному племенному происхожденію. Племенной составъ его все же крайне однороденъ.

Эта монолитность всего японскаго народа, при существованіи въ тоже время отдѣльныхъ чертъ сходства съ различными азіатскими народами, съ давнихъ поръ очень затрудняла ученыхъ, пытавшихся опредѣлить расовый составъ и происхожденіе японцевъ. По этому вопросу было высказано четыре главныхъ гипотезы. Первая, что японцы происходятъ отъ китайцевъ; вторая — что они принадлежатъ къ монгольской расѣ; третья — что они представляютъ совершенно особое туземное племя, и, наконецъ четвертая — что они образовались изъ сліянія различныхъ азіатскихъ народностей. Извѣстный ученый Францъ Зибольдъ, посвятившій много лѣтъ всестороннему изученію Японіи, внимательно разсмотрѣлъ всѣ эти четыре гипотезы и провѣрилъ ихъ и антропологическими, и лингвистическими, и бытовыми данными. Собравъ свой собственный богатый этнографическій матеріалъ, онъ въ концѣ концовъ пришелъ къ положительному мнѣнію, что японцы представляютъ рѣдкій примѣръ полнаго сліянія различныхъ азіатскихъ народностей. Съ этимъ взглядомъ согласно и большинство другихъ серьезныхъ ученыхъ, съ тою только разницею, что одни считаютъ преобладающимъ вліяніе одного племени, а другіе — другого.

Въ основу, вѣроятно, легло одно или два туземныхъ племени: до сихъ поръ сохранившіеся еще айны, и еще два другихъ, упоминаемыхъ въ японскихъ лѣтописяхъ племени — такеру и пещерныхъ жителей. Но потомъ произошелъ цѣлый рядъ смѣшеній и съ монголами, и съ корейцами, и на югѣ, быть можетъ, даже съ малайцами. Второй признанный авторитетъ по этому вопросу д-ръ Вельдъ держится въ общемъ этого же взгляда, но онъ считаетъ, что монгольская кровь преобладаетъ въ японской расѣ, участіе же малайцевъ въ ея образованіи считаетъ сомнительнымъ. Во всякомъ случаѣ всѣ эти народы, внося свои особыя расовыя черты, подчинялись какому-то одному ассимилирующему началу и вырабатывали постепенно тотъ типъ японца, который населяетъ теперь всѣ многочисленные японскіе острова.

Всего по даннымъ переписи, произведенной 81-го декабря 1898 года, въ Японіи считается 46.425.826 человѣкъ. При площади Японіи въ 868.442 кв. верстъ это составляетъ среднюю плотность населенія 128 человѣкъ на одну квадратную версту. Если же взять собственно Японію безъ колоній — Формозы и Пескадорскихъ острововъ, то плотность окажется выше, 181 человѣкъ на кв. версту.

Для того, чтобы можно было составить себѣ болѣе наглядное представленіе о плотности населенія Японіи, мы приводимъ составленную Н. Богуславскимъ любопытную сравнительную табличку территоріи, численности населенія и его плотности въ Японіи, въ главныхъ европейскихъ и азіатскихъ государствахъ и въ разныхъ мѣстностяхъ Россіи:

	Площадь въ тыс. кв. верстъ.	Населеніе въ тысяч. чел.	Жителей на 1 кв. вер.
Бельгія	26	6.744	268
Великобританія	275	40.190	146
Японская имперія	868	46.425	128
Японія безъ колоній	338	43.761	131
Италія	250	32.045	128
Германія	476	56.345	118
Китай собственно	2.928	383.253	129
Франція	464	38.518	82
Россійская имперія	19.688	128.932	6,5
Европейская Россія	4.763	106.155	22,5
Финляндія	828	2.483	8
Варшавская губ. съ Варшавою	18	1.934	130
Петроковская губ. съ Лодзью.	11	1.409	124
Московская губ. съ Москвою.	29	2.433	82
Приморская область	1.578	220	0,13
Амурская область	413,	118	0,4 *).

• ) Богуславскій. «Японія», Спб., 1904 г., ст. 162.

Изъ этой таблицы видно, что по густотѣ населенія Японія занимаетъ одно изъ первыхъ мѣстъ даже въ ряду наиболѣе населенныхъ европейскихъ государствъ. Только Бельгія и Англія превосходятъ ее, а Германія и особенно Франція уже далеко отстаютъ. Изъ нашихъ мѣстностей на одномъ уровнѣ съ ней по населенности стоитъ только Варшавская губ., въ составъ которой вошелъ такой большой городъ, какъ Варшава. Финляндія же и Амурская область, приблизительно равныя ей по пространству имѣютъ плотность первая — 8 человѣкъ, а вторая — 0,4 на квадратную версту.

Конечно, и въ Японіи населеніе распредѣляется далеко не равномѣрно по всей территоріи. Такъ, безплодный и суровый по климату островъ Іезо или Хоккайдо населенъ очень слабо — 7 человѣкъ на 1 кв. вер., а лежащій во внутреннемъ морѣ цвѣтущій островъ Аваджи имѣетъ 395 жителей на 1 кв. версту. По областямъ плотность населенія въ Японіи колеблется такъ:

Западный Ниппонъ — 211 чел. на 1. кв. саж.

Средній Ниппонъ — 204 " " — " "

Шикоку — 191 " " — " "

Кіу-Сіу — 179 " " — " "

Сѣверный Ниппонъ — 97 " " — " "

Іезо — 7 " " — " "

Но и въ самомъ центральномъ Ниппонѣ есть области, болѣе и менѣе населенныя, такъ, напримѣръ, въ областяхъ Мино и Овари плотность населенія достигаетъ до 304 на 1 кв. милю. При этомъ надо замѣтить, что очень крупныхъ городскихъ центровъ въ Японіи немного, такъ что они мало вліяютъ на цифры населенности отдѣльныхъ провинцій. Самый населенный городъ Японіи — теперешняя столица ея — Токіо, въ центральной части восточнаго берега Ниппона, имѣетъ 1.440.000 жителей. Изъ остальныхъ городовъ наиболѣе населена Осака (821 т.), самый промышленный городъ на всемъ востокѣ, такъ называемый японскій Бирмингамъ, на сѣверномъ берегу Внутренняго моря. Потомъ идетъ старая столица Японіи — Кіото (353 т.), Кобе (215 т.), Іокогама — главный портъ на Тихоокеанскомъ побережьи, ведущій, главнымъ образомъ, сношенія съ Америкой (193 т.), и Нагасаки (107 т.). Кромѣ того, — есть еще 70 городовъ съ населеніемъ, превышающимъ 20 т. Среди остальныхъ населенныхъ пунктовъ преобладаютъ довольно незначительныя поселенія, отъ 500 до 5.000 жителей.

Европейцамъ Японія стала извѣстна только съ XVI вѣка, хотя, повидимому, знаменитый путешественникъ XIII вѣка Марко Поло описывалъ именно ее подъ именемъ страны Зы-пан-гу (Чипанго). Но въ слѣдующіе вѣка никто изъ европейцевъ не отваживался продѣлать это путешествіе, и существованіе этой страны не подтверждалось. Первые путешественники, попавшіе туда тоже случайно, но оставившіе замѣтный слѣдъ своего пребыванія тамъ, были португальцы Фернандъ Мендецъ Пинто и Діего Зейното. Во время путешествія изъ Сіама въ Китай въ 1543 г. они испытали страшную бурю у азіатскихъ береговъ, и корабль ихъ былъ отброшенъ къ японскимъ островамъ. Тамъ они были встрѣчены очень дружелюбно и прожили довольно долго, пока ихъ корабль не былъ приведенъ въ исправность. Попали они «первые на островъ Танегашима, лежащій къ югу отъ Кіу-Сіу на 30° с. ш. Тамъ они высадились на землю и были отведены въ городъ къ правителю острова. Мѣстные жители были всего болѣе заинтересованы огнестрѣльными ружьями, до тѣхъ поръ неизвѣстными еще въ ихъ странѣ, и Діего Зеймото въ благодарность за гостепріимство не только подарилъ правителю свое ружье, но и научилъ японцевъ, изготовлять порохъ. Слухъ о пріѣздѣ путешественниковъ изъ невѣдомыхъ странъ быстро распространился по Японіи и Пинто со своими спутниками былъ приглашенъ проѣхать внутрь страны. Они объѣхали Кіу-Сіу, Шикокр и южную часть Ниппона, послѣ чего благополучно отплыли въ Китай. Въ японскихъ источникахъ посѣщеніе Пинто разсказывается очень подробно. Самъ Пинто тоже оставилъ подробное описаніе своего путешествія, и съ этихъ поръ европейцы уже не теряли изъ виду Японіи. Но постоянныя сношенія съ ней не устанавливались до послѣдняго времени. Японцы, встрѣтившіе сначала дружелюбно невѣдомыхъ путниковъ, съ теченіемъ времени относились къ иноземцамъ все болѣе недовѣрчиво и въ началѣ XVII вѣка окончательно изгнали ихъ изъ своей страны, сдѣлавъ исключеніе только для голландцевъ. Этимъ послѣднимъ было дано мѣстечко Дешима, къ югу отъ Нагасаки. Но европейцы, изгнанные изъ Японіи, не прекращали своихъ попытокъ вновь завязать сношенія съ этой таинственной страной, пока, наконецъ, они не достигли своего въ половинѣ. XIX вѣка.

II.
Исторія Японіи.

1.

Изумительно быстрый ростъ Японіи въ теченіе послѣднихъ сорока лѣтъ уже давно обращалъ на себя вниманіе европейцевъ. Такъ же удивительны, какъ ея природа, казались разыгрывавшіяся тамъ событія. На глазахъ современнаго поколѣнія эта страна пережила какое-то сказочное превращеніе. Давно ли Гончаровъ и другіе попавшіе туда путешественники описывали этихъ своеобразныхъ азіатовъ, упорно гнавшихъ отъ себя все европейское, т.-е. все цивилизованное, желавшихъ упрямо оставаться варварами. И вдругъ черезъ какіе-нибудь три, четыре десятка лѣтъ на мѣстѣ этой варварской страны оказывается сильное государство, съ парламентскимъ режимомъ, съ могущественной арміей и флотомъ, съ быстро растущей промышленностью. Не мудрено, что такая фантасмагорія заставляла недовѣрчиво пожимать плечами однихъ и вызывала неудержимый восторгъ у другихъ. Одна изъ двухъ — или это дѣйствительно макаки, обезъяничающія съ европейцевъ и ловко перенимающія внѣшнія стороны ихъ цивилизаціи, или это геніальная нація, продѣлавшая въ полстолѣтія путь для котораго Европѣ нужны были долгіе вѣка. Эти два взгляда и до сихъ поръ болѣе или менѣе явно проглядываютъ въ злободневной литературѣ о Японіи.

Но самая маленькая доля историческаго чутья заставляютъ уже a priori недовѣрчиво отнестись къ обоимъ этимъ мнѣніямъ. Совершенно немыслимо себѣ представить, чтобъ цѣлый народъ былъ вдругъ -охваченъ стремленіемъ къ безсмысленному копированію всего чужого, я чужого до тѣхъ поръ ненавистнаго и гонимаго. Да и копированіе въ такихъ широкихъ размѣрахъ, конечно, не можетъ дать такихъ -блестящихъ результатовъ, какіе поражаютъ всѣхъ желающихъ видѣть. Съ другой стороны, не только цѣлый народъ, но даже и отдѣльный человѣкъ не переживаетъ никогда такихъ головокружительныхъ переворотовъ, когда все старое сразу безъ подготовки идетъ на смарку я на его мѣстѣ властно воцаряется новое, идущее въ разрѣзъ со всѣмъ прежнимъ. Если покопаться въ прошломъ, всегда найдутся задатки этого новаго, явленія и силы, подготовившія катастрофу. И волей-неволей приходится Придти къ заключенію, что еслибъ не случайныя внѣшнія причины, вызвавшія переворотъ въ такомъ ускоренномъ темпѣ, онъ все равно произошелъ бы, — произошелъ бы, быть можетъ, медленнѣе, быть можетъ, принялъ бы иныя формы, но по существу привелъ къ тому же.

Такимъ случайнымъ толчкомъ для Японіи было открытіе гаваней я знакомство съ формами западно-европейской культуры, — хотя съ точки зрѣнія хода всемірной исторіи и это вторженіе въ Японію и разрушеніе обособленности одной націи было, конечно, совсѣмъ не случайнымъ. Но и въ отношеніи Японіи стоитъ только повнимательнѣе всмотрѣться въ ея исторію, чтобы убѣдиться, что внутренній кризисъ, переживаемый теперь ею, далеко не явился результатомъ этого случайнаго толчка. Вся сущность и политическихъ, и экономическихъ реформъ, предпринятыхъ ею, была подготовлена всѣмъ ходомъ предыдущей исторіи Японіи. Этотъ внѣшній толчокъ быть можетъ только на нѣкоторое время ускорилъ темпъ ея исторіи, но ни въ какомъ случаѣ не измѣнилъ ея направленія.

Исторія Японіи во многихъ отношеніяхъ представляетъ значительный интересъ. Сильно отличающаяся въ частностяхъ отъ исторіи -европейскихъ странъ, она доказываетъ въ то же время, какъ общи въ главныхъ чертахъ законы историческаго развитія. Несмотря на полную обособленность отъ Европы, несмотря на своеобразныя условія своей природы, Японія переживала, въ общемъ, тѣ же главныя стадіи экономическаго и политическаго развитія, какъ и европейскія страны.

2.

Источникомъ для изученія древнѣйшей японской исторіи служатъ двѣ японскія лѣтописи: „Койики“ и „Нихонги“. Обѣ онѣ были написаны приблизительно одновременно, „Койики“ въ самомъ началѣ VIII-го вѣка христіанской эры, „Нихонги“ около 720 г. „Койики“ распадается на три книги. Первая изъ нихъ содержитъ преданія о сотвореніи міра и разсказы о первыхъ миѳическихъ временахъ японской исторіи. Вторая и третья представляютъ собой лѣтопись историческихъ событій съ момента воцаренія перваго микадо, т.-е. съ перваго года японской эры по 1288, т.-е. по нашему лѣтосчисленію, съ 660 г. до P. X. по 628 по P. X. „Нихонги“ начинается то же самое съ космогоніи и миѳовъ и доводитъ исторію до 699 г. по P. X. Начиная съ VIII-го вѣка, количество японскихъ источниковъ, и современныхъ и написанныхъ позднѣе, значительно увеличивается. Особенно же богатая историческая литература существуетъ тамъ относительно средневѣковаго періода японской исторіи съ ХІ-го по XVI в» Нѣтъ, конечно, недостатка и въ работахъ по новой исторіи, съ XVI-го вѣка и до нашихъ дней.

Японская космогонія считаетъ, конечно, Японію первозданной землей. О сотвореніи міра и Японіи тамъ существуетъ нѣсколько миѳовъ, отличающихся между собой въ частностяхъ, но въ главныхъ чертахъ рисующихъ слѣдующую картину.

Въ началѣ былъ хаосъ. Земля и небо не были еще раздѣлены" Земля плавала среди остальной массы, какъ желтокъ въ яйцѣ. Потомъ легкія, свѣтлыя частицы поднялись и образовали небо, а остатокъ сталъ землей. Изъ теплой рыхлой земли поднялся ростокъ и сталъ одушевленнымъ существомъ, куни-мако-тахи-на-микато. Потомъ появились такимъ же способомъ другія существа — ками. Они всѣ были одного пола, т.-е. раздѣленія половъ не существовало. Эти первичныя существа — ками продолжали дальше созданіе міра: они разъединили пять элементовъ — огонь, воду, землю, металлъ и дерево и опредѣлили свойства каждаго. Послѣдніе изъ этихъ самостоятельно возникшихъ божественныхъ созданій были первая пара — мужское божество Изанаги и женское — Изанами.

Стоя на парящемъ въ вышинѣ небесномъ мосту Изанаги погрузилъ свое копье въ волнующіяся подъ нимъ воды и поднялъ его вверхъ. Съ конца копья упала капля и изъ нея образовался первый островъ. Этотъ островъ по преданію Аваджи. Небесная пара спустилась на него и Изанаги предложилъ обойти его кругомъ. Санъ онъ пошелъ на лѣво, а Изанами — направо. Когда они черезъ день встрѣтились, Изанами первая воскликнула: «Какъ пріятно встрѣтить достойнаго любви человѣка!» Но Изанаги разсердился, что женщина первая постигла искусство рѣчи, и потребовалъ повторить прогулку. Слѣдующій разъ онъ уже издали закричалъ: «Какъ пріятно встрѣтить достойную любви женщину!» Изанаги и Изанами были первой супружеской парой, и съ тѣхъ поръ существовала на свѣтѣ любовь. Послѣ Аваджи божественная пара сотворила еще семь большихъ и до ста малыхъ острововъ и на нихъ появилась жизнь. Первою у Изанами родилась дочь Ама-теразу-о-миками, т.-е. свѣтлѣйшая небесная богиня. Она была прекрасна и озаряла своимъ свѣтомъ и небо и землю. Но Изанаги былъ недоволенъ, что его первымъ ребенкомъ оказалась дочь, и прогналъ ее съ земли на небо, давъ ей во владѣніе небесныя пространства. Вторымъ ребенкомъ оказалась тоже дочь — богиня луны. Только третій родился мальчикомъ, но и то плохо сложеннымъ. Въ три года онъ еще не умѣлъ ходить. Родители сдѣлали для него лодку изъ камфарнаго дерева и пустили на волны. Это былъ первый рыболовъ и богъ текущихъ водъ. Наконецъ, четвертымъ родился настоящій сынъ — Сосанео-но-микото. Отецъ былъ очень счастливъ и возлагалъ на него всѣ надежды. Но мальчикъ росъ шаловливымъ и непокорнымъ. Отецъ далъ ему въ управленіе океанъ, но онъ никогда не умѣлъ держать свое царство въ порядкѣ. Онъ постоянно кричалъ, пугалъ все живое, убивалъ людей и вырывалъ съ корнемъ деревья.

Въ это время мать его родила еще сына — бога бурнаго огня и послѣ рожденія его удалилась въ подземное царство. Изанаги, удрученный непокорствомъ своего сына, совсѣмъ затосковалъ, когда жена покинула его, и отправился разыскивать ее въ подземный міръ, оставивъ своего любимца управлять міромъ. Онъ долго странствовалъ подъ землей и, наконецъ, встрѣтилъ свою жену у воротъ подземнаго дворца. Она согласилась вернуться съ нимъ, но сказала, чтобы онъ шелъ назадъ на землю, не оглядываясь, а она зайдетъ прежде во дворецъ сказать подземному царю, что она уходить. Изанаги остался ждать ее у дверей. Потомъ ему показалось, что она слишкомъ долго не возвращается, и онъ бросился разыскивать ее внутрь дворца. Но уже войдя туда, онъ вспомнилъ, что осквернился, и бросился назадъ, чтобы поскорѣе очиститься. Не останавливаясь болѣе, онъ добѣжалъ до земли и первымъ дѣломъ выкупался въ очищающихъ водахъ.

На землѣ же въ его отсутствіе произошли большіе безпорядки. Его любимый сынъ Сосанео продолжалъ мучить всѣхъ и особенно часто обижалъ свою старшую сестру — богиню солнца. Онъ выпускалъ дикихъ лошадей на засѣянныя ею рисомъ поля и истреблялъ ссбранные запасы риса. Разъ, когда она сидѣла у окна своего дворца и ткала, онъ схватилъ дикую лошадь, ободралъ ее съ хвоста до головы и въ такомъ видѣ бросилъ ее въ комнату сестры. Она такъ испугалась, что поранила себя челнокомъ и убѣжала въ пещеру, задвинувъ входъ въ нее большимъ камнемъ. На землѣ воцарился мракъ. День пересталъ отличаться отъ ночи. Всѣ боги пришли въ смущеніе, а злыя божества еще увеличивали сумятицу, производя всевозможный шумъ.

Тогда боги стали совѣщаться, какимъ образомъ вызвать богиню солнца изъ ея убѣжища. Наконецъ, они рѣшили сказать ей, что появилась богиня еще болѣе прекрасная, чѣмъ она сама, и тѣмъ возбудить ея любопытство. Богъ-кузнецъ приготовилъ большое овальное зеркало, украшенное рамкой изъ драгоцѣнныхъ камней. Потомъ всѣ боги собрались около пещеры, гдѣ скрывалась богиня солнца, стали пѣть, играть на разныхъ инструментахъ и танцовать. Заинтересованная богиня выглянула въ щелочку и спросила, что ихъ такъ развеселило. Они отвѣтили ей, что чествуютъ богиню еще болѣе прекрасную, чѣмъ она сама. И при этомъ они поднесли въ ней зеркало. Тогда она не выдержала, пріотворила дверь и взглянула въ зеркало. До тѣхъ поръ она никогда не видѣла своего изображенія и остановилась, пораженная. Боги окружили ее, вывели изъ дверей и завалили входъ. Ее же отвели во дворецъ. Послѣ этого коварный Сосанео былъ изгнанъ съ земли.

Но и послѣ того Сосанео на ряду съ богиней солнца фигурируетъ во множествѣ миѳовъ, которыми японцы объясняютъ разныя явленія природы и появленіе разныхъ искусствъ среди людей. Такъ, съ началомъ земледѣлія связывается слѣдующій миѳъ. Однажды Сосанео явился въ гости къ богинѣ плодородія. Она приняла его очень любезно и угощала своими произведеніями, которыя создавала тутъ же на его глазахъ: рисомъ, пшеницей, разными плодами, рыбой и животными. Сосанео пришелъ въ ярость, при видѣ, какъ легко она это дѣлаетъ, бросился на нее и убилъ ее. Когда богиня солнца узнала объ этомъ, она послала посмотрѣть, что сталось съ тѣломъ богини послѣ ея смерти. Оказалось, что все оно было покрыто фруктовыми деревьями и злаками, а изъ головы ея вышли корова и лошадь. Богиня солнца обрадовалась и повелѣла людямъ возращать теперь эти растенія, какъ это дѣлала раньше сама богиня. Она объяснила имъ, гдѣ сѣять рисъ и гдѣ сажать тутовыя деревья и какъ добывать шелкъ изъ кокона и какъ дѣлать пряжу.

Сосанео приписываются также нѣкоторые геройскіе подвиги, полезные для людей. Такъ, онъ истребилъ страшнаго дракона, залетѣвшаго на землю во время его изгнанія и пожиравшаго прекрасныхъ дѣвушекъ. Разрубивъ его пополамъ онъ нашелъ внутри его прекрасный мечъ и подарилъ его своей сестрѣ богинѣ солнца. Онъ же по преданію научилъ людей поэзіи.

Мы не можемъ останавливаться подробнѣе на японской миѳологіи и разбирать, заключающіеся въ ней элементы сходства или различія съ первобытными представленіями другихъ народовъ. Но и въ изложенныхъ уже нами миѳахъ можно даже при бѣгломъ взглядѣ подмѣтить нѣкоторыя черты, сближающія ихъ хотя бы съ греческими, а иногда и съ библейскими легендами.

Богиня солнца въ японской миѳологіи является прямой родоначальницей царствующей въ Японіи династіи. Къ концу миѳическаго періода вся земля оказалась густо населенной людьми и божественными существами — ками. Между тѣни и другими постоянно вспыхивали ссоры, и земля стала ареной безпрерывныхъ раздоровъ. Тогда богиня солнца рѣшила послать своихъ потомковъ управлять землей. Одинъ изъ порожденныхъ ею боговъ — Ошихоми женился на Тамайори, внучкѣ Изанаги и Иванами, и у нихъ родился сынъ Ниничи-но-микото. Этого внука богиня солнца и рѣшила отослать на землю. Отправляя его, она дала ему многочисленныя сокровища и между прочимъ три главныхъ: зеркало, камень и мечъ, добытый Сосанео. Прощаясь съ нимъ, она сказала ему по одному преданію:

«Вѣка за вѣками будутъ твои потомки управлять этой страной. Прими же мое наслѣдство и эти три коронныхъ талисмана. Когда ты захочешь увидѣть меня, смотри въ это зеркало. Будь для этой страны тѣмъ чистымъ свѣтомъ, какой исходитъ отъ его поверхности. Управляй ея жителями съ мягкостью и добротой, которые олицетворяются мягкой округлостью этого камня. Сражайся съ врагами твоего царства этимъ мечомъ, убивай ихъ его остріемъ».

Съ этими словами она простилась съ нимъ, и онъ Съ сонмомъ низшихъ боговъ спустился по небесному мосту на землю, а небо послѣ того отдалилось дальше отъ земли и переходить эту бездну стало невозможно.

На землѣ у Ниничи родился сынъ, прожившій 580 лѣтъ. Этотъ сынъ женился на морскомъ чудовищѣ, принявшемъ образъ женщины. Его сынъ женился на своей теткѣ и у него родился Джиму Тенно — первый, окруженный легендами, микадо Японіи.

3.

Не только происхожденіе Джиму Тенно, но и вся исторія его царствованія, такжа какъ царствованіе всѣхъ первыхъ японскихъ микадо, не выдерживаетъ строгой исторической критики. Самое существованіе ихъ нельзя считать окончательно установленнымъ. На ихъ исторію надо смотрѣть, какъ на исторію покоренія, объединенія и первоначальнаго упорядоченія Японіи племенемъ завоевателей — ямато. Мѣстомъ откуда это племя направилось на завоеваніе страны преданіе считаетъ Кіу-Сіу. На вопросъ, откуда оно появилось тамъ, легенда отвѣчаетъ — съ неба. Черезъ небесный океанъ по небесному мосту спустился прадѣдъ перваго микадо со своими спутниками на японскіе острова. Въ этомъ миѳѣ можно видѣть указаніе на то, что племя завоевателей не было кореннымъ туземнымъ племенемъ и что явилось оно изъ-за океана, по всей вѣроятности, конечно, не небеснаго. Какъ бы то ни было, оно довольно долгое время жило на Кіу-Сіу, пока оно не разрослось такъ, что ему стало тѣсно на южномъ островѣ и явилась потребность двинуться дальше на сѣверъ.

Походъ Джиму Теино продолжался много лѣтъ. Это не была просто завоевательная экспедиція, это было неудержимое движеніе впередъ цѣлаго племени, въ родѣ наступленія готовъ въ Европу, только въ нѣсколько меньшемъ масштабѣ. Джиму Теино двигался сначала по Внутреннему морю, съ юга на сѣверъ, останавливаясь годами на берегахъ Шикоку и Ниппона и вступая въ борьбу съ туземными племенами. Туземцы, съ которыми имъ приходилось воевать, были, главнымъ образомъ, такъ называемые «пещерные жители» и племя такеру на югѣ, а дальше къ сѣверу айны. Пещерные жители отличались крайне малымъ ростомъ, хитростью и чрезвычайною жестокостью. Это были дикари на самой первобытной стадіи культуры. Существуетъ мнѣніе, что смѣшеніе племени Ямато съ этими карликами оказало вліяніе на ростъ японской расы. Но пока это нельзя считать установленнымъ. Айны, наоборотъ, были крупное воинственное племя; шагъ за шагомъ отстаивали они у побѣдителей свои владѣнія и часто, разбитые ими, снова возвращались и наносили имъ серьезные уроны. Легенда объясняетъ побѣды Джиму Теино дѣятельнымъ покровительствомъ боговъ и въ особенности прародительницы начальника, богини солнца. Цѣлый рядъ чудесъ сопровождалъ походы Джиму Тевно. Иногда, когда онъ сбивался съ дороги, ему являлась громадная птица и летѣла передъ его отрядомъ. Иногда во время сраженія внезапная тьма вносила смятеніе въ ряды враговъ или, наоборотъ, нестерпимый небесный свѣтъ поражалъ ихъ слѣпотой. Во всякомъ случаѣ въ концѣ концовъ туземцы были оттѣснены далеко на сѣверъ и на западъ, и Джиму Тенно основалъ свой дворецъ и первое постоянное поселеніе недалеко отъ теперешняго Кіото, въ той части Японіи, которая, какъ и племя завоевателей, называлась тогда О-Ямато. Годъ постройки этого дворца и считается въ Японіи первымъ годомъ ихъ лѣтосчисленія. Въ этомъ дворцѣ были положены эмблемы царской власти — зеркало, мечъ и круглый камень или держава.

Но на воцареніи Джиму Тенно въ центрѣ Японіи не кончается, конечно, исторія завоеванія страны. Въ теченіе всѣхъ послѣдующихъ вѣковъ шла непрерывная борьба между завоевателями, все шире распространявшими свои владѣнія, и туземцами, тревожившими ихъ постоянными набѣгами. Только въ I вѣкѣ до P. X. или въ VI в. японской эры страна нѣсколько успокоилась, воинственныя туземныя племена водворились на далекихъ окраинахъ, а въ центрѣ начала быстрѣе развиваться мирная культура.

Первый микадо, обратившій серьезное вниманіе на внутреннее развитіе страны, былъ Суджинъ, царствовавшій съ 97 по 30 г. до P. X. Ему приписывается установленіе податей, (платимыхъ микадо, проведеніе дорогъ, развитіе нѣкоторыхъ ремеслъ, усиленное покровительство земледѣлію, которое въ первобытныя времена представляло особыя трудности. Далѣе Суджинъ старался по возможности воздѣйствовать на нравы своего племени и боролся съ нѣкоторыми укоренившимися среди нихъ обычаями. Такъ, напримѣръ, тамъ существовалъ обычай при погребеніи умершаго родоначальника или члена императорской семьи закапывать живыми по горло въ землю его приближенныхъ и его лошадь. Далеко вокругъ окрестность оглашалась криками несчастныхъ, умиравшихъ голодною смертью. Микадо повелѣлъ своимъ совѣтникамъ придумать какой-нибудь способъ, чтобъ замѣнить этотъ жестокій обычай. Одинъ изъ приближенныхъ высказалъ мысль, что можно вмѣсто живыхъ людей зарывать въ землю ихъ изображенія. Это предложеніе очень понравилось микадо, и онъ при смерти перваго же изъ своихъ родственниковъ приказалъ закопать съ нимъ въ землю глиняныя статуи его приближенныхъ. Съ этихъ поръ старый обычай сталъ понемногу исчезать, хотя еще долго спустя онъ время отъ времени оживалъ снова уже не въ формѣ зарыванія въ землю живыхъ, а въ видѣ убійства или самоубійства на могилѣ. Самоубійство при этомъ принимало обычную въ Японіи форму хара-кири, т.-е. распарыванье живота.

На ряду съ этимъ обычаемъ, заставляющимъ припоминать Индію и браминовъ, въ Японіи существовали другіе обычаи, страннымъ образомъ напоминающіе Европу и средневѣковье. Такъ, напр., однимъ изъ способовъ опредѣлить виновность преступника былъ божій судъ (ордаліи). Обвиняемаго заставляли опускать руку въ крутой кипятокъ. Если тѣло сваривалось, вина считалась несомнѣнной; если знаковъ не оставалось или они очень быстро заживали, обвиненіе падало.

Посвящая много заботъ улучшенію быта своихъ подданныхъ, микадо Суджинъ не забывалъ и о богахъ. Свои жреческія обязанности онъ исполнялъ не менѣе усердно, онъ постоянно совершалъ богослуженія богамъ и воздвигъ имъ много новыхъ храмовъ. Храмы эти по постройкѣ мало отличались отъ его дворца и отъ жилищъ остальныхъ японцевъ. Это были небольшія деревянныя четырехъ угольныя строенія, лишенныя всякихъ архитектурныхъ украшеній и всякой роскоши. По образу жизни японскіе микадо нисколько не напоминали другихъ азіатскихъ властителей, окружавшихъ себя большой пышностью. Они, наоборотъ, жили въ первые вѣка чрезвычайно просто.

При преемникахъ Суджина покоренныя племена снова начали тревожить страну. Въ борьбѣ съ ними особенно прославился сынъ микадо Кеико — Ямато-Даке (храбрѣйшій въ Ямато). Это одинъ изъ любимѣйшихъ японскихъ героевъ древней исторіи. Описанія его подвиговъ въ лѣтописяхъ облечены въ легендарную, часто поэтическую форму.

Когда онъ принудилъ къ повиновенію сосѣднія племена, отецъ послалъ его на сѣверъ воевать съ храбрыми айнами. Ямато-Даке пустился въ путь со своимъ отрядомъ, и его молодая жена отправилась съ ними, не согласившись разстаться съ мужемъ. Когда онъ плылъ въ большой лодкѣ по морю, вдругъ поднялась страшная буря, грозившая каждую минуту перевернуть лодку и потопить отважныхъ пловцовъ. Воины уже готовились къ смерти вмѣстѣ со своимъ предводителемъ, какъ вдругъ поднялась жена Ямато-Даке. «Боги требуютъ умилостивительной жертвы, — сказала она, — я хочу умереть за тебя». И съ этими словами она бросилась въ грозныя волны. Тотчасъ же буря стала утихать, и корабль благополучно приплылъ къ берегу.

Три года продолжался побѣдоносный походъ Ямато-Даке. Преодолѣвая безчисленныя трудности и опасности, онъ достигъ своей цѣли оттѣснилъ айновъ на крайній сѣверъ и надолго лишилъ ихъ охоты тревожить сосѣдей. Возвращаясь назадъ, Ямато-Даке сталъ на горѣ, близъ теперешняго Токіо и, глядя внизъ на волны, поглотившія его любимую жену, повторялъ: «Адзума, Адзума!» (моя жена, моя жена!). Съ тѣхъ поръ долина около Токіо носитъ названіе Адзума. Возможно, конечно, и наоборотъ, что это названіе само породило миѳъ.

Люди не могли справиться съ Янато, но онъ оскорбилъ одного мѣстнаго бога, и тотъ отравилъ его смертоносными газами, выдѣляющимися при изверженіи. Ямато-Даке умеръ, не дойдя до столицы, умеръ, слагая гимны природѣ.

Послѣ Ямато-Даке громадной славой въ Японіи пользуется императрица Джинго, совершившая первый завоевательный походъ въ Корею. Въ царствованіе ея мужа микадо Чнуэ (191—200 г. по Р. X.) произошло возмущеніе племени такеру на островѣ Кіу-Оіу. Онъ отправился туда на корабляхъ, и жена послѣдовала за нимъ. Когда они достигли Синоносекскаго пролива и вышли на берегъ отдохнуть, Джинго стала совершать богослужебные обряды богу морей. Въ это время самъ богъ явился къ ней и сказалъ: «Для чего вы добиваетесь покорить Кумасо (отдѣлившаяся область)? Это бѣдная пустынная страна, недостойная вашего войска. Бетъ на западѣ другая страна, гораздо лучше и богаче ея, страна очаровательная, какъ лицо прекрасной дѣвушки. Въ ней есть золото и всякія сокровища. Молитесь мнѣ, и я помогу вамъ овладѣть ею, не проливъ ни капли крови. Слава вашихъ побѣдъ покоритъ вамъ потомъ и Кумасо».

Когда императрица разсказала объ этомъ своему мужу, онъ отвѣтилъ ей:;«Я смотрю туда и вижу только воду. Развѣ эта страна на небѣ? Если нѣтъ, ты обманываешь меня. Или ты молилась ложнымъ богамъ».

Богъ разгнѣвался за такое невѣріе и поразилъ смертью Чнуэ. Но жена его была рѣшительнѣе его. Она собрала войска, разсказала воинамъ свое намѣреніе и воодушевила ихъ своимъ примѣромъ. Она сказала имъ: «Если вы побѣдите, слава будетъ ваша, если потерпите неудачу, вина будетъ моя». Они сѣли на корабли и поплыли въ Корею. Мирные жители Кореи были такъ поражены нашествіемъ воинственныхъ заморскихъ людей, что почти не пытались оказывать сопротивленіе. Цари различныхъ областей, на которыя распадалась тогда Корея, добровольно прислали подарки Джинго и обѣщали постоянно выплачивать ей дань.

Императрицѣ Джинго, приписываются слѣдующія постановленія, которыя она давала своимъ воинамъ:

"Не грабить.

"Не пренебрегать немногими врагами и не бояться многихъ.

«Щадить сдающихся, и не давать пощады упорствующимъ.

„Побѣдителю предстоитъ награда, бѣглецамъ — наказаніе“.

Походъ императрицы Джинго въ Корею (201 г.) имѣлъ большое значеніе для Японіи. Съ этихъ поръ у нея установились правильныя сношенія съ азіатскимъ материкомъ, не только съ Кореей, но, что гораздо важнѣе — съ Китаемъ. Китай въ это время стоялъ въ культурномъ отношеніи несравненно выше Японіи. Въ теченіе послѣдующаго времени Китай посылалъ въ Японію своихъ учителей, своихъ ученыхъ, своихъ врачей, и постепенно китайская письменность и китайская наука пустили корни въ Японіи и оказали значительное вліяніе на складъ духовной жизни японцевъ. Это вліяніе продолжалось, то ослабѣвая, то усиливаясь, до XVIII вѣка нашей эры, и только тогда началась серьезная борьба съ нимъ. Изъ Китая же получила Японія въ V и VI вв. ту религію, которая смѣнила ея первобытныя вѣрованія и заняла въ ней первенствующее мѣсто, а именно буддизмъ. Но на религіи японцевъ намъ придется подробнѣе остановиться позднѣе. Теперь мы перейдемъ къ характеристикѣ соціально-экономическаго строя Японіи въ этотъ первый полу-легендарный періодъ ея исторіи.

Родовой бытъ.

4.

Три главные момента опредѣлили первобытный экономическій и политическій строй древней Японіи. Во-первыхъ, основное занятіе ея жителей, обусловленное особенностями ея страны, во-вторыхъ, ихъ культъ и, въ-третьихъ, способъ переселенія ихъ въ новую страну.

Вслѣдствіе островного положенія Японіи и обилія рыбы у ея береговъ, рыбная ловля съ незапамятныхъ временъ составляла преобладающее занятіе ея жителей. Охота играла значительно меньшую роль, такъ какъ лѣса Японіи не особенно богаты животными. Во всякомъ случаѣ эти два вида промысловъ доставляли единственное пропитаніе туземнымъ жителямъ, если не считать дико растущихъ плодовъ. Завоеватели, во время своей долгой борьбы съ ними, принуждены были довольствоваться тѣмъ же. Но племя Ямато принесло съ собой изъ своей невѣдомой родины значительно болѣе высокій уровень потребностей, не удовлетворявшійся такими первобытными условіями жизни. Быть можетъ, вслѣдствіе особенностей страны, почти лишенной травянистыхъ луговъ и бѣдной животными, быть можетъ, вслѣдствіе принесенныхъ съ собой готовыхъ навыковъ, оно не проходило обычной послѣ охотничьяго и рыболовнаго періода стадіи кочевого и пастушескаго быта. Тамъ, гдѣ оно основывалось на постоянное жительство, оно переходило прямо къ земледѣлію.

Какъ оно собственно переселялось съ острова Кіу-Сіу въ центральную Японію, мы до нѣкоторой степени уже видѣли, когда касались легендъ о походахъ Джиму Тенно. Это было полузавоевательное, полупереселенческое движеніе цѣлаго племени, или во всякомъ случаѣ храбрѣйшей его части, главнымъ образомъ, мужчинъ, въ сопровожденіи, вѣроятно, относительно небольшого количества женщинъ. Двигались они, главнымъ образомъ, на лодкахъ по Внутреннему японскому морю, отъ Кіу-Сіу мимо Шикоку и южнаго Ниппона къ центральной Японіи или Ямато. По отдѣльнымъ лодкамъ переселенцы размѣщались не случайно. Каждую лодку занимали наиболѣе близкіе между собой люди — родственники, имѣвшіе главой своей старшаго между собой, своего родоначальника. Иногда нѣсколько лодокъ, наполненныхъ родственниками, соединялись въ одну небольшую флотилію подъ главенствомъ общаго родоначальника. Откуда надо вести начало родового быта, въ которомъ застаетъ племя Ямато переселеніе, неизвѣстно. Во всякомъ случаѣ теперь уже установлено несомнѣнно, что переселялись они родами и военачальникомъ ихъ былъ глаза старшаго рода. Эти же черты родового быта они сохранили, какъ мы увидимъ, и на новыхъ мѣстахъ.

Излагая древніе японскіе миѳы о происхожденіи міра и Японіи, мы близко подошли къ тому культу, который былъ непосредственно связанъ съ ними. Японскій народъ, или, лучше сказать, народъ, завоевавшій Японію, велъ, свое происхожденіе отъ первыхъ боговъ, создавшихъ Японію, или въ ихъ глазахъ — весь извѣстный имъ въ ту пору міръ. Поклоняясь богамъ, они чтили въ нихъ своихъ непосредственныхъ предковъ. Къ сонму этихъ божественныхъ предковъ съ теченіемъ времени присоединились и тѣ изъ умирающихъ людей, которые при жизни приносили чѣмъ-нибудь пользу другимъ, и прежде всего непосредственные потомки богини солнца — всѣ царствовавшіе микадо. Это были главные, такъ сказать, всенародные предки, въ культѣ которыхъ объединялся весь народъ. Но, кромѣ того, каждый родъ, пріѣхавшій и поселившійся вмѣстѣ на новой родинѣ, имѣлъ своихъ собственныхъ предковъ, которыхъ онъ почиталъ наравнѣ съ общими предками. Этотъ культъ предковъ, соединенный съ почитаніемъ нѣкоторыхъ силъ природы — солнца, луны, бога воды и т. п., или такъ называемая теперь религія Шинто, составляла единственную и общую религію японцевъ во весь первобытный періодъ ихъ исторіи вплоть до появленія тамъ буддизма въ VI в. по P. X., т.-е. въ теченіе болѣе тысячелѣтія.

Такимъ образомъ на зарѣ исторіи мы застаемъ въ Японіи народъ, переселившійся туда родами, народъ, находящійся въ переходной стадіи отъ рыболовнаго къ земледѣльческому быту, и, наконецъ, народъ, религіозныя вѣрованія котораго вылились въ форму культа предковъ.

Посмотримъ теперь, какъ сложилась и не могла не сложиться его жизнь въ политическомъ и хозяйственномъ отношеніи. Прежде всего мы застаемъ племя ямато въ [моментъ переселенія и въ моментъ борьбы. И то, и другое требовало предводителя и военачальника. Естественнымъ образомъ и то и другое соединялось въ лицѣ главы того рода, который велъ свою генеалогію прямо отъ солнца. Онъ былъ военнымъ вождемъ своего племени, его императоромъ, его микадо. Кромѣ того, какъ представитель первенствующаго рода, онъ былъ естественнымъ главою культа. Онъ приносилъ жертвы богамъ передъ походомъ и воздвигалъ имъ храмы въ мирное время. Но этими двумя функціями и исчерпывается первоначально почти все содержаніе его власти. Впослѣдствіи къ этому присоединилась еще одна — разборъ столкновеній между отдѣльными родами. Такимъ образомъ въ понятіи микадо сливалось представленіе о трехъ видахъ власти — военачальника, главы культа и высшаго судьи.

Во всемъ остальномъ вліяніе его было очень незначительно. Племя завоевателей состояло, какъ мы видѣли, во время переселенія изъ отдѣльныхъ родовъ, передвигавшихся и поселявшихся вмѣстѣ. Осѣдлая жизнь еще усиливала родовую связь между членами рода. Земледѣліе, какъ мы уже упоминали, сопряжено въ Японіи съ особыми трудностями. Заниматься имъ въ одиночку въ первобытное время не представляло никакой возможности. Только значительная группа людей — родъ, могла сдѣлать тотъ или другой участокъ земли годнымъ для обработки. Этимъ опредѣлился весь строй хозяйственныхъ отношеній. Родъ завладѣвалъ извѣстнымъ участкомъ земли, который составлялъ послѣ того его собственность, родъ совмѣстно обрабатывалъ его и только по окончаніи уборки глаза рода распредѣлялъ между членами полученный сборъ. Кромѣ земледѣлія, составлявшаго основное занятіе всѣхъ, всякій родъ производилъ внутри себя все необходимое, т.-е. и жилища, и утварь, и оружіе, и одежду, причемъ опять-таки глаза рода опредѣлялъ, кому изъ членовъ чѣмъ заниматься сверхъ обработки земли. Постепенно по мѣрѣ расширенія родовъ они распадались на нѣсколько меньшихъ, причемъ хозяйственной единицей считались мелкіе роды или „уджи“, весь же родъ въ цѣломъ „о-уджи“, т.-е. большой родъ, связывался между собой, главнымъ образомъ, общностью предковъ и общностью живого главы рода. Возможно, что первоначально этимъ главою рода являлся его дѣйствительный родоначальникъ, т.-е. прародитель всѣхъ его членовъ. Но съ теченіемъ времени, при разростаніи и дробленіи большого рода на отдѣльныя вѣтви, такого реальнаго родоначальника они не могли, конечно, имѣть. Возможно, что главою рода оставался глаза старшей вѣтви, но есть основанія предполагать, что званіе родовладыки было выборнымъ и занималъ его одинъ изъ старѣйшихъ членовъ рода по избранію. Недостатокъ источниковъ не даетъ возможности твердо установить это. Во всякомъ случаѣ избраніе было пожизненнымъ, и родовладыка имѣлъ полную неограниченную власть внутри своего рода. Онъ имѣлъ право суда и казни надъ всѣми членами рода и право продажи ихъ въ рабство.

Отдѣльный человѣкъ, какъ полноправная личность, какъ индивидуумъ не существовалъ совсѣмъ. Онъ былъ только членъ рода, не имѣвшій никакихъ правъ, но зато и не несшій никакой отвѣтственности передъ чѣмъ-нибудь высшимъ, чѣмъ его родъ. Представителемъ всѣхъ отдѣльныхъ членовъ рода и передъ богами, и передъ ихъ земными потомками — микадо — быіъ родоначальникъ. Онъ совершалъ жертвы за весь родъ, онъ же собиралъ его и велъ на войну по требованію микадо и онъ же позднѣе вносилъ подати микадо. Первое упоминаніе о регулярныхъ податяхъ, платимыхъ микадо, встрѣчается при микадо Суджинѣ въ I в. до P. X. У границъ рода власть микадо кончалась, онъ имѣлъ дѣло не съ подданными людьми, а съ подданными родами, представителями которыхъ служили ихъ главы. Отдѣльный членъ рода зналъ только свою долю работы и свою долю результатовъ ея. Тѣмъ не менѣе онъ считался свободнымъ членомъ рода, такъ какъ, кромѣ свободныхъ, равныхъ между собою, хотя и подчиненныхъ родоначальнику, членовъ, въ составъ рода входили нерѣдко и рабы. По большей части эти рабы были взятые въ плѣнъ туземцы, хотя, быть можетъ, иногда это были провинившіеся и обращенные въ рабство члены родовъ. О положеніи этихъ рабовъ въ древнѣйшее время извѣстно мало. Судя по ихъ роли впослѣдствіи, они, вѣроятно, несли тѣ же работы, какъ и другіе члены родовъ, и жила приблизительно такъ же, какъ и остальные, представляя собою такую же необходимую рабочую силу.

Съ точки зрѣнія рабочей силы смотрѣли въ то время и на женщину, и этимъ объясняется, главнымъ образомъ, особенности ея положенія. Женщина была первоначально такимъ же равноправнымъ членомъ рода, какъ и мужчина, пожалуй, еще болѣе цѣннымъ, такъ какъ женская роль въ хозяйствѣ не менѣе необходима, а количество женщинъ у завоевателей было относительно невелико. Вслѣдствіе этого добыть женщину изъ другого рода представлялось чрезвычайно труднымъ, и браки совершались, главнымъ образомъ, въ предѣлахъ одного и того же рода между болѣе или менѣе близкими родственниками. Исключеніе ставилось только для единокровныхъ, т.-е. происходящихъ отъ одной матери братьевъ и сестеръ. Когда же внутри рода женъ не хватало, то мужчина соединялся съ женщиной другого рода, не приводя ее къ себѣ, т.-е. женщина продолжала оставаться членомъ своего коренного рода, хотя мужъ ея принадлежалъ къ другому роду. Позднѣе къ этому присоединилось насильственное умыканіе женъ изъ другого рода или полюбовный выкупъ женъ. Но жена и въ томъ, и въ другомъ случаѣ продолжала оставаться самостоятельнымъ членомъ рода, т.-е. она зависѣла, какъ и мужчина, отъ главы рода и не становилась рабой мужа.

Внутренній строй старшаго рода, т.-е. рода микадо ничѣмъ неотличался отъ строя остальныхъ родовъ. Являясь только военачальникомъ и верховнымъ жрецомъ въ отношеніи другихъ родовъ, внутри своего рода, своего о-уджи микадо былъ такимъ же полновластнымъ начальникомъ и хозяиномъ, какъ и другіе родоначальники. Также какъ и другіе большіе рода — о-уджи, родъ микадо распадался на болѣе мелкіе — уджи. Причемъ родственные микадо уджи считались главными или старшими среди остальныхъ. Позднѣе, когда уровень народныхъ потребностей повысился и каждому роду трудно было производить все необходимое его членамъ, стала появлятся большая спеціализація труда. Но при этомъ интересно, что и эта спеціализація занятій не разбила рамокъ родовъ и не повысила въ началѣ значеніе индивидуума.

Каждымъ отдѣльнымъ ремесломъ стали заниматься не отдѣльные, способные къ нему члены, хотя бы и равныхъ родовъ, а цѣлые роды. Эти роды ремесленниковъ прежде всего стали выдѣляться изъ о-уджи микадо. Тамъ впервые появились роды оружейныхъ мастеровъ, роды зеркальщиковъ, роды ювелировъ и др.

Такимъ образомъ родовой бытъ, съ общиннымъ землевладѣніемъ, или такъ называемый строй „уджи“, обнималъ собою всю жизнь древнихъ японцевъ. Въ основѣ этого строя лежали, конечно, главнымъ образомъ, хозяйственныя причины. Одинъ человѣкъ былъ слишкомъ слабъ, чтобы обезпечить себѣ существованіе въ тѣ суровыя времена. Со всѣхъ сторонъ онъ былъ окруженъ опасностями, и природа не поддавалась его единичнымъ усиліямъ. Въ силу необходимости, онъ не отдѣлялъ себя отъ той группы людей, съ которыми былъ связанъ естественными отношеніями родства и сосѣдства. Культъ, основанный на почитаніи общихъ предковъ, еще укрѣплялъ эту естественную связь, придавалъ ей характеръ святости, характеръ божественнаго установленія. Большой родъ, „о-уджи“, пріѣхавшій на одной флотиліи лодокъ, совмѣстно завладѣвшій участкомъ земли и совмѣстно обрабатывающій его, велъ свое происхожденіе отъ однихъ предковъ и тѣмъ обезпечивалъ нерасторжимость своихъ узъ. Отдѣльный человѣкъ, который вздумалъ бы отдѣлиться отъ него, оказался бы не только беззащитнымъ передъ лицомъ природы, но онъ былъ бы лишенъ покровительства боговъ. Боги знали его только, какъ члена рода, за котораго предстательствуетъ родоначальникъ. Одинъ — онъ ничто въ ихъ глазахъ. И не только отдѣльный человѣкъ, но даже отдѣльная семейная ячейка — то», или маленькій родъ — «уджи» оказывались въ такой же невозможности порвать свою связь съ «о-уджи». Японскіе историки посвящали очень много трудовъ подробному изслѣдованію этой древнѣйшей основы быта своей страны и въ половинѣ прошлаго вѣка среди японской молодежи было очень сильно теченіе, ставившее своимъ идеаломъ этотъ первобытный общинно-родовой строй. Но въ то самое время, какъ слагалась и укрѣплялась эта стройная система политической и хозяйственной организаціи общества, рядомъ съ ней начинали дѣйствовать силы, подрывавшія ея основанія.

Населеніе росло, росли постепенно и его потребности, особенно послѣ знакомства съ болѣе высокой культурой Кореи и Китая. Между тѣмъ, при существовавшемъ хозяйственномъ строѣ извлекать изъ земли больше не представляло возможности. Когда цѣлая значительная территорія принадлежала совмѣстно цѣлому роду и совмѣстно обрабатывалась его членами, хозяйство могло вестись только экстензивное. При увеличеніи населенія оно переставало удовлетворять потребностямъ всѣхъ его членовъ. Надо было одно изъ двухъ, или увеличить интенсивность культуры, или пріобрѣтать новые участки. И то, и другое одинаково вело къ ослабленію родовыхъ узъ. Для перехода къ болѣе интенсивной культурѣ небольшія хозяйственныя группы-семьи или «ко» должны были получить больше самостоятельности, выдѣлиться въ болѣе тѣсно связанную и болѣе независимую отъ рода хозяйственную единицу. Съ другой стороны, пріобрѣтать новые участки по сосѣдству съ собой родъ не могъ, такъ какъ вся центральная Японія — «о-ямато» была занята и заселена племенемъ завоевателей; пустующія земли можно было находить только по окраинамъ, отчасти отвоевывая ихъ отъ сосѣдей. Цѣлые роды уже настолько осѣли къ этому времени, что предпринимать новыя переселенія для нихъ не представлялось удобнымъ. Они выдѣляли изъ себя небольшія группы, по большей части семейныя, которыя уходили искать счастья на новыя мѣста. Естественнымъ образомъ у этихъ колоніальныхъ группъ очень скоро ослабѣвала связь съ метропольнымъ родомъ.

Вмѣстѣ съ этимъ и вообще поднятіе культуры въ странѣ и большая безопасность жизни дѣлали для человѣка менѣе настоятельно необходимой защиту рода. Но культъ предковъ, освящавшій родовыя отношенія, былъ еще очень силенъ; онъ глубоко проникъ въ сознаніе населенія и противодѣйствовалъ теченіямъ, подтачивавшимъ значеніе рода. Экономическія условія, создавшія данный строй, измѣнялись, но религіозный культъ, выросшій на почвѣ его, былъ еще очень проченъ и мѣшалъ разложенію его.

Для того, чтобы окрѣпнуть, новое теченіе должно было найти себѣ поддержку въ какомъ-нибудь новомъ культѣ, который разбилъ бы оковы рода, казавшіяся нерасторжимыми. Такимъ культомъ, принесшимъ съ собой совершенно новое міропониманіе, совершенно новое отношеніе человѣка къ самому себѣ, былъ буддизмъ. Онъ проникъ въ Японію черезъ Китай и Корею въ VI вѣкѣ по P. X. Въ эту эпоху буддизмъ уже далеко не былъ той отвлеченной моральной философіей, какъ въ первое время по основаніи его. Во время долгаго пути черезъ всю Азію онъ впиталъ въ себя части различныхъ, сначала индійскихъ, а потомъ и другихъ азіатскихъ религій. Въ Китаѣ подъ именемъ буддизма проповѣдывалась религія, имѣвшая очень мало общаго съ первоначальной, лишенной всякаго внѣшняго культа, теоріей самоусовершенствованія и самоотреченія. Это была многобожная религія, въ которой Будда или Амида занялъ мѣсто верховнаго бога на ряду съ другими богами и богинями. Особеннымъ почтеніемъ среди нихъ пользовалась тысячерукая Кванонъ — богиня милосердія и Фудо — богъ огня и мудрости. Пріобрѣтя цѣлый сонмъ боговъ, буддизмъ пріобрѣлъ и соотвѣтствующія своему новому содержанію формы — жреческое сословіе, храмы, торжественные богослужебные обряды, однимъ словомъ, всю ту наружную пышность, съ которой онъ боролся вначалѣ. Но, поступившись такимъ образомъ своей первоначальной чистотой, онъ сталъ вмѣстѣ съ этимъ болѣе доступенъ и пріобрѣлъ большую внѣшнюю привлекательность, не утративъ все-таки высоты своего моральнаго ученія. Появившись въ Японіи, онъ сразу пріобрѣлъ себѣ множество приверженцевъ. Его внѣшность дѣйствовала на воображеніе, а его моральныя догмы поражали своей новизной и внутренней неопровержимостью. Первобытная японская религія не могла выдержать сравненія съ нимъ ни въ томъ, ни въ другомъ отношеніи. Она была лишена почти всякихъ внѣшнихъ формъ и всякаго моральнаго кодекса. Она не ставила никакихъ нравственныхъ требованій человѣку, она знала только родъ и требовала исполненія извѣстныхъ обрядовъ отъ его представителя. Японскіе ученые объясняютъ это отсутствіе этической стороны въ первобытной японской религіи тѣмъ, что японцы были народомъ отъ природы нравственнымъ и поэтому не нуждались въ особенномъ нравственномъ кодексѣ. Мораль же вообще придумываютъ народы безнравственные, какъ, напр., китайцы.

Какъ бы то ни было, распространеніе буддизма въ Японіи явилось въ ту эпоху большимъ шагомъ впередъ. Человѣческая личность вдругъ пріобрѣтала значеніе, передъ человѣкомъ ставился извѣстный нравственный идеалъ, отъ него требовалось соблюденіе извѣстныхъ заповѣдей, на него самого возлагалась отвѣтственность за его поступки. И, наконецъ, передъ нимъ открывалась перспектива будущихъ существованій, т.-е. перспектива будущей жизни. Религія Шинто совсѣмъ не говорила о посмертномъ существованіи для членовъ рода. На безсмертіе могли разсчитывать только микадо, родоначальники и особенно выдающіеся люди, въ родѣ военачальниковъ, обожествлявшіеся въ моментъ смерти.

Первымъ дѣятельнымъ пропагандистомъ буддизма въ Японіи былъ принцъ Шото-Кутаиши, сынъ императрицы Суико (693—628). Онъ самъ принялъ новую вѣру и распространилъ ее среди своихъ приближенныхъ и ближайшихъ родовъ. Но этотъ актъ вызвалъ сильное неудовольствіе въ странѣ и чуть не стоилъ власти микадо. Принцъ Шото-Кутаиши, увлеченный преимуществами буддизма, не обратилъ вниманія на то, что онъ вырываетъ самый фундаментъ власти микадо. Микадо правилъ какъ прямой потомокъ богини солнца, какъ глаза всенароднаго культа. Утрачивая эти свойства, онъ утрачивалъ весь свой престижъ. Немедленно нѣсколько сильныхъ родовъ подъ предводительствомъ Сога-уджи воспользовались новой религіей, чтобы достичь полной независимости отъ центральной власти. Другіе роды соединились для защиты старой религіи. Возникла междоусобная война, при началѣ которой принцъ Шото покончилъ съ собой, считая себя виновникомъ бѣдствій родной страны.

Но, конечно, буддизмъ могъ только по недоразумѣнію усилитъ могущество отдѣльныхъ родовъ. По всему своему содержанію онъ оказывалъ разрушительное вліяніе на самую сущность родового быта, на безусловное подчиненіе личности роду. Въ этомъ отношеніи онъ дѣйствовалъ именно въ томъ направленіи, какъ и тѣ экономическія теченія, которыя стали сказываться въ эту эпоху. Онъ санкціонировалъ стремленіе личности или хотя бы отдѣльной семейной ячейки выбиться изъ-подъ власти рода и начать жить за свой счетъ.

5.

Центральная власть — микадо и его совѣтники почувствовали начавшее зарождаться стремленіе личности къ самостоятельности и поспѣшили воспользоваться имъ въ пользу усиленія этой власти. Одинъ извѣстный историческій дѣятель Японіи, принцъ Нака-на-ойе, получившій очень широкое по тому времени китайское образованіе, предпринялъ рядъ реформъ, объединенныхъ впослѣдствіи подъ именемъ реформъ «таиква».

Но если въ экономическомъ отношеніи эти реформы опирались на нарождавшіяся уже въ обществѣ новыя теченія, то вся та соціальнополитическая форма, въ которую они были облечены, была совершенно чужда Японіи и шла въ разрѣзъ съ ея предыдущей исторіей. Она была цѣликомъ заимствована изъ Китая и почти безъ измѣненія перенесена на Японскую почву. Въ этомъ отношеніи реформа «таиква» представляетъ большую аналогію съ попыткой Карла Великаго привить цѣликомъ идею римскаго государства къ новымъ общественнымъ формамъ, слагавшимся въ Западной Европѣ подъ двойнымъ вліяніемъ римскихъ традицій и новыхъ германскихъ отношеній. Какъ тутъ, такъ и тамъ эта привитая извнѣ реформа была заранѣе обречена на недолговѣчность.

Въ основу реформы «таиква» было положено представленіе о микадо какъ о неограниченномъ и полновластномъ монархѣ. Изъ этого представленія уже естественно вытекало уничтоженіе значенія родовъ, какъ независимыхъ и самоуправляющихся группъ, у предѣловъ которыхъ кончалась прежде власть микадо. Теперь всѣ жители страны были объявлены непосредственными подданными микадо, обязанными платить ему подати и браться за оружіе по его приказанію. Роды были оффиціально объявлены уничтоженными. Вмѣсто того вся страна была подѣлена на провинціи (около 300), управлявшіяся намѣстниками микадо и ихъ помощниками. Такимъ образомъ, вмѣсто федераціи почти независимыхъ родовъ подъ главенствомъ одного предводителя явилась сразу неограниченная бюрократическая монархія. Административный механизмъ — въ подробности котораго входить, конечно, не стоитъ — былъ цѣликомъ перенесенъ изъ Китая и только слегка видоизмѣненъ согласно мѣстнымъ условіямъ.. Но при всей своей стройности система эта не имѣла залоговъ прочности и очень скоро начала сама себя подтачивать. Чтобы уяснить себѣ это, намъ придется остановиться нѣсколько на тѣхъ экономическихъ реформахъ, которыя были предприняты одновременно, и на той организаціи общества, которая явилась слѣдствіемъ ихъ.

Объявивъ микадо неограниченнымъ монархомъ, смѣлые реформаторы объявили одновременно съ этимъ, что вся земля составляетъ его полную собственность. Подданные могутъ только временно владѣть ею. Вслѣдъ затѣмъ была произведена перепись населенія, земля нарѣзана на равные участки и подѣлена между всѣми. Родъ при этомъ совершенно не принимался во вниманіе. Земля давалась семьѣ по числу ея членовъ. На долю каждаго мужского члена считалось 2½ тана, т.-е. около ¼ десятины^[10], женщины получали третью долю. Черезъ каждые шесть лѣтъ совершались передѣлы, — надѣлы умершихъ членовъ семьи отбирались, на долю дѣтей, достигшихъ 5-лѣтняго возраста, нарѣзались новые. Семья или «ко» была признана, такимъ образомъ, самой меньшей хозяйственной единицей. Это вполнѣ согласовалось съ тѣмъ теченіемъ, которое мы отмѣчали въ предыдущую эпоху внутри родовъ. Слѣдующей хозяйственной единицей была группа изъ 5 сосѣднихъ домовъ или семей, получившая названіе «гохо». Семьи, входившія въ составъ «гохо», были соединены между собой круговой порукой. Это была тоже своего рода община, организованная главнымъ образомъ въ фискальныхъ цѣляхъ. Съ нея взыскивались подати, если которая нибудь семья оказывалась въ недоимкахъ, она же должна была платить за выбывшихъ членовъ, до новаго передѣла, на ней же лежало содержаніе неспособныхъ къ труду членовъ.

Надѣлы производились исключительно изъ земель, приготовленныхъ подъ рисовую или садовую культуру. Лѣса, луга, неудобныя или просто нераспаханныя еще земли не вводились въ передѣлы. Лѣса считались общею собственностью. Этотъ взглядъ сохранился въ Японіи и до сихъ поръ и ведетъ къ такимъ же, какъ у насъ, столкновеніямъ изъ за порубокъ.

Неподѣленные еще остатки удобной земли, а также земли, считавшіяся неудобными, были объявлены личною собственностью микадо, и воздѣлирались за его счетъ подъ наблюденіемъ его намѣстниковъ. Вотъ эти-то государственныя земли и внесли зачатки разложенія въ эту стройно созданную крестьянско-бюрократическую монархію.

По закону всѣ чиновники должны были получать жалованье отъ микадо. Въ частности намѣстникъ могъ удерживать прямо опредѣленную часть податей, слѣдовавшихъ съ его провинціи. Очень скоро къ этому жалованью стали присоединяться участки земли, жалуемые намѣстникамъ «за службу», пока лишь во временное пользованье — нѣчто въ родѣ нашихъ помѣстій. Изъ этихъ же земель стали отрѣзаться куски и жаловаться просто любимцамъ микадо «за особыя заслуги» въ пожизненное или даже вѣчное владѣнье — нѣчто въ родѣ «вотчинъ». Оттуда же благочестивые микадо выдѣляли дары буддійскимъ монастырямъ, находившимся подъ ихъ особымъ покровительствомъ. Наконецъ, съ теченіемъ времени и просто частные люди, наиболѣе предпріимчивые, получали разрѣшеніе поднять новь среди пустующихъ зе мель и оставить за собой въ полное владѣніе вновь обработанный участокъ.

Такимъ образомъ, рядомъ съ общинными владѣніями, подлежавшими передѣламъ, возникла частная земельная собственность.

Не прошло и вѣка послѣ проведенія реформъ «таиква», какъ картина общества снова сильно измѣнилась. Вмѣсто небольшихъ крестьянскихъ общинъ, сплошь покрывавшихъ страну и всюду одинаково управлявшихся чиновниками, въ разныхъ мѣстахъ возникли болѣе или менѣе крупные земельные собственники, съ которыми микадо приходилось очень и очень считаться. Очень часто этими собственниками оказывались прежнія главы родовъ, соединившіе съ новой намѣстнической властью неугасшій еще въ глазахъ населенія престижъ родовладыки.

Бюрократическій строй совершенно не привился въ ту эпоху. Должности, которыя были созданы для того, чтобы сосредоточить въ рукахъ микадо власть, бывшую раньше у родовъ, очень скоро стали наслѣдственными въ семьяхъ, замѣнившихъ роды. Мало-по-малу страна, спаянная не надолго энергичной волею реформаторовъ, снова стала распадаться на отдѣльныя области, намѣстники которыхъ все меньше считались съ центральною властью и все сильнѣе враждовали между собой.

Нѣсколько разъ болѣе рѣшительные микадо или случайно возвысившіеся роды пытались положить конецъ этому дробленію и розни и снова объединить страну, но попытки ихъ всякій разъ терпѣли неудачу.

Въ этомъ отношеніи VIII, IX и X вв. въ Японіи представляютъ какъ мы увидимъ далѣе, много аналогій съ эпохой возникновенія феодализма во Франціи. Первые Каролинги оказались также безсильны бороться съ разложеніемъ своей искусственной имперіи, какъ и первые микадо послѣ энергичныхъ авторовъ реформъ. Вышедшіе изъ среды феодальной знати, Капетинги оказались также мало способны объединить Францію, какъ и возвысившійся въ X вѣкѣ родъ Фудживара — Японію. Слабость центральной власти зависѣла не отъ особенностей ея представителей, конечно, совершенно различныхъ въ обѣихъ странахъ, а отъ того общаго историческаго процесса, который совершался и тутъ, и тамъ. Въ Японіи, какъ и во Франціи, неуклонно шелъ процессъ феодализаціи и остановить его искусственно не было никакой возможности. Онъ долженъ былъ совершить весь свой циклъ, прежде чѣмъ пасть окончательно.

Мы остановимся теперь нѣсколько подробнѣе на этомъ процессѣ, завершеніе котораго и привело Японію къ ея послѣднему перевороту.

Феодальная эпоха.

6.

Въ теченіе цѣлаго тысячелѣтія, протекшаго со времени завоеванія племенемъ ямато Японіи до реформъ «таиква», вся страна представляла конгломератъ слабо объединенныхъ между собою соціальныхъ мірковъ. Сознанія государственнаго единства и общегосударственныхъ интересовъ не могло возникнуть. Не могла, слѣдовательно, и окрѣпнуть сразу введенная сверху централизація. Прежніе соціальные навыки должны были несомнѣнно такъ или иначе проявить себя, воспользоваться первой же оставленной имъ лазейкой, чтобъ вступить въ борьбу съ объединяющей властью. Такой лазейкой была допущенная сначала въ видѣ исключенія частная собственность на землю. Происхожденіе ея было разное, но вся она стремилась пріобрѣсти одинъ и тотъ же независимый отъ государства характеръ. Намѣстникъ, получая свои земли временно за службу, овладѣвалъ ими настолько прочно — особенно на окраинахъ — что не разставался съ ними и оставляя мѣсто. Но и послѣднее случалось рѣдко, — по большей части, когда должность попадала представителю какого-нибудь уважаемаго рода, она оставалась за нимъ не только на всю жизнь, но и закрѣплялась за его потомствомъ. Такой наслѣдственный намѣстникъ становился совершенно независимымъ и безконтрольнымъ хозяиномъ своихъ земель.

Любимцы микадо и придворные, получавшіе земли «за особыя заслуги», прежде всего выхлопатывали, чтобы владѣнія ихъ не подлежали управленію намѣстниковъ, т.-е. обладали «иммунитетомъ». Тоже самое въ видахъ поощренія даровалось и тѣмъ частнымъ лицамъ, которыя предпринимали за свой счетъ разработку дѣвственныхъ земель. Этотъ видъ землевладѣнія сталъ особенно быстро развиваться на окраинахъ и вообще на государственныхъ территоріяхъ, такъ какъ онъ давалъ возможность частнымъ людямъ обезопасить себя отъ произвола намѣстниковъ. Крестьянскія общины стали быстро разлагаться, выдѣляя изъ себя болѣе предпріимчивыхъ людей, отправлявшихъ на сторону искать счастья и пріобрѣтать болѣе независимое положеніе собственниковъ. Буддійскіе монастыри, конечно, тоже не замедлили пріобрѣсти иммунитетъ для своихъ земель. Естественнымъ слѣдствіемъ такой иммунитетности всѣхъ этихъ земель явилось пріобрѣтеніе владѣльцами ихъ нѣкоторыхъ правъ государственной власти. Дѣйствительно, если правительственный чиновникъ не имѣть внутри ихъ никакой влети, то эта власть сама собой переходила къ собственнику. Постепенно изъ землевладѣльца только онъ превращался въ правителя на принадлежащемъ ему участкѣ. Отрицательная привилегія данная ему въ видѣ иммунитетности его земли, т.-е. неподвѣдомственности правительственнымъ чиновникамъ, приводила къ положительной — къ пріобрѣтенію имъ самимъ извѣстныхъ правъ государственной власти. Землевладѣніе стало соединяться съ нѣкоторыми государственными правами — моментъ характерный для феодализма.

Такимъ образомъ въ предѣлахъ государства выдѣлились снова независимые отъ него участки, получившіе названіе «шойеновъ». Владѣльцы ихъ назывались тойонами. Шойоны старались объединить въ своихъ рукахъ возможно больше земли, дававшей ямъ больше власти, и вели между собой борьбу за высшія государственныя должности. Въ концѣ IX в. изъ среды этихъ тойоновъ особенно возвысился родъ Фудживара. Одинъ изъ представителей его достигъ такого могущества, что присвоилъ себѣ титулъ «регента» и сталъ управлять страной отъ имени совершенно безсильнаго въ то время микадо. Титулъ «регента» сталъ послѣ того наслѣдственнымъ въ роду Фудживара, и микадо продолжали царствовать лишь номинально.

Первое время регентамъ удалось ввести нѣкоторый порядокъ въ дѣла управленія и поддержать внутренній миръ. Наступило временное затишье, и въ культурныхъ центрахъ страны стали быстро развиваться разныя искусства и литература. Этотъ періодъ — конецъ IX и X вѣкъ считается вѣкомъ перваго расцвѣта духовной жизни въ Японіи. Среди японскихъ ученыхъ того времени особенно прославился Сугавара Мичизане, получившій впослѣдстіи имя Тенджина. Мичизане считался первымъ знатокомъ китайской литературы, и самъ писалъ историческія сочиненія и поэмы на китайскомъ языкѣ. Мичизане былъ воспитателемъ наслѣднаго принца и, когда тотъ воцарился, получилъ званіе перваго министра. Но Фудживара не могли допустить возвышенія человѣка, не принадлежавшаго къ ихъ роду. Они добились его изгнанія, и онъ умеръ въ Кіу-Сіу въ 908 г. Родъ Мичизане, въ отличіе отъ другихъ родовъ, всегда отличался большой приверженностью къ наукамъ и литературѣ, и очень многіе литераторы и ученые Японіи въ послѣдующія эпохи носили эту фамилію, не исчезнувшую и до нашего времени. Имя ихъ полулегендарнаго предка до сихъ поръ пользуется тамъ большимъ почетомъ. Но недолго продолжалось мирное процвѣтаніе страны подъ властью Фудживара. Послѣдующіе регенты оказались такъ же мало способны уничтожить самый источникъ смутъ, какъ и микадо. Уже въ концѣ X и въ XI в. снова съ прежней силой вспыхиваютъ междоусобные раздоры. Къ этому времени организація общества на новыхъ началахъ сдѣлала еще шагъ впередъ.

Шойоны стали притягивать къ себѣ не только пустующія земли, но и населенные участки. Иногда это дѣлалось добровольно, иногда по принужденію. Жизнь мелкихъ земельныхъ собственниковъ среди крупныхъ враждующихъ между собой сосѣдей оказывалась черезчуръ опасной. Правительственные чиновники не имѣли часто силъ защитить ихъ. Для нихъ выгоднѣе было обезпечить себѣ защиту какого-нибудь крупнаго шойона. Съ этою цѣлью они признавали верховную власть шойона надъ своимъ участкомъ и иногда обязывались выплачивать ему часть сбора. Взамѣнъ этого участокъ ихъ освобождался отъ власти намѣстника, и они получали поддержку въ случаѣ нападенія другого шойона. Возникала, слѣдовательно, феодальная зависимость мелкаго земельнаго собственника отъ крупнаго. Рядомъ съ этими земельными отношеніями такая же зависимость возникала и на почвѣ личныхъ отношеній.

Вслѣдствіе слабости правительственной власти крупнымъ тойонамъ для охраны своихъ владѣній необходимо было имѣть собственныхъ воиновъ. Съ другой стороны при разложеніи прежнихъ крестьянскихъ общинъ появились люди, не пріобрѣтшіе себѣ личной собственности и не имѣвшіе никакой прицѣпки къ землѣ. Эти люди охотно шли на службу къ крупному шойону, клялись ему въ вѣрности, составляли его постоянную вооруженную дружину, а взамѣнъ получали отъ него содержаніе — жилище и рисъ.

Эти два вида зависимости — земельная и личная часто сливались и переплетались. Воины, особенно у крупныхъ тойоновъ, съ теченіемъ времени стали получать въ вознагражденіе за службу вмѣсто жалованья участки земли и, такимъ образомъ, превращались въ вассаловъ, а болѣе крупные земельные собственники, отдававшіеся подъ его руку, получали право носить оружіе. Всѣ эти вассалы получили впослѣдствіи названіе самураевъ — имѣющихъ право носить мечъ. И тѣ, и другіе, по возможности, обрабатывали землю не собственными руками, а при помощи земледѣльческаго населенія.

Значительно ниже вассаловъ, приносившихъ тойонамъ свои болѣе или менѣе крупные земельные участки, стояла остальная масса населенія — бывшіе земледѣльцы-общинники. Когда наиболѣе сильные элементы выдѣлялись изъ общины и передѣлы перестали практиковаться, общины въ сущности перестали существовать. Остались мелкіе землевладѣльцы, сидящіе на ничтожныхъ надѣлахъ. Отстоять свою самостоятельность отъ крупныхъ тойоновъ они, конечно, были не въ силахъ. Лишенные поддержки слабѣющей правительственной власти, они часто сами предлагали одному изъ сосѣднихъ тойоновъ, или даже самураевъ, работать на него и платить ему подати за то, чтобы онъ защищалъ ихъ отъ остальныхъ. Еще чаще тотъ принуждалъ ихъ къ этому силой. Въ обоихъ случаяхъ свободные прежде земледѣльцы постепенно превращались въ крѣпостныхъ, обязанныхъ обрабатывать земли тойоновъ и платить подати за свои участки не государству, а имъ. Подати эти постепенно все росли и ко времени полнаго расцвѣта феодализма поднялись отъ первоначальныхъ 2—3 % до 50, 60 % всего сбора. Въ общихъ чертахъ картина закрѣпощенія мелкаго земледѣльческаго населенія здѣсь совершенно таже, что и въ Западной Европѣ.

Къ началу ХИ вѣка процессъ постепенной феодализаціи общества почти закончился. Теперь монархическая власть въ Японіи существовала лишь номинально. Въ дѣйствительности страна распалась на множество отдѣльныхъ феодальныхъ мірковъ. Во главѣ каждаго такого мірка стоялъ независимый земельный участокъ, тоже что аллодъ въ Западной Европѣ, называвшійся шойономъ, а въ разныхъ степеняхъ зависимости отъ него располагались вассальные земли самураевъ. На самомъ низу соціальной лѣстницы стояли крѣпостные земледѣльцы.

Въ своихъ владѣніяхъ шойоны, получившіе позднѣе наименованіе дайміосовъ («высокое имя»), были совершенно полноправными властителями. Никто не могъ вмѣшиваться въ отношенія ихъ съ подданными. Впрочемъ, характеръ зависимости отъ дайміоса различныхъ группъ населенія его владѣній былъ далеко не одинаковъ. Въ отношеніи земледѣльцевъ, обрабатывавшихъ его поля, власть его была совершенно неограниченна, по характеру своему она ближе всего подходила къ власти нашихъ помѣщиковъ надъ крѣпостными крестьянами. Въ отношеніи своихъ вассаловъ-самураевъ онъ являлся скорѣе въ качествѣ ихъ предводителя, главы рода. Конечно, феодальная ячейка, состоявшая изъ дайміоса и его самураевъ, не имѣла ничего общаго съ прежнимъ родомъ, такъ какъ между самураями и ихъ главою — дайміосомъ не было никакого родства. Ихъ связывалъ лишь свободный договоръ. Но по традиціи новая феодальная группа продолжала носить названіе рода. Для поддержанія этой фикціи самурай, вступая на службу къ дайміосу и получая отъ него землю, выпивалъ съ нимъ общую чашу, въ которой должны были заключаться нѣсколько капель крови того и другого. Этотъ обрядъ символизировалъ то, что между дайміосомъ и самураями должны были существовать родственныя отношенія. Въ строгомъ смыслѣ слово родъ слѣдовало бы примѣнять только къ династіямъ самихъ дайміосовъ, но, распространяя, его примѣняли ко всей совокупности феодальной группы. Примѣняя названія по аналогіи, быть можетъ, правильнѣе поступаютъ тѣ историки, которые называютъ этотъ новый феодальный родъ «кланомъ»". Во всякомъ случаѣ оба эти названія надо понимать условно, относя ихъ ко всей совокупности лицъ, связанныхъ между собой феодальными отношеніями.

Право владѣнія шойономъ переходило по наслѣдству отъ отца къ которому-нибудь изъ его сыновей по его назначенію. Но дробить свое владѣніе дайміосъ по обычаю не могъ. Впослѣдствіи этотъ обычай перешелъ и въ законодательство.

Взаимныя отношенія отдѣльныхъ тойоновъ или дайміосовъ между собой не были рѣшительно ничѣмъ урегулированы. Они опредѣлялись только соотношеніемъ ихъ силъ. Они переманивали другъ у друга самураевъ, оттягивали земли и крѣпостныхъ, — постоянныя кровопролитныя столкновенія между ними господствовали на всемъ протяженіи страны. Единственнымъ закономъ общимъ для всѣхъ было право меча.

Военное ремесло стало считаться единственнымъ достойнымъ благороднаго человѣка. Кто не носилъ меча, тотъ заслуживалъ презрѣнія. Зато владѣніе оружіемъ, дѣйствительно, доведено было у нихъ до совершенства. Спеціально для мечей приготовлялась у нихъ удивительная сталь, и самурай гордился тѣмъ, что онъ можетъ своимъ мечемъ перерубить сразу три трупа, положенные другъ на друга. «Мечъ — душа самурая», говоритъ старая японская пословица. Съ дѣтства упражнялись они въ военныхъ пріемахъ и воспитывали въ себѣ храбрость и рѣшительность. Въ военномъ отношеніи самураи были идеальные воины. Они и въ настоящее время составляютъ основу японскаго войска. Офицерство сплошь состоитъ изъ бывшихъ самураевъ, да и среди солдатъ при всеобщей воинской повинности попадается очень много потомковъ прежнихъ благородныхъ рыцарей.

Въ эпоху расцвѣта феодализма впервые произошло обособленіе военнаго сословія. Первоначально всякій земледѣлецъ по требованію микадо или намѣстника долженъ былъ становиться воиномъ. Теперь же война и подготовка къ ней стала поглощать столько времени, что уже перестала совмѣщаться съ какими бы то ни было другими занятіями. Обработка земли, торговля, умственныя занятія — все это считалось ниже достоинства самурая. Въ родовомъ смыслѣ самураями назывались всѣ носящіе оружіе, т.-е. и дайміосы, въ томъ числѣ; самурай соотвѣтствуетъ рыцарю въ Европѣ. При такихъ условіяхъ культура страны не могла сколько-нибудь значительно развиваться Единственными очагами просвѣщенія оставались буддійскіе храмы и монастыри. За исключеніемъ ихъ, вся страна превратилась въ сѣть вооруженныхъ лагерей, а населеніе распалось на крѣпостныхъ земледѣльцевъ и, жившихъ на ихъ счетъ и воюющихъ между собой, рыцарей-самураевъ.

Нельзя не упомянуть, что при всѣхъ своихъ отрицательныхъ сторонахъ феодализмъ создалъ изъ Японіи свою особую, часто очень возвышенную, «рыцарскую» мораль. Понятіе о долгѣ, вѣрности и чести достигло тамъ крайней степени своего развитія, конечно, въ высшемъ военномъ сословіи. За честь всякій самурай готовъ былъ положить жизнь. Оскорбленіе чести смывалось только кровью. Вѣрность своему роду и своему дайміосу ставилась выше всѣхъ остальныхъ добродѣтелей. Общее презрѣніе обрушивалось на тѣхъ, кто рѣшался измѣнить ей ради какихъ-нибудь корыстныхъ разсчетовъ. Если кто-нибудь изъ самураевъ добровольно переходилъ къ болѣе богатому дайміосу, всѣ его прежніе товарищи отвертывались отъ него и считали унизительнымъ всякое общеніе съ нимъ. Особенно низкой считалась измѣна въ ту минуту, когда весь родъ испытывать какое-нибудь бѣдствіе. Своеобразное военное братство связывало между собою всѣхъ самураевъ одного рода. За оскорбленіе одного возставали всѣ; если оскорбленнымъ былъ представитель рода — дайміосъ, каждый самурай готовъ былъ положить свою жизнь для возстановленія его чести. При обиліи поводовъ для разнаго рода столкновеній они происходили постоянно, и почти не бывало момента, чтобы въ той или другой части страны не раздавался звонъ оружія. Въ мирные промежутки самураи проводили время въ военныхъ упражненіяхъ и играхъ. Старшіе учили младшихъ владѣть оружіемъ и соперничали другъ съ другомъ въ разныхъ военныхъ пріемахъ. Иногда эти военныя игры обставлялись очень торжественно — происходило нѣчто подобное рыцарскимъ турнирамъ въ Европѣ, съ тою только разницею, что самураи упражнялись обыкновенно пѣшіе. Порой они такъ увлекались борьбой, что наносили другъ другу серьезныя раны, или даже одинъ изъ соперниковъ оставался мертвымъ на аренѣ состязаній. Поединки между самураями тоже не были тамъ рѣдкостью. При повышенномъ представленіи о чести, малѣйшее нарушеніе выработавшагося тамъ постепенно сложнаго феодальнаго этикета считалось оскорбленіемъ и вело къ поединку, нерѣдко имѣвшему смертельный исходъ. Сходство японскаго рыцарства съ европейскимъ сказалось еще въ одномъ явленіи, развившемся на его почвѣ. Тамъ, какъ и въ Европѣ, въ періодъ расцвѣта рыцарства стали появляться странствующіе рыцари. То тутъ, то тамъ изъ среды самураевъ выдѣлялись личности съ болѣе высокими нравственными требованіями, съ болѣе тонкимъ нравственнымъ чувствомъ, — царившая кругомъ неправда, угнетеніе слабыхъ сильными глубоко оскорбляли ихъ, и они рѣшали посвятить свои силы защитѣ слабыхъ и борьбѣ съ насиліемъ. Они выходили изъ своего рода, — самурай не былъ прикрѣпленъ къ дайміосу, договоръ ихъ былъ расторжимъ, — и отправлялись странствовать по свѣту. Съ выходомъ изъ рода они теряли все, что имѣли, и землю, и содержаніе, но это не пугало ихъ, — бѣдные, часто полуголодные, но съ неизмѣнными двумя мечами у пояса, скитались они по дорогамъ, вступая во всякую борьбу, которая казалась имъ законной, заступаясь за всякаго, кто казался имъ несправедливо обиженнымъ. Въ японскихъ историческихъ романахъ можно встрѣтить не одинъ типъ этихъ японскихъ Донъ-Кихотовъ, всегда нѣсколько наивныхъ, но всегда высоко благородныхъ и безукоризненно чистыхъ.

Впослѣдствіи въ эпоху разложенія феодализма эти странствующіе самураи-«ронины», какъ ихъ называли, сильно измѣнили свой первоначальный характеръ, какъ и всѣ самураи вообще. Очень часто изъ. защитниковъ слабыхъ они превращались въ настоящій бичъ населенія, — въ вооруженныхъ бродягъ, грабившихъ мирныхъ жителей.

Но и въ блестящую эпоху рыцарства «ронины» эти являлись, конечно, только свѣтлыни исключеніями на мрачномъ фонѣ средневѣковой японской жизни. Правиломъ была безпощадная война всѣхъ противъ всѣхъ. Роды соперничали между собой, усиливались за счетъ сосѣдей и снова падали, не выдерживая постоянной напряженной самообороны. То одинъ, то другой родъ выплывалъ на поверхность и временно заставлялъ всѣхъ признавать свое главенство.

7.

Въ началѣ ХИ вѣка двумъ родамъ удалось достичь наибольшаго могущества — роду Таира и Минамото. Между ними, конечно, возникло жестокое соперничество, очень скоро перешедшее въ открытую войну. Долгіе годы длились кровопролитныя стычки, пока, наконецъ, Минамото совершенно обезсилѣли, предводитель ихъ былъ убитъ въ битвѣ, а войско разсѣяно. Побѣдители завладѣли ихъ землями, изгнали вассальныхъ землевладѣльцевъ и между, прочимъ, захватили въ плѣнъ мать жены павшаго дайміоса. Женѣ его съ тремя маленькими сыновьями удалось бѣжать и скрыться. Но когда она узнала, что мать ея въ плѣну, въ ней поднялась сильнѣйшая борьба между дочернимъ и материнскимъ долгомъ. Ради дѣтей она должна была спасаться и прятать ихъ отъ рукъ безжалостнаго врага, но чувство дочери побуждало ее вернуться спасать мать. Наконецъ, она рѣшила попытаться достичь того и другого. Она снова пустилась въ путь со всѣми дѣтьми и пошла прямо во дворецъ къ своему врагу Кіимори. Единственной ея защитой должна была быть ея красота. Разсчетъ ея оказался вѣренъ, Кіимори не могъ устоять противъ слезъ прекрасной женщины. Онъ отпустилъ на свободу ея мать и обѣщалъ пощадить ея дѣтей, подъ условіемъ, чтобы она согласилась стать его наложницей. Токива принесла эту жертву своимъ сыновьямъ, и Кіимори отослалъ ихъ всѣхъ въ разные буддійскіе монастыри. Старшій изъ нихъ былъ Іоритомо, будущій возстановитель чести и могущества рода Минамото. Второй — Йошитсуне — одинъ изъ любимыхъ народныхъ героевъ Японіи. Монахи, воспитавшіе ихъ, получили предписаніе употребить всѣ усилія, чтобы посвятить ихъ тоже въ монашескій санъ. Но мальчики не проявляли наклонности къ этому. Когда второму — Йошитсуне — исполнилось 16 лѣтъ, онъ убѣжалъ Изъ монастыря, отправился тайно по прежнимъ вассаламъ своего отца — напомнить имъ ихъ клятвы. Заручившись ихъ поддержкой, онъ явился въ убѣжище, къ старшему брату и предложилъ ему возобновить борьбу за честь своего рода. Іоритомо согласился, они собрали войско, и старшій братъ сейчасъ же выступилъ въ походъ. Но предводитель былъ еще неопытенъ и войско незначительно. Многіе изъ прежнихъ самураевъ Минамото не присоединились къ нему, такъ какъ не вѣрили въ успѣхъ его предпріятія. Въ первой же рѣшительной битвѣ онъ былъ разбитъ на голову и самъ спасся только благодаря находчивости одного своего тайнаго сторонника. Убѣгая отъ побѣдителей, онъ спрятался въ дуплѣ одного громаднаго дерева. Преданный за нимъ воинъ оказался прежнимъ самураемъ его отца. Онъ подбѣжалъ къ дереву, замѣтилъ въ немъ сына своего господина, ткнулъ мечомъ въ дупло такъ, чтобъ не повредятъ его, и крикнулъ, что въ дуплѣ только пауки ткутъ свою паутину, да птицы охотятся за ними. Въ отвѣтъ на это изъ отверстія, дѣйствительно, выпорхнули два голубя. Воины Таира удалились, и Іоритоно былъ спасенъ. Съ этихъ поръ родъ Минаното не употреблялъ въ пищу голубей.

Іоритоно снова принялся собирать своихъ сторонниковъ. Йопштсуне въ это время былъ на сѣверѣ и вернулся оттуда съ большимъ войскомъ. Силы Минаното все росли и постепенно перевѣсъ сталъ клониться на ихъ сторону. Въ это время старый вождь Таира — Кінмори умеръ. Его послѣдними словами были: «Я жалѣю только о томъ, что не видѣлъ головы вождя Минаното — Іоритомо. Когда я умру, не молитесь Буддѣ и не читайте священныхъ книгъ. Срубите голову Іоритомо и положите ее на мою могилу».

Сынъ Кінмори — Мунемори сталъ терпѣть одно пораженіе за другимъ. Наконецъ, ему удалось собрать значительное войско и укрѣпиться въ столицѣ Японія — Кіото. Іоритомо послалъ противъ него своего брата Йошитсуне, и тамъ между двумя войсками произошла послѣдняя битва (въ 1189 г.). Мунемори былъ взятъ въ плѣнъ и обезглавленъ на могилѣ своего отца, ближайшіе его родственники перебиты, а всѣ вассалы рода Таира подверглись^ изгнанію и и разграбленію. Во время битвы у Кіото, микадо, въ то время семилѣтній мальчикъ, тоже погибъ. По преданію его жатъ утопилась вмѣстѣ съ нимъ въ норѣ, чтобъ не дать побѣдителямъ завладѣть имъ. Она сама происходила изъ рода Таира и не могла пережить его пораженія. Неограниченная власть находилась теперь въ рукахъ Іоритоно. Прежде всего онъ посадилъ на престолъ того изъ родственниковъ прежняго микадо, который стоялъ въ этой борьбѣ на сторонѣ рода Минаното. Самъ онъ остался жить въ прежней резиденція своего рода — Камакурѣ. Do преданію въ самомъ началѣ своего фактическаго господства надъ страной онъ запятналъ себя низкой местью брату. Когда Йошитсуне покорилъ Кіото и возвращался въ Камакуру съ побѣдоноснымъ войскомъ, братомъ его овладѣла зависть къ его побѣдамъ и страхъ передъ его растущей славой. Онъ послалъ сказать ему, чтобы онъ не шелъ въ Камакуру, сдалъ посланному всѣ трофеи и ждалъ его приказаній въ монастырѣ въ Еношимѣ. Йошитсуне, глубоко оскорбленный такой встрѣчей, написалъ брату письмо, въ которомъ доказывалъ, какъ тотъ неправъ въ своихъ подозрѣніяхъ, и какъ онъ всегда и во всемъ руководился только вѣрностью долгу и честью рода. Но объясненія не повели ни къ чему. Іоритомо приказалъ ему оставаться въ заточеніе. Его уединеніе тамъ раздѣлялъ только его старый слуга и вѣрный другъ изъ союзнаго рода Фудживара — Хидехира. Но вскорѣ Хидехира умеръ, а сынъ его, желая заслужить милость Іоритомо, предательски умертвилъ друга своего отца.

Вѣсть о смерти Йошитсуне произвела сильное впечатлѣніе среди населенія, и Іоритомо, чтобы отклонить отъ себя подозрѣніе, долженъ былъ примѣрно наказать своего черезчуръ усерднаго приверженца.

Но народъ не могъ примириться съ ранней смертью своего любимца, и имя Йошитсуне воскресаетъ во множествѣ легендъ. По одному изъ преданій Йошитсуне переправился на азіатскій материкъ и впослѣдствіи покорилъ всю Азію подъ именемъ Чингисъ-хана.

Восторжествовавъ надъ своими врагами и избавившись отъ опаснаго соперничества брата, Іоритомо рѣшилъ упрочить положеніе свое и своего рода. Въ 1192 году онъ принудилъ микадо дать ему титулъ Сеи-таи-шогуна (побѣждающаго враговъ генерала). Съ этихъ поръ шогунъ^[11] неизмѣнно стоитъ рядомъ съ микадо, а фактически вся власть микадо переходить въ сущности въ его руки. Изъ военнаго генерала и перваго министра онъ постепенно превращается въ главу правительства, оставляя на долю микадо только внѣшнія почести и ореолъ божественнаго происхожденія. Власть шогуна растетъ вмѣстѣ съ усиленіемъ центральной власти вообще и ко времени упадка феодализма онъ является реальнымъ правителемъ страны, хотя микадо никогда не перестаютъ номинально царствовать, и всѣ распоряженія верховной власти неизмѣнно дѣлаются именемъ микадо.

Присвоивъ себѣ званіе шогуна, Іоритомо рѣшилъ, не теряя времени, обезпечить гегемонію своего рода надъ остальными родами. До сихъ поръ мы видѣли, что слагавшійся естественнымъ путемъ феодальный строй Японіи вылился въ многоголовое феодальное общество, т.-е. феодальные мірки, состоявшіе изъ іерархіи вассальныхъ земель, имѣли во главѣ своей совершенно независимый земельный участокъ шойенъ, соотвѣтствующій аллоду въ западной Европѣ. Теперь Іоритомо припомнилъ прежній законъ, по которому вся земля составляла собственность микадо и, пользуясь превосходствомъ своихъ силъ, объявилъ всѣхъ дайміосовъ ленниками престола, главою же ихъ объявилъ представителя микадо — шогуна, т.-е. въ данный моментъ самого себя. Онъ не стремился, такимъ образомъ, вступить въ борьбу съ феодальнымъ строемъ и уничтожить его, онъ только далъ ему его естественное завершеніе — довелъ до конца феодальную лѣстницу. Изъ многоголоваго феодализмъ сталъ теперь одноголовымъ. Во главѣ его стоялъ всеобщій сеньоръ — шогунъ; далѣе шли его ленники — дайміосы, далѣе ихъ вассалы, и вассалы ихъ вассаловъ — самураи и, наконецъ" въ самомъ низу — крѣпостная масса населенія. Въ качествѣ всеобщаго сеньора шогунъ получилъ право верховнаго суда надъ дайміосами. Въ случаѣ ссоръ между собой, они должны были обращаться къ нему за разборомъ и безусловно подчиняться его рѣшенію. Іоритомо не былъ основателемъ феодализма, какъ считаютъ нѣкоторые авторы, онъ былъ только его завершителемъ. И даже болѣе, приведя феодальную систему къ одному центру, онъ тѣмъ самымъ проложилъ путь ея будущему паденію. Паденіе это наступило еще очень не скоро, только черезъ два вѣка, но первый шагъ къ нему все-таки былъ сдѣланъ Іоритомо въ началѣ XIII вѣка.

Конечно, Іоритомо могъ поддерживать свое господствующее положеніе только силою оружія и своего личнаго авторитета; его потомки очень скоро утратили обаяніе его власти и выпустили изъ своихъ рукъ званіе шогуна. Но самый титулъ шогуна, какъ леннаго сеньора, продолжалъ существовать и служилъ вѣчнымъ яблокомъ раздора между наиболѣе могущественными родами.

Уже въ концѣ того же XIII вѣка шогунатъ переходить въ родъ Ходжо. Во время господства рода Ходжо Японіи угрожала громадная опасность монгольскаго нашествія. Въ Китаѣ въ это время водворилась монгольская династія, и основатель ея Кублай-ханъ, подчинивъ, себѣ Корею, задумалъ овладѣть и Японіей. Сначала онъ посылалъ туда пословъ съ предложеніемъ признать его верховную власть и выплачивать ему дань. Но когда предложеніе это было съ негодованіемъ отвергнуто шогуномъ, онъ снарядилъ большой военный флотъ и отправилъ его на Японію (въ 1281 г.). Въ Японіи это нашествіе вызвало сильный подъемъ національнаго чувства. Всѣ дайміосы наперерывъ посылали свои войска, и подъ предводительствомъ шогуна собралась стотысячная армія. Она была посажена на корабли и отправлена навстрѣчу китайскому флоту. У одного изъ острововъ между Японіей и Кореей произошло столкновеніе, и японцы одержали рѣшительную побѣду. Налетѣвшій тифонъ разсѣялъ остатки непріятельскаго флота, и попытка нашествія на Японію окончилась полной неудачей.

Но воскресшее на одинъ моментъ сознаніе національнаго единства заглохло также быстро, какъ и разгорѣлось. Снова начались раздоры феодальныхъ родовъ, еще болѣе непримиримые, чѣмъ раньше. XIV и XV вѣка считаются самымъ смутнымъ и кровопролитнымъ періодомъ японской исторіи. Власть шогуна переходитъ изъ одного рода въ другой и не можетъ сдержать столкновеній отдѣльныхъ родовъ. Даже императорская власть становится игрушкою въ рукахъ возвысившихся родовъ. Неугодные всесильнымъ шогунамъ микадо принуждаются къ отреченію отъ престола, наслѣдники объявляются по ихъ указанію. Бывали моменты, когда кромѣ царствовавшаго микадо въ живыхъ бывало по два и даже по три эксъ-микадо. Въ XIV вѣкѣ между двумя претендентами на престолъ вспыхнула настоящая война, продолжавшаяся болѣе полувѣка съ 1326—1392 гг. Въ сущности это была, конечно, война не между самими претендентами, а между выставлявшими ихъ могущественными родами — между начинавшимъ падать родомъ Ходжо и возвышавшимся родомъ Ашикага. Эта продолжительная междоусобная война получила въ Японіи названіе, напоминающее войну алой и бѣлой розы въ Англіи, — война красной и бѣлой хризантемъ. Хризантема — цвѣтокъ императорскаго герба, одинъ изъ претендентовъ избралъ себѣ красный, а другой бѣлый цвѣтъ.

Въ этой войнѣ, переполненной драматическими эпизодами — геройскими подвигами и низкими измѣнами, прославились особенно два героя — Нитга Йошисада и Кузуноки Масашиге. Оба они были въ войскахъ Ходжо и болѣе законнаго претендента, и оба въ концѣ концовъ были побѣждены болѣе многочисленными противниками. Несмотря на это, имена ихъ до сихъ поръ пользуются большимъ почтеніемъ въ Японіи. Нитта Йошисада считалъ своимъ долгомъ сражаться за то дѣло, которое представлялось ему правымъ, и въ то же время страдалъ при мысли, какія бѣдствія испытываетъ отъ вѣчныхъ войнъ его родина. Однажды, когда онъ со своимъ войскомъ встрѣтился съ арміей Ашикага, онъ вышелъ впередъ и сказалъ предводителю непріятелей: «Долго длится война въ странѣ. Началась она соперничествомъ двухъ микадо, но исходъ ея теперь зависитъ отъ васъ и отъ меня. Вмѣсто того, чтобы губить милліоны народа, кончимъ ее поединкомъ между вами и мной». Но предводитель Ашикага не рѣшился на такой героическій выходъ. Войска вступили въ бой, и войско Нитты было разбито болѣе многочисленными непріятелями. Самъ онъ, чтобы избѣжать позора, не только совершилъ надъ собой хара-кири, но еще предварительно изувѣчилъ себѣ лицо, чтобы не быть узнаннымъ врагами.

Кузуноки Масашиге былъ послѣднимъ предводителемъ силъ законнаго императора. Онъ отдалъ все свое состояніе, всѣ силы и всѣ дарованія правому въ его глазахъ дѣлу. Не отступая ни передъ чѣмъ, не впадая въ уныніе, онъ боролся до послѣдней возможности, до тѣхъ поръ, пока всѣ попытки остановить побѣдоносное движеніе Ашикага, были испробованы, пока всѣ войска Ходжо были разбиты. И тутъ еще онъ продолжалъ биться за свой страхъ съ небольшой горстью приверженцевъ. И только когда онъ и въ этотъразъ потерпѣлъ пораженіе, онъ уже не смогъ пережить позора и также совершилъ надъ собой харакири. Шестьдесятъ его преданныхъ друзей покончили съ собой вмѣстѣ съ нимъ. Масашиге считается однимъ изъ самыхъ благородныхъ примѣровъ беззавѣтной преданности долгу въ японской исторіи. Съ его смертью дѣло Ходжо было окончательно проиграно. На престолѣ въ Кіото былъ посаженъ второй претендентъ, а шогунатъ окончательно укрѣпился за родомъ Ашикага. Онъ уже не выходилъ болѣе изъ ихъ рукъ до половины XVI вѣка, т.-е. въ теченіе вѣковъ.

Періодъ господства рода Апгакага можно считать періодомъ полнаго расцвѣта феодализма. Всѣ его характерныя черты достигли полнаго выраженія и вмѣстѣ съ тѣмъ стали развиваться явленія, сыгравшія впослѣдствіи роль при его паденіи.

8.

Обычная форма феодальныхъ поселеній въ то время представляла собой замокъ дайміоса и его ближайшихъ самураевъ, окруженныхъ поселеніемъ крѣпостныхъ, воздѣлывавшихъ его земли. Въ отличіе отъ европейскихъ замковъ японскіе никогда не окружались стѣнами. Ихъ живой оградой должны были служить окружавшія ихъ жилища подданныхъ. Изъ этихъ поселеній и развились впослѣдствіе почти всѣ японскіе города. Долгое время они были резиденціями помѣстныхъ владѣльцевъ. Съ теченіемъ времени изъ среды крѣпостной массы, жившей вокругъ помѣщика, стали выдѣляться люди, занимавшіеся кромѣ земледѣлія тѣмъ или другимъ ремесломъ. Растущія потребности феодальной знати вызывали все большую спеціализацію этихъ ремеслъ и мало-по-малу люди, занимающіеся ими, были освобождены отъ обязанности воздѣлывать землю и стали заниматься исключительно тѣмъ или другимъ видомъ промышленнаго труда. Но, избавляясь отъ обязанности обрабатывать земли помѣщика, ремесленники не избавлялись, конечно, отъ крѣпостной зависимости. Впрочемъ, дайміосы особенно въ началѣ не притѣсняли ремесленниковъ. Они готовы были, наоборотъ, оказывать имъ всякія льготы за то, чтобы пользоваться результатами ихъ труда. Сначала, когда промышленность была еще на первой стадіи развитія, каждая феодальная ячейка удовлетворяла себя, и торговля между ними почти не существовало. Въ то время ремесленники платили сеньорамъ подати непосредственно своими произведеніями. Но съ развитіемъ промышленности стала возникать и торговля, и вмѣстѣ съ этимъ дайміосы стали налагать извѣстный оброкъ на право занятія тѣмъ или другимъ ремесломъ или торговлей.

Дальнѣйшимъ шагомъ въ жизни такихъ крѣпостныхъ городовъ было основаніе ремесленныхъ гильдій ига «tfa». Первоначальная цѣль устройства этихъ «да» была чисто фискальная, только не общегосударственная, а мѣстная, шойенная. Дайміосу неудобно было имѣть дѣло съ каждымъ ремесленникомъ въ отдѣльности. Онъ предпочиталъ назначать извѣстный оброкъ со всѣхъ, занимающихся даннымъ ремесломъ. Но для того, чтобы этотъ оброкъ могъ собираться, необходимо было всѣмъ работающимъ, въ данной отрасли составить одну корпорацію или гильдію. Гильдія съ своей стороны требовала немедленно нѣкоторыхъ гарантій. Важнѣе всего для нея было, чтобы никто, не принадлежащій къ гильдіи, не могъ заниматься даннымъ ремесломъ въ данной мѣстности. Для нея это было очень существенно, такъ какъ такой единичный ремесленникъ былъ бы поставленъ въ болѣе выгодныя условія, сравнительно съ членами гильдіи, не платя никакого оброка. Сеньоръ охотно давалъ такую гарантію, такъ какъ это совпадало и съ его интересами.

Постепенно во всѣхъ городахъ выдѣлился рядъ замкнутыхъ гильдій, съ самыми строгими обычаями, опредѣляющими ихъ права и обязанности и подкрѣпленными силою оружія феодала. Въ XIV и XV вѣкѣ, ко времени шогуната рода Ашикага гильдейскіе обычаи настолько выработались, что они были превращены въ общеобязательные законы, изданные шогуномъ, какъ общимъ леннымъ сеньоромъ. Число членовъ каждой мѣстной гильдіи было строго опредѣлено, также какъ и платимый каждымъ оброкъ, а за тайное занятіе нѣкоторыми, особенно привилегированными, ремеслами полагалась смертная казнь. Участіе въ гильдіи переходило по наслѣдству и его запрещалось перепродавать постороннимъ. Впрочемъ, случаи продажи своего права все-таки бывали довольно часто.

Постепенно ремесленники и торговцы стали преобладающимъ населеніемъ городовъ. Земледѣльцы оттѣснены были къ окраинамъ или выселялись совсѣмъ, ближе къ своимъ участкамъ. Города пріобрѣтали, главнымъ образомъ, промышленный и торговый характеръ. Въ нѣкоторыхъ изъ нихъ, особенно приморскихъ, значительно развилась торговля, и не только внутренняя, но даже и внѣшняя — съ Кореей и Китаемъ. Тѣмъ не менѣе города эти считались крѣпостными владѣніями дайміосовъ и управлялись непосредственно ими или кѣмъ-нибудь изъ ихъ вассаловъ. Нѣсколько иначе развивались города на территоріи шогуна. Они возникли позднѣе, не переживали совсѣмъ земледѣльческаго періода, сразу стали промышленными центрами и обладали значительно большей самостоятельностью.

Дальнѣйшее развитіе городовъ тѣсно связано съ эволюціей, происходившей въ XIV и XV вѣкахъ внутри самого феодальнаго строя.

Достигнувъ полнаго расцвѣта къ XIII вѣку, онъ сталъ роковымъ образомъ самъ себя подтачивать. Война, составлявшая его душу, должна была погубить его.

Постоянныя столкновенія между отдѣльными родами страшно ослабляли ихъ и разоряли населеніе. Отношеніе между военной и земледѣльческой частью населенія каждаго феода постепенно сильно измѣнилось. Непроизводительное военное сословіе непропорціонально разросталось, и содержаніе его ложилось непосильнымъ бременемъ на крѣпостныхъ земледѣльцевъ. Дайміосъ не могъ уже теперь, какъ прежде, довольствоваться небольшой дружиной изъ своихъ вассаловъ, имѣвшихъ собственные участки и бравшихся за оружіе по его приказанію. Роду, который хотѣлъ возвыситься надъ другими, нужны были большія массы войскъ. Конечно, всѣ эти солдаты не могли быть земледѣльцами, для нихъ не хватило бы никакихъ земель. Они просто содержались на счетъ доходовъ самого дайміоса и составляли его постоянное войско. Въ составъ этого войска входили самые разнообразные элементы: и младшіе сыновья горожанъ, не имѣвшіе доступа въ гильдію, и окончательно разорившіеся крѣпостные съ собственныхъ земель, и бѣглые изъ другихъ владѣній. Конечно, эти воины новой формаціи не были уже прежними рыцарями-самураями, хотя они продолжали носить названіе самурая и имѣли два традиціонныхъ меча у пояса. Они не выпивали общей чаши съ дайміосомъ и не входили въ составъ рыцарскаго братства, они какъ бы не принадлежали къ самому роду, а только были у него на службѣ. Содержаніе этого войска стоило очень дорого, а между тѣмъ доходы дайміосовъ увеличивались туго. При постоянныхъ войнахъ, населеніе страшно страдало, непріятельскіе солдаты безъ зазрѣнія совѣсти грабили его, часто цѣлыя селенія опустошались, и поля стояли невоздѣланныя. Единственнымъ крупнымъ источникомъ дохода были города и особенно купцы. Постоянно нуждавшіеся въ деньгахъ дайміосы часто попадали въ настоящую зависимость отъ нихъ. Чтобы получатъ съ нихъ деньги, дайміосы готовы были давать имъ какія угодно привилегіи и всячески поощряли ихъ начавшуюся внѣшнюю торговлю съ Кореей и Китаемъ.

Благодаря этимъ привилегіямъ, города стали быстро расти и богатѣть. Но вмѣстѣ съ этимъ они, конечно, пріобрѣтали значительную самостоятельность и постепенно освобождались отъ подчиненія дайміосу. Желая создать изъ нихъ постоянный источникъ дохода, феодалы незамѣтно для себя дали имъ развиться настолько, что они стали опасны для нихъ самихъ. Рядомъ съ феодалами появилась новая сила, съ которой имъ приходилось считаться и которую они часто не въ состояніи были держать въ повиновеніи. Эти народившіеся торговопромышленные центры — города сильно страдали отъ постоянныхъ войнъ и смутъ, царившихъ въ странѣ, отъ отсутствія какихъ-нибудь прочныхъ законовъ, регулирующихъ общественную жизнь и обезпечивающихъ личную и имущественную безопасность жителей. Отъ этого же какъ мы видѣли, страдало и сельское населеніе. Въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ сами дайміосы сознавали это и старались оградить населеніе отъ окончательнаго разоренія. Но частныя мѣры, принимаемыя ими, имѣли мало результата, такъ какъ они не могли дать главнаго — обезпечить миръ, необходимый для культурнаго развитія страны. Сами дайміосы часто не въ силахъ были отстаивать свою самостоятельность отъ болѣе сильныхъ сосѣдей. Болѣе мелкіе роды разорялись совершенно или главы ихъ должны были отдаваться въ вассальную зависимость болѣе могущественнымъ феодаламъ. Крупные, наоборотъ, страшно усиливались и превращались въ настоящихъ удѣльныхъ князей, объединявшихъ въ своихъ рукахъ громадныя земли и постоянно воевавшихъ между собой. Среди нихъ къ срединѣ XVI вѣка особенно усилился знаменитый впослѣдствіи родъ Токугава, соединившій въ своихъ рукахъ до трети всей территоріи Японіи.

Такимъ образомъ, объединенный по мысли Іоритомо, феодальный строй распался и снова сталъ на дѣлѣ многоголовымъ. Страна болѣе чѣмъ когда-нибудь страдала отъ этого разъединенія. Но шогуны изъ рода Ашикага были совершенно безсильны совершить необходимый для страны шагъ къ объединенію. Ихъ родъ упалъ и обезсилѣлъ.

Переселившись изъ прежней резиденціи шогуновъ Камакуры въ Кіото, Ашикага перестали считаться главнокомандующими и утратили окружавшій первыхъ шогуновъ ореолъ военнаго могущества. Они соперничали въ пышности съ микадо и требовали себѣ равныхъ съ нимъ почестей. Въ концѣ концовъ они даже совсѣмъ отказали микадо въ слѣдуемыхъ ему по закону знакахъ вѣрноподданническаго почтенія. Такимъ образомъ, они, съ одной стороны, перестали внушать страхъ, а съ другой — возбудили противъ себя неудовольствіе недостаткомъ видимаго уваженія къ источнику власти микадо.

Въ половинѣ XVI вѣка они держались болѣе по инерціи и нужно было только обладать нѣкоторою предпріимчивостью, чтобы лишить ихъ власти. Такая предпріимчивость досталась въ удѣлъ Оты Набунаги, перваго изъ трехъ крупныхъ историческихъ дѣятелей Японіи второй половины XVI вѣка. Эти три человѣка — Набунага, Хидейопш и Іеязу сыграли большую роль въ исторіи Японіи. Они прекратили, наконецъ, истощавшія ея междоусобицы и положили начало тому порядку вещей, который длился до самой революція 1868 года.

9.

Ота Набунага велъ свое происхожденіе отъ стариннаго рода Таира разбитаго нѣкогда Іоритомой. Къ началу XVI вѣка одна его вѣтвь, Ота, снова усилилась, пріобрѣла значительныя земли въ центрѣ Японіи, и стала соперничать съ другими могущественными родами. Въ срединѣ XVI вѣка, глаза ея, Набунага, сблизился съ шогуномъ и получилъ званіе полководца. Но скоро между обоими возникли несогласія. Набунага, пользуясь преданностью войскъ, арестовалъ внезапно прежняго шогуна, низложилъ его и объявилъ самое званіе шогуна уничтоженнымъ (1564 г.) Все это произошло такъ быстро, что микадо узналъ объ этомъ только poet factum; Понятно, что при такихъ условіяхъ уничтоженіе должности шогунауне вернуло микадо реальной власти. Въ дѣйствительности она просто перешла къ Набунага, хотя онъ принялъ только званіе наи-даи-джина, т.-е. перваго министра.

Набунага отличался большой энергіей и выдающимися военными талантами. Устранивъ шогуна, онъ немедленно принялся за успокоеніе страны. Онъ напомнилъ дайміосамъ о ихъ зависимости отъ микадо и напомнилъ самымъ дѣйствительнымъ способомъ — съ оружіемъ въ рукахъ. Тамъ, гдѣ вспыхивали раздоры, и феодалы отказывались подчиниться верховному суду правительства, являлся Набунага съ войскомъ, и мечомъ водворялъ миръ. Въ нѣсколько лѣтъ онъ усмирилъ почти всѣхъ непокорныхъ феодаловъ и заставилъ ихъ положить оружіе. Но самую непримиримую борьбу онъ велъ съ буддійскими монастырями.

Мы упоминали уже, что буддійскіе монастыри одними изъ первыхъ стали пріобрѣтать частную земельную собственность. Постепенно изъ пожертвованій благочестивыхъ микадо и частныхъ лицъ у нихъ составились очень значительныя земельныя угодья, въ которыхъ духовныя лица пользовались всѣми сеньорьяльными правами. Однимъ словомъ. они превратились въ такихъ же феодальныхъ владѣльцевъ, какъ и дайніосы, и ни мало не отставали отъ нихъ въ воинственныхъ нравахъ. Въ этомъ отношеніи исторія буддизма представляетъ значительныя аналогіи съ исторіей католической церкви въ Европѣ. Буддійское духовенство, также какъ и католическое, не желало ограничиться одной духовной областью, и также стремилось къ свѣтской власти, явившейся и тутъ источникомъ громадныхъ злоупотребленій. Въ довершеніе аналогіи въ XIV и XV вв. среди японскихъ буддистовъ возникло сильное реформаторское теченіе. Появилось нѣсколько новыхъ сектъ, и нѣкоторыя изъ нихъ стояли не исключительно на религіозной почвѣ. Самыя популярныя изъ нихъ, секты Шинъ и Ничиренъ, носили даже до нѣкоторой степени революціонный характеръ. Между этими сектами и приверженцами стараго ортодоксальнаго буддизма шла жаркая борьба. Очень часто изъ области преній борьба эта переходила въ область кулачной расправы, и земли тѣхъ или другихъ монастырей становились ареною кровавыхъ столкновеній. Къ началу XVI вѣка эти религіозныя распри достигли своего апогея. Явилось нѣсколько религіозныхъ центровъ, привлекавшихъ къ себѣ массы народа и служившихъ очагами постоянныхъ волненій.

Набунага рѣшилъ покончить со всѣмъ этимъ. Самъ онъ получилъ воспитаніе въ шинтоистскомъ монастырѣ и въ немъ съ дѣтства укоренилась ненависть и презрѣніе къ буддійскимъ монахамъ, безъ различія направленій. Секты, какъ различныя теченія религіозной мысли, мало интересовали его, онъ смотрѣлъ на нихъ главнымъ образомъ какъ на источникъ смутъ. Больше же всего онъ вооружался противъ свѣтской власти монастырей, и ортодоксальныхъ, и перешедшихъ въ сектантство. Для того, чтобы положить конецъ всему этому, онъ рѣшилъ уничтожить нѣсколько особенно могущественныхъ монастырей. Прежде всего онъ отправился къ острову Бива, гдѣ былъ монастырь секты Шинъ, привлекавшій къ себѣ десятки тысячъ богомольцевъ.

У подножія горы онъ остановился и приказалъ своимъ генераламъ сжечь монастырь. Тѣ сначала были смущены такимъ приказаніемъ и отказывались повиноваться. Тогда Набунага сказалъ имъ цѣлую рѣчь, доказывая, что отъ этихъ монастырей исходитъ главная смута въ странѣ. Сами монахи только пьютъ и ѣдятъ, обирая легковѣрныхъ людей и нарушаютъ даже собственные уставы, а своихъ поклонниковъ возбуждаютъ къ неповиновенію. Поэтому на нихъ надо смотрѣть, какъ на мятежниковъ и поступать съ ними также, какъ онъ поступалъ съ непокорными дайміосами.

Убѣжденные его краснорѣчіемъ, генералы не протестовали болѣе, и монастырь былъ уничтоженъ. Множество монаховъ было перебито при этомъ, а земли ихъ отобраны въ казну. Такая же участь постигла и другой монастырь, принадлежавшій сектѣ Ничиренъ. Вообще, могуществу буддійскихъ монастырей Набунага нанесъ сильный ударъ, отъ котораго они долго не могли оправиться.

Въ противовѣсъ буддистамъ Набунага оказывалъ большое покровительство христіанамъ, незадолго передъ тѣмъ впервые появившимся въ Японія. Вся исторія христіанства въ Японіи занимаетъ менѣе одного столѣтія, мы остановимся на ней теперь, чтобы не возвращаться къ ней въ нѣсколько пріемовъ.

Первымъ христіанскимъ миссіонеромъ въ Японіи былъ іезуитскій патеръ Францискъ Ксаверій, причисленный позднѣе за свою миссіонерскую дѣятельность къ лику святыхъ. Онъ проповѣдывалъ сначала въ Китаѣ, а потомъ, послѣ вторичнаго путешествія Пинто въ Японію, отправился туда съ двумя обращенными имъ ранѣе японцами. Въ Японіи онъ прожилъ всего два года, съ 1649 по 1651 годъ, и въ этотъ небольшой періодъ достигъ-тамъ громадныхъ результатовъ. Вокругъ него образовалась цѣлая японская паства. Ходили разсказы, что онъ совершаетъ чудеса, и любопытные стекались къ нему со всего юга Японіи. Послѣ его отъѣзда и смерти въ 1661 году, дѣло христіанской проповѣди шло также успѣшно. Къ концу XVI вѣка новообращенные считались уже десятками и сотнями тысячъ. Наиболѣе осторожные историки опредѣляютъ максимальное количество христіанъ въ ту эпоху въ 600.000, большинство же полагаетъ, что ихъ было болѣе милліона.

Такой громадный успѣхъ христіанства или, лучше сказать, католицизма на первыхъ порахъ объясняется, конечно, различными причинами. Мы уже говорили, что въ ту эпоху въ Японіи началось вообще сильное религіозное броженіе, и внутри буддизма образовались различныя секты. Новая религія, окруженная еще большимъ блескомъ и пышностью, чѣмъ буддизмъ, сильно дѣйствовала на впечатлительныхъ японцевъ. Обѣщаніе непосредственной загробной награды выгодно отличало въ ихъ глазахъ новую вѣру отъ буддизма съ его безконечнымъ рядомъ существованій. Іезуитскій орденъ, организовавшій первую японскую миссію, не щадилъ средствъ для ея процвѣтанія. Значительныя суммы, какими располагали проповѣдники новой религіи тоже не остались безъ вліянія на судьбу ихъ проповѣди. Вѣчно нуждающіеся въ деньгахъ дайжіосы чувствовали къ нимъ невольное уваженіе и охотно вступали съ ними въ болѣе тѣсныя отношенія. Ко времени возвышенія Набунаги весь островъ Кіу-Сіу былъ уже заселенъ новообращенными христіанами. Набунага увидѣлъ въ нихъ естественныхъ союниковъ противъ ненавистныхъ ему буддійскихъ бонзъ. Буддійскіе монахи казались ему главнымъ образомъ опасными своимъ вторженіемъ въ свѣтскія дѣла, своимъ растущимъ землевладѣніемъ и своими раздорами, приводившими къ вооруженнымъ столкновеніямъ между сторонниками разныхъ сектъ. Въ христіанскихъ же патерахъ онъ видѣлъ исключительно религіозныхъ миссіонеровъ, чуждыхъ всякихъ мірскихъ стремленій.

Но очень скоро новые проповѣдники заставили измѣнить первоначальное мнѣніе о себѣ; соотвѣтственно съ этимъ круто перемѣнилось и отношеніе къ нимъ, искренно дружелюбное вначалѣ. Быстрые успѣхи іезуитовъ привлекли въ Японію множество миссіонеровъ разныхъ другихъ католическихъ орденовъ — францисканцевъ, доминиканцевъ и августинцевъ. Вмѣстѣ съ стремленіемъ заполучить новыхъ овецъ въ свое стадо, они принесли съ собой тотъ духъ нетерпимости и религіознаго фанатизма, который царилъ въ ту эпоху въ Европѣ — особенно въ Испаніи, откуда пріѣзжало большинство изъ нихъ. Эта религіозная нетерпимость проявлялась не только по отношенію къ мѣстнымъ языческимъ вѣрованіямъ, но и во взаимныхъ отношеніяхъ членовъ различныхъ католическихъ орденовъ. На новой почвѣ между ними сейчасъ же разгорѣлась старая вражда, еще болѣе яростная тутъ, гдѣ дѣло шло о новообращенныхъ душахъ. Взаимныя обвиненія, угрозы, жалобы Риму, отлученія отъ церкви — весь арсеналъ выработанныхъ въ старомъ отечествѣ пріемовъ борьбы, пускался въ ходъ здѣсь къ соблазну прозелитовъ и къ большой радости буддійскихъ бонзъ.

Способы религіозной пропаганды тоже не всегда были безукоризненны. Прежде всего миссіонеры старались обыкновенно пріобрѣсти вліяніе на мѣстнаго дайміоса. Благодаря возможности не стѣсняться въ денежныхъ средствахъ имъ это по большей части легко удавалось. Если дайміосъ изъявлялъ согласіе креститься, остальное дѣлалось при его помощи самымъ упрощеннымъ способомъ. Побуждаемый своимъ духовнымъ отцомъ, а, быть можетъ, и принуждаемый имъ, дайміосъ издавалъ приказъ, повелѣвающій всѣмъ его подданнымъ принять новую вѣру, а буддистскимъ и шинтоистскимъ монахамъ — оставить его владѣнія. Нерѣдко такіе приказы подкрѣплялись еще и оружіемъ. Миссіонерамъ оставалось только пожинать обильную жатву. Вотъ нѣсколько отрывковъ изъ отчетовъ іезуитскихъ патеровъ, рисующихъ ихъ успѣхи. «Въ 1577 году лордъ (дайміосъ) острова Амакузы издалъ указъ, которымъ его подданнымъ — все равно бонзамъ или дворянамъ (самураямъ), ремесленникамъ или торговцамъ — предписывалось принять христіанство или оставить его владѣнія. Они почти всѣ подчинились и приняли крещеніе, такъ что въ короткое время въ его владѣніяхъ образовалось болѣе двадцати церквей. Богъ творитъ чудеса, чтобы укрѣпить вѣрныхъ въ ихъ вѣрѣ». Но не всегда дѣло обходилось такъ мирно. «Король Омуры (опять-таки дайміосъ, миссіонеры плохо разбирались въ политическомъ строѣ страны), сдѣлавшійся христіаниномъ въ 1562 г. объявилъ открытую войну дьяволамъ (т.-е. бонзамъ). Онъ разослалъ нѣсколько отрядовъ по своему королевству, чтобы разрушать храмы и уничтожать идоловъ, не обращая вниманія на ярость бонзъ». Дайміосъ области Бунго превратилъ въ пепелъ одинъ изъ самыхъ великолѣпныхъ буддійскихъ храмовъ и разрушилъ триста монастырей. Іезуитскій патеръ замѣчаетъ по этому поводу: «Пламенное усердіе этого принца явно доказываетъ силу его христіанской вѣры и любви»^[12].

Такого рода доказательства христіанской любви не могли, конечно, расположить населеніе къ новой вѣрѣ, которую въ началѣ оно встрѣтило очень сочувственно. Но всего больше вооружала противъ иностранцевъ вообще и противъ миссіонеровъ въ частности ихъ торговля рабами. Этотъ ужасный видъ торговли совершенно не былъ извѣстенъ до тѣхъ поръ въ Японіи. Если тамъ и существовала продажа крѣпостныхъ, то это была во всякомъ случаѣ продажа съ землей и въ предѣлахъ одной и той же страны, скорѣй перемѣна подданства, чѣмъ чѣмъ перепродажа. Европейцы, наоборотъ, широко развивали эту торговлю во всѣхъ вновь открытыхъ странахъ. Они же попытались привить ее и въ Японіи. Страна была страшно разорена въ ту пору, и доставать рабовъ не представляло особыхъ затрудненій. Всевозможные европейскіе авантюристы, нахлынувшіе туда вслѣдъ за миссіонерами и хитростью, и силою, и деньгами безъ труда овладѣвали людьми и увозили ихъ на продажу въ другія страны. Миссіонеры, если и не участвовали непосредственно въ этихъ гнусныхъ продѣлкахъ, во всякомъ случаѣ покрывали ихъ своимъ авторитетомъ.

Не мудрено, что черезъ сорокъ лѣтъ послѣ перваго появленія Франциска Ксаверія и черезъ двадцать лѣтъ послѣ Набунаги, въ 1587 г. микадо издаетъ декретъ объ изгнаніи иноземныхъ миссіонеровъ. Въ началѣ декретъ этотъ не оказалъ особеннаго вліянія. Миссіонеры, разсчитывая на свое мѣстное вліяніе и на слабость центральнаго правительства, продолжали свою дѣятельность и открыто смѣялись надъ всѣми указами микадо. Тогда противъ нихъ рѣшено было употребить болѣе крутыя мѣры. Въ 1596 г. нѣсколько францисканскихъ и іезуитскихъ патеровъ были схвачены и казнены въ Нагасаки.

Послѣ того снова наступило временное затишье, которымъ воспользовались миссіонеры для укрѣпленія своего вліянія на югѣ. Возникло даже подозрѣніе, что они замышляютъ предать Японію въ руки иноземцевъ. Встревоженный этимъ тогдашній шогунъ Іеязу рѣшился на энергичную мѣру, онъ приказалъ схватить всѣхъ христіанскихъ проповѣдниковъ, къ какому бы ордену и какой бы націи они ни принадлежали, посадить ихъ на джонки и вывезти изъ предѣловъ страны.

Всего было вывезено около 300 священниковъ, но и послѣ того оказалось, что ихъ осталось еще значительное количество и въ слѣдующемъ году онъ рѣшилъ оружіемъ разгромить главный оплотъ ихъ Осаку. По словамъ іезуитскихъ историковъ во время этого похода Іеяву погибло до 100.000 христіанъ. Съ этихъ поръ преслѣдованія христіанъ не прекращались до 1624 г., когда былъ изданъ эдиктъ объ изгнаніи не только миссіонеровъ, но и всѣхъ вообще иностранцевъ, исключая китайцевъ и голландцевъ. Однако и послѣ того христіанство не сразу угасло въ Японіи. Среди многихъ тысячъ обращенныхъ только для счета душъ тамъ оказалась довольно значительная группа искренно принявшихъ новую религію. Они не хотѣли такъ легко разстаться съ ней и продолжали оставаться христіанами, несмотря на всѣ запрещенія и даже гоненія. Исторія этихъ одинокихъ христіанскихъ общинъ въ Японіи полна примѣрами геройской твердости и горячей преданности вѣрѣ. Наконецъ, въ 1637 г., доведенные до отчаянія преслѣдованіями, японскіе христіане, по большей части простые земледѣльцы, овладѣли ванномъ Шимбара на Кіу-Сіу и подняли знамя возстанія. Войска, посланныя на усмиреніе ихъ, встрѣтили мужественное и отчаяніе сопротивленіе, Только по истеченіи двухъ мѣсяцевъ упорной осады съ воды и суши крѣпость была взята. Большая часть осажденныхъ были перебиты или сброшены въ море, со скалы Паппенбургъ, остатки бѣжали на Формозу. Послѣ того былъ изданъ новый эдиктъ, возвѣщавшій, что «вредная секта», наконецъ, истреблена окончательно. Этимъ же эдиктомъ подтверждалось, что покуда солнце свѣтитъ надъ Японіей ни одинъ иностранецъ не будетъ жить въ ней и ни одинъ японецъ не покинетъ ее. Исключеніе опять-таки было сдѣлано для нѣсколькихъ десятковъ голландцевъ, получившихъ разрѣшеніе жить въ мѣстечкѣ Дешнаіа близъ Нагасаки. Разъ въ годъ къ нимъ приходилъ голландскій корабль изъ Индіи и происходилъ обмѣнъ японскихъ товаровъ на голландскіе. Такое исключительное благоволеніе японскаго правительства къ голландцамъ объясняется тѣмъ, что они никогда не занимались миссіонерствомъ, не вмѣшивались во внутреннюю политику страны и безпрекословно подчинялись налагаемымъ на нихъ ограниченіямъ. Торговля же съ ними приносила несомнѣнныя выгоды.

Послѣ 1637 года христіанство можно считать уничтоженнымъ въ Японіи, и страна опять больше чѣмъ на два вѣка совершенно замкнулась для иноземныхъ вліяній. Едва ли не единственными слѣдами вѣкового знакомства съ европейцами осталось тамъ употребленіе огнестрѣльнаго оружія, табаку и нѣсколько европейскихъ словъ, сохранившихся въ языкѣ. Внѣшняя торговля опять стала ограничиваться тихоокеанскими побережьями, а буддійскіе бонзы снова стали укрѣплять свое пошатнувшееся было могущество. Мы вернемся, впрочемъ, нѣсколько назадъ къ тому времени, когда Набунага еще велъ борьбу и съ ними, и съ непокорными вассалами.

Набунага стоялъ во главѣ правительства всего 9 лѣтъ съ 1673 по 1582 г. Но за этотъ короткій періодъ ему удалось сдѣлать многое для объединенія Японіи и прекращенія въ ней внутреннихъ раздоровъ. Конечно, преслѣдуя эту цѣль, Набунага не останавливался передъ средствами, онъ велъ борьбу съ феодалами и монахами круто, жестоко, порой безчеловѣчно. На своихъ враговъ онъ наводилъ паническій ужасъ. Нѣкоторые европейцы, описывая кровопролитную исторію его владычества, не находятъ словъ, чтобъ заклеймить этого варвара среди варваровъ, сравниваютъ его съ Нерономъ и даже съ Навуходоносоромъ. Намъ кажется, что нѣтъ надобности забираться такъ далеко въ глубь временъ. Стоитъ только припомнить, что и въ Европѣ это была эпоха когда царствовали Филиппъ И и Генрихъ VIII, прославившіеся на весь міръ своей жестокостью, а у насъ современникомъ Набунаги былъ Іоаннъ Грозный. Во всякомъ случаѣ въ Японіи жестокость Набунаги не осталась безъ возмездія. Онъ палъ отъ руки одного изъ глубоко оскорбленныхъ имъ дайміосовъ.

10.

Въ моментъ внезапной смерти Набунаги оба его сына были въ отдаленныхъ провинціяхъ, и мстителемъ за него явился одинъ изъ его генераловъ — Хидейопіи. Хидейоши былъ первый въ Японіи человѣкъ, выбившійся изъ низшихъ слоевъ народа и достигшій высокого положенія, не принадлежа къ знатнымъ родамъ. Онъ былъ сынъ крестьянина. Раннее дѣтство его окружено цѣлымъ рядомъ легендъ. Достовѣрно одно, что какимъ-то случайнымъ образомъ онъ попалъ въ войско Набунаги, понравился ему своей смѣлостью и находчивостью и сталъ быстро возвышаться по ступенямъ военной іерахіи. Когда Набунага палъ отъ руки убійцъ, Хидейоши былъ уже генераломъ и сражался съ однимъ изъ феодальныхъ властителей. Онъ быстро сообразилъ, какъ проложить себѣ путь къ дальнѣйшему возвышенію. Не теряя ни минуты, онъ съ войскомъ пошелъ на Кіото, куда только что явился Акеши, убившій Набунагу. Въ три дня онъ разбилъ силы Акеши и умертвилъ его самого. Теперь власть была фактически въ его рукахъ, тѣмъ болѣе, что онъ дѣйствовалъ именемъ внука Набунаги, отъ его старшаго, умершаго сына. Остальные два сына были для него не опасны. Единственную опасность представлялъ зять Набунаги, тоже воинственный полководецъ Шибата. Съ нимъ Хидейоши рѣшилъ помѣриться силами. Не ожидая, пока тотъ придетъ въ Кіото оспаривать у него власть, онъ самъ пошелъ ему навстрѣчу и осадилъ его замокъ. Послѣ долгаго сопротивленія Шибата увидѣлъ, что дѣло его проиграно, и, по японскому обыкновенію, чтобы не отдаться живымъ въ руки врага, совершить надъ собой харакири.

Хидейоши, также какъ и Набунага, никогда не былъ шогуномъ, но онъ потребовалъ, чтобы ему былъ данъ титулъ квамбаку — одинъ изъ высшихъ придворныхъ чиновъ. Въ просторѣчіи же онъ именовался обыкновенно Таико-сама (великій господинъ). Впрочемъ, у него и кромѣ того было много прозвищъ. Такъ, за нимъ съ дѣтства осталось прозвище «сару-матзу», т.-е. хилая обезьяна, данное ему за его безобразіе. Когда онъ возвысился, враги стали называть его «сару-кванъ» (коронованная обезьяна).

Во время своего владычества Хидейоши энергично продолжалъ начатое Набунагой усмиреніе феодаловъ и объединеніе страны. Его біографы находятъ, что онъ обладалъ болѣе широкимъ государственнымъ умомъ, чѣмъ Набунага, и что реформы, предпринятыя впослѣдствіи Іеязу, были, въ сущности, задуманы Таико-самой. Во всякомъ случаѣ онъ подготовилъ почву для этихъ реформъ, заставивъ всѣхъ феодаловъ положить оружіе и признать фактически власть центральнаго правительства. Послѣднимъ предпріятіемъ Хидейоши былъ походъ въ Корею.

При послѣднихъ шогунахъ изъ рода Ашикага Корея совершенно перестала выплачивать дань Японіи. Хидейоши рѣшилъ напомнить ей ея бывшую зависимость. Онъ хотѣлъ во что бы то ни стало сравняться въ славѣ съ Іоритомо и даже превзойти его. Однажды, когда онъ увидѣлъ изображеніе Іоритимо въ Камакурѣ, онъ воскликнулъ: «Ты — другъ мой. Вся власть на землѣ (въ Японіи) принадлежала тебѣ. Только ты и я способны на это. Но ты происходилъ изъ знатнаго рода, а я — изъ крестьянъ. И я намѣренъ покорить весь міръ, даже Китай. Что ты объ этомъ думаешь?»

Онъ снарядилъ большой флотъ и отправилъ его въ Корею. Самъ онъ былъ уже слишкомъ старъ, чтобы лично стать во главѣ своей арміи. Онъ оставался въ Японіи и съ напряженнымъ вниманіемъ слѣдилъ за успѣхами своихъ войскъ, безъ труда разбивавшихъ корейцевъ. Но окончательнаго торжества японцевъ ему не суждено было дождаться. Онъ умеръ въ серединѣ похода, а полководцы, поспѣшно заключили миръ и, выговоривъ нѣкоторую контрибуцію, вернулись назадъ.

Хидейоши прилагалъ много заботъ къ улучшенію японскаго флота вообще. Японскіе корабли въ эту эпоху достигли большого совершенства. По постройкѣ они считаются выше кораблей Колумба и не уступаютъ голландскимъ и португальскимъ торговымъ судамъ того времени.

И Набунага, и Хидейоши въ періодъ своего владычества умѣли держать дайміосовъ въ повиновеніи и заставлять ихъ считаться съ центральнымъ правительствомъ. Но оба они достигли этого только съ помощью оружія, путемъ непосредственнаго принужденія. Они не смогли еще внушить тѣмъ идеи о необходимости и неизбѣжности объединенія всей страны вокругъ одного государственнаго центра. Поэтому со смертью каждаго изъ нихъ снова вспыхивали волненія. Привыкшіе къ полной независимости дайміосы надѣялись, что по смерти ихъ врага кончится и ихъ подчиненіе центральной власти. Каждый разъ возстановленное съ такимъ трудомъ объединеніе страны снова грозило распасться. Такъ было и по смерти Хидейоши. Сразу образовалось нѣсколько враждующихъ партій. Одна выставляла претендентомъ сына Хидейоши-Хидейори; другая племянника Набунаги, который считался, между прочимъ, покровителемъ христіанъ. Третья, наконецъ, объединилась подъ предводительствомъ Іеязу, опытнаго военачальника, сражавшагося еще въ войскахъ Набунаги и Хидейоши, происходившаго изъ могущественнаго рода Токугава. Представители знатныхъ родовъ сразу почувствовали въ Іеязу опаснаго противника, который въ случаѣ побѣды заставитъ ихъ тяжело почувствовать свою власть. Они всѣ объединились противъ него и долго и упорно оказывали ему сопротивленіе. Послѣдняя жестокая битва произошла въ 1600 году у Секигахары, близъ озера Бива. Іеязу одержалъ рѣшительную побѣду. Битва при Секигахарѣ считается самой жестокой и кровопролитной въ японской исторіи. Японскіе историки полагаютъ, что убито было до 40.000 человѣкъ, но это, по всей вѣроятности, преувеличеніе. Большая часть предводителей союзной арміи совершила надъ собой хара-кири.

Побѣда Іеязу считается поворотнымъ моментомъ въ исторіи Японіи. Нѣкоторые историки придаютъ ей совершенно исключительное значеніе: «Эта битва, — пишетъ Гриффисъ, — опредѣлила судьбу Японіи болѣе чѣмъ на два столѣтія, опредѣлила паденіе рода Набунаги и Хидейоши и упроченіе шогуната въ родѣ Токугава, она рѣшила судьбу христіанства, обособленіе Японіи отъ всего міра, утвержденіе системы дуализма и феодализма, славу и величіе Іедо и миръ въ Японіи на 268 лѣтъ»^[13].

Въ этихъ словахъ, конечно, очень много преувеличенія. Кромѣ чисто личнаго вопроса о преобладаніи одного рода надъ другимъ, — и то въ значительной степени обусловленнаго исключительнымъ могуществомъ рода Токугава, — всѣ остальные вопросы, рѣшавшіеся въ этой битвѣ, были уже предрѣшены исторіей. Мы видѣли, что судьба христіанскихъ миссіонеровъ была обусловлена внутренними причинами, а не случайными симпатіями или антипатіями къ нимъ правителей. Мы видѣли, что феодализмъ закончилъ свою эволюцію къ тому времени, и страна настоятельно требовала объединенія и мира. И это объединеніе уже было въ значительной степени осуществлено непосредственными предшественниками Іеязу. Битва при Секигахарѣ была только послѣдней отчаянной попыткой сопротивленія со стороны неуступающихъ еще силъ прошлаго, но попыткой заранѣе обреченной на неудачу. Конечно, это страшное пораженіе нанесло имъ окончательный ударъ, и Іеязу могъ безъ помѣхи заняться теперь выработкой основъ того новаго строя, который водворился съ тѣхъ поръ въ Японіи на два съ половиною вѣка. Сущность этого строя была уже опредѣлена ходомъ событій — она заключалась въ объединеніи, въ централизаціи. Она несомнѣнно должна была привести Японію къ такой же абсолютной полицейски-бюрократической монархіи, какая явилась и въ европейскихъ государствахъ на смѣну феодализма. Отличительной чертой японской монархіи служитъ лишь дуалистическій характеръ центральной власти. Власть была одна, но носителемъ считался микадо, а осуществлялъ ее какъ бы по уполномочію шогунъ.

Вся детальная разработка основъ новаго строя принадлежитъ цѣликомъ Іеязу и сохранилась почти безъ измѣненія въ теченіе всего періода, пока шогунатъ находился въ ея наслѣдственномъ владѣніи. Мы остановимся теперь на характеристикѣ этого строя, обезпечившаго Японія миръ и возможность дальнѣйшаго культурнаго развитія и позволяй шій ей накопить силы для слѣдующаго шага въ историческомъ развитіи — ограниченія центральной власти.

Господство абсолютизма.

11.

XVII и XVIII вѣка въ Японіи очень часто называютъ временемъ господства феодализма. Это такъ же вѣрно, какъ если бы мы назвали эпохой расцвѣта феодализма тѣ же самые вѣка во Франціи. Внѣшность феодальныхъ формъ, дѣйствительно, сохраняется и тутъ, и тамъ, а въ экономической области феодальныя отношенія еще и очень даютъ себя чувствовать. Феодальныя путы, наложенныя на населеніе, еще очень крѣпки и сильно мѣшаютъ свободному развитію хозяйственной жизни страны. Но политическій строй покоится уже совершенно на другихъ основахъ. Отъ прежней независимости отдѣльныхъ владѣльцевъ не остается и слѣда. Вмѣсто того водворяется власть одного центральнаго правительства, подчиняющаго себѣ всю страну. Сначала эта центральная власть даетъ странѣ вздохнуть, а потомъ въ свою очередь подчиняетъ ее своему не менѣе тяжелому гнету.

Вся полнота правительственной власти и теперь, какъ во времена реформъ «таиква», считается принадлежащей микадо. Микадо — единый неограниченный монархъ. Онъ сохраняетъ свое божественное происхожденіе и обладаетъ божественной абсолютной властью надъ всѣми подданными. Но онъ слишкомъ высокъ, чтобы непосредственно пользоваться своею властью для управленія людскими дѣлами. Поэтому онъ поручаетъ это управленіе, т.-е. довѣряетъ свою власть своему уполномоченному шогуну. Этотъ хитрый силлогизмъ былъ изобрѣтенъ, конечно, шогунами, чтобы узурпировать всю власть микадо, оставаясь подъ охраною ихъ божественнаго происхожденія. Естественнымъ слѣдствіемъ этого разсужденія было то, что за микадо сохранился только декорумъ власти, вся же ея сущность перешла къ шогуну. Шогуны изъ рода Токугава прекрасно понимали, всѣ выгоды своего положенія я старались всячески укрѣпить его, обставляя всякой пышностью и всякимъ почетомъ микадо, и въ то же время лишая его всякой возможности имѣть непосредственныя сношенія со страной. Микадо жилъ въ Кіото, окруженный блестящимъ дворомъ, чины котораго (куге) считались выше всѣхъ остальныхъ правительственныхъ чиновниковъ я дайміосовъ и даже выше самого шогуна, но въ то же время не имѣли никакой реальной власти ни надъ чѣмъ. Кіото былъ высокой и заповѣдной страной. Ни одинъ дайміосъ, не говоря уже о другихъ, не могъ показываться туда, подъ страхомъ большого наказанія. Особа микадо была слишкомъ высока, и своимъ приближеніемъ простой смертный могъ оскорбить ее. Въ дѣйствительности причиной этого запрещенія служила, конечно, боязнь, чтобы дайміосы не вошли въ сношенія съ микадо и не начали интриговать противъ шогуна.

Въ этомъ дуализмѣ власти, олицетворявшейся въ микадо, а осуществлявшейся шогуномъ, заключается главное отличіе японскаго абсолютизма, водворившагося въ началѣ XVII вѣка, отъ Европейскаго. Въ сущности этотъ дуализмъ имѣлъ очень мало значенія, и о немъ вспомнили, какъ мы увидимъ, только тогда, когда пошатнулось положеніе самого абсолютизма. Въ первые два вѣка его существованія такой двухсторонній характеръ происхожденія власти не сказывался ни въ чемъ. Власть была единая и сосредоточивалась она въ рукахъ шогуна. Микадо былъ только какъ бы его верховной санкціей. Всѣ же подданные и вся страна имѣли дѣло только съ шогуномъ.

Сфера непосредственнаго вліянія микадо ограничивалась Кіото, который былъ выдѣленъ и представлялъ совершенно особый придворный городъ. Но и то нѣкоторыя должности въ немъ замѣщались шогуномъ. Остальная страна вся находилась въ управленіи шогуна. При этомъ характеръ управленія нѣсколько отличался въ двухъ частяхъ страны, — въ тѣхъ областяхъ, которыя составляли раньше владѣнія рода Токугава, и теперь превратились въ нѣчто въ родѣ государственныхъ земель, и въ бывшихъ владѣніяхъ независимыхъ дайміосовъ. Личные вассалы шогуна, считавшіеся прежде самураями, теперь были переименованы въ фудаи-дайміосовъ и сравнены вообще въ правахъ съ остальными дайміосами. Центральное правительство (говоря о правительствѣ, мы будемъ теперь подразумѣвать исключительно правительство шогуна) состояло изъ самого шогуна и нѣкотораго рода совѣта министровъ «горогу», состоявшаго изъ 5 членовъ и помогавшаго ему въ дѣлахъ общаго управленія страной. Все центральное управленіе шогуна въ цѣломъ называлось «бакуфу».

При верховномъ совѣтѣ было еще особое отдѣленіе изъ шести членовъ, которые имѣли назначеніе надзирать за выполненіемъ всѣхъ вообще предписаній центральной власти, за дѣйствіями чиновниковъ и, главнымъ образомъ, за поведеніемъ дайміосовъ. Агенты этого центральнаго жандармскаго учрежденія были распространены по всей странѣ, они старались проникать всюду, даже въ семьи, надзирать за всѣмъ,; даже за образомъ мыслей дайміосовъ, бывшихъ въ началѣ особенно опасными для правительства, и обо всѣмъ доносить шогуну. Эта система шпіонства, чрезвычайно тщательно разработанная первыми шогунами, составляла одну изъ главныхъ опоръ ихъ власти. Посредствомъ своихъ шпіоновъ они могли узнавать о всякомъ зародышѣ неудовольствія и прекращать его раньше, чѣмъ оно могло развиться. Этой остроумной системѣ они считали себя обязанными за то, что со времени водворенія ихъ рода, всякія смуты въ странѣ исчезли и порядокъ ни разу серьезно не нарушался. Но, конечно, система эта могла поддерживать и дѣйствительно поддерживала порядокъ только до тѣхъ поръ, пока, весь связанный съ ней государственный строй соотвѣтствовалъ реальнымъ потребностямъ страны, а какъ только въ странѣ развились новыя силы и новыя потребности, не вмѣщавшіяся въ данномъ государственномъ строѣ, такъ эта система самозащиты оказалась совершенно неспособной охранить его.

Второй опорой власти шогуновъ должна была служить централизованная бюрократія, въ рукахъ которой сосредоточилось постепенно все управленіе страны. На слѣдующей степени послѣ государственнаго совѣта, имѣвшаго функціи общегосударственныя и кромѣ того представлявшаго высшую судебную власть, стояли нѣсколько министерскихъ коллегій или бугіосъ. Первоначально ихъ было три, впослѣдствіи число ихъ увеличилось. Главныя изъ нихъ были — коллегія финансовъ, коллегія внутреннихъ дѣлъ или полиціи, коллегія городского управленія и коллегія церковныхъ дѣлъ. Позднѣе къ нимъ присоединилась еще коллегія иностранныхъ сношеній. Въ вѣдѣніи этихъ центральныхъ учрежденій сосредоточивалась въ послѣднемъ итогѣ вся администрація страны, какъ той ея части, которая составляла бывшее феодальное владѣніе рода Токугава, такъ и остальной. Мѣстное управленіе въ той и другой частяхъ имѣло значительные пункты различія. Область, составлявшая такъ сказать государственную собственность и обнимавшая къ тому времени около половины страны, была раздѣлена на провинціи, каждая изъ которыхъ управлялась намѣстникомъ. Власть его была нѣсколько шире власти нашего губернатора, такъ какъ она носила не только административный, но и судебный характеръ. Около намѣстника стоялъ совѣтъ по дѣламъ мѣстнаго управленія. Провинціи раздѣлены были на болѣе мелкіе участки, во главѣ управленія которыхъ стоялъ чиновникъ, называвшійся «даикванъ» и по типу ближе всего стоящій къ нашему земскому начальнику. Онъ совмѣщалъ въ себѣ и административныя, и судебныя и даже нѣкоторыя хозяйственныя функціи. На немъ лежалъ сборъ податей и онъ даже имѣлъ нѣкоторое вліяніе на установленіе ихъ, такъ какъ онъ же представлялъ необходимыя для того данныя центральной власти; онъ назначалъ низшихъ сельскихъ властей, онъ разбиралъ судебныя дѣла, однимъ словомъ, по тогдашней японской поговоркѣ «счастье и несчастье уѣзда зависитъ отъ даиквана?. Всѣ правительственные чиновники, начиная отъ членовъ верховнаго совѣта и кончая даикваномъ, замѣщались исключительно изъ вассаловъ шогуна, высшіе изъ фудаи-дайміосовъ, низшіе изъ простыхъ самураевъ.

Во главѣ каждаго отдѣльнаго селенія стоялъ назначенный даикваномъ и подчиненный ему старшина — нануши или шойя. Онъ слѣдилъ за порядкомъ, взималъ родати, велъ регистры населенія и судилъ за небольшіе проступки. Помощниками его были низшія сельскія власти, избираемыя населеніемъ, въ родѣ нашихъ старостъ.

Каждое селеніе распадалось на нѣсколько группъ, не менѣе пяти семействъ въ каждой. Группы эти, куми или гуми, представляли нѣчто въ родѣ артели, всѣ члены которой обязаны были поддерживать и помогать другъ другу во всѣхъ трудныхъ случаяхъ жизни, обрабатывать землю въ случаѣ болѣзни, сообща помогать при постройкахъ и т. п. Эти гуми очень напоминаютъ общины организованныя во время реформъ таиква съ тою только разницею, что тамъ и земля была въ общинномъ пользованіи, теперь же всякій домохозяинъ былъ собственникомъ своего участка. Всѣ домохозяева одной куми избирали сообща одного представителя, который участвовалъ въ общемъ сходѣ всего селенія. Вообще извѣстными правами пользовались только отцы семействъ. Семья попрежнему составляла одну хозяйственную единицу, и сыновья даже взрослые не выдѣлялись до смерти отца. По смерти же его весь его участокъ долженъ былъ по закону переходить къ старшему сыну, младшіе же сыновья должны были оставаться при немъ. Но жизнь, конечно, не допускала такого стѣсненія правъ личности, и законы противъ семейныхъ раздѣловъ съ увеличеніемъ населенія стали постоянно нарушаться. Во всякомъ случаѣ быть членами куми и участвовать въ сельскомъ управленіи могли только самостоятельные домохозяева. Сходъ, состоявшій изъ выборныхъ куми и собиравшійся подъ предсѣдательствомъ нануши, рѣшалъ всѣ сельскія дѣла, распредѣлялъ натуральныя повинности, налагаемыя даикваномъ и т. п.

Въ составъ мѣстнаго населенія сельской общины входилъ и мѣстный крупный землевладѣлецъ изъ бывшихъ самураевъ шогуна или вассаловъ отдѣльныхъ дайміосовъ. На земляхъ шогуна онъ былъ иногда подчиненъ даиквану, а иногда непосредственно намѣстнику, но ни въ какомъ случаѣ не старшинѣ. Эти бывшіе мелкіе вассалы, оставшіеся на землѣ и не превратившіеся въ воиновъ, составили классъ наиболѣе крупныхъ землевладѣльцевъ Японіи. При переворотѣ 1868 г. они не лишились своихъ правъ на землю, какъ дайміосы, и потомки ихъ до сихъ поръ остаются болѣе или менѣе крупными помѣщиками.

Положеніе сельскаго населенія на государственныхъ земляхъ быловъ общемъ все-таки лучше, чѣмъ на земляхъ дайміосовъ. Подати взимались и тутъ громадныя, не менѣе 50 % сбора, но шогуны все-таки обращали вниманіе на то, чтобы не разорить окончательно земледѣльческое населеніе, которое доставляло наибольшій доходъ государству. Такъ въ XVIII в. по всей странѣ были устроены запасные магазины, изъ которыхъ въ случаѣ неурожая населенію продавался по умѣреннымъ цѣнамъ рисъ. Рядомъ съ этимъ стали издаваться законы, требующіе того же и отъ дайміосовъ.

На земляхъ, принадлежавшихъ дайніосамъ, управленіе сельскаго населенія было устроено также, какъ и во владѣніяхъ шогуна. Отдѣльныя селенія распадались на такія же группы — гумми, и во главѣ ихъ тоже былъ старшина, сходъ и старосты. Только вмѣсто правительственныхъ чиновниковъ во главѣ мѣстнаго управленія стояли чиновники, назначенные дайміосомъ. И подати, еще болѣе высокія тугъ, уплачивались не шогуну и его чиновникамъ, а по прежнему дайміосу. Въ болѣе крупныхъ „ханахъ“, какъ назывались ихъ владѣнія въ отличіе отъ провинцій „кеновъ“, дайміосы являлись въ роли намѣстниковъ, въ болѣе мелкихъ они какъ бы замѣняли даиквана съ тою только разницей, что они были подчинены непосредственно шогуну, и отъ провинціальныхъ намѣстниковъ ни въ какомъ случаѣ не зависѣли»

Внутри своихъ хановъ они сохранили почти всѣ свои прежнія права, дѣлавшія ихъ гнетъ такимъ тяжелымъ для населенія, но вмѣстѣ съ тѣмъ они пріобрѣли нѣкоторыя новыя обязанности, превратившія ихъ постепенно въ послушныя орудія центральной власти. Прежде всего на нихъ были возложены нѣкоторые обязательные налоги. Ради сохраненія за ними внѣшняго вида независимости, эти налоги назывались «подарками». Но подарки эти были обязательны, состояли частью изъ сырыхъ продуктовъ, частью изъ денегъ и дѣлались ежегодно въ опредѣленные сроки шогуну. Затѣмъ ежегодно дайміосы обязаны были являться въ Іедо лично, чтобы докладывать шогуну о положеніи дѣлъ въ ихъ владѣніяхъ. Со временемъ вошло въ обычай, а потомъ было укрѣплено закономъ, чтобы каждый дайміосъ имѣлъ въ Іедо собственный домъ и проводилъ въ немъ одинъ годъ изъ двухъ. Семьи же ихъ оставались въ Іедо на постоянное жительство, составляя какъ бы постоянный живой залогъ въ рукахъ шогуна. Въ случаѣ неповиновенія какого-нибудь дайміоса, шогунъ могъ захватить его семью. Наконецъ, право суда надъ дайміосами было очень расширено и окончательно подчинило ихъ шогуну. Теперь шогунъ разбиралъ не только ссоры, между дайміосами, но и всякій проступокъ каждаго отдѣльнаго дайміоса. При этомъ онъ могъ налагать на него слѣдующія наказанія 1) выполненіе какихъ-нибудь исключительныхъ работъ, дорого стоющихъ построекъ и т. п., 2) передача своего владѣнія наслѣднику, 3) переводъ на другой менѣе доходный участокъ, 4) полное отнятіе участка и, наконецъ, 5) смертная казнь посредствомъ хара-кири и уничтоженіе самого рода провинившагося дайміоса.

Такимъ образомъ шогунъ присвоилъ себѣ право переводить дайміосовъ изъ одного феода въ другой и даже совсѣмъ лишать ихъ владѣнія землей. Положимъ, вначалѣ это разсматривалось какъ мѣра наказанія въ случаяхъ важныхъ преступленій. Но шогуны очень скоро стали пользоваться этимъ въ политическихъ цѣляхъ, ссылая казавшихся имъ опасными дайміосовъ въ отдаленные участки или совсѣмъ лишая ихъ власти. Это право суда было страшнымъ орушемъ въ рукахъ шогуна.

Послѣднимъ шагомъ въ смыслѣ подчиненія дайміоса шогунамъ было требованіе утвержденія въ правахъ наслѣдства каждаго новаго владѣльца феода. Сначала это было введено просто какъ формальность, какъ требованіе этикета. Новый владѣлецъ долженъ былъ представляться шогуну и получать отъ него бумагу, удостовѣряющую его права. Но постепенно это право пріобрѣло совершенно реальное содержаніе, и шогунъ могъ по произволу не утвердить въ правахъ владѣнія неугоднаго ему наслѣдника. Рядомъ съ этимъ дайміосы были обставлены множествомъ другихъ стѣснительныхъ требованій. Такъ, они должны были получать отъ шогуна разрѣшеніе на бракъ, на усыновленіе, на продажу части своей земли и т. п. Въ концѣ концовъ, по словамъ Токузы Фукуды, «несмотря на сохраненіе рыцарской внѣшности и рыцарскихъ пріемовъ дайміосы превратились изъ независимой аристократіи, боровшейся съ центральнымъ правительствомъ, въ блестящую и ничтожную придворную знать, вращающуюся вокругъ одного солнца»^[14]. По большей части они даже не управляли лично своими владѣніями, а поручали это особымъ управляющимъ.

На ряду съ этими новыми обязанностями, ставившими прежняго феодала, въ сущности, въ положеніе такого же правительственнаго чиновника, какъ и намѣстникъ, дайміосы сохранили одну чрезвычайно важную привилегію — привилегію имѣть собственное войско, и самимъ приводить его по требованію шогуна. Но привилегія эта, которой дайміосы по традиціи очень дорожили, и которая впослѣдствіи дѣйствительно сослужила имъ большую службу, оказывалась при данныхъ условіяхъ тяжелымъ бременемъ. Военныя столкновенія послѣ водворенія въ Іедо рода Токугавы прекратились совсѣмъ, а между тѣмъ содержаніе многочисленныхъ самураевъ стоило очень дорого. Изъ своихъ неувеличивающихся доходовъ дайміосы должны были теперь и платить государственныя подати подъ видомъ приношеній шогуну, и содержать свой значительный штатъ. Выдѣлять теперь участки своимъ самураямъ, совершенно оторвавшимся отъ земли за долгій періодъ непрестанныхъ войнъ, было не изъ чего и имъ приходилось платить постоянное жалованье, обыкновенно рисомъ.

12.

Дайміосы, фудаи-дайміосы и самураи, были ли они на государственной службѣ или нѣтъ, считались принадлежащими къ высшему, благородному сословію, сословію имѣющему право носить мечъ.

Все вообще населеніе было по новымъ законамъ раздѣлено на четыре сословія: 1) благородные, носящіе мечъ, 2) земледѣльцы, 3) ремесленники и 4) купцы. Внѣ этихъ сословій стояли люди, занимающіеся профессіями, считавшимися неблагородными (актеры, танцовщицы) или нечистыми (живодеры, скорняки). Внутри эти сословія подраздѣлялись еще на многочисленныя группы. Различныя подраздѣленія благороднаго сословія положительно неисчислимы. Сословія эти не носили такого замкнутаго характера, какъ индійскія касты, напримѣръ. Переходъ изъ одного въ другое былъ возможенъ, хотя совершался, главнымъ образомъ посредствомъ усыновленія. Общимъ же правиломъ была наслѣдственность всѣхъ сословій и всѣхъ родовъ занятій.

Купцы и ремесленники стояли совершенно особнякомъ отъ первыхъ двухъ сословій. Они жили въ городахъ и имѣли свою особую организацію и администрацію. Для управленія городами существовало даже спеціальное высшее правительственное учрежденіе. Ему были подвѣдомственны сначала только 16 городовъ, находившихся на земляхъ шогуна. Въ каждомъ изъ этихъ городовъ былъ особый намѣстникъ по назначенію шогуна и при немъ совѣтъ изъ городскихъ старшинъ. Внутри города были раздѣлены на группы, сходныя по характеру съ сельскими куми, но здѣсь эти куми не имѣли такого важнаго значенія, какъ въ деревняхъ, а съ теченіемъ времени, когда образовалась очень значительная разница между состояніями, эти организаціи мало-по-малу совершенно исчезли, между тѣмъ какъ въ деревняхъ онѣ сохранялись въ полной силѣ до самого переворота. Города, основанные на земляхъ дайміосовъ, управлялись или непосредственно ими или ихъ уполномоченными, но внутренняя организація ихъ была та же, что и въ остальныхъ городахъ.

Жители городовъ къ этому времени уже всѣ занимались или ремеслами или торговлей. И тѣ и другіе были организованы въ гильдіи, хотя прежнее драконовское законодательство, охранявшее гильдіи, было отмѣнено. Впрочемъ и при отсутствіи законовъ, каравшихъ смертной казнью за занятіе ремесломъ внѣ гильдіи, фактически это оставалось невозможнымъ. Одиночка ремесленникъ не въ состояніи былъ бы конкурировать съ гильдіями, пользовавшимися очень значительными привилегіями. Регламенты гильдій были очень детально разработаны и права и обязанности каждаго члена опредѣлены самымъ тщательнымъ образомъ. Членами гильдій могли быть только домохозяева, т.-е. отцы семействъ или отдѣленные сыновья. Семья и здѣсь, какъ и въ земледѣльческомъ сословіи, считалась нерасторжимой единицей, и отдѣльные члены ея всегда занимались сообща одной и той же работой. Продолжать занятіе отца считалось обязательнымъ для сыновей, причемъ по смерти отца старшій сынъ, если онъ могъ представить доказательства своего искусства, принимался тоже въ члены гильдіи.

Купеческія гильдіи были тоже обставлены самой детальной регламентировкой. Словомъ, вся жизнь горожанъ, не только ихъ права и обязанности въ отношеніи къ власти, но и ихъ хозяйственныя отношенія были разъ навсегда заключены въ опредѣленныя рамки и закрѣплены закономъ.

Это стремленіе создать твердые незыблемые устои для жизни всего народа проникало собой всю дѣятельность первыхъ шогуновъ изъ рода Токугавы. Начавъ съ объединенія страны путемъ оружія, Іеязу, а потомъ и его преемники, особенно его внукъ Іемитсу, стремились всѣми силами упрочить это объединеніе и навсегда обезпечить миръ Японіи. Для этого недостаточно было создать пригодные органы управленія — централизованную и проникнутую полицейскимъ духомъ бюрократію, надо было жизнь самого общества влить въ твердо установленныя формы и возможно прочнѣе закрѣпить ее въ нихъ. Они понимали, или, быть можетъ, инстинктивно чувствовали, что только тогда все зданіе получитъ устойчивый фундаментъ и приметъ законченный видъ. Во всякомъ случаѣ они съ рѣдкимъ упорствомъ проводили эту мысль на практикѣ. Они твердо установили дѣленіе общества на сословія и поддерживали ихъ обособленность. Лишивъ высшее сословіе реальной власти, они въ то же время всячески поддерживали его внѣшній престижъ, увеличивали строгость этикета особенно въ отношеніяхъ низшихъ сословій къ высшему. Этикетъ этотъ доведенъ былъ до мельчайшихъ деталей поведенія и обнималъ собою всю жизнь высшаго сословія. Прежніе рыцарскіе обычаи не только не были упразднены теперь, когда исчезла ихъ внутренняя сущность, но, напротивъ, были еще болѣе разработаны и закрѣплены. Отчасти, въ этомъ сказывалась, быть можетъ, сила традиціи, благодаря которой бытовыя формы часто переживаютъ сущность соціальныхъ отношеній, отчасти же — дальновидная мысль законодателя, желавшаго закрѣпить данныя формы общественныхъ отношеній, закрѣпостить самое общество.

Подавляющая масса сложныхъ требованій этикета, поражающихъ въ Японіи и теперь, ведетъ свое начало съ той эпохи. Тысячи поклоновъ, условныхъ жестовъ, трафаретныхъ улыбокъ должны были сопровождать всякую встрѣчу между людьми, особенно встрѣчу низшаго съ высшимъ. Это постоянно напоминало о разницѣ происхожденія и подчеркивало сословную обособленность. Къ этому же вели и «законы о роскоши», запрещавшіе низшимъ классамъ окружать себя такою же роскошью, какъ представители благороднаго сословія.

Установленныя закономъ торговыя и ремесленныя гильдіи, строго соблюдаемая наслѣдственность всѣхъ видовъ занятій и, наконецъ, почти полная нерасторжимость семейныхъ узъ — все это проводило еще далѣе принципъ обособленія разныхъ группъ населенія и неизмѣняемости соціальныхъ отношеній. Всякому человѣку указано было разъ навсегда его мѣсто въ обществѣ, ему нечего было опасаться потерять его, но нечего и надѣяться измѣнить. Жизнь влита была въ строго опредѣленное русло, а администрація и полиція слѣдили за тѣмъ, чтобы она гдѣ-нибудь не начала подмывать плотины.

Все это не было, конечно, достигнуто сразу по щучьему велѣнію, вся первая половина XVII вѣка была заполнена этимъ стремленіемъ со стороны правительства закрѣпостить общество, чтобы такимъ образомъ убить въ зародышѣ самую возможность волненій, безпорядковъ и тѣмъ болѣе вооруженныхъ столкновеній внутри страны. Но во всякомъ случаѣ направленіе, въ которомъ должна была развиваться дѣятельность правительства, было дано еще Іеязу. Самыя формы административнаго механизма Іеязу, также какъ и законодатели реформъ таиква, — заимствовалъ въ значительной степени изъ Китая. Но тогда какъ въ ту эпоху мысль законодателя шла въ разрѣзъ съ соціальными тенденціями того момента, въ данное время она наоборотъ вполнѣ отвѣчала назрѣвшимъ потребностямъ въ спокойствіи и развитіи мирной культуры. Поэтому реформа таиква потерпѣла крушеніе, а реформы Іеязу создали строй, просуществовавшій 2½ вѣка.

Заимствовавъ изъ Китая формы административнаго механизма, Іеязу оттуда же привлекъ и высшую санкцію проектированнаго имъ незыблемаго строя. Этой санкціей долженъ былъ служить конфуціанизмъ. Трудно найти морально-философскую теорію, которая болѣе соотвѣтствовала бы идеалу устойчиваго и неподвижнаго соціально-политическаго строя. Душа конфуціанства — консерватизмъ. Вся его мораль зиждется на послушаніи и вѣрности: вѣрности установленнымъ отношеніямъ и послушаніи младшихъ и по возрасту, и по соціальному положенію — старшимъ. Понятіе грѣха сливается съ понятіемъ проступка или преступленія.

Это смѣшеніе понятій цѣликомъ отразилось на законодательствѣ Іеязу и на оставленномъ имъ въ назиданіе потомкамъ «Завѣщаніи». Недостатокъ добродѣтели часто карается тамъ уголовнымъ порядкомъ, а нарушеніе закона разсматривается, какъ грѣхъ. Такой взглядъ, конечно, очень способствовалъ упроченію установленнаго строя, также какъ и покорность, положенная въ основу нравственности.

Полное соотвѣтствіе конфуціанства новому порядку, водворившемуся въ Японіи съ начала XVII вѣка, породило даже мнѣніе, что самый этотъ порядокъ возникъ именно благодаря ему. Но съ этимъ мнѣніемъ трудно согласиться уже по одному тому, что ученіе Конфуція было извѣстно въ Японіи со времени первыхъ сношеній ея съ Китаемъ, и тѣмъ не менѣе въ теченіе цѣлаго тысячелѣтія оно оставалось только въ области морали, не оказывая вліянія на политику. Несомнѣнно только то, что Іеязу, дѣйствительно, оказывалъ всяческое покровительство китайской литературѣ вообще и конфуціанской философіи въ частности. Китайскій языкъ сталъ обязательнымъ въ школахъ, занятія китайской литературой всячески поощрялось. Съ этого времени китайскія вліянія окончательно торжествуютъ, въ японской школѣ и въ японской наукѣ до тѣхъ поръ, пока противъ нихъ не поднимается сознательная идейная борьба.

Іеязу и его первые преемники могли съ полнымъ правомъ считать, что цѣль ихъ достигнута. Японія представляла теперь единое государство, въ которомъ вмѣсто прежнихъ раздоровъ водворился миръ и порядокъ. Страна отдыхала. И благіе результаты этого не замедлили сказаться. Культура быстро двинулась впередъ. Заброшенныя поля снова начали воздѣлываться, города отстраивались, торговля и промышленность, избавленныя отъ вѣчныхъ опасеній, широко развивались.

Духовная жизнь тоже испытала на себѣ вліяніе болѣе благопріятныхъ условій. Въ городахъ стали основываться школы, частныя и правительственныя, главнымъ образомъ, для самураевъ, и даже библіотеки. Типографское искусство, извѣстное въ Японіи еще ранѣе изъ Китая, только теперь получило широкое примѣненіе, благодаря устроенной Іеязу казенной типографіи. Китайскіе классики были переведены на японскій языкъ и изданы по приказанію Іеязу. Покровительствуя наукѣ вообще, онъ первый обратилъ вниманіе на японскія древности, — приказывалъ разыскивать и сохранять древнія лѣтописи и другіе документы, имѣющіе историческую цѣнность, и даже основалъ спеціальное учрежденіе, занимавшееся переписываніемъ древнихъ рукописей и архивовъ отдѣльныхъ дайміосовъ. Благодаря этому стало возможно серьезное изученіе исторіи. Въ двадцатыхъ годахъ XVII вѣка по почину дайміоса области Мито группа японскихъ ученыхъ приступила къ составленію первой подробной японской исторіи, написанной по-китайски и законченной только къ концу XVII вѣка. Изслѣдованіе это составило 243 тома.

Въ 1625 году появилось и другое извѣстное историческое сочиненіе, называвшееся «Таико» и описывавшее время господства Хидейоши. Оно состояло изъ 11 томовъ и было написано на японскомъ языкѣ. Рядомъ съ историческими сочиненіями стали появляться и самостоятельные ученые труды по другимъ областямъ. Положимъ, за исключеніемъ исторіи, другія отрасли науки находились въ это время подъ сильнымъ вліяніемъ Китая. Медицинскія сочиненія, также какъ и философскіе трактаты, носили на себѣ явный отпечатокъ китайщины и конфуціанства. Но тѣмъ не менѣе на почвѣ этого чужеземнаго вліянія выростали собственныя теоріи, нѣкоторые японскіе ученые того времени пользовались широкой извѣстностью въ своей странѣ и основали даже собственныя школы.

Разные виды искусства и изящная литература тоже достигли въ эту эпоху высшаго процвѣтанія. Живопись, развивавшаяся въ первые вѣка послѣ распространенія буддизма, главнымъ образомъ, около буддійскихъ монастырей и носившая по преимуществу религіозный характеръ, пережила въ концѣ XV и въ XVI вѣкѣ эпоху секуляризаціи и приняла болѣе близкій къ жизни характеръ. Въ XVII вѣкѣ появляется цѣлая плеяда японскихъ художниковъ, среди которыхъ есть имена, не потерявшія и до сихъ поръ значенія для живописи не только въ Японіи, но и въ Европѣ. Рядомъ съ этимъ въ этотъ же періодъ достигаютъ высшаго совершенства и знаменитыя японскія изящныя ремесла — выжиганье по дереву, лакировка, рисованіе по фарфору и т. п.

Для изящной литературы XVII вѣкъ тоже не прошелъ безслѣдно. Но тогда какъ наука въ эту эпоху испытала сильное вліяніе китаизма и вслѣдствіе этого осталась совершенно недоступной для широкихъ круговъ населенія, литература, наоборотъ, сильно популяризировалась. Благодаря большей безопасности жизни и относительно большему благосостоянію, наступившему вслѣдъ за водвореніемъ Токугавы, потребность въ чтеніи, въ книгѣ страшно возросла и распространилась. Въ предыдущіе вѣка роскошь книги могли позволить себѣ только могущественные феодалы или придворные, болѣе или менѣе безопасные и обезпеченные въ своихъ замкахъ, и монахи въ буддійскихъ монастыряхъ. Вслѣдствіе этого и литература носила или духовный, или утонченно-свѣтскій характеръ. Произведенія рыцарской эпохи, не особенно многочисленныя по количеству, достигали иногда высокой степени совершенства по формѣ. Теперь рядомъ съ феодальной аристократіей явился другой читатель, несравненно менѣе утонченный во вкусахъ но зато гораздо болѣе многочисленный — горожанинъ. И въ отвѣтъ на это широкой волной хлынула новая литература, болѣе грубая, но отвѣчающая многообразнымъ запросамъ новаго читателя, его настоятельной потребности въ духовной пищѣ. Къ этому времени относится возникновеніе многихъ новыхъ видовъ литературы: популярныя драмы, историческіе романы, разсказы изъ народной жизни, комическія пѣсенки и легкія юмористическія сценки, въ родѣ водевилей.

Разложеніе абсолютизма.

13.

Въ теченіе XVII вѣка и матеріальная, и духовная культура Японіи сразу сдѣлали большіе успѣхи. Послѣ долгаго періода безплодныхъ войнъ и умственнаго застоя во всѣхъ отрасляхъ жизни шла усиленная работа. И всѣмъ этимъ страна была обязана относительному порядку и благоустройству, водворившемуся въ ней вмѣстѣ съ династіей Токугавы. Для даннаго времени централизованная монархія, заступившая мѣсто феодальной анархіи, была выгодна для страны. Но была одна черта въ новомъ строѣ, благодаря которой значеніе его для страны со временемъ стало мѣняться, и мѣняться настолько, что положительныя его стороны превратились въ отрицательныя и вмѣсто несомнѣнной пользы онъ сталъ приносить явный вредъ. Черта эта — его косность, именно то, что въ глазахъ его основателей придавало ему главную цѣну.

Когда строй этотъ только созидался, онъ отвѣчалъ потребностямъ страны, онъ далъ возможность развиваться ея естественнымъ силамъ. Но когда эти силы развились до нѣкотораго предѣла, онѣ въ немъ же встрѣтили препятствіе, мѣшавшее ихъ дальнѣйшему росту.

Прежде всего это явленіе сказалось въ экономической области. Формы экономическихъ отношеній, закрѣпленныя даннымъ строемъ, сначала вполнѣ удовлетворяли существовавшимъ потребностямъ, но потомъ, съ развитіемъ самихъ потребностей, тѣ же самыя формы оказались стѣснительными. А между тѣмъ, какъ и все въ этомъ строѣ, онѣ отличались совершенной косностью, нерастяжимостью. Всѣ тѣ успѣхи, которые могутъ быть сдѣланы въ рамкахъ натуральнаго хозяйства, были уже достигнуты, а естественный переходъ къ денежному хозяйству не могъ совершиться на почвѣ даннаго строя. Получился заколдованный кругъ, изъ котораго страна не могла выбиться, не разбивъ связывавшихъ ея путъ.

Земледѣльческое населеніе, оправившееся и отдохнувшее послѣ водворенія мира, стало быстро расти. Между тѣмъ, изъ той же земли, при тѣхъ же пріемахъ хозяйства нельзя было извлечь больше. Въ то же время дайміосы, обремененные всевозможными обязательными расходами, старались всячески увеличить обложеніе, такъ что мѣстами оно доходило до невѣроятной высоты. Были мѣстности, гдѣ земледѣлецъ долженъ былъ выплачивать владѣльцу 80 % сбора. Приходилось забирать подъ обработку неудобныя земли, а на нихъ трудъ земледѣльца иногда пропадалъ почти даромъ. Происходили неурожаи, еще больше подрывавшіе народное хозяйство. Между тѣмъ, улучшить технику, завести болѣе выгодныя культуры, напримѣръ, чайныя или шелковичныя плантаціи, и тѣмъ увеличить производительность той же земли, было невозможно. Не только у земледѣльческаго населенія, но даже у самихъ дайміосовъ, для которыхъ это тоже было бы выгодно, не хватало на это денегъ. Слѣдствіемъ этого было почти повсемѣстное разореніе сельскаго населенія и въ зависимости отъ этого обѣднѣніе всей страны.

Въ области обрабатывающей промышленности шелъ подобный же процессъ. Ремесленная форма производства достигла полнаго расцвѣта и уже дадше не могла удовлетворять назрѣвшимъ потребностямъ. Окаменѣвшія формы гильдій, охраняемыхъ всевозможными исключительными законами, не давали никакого простора частной иниціативѣ, мѣшали введенію техническихъ усовершенствованій, расширенію производства. Гильдіи, достигшія высшаго расцвѣта къ концу XVIII вѣка, начали клониться къ упадку. Онѣ не могли конкурировать съ проникавшими въ страну, несмотря на всѣ запрещенія, европейскими и американскими товарами, онѣ не могли удешевить своего производства. Въ то же время дайміосы и правительственные чиновники старались тянуть съ нихъ возможно больше, а разоренное населеніе представляло собой плохого покупателя. На эти затрудненія гильдіи могли отвѣчать только однимъ — требованіемъ и отъ дайміосовъ, и отъ правительства все большихъ привилегій, все большей защиты своего монопольнаго характера. Весь восемнадцатый вѣкъ наполненъ настойчивыми петиціями гильдій, просившихъ разныхъ льготъ, — главнымъ образомъ, запрещенія частнымъ лицамъ заниматься тѣми же производствами и наивозможно болѣе высокихъ пошлинъ на ввозимые изъ Китая и Кореи товары. Этимъ онѣ могли, по крайней мѣрѣ, охранить себя отъ конкуренціи, и если не понизить стоимости производства, то, по крайней мѣрѣ, держать въ своихъ рукахъ цѣны на товары и произвольно повышать ихъ. Правительство и дайміосы, въ значительной степени зависѣвшіе отъ нихъ, — такъ какъ налоги съ нихъ служили главнымъ источникомъ доходовъ, — не имѣли возможности отказывать имъ. Издавались законы, строго каравшіе за занятіе разными ремеслами лицъ, не принадлежавшихъ къ гильдіямъ, а на иностранные товары налагались почти запретительныя пошлины. Ввозившіяся изъ Китая шелковыя ткани, напримѣръ, облагались такими таможенными пошлинами, что онѣ должны были продаваться на 200—300 % дороже своей нормальной цѣны. Конечно, онѣ, также какъ другіе предметы роскоши, могли покупаться только исключительно богатыми людьми и то въ рѣдкихъ случаяхъ и не могли составить конкуренціи гильдіямъ. Предметы же общаго потребленія почти совершенно не могли ввозиться изъ Китая въ это время. Торговля европейскими товарами, происходившая черезъ посредство голландцевъ въ Дешимѣ, была поставлена въ еще болѣе стѣснительныя условія. Вся она находилась въ рукахъ одной Нагасакской гильдіи. Помимо нея никто не могъ непосредственно покупать товары у голландскихъ купцовъ. Нагасакская гильдія скупала ихъ всѣ и потомъ уже по собственному произволу назначала цѣны.

Такимъ образомъ, гильдейское законодательство, вмѣсто того, чтобы, уступая требованіямъ времени, ослабѣвать, крѣпло еще болѣе. А отъ этого страдало и населеніе, такъ какъ цѣны на всѣ товары страшно росли, и вся страна, такъ какъ ея производительныя силы не имѣли выхода — свободныя руки не находили работы, и естественныя богатства не эксплуатировались. Словомъ страна опять остановилась въ своемъ развитіи: она не только не богатѣла, но даже стала бѣднѣть.

0 отдѣльные дайміосы, и правительство испытывали постоянный недостатокъ денегъ, но въ своихъ поискахъ за ними только еще ухудшали и безъ того трудное экономическое положеніе страны. Съ одной стороны, чтобы пользоваться доходами съ гильдій, они увеличивали ихъ привилегіи и тѣмъ убивали возможность дальнѣйшаго промышленнаго развитія страны. Съ другой — когда доходовъ все-таки оказывалось недостаточно, они пробовали непосредственно увеличить количество денегъ.

Уже съ половины XVIII вѣка шогуны, испытывая постоянныя финансовыя затрудненія, начинаютъ прибѣгать къ такимъ же финансовымъ опытамъ, какіе продѣлывались около этого времени и въ Европѣ. Они начинаютъ произвольно выпускать значительныя количества бумажныхъ денегъ и такимъ путемъ увеличивать количество денежныхъ знаковъ, не обезпеченныхъ имѣющимся у государства золотомъ. Впрочемъ, въ то же самое время среди японскихъ ученыхъ возникаетъ экономическая школа, сильно возстающая противъ этого. Самый видный изъ этихъ ученыхъ, извѣстный японскій экономистъ XVIII вѣка Араи-Куми, въ своихъ трудахъ по экономическимъ и финансовымъ вопросамъ упорна доказывалъ, что денежные знаки не представляютъ собой богатства, и что въ концѣ концовъ обиліе ихъ приведетъ къ обезцѣненію ихъ, къ еще большему уменьшенію полноцѣнныхъ денегъ и къ еще большимъ экономическимъ неурядицамъ. По его выраженію, «худыя деньги прогоняютъ хорошія». Дѣйствительность вполнѣ оправдала его предсказанія. Бумажныя деньги быстро наводнили страну, на югѣ, напримѣръ, одно время обращались почти исключительно бумажки, потомъ онѣ стали страшно падать, вызывая большія экономическіе затрудненія, такъ что въ концѣ концовъ пришлось отмѣнить закономъ эту неудачную финансовую мѣру. Араи-Куми былъ призванъ управлять финансовымъ вѣдомствомъ, и на время снова было возстановлено правильное денежное обращеніе. Но потомъ новыя финансовыя затрудненія заставили забыть первый урокъ и снова стали повторяться попытки поправить финансовыя дѣла, надѣлавъ побольше денежныхъ знаковъ. Хуже всего то, что подобные опыты производились не только центральнымъ правительствомъ, но даже отдѣльными наиболѣе крупными дайміосами, сохранившими отъ прежнихъ временъ право чеканки монеты. Это, конечно, еще больше увеличивало экономическую неурядицу; такъ, въ разныхъ мѣстахъ стали обращаться разныя деньги, имѣвшія разную цѣнность. Правительство видѣло это зло, но не въ силахъ было помѣшать ему.

Вообще по мѣрѣ осложненія экономическаго положенія страны и ухудшенія государственныхъ финансовъ положеніе правительства стало постепенно расшатываться. Явилось слишкомъ много недовольныхъ элементовъ, съ которыми ему трудно было справиться. Дѣйствительно, почти всѣ слои общества имѣли теперь причины для неудовольствія. Самую реальную причину имѣло, конечно, сельское населеніе, несшее на себѣ страшный экономическій гнетъ. Земли у него было мало, на его шеѣ сидѣли непроизводительные классы — дайніосы и самураи, съ него же тянуло и государство. Кромѣ того, въ концѣ XVIII и въ началѣ XIX вѣка Японію посѣтилъ цѣлый рядъ неурожаевъ, а съ 1833 года они стали почти хроническими. Сельское населеніе отвѣчало на это глухимъ ропотомъ и частичными возмущеніями. Въ началѣ XIX вѣка въ разныхъ концахъ имперіи начали вспыхивать крестьянскіе бунты. Но, конечно, это были чисто стихійныя вспышки, не направленныя ни къ какой сознательной общей цѣли, и поэтому справиться съ ними враздробь не представляло особенной трудности. И крупные дайміосы, если это происходило на ихъ земляхъ, и правительство безъ труда усмиряли взбунтовавшуюся рабочую силу, и пулями внушали ей уваженіе къ законному порядку.

Нѣсколько труднѣе было справиться съ горожанами. Они были и сознательнѣе, и богаче земледѣльцевъ и потому представляли элементъ, съ которымъ надо было обращаться болѣе осторожно и бережно. Мы уже видѣли, что торговое и промышленное населеніе городовъ, организованное въ гильдіи, часто вступало даже въ торгъ съ правительствомъ и урывало у него значительныя льготы. Правительство волей-неволей шло на такія сдѣлки, невыгодныя, конечно, для страны, такъ какъ оно чувствовало свою зависимость отъ разбогатѣвшихъ горожанъ. Этимъ путемъ, оно, съ одной стороны, пользовалось доходами съ гильдій, а съ другой — обезпечивало себѣ ихъ молчаливую поддержку.

Но рядомъ съ гильдіями въ городахъ начиналъ возникать еще слой населенія, не находившій въ данномъ обществѣ никакого приложенія для своихъ силъ. Слой этотъ образовался изъ различныхъ элементовъ, оказавшихся, такъ сказать, за штатомъ, благодаря черезчуръ уже неподвижнымъ, негибкимъ формамъ соціальныхъ отношеній. Прежде всего тутъ были младшіе сыновья ремесленниковъ и торговцевъ, не получившихъ доступа въ гильдіи и промышлявшихъ самыми разнообразными способами, въ качествѣ мелкихъ торговцевъ, разносчиковъ или фокусниковъ, актеровъ и т. п. Постепенно и изъ деревни стали выдѣляться люди, присоединявшіеся къ нимъ же. Земля уже не въ силахъ была прокормить всего живущаго на ней населенія, и часть его, по большей части тоже младшіе сыновья, не получавшіе доли въ отцовскомъ наслѣдіи, уходила искать какого-нибудь заработка на сторону. Пробавлялись они какой-нибудь тяжелой ручной работой, постояннаго заработка въ большинствѣ случаевъ не имѣли и представляли вмѣстѣ съ первыми низшій слой городского населенія, тоже недовольный своимъ положеніемъ, но тоже мало сознательный и ничѣмъ не объединенный и поэтому болѣе опасный для общественной тишины и спокойствія, чѣмъ для государственнаго порядка. Въ случаяхъ возникавшихъ волненій, которыя съ начала XIX вѣка опять стали вспыхивать то тутъ, то тамъ, они представляли готовый элементъ для безпорядковъ, но самъ по себѣ этотъ городской пролетаріатъ не составлялъ въ то время силы.

14.

Несравненно болѣе сильно и болѣе сознательно въ массѣ было въ ту эпоху высшее сословіе. По оно тоже очень дифференцировалось къ этому времени. Чтобы яснѣе представить себѣ ходъ дальнѣйшихъ событій, намъ придется нѣсколько подробнѣе остановиться на отношеніи къ правительству различныхъ группъ, на которыя оно распалось.

Высшій слой привилегированнаго сословія состоялъ изъ бывшихъ независимыхъ феодаловъ-дайміосовъ, оставшихся и при новомъ строѣ во главѣ своихъ владѣній, и изъ бывшихъ личныхъ вассаловъ шогуна — фудай-дайміосовъ.

Все первое время правленія шогуновъ изъ рода Токугавы было, какъ мы видѣли, наполнено борьбой съ независимыми дайміосами сначала съ помощью оружія, потомъ путемъ законодательства. Къ концу XVII вѣка сопротивленіе дайміосовъ было сломлено. Изъ «перваго — между равными», какимъ былъ вначалѣ шогунъ, онъ превратился въ полновластнаго монарха, обращавшагося съ дайміосами, какъ со своими подданными. Его безчисленные шпіоны, разсѣянные по всей странѣ, слѣдили за малѣйшими проявленіями недовольства и доносили ему, и страшное наказаніе — перемѣна дѣдовскаго владѣнія на какой-нибудь отдаленный участокъ или даже смертная казнь и уничтоженіе самой фамиліи провинившагося не заставляли себя ждать. И власть, и сила была въ рукахъ шогуна, и онъ широко пользовался ими. А дайміосы смирялись. Смирялись, но, конечно, не забывали ни своей прежней силы, ни своего прежняго значенія. Шогунъ въ ихъ глазахъ олицетворялъ собою паденіе ихъ прежняго могущества, и, подчиняясь ему поневолѣ, они ненавидѣли его. Онъ въ ихъ глазахъ былъ узурпаторомъ, силою отнявшимъ власть, принадлежавшую прежде имъ, и еще притомъ отнявшимъ ее даже не на законномъ основаніи. Шогунъ вѣдь не былъ государь, онъ былъ только первый министръ, а между тѣмъ онъ пользовался всѣми правами верховной власти. Быть можетъ, микадо, если бы онъ держалъ въ своихъ рукахъ управленіе страной, не довелъ бы до такой степени подчиненіе знати. Испытывая на себѣ постоянный тяжелый гнетъ, исходившій непосредственно отъ шогуна, дайміосы забывали, что шогунъ опасенъ для нихъ именно, какъ представитель центральной власти, и что если бы правительственная власть не передовѣрялась шогуну, а находилась непосредственно въ рукахъ микадо, положеніе отъ этого нисколько не измѣнилось бы. Разница была бы только въ томъ, что тогда правитель, боровшійся съ ними, назывался бы микадо, а теперь онъ назывался шогунъ. Но во всякомъ случаѣ такъ, какъ исторически создалось положеніе, носителемъ центральной власти былъ шогунъ, а микадо стоялъ гдѣ-то въ сторонѣ, какъ какая-то невѣдомая, быть можетъ и благодѣтельная сила. Пока центральное правительство въ лицѣ шогуна было сильно, до тѣхъ поръ эти мысли, если они и бродили въ чьихъ-нибудь головахъ, на дѣлѣ не проявлялись. Но когда финансовое положеніе правительства пошатнулось, когда его реальная сила, опиравшаяся на благосостояніе страны стала убывать, а вмѣстѣ съ тѣмъ, какъ всегда это бываетъ, и сами носители власти стали мельчать и вырождаться, теряя личный авторитетъ, тогда эта затаенная ненависть начала выбиваться наружу я стало оживать заглушенное стремленіе къ независимости. Послѣдніе ничтожные шогуны уже не осмѣливались, какъ прежде, круто расправляться съ дайміосами, опасаясь, что въ случаѣ открытаго возмущенія, они не въ состояніи будутъ тотчасъ же подавить его. Дайміосы чувствовали это и пользовались. Они снова прочнѣе осѣдали въ своихъ владѣніяхъ, безконтрольнѣе пользовались властью надъ населеніемъ, заводили подъ рукой запрещенныя сношенія съ иностранными купцами, начавшими опять появляться у береговъ Японіи, и втайнѣ мечтали свергнуть ненавистное иго шогуна и опять стать независимыми. Но, конечно, они понимали, что страна не можетъ распасться на рядъ совершенно обособленныхъ владѣній, беззащитныхъ въ виду сильныхъ сосѣдей. Какое-нибудь единство было необходимо. Оно въ ихъ глазахъ олицетворялось въ образѣ далекаго отъ міра микадо, который всѣхъ объединитъ, но никого не подавить. Поэтому, укрѣпляясь въ своихъ владѣніяхъ, дайміосы въ то же время начинаютъ тайно заводить сношенія съ забытымъ дворомъ въ Кіото. Уже съ конца XVIII вѣка начинаются, несмотря на строгія] запрещенія шогуна, попытки наиболѣе крупныхъ дайміосовъ войти въ непосредственное общеніе съ микадо. Шогунъ всѣми силами борется противъ этого, повторяетъ запрещенія осквернять священную землю Кіото, гдѣ можетъ налагаетъ наказанія, но ничто не помогаетъ. Между дайміосами и Кіото ѣздятъ гонцы, а порой и сами болѣе рѣшительные дайміосы отваживаются вступать на священную землю, гдѣ ихъ присутствіе, конечно, никого не оскорбляетъ.

Микадо, давно отрѣшившійся отъ дѣлъ и отвыкшій отъ мысли играть какую-нибудь роль за границами своего заколдованнаго царства, подъ вліяніемъ новыхъ союзниковъ вспоминаетъ о своей забытой власти, понемногу входитъ во вкусъ политики и заодно со своими взбунтовавшимися подданными начинаетъ интриговать противъ своего полномочнаго довѣреннаго. Онъ тоже давно забылъ, что этотъ довѣренный правитъ въ сущности его именемъ и отъ его лица покоряетъ центральной власти феодаловъ. Онъ, также какъ и они, начинаетъ видѣть въ немъ узурпатора, поработившаго и его также, какъ ихъ.

Недовольство, зародившееся въ Кіото, — не столько, можетъ быть, у самого микадо, сколько у его придворныхъ, пожелавшихъ на дѣлѣ проявить то значеніе, которое принадлежало имъ по рангу, наноситъ сильный ударъ шогуну. Онъ могъ бороться съ дайміосами, чувствуя за собой опору верховной санкціи микадо. Теперь у него подрываютъ эту опору и положеніе его сразу становится болѣе шаткимъ, хотя Кіото и не имѣетъ за собой никакой реальной силы. Дѣйствительно получается двусмысленное положеніе. Шогунъ представитель верховной власти въ странѣ, а самъ носитель верховной власти, тотъ, отъ кого по идеѣ онъ ее получилъ, начинаетъ отказывать ему въ довѣріи. Конечно, это вначалѣ ничего не мѣняетъ въ соотношеніи силъ, такъ какъ реальная власть и всѣ ея органы попрежнему находятся въ рукахъ шогуна, но это очень облегчитъ со временемъ борьбу съ нимъ.

Органы эти, весь административный механизмъ былъ устроенъ именно съ тѣмъ разсчетомъ, чтобы при помощи централизованной бюрократіи сосредоточить всю власть въ рукахъ шогуна.

И первое время своего существованія она исполняла свою роль ко благу обѣихъ заинтересованныхъ сторонъ, т.-е. она внесла несравненно больше порядка, благоустройства и законности въ жизнь населенія и явилась послушнымъ орудіемъ въ рукахъ правительства. Но бюрократія — вездѣ бюрократія. Ея отрицательныя стороны скоро заслонили нѣкоторую долю пользы, принесенную ею вначалѣ. Не связанная никакими интересами съ мѣстнымъ населеніемъ, она стремилась только выжимать изъ него все, что возможно, не заботясь нисколько о поднятіи его благосостоянія. Вмѣстѣ съ тѣмъ она все разросталась, дѣлопроизводство ея все усложнялось, все дальше удаляясь отъ реальныхъ нуждъ населенія и все больше превращаясь въ мертвую канцелярщину съ безконечнымъ бумагомараньемъ вмѣсто насущнаго дѣла. Стоимость ея содержанія тоже, конечно, постепенно возрастала и ложилась тяжелымъ бременемъ все на то же населеніе. Въ XVIII в. на жалованье чиновникамъ уходило болѣе ²/₃ всего государственнаго бюджета Японіи.

По мысли Іеязу всѣ правительственныя должности должны были замѣщаться исключительно личными вассалами шогуна, высшія — фудаидайміосами, низшія — простыми самураями. Сдѣлано это было, конечно, для того, чтобы не передавать правительственныя функціи въ руки непокорныхъ дайміосовъ и ихъ вассаловъ и чтобы поручать ихъ людямъ, привыкшимъ къ личному повиновенію главѣ рода Токугавы. При этомъ правительственные чиновники назначались и смѣщались по волѣ шогуна или соотвѣтствующихъ властей, поставленныхъ имъ же. Но съ теченіемъ времени это отличіе чиновниковъ отъ дайміосовъ, дѣлавшее ихъ послушнымъ орудіемъ въ рукахъ правительства, стало понемногу исіезать. Наслѣдственный характеръ всѣхъ вообще занятій сталъ распространяться и на чиновничьи функціи. Высшія должности — намѣстниковъ въ провинціяхъ и даиквановъ — стали сначала удерживаться пожизненно, а потомъ и переходить по наслѣдству, т.-е. въ то время, какъ шогунъ старался превратить независимыхъ дайміосовъ въ своихъ намѣстниковъ, его собственные чиновники стремились превратиться въ самостоятельныхъ сатраповъ, доводя до минимума свою отвѣтственность передъ центральнымъ правительствомъ. Ихъ существенное отличіе отъ дайміосовъ заключалось въ томъ, что они не имѣли никакихъ правъ на землю управляемаго ими населенія и не имѣли собственныхъ земельныхъ владѣній. Къ началу XIX в. эти высшіе чиновники, подражая и въ этомъ, феодаламъ, мѣстами перестали даже лично исполнять свои функціи; они поручали ихъ довѣреннымъ, а сами предпочитали спокойно проживать въ Іедо или въ другихъ крупныхъ городахъ свои доходы, такъ что очень многія должности превратились просто въ почетныя наслѣдственныя синекуры. Усердно работали только низшіе чиновники. Но дѣла отъ этого не ускорялись, такъ какъ по всякому отвѣтственному вопросу имъ приходилось сноситься со своимъ начальствомъ, а то обыкновенно не торопилось съ отвѣтомъ.

Прекрасную иллюстрацію японской бюрократіи этого времени можно найти въ книгѣ Головнина «Въ плѣну у японцевъ». Въ 1811 г. русскій капитанъ Головнинъ былъ захваченъ въ плѣнъ японцами. Чуть не съ перваго момента японцы убѣдились, что захватъ его былъ въ сущности основанъ на недоразумѣніи, — капитанъ Головнинъ не имѣлъ никакихъ враждебныхъ намѣреній. Оставалось только отпустить его, что они въ концѣ концовъ и сдѣлали, совершенно добровольно, не причинивъ ему ни малѣйшаго зла. Но произошло это почти черезъ три года. Все это время было занято безконечной канцелярской волокитой. Дѣло его разсматривалось въ іерархическомъ порядкѣ всѣми властями, доходило до центральнаго правительства шогуна и снова возвращалось на мѣсто для новой безконечной переписки. Несмотря на это, капитанъ Головнинъ даетъ безпристрастную и почти во всѣхъ частностяхъ правильную характеристику тогдашняго государственнаго строя Японіи^[15].

Такая бюрократія уже не могла быть твердой опорой для центральной власти. Государственный строй, казавшійся такимъ незыблемымъ два вѣка назадъ, заколебался. Снова страна переживала двоякій — и экономическій, и политическій кризисъ. Но только положеніе теперь было несравненно сложнѣе, чѣмъ въ концѣ XVI вѣка. Тогда вся страна нуждалась въ одномъ — въ объединеніи и порядкѣ какой угодно цѣной. Цѣна оказалась дорогая, но цѣль была достигнута. Теперь жизнь общества очень усложнилась, и потребности различныхъ группъ населенія нельзя уже было свести къ одному знаменателю. Недовольство существующимъ строемъ было общее, обусловливалось оно совершенно различными причинами. Низшіе слои населенія, вся народная масса нуждалась въ раскрѣпощеніи, въ личной и экономической свободѣ, а привилегированныя группы его — и дайміосы, и гильдіи требовали возвращенія назадъ — еще большихъ привилегій для еще большей эксплуатаціи того же самаго населенія. Но роль феодализма давно уже была сыграна, мечты феодаловъ заранѣе были обречены на гибель, и, помогая расшатывать полицейское правительство, они подготовляли вмѣстѣ съ нимъ и свою собственную окончательную гибель.

Конечно далеко не все высшее сословіе было проникнуто такими ретроградными взглядами. Среди самураевъ, самой многочисленной и самой просвѣщенной части его, господствовало, въ общемъ, совершенно иное настроеніе. Положеніе самураевъ въ новыхъ общественныхъ условіяхъ совершенно измѣнилось. Во времена расцвѣта феодализма самураи составляли все тогдашнее общество — его силу, его цвѣтъ. Теперь, съ измѣненіемъ соціальныхъ условій и роль самураевъ измѣнилась. Самый смыслъ ихъ существованія исчезъ, а между тѣмъ форма осталась и постепенно наполнилась другимъ содержаніемъ. Прежде это были воины, всегда носившіе два меча, постоянно готовые пустить ихъ въ ходъ и почти постоянно имѣвшіе къ тому случай. Теперь мечи — знакъ благороднаго происхожденія — у нихъ остались, но законныхъ поводовъ пускать ихъ въ ходъ уже не было. Два вѣка въ странѣ царилъ миръ. Постоянныя военныя упражненія, наполнявшія прежде ихъ досуга въ промежуткахъ между походами, теперь потеряли свой смыслъ и постепенно отходили въ область прошлаго. Заниматься какимъ-нибудь производительнымъ трудомъ — промышленностью, торговлей — для нихъ попрежнему считалось унизительнымъ, да и гильдейская организація и той и другой не давала имъ туда доступа. Нѣкоторая, небольшая часть ихъ, какъ мы уже упоминали выше, прежніе вассалы дайміосовъ, осѣла на своихъ участкахъ и превратилась въ помѣщиковъ. Большинство считалось на службѣ у дайміосовъ и у шогуна, составляло ихъ войска и получало отъ нихъ жалованье рисомъ. Жалованья этого имъ обыкновенно не хватало, такъ какъ платить много дайміосы не могли, а благородное званіе обязывало къ извѣстнымъ расходамъ, и потому самураи были по большей части въ такомъ же долгу у купцовъ, какъ и сами дайміосы. Наконецъ, многіе изъ самураевъ теряли и эту прицѣпку къ жизни. Дайміосамъ не было никакой надобности, да не было и возможности увеличивать свои войска, и безъ того ихъ содержаніе обременяло ихъ неблестящіе финансы. Между тѣмъ, естественный приростъ населенія происходилъ и здѣсь, и опять младшіе сыновья оказывались за бортомъ. Они уходили изъ своихъ мѣстъ и тоже искали себѣ пропитанія. Прежде они шли, главнымъ образомъ, въ буддійскіе монастыри и дѣлались монахами, теперь они шли въ города и дѣлались учителями, врачами, писателями, учеными. Но и жившіе по своимъ провинціямъ самураи, не имѣвшіе въ сущности никакихъ обязательныхъ занятій, тоже мало-по-малу принялись за книгу. Это было единственное занятіе, которымъ они, не унижая себя, могли наполнять свои невольные досуги. Громадное большинство, почти всѣ литераторы и ученые, которыми такъ богаты XVIII и XIX вв. въ Японіи, происходили изъ среды самураевъ. И изъ этой же среды возникла первая сознательная оппозиція существующему строю. Изъ военной аристократіи, поддерживавшей феодольный строй, самураи постепенно превратились въ самый просвѣщенный и самый прогрессивный въ массѣ слой населенія — интеллигенцію страны, взявшую на себя починъ борьбы съ полицейскимъ государствомъ.

Сознательнѣе, чѣмъ кто-либо, относились эти лучшіе изъ самураевъ къ переживаемому моменту. Они видѣли бѣдствія разореннаго народа, его унизительное безправіе и горячо сострадали ему; они видѣли экономическія неурядицы, грозившія разорить страну; они видѣли слабость правительства и разрозненность общества, грозившія, въ случаѣ перваго столкновенія, предать родину въ руки болѣе сильнаго непріятеля, и въ нихъ пробуждался горячій и отважный патріотизмъ; они чувствовали на себѣ оскорбительный гнетъ полицейски-шпіонскаго режима, и въ нихъ загоралось возмущеніе и желаніе во что бы то ни стало найти выходъ.

Не весь, конечно, классъ самураевъ былъ охваченъ подобными мыслями. Правильнѣе, пожалуй, даже будетъ сказать, что въ массѣ онѣ едва только зарождались, а были, конечно, и такіе, которые совсѣмъ не задавались подобными вопросами, тупо довольствуясь настоящимъ. Изъ никъ впослѣдствіи вышли приверженцы реакціонныхъ дайміосовъ. Но рядомъ съ ними тутъ и тамъ работала свободная мысль, стремясь найти способы помочь родинѣ.

Революціонная эпоха.

15.

Еще съ начала XVII вѣка среди высшаго сословія Японіи, въ особенности же среди самураевъ стали широко развиваться занятія разными отраслями науки и литературой. Отчасти благодаря стараніямъ правительства, отчасти благодаря тому, что въ средніе вѣка Японія сильно отстала въ умственномъ отношеніи отъ Китая, первоначально вся ея научная дѣятельность развивалась, какъ мы уже говорили, подъ сильнымъ вліяніемъ китайщины. Научныя сочиненія писались на китайскомъ языкѣ, литература заимствовала образцы изъ Китая, а философскія ученія цѣликомъ переносились съ азіатскаго материка. Въ философіи вліяніе Китая продолжало безраздѣльно царить до самаго момента реставраціи, но въ другихъ областяхъ противъ него довольно скоро началась оппозиція, постепенно пріобрѣтавшая все болѣе широкое вліяніе.

Зародышъ этой оппозиціи былъ положенъ внимательнымъ изученіемъ родной исторіи, начатымъ еще при жизни Іеязу. Изъ историковъ начала XVIII вѣка особенно извѣстенъ Хакусеки, впервые написавшій не эпизодическую исторію Японіи, а давшій общій очеркъ развитія страны за 2.000 лѣтъ, останавливаясь преимущественно на моментахъ внутреннихъ кризисовъ и революцій. Этотъ же Хакусеки издалъ цѣлый рядъ экономическихъ трудовъ: «О принципахъ финансовъ» «О денежномъ обращеніи» и т. п. Жилъ онъ съ 1657—1715 г. Первые историческіе труды писались еще обыкновенно на китайскомъ языкѣ, но постепенно авторы, изучавшіе древніе памятники, написанные, конечно, по-японски, стали и сами употреблять родной языкъ. Вмѣстѣ съ этимъ изученіе родной старины пробуждало въ нихъ и національную гордость, вызывало стремленіе избавиться отъ чужеземнаго вліянія и стать на свои ноги въ умственномъ отношеніи. Мало-по-малу изъ этого выросло широкое націоналистическое теченіе, поставившее своимъ лозунгомъ борьбу съ китайщиной во всѣхъ ея проявленіяхъ и пропаганду родного языка, родной религіи — Шинто, и родной науки. Позднѣе къ этому присоединился и націонализмъ въ политикѣ.

Родоначальникомъ этого націоналистическаго движенія считается Кеитчіу, самурай по происхожденію, ушедшій въ ранней молодости въ монастырь, чтобы всецѣло посвятить себя научнымъ занятіямъ. Всю свою жизнь онъ занимался собираніемъ памятниковъ древней письменности. Онъ написалъ нѣсколько трудовъ по изученію древней японской литературы, не потерявшихъ значенія и до послѣдняго времени. Кромѣ того, онъ и самъ былъ поэтомъ, слагая стихи въ духѣ народной поэзіи. Умеръ Кеитчіу въ 1701 г., но оставилъ по себѣ цѣлую школу своихъ учениковъ, продолжавшихъ работать въ томъ же направленіи и передававшихъ дальше его завѣты.

Самымъ знаменитымъ изъ его дальнѣйшихъ послѣдователей былъ Мотоори Норинага, родившійся въ 1730 г. Онъ тоже происходилъ изъ самураевъ. Его предназначали къ медицинской карьерѣ, но его влекло въ другую сторону. Онъ рано натолкнулся на труды Кеитчіу и съ тѣхъ поръ занятія родной исторіей и родной литературой заслонили для него все. Всю свою жизнь онъ работалъ въ этой области и издалъ болѣе 100 томовъ своихъ сочиненій. Наибольшее значеніе изъ нихъ имѣетъ разборъ древнѣйшей японской лѣтописи «Койики». Кромѣ цѣлаго ряда трудовъ по древней японской исторіи, литературѣ и по изученію самого языка, онъ написалъ еще нѣсколько полемическихъ трактатовъ противъ китайщины, — китайскаго языка и китайской литературы.

Мотоори, первый изъ ученыхъ націоналистовъ, ввелъ въ свои историческіе труды элементъ политики и коснулся современнаго положенія вещей. Одно его сочиненіе, «Тама Кусиге» посвящено спеціально выясненію причинъ тяжелаго положенія его родины. Онъ описываетъ въ немъ бѣдствія земледѣльческаго населенія и выражаетъ глубокое сочувствіе ему. Онъ считаетъ, что аграрные бунты, начавшіеся уже въ ту эпоху, вполнѣ понятны и служатъ скорѣе обвиненіемъ противъ дайміосовъ и правительственныхъ чиновниковъ, чѣмъ противъ голодающаго и невѣжественнаго населенія. Но онъ еще не доходить до мысли о коренномъ переустройствѣ всего государственнаго строя. По его мнѣнію, главное зло происходитъ отъ обилія чиновниковъ и отъ ихъ злоупотребленій. Поэтому надо скорѣе приступитъ къ реформамъ, клонящимся къ уменьшенію количества и улучшенію качества чиновниковъ.

Несмотря на такую умѣренность его политическихъ чаяній, правительство шогуна, всегда очень внимательное къ малѣйшимъ проявленіямъ неудовольствія со стороны подданныхъ, обратило вниманіе на литературную дѣятельность Мотоори. Въ 1778 г. одно изъ его сочиненій было запрещено. Съ этихъ поръ правительство, раньше всячески покровительствовавшее наукѣ и литературѣ, начинаетъ относиться и къ той и къ другой подозрительно. До тѣхъ поръ оно видѣло въ нихъ скорѣе отвлеченіе отъ опасныхъ воинственныхъ склонностей феодальнаго дворянства, пріятное времяпрепровожденіе въ часы досуга, а иногда и полезное занятіе, изъ котораго правительство можетъ извлечь для себя выгоду. Теперь оно почувствовало въ этомъ какую-то новую силу, не поддающуюся его власти, ускользающую отъ всѣхъ его полицейскихъ скорпіоновъ. Но примириться съ этимъ оно, конечно, не могло. И вотъ въ Японіи начинается эра цензурнаго гнета и политическихъ преслѣдованій, падающая только вмѣстѣ съ режимомъ.

Историческія сочиненія, цѣлыя философскія системы, несогласныя съ видами правительства, запрещаются или уничтожаются. Авторы ихъ высылаются въ отдаленныя провинціи, лишаются права печатать что бы то ни было, заключаются въ тюрьмы. Еще въ концѣ XVIII вѣка шогунъ Іенари запретилъ распространеніе всѣхъ философскихъ теорій, противорѣчившихъ принятому въ Японіи конфуціанскому ученію, Чу-хи или Чузи. Конфуціанизмъ въ изложеніи Чу-хи освящалъ существующій строй, слѣдовательно, всякое колебаніе его авторитета, всякое сомнѣніе въ его неопровержимости должно быть признано опаснымъ. Между прочимъ, подвергалась запрещенію идеалистическая философія Уангъ-янгъ-мина, стремившагося поднять значеніе личности.

Такой же строгой цензурѣ подвергались и историческія сочиненія, изъ которыхъ многія такъ и не увидѣли свѣта, но вато усердно распространялись въ рукописныхъ спискахъ. Конечно, преслѣдованіе правительства шогуна не только не прекратило распространеніе идей, которыя оно считало вредными, но наоборотъ, еще усилило ихъ.

Прежде историческія сочиненія казались опасными только своимъ націонализмомъ, своей борьбой съ китайщиною въ области науки и литературы, теперь они объявили борьбу существующему строю, самому правительству. Тотъ гнетъ правительства, который просвѣщенные люди замѣчали и прежде, теперь они ощутили на самихъ себѣ, а это, конечно, придало остроту ихъ настроенію. Они теперь не только понимали, но и чувствовали все зло современнаго строя. Они обращались къ прошлому, къ исторіи уже съ новыми запросами. Они искали тамъ иного, болѣе справедливаго, менѣе угнетающаго строя и имъ казалось, что они находили его. Смягченное временемъ прошлое всегда имѣетъ въ себѣ нѣчто притягательное. А тутъ въ этомъ прошломъ они находили черты рѣзко противоположныя ненавистному настоящему и уже по этому одному симпатичныя имъ. Особенно привлекательнымъ казался для нихъ древнѣйшій періодъ японской исторіи [и больше всего эпоха реформъ таиква. Весь соціально-экономическій строй того времени казался имъ основаннымъ на началахъ равенства и справедливости. Не было богатыхъ и бѣдныхъ, всѣ имѣли одинаковую долю въ эксплуатаціи главнаго богатства страны — земли; частной собственности на землю не существовало совсѣмъ и даже владѣніе ею было общиннымъ. Всѣ были равны между собой и передъ отеческой властью микадо. Теперь все измѣнилось. Глубокая. соціальная рознь расколола общество на паріевъ и привилегированныхъ, а во главѣ всталъ деспотическій произволъ шогуна. Точно также какъ и дайміосы, они не отдавали себѣ яснаго отчета, что шогунъ угнеталъ страну и ихъ не какъ шогунъ изъ рода Токугавы, а какъ представитель деспотическаго абсолютизма вообще, и что если бы та же самая власть находилась непосредственно въ рукахъ микадо, то дѣло обстояло бы не лучше. Они видѣли, что страшное усиленіе центральной власти началось со времени водворенія Токугавы и свою ненависть къ деспотизму вообще переносили на шогуновъ. По отношенію къ данному моменту они были правы, такъ какъ вся власть, дѣйствительно, олицетворялась шогунонъ, въ будущемъ же время научило ихъ расширить свои идеалы.

Въ противовѣсъ ненавистному и такому реальному шогуну они выдвигали далекаго идиллическаго микадо, который нѣкогда какъ отецъ правилъ своимъ народомъ, всѣмъ доступный и всегда справедливый. Въ лицѣ микадо они олицетворяли иной, лучшій, болѣе справедливый въ экономической области и болѣе свободный въ политическомъ отношеніи строй. И они страстно мечтали о низложеніи шогуна и о воцареніи вновь микадо. Въ этомъ пунктѣ націоналисты романтики встрѣтились съ дайміосами и нѣкоторое время пошли съ ними рука объ руку, иногда увлекая нѣкоторыхъ изъ нихъ за собой, а иногда допуская ради нихъ нѣкоторые компромиссы. И тѣмъ, и другимъ ненавистенъ былъ шогунъ, и тѣ, и другіе мечтали о возстановленіи микадо. Конечно, и причины ихъ ненависти, и цѣли возстановленія правъ микадо были у нихъ совершенно разныя, но до поры до времени пути ихъ сходились, а тамъ время показало, за кѣмъ долженъ былъ остаться перевѣсъ.

Для правительства обѣ группы — и идеалисты-романтики, и реакціонные дайміосы — были одинаково опасны. Но съ могущественными дайміосами было, конечно, труднѣе бороться, чѣмъ съ самураями, будь они писатели, ученые или просто политическіе заговорщики. Съ 20-хъ годовъ XIX вѣка число политическихъ процессовъ и цензурныхъ изъятій особенно увеличивается. Въ 1836 г. подвергается запрещенію историческое сочиненіе извѣстнаго японскаго ученаго Хираты, въ которомъ онъ доказывалъ, что шогуны не болѣе, какъ узурпаторы, незаконно захватившіе власть, и что истинные монархи Японіи — микадо должны быть возстановлены въ своихъ правахъ. Въ 1841 г. самъ Хирата былъ высланъ въ свою родную провинцію Дева и ему было запрещено печатать что бы то ни было. Въ 1843 г. одинъ изъ рода дайміосовъ провинціи Мито, Наріаки, былъ арестованъ по подозрѣнію въ противоправительственной агитаціи и посаженъ въ тюрьму, гдѣ онъ просидѣлъ до 1853 г. Но эти мѣры ни къ чему не приводили, запрещенныя сочиненія переписывались и читались съ еще большимъ увлеченіемъ, и движеніе росло, несмотря на всѣ преграды. Особенно сильно было оно въ южныхъ провинціяхъ.

Молодежь, та самая молодежь, изъ которой впослѣдствіи вышли главные дѣятели переворота, теперь. училась, волновалась текущими событіями и строила смѣлые планы. Одинъ изъ такихъ кружковъ описываетъ біографъ едва ли не самаго замѣчательнаго дѣятели переворота 1868 г. — Окубо. Окубо Тосимисти происходилъ изъ самураевъ провинціи Мито. Съ дѣтства онъ отличался большими дарованіями, крайней любознательностью и замѣчательной твердостью и прямотой характера. На своихъ товарищей онъ всегда оказывалъ огромное вліяніе. Въ ранней молодости вокругъ него образовался кружокъ друзей, съ нѣкоторыми изъ которыхъ онъ вмѣстѣ выступилъ впослѣдствіи на арену общественной дѣятельности. Наиболѣе извѣстные изъ нихъ Нагунама Кахе, Каіедо Набунози и Саиго Такамори. Съ послѣднимъ Окубо съ дѣтства связывала особенно тѣсная дружба. Рука объ руку вступили они на путь политической борьбы, но впослѣдствіи жизнь далеко развела ихъ, они стали непримиримыми политическими противниками. Но въ сороковые годы ни малѣйшаго диссонанса не звучало еще въ тѣсномъ товарищескомъ кружкѣ. «Они имѣли обыкновеніе по вечерамъ собираться у одного изъ друзей. За чаемъ велись безконечные разговоры, иногда читали. Давались торжественныя обѣщанія никогда не забывать этихъ собраній. Друзья изучали сначала Чузи, но скоро Окубо увлекъ ихъ перейти къ Ито Мосмону, излагавшему философію Уангъ -Янгъ-Мина. Чузи — рабъ традиціи, сторонникъ объективной реальности — не привлекъ ихъ; но теоріи Уангъ- Янгъ-Мина, идеалиста съ оттѣнкомъ стоицизма, воодушевляли ихъ. Большое значеніе, придаваемое совершенствованію своего „я“ и воспитанію воли приводило въ восторгъ юношей, мечтавшихъ о великихъ подвигахъ. Въ это время ученіе Уангъ-Янгъ-Мина было запрещено правительствомъ, какъ еретическое. Это придавало собраніямъ ароматъ конспираціи. Конечно, во время этихъ собраній обсуждались событія дня. Скоро политика властно вторглась въ ихъ жизнь и разсѣяла ихъ золотыя мечты и безкорыстные планы»^[16]…

Переворотъ.

16.

Коренной переворотъ, измѣнившій цѣликомъ весь соціально-политическій строй Японіи, совершился, конечно, не въ одинъ годъ, хотя его и принято называть переворотомъ 1868 г. Въ 1868 г. произошло лишь окончательное низложеніе шогуна, уже раньше потерявшаго дѣйствительное значеніе. Начало его нужно отнести къ тому времени, когда дайміосы стали впервые открыто выказывать неповиновеніе шогуну, а дворъ въ Кіото явно выказалъ неодобреніе ему, — т.-е. къ концу пятидесятыхъ годовъ. Окончаніе же его произошло лишь въ 1889 году, когда утвержденіемъ конституціи былъ завершенъ новый государственный строй Японіи. Интересно, что первый періодъ, имѣвшій цѣлью реставрацію законнаго микадо, былъ наполненъ кровопролитіемъ, носилъ революціонный характеръ; второй же, заключавшійся въ измѣненіи всѣхъ основъ государственнаго строя, протекалъ, въ общемъ совершенно мирно. Въ первомъ періодѣ во главѣ движенія стояли крупные дайніосы, имѣвшіе въ своемъ распоряженіи организованныя силы; во второмъ періодѣ они постепенно отступаютъ на второй планъ, руководство же движеніемъ переходить въ руки самураевъ, не игравшихъ первое время никакой самостоятельной роли.

Къ шестидесятымъ годамъ девятнадцатаго вѣка положеніе дѣлъ въ странѣ запуталось до послѣдней степени. Неурожаи слѣдовали за неурожаями, разоряя населеніе и истощая казну; крестьяне отвѣчали на нихъ бунтами. Дайніосы роптали и открыто ѣздили въ Кіото, пренебрегая запрещеніями шогуна. Люди всѣхъ сословій, не находившіе себѣ работы, бродили по странѣ и увеличивали смуту. Правительство бросалось во всѣ стороны, въ безплодныхъ попыткахъ заткнуть то тѣ, то другія дыры. Въ 1841 г. оно попыталось было даже уничтожить гильдіи, чтобы дать выходъ безпокойнымъ элементамъ, не находившимъ себѣ мѣста, и понизить цѣны на продукты, достигшія невѣроятной высоты. Но эта мѣра такъ противорѣчила всему крѣпостническому строю общества и вызвала такой ропотъ среди крупныхъ торговцевъ и промышленниковъ, что пришлось очень скоро отмѣнить ее. Для поправленія финансовъ оставались только новыя попытки усиленнаго выпуска денегъ, но онѣ въ итогѣ вносили еще больше смуты и безпорядка, не улучшая положенія казны.

Въ довершеніе всего уже съ начала XIX вѣка торговыя суда разныхъ европейскихъ странъ снова начинаютъ попытки завязать торговыя сношенія съ Японіей, а при неудачѣ не стѣсняются даже пускать въ ходъ силу. Съ сѣвера тревожатъ русскіе, владѣнія которыхъ подходятъ къ сѣвернымъ границамъ страны, съ востока американцы, съ юга, главнымъ образомъ, англичане. Еще въ 1805 г. русское посольство съ Рѣзановымъ во главѣ пріѣзжало въ Нагасаки и пыталось побудить правительство Японіи вступить въ договорныя отношенія съ Россіей, но попытка эта не привела ни къ чему. Предложеніе Рѣзанова было рѣшительно отклонено. Вслѣдъ затѣмъ, въ 1806 г. русскій лейтенантъ Хвостовъ съ двумя судами дѣлаетъ рядъ нападеній на Сахалинъ и Курильскіе острова, грабитъ жителей прибрежныхъ селеній, захватываетъ два японскія торговыя судна, забираетъ съ нихъ всѣ цѣнные товары и уводитъ въ плѣнъ нѣсколькихъ японцевъ. Это возбуждаетъ такой страхъ и недовѣріе въ японцахъ, что, когда четыре года, спустя къ тѣмъ же берегамъ пристаетъ уже дѣйствительно съ мирными намѣреніями капитанъ Головнинъ, они заманиваютъ его въ ловушку и берутъ въ плѣнъ.

Съ конца сороковыхъ годовъ открытіе нѣкоторыхъ китайскихъ гаваней и начавшаяся въ Калифорніи золотая горячка особенно увеличиваютъ торговое движеніе по Великому океану, отъ американскаго къ азіатскому берегу. Японскіе острова, лежащіе какъ разъ на дорогѣ, представляютъ единственную станцію, необходимую на такомъ длинномъ пути. Попытки остановокъ тамъ происходятъ чуть не ежегодно. Положеніе правительства еще ухудшается. Съ одной стороны, основной законъ Имперіи не допускаетъ присутствія иностранцевъ, населеніе относится къ нимъ съ недовѣріемъ, и гильдіи всѣми силами протестуютъ противъ ввоза иноземныхъ товаровъ. Съ другой стороны оно не имѣетъ силъ помѣшать имъ, такъ какъ у него не хватаетъ средствъ, чтобы улучшить войско и вооруженіе, и кромѣ того оно не можетъ разсчитывать на единодушную поддержку могущественныхъ дайміосовъ.

Въ 1853 году происходитъ событіе, заставляющее правительство принять хоть въ этомъ вопросѣ какое-нибудь окончательное рѣшеніе. 8-го іюля въ бухту Іедо входитъ американская военная эскадра, состоящая изъ четырехъ большихъ судовъ, подъ командой коммодора Перри. Она не проявляетъ, впрочемъ, никакихъ воинственныхъ намѣреній. Коммодоръ Перри желаетъ только передать письмо президента Соединенныхъ Штатовъ къ правителю Японіи — шогуну. Сначала ему въ этомъ отказываютъ, такъ какъ иностранцы не имѣютъ права приставать къ японскимъ гаванямъ, и всѣ сношенія съ ними могутъ происходить только при посредствѣ голландцевъ. Но коммодоръ настаиваетъ, и его аргументы — въ видѣ четырехъ военныхъ судовъ — такъ убѣдительны, что не остается ничего другого, какъ принять письмо президента и обѣщать отвѣтъ на него до истеченія года. Коммодоръ Перри удовлетворяется пока этимъ и уходитъ въ Китай.

Письмо президента не заключало въ себѣ ни угрозъ, ни неисполнимыхъ требованій. Въ самой любезной формѣ оно предлагало правителю Японіи вступить въ дружественныя сношенія съ Соединенными Штатами, какъ подобаетъ двумъ сосѣднимъ странамъ. Отъ этого можетъ произойти только обоюдная выгода. Для себя Соединенные Штаты желаютъ лишь дозволенія ихъ судамъ останавливаться въ какихъ-нибудь японскихъ гаваняхъ, чтобъ возобновлять запасы угля и прѣсной воды. Пункты будущаго договора предостагиляется выработать коммодору Перри совмѣстно съ уполномоченными японскаго правительства.

Какъ ни были умѣренны желанія американцевъ, для Японіи удовлетвореніе ихъ представляло вопросъ большой важности. Допустить американцевъ въ какія-нибудь другія гавани, кромѣ Дешимы, значило впустить въ страну европейскіе товары, значило подорвать гильдіи, значило пошатнуть весь экономическій строй и, кромѣ того, нарушить всѣ традиціи.

Какъ разъ во время обсужденія всѣхъ этихъ вопросовъ, 25-го августа 1853 г. умеръ шогунъ Іеяши. Хотя бюрократическая машина была настолько налажена, что смѣна одного правителя другимъ не представляла событія особенно большой, важности, но все-таки водвореніе новаго шогуна было по традиціи связано съ большими расходами, а для казны въ то время даже такое напряженіе имѣло значеніе. Шогуномъ былъ провозглашенъ сынъ Іеяши — Іезада.

Вслѣдъ за этимъ въ Нагасаки появилась русская эскадра адмирала Путятина, въ составѣ судовъ которой находился, между прочимъ, и фрегатъ «Паллада». Путятинъ съ своей стороны предложилъ шогуну установить дружественныя торговыя сношенія съ Россіей. Англійская эскадра, хотя и не входила въ бухты, но крейсировала въ китайскихъ водахъ, и каждый моментъ могла явиться съ подобными же требованіями.

Все это не содѣйствовало спокойному обсужденію важныхъ предложеній президента Соединенныхъ Штатовъ. Хотя иноземныя эскадры и не имѣли повидимому враждебныхъ намѣреній, но едва ли могло быть сомнѣніе, что въ случаѣ отказа онѣ пустятъ въ ходъ силу для подкрѣпленія своихъ желаній. А что могло противоставить имъ правительство шогунаУ Плохо вооруженное войско, внутреннія неурядицы и пустую казну.

13-го февраля 1854 года коммодоръ Перри явился за отвѣтомъ и естественнымъ образомъ правительство безъ дальнѣйшихъ промедленій приступило съ нимъ къ выработкѣ проекта договора, стараясь только по возможности съузить рамки правъ, даваемыхъ вновь иностранцамъ. 31-го марта проектъ былъ выработанъ и посланъ на утвержденіе въ Вашингтонъ. Договоръ состоялъ изъ ХИ статей, сущность которыхъ сводилась къ слѣдующему: Японія и Соединенные Штаты вступаютъ въ мирныя, дружественныя сношенія. Японія открываетъ для американскихъ судовъ двѣ гавани — Шимода на восточномъ берегу Ниппона немедленно, и черезъ годъ Хакодате — на Іезо. Въ этихъ гаваняхъ суда могутъ покупать всѣ необходимые для нихъ запасы, но исключительно черезъ правительственныхъ чиновниковъ. Торговля иностранными товарами будетъ подчинена японскимъ законамъ. Въ Шинодѣ можетъ жить американскій консулъ и агенты. Американцы, живущіе въ обоихъ указанныхъ портахъ, могутъ безпрепятственно выѣзжать за черту ихъ и подлежатъ охранѣ мѣстныхъ законовъ. Договоръ вступаетъ въ силу черезъ 18 мѣсяцевъ по подписаніи.

Немедленно по заключеніи этого договора англійскій, русскій и голландскій адмиралы явились въ Нагасаки просить и для своихъ странъ такихъ же привилегій. Отказать имъ не было ни повода, ни возможности. Напротивъ, пришлось еще къ первымъ двумъ портамъ прибавить третій — Нагасаки.

Какъ только вѣсть о подписаніи договора распространилась, въ странѣ началось сильное волненіе. Многіе дайміосы были рѣшительно противъ допущенія иностранцевъ, другіе, особенно въ южныхъ провинціяхъ Мито, Кошу, Сатсума, Тоза и др., видѣли въ этомъ удобный предлогъ для открытаго возмущенія противъ шогуна. Какъ! Шогунъ принимаетъ такое важное рѣшеніе, нарушающее основные законы безъ вѣдома страны, безъ вѣдома законнаго монарха. Онъ ведетъ переговоры съ иностранцами отъ своего имени, не давая имъ даже заподозрить, что онъ только уполномоченный, а настоящій монархъ — микадо. По существу во всемъ этомъ не было ничего незаконнаго, такъ какъ по смыслу закона микадо передовѣрялъ всю свою власть шогуну, и тотъ управлялъ страной совершенно самостоятельно, не испрашивая никогда разрѣшенія микадо на отдѣльные акты.

Тѣмъ не менѣе и самъ шогунъ не былъ уже въ такой мѣрѣ, какъ прежде, увѣренъ въ своей силѣ. Чтобъ заглушить неудовольствіе, онъ написалъ микадо письмо, въ которомъ сообщалъ ему о предстоящемъ черезъ 1½ года открытіи гаваней и приводилъ ему свои резоны. Микадо сухо отвѣтилъ ему, что онъ можетъ поступать, какъ находитъ нужнымъ, но микадо не одобряетъ его.

Такой отвѣтъ еще болѣе возбудилъ враговъ шогуна, хотя они все еще не рѣшались дѣйствовать силой. Только споры становились все ожесточеннѣе, и лозунгъ «почитай микадо и изгоняй варваровъ» уже сталъ раздаваться то тутъ, то тамъ. До иностранцевъ тоже достигли отголоски этихъ волненій, и они впервые узнали, что шогунъ, котораго они считали полновластнымъ монархомъ, не всѣми въ Японіи признается законнымъ главою правительства. Для нихъ это имѣло большое значеніе, такъ какъ подвергало сомнѣнію заключенные ими договоры. Во всякомъ случаѣ они рѣшили дѣйствовать, не принимая этого во вниманіе. Въ августѣ 1856 года представитель Соединенныхъ Штатовъ Гаррисъ явился, какъ было условлено, въ Шимоду. Правительство, хотя и съ большими колебаніями, разрѣшило ему поселиться тамъ и даже въ слѣдующемъ году шогунъ принялъ его въ аудіенціи. Сэръ Гаррисъ понималъ шаткость положенія правительства, видѣлъ враждебное отношеніе къ иностранцамъ двора въ Кіото и торопился какъ можно скорѣе упрочить положеніе американцевъ. Пользуясь слабостью шогуна, онъ добился отъ него заключенія новыхъ торговыхъ договоръ, по которымъ права иноземныхъ купцовъ были очень расширены. Между прочимъ имъ предоставлялось право вести торговлю въ Іедо и Осакѣ. Теперь уже проявились и реальныя послѣдствія открытія портовъ, хлынули иностранные товары, производя цѣлую революцію въ цѣнахъ и разоряя мѣстныхъ купцовъ и промышленниковъ. Ропотъ сдѣлался всеобщимъ, и положеніе иностранцевъ стало довольно-таки рискованнымъ. Начались тайныя убійства пріѣзжихъ купцовъ. Правительство шогуна чувствовало всю опасность этого, но не въ силахъ было положить конецъ безпорядкамъ.

Среди всѣхъ этихъ тревогъ шогунъ Іезада, человѣкъ еще молодой и здоровый, внезапно умеръ. Прямыхъ наслѣдниковъ у него не было, и послѣ долгихъ пререканій среди самого правительства шогуномъ объявленъ былъ одинъ его родственникъ, двѣнадцатилѣтній мальчикъ. Регентомъ же до его совершеннолѣтія назначенъ былъ Ии-Камонъ-но-Ками, человѣкъ очень энергичный, сразу ставшій главой партіи шогуна. Онъ уже раньше игралъ главную роль при заключеніи вторичнаго договора съ сэромъ Гаррисомъ, и теперь его назначеніе регентомъ показалось въ Кіото прямымъ вызовомъ. Преданные микадо дайміосы собирались въ Кіото и побуждали микадо дѣйствовать рѣшительнѣе и требовать отъ шогуна изгнанія варваровъ. Но правительство зашло слишкомъ далеко, чтобы отступать назадъ, и Ни-но-Кани былъ не такой человѣкъ, чтобы признать себя побѣжденнымъ. 23-го марта 1860 года онъ былъ убитъ фанатическими приверженцами старины въ Іедо, передъ окнами дворца шогуна. Для правительства это было громаднымъ ударомъ. Его престижъ настолько упалъ, что оно не могло даже наказать его убійцъ, съ тріумфомъ понесшихъ его голову въ резиденцію провинціи Мито.

Пользуясь замѣшательствомъ, наступившимъ въ Іедо, микадо самъ назначилъ опекуномъ къ малолѣтнему шогуну одного изъ преданныхъ ему дайміосовъ.

Между Іедо и Кіото водворилось временное перемиріе. Молодой шогунъ былъ привезенъ въ Кіото и представленъ микадо; вслѣдъ затѣмъ его женили на сестрѣ микадо.

Но все это было совсѣмъ не на руку крупнымъ дайміосанъ, которые мечтали вовсе не о примиреніи между микадо и шогуномъ, а о полномъ низложеніи шогуна. Какъ только молодой шогунъ вернулся въ Іедо, между двумя правительствами снова начались недоразумѣнія. Теперь уже въ странѣ, дѣйствительно, господствовало двоевластіе, и никто не могъ разобрать хорошенько, кто можетъ повелѣвать и кто обязанъ повиноваться. Изъ обѣихъ столицъ исходили указы, часто противорѣчивые, иногда взаимно уничтожающіе другъ друга. Снова возобновились нападенія на иностранцевъ. Въ январѣ 1861 г. былъ убитъ секретарь американскаго консульства, въ іюлѣ было совершено открытое нападеніе на англійское консульство. А между тѣмъ, послѣ первыхъ пертурбацій, вызванныхъ появленіемъ иностранныхъ товаровъ, оживленіе торговли стало сказываться и положительнымъ образомъ. Пустующая казна шогуна быстро наполнялась, благодаря международной торговлѣ, развивавшейся въ его городахъ. Правительство укрѣпилось въ намѣреніи энергично защищать принятое имъ въ отношеніи иностранцевъ рѣшеніе и не обращать вниманіе на неудовольствіе въ Кіото.

Взаимныя отношенія двухъ властей снова обострились.

Въ этотъ моментъ нѣкоторые изъ дайміосовъ, опасаясь новаго усиленія шогуна, рѣшили пустить въ ходъ силу и принудить шогуна къ повиновенію. Въ Кіото съѣхалось нѣсколько крупныхъ дайміосовъ, а съ юга изъ Сатсумы тронулось цѣлое войско подъ предводительствомъ ІЛимадзы. На совѣщаніи въ Кіото рѣшено было послать Шимадзу въ Іедо и требовать отъ шогуна настоятельно изгнанія иностранцевъ. Посольство это не имѣло успѣха, правительство шогуна стояло на своемъ. Но на обратномъ пути Шимадзы случилось обстоятельство, ускорившее развязку запутавшагося узла.

Невдалекѣ отъ Іедо торжественный поѣздъ Шимадзу встрѣтилъ небольшую кавалькаду европейцевъ, катавшихся въ окрестностяхъ Іокогамы. По японскому этикету всѣ путники, встрѣчающіе поѣздъ дайміоса, должны уступать ему дорогу и сторониться. Англичане, не зная этого, спокойно продолжали путь. Но когда они поравнялись съ паланкиномъ Шимадзы, возмущенные такимъ неуваженіемъ самураи окружили ихъ, размахивая мечами, и одинъ изъ нихъ смертельно ранилъ м-ра Ричардсона. Остальные англичане отдѣлались легкими пораненіями и благополучно ускакали въ Іокогаму. Это случилось въ сентябрѣ 1862 г.

Англійское консульство немедленно потребовало отъ правительства удовлетворенія въ видѣ примѣрнаго наказанія виновнаго и денежнаго вознагражденія въ размѣрѣ 100.000 фунт. стерл. отъ правительства и такой же суммы отъ дайміоса Сатсумы. Шогунъ отвѣтилъ, что съ своей стороны онъ уплатитъ свою долю, но наказать виновнаго и взыскать пеню съ непокорнаго дайміоса онъ не въ состояніи. Послѣ долгихъ переговоровъ англійская эскадра въ составѣ семи военныхъ судовъ направилась къ Сатсумѣ и подвергла бомбардировкѣ резиденцію дайміоса — Кагошиму, на южномъ берегу Кіу-Сіу. Всѣ новые сатсумскіе корабли были захвачены и потоплены. Требуемыя деньги послѣ того были немедленно уплочены.

Приблизительно въ это же время въ сѣверной части Кіу-Сіу произошло другое обстоятельство, тоже имѣвшее серьезныя послѣдствія. Еще на съѣздѣ дайміосовъ въ Кіото лѣтомъ 1862 года было рѣшено въ случаѣ неповиновенія шогуна изгнать собственными силами иностранцевъ. Срокомъ для исполненія этого было назначено лѣто 1863 г. Но къ этому времени микадо и большинство дайміосовъ оставили этотъ планъ, находя его во многихъ отношеніяхъ неудобнымъ, и только одинъ дайміосъ провинціи Чоши рѣшилъ за свой страхъ привести его въ исполненіе. Провинція Чоши была расположена по обѣимъ берегамъ Симоносекскаго пролива, и вотъ, когда 25-го іюня 63 года по Симоносекскому проливу проходилъ небольшой американскій торговый пароходъ, съ берега его стали обстрѣливать изъ пушекъ. Онъ успѣлъ уйти безъ большого вреда. Но черезъ нѣсколько дней то же самое произошло съ французскимъ пароходомъ, а еще черезъ день съ голландскимъ.

Какъ только вѣсть объ этомъ дошла до Іокогамы, оттуда тотчасъ же было послано американское военное судно, чтобы немедленно наказать за оскорбленіе американскаго флага. Къ нему присоединилось французское и голандское военныя суда, и соединенными силами они совершенно уничтожили береговыя укрѣпленія Симоносекскаго пролива и обратили жителей въ бѣгство. Вмѣстѣ съ этимъ иностранные консула потребовали у правительства въ вознагражденіе за убытки громадную сумму въ 3 милліона долларовъ.

Пока переговоры объ этомъ шли въ Іедо, около Кіото разыгрывался новый актъ борьбы. Родъ Чошу рѣшилъ попытаться силою принудить микадо къ болѣе рѣшительнымъ дѣйствіямъ противъ шогуна. Собравъ значительное войско не только изъ своихъ самураевъ, но и изъ бродячихъ рониновъ, дайміосъ Чошу направился къ Кіото. Но въ Іедо своевременно узнали объ этомъ и ему навстрѣчу были посланы болѣе значительныя военныя силы шогуна и нѣсколькихъ вѣрныхъ ему дайжіосовъ. Войска Чоши послѣ жестокой битвы были разбиты на голову, и бѣглецы скрылись въ своей провинціи. Враги шогуна притихли. Тайные сторонники рода Чоши были по распоряженію шогуна изгнаны изъ Кіото и лишены своихъ званій.

Почти одновременно съ неудачной битвой на сѣверѣ, на югѣ силы Чошу тоже потерпѣли большой уронъ. 5-го сентября 1864 г. соединенная эскадра, состоявшая изъ 9 англійскихъ, 4 голландскихъ, 3 французскихъ и одного американскаго судна, совершенно разгромила Симоносеки и принудила дайміоса пойти на всѣ уступки.

Двойная бомбардировка Симоносеки и Кагошимы показала дайміосамъ южныхъ провинцій все превосходство европейскаго оружія и военнаго строя. Съ этихъ поръ на югѣ началась дѣятельная подготовка къ будущимъ военнымъ дѣйствіямъ противъ шогуна, безъ которыхъ, очевидно, нельзя было обойтись. Шогунъ все еще былъ слишкомъ силенъ, чтобы его можно было низложить однимъ декретомъ микадо. Со своей стороны недовольные элементы стягивались на югъ, тамъ формировалось войско по новымъ образцамъ, спѣшно закупались и изготовлялись орудія и снаряды. Подготовлялась серьезная междоусобная война.

Всѣ эти приготовленія сильно тревожили иностранныхъ представителей. Несмотря на побѣду, одержанную шогуномъ, они чувствовали, что силы его убываютъ, и что недалеко время, когда Кіото можетъ оказаться сильнѣе его. Въ виду этого, они считали необходимымъ добиться санкціи своихъ договоровъ отъ микадо, пользуясь тѣмъ моментомъ, когда шогунъ пріобрѣлъ надъ нимъ временный перевѣсъ.

Во главѣ правительства шогуна стоялъ въ это время регентъ Хитотсубаши, смѣнившій Ни-но-Ками. Хитсотсубаши ясно понималъ всю невозможность нарушить договоры съ иностранцами и съумѣлъ убѣдить микадо не отказывать имъ въ ихъ просьбѣ, такъ какъ иначе ему же придется нести послѣдствія этого. Иностранцы могутъ направить свои силы и противъ Кіото. Микадо, лишенный поддержки своихъ друзей, согласился, и 23-го октября 1866 года далъ, наконецъ, просимую санкцію.

На югѣ, между тѣмъ, уже поднималось возстаніе. Во главѣ его стоялъ Саиго Такамори изъ рода Шимадзы. Посланныя шогуномъ войска терпѣли пораженія, и мятежники, стремившіеся возстановить власть законнаго монарха, подвигались все ближе и ближе къ сѣверу. Весь югъ страны былъ охваченъ жестокой междоусобной войной.

Въ это время, 13-го октября 1866 года, восемнадцатилѣтній шогунъ умеръ такъ же скоропостижно, какъ и его предшественникъ, не назначивъ себѣ никакого наслѣдника. Естественнымъ образомъ выборъ палъ на его родственника Хитсотсубаши, завѣдывавшаго и при жизни его всѣми дѣлами. Микадо одобрилъ этотъ выборъ, и 6-го января 1867. года Хитсотсубаши былъ провозглашенъ шогуномъ. Онъ извѣстенъ болѣе подъ китайскимъ именемъ Кепки.

Въ слѣдующемъ же мѣсяцѣ умеръ царствовавшій въ то время микадо Комеи и на престолъ вступилъ его сынъ Мутсо-Гито, царствующій въ Японіи и до сихъ поръ. Въ то время ему было 14 лѣтъ. Ко двору въ Кіото снова съѣхались главные дайміосы въ сопровожденіи лучшихъ изъ своихъ самураевъ.

Долгое время они совѣщались о томъ, какимъ способомъ положить конецъ внутреннимъ безпорядкамъ, разорявшимъ страну и обезсиливавшимъ ее въ виду болѣе сильныхъ враговъ. Наконецъ, дайміосъ Тозы предложилъ сдѣлать послѣднюю попытку окончить дѣло миромъ.

Онъ написалъ длинное и откровенное письмо шогуну, убѣждая его поступиться своею властью для блага страны. «Причина нынѣшнихъ безпорядковъ, — писалъ онъ, — заключается въ томъ, что управленіе исходитъ изъ двухъ центровъ, и очи, и уши страны должны быть обращены въ два противоположныя направленія. Ходъ событій привелъ къ революціи, и старая система не можетъ долѣе существовать. Вы должны вернуть власть въ руки монарха и положить тѣмъ основаніе, стоя на которомъ Японія можетъ сдѣлаться равной другимъ странамъ».

Что подѣйствовало въ данномъ случаѣ на Кеики, сознаніе ли безнадежности его положенія, или дѣйствительно желаніе блага родины, или просто личная слабость, но только, вопреки всѣмъ ожиданіямъ, онъ послѣ нѣкотораго колебанія послалъ микадо свое отреченіе. Онъ заявилъ, что отнынѣ и навсегда онъ слагаетъ съ себя званіе шогуна и передаетъ свою власть въ руки микадо. Впредь до установленія новаго управленія страной онъ предлагалъ нести на себѣ всѣ заботы на управленію дѣлами, только уже не въ качествѣ шогуна. Это произошло 19-го ноября 1867 г. Одновременно съ этимъ въ посланіи къ своимъ вассаламъ и приверженцамъ онъ объяснилъ мотивы своего поступка именно тѣми аргументами, которые приводилъ въ своемъ письмѣ дайміосъ Тозы.

Въ Кіото отреченіе шогуна произвело громадный эффектъ. Немедленно же были приняты всѣ мѣры, чтобы укрѣпить создавшееся положеніе и не дать шогуну возможности одуматься.

Дворцовая охрана, находившаяся въ рукахъ преданныхъ шогуну дайміосовъ, была передана родамъ Сатсумы, Тозы, Овари и Ечизенъ. Родъ Чошу, бывшій въ опалѣ съ 63 г., получилъ амнистію, также какъ и придворные, пострадавшіе одновременно съ нимъ. Званіе шогуна и все правительство шогуна было объявлено несуществующимъ. И наконецъ было учреждено временное правительство, состоявшее изъ придворныхъ (куге) и преданныхъ микадо дайміосовъ, вѣдавшихъ съ этого момента всѣ дѣла управленія.

Декретъ объ упраздненіи шогуната былъ подписанъ 8-го января 1868 г. Этотъ день считается поворотнымъ пунктомъ японской исторіи.

Въ Японіи съ этого момента считается новая эра, называемая эрою Меиджи (т.-е. эпоха просвѣщеннаго мира). Въ дѣйствительности новая эра наступила далеко не такъ внезапно, — прошло еще много времени, раньше чѣмъ новое правительство совершенно обезпечило себя извнѣ и окончательно организовалось внутри.

Среди приверженцевъ шогуна вѣсть о его отреченіи вызвала неописуемое смятеніе и негодованіе. Они далеко еще не считали своего дѣла окончательно проиграннымъ, и такой преждевременный отказъ отъ борьбы казался имъ просто трусостью.

Со всѣхъ сторонъ приверженцы вогуна съѣзжались въ Осаку, куда пріѣхалъ и Кеики послѣ своего прощальнаго визита въ Кіото. Всѣми силами они старались возбудить честолюбіе Кеики и убѣдить его вернуть свои права. Въ концѣ концовъ они достигли своего. Кеики далъ имъ разрѣшеніе собрать войска и двинуться вмѣстѣ съ нимъ въ Кіото. Когда въ Кіото узнали объ этомъ, тамъ рѣшили сдѣлать еще одну миролюбивую попытку. Дайміосы Овари и Ечивена были посланы къ бывшему шогуну для переговоровъ. Они предлагали ему пріѣхать въ Кіото одному и занять мѣсто въ формируемомъ правительствѣ. Кеики соглашался, но подъ условіемъ, чтобы молодой микадо удалилъ отъ себя «дурныхъ совѣтниковъ», т.-е. это значило, чтобы онъ снова изгналъ изъ Кіото преданныхъ ему дайміосовъ и окружилъ себя сторонниками шогуна. На это посланные не могли, конечно, согласиться. Они уѣхали въ Кіото ни съ чѣмъ, и оттуда было послано предписаніе южнымъ провинціямъ послать свои войска для защиты микадо.

Встрѣча враждебныхъ силъ произошла на дорогѣ отъ Осаки къ Кіото. Войска шогуна были гораздо многочисленнѣе, но европейское оружіе и четыре года упражненій въ новыхъ военныхъ пріемахъ склонили перевѣсъ на сторону южанъ. Три дня, съ 27-го по 30-е яи, варя 69. г. длилась ожесточенная битва, и, наконецъ, войска шогуна были обращены въ безпорядочное бѣгство. Противники преслѣдовали ихъ до самой Осаки, и тамъ Кеики едва успѣлъ спастись, сѣвъ на корабль. Разбитый и уничтоженный, вернулся онъ въ Іедо. Его первый министръ настаивалъ, чтобы онъ произвелъ надъ собой харакири, чтобы спасти, по крайней мѣрѣ, честь дома Токугавы. Но онъ не согласился на это. Тогда его министръ самъ покончилъ съ собой этимъ же способомъ.

Въ Іедо къ бывшему шогуну прибыли посланные микадо самураи Катзу и Окубо. Кеики далъ имъ торжественное обѣщаніе, что не подниметъ больше меча противъ своего законнаго монарха. Съ этихъ поръ онъ удалился въ частную жизнь и не дѣлалъ больше ни одной попытки нарушить внутренній миръ въ своей родинѣ.

Но приверженцы его не такъ скоро смирились. Междоусобная война длилась еще нѣсколько мѣсяцевъ. Но войска шогуна нигдѣ не встрѣчали сочувствія и поддержки, такъ что имъ пришлось, наконецъ, удалиться на Іезо, гдѣ они провозгласили республику. 27-го іюня 69 г. силы ихъ были окончательно разбиты войсками микадо и республика уничтожена.

17.

Съ момента окончательнаго пораженія послѣднихъ сторонниковъ Кеики имя шогуна, больше двухъ вѣковъ наводившее трепетъ на страну, совершенно исчезаетъ изъ японской исторіи. Приверженцы старины еще не разъ пытаются силою остановить могучее теченіе, начавшееся въ Кіото, но они принуждены пользоваться другими лозунгами. Шогунъ умеръ и уже не можетъ воскреснуть.

Шогунъ — вѣнецъ всего крѣпостническаго строя, шогунъ — глаза разорительной бюрократіи, шогунъ — деспотъ, отравившій страну ядомъ шпіонства, конечно, былъ по справедливости ненавистенъ всѣмъ просвѣщеннымъ людямъ въ Японіи. Для нихъ онъ былъ символомъ всѣхъ отрицательныхъ сторонъ ихъ строя. Пораженіе его было не толькоторжествомъ враждебныхъ ему дайміосовъ, оно было торжествомъ всѣхъ, страдавшихъ подъ гнетомъ деспотическаго строя, всѣхъ сознавшихъ вредъ его.

Между тѣмъ въ данный моментъ существованіе шогуната оказалось очень выгоднымъ для прогрессивной партіи въ Японіи. Всѣ отрицательныя стороны крѣпостничества и доспотизма были по традиціи связаны съ шогуномъ. Съ именемъ микадо связывалось представленіе о чемъ-то неопредѣленномъ, но благодѣтельномъ. Положимъ, это благо понималось различно различными элементами, ненавидѣвшими шогуна и участвовавшими въ сверженіи его. Но во всякомъ случаѣ съ понятіемъ о микадо не быта по традиціи связаны представленія объ исключительныхъ привилегіяхъ однихъ и объ крѣпостническомъ порабощенія другихъ. Съ какимъ соціально-политическимъ строемъ сольется далѣе понятіе микадо, зависѣло отъ взаимоотношенія реальныхъ интересовъ общества и отъ сознательной воли группы людей, составлявшихъ въ данный моментъ правительство.

Какъ мы уже не разъ говорили, реальные интересы различныхъ группъ населенія были или казались въ тотъ моментъ далеко не одинаковы. Въ то время какъ згоистическій интересъ однихъ требовалъ еще большей исключительности и закрѣпощенія, для другихъ не только выгодно, но прямо необходимо было уничтоженіе всѣхъ крѣпостническихъ путъ и извѣстныя гарантіи, обезпечивающія личности возможность свободнаго развитія своихъ силъ.

IІовидимому, эти интересы настолько противоположны, что столкновенія между ними должны были быть неизбѣжны. А между тѣмъ веб созиданіе новаго соціально-политическаго строя направляется съ перваго момента въ сторону раскрѣпощенія и гарантій для личности, и противоположныя тенденціи, хотя и прорываются иногда въ формѣ мѣстнаго ропота или даже бунтовъ, ни разу не получаютъ преобладанія. Въ общемъ коренное переустройство общества происходитъ совершенно мирно.

Причина этого заключается въ томъ, что измѣненіе строя въ сторону болѣе прогрессивныхъ началъ соотвѣтствовало, во-первыхъ, интересамъ громаднаго большинства населенія, а слѣдовательно внутреннимъ интересамъ всей страны; во-вторыхъ, оно обезпечивало единство государства и, слѣдовательно, его цѣлость извнѣ и, въ-третьихъ, оно соотвѣтствовало взглядамъ и идеаламъ передовой части тогдашняго общества — лучшихъ изъ самураевъ.

Дайміосы начали борьбу съ шогуномъ ради возвращенія своихъ привилегій. Первымъ поводомъ для этой борьбы послужило допущеніе иностранцевъ, которыхъ они боялись, какъ всего новаго, могущаго подорвать основные устои выгоднаго для нихъ строя. Но какъ только они достигаютъ цѣли и свергаютъ шогуна, — событія оказываются сильнѣе ихъ, и движеніе развивается въ направленіи прямо противоположномъ тому, о какомъ они мечтали вначалѣ.

Паденіе шогуна касалось не ихъ однихъ. Все, что было лучшаго въ странѣ, радовалось и ликовало вмѣстѣ съ ними. Нади ненавистныя оковы, связывавшія свободную мысль, и она неудержимой волной хлынула впередъ. Все, что запрещалось и преслѣдовалось прежнимъ строемъ, теперь естественнымъ образомъ казалось дозволеннымъ. Всѣ, кто прежде вынуждены были молчать, а послѣднее время съ напряженнымъ вниманіемъ всматривались въ совершающіяся событія или съ оружіемъ въ рукахъ принимали въ нихъ участіе, теперь заговорили. Переводились и печатались иностранныя сочиненія, издавались собственныя книги, брошюры, писались проекты, возникла первая японская газета. Во всѣхъ этихъ произведеніяхъ обсуждалось значеніе происшедшихъ событій, обсуждался павшій режимъ и высказывались пожеланія относительно будущаго. Вмѣстѣ съ шогуномъ подвергался безпощадной критикѣ и весь созданный имъ строй. Указывалось на вредъ крѣпостного режима, мѣшавшаго свободному развитію производительныхъ силъ страны, указывалось на опасность раздробленія ея на отдѣльныя феодальныя владѣнія съ независимыми владѣтелями во главѣ. Эти мысли и раньше были у многихъ, но только теперь онѣ властно вылились наружу и дѣйствительно охватили всѣхъ лучшихъ людей въ странѣ.

Правительство не имѣло ни силъ, ни желанія положить конецъ этому празднику освобожденной мысли.

Во-первыхъ, ему предстояло немедленно разрѣшить нѣкоторыя настоятельныя задачи, и оно не могло разрѣшить ихъ иначе, какъ въ направленіи желательномъ для прогрессивной партіи, во-вторыхъ, лучшіе изъ представителей этой партіи съ перваго же момента очутились въ рядахъ новаго правительства и очень скоро заняли въ немъ главныя мѣста.

Временное правительство, учрежденное тотчасъ же по низложеніи шогуна, т.-е. въ январѣ 1868 года, состояло изъ президента, которымъ былъ назначенъ членъ императорской фамиліи принцъ Арисугава, двухъ вице-президентовъ, тоже изъ рода микадо, 4-хъ членовъ отъ придворной знати и 6 членовъ отъ дайміосовъ. Младшими помощниками имъ были назначены самураи: Окуба, Саиго, Кидо, Гото, Хирозава, Ито, Имухе Курода.

Черезъ нѣсколько времени область вѣдѣнія верховнаго совѣта дифференцировалась, изъ него выдѣлились министерства, вѣдавшія каждое особой отраслью управленія. Членами верховнаго совѣта и министрами назначались исключительно дайміосы и придворные, самураи же не могли получать мѣста выше помощниковъ. Но при этомъ однимъ изъ первыхъ постановленій новаго правительства было, что повышенія даются только за заслуги. Къ 1871 году всѣ важнѣйшіе посты были заняты самураями, ни одинъ изъ дайміосовъ не сохранилъ своего первоначальнаго положенія. Одинъ этотъ фактъ достаточно говорить за то, на чьей сторонѣ была лучшая подготовка и способности.

Прежде всего новому правительству предстояло урегулировать свои отношенія съ иностранными державами. Пока рѣшеніе этого вопроса зависѣло отъ шогуна, дайміосы съ легкимъ сердцемъ совѣтовали ему прогнать иноземцевъ. Теперь, когда власть перешла въ ихъ руки, они убѣдились, что сдѣлать это не такъ-то легко. Во всякомъ случаѣ при теперешнемъ состояніи казны и войска и при господствующихъ еще въ странѣ безпорядкахъ объ этомъ и думать было нельзя. Напротивъ, надо было постараться убѣдить иностранныхъ представителей, что новое правительство относится къ нимъ съ полнымъ дружелюбіемъ и готово выполнить всѣ принятыя ранѣе обязательства. Въ доказательство этого рѣшено было, что молодой микадо приметъ въ аудіенціи консуловъ, и имъ было послано приглашеніе на 23-е марта.

Но если дворъ въ Кіото такъ быстро измѣнилъ свою тактику, то народъ не могъ такъ же скоро отказаться отъ своихъ предубѣжденій. Эта аудіенція сразу нарушала двѣ привычныхъ идеи, — во-первыхъ, что иностранцы — ненавистные варвары, во-вторыхъ, что микадо недоступенъ дли простыхъ смертныхъ, а тѣмъ болѣе для варваровъ.

Молодое правительство рѣшило съ перваго момента не давать закабалять себя отжившимъ предразсудкамъ. Аудіенція состоялась, но на пути во дворецъ на англійскаго консула напало нѣсколько фанатиковъ, не причинившихъ ему, къ счастію, серьезнаго вреда. На слѣдующій же день былъ изданъ декретъ, въ которомъ микадо заявлялъ, что всякое нападеніе на иностранцевъ есть оскорбленіе ему, такъ какъ онъ взялъ ихъ подъ свою отвѣтственность, и потому будетъ наказываться по всей строгости законовъ.

Принявъ эти первыя неотложныя мѣры, правительство рѣшило немедленно же, раньше чѣмъ приступать къ необходимымъ реформамъ, узнать мнѣніе страны, или по крайней мѣрѣ тѣхъ, кто могъ считать себя участникомъ въ переворотѣ, т.-е. дайміосовъ. Немедленно же было послано предложеніе всѣмъ дайміосамъ прислать двухъ представителей изъ каждаго хана. 17-го апрѣля 1868 г. микадо является въ верховный совѣтъ и въ присутствіи всѣхъ придворныхъ и временнаго правительства произноситъ клятву передъ богами неба и земли: «искать способныхъ людей, искоренять злоупотребленія, предоставлять каждому безъ различія классовъ устраивать жизнь согласно своему желанію, объединитъ имперію одними законами и управлять согласно съ общественнымъ мнѣніемъ»^[17].

Уже эта клятва при всей своей неопредѣленности давала почувствовать, какими идеями проникнуто новое правительство изъ какомъ направленіи оно намѣрено развивать свою дѣятельность. Несомнѣнно, что имъ руководятъ уже не реакціонные дайміосы, такъ какъ объединеніе страны подъ одними законами и разрѣшеніе всякому устраивать жизнь сообразно своимъ желаніямъ, далеко не соотвѣтствовало ихъ интересамъ. Возражать противъ этого теперь, когда отъ единства страны зависѣла ея цѣлость и независимость извнѣ, было, конечно, немыслимо.

Но микадо шелъ еще дальше. Рядомъ съ объединеніемъ страны онъ обѣщалъ управленіе ею согласно съ общественнымъ мнѣніемъ. Никакого формальнаго обѣщанія въ этомъ не было, тѣмъ не менѣе эти слова показываютъ, что рядомъ съ юнымъ микадо съ перваго дня его воцаренія стояли люди, имѣвшіе въ виду болѣе свободное государственное устройство, быть можетъ еще не принявшее въ ихъ сознаніи вполнѣ опредѣленной формы. Во главѣ этой опредѣленной прогрессивной партіи внутри самого правительства стоятъ Окубо и Кидо. Оба они люди вполнѣ подготовленные къ той выдающейся роли, которую имъ приходится теперь играть. Они хорошо изучили тяжелое положеніе своей родины и знаютъ, чего ей недостаетъ, оба получили серьезное японское образованіе и оба не чужды западно-европейской цивилизаціи, съ которой они успѣли ознакомиться со времени перваго открытія гаваней. Съ Мутсо-Гито они сблизились еще при жизни его отца. Въ то время, когда дайміосы завязали сношенія съ Кіото, они постоянно посылали туда вмѣсто себя своихъ самураевъ, выбирая, конечно, наиболѣе образованныхъ изъ нихъ. Такъ что будущая прогрессивная группа была въ постоянныхъ отношеніяхъ и завоевала довѣріе будущаго императора, когда онъ былъ еще мальчикомъ.

Съ перваго момента реставраціи всѣ усилія ихъ и окружающей ихъ группы заключаются въ томъ, чтобы дать своей странѣ такой государственный строй, при которомъ всѣ ея богатыя природныя силы могли бы свободно развиться. Потребность въ этомъ ощущалась уже давно, отъ нихъ зависѣло, насколько быстро и безболѣзненно совершитъ страна переходъ отъ старыхъ отжившихъ формъ къ новымъ назрѣвшимъ.

Положеніе этой прогрессивной группы было трудное. Сознательно на ея сторонѣ стояла лишь нѣкоторая наиболѣе просвѣщенная часть самураевъ, изъ которыхъ происходили они сами. Громадная масса населенія, въ интересахъ которой они дѣйствововали, была еще совершенно невѣжественна и не могла оказать имъ никакой поддержки. Большинство дайміосовъ и приверженныхъ имъ самураевъ были опредѣленно враждебны имъ. Юный микадо съ самаго начала сталъ на сторону молодой прогрессивной группы и тѣмъ значительно облегчилъ ея положеніе. Во всякомъ случаѣ имъ предстояла громадная работа и трудная борьба. Но они приступили къ ней съ глубокой вѣрой въ ея необходимость и съ свѣтлой надеждой на успѣхъ. Ихъ главнымъ союзникомъ должна была быть жизнь, доказывающая на дѣлѣ всю необходимость и плодотворность предпринятыхъ ими реформъ. И этотъ союзникъ ни разу не измѣнялъ имъ, несмотря на всѣ частичныя неудачи и разочарованія, постигавшія ихъ.

Первый же шагъ, предпринятый ими на встрѣчу къ общественному мнѣнію, принесъ имъ жестокое разочарованіе. — 17-го апрѣля было торжественно открыто собраніе дайміосовъ и ихъ представителей для обсужденія важныхъ вопросовъ управленія.

Микадо снова открылъ его рѣчью, въ которой онъ давалъ слѣдующія торжественныя обѣщанія:

"1. Должно быть организовано совѣщательное собраніе, и всѣ мѣры будутъ вырабатываться согласно съ общественнымъ мнѣніемъ.

"2. Принципы политическаго и соціальнаго строя должны внимательно изучаться какъ высшими, такъ и низшими классами нашего народа.

"3. Каждый членъ общества долженъ пользоваться защитой и помощью въ достиженіи всѣхъ хорошихъ цѣлей.

«4. Всѣ нелѣпые обычаи прежнихъ временъ должны быть оставлены и въ основу дѣятельности должна быть положена справедливость и безпристрастіе.

„5. Умъ и способности должны быть привлекаемы со всѣхъ концовъ страны для прочнаго возведенія основъ государства“^[18].

Но когда перешли къ обсужденію отдѣльныхъ вопросовъ, результатъ оказался прямо противоположный выставленнымъ въ рѣчи микадо тезисамъ. При рѣшеніи вопросовъ объ отмѣнѣ разныхъ отжившихъ обычаевъ, въ родѣ ношенія привилигерованными классами традиціонныхъ двухъ мечей и т. п., громадное большинство высказалось отрицательно, т.-е. стояло за сохраненіе ихъ. Вообще собраніе, какъ и слѣдовало ожидать по его составу, оказалось не только консервативнымъ, но прямо реакціоннымъ. Очень скоро оно было распущено, не достигнувъ никакого результата. Черезъ нѣсколько времени оно было созвано вторично при участіи чиновниковъ, но результатъ получился точь-въ-точь такой же.

Въ этомъ, конечно, не было ничего удивительнаго, такъ какъ оба раза совѣщательныя собранія состояли исключительно изъ представителей привилегированныхъ группъ населенія, которымъ вовсе не выгодно было уничтоженіе привилегій, выдѣляющихъ ихъ въ особую касту. Тѣ же классы населенія, которые были по существу наиболѣе заинтересованы въ предположенныхъ правительствомъ реформахъ, не имѣли никакихъ органовъ для заявленія своихъ желаній, и ихъ мнѣніе не могло доходить до правительства.

Прежде чѣмъ спрашивать ихъ мнѣніе, надо было дать имъ возможность сформировать его и способъ высказать его. Сколько бы правительство ни повторяло, что оно будетъ руководствоваться общественнымъ мнѣніемъ и привлекать къ управленію страной умъ и способности изъ всѣхъ классовъ общества, все это должно было остаться пустыми словами, пока общество дѣлилось на благородныхъ и неблагородныхъ, на господъ и рабовъ. До тѣхъ поръ въ странѣ не могло быть свободнаго общественнаго мнѣнія, пока земледѣлецъ или ремесленникъ долженъ былъ падать ницъ при проходѣ дайміоса, и самурай могъ за малѣйшее оскорбленіе безнаказанно срубить ему голову своимъ благороднымъ мечемъ. Прежде надо было уничтожить крѣпостническій строй, одинаково развращающій и высшихъ, и низшихъ, а потомъ уже призывать общество къ выраженію своего мнѣнія по вопросамъ государственнаго управленія. Необходимѣйшія соціальныя реформы должны предшествовать политическимъ. Молодое правительство сейчасъ же почувствовало это и отложило на нѣкоторое время обращенія къ странѣ.

Къ этому времени уже значительная часть перваго состава верховнаго совѣта измѣнилась, дайміосы почти всѣ отстранились, хотя и не безъ борьбы, а изъ придворныхъ остались только Ивакура и Санджо. Всѣ остальные были самураи. Но молодежь, окружавшая микадо, чувствовала еще на себѣ гнетъ придворной атмосферы, царившей въ Кіото и мѣшавшей имъ отдѣлаться отъ стѣснительныхъ традицій. Въ началѣ 1869 года Окубо вноситъ смѣлое предложеніе перенести столицу изъ Кіото. Монархъ долженъ стоять лицомъ къ лицу со своимъ народомъ, говоритъ онъ, а здѣсь его отдѣляетъ цѣлая стѣна придворной знати и вѣковыхъ предразсудковъ. Предложеніе это выслушивается вначалѣ съ ужасомъ. Оставить Кіото, гдѣ болѣе тысячи лѣтъ безвыѣздно жилъ микадо, это было равносильно величайшей революціи. Но Мутсо-Гито согласился. Въ Кіото это рѣшеніе произвело сильнѣйшее волненіе. Когда наступилъ день выѣзда, тысячная толпа собралась у дворца и съ рыданіями умоляла монарха не покидать священную землю. Но молодой микадо былъ непоколебимъ. Онъ приказалъ нести свои носилки, не обращая вниманія на фанатиковъ, кидавшихся подъ ноги носильщиковъ. Изъ Кіото Мутсо-Гито отправился въ Осаку, провелъ тамъ нѣсколько мѣсяцевъ, потомъ посѣтилъ Іедо и снова вернулся въ Кіото, чтобы жениться на принцессѣ Гарукѣ, нынѣшней императрицѣ Японіи. Послѣ свадьбы онъ окончательно переселился въ Іедо, переименованный съ этого момента въ Токіо.

Въ новой обстановкѣ подготовительная работа правительства пошла еще болѣе ускореннымъ темпомъ, не связанная стѣснительными рамками традиціоннаго этикета. Идеи, одушевлявшія кружокъ, работавшій въ Токіо, стали все шире распространяться въ странѣ, завоевывая все больше сторонниковъ. Даже среди дайміосовъ многіе стали приходить къ убѣжденію, что время феодализма уже прошло и что имъ не вернуть своихъ прежнихъ привилегій. Въ сущности въ экономическомъ отношеніи ихъ феодальныя владѣнія уже давно были имъ скорѣе въ тягость. Почти всѣ они были въ долгу у крупныхъ купцовъ и при современномъ положеніи хозяйства не въ силахъ были улучшить положеніе ни свое, ни народное. Кромѣ того, столкновеніе съ европейцами на югѣ показало имъ, до какой степени они безсильны въ одиночку противъ западныхъ государствъ, и убѣдило ихъ въ томъ, что объединеніе страны — первое условіе ея силы и независимости.

Вообще одушевленіе, стремленіе на дѣлѣ послужить родинѣ коснулось и ихъ, по крайней мѣрѣ лучшихъ изъ нихъ. 5-го мая 1869 года четыре крупныхъ дайміоса Сатсумы, Чоши, Тозы и Хизенъ представили микадо заявленіе, въ которомъ они отказывались отъ всѣхъ феодальныхъ правъ на свои земли и живущее на нихъ населеніе.

Конечно, уничтоженіе остатковъ феодализма висѣло въ воздухѣ, это былъ первый необходимый шагъ къ свободному развитію страны, но все это не отнимаетъ нравственную цѣнность поступка четырехъ дайміосовъ. Они еще такъ недавно свергли ненавистную власть шогуна, что могли въ извѣстной степени считать себя хозяевами положенія и попытаться воспользоваться этимъ, чтобы хоть на время удержать за собой свои привилегіи. Можетъ быть, это и не удалось бы имъ, но, во всякомъ случаѣ, это поглотило бы много времени и силъ, а быть можетъ и много крови. Ихъ великодушный порывъ избавилъ страну отъ многихъ бѣдствій.

Примѣръ самыхъ могущественныхъ изъ дайміосовъ подѣйствовалъ заразительно и на остальныхъ. Волна великодушныхъ чувствъ поднялась въ странѣ и заставила принести эгоистическія соображенія въ жертву общему благу. 241 дайміосъ единодушно заявили микадо отказъ отъ всѣхъ своихъ феодальныхъ правъ. Только 17 человѣкъ упорно не хотѣли добровольно отказаться отъ своего положенія и ждали, пока ихъ принудили закономъ.

Казалось, что дайміосамъ было легче отказаться отъ своихъ, хотя и не всегда выгодныхъ, но, во всякомъ случаѣ, существенныхъ правъ, чѣмъ отъ внѣшнихъ привилегій, за сохраненіе которыхъ они такъ упорно стояли на собраніяхъ въ Кіото.

Теперь правительству предстояло урегулировать новый порядокъ вещей въ бывшихъ владѣніяхъ дайміосовъ. Въ теченіе года дайміосы еще оставались на мѣстахъ, управляя дѣлами. Въ это время въ Токіо вырабатывался новый порядокъ управленія. 21-го августа 1871 г. правительственнымъ декретомъ всѣ ханы были объявлены уничтоженными и страна раздѣлена на 75 провинцій или кеновъ съ правительственными чиновниками во главѣ. Дайміосамъ правительство обязалось въ вознагражденіе за понесенные ими убытки выплачивать около ¹/₁₀ части ихъ прежнихъ доходовъ. Впослѣдствіи эта рента капитализуется и имъ предлагается сначала добровольно, а потомъ и принудительно получить вмѣсто пожизненной ренты опредѣленныя суммы единовременно.

Въ томъ же самомъ году былъ изданъ еще рядъ указовъ, освободившихъ общество отъ остатковъ крѣпостничества.

Уничтожены неблагородныя и нечистыя касты и всѣ занятія признаны одинаковыми. Разрѣшены браки между лицами разныхъ сословій. Уничтожены сословныя привилегіи и всѣ подчинены однимъ и тѣмъ же законамъ. Всѣмъ людямъ разрѣшено заниматься какими угодно профессіями, въ томъ числѣ всѣми отраслями торговли и промышленности. Всѣ привилегіи гильдій такимъ образомъ были уничтожены.

Этимъ крупнымъ реформамъ, измѣнившимъ въ корнѣ весь соціальный строй, сопутствовалъ рядъ болѣе мелкихъ указовъ, уничтожавшихъ традиціонныя привилегіи высшихъ классовъ, въ родѣ ношенія двухъ мечей, установленныхъ формъ одежды и привѣтствій и т. п.

Весь этотъ рядъ крупныхъ и мелкихъ реформъ произвелъ въ странѣ цѣлую революцію, съ восторгомъ встрѣченную одними и съ глубокимъ неодобреніемъ другими. Въ самомъ началѣ семидесятыхъ годовъ реакціонные элементы на время совсѣмъ стушевываются. Могучій стихійный освободительный порывъ, разбившій подгнившіе устои прежняго строя, заставилъ ихъ примолкнуть и выжидать событій. Но какъ только жизнь входитъ постепенно въ болѣе спокойное русло, и новые порядки начинаютъ пускать корни въ жизни, такъ они наталкиваются то тутъ, то тамъ на слѣпое недовѣріе или даже на прямое сопротивленіе. Къ естественному страху передъ новизной тутъ примѣшивались и экономическія причины. Дайміосы, согласившіеся на всѣ предложенія правительства подъ вліяніямъ охватившаго ихъ одушевленія, находили теперь, что они заключили очень невыгодную сдѣлку. Обязательный выкупъ ренты на неособенно выгодныхъ условіяхъ, объявленный въ 1873 г., болѣе всего раздражилъ ихъ. На югѣ опять начинается броженіе, но на этотъ разъ уже не въ пользу микадо, а противъ него, или, лучше сказать, противъ прогрессивнаго большинства правительства. Въ 1874 году вспыхиваетъ возстаніе въ Сагѣ, въ 1876 — въ Чошу, въ 1877 — въ Сатсумѣ. Два послѣднія изъ нихъ отличаются особымъ ожесточеніемъ. Во главѣ ихъ стоятъ прежніе предводители южныхъ войскъ — Ніимадзу и Саиго Такамори. Саиго уже давно отдѣлился отъ правительства, не сочувствуя его лихорадочно реформаціонной дѣятельности. Но правительство и особенно его близкій другъ Окубо были увѣрены въ его лойяльности, и Саиго былъ назначенъ главнокомандующимъ части вновь организованныхъ войскъ.

Тяжелымъ ударомъ для Окубы было извѣстіе, что на югѣ снова поднимается реакціонное знамя, и что во главѣ фанатиковъ стоитъ его другъ — Саиго. Противъ него тотчасъ же были посланы императорскія войска подъ предводительствомъ генерала Кавамуры. 24-го сентября 1877 года произошло рѣшительное сраженіе, въ которомъ войско Саиго было разбито на голову. Самъ онъ получилъ тяжелую рану и, чтобы не достаться живымъ въ руки непріятелей, попросилъ одного своего лейтенанта отрубить ему голову.

Силы реакціи были сломлены окончательно. Больше уже она не проявлялась открыто. Только еще одинъ жестокій ударъ нанесла она прогрессивному движенію. Двое фанатическихъ приверженцевъ Саиго рѣшили отмстить правительству за его смерть. 14-го мая 1878 года въ глухомъ переулкѣ Токіо они напали на Окубо и убили его.

Для прогрессивной группы правительства это была тяжелая потеря, тѣмъ болѣе тяжелая, что незадолго передъ тѣмъ умеръ и другой выдающійся государственный дѣятель — Кидо.

Но направленіе правительственной дѣятельности было уже твердо опредѣлено и эти печальныя потери не могли серьезно отозваться на немъ. На смѣну выбывшимъ явились другіе. Одна изъ главныхъ ролей выпала теперь на долю Ито.

Правительству предстояло еще много серьезныхъ задачъ. Оно должно было свести въ систему раздробленное ранѣе судебное законодательство, оно должно было упорядочить податную систему, оно должно было реформировать войско, оно должно было поставить на новыхъ началахъ систему народнаго образованія, и наконецъ, оно должно было завершить тотъ государственный строй, который оно имѣло въ виду съ перваго момента реставраціи.

Во все продолженіе 70-хъ и 80-хъ годовъ въ Токіо идетъ интенсивная работа, выражающаяся въ цѣломъ рядѣ мѣропріятій, направленныхъ къ упроченію новаго строя. Вводится всеобщая воинская повинность, вырабатывается новый уголовный кодексъ, вводится система подоходнаго налога, вся страна покрывается сѣтью правительственныхъ и частныхъ школъ. Но въ разгарѣ всѣхъ этихъ многообразныхъ работъ молодое правительство ни на минуту не забываетъ своей основной задачи, выставленной имъ еще въ первой торжественной рѣчи микадо. Оно не забываетъ, что дало обѣщаніе управлять страной согласно съ общественнымъ мнѣніемъ. Постепенно оно развернуло эту неопредѣленную формулу въ опредѣленное намѣреніе передать управленіе страной въ руки народа.

Еще съ 1875 года въ Токіо была образована постоянная коммиссія для выработки основъ будущей конституціи. Членами этой коммиссіи были Окубо, Кидо, Ито и Итагаки. Эта коммиссія сразу выработала нѣсколько очень существенныхъ мѣръ. Прежде всего она постановила учредить высшую судебную инстанцію — Шипчъ-имъ и строго провести раздѣленіе судебной и административной власти на всѣхъ ихъ ступеняхъ. Далѣе она проектировала высшее законодательное учрежденіе — Генро-имъ (сенатъ) и урегулировала съѣзды провинціальныхъ чиновниковъ.

Но самая важная реформа, предложенная ею, касалась мѣстнаго управленія. До тѣхъ поръ все провинціальное управленіе было сосредоточено въ рукахъ правительственныхъ чиновниковъ, т.-е. новое правительство опиралось въ сущности на ту же бюрократію, какъ и шогунъ. Теперь рѣшено было ввести въ провинціяхъ выборное самоуправленіе. Въ выборахъ могли принимать участіе всѣ жители провинціи, платившіе не менѣе 5 іенъ налогу. Избранные представители населенія составляли собраніе, собиравшееся разъ въ годъ, вотировавшее годовой бюджетъ провинціи и избиравшее свои постоянные органы для завѣдыванія мѣстными дѣлами. Законъ, утверждавшій это мѣстное самоуправленіе, былъ подписанъ 22-го іюля 1878 года. Съ этого момента мѣстное управленіе стало постепенно реформироваться. Все большее число функцій переходило изъ рукъ правительственныхъ чиновниковъ въ вѣдѣніе мѣстныхъ избирательныхъ органовъ.

Этотъ законъ былъ крупнымъ шагомъ на пути къ коренной реформѣ центральнаго управленія. Населеніе или, по крайней мѣрѣ, нѣкоторая его часть стала привыкать къ идеѣ самоуправленія, явились органы, которые хоть до нѣкоторой степени могли служить выразителями общественнаго мнѣнія страны.

12-го октября 1881 года правительственнымъ декретомъ было формально подтверждено обѣщаніе даровать странѣ конституцію. Съ этихъ поръ принимался рядъ подготовительныхъ мѣръ для осуществленія этого обѣщанія.

Наконецъ, 11-го февраля 1889 года микадо торжественно объявляетъ учрежденіе конституціонной формы правленія и первый присягаетъ въ вѣрности конституціи.

Немедленно же назначаются общіе выборы и въ слѣдующемъ 1890 г. открывается первая сессія японскаго парламента.

Этимъ моментомъ заканчивается „эпоха великихъ реформъ“ въ Японіи. Страна окончательно входитъ въ новый фазисъ государственнаго и общественнаго развитія.

Мы перейдемъ далѣе къ характеристикѣ тѣхъ формъ, въ какія вылилась при новыхъ условіяхъ ея соціальная и политическая жизнь. Конечно, онѣ еще не могли до сихъ поръ установиться окончательно и въ новыхъ учрежденіяхъ практика показала много существенныхъ недочетовъ, но это нисколько не уменьшаетъ значенія того, что уже сдѣлано…

Современное положеніе Японіи.

I.

Въ началѣ прошлаго вѣка, какъ мы уже упоминали, русскому каштану Головнину пришлось прожить два года невольнымъ гостемъ въ Японіи. Василій Михайловичъ Головнинъ былъ человѣкъ незауряднаго ума, тонкой наблюдательности, одаренный въ высшей степени чувствомъ справедливости. Несмотря на тяжелыя условія, въ какихъ ему пришлось провести эти два года, онъ составилъ о Японіи книгу, не потерявшую интереса и до сихъ поръ, хотя, къ сожалѣнію, основательно забытую у насъ. Въ ней можно найти больше глубокихъ мыслей и вѣрныхъ замѣчаній, чѣмъ въ современныхъ запискахъ разныхъ туристовъ, наблюдающихъ страну изъ оконъ вагоновъ и составляющихъ свои мнѣнія на основаніи разговоровъ съ кельнерами и дженерикшами. Въ то время какъ всѣ, не только въ Россіи, во и въ Европѣ, считали Японію варварской азіатской страной, В. Головнинъ писалъ:

„Что касается до народнаго просвѣщенія въ Японіи, то, сравнивая массою одинъ цѣлый народъ съ другимъ, по моему мнѣнію, японцы самый просвѣщенный народъ во всей подсолнечной. Въ Японіи нѣтъ человѣка, который бы не умѣлъ читать и писать и не зналъ заколовъ своего отечества. Правда, у насъ болѣе наукъ и художествъ, у насъ есть люди, которые съ неба звѣзды хватаютъ, а у нихъ нѣтъ! Но затѣмъ на одного такого звѣздочета мы имѣемъ тысячу“, которые, такъ сказать, трехъ перечесть не умѣютъ… Если же вообще взять народъ, то японцы имѣютъ лучшее понятіе о вещахъ, нежели нижній классъ людей въ Европѣ»^[19].

Если бы эти слова не были такъ досконально забыты, намъ ши пришлось бы, можетъ быть, такъ изумляться и недоумѣвать по поводу гигантскаго скачка сдѣланнаго Японіей чуть не на нашихъ глазахъ, а «Новому Времени» не нужно было бы тратятъ столько пороха, чтобъ отстоитъ европейскую цивилизацію отъ покушеній «желтолицыхъ варваровъ» и «макакъ». Повидимому, уже сто лѣтъ тому назадъ они не представляли опасности для цивилизаціи. Мало того, В. М. Головнинъ, писалъ въ 1812 году: «Если надъ симъ многочисленнымъ, живымъ, тонкимъ, переимчивымъ, терпѣливымъ, трудолюбивымъ и ко всему способнымъ народомъ будетъ царствовать государь, подобный великому нашему Петру, то съ пособіями и сокровищами, которыя Японія имѣетъ въ нѣдрахъ своихъ, онъ приведетъ ее въ состояніе черезъ малое число лѣтъ владычествовать надъ всѣмъ Восточнымъ Океаномъ»^[20]. Слово «владычествовать» здѣсь употреблено, конечно, въ смыслѣ «первенствовать». И далѣе Головнинъ прибавляетъ, что «это можетъ произойти даже и безъ особеннаго генія, каковымъ былъ нашъ Петръ, но силою и теченіемъ обстоятельствъ».

Трудно повѣрить даже, что слова эти были написаны задолго до" того, какъ дѣйствительность съ буквальной точностью осуществила, ихъ на дѣлѣ.

Теперь переходъ этотъ совершился, Японіи пожалованъ титулъ цивилизованнаго государства, и никто, не оспариваетъ его у нея. Мои тутъ оказались недовольные. Прежде Японію упрекали въ варварствѣ и дикости, теперь поднимаются голоса, упрекающіе ее за измѣну своему прошлому, т.-е. за отказъ отъ этого самаго варварства. Что внутри самой Японіи находятся элементы, недовольные новымъ порядкомъ вещей, — это неудивительно. Вездѣ есть свои совы, которыя чувствуютъ себя хорошо только во мракѣ и ненавидятъ наступающій день. Гораздо страннѣе, что за границами Японіи, въ цивилизованной Европѣ есть восторженные поклонники старой Японіи, проливающіе слезы о томъ, что она постепенно отходитъ въ вѣчность. Самымъ знаменитымъ пѣвцомъ этой старой Японіи является прославленный авторъ поэтическихъ очерковъ Японіи Лафкадіо Гирнъ^[21], красиво оплакивающій прелестныя ширмочки, садочки и улыбки исчезающей Японіи. Мы видѣли въ общихъ чертахъ, каковы были условія жизни въ этой поэтической старой Японіи. Быть можетъ, эти ширмочки и садочки дѣйствительна были прелестны, но едва ли многіе могли наслаждаться ими.

И пусть ея новый строй, оформленный конституціей 1889 года, имѣетъ еще въ себѣ очень много существенныхъ недостатковъ, но это главное и неотъемлемое достоинство заключается въ томъ, что "въ въ себѣ самомъ носитъ возможность улучшенія, залогъ дальнѣйшаго мирнаго развитія страны.

2.

Проектъ японской конституціи былъ выработанъ въ окончательной формѣ маркизомъ Ито. Изучивъ предварительно конституціонный строй различныхъ европейскихъ государствъ, маркизъ Ито заимствовалъ оттуда тѣ формы конституціоннаго режима, которыя казались ему наиболѣе соотвѣтствующими потребностямъ его страны въ данный моментъ. Ему казалось, что вся масса населенія въ Японіи не достигла еще того гражданскаго уровня, который дѣлаетъ возможнымъ передать всецѣло управленіе страной въ руки народа. Для настоящаго момента онъ считалъ возможнымъ допуститъ участіе населенія въ дѣлахъ управленія лишь въ очень ограниченной степени. Вслѣдствіе итого, японская конституція въ самыхъ основныхъ чертахъ значительно отстаетъ отъ большинства европейскихъ конституцій.

Японская конституція установила окончательно полную, личную и имущественную, свободу всѣхъ японскихъ гражданъ и равенство всѣхъ передъ законами. Всякій японскій подданный пользуется личной неприкосновенностью. Никто не имѣетъ права войти въ его жилище противъ его воли или обыскать его иначе, какъ въ случаяхъ, строго опредѣленныхъ закономъ (§ 25); самъ онъ тоже не можетъ быть арестованъ, привлеченъ къ дознанію или заключенъ въ тюрьму иначе, макъ въ случаяхъ, предусмотрѣнныхъ закономъ (§ 23). Тайна частной переписки ни въ какомъ случаѣ не можетъ быть нарушена (§ 26). — Имущество японскаго гражданина неприкосновенно (§ 27). Всѣ японскіе граждане пользуются безусловной свободой вѣроисповѣданія (§ 27), слова, печати, собраній и союзовъ (§ 29). Только въ исключительныхъ случаяхъ, путемъ законодательныхъ актовъ, можетъ быть временно ограничена эта свобода. Передъ лицомъ закона всѣ японскіе граждане пользуются полнымъ равенствомъ. Всѣ прежнія сословныя и групповыя привилегіи считаются уничтоженными. Всѣ граждане могутъ избирать себѣ любое мѣстожительство и занятіе (§ 22), такимъ образомъ, всѣ гильдейскія монополіи признаются незаконными; всѣ имѣютъ доступъ ко всякимъ государственнымъ должностямъ (§ 19); всѣ подлежатъ дѣйствію одного суда, не допускающаго никакихъ изъятій; всѣ подчинены одинаковому обложенію (§ 21); всѣ обязаны отбывать воинскую повинность (§ 20). Въ отношеніи къ верховной власти подданные имѣютъ только неограниченное право петицій, какъ на имя микадо, такъ и къ парламенту.

Право на участіе въ дѣлахъ государственнаго управленія японскихъ гражданъ ограничено до сихъ поръ довольно высокимъ имущественнымъ цензомъ. При учрежденіи конституціи въ 1889 г. право избирательнаго голоса имѣлъ всякій японскій подданный, выше 25 лѣтъ, живущій не менѣе года въ данной области, платящій 15 іенъ въ годъ прямыми налогами и не подлежащій ограниченіямъ въ правахъ по закону. Въ настоящее время размѣръ ценза уменьшенъ до 10 іенъ прямыми налогами. Избираемы могутъ быть всѣ японскіе подданные, выше 30 лѣтъ, не подлежащіе ограниченію въ правахъ по закону.

Избранные путемъ прямой подачи голосовъ представители всей страны въ числѣ 300 (теперь это число повышено до 369) составляютъ нижнюю палату японскаго парламента, по-японски — «теикокугикай».

Верхняя палата состоитъ изъ членовъ императорской фамиліи, изъ представителей бывшихъ придворныхъ и дайміосовъ, получившихъ теперь одно почетное званіе — «квазоку», по ихъ выбору и изъ лицъ, назначаемыхъ императоромъ за особыя заслуги.

Парламенту принадлежитъ законодательная власть въ странѣ. Каждая палата имѣетъ право вносить проекты законовъ, которые затѣмъ обсуждаются обѣими палатами и, если оказываются принятыми, подлежатъ обнародованію. Въ парламентъ же поступаютъ на обсужденіе*' проекты законовъ, предлагаемыхъ исполнительной властью (§ 38). Новые налоги могутъ вводится только посредствомъ законодательныхъ актовъ и требуютъ, слѣдовательно, тоже утвержденія парламента (§ 62). Ежегодный государственный бюджетъ долженъ вноситься на обсужденіе парламента и не можетъ быть принятъ безъ его санкціи (§ 64).

Парламентъ созывается и распускается императоромъ, но сессія его должны происходить ежегодно (§ 41) и продолжаться не менѣе трехъ мѣсяцевъ (§ 42). Въ случаѣ распущенія парламента до истеченія законнаго срока, новые выборы должны быть объявлены немедленно, и новая сессія должна начаться не позже, чѣмъ черезъ пять мѣсяцевъ (§ 45). Засѣданія обѣихъ палатъ публичны, члены правительства всегда имѣютъ въ нихъ право голоса (§ 54).

Исполнительная власть вся цѣликомъ принадлежитъ императору — микадо или тенно (божественный императоръ), какъ его всего чаще называютъ въ Японіи. Императоръ обнародуетъ законы, прошедшіе черезъ парламентъ (§ 5) и издаетъ укавы въ исполненіе ихъ. Въ исключительныхъ случаяхъ, въ промежуткахъ между сессіями парламента императоръ можетъ издавать новые указы, имѣющіе силу закона. Но такіе указы должны представляться въ первую же послѣ того сессію парламента, и въ случаѣ, если парламентъ выскажется противъ нихъ, они немедленно теряютъ-силу (§ 8). Императоръ объявляетъ войну и заключаетъ миръ (§ 18).. Но необходимые для войны кредиты вотируетъ парламентъ. Императоръ является главою всѣхъ военныхъ силъ, сухопутныхъ и морскихъ (§ 11). Въ области гражданскаго управленія императоръ — глаза правительства. Онъ назначаетъ и смѣщаетъ всѣхъ министровъ и утверждаетъ назначеніе всѣхъ главныхъ чиновъ управленія. Министры отвѣтственны только передъ нимъ. Министровъ всѣхъ десять: 1) министръ-президентъ, безъ портфеля, 2) министръ внутреннихъ дѣть, 3) министръ иностранныхъ дѣлъ, 4) министръ земледѣлія, 5) министръ юстиціи 6) министръ народнаго просвѣщенія, 7) министръ финансовъ, 8) военный министръ, 9) министръ флота и 10) министръ путей сообщенія.

Судебная власть совершенно отдѣлена отъ исполнительной и законодательной. Судьи назначаются императоромъ изъ лицъ, получившихъ юридическое образованіе, но несмѣняемы имъ. Они могутъ бытъ лишены должности только вслѣдствіе уголовнаго преступленія или предусмотрѣннаго закономъ дисциплинарнаго проступка (§ 58). Судъ происходитъ всегда гласно. Закрытыя засѣданія могутъ назначаться только въ случаяхъ, оскорбляющихъ нравственность, по указанію закона или по постановленію суда.

Послѣдняя глаза конституціоннаго акта 11-го февраля 1889 года предусматриваетъ возможность измѣненія данной конституціи. Такое измѣненіе можетъ быть сдѣлано только въ томъ случаѣ, если въ засѣданіи присутствуетъ болѣе ²/₃ наличныхъ членовъ парламента и если за него выскажутся болѣе двухъ третей присутствующихъ въ обѣихъ палатахъ. Право иниціативы въ дѣлѣ пересмотра конституціи принадлежитъ императору.

По своему характеру государственный строй, утвержденный въ Японіи актомъ 11-го февраля, можетъ быть названъ конституціоннымъ, но не парламентскимъ. Верховная власть уже не принадлежитъ цѣпкомъ императору. Отъ нея совершенно отняты судебныя функціи, а въ законодательной области она ограничена обязательнымъ участіемъ парламента. Но въ то же время парламентъ не имѣетъ никакихъ способовъ прямого воздѣйствія на исполнительную власть. Назначеніе министровъ зависитъ не отъ него и министры передъ нимъ не отвѣтственны. Положимъ, косвенно парламентъ имѣетъ все-таки возможность оказывать вліяніе на правительство. Онъ можетъ дѣлать министрамъ запросы и представленія и обращаться съ петиціями къ императору. Такъ какъ вмѣстѣ съ этимъ у него въ рукахъ находится могущественное орудіе — неутвержденіе бюджетовъ и проектовъ новыхъ налоговъ, то фактически исполнительная власть все-таки находится въ нѣкоторой зависимости отъ народнаго представительства. И хотя микадо совершенно свободенъ въ назначеніи министровъ, но обычно онъ выбираетъ ихъ изъ лицъ, опирающихся на парламентское большинство.

Вопросъ объ отвѣтственности министровъ служитъ въ Японіи темой постоянныхъ обсужденій и въ печати, и въ парламентѣ. До сихъ поръ онъ еще не могъ быть перерѣшенъ, но не надо забывать, что со времени введенія конституціи тамъ прошло всего 15 лѣтъ. Очень возможно, что въ недалекомъ будущемъ этотъ пунктъ японской конституціи будетъ измѣненъ въ смыслѣ предоставленія народному представительству большаго контроля надъ дѣйствіями исполнительной власти.

Въ настоящій моментъ японская конституція сходна въ этомъ отношеніи съ германской, гдѣ тоже министерство назначается императоромъ и не отвѣтственно передъ рейхстагомъ. Но въ другихъ, еще болѣе существенныхъ чертахъ, японская конституція не можетъ быть сопоставлена съ германской. Въ Германіи нѣтъ раздѣленія рейхстага на.двѣ палаты, и, главное, тамъ нѣтъ никакого имущественнаго ценза для избирателей. Все взрослое мужское населеніе имѣетъ право участія въ выборахъ народныхъ представителей. Въ Японіи, наоборотъ, избирательное право ограничено очень высокимъ имущественныхъ цензомъ. Вслѣдствіе этого, лишь небольшая сравнительно часть населенія и, конечно, наиболѣе зажиточная участвуетъ въ парламентскихъ выборахъ. Составители японской конституціи считали, что японскій народъ еще не дозрѣлъ до всеобщаго избирательнаго права, но съ тѣхъ поръ и въ печати, и внутри самого парламента идетъ усиленная борьба съ этимъ мнѣніемъ. Раздаются голоса за пересмотръ законовъ о выборахъ въ парламентъ. По мнѣнію сторонниковъ пересмотра, народъ получаетъ политическое воспитаніе только на дѣлѣ, и до тѣхъ поръ, пока онъ не будетъ имѣть доступа къ участію въ дѣлахъ управленія, его гражданское самосознаніе останется смутнымъ.

Въ 1900 году былъ сдѣланъ нѣкоторый шагъ въ этомъ направленіи. Имущественный цензъ былъ пониженъ съ 15 до 10 іенъ прямыми налогами. Послѣ этого въ выборахъ могло принять участіе втрое большее количество избирателей. Тѣмъ не менѣе и теперь право голоса имѣетъ лишь 1½ милліона человѣкъ. По сравненію съ европейскими конституціонными странами это выходитъ, конечно, очень небольшой процентъ населенія. Во Франціи, напримѣръ, при населеніи 38 милліоновъ, т.-е. на 5 милліоновъ меньше, чѣмъ въ Японіи, количество избирателей достигаетъ 10 милліоновъ. Въ Австріи при 25-ти мил. населенія — избирателей 7 милліоновъ.

Въ обѣихъ этихъ странахъ, такъ же какъ и въ Германіи, въ настоящее время введена всеобщая подача голосовъ, въ Австріи, впрочемъ, только съ 1896 года, такъ что ихъ, конечно, нельзя и сравнивать съ Японіей. Но и въ Англіи, гдѣ до сихъ поръ право голоса обусловливается нѣкоторымъ имущественнымъ цензомъ (плата за квартиру въ 10 ф., т.-е. 100 руб. въ годъ), число избирателей все-таки 642 милліоновъ, т.-е. въ четыре раза больше, чѣмъ въ Японіи, при населеніи почти равномъ съ ней.

Вслѣдствіе этого главная масса населенія — земледѣльческій и рабочій классъ, не принимаетъ пока никакого активнаго участія въ политической жизни страны. Среднее крестьянское хозяйство, по даннымъ Ратгена,^[22] уплачиваетъ въ Японіи около 7½ іенъ поземельнаго налогу въ годъ, причемъ колебанія происходятъ, главнымъ образомъ, въ предѣлахъ отъ 3½ до 9½ іенъ. Слѣдовательно, мелкіе землевладѣльцы въ массѣ не могутъ попадать въ число избирателей. Само со бой понятно, что, хотя пассивное избирательное право и не ограничено никакимъ имущественнымъ цензомъ, но они, конечно, имѣютъ такъ же мало шансовъ быть выбраны. По словамъ маркиза Ито въ его «Комментаріяхъ»^[23] къ конституціи Японіи, избранные въ парламентъ члены должны служить представителями не своихъ избирателей, по всей страны. Тѣмъ не менѣе, конечно, интересы тѣхъ группъ населенія, которые являются и избирателями, и избираемыми, представляются лучше, чѣмъ тѣхъ, которые совершенно устранены отъ непосредственнаго участія въ выборахъ.

Въ 1894 г., т.-е. еще до пониженія ценза составъ представителей въ парламентъ распредѣлялся на слѣдующія группы:

Землевладѣльцевъ — 145

Торговцевъ и промышленниковъ — 56

Занимающихся либералы, проф. — 32

Чиновниковъ — 11

Безъ опредѣленныхъ проф. — 55

Послѣ 1900 г. число представителей было увеличено до 369, причемъ значительно возросъ процентъ представителей городского населенія, но рабочая и крестьянская масса все еще не получила доступа къ выборамъ. Можно надѣяться, что со временемъ единодушныя усилія прессы и либеральнаго меньшинства парламента добьются и далѣе расширенія конституціи въ этомъ отношеніи, тѣмъ болѣе, что въ этомъ направленіи идетъ все время дѣятельная агитація.

За свой короткій вѣкъ японскій парламентъ провелъ уже очень много серьезныхъ мѣропріятій и въ сферѣ государственнаго обложенія, и въ сферѣ народнаго образованія, и въ другихъ областяхъ. Намъ придется еще говорить о нихъ, касаясь разныхъ сторонъ жизни пореформенной Японіи. Тѣмъ не менѣе на него со всѣхъ сторонъ сыплются всевозможные упреки. Японскихъ парламентскихъ дѣятелей упрекаютъ за политиканство и за подкупность, за отсутствіе твердо установленныхъ политическихъ партій, за постоянную перетасовку тѣхъ, которыя есть, за ихъ непринципіальный часто характеръ и за постоянную безпорядочную борьбу между ними. Во всѣхъ этихъ нападкахъ есть значительная доля правды и, конечно, перечисленные недостатки представляютъ громадное зло, мѣшающее правильному функціонированію государственнаго механизма. Что касается подкуповъ, — то въ Японіи условіемъ, облегчающимъ ихъ во время выборовъ, является незначительное относительно число избирателей. Съ пониженіемъ ценза возможность подкуповъ будетъ сильно затруднена и они естественнымъ образомъ нѣсколько уменьшатся. Полнаго же ихъ уничтоженія Японіи, конечно, еще очень долго ждать, такъ какъ даже въ такой культурной странѣ, какъ Англія, они еще до сихъ поръ не вывелись окончательно.

Японскія парламентскія партіи, дѣйствительно, часто группируются теперь не столько вокругъ опредѣленнаго политическаго знамени, сколько вокругъ того или другого лица, и ихъ взаимныя отношенія иногда чрезвычайно неопредѣленны и запутаны. Въ значительной степени тутъ сказывается еще послѣдствія прежняго времени, когда люди группировались не по своимъ классовымъ интересахъ и политическимъ мнѣніямъ, а по принадлежности къ тому или другому крупному феодальному роду или клану. Теперь эта группировка на кланы исчезла совершенно, но нѣкоторые слѣды ея все еще даютъ себя чувствовать. Случается, что люди, интересы которыхъ совершенно различны, группируются по старой памяти вокругъ выдающагося представителя ихъ прежней феодальной области. Съ теченіемъ времени это само собой стушевывается. Прежніе роды, потерявшіе всякое значеніе въ жизни, постепенно исчезаютъ и изъ памяти, и выдающіеся политическіе дѣятели перестаютъ считаться представителями того или другого прежняго рода.

Г. Дюмоларъ заканчиваетъ свою главу о японской политикѣ сожалѣніемъ о томъ, что съ арены общественной дѣятельности въ Японіи постепенно сходятъ выдающіеся политическіе дѣятели эпохи реформъ и на смѣну имъ идетъ средній политическій работникъ. Въ этомъ онъ видитъ громадное зло современной Японіи.

Намъ кажется, что это явленіе совершенно естественное и не предвѣщающее ничего особенно дурного для Японіи. Въ періоды крупныхъ историческихъ переворотовъ, въ періоды ломки всего стараго и созиданія первыхъ основъ будущаго изъ среды народа обычно выдѣляются самыя сильныя, самыя крупныя личности. Они подготовлялись долгими вѣками политическаго застоя, когда наиболѣе одаренные люди должны были искать выхода для своихъ способностей въ другихъ областяхъ или совершенно заглушать ихъ. Въ моментъ высшаго напряженія политической жизни другія области духовной дѣятельности теряютъ свою притягательную силу, и всѣ лучшіе люди націи отдаются политической борьбѣ. На фонѣ общаго безмолвія едва пробуждающейся страны ихъ смѣлые голоса звучатъ особенно громко, ихъ личности производятъ особенно величественное впечатлѣніе. Но когда героическій періодъ кончается, и жизнь заявляетъ свои права вездѣ, тогда таланты распредѣляются болѣе равномѣрно, и политика перестаетъ быть ихъ исключительной ареной. Вмѣстѣ съ тѣмъ вокругъ одинокихъ прежде вершинъ выростаетъ цѣлый лѣсъ новыхъ дѣятелей, среди котораго они не кажется уже такими великанами, какъ раньше. Въ этой массѣ новыхъ дѣятелей, конечно, есть люди всякихъ калибровъ, отъ очень высокаго до средняго и, быть можетъ, даже весьма невысокаго. Это вполнѣ понятно, въ массѣ люди не бываютъ героями, но зато это уже не единицы, а масса, и она представляетъ не мнѣніе этихъ единицъ, а дѣйствительное общественное мнѣніе, всегда выражающее собой интересы преобладающей массы населенія.

3.

Внутреннее управленіе Японіи нельзя еще считать окончательно сложившимся. Оно постепенно реформируется, но до сихъ поръ еще очень значительная часть его находится попрежнему въ рукахъ централизованной бюрократіи. Въ подробности бюрократическаго механизма современной Японіи мы не будемъ входить, такъ какъ онъ не представляетъ собой ничего ни особенно характернаго, ни интереснаго. Количество чиновниковъ все-таки чрезвычайно велико, хотя по сравненію съ прошлымъ расходъ на содержаніе ихъ составляетъ неизмѣримо меньшій процентъ государственнаго бюджета. Во времена шогуната Токугавъ содержаніе бюрократіи составляло ²/₃ всѣхъ государственныхъ расходовъ, теперь же на жалованье чиновникамъ, включая сюда я служащихъ въ мѣстныхъ учрежденіяхъ, затрачивается около 20 милліоновъ іенъ^[24], что составляетъ менѣе ¹/₁₀ годового бюджета. По общимъ отзывамъ изучавшихъ Японію, выгоднымъ отличіемъ ея правительственныхъ учрежденій, какъ гражданскихъ, такъ и военныхъ, служитъ то, что въ нихъ пока, можетъ быть, благодаря ихъ молодости, очень мало оффиціальной лжи. Если при какомъ-нибудь учрежденіи показано такое-то количество школъ, то можно съ увѣренностью сказать, что они дѣйствительно Функціонируютъ. Если въ интендантствѣ числится такое-то количество мундировъ и сапогъ, то можно безъ опасеній разсчитывать одѣть въ нихъ не цифры въ графѣ солдатъ, а реальныхъ людей. Случаи казнокрадства тамъ до сихъ поръ тоже почти совершенно неизвѣстны. Это тѣмъ болѣе удивительно, что жалованья чиновниковъ въ Японіи чрезвычайно низки. Министры получаютъ не болѣе 6.000 іенъ, члены палатъ — 2.000. Средній же окладъ японскаго чиновника до смѣшного малъ. Общее количество служащихъ въ правительственныхъ учрежденіяхъ Японіи было въ 1900 г. 59.711 Всѣ они въ сложности получали 16.998.059 іенъ содержанія въ годъ^[25]. Слѣдовательно, въ среднемъ чиновникъ получаетъ 272 іена въ годъ жалованья. Конечно, эти цифры нельзя сравнивать съ нашими, такъ какъ жизнь въ Японіи значительно дешевле нашей. Но даже и внося соотвѣтствующую поправку, все-таки нельзя не сказать, что японскій чиновникъ довольствуется очень скромнымъ содержаніемъ, сравнительно съ европейскимъ.

Мѣстное управленіе Японіи обладаетъ смѣшаннымъ характеромъ. Нѣкоторыя стороны его продолжаютъ находиться въ вѣдѣнія бюрократіи, другія отошли уже къ мѣстному самоуправленію. Во главѣ каждой провинціи стоитъ и намѣстникъ, назначаемый министромъ внутреннихъ дѣлъ, и органъ выборнаго управленія. Но сферы вѣдѣнія обѣихъ мѣстныхъ властей строго разграничены, и намѣстникъ не имѣетъ права вмѣшиваться въ дѣла мѣстнаго управленія. Контроль надъ ними принадлежитъ только непосредственно министру.

Въ мѣстныхъ выборахъ принимаютъ участіе всѣ мѣстные жители мужского пола, не моложе 25-ти лѣтъ, уплачивающіе не менѣе двухъ іенъ въ годъ прямыми налогами. Подъ этотъ минимумъ подходитъ вся масса осѣдлаго крестьянскаго населенія, такъ что въ мѣстномъ управленіи оно принимаетъ такое же непосредственное участіе, какъ и всѣ остальные жители провинціи. Избиратели выбираютъ представителей въ мѣстное собраніе, собирающееся періодически нѣсколько разъ въ годъ и избирающее уже изъ своей среды предсѣдателя и членовъ постояннаго органа самоуправленія. Въ сферу вѣдѣнія этихъ мѣстныхъ самоуправленій входитъ народное образованіе, народная медицина, санитарная часть, благотворительныя учрежденія, дорожная повинность, мѣстная полиція и содержаніе тюремъ. Доходы ихъ состоятъ изъ мѣстнаго поземельнаго налога, налога на строенія, патентовъ и т. п. Главная часть расходовъ идетъ на образованіе, медицину и дороги. За послѣдніе шесть лѣтъ расходы эти почти удвоились, съ 25½ мил. іенъ до 40,6 милл.

Городское хозяйство въ городахъ съ населеніемъ, превышающимъ 20 тысячъ, находится всецѣло въ вѣдѣніи мѣстнаго самоуправленія. Въ меньшихъ городскихъ поселеніяхъ оно носитъ смѣшанный характеръ. Городскіе выборы отличаются отъ земскихъ тѣмъ, что въ городахъ избиратели дѣлятся на три класса по суммѣ платимыхъ ими налоговъ, такъ что менѣе состоятельное городское населеніе представлено, въ общемъ, хуже, чѣмъ болѣе зажиточное. Во главѣ городского управленія стоитъ выборный городской голова, одинъ или два помощника и совѣтъ изъ нѣсколькихъ членовъ отъ 6 до 12 въ зависимости отъ количества жителей города. Кромѣ того, есть еще собраніе представителей, отъ 30 до 50 человѣкъ, собирающееся періодически и рѣшающее всѣ важные вопросы городского управленія.

Военное управленіе въ Японіи находится въ вѣдѣніи военнаго и морского министерства.

Объединенная армія организована была въ Японіи послѣ уничтоженія феодализма, т.-е. въ 1872 г., но закончена организація ея только въ 1896 г. Теперь японская армія ни въ какихъ существенныхъ чертахъ не отличается отъ европейскихъ. Комплектуется она на основаніи закона о всеобщей воинской повинности изъ японскихъ подданныхъ, достигшихъ 20-лѣтняго возраста. Освобождаетъ отъ службы только физическая негодность или лишеніе правъ. Отсрочка дается на 7 лѣтъ по болѣзни, по семейному положенію (единственный взрослый сынъ у престарѣлыхъ родителей) и по занятіямъ — учителямъ, священникамъ и чиновникамъ. Если черезъ семь лѣтъ причины избавляющія отъ службы, не измѣняются, то человѣкъ освобождается отъ нея окончательно. Срокъ службы трехлѣтій. Общая численность арміи, находящейся подъ ружьемъ, въ мирное время 141.600 ч., въ военное время 358.800^[26]. Далѣе идетъ резервъ, въ который зачисляется излишекъ молодыхъ людей, являющихся ежегодно на призывъ, потомъ запасъ, въ который перечисляются солдаты, пробывшіе три года на службѣ или въ резервѣ, и наконецъ — ополченіе.

Японскій солдатъ проходитъ очень строгую военную школу, и въ смыслѣ военной выучки и военной дисциплины не уступаетъ солдатамъ ни одной европейской арміи. Но, требуя отъ него чрезвычайно большого напряженія во время отбыванія срока службы, военное начальство въ то же время чрезвычайно заботится о томъ, чтобы ставить солдатъ въ наилучшія по возможности условія жизни. По отзывамъ европейцевъ, японскія казармы положительно не оставляютъ желать ничего лучшаго. Вотъ какъ описываетъ ихъ нѣмецкій путешественникъ Гессе Вартегъ: «Спальни, предназначенныя обыкновенно для 20, 30 солдатъ, очень высокія комнаты, веселыя, свѣтлыя, просторныя, съ очень недурными кроватями съ постелями и подушками, съ достаточнымъ количествомъ столовъ и скамеекъ. Все отличается полнѣйшей чистотой. При всякой казармѣ безъ исключенія есть лазаретъ и нѣсколько просторныхъ бань съ холодной и горячей водой, гдѣ солдаты могутъ, если хотятъ, мыться хоть по два раза въ день. Кухня тоже отличается величайшей чистотой, пища не особенно роскошная, но всегда свѣжая и въ достаточномъ количествѣ»^[27]. Далѣе авторъ съ особеннымъ одобреніемъ описываетъ постановку врачебно-санитарной части при арміи. Организовавъ такъ недавно свою армію вообще, японцы обратили вниманіе далеко не исключительно на военный строй и вооруженіе, они сразу позаботились снабдить свои войска вполнѣ достаточной медицинской помощью. Въ 1877 году въ Японіи былъ основанъ собственный отдѣлъ Краснаго Креста, насчитывавшій къ 1897 году уже 28.000 членовъ, а въ настоящее время имѣющій уже болѣе 400.000 членовъ.

Японскій военный флотъ организованъ, въ сущности, окончательно только послѣ китайской войны, т.-е. послѣ 1895 года. Въ этомъ его значительное преимущество передъ флотами другихъ державъ. Всѣ главныя военныя суда выстроены въ послѣдніе годы, по новѣйшимъ образцамъ и снабжены наилучшими орудіями. Всего численность японскаго флота достигала къ началу 1904 г.₍по даннымъ Богуславскаго 168 судовъ. Но изъ нихъ большихъ судовъ, т.-е. броненосцевъ и крейсеровъ перваго и второго класса, къ началу нынѣшней войны было 28. Остальныя суда это — минные транспорты, канонерки, миноносцы и разныя другія служебныя суда. Матросы набираются такъ же, какъ и солдаты, и срокъ службы во флотѣ, также какъ и въ арміи, трехгодичный.

Офицеры и для арміи, и для флота производятся изъ лицъ, окончившихъ спеціальныя военныя и морскія учебныя заведенія. Общее количество офицеровъ въ 1898 году было по арміи 8.460 и по флоту — 1.410.

Тотъ историческій моментъ, въ который Японія вступила въ международныя отношенія съ другими цивилизованными странами, отмѣченъ вездѣ чрезвычайнымъ развитіемъ милитаризма. Волей-неволей Японіи пришлось считаться съ этимъ явленіемъ. Если она желала обезпечить свою національную самостоятельность и занятъ равное мѣсто среди другихъ державъ, она по необходимости должна была прежде всего доставитъ себѣ равныя средства защиты. Это, конечно, не обошлось безъ большого финансоваго напряженія. И это было тѣмъ болѣе тяжело для Японіи, что совпало для нея съ труднымъ моментомъ ломки экономической жизни, перехода отъ натуральнаго хозяйства къ денежному, первыхъ шаговъ крупной промышленности и необходимыхъ расходовъ, связанныхъ съ переходомъ отъ одного соціально-политическаго строя къ другому. Въ настоящее время военные расходы составляютъ тамъ крупную сумму въ 93 милліона іенъ, т.-е. около ⅓ всего государственнаго бюджета, равнявшагося въ 1901 году 254.548.000 іенъ. Такой размѣръ военнаго бюджета объясняется отчасти временными причинами. Почти половина его идетъ на такъ называемые экстренные расходы, т.-е. на необходимые еще крупные расходы по окончаніи реорганизаціи арміи и флота. Когда будетъ закончена эта подготовительная работа, непропорціональный ростъ военныхъ расходовъ самъ собою остановится.

Государственный бюджетъ Японіи вообще сильно возросъ за послѣднее десятилѣтіе. Въ 1891—1892 году онъ составлялъ всего 103.231.488 іенъ, въ 1902—1903 г. онъ достигъ 282.432.964^[28], т.-е. онъ увеличился болѣе, чѣмъ въ 2½ раза. Но государственные финансы вслѣдствіе этого не пошатнулись, государственный долгъ за послѣдніе годы возросъ не особенно значительно, съ 420 мил. въ 1895 г. до 510 — въ 1901 г.^[29], а государственныя росписи въ послѣдніе годы сводятся безъ дефицитовъ, составлявшихъ тамъ прежде обычное явленіе.

При этомъ нельзя сказать, чтобы податной гнетъ, падающій на бѣднѣйшіе классы населенія, сколько-нибудь замѣтно возросъ. Единственную форму государственнаго налога на земледѣльческое населеніе составляетъ тамъ поземельный налогъ. За послѣдніе 20 лѣтъ онъ выросъ очень незначительно. Въ 1882—1883 году онъ составлялъ 43,3 мы л., въ 1901—1902 г. онъ составилъ 46,5 милліона^[30], т.-е. за 20 лѣтъ онъ увеличился всего на 3 мил., что въ значительной степени можно отнести на счетъ естественнаго прироста населенія и соотвѣтственнаго развитія хозяйства.

Для того, чтобы представить себѣ, какой тяжестью ложится государственный бюджетъ Японіи на все населеніе страны, любопытно сопоставить государственные расходы Японіи съ расходами главнѣйшихъ европейскихъ государствъ за одинъ годъ.

	1901 г. Государств. расходы въ милліонахъ франковъ.	Изъ нихъ на защиту.	Государств. долгъ.
Англія	5.867,00	2.542,93	18.847,4
Германія	7.243,22	1.265,76	17.437,8
Франція	3.602,33	1.022,28	31.119,2
Россія	5.197,34	1.123,96	17.284,9
Японія	685,89	252,50	1.305,0 *)

• ) Цифры, касающіяся европейскихъ странъ, взяты изъ Фр. Нитти: «Основныя начала финансовой науки», Москва, изд. 1904 г., цифры японскихъ расходовъ взяты въ оффиціальныхъ японскихъ источникахъ, цитированіяхъ выше, но для удобства сравненія переведены тоже во франки, причемъ франкъ взять равнымъ 40 коп.

Такимъ образомъ, несмотря на большой ростъ государственнаго бюджета Японіи, масштабъ государственнаго хозяйства тамъ все-таки несравненно меньшій, чѣмъ въ европейскихъ странахъ. Здѣсь онъ уже давно считается милліардами, тамъ онъ не вышелъ еще изъ милліоновъ, и государственный долгъ Японіи неизмѣримо меньше долговъ великихъ державъ. Между тѣмъ, количество жителей Японіи незначительно разнится отъ европейскихъ государствъ, рядомъ съ этимъ надо обратить вниманіе на то, что въ Японіи въ послѣднее время сдѣлана нѣкоторая попытка ввести болѣе справедливое распредѣленіе государственнаго обложенія, такъ чтобы главная тяжесть его не ложилась исключительно на наиболѣе бѣдные классы населенія. 19-го марта 1887 года въ Японіи введенъ прогрессивный подоходный налогъ. Этотъ налогъ уплачивается всѣми лицами, имѣющими въ годъ болѣе 300 іенъ дохода. При этомъ процентъ, взимаемый государствомъ, увеличивается по мѣрѣ роста дохода въ слѣдующей степени:

Лица, получающія отъ 300— 1.000 въ годъ платятъ 1 %

" " " 1.000—10.000 " " " 1½ %

" " " 10.000—20.000 " " " 2 %

" " " 20.000—30.000 " " " 2½ %

" " " 30.000 и болѣе " " « 3 %

Поземельный и подоходный налоги составляютъ два главныхъ вида прямыхъ государственныхъ налоговъ Японіи. Изъ косвенныхъ налоговъ самый большой доходъ государству даетъ налогъ на производство саке (рисовая водка), таможенный и гербовый сборы. Остальные косвенные налоги ложатся преимущественно не на предметы массоваго потребленія, такъ что уплачиваются они, главнымъ образомъ, не трудящейся массой населенія. Мы не будемъ входить въ детальное разсмотрѣніе разныхъ видовъ японскихъ налоговъ, приведемъ только мнѣніе такого компетентнаго лица, какъ англійскій финансистъ Робертъ Гиффинъ. По его словамъ, Японія имѣетъ теперь фискальную систему, „которой можетъ позавидовать любая прогрессивная европейская страна. Налоги большею частью прямые и распредѣлены крайне справедливо, а подоходный налогъ — образецъ справедливости“^[31].

Такимъ образомъ, финансовый гнетъ государства на населеніе нельзя считать чрезмѣрнымъ въ Японіи. Абсолютно онъ значительно ниже, чѣмъ въ европейскихъ государствахъ, и въ распредѣленіи его сдѣланъ нѣкоторый шагъ для внесенія большей справедливости. При нормальномъ теченіи вещей быстрый ростъ промышленности могъ бы дать возможность еще расширить государственное хозяйство, не рискуя подорвать народное благосостояніе. Но, конечно, исключительные расходы, связанные съ войной, не могутъ не нанести большого ущерба государственнымъ финансамъ Японіи.

4.

Со времени реставраціи промышленная жизнь Японіи претерпѣла громадный переворотъ. Промышленность изъ ремесленной и кустарной превратилась въ крупную фабричную, торговля въ десятки разъ увеличила свои обороты. Все это, конечно, совершилось не сразу, но все-таки сравнительно въ очень короткій періодъ. Цѣлый рядъ благопріятныхъ условій способствовалъ появленію и росту фабричной промышленности въ Японіи. Условія эти возникли не въ моментъ реставраціи, они существовали и до того, но соціально-политическій строй того времени мѣшалъ имъ проявиться. Небольшая территорія Японіи и недостатокъ удобной земли уже давно лишали возможности все ея населеніе кормиться, какъ прежде, исключительно земледѣліемъ. Нѣкоторые подспорные кустарные промыслы только отчасти облегчали мѣстами положеніе сельскаго населенія. Значительная его часть оставалась за бортомъ и шла въ города искать работы. Но гильдейская организація городскихъ ремеслъ не только не давала доступа къ промышленности этимъ выброшеннымъ изъ деревни элементамъ, но даже наоборотъ постоянно выбрасывала и изъ своей среды нѣкоторую часть оказывавшуюся лишней, благодаря нерастяжимымъ формамъ гильдейскихъ союзовъ. Такимъ образомъ, еще до возникновенія крупной промышленности тамъ образовался своего рода пролетаріатъ, ищущій работы.

На ряду съ этимъ островной характеръ Японіи и удобство сообщенія съ близь лежащими странами сулили заранѣе прекрасный рынокъ для ея товаровъ. Внутри страны искусственно поддерживаемый экономическій застой разорялъ ее, мѣшалъ эксплуатировать въ достаточномъ размѣрѣ ея естественныя богатства и силы.

Молодое правительство эпохи реставраціи сознавало все это, понимало, что нужно прежде всего уничтожить путы, связывавшія экономическую жизнь, и потомъ поддержать ея первые шаги на новомъ пути. Эта поддержка со стороны правительства была необходима, такъ какъ третьяго условія для развитія крупной промышленности — капиталовъ, въ странѣ почти не было. Но существованіе двухъ другихъ условій — рабочихъ рукъ, которыя не надо было отрывать отъ другого дѣла, и удобнаго внѣшняго рынка — облегчало задачу правительства и предвѣщало ему успѣхъ.

Громадная масса европейскихъ товаровъ, хлынувшая въ страну тотчасъ же послѣ открытія гаваней и находившая тамъ сбытъ, показывала, что и внутренній спросъ сильно выросъ тамъ за послѣднее время, и что крупная промышленность можетъ разсчитывать также и на внутренній рынокъ.

Разсчеты правительства вполнѣ оправдались на дѣлѣ. Только въ теченіе перваго десятилѣтія ему пришлось оказывать постоянную поддержку крупной промышленности и даже самому являться въ роли предпринимателя. Со второй половины восьмидесятыхъ годовъ промышленность становится уже на свои ноги и быстро крѣпнетъ и растетъ.

Прежде всего правительство озаботилось улучшеніемъ средствъ сообщенія, какъ внутреннихъ, такъ и внѣшнихъ. Первое его крупное предпріятіе была постройка желѣзнодорожныхъ линій, вмѣстѣ съ этимъ оно всячески покровительствовало развитію торговаго флота Японіи и прилагало много заботъ къ упорядоченію почтоваго и введенію телеграфнаго сообщенія внутри страны.

Первая желѣзнодорожная линія между Токіо и Іокогамой была открыта въ 1872 г. Съ тѣхъ поръ желѣзнодорожное строительство съ каждымъ годомъ все расширялось, причемъ первое десятилѣтіе по 1883 годъ оно находилось исключительно въ рукахъ правительства, далѣе въ немъ начинаютъ принимать участіе и частныя компаніи, и постепенно доля ихъ участія становится все больше. Слѣдующая табличка показываетъ ростъ желѣзнодорожныхъ линій и относительное участіе въ строительствѣ правительства и частныхъ лицъ, съ момента реставраціи до послѣдняго времени:

	Правительств. линій въ англ. м.	Частныхъ линій.
1872—1882	122	--
1882—1892	550	1.166
1892—1902	1.059	2.966

Къ 1903 году длина всѣхъ желѣзнодорожныхъ линій составила 4.237 англійскихъ миль, т.-е. 6.355 нашихъ верстъ. Абсолютно, это число очень невелико, но если принять во вниманіе небольшую территорію самой Японіи, то оно окажется довольно значительнымъ.

Доходность желѣзнодорожнаго хозяйства тоже постепенно растетъ, вмѣстѣ съ ростомъ его размѣровъ, при этомъ растемъ не только абсолютно, но и относительно. За десятилѣтіе съ 1890 г. по 1900 г. общая сумма доходовъ съ желѣзныхъ дорогъ поднялась съ 3.629.942 р. до 19.661.657 р. Доходъ на одну версту составилъ въ 1890 г. — 2.124 р., а въ 1900 г. — 3.542 р.^[32]. При этомъ проѣздной тарифъ тамъ вовсе не высокъ. Въ Японіи за одну версту въ третьемъ классѣ платится — 1 коп., во второмъ — 2 к., въ первомъ — 3 к. Между тѣмъ, въ Германіи, напр., за одну версту платится 4 пфенига, т.-е. 2 коп., и т. д. Средняя скорость желѣзныхъ дорогъ такая же, какъ и у насъ — отъ 30—60 в. въ часъ. Функціонируютъ японскія желѣзныя дороги по отзывамъ европейцевъ вполнѣ исправно. „Можно подумать, что они существуютъ здѣсь уже многіе десятки лѣтъ“, говоритъ Вартегъ.

Рядомъ съ желѣзнодорожной дѣятельностью японское правительство все время поощряло судостроеніе и торговое мореплаваніе. Оно давало судостроительнымъ обществамъ и мореходнымъ компаніямъ ссуды и пособія на постройку верфей и для установленія правильныхъ, какъ внутреннихъ, такъ и внѣшнихъ пароходныхъ рейсовъ. Самыя крупныя пароходныя фирмы Японіи „Мицубиши“ и „Нипонъ-Юсенъ-каиша“. Къ настоящему времени торговый флотъ Японіи занимаетъ одно изъ видныхъ мѣстъ среди торговыхъ флотовъ великихъ державъ. Въ 1871 году Японія имѣла всего 70 пароходовъ, вмѣстимостью въ совокупности въ 21.000 тоннъ. Въ 1899 году у нея насчитывалось 477 пароходовъ, имѣющихъ 474.000 тоннъ вмѣстимости. Для сравненія приведемъ табличку, показывающую количество пароходовъ и ихъ вмѣстимость въ Японіи, въ Соединенныхъ Штатахъ и въ нѣсколькихъ крупнѣйшихъ государствахъ Европы.

1899 г.	Число пароходовъ.	Количество тоннъ въ тысячахъ.
Англія	7.837	11.719
Германія	1.133	1.947
С.-А. Соединенные Штаты	821	1.236
Франція	639	997
Норвегія	779	737
Испанія	488	5?8
Японія	477	474
Италія	282	446 .
Данія	360	403
Россія	456	393 *).

• ) Богуславскій, стр. 387.

Слѣдовательно, Японія за четверть вѣка настолько развила свое мореплаваніе, что ея торговый флотъ по количеству тоннъ занялъ седьмое мѣсто среди флотовъ остальныхъ государствъ, а по числу пароходовъ шестое. По количеству же большихъ пароходовъ, свыше 5.000 тоннъ вмѣстимости, она занимаетъ даже третье мѣсто. Выше нея стоятъ только Англія и Франція. Число собственныхъ верфей въ ней тоже значительно возросло, особенно за вторую половину 90-хъ годовъ. Въ 1895 году ихъ было 57, а въ 1899 г. уже 186. При этомъ въ послѣдніе годы нѣкоторые японскіе судостроительные заводы стали даже получать иностранные заказы. Такъ, заводъ Кавазаки строилъ въ 1902 году судно въ 700 тоннъ, заказанное китайцами, и въ томъ же году нѣсколько японскихъ заводовъ сразу получили отъ Соединенныхъ Штатовъ вакавы на постройку шести канонерокъ.

Изъ японскихъ торговыхъ судовъ большая часть строится теперь въ собственныхъ верфяхъ. Уже въ 1899 году только 26,5 % Пароходовъ были выстроены за границей, всѣ же остальные въ Японіи. Нѣкоторые изъ этихъ заводовъ настолько велики, что въ нихъ одновременно могутъ строиться по нѣсколько довольно большихъ судовъ. Такъ, въ докѣ компаніи Мицубиши въ Нагасаки въ 1900 г. строились одновременно 9 судовъ, вмѣстимостью въ 21.000 тоннъ. Кромѣ Нагасаки, самые большіе судостроительные заводы находятся въ Токійскомъ заливѣ — Урага и въ Кобе — Кавазаки. Казенныя верфи имѣются въ Іокосуко и въ Куре. По мнѣнію спеціалистовъ, японскія верфи не уступаютъ лучшимъ заводамъ Шанхая, Гонъ-Конга и Сингапура. Въ настоящее время въ нихъ могутъ не только строиться торговые пароходы, но даже капитально ремонтироваться и строиться военныя суда. Въ верфи въ Іокосуко въ данный моментъ строится одинъ крейсеръ и нѣсколько миноносцевъ.

Такимъ образомъ въ своемъ судостроительствѣ Японія постепенно становится все болѣе независимой отъ другихъ державъ, и ея промышленность все болѣе удовлетворяетъ растущимъ нуждамъ ея внутреннихъ и международныхъ сношеній.

Почта, телеграфныя и телефонныя сношенія тоже составляли предметъ постоянныхъ заботъ новаго правительства. Въ настоящее время Японія имѣетъ около 20 тысячъ верстъ телеграфныхъ и около 3 тысячъ телефонныхъ линій, что при ея территоріи составляетъ очень значительное количество. Почта, по отзывамъ рѣшительно всѣхъ путешественниковъ, функціонируетъ тамъ идеально, и правительство не жалѣетъ затратъ на то, чтобъ предоставить жителямъ возможно больше удобствъ въ этомъ отношеніи.

5.

Говоря о ростѣ фабричной промышленности первое время послѣ реставраціи, приходится тоже останавливаться, главнымъ образомъ, на дѣятельности правительства. И здѣсь оно является въ роли иниціатора. Оно задалось 4ѣлью расшевелить экономическую жизнь страны и не останавливалось передъ дорого стоющими опытами въ этомъ направленіе Всѣ семидесятые годы наполнены попытками организаціи промышленныхъ предпріятій правительствомъ. Нѣкоторые изъ этихъ предпріятій должны были служить удовлетворенію собственно государственныхъ потребностей, къ числу такихъ относится устройство верфей, оружейные, пороховые и рельсо-прокатные заводы, монетныя фабрики, фабрики разныхъ обмундировочныхъ предметовъ и т. п. Всѣ этого рода производства не нуждались въ сбытѣ, они работали на опредѣленнаго заказчика и по большей части работали вполнѣ успѣшно» Государство не жалѣло затратъ на приглашеніе опытныхъ руководителей изъ-за границы, старалось сразу поставить дѣло правильно и все-таки это ему обходилось Дешевле, нежели выписка всего необходимаго изъ-за границы.

Нѣсколько въ иномъ положеніи оказывались правительственныя предпріятія, разсчитанныя на сбытъ. Здѣсь приходилось дѣйствовать, ощупью, браться за совершенно новое дѣло, не имѣя достаточныхъ свѣдѣній о рынкѣ, не обладая ни технической, ни коммерческой опытностью. Не мудрено, что многіе изъ этихъ первыхъ опытовъ оказывались неудачными и терпѣли крахъ. Товары получались плохого качества и не выдерживали конкуренціи съ иностранными, хотя и болѣе дорогими, но зато несравненно лучше выдѣланными; къ высокимъ же покровительственнымъ пошлинамъ правительство не считало возможнымъ прибѣгать. Или, и при удовлетворительномъ качествѣ, они ненаходили себѣ достаточнаго сбыта внутри, а во внѣ все-таки еще не шли. Такимъ образомъ возникло и погибло не малое число правительственныхъ фабрикъ и заводовъ — писчебумажныхъ, стекляныхъ, прядильныхъ и ткацкихъ. Правительству, конечно, подобные неудачные опыты приносили значительный убытокъ, но для страны они были полезнымъ урокомъ. Являлся нѣкоторый опытъ, почва нащупывалась и уже частныя предпріятія могли возникать съ большей надеждой на успѣхъ.

Съ начала восьмидесятыхъ годовъ все чаще и чаще начинаютъ основываться частныя коммерческія компаніи, частныя фабрики и заводы. Вмѣстѣ съ этимъ правительство постепенно прекращаетъ свою дѣятельность въ этомъ направленіи. Къ концу восьмидесятыхъ годовъ у правительства остались только: арсеналъ военнаго министерства въ Осакѣ, выдѣлывающій орудія и снаряды, верфи морского министерства въ Іосуке и въ Іокогамѣ, прекрасно устроенныя, судостроительный и орудійный заводъ въ Куре, изготовляющій орудія всѣхъ калибровъ, пороховые заводы въ Итабамѣ, сталелитейный заводь Явате и арсеналъ въ Токіо. Кромѣ того, имѣется еще суконная фабрика въ Сенджи, поставляющая солдатское сукно. Изъ заводовъ, не имѣющихъ отношенія къ нуждамъ арміи, правительство владѣетъ только одной шелко-прядильной въ Томіокѣ.

Между тѣмъ, ростъ фабричнаго производства не только не замедляется, но наоборотъ, все усиливается и ускоряется. Крупная промышленность уже не нуждается въ поощреніяхъ и поддержкахъ; послѣ первыхъ невѣрныхъ шаговъ она сама себѣ прокладываетъ путь и завоевываетъ положеніе.

Изъ разныхъ отраслей фабричной дѣятельности больше всего развились въ Японіи производство шелковыхъ тканей, хлопчатобумажное, писчебумажное и спичечное производства и далѣе машиностроительное производство, начавшее сильнѣе развиваться въ самые послѣдніе годы.

Шелководство было съ давнихъ временъ извѣстно въ Японіи, но выдѣлка шелковыхъ тканей носила исключительно кустарный характеръ. И до сихъ поръ значительная часть этого производства продолжаетъ находиться въ рукахъ кустарей, хотя шелковыя фабрики въ послѣдніе годы стали возникать все чаще. Въ общемъ, выдѣлка шелку съ половины восьмидесятыхъ годовъ поднялась съ общей суммы на 12.084.071 іенъ въ 1885 г. до 143.739.198 іенъ въ 1898 г., т.-е. въ 12 разъ.

Хлопчатобумажное производство, напротивъ, является тамъ совершенно новою отраслью промышленности, такъ какъ хлопчатобумажныя плантаціи составляютъ большую рѣдкость въ Японіи. Несмотря на это, хлопчатобумажныя фабрики очень быстро привились тамъ. Первая большая бумагопрядильня была открыта въ Осакѣ въ 1882 г., устроенная частнымъ акціонернымъ обществомъ. Она сразу стала давать хорошій доходъ, и вслѣдъ за ней начали основываться другія.

Въ 1887 г. въ Японіи считаюсь уже 70.220 веретенъ

" 1891 " " " " " 362.980 "

" 1895 " " " " " 518.736 "

" 1899 " " " " " 2.074.475 «

Соотвѣтственно этому увеличился и размѣръ выдѣлки бумажныхъ тканей на ткацкихъ фабрикахъ. Въ 1889 г. онъ равнялся 312 т. кванъ, въ 1898 г. онъ достигъ 32.163.000 кванъ, т.-е. за 10 лѣтъ онъ выросъ въ 100 разъ. При этомъ не болѣе 10 % хлопка, обрабатываемаго на этихъ фабрикахъ, получается съ мѣстныхъ плантацій, 90 % выписывается изъ-за границы. Количество рабочихъ на хлопчатобумажныхъ фабрикахъ равнялось въ 1899 г. 74.146 чел.

Спичечное производство, начавшееся тоже только съ половины 80-хъ годовъ, растетъ не менѣе быстро. Къ концу девяностыхъ годовъ число спичечныхъ фабрикъ было около 300, и количество рабочихъ достигало 80.000.

Одновременно съ этими главными производствами возникали и развивались и другія, постепенно пріобрѣтая все большее значеніе. Ростъ ихъ особенно увеличился въ девяностыхъ годахъ. На ряду съ ткацкими, писчебумажными и спичечными фабриками стало основываться множество другихъ: цементныхъ, керосиновыхъ, стекляныхъ, спиртоочистительныхъ, химическихъ, фармацевтическихъ и пр.

Наибольшее значеніе изъ всѣхъ этихъ разнообразныхъ видовъ фабрично-заводской промышленности имѣютъ возникающія въ послѣднее время машиностроительные заводы. Помимо упомянутыхъ уже нами правительственныхъ предпріятій этого рода въ настоящее время есть уже нѣсколько частныхъ, все расширяющихъ свою дѣятельность. Такъ, въ Кобе дѣйствуетъ большой мѣдно-котельный и машиностроительный заводъ, изготовляющій машины для прядильныхъ фабрикъ и рудниковъ. А въ Осакѣ въ концѣ девяностыхъ годовъ открылся паровозостроительный заводъ, паровозы котораго уже работаютъ въ Японіи и на Формозѣ.

Общее число капиталовъ, вложенныхъ въ фабрично-заводскую промышленность въ Японіи, растетъ очень быстро, указывай, что дѣятельность эта является теперь выгоднымъ помѣщеніемъ для нихъ. Съ 1894 по 1899 г. количество крупныхъ промышленныхъ предпріятій увеличилось съ 778 до 2.253, а вложенные въ нихъ капиталы съ 44.589.762 іенъ до 147.783.280 іенъ^[33], т.-е. за 5 лѣтъ капиталъ, находящійся въ фабрично-заводскихъ предпріятіяхъ, увеличился болѣе чѣмъ втрое, а за послѣдніе 15 лѣтъ онъ возросъ въ 20 родъ.

Изъ разныхъ видовъ добывающей промышленности на первомъ планѣ стоитъ разработка каменнаго угля, увеличившаяся за двадцать лѣтъ въ 10 разъ. Въ 1878 г. въ Японіи добывалось 42 милліона пудовъ, а въ 1898—415 милліоновъ. Далѣе идетъ нефть, добыча которой тоже удесятирилась за этотъ періодъ съ 174 тысячъ до 1.880 тысячъ. Обиліе собственнаго каменнаго угля и нефти является громаднымъ подспорьемъ въ ростѣ промышленности вообще; Японія не должна выписывать для своихъ фабрикъ и заводовъ топливо изъ-за границы, она имѣетъ его въ достаточномъ количествѣ на мѣстѣ.

Добыча желѣза въ Японіи хотя и увеличивается довольно значительно, но все же не можетъ удовлетворять растущимъ потребностямъ страны, такъ что желѣзо, какъ въ обработанномъ, такъ и въ необработанномъ видѣ составляетъ важный предметъ ввоза. Кромѣ желѣза, изъ металловъ тамъ добывается мѣдь и свинецъ въ значительныхъ количествахъ, остальные — серебро, золото, олово — въ небольшихъ.

Картину общаго роста японской промышленности, какъ добывающей, такъ и обрабатывающей, даетъ разсмотрѣніе данныхъ, касающихся движенія внѣшней торговли Японіи за послѣдній періодъ. Слѣдующая табличка даетъ представленіе о ростѣ внѣшней торговли съ 1868 по 1899 г.:

	Ввозъ.	Вывозъ.	Сунна оборотовъ.
	Въ милліонахъ іенъ *).
Въ 1868 г.	10,6	15,5	26,1
» 1877 «	27,4	23,3	50.7
» 1884 «	29,6	33,8	63,4
» 1888 «	66,4	65,7	131,1
» 1894 «	117,4	113,2	230,6
» 1899 «	220,4	214,9	435,3
» 1901 «	255,8	252,3	508,1

• ) „Financial and Economical Annual of Japan“, Tokio, 1903 г., стр. 74.

Такимъ образомъ сумма торговыхъ оборотовъ Японіи за 33 года увеличилась приблизительно въ 20 разъ. Главные предметы вывоза изъ Японіи составляютъ шелкъ въ сыромъ и обработанномъ видѣ (37 %), хлопчатобумажныя издѣлья (14 %), каменный уголь (5 %), рисъ (б%), чай (3 %), мѣдь (3 %), соломенныя издѣлья (3 %) и спички (3 %). Что касается ввоза, то на первомъ мѣстѣ стоятъ сырой хлопокъ Г27%), сахаръ (8 %), хлопчатобумажныя издѣлья (5 %), бобы (4 %) и т. д. Но если всмотрѣться повнимательнѣе въ измѣненіе отношенія между различными предметами ввоза и вывоза, то увидимъ, что въ вывозной торговлѣ Японіи начинаютъ играть все большую роль предметы обрабатывающей промышленности, тогда какъ ввозъ иностранныхъ фабричныхъ издѣлій относительно сокращается. Такъ, еще въ 1883 году 93,4 % всѣхъ товаровъ, вывезенныхъ изъ Японіи, составляли сырые продукты: рисъ, чай, сырой шелкъ, уголь, мѣдь и т. п. Всѣхъ же предметовъ обрабатывающей промышленности было вывезено лишь на 2,4 милліона іенъ, причемъ половину составляли кустарныя издѣлья, такъ что собственно фабричная промышленность доставила всего 3 % вывоза не болѣе, какъ на 1,2 милліона. Въ 1899 году предметы добывающей промышленности составили всего 40 % вывоза, слѣдовательно обрабатывающая промышленность доставила уже 60 %, на сумму около 130 милліоновъ іенъ, т.-е. за 16 лѣтъ вывозъ предметовъ обрабатывающей промышленности увеличился болѣе, чѣмъ въ 50 разъ. И на первомъ мѣстѣ изъ различныхъ предметовъ обрабатывающей промышленности стали теперь хлопчатобумажныя ткани (14 %) и другіе продукты исключительно фабричнаго производства. Въ то же время въ области ввоза происходилъ совершенно обратный процессъ. Въ 1883 г. предметы обрабатывающей промышленности составляли 43,5 %; въ 1899 г. ввозъ всѣхъ заграничныхъ издѣлій составилъ лишь 17,4 % всего взоза. Соотвѣтственно съ этимъ количество сырья, необходимаго для фабричныхъ производствъ, значительно возросло. Въ 1883 г. оно составляло всего 2 % ввоза, въ 1899 г. оно достигло 31,6 % ввоза на сумму около 70 милліоновъ іенъ. Изъ всѣхъ этихъ цифръ ясно виденъ не только громадный ростъ внѣшней торговли Японіи, но и быстрое развитіе ея фабричной промышленности, продукты которой играютъ въ ней все болѣе значительную роль.

Насколько широка въ настоящее время сама по себѣ внѣшняя торговля Японіи, видно, между прочимъ, изъ того, что въ ней принимаютъ участіе 25 различныхъ странъ; 25 странъ посылаютъ въ Японію свои товары и получаютъ, въ свою очередь, ея произведенія. Конечно, роль этихъ странъ въ торговыхъ оборотахъ съ Японіей далеко не одинакова. Не одинаково также ихъ относительное участіе во ввозѣ и въ вывозѣ изъ Японіи. Вывозитъ Японія больше всего въ Соединенные Штаты (30 % всего вывоза). Туда идутъ, главнымъ образомъ, шелковыя ткани, шелкъ-сырецъ, циновки и чай. Всего болѣе чѣмъ на 60 мил. іенъ. Далѣе идетъ Китай (18,7 %), получающій изъ Японіи бумажныя ткани и пряжу, спички, уголь и разныя съѣдобныя водоросли. Третье мѣсто по вызову изъ Японіи принадлежитъ Франціи (13,6 %), вывезшей въ 1а99 г. товаровъ почти на 30 милліоновъ іенъ, т.-е. на 75 мил. франковъ. Туда Японія посылаетъ преимущественно мѣдь, шелкъ, рисъ и разныя мѣстныя бездѣлушки. Англія и ея колоніи вывозятъ, въ общемъ, на 20 мил. іенъ (около 10 %), причемъ въ Англію идетъ, главнымъ образомъ, рисъ и мѣдь, въ колоніи же уголь и промышленныя произведенія. Въ Корею, занимающую пятое мѣсто въ вывозной торговлѣ Японіи, отправляются исключительно продукты фабричнаго производства, болѣе всего хлопчатобумажныя ткани. Вывозъ въ Россію очень незначителенъ. Она получаетъ изъ Японіи рисъ, каменный уголь, ковры и разныя фарфоровыя и лакированныя бездѣлушки. Всего въ 1899 г. ею вывезено въ Россію товаровъ на 3 съ небольшимъ милліона рублей. Въ вывозной торговлѣ Японіи Россіи принадлежитъ десятое мѣсто. Такое же приблизительно мѣсто она занимаетъ и по ввозу туда. Досылаетъ она туда преимущественно нефть, рыбу, сахаръ и разные случайные товары. По ввозу въ Японію первое мѣсто занимаетъ Англія съ колоніями (41 %), хотя въ теченіе девяностыхъ годовъ ея торговые обороты нѣсколько уменьшились, что объясняется развитіемъ хлопчатобумажнаго производства въ Японіи и уменьшеніемъ спроса на заграничные мануфактурные товары. Теперь Англія торгуетъ съ Японіей, главнымъ образомъ, желѣзомъ, сталью, чугуномъ и сырымъ хлопкомъ изъ Индіи. Въ 1899 г. одного хлопка было привезено въ Японію почти на 40 мил. іенъ. Всевозможныя машины получаются въ Японіи также чаще всего изъ Англіи и изъ Соединенныхъ Штатовъ. Кромѣ машинъ, Соединенные Штаты высылаютъ туда сырой хлопокъ, нефть, муку, желѣзо въ разныхъ видахъ и всевозможныя мануфактурныя издѣлія. Китай ввозитъ въ Японію исключительно сырыя произведенія, прежде всего жизненные припасы: бобы, рисъ, сахаръ и растительныя удобренія. Далѣе идутъ Германія, Франція и Бельгія, ввозящія на довольно крупныя суммы, и остальныя страны, участвующія лишь въ небольшихъ размѣрахъ въ торговлѣ съ Японіей.

Несмотря на такую обширную международную торговлю Японіи, число иностранцевъ, проживающихъ тамъ, очень невелико. Во всей странѣ въ 1900 г. насчитывалось всего 12.664^[34] иноземныхъ подданныхъ. При этомъ больше половины этого числа (6.901) китайцы. Такъ что европейцевъ и американцевъ вмѣстѣ не болѣе 5 тысячъ человѣкъ, всего больше англичанъ (20 %), затѣмъ американцевъ (12 %) нѣмцевъ, французовъ и корейцевъ. Количество русскихъ, живущихъ тамъ, ничтожно (въ 1900 г. — 189). Кромѣ членовъ посольствъ, консульствъ и миссій, большая часть иностранцевъ, проживающихъ въ Японіи, купцы. На всѣ остальныя профессіи приходится совершенно незначительный остатокъ. Говорить поэтому о томъ, что японская промышленность обязана своимъ существованіемъ не столько японцамъ, сколько иностранцамъ, по меньшей мѣрѣ странно. Какіе-нибудь 5.000 человѣкъ среди 45 милліоннаго населенія — это капля въ морѣ, и никакого рѣшающаго вліянія на японскую промышленность они не могли имѣть и не имѣли. Конечно, вначалѣ, при возникновеніи разныхъ новыхъ видовъ производства, японцы часто приглашали иностранныхъ техниковъ и руководителей, также какъ они приглашали иностранныхъ инструкторовъ въ свою армію. Но также какъ японская армія состоитъ теперь исключительно изъ японцевъ, такъ и японская промышленность растетъ и развивается совершенно самостоятельно. Участіе въ ней иностранцевъ гораздо меньше, чѣмъ въ любой европейской странѣ.

Крупная промышленность, такъ изумительно быстро выросшая въ Японіи, явилась для нея, несомнѣнно, положительнымъ факторомъ. Во-первыхъ, она подняла національное богатство страны и открыла возможность широкому развитію и матеріальной, и духовной культуры. Во-вторыхъ, и трудящимся слоямъ населенія она принесла нѣкоторую пользу. Говоря о Японіи, не приходится разсуждать на теку о томъ, что фабрика отрываетъ населеніе отъ болѣе здороваго и разумнаго земледѣльческаго труда. Не будемъ даже касаться вопроса о томъ, составляетъ ли обработка риса по поясъ въ водѣ и нищенская жизнь японскаго крестьянина особенно здоровыя и привлекательныя условія существованія. Во всякомъ случаѣ, не фабрика отрываетъ его отъ нихъ. Отрываетъ его малоземелье и быстрый ростъ населенія. Раньше, выброшенный изъ привычныхъ условій жизни, онъ скитался по дорогамъ впроголодь, промышляя чѣмъ Богъ пошлетъ, теперь онъ идетъ на фабрики и получаетъ хоть и небольшой, но опредѣленный заработокъ. Конечно, положеніе фабричнаго рабочаго въ Японіи очень тяжело, тяжелѣе, пожалуй, чѣмъ во многихъ другихъ странахъ, заработокъ его очень невеликъ и рабочій день до самаго послѣдняго времени не былъ ничѣмъ ограниченъ. Но во всякомъ случаѣ есть въ этомъ положеніи нѣкоторые просвѣты, нѣкоторыя надежды на будущее, которыхъ не было раньше. Обыкновенно незавидныя условія жизни современнаго японскаго рабочаго сравниваютъ съ обезпеченнымъ относительно существованіемъ прежняго ремесленника, и, конечно, это сравненіе даетъ поводъ ко многимъ сѣтованіямъ по поводу желѣзныхъ формъ новаго производства, смѣнившихъ идиллически-патріархальныя отношенія, господствовавшія въ прежней ремесленной средѣ. Если покопаться поглубже, то и въ этой идилліи найдется не мало тѣневыхъ сторонъ, въ родѣ безконечнаго ученичества и полнаго произвола хозяина-мастера надъ своими подручными. Но, даже не пытаясь разрушать эту идиллію, мы напомнимъ только одно. Ремесленники въ старой Японіи составляли не трудящуюся массу, а привилегированное меньшинство, огражденное всевозможными исключительными законами, и современнаго рабочаго надо сравнивать не съ ними, а съ тѣмъ бродячимъ людомъ, который, не имѣя ни крова, ни пристанища, скитался по большимъ дорогамъ и по городамъ.

Дѣйствительно заработокъ японскаго рабочаго очень невеликъ. Въ среднемъ онъ колеблется отъ 30 до 55 сенъ^[35] въ день. При этомъ наименьшій заработокъ имѣютъ сельскохозяйственные и кустарные рабочіе, наибольшій городскіе ремесленники и фабричные. Такъ, земледѣльческій работникъ получалъ въ 1901 г. 30 к. въ день, женщина-работница 19 к. Рабочій на шелковичной плантаціи — 33 к., женщина — 21 к., между тѣмъ какъ рабочій на кирпичномъ заводѣ получаетъ 56 к., каменотесъ — 55 к. Но какъ ни малъ заработокъ японскаго рабочаго, онъ, во всякомъ случаѣ, очень замѣтно растетъ. Во всѣхъ безъ исключенія производствахъ за послѣдніе годы произошло значительное увеличеніе заработной платы. Въ среднемъ, поденный заработокъ японскаго рабочаго увеличивается на 10 % въ годъ. Съ 1892 по 1901 г., т.-е. за десять лѣтъ, онъ выросъ, въ среднемъ, на 100 процентовъ, причемъ въ нѣкоторыхъ производствахъ увеличеніе это гораздо значительнѣе. Слѣдующая табличка показываетъ на конкретныхъ примѣрахъ ростъ заработной платы рабочаго за послѣднее десятилѣтіе:

Профессіи.	Поденная плата въ сенахъ		Увеличеніе въ процентахъ.
		1892 г.	1901 г.
Плотники	26	59	126 %
Каменщики	30	67	128 %
Кровельщики	24	54	125 %
Пильщики	25	58	132 %
Кузнецы	25	48	92 %
Наборщики	22	39	80 %
Экипажные мастера	26	49	90 %
Рабочіе на бумажной фабрикѣ	26	53	103 %
» " ткацкой "	12	29	141 %
Красильщики	20	30	50 %
Столяры	24	55	128 %
Поденщики	22	39	80 % *).

• ) Данныя взяты изъ таблицы поденныхъ заработковъ за послѣдніе годы, приведенной въ «Financial and Economical Annual of Japan, 1903 г.» ст. 70—71.

Количество этихъ примѣровъ можно было бы значительно увеличить. Но всѣ они говорятъ одно и тоже, — что заработная плата, и до сихъ поръ еще далеко не сравнявшаяся съ заработкомъ европейскаго рабочаго, постоянно и правильно возрастаетъ. Г. Дюмоларъ, приводя въ своей книгѣ о Японіи подобныя же данныя за послѣдніе четыре года, находитъ, что постоянный ростъ заработной платы, замѣчаемый вездѣ въ Японіи, служитъ угрозой для ея промышленности. Намъ кажется, что изъ этого факта можно сдѣлать какъ разъ обратные_#выводы. Если японская промышленность имѣетъ возможность повышать плату за трудъ, то, очевидно, она достаточно окрѣпла для этого. Вначалѣ, при самомъ возникновеніи промышленности дешевый трудъ, конечно, былъ для нея благопріятнымъ моментомъ. При большихъ издержкахъ на постановку дѣла, при технической неопытности, она не могла бы выдержать конкуренціи съ иностранными товарами, если бы ей пришлось бы оплачивать трудъ своего рабочаго такъ, какъ онъ оплачивается въ Западной Европѣ. Но по мѣрѣ развитія промышленности, по мѣрѣ введенія всевозможныхъ техническихъ усовершенствованій, у нея явилась естественно возможность удешевлять производство не исключительно за счетъ эксплоатаціи труда рабочихъ. Въ то же время лучше оплачиваемый трудъ всегда производительнѣе, такъ что въ итогѣ это повышеніе заработной платы оказалось не только не пагубныхъ, но даже полезныхъ для японской промышленности.

Такое же значеніе имѣетъ и рабочее законодательство, очень долго въ принципѣ отвергавшееся японскихъ парламентомъ и, наконецъ, внесенное туда въ формѣ выработаннаго проекта въ одну изъ послѣднихъ сесій. До тѣхъ поръ Японія не имѣла никакого спеціальнаго рабочаго законодательства, и отношенія между предпринимателями и рабочими разсматривались, какъ частныя договорныя отношенія, подлежащія дѣйствію общихъ законовъ. Государство не брало на себя огражденія рабочихъ, какъ слабѣйшей изъ договаривающихся сторонъ. Послѣдній проектъ рабочаго законодательства сдѣлалъ нѣкоторый шагъ въ этомъ направленіи. Положимъ, шагъ очень небольшой, такъ какъ проектированное законодательство еще крайне несовершенно и полно всевозможныхъ оговорокъ, могущихъ во многихъ случаяхъ свести къ нулю его значеніе. Главнымъ недостаткомъ этого законодательства служитъ отсутствіе установленной закономъ максимальной продолжительности рабочаго дня для взрослыхъ рабочихъ. Этотъ существенный вопросъ предоставленъ «свободному» договору между хозяиномъ и рабочими. Ограниченія есть только для дѣтскаго труда. Дѣтей до 9 лѣтъ законъ совершенно запрещаетъ употреблять для фабричныхъ работъ. Подростки до 14 лѣтъ не могутъ работать долѣе 11 часовъ въ день съ часовыхъ перерывомъ и ни въ какомъ случаѣ не должны быть допускаемы къ ночнымъ работамъ. При этомъ каждое промышленное заведеніе должно имѣть школу и отпускать туда дѣтей до 14-лѣтняго возраста. Относительно взрослыхъ рабочихъ законъ обязываетъ предпринимателя только давать опредѣленные праздники и принимать указанные закономъ предохранительныя мѣры для охраны здоровья и жизни рабочаго. Въ случаѣ какого-нибудь несчастья, происшедшаго безъ умысла рабочаго, законъ требуетъ, чтобы хозяинъ оплатилъ его леченье. Если онъ окажется неспособнымъ къ труду, хозяинъ обязывается выплачивать ему опредѣленную ренту, а если онъ умретъ — то обезпечить его семью.

Всѣ эти требованія законопроекта крайне умѣренны и далеко не защищаютъ рабочаго отъ произвола хозяина. Въ этомъ нѣтъ ничего удивительнаго, если принять во вниманіе составъ японскаго парламента. Проектъ рабочаго законодательства былъ впервые внесенъ въ то время, когда избирательный цензъ не былъ еще даже пониженъ до 10 іенъ. Членами парламента были, слѣдовательно, исключительно представители зажиточныхъ классовъ. Изъ промышленнаго міра представлены были, конечно, только капиталисты-предприниматели. Уже теперь, когда цензъ пониженъ въ 1½ раза рабочее законодательство могло бы принять, а можетъ быть и приметъ болѣе широкій и либеральный характеръ. Въ будущемъ, когда японская конституція уступитъ требованіямъ времени и раздвинетъ рамки народнаго представительства, на что есть въ настоящее время большія надежды, японскіе рабочіе получатъ сразу гораздо болѣе шансовъ на дѣйствительную защиту государства.

6.

Въ основу начальнаго образованія въ Японіи положены два принципа: общеобязательность и свѣтскость. Всѣ дѣти отъ 6 до 10-лѣтняго возраста должны посѣщать школу, если изъ родители не представятъ какихъ-нибудь уважительныхъ причинъ, могущихъ избавить ихъ отъ этой необходимости (болѣзнь, слабость, возможность домашняго образованія и т. п.). Къ сожалѣнію, обученіе тамъ до сихъ поръ еще не безплатно. За годъ плата за ученье въ низшихъ школахъ колеблется отъ 4 до 6 іенъ. Конечно, цѣна это очень небольшая, но все-таки для многихъ семей и она является большимъ обремененіемъ. Платность начальнаго обученія въ Японіи объясняется исключительно громадными затратами на его постановку, бывшими до сихъ поръ не по средствамъ правительственнымъ и общественнымъ учрежденіямъ. Въ тѣхъ случаяхъ, когда положеніе финансовъ позволяетъ, городскія и сельскія общества уполномочиваются вводить у себя безплатное обученіе. И въ настоящее время очень многіе ученики освобождаются отъ платы. Такъ, если одинъ ребенокъ уже учится въ школѣ, другого принимаютъ безплатно. Свидѣтельство о бѣдности тоже избавляетъ отъ обязанности платить за дѣтей. Въ скоромъ времени, вѣроятно, принципъ безплатности обученія будетъ поставленъ на ряду съ принципомъ обязательности.

Третій принципъ свѣтскости образованія проведенъ въ японской школѣ съ полной послѣдовательностью. Яснѣе всего онъ формулированъ въ слѣдующей министерской инструкціи 3-го августа 1899 года: «Такъ какъ съ точки зрѣнія государства, — говорится тамъ, — существенно, чтобы общее образованіе было независимо отъ религіи, то этотъ послѣдній предметъ не долженъ преподаваться, и никакая религіозная церемонія не должна совершаться, хотя бы и во внѣклассное время, въ школахъ правительственныхъ, общественныхъ и во всѣхъ тѣхъ, въ которыхъ программы курса подчинены правительственному или общественному контролю».

Это обстоятельство, между прочимъ, очень невыгодно для всѣхъ вообще миссіонеровъ. Они имѣютъ право, какъ и всякій въ Японіи, основывать свои школы, но школы эти могутъ пользоваться оффиціальными правами и давать льготы только въ томъ случаѣ, если въ нихъ не преподается религія. Иначе окончаніе ихъ не даетъ никакихъ правъ. Открывать школы исключительно свѣтскаго характера для миссіонеровъ, конечно, не представляетъ никакого интереса. Религіозныя же школы привлекаютъ крайне мало охотниковъ. Вслѣдствіе этого, миссіонерскихъ школъ въ Японіи вообще не много и они не многолюдны. Въ 1902 г. во всѣхъ миссіонерскихъ школахъ Японіи было всего 2.482 ученика, изъ нихъ 1.681 дѣвочка и только 851 мальчикъ.

Но строгое проведеніе принципа свѣтскости никакъ нельзя считать оружіемъ, направленнымъ спеціально противъ иностранцевъ или миссіонеровъ, такъ какъ ни буддійскимъ, ни шинтоистскимъ школамъ тоже не дается оффиціальныхъ правъ, а иностранцы не миссіонеры, какъ мы увидимъ ниже, свободно допускаются въ правительственныя учебныя заведенія, конечно, преимущественно высшія.

Начальныя школы въ Японіи раздѣляются на два разряда — низшія и высшія. Въ низшихъ, съ четырехлѣтнимъ курсомъ, преподается японскій языкъ, чтеніе и письмо, ученіе о нравственности, ариѳметика и гимнастика. Очень большимъ обремененіемъ для школьнаго преподаванія является въ настоящее время азбука. Въ Японіи существуютъ, въ сущности, двѣ азбуки. Одна изъ нихъ чисто японская, капа, состоитъ изъ 48 знаковъ, соотвѣтствующихъ нашимъ буквамъ. Но при помощи этой азбуки можно изображать лишь разговорныя слова. Литературный языкъ не поддается передачи съ помощью ея, такъ какъ въ него вошло большое количество китайскихъ словъ, требующихъ особаго написанія. Вслѣдствіе этого книги печатаются китайскими знаками, число которыхъ безконечно. Чтобы быть вполнѣ грамотнымъ, т.-е. умѣть прочесть любую книгу или газету, надо знать отъ 2 до 3 тысячъ этихъ знаковъ. Ученые же знаютъ ихъ нѣсколько десятковъ. Изученіе этой грамоты, конечно, очень обременяетъ дѣтей, и въ настоящее время въ Японіи идетъ усиленная борьба противъ нея. При этомъ мнѣнія противниковъ китайскаго письма расходятся. Нѣкоторые предлагаютъ замѣнить его «какой», нѣсколько переработавъ ее, другіе же считаютъ возможнымъ ввести прямо латинскій алфавитъ. Во всякомъ случаѣ то или другое рѣшеніе вопроса, вѣроятно, не заставитъ себя ждать и очень облегчитъ японскихъ школьниковъ.

Въ низшія начальныя школы поступаютъ дѣти 6 лѣтъ. Количество низшихъ начальныхъ школъ и учителей въ нихъ вполнѣ соотвѣтствуетъ въ настоящее время требованію обязательности обученія. Всѣ дѣти школьнаго возраста получаютъ туда доступъ и на одного учителя приходится не болѣе 50 учениковъ. Въ высшихъ начальныхъ школахъ преподаются, кромѣ тѣхъ же предметовъ, какъ и въ низшихъ, еще японская исторія, географія и естествознаніе. Изъ второстепенныхъ предметовъ: пѣніе, черченіе и гимнастика, а для дѣвочекъ можно вводитъ и рукодѣліе. Курсъ въ нихъ продолжается не менѣе двухъ и не болѣе четырехъ лѣтъ, такъ что общій курсъ начальнаго образованія обнимаетъ отъ 5 до 8 лѣтъ. Посѣщеніе высшихъ начальныхъ школъ тоже считается обязательнымъ, но въ настоящее время количество ихъ еще не вполнѣ удовлетворяетъ потребности, такъ что не всѣ, окончившіе низшую школу, находятъ тамъ мѣсто. Во всякомъ случаѣ, число ихъ съ каждымъ годомъ увеличивается.

Въ низшихъ начальныхъ школахъ допускается совмѣстное обученіе мальчиковъ и дѣвочекъ, въ высшихъ оно ведется отдѣльно. По общимъ отзывамъ европейцевъ, изучавшихъ школьное дѣло въ Японіи, начальныя школы устроены тамъ превосходно. Прекрасное помѣщеніе, веселый и оживленный видъ учениковъ производитъ пріятное впечатлѣніе на посѣтителя. Учителя не гонятся за педантической дисциплиной, въ классѣ часто раздаются дѣтскіе вопросы и слышится смѣхъ, но зато вниманіе учениковъ не утомляется, и они съ интересомъ слѣдятъ за преподаваніемъ. Вотъ какъ описываетъ русскій путешественникъ Шрейдеръ свой разговоръ съ японцемъ учителемъ, на урокѣ котораго ему пришлось случайно присутствовать. На вопросъ автора, всегда ли въ классѣ царитъ такое оживленіе, какъ въ данную минуту, японецъ-учитель отвѣчалъ: «Видите ли, моя система, какъ и большинства японскихъ педагоговъ, заключается въ томъ, чтобъ дать свободно развиваться дарованію и способностямъ каждаго — это во-первыхъ; не насиловать ихъ — это во-вторыхъ; дать свободу взаимному соревнованію — это въ-третьихъ. Кромѣ того, — добавилъ онъ, — вѣдь я долженъ помнить, что я здѣсь не начальникъ, которому, родители отдали подъ надзоръ своихъ дѣтей, а учитель, т.-е., что я являюсь здѣсь въ качествѣ человѣка, болѣе ихъ знающаго и свѣдующаго — и только. Зная это, я и стараюсь исключительно о томъ, чтобы всѣми возможными средствами вызвать въ нихъ интересъ въ ученью и поставить себя въ такія отношенія съ ними, чтобы они, не стѣсняясь, откровенно обращались ко мнѣ за всякимъ разъясненіемъ» {*) Шрейдеръ. «Наматойо и его семья». «М. Б.», 1895 г., апрѣль.}.

Особенно великолѣпно устроены японскія начальныя школы въ колонизуемыхъ ею странахъ, на Формозѣ, напр., и въ Кореѣ. Авторъ очерка «О современномъ состояніи образованія въ Японіи» описываетъ видѣнныя имъ начальныя школы въ Фузанѣ и Гензанѣ. «Въ этой школѣ (въ Фузанѣ), — пишетъ онъ, — около тысячи человѣкъ; зданія ея и обширный дворъ при немъ, на превосходномъ мѣстѣ поселенія, могутъ удовлетворить самымъ серьезнымъ педагогическимъ требованіямъ»^[36]. Такая же школа существуетъ и въ Гензанѣ.

По закону попеченіе о народномъ образованіи и устройство начальныхъ школъ лежитъ на мѣстныхъ самоуправленіяхъ, провинціальныхъ и городскихъ. Правительство устраиваетъ начальныя школы тамъ, гдѣ недостатокъ средствъ мѣшаетъ мѣстнымъ управленіямъ содержать достаточное для всеобщаго образованія количество школъ.

Контигентъ учителей, необходимыхъ для начальныхъ школъ, поставляется, главнымъ образомъ, такъ называемыми нормальными школами, тоже подраздѣляющимися на два разряда, причемъ окончившіе первый разрядъ допускаются только въ низшія начальныя школы, а окончившіе оба и въ высшія. Эти нормальныя школы ближе всего соотвѣтствуютъ нашимъ учительскимъ семинаріямъ и институтамъ. Курсъ ученія въ нить продолжается отъ 5 до 8 лѣтъ — въ высшихъ, и отъ 2 до 4 въ низшихъ. Кромѣ теоретическихъ занятій всѣми предметами, входящими въ курсъ среднихъ учебныхъ заведеній, съ присоединеніемъ къ нимъ педагогики и психологіи, въ нормальныхъ школахъ ведутся практическія занятія съ дѣтьми. При каждой нормальной школѣ устроены образцовыя начальныя школы высшаго и низшаго типа. Въ 1902 году нормальныхъ школъ было 54; учениковъ въ нихъ 11.900 мужчинъ и 2.000 женщинъ. Количество оканчивающихъ въ нихъ вполнѣ удовлетворяетъ растущей потребности въ учителяхъ для народныхъ школъ.

Большимъ минусомъ въ постановкѣ народнаго образованія въ Японіи служитъ крайне низкая оплата учительскаго труда. Среднее жалованье народнаго учителя колеблется отъ 10 до 15 іенъ въ мѣсяцъ при готовомъ помѣщеніи. Даже и при японскихъ цѣнахъ этого очень мало. Въ настоящій моментъ это не служитъ еще серьезной помѣхой къ постановкѣ народной школы. Въ народные учителя въ Японіи идутъ не ради дохода. Народное образованіе является теперь тамъ своего рода культомъ, на служеніе которому люди съ радостью отдаютъ свои силы и свои дарованія. Народный учитель не можетъ бытъ поставленъ на одну доску съ какимъ-нибудь мелкимъ чиновникомъ, идущимъ на такое же маленькое жалованіе ради хлѣба насущнаго. Онъ идетъ на свое трудное и скудно оплачиваемое дѣло ради высокой идеи. Какъ и у насъ, онъ «сѣятель знанія на ниву народную», и это сознаніе помогаетъ ему переносить многое. Но, конечно, государство не должно строить свои разсчеты на эксплоатаціи такого идеализма, и министерство народнаго просвѣщенія въ Японіи вполнѣ сознаетъ это и стремится найти средства улучшить положеніе народныхъ учителей.

Наименѣе удовлетворительно поставлено въ Японіи среднее образованіе. Во-первыхъ, общеобразовательныхъ средне-учебныхъ заведеній крайне недостаточно по количеству, а во-вторыхъ, и постановка учебнаго дѣла въ нихъ оставляетъ желать многаго.

Общее число среднихъ школъ въ Японіи было въ 1901 г. 242. Учащихся въ нихъ считалось 88.391 человѣкъ. Абсолютно нельзя сказать, чтобы это было очень мало, но по сравненію съ количествомъ желающихъ поступить туда это крайне недостаточно. Въ 1902 году во всѣ общеобразовательныя средне-учебныя заведенія Японіи выразило желаніе поступить 50.848 человѣкъ, изъ нихъ могло быть принято только 29.596 или 58,6 %, для остальныхъ не оказалось вакансій въ существующихъ школахъ. Въ среднія школы принимаютъ дѣтей не моложе 12 лѣтъ, имѣющихъ свидѣтельство объ окончаніи двухклассной высшей начальной школы. Курсъ обученія тамъ продолжается 6 лѣтъ. Въ программу занятій входятъ слѣдующіе предметы: японская литература, китайская литература, исторія, географія, 2 европейскіе языка, англійскій и французскій или нѣмецкій, математика, естественная исторія, химія, физика, ученіе о нравственности и гимнастика. Главнымъ недостаткомъ постановки дѣла въ среднихъ школахъ считается чрезмѣрное обиліе предметовъ и черезчуръ высокія требованія отъ учениковъ. Жалобы на переутомленіе учащихся, къ сожалѣнію, не рѣдкость и въ Японіи. Единственнымъ противовѣсомъ противъ перегруженія программъ является тамъ прекрасная постановка физическаго воспитанія. На него въ японскихъ школахъ, начиная съ низшихъ начальныхъ и кончая высшими, вездѣ обращено самое серьезное вниманіе. Самыя разнообразныя физическія упражненія, гимнастика всѣхъ видовъ, подвижныя игры, состязанія въ силѣ, въ ловкости, въ быстротѣ бѣга и находчивости считаются обязательными во всѣхъ учебныхъ заведеніяхъ безъ исключенія. По раціональности постановки физическаго воспитанія, по отзывамъ спеціалистовъ, Японія можетъ съ успѣхомъ конкурировать съ Англіей. Въ женскихъ учебныхъ заведеніяхъ физическія упражненія считаются настолько же необходимыми, какъ и въ мужскихъ, только тутъ эти упражненія имѣютъ цѣлью развить не только силу, ловкость и предпріимчивость, но и грацію и гармонію движеній. На время гимнастическихъ упражненій дѣвочки мѣняютъ свой стѣснительный національный костюмъ на болѣе легкій и удобный^[37].

Окончаніе курса средней школы не даетъ еще права на поступленіе въ университетъ. Для этого надо пройти одну изъ такъ называемыхъ высшихъ школъ. Ихъ въ настоящее время всего восемь и доступъ туда еще затруднительнѣе, чѣмъ въ среднія школы. Въ 1902 г. въ нихъ было принято всего 36 % всѣхъ кандидатовъ. Только, по окончаніи четырехлѣтняго курса высшей школы молодой человѣкъ можетъ поступить въ университетъ. Такимъ образомъ до университета онъ долженъ кончить четыре школы, двѣ начальныя и двѣ среднія, т.-е. проучиться 16 лѣтъ. Поступивъ въ низшую начальную школу 6 лѣтъ, онъ добирается до университета только къ 22-мъ. Это, конечно, ненормально поздно, и въ послѣднее время въ Японіи поднимается вопросъ о реформѣ средняго образованія. Предполагается уничтожить совсѣмъ высшія школы и соотвѣтственно съ этимъ пересмотрѣть программы среднихъ, съ такимъ разсчетомъ, чтобы среднее образованіе могло быть заканчиваемо къ 18—19 годамъ.

Университетовъ въ Японіи два — первый, въ Токіо, основанный въ 1877 г. и второй въ Кіото — въ 1897 г.

Токійскій университетъ имѣетъ шесть факультетовъ: медицинскій, юридическій, естественно-математическій, филологическій, агрономическій и инженерный.

При университетѣ есть нѣсколько научно-вспомогательныхъ учрежденій для практическихъ занятій и ученыхъ изслѣдованій. Университетскія клиники по отзывамъ русскаго врача Шиманскаго^[38] проработавшаго тамъ нѣсколько лѣтъ, обставлены образцово, и вполнѣ отвѣчаютъ послѣднимъ требованіямъ науки.

При естественно-математическомъ факультетѣ имѣется богатѣйшій ботаническій садъ, выписывающій растенія изъ различныхъ частей свѣта и, привлекающій массу посѣтителей своей красотой и безупречнымъ порядкомъ.

О сейсмологическомъ обществѣ и сейсмической обсерваторія намъ уже приходилось упоминать, говоря о землетрясеніяхъ, кромѣ нея, тамъ есть еще астрономическая и морская біологическая лабораторія, устроенная въ бухтѣ Куаджиро, чрезвычайно богатой всевозможными видами морскихъ организмовъ. При филологическомъ факультетѣ есть спеціальная исторіографическая и археологическая коммиссія, занимающаяся изученіемъ японскихъ древностей. При инженерной коммиссіи организованы различныя образцовыя мастерскія, а при сельскохозяйственной на принадлежащей университету землѣ устроены опытныя поля, питомники и т. п. Наконецъ, при университетѣ же есть всевозможные кабинеты: физическій, зоологическій, геологическій, антропологическій и богатая библіотека не только на японскомъ и китайскомъ, но и на многихъ европейскихъ языкахъ (около 200.000 названій европейскихъ книгъ).

Въ настоящее время Токійскій университетъ уже не можетъ быть названъ исключительно учебнымъ заведеніемъ, онъ въ тоже время и ученое учрежденіе, изъ среды котораго выходятъ крупныя научныя силы, завоевывающія признаніе и въ Европѣ. Напомнимъ хотя бы знаменитаго японскаго бактеріолога Китазато, прославившагося своими изслѣдованіями по чумѣ и изобрѣвшимъ вмѣстѣ съ проф. Берингомъ противодифтеритную сыворотку. Другой японскій профессоръ Шига изобрѣлъ противодезинтерійную сыворотку, примѣняющуюся теперь и въ европейскихъ клиникахъ. О работахъ японскихъ ученыхъ въ области геологіи и сейсмологіи намъ уже приходилось упоминать. Въ этой отрасли наиболѣе извѣстны проф. Омори и Секія.

Въ 1901—2 г. всѣхъ слушателей въ токійскимъ университетѣ было 3121, при чемъ изъ нихъ 15 иностранцевъ (8 китайцевъ, 3 корейца, 2 филипинца, 1 индусъ и 1 американецъ)» Профессоровъ и преподавателей 245, въ томъ числѣ 18 иностранцевъ (8 нѣмцевъ, 3 американца, 2 англичанина, 1 французъ, 1 русскій, 1 швейцарецъ, 1 итальянецъ и 1 китаецъ). Въ первые годы количество иностранныхъ преподавателей было, конечно, значительно больше. Но, по мѣрѣ того, какъ являлись японцы, подготовившіеся и за-границей, и дома къ занятію каѳедръ, они естественнымъ образомъ замѣняли иностранцевъ. Вообще въ 1902 году всѣхъ иностранцевъ; занимающихся преподаваніемъ въ Японіи, насчитывалось всего 66, причемъ треть изъ нихъ нѣмцы, потомъ англичане и американцы, остальные же считаются единицами.

Въ этомъ нежеланіи допускать иностранцевъ къ преподаванію сказывается, конечно, стремленіе японцевъ къ независимости въ духовной области. Они охотно заимствуютъ у иностранцевъ то, что имъ кажется полезнымъ и пригоднымъ, охотно сами ѣдутъ учиться въ Европу, но по возможности избѣгаютъ отдавать въ ихъ руки воспитаніе молодежи. Вмѣстѣ съ этимъ въ школѣ никогда не воспитывается намѣренно непріязнь и недовѣріе къ иностранцамъ. Въ той же министерской инструкціи 1899 г., о которой намъ уже приходилось упоминать, говорится между прочимъ: «Высоко чтите предковъ и обращайтесь съ вашими родителями съ теплой сердечностью, но не смотрите ни на кого, какъ на вашего врага потому только, что онъ христіанинъ. Такъ какъ всѣ человѣческія существа суть братья и сестры, то нѣтъ основаній относиться недовѣрчиво къ иностранцамъ. Смотрите на нихъ, какъ на равныхъ, и дѣйствуйте правдиво во всѣхъ вашихъ сношеніяхъ съ ними. Остерегайтесь сплачиваться для борьбы противъ иностранца и ненавидѣть его только потому, что онъ иностранецъ. Надо судить людей по ихъ поведенію, а не по ихъ національности».

Отчасти, въ дѣлѣ преподаванія сами европейцы виноваты въ нѣкоторомъ недовѣріи къ нимъ со стороны японцевъ. Когда Японія была открыта для иностранцевъ, въ Европѣ о ней имѣлось довольно смутное представленіе. Казалось, что у этихъ варваровъ всякій европеецъ, по одному тому, что онъ европеецъ, можетъ сойти за ученаго. Люди, которымъ не повезло въ своемъ отечествѣ, являлись въ Японію и предлагали свои услуги по части просвѣщенія подданныхъ микадо. И вначалѣ плохое знаніе иностранныхъ языковъ вводило японцевъ въ печальныя недоразумѣнія. Г. Дюмоляръ, бывшій самъ профессоромъ токійскаго университета, разсказываетъ случай, что вскорѣ послѣ переворота 1868 г. преподавателемъ въ одно изъ высшихъ учебныхъ заведеній былъ приглашенъ американскій мясникъ. Но это не долго продолжалось. Японское правительство очень скоро замѣтило, что его довѣрчивостью воспользовались разные проходимцы и приняло свои мѣры. Для иностранцевъ, ищущихъ мѣстъ преподавателей въ 1874 году, былъ установленъ своего рода государственный экзаменъ, и въ первый же годъ многіе изъ кандидатовъ съ позоромъ провалились. Предполагаемый лекторъ англійской литературы не умѣлъ грамотно писать по-англійски, а познанія профессора математики не шли дальше уравненія 2-й степени. Не мудрено, что послѣ этого японцы стали относиться нѣсколько подозрительно къ носителямъ европейскаго просвѣщенія, хотя это не мѣшало настоящимъ европейскимъ ученымъ въ родѣ профессора Мильна, напр. по много лѣтъ подрядъ занимать каѳедры въ токійскомъ университетѣ.

Молодой университетъ въ Кіото еще далеко не сравнялся съ первымъ. Въ немъ пока открыто только 4 факультета: медицинскій, юридическій, естественно-математическій и инженерный. Количество студентовъ въ немъ тоже невелико, въ 1901 г. ихъ было всего около 500. Вполнѣ закончены устройствомъ въ немъ только медицинскія клиники, въ которыхъ перебывало уже около 40 тысячъ амбулаторныхъ и около 1½ тысячу госпитальныхъ больныхъ.

Кромѣ двухъ университетовъ, въ Японіи есть еще два высшія учебныя заведенія съ общеобразовательнымъ курсомъ. Это сенмонская школа и коллегія Фукузавы. Сенмонская школа имѣетъ три факультета: литературный, юридическій и политическій. Основана она графомъ Окума въ началѣ восьмидесятыхъ годовъ, съ цѣлью, главнымъ образомъ, подготовлять молодыхъ людей къ общественной дѣятельности и къ литературной каррьерѣ. Курсъ въ ней трехлѣтній.

Коллегія Фукузавы самое старѣйшее въ Японіи учебное заведеніе, поставившее преподаваніе на европейскій ладъ. Основано оно еще при старомъ режимѣ въ 1858 году и вначалѣ европейская наука вводилась туда съ крайней осторожностью, подъ вѣчными опасеніями преслѣдованій за нарушеніе закона. Послѣ реставраціи 1868 года коллегія сразу расцвѣла и привлекла къ себѣ много охотниковъ. Она совмѣщаетъ въ себѣ и среднее и высшее учебное заведеніе. Мальчики поступаютъ туда по окончаніи 2-хъ-лѣтней высшей начальной школы и проходятъ сначала въ теченіе 7 лѣтъ курсъ среднеучебныхъ заведеній, а потомъ 8 года университетскій. Университетскій курсъ распадается на три отдѣленія: юридическое, политико-экономическое и литературное.

Наконецъ, кромѣ общеобразовательныхъ высшихъ учебныхъ заведеній, въ Японіи есть еще не мало спеціальныхъ, изъ которыхъ мы упомянемъ 15 медицинскихъ школъ съ 4-хъ-лѣтнимъ курсомъ, 15 юридическихъ и политико-экономическихъ, 2 естественно-научныхъ, 6 для изученія языковъ, музыкальная академія я школа изящныхъ искусствъ. Собственно техническія школы, къ которымъ относятся также сельскохозяйственныя, занимаютъ въ Японіи особенно высокое мѣсто и по количеству, и по постановкѣ дѣла. Въ 1901 г. ихъ было счетомъ до 400, съ 36.787 учащимися. Относительно внутренней организаціи изъ, кажется, нѣтъ двухъ мнѣній. Всѣ онѣ устроены крайне практично и снабжены всѣми новѣйшими пособіями. Особенностью постановки дѣда въ нихъ служитъ то, что онѣ всегда тѣсно связаны съ практическимъ промышленнымъ міромъ. Промышленныя и техническія корпораціи всегда непосредственно наблюдаютъ за ходомъ преподаванія въ тѣхъ школахъ, которыя относятся къ ихъ спеціальности и дѣлаютъ соотвѣтствующія практическія указанія. Вслѣдствіе этого ученики по окончаніи курса оказываются вполнѣ приспособленными къ потребностямъ жизни и быстро находятъ приложеніе для своихъ знаній.

Намъ хотѣлось бы сказать нѣсколько словъ о японскомъ студенчествѣ, но къ сожалѣнію, отзывы европейцевъ, даже такихъ признанныхъ знатоковъ Японіи какъ Гриффисъ, Чэмберленъ и др., служатъ плохимъ матеріаломъ для этого. Всякій видитъ то, что хочетъ, и не замѣчаетъ ничего другого, каждый противорѣчитъ другому и даже часто самъ себѣ.

Вотъ для примѣра нѣсколько характеристикъ японскаго студента: «Онъ пылокъ, серьезенъ, усерденъ, жаждетъ знанія и проникнутъ пламеннымъ патріотизмомъ», — говоритъ одинъ англичанинъ, много лѣтъ занимавшійся преподаваніемъ въ Японіи^[39].

"У японскаго студента одинъ идеалъ — получить дипломъ, чтобы обезпечить свое существованіе и удовлетворить самолюбіе, — говоритъ Дюмоларъ. — Ради этой цѣли онъ способенъ на величайшія усилія. Онъ будетъ слушать по 30 курсовъ въ недѣлю, если нужно, онъ будетъ вести записки и выучивать ихъ наизусть. Но не требуйте отъ него собственныхъ размышленій, научной любознательности, интереса къ чему-нибудь, выходящему за предѣлы экзамена, — вы вызовете у него улыбку^[40].

Вы уже готовы поставить крестъ надъ японскими студентами. Повидимому, это тупицы, зубрилы и карьеристы. Но по счастію Чэмберленъ упрекаетъ ихъ совсѣмъ въ обратномъ.

«Ихъ главный недостатокъ, — говоритъ онъ, — стремится руководить всѣмъ самимъ, а не подчиняться. Неповиновеніе составляетъ теперь обычное явленіе»^[41].

Эти слова внушаютъ уже другое опасеніе — въ верхоглядствѣ, въ легкомысліи этой молодежи. Но и тутъ вамъ не трудно найти противовѣсъ:

«Трудолюбіе японскихъ студентовъ внѣ конкурса, — говоритъ профессоръ токійскаго университета, англичанинъ Чарльзъ Диккенсонъ Вестъ, — что касается способностей, то они не отличаются быстротой соображенія. Но если имъ есть время разобрать что-нибудь, то они разберутъ вопросъ и усвоятъ его не хуже того, кто ихъ учитъ»^[42].

Здѣсь, очевидно, имѣются въ виду не тѣ чисто внѣшнія способности усвоенія, какія находилъ у студентовъ г. Дюмоларъ. Но все-таки тутъ еще не чувствуется того, что такъ цѣнно въ молодежи, извѣстной широты, нѣкотораго идейнаго подъема. Зато у другихъ авторовъ мы можемъ найти жалобы именно на слишкомъ сильное увлеченіе студентовъ отвлеченными теоріями и нежеланіе заняться пріобрѣтеніемъ практически-полезныхъ знаній. Сначала Шопенгауэръ, а потомъ Ницше сводили съ ума японскихъ студентовъ.

«Головы нашихъ студентовъ, — жалуется японскій первый министръ баронъ Сонъ, — наполнены возвышенными идеями, но, къ несчастью судьбы націй не зависятъ отъ философовъ»^[43].

Нравственная оцѣнка японской молодежи тоже прямо-противоположна у различныхъ авторовъ: «У японской молодежи нѣтъ никакихъ идеаловъ, ни моральныхъ, ни философскихъ, ни религіозныхъ, — увѣряетъ г. Дюмоларъ. — Въ. ней совсѣмъ нѣтъ того, что принято называть совѣстью»^[44].

А рядомъ съ этимъ Гриффисъ, несомнѣнно очень солидный и добросовѣстный изслѣдователь, пишетъ: «Я нашелъ въ нихъ почти всѣ благородныя чувства, служащія украшеніемъ человѣческой природы. Они проявили въ отношеніи ко мнѣ довѣрчивость, симпатію, уваженіе и даже любовь. Я никогда не имѣлъ столкновенія ни съ однимъ изъ нихъ»^[45].

Кромѣ всѣхъ этихъ одобреній и порицаній и взаимно уничтожающихъ другъ друга упрековъ въ послѣднее время японскую молодежь стали особенно сильно упрекать за появившееся въ ея средѣ политическое броженіе. «Начиная съ 1888 г., — говоритъ Чэмберленъ, появился классъ распущенной молодежи, называемыхъ по японски „соши“, юныхъ агитаторовъ, которые, вообразивъ, что политика ихъ область навязываютъ себя и свои мнѣнія министрамъ… Будемъ надѣяться, что анархія никогда не посѣтитъ вновь Японіи. Иначе этотъ классъ молодежи явится готовымъ орудіемъ въ ея рукахъ»^[46].

Во всякомъ случаѣ какова бы она ни была, изъ нея и ни откуда болѣе выходятъ всѣ тѣ тысячи врачей, адвокатовъ, инженеровъ, учителей, профессоровъ и писателей, однимъ словомъ, всѣхъ культурныхъ работниковъ современной Японіи.

Мы уже говорили о главныхъ показателяхъ ея современнаго состоянія — политическомъ строѣ, ростѣ промышленности и постановкѣ народнаго образованія. Намъ остается сказать нѣсколько словъ еще объ одномъ чрезвычайно важномъ симптомѣ умственной жизни народа — о положеніи и роли литературы, какъ книжной, такъ и періодической. Вторая, въ сущности, и родилась только въ семидесятыхъ годахъ прошлаго вѣка. Первыя попытки издавать что-то вродѣ газетъ до переворота были настолько неудачны, что о нихъ не стоитъ и говорить. Первая имѣетъ за собой большую исторію, но и для нея эпоха переворота имѣла громадное значеніе.

Въ періодъ острой политической борьбы, какъ мы уже говорили, общественная жизнь привлекла къ себѣ всѣхъ лучшихъ людей страны и на время это сказалось нѣкоторой задержкой въ развитіи литературы. Въ области собственно беллетристики это отвлекающее вліяніе повышенной общественной жизни сказывалось особенно долго. Открывшіеся на Западѣ новые горизонты мысли властно привлекли къ себѣ вниманіе и. на время ослабили интересъ къ національной литературѣ. Стали во множествѣ появляться переводы классическихъ европейскихъ сочиненій по разнымъ отраслямъ знанія. Однимъ изъ первыхъ былъ переведенъ Смайльсъ. За нимъ послѣдовалъ Джонъ Стюартъ Милль, потомъ Кантъ, Спенсеръ и многіе другіе. Рядомъ съ этимъ стали выходить и оригинальныя сочиненія, посвященныя изученію европейскихъ учрежденій и популяризаціи европейскихъ мыслителей. Вмѣстѣ съ тѣмъ осложнившіяся условія собственной жизни требовали усиленнаго вниманія и изученія ихъ съ новыхъ точекъ зрѣнія. Литература стала расти также быстро, какъ и все въ Японіи, причемъ все-таки художественная литература до сихъ поръ не завоевала своего прежняго преобладающаго мѣста. И по качеству и по относительной распространенности она уступаетъ другимъ отраслямъ. Это и понятно. Художественныя произведенія отражаютъ въ себѣ то, что уже сложилось въ жизни, вылилось въ опредѣленныя формы, поддающіяся отвлеченію въ образы. Иначе получается или болѣе или менѣе поверхностная фотографія или нѣчто совершенно отвлеченное, плодъ чистой фантазіи автора. Большая часть современныхъ беллетристическихъ произведеній Японіи грѣшитъ именно этими недостатками, насколько можно судить по исторіи японской литературы м-ра Астона. Нѣкоторые изъ нихъ стараются уловить современную жизнь Японіи, всю въ броженіи, неустановившуюся, полную противорѣчій, часто смѣшныхъ по формѣ, но глубоко необходимыхъ по существу. Ихъ произведенія, иногда живыя и любопытныя, страдаютъ отсутствіемъ художественности и считаются многими японцами ниже произведеній японскихъ писателей XVIII вѣка.

Къ ихъ числу принадлежатъ наиболѣе популярные теперь авторы: Озаки Токутаро (Койо), Тсубутчи Юзо (Шойо), Судо Нансуи и Мураи Кензаи, послѣдній пользуется особенно широкой извѣстностью. Другіе стремятся подражать западно-европейскому образцу и создаютъ произведенія, не имѣющія никакой почвы въ окружающей дѣйствительности, вродѣ, романовъ изъ ѳиванской жизни или новеллъ на тему объ Аппіи и Виргиніи. Все это, конечно, временно и не представляетъ никакой опасности въ будущемъ для японской художественной литераторы. Не смотря на серьезные недостатки современной японской беллетристики, отмѣченные м-ромъ Астономъ, онъ заканчиваетъ разборъ ея слѣдующими словами:

«Общее впечатлѣніе, получающееся отъ обозрѣнія японскаго романа и драмы за послѣдніе двадцать лѣтъ, благопріятное. Обработка болѣе тщательная. Мораль менѣе искусственная, меньше нарушеній вкуса и мѣры, большая выдержка стиля»^[47].

Но во всякомъ случаѣ другія области литературы сдѣлали за этотъ періодъ значительно большіе успѣхи. Появилось множество историческихъ, политико-экономическихъ и другихъ спеціально-научныхъ оригинальныхъ сочиненій. Переводная литература обогатилась лучшими произведеніями всѣхъ почти европейскихъ народовъ. Изъ русскихъ авторовъ большою извѣстностью въ Японіи пользуются Толстой, Достоевскій, Тургеневъ, а изъ современныхъ Короленко и Горькій. Въ общемъ, количество печатныхъ произведеній, кромѣ періодическихъ, вышедшихъ за одинъ годъ, равнялось въ 1887 г. 9.548, а въ 1897 г. — 25.522. При этомъ на первомъ мѣстѣ стоятъ книги юридическаго содержанія, составлявшія въ 1897 г. 26,6 % всѣхъ изданныхъ книгъ. Потомъ книги по искусству (19,3 %) и только на третьемъ мѣстѣ стоятъ беллетристическія — всего 9,6 %.

Что касается періодической прессы, то ростъ ея за эти годы еще болѣе изумителенъ. Первая настоящая японская газета стала выходить въ Токіо въ 1872 г. Въ 1887 г., т.-е. черезъ 15 лѣтъ, въ Японіи насчитывалось уже 470 періодическихъ изданій, выходившихъ въ 96.000 экземпляровъ. Въ 1898 г., еще черезъ 10 лѣтъ, ихъ было уже 829, выходившихъ въ 464.500 экз. Среди всѣхъ этихъ періодическихъ изданій главное мѣсто принадлежитъ газетамъ. Въ одномъ Токіо ихъ выходитъ въ настоящее время болѣе двадцати, причемъ нѣкоторыя изъ нихъ имѣютъ до 100.000 подписчиковъ. «Иорозу Чохо» — газета уличнаго типа. Наиболѣе серьезными тамъ считаются «Джиджи Шимпо» (Время) и «Нитчи Нитчи»; кромѣ этихъ двухъ есть еще 6 или 7 такъ называемыхъ большихъ газетъ, остальныя принадлежать къ мелкой прессѣ. Всѣ эти газеты ежедневныя, но только одна изъ нихъ «Маизеки Шимбукъ» имѣетъ вечернее изданіе. Впрочемъ, въ случаѣ полученія какихъ-нибудь важныхъ извѣстій, почти всѣ выпускаютъ вечернія прибавленія, и тогда всѣ улицы наполняются мальчиками съ колокольчиками, продающими эти листки.

Провинціальная пресса тоже сильно развилась за послѣдніе годы. Почти въ каждомъ значительномъ городѣ есть одна или двѣ мѣстныя газеты, а осакская газета, напримѣръ, «Осака Асами», конкурируетъ по распространенности съ «Иорозу Чохо» въ Токіо. Количество подписчиковъ у нея тоже равняется почти 100.000. Обычная подписная цѣна японской газеты отъ 30—60 сенъ въ мѣсяцъ или 1—2 сены за номеръ. Такая дешевизна газетъ сдѣлала сразу возможнымъ очень широкое распространеніе ихъ. Городское населеніе почти все читаетъ теперь газеты. Даже дженерикшу нерѣдко можно видѣть съ номеромъ газеты въ рукахъ.

Кромѣ газетъ, въ Японіи выходитъ также множество ежемѣсячныхъ и еженедѣльныхъ журналовъ. Объ одномъ изъ нихъ, «Рабочій Міръ», мы уже упоминали, онъ принадлежитъ къ числу наиболѣе принципіальныхъ японскихъ журналовъ. Большинство остальныхъ или чисто литературные, или спеціально научные. По типу они ближе подходятъ къ европейскимъ «revues», чѣмъ къ нашимъ «толстымъ журналамъ». Изъ нихъ наибольшей извѣстностью пользуются «Теикоку Бунгаку» — чисто литературный и «Тайо» и «Секанно Ниппонъ» — литературные и политическіе.

Помимо этихъ большихъ журналовъ въ Японіи существуетъ множество ежемѣсячниковъ всевозможныхъ обществъ, клубовъ и союзовъ, которыми такъ богата въ настоящее время Японія. Нѣкоторые изъ нихъ находятъ распространеніе и среди не членовъ обществъ.

Нѣкоторымъ показателемъ роста потребности въ книгѣ можетъ служить также количество библіотекъ. Первая большая библіотека была основана въ Токіо въ 1872 г. Кромѣ этой императорской публичной библіотеки и университетской, въ японской столицѣ существуетъ въ настоящее время шестьдесятъ частныхъ библіотекъ^[48]. Въ остальныхъ городахъ количества библіотекъ значительно меньше, но все-таки нѣтъ ни одного порядочнаго города, гдѣ не было бы двухъ-трехъ библіотекъ. Во многихъ изъ нихъ на ряду съ японскими имѣются книги и на европейскихъ языкахъ.

---

Мы коснулись теперь въ общихъ чертахъ всѣхъ главныхъ сторонъ современной японской жизни — политическаго строя, торговли, промышленности и просвѣщенія, посколько оно характеризуются постановкой образованія и ролью книги, и мы бы затруднились сказать, гдѣ же именно пріютилось то коренное различіе между варварской Японіей и цивилизованными европейскими странами, о которомъ такъ иного говорятъ и пишутъ.

Мы не касались только одного — внѣшнихъ формъ быта японцевъ: костюма, жилищъ, манеръ* и народныхъ обычаевъ. Эта внѣшняя сторона народной жизни, дѣйствительно, представляетъ совершенно иную картину въ Японіи, чѣмъ въ Европѣ, и в’ъ глазахъ многихъ и многихъ туристовъ эта эксцентрическая на первый взглядъ внѣшность совершенно заслонила ту серьезную основу жизни, которая свидѣтельствуетъ объ истинномъ уровнѣ народной культуры.

Т. Богдановичъ. Конецъ.

Въ теченіе работы пришлось воспользоваться еще нѣсколькими книгами, не указанными въ первомъ спискѣ. Важнѣйшія изъ нихъ слѣдующія:

М. Gourant. «Okoubo», Paris, 1904 г. Изъ серіи «Ministres et hommes d’Etat».

Alfred Stead. «Japan by the Japanese», London, 1904 г. Всестороннее описаніе современнаго состоянія Японіи, составленное спеціалистами японцами.

«Financial and economical Annual of Japan. Tokio», 1903 г. Оффиціальное изданіе японскаго министерства финансовъ.

«Résumé statistique de l’Empire du Japon. Cabinet Imperial. Bureau général de statistique. Tokio», 1892. Оффиціальное статистическое изданіе на японскомъ и французскомъ языкѣ.

Ib. Токіо, 1897 г.

Ib. Токіо, 1902 г.

Кашкаровъ. «Финансовые итоги послѣдняго десятилѣтія», 1904.

Фр. Литти. «Основныя начала финансовой науки. Москва», 1904 г.

"Міръ Божій", № 7—10, 1904

---

1. W. Petrie Watson «Japan: Aspects and Destinies». London, 1904. Preface.
2. «Фрегатъ Паллада», т. 7, стр. 198.
3. Японская имперія состоитъ изъ 623 острововъ, изъ нихъ 4 большіе Ниппонъ (Хондо), Шикоку, Кіу-Сіу и Іезо или Хоккайдо, нѣсколько среднихъ — Садо, Окушима, Цушима, Икишима, Аваджи, остальные мелкіе, исключая Формозы.
4. Всѣ климатическія данныя взяты у Воейкова «Климаты земного шара». Спб., 1684 г.
5. «Фрегатъ Паллада», стр. 12. Т. II.
6. Hesse Wartegg. «China und Japan», стр. 361.
7. Lauterer «Japan, das Land der aufgehenden Sonne», ст. 307.
8. Всѣ данныя, касающіяся землетрясеній, сообщены намъ бывшимъ профессоромъ геологіи горнаго института К. Ив. Богдановичемъ.
9. «Journal of the Coll, of Sciens, Imper. Univers., Japan», 1893, vol. V.
10. Танъ около ¹/₁₀ дес.
11. Слово это допускаетъ двоякое правописаніе шогунъ и сіогунъ, такъ какъ первая буква его произносится въ Японіи звукомъ среднимъ между смягченнымъ е и ш. Тоже самое можно замѣтить относительно всѣхъ словъ начинающихся этимъ звукомъ, какъ шинто, шойонъ, Шикоку и др.
12. Griffis "The mikado’s Empire, ст. 253.
13. Griffis, ст. 266.
14. Tokuza Fukuda, ст. 133.
15. «Записки В. М. Головнина въ плѣну у японцевъ въ 1811,1812 и 1813 гг.». Спб. 1851 г.
16. М. Gourant. «Okoubo», Paris, 1904 г., стр. 45. Изъ серіи «Ministres et hommes d'état».
17. Gourant «Okoubo», стр. 123.
18. D. Murray. „Japan“. 1904 г. стр 380.
19. «Записки Василія Михайловича Головнина въ плѣну у японцемъ въ 1811, 1812 и 1813 годахъ». Съ посвященіемъ Его Императорскому Величеству Николаю Павловичу. Вышло въ 1827 г. Посмертное изданіе, Спб., 1851 г.
20. Ib., книга 3, стр. 19.
21. Отрывки изъ его книги «The Glimpses of Japan» были помѣщены въ 1895 г. въ «М. Б.» ст. «Неизвѣстная Японія» — Де-Вариньи, окт.
22. К. Rathgen. «Japans Landwirtschaft und Statshaushalt, 1891 г., стр. 580».
23. Hirobume Ito. «Commentaries on the Constitution of the Empire of Iapon».
24. Іена приблизительно равна рублю.
25. Résumé-état, de l’Empire de J., ct. 148.
26. Богуславскій. «Японія», стр. 292.
27. Hesse Wartegg. «China und Japan», стр. 470.
28. «Financial and economical Annual of Japan», оффиціальное изданіе министерства финансовъ Японіи, Токіо, 1903 г., стр. 9.
29. «Résumé statistique de l’Empire de Japon», Токіо, 1902 г., стр. 141.
30. Ib., стр. 137.
31. „Русскія Вѣдомости“, 22 мая 1904 г.
32. „Résumé statistique de l’Empire de Japon“, 1802 r., ст. 61, 1002 г., ст. 61.
33. „Résumé statistique de l’Empire des Japon“, Tokio, 1902 г., стр. 74.
34. „Résumé statistique“, стр. 15.
35. Сена почти равна копейкѣ.
36. Алиса Беконъ, «Женщина въ Японіи», стр. 392.
37. Мы не говоримъ спеціально о женскомъ образованіи, такъ какъ ему была посвящена особая статья г. Аз--ва въ № 6 и 7, «М. Б.» за текущій годъ.
38. Отчетъ его былъ помѣщенъ въ «Журналѣ акушерства и гинекологіи* за 1899 г.
39. Petrie Watson. «Japan», стр. 206.
40. Dumolard. «Le Japan» politique, économique et social, p. 214.
41. B. Chrmberlein «Things Japanese», изд. 1902 г. ст. 133.
42. «Очеркъ образованія въ Японіи» Н. П. А., стр. 423.
43. Petrie Watson. «Japan», р. 210.
44. Dumolard, р. 218.
45. Griffis. «The Mikado Empire», стр. 539.
46. Chamberlain «Thinge japanaise», стр. 133—134.
47. Aston. Literature japonaise, ст. 383.
48. Е. Schultze. «Freie öffentliche Bibliotheken», стр. 246.