ОЧЕРКИ ИЗЪ ИСТОРІИ СѢВЕРО-АМЕРИКАНСКАГО СОЮЗА.
(Статья первая.)
править
I.
правитьЕще въ концѣ прошлаго столѣтія Сѣверо-американскій союзъ обратилъ на себя вниманіе передовыхъ европейскихъ мыслителей и государственныхъ людей. Но вниманіе это было больше одиночное, и не входило еще въ европейское сознаніе.
Европейское общественное мнѣніе обратилось къ Америкѣ гораздо позже, когда стремленіе къ соціальнымъ улучшеніямъ заставило Европу искать для себя образцовыхъ учрежденій.
Особенно сильное изученіе учрежденій Америки началось послѣ революціи и неудачь, испытанныхъ западомъ на пути политическихъ преобразованій.
Европа очень хорошо сознавала, нравственный и матеріальный перевѣсъ Американскаго союза надъ собой. Личная свобода; необычайно быстрое экономическое развитіе; крѣпость внутренней политической связи, неподдерживаемой чисто-внѣшними декораціями, и видимое безвластіе слишкомъ рѣзко кидались въ глаза, чтобы не возбудить желанія изучить условія американскаго благоденствія.
Политическіе мыслители Европы приписывали всѣ чудеса Американскаго союза его конституціи. Но конституція — клочекъ бумаги и больше ничего. Можно составить теоретическую конституцію въ. кабинетѣ, и она выйдетъ небольше какъ утопія Томаса Мура. Западная Европа, и особенно Франція, знаютъ очень хорошо, что значатъ бумажныя конституціи. Во Франціи проэкты политическихъ учрежденій составлялись людьми очень знающими, умными и учеными; но Франціи не приняла ихъ проэктовъ, и до сихъ поръ еще изнемогаетъ въ безсильномъ стремленіи дать своей внутренней политической жизни тѣ условія общественныя, которымъ она завидуетъ въ Сѣверо-американскомъ союзѣ.
Чтобы внутреннія государственныя учрежденія удовлетворяли потребностямъ народа, нужно чтобы онѣ имѣли органическое происхожденіе. Конституція есть только внѣшняя форма внутренней жизни; она только выраженіе народнаго міровозрѣнія и даже его предразсудковъ и заблужденій. Поэтому, по мѣрѣ умственнаго развитія какой либо страны, измѣняются и ея учрежденія, служащія не больше какъ только оболочкой, или рамкой дѣятельности даннаго народа въ данный моментъ.
Въ этомъ смыслѣ понятно, что конституція Сѣверо-американскаго союза не представляетъ той поучительности, какую въ ней старались видѣть. Конституція эта создана всей предъидущей исторіей народа, и потому важма не конституція, а создавшая ее исторія. Слѣдовательно, кто хочетъ узнать откуда явилась поразительная сила и величіе Америки, тотъ долженъ изучить не внѣшнюю форму ея жизни, а внутреннюю сущность политическаго и общественнаго развитія страны. Говоря проще, важны не учрежденія, а исторія, предшествовавшая учрежденіямъ.
Съ этой точки зрѣнія наибольшую важность представляетъ изученіе колонизаціи и тѣхъ условій, при которыхъ зарождались первые зачатки внутренней политической организаціи, сформировавшіеся наконецъ въ полную конституцію.
Есть и еще одна ошибка, которую дѣлаютъ люди, недостаточно знакомые съ исторіей развитія Америки. Европа величается своею старостью и считаетъ Американскій союзъ политическимъ юнцемъ. Ошибка такого мнѣнія въ томъ, что не обращаютъ вниманія на происхожденіе американскаго народа.
Америку создали европейскіе выходцы, имѣвшіе такую же продолжительную, предшествовавшую исторію, какъ и всѣ ихъ современники, оставшіеся въ Европѣ. Поселившись въ Америкѣ, они продолжали жить и развиваться на основаніи внесенныхъ ими съ собой началъ, и такимъ образомъ не изображали собой ровно ничего новаго, а продолжали ту же самую Европу, которую они оставили.
Отчего же продолженіе Европы вышло нисколько на нее не похожимъ? Только потому, что не всѣ элементы политической жизни Европы вошли въ жизнь Американскаго союза, и только оттого, что изъ очищеннаго начала, послужившаго основой общественной связи въ Америкѣ и не могло развиться ничего другого, кромѣ того величія, которымъ поражаетъ Союзъ старую, завидующую ему Европу.
Это вступленіе я считалъ необходимымъ, чтобы показать читателю, почему я буду говорить по преимуществу объ исторіи колонизаціи, и о тѣхъ основныхъ элементахъ, изъ которыхъ сложился; Союзъ. Нужно изучить исторію зародыша, и только тогда будетъ понятенъ вполнѣ развившійся организмъ.
II.
правитьОткрытіе Америки и разсказы о чудесахъ новаго свѣта обратили на нее вниманіе всѣхъ морскихъ державъ Европы. Побуждаемыя жадностью къ наживѣ, честолюбіемъ и стремленіемъ къ увеличенію могущества, государства эти накинулись на новый свѣтъ, какъ хищники на добычу.
Въ началѣ однако посчастливилось только Испаніи и Португаліи. Желая избѣгнуть соперничества и узаконить свои пріобрѣтенія, онѣ обратились къ папѣ Александру VI съ просьбой укрѣпить за ними ихъ американскія владѣнія.
Папа обнаружилъ весьма широкое великодушіе, тѣмъ болѣе, что оно ему ровно ничего не стоило, и знаменитой буллой 1495 года пожаловалъ Испаніи всѣ земли ею уже открытыя, и тѣ, которыя будутъ отрыты ею въ Америкѣ.
Поступая такимъ образомъ, папа основывался на своемъ правѣ главы католицизма и на присущемъ ему господствѣ надъ всѣми народами, погруженными въ мракъ идолопоклонства. По мнѣнію папы, невѣрные и язычники, населявшіе Америку, не были нисколько господами своей земли, и ихъ собственностью можно было располагать, не спрашивая на то ихъ согласія.
Великодушіе папы, распоряжавшагося такъ беззастѣнчиво чужою собственностью, исключительно въ пользу испанцевъ и португальцевъ, оскорбило остальныя католическія государства Европы. Англія, Франція, Голландія, не обращая вниманія на буллу Александра VI, кинулись тоже на завоеванія въ Америкѣ, и самовольство ихъ было причиною продолжительной вражды между ними и Испаніей и Португаліей, считавшими себя единственно законными владѣльцами Новаго Свѣта.
Попытки англичанъ на поприщѣ открытій новыхъ земель начались при Генрихѣ VII. Считая свое право располагать Америкой нисколько не ниже права папы, онъ далъ венеціянцу Кабо, давно уже поселившемуся въ Бристолѣ, право, подобное тому какое Фердинандъ и Изабелла дали Колумбу.
Съ этихъ поръ начинается цѣлый рядъ попытокъ англичанъ за* владѣть американскими землями, попытокъ, часто неудачныхъ и стоившихъ имъ большихъ издержекъ и потерь. Такъ въ одну изъ экспедицій, направленныхъ въ Индію черезъ Сѣверный полюсъ, англичане вмѣсто Америки открыли нашъ Архангельскъ. Хотя это открытіе не особенно рекомендуетъ познанія мореходовъ того времени; но тѣмъ не менѣе оно все-таки важно въ томъ отношеніи, что Ченслеръ былъ первый капитанъ, вступившій въ Бѣлое море и основавшій въ немъ коммерческія сношенія.
Только въ царствованіе Елисаветы начались болѣе серьезныя экспедиціи въ Америку и болѣе серьезныя попытки устройства съ ней экономическихъ сношеній.
Въ Европѣ съ понятіемъ объ Америкѣ соединялась мысль о неистощимыхъ горахъ золота. Камень, привезенный изъ сѣверной Америки обратилъ на себя вниманіе въ Лондонѣ, и по изслѣдованію знатоковъ оказалось, что въ немъ заключается золото. Это обстоятельство разожгло корыстолюбіе лондонскаго сити и явилось множество охотниковъ, обратившихся къ Елисаветѣ съ просьбою отдать имъ въ аренду новыя земли, въ такой степени изобилующія золотомъ. Немедленно была снаряжена экспедиція изъ нѣсколькихъ судовъ, не столько для открытія новаго пути въ тихій Океанъ, сколько для собранія сокровищъ и драгоцѣнныхъ минераловъ. Елисавета повелѣла снарядить свой собственный большой корабль, на которомъ тоже предполагалось везти несмѣтныя сокровища. Охотниковъ плыть за богатствами явилось гораздо больше, чѣмъ сколько было нужно для экспедиціи рабочихъ рукъ, такъ что пришлось отказать больше чѣмъ половинѣ явившихся. Плаваніе было очень опасно, но людей поддерживала жадность къ золоту и, забывъ объ открытіи новаго прохода, служившаго поводомъ экспедиціи, авантюристы, накинувшись на первую встрѣченную ими землю, заключавшую по общему мнѣнію огромное количество золота, принялись нагружать ею свои корабли. Начальникъ экспедиціи, адмиралъ, собственными своими руками, какъ простой матросъ, рылъ землю и нагружалъ ею корабли.
И это была не одна подобная экспедиція, гдѣ люди, задавшись химерической мыслью, отваживались на геройскія предпріятія, полныя всякихъ опасностей и грозящія смертью, чтобы привести земли богатой золотомъ.
Впрочемъ опасности плаванія и неудачи съ золотомъ скоро прохладили энтузіазмъ авантюристовъ и съ этой норы начинаются уже болѣе серьезныя отношенія англичанъ къ Новому Свѣту.
Первой серьезной попыткой было плаваніе Жильбера, облеченнаго Елизаветой весьма широкой властью и правами. Сэръ Гемфри Жильберъ, человѣкъ съ здравымъ смысломъ и съ большими познаніями, чѣмъ тѣ, кто ѣздилъ за золотой землей, составилъ проэктъ колонизаціи, одобренный королевой. Ему безъ труда былъ данъ патентъ довольно либеральныхъ размѣровъ, предоставлявшій большія выгоды и власть, и гражданскую и уголовную юрисдикцію въ предѣлахъ двухсотъ миль.
Жильберъ, облеченный такой громадной властью и полный блистательныхъ надеждъ, употребилъ на предпріятіе почти все свое состояніе, и съ собранными имъ добровольными эмигрантами отправился въ плаваніе. Но экспедиція потерпѣла неудачу. Одинъ изъ кораблей утонулъ, а другіе, испугавшись трудностей, воротились домой, но до дому не доплыли, погибнувъ, какъ полагаютъ, въ битвѣ съ испанцами. Самъ Жильберъ какими-то судьбами спасся, но уже слишкомъ обѣднѣвшій не рѣшался возобновить попытки. Здѣсь на помощь ему явился извѣстный Вальтеръ Ролей (Roleigh), любимецъ Елисаветы, человѣкъ замѣчательно блистательныхъ талантовъ, огромныхъ познаній и самой безграничной предпріимчивости. Такъ какъ срокъ патента, ^даннаго Жильберу, еще не кончился, то онъ вмѣстѣ съ Ролеемъ сформировалъ новый флотъ. Флотъ этотъ тронулся въ путь при самыхъ счастливыхъ предзнаменованіяхъ, потому что королева, въ знакъ своей милости, прислала его командиру золотой якорь. Въ экспедиціи находились исторіографъ и минералогъ.
Два дня послѣ выхода изъ Плимута самое большое судно, снаряженное Ролеемъ, дезертировало подъ предлогомъ болѣзни экипажа. Хотя это обстоятельство очень смутило Жильбера, но онъ не упалъ духомъ и продолжалъ плаваніе. Онъ слѣдовалъ на Новую Землю, и прибывъ въ Сентъ-Жанъ, забралъ находившихся тамъ испанцевъ, португальцевъ и другихъ жителей, чтобы они присутствовали на церемоніи освященія права завладѣнія страной во имя англійской королевы. Въ ознаменованіе такого событія была воздвигнута колонна, съ вырѣзаннымъ на ней гербомъ Англіи.
Послѣ всѣхъ церемоній члены экспедиціи приступили къ своему главному дѣлу, при чемъ особенную дѣятельность проявилъ минералогъ. По его мнѣнію, горы заключали въ себѣ несомнѣнные признаки "минеральныхъ субстанцій и и минералогъ клялся своею головою, что въ горахъ заключается множество серебра. Такъ какъ такое открытіе, преданное гласности, могло повредить интересамъ экспедиціи, то минералогъ получилъ приказаніе хранить его въ глубокой тайнѣ. Затѣмъ приступили къ перенесенію на самый большой корабль драгоцѣнныхъ минераловъ и совершили эту операцію съ такою ловкостію, что ни португальцы, ни испанцы ничего не замѣтили.
Запасшись сокровищами, экспедиція отправилась въ дальнѣйшее плаваніе, для дальнѣйшихъ открытій. Но едва успѣла она подвинуться на югъ, какъ самый большой корабль потерпѣлъ, но неосторожности экипажа, крушеніе. Погибло болѣе ста человѣкъ, утонули драгоцѣнные минералы, утонулъ минералогъ и не удалось спасти ученаго Парменіуса, долженствовавшаго писать исторію экспедиціи.
Тогда Жильберъ рѣшился возвратиться какъ можно поспѣшнѣе въ Англію. Плаваніе было очень бурное и опасное, даже самые старики моряки не видывали моря болѣе ужаснаго. Въ первую же ночь, около двѣнадцати часовъ, изчезъ огонь на кораблѣ, Жильбера и затѣмъ никто не видѣлъ уже никогда ни корабля, ни экипажа. Только третье судно достигло благополучно Плимута.
Смерть Жильбера не убила предпріимчивости Голея. Но теперь онъ задумалъ устроить колонизацію въ климатѣ болѣе мягкомъ, и считая себя какъ бы наслѣдникомъ правъ несчастнаго Жильбера, своего зятя, обратился съ просьбой къ Елисаветѣ. Ему былъ данъ патентъ, такой же либеральный, какъ и Жильберу. Ролей былъ признанъ владѣльцемъ — государемъ всѣхъ земель, которыя онъ откроетъ, съ властію почти неограниченною.
Новое предпріятіе возбудило новыя надежды, потому что дѣло шло о колонизаціи не суроваго сѣвера, а очаровательнаго и плѣнительнаго юга. Всѣ ужасы Ледовитаго океана были забыты предъ улыбающейся перспективой, какую сулила вѣчная весна и неистощимое, постоянное плодородіе почвы. Два корабля, обильно снабженные всѣмъ, что нужно, тронулись въ путь, по направленію къ нынѣшней сѣверной Каролинѣ. Море было спокойно, небо чисто и воздухъ освѣжался только самымъ легкимъ вѣтеркомъ. Новая, невиданная растительность поразила пловцовъ; повсюду виноградъ въ изобиліи, какого никто никогда не видывалъ, лѣса и деревья, какихъ не могло придумать никакое воображеніе, миріады самыхъ разнообразныхъ и красивыхъ птицъ, наполнявшихъ лѣса, приводили въ восторгъ переселенцевъ. Кротость краснокожихъ, населявшихъ эту очаровательную мѣстность, гармонировала съ природой. «Народъ этотъ добрый, любезный, искренній, былъ лишенъ всякой искуственности и вѣроломства; можно было подумать, что онъ сохранилъ нравы золотаго вѣка». Мѣстность, плѣнившая переселенцевъ, была названа тш въ честь королевы дѣвственницы — Виргиніей.
Вслѣдъ за этой экспедиціей послѣдовали еще три, и всѣ онѣ не имѣли успѣха, такъ что въ концѣ царствованія Елисаветы не осталось въ сѣверной Америкѣ никакихъ другихъ слѣдовъ переселенія, кромѣ кургановъ и могилъ надъ павшими отъ голода и въ войнѣ съ индійцами отважныхъ колонистовъ.
Въ царствованіе Якова I, померкшая звѣзда Ролея не позволила ему продолжать осуществленія своихъ неудавшихся до сихъ поръ проэктовъ. Въ Яковѣ I онъ встрѣтилъ позорнаго мстителя за смерть графа Эссекса. Лишенный всѣхъ своихъ званій и отличій, Ролей былъ обвиненъ въ государственной измѣнѣ, и хотя генеральный атторней не нашелъ за нимъ никакой вины, но онъ былъ обвиненъ малодушными и угодливыми присяжными, что было равносильно смертному приговору. Казнь замѣнили однако заключеніемъ. Двѣнадцать лѣтъ, проведенныя въ тюрьмѣ, Ролей посвятилъ дѣлу колонизаціи, и если не могъ служить ей лично, непосредственной дѣятельностью, то по крайней мѣрѣ служилъ перомъ. Онъ написалъ множество сочиненій военнаго, морскаго и географическаго содержанія; а его исторія, произведеніе наиболѣе замѣчательное, составляло любимое чтеніе Кромвеля.
Давъ наконецъ Ролею свободу, ему не возвратили однако всѣхъ милостей. Больной, разбитый параличемъ старикъ, въ награду за всѣ подвиги получилъ только право отправиться въ Гвіану, для отысканія золотой руды. Но Эльдорадо, къ которому были направлены всѣ мысли европейцевъ того времени, Ролею не далось. Потерявъ надежду добыть золото, онъ отправился назадъ въ Европу и слѣдуя обычаю времени, когда пиратство считалось войною и когда Дрекъ, морской разбойникъ, покрылъ свое имя славою, Ролей напалъ на испанскія колоніи св. Ѳомы, ихъ разрушилъ и разграбилъ.
Король Яковъ, разсердившись на это дѣло, компроментировавшее его передъ Испаніей, задумалъ наказать виновнаго; но вмѣсто того, чтобы наказать его за пиратство, Яковъ прибѣгнулъ къ позорному средству, недостойному короля, и возобновилъ старое, давно забытое обвиненіе въ государственной измѣнѣ. Семидесяти-лѣтняго, разбитаго параличемъ старика казнили, не умѣя понять того, что геній Ролея проложилъ дорогу англичанамъ въ Америку, и что только его предпріимчивости новый свѣтъ обязанъ возможностью прочной колонизаціи. Новый свѣтъ, столько разъ изобличавшій ошибки стараго, постарался и въ этомъ случаѣ показать Англіи ея несправедливость. Почти двѣсти лѣтъ спустя сѣверная Каролина торжественнымъ законодательнымъ актомъ признала заслуги этого необыкновеннаго человѣка, соединявшаго въ себѣ всѣ таланты, какіе только могутъ соединиться въ одномъ лицѣ.
Размѣръ статьи не позволяетъ мнѣ вдаваться во всѣ подробности попытокъ, которыя подготовили колонизацію Соединенныхъ Штатовъ. Но и изъ того, что я сказалъ, читатель можетъ составить уже себѣ понятіе о смѣлости и ловкости первыхъ авантюристовъ, пролагавшихъ путь въ Америку. Плаваніе черезъ Атлантическій океанъ было тогда еще новостью и требовалась большая отвага, чтобы преодолѣть опасности, увеличиваемыя невѣжествомъ. Тогда еще не знали прямого пути; не знали ни вѣтровъ, ни теченій океана. Суда, употреблявшіяся для плаванія, были очень малы. Такъ Фробшифъ плылъ на суднѣ всего въ двадцать тоннъ, а у Колумба два судна не имѣли палубъ. Плаваніе считалось до того опаснымъ, что люди, отправлявшіеся въ путь, совершали всѣ торжественныя религіозныя церемоніи, какъ бы приготовляясь къ смерти. И предчувствіе несчастія не было вовсе воображаемымъ. Многіе терпѣли кораблекрушеніе, другихъ заносило на необитаемые острова, третьи тонули. При слабыхъ знаніяхъ въ мореходствѣ, съ одной отвагой и рѣшимостью было еще недостаточно бороться противъ природы.
Указать на характеръ авантюристовъ я считаю потому необходимымъ, что этимъ можно объяснить частію историческое происхожденіе энергіи нынѣшнихъ американцевъ. У трусовъ не доставало силы разстаться съ Европой, значитъ шли люди отважные способные бороться со всякими опасностями.
Какъ видѣлъ уже читатель, первые искатели приключеній ѣхали въ Америку исключительно за золотомъ и драгоцѣнными минералами. Они не хотѣли отрываться отъ своей родины, а думали только о томъ, чтобы, разбогатѣвъ въ Новомъ Свѣтѣ, наслаждаться остатки дней въ своей родной Англіи. Ролей, не отказываясь отъ мечты объ Эльдорадо, въ тоже время думалъ объ основаніи правильной колонизаціи. Наконецъ наступило время, когда Эльдорадо потеряло все свое обаяніе, золото уже не прельщало авантюристовъ и колонизація составляла уже единственную цѣль стремленій англичанъ.
При Яковѣ явилась мысль устроить въ Виргиніи прочную колонизацію, которая и положила начало нынѣшнему Сѣверо-американскому союзу.
Все пространство земли, извѣстное въ то время подъ названіемъ Виргиніи, было раздѣлено на двѣ почти равныя части и отдано въ пользованіе двухъ частныхъ компаній.
Компаніи были обязаны выплачивать королю пятую часть добычи золота и серебра и пятнадцатую мѣди. Король предоставилъ компаніямъ право чеканить монету, вѣроятно, въ томъ соображеніи, чтобы облегчить торговыя сношенія съ туземцами, которыхъ надѣялись обратить въ христіанство и познакомить со всѣми выгодами цивилизаціи. Высшее управленіе колоніями и направленіе всей колоніальной системы было ввѣрено совѣту, находившемуся въ Англіи. Членовъ совѣта могъ назначать только самъ король, отъ произвола котораго они вполнѣ зависѣли. Король же сохранялъ за собою право контроля мѣстныхъ колоніальныхъ совѣтовъ. Наконецъ тотъ же самый король удержалъ за собою исключительное право законодательства, какъ высшаго въ сферѣ общихъ интересовъ, такъ и частнаго въ мелочныхъ подробностяхъ управленія. Яковъ надѣялся получать отъ Виргиніи большія выгоды, точно также думали и члены компаніи.
Такимъ образомъ, первая колоніальная хартія не предоставляла промышленной компаніи ничего, кромѣ пустой земли съ правомъ населять ее и защищать. За королемъ же осталась безусловная законодательная власть, право назначать всѣхъ чиновниковъ и перспектива громаднаго дохода. Что же касается до переселенцевъ, то имъ не было предоставлено ни малѣйшей свободы ни въ выборномъ правѣ, ни въ самоуправленіи. Они должны были подчиняться безусловно и распоряженіямъ промышленной компаніи, и повелѣніямъ мѣстнаго совѣта и высшему контролю въ Англіи и наконецъ произвольнымъ повелѣніямъ короля. Была, впрочемъ, и одна хорошая сторона въ этой неудачной конституціи, въ томъ, что произволъ короля могъ ограничивать произволъ компаній.
Въ этомъ учрежденія, не оставлявшемъ ни малѣйшаго мѣста политической свободѣ, не било никакой свободы и въ другихъ отношеніяхъ. Въ отношеніи религіи велѣно было строго подчиняться всѣмъ условіямъ англиканской церкви, гражданскія и имущественныя права не отступали ни въ чемъ отъ установленныхъ въ Англіи. Смертная казнь назначалась не только за убійства и за болѣе важныя преступленія, но даже и за опасные безпорядки. Такимъ образомъ жизнь колонистовъ была почти совершенно въ рукахъ чиновниковъ.
Организовавъ систему административнаго и политическаго управленія, Яковъ разрѣшилъ приступить къ эмиграціи. Небольшой флотъ изъ трехъ кораблей отправился въ Виргинію, унося съ собой 105 эмигрантовъ.
Путешествіе началось при предзнаменованіяхъ не совсѣмъ отрадныхъ. Между 105 эмигрантами, этими будущими колонистами, имѣлось всего только 12 рабочихъ и очень мало ремесленниковъ. Все это отправлялось въ пустыню, гдѣ не было ничего, не унося съ собой никакихъ средствъ и силъ для личнаго труда. Еще хуже, ни у одного эмигранта не было семьи. Очевидно, что начальники предпріятія имѣли въ виду болѣе коммерческое предпріятіе, чѣмъ колоніальное.
Хотя страна, въ которую прибыли эмигранты, напоминала земной рай, тѣмъ не менѣе бѣдствія переселенцевъ были велики. Надо было рубить лѣсъ, строить дома, заготовлять средства существованія; а между тѣмъ на 48 джентльменовъ приходилось всего 4 плотника. Еще къ счастію для переселенцевъ, между ними находился одинъ человѣкъ геніальной предпріимчивости и энергіи, и громаднаго ума, создавшій себѣ безсмертную славу — авантюристъ Смитъ.
Съ самой ранней молодости онъ отличался свободнымъ предпріимчивымъ умомъ и наклонностію къ геройскимъ похожденіямъ. Не имѣя еще тринадцати лѣтъ, онъ уже сражался за свободу батавской республики. Затѣмъ онъ былъ во Франціи, въ Египтѣ, въ Италіи, сражался въ Венгріи противъ турокъ, обратилъ на себя вниманіе Стефана Баторія и въ одномъ сраженіи, въ Калабріи, былъ взятъ въ плѣнъ. Турки отправили его въ Константинополь на продажу. Молодой, красивый Смитъ возбудилъ къ себѣ участіе одной турчанки и та, желая дать ему свободу, велѣла отвезти его въ Крымъ. Но приказаніе турчанки исполнено не было и Смита заставили работать вмѣстѣ съ другими рабами. Въ этомъ трудномъ положеніи Смитъ увидѣлъ, что ему нужно ожидать всего только отъ своихъ собственныхъ силъ. Возмущенный жестокимъ обращеніемъ своего смотрителя, онъ убилъ его, сѣлъ на лошадь и ускакалъ на границу Россіи. Здѣсь снова помогла ему женщина, и онъ пробрался черезъ Крымъ въ Трансильнавію, чтобы отправиться на родину. Услыхавъ о междоусобіяхъ въ Африкѣ, Смитъ измѣнилъ свой планъ и поѣхалъ въ Мароко. Возвратившись наконецъ въ Англію, онъ увлекся общимъ энтузіазмомъ къ колонизація Америки и отдался всѣми своими силами новому дѣлу. Смитъ обладалъ всѣми качествами, необходимыми для того, чтобы стоять во главѣ подобныхъ предпріятій. Глубокое знаніе человѣческой природы, смѣлый умъ, твердый характеръ, способность внушать къ себѣ уваженіе дѣлали его настоящимъ вождемъ толпы; онъ былъ созданъ для управленія и руководительства массами и только подобный человѣкъ былъ въ состояніи организовать цѣлое, проникнутое одной общей идеей, изъ тѣхъ разнообразныхъ и даже противуположныхъ интересовъ, какіе изображали собою первые колонисты.
Блестящія надежды, съ которыми прибыли въ Виргинію эмигранты, скоро рушились. Очаровавшая ихъ природа была дѣйствительно хороша, но эта природа была природой пустыни. Слабые числомъ, а еще болѣе неспособностію къ труду, они были совершенно безсильны предъ дѣвственной природой, которую имъ нужно было одолѣвать. Сильная почва, покрытая сильной растительностію и дѣвственные лѣса увеличивали еще болѣе трудъ обработки земли. Жаръ былъ невыносимъ. Влажный климатъ порождалъ болѣзни. Жизненные припасы испортилась частію во время путешествія, частію на мѣстѣ. Отчаяніе овладѣло колонистами; едва десять человѣкъ сохраняли еще бодрость духа; больные, стонавшіе день и ночь, наводили еще большее уныніе. Очень часто въ теченіи ночи умирало четыре или пять человѣкъ, утромъ уносили ихъ трупы и «зарывали въ землю какъ собакъ.» До наступленія осени погибла половина переселенцевъ.
Смитъ явился настоящимъ спасителемъ несчастныхъ. Онъ умѣлъ внушить къ себѣ уваженіе индѣйцевъ до того, что они явились осенью съ предложеніемъ съѣстныхъ припасовъ; онъ возстановилъ миръ и согласіе между колонистами, ободрилъ ихъ, и своимъ энергическимъ управленіемъ ввелъ порядокъ и трудолюбіе.
Лондонская компанія, мечтавшая только о золотѣ и богатствахъ, требовала сокровищъ отъ умиравшихъ съ голоду колонистовъ, и даже не умѣла дѣлать выбора людей для новаго поселенія. Въ числѣ колонистовъ, высылавшихся компаніей, не доставало именно такихъ людей, отъ которыхъ зависѣлъ успѣхъ колонизаціи. Смитъ обратилъ на это обстоятельство вниманіе лондонскихъ распорядителей. «Если вы снарядите къ намъ новую экспедицію, писалъ онъ въ Лондонъ, я прошу васъ отправить человѣкъ тридцать плотниковъ, земледѣльцевъ, огородниковъ, рыболововъ, кузнецовъ, каменьщиковъ и людей способныхъ корчевать корни деревъ. Такіе тридцать человѣкъ дороже намъ тысячи людей, которыми мы уже располагаемъ.»
Назначенный губернаторомъ, Смитъ воспользовался своею властью, чтобы организовать свой трудъ. Онъ назначилъ шесть часовъ въ день для занятія земледѣліемъ и вообще культурными работами.
У него даже джентльмены научились владѣть топоромъ и лопатой, и сдѣлались превосходными дровосѣками. «Кто не работаетъ, тотъ не долженъ ѣсть»: былъ экономическій афоризмъ Смита. При немъ колонія приняла приличный видъ и стала похожа на поселеніе европейцевъ.
Къ несчастію, Смитъ не долго оставался въ Америкѣ; раненный случайнымъ взрывомъ пороха, онъ долженъ былъ отправиться въ Европу, потому что помощь виргинскихъ докторовъ оказывалась безсильной.
Смитъ справедливо считается отцемъ Виргиніи и колонизаціи саксонской расы въ Соединенныхъ штатахъ. Какъ водится всегда на свѣтѣ, современники не оцѣнили заслугъ этого великаго человѣка. То, что казалось другимъ невозможнымъ, онъ творилъ съ быстротой и проницательностью. Дѣло слѣдовало у него немедленно за мыслію; онъ умѣлъ вести людей на опасность, спасая ихъ отъ бѣдствій и страданій. Ко всему этому Смитъ отличался еще чистосердечіемъ, искренностью и честностью. Онъ первый понялъ, лучше всѣхъ, что истинный интересъ Англіи заключается не въ виргинскомъ золотѣ и въ быстромъ обогащеніи, а въ организаціи правильнаго и энергичнаго промышленнаго труда. «Здѣсь не на что болѣе надѣяться, какъ на собственный трудъ», говорилъ онъ. И Смитъ твердо держался этого правила. За то всякій разъ когда онъ оставлялъ колонію или для новыхъ открытій или для поѣздки въ Англію, колонисты впадали немедленно въ праздность и забывали о будущемъ. Запасы пищи истощались быстро, съ индѣйцами затѣвались ссоры, начинались грабежи, а иногда дѣло доходило до того, что колонисты, какъ нищіе, просили Христа ради, вишу у индѣйцевъ. И человѣкъ, оказавшій столько услугъ, не имѣлъ ни своего собственнаго ноля, ни своего дома. Онъ умеръ неоцѣненный тѣми, кто исключительно ему былъ обязанъ всѣмъ своимъ счастьемъ.
Особенное процвѣтаніе колоній начинается съ того момента, когда наплывъ новыхъ эмигрантовъ, находившихся въ болѣе независимыхъ отношеніяхъ къ лондонской компаніи, позволилъ надѣлить каждаго земельной собственностью, и когда развилось воздѣлываніе табаку. Колонизація юга Америки обязана по преимуществу культурѣ этого растенія и ей же обязана Америка основаніемъ своего благосостоянія.
Съ табакомъ познакомили Англію первые авантюристы экспедиціи Ролея, выучившись сами очень скоро курить у индѣйцевъ. Индѣйцы, не употреблявшіе ни вина, ни опіума, пользовались табакомъ какъ средствомъ для возбужденія нервной системы. Первые авантюристы вошли скоро во вкусъ куренія и также скоро познакомили съ табакомъ Англію, не смотря даже на книгу, написанную королемъ Яковомъ противъ этого проклятаго растенія. Запросъ на табакъ сдѣлался такъ великъ, и выгоды, предлагаемыя за него, такъ значительны, что колонисты принялись за воздѣлываніе его съ какой-то лихорадочною дѣятельностью. Улицы и площади колоній засѣвались табакомъ, и колонистамъ не разъ грозила голодная смерть оттого, что, обративъ все свое вниманіе на табакъ, они забывали сѣять хлѣбъ.
Табакъ былъ долгое время единственнымъ вывознымъ продуктомъ Виргиніи, и замѣнялъ въ колоніяхъ деньги. Такъ жалованье священникамъ и чиновникамъ выдавалось табакомъ. Табакомъ же выплачивалась большая часть податей- и какъ цѣнность табака зависѣла отъ его урожая, то колоніальный совѣтъ устанавливалъ ежегодно его денежную единицу, которою опредѣлялась цѣна говядины, хлѣба и другихъ предметовъ продовольствія. Когда въ 1620 году компанія отправила первый транспортъ женщинъ «чистыхъ и непорочныхъ», то рука каждой изъ нихъ уступалась за 120 до 150 фунтовъ табаку. На слѣдующій годъ цѣна женъ удвоилась.
Въ одномъ изъ условій колонизаціи Виргиніи лежало начало рабства, кончившагося той страшной междоусобной войной, свидѣтелемъ которой было наше время. Очень часто случалось, что эмигрантъ, неимѣвшій средствъ для переселенія, дѣлалъ долги. Должники, закабалявшіеся такимъ образомъ, являлись настоящими крѣпостными своихъ хозяевъ. Изъ этого порядка вещей скоро возникли разныя злоупотребленія. Люди, на доставку которыхъ въ Виргинію издержки не превышали 8 и 10 фунтовъ, продавались иногда за 40, 50 и даже 60 фунтовъ. Доставка кабальныхъ сдѣлалась скоро спекуляціей и аферисты, занимавшіеся такимъ постыднымъ дѣломъ, сманивали неопытныхъ юношей, прислугу и всякихъ людей безъ дѣла, переселяться въ страну, гдѣ золото, по ихъ словамъ, можно было загребать лопатами. Такимъ образомъ бѣлые рабочіе сдѣлались очень обыкновеннымъ предметомъ торговли. Ихъ продавали и перепродавали въ Англіи, перепродавали въ Америкѣ, совершенно какъ негровъ или какъ лошадей. Положеніе ихъ было даже хуже черныхъ невольниковъ, потому что, напримѣръ, въ 1672 году средняя цѣна бѣлому, обязанному служить пять лѣтъ, была 10 фунтовъ, а черному 20 или 25. Этотъ родъ торговли былъ тогда въ такомъ употребленіи въ Англіи, что осуждали на рабство въ Америку не только взятыхъ въ плѣнъ шотландцевъ, но даже своихъ, взятыхъ въ плѣнъ во время междоусобія. Все это подготовило введеніе въ Виргиніи рабства, такъ что, когда явился первый корабль съ черными африканцами, то общественное мнѣніе было уже совершенно на сторонѣ рабства. Заслуга этого рода принадлежитъ Джону Гаукинсу, первому, обратившему вниманіе англичанъ на выгоду торговли неграми. Онъ доставилъ большой транспортъ африканцевъ въ Испаньолу и богатое вознагражденіе, полученное имъ въ сахарѣ и жемчугѣ, обратило на себя вниманіе даже королевы Елисаветы. Гаукинсъ, какъ и всѣ торговцы неграми, былъ человѣкъ чугуннаго сердца; онъ съ похвальбой разсказываетъ о себѣ, что раззорилъ и сжегъ городъ въ 8,000 жителей, чтобы завладѣть 250 неграми. Къ стыду -Елисаветы, она покровительствовала этимъ постыднымъ дѣламъ и даже принимала участіе въ торговлѣ неграми, преслѣдуемой испанцами.
Что касается до Виргиніи, то ее познакомилъ съ африканскими невольниками голландецъ Томасъ Кейзеръ, привезшій въ 1620 году 20 рабовъ. Выгода, которая являлась отъ производства работъ неграми была слишкомъ плѣнительна для тѣхъ, кто не хотѣлъ или не могъ работать. Негры превосходно выносили дѣйствіе жаркаго климата и были гораздо способнѣе бѣлыхъ для работы подъ палящимъ солнцемъ.
Хотя первое время число бѣлыхъ рабовъ превышало число рабовъ черныхъ, такъ что, напримѣръ, въ 1671 году бѣлыхъ было 6,000, а черныхъ только 2,000; но съ теченіемъ времени черныхъ стали предпочитать бѣлымъ, потому что первые, вынося лучше климатъ, обходились гораздо дешевле въ одеждѣ и въ содержаніи. Кромѣ того бѣлые имѣли право жаловаться на дурное съ ними обращеніе; а черные дѣлать этого не смѣли. Наконецъ такъ называемыя «тюремныя пташки»; ссылавшіяся въ рабство, были опасны своею непокорностью властямъ и своимъ безпокойнымъ характеромъ. Дѣло иногда доходило даже до возмущеній. Подъ вліяніемъ этихъ обстоятельствъ, благопріятствовавшихъ развитію рабства африканцевъ, число черныхъ увеличилось съ такой быстротой, что въ 1732 году Виргинія приняла мѣры для ограниченія ихъ ввоза. Было назначено брать сначала по пяти, а потомъ и по десяти процентовъ съ каждаго ввезеннаго негра. Впрочемъ это ограниченіе не помѣшало торговлѣ. Въ промежутокъ времени съ 1671 до 1790 года, т. е. въ теченіи 119 лѣтъ, число черныхъ увеличилось съ 2,000 до 203,000, т. е. въ пропорціи 1:149, тогда какъ бѣлое населеніе съ 38,000 дошло до 450,000 или увеличилось-въ пропорціи 1:12.
При всѣхъ дурныхъ сторонахъ рабства, оно имѣло для Сѣверо-американскаго союза и свою выгодную сторону. Возможность имѣть рабочія руки дала джентльменамъ средства превратиться въ богатыхъ плантаторовъ, и достигнуть даже привычекъ феодальныхъ владѣльцевъ. Виргинскіе плантаторы, жившіе въ своихъ имѣніяхъ, усвоили всѣ достоинства и недостатки англійской аристократіи; они жили не только въ довольствѣ, но даже въ изобиліи и кто вздумалъ бы пользоваться своимъ досугомъ для развитія и обогащенія своего ума знаніями, тотъ располагалъ всѣми необходимыми для того средствами. Этотъ досугъ и возможность для развитія мысли создала цѣлую массу государственныхъ людей, оказавшихъ Сѣверо-американскому союзу громадныя услуги въ войнѣ за независимость и послѣ. Вашингтонъ, Джеферсонъ, Мадисонъ, Моирое и др. были виргинцы. Но время взяло свое и досугъ, нѣкогда, служившій для созданія Вашингтоновъ и Джеферсоновъ, превратился наконецъ въ праздную пѣнѣ, развратившую и плантаторовъ, и ихъ рабовъ.
Прошло тринадцать лѣтъ, прежде чѣмъ искатели золота и авантюристы превратились въ колонистовъ. Нужно было много хлопотъ и энергіи, чтобы достигнуть такого результата и преодолѣть всѣ* трудности, представляемыя почвой, непривычной къ труду, новымъ дѣломъ и враждебностію индѣйцевъ. Впрочемъ къ чести индѣйцевъ нужно замѣтить, что поводъ къ враждебности подали совсѣмъ не они. Когда прибыли первые переселенцы, то Погатамъ, предводитель смежнаго племени, сказалъ своимъ: «не бойтесь; они намъ не сдѣлаютъ ничего, они займутъ только клочекъ необработанной земли». Пророчество несбылось, и индѣйцевъ не только вытѣснили повсюду, ихъ истребили и еще разными юридическими софизмами европейцы усиливались оправдать свое насиліе. Искренность была бы лучше; зачѣмъ унижать себя оправданіемъ и ложью?
Пока поселенцы пускали корни на новой землѣ, всѣ силы ихъ были направлены на устройство своего водвореннаго быта. Устроившись они стали смотрѣть дальше. Колоніи не были простыми починками; кромѣ промышленныхъ, у колонистовъ были еще политическія стремленія; люди хотѣли знать свое право и свои отношенія къ метрополіи. Англичанинъ, имѣвшій голосъ въ старой Европѣ, не хотѣлъ отказаться отъ нею въ Америкѣ. Не для того, въ самомъ дѣлѣ, люди переплыли океанъ и подвергались всякимъ страданіямъ, чтобы изъ гражданъ превратиться въ рабовъ. Первая хартія, данная виргинцамъ, показалась имъ стѣснительной, власть губернатора слишкомъ большой и колонисты объявили, что политическая свобода, какой они пользовались на родинѣ, есть неотчуждаемая ихъ привилегія. Чтобы успокоить колонистовъ, губернаторъ созвалъ собраніе изъ представителей колоній и предоставилъ имъ право законодательной власти. Это было въ 1019 году, тринадцать лѣтъ спустя послѣ основанія первой колоніи. Такимъ образомъ болѣе двухсотъ лѣтъ назадъ, кучка колонистовъ требуетъ права представительства и его получаетъ. Колонисты въ этомъ случаѣ не выдумали ничего своего и ничего новаго; они перешли на новую для нихъ землю готовыми гражданами и продолжали въ Америкѣ ту самую политическую жизнь, какой жили на родинѣ. Право представительства, сложившееся такимъ образомъ на мѣстѣ, по требованію самихъ колонистовъ, было признано и утверждено за ними высшимъ совѣтомъ, засѣдавшимъ въ Лондонѣ.
Конституція, данная Виргиніи, была скопирована съ конституціи англійской, что конечно и не могло быть иначе. Въ вступленіи говорится, что новое уложеніе дается для развитія благосостоянія колонистовъ и для предупрежденія несправедливости и утѣсненія. Общественная власть формировалась изъ слѣдующихъ элементовъ: губернаторъ, назначаемый компаніею, и при немъ постоянный совѣтъ, назначаемый тою же властію, и общее собраніе, состоящее изъ членовъ совѣта и изъ депутатовъ, по два отъ каждой колоніи, собирающееся разъ въ годъ. Однимъ словомъ совершенно какъ въ Англіи: высшая власть — король, — губернаторъ; палата господъ — совѣтъ; и палата депутатовъ, образующая парламентъ.
Собранію была предоставлена законодательная власть, но губернаторъ сохранилъ право veto. Никакой законъ не могъ войти въ силу безъ утвержденія его лондонской компаніей; но въ свою очередь ни одно распоряженіе компаніи не было обязательно для колоній, безъ признанія его колоніальнымъ собраніемъ. Судебная власть должна была слѣдовать законамъ и формамъ англійскимъ.
Такимъ образомъ уже въ то отдаленное время колонисты пользовались учрежденіями, заключающими въ себѣ начало всякаго національнаго величія — самоуправленіемъ и гласнымъ, присяжнымъ судомъ.
Съ того момента, какъ виргинцы получили эту конституцію, конституцію, которую впрочемъ имъ дали не какъ милость, а на которую они заявили право, начинается твердое послѣдовательное развитіе внутренняго колоніальнаго быта на прочныхъ государственныхъ основахъ. Съ этого момента виргинцы могли страдать только отъ внѣшнихъ враговъ и отъ внѣшняго дурнаго управленія, но внутренній ихъ бытъ организовался уже твердо. Впрочемъ виргинцамъ приходилось испытать еще много бѣдствій, прежде чѣмъ они окрѣпли вполнѣ, какъ болѣе или менѣе политическое самостоятельное цѣлое. Колоніи еще нуждались въ помощи компаніи и въ ея покровительствѣ. Вторженіе индѣйцевъ и нерѣдкія кровопролитныя войны обходились виргинцамъ слишкомъ дорого, чтобы выносить ихъ своими собственными силами.
По мѣрѣ развитія колоній усиливалось и значеніе лондонской компаніи. Число членовъ ея было велико, засѣданія шумны, надежды на выгоды блистательны. Этого было достаточно, чтобы возбудить зависть короля. Воспользовавшись ничтожнымъ предлогомъ, король назначилъ комиссію для изслѣдованія дѣйствій компаніи. Конечно нашлись люди, готовые исполнить волю короля и служить ему орудіями для достиженія несправедливой цѣли, и Виргинія была признана королевской провинціей.
Паденіе компаніи не возбудило особеннаго сожалѣнія виргинцевъ. Для нихъ было рѣшительно все равно, кого имѣть своимъ верховнымъ главой — короля или компанію, лишь бы пользоваться свободой. Поэтому депутаты заявили членамъ комиссіи, присланной королемъ, что, переходя охотно во власть/ короля они просятъ только объ одномъ: чтобы губернатору не ввѣрялась абсолютная власть, и чтобы не трогали ихъ собранія.
Паденіе компаніи пошло въ пользу Виргиніи, потому что промышленная компанія, какъ бы она ни была хороша, всегда хуже, короля. Она не знаетъ ни жалости, ни стыда, для нея не существуеть общественнаго мнѣнія, и единственнымъ кумиромъ, которому она молится, — есть нажива.
По вступленіи на престолъ Карла I была утверждена имъ табачная монополія, данная виргинцамъ Яковомъ. Новый король понялъ, однако, какимъ источникомъ богатства можетъ служитъ для него эта монополія и хлопоталъ только о томъ, чтобы сдѣлаться единственнымъ факторомъ колоніи. Что же касается до внутреннихъ политическихъ учрежденій Виргинія, то онъ не обращалъ на нихъ ровно никакого вниманія.
Въ этомъ отношеніи Карлъ оказалъ большую услугу Виргиніи, потому что въ то время, когда онъ утѣснялъ своихъ ближайшихъ подданныхъ, онъ предоставилъ виргинцамъ полную свободу развиваться на свободныхъ началахъ.
Въ 1648 году въ Виргиніи считалось уже 20,000 колонистовъ; число ихъ увеличилось еще многими эмигрантами изъ аристократической партіи, искавшей послѣ своего паденія убѣжища по ту сторону океана. Эти господа отправились въ Виргинію, предпочитая ее сѣвернымъ колоніямъ пуританъ. Такимъ образомъ аристократическій духъ и роялистскія идеи старой Англіи нашли себѣ пріютъ въ Америкѣ и даже, въ лицѣ нѣкоторыхъ губернаторовъ, сильную поддержку.
Съ вступленіемъ Кромвеля въ управленіе дѣлами Англіи, была послана въ Виргинію эскадра, чтобы заставить колонистовъ признать новое правительство. Но роялизмъ виргинцевъ не шелъ такъ далеко, чтобы противопоставить безполезную непокорность, тѣмъ болѣе, что протекторъ Англіи приказалъ оставить колонистовъ въ покоѣ, если они признаютъ его республику. Условія, предложенныя Кромвелемъ, заслуживаютъ дѣйствительно глубокаго уваженія и удивленія. Онъ предложилъ виргинцамъ сохраненіе всѣхъ правъ и вольностей англичанъ; общее собраніе но прежнему должно было управлять всѣми дѣлами колоній; колонисты пользовались правомъ совершенно свободной торговли наравнѣ съ англичанами; безъ согласія общаго собранія нельзя было назначать никакихъ платежей и налоговъ, строить укрѣпленныя мѣста и формировать войско.
Послѣ такихъ правъ виргинцы поступили не совсѣмъ разсудительно, выразивъ роялистскій восторгъ при вступленіи на престолъ Карла II. Король Англіи не обратилъ особеннаго вниманія на роялистскую радость виргинцевъ и вмѣсто вольностей, данныхъ и признанныхъ Кромвелемъ, онъ напротивъ покусился на свободу и привилегіи колонистовъ. Вмѣсто собранія, собиравшагося прежде ежегодно, онъ назначилъ собраніе постоянное въ родѣ англійскаго парламента. Губернатору одному принадлежало право его распустить. Понятно, что виргинцы не могли остаться довольны подобнымъ вниманіемъ къ нимъ короля и начали обнаруживать духъ неповиновенія и непокорности, который въ свою очередь не могъ нравиться Карлу II. Тогда въ видахъ благоденствія своихъ подданныхъ и для водворенія между ними мира и порядка, Карлъ задумалъ лишить ихъ выборнаго права. Неограничиваясь отнятіемъ политическихъ правъ, Карлъ взялъ на себя заботу еще и о совѣсти. Англиканская церковь была признана единственной и господствующей; противъ диссидентовъ были введены суровыя наказанія и священникамъ англиканской церкви назначено громадное содержаніе.
Заботясь въ такой мѣрѣ о совѣсти людей, Карлъ не обращалъ особеннаго вниманія на ихъ умственныя способности. Губернаторъ Беркелей, человѣкъ съ понятіями деспотическими и отсталыми, формулировалъ весьма мѣтко просвѣтительныя тенденціи Карла слѣдующими словами: «священники должны больше молиться, и меньше проповѣдывать. Слава Богу, у насъ нѣтъ еще ни школъ, ни типографій, и я надѣюсь, что еще и чрезъ сто лѣтъ мы ихъ имѣть не будемъ; только знаніе ввело въ міръ неповиновеніе, ереси и секты; типографіи способствовали ихъ распространенію и опозорили лучшія правительства. Да сохранитъ насъ Богъ отъ этихъ двухъ бѣдствій.»
На этомъ еще не остановились несчастія виргинцевъ, которыхъ какъ будто нарочно, по какому-то злополучному року, преслѣдовали англійскіе короли.
Для усиленія морского и промышленнаго могущества Англіи, Кромвель придумалъ такъ называемый навигаціонный актъ. Имъ предполагалось монополизировать Навигацію, чтобы ослабить Голландію и дать англичанамъ господство на моряхъ и рынкахъ міра. Было постановлено, что международную торговлю могутъ вести только одни англичане; иностранцы могли привозить въ Англію только произведенія своихъ странъ; торговля Англіи съ ея колоніями и со всѣмъ остальнымъ міромъ могла производиться только на корабляхъ, построенныхъ въ Англіи, принадлежащихъ англичанамъ и имѣющихъ англійскій экипажъ.
Англійскіе купцы не остановились однако на этомъ и просили, чтобы имъ предоставили полную монополію въ колоніяхъ. При Кромвелѣ имъ это не удалось, потому что Виргиніи были предоставлены такія же нрава какъ и Англіи; но но время реставраціи парламентъ, желавшій развить и поощрить англійскую торговлю, не особенно задумывался надъ выборами средствъ.
Было постановлено, что вывозная и ввозная торговля Англіи съ Азіей, Африкой и Америкой должна производиться только на судахъ, построенныхъ въ Англіи или въ колоніяхъ; хозяинъ судна, капитанъ и три четверти экипажа должны быть англичанами; никто, кромѣ природнаго англичанина, не могъ быть торговцемъ или факторомъ въ колоніяхъ; наконецъ только однимъ англичанамъ предоставлялось право вывозить сахаръ, табакъ, хлопокъ, индиго и не иначе какъ въ Англію; и чтобы мѣра эта исполнялась безусловно, комиссіонеры или торговцы, отправлявшіеся съ товаромъ на американскихъ судахъ, должны были вносить залогъ, какъ ручательство того, что постановленіе будетъ исполнено.
Какъ всѣ эти мѣры ни были тяжелы для колоній, но Англія, державшаяся тогда политики ужъ черезъ чуръ своекорыстной, ухитрилась придумать стѣсненія еще большія. Англія была признана единственнымъ рынкомъ не только колоній, но и цѣлаго міра. Колоніальные продукты могли быть продаваемы только въ Англіи и уже оттуда имѣли право расходиться по всѣмъ частямъ свѣта. Наконецъ англійскіе купцы придумали не только ограничить фабричное производство предметовъ, которые могли соперничать съ англійскими произведеніями на постороннихъ рынкахъ, но и присвоили себѣ исключительное право снабжать американцевъ не обходимыми имъ предметами.
Такими остроумными мѣрами, очень благодѣтельными для англійскихъ купцовъ, американская промышленность была принесена въ жертву промышленности англійской. Въ 1671 году Берклей писалъ королю, что мѣры парламента, допускавшія американцамъ сношенія только съ Англіей, служатъ такимъ могущественнымъ препятствіемъ для развитія колоніальной торговли и навигаціи, что въ Виргиніи не можетъ установиться культура растеній наиболѣе свойственныхъ тамошнему климату, напримѣръ, хлопчатника, винограда, оливы. Американцы не могутъ добыть ни одного знающаго человѣка для шелководства, подающаго большія надежды; что если бы какой нибудь американецъ вздумалъ продать мнѣ англійскихъ владѣній кусокъ дерева, или мѣшокъ хлѣбныхъ зеренъ, то такое дѣйствіе сочли бы за преступленіе. И если бы все это служило на пользу короля, то, какъ выражался Берклей, не было бы причины жаловаться, какъ бы ни были велики страданія; «но клянусь моею совѣстью, продолжаетъ онъ, что все это напротивъ, и вотъ въ чемъ причина, что въ колоніяхъ не строятъ кораблей ни большихъ, ни малыхъ.»
Англійская торговая система привела къ тому, что колонисты снабжались англичанами всѣми рѣшительно мануфактурными произведеніями. Не смотря на то, что американцы имѣли у себя превосходнѣйшихъ овецъ, сукно доставлялось къ нимъ изъ Англіи. Они имѣли своихъ буйволовъ и отличный скотъ, а кожами снабжали ихъ англичане, въ то время, какъ сырыя кожи у американцевъ гнили безъ всякаго употребленія. Не смотря на превосходные лѣса, самыхъ разнообразныхъ породъ, англичане снабжали американцевъ столами, стульями, ящиками, табуретами, экипажными колесами и, что повидимому невѣроятно, даже березовыми метлами.
Колоніальная система, не говоря уже про ея политическую несправедливость, была для Америки страшнымъ зломъ въ экономическомъ отношеніи. Колонистовъ раззоряли, чтобы дать возможность наживаться нѣсколькимъ англійскимъ купцамъ. Въ продажѣ своихъ собственныхъ произведеній американцы терпѣли не меньшій же убытокъ; цѣна табаку упала, потому что было мало покупщиковъ; цѣны же ввозныхъ предметовъ поднялись, потому что торговля была парализована.
Такой порядокъ вещей могъ вести только къ раздору, потому что съ одной стороны создавалъ утѣснителей, съ другой утѣсненныхъ. Но виргинцы были не такой породы, чтобы отдали себя въ кабалу, безъ всякой борьбы. Слѣдовательно, невыгодный для нихъ законъ могъ быть поддерживаемъ силой. Сила же, или правильнѣе насиліе, вело лишь къ противодѣйствію, возбуждало постоянное раздраженіе утѣсненныхъ и посѣвало сѣмена глубокой вражды къ метрополіи, вражды, которая должна была привести къ кризису.
Но этимъ не кончились бѣдствія Виргиніи. Девять лѣтъ спустя послѣ реставраціи, король вздумалъ дать на нее концессію лорду Кольнеру; а четыре года спустя, онъ отдалъ въ пользованіе двухъ своихъ любимцевъ всѣ земли и воды, носящія названіе Виргиніи, иначе сказать, всѣ колоніи, со всѣми ихъ воздѣланными землями. Правда, такая дѣйствительно чудовищная щедрость была ограничена всего тридцать однимъ годомъ. Но и этого было совершенно достаточно, чтобы привести виргинцевъ въ справедливое негодованіе.
Виргинцы отправили къ Карлу II прошеніе, въ которомъ писали съ должной почтительностью, что не желаютъ подчиняться тѣмъ, кому они отданы его величествомъ въ управленіе; ибо и такъ платятъ королю больше того, что оставляютъ себѣ. Трудясь для выгоды короля и желая быть еще болѣе полезными королю и странѣ, они просятъ его почтительно неотдавать ихъ людямъ, которые такіе же подданные, какъ и они, и гарантировать ихъ на будущее время отъ всякаго риска подвергнуться рабству.
Съ этимъ прошеніемъ были отправлены выборные, весьма энергично отстаивавшіе права и вольности своихъ довѣрителей. Удалось ли бы выборнымъ добиться благопріятнаго результата — неизвѣстно; но пока они хлопотали, выведенная изъ терпѣнія Виргинія возмутилась.
Старикъ Беркелей немедленно написалъ королю о высылкѣ солдатъ и увѣрялъ Карла, что виргинцы хотятъ свергнуть съ себя иго метрополіи. Карлъ повѣрилъ всему, отправилъ войска, но когда они прибыли на мѣсто, усмирять уже было некого, потому что съ внезапной смертью предводителя возстанія все усмирилось само собою.
Берклей могъ бы на этомъ и успокоиться; но во-первыхъ для примѣра, а во-вторыхъ для возстановленія авторитета власти онъ наполнилъ всѣ тюрьмы безпокойными людьми и повѣсилъ двадцать два человѣка. За такое усердіе Карлъ II назвалъ его старымъ дуракомъ и замѣтилъ весьма справедливо, что Берклей отнялъ за ничтожное дѣло, въ своей бѣдной странѣ, больше жизней, чѣмъ онъ, Карлъ II, мстя за смерть своего отца. И это было справедливо, потому что Карлъ казнилъ только шесть цареубійцъ.
Усердіе Берклея не принесло ему однако пользы. Король не только осудилъ его жестокость, объявивъ виргинцамъ, что Берклей поступилъ противъ его приказаній и оскорбилъ его королевское милосердіе, но вскорѣ отозвалъ его въ Аиглію. Впрочемъ еще до королевской прокламаціи виргинцы приняли свои мѣры: они вотировали губернатору адресъ, въ которомъ просили не проливать болѣе крови. «Если бы мы его не остановили, сказалъ одинъ членъ собранія, онъ повѣсилъ бы половину страны.»
Виргинское возмущеніе дало королю поводъ сжать еще болѣе права колоній. Что же касается до коммерческой и промышленной свободы, то система монополій усилилась до небывалаго размѣра. Губернаторъ Никольсонъ доносилъ парламенту, что со времени навигаціоннаго акта цѣна на табакъ упала до такой степени, что плантаторамъ не на что одѣваться. И тотъ же Никольсонъ жаловался, что у виргинцевъ республиканскіе принципы и что не мѣшало бы подчинить управленіе всѣхъ колоній особому вице-королю и снабдить его сильнымъ войскомъ для поддержанія внутренняго спокойствія. Однимъ словомъ, Англія смотрѣла на Виргинію, какъ на подчиненную страну, существующую единственно для наживы "англичанъ.
III.
правитьИсторія колонизаціи Виргиніи показываетъ, что политика англійскаго парламента и англійскихъ королей, и не больше какъ эта политика, возбудила недовольство колонистовъ и поселила въ нихъ желаніе освободиться отъ опеки метрополіи. Если бы не было этихъ утѣсненій, то населеніе Виргиніи, состоявшее изъ всякаго сброда авантюристовъ, аристократовъ, бѣжавшихъ отъ долговъ и отъ преслѣдованій, никогда бы не задумала заявить неудовольствіе противъ королевской власти, а тѣмъ болѣе питать республиканскія идеи и стремиться къ независимости.
Не ту роль играютъ колонисты сѣвера, о которыхъ я буду говорить въ настоящей главѣ.
Какъ читатель помнитъ, король Яковъ отдалъ американскія владѣнія двумъ компаніямъ: южной, засѣдавшей въ Лондонѣ, и исторіи которой была посвящена предъидущая глаза, и сѣверной, образовавшейся изъ купцовъ Бристоля и Плимута.
Разсказы капитана Смита, — того самого, который явился благодѣтелемъ виргинцевъ, — несмотря даже на ихъ преувеличеніе, не привлекали охотниковъ поселиться на болѣе холодномъ сѣверѣ. Не помогли также и привилегіи Карла I.
Чтобы могли найтись люди, которыхъ бы не испугалъ холодный климатъ, мало плодородная земля, покрытая непроницаемыми лѣсами, и сосѣдство дикарей, требовался двигатель болѣе сильный, чѣмъ денежная выгода. Этимъ двигателемъ явились религіозныя * идеи.
Еще до реформы Лютера было уже въ Англіи религіозное движеніе, имѣвшее по сущности идей непосредственную связь съ религіознымъ раціонализмомъ Германіи.
Въ то время, какъ вся Европа предпринимала у себя религіозныя преобразованія, и заявила стремленіе освободиться отъ опеки папы, Генрихъ VIII англійскій, увлеченный общимъ потокомъ, явился тоже реформаторомъ. Но его реформа заключалась только въ томъ, чтобы вмѣсто папы римскаго превратить въ папу самого себя. Придумавъ новую церковь, онъ не отдѣлился отъ католиковъ и не присталъ къ протестантамъ. Протестанты ненавидѣли его какъ католика, а католики отталкивали, какъ ересіарха, не смотря на то, что онъ сохранилъ въ своей церкви сущность и формы католицизма. Онъ сохранилъ всю церковную іерархію, многіе старинные обычаи, къ которымъ привыкъ народъ, офиціальную одежду духовенства и многое другое. Яковъ I замѣтилъ довольно остроумно, что служба англиканской церкви больше ничего какъ таже католическая обѣдня, но пропѣтая хуже.
Парламентъ, не смотря на такое отсутствіе дѣйствительнаго смысла въ Генриховой реформѣ, предписалъ подъ страхомъ жестокихъ наказаній, строгое исполненіе новыхъ церемоній. Далѣе было узаконено, чтобы вся Англія подчинилась новымъ церковнымъ правиламъ. Этого было совершенно достаточно, чтобы возбудить религіозныя волненія въ людяхъ, имѣвшихъ на религію взглядъ болѣе глубокій и знакомыхъ уже съ идеями болѣе возвышенными. Пуритане, желавшіе кое-чего другого, не остались довольны тѣмъ, что римское иго замѣнили игомъ домашнимъ. Они увѣряли, что все навязываемое имъ есть человѣческая выдумка и что только библія есть единственный, непреложный и неоспоримый законъ.
Не смотря на простоту такого ученія, незаключавшую въ себѣ невидимому ничего опаснаго ни церкви, ни религіи, ни монархизму, англійскіе короли усмотрѣли въ немъ великую опасность, грозившую ихъ благоденствію. Признавая только библію, пуритане очевидно отвергали короля и духовную власть. А отвергая то и другое, они, слѣдовательно, стремились къ полной свободѣ мнѣнія, не хотѣли власти, единственнымъ судьею человѣческихъ поступковъ признавали не короля и его духовную іерархію, а только библію. Этого было совершенно достаточно, чтобы вызвать противъ пуританъ гоненія, и нужно сказать правду, что Англіи въ этомъ отношеніи обнаружила замѣчательную энергію. Такъ въ 1593 году было предложено изгнать всѣхъ пуританъ, подобно тому какъ это сдѣлала Испанія съ маврами. Такая мѣра казалась наиболѣе дѣйствительной для очистки Англіи отъ опасныхъ людей, потому что ни пытки, ни тюрьма, ни казни не смирили вольнодумцевъ. Преслѣдованіе, создававшее мученичество, не уменьшало, а увеличивало число пуританъ. При Елисаветѣ была принята даже вполнѣ инквизиціонная мѣра. Велѣно было спрашивать подъ присягой религіозныя мнѣнія, и всѣ признанные такимъ образомъ пуритане, если въ теченіи трехъ мѣсяцевъ они не откажутся отъ своихъ убѣжденій, должны были оставить королевство. Кто возвратится — подвергнется смертной казни.
Возшествіе на престолъ Якова I, котораго Сюлли очень мѣтко назвалъ самымъ ученымъ дуракомъ Европы, нисколько не улучшило положенія пуританъ. Онъ говорилъ, что вовсе не хочетъ пуританской свободы, что онъ желаетъ доктрину и дисциплину, религію существенную и обрядную. Онъ видѣлъ очень вѣрно за пуританской религіозной свободой свободу политическую, и потому когда пуритане просили у него позволенія собираться, и разсуждать свободно въ своихъ собраніяхъ, то Яковъ I очень хорошо понялъ, къ какого рода разсужденіямъ можетъ привести такое право: «вы хотите шотландскаго пресвитеріанства, которое такъ же хорошо сходится съ монархіей, какъ небо съ нечистой силой. У васъ соберутся Джекъ, Томъ, Виль, Дикъ и станутъ разбирать по своему усмотрѣнію меня, мой совѣтъ и всѣ наши мѣры. Виль встанетъ и скажетъ: это должно быть такъ; а Дикъ ему отвѣтитъ: нѣтъ, будетъ такъ. Вотъ что заставляетъ меня повторить вамъ еще разъ, что только король одинъ можетъ все разбирать и все рѣшать.» Потомъ, обратившись къ епископамъ, онъ сказалъ, что считаетъ іерархію самой прочной поддержкой трона. Про пуританъ же прибавилъ: «Я ихъ заставлю подчиниться или выгоню вонъ изъ Англіи, или же сдѣлаю имъ что нибудь еще хуже — я ихъ просто велю повѣсить, вотъ и все!»
Было очевидно, что отъ Якова пуританамъ ждать было нечего, а особенно такимъ отчаяннымъ людямъ, какъ индепендеиты.
Индепенденты тѣже пуритане, ушедшіе нѣсколько дальше въ своей религіозной философіи. Первые пуритане смотрѣли на англиканскую церковь, какъ на храмъ Божій, требовавшій очищенія. Индепенденты или сепаратистй отвергали всякую связь съ церковью Генриха VIII; они утверждали, что англиканская церковь совершенно испорчена и вовсе нехристіанская, ея законы и таинства не имѣютъ никакого значенія, и что, слѣдовательно, съ нею невозможно имѣть ничего общаго.
Ссылаясь на одну библію, индепенденты говорили, что не должно быть ни епископовъ, ни іерархіи; что христіанское общество, соединяющееся для прославленія Бога, составляетъ уже само собой независимую церковь, непогрѣшимую, имѣющую полную юрисдикцію для управленія своими дѣлами, и ненуждающуюся ни въ свѣтской, ни въ духовной власти. По ученію индепендентовъ право проповѣдыванія не составляло исключительнаго преимущества духовныхъ лицъ. Всякій способный и благочестивый человѣкъ могъ быть священникомъ по выбору членовъ; они же могли лишить его обязанности и поставить въ ряды простыхъ христіанъ.
Въ этой пуританской доктринѣ заключались всѣ сѣмена республиканизма; достаточно было дать ученію свѣтскій, политическій характеръ, чтобы создать чистую демократію. Поэтому понятно, что индепенденты навлекали на себя особенное нерасположеніе англійскихъ королей и что ихъ преслѣдовали болѣе чѣмъ кого либо. Положеніе ихъ въ Англіи сдѣлалось наконецъ до того невыносимо, что наиболѣе пылкіе, предводимые своимъ пасторомъ Джономъ Робинзономъ, «человѣкомъ, равнаго которому невозможно было найти», удалились въ Голландію, гдѣ, какъ они выражались, «всѣ пользовались полной религіозной свободою».
Въ Голландіи они прожили нѣсколько лѣтъ въ покоѣ, но въ нуждѣ; каждый день число членовъ убывало, и маленькая церковь ихъ не пополнялась ни выходцами изъ Англіи, ни голландскими прозелитами. Рѣшившись остаться англичанами и желая распространить свою доктрину, которую они считали единственно истинною, изгнанники задумали переселиться на какую нибудь англійскую землю, гдѣ, найдя защиту противъ преслѣдованій епископовъ, они не лишались бы своихъ гражданскихъ нравъ. Однимъ словомъ, они хотѣли найти такое убѣжище, гдѣ бы могли свободно поучать и проповѣдывать свои религіозныя убѣжденія, Америка представлялась имъ мѣстомъ наиболѣе соотвѣтствующимъ ихъ желаніямъ. Людей привыкшихъ къ ссылкѣ, испытавшихъ всякія страданія, поддерживаемыхъ вѣрою и неожидавшихъ ничего отъ изгнавшей ихъ родины, не могли пугать опасности эмиграціи.
Когда индепенденты обратились къ Якову съ просьбой о дозволеніи имъ переселиться въ Америку и о свободномъ отправленіи тамъ своей религіи, то Яковъ одобрилъ ихъ проэктъ и съ своимъ обыкновеннымъ педантизмомъ замѣтила., что рыболовство — занятіе честное, которому посвящали свои досуги апостолы. Что же касается до религіозной терпимости, то положительныхъ гарантій Яковъ не обѣщалъ имъ никакихъ. Вслѣдствіе этого пуритане обратились съ просьбой къ южной виргинской компаніи уступить имъ часть земли въ предѣлахъ ея владѣній. Компанія, желавшая поощрить эмиграцію, и владѣвшая еще слишкомъ громадными пустырями, легко согласилась на ихъ просьбу.
Въ ноябрѣ 1620 года эмигранты, въ числѣ ста человѣкъ, пустились въ путь. Ихъ благословилъ на дорогу Робинзонъ, оставшійся самъ въ Голландіи. Въ своихъ напутственныхъ словахъ Робинзонъ высказалъ свободу мнѣнія, еще неизвѣстную въ то время относительно прогрессивности религіи.
Хотя пилигримы плыли къ берегамъ Гудсоновой рѣки, гдѣ впослѣдствіи былъ основанъ Нью-Іоркъ, но капитанъ корабля направилъ его далеко болѣе на западъ, и послѣ четырехъ мѣсяцевъ самаго труднаго плаванія, судно пристало не къ виргинской землѣ, куда предполагалось, а къ мѣстности, уступленной сѣверной компаніей. Суровое время года, усталость и морская болѣзнь принудили пуританъ высадиться. Избранное для колоніи мѣсто они назвали Новымъ Плимутомъ, въ воспоминаніе своей родины въ Англіи.
Высадившись, пуритане заключили между собою актъ, замѣчательный какъ обращикъ той гражданской зрѣлости, которая руководила переселенцами. «Мы, нижеподписавшіеся, говорилось въ немъ, между прочимъ, предпринявшіе во славу Божію и для распространенія христіанской религіи плаваніе для основанія первой колоніи на сѣверѣ Виргиніи, признаемъ торжественно и взаимно, что настоящимъ актомъ соединяемся въ политическое гражданское цѣлое, чтобы сохранить между нами порядокъ и достигнуть цѣли, какую мы себѣ предположили. Въ силу настоящаго акта мы установимъ такіе законы, постановленія и учрежденія, и изберемъ такихъ исполнителей, которые будутъ наиболѣе соотвѣтствовать нашимъ желаніямъ въ видахъ достиженія общаго благоденствія нашей колоніи.»
Переселенцы, прибывшіе на новую для нихъ землю, находились въ положеніи весьма печальномъ. Время года было самое убійственное. То была глубокая зима, которая въ Америкѣ гораздо суровѣе, чѣмъ подъ той же широтой въ Европѣ. Они не видѣли ничего кромѣ непривлекательной пустыни, дикихъ животныхъ и дикихъ людей, до того ими невидѣнныхъ, не зная степени опасности, грозившей имъ съ ихъ стороны. Сзади ихъ былъ безпредѣльный океанъ, впереди безграничная пустыня; оставалась надежда только на небо и на собственныя силы.
Первымъ дѣломъ, конечно, было заняться постройками жилищъ, что оказалось вовсе не легко для людей на половину больныхъ; другой помѣхой были морозъ и дурное время года. Даже весна не принесла эмигрантамъ облегченіи; смертность почти не уменьшалась; а остававшіеся въ живыхъ дряхлѣли съ необычайной быстротой. Объ удобствахъ жизни нечего было и говорить. Живые были едва въ состояніи хоронить мертвыхъ, а здоровые были не въ состояніи ухаживать за больными. Было время, когда всего семь человѣкъ могли заботиться о больныхъ. Прекратившіяся болѣзни не облегчили положенія переселенцевъ, за болѣзнями наступилъ недостатокъ въ пищѣ. Новый транспортъ эмигрантовъ, прибывшихъ осенью слѣдующаго года, безъ провизіи, принудилъ колонистовъ жить въ теченіи шести мѣсяцевъ на половинной порціи. Нѣкоторые изъ нихъ ослабѣли отъ голода до того, что едва могли стоять на догахъ. Бѣдность и лишенія тянулись долго. Даже на третій годъ случалось, что провизія истощалась въ такой мѣрѣ, что вечеромъ не знали, будетъ ли что ѣсть утромъ. Лучшимъ блюдомъ, которымъ угощали гостей, были морскіе раки и рыба, хлѣба же совсѣмъ не было и питьемъ служила только вода. Рогатый скотъ явился только на четвертый годъ.
Въ началѣ была установлена общая собственность, но колонисты нашли этотъ порядокъ не совсѣмъ удобнымъ, такъ что въ 1623 году было рѣшено давать каждому семейству отдѣльный клочекъ земли, съ нравомъ пользованіи, но безъ права наслѣдства. Этотъ новый порядокъ возбудилъ общую дѣятельность до того, что даже женщины и дѣти ходили на полевыя работы.
По мѣрѣ того какъ развивалось земледѣліе и увеличивались запасы хлѣба, стали расширяться и торговыя сношенія колонистовъ, потому что индѣйцы, предпочитая охоту, оставили совершенно земледѣліе, расчитывая вымѣнивать хлѣбъ у колонистовъ. Вскорѣ торговыя сношенія колонистовъ съ индѣйцами приняли довольно широкіе размѣры. Индѣйцы доставляли шкуры пушныхъ звѣрей и получали въ замѣнъ ихъ европейскія мануфактурныя произведенія.
Къ чести пуританъ нужно замѣтить, что никто изъ англійскихъ переселенцевъ, кромѣ квакеровъ, не уважалъ въ такой степени человѣческихъ правъ индѣйцевъ, какъ они; и потому понятно, что сосѣдство индѣйцевъ приносило имъ только пользу. Тамъ, гдѣ основали пуритане свою первую колонію, нѣсколько лѣтъ раньше эпидемія истребила все мѣстное населеніе. Колонисты нашли много слѣдовъ былой жизни, но ни одного живаго человѣка. Экспедиція, посланная внутрь страны, не видѣла ничего кромѣ пустыни. Встрѣченная было толпа индѣйцевъ скрылась безъ слѣда. Но разъ въ колонію пуританъ явился индѣецъ и сказалъ имъ по-англійски: «будьте здоровы, англичане!» Именемъ своего племени онъ пригласилъ иностранцевъ взять въ свое владѣніе землю, на которой не осталось ни одного живого человѣка, имѣвшаго право предъявить на нее право собственности. Послѣ этого пришелъ къ колонистамъ самъ предводитель племени. Онъ былъ принятъ съ почетомъ, какой дозволяли слабыя средства переселенцевъ. Между индѣйцами и колонистами былъ заключенъ дружественный договоръ и обѣ стороны обѣщали не только воздерживаться отъ обоюдныхъ обидъ; но и подавать другъ другу помощь въ случаѣ нападеній другихъ племенъ. Договоръ этотъ соблюдался свято съ обѣихъ сторонъ въ теченіе полувѣка. Дружественный договоръ скрѣпился еще болѣе трактатомъ коммерческимъ — индѣйцы обязывались доставлять шкуры пушныхъ звѣрей.
Впрочемъ съ другой стороны индѣйцамъ не было расчета держать себя непріязненно. Такъ, однажды, предводитель могущественнаго туземнаго племени въ знакъ своей непріязни вздумалъ прислать колонистамъ пукъ стрѣлъ, завернутыхъ въ шкуру гремучей змѣи. Въ отвѣтъ ему послали въ той же кожѣ порохъ и свинецъ и глаза могущественнаго племени почувствовалъ тотчасъ же желаніе заключить союзъ съ людьми, владѣвшими такимъ страшнымъ оружіемъ защиты.
Что касается до внутренняго управленія колоніи, то оно было основано нѣсколько на иныхъ началахъ, чѣмъ въ Виргиніи. Догововоръ былъ заключенъ между сорока глазами семействъ, людьми равными но вѣрѣ, но средствамъ, по страданіямъ, вынесеннымъ въ жизни и но своимъ стремленіямъ. Между ними не было ни благородныхъ лордовъ, собственниковъ земли, ни колонистовъ, снимавшихъ у нихъ за извѣстную плату землю. Однимъ словомъ, это были люди равные во всѣхъ отношеніяхъ, вышедшіе изъ одной среды и провозгласившіе у себя вмѣстѣ съ свободой политической свободу религіозную. Изъ этихъ двухъ основныхъ принциповъ развилась конституція всего Сѣверо-американскаго союза и въ этомъ секретъ его быстраго, гигантскаго политическаго и экономическаго роста.
Пока нью-плимутская колонія была еще мала, въ ней не было да и не зачѣмъ было быть представительству. Общія дѣла рѣшались всѣми наличными глазами семействъ на общей сходкѣ. Составъ управленія былъ слѣдующій: губернаторъ, избираемый общей подачей голосовъ, при немъ совѣтъ изъ пяти членовъ и затѣмъ общее собраніе изъ представителей семействъ. Только впослѣдствіи, когда число колоній увеличилось и когда оказалось неудобнымъ собираться всему, раскинутому на большомъ пространствѣ, населенію, была принята система представительства посредствомъ выборныхъ.
Пуритане, образовавшіе колонію не только на землѣ имъ, не принадлежавшей, но даже и не на той, на которой имъ было дозволено поселиться, понимали очень хорошо юридическую и политическую непрочность своего положенія. Къ нимъ могла придраться всегда плимутская компанія и наложить свою руку англійскій король. Слѣдовательно, было необходимо обезпечить себя противъ опасности съ этой стороны. Вотъ почему колонисты хотѣли, чтобы ихъ поселеніе было признано и утверждено компаніею и правительствомъ. Въ 1629 году они получили отъ совѣта Плимутской компаніи концессію на колонизацію и право пользоваться всѣми привилегіями компаніи. Иначе сказать колонистамъ предоставлялось право свободнаго управленія.
Но одной концессіи Плимутской компаніи было еще недостаточно: колонистамъ могла грозить опасность со стороны англійскаго правительства, слѣдовательно было нужно, чтобы концессія эта получила королевское утвержденіе. Пока шли объ этомъ переговоры, случилось виргинское возмущеніе и Яковъ II отложилъ утвержденіе колоніальной хартіи. Это было въ 1684 г., а въ 1690 г. Нью-нлимутскія колоніи были присоединены къ Массачуссетсу.
Нью-плимутская колонія не представляетъ, повидимому, ровно ничего такого, чтобы могло привлекать къ ней особенное вниманіе историка и мыслящаго человѣка. Учреждаютъ ее сто бѣглецовъ, преслѣдуемыхъ правительствомъ, нѣтъ у этихъ бѣглецовъ ни матеріальныхъ средствъ для основанія широкаго промышленнаго или торговаго предпріятія, ни политическаго могущества, ни военныхъ дарованій и духа авантюризма, способнаго вести людей на блестящія, громкія дѣла. Только вѣра и глубокое убѣжденіе въ свою правоту и въ истинность своего религіознаго міровоззрѣнія подкрѣпляютъ людей въ ихъ напастяхъ и служатъ имъ путеводной звѣздой, сулящей лучшее будущее и дающей увѣренность въ успѣхѣ ихъ праваго дѣла.
А между тѣмъ именно на эту кучку людей и обращаютъ все свое вниманіе историкъ и мыслитель; именно въ ней они ищутъ и находятъ разгадку современнаго величія и могущества сѣвероамериканскаго союза. Не матеріальная сила пуританъ играетъ роль, ибо ея вовсе не было; игралъ роль тотъ духъ, которымъ были одушевлены переселенцы; духъ этотъ, распространяясь въ смежныя колоніи, одушевилъ и охватилъ наконецъ весь Союзъ. Пуритане внесли съ собой на новую землю очищенное начало гражданской прогрессивности, оставивъ старыя заблужденія старой Англіи и потому когда пришлось потомъ старымъ началамъ вступить въ борьбу съ новыми, старыя не устояли. «Великія дѣла, сказалъ одинъ изъ первыхъ губернаторовъ пуританскихъ колоній, вытекаютъ изъ слабыхъ начинаній; и какъ маленькій факелъ можетъ зажечь тысячи другихъ, такъ и свѣтъ, исходящій отсюда, можетъ служить многому числу людей, и, можетъ быть, всей нашей націи». И свѣтъ пуританскихъ принциповъ озарилъ дѣйствительно всю Америку; простые строгіе нравы, неуклонная энергія и гражданская равноправность послужили основой американской демократіи и ея демократической свободы. Въ этомъ весь секретъ и въ этомъ все величіе пуританизма, водворившагося на американской почвѣ. Впрочемъ главную роль въ соціальномъ воспитаніи американскаго Союза играли не нью-плимутскія колоніи, а Массачусетсъ.
Массачусетсъ былъ главнымъ ядромъ и силой пуританизма; во всѣхъ вопросахъ коренной, существенной важности являлся рѣшителенъ Бостонъ, главный городъ этого штата. Въ немъ же началось первое движеніе въ борьбѣ за независимость. Причина первенствующей роли Массачуссетса, и по преимуществу Бостона, заключалась въ нравственномъ превосходствѣ его населенія. Это былъ народъ наиболѣе развитой, энергичный, нравственный и благочестивый. И до сихъ поръ осталось за Бостономъ его нравственное вліяніе.
Колонизація Массачуссетса началась вслѣдъ за колонизаціей) Нью-Плимута. Первые переселившіеся пуритане хотя и не скрывали отъ своихъ оставшихся на родинѣ собратій трудностей и опасностей, встрѣтившихъ ихъ въ Новомъ Свѣтѣ; по вмѣстѣ съ тѣмъ плѣняли своею религіозной независимостію, незнаніемъ никакихъ преслѣдованій и возможностію жить, не боясь за свои убѣжденія. По ихъ словамъ Америка была для нихъ новымъ привѣтливымъ отечествомъ, гдѣ слово Божіе, которое они носили въ себѣ, могло не только горѣть свободнымъ пламенемъ, но и просвѣщать своимъ свѣтомъ другихъ.
Если даже необращать вниманія на преслѣдованія, которымъ подвергались пуритане на своей родинѣ, то и этой одной причины было достаточно, чтобы Америка явилась для нихъ обѣтованной землей. И вотъ индепенденты обратились съ просьбой къ Плимутской компаніи о концессіи на ея американскія владѣнія. Данная концессія обнимала пространство нынѣшняго Массачуссетса, Кенектикута, Нью-Гампшира, Родъ-Эйланда и Мэна.
Къ сожалѣнію, средства индепендентовъ были слишкомъ недостаточны, чтобы они могли предпринять съ успѣхомъ колонизацію такого отдаленнаго края. Нужно было прибѣгнуть къ помощи капиталистовъ и они нашлись между богатыми купцами, раздѣлявшими тайно или явно убѣжденія пуританъ.
Но одной частной концессіи для переселенцевъ было мало; имъ было нужно не одно право на пустыри и дикіе лѣса — имъ нужно было самоуправленіе. И вотъ они обратились съ просьбой къ Карлу I, который противъ всякаго ожиданія согласился съ замѣчательной легкостію на ихъ просьбу.
Хартія Карла была составлена весьма либерально, потому что онъ смотрѣлъ на колонистовъ, какъ на чисто-коммерческую компанію или общество. Вслѣдствіе этого правительство отстранило себя отъ прямого вмѣшательства въ дѣла колонистовъ. Эта правительственная опрометчивость Карла I, способствовала наиболѣе процвѣтанію колоній, ибо колонисты пользовались полной независимостію въ своемъ внутреннемъ управленіи и полной политической свободой. Правда, религіозная свобода дана имъ не была и они должны были подчиняться правиламъ англиканской церкви; но дѣло въ томъ, что некому было наблюдать за исполненіемъ этого пункта хартіи, ибо исполнительные органы пуританъ и ихъ священники были тѣ же пуритане.
Такимъ образомъ невниманіе, или лучше сказать непредусмотрительность Карла I въ своихъ собственныхъ дѣлахъ, были причиной того, что начала, вредныя всей англійской правительственной системѣ, нашли себѣ свободный пріютъ и могли развиваться безбоязненно.
Для пуританъ этого было совершенно достаточно.
Получивъ королевскую хартію, индепенденты въ числѣ трехъ сотъ человѣкъ отправились въ свое новое отечество. Америка еще не видѣла подобныхъ переселенцевъ. То были не искатели золота, не авантюристы, искавшіе приключеній, а почтенные отцы семействъ съ своими женами и дѣтьми отправлявшіеся въ невѣдомыя, опасныя пустыня, чтобы на свободѣ исповѣдывать Бога но своему.
Прибывъ на мѣсто, переселенцы тотчасъ же организовали церковь, составили договоръ, подобный договору нью-плимутскихъ переселенцевъ, и постановили, что никто не можетъ быть принятъ въ ихъ общину, если онъ не подчиняется строго всѣмъ условіямъ ихъ ученія.
Внѣшнее богослуженіе было у нихъ еще проще кальвинистскаго. Все ограничивалось одною проповѣдью.
Такой рѣзкій разрывъ съ англиканской церковью испугалъ нѣкоторыхъ менѣе рѣшительныхъ и они хотѣли исповѣдывать Бога но обычаю своей родины. Болѣе послѣдовательные индепенденты рѣшительно возстали противъ этого и объявили, что они не допустятъ у себя никакой іерархіи и церковнаго управленія. Они смотрѣли на партизановъ англиканской церкви, какъ на шпіоновъ противнаго лагеря. Противники отвѣчали имъ: "теперь вы сепаратисты, а скоро сдѣлаетесь анабаптистами. Партія послѣдовательныхъ въ свою очередь возражала, что они отдѣляются не отъ англійской церкви, но отъ ея испорченности. «Чтобы бѣжать отъ литургіи и англійскихъ церемоній, мы оставили свою родину, мы перенесли много страданій. Здѣсь, на свободной землѣ, мы не можемъ и не хотимъ терпѣть идолопоклонства.»
Другими словами все это значило, что индепенденты изъ гонимыхъ хотѣли превратиться въ гонителей, и это дѣйствительно такъ случилось. Колонисты не только не хотѣли терпѣть у себя людей другого религіознаго міровоззрѣнія, но они постановили, что участіе въ управленія могутъ принимать только члены ихъ церкви. Иначе сказать, кто не хотѣлъ быть индепендентомъ, лишался своихъ гражданскихъ нравъ и извергался изъ общества.
Но пусть читатель не судитъ индепендентовь строго, они поступали такъ, какъ всегда поступало человѣчество въ подобныхъ случаяхъ. И XIX столѣтіе не сдѣлало исключенія изъ этого правила. Впрочемъ у индепендентовъ было основаніе. По ихъ убѣжденію, ими управлялъ Богъ посредствомъ избранныхъ, и только ихъ ученіе было единственно истиннымъ; слѣдовательно, если являлись люди новаго ученія, они не могли быть такъ близки Богу, и дѣйствія ихъ не могли клониться въ такой мѣрѣ къ общему благоденствію, какъ дѣйствія избранныхъ. Наконецъ къ чести колонистовъ нужно прибавить, что, несмотря на свою религіозную суровость и даже фанатизмъ, весьма понятный у людей, вынесшихъ гоненіе, они горѣли самой горячей любовью къ свободѣ. Ихъ конституція, такъ же какъ и конституція колонистовъ нью-плимутскихъ, была основана на началахъ полной личной свободы.
Такимъ образомъ политическая свобода явилась въ Америкѣ вмѣстѣ съ эмиграціей. Стремленіе къ ней было выработано уже ранѣе на родинѣ, а на новую землю индепенденты явились готовыми зрѣлыми людьми, съ воззрѣніемъ вполнѣ выработаннымъ на свои политическія отношенія. Если изъ того, что я говорилъ о религіозной нетерпимости индепендентовь можно заключить о недостаточномъ ихъ религіозномъ развитіи, то съ другой стороны ихъ идеи политическія опередили даже наше время. Для нихъ гражданское равенство и личная свобода служили единственнымъ краеугольнымъ камнемъ ихъ политическихъ учрежденій. Уже въ 1639 году былъ признанъ всѣми принципъ краткосрочности въ исполненіи общественныхъ обязанностей. По ихъ мнѣнію, возложить на выборнаго безсмѣнную должность, значило дать ему возможность употребить свою власть противъ блага народнаго, ввѣреннаго ему самимъ народомъ. Было принято, что не одинъ выбранный чиновникъ не можетъ быть въ своей должности болѣе года. Они не сдѣлали исключенія даже для обожаемаго ими Уайнтропа, ихъ перваго губернатора, котораго они считали отцомъ своей колонизаціи.
Что касается до гражданскаго равенства, то вотъ фактъ, указывающій, какъ дорожили имъ индепенденты. Когда лорды Сей и Брукъ, оба друзья пуританъ, хотѣли переселиться въ Америку со всѣмъ своимъ состояніемъ, они просили учрежденія въ колоніи высшей палаты и привилегіи наслѣдственнаго засѣданія. Индепенденты желали охотно имѣть у себя подобныхъ согражданъ, но рѣшительно отказали имъ въ наслѣдственности общественной власти. Одинъ изъ индепендентовъ выразился при этомъ такъ: "Если Богъ благословитъ какую либо вѣтвь благородной семьи, давъ ей качества и умъ, способные для управленія, то будетъ грѣхъ съ нашей стороны противъ чести магистратуры, если мы обойдемъ подобнаго человѣка въ нашихъ выборахъ. Но если Богу угодно не дать дѣтямъ благороднаго дома качествъ, необходимыхъ для управленія, то мы подвергнемъ государство опасности, призвавъ людей къ власти, которую Богъ не хочетъ имъ ввѣрить. На этомъ основаніи индепенденты отказались рѣшительно признать у себя наслѣдственность привилегій.
Но не нужно думать, что люди эти, такъ горячо преданные равенству и свободѣ, не понимали условій правительственнаго порядка. Ни у кого не было большей любви къ порядку и уваженія къ законамъ, какъ у нихъ. Уайнтропъ, котораго обвиняли въ превышеніи власти потому, что онъ отказалъ выпустить на свободу подъ денежный залогъ нарушителей общественнаго спокойствія, сказалъ при этомъ слѣдующее, и весь народъ съ восторгомъ ему аплодировалъ: «Вопросы, которые въ послѣднее время волновали нашу страну, соприкасаются непосредственно съ властью магистратуры и съ свободой народа. Чиновники конечно орудіе Божіе, но я прошу васъ видѣть въ нихъ людей, способныхъ на тѣ.-же страсти какъ и вы. Мы клянемся управлять вами по законамъ божескимъ и законамъ вашимъ, по мѣрѣ нашихъ силъ и способностей; если мы дѣлаемъ невольную ошибку по недостатку способностей, вы должны переносить ее вмѣстѣ съ нами. Не ошибайтесь также и на счетъ вашей свободы. Есть свобода, при которой намъ правится дѣлать все, не обращая вниманія на законъ и справедливость; свобода эта несовмѣстна съ властью. Свобода гражданская, свобода нравственная, свобода политическая заключается для каждаго гражданина въ пользованіи своею собственностью, подъ покровительствомъ законовъ своей земли. Эту свободу вы должны защищать даже съ опасностью вашей жизни; но она превосходно согласуется съ повиновеніемъ, которымъ вы обязаны общественному чиновнику, и съ уваженіемъ, которое возлагаетъ на васъ его положеніе. Обязанность власти покровительствовать этой свободѣ, имѣющей цѣлью благо, справедливость, честь. То, что нарушаетъ такую свободу, есть уже не власть, а злоупотребленіе.»
Этотъ же вопросъ объ отношеніи общественной власти къ самому обществу понимался совершенно также передовыми людьми одновременныхъ съ Массачуссетсомъ колоній, Родъ-Эйланда, Провиданса и другихъ колоній Новой Англіи.
Провидансъ, въ исторіи развитія американской мысли, играетъ роль не менѣе важную, чѣмъ Массачусетсъ. Колонія эта создалась людьми, гонимыми за свои религіозныя убѣжденія, уже не англичанами, а самими американскими индепендентами.
Въ Салемѣ, первой колоніи Массачусетса явился молодой проповѣдникъ Роджеръ Улльямсъ, провозгласившій религіозную свободу подъ названіемъ: «Святости совѣсти.» По его словамъ власти принадлежитъ право мѣшать преступленію, но не контролировать мнѣніе; наказывать ошибку, но не отнимать свободы души. Перенося это ученіе въ практику, Роджеръ Улльямсъ отказался быть членомъ общины, допускающей нетерпимость, ибо «ученіе преслѣдованія за мнѣніе прямо противорѣчивъ ученію Христа. Заставить человѣка силой присоединиться къ людямъ другого вѣрованія было, по его словамъ, нарушеніемъ свободы и прирожденнаго права; привлекать къ церковной общинѣ человѣка, вѣрующаго иначе или нежелающаго къ ней присоединиться, значитъ предписывать лицемѣріе. Никто не можетъ слѣдовать извѣстному культу противъ своей воли.» Мнѣнія эти, слишкомъ опередившія то время, вооружили противъ Улльямса весь Салемъ. Ему возражали, что обязанность властей предупреждать умственную и нравственную порчу народа, что останавливать и наказывать заблужденіе и ересь есть его неотъемлемое право; но молодой проповѣдникъ стоялъ на своемъ, доказывая, что выборные больше ничего, какъ агенты народа, исполнители его власти; что имъ нельзя ввѣрить власть духовную, ибо совѣсть принадлежитъ не государству, а лицу; что гражданская власть не можетъ вмѣшиваться въ дѣла церкви, ибо предѣлъ ея дѣятельности касается только внѣшняго поведенія человѣка.
Такъ какъ ученіе Роджера Улльямса совершенно противорѣчью основнымъ принципамъ религіознаго и политическаго порядка, принятаго массачуссетскими поселенцами, то его и всѣхъ его послѣдователей изгнали съ позоромъ изъ колоніи. Изгнанный и угрожаемый преслѣдованіями, Роджеръ бѣжалъ къ индѣйцамъ и былъ принятъ ими какъ свой родной. Для нихъ Роджеръ не былъ человѣкомъ обыкновеннымъ. Съ самаго прибытія своего въ Америку онъ явился ихъ защитникомъ и другомъ; онъ даже писалъ, что концессія англійскаго короля не можетъ нарушать права собственности первыхъ обитателей Америки.
Индѣйцы, къ которымъ бѣжалъ Роджеръ, уступили ему землю для водворенія онъ, и, полный вѣры въ Божіе покровительство, основалъ въ 1636 году городъ Провидансъ, назначенный быть убѣжищемъ для всѣхъ преслѣдуемыхъ за религіозныя убѣжденія. А какъ такихъ лицъ нашлось въ Массачусетсѣ не мало, то и городъ населился очень скоро.
Нетерпимость, создавшая эту новую колонію, создала вскорѣ еще и другую. Хотя Роджеръ Улльямсъ, глубоко уважаемый теперешними американцами, казался великимъ вольнодумцемъ своимъ собратьямъ по колоніи, достойнымъ позорнаго изгнанія; но особа, бывшая причиною основанія еще новой колоніи, оказалась убѣжденій еще болѣе преступныхъ. Особой этой была Анна Гетчинсонъ. Она явилась, крайнимъ послѣдовательнымъ проповѣдникомъ ученія Кальвина, и утверждала, что святость жизни не служитъ нисколько свидѣтельствомъ благословенія и покровительства божія; что дѣла сами но себѣ не доказываютъ ничего; что Богъ назначаетъ самъ своихъ избранныхъ, которымъ, посредствомъ откровенія, указываетъ свою божественную волю. Это ученіе, по своей сущности, и особенно въ то время, могло вести къ самому крайнему отрицанію, и потому понятно, что колоніи, испугавшіяся за свое политическое существованіе, пришли въ сильное волненіе. Былъ собранъ общій синодъ и послѣ поста и молитвы члены принялись за обсужденіе вопроса. Было постановлено изгнать Гетчинсонъ, а ея ученіе воспретить.
Анна Гетчинсонъ, съ большимъ числомъ своихъ послѣдователей, удалилась на югъ думая поселиться на Делаварѣ, но Годжеръ Улльямсъ удержалъ ее, и но его предложенію индѣйцы, его сосѣди, уступили бѣглецамъ одинъ очаровательный островъ, который они и назвали Родъ-Эйландъ.
Новые колонисты прежде всего заключили между собою договоръ, подобно Нью-плимутскимъ переселенцамъ. Что же касается до организаціи и администраціи, то они взяли за образецъ порядокъ, описанный въ ветхомъ завѣтѣ.
Прошло два года, прежде чѣмъ новая колонія окрѣпла, и потребовался болѣе широкій и обстоятельный порядокъ общественнаго управленія. Собравшіеся колонисты рѣшили, что правленіе у нихъ должно быть демократическое, что народное собраніе должно собираться регулярно, и постановлять большинствомъ голосовъ законы и учрежденія; что никто не долженъ быть преслѣдуемъ за вѣру, и что свобода совѣсти признается основнымъ принципомъ ихъ соціальныхъ отношеній.
Такъ какъ эта новая колонія, по сущности своего религіознаго и государственнаго міровоззрѣнія не отличалась ничѣмъ отъ колоніи Провидансъ, то они и соединились въ одинъ союзъ подъ общимъ названіемъ Родъ-Эйланда.
Союзъ такихъ двухъ вольнодумныхъ колоній испугалъ Массачусетсъ, и онъ задумалъ даже принять мѣры противъ своихъ опасныхъ сосѣдей. Гетчинсонъ, испуганная взведеннымъ на нее обвиненіемъ въ колдовствѣ, что было равносильно приговору къ смерти, убѣжала въ новую Бельгію, гдѣ была убита индѣйцами, а Роджеръ Улльямсъ отправился въ Англію просить защиты.
Его приняли съ большимъ почетомъ и парламентъ далъ ему хартію, обезпечивающую за колоніей независимость и свободу управленія. Такимъ образомъ, Родъ-Эйландъ былъ спасенъ отъ опаснаго вмѣшательства своего сильнаго сосѣда. Хартія эта была признана впослѣдствіи Карломъ II, смотрѣвшимъ вообще покровительственно на колоніи, отдѣлявшіяся отъ враждебнаго ему Массачусетса. Въ этой хартіи, дѣлающей честь религіозной терпимости родъ-эйландцевъ, первыхъ изъ американскихъ поселенцевъ, возведшихъ въ государственный принципъ свободу совѣсти, говорится между прочимъ, что въ колоніи есть люди, которые въ своемъ мнѣніи не могутъ и не желаютъ подчиниться формамъ и церемоніямъ англійской церкви. Поэтому, а еще болѣе потому, что свобода, даваемая Родъ-Эйланду, не можетъ грозить никакой опасностью порядку, существующему въ Англіи, вслѣдствіе отдаленности колоніи, Карлъ II постановляетъ, что населеніе колоній не должно быть ни преслѣдуемо, ни наказываемо за разницу мнѣній въ вопросахъ религіозныхъ, и что напротивъ каждый пользуется полной свободой совѣсти и сужденія, лишь бы онъ не употреблялъ свою свободу для оскорбленія другихъ и нарушенія общаго спокойствія.
Хартія эта составляетъ дѣйствительно замѣчательный памятникъ XVII столѣтія; памятникъ замѣчательный даже и не потому, что онъ вышелъ изъ-подъ пера Карла II, а потому, что и американскіе индепенденты не были въ состояніи подняться до такой высоты терпимости. Одинъ изъ фанатиковъ Массачусетса говорилъ или писалъ о Родъ-Эйландѣ, «что онъ скопище анабаптистовъ, арминіанцевъ, антисабатистовъ, соціанъ, квакеровъ, конвульсіонеровъ, однимъ словомъ, всѣхъ, кромѣ истинныхъ христіанъ; если человѣкъ потеряетъ вѣру, онъ можетъ быть увѣренъ, что его примутъ въ какой нибудь деревнѣ Родъ-Эйланда.» Нетеринмцы были неправы, и не умѣли они понять того, какое значеніе приметъ въ конституціи Сѣверо-американскаго союза вѣротерпимость, провозглашенная впервые на американской землѣ Родъ-Эйландомъ.
Вскорѣ послѣ того учредились изъ выходцевъ Массачусетса, частію вслѣдствіе преслѣдованія, частію просто по несогласію мнѣній, колоніи Кеннектикутъ и Нью-Гевенъ.
Исторія этихъ двухъ колоній также проста какъ и всѣхъ остальныхъ. Люди удалились на новыя мѣста, и тамъ учредили новое поселеніе. И эти колонисты, подобно колонистамъ Родъ-Эйланда стремились къ свободѣ совѣсти и единственнымъ указателемъ при организаціи своего внутренняго политическаго порядка приняли слово Божіе, а кодексомъ библію. Впрочемъ, въ отношеніи одушевлявшаго ихъ духа новые колонисты были больше похожи на основателей Массачусетса. Въ Нью-Гевенѣ какъ и въ Массачусетсѣ уголовное право было заимствовано буквально изъ книги Исходъ и Левитъ. Идолопоклонство, колдовство, богохульство, измѣна, убійство, ложное свидѣтельство, прелюбодѣяніе наказывались смертью, потому что такъ постановилъ Моисей; воровство же не считалось уголовнымъ преступленіемъ, не смотря на предписаніе англійскаго закона, потому что, какъ выражались колонисты, не умѣли понять священнаго писанія.
При такой зависимости внутренняго порядка отъ библіи било весьма естественно явиться вмѣшательству въ частную жизнь. У массачуссетсовъ административной властью наказывались даже грѣхи, и наказанія эти доходили до такой строгости, что за прелюбодѣйство полагалась смертная казнь. Любопытенъ слѣдующій фактъ: одна замужняя женщина имѣла связь съ молодымъ человѣкомъ; овдовѣвъ, она вышла за него замужъ. Прошло много лѣтъ новаго супружества, какъ вдругъ стали ходить толки о нѣкогда бывшей между ними недозволенной связи; супруговъ предали уголовному суду, заключили въ тюрьму, и не приговорили къ смерти только потому, что дѣло это было давно забытое. Простая короткость между неженатыми считалась тоже преступленіемъ, за которое могли наказывать чиновники. За такую вину полагалось или денежное взысканіе, или кнутъ или замужество. Одну женщину, виновную въ томъ, что она отдалась наконецъ своему любовнику, присудили къ наказанію кнутомъ и велѣли ей выйти за него замужъ; дѣвушка, обвиненная въ нѣкоторыхъ свободныхъ словахъ и въ поцѣлуѣ, была приговорена къ публичному выговору и къ денежному штрафу.
Пьянство было тоже грѣхомъ очень нетерпимымъ; если посторонній являлся въ какую нибудь гостинницу Бостона, то за нимъ тотчасъ же слѣдовалъ человѣкъ, спеціально обязанный наблюдать, чтобы пришедшій не вздумалъ предаться чрезмѣрно вину. Если, по мнѣнію этого оффиціальнаго лица, посторонній пилъ больше, чѣмъ въ состояніи былъ вынести, то чиновникъ имѣлъ право запретить, чтобы ему подавали.
Мелочность вмѣшательства доходила до того, что запрещались извѣстные фасоны платья, исключались серебряные и золотые пояса и пуховыя шляпы, какъ предметы роскоши; опредѣлялась длина рукавовъ и даже запрещались длинные волосы. Послѣднее въ видахъ предупрежденія роскоши.
Хотя всѣ подобныя черезъ чуръ суровыя постановленія могутъ казаться ненужнымъ вмѣшательствомъ закона въ частную жизнь, но на этотъ вопросъ, для правильнаго его пониманія, нужно смотрѣть нѣсколько глубже. Въ такой странѣ, какъ Франція, въ основѣ политической жизни которой лежитъ принципъ совершенно противуположный американскому, суровые нравы могутъ и не играть важной роли. Республика же сильна только своими нравами и своими суровыми обычаями, которые играютъ въ ней гораздо большую роль, чѣмъ законъ. Поэтому, если американцы старались водворить у себя равномѣрную простоту, одноформенность, чистоту и суровостъ въ нравахъ, то только потому, что на этомъ условіи могъ утвердиться и окрѣпнуть ихъ союзъ. Духъ пуританской простоты и до сихъ поръ вѣетъ въ Массачусетсѣ и въ особенности въ Бостонѣ.
Намъ остается сказать еще нѣсколько словъ о Нью-Гэмпширѣ и Мэнѣ, составляющихъ послѣднюю колонизацію Новой Англіи.
Эти обѣ колоніи сложились изъ элементовъ противуположныхъ. Съ одной стороны вслѣдствіе королевскихъ концессій явились богатые переселенцы изъ Англіи, а съ другой выходцы изъ Массачуссетса.
Вторая эмиграція, болѣе значительная, чѣмъ первая; сообщила свой характеръ всей провинціи.
Колоніи Новой Англіи, раскинутыя въ разбросъ, легко подвергались опасности какъ со стороны индѣйцевъ, такъ и со стороны голландцевъ, поселившихся на Гудсоновой рѣкѣ, и со стороны французской Канады. Поэтому колонисты Коннектикута задумали составить союзъ съ Массачуссетсомъ, чтобы общими силами противодѣйствовать общимъ врагамъ. Въ договорѣ было сказано, что провинціи составляютъ союзъ для противодѣйствія захватамъ земли голландцами и французами, для прекращенія вторженія дикихъ и для поддержанія во всей чистотѣ, на всемъ пространствѣ территоріи, свободы евангелія. Въ союзъ вступили Массачусетсъ, Нью-Плимутъ Коннектикутъ и Нью-Гевенъ. Колоніи Нью-Гэмпширъ и Мэнъ не были приняты потому, что они слѣдовали не тѣмъ путемъ, которымъ идутъ пуритане какъ въ дѣлахъ церкви, такъ и въ администраціи, а заявленіе Родъ-Эйланда не было принято потому, что Плимутъ объявилъ эту маленькую провинцію подлежащей его юрисдикціи.
Договоръ, захватывая только общіе интересы, совершенно не касался вопросовъ чисто мѣстныхъ. Дѣла Союза были ввѣрены комиссіи изъ двухъ членовъ отъ каждой колоніи. Массачусетсъ, самый большой но своимъ владѣніямъ, отправлялъ точно также двухъ комиссаровъ, какъ и едва основавшійся крошечный Нью-Гевенъ. Комиссары обязаны были собираться разъ въ годъ и порѣшать всѣ вопросы, касавшіеся общихъ интересовъ конфедераціи. Вопросы мира и войны и дѣла съ индѣйцами составляли предметъ ихъ спеціальныхъ занятій. Кромѣ того они были обязаны разрѣшать спорныя дѣла между колонистами разныхъ провинцій. Но дѣйствуя повидимому самостоятельно, комиссары были въ сущности властью совѣщательной и рѣшенія ихъ требовали утвержденія союза. Любопытно, что такая политическая зрѣлость заявилась колонистами какіе нибудь 50 лѣтъ спустя послѣ ихъ перваго поселенія, и что и нынѣшнія основанія союзной конституціи остаются тѣми же, какими ихъ признали первые переселенцы въ 1686 году.
Конфедерація не испугала Стюартовъ, потому что они не подозрѣвали въ ней ровно ничего политическаго, а смотрѣли на нее исключительно, какъ на союзъ противъ внѣшнихъ враговъ; Кромвель же напротивъ оказывалъ пуританскому союзу особенное вниманіе. Онъ не только хотѣлъ дать колонистамъ новыя привилегіи, но ему даже приходила мысль поставить ихъ въ положеніе болѣе выгодное. Для этого онъ хотѣлъ разъ переселить ихъ всѣхъ въ Ирландію, выгнавъ оттуда предварительно всѣхъ кельтовъ; а послѣ завоеванія Ямайки, задумалъ переселить ихъ въ Ямайку. «Народъ божій, говорилъ онъ, долженъ согласно божьему слову идти не въ хвостѣ, а въ головѣ народовъ».
Во время реставраціи правительство взглянуло на пуританъ нѣсколько иначе. Притязанія ихъ на независимость были приняты довольно дурно и, правительство объявило, что согласно конституціи колонисты должны подчиняться всѣмъ законамъ и постановленіямъ парламента. Это рѣшеніе метрополіи привело въ волненіе колонистовъ и массачуссетское собраніе обнародовало въ 1661 году слѣдующую декларацію: «Свобода, данная колонистамъ Богомъ и хартіей, заключается въ правѣ избирать синимъ себѣ губернатора, намѣстника и представителей; назначать всѣхъ чиновниковъ высшихъ и низшихъ и опредѣлять размѣръ ихъ власти и положенія; посредствомъ магистратуры и ежегодно избираемыхъ депутатовъ учреждать власть законодательную, исполнительную и судебную, защищаться съ оружіемъ въ рукахъ противъ всѣхъ притѣсненій и отвергать, какъ нарушеніе своихъ нравъ, всѣ постановленія парламента и повелѣнія короля, которыя будутъ клониться ко вреду страны, и противорѣчить колоніальнымъ законамъ»,
Въ 1667 году Карлъ II послалъ четырехъ комиссаровъ для опредѣленія, какимъ образомъ исполняются въ Новой Англіи ея хартіи. Комиссарамъ была предоставлена большая власть и право порѣшать, но своему усмотрѣнію, всѣ мѣстныя политическія сомнѣнія и несогласія. Такое распоряженіе короля испугало колонистовъ болѣе всѣхъ прежнихъ вмѣшательствъ Англіи къ свои дѣла, и они отправили Карлу II адресъ. Въ немъ они говорили, что первые переселенцы получили патентъ на право полнаго самоуправленія и согласно законамъ, которые они сами составятъ. Королевская хартія, за большой печатью, служила гарантіей данныхъ правъ. Подъ покровительствомъ этой хартіи, люди переплыли океанъ на свой собственный счетъ съ женами и дѣтьми, купили у индѣйцевъ землю, обработали ее среди опасностей и трудностей всякаго рода, боролись въ теченіи многихъ лѣтъ съ бѣдностью и лишеніями, неизбѣжными при всякомъ новомъ водвореніи, и тридцать лѣтъ пользовались привилегіей самоуправленія. Быть управляемыми администраторами во собственному выбору и по собственнымъ законамъ составляло основную привилегію ихъ хартіи. Теперь же назначеніе комиссіи, съ правомъ рѣшать мѣстные вопросы по собственному усмотрѣнію, отдаетъ колонистовъ подъ произвольную власть постороннихъ лицъ и кончится ихъ полнымъ подчиненіемъ. «Знаетъ Богъ, что все наше желаніе и честолюбіе заключается въ желаніи жить спокойно въ этомъ уголкѣ міра. Мы явились въ пустыни не для того, чтобы искать богатствъ. Мы не выходимъ изъ своихъ скромныхъ предѣловъ, мы далеки оттого, чтобы не признавать свою зависимость и свое подданство предъ вашимъ величествомъ, согласно нашей хартіи. Мы сдѣлаемъ все, что въ нашихъ силахъ, чтобы пріобрѣсти вашу милость, но наше несчастіе будетъ слишкомъ велико, если, въ свидѣтельство своей подчиненности, мы должны принести въ жертву наши вольности и привилегіи, которыя для насъ дороже жизни, ибо, чтобы добиться ихъ, мы рисковали добровольно нѣсколько разъ своею жизнью и преодолѣли тысячи опасностей».
Очень можетъ быть, что адресъ этотъ смягчилъ бы сердце Карла II, если бы денежная жадность англійскихъ купцовъ не была оскорблена несоблюденіемъ колоніями навигаціоннаго акта. Дѣйствіе хартій было пріостановлено. Напрасно Массачусетсъ возставалъ противъ этого и дѣлалъ королю разныя выгодныя предложенія; напрасно онъ принималъ навигаціонный актъ, не какъ англійскій законъ, но какъ законъ колоніальный, вотированный самими колонистами: король, поджигаемый коммерческой партіей, требовалъ безусловнаго подчиненія. Колоніи отказались упорно отъ этой подчиненности и высказали при этомъ такого рода мнѣніе: «Свобода Новой Англіи есть наслѣдіе нашихъ отцевъ: неужели мы отъ нея откажемся? Намъ говорятъ, что, отказываясь, мы подвергаемъ себя великой опасности. Но лучше страдать, чѣмъ грѣшить. Лучше, ввѣрить нашу совѣсть Богу нашихъ отцевъ, чѣмъ англійскому королю. Если мы страдаемъ, потому, что не подчиняемся волѣ людей противъ воли Бога, мы страдаемъ за доброе дѣло, и на страшномъ судѣ, и въ мнѣніи нашихъ потомковъ мы будемъ поставлены въ ряды мучениковъ».
Не смотря на энергическое противодѣйствіе колоній нужно было смириться передъ королевскимъ повелѣніемъ, и хартія, которой такъ гордились колонисты, пала въ 1680 году. Съ этихъ поръ исчезли всѣ гарантіи, обезпечивавшія соціальное развитіе американской колонизаціи. Безопасность исчезла во всемъ, въ религія, въ торговлѣ и даже въ собственности. Возстаніе колоній не помогло, не помогъ и король Вильгельмъ, потому что вмѣсто деспотизма Стюартовъ имъ была предложена верховная власть парламента. Съ этого момента начинается борьба между Америкой и метрополіей, борьба, въ которой Новая Англія играла первенствующую роль, и которая, столѣтіе спустя, кончилась независимостью Сѣвероамериканскаго союза.
IV.
правитьВъ исторіи Американскаго союза первенствующая роль принадлежитъ Новой Англіи. Изъ предъидущихъ главъ читатель уже могъ видѣть, въ чемъ заключались главныя причины, создавшія нынѣшній американскій порядокъ. Въ настоящей главѣ я коснусь этихъ причинъ нѣсколько подробнѣе.
Англо-саксонская раса сохранила лучше всѣхъ другихъ національностей Европы духъ независимости и стремленія къ свободѣ. Обстоятельства, при которыхъ совершилась эмиграція, помогли еще болѣе развитію этой національной особенности. Пуритане, оставившіе свою родину, были купцы, буржуа и мелкіе собственники; они не внесли съ собой на новую землю никакихъ привилегій, и явились равноправными гражданами, между которыми не было ни особенно богатыхъ, ни особенно бѣдныхъ, ни особенно знатныхъ, ни ничтожныхъ по рожденію. Не явилось съ ними ни англійскихъ чиновниковъ, ни англійскихъ лордовъ. Въ этомъ равенствѣ положенія заключалась демократическая сила колонистовъ и условіе того своеобразнаго государственнаго развитія, которое создало американскую гражданскую равноправность.
Религіозное ученіе и организація церкви на началѣ всеобщей подачи голосовъ способствовали еще болѣе равноправности, незнакомой населенію метрополіи. Библія, какъ источникъ всей религіозной мудрости, являлась при этомъ могущественнымъ орудіемъ развитія разума, а религіозная философія, созданная пуританскими проповѣдниками, въ особенности, какъ Робинсонъ, проповѣдывавишми прогрессивность религіи, дали пуританской мысли такой широкій размахъ, какого еще никогда не достигало человѣчество.
Тотъ же свободный религіозный принципъ создалъ вмѣшательство въ частную жизнь, вмѣшательство, такъ противоречащее по видимому основному духу всѣхъ американскихъ учрежденіи. Американцы и теперь понимаютъ свободу такъ же, какъ они понимали ее двѣсти лѣтъ назадъ. Свобода есть право на все общественно выгодное и полезное, то есть на все прекрасное и справедливое. Слѣдовательно, по мнѣнію американцевъ, государство можетъ вмѣшиваться во все то, что общественно безполезно или вредно.
Но это вмѣшательство государства въ частную жизнь, стоящую по видимому внѣ круга его власти, легко объясняется тѣмъ, что государственная теорія американцевъ развилась изъ ихъ церковнаго ученія. У нихъ государство болѣе чѣмъ чисто политическое учрежденіе; они перенесли на государство древнебиблейскій взглядъ и облекаютъ его ореоломъ святости, незнакомой европейцамъ и по видимому несогласнымъ съ американской практичностію.
Л въ тоже время нигдѣ въ мірѣ нѣтъ такой широкой личной свободы, какъ въ американскомъ союзѣ; свободы, уживающейся превосходно рядомъ съ могущественнымъ общественнымъ мнѣніемъ и съ подчиненностію строгимъ моральнымъ принципамъ. Эти впѣполитическія узы, управляющія поступками людей, въ соотвѣтственной степени ослабляютъ узы политическія. Поэтому америкаицы управляются гораздо больше обычаями, чѣмъ законами.
Есть еще одна важная особенность, внесенная пуританами въ американскую соціальную жизнь и служащая къ уясненію теперешняго внутренняго политическаго строя союза, — это принципъ индивидуализма, особности, святость семьи.
Принципъ индивидуализма выразился прежде всего въ характерѣ самихъ поселеній. Каждый строилъ себѣ особнякъ, гдѣ нибудь въ пустырѣ, въ лѣсу, и терялся въ этомъ особнякѣ съ своимъ семействомъ. Семья составляла ячейку общественнаго организма. Сама въ себѣ она жила вполнѣ независимой, самостоятельной жизнію, для себя и исключительно для себя, отдаваясь обществу лишь настолько, насколько того требовалъ соціальный интересъ. Такимъ образомъ каждая семья изображала собой какъ бы отдѣльное государство, не поглощаясь общиной. Въ этомъ удачномъ соглашеніи личнаго интереса съ общественнымъ заключается чуть ли не главная причина всего примиренія тѣхъ политическихъ противорѣчій, разрѣшеніе которыхъ для европейскаго населенія оказывалось до сихъ поръ непобѣдимой задачей.
То, что въ маломъ видѣ изображала изъ себя каждая отдѣльная пуританская колонія, выразилось потомъ въ большемъ размѣрѣ во всемъ сѣверо-американскомъ союзѣ.
Семья, съ святостію ея домашняго очага и съ личной независимостію каждаго ея отдѣльнаго члена, составляетъ основную ячейку государства. Рядъ такихъ ячеекъ образовалъ колонію; рядъ колоній — штатъ, рядъ штатовъ весь союзъ. Но ближайшую коллективную единицу составляетъ не семья, а община, изображающая собою какъ бы маленькую республику, состоящую изъ нѣсколькихъ отдѣльныхъ поселеній. Въ Новой Англіи такая община имѣетъ обыкновенно отъ двухъ до трехъ тысячъ жителей.
Община есть полная распорядительница своихъ внутреннихъ дѣлъ, и управляется свободно посредствомъ своихъ собственныхъ выборныхъ, назначаемыхъ ежегодно; для общихъ же дѣлъ всего союза община выбираетъ депутатовъ, служащихъ представителями ея интересовъ въ союзномъ собраніи. Этихъ общественныхъ интересовъ не бываетъ обыкновенно много, и вся общественная дѣятельность сосредоточивается іго преимуществу на будничныхъ, мелочныхъ дѣлахъ каждой отдѣльной общины или тауншипа. Внутренняя жизнь общины и ея благоденствіе есть благоденствіе всего союза, и свобода ея заключается не въ томъ, чтобы сочинять чрезъ своихъ депутатовъ на конгрессѣ законы, а въ томъ, чтобы имѣть право заниматься свободно своими повседневными дѣлами и работать для своего экономическаго процвѣтанія; поэтому свобода общины заключается въ правѣ строить у себя дороги, мосты и общественныя зданія, въ нравѣ учреждать школы, въ правѣ распоряжаться своими экономическими дѣлами безъ всякаго посторонняго вмѣшательства.
Такимъ образомъ американскій тауншипъ является полновластнымъ господиномъ своихъ собственныхъ дѣлъ. Это не дитя, находящееся подъ опекой и покровительствомъ центральной союзной власти, а взрослый человѣкъ, понимающій, что ему нужно и знающій, какъ ему этого достигнуть.
Въ подобной внутренней организаціи заключается вся сила американскаго союза. Правда, чтобы граждане умѣли управляться собою разумно, находя истинную середину между общественнымъ и частнымъ интересомъ, нужно чтобы они владѣли порядочной долей политической зрѣлости и умственнаго развитія. То и другое внесено на новую почву первыми переселенцами и постоянно поддерживается въ народѣ общественнымъ воспитаніемъ.
Первые колонисты, явившіеся на американскомъ материкѣ, были люди уже большой умственной зрѣлости. Она создалась въ нихъ религіознымъ воспитаніемъ и религіозной нетерпимостью родины. Простые люди, изъ народа, пуритане, были опытны въ обсуживаніи своихъ религіозныхъ вопросовъ и были зрѣли для пониманія своихъ общественныхъ интересовъ. Еще зрѣлѣе и опытнѣе были ихъ проповѣдники. Чтобы имѣть вліяніе на такихъ людей, какими были индепенденты, и чтобы получить отъ нихъ право на нравственное и умственное главенство, требовалось имѣть много нравственной силы и большую долю ума. И мы видимъ дѣйствительно, что проповѣдники пуританъ и американскихъ переселенцевъ владѣли всѣми этими качествами въ высокой степени. Такимъ образомъ, зрѣлость пуританъ и еще большая зрѣлость ихъ предводителей создали общественныя условія, изъ дальнѣйшаго развитія которыхъ образовалась нынѣшняя сила американскаго союза.
Переселенцы понимали очень хорошо, что дѣло, устроенное понимающими людьми, можетъ быть испорчено людьми невѣжественными. И вотъ съ самаго начала они обратили вниманіе на организацію общественнаго воспитанія.
Уже въ 1647 году массачуссетское собраніе вотировало законъ о воспитаніи. Вступленіе къ этому закону показываетъ лучше всего, какую важность придавали ему. Въ вступленіи говорится: "имѣя въ виду, что врагъ человѣческаго рода, сатана, находитъ свое могущественное орудіе въ невѣжествѣ людей, что знаніе не должно быть схоронено въ могилѣ нашихъ отцовъ, что въ воспитаніи дѣтей заключается главнѣйшій интересъ государства, мы постановляемъ, " и т. д.
Согласно этому закону каждая община изъ пятидесяти семействъ должна была имѣть учителя для обученія дѣтей чтенію и письму. Каждая община изъ двухсотъ семействъ должна была имѣть школу съ наставникомъ, знающимъ настолько, чтобы приготовлять молодыхъ людей для поступленія въ университетъ.
Общинные чиновники обязаны были наблюдать, чтобы родители посылали своихъ дѣтей въ школу. Имъ же дано было право налагать штрафы за неисполненіе закона, а въ случаѣ постояннаго его невыполненія общество вступало въ семейныя права и отдавало ребенка на воспитаніе само, не спрашивая родителей.
Законъ союза опредѣляетъ точно минимумъ школъ и минимумъ налога на ихъ содержаніе. Дальше этого вмѣшательство его въ воспитаніе народа не распространяется. Затѣмъ распорядителемъ является уже община. Она снабжаетъ школы средствами, она собираетъ своихъ членовъ и вотируетъ налогъ для годичнаго содержанія школы. Что касается самаго воспитанія, то общины дѣлятся на округи, соотвѣтственно размѣру населенія, и въ каждомъ округѣ учреждается воспитательныя комитетъ, получающія часть налога, необходимую на содержаніе школъ его вѣденія. Комитетъ избираетъ наставниковъ, книги, и опредѣляетъ методъ воспитанія. Однимъ словомъ, комитетъ беретъ на себя отвѣтственность передъ общиной въ воспитаніи дѣтей ея населенія. Въ каждомъ округѣ учреждена школа съ двумя классами; первый для самыхъ маленькихъ дѣтей, которыхъ учатъ женщины, второй для дѣтей уже болѣе взрослыхъ, которыхъ учатъ чтенію, письму, ариѳметикѣ, исторіи, географіи — учителя.
Особенность американской воспитательной системы заключается въ образованіи маленькихъ дѣтей женщинами. Выгода этого не только въ томъ, что нравственное воспитаніе начинается съ первого возраста ребенка, но еще и въ томъ, что по наблюденію американцевъ, женщины гораздо внимательнѣе, терпѣливѣе и усерднѣе, чѣмъ мужчины. Эти выгоды заставили американцевъ обратить вниманіе на замѣщеніе учительскихъ мѣстъ преимущественно женщинами и, напримѣръ, въ Массачусетсѣ, женщины занимаютъ двѣ трети общаго числа педагогическихъ должностей.
Религіознаго воспитанія въ американскихъ школахъ, содержимыхъ государствомъ или общинами, вовсе не дается, что совершенно понятно въ странѣ, переполненной сектами.
Американцы Новой Англіи принесли съ самаго начала огромныя жертвы на народное образованіе, ибо они понимали, что ихъ идеи и учрежденія могутъ существовать только въ томъ случаѣ, если народъ будетъ понимать свои общественныя обязанности и общественныя отношенія. Невѣжество народа убило бы все, убило бы весь американскій союзъ, и сдѣлало бы невозможнымъ борьбу за независимость и все послѣдующее соціальное развитіе сѣверо-американскихъ штатовъ.
Организація военной силы составляетъ тоже особенность Американскаго союза, рѣзко отличающаго его отъ континента Европы. Въ Америкѣ нѣтъ постояннаго войска, а только милиція. Нерасположеніе американцевъ къ постоянной арміи происходитъ во-первыхъ, отъ боязни тѣхъ злоупотребленіи, къ которымъ можетъ повести военная сила, на жалованьи отъ правительства; а во-вторыхъ, американцы полагаютъ, что право носить оружіе и защищать свою страну и ея свободу есть основное право гражданина.
Такое воззрѣніе сложилось у американцевъ не въ Америкѣ, а было перенесено ими уже готовымъ изъ Англіи, слѣдовательно, имѣетъ историческое происхожденіе и органическую прочность. Въ Англіи въ феодальный періодъ военную службу несли землевладѣльцы, потомъ приняли въ ней участіе и іомены. Постоянное войско, и то только впослѣдствіи, имѣлъ парламентъ, и именно то самое, которое при Карлѣ 1 произвело революцію. Это же самое войско дало Кромвеллю болѣе чѣмъ королевскую силу. Понятно, что во время реставраціи на постоянную армію смотрѣли съ ужасомъ, и что законъ допускалъ только милицію, содержимую собственниками. Эти самыя идеи были занесены первыми переселенцами и въ Америку. Они не просили военнаго покровительства своей родинѣ, и своими собственными силами защищались противъ индѣйцевъ, французовъ и испанцевъ. Въ войнѣ за независимость дралась тоже милиція, и послѣ всѣхъ услугъ, оказанныхъ отечеству этимъ родомъ войскъ, американцы не видѣли никакой нужды вводить у себя постоянную армію, въ которой они до тѣхъ пиръ никогда не нуждались и, слѣдовательно, могли обойтись и на будущее время.
Есть еще институтъ важный, по его роли, въ политической организаціи союза. Это американское джури. Нравомъ этимъ все уголовное и частію гражданское правосудіе ввѣрялось самимъ колонистамъ. Значеніе американскаго джури читателю будетъ вполнѣ ясно изъ того, что оно не только рѣшаетъ дѣло въ самомъ судѣ, но что только оно одно рѣшаетъ, долженъ ли обвиняемый быть преданъ суду или нѣтъ. Это драгоцѣнное учрежденіе колонисты внесли съ собой изъ родины и дорожили имъ постоянно также, какъ дорожили своей свободой и своимъ національнымъ представительствомъ.
Относительно народнаго представительства любопытно то, что его ввели у себя рѣшительно всѣ колоніи, не смотря на то, что въ хартіяхъ о немъ не было говорено. Не было также примѣра, чтобы Англія — за исключеніемъ безумныхъ попытокъ Якова II — хотѣла лишить колоніи этого права, — права, которое въ принципѣ признавалось святымъ и неразлучнымъ съ каждымъ англичаниномъ, живетъ ли онъ по ту или по сю сторону океана. Если у англичанъ встрѣчалось несогласіе по этому вопросу, то не въ принципѣ, о которомъ никто не спорилъ, а при опредѣленіи рода представительства.
Представительство было для американцевъ не пустой игрой въ красивыя рѣчи, а настоящимъ жизненнымъ вопросомъ, существенной, неизбѣжной принадлежностію ихъ самоуправленія, практической необходимостію ихъ общественной жизни. Беркъ, въ одной изъ своихъ парламентскихъ рѣчей, охарактеризовалъ весьма вѣрно значеніе и сущность американскаго представительства. "Въ характерѣ американцевъ, сказалъ онъ, любовь къ свободѣ есть господствующая черта, проявляющаяся во всемъ. А какъ страстная привязанность есть чувство ревнивое, то понятно, что колониста дѣлаются подозрительными, недовѣрчивыми и раздражительными во всѣхъ тѣхъ случаяхъ, когда замѣчаютъ хотя малѣйшее покушеніе отнять отъ нихъ силой или интригой единственное благо, для котораго стоитъ жить.
"Колонисты происходятъ отъ англійскихъ предковъ, а Англія всегда уважала свободу. Американскіе переселенцы оставили свою родину какъ разъ въ то время, когда стремленіе къ свободѣ было господствующей чертой англичанъ. Это стремленіе они перенесли въ Новый Свѣтъ, и подъ его вліяніемъ сложилось все ихъ внутреннее управленіе, вся ихъ общественная жизнь.
«Абстрактной свободы на свѣтѣ не существуетъ; у каждаго народа она связана съ какимъ нибудь положительнымъ стремленіемъ, которое такимъ образомъ превращается въ идеалъ счастія. Въ Англіи, напримѣръ, борьба за свободу переносилась всегда на очень реальную почву и выражалась всегда въ спорѣ о нравѣ налоговъ. Эту же самую черту наслѣдовали и американцы. У нихъ свобода значитъ тоже, — право располагать своими деньгами, право ихъ дать или не дать.» Все это говорилъ Беркъ въ парламентѣ, во время споровъ колоній съ метрополіей о пошлинѣ.
"Далѣе, продолжаетъ тотъ же Беркъ, "если у нихъ не достаетъ чего нибудь до той силы, которую обнаруживаетъ на умы форма правленія, то недостатокъ этотъ пополняетъ религія. Религія всегда была источникомъ энергіи. Но религіозное воззрѣніе американцевъ не то, что англичанъ. Англиканская церковь сложилась подъ покровительствомъ прочнаго правительства; диссиденты же встали немедленно въ оппозицію къ существующей власти. Имъ е ставилось только одно средство въ оправданіе своей оппозиціи — провозгласить естественную свободу. Ихъ ученіе есть принципъ противодѣйствія; это протестантизмъ протестантской религій.
«Но есть еще институтъ, поддерживающій энергію американцевъ, и дающій устойчивость ихъ принципамъ — воспитаніе. Ни въ одной странѣ въ мірѣ право не изучается въ такой степени, какъ въ Америкѣ. Юристы тамъ многочисленны и могущественны. Наибольшее число депутатовъ, посылаемыхъ въ конгрессъ, состоитъ изъ легистовъ. Всѣ, кто читаютъ, а ихъ большинство, стараются придавать своимъ мнѣніямъ юридическій оттѣнокъ. Въ большей части провинціи юристы управляютъ общественнымъ мнѣніемъ. Такая привычка къ закону даетъ колонистамъ тонкость въ пониманіи своихъ политическихъ вопросовъ и прозорливость. Они быстры въ нападеніи, всегда готовы на защиту и богаты средствами. Во всякой другой странѣ народъ менѣе тонкаго ума обсуживаетъ ошибочный правительственный принципъ только тогда, когда онъ отъ него страдаетъ. Нотамъ, въ Америкѣ, обсуживаютъ зло впередъ, на основаніи дурного принципа, то есть тамъ судятъ не послѣдствію о причинѣ, а по причинамъ о слѣдствіяхъ».
Къ этимъ мыслямъ Берка мнѣ прибавлять кажется больше нечего.
Теперь намъ остается коснуться еще одного вопроса — американскаго гражданскаго равенства.
Страна можетъ пользоваться равенствомъ, не зная свободы, и свободой, не зная равенства. Америка первая разрѣшила этотъ вопросъ, и разрѣшеніе это тѣмъ болѣе поучительно, что колонисты, населившіе Новый Свѣтъ, вышли изъ Англіи, совершенно незнавшей принципа равенства.
Когда Англія была завоевана норманами, въ ней водворился феодализмъ во всей его строгости. Нынѣшнія англійскія учрежденія и до сихъ поръ носятъ на себѣ слѣды феодализма.
Въ феодальное время общество было больше ничего, какъ армія О или войско, основанное на принципѣ землевладѣнія. Король былъ главнокомандующимъ, бароны — офицерами, а вассалы — солдатами. Порядокъ этотъ былъ весьма естественный, ибо все богатство заключалось тогда въ землѣ. Такимъ образомъ, общество образовало іерархію, въ которой всякій низшій зависѣлъ отъ высшаго: такъ, баронъ зависѣлъ отъ короля, рыцарь отъ барона, вассалъ отъ рыцаря. Каждое сословіе составляло отдѣльный общественный слой съ своими законами, постановленіями и обычаями. Даже въ экономической и умственной сферѣ существовало тоже дѣленіе на слои. Университетъ составлялъ свою общину, каждый ремесленный цехъ свою. При такомъ составѣ общества равенство было немыслимо, и не могла существовать, но видимому, даже и свобода.
А между тѣмъ свобода была, но она выражалась въ условной формѣ привилегій. Существовала также и свобода слова, но она имѣла привилегію проявляться только въ церкви. Вотъ почему смѣлость ораторовъ и проповѣдниковъ не доходила никогда до та- кого размѣра, какимъ она отличалась въ то время.
По мѣрѣ того, какъ земли бароновъ и нотаблей освобождались отъ военной повинности, ослаблялся и феодализмъ. Въ Англіи эта реформа началась при Карлѣ II; но въ то время, когда началась эмиграція въ Америку, слѣды феодализма и вліяніе его на англійское общество были еще сильны. Какже могло случиться, что эмигранты, выдѣлившіеся изъ общества, не знавшаго гражданской равноправности и пользовавшагося лишь сословной свободой, могли создать въ Америкѣ государство совсѣмъ на противоположныхъ началахъ? Объясненіе очень просто. Какъ землевладѣніе создало англійскій феодализмъ, такъ землевладѣніе создало и американскую демократію. Религіозныя идеи имѣли дѣйствительно громадное значеніе при организаціи американскаго общества, но основная причина, создавшая американское равенство, заключалась по преимуществу въ землевладѣніи.
Эмигранты явились на землю совершенно пустынную, новую, необработанную, они не нашли на ней готоваго земледѣльческаго сословія, которое могли бы заставить работать за себя. Каждый колонистъ, поэтому, долженъ былъ приняться за топоръ и лопату, строить самъ себѣ домъ, добывать самъ себѣ пищу, и собственными своими руками шить себѣ одежду. Такъ какъ каждый зависѣлъ отъ личныхъ своихъ силъ, то и долженъ былъ явиться равный раздѣлъ земли; а равный раздѣлъ земли между всѣми колонистами создалъ изъ каждаго колониста — собственника.
Впослѣдствіи, но мѣрѣ экономическаго развитія между колонистами, хотя и являлись богачи, но принципъ равенства, во-первыхъ, окрѣпъ, а во-вторыхъ, поддерживался постоянно новыми переселенцами, водворявшимися на пустыряхъ, на тѣхъ же условіяхъ земельнаго надѣла. При такомъ условіи ни привилегіямъ, ни соціальному неравенству не оставалось уже мѣста, ибо каждый колонистъ являлся такимъ же равноправнымъ гражданиномъ, какъ и его сосѣдъ.
V.
правитьДля полноты очерка намъ остается еще сказать о колоніяхъ центральныхъ и южныхъ.
Колоніи эти не играли особенной роли въ американской общественной жизни, но онѣ внесли все-таки свой элементъ, и слѣды ихъ особенностей сохранились еще и до сихъ поръ.
Центральныя колоніи, лежащія между Виргиніей и Новой Англіей, составляютъ Мериландъ, Делаваръ, Пенсильванія, Нью-Джерсей и Нью-Іоркъ. Изъ этихъ колоній, по ихъ вліянію на бытъ и исторію союза, заслуживаютъ вниманіе только Мериландъ, Пенсильванія и Нью-Іоркъ; Делаваръ же и Нью-Джерсей составляютъ какъ бы дополненіе къ этимъ тремъ колоніямъ.
Мериландъ населился людьми тоже преслѣдуемыми, но то были не пуритане, а католики. Кромѣ того, колонизація его была произведена не компаніей, а частнымъ лицомъ, лордомъ Бальт и моромъ.
Измученный религіозными волненіями, въ которыхъ лордъ Бальтиморъ принималъ живое участіе, онъ хотѣлъ найти себѣ убѣжище и успокоить свой утомленный духъ. Но не онъ одинъ былъ такимъ страдальцемъ, страдала вся католическая партія, которую онъ глубоко уважалъ и убѣжденія кокорой раздѣлялъ. Задумавъ колонизацію, онъ искалъ мѣста, гдѣ бы свобода вѣроисповѣданія нашла пріютъ, болѣе спокойный, чѣмъ какой она имѣла въ Англіи. Мѣстомъ этимъ была Америка и очаровательная мѣстность Потомака. Концессія на эту землю не была еще утверждена королемъ, когда лордъ Бальтиморъ умеръ, но духъ его и стремленія перешли къ его сыну, явившемуся основателемъ Мериланда.
Страна эта получила свое имя въ честь жены Карла I, Генріэтты Маріи, дочери Генриха [IV. Провинція уступалась лорду Бальтимору на правахъ безусловной собственности, онъ признавался полновластнымъ господиномъ и какъ бы леннымъ владѣльцемъ англійскаго короля, которому, за всѣ выгоды пользованія страною, Бальтиморъ долженъ былъ представлять пятую часть добытаго въ провинціи золота и серебра, а свое вѣрноподданическое смиреніе заявлять, по феодальному обычаю, ежегодною присылкою двухъ индѣйскихъ стрѣлъ.
Несмотря на свое полновластіе Бальтиморъ, владѣвшій замѣчательнымъ политическимъ умомъ, предоставилъ мериландскимъ эмигрантамъ право законодательства. Въ хартіи, данной имъ колонистамъ, говорится, что мѣстные законы составляются и утверждаются по совѣщанію и апробаціи большинства колонистовъ или ихъ депутатовъ. Денежные сборы точно такъ же могутъ быть производимы лишь съ ихъ согласія. Владѣлецъ колоніи не имѣлъ права располагать ни жизнью, ни собственностью эмигрантовъ; такимъ образомъ, колонисты имѣли уже съ самаго начала право представительства.
Разсудительность основателя выразилась еще и въ другомъ обстоятельствѣ. Въ томъ мѣстѣ Потомака, которое эмигранты выбрали для своего поселенія, уже жили индѣйцы. Переселенцы отнеслись къ нимъ, какъ къ законнымъ, собственникамъ земли. Съ ними обращались съ такой кротостью, что они охотно уступили колонистамъ землю, некультированную и культироваиную, помогали имъ въ ихъ нуждахъ, всегда большихъ при всякомъ новомъ водвореніи; научили ихъ печь хлѣбъ изъ маиса, и вообще были такъ полезны для колонистовъ, что Мериландъ устроился въ полгода лучше, чѣмъ другія колоніи въ нѣсколько лѣтъ. Вообще терпимость, мало отличавшая католиковъ на континентѣ, составляла замѣчательную черту мериландскихъ переселенцевъ. Мериландъ явился убѣжищемъ для всѣхъ, гонимыхъ въ Массачусетсѣ, въ Виргиніи и въ старой Европѣ. Лордъ Бальтиморъ, вступая въ завѣдываніе колоніей, поклялся, что ни онъ, ни его потомки не будутъ преслѣдовать за религію ни прямо, ни косвенно никого, исповѣдующаго христіанство.
Несмотря на эти, вполнѣ либеральныя учрежденія, или лучше сказать именно потому, Мериландъ существовалъ недолго въ видѣ владѣнія Бальтимора. Англійская революція, низвергнувшая старую монархію, уничтожила и монархическое право Бальтиморъ Затѣмъ на католиковъ Мериланда возникло гоненіе. Мериландъ, лишенный характера частной собственности, управлялся съ этихъ поръ губернаторами, высылаемыми изъ Англіи, что продолжалось до 1615 года. Въ этомъ году одинъ изъ потомковъ Бальтимора, отказавшись отъ общенія съ католиками, былъ снова возстановленъ въ ихъ нравахъ, и права эти сохранялись за Бальтиморами до американскаго возстанія.
Что касается до внутренняго развитія Мериланда, то въ этомъ отношеніи онъ имѣетъ большое сходство съ Виргиніей.. Одинаковый климатъ и одинаковая почва создали одинаковую сельско-хозяйственную промышленность и одни обычаи. Мериландъ, какъ и Виргинія, занимался по преимуществу разведеніемъ табака. А какъ табакъ давалъ выгоды только при дешевизнѣ труда, то слѣдствіемъ этого явилось введеніе невольничества. Черные невольники, лѣнивые и апатичные, не удовлетворяли колонистовъ Мериланда, и какъ климатъ позволялъ удобнѣе, чѣмъ въ Виргиніи, работать бѣлыми людьми, то въ Мериландѣ организовалось по преимуществу бѣлое невольничество, о которомъ говорено было выше. ни въ одной провинціи Америки не было такого большого числа бѣлыхъ кабальныхъ. Рынки Мериланда были постоянно ими переполнены.
Нью-Іоркъ, основанный первоначально голландцами подъ названіемъ Новаго Амстердама, и до сихъ поръ сохранилъ голландскій Духъ въ сноси экономіи, правильности жизни и въ стремленіи къ коммерческому первенству.
Колонія эта но духу учрежденій служила зеркаломъ Голландіи Новый Амстердамъ отличался полной религіозной терпимостью и давалъ у себя пріютъ не только бѣжавшимъ изъ Европы протестантамъ, католикамъ, квакерамъ, но и всѣмъ тѣмъ, кого гнали отъ себя виргинцы и колонисты Новой Англіи. Даже евреи, которымъ не давала пріюта ни одна изъ американскихъ колоній, были допущены въ Новомъ Амстердамѣ.
Эта смѣсь разныхъ народностей и людей разныхъ воззрѣній принесла большой вредъ первоначальнымъ голландскимъ учрежденіямъ колонистовъ. У нихъ царствовалъ духъ сословности и привилегій, и губернаторъ, назначавшій шерифа и бургомистровъ, являлся властью, слишкомъ невыносимою для пуританъ, привыкшихъ къ свободѣ.
Пуритане и другіе сектаторы, внесшіе въ Новый Амстердамъ духъ республиканизма, собрали въ 1053 году народное собраніе и представили губернатору адрессъ, въ которомъ объясняли, что хотя они и подчинились законамъ принявшей ихъ колоніи, но желаютъ, чтобы законы эти согласовались съ ихъ правами и привилегіями, принесенными ими съ своей родины. "Мы, явившіеся сюда, говорятъ они далѣе въ своемъ адрессѣ, «съ разныхъ сторонъ свѣта и образовавшіе общину изъ различныхъ національностей; мы, на собственный счетъ прибывшіе сюда подъ покровительство Соединенныхъ провинцій; мы, превратившіе пустыни въ плодородныя земли, просимъ, чтобы новые законы не составлялись безъ согласія народа, и чтобы безъ его одобренія по назначали общественныхъ чиновниковъ».
Требованія эти показались губернатору слишкомъ большой претензіей, тѣмъ болѣе, что на сторонѣ колонистовъ не было вооруженной силы, а числомъ они были слабы; — и губернаторъ отвѣтилъ, что власть его исходитъ отъ Бога и отъ индѣйской компаніи, и не можетъ зависѣть отъ произвола кучки невѣждъ. Компанія, конечно, взяла сторону губернатора, и тогда колонисты начали питать довольно вредные замыслы и задумали искать покровительства Англіи.
Еще Кромвелль думалъ о завоеваніи голландскихъ колоній въ Америкѣ. Карлъ И, вступивъ на престолъ и побуждаемый своей личной ненавистью къ голландцамъ, рѣшительно отказался признать за ними Новую Бельгію. Въ 1664 году онъ далъ своему брату, герцогу Іоркскому, привилегію на всю Новую Бельгію, и назвалъ ее въ хартіи Нью-Іоркомъ. Успѣху этого завладѣнія помогли много сами голландскіе колонисты, недовольные управленіемъ индѣйской компаніи, и потому охотно отдавшіеся подъ покровительство англичанъ.
Со времени Вильгельма Оранскаго, колонія сдѣлалась королевской провинціей и управлялась губернаторомъ, по назначенію правительства, и генеральнымъ собраніемъ, по назначенію собственниковъ.
Общій характеръ Нью-Іорка есть смѣсь трехъ элементовъ, внесенныхъ въ него голландцами, пуританами и европейцами. Въ этомъ начало его теперешняго космополитизма, его внутренняго управленія, заимствованнаго отъ Новой Англіи, и его промышленнаго коммерческаго духа, заимствованнаго отъ голландцевъ. Европейское населеніе, бѣжавшее изъ Стараго Свѣта, внесло въ него отсутствіе предразсудковъ и тотъ политическій задоръ, который дѣлаетъ Нью-Іоркъ центромъ демократической партіи американскаго союза.
Пенсильванія была основана Пэномъ. Вильгельмъ Пэнъ родился въ Лондонѣ въ 1644 году. Онъ былъ сынъ адмирала Вильгельма Пэна, завоевавшаго Ямайку. Молодой Пэнъ еще ученикомъ оксфордскаго университета обнаружилъ свободомысліе и предался квакерамъ. Изгнанный за это изъ университета и изъ родительскаго дома, онъ бѣжалъ во Францію. По возвращеніи въ Англію Нэпъ замѣшался въ дѣло квакеровъ, подвергся вмѣстѣ съ ними преслѣдованію, тюремному заключенію и изгнанію. Послѣ ему пришла мысль переселиться въ Америку и создать въ ней пріютъ для своихъ единовѣрцевъ. За долгъ, который имѣлъ Пэнъ на казнѣ, Карлъ II уступилъ ему огромную площадь земли, лежавшей между Мериландомъ и Делаваромъ.
Хартія, данная Пэну, была составлена также, какъ и мериландская, т. е. что рядомъ съ правами собственника, признавалось и право колонистовъ имѣть представительство. Но вмѣстѣ съ тѣмъ лордъ Нортъ счелъ необходимымъ, кромѣ верховной власти короля, подчинить колонію волѣ парламента.
По полученіи королевскаго патента Пэнъ послалъ прокламацію къ своимъ американскимъ подданнымъ, прокламацію, которая, вмѣстѣ съ его воззваніемъ къ индѣйцамъ, останется драгоцѣннымъ памятникомъ, который только можетъ оставить себѣ хорошій, честный человѣкъ. "Друзья мои, пишетъ Пэнъ въ своей прокламаціи, «желаю вамъ всякаго счастія здѣсь, на землѣ, и тамъ, на небесахъ, Богу, по его милости, было угодно ввѣрить вашу судьбу мнѣ, ввѣрить васъ моему попеченію. Дѣла этого до сихъ поръ я еще не предпринялъ: но Богъ далъ мнѣ сознаніе моего долга и честности, чтобы дѣйствовать по правдѣ. я надѣюсь, что васъ не будутъ безпокоить никакія перемѣны и назначенія короля, потому что вы водворились уже прочно и безъ пособій правительства. Вы будете управляемы законами, которые вы сами составите, и будете жить свободно, какъ народъ разумный и разсудительный, если вы сами этого пожелаете. Я не посягну ни на чье право и не утѣсню никого. Богъ внушилъ мнѣ лучшія намѣренія и далъ мнѣ свою милость для ихъ выполненія. Однимъ словомъ, я чистосердечно выполню все то, что разумный и свободный человѣкъ можетъ желать для своего спокойствія и счастія. Молю Бога вести васъ путемъ справедливости, чтобы процвѣтали вы и ваши дѣти послѣ васъ. Вашъ истинный другъ». И Пэнъ дѣйствительно честно исполнилъ свое обязательство; въ теченіи своего тридцатилѣтняго владычества онъ не отказалъ ни въ одной разумной просьбѣ жителямъ Пенсильваніи.
Въ октябрѣ 1682 г. Пэнъ явился самъ въ свои колоніи, и въ это же время онъ заключилъ свой знаменитый договоръ съ индѣйцами. -Никто и никогда до тѣхъ поръ не говорилъ съ индѣйцами такъ гуманно. "Мы будемъ идти съ вами путемъ совѣсти и доброй воли, говорится въ договорѣ, — «ни та, ни другая сторона не будетъ лишена ни одной изъ своихъ выгодъ: во всемъ будетъ искренность и любовь. Я не называю васъ своими дѣтьми, потому что и отцы наказываютъ иногда своихъ дѣтей съ излишнею строгостію; менѣе того я назову васъ своими братьями; ибо братья бываютъ очень часто въ раздорѣ; мы какъ бы члены одного человѣка; мы всѣ одна плоть и одна кровь».
Эта истинная христіанская кротость проходитъ и во всѣхъ учрежденіяхъ Пэна. Начала, на которыхъ онъ основалъ свое правленіе, значительно опередили идея его времени. Онъ не придавалъ особеннаго значенія политическимъ формамъ, но считалъ истинно свободнымъ только то управленіе, въ которомъ царствовалъ законъ, и гдѣ народъ принималъ участіе въ законодательствѣ. "Въ отношеніи свободы, говорилъ Пэнъ, «я не хочу оставить ни себѣ, ни моимъ наслѣдникамъ ни малѣйшей возможности вредить; воля моя не должна мѣшать счастію страны. Высшая, конечная цѣль правительства — держать народъ въ почтеніи и предохранять его отъ злоупотребленія власти, ибо свобода безъ повиновенія есть безпо* рядокъ, а повиновеніе безъ свободы — рабство».
Первымъ правительственнымъ дѣйствіемъ ІЬна было приглашеніе всѣхъ колонистовъ дли вотированія конституціи. Колонисты однако выслали вмѣсто себя депутатовъ, которые три дня занимались разсматриваніемъ уложенія.
Уложеніе это отличается по истинѣ квакерской кротостью и любовью; терпимость религіозная шла у нихъ дальше, чѣмъ у кого либо изъ американскихъ колонистовъ. И терпимость эта была вовсе не дѣломъ политики, а слѣдствіемъ глубокаго уваженія къ свободѣ совѣсти и религіознаго убѣжденія. По словамъ Пэна преслѣдовать за вѣру, значило мѣшать проявленію благости Божіей и невидимому дѣйствію ея вѣчнаго духа.
Гражданское равенство было признано тоже во всей его полнотѣ, право перворожденія было уничтожено, всѣ члены общины, какого бы они ни были вѣроисповѣданія, имѣли право на общественную службу, никакой налогъ, никакой сборъ не могъ быть назначенъ иначе, какъ законодательнымъ порядкомъ, для чего требовалось двѣ трети голосовъ.
Что касается нравовъ, то они поражаютъ своею суровостью; балы, театры, маскерады, карты, кости, роскошь въ одеждѣ и въ ѣдѣ были строго запрещены, но рядомъ съ этой суровостью проявлялась замѣчательная для того времени мягкость въ уничтоженіи смертной казни, которая была сохранена только за убійство.
Какъ только сдѣлалось извѣстнымъ въ Европѣ, что квакеръ Вильгельмъ Пэнъ основалъ убѣжище для всѣхъ бѣдныхъ и угнетенныхъ, какъ только сдѣлались извѣстны всѣ либеральные условія общественной жизни, учрежденной имъ колоніи, — началась въ Пенсильванію сильная эмиграція изъ Англіи, Шотландіи, Ирландіи, Германіи, и колоніи скора зацвѣли, и учрежденный Пэномъ городъ Филадельфія достигъ размѣровъ, которыхъ невозможно было ожидать въ такое короткое время.
Окончивъ свое дѣло, Пэшь воротился въ Англію. Уѣзжая, онъ простился съ колонистами слѣдующимъ воззваніемъ: «Моя любовь и моя жизнь принадлежать вамъ. Моей привязанности не уменьшитъ ни океанъ, ни разстояніе не положитъ ей конца. Я былъ съ вами, я заботился о васъ; я служилъ вамъ съ искренней любовью, и вы мнѣ дороже всего на свѣтѣ. Благословляю васъ именемъ и властію Бога, и пусть Господь благословитъ васъ и дастъ вамъ справедливость, миръ и изобиліе»…
Послѣ смерти Пэна начались раздоры колоніи съ его наслѣдниками, кончившіеся тѣмъ, что во время революціи право ихъ было куплено колонистами за 130,000 фунтовъ стерлинговъ.
Колонизація Каролины началась вслѣдствіе концессіи Карла I Роберту Гиту. Концессіонная хартія была составлена вполнѣ по примѣру мериландской. Впрочемъ колонистамъ было предоставлено право участія въ законодательствѣ.
Получивъ концессію, владѣльцы приняли тотчасъ же мѣры для колонизаціи, и вслѣдствіе этого явились эмигранты частію изъ Виргиніи, бѣжавшіе оттуда отъ преслѣдованія за участіе въ мятежѣ. Наблюденіе за этой кучкой эмигрантовъ было поручено Беркелею, губернатору Виргиніи. Это маленькое поселеніе послужило ядромъ сѣверной Каролины.
Въ тоже время нѣкоторые изъ барбатскихъ колонистовъ поселились съ своими черными невольниками близь мыса Фиръ и положили основаніе Каролинѣ южной. Хотя управленіе этой новой территоріей было основано совершенно на тѣхъ же началахъ, какъ и предъидущее, но она оставалась политически отъ нее независимой, ибо оба поселенія раздѣлялись громадной пустыней.
Л не стану описывать читателю кабинетную конституцію Локка; замѣчу только, что когда она была предложена каролинцамъ, то они рѣшительно отказались ее принять.
За этимъ первымъ неудовольствіемъ и раздоромъ съ владѣльцами послѣдовали другіе, и дѣло кончилось тѣмъ, что они продали свое право правительству.
Сдѣлавшись королевской провинціей, Каролина была-оффиціально раздѣлена на двѣ части, и затѣмъ управлялась на общихъ основаніяхъ.
Рабство явилось въ Каролинѣ уже очень рано, при чемъ черныхъ рабовъ предпочитали бѣлымъ. Причина этого заключалась въ томъ, что бѣлые рабочіе не переносили лихорадки. Развитію невольничества способствовало въ особенности разведеніе риса. Мѣшокъ риса, случайно привезенный съ Мадагаскара, положилъ начало разведенію риса, который, вмѣстѣ съ индиго, сдѣлался скоро главнымъ земледѣльческимъ продуктомъ Каролины Рисъ, требующій влажности и жара, произрасталъ на мѣстностяхъ, наиболѣе вредныхъ для здоровья, и какъ негры переносили трудъ разведенія его безъ всякихъ страданій, то Каролина и постаралась обезпечить себя вполнѣ черными рабочими.
Теперь остается сказать еще нѣсколько словъ о Георгіи. Колонизація ея представляетъ единственный примѣръ поселеній, устроенныхъ на счетъ правительства.
Она была основана въ 1732 году съ цѣлью благотворительной, чтобы дать убѣжище заключеннымъ за долги, бѣднымъ и протестантамъ, которымъ Англія отказала въ своемъ покровительствѣ.
Основанія ея конституціи отличались совершенно отъ принциповъ конституцій другихъ колоній. Изъ Георгіи хотѣли сдѣлать поенное поселеніе, чтобы устроить военную границу противъ испанцевъ.
Въ этихъ видахъ земля дѣлилась только между тѣми, кто былъ способенъ для военной службы, то есть между мужчинами, а дочери не имѣли ровно никакого права на наслѣдство.
Другимъ постановленіемъ было недопущеніе рабства. "Невольничество, какъ выражались основатели колоніи, «противно евангелію и основнымъ законамъ Англіи. Мы не хотимъ допустить законъ, который бы дозволилъ такой ужасный грѣхъ.»
Третьею особенностью было строгое запрещеніе ввоза рома и спиртуозныхъ напитковъ.
Но прекрасныя постановленія не удержались, и первое нарушеніе ихъ началось ввозомъ невольниковъ. Заключенные за долги и другіе того же сорта люди, не привыкшіе работать, увѣряло, что земля, на которой они поселены, слишкомъ неплодородна, и вмѣсто того, чтобы трудиться собственными руками, они стали хлопотать о введеніи невольничества.
Чтобы прикрыть свою лѣнь благовидной причиной, они вздумали увѣрять, будто невольничество послужитъ къ распространенію евангельскаго ученія, или, какъ выразился одинъ благочестивый миссіонеръ того времени, «американскіе рабы сдѣлаются свободными гражданами небеснаго Іерусалима.)»
Вслѣдствіе этихъ софизмовъ въ Георгію были ввезены цѣлыя толпы негровъ, а чтобы обойти законъ, запрещавшій невольничество, плантаторы вздумали выдавать ихъ за свободно подрядившихся людей, нанятыхъ на сто лѣтъ.
При общемъ настроеніи населенія въ такомъ направленіи, закону пришлось замолчать, и невольничество вошло постепенно въ нравы Георгіи.
Еще труднѣе было заставить колонистовъ принять законъ о наслѣдствѣ и отказаться отъ спиртуозныхъ напитковъ. Первый противорѣчилъ совершенно всѣмъ условіямъ колонизаціи и экономическимъ стремленіямъ населенія, а второе привело къ контрабандѣ, потому что безъ спиртуозныхъ напитковъ людямъ жить невозможно.
Неудачныя основанія, принятыя при колонизаціи Георгіи, повели къ тому, что колонія эта провлачила въ продолженіи двадцати лѣтъ самое жалкое существованіе и начала оживать только со времени освобожденія Американскихъ штатовъ.
VI.
правитьИзъ тѣхъ гражданскихъ элементовъ, которые внесли въ Америку европейскіе переселенцы, могло, путемъ исторической логики, сложиться только то, что изображаетъ теперь Сѣверо-Американскій Союзъ.
Поэтому крайне неразсудительнымъ оказывается весь тотъ англійскій людъ, который, неумѣя понять причинъ, хотѣлъ создать слѣдствія по своему личному усмотрѣнію и однимъ почеркомъ пера превратить Америку въ Англію.
Въ исторіи Сѣверо-Американскихъ штатовъ нѣтъ и не было ничего разсчитаннаго или измышленнаго заранѣе и затѣмъ выполненнаго но извѣстной программѣ. Исторія Союза также проста, какъ и исторія всего человѣчества, какъ исторія жизни всякаго органическаго предмета природы, всякаго живого существа; потому то все, что случилось, было лишь простымъ слѣдствіемъ очень простыхъ и несложныхъ причинъ.
Единственная разница, которую представляетъ исторія Союза отъ исторіи Европы, заключается въ томъ, что въ американцахъ, съ перваго ихъ шага въ общественной жизни, является строгое сознаніе своихъ правъ. Американцы не гнались никогда ни за какими фиктивностями, подобно французамъ или даже нѣмцамъ, удовлетворявшимся идеями и красивыми словами безъ существеннаго содержанія. Американцы стояли всегда твердо на реальной почвѣ: имъ нужно было экономическое и соціальное развитіе, соотвѣтственное условіямъ и обстоятельствамъ запятой ими страны.
Переселенцы явились на американской землѣ уже проникнутыми тѣмъ духомъ независимостію который ихъ заставилъ бѣжать изъ Европы, и который развился въ нихъ еще болѣе, вслѣдствіе экономическихъ условій новаго быта.
Забравшись за океанъ, переселенцы оставили на своей родинѣ всю свѣтскую и духовную іерархію, отъ которой имъ не было житья. На американской землѣ они явились вполнѣ равными и равноправными, и каждый сдѣлался землевладѣльцемъ, добывая себѣ средства существованія личнымъ трудомъ, но мѣрѣ своихъ силъ и способностей. Потребности ихъ были просты и также просто было и ихъ удовлетвореніе; они жили, какъ жили люди въ золотой вѣкъ, не зная денегъ, и добывая и устроивая себѣ своими собственными руками все, что имъ было нужно. При этихъ экономическихъ условіяхъ въ каждомъ собственникѣ, а ими были всѣ американцы, развивалась потребность вполнѣ свободнаго дѣйствія. И въ самомъ дѣлѣ не англійскій парламентъ могъ являться судьею того, что было нужно какому нибудь колонисту, устроившему себѣ поле въ дѣвственномъ американскомъ лѣсу; или въ американской пустынѣ, подъ солнцемъ, создававшему хлопчатникъ, сахарный тростникъ, шелковицу, табакъ. Слѣдовательно, очевидно, что американецъ могъ развиваться только при полной независимости, при отсутствіи всякой опеки и вмѣшательства постороннихъ людей, незнакомыхъ съ американскими условіями.
Къ этому нужно прибавить, что американскія колоніи основались сами собой безъ всякой поддержки и помощи правительства, и потому колонисты привыкли жить собственнымъ умомъ, не нуждаясь въ посторонней помощи. Эту привычку укрѣпило въ нихъ еще больше само англійское правительство, не вмѣшиваясь многое число лѣтъ въ дѣла своихъ американскихъ поселенцевъ. Наконецъ, самоуправленіе, которымъ пользовались колонисты съ перваго ихъ дня водворенія въ Америкѣ, сформировало изъ нихъ людей съ вполнѣ развитымъ чувствомъ свободы и, независимости, и создало теорію государственнаго права, незнакомую англичанамъ и во многихъ случаяхъ совершенно противорѣчившую политическимъ принципамъ метрополіи.
По американскому ученію Богъ, создавъ всѣхъ равными, далъ каждому право на жизнь и на собственность. Правительство не больше какъ политическое учрежденіе, существующее для счастія всѣхъ, а не для счастія только нѣкоторыхъ.
Въ этихъ идеяхъ воспитывалась молодежь, которой, какъ и предъидущимъ поколѣніямъ, нужно было личное счастіе и возможность достиженія его личными средствами. А какъ личное счастье заключалось въ экономическомъ и соціальномъ развитіи, а достигнуть его было возможно только при внѣшней свободѣ дѣйствій, обезпечиваемой гражданскими нравами, то понятно, почему въ періодъ безумнаго вмѣшательства англійскаго парламента въ американскія дѣла, американцы ухватились такъ горячо за защиту своихъ правъ.
Такимъ образомъ, американская революція есть въ сущности борьба за гражданскія права для возможности облегченія экономической независимости.
Заблужденія Англіи, по отношенію къ Америкѣ, дѣйствительно замѣчательны. Даже знаменитые экономисты того времени полагали, что развитіе Америки идетъ въ чистый ущербъ Англіи, и выводили изъ этого, что Америка не только не должна строить своихъ кораблей и имѣть свою внѣшнюю торговлю, но что она не смѣетъ даже изготовлять для вывоза шляпъ. По просьбѣ лондонскихъ шляпниковъ въ 1732 году былъ изданъ билль, запрещавшій американцамъ вывозить шляпы собственнаго издѣлія въ Испанію, Португалію и на антильскіе острова. Ни одинъ американскій шляпникъ не смѣлъ держать у себя болѣе двухъ учениковъ, и ли одинъ ученикъ не могъ сдѣлаться мастеромъ прежде семи лѣтъ ученія; наконецъ, негровъ запрещалось брать въ рабочіе. Въ 1750 году англійскій парламентъ дозволилъ вывозить желѣзо и чугунъ только въ слиткахъ и полосами, но подъ страхомъ денежнаго штрафа запрещался вывозъ нѣкоторыхъ издѣлій и въ особенности орудій для приготовленія стали.
Конечно, не всѣ англичане сочувствовали этой несчастной промышленной политикѣ, превращавшей американцевъ въ рабовъ; напримѣръ Уольполь, оставившій послѣ себя вообще довольно дурную репутацію, стоялъ постоянно на сторонѣ колонистовъ и, въ отвѣтъ на проэкты жалкихъ экономистовъ, желавшихъ раззорить американцевъ, высказалъ слѣдующія, замѣчательно мудрыя для того времени мысли: «выполненіе проэкта налога на американцевъ я оставлю своимъ наслѣдникамъ, у которыхъ найдется болѣе мужества, чѣмъ у меня, и которые будутъ меньшими друзьями торговли, чѣмъ я. Во все время своего управленія, я постоянно держался принципа поощренія торговли американскихъ колонистовъ и предоставленія имъ наибольшей свободы. Иногда оказывалось необходимымъ закрывать глаза на нѣкоторыя неправильности ихъ торговли съ Европой, ибо, поощряя и развивая ихъ сношенія съ иностранцами, я былъ всегда убѣжденъ что если американцы заработаютъ 500,000 фунтовъ стерлинговъ, то менѣе, чѣмъ въ два года, половина этой выгоды поступитъ въ казначейство его величества, при посредствѣ продуктовъ королевства, которые, въ огромномъ количествѣ, будутъ вывезены въ колоніи. Чѣмъ больше растетъ внѣшняя торговля американцевъ, тѣмъ больше они нуждаются въ нашихъ произведеніяхъ. Это единственный способъ обложенія колонистовъ налогомъ, наиболѣе согласнымъ съ ихъ учрежденіями и законами.»
Другой государственный человѣкъ, ума дальновиднаго, но изъ лагеря американцевъ, Франклинъ, въ письмѣ своемъ массачуссетскому губернатору высказалъ еще полнѣе основанія здравой экономической политики, которою къ несчастію англичане не владѣли и оттого лишились своихъ колоній. Онъ пишетъ: "со времени разговора, которымъ ваше превосходительство меня почтили, но поводу болѣе тѣсной связи между колоніями и Великобританіей, при посредствѣ колоніальныхъ представителей въ парламентѣ, я много думалъ объ этомъ вопросѣ, и остаюсь при томъ мнѣніи, что единеніе будетъ вполнѣ выгодно для колонистовъ, если они будутъ имѣть на своей сторонѣ достаточное число представителей, и если всѣ прежнія постановленія парламента, стѣсняющія торговлю и парализирующія мануфактурное производство колоній, будутъ отмѣнены. Двумя словами — нужно, чтобы англійскіе подданные по сю сторону океана были поставлены совершенно въ то же положеніе, какъ и жители Великобританіи.
"Этимъ я вовсе не думаю сказать, что колонистамъ слѣдуетъ дать такое число представителей, чтобы перевѣсъ былъ на ихъ сторонѣ, но я думаю только о томъ, чтобы число это было вполнѣ достаточно для составленія возможно лучшихъ и безпристрастныхъ законовъ, что можетъ быть вниманіе парламента не будетъ устремлено на частные интересы какихъ нибудь маленькихъ корпорацій или ремесленниковъ, на которые обыкновенно обращалось больше вниманія, чѣмъ позволяетъ общій интерессъ и общественное благо. я думаю также, что управленіе колоній парламентомъ, въ которомъ они будутъ имѣть своихъ представителей, будетъ пріятнѣе нашему народу, чѣмъ система, которую пытались ввести въ послѣднее время. Если этотъ новый парламентъ найдетъ, въ видахъ общаго интереса, необходимымъ ввести законы, подобные тѣмъ, какіе лежали тяжелымъ гнетомъ на колоніяхъ, законы эти будутъ приняты съ радостью и исполнены безъ возраженія.
"Я надѣюсь также, что посредствомъ такого сближенія народъ Великобританіи и колонисты научатся смотрѣть другъ на друга не какъ на чуждыя общества, съ различными интересами, но какъ на одну общину, имѣющую одинъ интересъ.
"Я думаю, что общественный интересъ государства заключается въ томъ, чтобы народъ былъ многочисленъ и богатъ, чтобы имѣлось достаточно людей для его защиты и довольно денегъ, чтобы платить налоги. Все это необходимо, чтобы обезпечить безопасность государства и чтобы отразить внѣшнихъ враговъ; но мнѣ не кажется важнымъ, чтобы въ борьбѣ Джонъ принималъ большее участіе, чѣмъ Томасъ, или чтобы Уильямъ платилъ больше налога, чѣмъ Чарльзъ. Фабрикація желѣза даетъ занятіе и обогащаетъ подданныхъ Англіи, по какое дѣло государству до того, живетъ ли фабрикантъ въ Бирмингамѣ или въ Шеффильдѣ, или въ обоихъ мѣстахъ вмѣстѣ, потому что во всякомъ случаѣ онъ находится въ предѣлахъ того же владѣнія и ввѣряетъ государству себя и свое имущество. Если бы завтра удалось осушить годвинскіе пески и пріобрѣсти на счетъ моря пространство земли, равное какому нибудь графству Англіи, будетъ ли справедливо отказать жителямъ этой новой земли въ привилегіяхъ, какими пользуются остальные англичане? Можно ли запретить имъ продавать свои произведенія въ тѣхъ же самыхъ портахъ, или приготовлять себѣ башмаки только потому, что купецъ или сапожникъ, живущій въ старой странѣ, вообразитъ, что ему выгоднѣе торговать или приготовлять башмаки на счетъ другихъ? Будетъ ли это справедливо даже и въ томъ случаѣ, если новая земля была бы пріобрѣтена на средства государства? И не было ли бы это еще менѣе справедливо, если бы вся тяжесть и трудъ пріобрѣтенія новой земли для Великобританіи лежали бы на первыхъ колонистахъ? Наконецъ, суровость такой системы не была ли бы еще виднѣе, если бы народу новой земли отказали въ правѣ представительства и парламентѣ, ставящемъ его въ подобное невыгодное положеніе?
"Я смотрю на колоніи, какъ на подобныя же графства, выгодныя для Великобританіи тѣмъ болѣе, что онѣ пріобрѣтены на счетъ моря и присоединены къ ея территоріи. И въ самомъ дѣлѣ, колоніи, расположенныя въ разныхъ климатахъ, доставляютъ большее разнообразіе продуктовъ и предметовъ для большаго числа фабрикъ. Раздѣленныя океаномъ, онѣ увеличиваютъ число кораблей и матросовъ. Всѣ эти колоніи составляютъ часть британской имперіи, и что за дѣло для государства, если какой нибудь торговецъ, кузнецъ или шляпникъ обогащается въ Старой или въ Новой Англіи? Если увеличеніе народонаселенія требуетъ двухъ кузнецовъ вмѣсто одного, достаточнаго до сихъ поръ, то почему новый кузнецъ не. имѣетъ права жить и работать въ новой странѣ, какъ первый кузнецъ въ старой?
«Наконецъ зачѣмъ покровительство государства должно быть пристрастнымъ, если оно вовсе не нужно для поощренія лучшихъ заслугъ? Если есть какая либо разница, то мнѣ кажется, что тѣ, которые увеличили предѣлы имперіи и торговлю Англіи, кто увеличилъ силу, богатство народонаселенія, рискуя собственною жизнью и состояніемъ въ странѣ новой и чуждой, мнѣ кажется, повторяю я, что эти люди имѣютъ скорѣе право на предпочтеніе.»
Но Англія была глуха для подобныхъ справедливыхъ экономическихъ идей, и правящее меньшинство было не въ состояніи подняться на разсудительную точку зрѣнія. Англія смотрѣла на свои колоніи, какъ мать смотритъ на свою дочь, и требовала отъ нее любви и пожертвованій только въ свою личную пользу, ради общаго происхожденія.
Но общее происхожденіе не обязывало американцевъ ровно ничѣмъ. Можно даже сказать, что у американцевъ временъ революціи не было рѣшительно никакой привязанности къ странѣ, давшей имъ происхожденіе. Колонистовъ считали англичанами; но чѣмъ именно они были ими въ дѣйствительности? Только но языку и литературѣ, и частью но религіознымъ и политическимъ идеямъ. Третье или четвертое поколѣніе американцевъ только знало, что ихъ дѣды и прадѣды бѣжали отъ англійскихъ преслѣдованіи. Изъ чего же могла создаться связь новыхъ людей съ метрополіей, когда они даже не знали ганноверскаго дома и въ своихъ воспоминаніяхъ не находили ровно ничего, что бы могло привязывать ихъ къ Англіи?
Когда какой-то членъ англійскаго парламента, смотрѣвшій на колоніи съ сердечной точки зрѣнія, вздумалъ сказать: «а нынѣ эти американцы, взрощенные нашими заботами, вскормленные нашей добротой и доведенные до силы и значеніи, покровительствуемые нашимъ оружіемъ, американцы эти осмѣлятся ли отказать намъ въ оболѣ, чтобы облегчить давящую насъ тяжесть?» — то одинъ изъ защитниковъ Америки отвѣтилъ, "колоніи, взрощенныя вашими заботами? Нѣтъ, не заботы, а ваши утѣсненія создали ихъ. Колонисты бѣжали отъ вашей тираніи въ негостепріимныя пустыни; они отдались всякимъ страданіямъ и бѣдствіямъ; воодушевляемые истинною любовью къ свободѣ, о ни встрѣтили все зло съ удовольствіемъ, чтобы избѣгнуть страданій отъ руки тѣхъ людей, которые должны были быть ихъ друзьями.
«Колоніи, вскормленныя вашей добротой? Они выросли благодаря только вашему невниманію. Когда же вы вздумали о нихъ позаботиться, то забота ваша ограничилась тѣмъ, что вы послали имъ людей для управленія, людей, которые хотя и занимали высокія мѣста, но должны считать себя слишкомъ счастливыми, что, отъѣздомъ въ чуждую страну, избавились отъ уголовнаго суда.
„Колоніи, покровительствуемыя вашимъ оружіемъ? Не вы, а они взялись за оружіе, чтобы защищать васъ; они, среди тысячи опасностей и трудовъ, проливали свою кровь, чтобы защищать страну, въ которой поселились.“
И ничего этого не были въ состояніи понять люди власти. Упорно продолжая свою старую систему уничтоженія, они требовали отъ американцевъ любви, почтительности и послушанія. Можетъ быть требованіе англичанъ и не было бы такъ глупо, если бы его можно было поддержать силою оружія. Но въ началѣ на колоніи не обращалось ровно никакого вниманія, потому что они были слишкомъ малы и ничтожны; а когда колоніи выросли и усилились, оказалось невозможнымъ держать ихъ въ рукахъ, потому что они лежали слишкомъ далеко. Въ хорошо организованной странѣ власть имѣетъ силу потому, что легко располагаетъ своими исполнительными органами и войскомъ; но въ Америкѣ не было ни крѣпостей, ни арміи, ни гарнизона; исполнительная власть зависѣла и получала средства содержанія отъ мѣстнаго населенія; слѣдовательно, американцамъ нечего было ни бояться англійскаго короля и его» парламента, ни ожидать отъ нихъ какихъ нибудь благъ. Сношенія съ Америкой были трудны и медленны, ибо до изобрѣтенія пароходовъ плаваніе на парусныхъ судахъ совершалось иногда въ одинъ конецъ въ полгода, слѣдовательно, полученіе какихъ либо свѣденій объ Америкѣ занимало годъ времени или болѣе; могло ли поэтому управленіе Америкой изъ Англіи имѣть какой нибудь смыслъ, а англійскія притязанія на самовластіе какое либо оправданіе? Слѣдовательно, нечего удивляться, что когда событія привели дѣла къ такой развязкѣ, гдѣ Англіи, исходящей изъ стараго принципа, оказалось необходимымъ употребить силу, сила эта явилась не на сторонѣ ея, а на сторонѣ американцевъ. И какая связь могла быть въ дѣйствительности между Англіей и Америкой? Любви къ англичанамъ американцы питать не могли, страха тоже, потому что сила была не на сторонѣ метрополіи. Что же могло явиться связующимъ началомъ, между этими двумя народами, одинаковыми но происхожденію, но разными по условіемъ внутренняго быта и экономической жизни? Ихъ могла связывать только обоюдная выгода, а какъ англійское правительство понимало вопросъ о выгодѣ только въ свою пользу, то американцамъ оставалось о;то: добиваться своихъ правъ путемъ легальнымъ, а въ случаѣ неудачи съ оружіемъ въ рукахъ. Такъ именно они и поступили.
VII.
правитьКакъ въ причинахъ американской колонизаціи и въ мѣстныхъ условіяхъ Новаго Свѣта лежало уже начало будущей независимости колоній, такъ въ другомъ мѣстномъ условіи лежало начало будущаго американскаго союза.
Колонисты страдали постоянно отъ разрозненности; ибо во многихъ случаяхъ опасность грозила не одной, а нѣсколькимъ, а иногда и всѣмъ провинціямъ вмѣстѣ.
Такъ какъ колонисты явились на американской почвѣ не сразу во всеоружіи политической мудрости, то потребовалось много внутренней борьбы и внутренней зрѣлости, прежде чѣмъ удалось колонистамъ найти истинную границу между частнымъ и общимъ, и выработать соотвѣтственный политическій принципъ.
Первая попытка соединенія быта сдѣлана еще въ 1643 году союзомъ Массачуссетса, Плимута, Коннектикута и Нью-Гевена для обоюдной зашиты противъ вторженія индѣйцевъ и захватовъ и нападеній со стороны голландцевъ и французовъ.
Въ этой наступательной и оборонительной лигѣ заключалось первое ядро будущаго американскаго союза, и первый урокъ федераціи, имѣвшій весьма важные практическіе результаты, благодаря частью мѣстнымъ условіямъ, а частью англійской невнимательности.
Колоніи Новой Англіи дѣйствовали, какъ независимое государство, втеченіи почти сорока лѣтъ. Внутреннія волненія Англіи не позволяли ей вмѣшиваться въ союзныя дѣла колонистовъ тѣмъ болѣе, что колоніямъ, раскинутымъ среди американскихъ пустырей, не придавали никакой политической важности. Когда же Англія успокоилась, и англійскіе короли обнаружили желаніе взять колонистовъ подъ свою опеку, то дѣло было уже сдѣлано, и тащить американцевъ назадъ оказывалось невозможнымъ.
Враждебная попытка Якова II, замыслившаго уничтожить конфедерацію, не повели ровно ни къ чему. Колонисты уже поняли очень хорошо важность и пользу союзнаго рѣшеніи общесоюзныхъ интересовъ, и продолжали составлять политическія ассоціаціи и конгрессы для составленія договоровъ съ индѣйцами и для огражденія своихъ общихъ интересовъ противъ французовъ и голландцевъ.
Въ тоже время и Уильямъ Пэнъ еще болѣе воспиталъ колонистовъ въ сознаніи необходимости конфедераціи, предложивъ ежегодный конгрессъ изъ всѣхъ провинцій американскаго континента для обсужденія и регулированія торговыхъ дѣлъ.
Даже люди противнаго лагеря дѣйствовали въ томъ же направленіи, хотя съ иной цѣлью. Такъ виргинскій губернаторъ Никольсонъ представилъ разъ англійской королевѣ записку, въ которой. онъ предлагалъ устроить американскую имперію. Онъ предполагалъ соединить всѣхъ колонистовъ сѣверной Америки въ одно управленіе подъ властью вице-короля. Проэктъ Никольсона не встрѣтилъ однако сочувствія въ Англіи, и причина этого заключалась во-первыхъ, въ томъ, что англичане не сочувствуютъ идеѣ централизаціи; а во-вторыхъ, совѣтъ королевы Анны боялся, чтобы вицекороль не задумалъ отдѣлиться отъ метрополіи и составить независимое государство.
Несмотря на эти кажущіяся неудачи, идея конфедераціи зрѣла и вырабатывалась все болѣе и болѣе, и наконецъ въ 1754 году собрался въ Альбани конгрессъ для разсмотрѣнія проэкта союза, представленнаго Франклиномъ.
Планъ Франклина заключался въ томъ, чтобы сосредоточить нѣкоторые общественные интересы въ рукахъ одной власти; а власть колоніальныхъ собраній — въ рукахъ одного собранія, названнаго имъ великимъ совѣтомъ. Королю предоставлялась власть назначать президента съ правомъ veto въ законодательныхъ вопросахъ; законодательная же власть сосредоточивалась въ рукахъ великаго совѣта, члены котораго избирались народомъ разъ въ три года.
Федеральная власть была ограничена, и каждая колонія сохраняла вполнѣ свои учрежденія и свою частную свободу. Федеральному правительству предоставлялось право покупки земель, регулированія внѣшней торговли, основывать и управлять временно новыми колоніями, собирать войска, снаряжать флотъ, назначать налоги на военные расходы.
Великому совѣту предполагалось собираться разъ въ годъ, и никто не имѣлъ права ни его распустить, ни продолжить его засѣданія безъ согласія членовъ совѣта и безъ спеціальнаго повелѣнія англійскаго короля.
Проэктъ былъ горячо принятъ собраніемъ и сильно поддерживаемъ депутатами Новой Англіи. Единственное замѣчаніе было сдѣлано лишь со стороны Коннектикута, который нашелъ, что общему президенту не слѣдовало давать права veto. Напротивъ того, роялистская партія, въ лицѣ нью-іорскаго губернатора, требовала, чтобы колоніальному губернатору было представлено veto при выборахъ въ члены великаго совѣта. Ему на это возражали, что англійскій король имѣетъ только треть законодательной власти, тогда какъ въ Америкѣ ему даютъ половину.
Союзный вопросъ, рѣшенный на этомъ съѣздѣ, не былъ еще далеко оконченъ; ему слѣдовало пройти чрезъ англійскій парламентъ и получить утвержденіе колонистовъ.
Въ Англіи, или лучше сказать въ Лондонѣ, проэктъ американцевъ показался черезъ чуръ демократическимъ и опаснымъ для цѣлости Великобританіи, какъ попытка основать американскую имперію. Во всемъ Лондонѣ не нашлось ни одного смѣльчака, который бы рѣшился представить проэктъ въ настоящемъ его видѣ королю. Поэтому проэктъ былъ совершенно измѣненъ, и въ новой его редакціи всю власть предполагалось соединить въ рукахъ губернаторовъ и ихъ совѣтниковъ, которые, собираясь вмѣстѣ, образовывали великій совѣтъ и порѣшали всѣ федеративные вопросы. Деньги на расходы предполагалось брать изъ казначейства Англіи, и затѣмъ парламентъ назначалъ соотвѣтственный налогъ, которымъ колонисты и выплачивали долгъ великобританскому казначейству.
Не лучше встрѣтили проэктъ и колонисты. Имъ казалось, что проэктъ предоставляетъ метрополіи слишкомъ большія прерогативы. Несмотря на все уваженіе колонистовъ къ Франклину, проэктъ его потерпѣлъ полное фіаско въ Коннектикутѣ, Массачусетсѣ, Нью-Іоркѣ и даже въ Пенсильваніи, избравшей Франклина своимъ депутатомъ.
Такимъ образомъ, альбанскій конгрессъ не имѣлъ никакихъ послѣдствій, тѣмъ болѣе еще, что начавшаяся за нимъ война Англіи съ Франціей отвлекла вниманіе метрополіи отъ внутреннихъ дѣлъ американцевъ, да и американцамъ, превратившимся на это время изъ враговъ англичанъ въ ихъ союзниковъ, явилось дѣло, болѣе важное, чѣмъ споры о союзѣ.
Съ окончаніемъ войны и присоединеніемъ Канады старые вопросы. отложенные на время, встали снова на первый планъ, и даже съ большею силой, потому что американцы вынесли изъ этой воины убѣжденіе, не особенно лестное для англійской арміи.
Въ канадской войнѣ встрѣтились трудности, вовсе незнакомыя европейцамъ. Приходилось дѣлать утомительные переходы въ пустыняхъ и лѣсахъ, лишенныхъ всякихъ дорогъ, приходилось переносить голодъ и жажду, приходилось сражаться съ индѣйцами. Все это было слишкомъ ново для непривычныхъ англичанъ, и потому понятно, что милиціи колонистовъ уже знакомая и съ характеромъ войны съ индѣйцами, и съ мѣстными особенностями своей страны, начала смотрѣть съ высокомѣріемъ на англійскія регулярныя войска.
Нельзя сказать, чтобы колонисты не были неправы, придя къ мысли, что Канада пріобрѣтена англичанами кровью и деньгами американцевъ, и Гетчинсонъ подмѣтилъ послѣдствія этой войны съ прозорливостію, дѣйствительно роялистской. Онъ писалъ къ лорду Дермуту, что еслибы Канада осталось во власти французовъ, то духъ оппозиціи противъ метрополіи не явился бы никогда въ американцахъ. "Духъ этотъ, « говоритъ онъ дальше, „опаснѣе всего того, чего намъ приходилось бояться со стороны индѣйцевъ и французовъ.“
По самые убѣдительные Факты, указывавшіе если не на приближающуюся уже грозу, то по крайней мѣрѣ на вѣроятную ея возможность, обнаружилась слѣдующими событіями.
Пока первымъ англійскомъ министромъ былъ Питтъ, впослѣдствіи лордъ Чатамъ, свобода колонистовъ находила еще въ немъ себѣ защиту. Питтъ былъ человѣкъ весьма страстный и энергическій, но въ тоже время разсудительный. Все его честолюбіе заключалось въ томъ, чтобы доставить Англіи повсюду и во всемъ первенство и уронить по возможности значеніе Франціи. Но онъ понималъ очень хорошо, что утѣсненіемъ колонистовъ этой цѣли не достигнешь, потому что колонисты — тѣже англичане. „Оскорбить колонистовъ въ ихъ основныхъ правахъ, говорилъ Питтъ, не было особенно трудно. Въ подобныхъ проектахъ и въ людяхъ, очень желавшихъ ихъ осуществленія, въ Англіи не было недостатка. Въ годину испытанія, когда американцы были окружены отовсюду непріятелями, парламентъ съ помощію англійскихъ штыковъ могъ бы наложить на американцевъ какіе угодно налоги. Но пользоваться подобной выгодой было бы безчестно и несправедливо. я не хотѣлъ этого.“.
Со вступленіемъ на престолъ Георга III такихъ разсудительныхъ рѣчей отъ англійскихъ министровъ никому уже слышать не приходилось. Лордъ Бетъ, человѣкъ, можетъ быть наиболѣе узкоголовый, какого когда либо видѣла Англія въ главѣ своего управленія, былъ занятъ исключительно мыслію объ укрѣпленіи и усиленіи королевскихъ прерогативъ. А съ этой точки зрѣнія, конечно, требовалось дать американцамъ почувствовать, что ихъ своевольству должны быть положены предѣлы. Такъ какъ своевольство американцевъ не давало спать спокойно не одному Бету, то одномыслящіе съ нимъ люди, поощренные покровительствомъ перваго министра, поспѣшили заняться составленіемъ проэктовъ, которыми предполагалось дать американцамъ почувствовать, что надъ ними есть же на землѣ другая власть, кромѣ той, какую они только признаютъ. Обиліе проектовъ этого рода было дѣйствительно изумительно. Авторитеты духовнаго сана хотѣли водворить въ Америкѣ, англійскую церковную іерархію и привилегированную англиканскую церковь; свѣтскіе политики находили необходимымъ ввести дворянство, единоличное внутреннее управленіе, и дать перевѣсъ богатымъ собственникамъ, которые бы такимъ образомъ явились защитниками королевскихъ прерогативъ Георга III и поборниками аристократическаго элемента метрополіи; юристы предлагали назначать смѣнныхъ судей, при посредствѣ которыхъ было гораздо удобнѣе дать перевѣсъ англійскому міровоззрѣнію и торжество англійскимъ законамъ. Люди воззрѣній, болѣе положительныхъ, — финансисты, которыхъ соблазняло богатство колонистовъ, желали предоставить англійскому парламенту право распоряжаться произвольно деньгами американцевъ.
Изъ этого множества ироэктовъ показались англичанамъ наиболѣе практичными и легко осуществимыми нроэкты финансистовъ; во-первыхъ, потому, что приращеніе сокровищъ англійскаго казначейства н англійскихъ купцовъ было уже само по себѣ плѣнительно; а во-вторыхъ, не отвергало въ принципѣ права парламента налагать налоги.
Однимъ изъ актовъ парламента предоставлялась англійскимъ купцамъ монополія перевозки и фабрикаціи. Актъ этотъ почти никогда не выполнялся въ Новой Англіи, и ни Уольполь, ни Питтъ не обращали на то вниманія. Колонисты дорожили особенно своей торговлей съ Антильскими островами, куда они доставляли строевой лѣсъ и рыбу, вымѣнивали ихъ на сахаръ и патоку, изъ которой гнали спиртъ, а на спиртъ вымѣнивали негровъ и англійскіе товары. Такимъ образомъ, торговля сахаромъ была для колонистовъ самымъ жизненнымъ вопросомъ, и въ эту-то точку жизни англичане направили свой ударъ.
Парламентскимъ актомъ 1733 года былъ введенъ налогъ на сахаръ и патоку, ввозимые въ колоніи. Актъ составился очень просто, но трудность заключалась не въ составленіи акта, а въ его исполненіи. Ни въ массачуссетскпхъ, ни въ другихъ колоніяхъ законъ не выполнялся. Чѣмъ можно было заставить колонистовъ повиноваться закону? Старыя таможенныя постановленія оказывались непримѣнимыми. Быль одинъ законъ, повелѣвавшій преслѣдовать таможенныя злоупотребленія и, въ случаѣ нужды, дѣлать даже домовые обыски. Но законъ этотъ, можетъ быть очень хорошій во времена Карла II, когда онъ былъ изданъ, не казался американцамъ такимъ черезъ столѣтіе. Послѣ Карла II англичане выработали себѣ идею неприкосновенности домашняго очага; домъ для англичанина сталъ его крѣпостью, куда не могла вторнуться никакая власть, ни сила безъ особеннаго спеціальнаго повелѣнія. Чтобы сдѣлать въ домѣ полицейскій обыскъ, требовалось особенное постановленіе, требовалось означить причину обыска и перечислить лица, ему подлежащія.
Послѣ того, что у англичанъ, а тѣмъ болѣе у американцевъ выработался подобный взглядъ на неприкосновенность лица, постановленіе англійскаго парламента, дозволявшее чиновникамъ входить даже силой въ домъ или лавку для обыска контрабандныхъ товаровъ или товаровъ, неоплаченныхъ пошлиною, должно было конечно возмутить колонистовъ.
Купцы Салема и Бостона рѣшились противиться исполненію этого обиднаго для нихъ закона, открывавшаго такой широкій произволъ чиновничьей власти. Они подали въ высшій судъ прошеніе, и для защиты своихъ правъ избрали адвоката Джемса Отиса.
Отисъ былъ мало извѣстный бостонскій адвокатъ, молодой, раздражительный, страстный и, какъ всѣ люди подобнаго темперамента, краснорѣчивый въ минуты увлеченія. Чтобы служить дѣлу свободы, па защиту которой его пригласили, онъ вышелъ въ отставку, и изъ мало извѣстнаго адвоката превратился въ трибуна и народнаго вождя. Отисъ сдѣлалъ первый рѣшительный шагъ; онъ положилъ начало будущей войнѣ за независимость и будущему американскому союзу.
Въ февралѣ 1761 года началось дѣло. Коронный адвокатъ, ссылаясь на статуты Карла II и Вильгельма III, дававшіе американскимъ сборщикамъ тѣже права, какъ и англійскимъ, доказывалъ, что противиться исполненію закона объ обыскѣ значитъ отвергать власть британскаго парламента; а отсюда вытекало то непосредственное слѣдствіе, что люди противящіеся исполненію закона — мятежники и бунтовщики.
Но Отисъ смотрѣлъ на дѣло иными глазами. Онъ находилъ, что новый законъ есть возмутительное злоупотребленіе власти, что онъ разрушитъ англійскую свободу, и Въ старыхъ книгахъ права, говорилъ онъ, вы найдете постановленія объ обыскахъ, имѣвшія общій характеръ и дозволявшія обыски домовъ подозрительныхъ. Но въ книгахъ новыхъ есть постановленія только спеціальныя, допускающія обыски лишь извѣстныхъ, точно указанныхъ домовъ, и въ которыхъ истецъ показываетъ подъ присягой, что онъ предполагаетъ скрытыми такіе или такіе предметы. Законное постановленіе только одно — новѣйшее, спеціальное. Ботъ почему я объявляю, что постановленіе, которымъ насъ обязываютъ, незаконно, — оно общее. Подчиняя насъ ему, отдаютъ свободу каждаго изъ насъ произволу всякаго, самаго ничтожнаго приказчика. И я повторяю, что допускаю законъ спеціальный, но недопускало закона всеобщаго. Взгляните на форму закона, которому хотятъ насъ подчинить. Онъ обращается „ко всѣмъ судьямъ, шерифамъ, констэблямъ и другимъ подданнымъ“, иначе сказать ко всѣмъ подданнымъ его величества. Вооруженный этимъ закономъ, каждый можетъ превратиться, легальнымъ путемъ, въ тирана — контролировать, заключать въ тюрьму, убивать всѣхъ людей въ государствѣ. И законъ этотъ безсрочный; законъ этотъ не возлагаетъ никакой отвѣтственности на того, кто является его исполнителемъ. Каждый можетъ оградить имъ свою мелочную тиранію и распространять вокругъ себя ужасъ и опустошеніе до конца своихъ дней. Съ этимъ закономъ въ рукѣ лицо облеченное правомъ, можетъ, среди бѣлаго дня, войти въ каждый домъ, въ каждую лавку, по личному капризу, и принудить всякаго быть свидѣтелемъ. Но главное достоинство англійской свободы заключается въ свободѣ домашняго очага. Домъ англичанина — его крѣпость; пока его не безпокоятъ, онъ живетъ въ своемъ домѣ также спокойно, какъ король во дворцѣ. Если вы объявляете легальность новаго закона, вы этимъ отрицаете право домашняго очага. Таможенные будутъ входить въ наши дома, когда имъ вздумается, и намъ прикажутъ отворять имъ двери. Ихъ агенты будутъ имѣть право входить, ломать замки и все что имъ вздумается, и будь то вслѣдствіе злости или мщенія, никому до этого нѣтъ дѣла и никто неимѣетъ права вступаться. Не нужно никакой присяги, достаточно и одного подозрѣнія. По никакой актъ парламента не можетъ установитъ подобнаго порядка. Актъ парламента, противорѣчащій конституціи, есть ничто, нуль.»
Затѣмъ Отисъ перешелъ къ праву облагать колонистовъ налогами безъ ихъ согласія. Свою рѣчь Отисъ заключилъ фразой: «налогъ безъ представительства не можетъ быть терпимъ въ Америкѣ.» Слова эти вызвали въ слушателяхъ цѣлую бурю. Сами судьи — тѣже американцы — не устояли противъ общаго движенія, и предсѣдатель могъ добиться отъ нихъ только того, чтобы отложить засѣданіе до слѣдующей сессіи, а между тѣмъ испросить приказанія изъ Англіи. Изъ Англіи пришло повелѣніе, чтобы всякій разъ, когда потребуютъ чиновники, давалось для обыска спеціальное приказаніе.
Это примиряющее постановленіе въ сущности никого не примирило. Законъ былъ въ высшей степени непопуляренъ, и наконецъ массачуссетское собраніе постановило, чтобы спеціальное разрѣшеніе обыска давалось исключительно таможеннымъ чиновникамъ, на каждый отдѣльный случай и но присягѣ. Губернаторъ конечно отказался утвердить актъ подобнаго революціоннаго содержанія. Но власть губернатора была все-таки безсильна надъ общественнымъ мнѣніемъ, и со времени зажигательной рѣчи Отиса вся страна была точно въ горячкѣ.
Въ маѣ 1761 года Отисъ былъ избранъ въ члены законодательнаго корпуса, и съ этой минуты онъ перенесъ всю свою неукротимую силу на борьбу съ метрополіей.
Въ какой степени уже было возбуждено общественное мнѣніе американцевъ, читатель увидитъ изъ слѣдующаго случая. Въ 1762 году массачуссетскій губернаторъ употребилъ на одно общее колоніальное предпріятіе 72 фунта стерлинга. Расходъ кажется небольшой, и о немъ, при другихъ обстоятельствахъ, американцы конечно не стали бы и толковать; но въ настоящемъ случаѣ были важны не 72 фунта, а право. Собраніе протестовало, и Отсъ составилъ проэктъ письма губернатору. Въ этомъ письмѣ онъ говоритъ, что расходы, производимые властью губернатора и его совѣта, составляютъ прямое покушеніе на свободу колонистовъ и ихъ право вотированія налоговъ. Уничтожая это право, губернаторъ впадаетъ въ произволъ, и для американцевъ рѣшительно все равно, быть ли подданными Георга или Людовика, короля англійскаго или французскаго, если оба они будутъ дѣйствовать произвольно. Письмо это, вотированное большинствомъ, было представлено губернатору. Губернаторъ сдѣлалъ видъ, что его очень огорчаетъ боязнь американцовъ на свои права въ царствованіе такого добраго и доброжелательнаго короля, какъ Георгъ III, тогда какъ губернаторъ очень хорошо зналъ, что всѣ попытки притѣсненія шли именно отъ добраго и доброжелательнаго Георга.
Но заключеніи мира съ Франціей утѣснительная политика Георга обнаружила вполнѣ правительственныя способности этого, какъ выражался массачуссетскій губернаторъ, добраго короля. Ему хотѣлось заставить американцевъ платить налоги но одному его королевскому повелѣнію, даже безъ участія англійскаго парламента. Это притязаніе, повидимому неважное, привело бы къ тому, что сдѣлавшись распорядителемъ доходовъ колонистовъ, Георгъ вмѣстѣ съ тѣмъ явился бы и распорядителемъ расходовъ.
А это значило бы, что всѣ чиновники колоніи, начиная съ губернатора и до послѣдняго сторожа, получали бы жалованье отъ Георга и, очутившись такимъ образомъ въ его зависимости, явились бы послушными орудіями его королевской власти. Допустить это значило уничтожить всѣ права и привилегіи колонистовъ. Кромѣ арміи чиновниковъ, Георгу хотѣлось помѣстить въ колоніяхъ своихъ солдатъ, которые охраняли бы миръ и спокойствіе въ странѣ и за это пользовались бы содержаніемъ отъ американцевъ.
Далѣе Георгу хотѣлось заставить американцевъ принять участіе въ платежѣ долга, сдѣланнаго Англіею въ канадской войнѣ. Наконецъ, ему вздумалось ввести штемпельную пошлину.
Для людей, менѣе привычныхъ къ свободѣ, притязанія Георга и его министровъ можетъ быть и не показались бы обидными, но американцы, при всемъ своемъ уваженіи къ королевскимъ прерогативамъ, не желали, чтобы онѣ усиливались на ихъ счетъ. Когда до колонистовъ дошло свѣденіе о проектахъ Георга, Отисъ, какъ вѣрный отголосокъ чувствъ и настроеній американцевъ, напечаталъ въ Бостонѣ книгу: «Нрава англійскихъ колоніи».
Несмотря на ярый языкъ и на видимое революціонное содержаніе этого памфлета, Отисъ меньше всего думалъ о революціи. Онъ говорилъ, что противиться силой королю и парламенту есть государственная измѣна. «Если парламентъ возложитъ на насъ бремя, наша обязанность его нести пока его съ насъ не снимутъ». Говоря о борьбѣ, Отисъ предполагалъ борьбу юридическую, въ парламентѣ или въ судѣ. И таковы были американцы въ то время; такими же они остались и нынѣ. Юридическое воспитаніе и развитіе стоитъ у нихъ на первомъ мѣстѣ. Въ спорномъ вопросѣ они много нашумятъ, мною накричатъ, много наговорятъ и напишутъ запальчиваго и даже вздорнаго, не гнушаясь даже выдумкой и клеветою; но борьба эта будетъ только на словахъ и кончится словами. Въ американцѣ нѣтъ ярости француза и его готовности лѣзть отъ перваго противорѣчія на приступъ и строить баррикады. Американецъ прибѣгаетъ къ рѣшительному средству только тогда, когда испробованы уже всѣ остальныя и не остается другого выхода, кромѣ противодѣйствія съ оружіемъ въ рукахъ.
Памфлетъ Отиса былъ отправленъ въ Англію, и въ парламентѣ рѣшили, что человѣкъ написавшій его — съумасшедшій. «Съумасшедшій?» отвѣтилъ на это лордъ Мансфильдъ. "Берегитесь. Съумасшествіе заразительно. Мазаніелло былъ безумецъ, въ этомъ никто не сомнѣвается, и однако это не помѣшало ему ниспровергнуть неаполитанское правительство. Во всѣхъ народныхъ собраніяхъ и во всѣхъ народныхъ вопросахъ съумасшествіе «быстро овладѣваетъ умами».
Но настроеніе умовъ въ парламентѣ было такого рода, что если бы разсудительный совѣтъ былъ предложенъ даже самимъ Соловомъ, то его бы непослушали. Всѣ были убѣждены въ томъ, что неповиновеніе колоній и волненіе, разжигаемое Отисомъ, есть побольше какъ безуміе, которое слѣдуетъ остановить, а вмѣстѣ съ тѣмъ внушить колонистамъ уваженіе къ законодательной власти парламента и къ священной особѣ Георга III. Въ такомъ видѣ король и поставилъ американскій вопросъ при открытіи въ 1765 году парламентской сессіи. Парламентъ былъ рѣшительно возмущенъ дерзостію колонистовъ. "Мы имѣемъ право налагать налогъ и его наложимъ, " сказало одинъ министръ, и дѣйствительно его наложили. Большинствомъ четырехъ пятыхъ онъ былъ принятъ въ палатѣ общинъ, а въ палатѣ лордовъ прошелъ безъ всякой оппозиціи. "Легче помѣшать закату солнца, чѣмъ сдѣлать что нибудь въ пользу колоній, « писалъ Франклинъ, посланный американцами въ Лондонъ, чтобы уладить дѣло.
Когда парламентское постановленіе пришло въ Америку, колонисты встрѣтили его съ кротостію и покорностію, обманувшей людей, даже очень проницательныхъ. Отисъ, несмотря на свою страстную натуру, или лучше сказать именно потому, что люди его характера легко впадаютъ въ крайности, обнаружилъ душевную слабость, показавшую, что онъ не можетъ быть вождемъ, когда отъ словъ приходится переходить къ дѣлу. Онъ писать, что долгъ всѣхъ подчиняться съ покорностію и молча рѣшенію законодательной власти; „Изъ тысячи колонистовъ 990 и неимѣли никогда мысли, что можно не подчиняться но всемъ волѣ короля и парламента.“ Въ этихъ словахъ слышится однако больше всего личное мнѣніе самого Отиса. Онъ былъ юристъ и потому трудно сходилъ съ легальной почвы. Высказывая въ своихъ памфлетахъ и рѣчахъ мысли, создавшія ему между членами парламента репутацію съумасшедшаго, онъ въ тоже время не предполагалъ, чтобы рѣшеніе американскаго вопроса могло быть произведено на иной аренѣ, кромѣ парламента или мирныхъ собраній колонистовъ. И потому, когда логика событій повела американцевъ дальше, представителями иныхъ идей и вожаками народа явились и иные люди, необходимые для выполненія новой задачи. Впрочемъ, Отисъ сошелъ раньше со сцены, чѣмъ обнаружилось что для борьбы съ метрополіей нужны люди иного характера. Когда въ 1769 году были изданы письма губернатора Бернара и таможенныхъ коммисаровъ къ англійскому правительству, въ которыхъ Отисъ обвинялся въ измѣнѣ, то онъ протестовалъ печатію противъ этой клеветы. На другой день послѣ протеста на Отиса напалъ въ кофейной таможенный коммисаръ Робинзонъ и нанесъ ему въ голову такія раны, что разсудокъ его потрясся. По прежнему честный и благородный, и всей душей преданный интересамъ колоній, Отисъ утратилъ весь свой огонь и впалъ наконецъ въ безуміе. Судъ приговорилъ Робинзона къ уплатѣ Отису 2000 фунтовъ стерлинговъ вознагражденія, но онъ отказался отъ нихъ, разсуждая весьма основательно, что деньгами нельзя ни смыть обиды, ни возвратить здоровья. Точно также не возвратила ему здоровья и публичная благодарность, вотированная Бостономъ за патріотическую преданность и усердіе, съ какимъ онъ служилъ дѣлу родины. Больной Отисъ удалился въ деревню, гдѣ страдалъ 16 лѣтъ перемежающимся съумасшествіемъ. — Весной 1783 году, выйдя разъ утромъ изъ дома, Отисъ остановился у двери и сталъ смотрѣть на собирающуюся грозу. Въ это время ударила молнія и Отисъ, пораженный ударомъ, упалъ мертвый.
Чрезъ пятьдесятъ семь лѣтъ послѣ того знаменитаго дня, когда Отисъ произнесъ свою первую рѣчь, Джонъ Адамсъ писалъ о немъ: „Отисъ былъ совершенное пламя. Съ легкостію, съ какой онъ дѣлалъ классическія цитаты, съ своей глубокой ученостію, съ способностію быстро резюмировать историческія событія, своимъ пророческимъ взглядомъ, своимъ безпощаднымъ и несокрушимымъ краснорѣчіемъ онъ разрушали передъ собою все. Въ этотъ великій день родилась американская независимость. Въ этотъ день создались патріоты и герои, которые должны были защищать молодую Америку.“
Имя Отиса мало извѣстію европейцамъ, но глубоко уважается американцами.
Человѣкъ, вызванный на историческую сцену, новыми историческими событіями, былъ Патрикъ Генри. Если Отисъ первый возбудилъ американцевъ и поджегъ ихъ на сопротивленіе метрополіи, если онъ первый формулировалъ неудовольствіе своихъ соотечественниковъ и уяснилъ каждому, что каждый чувствовалъ и понималъ лишь смутно, то Патрикъ Генри, какъ выразился о немъ Джефферсонъ, первый кинулъ ядро революціи.
Патрикъ Генри былъ человѣкъ иного закала, его воспитала не школа, а сама жизнь. Истинный тинъ американца — энергичный, рѣшительный Патрикъ Генри привыкъ уже съ ранней молодости бороться съ препятствіями и пролагать себѣ дорогу своими собственными силами. Два раза онъ принимался за торговлю и оба раза потерпѣлъ неудачу. Онъ принялся за земледѣліе, и вмѣсто барышей долженъ былъ продать свою землю, чтобы уплатить долги. Съ отчаянія онъ кинулся въ адвокатуру; въ шесть недѣль онъ окончилъ свой курсъ, прочитавъ всего два — три сочиненія и познакомившись съ законами Виргиніи, и затѣмъ выступилъ на адвокатское поприще. Патрикъ Генри былъ, какъ говорится, сынъ природы. Неуклюжій, съ угловатыми манерами, неизящный и даже неопрятный въ одеждѣ, Патрикъ Генри не любилъ книжныхъ, кабинетныхъ занятій, но за то владѣлъ наблюдательнымъ умомъ, сильнымъ, простымъ краснорѣчіемъ и способностію хватать, какъ говорится, за-живое.
Патрикъ Генри явился бойцемъ совершенно неожиданно. Когда американцы, съ кажущейся покорностію, приняли рѣшеніе парламента, и когда собиравшаяся гроза и шумъ, надѣланный Отисомъ, окончились повидимому ничѣмъ, когда, наконецъ, друзья правительства, подмѣтивъ нерѣшительность Отиса, прозвали его Мазаніелло, струсившимъ имъ самимъ накликанной бури, — въ это время видимаго затишья выступилъ Патрикъ.
Въ Виргиніи собралось обыкновенное колоніальное собраніе. Предводители мнѣній избѣгали касаться вопроса о налогѣ, понимая ясно или смутно, это все равно, что борьба съ метрополіей, изъ области простыхъ запальчивыхъ теоретическихъ споровъ, перешла уже въ область дѣйствія. Оставалось или покориться, слѣдовательно, проиграть, или же не покоряться. Но поведетъ ли непокорность къ выигрышу? Богатые плантаторы или люди прѣлыхъ лѣтъ смотрѣли косо и съ затаеннымъ оскорбленіемъ на то, что сдѣлалось, и вмѣстѣ съ тѣмъ боялись всякаго рѣшительнаго шага, могшаго привести къ большему злу. Только молодежь, неотличающаяся вообще разсудительностію зрѣлыхъ людей, не скрывала своего неудовольствія, и хотя и незнала, чтобы слѣдовало предпринять въ такомъ обидномъ положеніи, но была готова на все, если бы нашелся человѣкъ, который указалъ бы ей, что нужно дѣлать и куда идти. Такимъ-то вожакомъ и явился Патрикъ.
Засѣданія собранія подходили мирно къ окончанію, какъ внезапно малоизвѣстный молодой адвокатъ, не посовѣтовавшись ни съ кѣмъ изъ членовъ собранія, вздумалъ предложить проэктъ постановленія, ошеломившій всѣхъ своею смѣлостію. Онъ предложилъ ни больше, ни меньше, какъ объявить законодательнымъ актомъ, что колоніи не обязаны повиноваться закону, изданному парламентомъ; другими словами это значило объявить если не независимость, то по меньшей мѣрѣ революцію.
Президентъ собранія и вся роялистская партія пришли въ ужасъ; но на сторонѣ энергичнаго Патрика была молодежь, и онъ у влекъ собраніе. О въ говорилъ, что облагать колонистовъ налогомъ, безъ ихъ согласія, значитъ поступать тиранически, что англійскій король, давъ свою санкцію закону, принялъ на себя роль узурпатора. Патрикъ одушевилъ всѣхъ горячихъ и болѣе рѣшительныхъ людей, и проэктъ резолюцій былъ принятъ безъ измѣненій. На другой день многіе изъ увлекшихся одумались и предложило, чтобы послѣдняя, наиболѣе рѣзкая резолюція, которою колонисты бросали перчатку метрополіи, была вычеркнута. Но было уже поздно. Не помогло и то, что губернаторъ, желавшій подавить зло въ началѣ, распустилъ собраніе. Резолюціи явились даже съ новыми прибавками, еще болѣе подливавшими масло въ пламя, и были разосланы по всѣмъ провинціямъ. Страна пришла въ волненіе, и расходившійся народъ дѣлалъ даже неизвинительныя глупости, оскорбляя чиновниковъ и сборщиковъ податей. Впрочемъ къ чести американцевъ нужно замѣтить, что во всѣхъ народныхъ волненіяхъ они вели себя съ сдержанностью, вовсе незнакомою другимъ народимъ, и особенно французамъ.
Но волненіе и безчинство не могли еще рѣшить спорнаго вопроса, поэтому, но предложенію южной Каролины было рѣшено собрать въ Нью-Іоркѣ конгрессъ, который и собрался въ октябрѣ 1765 года. Губернаторъ провинціи объявилъ его противуконституціоннымъ и незаконнымъ, но какъ у губернатора не было войска, и слѣдовательно не было силы разогнать собраніе, то его непризнаніе осталось безсильнымъ протестомъ, на который никто не обратилъ вниманія.
Конгрессъ вотировалъ декларацію правъ колонистовъ и тягостей, испытываемыхъ ими отъ метрополіи. Въ этомъ манифестѣ колонисты признаютъ вполнѣ свою обязанность повиноваться королю и парламенту, но вмѣстѣ съ тѣмъ они утверждаютъ, что имѣютъ на свободу одинаковые права съ англичанами, что существенное условіе свободы и непреложное право всѣхъ англичанъ давать согласіе на налогъ непосредственно или чрезъ своихъ представителей. Эта декларація сопровождалась адресомъ королю и петиціями въ каждую изъ палатъ.
Теперь правительству оставалось только принять мѣры, которыя бы не повели къ какимъ нибудь отчаяннымъ послѣдствіямъ. Георгъ смѣнилъ автора закона, подавшаго поводъ ко всѣмъ этимъ неудовольствіямъ, и во главѣ новаго управленія поставилъ маркиза Роккингэма. Роккингэмъ былъ честный человѣкъ, искренно преданный свободѣ. Секретаремъ у него былъ другъ его Эдмундъ Беркъ, одинъ изъ самыхъ горячихъ защитниковъ правъ американцевъ.
Новое, министерство, при всемъ своемъ расположеніи къ американцамъ, не знало, что ему дѣлать, и потому было рѣшено предложить вопросъ на разсмотрѣніе палатъ. Франклинъ, находившійся въ Лондонѣ въ качествѣ агента колонистовъ былъ приглашенъ въ парламентъ для разъясненія нѣкоторыхъ, не совсѣмъ ясныхъ сторонъ вопроса. И друзья, и противники американцевъ старались воспользоваться и знаніемъ, и опытностью Франклина, и предлагали ему цѣлый рядъ вопросовъ, въ отвѣтахъ на которые Франклинъ высказалъ вполнѣ свой тонкій умъ, а вмѣстѣ съ тѣмъ, что рѣшимость американцевъ можетъ быть сломлена только силой. Такъ одинъ изъ членовъ заявилъ мысль, что законъ о налогѣ можетъ быть былъ бы принятъ американцами, если бы въ немъ сдѣлать поправки. „Признаюсь я уже объ этомъ думалъ, а отвѣтилъ Франклинъ. — Только согласитесь на нихъ, и актъ можетъ существовать, и американцы будутъ спокойны; пришлось бы измѣнить мелочь, всего одно слово: вмѣсто того, что у васъ сказано: съ перваго ноября тысяча семсотъ шестдесять пятаго года будутъ платить, поставьте: двѣ тысячи семсотъ шестдесятъ пятый, и все пойдетъ само собой“.
Лордъ Гренвиллъ явился самымъ ярымъ противникомъ американцевъ. „Мы находимся наканунѣ открытаго возмущенія; если доктрины, которыя проповѣдуютъ здѣсь, будутъ приняты парламентомъ, надъ колоніями не будетъ правительства и явится революція.“ Онъ прибавилъ, что не видитъ никакой разницы между внутреннимъ и внѣшнимъ налогомъ, и что это только споръ изъ-за словъ. Налагать налогъ есть право верховной власти, а въ Англіи она въ рукахъ парламента; покровительство и повиновеніе всегда обоюдны. Великобританія покровительствуетъ Америкѣ, и потому Америка должна повиноваться. Когда Америка была эмансипирована? Если колонисты нуждаются въ нашемъ покровительствѣ, они всегда готовы его просить. Теперь же когда ихъ приглашаютъ принять участіе въ платежѣ долга, сдѣланнаго для ихъ же благосостоянія, они отвергаютъ нашу власть, оскорбляютъ нашихъ агентовъ и возмущаются. Духъ неповиновенія американцевъ родился въ этой самой палатѣ. Люди обыкновенно не думаютъ о послѣдствіяхъ того, что они говорятъ, если только они могутъ служить дѣлу оппозиціи. Намъ говорятъ, что мы идемъ но опасной дорогѣ; намъ предсказываютъ неповиновеніе колонистовъ. Развѣ это не значитъ сказать американцамъ — противтесь законамъ! развѣ это не значитъ поддерживать ихъ упорство и обѣщать поддержку здѣсь?..»
Послѣ этой рѣчи всталъ Питтъ и сказалъ: «меня обвиняютъ въ томъ, что я породилъ въ Америкѣ крамолу. Колонисты высказали свободно свое мнѣніе объ одномъ несчастномъ актѣ; эта свобода стала ихъ преступленіемъ. Меня очень огорчаетъ, что свободу слова называютъ въ этой палатѣ преступленіемъ… Намъ говорятъ, что Америка находится въ открытомъ возстаніи. я радуюсь, что она противится. Три милльона людей, умершіе до того для чувства свободы, что не противились бы порабощенію, послужили бы орудіемъ для порабощенія всѣхъ остальныхъ… Чтобы защищать свободу, я не являюсь сюда вооруженный всѣми документами и предшествовавшими актами парламента, и съ книгой статутовъ, переплетенной въ пергаментъ… Мнѣ было бы легко доказать, что даже при короляхъ, наиболѣе произвольныхъ, парламентъ стыдился налагать на народъ налогъ, безъ его согласія, и далъ ему право представительства. Ріо я не хочу вступать въ споръ по этому предмету съ моимъ противникомъ… Чтобы защищать свободу во имя общаго принципа, принципа конституціоннаго, мнѣ ненужно документовъ; это такая почва, на которой я стою твердо и не боюсь никого… Насъ спрашиваютъ, когда колоніи были эмансипированны?.. я бы хотѣлъ знать, когда они были порабощены… Англія своею силою могла бы раздавить Америку… Но если Америка погибнетъ, она погибнетъ, какъ Самсонъ; она обхватитъ столбы нашего государственнаго зданія и, погибая, разрушитъ вмѣстѣ съ собою и нашу конституцію. Это ли тотъ споръ, которымъ вы такъ гордитесь? Американцы не всегда дѣйствовали осторожно и умѣренно; пусть будетъ такъ. Но ихъ оскорбляли; несправедливостью ихъ доводили до съумасшествія. Неужели вы станете наказывать ихъ за безуміе, котораго вы сами причиной?.. Мое мнѣніе, что законъ о штемпельномъ налогѣ нужно отмѣнить безусловно, вполнѣ и немедленно, потому что онъ основанъ на ошибочномъ принципѣ. Въ тоже время провозгласите сулрематію Англіи надъ колоніями. Провозгласите ее въ выраженіяхъ, наиболѣе рѣшительныхъ и безусловныхъ. Да, мы можемъ связать ихъ торговлю, ограничить ихъ индустрію, но мы не можемъ сдѣлать одного — взять деньги изъ ихъ кармана безъ ихъ согласія.»
Партія Питта восторжествовала и налогъ былъ отмѣненъ.