I.
правитьУ границъ Черногорья.
править1-го мая, въ 2 ч. по полуднѣ, вышли мы изъ Гравозы, прелестной гавани и предмѣстья Рагузы, любимаго мѣста прогулокъ и дачной жизни рагуаннскихъ жителей. Погода тихая; море чуть колышется. Нашъ пароходъ «Султанъ», одинъ изъ самыхъ большихъ пароходовъ австрійскаго Лойда, идетъ спокойно, и легкая встрѣчная зыбь серебряной пѣной разбивается объ его крутой носъ, не оказывая ни малѣйшаго вліянія на его ходъ. Пассажиры весело толпятся на палубѣ; пароходная команда мететъ и моетъ палубу, убираетъ такелажъ.
Каютные пассажиры — одни тотчасъ принялись за ѣду; другіе, успѣли пообѣдать на берегу, предаются отдыху, растянувшись на диванахъ; а иные успѣли уже составить партію въ карты.
Палубная публика больше идеальничаетъ: любуется моремъ и берегами и разговариваетъ о всевозможныхъ предметахъ.
Между прочимъ, одинъ герцеговинецъ, съ австрійскимъ гербомъ на шапкѣ, съ важностію и увлеченіемъ разсказываетъ, какъ теперь хорошо стало въ Босніи и Герцеговинѣ, какъ теперь тамъ человѣкъ умный и нелѣнивый можетъ и жить въ свое удовольствіе, и деньжонки скопить. «Нашъ царь любитъ всѣхъ, кто ему служитъ, тѣхъ онъ хорошо и награждаетъ», прибавилъ онъ въ заключеніе къ своей поучительной рѣчи.
— Все онъ лжетъ, тихо говоритъ мнѣ другой герцеговинецъ, онъ былъ когда-то нашимъ повстанскимъ четоводьемъ, а потомъ сталъ австрійскимъ булюкбашой надъ пандурами; дѣлалъ, что хотѣлъ, награбилъ порядкомъ, да и возвращается домой въ Суторину, чтобы послѣ перейти въ Требинью и открыть тамъ торговлю. Видишь, вонъ два тюка лежатъ: это все съ награбленнымъ добромъ. Хорошо ему проповѣдывать. А мы вотъ, чтобъ получить по мѣшечку муки, должны были жить въ Рагузѣ два дня, съ утра до ночи дожидаться у магазина когда его откроютъ.
Это одинъ изъ числа тѣхъ герцеговинскихъ вождей, которые во время возстанія потеряли все свое имущество и теперь, не имѣя съ чѣмъ воротиться на родное пепелище, кое-какъ перебиваются въ различныхъ мѣстахъ Далмаціи, получая продовольствіе отъ австрійскаго правительства. Въ одномъ Костельновѣ проживаетъ до 20 такихъ бѣдняковъ съ семействами, получающихъ ежемѣсячно извѣстное, весьма небольшое, количество муки. И за этою ничтожною порціей они должны непремѣнно ходить въ Рагузу, какъ будто нельзя было устроить эту выдачу въ мѣстѣ ихъ жительства.
Погода отличная, но любоваться кромѣ моря, нечѣмъ; потому что цѣпь острововъ кончилась, а берега материка крайне однообразны. Это сѣрые, не особенно высокіе и не особенно крутые конусы, голые или едва прикрытые скудною растительностію. Кое-гдѣ только во впадинкахъ зеленѣютъ лоскутами нивы и плантаціи «бувачи», или, едва выдѣляясь изъ общаго фона, выступаютъ рощицы сѣровато-зеленыхъ деревъ маслины. Но все это тоще, скудно; а жилья почти никакого.
Подойдя къ берегу ближе, можно, впрочемъ, любоваться нагроможденіями скалъ, — то стѣною спускающихся въ море, то нависшихъ шатромъ и образующихъ пещеры: темно-синія волны вѣчно колышащагося моря съ шумомъ разбиваются у ихъ подошвы или забираются въ зіяющую пасть ихъ темныхъ отверстій, откуда слышатся ихъ плескъ и глухое рокотанье, и съ шумомъ стремительно возвращаются назадъ, какъ будто злобствуя на то, что не нашли тамъ себѣ добычи.
Не представляетъ особеннаго вида ни Цавтитъ (древняя Рагуза); и только съ приближеніемъ къ Боккѣ, берега становятся выше и интереснѣе. Изъ общаго уровня горъ выступаетъ снѣжная вершина, такъ называемой, Бѣлой-горы, а впереди темною стѣной поднимается Черногорье, и изъ его массива выдѣляется Ловченъ со своею, также покрытою снѣгомъ, вершиною, имѣющею форму шапки.
«Въ Бѣлой-горѣ Лука-Вуколовичъ шесть мѣсяцевъ держался противъ турокъ, подсказываетъ мнѣ герцеговинецъ, послужитъ она еще и намъ противъ австрійцевъ; въ ней и теперь скрываются наши люди. За нею лежатъ Зубцы, а далѣе Грахово. Эхъ, какія дѣла были!… какія дѣла были юнацкія; а теперь вотъ до чего мы дожили!» добавилъ онъ со вздохомъ и чуть не со слезами.
Какія то были дѣла, будетъ случай поговорить объ томъ послѣ, а до чего дожили, лучше всего выражало положеніе моего собесѣдника и его вздохъ, въ которомъ слышалось и личное страданіе, и общая скорбь, обманутыя надежды, во имя которыхъ герцоговинецъ самъ первый зажегъ свой домъ и принесъ въ жертву всего себя, думая не объ своей головѣ, а объ освобожденіи родной земли отъ чужаго ярма.
Извѣстно, что цѣль каждаго герцоговинца была соединиться съ Черногорьемъ, и вдругъ ихъ отдаютъ австрійцамъ! И это сдѣлано въ то время, когда цѣль была почти достигнута. Болѣе жестокаго удара нельзя было нанести юнацкому наррду. Безучастное, но могучее слово дипломаціи изрекло въ одномъ концѣ свободу, въ другомъ совершенно произвольно наложило на народъ новое ярмо, вмѣсто сброшеннаго имъ стараго. Но дѣйствительно ли такъ могуче это слово дипломаціи даже и тогда, когда она рѣшаетъ вопросы вопреки національному самоопредѣленію и справедливости? Не показываетъ ли уже и теперь практика несостоятельность большей части постановленій берлинскаго конгресса? А можетъ быть, весьма недалекое будущее разобьетъ ихъ въ прахъ и тѣмъ докажетъ свѣту безсиліе дипломаціи передъ высшими законами, которые управляютъ народами.
Идетъ еще съ часъ; дѣлаемъ крутой поворотъ влѣво и вступаемъ узкимъ проливомъ въ Которскій заливъ или, какъ его обыкновенно называютъ, въ Бокку (Bocca di Cattaro).
На лѣвой сторонѣ, на значительной высотѣ, стоитъ крѣпость, составляющая какъ бы монолитъ со скалою, на которой она построена, и тутъ же маякъ; на противуположной сторонѣ такая же крѣпость, и еще крѣпость на островкѣ, стоящемъ посерединѣ. Мы идемъ прямо на Кастельново.
«Видишь, съ лѣвой стороны идетъ долина, поясняетъ мнѣ герцеговинецъ, это Суторина. Какая тамъ родится кукуруза! табакъ лучше требиньскаго; да и все тамъ родится отлично; неурожая никогда не знаютъ; когда-то здѣсь соль добывали. А вонъ остатокъ турецкой крѣпости; по самой же горѣ все шанцы; и все это въ нашихъ рукахъ-было, а теперь….»
И опять глубокій вздохъ.
Кастельново — чистенькій городокъ, съ весьма оживленною пристанью, у которой находится множество парусныхъ судовъ: онъ развивается какъ бы въ ущербъ главному городу, Котору; здѣсь сошло много пассажировъ, въ томъ числѣ и мой чичероне.
Отсюда мы снова вступаемъ въ какое-то узкое горло, и, выйдя изъ него, начинаемъ бродить по заливу туда и сюда: миновавъ Перасто, прошли дальше въ Ризано, потомъ обратно идемъ въ Перасто. Когда мы взяли направленіе въ Ризано, стоящій въ узкомъ заливѣ, врѣзавшемся глубоко на сѣверъ, погода вдругъ измѣнилась. Небо нахмурилось; вершины горъ задымились; изъ горъ ударилъ страшный вѣтеръ: засвисталъ въ снасти, захлопалъ дверьми каютъ, завылъ въ вентиляціонныя трубы; море зашипѣло, какъ вскипяченное; на волнахъ показались бѣлые гребни; но валъ мелкій, какъ будто не морской, и пароходъ едва колышетъ.
Перемѣна эта произошла такъ быстро, можно сказать, въ нѣсколько минутъ, и также быстро прекратился вѣтеръ, какъ только мы повернули на югъ, миновавъ Перасто. Это явленіе, говорятъ, здѣсь постоянно: причина его чисто мѣстная, заключающаяся въ слишкомъ рѣзкой разницѣ температуры воздуха, сильно нагрѣтаго внизу у моря, и принимающаго чрезвычайно низкую температуру вверху, отъ окружающихъ, покрытыхъ еще снѣгомъ, горъ.
Общая картина мѣстности мрачная и импозантная: мы идемъ по какому-то узкому корридору, бока котораго составляютъ упрающіяся въ небо горы, стѣны эти голы, а подъ ними, у подножія, живописно расположились маленькіе села и городки. Бѣлыми каемками тянутся по узкой окраинѣ ряды домовъ, сзади затѣняемые, хотя не особенно щедро, зеленью садовъ и маслинныхъ рощъ; или же дома громоздятся въ гору и лѣпятся по скаламъ; сложенные изъ мѣстнаго сѣраго камня, они какъ бы приросли къ своимъ скаламъ, какъ полипы, и вы едва разберете, гдѣ кончается скала, а гдѣ начинается постройка. Какими ничтожными являются всѣ эти жилища, творенье рукъ человѣка, передъ грандіозною природой! Какъ мало здѣсь простора для человѣка: горы и море совсѣмъ притиснули его физически, а съуженный горами до минимума горизонтъ, производитъ гнетущее впечатлѣніе на душу.
Тяжела должна быть здѣсь жизнь; она требуетъ много труда, энергіи и отваги. Дѣйствительно, бокезы самые отважные моряки; но за то сколько ихъ и гибнетъ! Перасто постепенно пустѣетъ, и большая половина домовъ уже брошена: взрослое мужское поколѣніе гибнетъ въ морѣ, а женщины и дѣти вступаютъ въ чужія семьи; частью бродятъ, а частью также исчезаютъ съ лица земли, настрадавшись отъ физической нужды и нравственныхъ ударовъ. Населеніе Бокки поэтому должно бы было постепенно исчезнуть, если бъ не было доселеній изъ горъ, гдѣ природа также не балуетъ человѣка. Невеселую картину представляла и наша пароходная сцена.
Въ Кастельновѣ сѣли къ намъ два жандарма съ арестантомъ, котораго они вели на цѣпи и со скованными руками. Арестантъ этотъ былъ мальчикъ, лѣтъ 16 или 17, прилично одѣтый, нѣжнаго сложенія, съ тонкими чертами лица, блѣдный, съ быстрыми порывистыми движеніями: взглядъ конфузливый и нахальный вмѣстѣ: онъ то смотритъ внизъ, то бравируетъ всѣхъ окружающихъ, довольно неделикатно заглядывающихъ ему въ лицо. Его везутъ въ Которъ въ окружный судъ, и онъ интересуетъ всѣхъ. Нѣкоторые стараются дознать объ немъ отъ жандарма и съ этою цѣлью предлагаютъ послѣднему угощеніе въ буфетѣ, но тотъ отказывается.
По всему видно, что преступникъ важный, можетъ быть, политическій. Иные какъ-то дознали, что онъ убилъ свою мать; другіе предполагали, что это одинъ изъ похитителей, каковыхъ въ послѣднее время оказывается множество, что онъ пробирался въ Турцію, чтобы оттуда удрать въ Америку; была даже молва, что это предводитель разбойничьей шайки.
«Мальчишка, а какой дьяволъ!» тутъ же выражались нѣкоторые, разсматривая его, какъ дикаго звѣря въ клѣткѣ.
Грустно было подумать, что въ такихъ молодыхъ лѣтахъ человѣкъ можетъ быть до такой степени испорченъ; и въ тоже время возмутительно было поведеніе публики, которая забывала, что передъ нею не звѣрь, а такой же, какъ она, человѣкъ; возмутительна была и выставка человѣка на позоръ, когда судъ еще не произнесъ ему своего осуждающаго приговора.
Дней 10 спустя, я имѣлъ случай разузнать объ этомъ великомъ преступникѣ отъ одного изъ членовъ которскаго суда. Оказалось, что онъ вовсе не подлежитъ суду, и долженъ былъ подвергнуться дисциплинарному наказанію при городской милиціи за дерзость, совершенную имъ въ кофейнѣ подъ вліяніемъ излишне выпитаго вина и подстрекательствъ бывшей съ нимъ компаніи.
Что-же это такое? Неужели возможно такое безчеловѣчное обращеніе съ человѣкомъ въ Европѣ, въ западной, цивилизованной Европѣ, дерзко распространяющей свою культуру въ народахъ, которые еще не вполнѣ примкнули къ ея жизни? При этомъ мнѣ невольно думалось: что-же теперь дѣлается въ Босніи и Герцеговинѣ, гдѣ культурная миссія проводится съ яростью и азартомъ, если подобныя вещи совершаются въ Боккѣ, гдѣ еще такъ недавно власть должна была уступить передъ народнымъ нетодованіемъ, гдѣ поэтому всякій долженъ быть болѣе огражденъ отъ неправды и насилія? Какое облегченіе принесла Европа несчастнымъ боснякамъ и герцеговинцамъ, замѣнивъ грубой работы турецкіе кандалы тонкою, но такою-же крѣпкою, изящно отдѣланною цѣпью австрійскою?
Которъ, составляющій главный пунктъ въ Боккѣ, занимаетъ въ ней и самое лучшее положеніе: здѣсь горы разступаются, и вы можете заглянуть впередъ, гдѣ открывается передъ вами не широкая, но роскошная долина, вся въ зелени, обработанная и заселенная, по которой можно ѣхать въ дилижансѣ до Будвы, находящейся уже на открытомъ морѣ. Самый городъ невеликъ; но онъ окруженъ селами, которыя составляютъ съ нимъ какъ бы одно цѣлое: съ одной стороны Доброта, населенная почти исключительно черногорцами, которые однако всѣ до единаго обратились въ католиковъ; съ другой Пучъ, Шкаляры, Мула. Одно это указываетъ уже на нѣкоторый просторъ. Надо всѣмъ этимъ, однако, висятъ опять безжизненныя скалы, рѣзко контрастирующія съ разстилающеюся у ихъ подножія растительностью. Первое впечатлѣніе могло быть весьма пріятное: только вы вступили съ парохода на берегъ, передъ вами чистенькая набережная, полная прогуливающейся публики; впереди вы не видите домовъ изъ-за зелени парка, съ цвѣтниками, окружающими городъ и снизу до верху задрапированными плющемъ, свѣшивающимся надъ аркою воротъ, чрезъ которыя вы должны проходить. Впечатлѣніе это отравляетъ вонь отъ выведенныхъ къ морю канавъ для стока нечистотъ. Вообще, здѣсь воздухъ удушливъ; не освѣжаетъ даже вѣтеръ, который дуетъ только порывами. А впереди, надъ городомъ все тѣ же, почти отвѣсныя горы, и вы въ недоумѣніи смотрите, гдѣ же та дорога, которая должна васъ привести въ тотъ завѣтный край, гдѣ горсть героевъ, въ продолженіе ряда столѣтій, отстаивала свою свободу и теперь дѣлится ею со своею братіею по языку и по вѣрѣ? Дорога эта однако такъ мало отличается отъ тропинки, протоптанной людьми и животными, что издали ее никакъ нельзя замѣтить, такъ она загромождена и замаскирована окружающими ее скалами, хотя для пѣшеходовъ и вьючныхъ животныхъ она вполнѣ удовлетворительна. Есть, однако, уже другая дорога: широкіе и длинные зигзаги ея вы видите еще на пути съ парохода; она будетъ окончена въ этомъ году къ зимѣ, а въ будущемъ году можно будетъ отъ Котора до Цетиньи ѣхать въ экипажѣ, и, пародируя слова Лермонтова, спокойно декламировать:
Ужъ проходятъ дилижансы
Черезъ тѣ скалы,
Гдѣ носились лишь туманы :
Да цари-орлы.
Нѣтъ сомнѣнья, что Черногорье скоро перестанетъ быть страною замкнутою и мало доступною. Цетинья, можно сказать, уже связана хорошею дорогой съ Боккой; въ этомъ же году начнется дорога отъ Бара, съ другой стороны Черногорья, которая, помимо пути черезъ Баяну, находящуюся еще въ рукахъ турокъ, соединитъ съ моремъ долину Зеты. Эти двѣ линіи окажутъ, безъ сомнѣнія, большое вліяніе на развитіе Черногорья, — торговое и промышленное. Австрія, какъ ближайшая сосѣдка, извлечетъ изъ этого свои матеріальныя выгоды и въ тоже время получитъ больше простора и для своего культуртрегерства. Поэтому она принимаетъ самое живое участіе въ постройкѣ черногорскихъ дорогъ: кромѣ того, что она охотно примкнула свою линію отъ Котора до черногорской границы, она дала Черногорью своего инженера, которому и платитъ отъ себя постоянное жалованье. Такое одолженіе, конечно, весьма важно для черногорцевъ, такъ какъ безъ посторонней помощи имъ трудно выплачивать жалованье своимъ постояннымъ служащимъ. Но при этомъ невольно припоминаются, пророчески оправдавшіяся, слова Калхаса: Timeo Donaos et dona ferentes.
За тѣ ничтожныя одолженія, какія когда-нибудь Австрія оказывала, черногорцы платили имъ слишкомъ дорого: ихъ кровью она добыла часть Герцеговины, отъ нихъ же оттягала Спицу; а что говорить объ томъ, что она оттягала въ прежнія времена! Дѣйствительно, до сихъ поръ всякая помощь Австріи была оказываема не только съ цѣлями своекорыстными, но всегда убыточными для Черногорья. Точно такъ и съ дорогой отъ Котора до Цетиньи: Австріи теперь уже непріятна эта дорога, потому что идетъ не по тому направленію, какое желательно было ей, и какое она предпосъ цѣлями стратегическими, направленными именно противъ Черногорья. Простые черногорцы и теперь уже смотрятъ на эту дорогу съ недовѣріемъ: они не безъ основанія говорятъ, что эта дорога больше всего нужна для Австріи, потому что открываетъ ей путь въ Черногорье, какъ для лучшаго эксплоатированія ея, такъ и для военныхъ операцій; сами же они и теперь будутъ ходить своею старой дорогой, сокращая еще и безъ того короткіе зигзаги. Въ прошломъ году, когда совершилась оккупація Босніи и Герцеговины, графъ Андраши, въ порывѣ-ли откровенности, или вслѣдствіе трусости передъ нападавшею на него финансовою делегаціей, высказалъ, что до присоединенія этихъ провинцій Австрія была слишкомъ небезопасна со стороны Далмаціи; вы не знаете, говорилъ онъ, что всѣ тамошнія укрѣпленія никуда негодны. Въ такомъ точно положеніи въ настоящее, время находится южная часть далматинскаго приморья; для обезпеченія этой части Австріи ничего не остается, какъ аннектировать себѣ Черногорье. Тогда ей подпадетъ все пространство между Архипелагомъ и Адріатическимъ моремъ, и разпространенію господства на всемъ Балканскомъ полуостровѣ помѣхъ не будетъ никакихъ.
L’appetii vient en mangeant, говоритъ французская пословица, но извѣстно также, что въ концѣ концовъ большіе прожоры всѣ дѣлаются жертвами своего обжорства. Австріи, проглотившей такую массу разнородныхъ элементовъ и не ассимилировавшей ихъ своему нѣмецкому организму, предстоитъ та же участь, и ея покушеніе на Черную-Гору можетъ быть послѣдніе покушеніе, послѣ котораго ей приведется поступать съ поглощенными ей народами, какъ нѣкогда Сатурнъ съ поглощенными имъ собственными дѣтьми.
Не забѣгая впередъ, а только по пути, тамъ сказать, оставовимся на характеристикѣ жителей Бокки и ея отношеній къ Черногорью въ старое время и теперь, такъ какъ отъ этого зависитъ оцѣнка современнаго политическаго положенія послѣдняго.
Внутренность страны, занимаемой бокезами такъ же, какъ и Черногорье, состоитъ изъ горъ, между которыми находятся только весьма незначительныя площадки земли, годныя для обработки; та же сухость климата и безводье, что заставляетъ жителей искать средствъ къ жизни въ заработкахъ на сторонѣ. Скупая природа, гдѣ вы больше имѣете дѣло съ камнемъ, чѣмъ съ землей, выработала изъ нихъ каменьщиковъ, дѣлающихъ изъ камня надгробные памятники, цистерны, различныя принадлежности въ домахъ, какъ столы, скамьи и т. п., производителей разныхъ каменныхъ построекъ: домовъ, магазноовъ, церквей и т. д. заурядъ они принимаютъ на себя малярныя и столярныя работы. Козы и овцы составляютъ такую же важную статью въ хозяйствѣ бокеза-земледѣльца, какъ и у черногорца; у обоихъ ихъ кукурузная мука и молоко, въ разныхъ видахъ, составляютъ главную пищу.
Изъ прибрежныхъ жителей пользуются землею весьма немногіе и при этомъ, главнымъ образомъ, разводятъ плантаціи маслины и отчасти виноградниковъ; большинство же живетъ моремъ: содержатъ свои небольшія суда, поступаютъ въ капитаны и простые матросы на чужія суда; но никто изъ нихъ не составилъ тѣмъ большаго капитала; домашняя торговля слишкомъ незначительна, а во всемірной торговлѣ, конечно, они не могутъ выдерживать конкурренціи. Они славятся только предпріимчивостью и отважностью, качествами, которыя воспитала въ нихъ нужда. Завлюченный въ тѣсныхъ предѣлахъ Бокки и тутъ притиснутый горами, чуть не загнанный въ море, онъ, по неволѣ, ища выхода, кидается въ море, гдѣ единственно можетъ свободно дышать и чувствовать себя на просторѣ.
Подавляемый природой онъ все добываетъ съ боя, и за то съ каждой одержанной побѣдой ростетъ и крѣпнетъ тѣломъ и духомъ. Такимъ образомъ въ немъ выработался характеръ твердый, стойкій, неустрашимый, какъ на морѣ, такъ и на войнѣ, и въ борьбѣ съ обстоятельствами или на политической аренѣ. Въ нихъ не могъ развиться меркантильный духъ, которымъ всегда отличались венеціанцы и ихъ прямые наслѣдники и воспитанники — дубровчане; поэтому между тѣми и другими всегда былъ антагонизмъ, который однако не нужно смѣшивать съ инсургенціей; нѣтъ, тутъ просто было несходство характеровъ; и наоборотъ, самая тѣсная связь постоянно существовала между бокезами и черногорцами.
Бокезъ не любитъ роскоши, поэтому не гонится за большимъ богатствомъ; но ему дороже всего его самостоятельность и независимость; поэтому онъ болѣе консервативенъ во всѣхъ сферахъ жизни: крѣпко держится своихъ старыхъ правъ, преданій и нравовъ, тогда какъ рагузинцы, болѣе склонные къ наживѣ, роскоши, нѣгѣ, легче поступаются своею стариной и народностью, легче подпадаютъ чужому вліянію.
Такъ сложился типъ бокеза подъ вліяніемъ естественныхъ условій жизни; посмотримъ теперь, что завѣщала ему исторія.
Славяне заняли восточное побережье Адріатическаго моря во второй половинѣ VII ст. и застали тамъ римскій міръ, который въ то время подвергся значительному видоизмѣненію подъ вліяніемъ принятой имъ христіанской вѣры и столкновеній съ новыми народами. Но каждый пришлецъ подвергался, конечно, вліянію римской культуры, которая здѣсь, на новой почвѣ, подъ наплывомъ новыхъ, освѣжающихъ идей достигла высокаго развитія. Какъ глубоки были корни этой культуры, видно изъ массы памятниковъ, оставшихся до настоящаго времени, несмотря на самыя разрушительныя опустошенія, и преданій, живущихъ по нынѣ въ населеніи совершенно иной народности. Какъ сильно было римское вліяніе, свидѣтельствуетъ легкость, съ какою впослѣдствіи водворяются тамъ венеціанцы. Новъ-тоже время нельзя не признать силы наплыва славянскаго элемента: въ IX вѣкѣ мы застаемъ уже готовыя славянскія государства, именно сербскія жупанства, захватившія Адріатическое побережье отъ устьевъ Бонны на югѣ до устья р. Цетины на сѣверѣ (между Силетомъ и Макорской). Впослѣдствіи сербо-хорваты захватили всю нынѣшнюю Далмацію.
Это не было одно сплоченное государство, но, какъ мы сказали, отдѣльныя жупанства, которыя по временамъ признавали одного великаго (главнаго) жупана подъ сюзеренствомъ греческаго императора, а по временамъ отказывались отъ того. Одну изъ такихъ частей составляла Зета или Діоклея, границы которой составляли: на сѣверѣ Захлумія и Траверсія (нынѣшняя Герцеговина), на западѣ Которскій заливъ и Адріатическое море до устьевъ Бонны, затѣмъ по Боннѣ до Скутари и далѣе по р. Дримцу къ сѣверу, а на востокъ отъ рашскаго жупанства отдѣляли ее горы, идущія къ озеру Плавы и по р. Ламу.
Вся приморская часть отъ Скутари до Котора, заключенная между западнымъ берегомъ Скутарійскаго озера, далѣе между горами, отдѣляющими нынѣшнее Черногорье отъ моря и Бокки, называлась Нижнею-Зетой, остальная — Верхнею.
Средоточіемъ этой области были поперемѣнно то Скутари, то Діеклеи (при сліяніи рѣкъ Зетты Морачи) или Подгорица.
Вообще, между всѣми сербскими землями связь была весьма слабая; а Адріатическое побережье еще болѣе обособлялось, потому что было поприщемъ пропаганды римской церкви, тогда какъ сербскія земли оставались въ тѣсной связи съ Византіей.
Дубровникъ скоро сдѣлался независимымъ: сначала онъ платилъ нѣкоторую дань сербскимъ владѣтелямъ, а послѣ отказался отъ всякихъ даней, и платилъ только за помощь, которую они оказывали ему противъ его непріятелей. Въ такихъ же отношеніяхъ находилась и Бокка. Съ прекращеніемъ династіи Нѣмана, которяне, въ отвѣть на претензіи новыхъ земскихъ владѣтелей изъ дома Балши, заявили свою рѣшимость скорѣе всѣ погибнутъ, чѣмъ признать ихъ своими государями. Оскорбленные этимъ Балшичи сталм поддерживать дубровчанъ въ ихъ гегемоническихъ стремленіяхъ и неоднократно принуждали Которъ къ покорности Дубровнику.
Все это побудило которянъ стать подъ защиту венгерскаго короля Лудовика I (1371 г.); это однако имъ нисколько не помогло: объявивъ дубровчанамъ войну, въ томъ же году, они опять были побѣждены послѣдними при содѣйствіи Бальшича Георгій I, при чемъ Которъ подвергся со стороны послѣдняго страшному раззоренію.
Въ это время, съ одной стороны, наваливаютъ турки, покоряя одну за другою провинціи, входившія въ составъ византійской имперіи и сербскаго царства, съ другой, берегами Адріатическаго моря стремятся завладѣть венеціанцы и, конечно, успѣваютъ, потому что Зета сама собою распадалась. Южныя части ея, особенно приморскія, всегда стремились къ обособленью; а въ то время, не надѣясь на силу зетскихъ владѣтелей, спѣшили стать подъ защиту Венеціи. Скутари поперемѣнно переходитъ изъ рукъ въ руки: то къ зетскимъ правителямъ, то къ венеціанцамъ, и въ тоже время тѣ, и другіе то спорятъ изъ-за господства надъ Приморьемъ, то общими силами защищаютъ его противъ турокъ. Въ 1474 г. зетскій воевода Иванъ Черноевичъ и венеціанскій капитанъ Антоніо Лорендано отразили и поразили семидесятитысячную армію Магомета II, посланную имъ подъ предводительствомъ румелійскаго беглербега Сулеймана-паши для взятія Скутари: турокъ погибло болѣе 7000. И еще единъ разъ турецкое войско было разбито Иваномъ Черноевичемъ въ союзѣ съ венеціанцами; но силы турокъ росли, и въ 1484 г. они ударили на самую Зету, завладѣли крѣпостью Жабланомъ; а венеціанцы безъ особенной крайности продали имъ Скутари.
ИванъЧерноевичъ, иначе называемый Иваномъ-бегомъ, вытѣсненный изъ зетской равнины, удаляется въ горы и устраиваетъ себѣ резиденцію на Цетинской равнинѣ, куда со временемъ переводится и митрополичья каѳедра. Въ это время онъ заключаетъ союзъ съ Которомъ. Союзъ этотъ не повелъ ни къ чему. Видя возрастающую силу турокъ, которые отреклись отъ союза съ Черноевичами и закончили тѣмъ, что ограбили всѣхъ монаховъ (числомъ 72), въ православномъ монастырѣ, арханг. Михаила, который находился въ ихъ владѣніяхъ на островѣ Превлокѣ, въ одномъ изъ заливовъ Бокки близъ Грбаля. Исполнителемъ такого ужаснаго дѣла былъ которскій гражданинъ Дружко.
Изъ этого видно, какой духъ вѣялъ въ Которѣ: это былъ не только политическій разрывъ съ зетскими владѣтелями, но разрывъ со всѣмъ сербствомъ, съ православіемъ и со всѣмъ, что напоминало его прошлое.
Съ 1420 г. Бокка отреклась отъ покровительства Венгріи и на мѣсто его, вмѣстѣ съ Далмаціей, признала господство Венеціи подъ слѣдующимъ, однако, условіемъ: «Если венеціанская республика вслѣдствіе какого-либо политическаго событія будетъ не въ состояніи защищать Которъ, то она не можетъ его никому другому ни уступить, ни продать, но должна оставить его при его старой свободѣ».
Съ того времени бокезы дѣйствовали совершенно за одно съ Венеціей, которая, во время войнъ съ турками, всегда имѣла своими союзниками черногорцевъ, состоявшихъ въ то время подъ управленіемъ своихъ владыкъ (митрополитовъ), что и помогло новому сближенію ихъ съ черногорцами.
Положеніе бокезовъ и черногорцевъ въ это время въ сущности было одинаково: одни были подчинены чужой власти, но территорія ихъ была неприкосновенна; ихъ положеніе экономическое и торговое не страдало, и благосостояніе развивалось; другіе были вполнѣ свободны, но загнанные въ безплодныя горы, отрѣзанные отъ цѣлаго свѣта, матеріально пропадали.
Въ концѣ XVII в. Турція достигаетъ зенита своего могущества, а съ этого времени въ ней начинается внутреннее разложеніе, которому помогаютъ внѣшнія обстоятельства, и между послѣдними самое важное составляетъ, конечно, выступленіе на европейскую политическую арену новаго государства — Россіи.
Черная-Гора, если и не получаетъ отъ того въ началѣ особенно важной помощи, зато поднимается духомъ, получивъ надежду на эту помощь въ будущемъ. Владыки ея являются не только предводителями ускоковъ, защитниками личной свободы безъ всякихъ выгодъ жизни гражданской, но начинаютъ придавать этой горсти храбрецовъ и ихъ тѣсной территоріи обликъ политическаго тѣла; а къ концу XVIII в. они представляютъ собою уже политическую силу, съ которою вѣдаются великія европейскія державы. Съ того времени возвращается черногорскимъ владѣтелямъ вліяніе на Которъ и, при содѣйствіи особенныхъ обстоятельствъ, возстановляется постепенно ихъ связь между собою, съ годами становящаяся все крѣпче и тѣснѣе.
Въ 1797 г., какъ извѣстно, французы завладѣли Венеціей и, уничтоживъ республику, какъ полныя хозяева, стали распоряжаться землямиѵ бывшими подъ ея верховною властью, и въ томъ числѣ Бокку Которскую по Кампоформійскому договору передали Австріи.
Это однако была противно договору 1420 г., на основаніи котораго она признала суверенство Венеціи. Не желая покориться такому насильственному и беззаконному рѣшенію, но въ то же время, не зная какимъ образомъ отклонить его осуществленіе, они сдѣлали собраніе своихъ главарей, которое рѣшило обратиться за совѣтомъ къ черногорскому владыкѣ. Владыкой тогда былъ славный и многострадальный Петръ I. Онъ имъ посовѣтовалъ установить временное правительство и народную гвардію, чтобы съ помощью этихъ двухъ учрежденій вершить законъ и поддерживать порядокъ, что нисколько не будетъ противно венеціанской республикѣ, если она воскреснетъ; а еслибъ республика погибла окончательно, то совѣтовалъ признать власть австрйскаго императора, подъ тѣми же самыми условіями, подъ какими установлена была связь съ Венеціей. Бокезы приняли этотъ совѣтъ, а жители Будвы (въ томъ же приморьи) упросили владыку пріѣхать къ нимъ и тотчасъ избрали его своимъ временнымъ правителемъ.
Австрійское правительство заняло уже Далмацію и начало вводить тамъ свои законы и порядки, а по дѣламъ Котора сносилось съ его правителемъ — черногорскимъ владыкой.
Бокезы, между тѣмъ, видя, что нѣтъ никакой надежды на возстановленіе венеціанской республики, окончательно рѣшили отдаться австрійскому императору на тѣхъ же условіяхъ, на какихъ находились подъ Венеціей. Австрійцы тотчасъ являются и занимаютъ войсками всю Бокку.
Но въ это же время контръ-адмиралъ французскаго флота, генералъ Брюнсъ, сталъ передъ Дубровникомъ и послалъ курьера къ австрійскому правителю Бокки гр. Турну съ требованіемъ немедленно вывести оттуда всѣ свои войска, угрожая въ противномъ случаѣ вытѣснить ихъ оттуда силой.
Турнъ не нашелъ ничего лучшаго сдѣлать, какъ обратиться съ просьбою о помощи опять къ черногорскону владыкѣ; при чемъ въ письмѣ своемъ добавлялъ: «Какъ находящееся на лицо войско его величества, татъ равно и то, которое придетъ, я поручаю отеческому, христіанскому попеченію и мудрому распоряженію вашего высокопреосвященства съ увѣренностію въ добромъ успѣхѣ».
Увѣренность была ненапрасная: бокезы и черногорцы не впустили французовъ, которые въ то самое время безъ боя заняли всю Далмацію. Мало того: они приняли самое дѣятельное участіе въ операціяхъ русскаго флота въ далматинскихъ водахъ противъ французовъ: нѣсколько разъ побивали ихъ, а подъ часъ, и сами терпѣли большой уронъ. Они овладѣли городомъ Дубровникомъ, и крѣпость, занятая французами, готова была къ сдачѣ; какъ вдругъ Австрія передаетъ Бокку французамъ, и для занятія ея является маршалъ Мармонъ.
Россія, пріостановившая было военныя дѣйствія, снова начала ихъ; это ободрило бокезовъ, и оборона была самая энергичная: французскій флотъ занялъ уже часть Бокки, но, въ концѣ концовъ, принужденъ былъ оставить ее и удалиться. Миръ, заключенный въ Тильзитѣ между Россіей и Франціей, въ 1807 г. нанесъ окончательный ударъ храбрымъ бокезамъ, въ братскомъ союзѣ съ Черногорцами, отстаивавшимъ свободу: въ одно время съ письмомъ отъ ген. Ларистана командиру русскаго флота Баратынскому прибылъ русскій фельдъегерь съ приказомъимператора Александра передать Бокку французамъ.
Передача совершена была безпрекословно: французскій генералъ вступилъ въ Которъ, и черногорскій владыка одновременно удалился въ свои горы. :Это произвело чрезвычайно тяжелое впечатлѣніе какъ на бокезовъ, такъ и на черногорцевъ. Такое дѣйствіе Россіи было тѣмъ страннѣе, что незадолго передъ тѣмъ русское правительство подозрѣвало владыку Петра въ умыслѣ предаться французамъ и, не стѣсняясь ничѣмъ, по одному ложному оговору послало ему письмо, исполненное оскорбительныхъ выраженій; потомъ оно призываетъ его къ участію въ войнѣ, въ которую онъ вступаетъ, забывъ все прошлое, несетъ въ жертву самого себя и благо своего страждущаго народа; а въ заключеніе тоже самое правительство однимъ почеркомъ пера уничтожаетъ плоды всѣхъ побѣдъ и побѣдителя заставляетъ возвратиться домой, гдѣ за его отсутствіемъ и подъ впечатлѣніемъ проиграннаго дѣла перевернулось все вверхъ дномъ.
Петра мы считаемъ великимъ человѣкомъ именно за то, что онъ всегда стоялъ выше всѣхъ обстоятельствъ, умѣлъ владѣть собою до изумительности и, обладая необыкновенною прозорливостью, не терялся ни на минуту и тотчасъ же принимался со всею энергіею за внутреннее устройство, увѣренный, что часъ его прійдеть, помощь его снова потребуется противъ тѣхъ же французовъ, и предвидѣнье его сбылось. Его снова призываютъ; снова черногорскіе орлы слетаютъ съ своихъ скалъ и продолжаютъ кровавые бои съ французами. На этотъ разъ мѣсто русскаго флота заступилъ англійскій. Французы держались только въ Которѣ и то съ большимъ трудомъ. Имъ измѣнили уже хорваты; которые, въ числѣ 256 рядовыхъ и 4 офицеровъ, находились тамъ во французской службѣ: они тайно вышли унеся съ собою 3 французскихъ знамени и ключи отъ крѣпостныхъ воротъ, которыми можно было войти съ моря съ южной стороны. Они отправились на Перцаньо и предали орущіе аббату Брунаци, который однако извѣстилъ объ томъ владыку, находившагося на противоположной сторонѣ въ селѣ Добротъ, подъ самымъ Которомъ, только на другой день въ полдень.
Если-бы это извѣстіе пришло къ владыкѣ тотчасъ же, Которгь былъ бы взятъ въ ту же ночь; это хорошо понималъ лукавый аббатъ и потому промедлилъ, какъ вообще старался дѣлать всевозможныя помѣхи союзникамъ, находясь почти въ самой связи съ французами. Такимъ образомъ, удобный моментъ былъ упущенъ, и осажденные, не смотря на всю стѣснительность своего положенія, не хотѣли и слушать о переговорахъ. Тогда, не видя пользы тратить силы на штурмы, отъ которыхъ неожидалось успѣха, союзники рѣшились принудить непріятеля къ сдачѣ медленной осадой.
Между тѣмъ, необходимо было установить хоть временно внутреннее устройство, такъ какъ неустановленность вредно отзывалась на всемъ. Для этого собрана была скупщина изъ бокезовъ и черногорцевъ, на которой въ заключенье, 29 октября 1813 т., составленъ былъ слѣдующій актъ: «Двѣ пограничныя провинціи, Черная-Гора и Бокка, взаимно клянутся Господомъ Богомъ быть вѣрными и неразлучно составлять одно цѣлое, какія бы событія и обстоятельства не случились. Становясь подъ высокое и могущественное покровительство трехъ союзныхъ державъ: Россіи, Австріи и Великобританіи, обѣ упомянутыя провинція со своими законными главарями изъявляютъ, что въ томъ случаѣ, если бы одна изъ этихъ двухъ провинцій, по какимъ-либо политическимъ обстоятельствамъ, должна была стать подъ власть исключительно одной изъ упомянутыхъ державъ,; тогда и другая вмѣстѣ съ нею подвергается той же судьбѣ, т. е. обѣ провинціи должны подчиниться той державѣ съ сохраненіемъ тѣхъ условій и правъ, которыми онѣ пользовались прежде, и которыя надѣются сохранить и впредь». Актъ этотъ былъ подписанъ владыкой и губернаторомъ Вукомъ Родоничемъ во имя Черной-Горы и Бердъ, затѣмъ представителями всѣхъ обществъ Бокки, и, наконецъ, Францемъ Лепонили, который этотъ актъ и написалъ на итальянскомъ языкѣ. Въ смыслѣ этого акта учреждено было временное правительство, названное центральною коммиссіей, которая и начала дѣйствовать. Въ тоже время рѣшено было отправить депутаціи къ европейскимъ дворамъ, прося о покровительствѣ и признаніи упомянутаго договора, Тутъ оказалось разногласіе между католиками и православными, и выборъ депутатовъ не состоялся. Тогда, чтобъ не терять времени, владыка самъ послалъ депутата Савву Пламенца къ русскому императору, прося его принять подъ свое, покровительство Бокку и Черную Гору. Въ тоже время онъ уполномочилъ Пламенца, въ случаѣ отказа со стороны русскаго императора, просить объ этомъ двухъ другихъ союзныхъ государей — австрійскаго и англійскаго.
Какъ только отправился Пламенецъ, католическая община тотчасъ отправила своего уполномоченнаго жъ австрійскому императору, прося его защитить Бокку своимъ оружіемъ. Было-ли это слѣдствіемъ того, что вообще въ то время мало вѣрили, въ возможность помощи слишкомъ удаленной Россіи, или слѣдствіемъ вѣроисповѣднаго предубѣжденія, мы не знаемъ. Но дѣло рѣшилось, конечно, не по просьбѣ тѣхъ или другихъ, а но соображеніямъ чисто дипломатическимъ трехъ союзныхъ державъ.
Австрія тотчасъ двинула свое войско для занятія Бокки. Смущенный тѣмъ владыка упросилъ австрійцевъ пріостановиться до полученія отвѣта отъ Россіи, и она остановилась. Между тѣмъ, въ Бокку снова прибылъ англійскій капитанъ Хосте и поставилъ баттарею, чтобъ начать бомбардированіе Котора. Генералъ Готье, командовавшій осажденными французами, не видя возможности къ дальнѣйшему сопротивленію, сдался ему на капитуляцію. При этомъ ключи отъ крѣпости приняли два депутата центральной коммиссіи — черногорскій губернаторъ и бокезъ Виченцо Ловренчичъ. Вслѣдъ затѣмъ англійская эскадра и прибывшій для занятія Бокки австрійскій генералъ Милутиновичъ съ войскомъ отправились къ Дубровнику, чтобы и оттуда изгнать французовъ.
Владыка вступилъ въ Которъ и вмѣстѣ съ центральною коммиссіей управлялъ Боккой, дожидаясь роковаго отвѣта.
Пламенацъ еще не воротился, какъ снова явился съ войскомъ Милутиновичъ для занятія Бокки: 27-го мая 1814 г. онъ занялъ Кастельново, а 2-го іюня, вошелъ въ Которъ и вступиль въ управленіе Боккой.
Пламенацъ прибылъ въ то время, когда владыка воротился изъ Бокки въ Черную Гору: онъ привезъ и письмо императора Александра, отъ 21-го мая, въ которомъ русскій императоръ препоручаетъ ему передать Бокку австрійцамъ и увѣряетъ бокезовъ, что всѣ права и преимущества, которыми они искони пользовались, будутъ имъ сохранены вполнѣ.
Политическая дѣятельность владыки Петра, главнымъ образомъ, направлена была на созданіе одного цѣлаго изъ Бокки и Черной Горы, и весь разсчетъ этого плана основывался на содѣйствіи и покровительствѣ Россіи. Россія тогдашняя, однако, не оцѣнила этого плана, осуществленіе котораго имѣло бы громадныя послѣдствія въ будущемъ; ея политика оказалась менѣе предусмотрительною, чѣмъ проницательный умъ черногорскаго владыки.
Владыка Петръ два раза отброшенъ былъ отъ достигнутой уже имъ цѣли, не непріятельской силой, а рукой своей покровительницы — Россіи. До глубины души оскорбленный лично и скорбящій за весь свой народъ онъ однако умѣлъ стать выше личнаго чувства, и презрѣвъ какъ свое личное чувство, такъ и скорбь народную, остался вѣренъ своей основной идеѣ, которая заключалась въ убѣжденіи, что цѣль можетъ быть достигнута только въ союзѣ съ Россіей, и потому въ своемъ завѣщаніи въ заключеніе говоритъ: «вѣчное проклятіе и да анафема постигнетъ того, кто, не послушавъ моего завѣщанія, рѣшится произвести какую-нибудь смуту и раздоръ между народомъ — словомъ или дѣломъ, а равно и всякаго, кто бы замыслилъ отступиться отъ русскаго покровительства.»
Почти трм четверти столѣтія, протекшія съ тѣхъ поръ, значительно измѣняли физіономію Европы, Бурбоны снова прогнаны Бонапартомъ; обязательство священнаго союза, вовлекшее Россію въ войну 1848 года для спасенія Австріи, самымъ циничнымъ образомъ осмѣяно послѣдней въ 1853 году; парижскій трактатъ обращенъ въ нуль войнами Австріи съ Италіей, Пруссіи съ Австріей и потомъ Франціи съ Пруссіей; во Франціи безкоролевье; Италія соединилась въ одно королевство; въ средней Европѣ появился новый императоръ; Испанія колеблется между монархіей и республикой, а Турція, сдѣлавшаяся какимъ-то enfant gâté de l’Europe, падаетъ и разбивается, какъ дитя у семи нянекъ. Смотря на эту превратность судебъ, на такую неустойчивость политическаго положенія Европы, на быстроту постигающихъ ее измѣненій, недоумѣваешь при вопросѣ: что ожидаетъ ее еще, въ недалекомъ будущемъ? Начатое уже разрушеніе Турціи развѣ можетъ остановиться? Что будетъ тогда съ землями, которыя до сихъ поръ находились въ ея безалаберномъ управленіи? При чемъ останутся тѣ 7 нянекъ, которыя наперерывъ заботятся о сохраненіи ея цѣлости, теперь, катъ чертъ надъ душой, стоятъ у изголовья умирающей имперіи? Въ этомъ хаосѣ событій и лабиринтѣ дипломатическихъ комбинацій, мы видимъ постоянства въ одномъ только: въ торжествѣ идеи національнаго объединенія, которое подчасъ идетъ наперекоръ общеполитическому и гуманному развитію. Это противорѣчіе, впрочемъ, временно, а отчасти только кажущееся. Ни одинъ чистый націоналъ не можетъ быть противникомъ принципа гуманности и политической свободы, такъ какъ только политическая свобода и вполнѣ гуманная цивилизація даютъ обезпеченіе какъ всякой индивидуальности, такъ и народности. Поэтому, если вѣрить въ прогрессъ человѣчества, въ цивилизацію и политическое развитіе, то нельзя не вѣрить въ торжество національной идеи.
Примѣняя эти общія положенія къ Боккѣ и Черногорью и къ ихъ взаимнымъ отношеніямъ и отмѣтивши въ историческомъ очеркѣ моментъ ихъ соприкосновенія, мы предугадываемъ ихъ объединеніе, которое должно совершиться подъ щитомъ того, кто окажется болѣе либеральнымъ въ политическомъ смыслѣ и болѣе гуманнымъ, болѣе толерантнымъ въ культурной миссіи.
На основаніи представленныхъ въ историческомъ, очеркѣ отношеній Бокки и Черногорья, въ которыхъ рѣзко обозначается стремленіе ихъ къ объединенію, мы не хотимъ сказать, что Бокка непремѣнно должна присоединиться къ Черногорью; мы только указали, какъ крѣпко Бокка держится принципа своей автономіи и въ Черногоріи въ этомъ отношеніи ищетъ опоры и помощи, не допуская въ принципѣ совершеннаго подчиненія. Бокка и Черногорье — это два брата, два союзника, которые соединяются въ борьбѣ противъ общаго врага. Вопросъ въ томъ, кто этотъ общій врагъ? Что касается Турціи, то для бокезовъ она врагъ настолько, насколько они принимаютъ участіе въ своей христіанской братіи, угнетенной турками; для черногорцемъ турки также не настолько ненавистны, насколько поддерживающіе ихъ европейцы.
Бокезамъ исторія ихъ напоминаетъ, что они незаконно отданы Австріи, которая во многомъ лишила ихъ свободы, но кое-что изъ своей старой автономіи они хранятъ, какъ святыню, какъ залогъ ихъ бытія, и будутъ защищать до послѣдней возможности. Это доказали они въ возстаніи 1869 года. Въ это время имъ значительную помощь оказали черногорцы, отчасти своимъ сочувствіемъ, отчасти фактическимъ содѣйствіемъ частныхъ лицъ, испытанныхъ въ бою и, вообще, въ военномъ искусствѣ, точно такъ, какъ бокезы всегда оказывали черногорцамъ помощь противъ турокъ сочувствіемъ, средствами и личнымъ участіемъ.
Австрія, въ послѣднее время, слишкомъ явно оказываетъ желаніе задушить Черногорье; она слишкомъ явно старается убить національное чувство въ боснякхъ и герцоговинцахъ, въ защиту которыхъ черногорецъ не одно столѣтіе бьется съ туркомъ. Все это далеко отъ того, чтобы внушить черногорцамъ дружественныя чувства, по отношенію къ Австріи.
Религіозно-національная интолеранція Австріи, по отношенію къ своимъ старымъ подданнымъ и вновь занятымъ землямъ, чувствуетъ и сознаетъ во всѣхъ ея частяхъ, въ Цислейтани одинаково, какъ и въ Транслейтаніи. Экономическая и политическая эксплоатація подлежащихъ ей земель и народовъ, пораждающая громадный пролетаріатъ и доводящая до раззоренія даже людей зажиточныхъ, даетъ еще больше поводовъ къ недовольству.
Эти два зла, порождаемыя австрійской политической системой, ведущею за собою объ руку всеобщую деморализацію, всего больше чувствуется въ Боккѣ.
Она наводнена австрійскими войсками, преимущественно не мѣстнаго происхожденія; школы ея отданы въ руки людей, которые дѣйствуютъ въ духѣ одной только части населенія и дерзко оскорбляютъ другую его половину; заботы о благосостояніи края никакой: грустно смотрѣть на ея города и села, гдѣ вы видите большіе дома, иногда изящныя палаццо, разрушающіеся рукой времени, тогда какъ ихъ хозяева или эмигрировали, или погибли въ морѣ, или сдѣлались нищими и пролетаріями. Австрійскій Лойдъ, ставшій на ноги вслѣдствіе данныхъ ему Правительствомъ большихъ привиллегій, совершенно убилъ судоходную промышленность Бокки. Австрія не дѣлаетъ ровно ничего для ея благосостоянія; помогаетъ всякому обстоятельству, которое можетъ ее свести ниже; она, однимъ словомъ, поступаетъ съ Боккой и, вообще, съ Далмаціей, какъ некогда поступила съ Венеціей, которую совершенно принесла въ жертву Тріесту. Не приготовляется-ли она къ тому же по отношенію къ Боккѣ, что постигло ее въ Венеціи? Очень вѣроятно, хотя съ совершенно другой цѣлью: изъ Венеціи она, такъ сказать, заблаговременно выбиралась и поэтому, приготовила взамѣнъ ея, свое собственное гнѣздо; Бокку и Приморье она хочетъ придавить чтобы изъ нихъ сдѣлать оплотъ Черногорья. Но бокезы и приморцы не такой народъ, чтобы скоро поддались; для этого нужно много времени; много силы нравственной и матеріальной, какой у Австріи весьма немного; а чтобы заглушить Черногорье, нужно дѣйствовать противъ него рѣшительно и не откладывая въ долгій ящикъ, покуда оно не организовалось и не окрѣпло. А въ настоящій моментъ, всякое дѣйствіе Австріи противъ Черногорья непремѣнно встрѣтитъ отпоръ со стороны своихъ подданныхъ въ Боккѣ и Приморьи.
Что же дѣлать?
Законъ исторіи, который называютъ также судьбою народовъ, рѣшитъ и этотъ вопросъ, конечно, не совѣтуясь съ великими политиками и дипломатами. Мы, посторонніе наблюдатели, собирая и анализируя факты изъ современной жизни народа и изъ его прошлаго, можемъ только намѣтить направленіе и ту отдаленную цѣль, къ которой эта судьба ведетъ народъ, вопреки частнымъ усиліямъ и временнымъ, случайнымъ обстоятельствамъ.
Тому-же, кого этотъ вопросъ непосредственно касается, остается, вооружась твердостью и терпѣніемъ, спокойно ждать и дѣйствовать въ этомъ направленіи, съ полною вѣрою въ непреложность этого, единственно справедливаго рѣшителя судебъ человѣчества.