ОЧЕРКИ ВОСТОЧНОЙ СИБИРИ.
правитьЛАМАИЗМЪ И ШАМАНСТВО (1).
править(1) Статья эта написана въ 1848 году, но по разнымъ причинамъ, независѣвшимъ отъ ея составителя, не могла быть до-сихъ-поръ напечатана; она есть продолженіе и дополненіе помѣщенныхъ въ XLVII, XLVIII и XLIX томахъ «Отеч. Зап.» извѣстій о калмыкахъ, ихъ вѣроисповѣданіи и жрецахъ, извѣстій, обратившихъ на себя общее вниманіе новостію и основательностью помѣщенныхъ въ нихъ свѣдѣній. Считаетъ неизлишнимъ указать здѣсь, между-прочимъ, на отзывъ Географическаго Общества, объ этихъ статьяхъ, барона Ѳ. А. Бюлера. Въ отчетѣ коммисіи, разсматривавшей сочиненія, которыя можно было бы удостоить Жуковской преміи, между-прочимъ, сказано (на стр. 150, Записокъ русскаго Географическаго Общества; кн. III, 1849 г.): "Не пользуясь посторонними указаніями, коммисія должна была ограничиться однѣми вышедшими книгами, хотя внѣ этого круга находилось много ученныхъ и достойныхъ вниманія изслѣдованіи. Таковы напримѣръ, прекрасныя статьи барона Бюлера, «о кочующихъ и осѣдлыхъ инородцахъ Астраханской Губерніи», помѣщенныя въ «Отеч. Зап.», 1846 г. и проч. — Ред.
I.
править|
Вообще толкованіе монголовъ о вѣрѣ, даже самихъ ламъ, сбивчивое и неясное. Или они скрываютъ отъ любопытствующихъ исторію своей религіи, или, просто, сами ничего не знаютъ. (Поѣздка въ Забайкальскій Край).
|
Неожиданно представился намъ случаи сравнить положеніе буддайской вѣры или ламаизма и ея жрецовъ у астраханскихъ калмыковъ съ положеніемъ той же религіи и ея духовенства у единоплеменныхъ имъ бурятъ. Двѣ послѣднія статьи наши о калмыкахъ были поводомъ къ доставленію намъ сборника разновременныхъ извѣстій о забайкальскомъ ламайскомъ духовенствѣ и проповѣдуемой имъ вѣрѣ[1].
Извѣстія эти важны для насъ потому особенно, что доставляютъ возможность указать съ нѣкоторою подробностью на тѣ черты сходства, которыя въ религіозномъ отношеніи калмыки сохранили съ своими сибирскими единовѣрцами. Любопытно видѣть, какъ, несмотря на разстояніе, которымъ калмыки отдѣлены отъ бурятъ, и на совершенную почти невозможность сношеній съ ними, утвержденіе между этими монгольскими племенами ламайскихъ іерархій, самостоятельныхъ и почти въ равной мѣрѣ независимыхъ отъ главы ламаизма — тибетскаго далайламы, имѣло въ двухъ разныхъ и взаимно отдаленныхъ мѣстахъ почти одни и тѣ же результаты.
За Байкаломъ находимъ мы столь же невѣжественныхъ и корыстолюбивыхъ жрецовъ, какъ у калмыковъ, но болѣе-безнравственныхъ и многочисленныхъ, искажающихъ догматы своей религіи и небрегущихъ о выполненіи существеннѣйшихъ ея требованій. Но главное различіе жрецовъ калмыцкихъ (называемыхъ астраханскимъ начальствомъ гелюнгами) отъ забайкальскихъ (называемыхъ иркутскимъ начальствомъ ламами) заключается въ томъ, что власть первыхъ всегда ограничивалась сильнымъ нравственнымъ преобладаніемъ надъ однимъ народомъ калмыцкимъ, между-тѣмъ, какъ ламы забайкальскіе никогда не довольствовались вліяніемъ на свою духовную паству, а, вооружаясь фанатизмомъ, находили возможность увеличивать ее, удовлетворяя тѣмъ своей корысти и своему властолюбію. Потому-то въ Забайкальскомъ Краѣ совершился фактъ весьма-замѣчательный, которому подобнаго не было въ степяхъ астраханскихъ, именно — возвышеніе ламаизма насчетъ другой языческой вѣры — шаманства.
Теперь изъ всѣхъ инородцевъ, составляющихъ значительную часть населенія Восточной Сибири, одни принадлежатъ къ православной церкви, другіе же къ двумъ языческимъ исповѣданіямъ: ламайскому и шаманскому.
Изъ 380,000 душъ обоего пола кочующихъ и бродящихъ[2] племенъ болѣе 180,000 приняли христіанскую вѣру, до 118,000 — ламайскую; прочіе затѣмъ, до 83,000, остаются въ шаманскомъ язычествѣ[3]. Ламайскую вѣру исповѣдуетъ большая часть бурятъ и тунгусовъ, а шаманству преданы, кромѣ части этихъ племенъ, еще немногіе изъ якутовъ.
Шаманская вѣра, основанная на однихъ изустныхъ преданіяхъ, есть первобытно-общая всѣмъ народамъ востока и сѣвера Азіи. Ученіе шамановъ, возникшее тамъ въ самой глубокой древности, сохранилось доселѣ въ первобытномъ видѣ въ Китаѣ, гдѣ, по кореннымъ законамъ, царствуюшая династія и должностныя лица маньджурскаго происхожденія обязаны исповѣдывать шаманскую вѣру преимущественно предъ прочими. Она заключается въ поклоненіи богу и душамъ людей, которыхъ жизнь была ознаменована подвигами добродѣтели, мужества и особенными государственными заслугами. Души сіи, при совершеніи обрядовъ служенія, призываются шаманами подъ общимъ наименованіемъ онготовъ или онгоновъ[4]. Такимъ-образомъ къ лику трехъ первенствующихъ онготовъ, боготворимыхъ послѣдователями шаманской вѣры въ Китаѣ, причисленъ Гуань-ди, китайскій полководецъ, жившій въ исходѣ II и началѣ III вѣка, котораго настоящая китайская династія признаетъ своимъ покровителемъ. Ему при каждомъ присутственномъ мѣстѣ имперіи посвященъ храмъ, въ которомъ мѣстные чиновники обязаны въ 4 и 15 числа каждаго мѣсяца исправлять обрядъ поклоненія, состоящій въ троекратномъ колѣнопреклоненіи съ десятью поклонами въ землю.
Два другіе первенствующіе онгота суть Шикгэмуни[5] и Бодисаду, которымъ поклоняются ламайцы, или послѣдователи буддаизма. Но катайскій императоръ, въ чистомъ духѣ шаманскаго ученія, поклоняется каждому изъ нихъ, какъ душѣ человѣка, нѣкогда великаго, безъ присвоенія атрибутовъ, прилагаемыхъ мистическимъ ученіемъ буддаизма.
Религія Конфуція, которой, по китайскому уложенію, обязаны слѣдовать всѣ правительственныя лица и, безъ исключенія сословій, всѣ китайскіе подданные, отличается отъ шаманской вѣры только отсутствіемъ жрецовъ и всѣхъ обрядовъ, кромѣ краткой молитвы и троекратнаго колѣнопреклоненія съ десятью поклонами въ землю. Притомъ, вмѣсто онготовъ или онгоновъ, приносится моленіе разнымъ духамъ-покровителямъ и преимущественно отцу, матери и предкамъ, хотя бы кто изъ нихъ подвергался смертной казни за преступленія.
За тѣмъ, при религіи Конфуція предоставлена народу полная свобода держаться всѣхъ вѣроисповѣданій, терпимыхъ законами, кромѣ христіанскаго, дозволеннаго только иностранцамъ, и такимъ-образомъ слѣдующіе шаманству, въ образѣ онготовъ призываютъ души разныхъ, по преданіямъ, замѣчательныхъ или знаменитыхъ умершихъ людей, а слѣдующіе буддаизму или ламайскому ученію и даже муххамедову закону, раздѣляясь на нѣсколько сектъ, свободно отправляютъ въ Китаѣ обряды своихъ вѣрованій, безъ всякаго преслѣдованія со стороны правительства[6].
Между сибирскими монголами шаманскаа вѣра представляетъ въ настоящее время слабую тѣнь прежде-господствовавшей въ Азіи религіи и заключается въ боготвореніи аніоновъ или, по приложенію къ общенародному понятію, въ поклоненіи духамъ, владычествующимъ надъ стихіями, горами, долинами, рѣками и лѣсами, и покровительствующимъ человѣку. Жилищами онгоновъ обыкновенно бываютъ неприступныя, высокія горы, пещеры, глубокія пропасти, и дѣйствію онгоновъ, а не силамъ природы, приписывается всякое ея явленіе. Но послѣдователи шаманства любятъ давать и осязательную форму своимъ духамъ-покровителямъ: изображаютъ ихъ изъ дерева, или слѣпляютъ изъ хлѣба, ставятъ ихъ въ своихъ юртахъ и молятъ этихъ идоловъ преимущественно о сохраненіи стадъ[7]. Обѣтованіе будущей жизни и воздаяніи по дѣламъ входитъ въ число преданій шаманскаго язычества. Послѣдователи его не имѣютъ ни храмовъ, ни духовнаго сословія, отличеннаго отъ другихъ нравами или преимуществами. Шаманы (прорицатели, жрецы) совершаютъ обряды и жертвоприношенія не срочныя, но случайныя, зависящія отъ произвола того, кто ихъ испрашиваетъ, и большею частью направленныя къ тому, чтобъ посредствомъ кудесничества шамана (а иногда и шаманки, жрицы) и восторженной его бесѣды съ) духами узнать будущее
Въ Сибири общепринятое мнѣніе о шаманской вѣрѣ долго было то, что она основана на поклоненіи злымъ духамъ, и что шаманы призываютъ діавола[8]; но свѣдѣнія, еще недавно собранныя о шаманствѣ, свидѣтельствуютъ: 1) что бурятскіе и тунгускіе шаманы призываютъ, при совершеніи обрядовъ служенія, также онготовъ (онгоновъ), которыхъ признаютъ добрыми, безсмертными духами, противоборствующими злымъ духамъ, и не присвоиваютъ имъ такихъ превращеній, какъ буддайцы своимъ бурханамъ, и 2) что немногіе якуты, остающіеся въ шаманской вѣрѣ, за скрещеніемъ большей части ихъ и ежегодно болѣе-и-болѣе изглаживающимися между ними слѣдами шаманства, почитаютъ верховное существо въ Богѣ, и что именемъ его благословляютъ ихъ шаманы, почему называются также ангысытами, то-есть благословляющими, отъ слова ангысъ, которое на языкѣ якутовъ значитъ благословеніе. Вмѣсто шамановъ, благословляютъ иногда и міряне, преимущественно старики, отличающіеся даромъ краснорѣчія и знаніемъ терминовъ молитвословія. Такихъ стариковъ называютъ тогда также ангысытами, не причисляя ихъ, впрочемъ, къ числу шамановъ. Тѣ или другіе, при празднованіи якутами, весною, или въ началѣ лѣта, возрожденія природы, совершаютъ благословеніе Творцу Богу и производятъ окропленіе юртъ и полей кумысомъ. Отъ слова ысыкъ (кропленіе) празднества эти называются ысыками. Достовѣрно то, что шаманы, или ангысыты, при совершеніи такихъ торжественныхъ обрядовъ, славословятъ единаго Бога и начинаютъ такъ: Анъ дойдуну айбытъ Auтатары[9], то-есть «всюду-отверстую вселенную сотворивши Творецъ Богъ». Прочимъ же духамъ или онгонамъ, какъ-то: завѣдывающимъ стихіями, лѣсами, горами, долинами, водами и проч., якуты хотя покланяются, но не даютъ имъ названія тангари (небо, Богъ), а называютъ иччи (хозяинъ), напримѣръ: артыхъ иччитя, «хозяинъ долины», и т. д., и подчиняютъ ихъ верховному существу, которому также прилагаютъ наименованіе Аръ Тоэнъ[10], величественный, бѣло видный или бѣловласый господинъ, и полагаютъ, что у него есть жена, Кюбай-Хоатупъ (почтенная, видная госпожа) и сынъ Уляръ Этимъ, всесокрушающій громъ[11]; но при этомъ баснословіи послѣдніе два онгона не составляютъ дѣйствительнаго божества, и никакихъ жертвъ имъ шаманы не приносятъ, между-тѣмъ, какъ они совершаютъ возліяніе огню, то-есть почитая огонь благотворною стихіею, льютъ въ него освященное масло и т. п.
Вещи, составляющія принадлежность служенія шамановъ, суть: оргой, или священная одежда, увѣшанная металлическими погремушками, моя-хабж''и, желѣзная палка, хонхо — колокольчикъ[12], толи — небольшой мѣдный кружокъ, носимый на груди, хоръба — нѣчто въ родѣ жезла, и кысы — бубны, подъ звукъ которыхъ шаманы призываютъ своихъ духовъ, прыгая черезъ огонь, ударяя себя, неистовствуя, приходя въ дикій восторгъ и внезапно падая, какъ-бы замертво. Эти продѣлки имѣютъ послѣдствіемъ, что шаманы раздражительны до чрезвычайности и что между ними многіе подвержены истерическимъ припадкамъ и падучей болѣзни.
Ламайская вѣра или буддаизмъ, вѣроученіе Будды, возникшее въ Индіи за нѣсколько столѣтій до P. X., называется шикгэмуніанскою отъ Шикгэмуни, по догматамъ монголо-бурятовъ — верховнаго духа, владычествующаго нынѣ надъ вселенною; а названіе ламайской вѣры получила она потому, что жрецы буддайской религіи вообще называются ламами, и что для простыхъ монголовъ, чуждыхъ правильнаго понятія о ея догматахъ, вся она состоитъ въ непрестанныхъ угожденіяхъ ламамъ или жрецамъ.
Вѣроученіе Будды сначала проникло въ ту часть Тибета, которая граничитъ съ Индіею и которая съ того времени сдѣлалась мѣстопребываніемъ верховныхъ ламъ; потомъ распространилось по Китаю и Яноніи. Англійскій путешественникъ Келли[13], видѣвшій въ 1814—1819 годахъ обряды богослуженія Будды въ Индіи и Тибетѣ, замѣчаетъ, что они существенно различествуетъ между собою, хотя одни и тѣ же мѣста народнаго поклоненія равно чтимы, какъ въ Тибетѣ, такъ и въ Бенгалѣ.
Изъ записокъ о Монголіи отца Іакинфа видно, что ученіе буддаистовъ въ-началѣ было единообразно, какъ въ Китаѣ, такъ и въ Монголіи, но впослѣдствіи раздѣлилось на двѣ секты: фоистовъ или фоевстовъ[14] въ Китаѣ и ламъ (ламистовъ) въ Тибетѣ и Монголіи. Существенное различіе этихъ двухъ сектъ, по замѣчанію Іакинфа, состоитъ не въ догматахъ, а въ обрядахъ служенія; онъ же свидѣтельствуетъ, что хотя въ исходѣ прошедшаго столѣтія всѣ тибетскія священныя книги переведены въ Пекинѣ на монгольскій языкъ, но совершать богослуженіе на этомъ языкѣ дозволено только одному находящемуся въ Пекинѣ монастырю Михаила-гасумэ[15], что содержитъ тамошнихъ и монгольскихъ ламъ во всегдашней зависимости отъ Тибета.
При всей вѣротерпимости китайскаго правительства и не взирая на то, что самый законъ предписываетъ царствующей династіи и первымъ государственнымъ лицамъ маньджурскаго происхожденія исповѣдывать шаманскую вѣру, она встрѣтила въ Монголіи, покровительствуемой китайскимъ правительствомъ, гоненіе отъ послѣдователей буддаизма, который, истребивъ ее въ Тибетѣ и Монголіи, гдѣ въ концѣ XVII столѣтія признанъ былъ господствующею вѣрою, почти въ то же время проникъ въ Забайкальскій Край, къ бурятамъ и тунгусамъ, бывъ занесенъ туда монгольскими племенами, поступившими въ подданство Россіи по трактату, заключенному въ 1689 году съ китайцами русскимъ полномочнымъ посломъ, ближнимъ окольничимъ и намѣстникомъ брянскимъ Ѳ. А. Головинымъ[16].
Жрецы буддаизма, дѣйствуя въ Забайкальскомъ Краѣ самопроизвольно, не покорствовали мѣстной власти и, наконецъ, нашли себѣ защиту и покровительство въ иркутскомъ губернскомъ начальствѣ, которое въ 1809 году разрѣшило ихъ главу, бандиду хамбо[17], недавно умершаго, пресѣкать древнюю шаманскую вѣру.
Буддаизмъ, ламаизмъ, ламайская вѣра, или, по словамъ главы монголо-бурятскаго духовенства бандиды хамбо, шератскій законъ[18] легко могъ поработить и уничтожить языческую шаманскую вѣру, ибо понятія о ней сохранялись всегда въ однихъ лишь изустныхъ преданіяхъ, и буддаизмъ имѣлъ надъ этимъ грубымъ язычествомъ всѣ преимущества основаннаго на писаніяхъ, обширнаго, систематическаго, таинственнаго ученія о періодическомъ возрожденіи міровъ и непрестанномъ перерожденіи одушевленныхъ тварей, или матеріализма, облеченнаго священнымъ баснословіемъ, по которому сонмъ бурхановъ (сверхъестественныхъ существъ съ атрибутами божества) владычествуетъ поперемѣнно надъ свѣтомъ.
Жрецы этой языческой вѣры нашли въ самыхъ догматахъ ея средства пугать робкое воображеніе шаманцевъ разными нелѣпыми выдумками насчетъ ожидающей ихъ въ будущемъ судьбы, и стали выставлять имъ ихъ язычество богопротивнымъ колдовствомъ, ненавидя и презирая самихъ шамановъ и называя ихъ идолопоклонниками…
Успѣхи буддайскихъ проповѣдей были въ короткое время изумительны и оправдали вполнѣ неусыпную дѣятельность ламъ въ этомъ отношеніи. Тамъ, гдѣ не могли взять убѣжденіемъ, они воздвигали гоненія, насиліе свое доводили до неистовства, заставляли укрываться шамановъ, отбирали у нихъ и сокрушали святыню ихъ — бурхановъ, сожигали всѣ вещи, принадлежащія къ ихъ идолослуженію[19]…
Несмотря на такой религіозный фанатизмъ ламъ, между ними пошатнулись основные догматы буддайской вѣры.
Теперь забайкальскіе ламы считаютъ шикгэмуни не основателемъ, а возстановителемъ буддаизма, затрудняются въ обозначеніи предѣловъ его настоящаго владычества надъ вселенною и не признаютъ верховнаго и вѣчнаго Создателя.
Такія понятія забайкальскихъ жрецовъ о буддайской вѣрѣ доказываютъ и то что она у нихъ различествуетъ отъ сектъ китайской или фосфской и монголо-тибетской не въ однихъ обрядахъ служенія, но и въ основныхъ догматахъ, допуская въ нихъ особенности. Съ достовѣрностью можно предположить, что онѣ вкрались въ забайкальскій буддаизмъ вслѣдствіе невѣжества тамошнихъ ламъ; ибо положительно дознано, что самъ глава ихъ, бандида-хамбо, не имѣетъ совершеннаго познали догматовъ и законовъ ламаизма[20].
Калмыцкіе гелюнги признаютъ верховнаго Создателя[21]; а о владычествѣ шикгэмуни или шакджи-мюни полагаютъ, что онъ чрезъ 9,000 лѣтъ замѣненъ будетъ другимъ бурханомъ.
Но и это несогласно съ священными тибетскими книгами. Такъ, въ одной изъ книгъ, писанныхъ на монгольскомъ языкѣ, истребованныхъ въ 1820 году отъ хамбо-ламы графомъ М. М. Сперанскимъ и переведенныхъ, по его приказанію,[22] на русскій языкъ, именно въ Хомукъ-Номунъ и проч. (о четырехъ истинахъ, которыя пріобрѣли силу всѣхъ писаніи) сказано: «время бытія закона богоучителя[23] (шикгэмуни) есть 5000 лѣтъ. Прежде сего минуло 1432 г., нынѣ же, начиная отъ года огненнаго дракона,[24] еще пребудетъ 2568 лѣтъ».
Между-тѣмъ, хамбо-лама на предложенный ему графомъ Сперанскимъ вопросъ: «безконечно ли царство шикгэмуни, или должно кончиться?» отвѣчалъ: «Владычество шиктіуни имѣетъ конецъ. Конецъ же владычеству его будетъ тогда, когда у людей міра сего убавляться будетъ вѣкъ ихъ постепенно и, наконецъ, дойдетъ до 10 лѣтъ, и тогда шикгэмуніево владычество кончится».
Въ догматахъ вѣроученія калмыцкихъ жрецовъ находимъ нѣчто чрезвычайно сходное съ словами хамбо-ламы, именно, что въ то время, когда управляли міромъ предмѣстники или предшественники шакджимюни, люди жили сперва по 80, потомъ по 40, по 30 и но 20 лѣтъ, и что, несмотря на покровительство шакджи-мюни, "уменьшеніе лѣтъ и роста земнородньхъ все-гаки не прекратится, и достигнетъ до того, "что человѣкъ будетъ жить только 10 лѣтъ, и ростъ ему дастся не болѣе одного аршина, и самыя лошади будутъ неболѣе зайца. Наконецъ, ужасныя бѣдствія истребятъ почти всѣхъ живущихъ; послѣ чего земля очистится огнемъ и водою, и вновь настанетъ вѣкъ блаженства. Люди получатъ опять долголѣтіе и, слѣдуя внушеніямъ добродѣтельнѣйшаго бурхана маядри, который долженъ поступить тогда на мѣсто шакджи-мюни и удивить смертныхъ своими совершенствами, величіемъ, сіяніемъ и красотою, пріобрѣтутъ возможность пользоваться возрастомъ до 80,000 лѣтъ, и тогда уже будутъ владычествовать на «землѣ не мужчины, а женщины[25]».
II.
править|
Сѣверные монголы и наши буряты, кочующіе въ болѣе-суровомъ климатѣ, нежели приволжскіе калмыки, богатѣютъ такъ, какъ дай Богъ богатѣть и образованнымъ домоводцамъ. (Замѣчаній о приволжскихъ калмыкахъ).
|
Показавъ въ главныхъ чертахъ ученіе и дѣйствія забайкальскаго ламайскаго духовенства, считаемъ нужнымъ предпослать описанію его самостоятельнаго развитія и положенія въ разное время общій взглядъ на инородцевъ, которыхъ почти двухвѣковая исторія тамошняго края представляетъ намъ жертвами корыстолюбія, самовластія, обмановъ и вымогательствъ обширной и неустроенной ламайской іерархіи.
Въ южной части Иркутской Губерніи, въ иркутскомъ нерчинскомъ и преимущественно въ верхнеудинскомъ округахъ, кочуютъ буряты, по долинамъ, отъ китайской границы къ сѣверу до верховья рѣки Лены, и отъ рѣки Аги, впадающей въ Ингоду, къ западу до рѣки Оки, текущей въ Ангару. Большая часть бурятъ кочуетъ за Байкаломъ., но теченію и по устью Селенги и по впадающимъ въ нее рѣкамъ Угѣ, Хилку, Чикою, Джидѣ и Темнику, также но рѣкѣ Баргузину, текущей въ Байкалъ, и на островѣ Ольхонѣ, лежащемъ близь его сѣверовосточныхъ береговъ.
Буряты по происхожденію монголы. Казаки нашли ихъ въ первой половинѣ XVII столѣтія на теперешнемъ кочевьѣ; но покореніе бурятъ Россіи и обложеніе ихъ ясакомъ не обошлись безъ волненій. Это доказываютъ: тревожное положеніе бурятъ, въ 1653 г., нападеніе, сдѣланное ими въ 1687 г. на Селенгинскъ, и непріязненныя дѣйствія ихъ въ 1688 году[26]. Лишь въ слѣдующемъ году разграниченіе земель Россіи съ Китаемъ[27] окончательно подчинило бурятъ вліянію мѣстныхъ русскихъ властей.
Тогда бурятъ назвали въ Сибири братскими, и отъ обитанія ихъ въ нижнеудинскомъ округѣ Иркутской Губерніи построенная тамъ крѣпостца получила названіе Братскаго острога[28].
Буряты преданы были тогда шаманскому язычеству и всѣ ихъ отношенія къ правительству ограничивались взносомъ постоянной подати — ясака. Они платили по соболю, или по зайду съ человѣка; иные изъ нихъ платили ясакъ, въ замѣнъ соболей, рысями, лошадьми и рогатымъ скотомъ[29].
Буряты раздѣляются на племена, управляемыя тайшами, а каждое племя на поколѣнія или роды, завѣдываемые шуленгами[30].
Подраздѣленія племенъ на поколѣнія или роды, стойбища и улусы, которые должны заключать неменѣе пятнадцати юртъ[31], чрезвычайно многочисленны. Для примѣра приведемъ селенгинское племя буритъ, которое дѣлится на шесть поколѣній или родовъ, именно:
1) Цонголовъ
2) Сартуліовъ
3) Атагановъ
4) Хазагиновъ
5) Табангутовъ (1)
6) Подгородный.
(1) Слово табангуты, встрѣчаемое въ древнихъ калмыцкихъ постановленіяхъ или степномъ монголо-калмыцкомъ кодексѣ 1640 г., не имѣетъ значенія въ настоящемъ быту астраханскихъ калмыковъ. Нѣкоторые изъ почетнѣйшихъ ихъ владѣльцевъ и переводчики калмыцкаго языка, спрошенные нами о названіи табангутовъ, отозвались, что такъ назывались въ старину владѣльцы, рожденные отъ матери простаго званія, и что въ Тибетѣ они имѣли отъ 4 до 10 кибитокъ. Не должно ли скорѣе полагать, что табангуты составляли тогда особое монгольское поколѣніе, участвовавшее въ союзѣ ойратобъ; но оставшееся на границахъ Сибири въ то время когда Хо-Урлюкъ двинулся съ своими скопищами кочевыхъ разбойниковъ къ низовьямъ Урала и Волги.
Буряты говорятъ однимъ изъ монгольскихъ нарѣчіи, которое раздѣляется еще на нѣсколько оттѣнковъ; за-всѣмъ-тѣмъ, монголъ отъ великой стѣны понимаетъ кудинскаго бурята. живущіе по китайской границѣ говорятъ чистымъ халхасскимъ нарѣчіемъ и даже въ нравахъ своихъ ничѣмъ не отличаются отъ обитателей монгольской пустыни; но тѣ, которые кочуютъ по сю сторону Байкала отъ близкаго обращенія съ русскими, приняли вмѣстѣ, съ обыкновеніями, много русскихъ словъ. По-русски, однакожъ, читать, писать и даже говорить умѣютъ немногіе, можетъ-быть потому, что русскіе, обитающіе въ ихъ сосѣдствѣ, отъ мала до велика всѣ говормъ весьма-хорошо по-бурятски.
Въ концѣ XVII столѣтія забайкальскіе буряты приняли ламайскую вѣру; часть прочихъ бурятъ осталась преданною шаманству. Съ-тѣхъ-поръ нѣкоторые изъ тѣхъ и другихъ обратились къ православной церкви, съ одеждою русскихъ приняли и обычаи ихъ, фамиліи крестныхъ отцовъ, поселились и переродились между русскими.
До покоренія бурятъ русскими каждый тайша былъ самостоятельный и независимый владѣлецъ одного изъ бурятскихъ племенъ; но время и обстоятельства ослабили власть этихъ князьковъ, и теперь между бурятами нѣтъ точнаго раздѣленіи на классы или сословія. Духовное званіе доступно каждому простолюдину, а ихъ ближайшіе начальники, бошко[32] или зингинъ, шуленги или родоначальники, зайсаны и таити, значительны только, какъ посредники между народомъ и мѣстнымъ начальствомъ, и, пока отправляютъ свои должности, свободны отъ повинностей.
Хотя шуленги, зайсаны и гайши или князцы суть достоинства наслѣдственныя для тѣхъ почетныхъ инородцевъ, между которыми они были наслѣдственны до 22 іюня 1822 года, то-есть до изданія «Учрежденія Сибири»[33], но теперь въ глазахъ бурятъ званія эти mit ютъ значеніе только пока сопряжены съ общественною должностью, или съ средствомъ къ достиженію ея — большимъ состояніемъ, ибо оно доставляетъ возможность снискивать расположеніе духовенства, подъ вліяніамъ коего родовичи производятъ выборы въ общественныя должности головъ или тайшей и т. п.
Итакъ, хотя въ-отношеніи раздѣленій и подраздѣленій народа, мы здѣсь встрѣчаемъ нѣкоторыя отличія отъ того, что введено обычаемъ между калмыками, и хотя у бурятъ нѣтъ самостоятельнаго высшаго сословія, но понятіе о немъ осталосъ въ словѣ нойнъ, которое за Байкаломъ, какъ и на приволжьѣ, значитъ господинъ[34].
Для отличія тайшей и шуленговъ правительство установило въ 1766 году особенный почетный знакъ, кортикъ съ надписью «знакъ достоинства шуленги (или тайши) рода N, данный въ такомъ-то году». Впослѣдствіи пожалованы офицерскіе чины нѣкоторымъ изъ этихъ почетныхъ бурятъ. Каждый знакъ отличія почитаютъ они наслѣдственнымъ, и теперь случается видѣть на бурятахъ кортики и медали, пожалованные нѣкогда ихъ дѣдамъ, отцамъ, старшимъ братьямъ, давно умершимъ.
Власть тайшей между бурятами велика. Каждое племя или нѣсколько родовъ, стойбищъ, или улусовъ, соединенныхъ въ одну общую зависимость, какъ, напримѣръ, селенгинцы, находятся подъ управленіемъ выбраннаго родовичами главнаго тайши, инородной управы[35] и степной думы[36], зависящихъ отъ земскихъ полицій, окружныхъ управленій и высшаго мѣстнаго начальства[37]; а подчиненное управѣ и зависящее отъ думы[38] частное, родовое, или улусное управленіе по каждому стойбищу, роду, или улусу, которые должны заключать въ себѣ неменѣе 15 семействъ, ввѣряется наслѣдственному или выборному головѣ или старостѣ[39] съ однимъ или двумя, также выборными помощниками изъ почетныхъ и лучшихъ родовичей[40]. Это родовое управленіе собираетъ подати, смотритъ за тишиной, порядкомъ, правосудіемъ и благосостояніемъ между бурятами, и всѣ дѣла производитъ словесно[41], составляя первую степень суда тяжебныхъ случаевъ[42]. Староста можетъ именоваться тайшей, князцемъ, улуснымъ головой, шуленгою, зайсаномъ и проч. лишь между своими родовичами; но въ сношеніяхъ съ правительствомъ называется старостою[43]. Исполнительная власть и право суда второй степени въ дѣлахъ исковыхъ предоставлены инородной управѣ, то-есть общему управленію, состоящему изъ головы или тайши и двухъ или болѣе выборныхъ[44]; а часть хозяйственная степной думѣ[45], въ которой присутствуютъ: главный тайша и поочереди нѣсколько засѣдателей, избранныхъ изъ тайшей, шуленговъ и зайсановъ, имѣющихъ обязанностью разъѣзжать по кочевьямъ и быть посредниками въ разборѣ тяжебъ[46], въ порядкѣ разсмотрѣнія коихъ, послѣ инородныхъ управъ, земскіе суды составляютъ третью степень словесной расправы; а затѣмъ въ окружномъ судѣ она производится письменно[47]. Судъ и расправа надъ бурятами, исключая дѣлъ уголовныхъ, въ-отношеніи коихъ они подчинены, съ нѣкоторыми ограниченіями, дѣйствію общихъ узаконеній[48], производятся на основаніи своихъ степныхъ законовъ и обычаевъ, въ особенномъ сводѣ ихъ изображенныхъ[49]. По нимъ присутственныя мѣста имѣютъ сужденіе о дѣлахъ бурятъ; а недостатокъ въ степныхъ законахъ при рѣшеніи дѣлъ дополняется общими государственными узаконеніями[50].
По свидѣтельству г. Джуліани, буряты имѣютъ свое степное уложеніе!, называемое кудучену токтолъ, писанное на монгольскомъ языкѣ. Оно за нѣсколько столѣтій сочинено въ Монголіи и дополнено въ 1808 году бурятскими тактами и шуленгами-родоначальниками. Уложеніе это раздѣлено, породамъ преступленій, на три отдѣленія[51]. Не имѣя никакихъ положительныхъ данныхъ о содержаніи этихъ степныхъ законовъ, мы не можемъ судить о степени сходства ихъ съ законами чоросскаго хана Баторъ-Хонь-Тайцзи, которые, на съѣздѣ своемъ въ 1640 году, близь Алтайскихъ Горъ, утвердили общимъ согласіемъ и приняли къ руководству владѣльцы монгольскіе, чжуньгарскіе (калмыцкіе), халхасскіе и хухенорскіе. Къ-сожалѣнію, мы и не предвидимъ возможности судить о степени сходства этого древняго сборника монголо-калмыцкихъ законовъ (дошедшаго до насъ въ рукописномъ переводѣ подъ заглавіемъ: Право мунгальскихъ и калмыцкихъ народовъ или Древнія калмыцкія постановленія) съ степнымъ уложеніемъ, которымъ руководствуются бурятскіе тайши. Трудно, однакожь, не допустить догадку, что уложеніе это, до дополненія его въ 1808 году, было не что иное, какъ монгольскій текстъ тѣхъ же законовъ Батора и его преемника, сборникъ которыхъ сохранился между астраханскими калмыками, въ-продолженіе двухвѣковаго пребыванія ихъ въ Россіи не былъ ими никогда вполнѣ исправленъ и согласованъ съ иными потребностями мѣста и времени, и потому совершенно лишился дѣйствія у этихъ инородцевъ[52]. Что же касается до свода степныхъ законовъ, изданнаго въ 1844 году[53], то хотя содержаніе его основано на мѣстныхъ источникахъ, но въ составъ этого сборника вошли только тѣ степные законы, которые не лишились своего дѣйствія между сибирскими монголами въ-продолженіе ихъ слишкомъ двухвѣковаго подданства Россіи. Настоящую степень зависимости этихъ инородцевъ отъ правительства, въ смыслѣ замѣчательнаго политико-историческаго факта, изображаетъ собою сводъ степныхъ законовъ. Это кодексъ современный, и хотя сравненіе его съ древними калмыцкими постановленіями 1640 г. можетъ составить предметъ особаго сочиненія, ни не обѣщаетъ тѣхъ любопытныхъ выводовъ въ-отношеній объясненія сродства бурятъ съ калмыками, какіе бы могло дать сличеніе древнихъ постановленій съ степнымъ уложеніемъ, показавъ ихъ черты сходства, а быть-можетъ, и тождество, или какіе бы открыло сравненіе дополненій и исправленій, предпринятыхъ въ-отношеніи перваго изъ сихъ сборниковъ въ 1822 г. (зинзилинскія постановленія), съ подобнымъ же трудомъ бурятскихъ родоначальниковъ, совершеннымъ въ 1808 г., сравненіе, которое бы необходимо должно было показать, до какой степени различныя мѣстныя обстоятельства, при подданствѣ одной державѣ, имѣли въ различной степени вліяніе на ослабленіе и измѣненіе древнихъ монгольскихъ степныхъ законовъ у калмыковъ астраханскихъ и бурятъ забайкальскихъ.
Обращаясь къ массѣ бурятъ простолюдиновъ, мы не находимъ и здѣсь, какъ вообще между всѣми кочевыми племенами, никакихъ положительныхъ свѣдѣній о числѣ народа и богатствѣ его. При общей переписи, объявленіе числа подвластныхъ предоставлено родовымъ начальникамъ и степнымъ думамъ[54], а количества стадъ своихъ не знаютъ и самые богатые, но предразсудку, будто-бы счетъ скота приноситъ ему несчастіе.
Въ 1831 году считалось всѣхъ бурятъ до 152000 душъ, то-есть до 72000 мужескаго и до 80000 женскаго пола и дѣтей[55], но, всѣ бывшіе въ мѣстахъ кочевья бурятъ единогласно утверждаютъ, что ихъ должно быть несравненно болѣе.
Кромѣ должностныхъ лицъ и ламъ (жрецовъ), изъятыхъ отъ повинностей, всѣ буряты платятъ ясакъ, несутъ земскія повинности; а нѣкоторые отправляютъ казачью службу. Ясакъ платится пушными шкурами; Но теперь, вслѣдствіе размноженія денегъ между бурятами, переходитъ въ денежную подать. Сверхъ — сего буряты несутъ земскія повинности[56] и особыя повинности внутреннія на содержаніе ихъ степнаго управленія[57]; а въ замѣнъ рекрутской, отъ которой навсегда свободны сибирскіе кочевые инородцы[58], селенгинское племя бурятъ содержитъ на китайской границѣ четыре забайкальскихъ шестисотенныхъ казачьихъ полка[59], которые стерегутъ eè вмѣстѣ съ русскими казаками и служатъ при таможнѣ въ Кяхтѣ. Тамъ на концахъ города три казачьихъ бурятскихъ караула съ урядниками. Они наблюдаютъ, чтобы не было тайнаго провоза, окольными путями, китайскихъ товаровъ, и для того дѣлаютъ но окрестностямъ объѣзды. Пограничная казачья линія имѣетъ три отдѣленія: цурхайское, харацайское и тункинское. Каждое изъ нихъ состоитъ подъ управленіемъ пограничнаго пристава, опредѣляемаго изъ русскихъ казачьихъ чиновниковъ иркутскимъ гражданскимъ губернаторомъ; имъ же утверждаются выборные атаманы бурятскихъ полковъ[60], коихъ выборные засѣдатели допущены къ участію въ рѣшеніи дѣлъ троицко-савскаго пограничнаго правленія, которое, состоя подъ предсѣдательствомъ пограничнаго начальника, на правахъ войсковой канцеляріи, вѣдаетъ пограничныхъ казаковъ по ихъ благоустройству и хозяйству и есть для нихъ первая степень суда гражданскаго и уголовнаго[61].
Курятскіе казаки содержатъ себя на свой счетъ, и потому свободны отъ податей и повинное Гей. Одежда ихъ своя, народная, а вооруженіе составляютъ сабля, лукъ и стрѣлы, а иногда пика, или карабинъ.
Итакъ, польза отъ бурятъ очевидная: уплачивая ясакъ и неся казачью службу, въ числѣ 2,400 человѣкъ, это монгольское племя далеко оставляетъ за собою астраханскихъ калмыковъ, которыхъ всѣ повинности ограничиваются содержаніемъ своего же управленія и выставкой 200 человѣкъ на казачьи кордоны[62].
Разсмотрѣніе образа жизни, свойствъ и наклонностей бурятъ покажетъ, чего еще можно отъ нихъ ожидать въ будущемъ; а сравненіе этого племени съ астраханскими калмыками доставитъ случай упомянуть о нѣкоторыхъ подробностяхъ, въ-отношеніи сихъ послѣднихъ, которыя не вошли въ планъ прежнихъ статей нашихъ объ этихъ инородцахъ[63].
По наружности, буряты весьма-схожи съ калмыками. Всѣ вообще буряты роста средняго, плечисты, широки и плотны, полнокровны, лицо имѣютъ монгольское, смуглое, плоское, съ выдавшимися скулами, носъ плоскій, глаза узкіе, угловатые, черные, какъ уголь, и чрезвычайно зоркіе; брови тонкія и высокія, уши оттопырившіяся, зубы правильные и бѣлые, какъ слоновая кость; бороду съ молода выдергиваютъ щипчиками[64] и носятъ только усы и небольшой клокъ подъ нижнею губою. Волосы у всѣхъ черные, густые, жосткіе и блестящіе. Голову брѣютъ, оставляя на верхушкѣ клокъ, который заплетаютъ въ косу, и чѣмъ длиннѣе коса, тѣмъ человѣкъ щеголеватѣе. Отъ всегдашней верховой ѣзды и сидѣнья со сложенными подъ себя ногами, ноги ихъ выгнуты на внѣшнюю сторону[65].
Буряты теперь народъ миролюбивый. Охраняемые мѣстными властями отъ нападеній сосѣдей и междоусобій, они сдѣлались покорными подданными. Смертоубійство между ними дѣло необыкновенное. Грабежей, которыми такъ извѣстны калмыки, между бурятами рѣшительно нѣтъ; но у нихъ еще не истребилась общая всѣмъ кочевымъ племенамъ склонность къ воровству. Хотя буряты и запальчивы, но въ обыкновенномъ расположеніи духа тихи, кротки; вообще же горды, хитры, иногда разсудительны и умны, всегда гостепріимны, жадны до новостей, легковѣрны, склонны къ пьянству и объяденію; одарены примѣтливостью, хорошею памятью и переимчивостью. Человѣка, съ которымъ встрѣтился случайно разъ въ жизни, бурятъ, двадцать лѣтъ спустя, опишетъ, какъ-бы видѣлъ его вчера — ростъ, лицо, платье, коня, сбрую, все, что на немъ было, и весьма-часто съ остроумными замѣчаніями. Кромѣ всего этого, буряты отличные стрѣлки и даже по духу узнаютъ присутствіе звѣря, а о томъ, какого онъ рода, волкъ ли, медвѣдь ли, сейчасъ догадываются по слѣду, который онъ оставилъ на травѣ. Отважно нападаютъ на медвѣдя. Бурятъ идетъ на него одинъ съ собакою.
Въ сношеніяхъ съ русскими буряты скрытны, но между собою откровенны и дружны; впрочемъ, начальству покорны и царю чрезвычайно преданы. Г. Джуліяни замѣчаетъ, что буряты, узнавъ въ 4815 году о сожженіи Москвы, поднялись всѣ и хотѣли-было идти войною на французовъ; начальство съ трудомъ увѣрило ихъ, что съ Франціею уже заключенъ миръ[66].
Хоринцы и селенгинцы составляютъ цвѣтъ бурятскаго народа; кударинцы, бургузинцы и ольхонцы послѣднее звѣно, особенно ольхонцы, отдѣленные отъ соплеменниковъ Байкаломъ: они до-сихъ-поръ пребываютъ въ полудикомъ состояніи, и вообще бѣдны, отъ недостатка въ способахъ продовольствія на гористомъ и каменистомъ островѣ. Тамъ живетъ до 1000 бурятъ, которыхъ единственный предметъ хозяйства скотоводство[67].
Въ обращеніи другъ съ другомъ буряты привѣтливы, подаютъ правую руку, прихватываютъ ее выше кисти лѣвою и здороваются. Уѣзжающаго гостя провожаютъ иногда версты двѣ, смотря по званію. Замѣтимъ, что, подобно калмыкамъ, буряты не цалуютъ, а обнюхиваютъ предметы своей любви и что поцалуи между этими племенами вовсе не въ обычаѣ.
Подобно калмыкамъ, между бурятами одежда мужчины и женщины почти одинакова; но чаще является здѣсь въ болѣе-роскошномъ видѣ нежели въ степяхъ астраханскихъ, и объясненій этому надо искать въ близости кочевья бурятъ отъ Кяхты, гдѣ маржанъ (кораллъ) и малахитъ составляютъ одну изъ главныхъ отраслей нашей торговли съ Китаемъ. Буряты носятъ шубы овчинныя, нагольныя, или покрытыя какою-нибудь тканью, начиная отъ китайки до блестящей китайской шелковой матеріи съ вышитыми драконами (магнулъ). Эти шубы опушены бываютъ по краямъ бѣлою или черною мерлушкою, выдрою, бобромъ, или обшиты бархатомъ, плисомъ, сукномъ яркаго цвѣта и т. п. Покрой шубы въ каждомъ племени свой, съ малыми, впрочемъ, различіями. Къ кушаку привязываются на ремешкѣ, съ правой стороны огниво, а съ лѣвой кошелекъ съ табакомъ, трубка (ганза) и ножикъ. Всѣ эти вещи разукрашиваются обдѣлкою въ кораллъ и малахитъ. Лѣтомъ богатые буряты носитъ халаты (терликъ), и тогда общій нарядъ мужчинъ и женщинъ составляютъ широкія шаравары изъ какой-нибудь бумажной матеріи, обшитыя по бокамъ, вокругъ кармановъ, металлическими пластинками; зимою же бхряты носятъ шаравары мѣховыя. Какъ у мужчинъ, такъ и у женщинъ, обувь составляютъ унты — сапоги наподобіе китайскихъ, съ простроченнымъ передокъ и толстыми войлочными подошвами, обшитыми кожею. Голову называютъ шапкою, которая дѣлается наподобіе китайской, съ широкою мѣховою опушкою и большою наверху шелковою алою кистью[68], прикрѣпленною къ металлическому кружку большимъ коралломъ или малахитомъ. Сзади шапочки висятъ двѣ алыя ленты, или два ремешка изъ тонкаго краснаго сукна. Лѣтнія шапки обшиваютъ снаружи плисомъ, или бархатомъ. Зимой женщины одѣваются въ шубы нѣсколько-отличнаго покроя отъ мужскихъ, со сборами назади, а сверхъ шубы носятъ матерчатый дыгылъ, или безрукавьтй шугай, со сборами назади. Волосы расчесываютъ надвое и заплетаютъ въ косы. Замужнія отличаются отъ дѣвицъ шапкою, изъ-подъ которой висятъ концы косъ, украшенные перламутровыми кружками, кораллами и металлическими бляшками. Мѣховая шапка — необходимая принадлежность бурятки: быть безъ шапки такое же безчестіе, какъ сказать постороннимъ свое имя, говорить по-русски[69], или вмѣшаться въ разговоръ мужчинъ, особенно старшихъ. Женщины, имѣвшія уже дѣтей, носятъ на груди двѣ длинныя косы изъ конскихъ волосъ, которыя простираются отъ плечъ за колѣни и толстымъ концомъ посажены въ серебряные или мѣдные наконечники. Нѣкоторыя носятъ на лбу металлическую бляху, какъ фероньерку. Дѣвушки заплетаютъ волосы въ множество косъ[70] и на вискахъ связываютъ ихъ коралловыми нитками; количество нитокъ, величина коралловъ и большее или меньшее обремененіе ими головы дѣвушки зависятъ отъ состоянія родителей, которые иногда входятъ въ неоплатные долги, чтобъ пріобрѣсть это необходимое для невѣсты украшеніе; но большею частію оно переходитъ отъ матери къ дочери, изъ рода въ родъ. Вообще кораллъ и малахитъ составляютъ въ нарядахъ щегольство и роскошь бурятъ. Они украшаютъ иногда даже сбруи и сѣдла свои малахитомъ и кораллами. Такія сѣдла и сбруи, унизанныя металлическими съ серебряною насѣчкою и часто серебряными побрякушками, коралломъ и малахитомъ, порою очень-дорого обходятся бурятамъ. Есть у нѣкоторыхъ бурятскихъ начальниковъ сѣдла въ 10,000 р и поясы въ 3,000 р. ас.
Всѣ потребности и прихоти кочевой жизни удовлетворяются у бурятъ нетолько однимъ скотоводствомъ, которое у астраханскихъ калмыковъ составляетъ единственную вѣтвь степнаго хозяйства, но и звѣринымъ промысломъ, а также хлѣбопашествомъ. Какъ скотоводцы и звѣроловы, буряты при выборѣ кочевьевъ обращаютъ вниманіе единственно на удобства для охоты, или для пастбищъ. Съ каждымъ, временемъ года буряты перемѣняютъ свои кочевья. Зима загоняетъ ихъ въ узкія долины и ущелія, или въ чащи острововъ, гдѣ нетакъ ощутительны мятели и сѣверные вѣтры; весною буряты переходятъ на покатости горъ и солнцепеки, гдѣ ранѣе сходитъ снѣгъ и показывается трава; лѣтомъ перебираются отъ жаркихъ мѣстъ къ рѣкамъ, осенью перекочевываютъ туда, гдѣ косили сѣно. Итакъ, буряты по преимуществу пастухи, и главное ихъ богатство заключается въ скотоводствѣ. Они обладаютъ многочисленными табунами лошадей, стадами верблюдовъ и рогатаго скота всякаго рода. У живущихъ по сю сторону Байкала тотъ почитается достаточнымъ, кто имѣетъ сто головъ скота, а если у него наберется до пятисотъ штукъ, онъ уже становится на степень богача; но у забайкальскихъ есть хозяева, владѣющіе не сотнями, а тысячами скотинъ; у нѣкоторыхъ бываетъ до тысячи верблюдовъ, до четырехъ тысячъ лошадей, отъ двухъ до трехъ тысячъ быковъ, отъ восьми до девяти тысячъ овецъ и по нѣскольку сотъ козъ.
Рогатый скотъ у бурятъ невеликъ; но овцы ихъ очень-крупны, и забайкальскія имѣютъ большіе курдюки. Бараны закаменскіе, или нерчинскіе признаются лучшими по добротѣ шерсти. Лошади средняго роста, крѣпки для продолжительной ѣзды, но слабы въ работахъ, оттого, что ихъ кормятъ однимъ сѣномъ, безъ овса. Ни зимою, ни лѣтомъ ихъ не подковываютъ. Верблюдовъ держатъ только забайкальскіе и балаганскіе буряты, для шерсти и мяса, а также для носки тяжестей, преимущественно же для промѣна китайцамъ, которые на верблюдахъ отправляютъ караваны изъ Кяхты въ Пекинъ.
Зимою, при глубокомъ снѣгѣ, стада лишаются подножнаго корма. Овцы гибнутъ всего болѣе отъ продолжительной сырой погоды. Впрочемъ, буряты устроиваютъ скотскіе загоны или хлѣва изъ плетня, смазаннаго глиною и прикрытаго соломою. По свидѣтельству одного очевидца, степнаго хозяйства бурятъ, слишкомъ-теплый хлѣвъ вреденъ для овецъ: Жаръ, происходящій отъ дыханія множества овецъ, запертыхъ въ одномъ хлѣвѣ, производитъ въ нихъ сильную испарину, и если овцы послѣ этого будутъ выпущены на открытый воздухъ, то онѣ мерзнутъ, корчатся и нерѣдко гибнутъ.
Звѣроловству преданы преимущественно буряты, живущіе около Иркутска и вообще недалеко отъ русскихъ селеній; а рыбною ловлею буряты занимаются только по необходимости, когда уже нѣтъ иныхъ средствъ къ существованію.
Недавно стали они заниматься земледѣліемъ, и эта вѣтвь хозяйства и промышлености бурятъ замѣчательна у тѣхъ изъ нихъ, которые кочуютъ по р. Хилкѣ. Селенгинскіе буряты и кочующіе около Верхнеудинска нашли средство проводить выу даже на горы безъ всякихъ насосовъ, и, при дѣйствіи поливы, пашни ихъ никогда не подвергаются бѣдствіямъ засухи. Случается тамъ, гдѣ нѣтъ поливныхъ пашней, что ранніе жары, бездождіе, осенніе холода и роса (называемая тамъ медвяяки или медуница) похищаютъ плоды трудовъ бурятъ; но, вообще говоря, прекрасныя плодоносныя земли Забайкальскаго Края щедро вознаграждаютъ труды земледѣльца. Удобный и выгодный сбытъ хлѣба китайцамъ, особенно пшеницы, еще болѣе подстрекаетъ бурятъ къ земледѣлію. Торговля забайкальскихъ бурятъ хлѣбомъ мелочная и производится съ купцами, которые ведутъ оптовой торгъ съ китайцами[71]. Буряты же, живущіе въ иркутскомъ округѣ, производящіе болѣе значительное хлѣбопашество, продаютъ много хлѣба на казенныя потребности и сплавляютъ его по Ангарѣ, на золотые пріиски въ Енисейскую Губернію. Кромѣтого, они еще ѣздятъ въ Иркутскъ для мелочной торговли пушными звѣрями по домамъ. Большею же частью торговля бурятъ состоитъ только въ сбытѣ своихъ произведеній на мѣстѣ покупщикамъ, а личное участіе бурятъ въ торговлѣ съ китайцами незначительно. Русскіе купцы и забайкальскіе буряты, близкіе къ границѣ, продаютъ на Кяхтѣ китайцамъ изюбровые рога, мерлушку[72], бараньи и козьи шкуры, топленое сало, масло, а зимою мясо, получая отъ китайцевъ въ промѣнъ разнаго рода чай, особенно кирпичный, шелковыя китайскія ткани, какъ-то канфы, канчи, чаиджу и т. п.[73], листовой табакъ, курительныя жертвенныя свѣчки, статуйки бурхановъ, лекарства, корольки и другія мелочи. Наконецъ, бурятскіе ламы, имѣя богатые табуны, гоняютъ но нѣскольку сотъ головъ въ Маймадчинъ, гдѣ посредниками ихъ мѣноваго торга съ китайцами бываютъ тамошніе купцы (фузіонеры). Нѣкоторые буряты берутъ у русскихъ купцовъ товары и, разъѣзжая по улусамъ, торгуютъ. Прежде, на обширной Хоринской Степи бывала онинская ярмарка, куда стекались жители изъ окрестныхъ мѣстъ и пріѣзжали купцы[74]. Изъ ремеслъ извѣстно бурятамъ искусство дѣлать ножи и огнива, луки, стрѣлы, сѣдла, телеги, сани; есть даже и плотники, которые строятъ домы русскимъ. Они вообще переимчивы и склонны къ ремесламъ, и если чему выучиваются у русскихъ, то превосходятъ своихъ учителей. Работа ихъ всегда тщательна. Встарину они плавили желѣзо; ныньче покупаютъ его у русскихъ. На Хилкѣ живетъ хоринскаго вѣдомства бурятъ Убугунъ-Сарампиловъ, который весьма-удовлетворительно дѣлаетъ телескопы и зрительныя трубы и снабжаетъ этими издѣліями весь Забайкальскій Край. Вообще, въ-отношеніи начатковъ земледѣлія и ремеслъ, буряты стоятъ несравненно-выше астраханскихъ калмыковъ; но, какъ и у нихъ, домашнія работы въ степномъ хозяйствѣ бурятъ отправляются исключительно женщинами. Онѣ смотрятъ за скотомъ, готовятъ кушапье, выдѣлывалъ войлоки и шкуры, шьютъ платье и обувь, ѣздятъ и ходятъ за дровами, помогаютъ косить сѣно и проч.
Постоянная пища бурятъ есть арца, или творогъ, остающійся въ котлѣ послѣ перегонки вина изъ кислаго молока, и кирпичный чай. Нѣкоторые приправляютъ этотъ чай затурапомъ, то-есть масломъ и поджареною мукою. Баранина, вареная или жареная на рожкахъ, есть пища богатыхъ. Самое лакомое ихъ кушанье — тарбаганъ, или голова жирнаго барана. Коровъ и лошадей бьютъ рѣдко, только въ важныхъ случаяхъ, и держатъ ихъ для молока; кобылъ, овецъ и козъ также доятъ и приготовляютъ изъ ихъ молока творогъ, арцу, сидонъ и вино. Бѣдные, вмѣсто чаю, ныотъ коренья, ѣдятъ гнѣзда сурковъ, мышей и падаль. Есть между бурятами такіе удальцы, которые съѣдаютъ разомъ цѣлаго барана; но вообще буряты умѣютъ переносить голодъ съ величайшимъ терпѣніемъ и очень-долго, лишь бы было что пить. Куреніе табаку и здѣсь, какъ между астраханскими калмыками — общая страсть мужчинъ и женщинъ.
Буряты живутъ лѣтомъ и зимою въ круглыхъ войлочныхъ юртахъ или шалашахъ, которыя раскидываютъ далеко одну отъ другой, для того, чтобъ скотъ ихъ не стѣснялся на пастбищахъ. Нѣкоторые буряты завели въ зимнихъ кочевьяхъ деревянные домы. Юрта имѣетъ сажени двѣ въ діаметрѣ и довольно-помѣстительна. Посреди ея мѣсто для огня. Туда ставится желѣзный таганъ, а на него большая плоская чугунная чаша, въ которой варятъ говядину, чай, и гонятъ вино. У богатыхъ полъ юрты выстланъ досками и покрытъ стегаными войлоками, а вокругъ огня выкладенъ кирпичомъ. Впереди юрты, противъ дверей, стоитъ деревянное возвышеніе съ уступами, на которомъ помѣщаются мѣдные бурханы и жертвенныя чашечки съ зерновымъ хлѣбомъ, водою, чаемъ, молокомъ, виномъ, которые ежедневно перемѣняются, и проч. Это жертва бурханамъ и преимущественно шикгэмуни, изображеніе коего обыкновенно хранится на томъ же поставцѣ. Направо отъ входа, впереди, мѣсто хозяйки и ея кухонныя принадлежности; налѣво — хозяина. Около стѣнъ юрты расположены ящики, или деревянные крашеные, или войлочные, наподобіе чемодановъ, обшитые разноцвѣтными сукнами и плисомъ. За грѣхъ почитается, если мужчина, всидя въ юрту, пойдетъ по правой сторонѣ, или женщина по лѣвой. Отъ входа направо — низенькая кровать хозяевъ которую мужъ уступаетъ, иногда вмѣстѣ съ женою, дорогому гостю. Налѣво, тоже кровать для старшаго изъ семейства, или для какого-нибудь бѣдняка, живущаго въ юртѣ. По стѣнамъ ея висятъ верховая конская сбруя, лукъ и колчанъ со стрѣлами, или другое оружіе. Свѣтъ въ юрту проходитъ въ отверстіе, сдѣланное вверху, куда выходитъ дымъ отъ очага[75]. Двери снаружи завѣшиваются войлокомъ простроченнымъ или сученою верблюжьею шерстью, или конскимъ волосомъ, а внутри запираются двумя дощечками на шалнерахъ. Въ юртѣ зимою довольно-тепло для того, чтобъ не замерзнуть; впрочемъ, привычка бурятъ совершенно обезпечиваетъ ихъ отъ простуды. Но въ это время года, буряты, подобно всѣмъ кочевымъ племенамъ, погружены бываютъ въ бездѣйствіе и усыпленіе. Тогда достаточные буряты проводятъ время, сидя подлѣ огня съ трубкою табаку, и убиваютъ скучные зимніе вечера, слушая какого-нибудь разскащика былей и небылицъ, пѣсенника-импровизатора, или хвастаютъ другъ передъ другомъ звѣроловными своими подвигами и своею сметливостью; а жены ихъ сидятъ, поджавъ ноги, среди многочисленной дворни, бранятъ ее, лакомятся сушеными сырниками, запивая чаемъ, а иногда и теплою водкою. Это — верхъ блаженства для женщины высшаго круга, которая, въ противуположность бѣдной буряткѣ, ничего не дѣлаетъ и имѣетъ причуды — потому-что тамъ, какъ и по всей Азіи, женское рабство тяжело только между бѣдными.
Но едва весеннее солнце проглянетъ на степныя поляны, дѣятельность бурятъ внезапно пробуждается, и степная жизнь ихъ начинаетъ разнообразиться. Стада, звѣриный промыслъ, рыбныя ловли, сѣнокосы — вотъ предметъ заботливости и занятій бурята въ лучшее время года. И здѣсь, какъ у астраханскихъ калмыковъ, по-мѣрѣ-того, какъ возрождается степная природа, а съ тѣмъ вмѣстѣ коровы и кобылы начинаютъ давать болѣе молока, наступаетъ время увеселеній, брачныхъ сговоровъ, свадебъ и празднествъ; тогда настаетъ полный разгулъ хорошимъ и дурнымъ наклонностямъ бурятъ, именно, наклонностямъ къ хозяйству, звѣроловству, гостепріимству, хлѣбосольству, объяденью, пьянству, любопытству, воровству и степному своеволію. Тогда буряты перекочевываютъ съ мѣста на мѣсто, дѣлаютъ разъѣзды во всѣ стороны и, встрѣчаясь въ лѣсу или на дорогѣ, останавливаются, раскуриваютъ трубки, осыпаютъ другъ друга разспросами о благополучіи стадъ, о урожаѣ травъ, о положеніи пастбищъ, о благосостояніи барановъ, о здоровьи семейства, о томъ, что слышно новаго, куда и откуда ѣдешь, и т. п., и новости передаются такимъ-образомъ невѣроятно-быстро въ самые отдаленные улусы. Тогда буряты гонятъ изъ молока водку и вино, называемыя араки и тарасунъ. Время пьянства начинается у бурятъ ежегодно съ половины мая и продолжается до глубокой осени. Лѣтомъ же рѣдкій бурятъ не пьянъ. Слѣдствіемъ этого и горячности бурятъ бываютъ драки. Потому-то въ лѣтнее время бурятъ съ подбитыми глазами нерѣдкость.
Степное своеволіе и лѣтнія шалости соплеменника буряты всегда стараются скрыть всѣми средствами отъ преслѣдованія русскаго начальства, и ничего не щадятъ, чтобъ выручить своего изъ бѣды.
Лѣтнія увеселеія бурятъ состоятъ въ конской скачкѣ, борьбѣ, стрѣляніи изъ луковъ въ цѣль. Здѣсь, какъ и у калмыковъ, молодёжь скачетъ на дикихъ коняхъ по обширному степному пространству. Пьяный бурятъ скачетъ во весь духъ, качаясь на обѣ стороны. Увѣряютъ, что хорошая лошадь никогда не допуститъ хозяина свалиться.
Борьба бурятъ есть то же, что калмыцкое единоборство. Они борятся почти нагіе, въ короткомъ исподнемъ платьѣ. Вотъ какъ описываетъ эту борьбу одинъ очевидецъ: «Атлеты выходятъ безъ рубашекъ, медленно подвигаются другъ къ другу, подобно двумъ быкамъ, спущеннымъ на бой, бросая искоса страшные взгляды, склоняясь впередъ и потирая въ рукахъ, какъ-бы отъ нетерпѣнія, землю; то заступаютъ впередъ, то уклоняются въ сторону, сторожатъ моментъ, и вдругъ схватываются. Удачный пріемъ — и борьба кончена въ одно мгновеніе; не то — борцы ломаютъ другъ друга болѣе получаса и кончатъ ничѣмъ. Ихъ разводятъ почти всегда силою и выпускаютъ на мѣсто ихъ новыхъ. Между-тѣмъ, монгольская знать сидитъ, поджавъ ноги, на коврахъ, или войлокахъ, куритъ табакъ, пьетъ водку и, любуясь народными играми, одобряетъ побѣдителей легкимъ возгласомъ, улыбкою, движеніемъ руки, иногда небольшимъ подаркомъ[76]».
При стрѣльбѣ изъ луковъ въ цѣль отличные стрѣлки удивляютъ толпу своею ловкостью, попадая на-лету въ уши пущенной стрѣлы.
Всѣ эти степныя игры суть принадлежность особыхъ празднествъ, бывающихъ весною и лѣтомъ, въ честь времени года. Таковъ, напримѣръ, обокъ — праздникъ весны и цвѣтовъ, на который буряты съѣзжаются цѣлыми скопищами къ хамбинской ставкѣ (мѣстопребываніе бандиды-хамбо или хамбо-ламы — главнаго жреца). Тамъ день начинается идолослуженіемъ, а потомъ народъ предается своимъ забавамъ.
Между забайкальскими бурятами преданіе сохранило множество пѣсень, напоминающихъ воинственную Монголію, времена Чингисхана и Батыя, но буряты, живущіе по сю сторону Байкальскаго Озера, готовыхъ пѣсенъ не имѣютъ: вдохновенные пѣвцы импровизируютъ ихъ на случай, воспѣваютъ бывалые подвиги предковъ и ловкость своихъ стрѣлковъ, быстроту коней, выхваляютъ свои мѣткія винтовки и стрѣлы. Напѣвъ этихъ пѣсень вообще заунывенъ, грустенъ и протяженъ. Буряты не пляшутъ; но женщины и мужчины, ставши въ кругъ и взявшись за руки, идутъ медленно въ одну сторону, сначала тихо, потомъ скоро, подъ голосъ запѣвалы, за которымъ и прочіе подтягиваютъ. Любимый ихъ инструментъ, осуръ, похожъ на скрипку или гудокъ, съ двумя волосяными струнами, на которыхъ играютъ смычкомъ, продѣтымъ между струнами. Другой инструментъ, похожій на цимбалы, называется этогу: онъ чрезвычайно рѣдокъ и. кажется, выходитъ изъ употребленія. Музыка у бурятъ не употребляется при пляскахъ, но служитъ забавою играющему, и для нашего уха слишкомъ-утомительна своимъ однообразіемъ и вѣчноплачевнымъ тономъ. Облава или охота есть удовольствіе тайшей. Многіе изъ нихъ до-сихъ-поръ сохранили страсть къ этой воинственной потѣхѣ своихъ предковъ.
Когда буряты навѣшаютъ другъ друга, то угощеніямъ и болтовнѣ нѣтъ конца: закалываютъ барана, подчуютъ виномъ, хвастаютъ другъ предъ другомъ своими стадами и звѣроловными подвигами.
Впродолженіе этихъ взаимныхъ посѣщеній родительскій разсчетъ рѣшаетъ участь молодёжи. По совершеніи, такимъ-образомъ, брачнаго сговора и по отдачѣ за невѣсту отцу ея условленнаго калыма, то-есть извѣстнаго количества рогатаго скота и лошадей, свадьбы буряты празднуютъ обыкновенно лѣтомъ. Здѣсь, какъ и у калмыковъ, невѣста берется съ бою. Женихъ съ пріятелями своими отнимаетъ невѣсту у ея подругъ, сажаетъ ее на лошадь и везетъ въ свое кочевье. Тамъ празднуется свадебный пиръ со всѣми причудами степнаго удальства и наѣздничества. Если въ домѣ нуженъ работникъ, отецъ женитъ десятилѣтняго сына на здоровой дѣвкѣ. Богатые платятъ за невѣсту калымъ иногда въ 500 головъ скота; но дочь богатыхъ родителей приноситъ съ собою приданаго неменѣе заплаченнаго за нее калыма, въ платьѣ, кораллахъ, скотѣ и готовой юртѣ со всѣми принадлежностями. Случается даже, что приданое это, или подарки, по цѣнности своей, вдвое и втрое превосходятъ калымъ. Буряты одного рода считаются роднею, и потому женъ берутъ они всегда изъ другаго рода; но жениться на второй женѣ своего отца, послѣ смерти его, считается даже великодушнымъ поступкомъ. Слѣдствіемъ несвоевременныхъ и неравныхъ браковъ бываетъ то, что когда мужъ достигаетъ совершенныхъ лѣтъ, жена его уже стара. Онъ или прогоняетъ ее и беретъ другую, или оставляетъ въ домѣ управительницею. Богатые имѣютъ иногда до четырехъ женъ; но первая жена всегда сохраняетъ права старшей, и младшія обязаны ей почтеніемъ и послушаніемъ. Супружеская вѣрность у бурятъ дѣло неважное; но бурятки пользуются свободою съ соблюденіемъ приличія.
При рожденіи дѣтей не бываетъ почти никакихъ обрядовъ. Буряты-шаманцы даютъ имена своимъ дѣтямъ по первому вошедшему въ юрту человѣку или животному; но у буддайцевъ ламы назначаютъ новорожденному имя, которое въ просторѣчіи соединяется съ именемъ отца.
Буряты воспитываютъ дѣтей своихъ также просто, какъ и астраханскіе калмыки. Завертываютъ ребенка въ овчину, кладутъ на доску или въ узкій деревянный ящикъ, завязываемый ремнями и прикрѣпляемый по сторонамъ къ обручу. Оттуда видно только лицо ребенка. Съ-боку этой колыбели нерѣдко виситъ кость бараньей ноги, или нога козла — какъ симпатическое средство противъ болѣзней и навожденія злаго духа. Острота дѣтей необыкновенная, и понятія ихъ развиваются быстро. Направленію ихъ къ добру и пользѣ стало способствовать, съ 1833 года, открытіе въ Троицкосавскѣ, для дѣтей пограничныхъ бурятъ-казаковъ, войсковой русско-монгольской школы[77]. Съ-тѣхъ-поръ наклонность къ образованію чрезвычайно распространяется между бурятами. Число учащихся въ школѣ давно превзошло комплектъ (24-ре воспитанника на общественномъ иждивеніи бурятскихъ казаковъ); сверхкомплектныхъ поступаетъ туда съ каждымъ годомъ все болѣе-и-болѣе. Особенные предметы преподаванія: монгольская грамота, экзерциція, изложеніе офиціальныхъ бумагъ; вообще, курсъ обученія соотвѣтствуетъ тому, который установленъ въ уѣздныхъ училищахъ.
Въ противоположность астраханскимъ калмыкамъ, которые переживаютъ и восьмой десятокъ, буряты вообще недолговѣчны, рѣдко достигаютъ преклонныхъ лѣтъ, и большая часть этихъ инородцевъ умираетъ на шестидесятомъ году отъ роду.
Въ болѣзняхъ прибѣгаютъ они къ своимъ ламамъ (жрецамъ), которые лечатъ ихъ лекарствами, выписываемыми изъ Китая за довольно дорогую цѣну. Между ними есть средства, дѣйствующія съ необыкновенною силою и скоростью: почему благоразумнѣйшіе изъ жрецовъ даютъ ихъ въ четверть и половину пріема, и это спасаетъ многихъ отъ смерти; но ламы иногда лечатъ сверхъестественными средствами, похожими на колдовство и заклинанія, или даютъ лекарства, не зная въ точности ихъ назначенія, силы и рода болѣзни. Шарлатанство ламъ въ этихъ случаяхъ превышаетъ даже всякое вѣроятіе и оканчивается иногда для больнаго лишеніемъ послѣдней собственности, суевѣрно отдаваемой въ задатокъ за сомнительный успѣхъ леченія. Къ особенному роду болѣзней бурятъ отнести слѣдуетъ: лишеніе сна или безсонницу, сопряженную съ потерею позыва на пищу, ломоту членовъ и также глазныя болѣзни. Недалеко отъ Нерчинска находится, около р. Улятуй, минеральный ключъ улятуевской кислой воды. Питье ея и обливаніе ею цѣлебно въ этихъ болѣзняхъ. Какъ этотъ, такъ и другіе минеральные ключи посѣщаютъ разные сибирскіе инородцы, въ томъ числѣ и буряты. Наконецъ, ароматическое масло, вытекающее во многихъ прибрежныхъ мѣстахъ Байкала, поднимающееся также изъ глубины озера на поверхность и плавающее тамъ значительными массами, собирается бурятами и тунгусами и составляетъ испытанное врачебное средство отъ ломоты въ членахъ и ревматизмовъ[78]. Причины, производящія означенныя болѣзни: наклонность къ объяденію и пьянству, суровость зимъ, дымъ въ юртахъ и степная пыль, а конечно не избытокъ въ лошадяхъ, верблюдахъ, быкахъ, хорошихъ тубахъ и сапогахъ, какъ это твердятъ больному ламы-лекаря, когда у больнаго много платья и скота, а у лекаря не достаетъ того или другаго, больной же не даетъ даромъ.
Роды погребенія у бурятъ, какъ и у калмыковъ, бываютъ различны, или скорѣе, какъ и у нихъ, погребеніе, въ буквальномъ смыслѣ этого слова, у бурятъ весьма-рѣдко. Трупъ или сожигаютъ на кострѣ и пепелъ хранятъ въ кумирнѣ, или кладутъ на дерево, или заваливаютъ камнями и валежникомъ, или зарываютъ въ землю. Случается также, что трупъ просто бросаютъ въ лѣсу, или ставятъ въ гробу, на воздухѣ. Способъ погребенія зависитъ и здѣсь, какъ и у астраханскихъ калмыковъ, не столько отъ мнимыхъ гаданій жрецовъ, сколько отъ достатка умершаго и его наслѣдниковъ, и приношеній, дѣлаемыхъ ими въ пользу кумирень и ламъ. Полное моленіе ихъ о упокоеніи души умершаго продолжается семь недѣль. Какъ похороны, такъ и поминки иногда бываютъ даже несоразмѣрны состоянію родственниковъ, оставшихся въ живыхъ, и становятся для нихъ раззорительными. Суевѣрно и раболѣпно преданные своему духовенству, буряты въ этихъ случаяхъ обращаютъ въ его пользу все имѣніе покойника, или, по-крайней-мѣрѣ, большую его часть. Погребеніе второго селенгинскаго тайши Вампилова Ирдинѣева въ 1834 году и брата его въ 1836 году стоило семействамъ ихъ до 60,000 рублей ассиги.; а поминки послѣ смерти тайши Ирдинѣева обошлись наслѣдникамъ его въ 50,000 рублей, ассиг.
Обращаясь къ повѣрьямъ бурятъ, находимъ чрезвычайное сходство съ тѣми, которыя поражали насъ при обозрѣніи астраханскихъ калмыковъ. Подобно тому, какъ эти монголы наши придаютъ религіозное значеніе горѣ, которую они же назвали святою — Богдо, и облекли миѳологическими сказаніями Баскунчатское соляное озеро, словомъ — тѣ величественныя явленія, въ которыхъ проявляется тамъ окрестная пустынная природа, буряты поклоняются необыкновеннымъ утесамъ и всему, что возбуждаетъ ихъ удивленіе. Байкалъ называютъ они Далай-Норъ, то-есть святымъ озеромъ или моремъ[79], и полагаютъ, что онъ не держитъ въ себѣ ничего нечистаго. Всякій минеральный ключъ называютъ оршаномъ, то-есть святою водою, приближаются къ нему съ благоговѣніемъ, падаютъ ницъ предъ нимъ, молятся, и потомъ уже пьютъ эту воду съ набожностью. Такъ-называемый шаманскій камень, стоящій на Ангарѣ, близь истока ея изъ Байкала, буряты-шаманцы считаютъ святынею, и думаютъ, что на этомъ камнѣ обитаютъ ихъ онгоны и тегри — незримый небожитель, и вообще утверждаютъ, что онгоны ихъ живутъ на высокихъ, обрывистыхъ, живописныхъ горахъ и на скалахъ неприступныхъ. Наконецъ, дѣлаемые бурятами на вершинахъ горъ курганы — обо, куда каждый изъ проѣзжающихъ кладетъ какую-нибудь вещь, лоскутокъ матеріи, вѣточку, или даже нѣсколько волосъ изъ гривы лошадиной, совершенно напоминаютъ калмыцкія могилы — цаца, образъ моленія ихъ надъ этими памятниками и поклоненія горѣ Богдо.
Въ довершеніе же сходства бурятъ съ астраханскими калмыками въ-отношеніи повѣрій, скажемъ, что такъ-какъ тѣ изъ нихъ, которые, нанимаясь на тамошніе рыбные и соляные промыслы и сближаясь съ русскими, заимствуютъ отъ нихъ благоговѣніе къ св. чудотворцу Николаю, доходящее до того, что калмыки, застигнутые въ морѣ бурею, призываютъ на помощь свою патрона русскихъ мореходцевъ и ловцовъ, а потомъ покланяются образу его въ православныхъ церквахъ, ставятъ передъ нимъ, ex voto, свѣчи — буряты, живущіе между русскими, верхоленскіе, кудинскіе и др., покланяются св. Николаю чудотворцу. Но это поклоненіе отличается у нихъ отъ калмыцкаго особыми обрядами: буряты закалываютъ барана, вынимаютъ мясо, а шкуру съ головою и остовомъ выставляютъ на высокомъ шестѣ, гдѣ она виситъ до совершеннаго нетлѣнія.
Повѣрья и обряды эти, хотя грубые и обличающіе дикое невѣжество и суевѣріе, доказываютъ, однакожь, добровольное влеченіе бурятъ къ христіанству, и, конечно, еслибъ не вредное на нихъ вліяніе и многочисленность ихъ ламайскаго духовенства, то обращеніе этихъ инородцевъ къ христіанству было бы весьма-легко и никогда не встрѣтило бы тѣхъ затрудненій, которое ламы надолго поставили его распространенію, тѣмъ, во-первыхъ, что присовокупили, чрезъ свое необыкновенное размноженіе, къ нравственному преобладанію надъ массою народа еще преобладаніе численное, и, вовторыхъ, тѣмъ, что простерли свое вліяніе и на шаманцевъ; до того времени они, не имѣя письменной религіи и духовнаго сословія, не будучи никѣмъ останавливаемы на пути обращенія къ христіанской вѣрѣ, принимали ее добровольно и охотно.
Какъ теперь бѣдному буряту искать спасительныхъ истинъ христіанской религіи, внимать слову проповѣдника, когда каждый шагъ его слѣдятъ тысячи глазъ поклонниковъ и поборниковъ далай-ламы, которые, живя разсѣянно по улусамъ, чуть не ежедневно посѣщаютъ каждую юрту! Одинъ страхъ и то робкое уничиженіе и подобострастіе, коему ламайское духовенство успѣло, несмотря на крайнее свое невѣжество, поработить безвозвратно робкіе и суевѣрные умы всѣхъ безъ исключенія родовичей своихъ, само собою, удерживаетъ уже каждаго при первомъ покушеніи оставить свою наслѣдственную религію, какова она ни есть.
Притязаній со стороны ламъ не избѣгаютъ даже и тѣ изъ бурятъ, которые еще прежде обратились къ христіанству и осѣдлости.
Притязанія эти, хотя косвенно, но обнаруживаются въ томъ, что послѣднимъ или вовсе не даютъ слѣдующей по закону изъ родовыхъ дачъ пропорціи земли, или если и даютъ какіе участки, то по большей части худшіе и негодные, отчего новокрещенные и осѣдлые изъ бурятъ въ Забайкальскомъ Краѣ рѣдко достаточны и вообще живутъ бѣдно, что въ свою очередь также поставляется ламами на видъ предъ инородцами, съ цѣлью удержать ихъ въ большей преданности къ своему старому закону.
Обширность вліянія ламъ на сибирскихъ монголовъ заслуживаетъ и даже требуетъ подробнаго обозрѣнія причинъ и послѣдствій возникновенія среди этихъ племенъ владычества ламайскаго духовенства. Обращаемся къ этому изслѣдованію.
III.
править|
У насъ проповѣдуется слово Божіе и на крайнихъ предѣлахъ нашихъ: горскимъ племенамъ на Кавказъ и самоѣдамь у Ледовитаго Моря и вдоль хребта Алтайскаго калмыкамъ, киргизамъ и бурятамъ Старшина племени бурятскаго пріѣзжалъ въ сѣверную столицу нашу, просшь крещенія, которое совершилось въ дворцовой церкви, съ державными воспріемниками…. (Римскія письма).
Il serait temps de mettre à profit les livres mongols et tibétains… Pallas avait confié ce travail à un frère morave de Saperla-Ioehrig, qui étudia chez le vieux lama [mis chez les bouriètes de Sibérie et demeura assez longtemps dans un couvent de Ghélong…" (Voyage dans les sleps d'Astrakhan et du Caucase)
|
До разграниченія Россіи съ Китаемъ, въ-продолженіе почти сорока лѣтъ тангутскіе (тибетскіе) и монгольскіе ламы свободно переходили нашу границу, проповѣдывали ламайскую вѣру между забайкальскими бурятами, преданными шаманству, и уходили обратно въ монгольскія, или тибетскія владѣнія. Къ пресѣченію этого бродяжничества, графъ Владиславичъ-Рагузинскій, по заключеніи мирнаго трактата съ китайцами[80] и проложеніи пограничной линіи, въ 1727 г., воспретилъ принимать и пропускать ламъ изъ-за границы въ улусы къ ясачнымъ иновѣрцамъ[81], предписавъ довольствоваться тѣми ламами, которые послѣ разграниченія остались на россійской сторонѣ[82].
Тибетскіе и монгольскіе ламы, на основаніи этого трактата оставшіеся въ Сибири, были отторгнуты отъ своей іерархіи и находились въ совершенномъ безначаліи. Скитаясь по кочевьямъ, они не имѣли въ Забайкальскомъ Краѣ ни постоянныхъ жилищъ, ни храмовъ или кумирень. Въ-теченіе двѣнадцати лѣтъ мѣстное начальство ме обращало никакого вниманія на духовныя дѣла ламайскихъ иновѣрцевъ.
Въ 1741 году иркутскимъ начальствомъ, для управленія ламами, большею частію вышедшими въ прежнее время изъ Тибета, установленъ главный лама въ селенгинскомъ цонголовомъ родѣ бурятъ, состоявшемъ изъ коренныхъ монголовъ; всѣ ламы приведены къ присягѣ, и взято съ нихъ обязательство, подъ смертною казнію, нетолько не переходить за границу, но даже ни явно, ни тайно, ни подъ какими предлогами, пересылокъ и сношеній съ заграничными людьми не имѣть. За всѣмъ тѣмъ, до 1748 года забайкальскіе ламы были посвящаемы въ сіе званіе въ Тибетѣ.
Въ 1752 году, подъ главнымъ вѣдомствомъ цонгольскаго ламы, установленъ другой первенствующій лама въ двухъ монгольскихъ родахъ хатагиновомъ и подгородномъ, гдѣ вскорѣ (въ 1758 г.) выстроена большая деревянная кумирня, гусиноозерская, безъ всякаго, впрочемъ, разрѣшенія и даже безъ вѣдома мѣстнаго начальства.
Въ 1764 году преемникъ главнаго ламы цотольскаго (Заяевъ) возведенъ въ достоинство бандиды-хамбо, означающее главу ламайскаго или шикгэмуніанскаго духовенства, а одиннадцать лѣтъ спустя (въ 1775 г.) выстроена въ цонголовомъ родѣ главная кумирня съ разрѣшенія государственной коллегіи иностранныхъ дѣлъ. Между-тѣмъ, лама, управлявшій кумирнею гусиноозерского, началъ искать независимости отъ бандиды-хамбо и, наконецъ, достигъ своей цѣли, такъ что впослѣдствіи званіе хамбы перешло къ его преемнику, а съ тѣмъ вмѣстѣ гусиноозерская кумирня, бывшая частною и безгласною, сдѣлалась главною, вмѣсто цонгольской.
Въ-продолженіе искательствъ о независимости кумирни гусиноозерской усугубилось съ обѣихъ сторонъ соревновеніе къ усиленію, или распространенію вліянія духовенства ламайскаго, для приращенія голосовъ, на числѣ коихъ основывались выборы въ главные ламы и бандиды.
Дабы удержать это стремленіе, въ 1775 г. двумя иркутскими вице-губернаторами и селенгинскимъ комендантомъ опредѣлено имѣть въ бурятскихъ и тунгусскихъ родахъ неболѣе 150 ламъ штатныхъ или свободныхъ отъ ясака. Но, по своевольству главныхъ ламъ, вѣтеченіе послѣдующихъ двадцати лѣтъ число духовныхъ, неплатившихъ ясака, увеличилось до 017; а потомъ, за всѣми мѣрами, принятыми мѣстнымъ начальствомъ къ введенію ламъ въ штатное положеніе, по бывшей въ 1796 г. переписи, оказалось 318 ламъ, неплатившихъ податей.
Въ 1809 г. иркутское губернское начальство, при назначеніи новаго бандиды-хамбо, подтвердило прежнія постановленія о порядкѣ выбора въ ламы и о штатномъ ихъ положеніи. Тогда же предоставлены были хамбѣ: неограниченная власть надъ ламайскимъ духовенствомъ, право нетолько наказывать ламъ за дурное поведеніе, но и лишать ихъ этого званія; строго воспрещено препятствовать желающимъ вступать въ христіанство и отбирать въ ламы дѣтей противъ воли родителей. Съ тѣмъ вмѣстѣ разрѣшено хамбѣ пресѣкать шаманство.
Поводомъ къ преслѣдованію шаманства между бурятами отчасти послужило общепринятое тогда въ Сибири мнѣніе, что шаманская вѣра основана на поклоненіи злымъ духамъ и что шаманы призываютъ дьявола — мнѣніе, внушенное и укорененное ламайскимъ духовенствомъ.
Вскорѣ послѣ того дѣла монголо-бурятскаго духовенства оставлены были, попрежнему, безъ всякаго надзора, и хамбо воспользовался этимъ для умноженія ламъ и кумирень. Онъ началъ истреблять шаманство, и нерѣдко прибѣгалъ къ самымъ насильственнымъ мѣрамъ. Старанія его распространять вліяніе ламайскаго духовенства и увеличивать его численно сопровождались такимъ успѣхомъ, что въ 1822 году при кумирняхъ бурятскихъ и тунгусскихъ оказалось налицо болѣе 2500 ламъ, въ томъ числѣ комплектныхъ, или долженствовавшихъ быть изъятыми отъ податей 293, а утвержденныхъ губернскимъ начальствомъ только 48. Такимъ-образомъ, въ забайкальскихъ племенахъ возникла обширная и устроенная ламайская іерархія.
Укорененіе этаго зла должно отнести, между-прочимъ, и къ тому, что мѣстное начальство, не имѣя въ виду постановленій, или опредѣлительныхъ правилъ, на коихъ существованіе шикгэмуніанской вѣры допущено въ Китаѣ, Тибетѣ и сосѣдственной намъ Монголіи, не могло дѣйствовать рѣшительно къ пресѣченію самовольнаго размноженія ламъ, и должно было опасаться неблагопріятныхъ отъ того послѣдствій.
При общемъ образованіи сибирскихъ управленій въ 1822 году, ламайское духовенство поставлено въ зависимость мѣстной земской полиціи наравнѣ съ прочими инородцами; но въ 1827 году послѣдовало въ семъ порядкѣ управленія слѣдующее измѣненіе:
Бывшій генерал-губернаторъ Восточной Сибири, тайный совѣтникъ Лавинскій[83], при обозрѣніи Иркутской Губерніи въ 1823 году, замѣтивъ при ламайскихъ кумирняхъ, особенно въ округахъ верхнеудинскомъ и нерчинскомъ, значительное число ламъ, ведущихъ безбрачную жизнь и непринимающихъ никакого участія въ податяхъ и общественныхъ повинностяхъ, которыя уплачиваютъ за нихъ прихожане, призналъ необходимымъ положить конецъ непрестранному размноженію ламайскаго духовенства. Вслѣдствіе этого собраны были самыя подробныя свѣдѣнія о ламахъ и, для соображеній, выписано изъ Пекина уложеніе о китайскихъ ламахъ, изданное тамошнимъ правительствомъ въ 1817 году. Разсмотрѣніе этого уложенія открыло, между-прочимъ, что ламайское духовенство и въ Китаѣ потребовало рѣшительныхъ мѣръ къ удержанію его въ опредѣленныхъ границахъ, такъ-что китайская палата внѣшнихъ сношеній, или трибуналъ иностранныхъ дѣлъ, положивъ самыя жестокія наказанія за произвольное, или сверхштатное посвященіе ламы, постановилъ: всѣхъ посвящаемыхъ въ это званіе безъ соизволенія высшей власти изгонять изъ кумирень и обращать въ прежнія ихъ вѣдомства и жилища.
Но случаю столь-рѣшительныхъ мѣръ, принятыхъ въ сосѣдственной державѣ, гдѣ ламайской вѣрѣ слѣдуетъ нѣсколько мильйоновъ подданныхъ[84], главное управленіе Восточной Сибири, не находя болѣе никакихъ причинъ опасаться, чтобъ подобныя распоряженія могли произвести неблагопріятныя послѣдствія между подвластными Россіи ламами, составило положительныя правила, существо которыхъ заключалось въ томъ, чтобъ 1) ограничить число ламъ вообще 586 и затѣмъ самовольное посвященіе въ ламы, безъ утвержденія начальства, строго воспрещать; 2) отвести для нихъ особыя жилища при кумирняхъ, воспретивъ, на основаніи уставовъ вѣры, ихъ сожительство съ мирянами и бродяжничество; 3) опредѣлить чиноначаліе ламъ и обязанности каждой степени; 4) подчинить ламъ правильному духовному ихъ надзору и гражданской отвѣтственности за нарушеніе касающихся ихъ постановленіи.
Правила сіи въ 1826 году внесени были генерал-губернаторомъ Лавинскимъ на усмотрѣніе главноуправлявшаго дѣлами иностранныхъ исповѣданій, который, находя, что дѣла о ламайскомъ духовенствѣ предоставлены государственной коллегіи иностранныхъ дѣлъ, препроводилъ въ оную предположенія мѣстнаго начальства.
Такимъ-образомъ, забайкальское ламайское духовенство вышло изъ его зависимости и поступило въ вѣдомство иностранныхъ дѣлъ, которое, не утвердивъ предположеній главнаго управленія, командировало, въ 1831 году, въ Восточную Сибирь дѣйствительнаго статскаго совѣтника барона Шиллинга Фон-Канштадтъ, съ тѣмъ, чтобъ онъ собралъ на мѣстѣ положительныя о ламахъ свѣдѣнія и составилъ проектъ устава о монголо-бурятскомъ духовенствѣ.
Генерал-губернаторъ Лавинскій полагалъ число штатныхъ ламъ ограничить вообще 586, а баронъ Шиллингъ Фон-Канштадтъ, въ составленномъ имъ уставѣ, полагалъ допустить число ламъ до 2000 (штатныхъ 600, сверхъ-штатныхъ 1400). Если количество прихожанъ таманскихъ кумиренъ положить въ 118,000 душъ обоего пола (согласно табели о народонаселеніи Восточной Сибири за 1835 годъ), то причитался бы по штату генерал-губернатора (изъ 586) 1 лама на 202 души, а по штату барона Шиллинга (изъ 2000) — 1 лама на 58 душъ.
Замѣчательно, что по той же табели народонаселенія число духовныхъ православной церкви къ числу христіанъ греко-россійскаго исповѣданій представляло въ Восточной Сибири содержаніе 1: 293.
Между-тѣмъ, на-самомъ-дѣлѣ число ламъ далеко превосходило оба предположенные штата. Такъ, по сравнительному исчисленію, сдѣланному иркутскимъ губернскимъ совѣтомъ въ 1825 году, 1 лама причитался на каждыя 10 душъ или на 3 семьи прихожанъ; а въ нѣкоторыхъ обществахъ бурятъ селенгинскихъ находилось по 50 ламъ на каждыя 100 свѣтскихъ душъ; не говоря уже о посвященіи въ обаши[85] (приготовительную степень къ званію ламы) великаго множества мірянъ, дающихъ обѣтъ по употреблять нечистой пищи и не убивать никакого животнаго — обѣтъ, съ состояніемъ скотоводца, звѣролова, особенно же служащаго казака вовсе несовмѣстный.
Въ 1831 году число ламъ и обашіевъ простиралось до 5000 человѣкъ и, слѣдовательно, далеко уже превышало нетолько штатное положеніе, но и самыя потребности прихожанъ.
Ламайское духовенство называется въ Восточной Сибири ховарокъ, названіе, въ которомъ узнаются калмыцкое слово хубаракъ и тибетское или тангутское хуаракъ, изъ которыхъ каждое означаетъ духовенство.
Ламы сибирскіе имѣютъ три степени посвященія: 4) гэлунъ, напоминающее калмыцкаго гелюнга, гелюна, ггеллюна, или гелэнга, и монгольскаго кгелуна, 2) гэцулъ — то же, что калмыцкій гезыль, гецуль и монгольскій кгецулъ, и 3) банд''и — то же, что манджи калмыцкій. Состоящимъ въ первыхъ двухъ степеняхъ присвоено названіе ламъ, а всѣмъ вообще ховаранъ.
Общая характеристическая черта этого сословія — грубое невѣжество. Многіе изъ старшихъ ламъ рѣшительно не въ-состояніи перевести на свой языкъ употребляемыя ими при идолослуженіи священныя тибетскія книги. Они рѣшительно не понимаютъ того, что читаютъ въ этихъ молитвенныхъ книгахъ, писанныхъ на (тангутскомъ) тибетскомъ языкѣ, хотя большая часть такихъ священныхъ книгъ переведена въ Китаѣ на языкъ монгольскій. Но надо замѣтить, что за Байкаломъ есть даже ламы, плохо знающіе и монгольскую грамоту. Несмотря на свое невѣжество, это духовенство ознаменовало себя въ Восточной Сибири ревностью къ распространенію своей секты, фанатизмомъ, вытѣсненіемъ шаманства изъ-за Байкала и остановленіемъ успѣховъ христіанства между тамошними инородцами. Сверхъ-того, корыстолюбіе и распутство ламъ могли бы современемъ поглотить достояніе прихожанъ и превратить Забайкальскій Край въ монастырскую свою волость, если бы не были принимаемы время отъ времени мѣры къ ослабленію вліянія ламъ, уменьшеніемъ ихъ числа и наблюденіемъ за ихъ дѣйствіями. Не то, способы благосостоянія инородцевъ должны были бы, наконецъ, совершенно оскудѣть при разложеніи слѣдующихъ съ ламъ податей и повинностей на прихожанъ, при расходахъ, годъ отъ году возрастающихъ, на разныя духовныя требы, содержаніе кумирень и окладнаго духовенства. Можно приблизительно заключить, сколько въ этомъ отношеніи возрастала тягость общественная и сколь значителенъ въ сложности ущербъ народнаго богатства, когда постройка 19 большихъ кумирень бурятскихъ, которыя обыкновенно закладывали ламы, не испросивъ дозволенія начальства, и строили чрезъ поголовные сборы и вынужденные вклады, безотчетно, обошлась, но показанію бандиды, хамбо, болѣе, чѣмъ въ 800,000 руб., кромѣ небольшихъ кумирень, для которыхъ употребленное иждивеніе неизвѣстно.
Въ 1832 году обращено было вниманіе на слѣдующія обстоятельства: 1) что вдохновенные ламы, пріѣзжающіе иногда въ Кяхту изъ Уріи (столицы монгольскаго халханскаго тушету-хана[86], гдѣ находится и главное пограничное китайское управленіе), свободно сносятся съ нашими бурятскими ламами, которые завели тамъ значительную торговлю, хотя всѣ сношенія бурятскимъ ламамъ съ заграничными монгольскими еще въ 1744 году воспрещены подъ смертною казнію; 2) что сіи-то вдохновенные ламы, хубилханы[87] монгольскіе, узнавъ, что россійское правительство не препятствуетъ размноженію ламайскаго духовенства въ Забайкальскомъ Краѣ Сибири, поощряютъ тамошнихъ ламъ къ тому, чтобъ какъ-можно-болѣе распространить у насъ ламайскую іерархію, а съ тѣмъ вмѣстѣ и владычество китайскаго ургинскаго хутухты[88] и тибетскаго далай-ламы, подданнаго богдо-хана, и 3) что вслѣдствіе таковыхъ внушеній и данной въ 1809 году забайкальскимъ ламамъ власти пресѣкать шаманство, глава ламайскаго духовенства въ Сибири, хамбо-лама, думаетъ пріобрѣсти потомственное право на завладѣніе всѣми бурятскими и тунгусскими племенами, такъ же, какъ хутухту китайскій, пребывающій въ Ургѣ, владѣетъ своими подданными хара-шабіями[89], и для достиженія этой цѣли разрѣшаетъ ширетуевъ (начальниковъ дацановъ, или главныхъ ламъ при кумирняхъ), гэлуновъ и вообще старшихъ ламъ постригать всякаго и малолѣтняго и совершеннолѣтняго, безграмотнаго бурята и тунгуса въ ламы[90], или обаши, употребляя къ тому всякіе происки и хитрости и нарушая тѣмъ нетолько постановленія мѣстнаго сибирскаго начальства, которыми произвольное посвященіе въ духовное ламаиское званіе строго воспрещается, но даже коренные догматы ламайской вѣры, по которымъ въ обаши должны быть посвящаемы дожившіе до старости и одержимые неизлечимыми болѣзнями, и каждый изъ посвятившихъ себя этому званію долженъ оставить свое семейство и переселиться въ монастырь[91]. Напротивъ того, за Байкаломъ были примѣры посвященія ширетуями въ званіе обашіевъ малолѣтнихъ бурятъ, ранѣе семилѣтняго возраста, часто противъ воли родителей ихъ, которые не смѣютъ противиться, полагая, что такая власть предоставлена ламамъ начальствомъ. Случалось даже иногда, что постриженіе производилось на четвертомъ и на третьемъ году отъ рожденія. Обычай посвященія дѣтей въ духовное званіе между бурятами нѣчто въ родѣ древнихъ обѣтовъ евреевъ, дававшихъ ихъ Богу при какихъ-нибудь особенныхъ случаяхъ несчастій, или молитвъ. Напримѣръ, бурятка обѣщаетъ отдать сына въ ховароки или духовные, чтобъ избавиться отъ болѣзни, отвратить падежъ скота, призвать плодородіе, и проч. Ламы же усиливаютъ расположеніе къ такимъ обѣтамъ между инородцами, тѣмъ — болѣе, что посвященіе ховароковъ составляетъ всегда родъ домашняго праздника и сопровождается подарками посвящающимъ и приношеніями на кумирни или дацаны. Такимъ-образомъ, обычай этотъ сдѣлался повсемѣстнымъ въ Забайкальѣ. Нѣтъ почти юрты, гдѣ бы изъ двухъ мальчиковъ не былъ одинъ постриженъ, а изъ четырехъ, навѣрно, найдете двухъ или болѣе ховароковъ. Есть отцы семействъ, у которыхъ одинъ сынъ и тотъ постриженъ.
При агинской кумирнѣ устроено высшее духовное училище, куда пріѣзжаютъ, для полученія духовнаго образованія, молодые люди изъ Монголіи и Маньджуріи; но бурятскихъ дѣтей, начинающихъ приготовляться къ духовному званію на 8 или 9 году, отдаютъ, обыкновенно, какому-нибудь старшему ламѣ. Выборомъ учителя располагаютъ связи родства и отношенія, а не познанія учителя, лишь бы цѣна за ученіе неслишкомъ была высока; зажиточные же и почетные инородцы нерѣдко берутъ изъ ламъ учителей въ домы; послѣдніе всегда почти бываютъ изъ молодыхъ, смышленыхъ ховароковъ, и замѣняютъ по хозяйству управляющихъ и экономовъ, распоряжаясь иногда всѣмъ, не выключая даже и женщинъ. Такимъ-образомъ, ховароки сперва учатся, а потомъ ѣздятъ по приходу читать книги на хуралы[92] и въ кумирни. Тогда отцы смотрятъ на нихъ, какъ на своихъ богомольцовъ, и также жертвуютъ для нихъ всѣмъ.
Въ 1837 году сибирское ламайское духовенство обращено было попрежнему въ зависимость мѣстнаго начальства, наравнѣ съ прочими инородцами, и тогда составленіе и изданіе предположеннаго въ 1831 году особаго положенія или устава о ламахъ оказалось ненужнымъ, тѣмъ-болѣе, 1) что ламайское духовенство, по 3276 ст. учреж. губ. тома II (изд. 1832 г.), въ 1837 году Высочайше-подтвержденной и перешедшей въ примѣч, къ ст. 457, кн. 1 т. IX Свода Законовъ (изд. 1842 г.), не составляетъ въ общемъ порядкѣ управленія какого-либо особаго сословія, отличеннаго правами отъ прочихъ сибирскихъ инородцевъ, кромѣ изъятія отъ переписи[93], и за исключеніемъ 150 ламъ, которые, частными постановленіями мѣстнаго начальства, въ разное время состоявшимися, изъяты отъ платежа ясака; 2) и что многія и самыя существенныя изъ статей устава, по общей связи управленія сибирскими инородцами и неизъемлемости ламъ отъ дѣйствія степныхъ законовъ и зависимости отъ общаго губернскаго и инороднаго свѣтскаго начальства, вошли въ проектъ свода степныхъ законовъ[94].
Размноженію ламъ въ Забайкальскомъ Краѣ съ-тѣхъ-поръ содѣйствовало не одно рановременное постриженіе въ ламы и ховароки, обратившееся въ обычай, но и произвольныя дѣйствія бандиды-хамбо со возведенію жрецовъ въ званіе старшихъ ламъ или гэлуновъ, учрежденію имъ особыхъ степеней іерархіи и удвоенію бандидою ихъ штатнаго комплекта при дацанахъ или кумирняхъ.
Такихъ духовныхъ степеней теперь девять: ямай-ламы, лосой-ламы, наэтинъ-ламы, чавехоръ-ламы, арабжей-ламы, гомон-ламы, джудьбы и гурумбы-ламы и пр. Всѣ эти лица имѣютъ обязанностью заботиться исключительно о распространеніи, утвержденіи и огражденіи вѣры, а равно объ исполненіи въ точности предписываемыхъ закономъ обрядовъ со стороны прихожанъ; уполномочены, преимущественно предъ прочими, хоронить умершихъ, служить молебны и исполнять прочія требы въ улусахъ, почему непремѣнно должны быть и суть, безъ изъятія, гэлуны, то-есть старшіе ламы. Оли благословляютъ народъ, касаясь головы благословляемаго зашитою и обвернутою въ шелковую ткань книжечкою, заключающею въ себѣ молитвы. Благословляемый склоняется предъ ламою, сложивъ обѣ ладони рукъ вмѣстѣ и прижавъ ихъ къ груди, или къ лицу. Получивъ благословеніе, онъ дѣлаетъ глубокія поклонъ и отходитъ, отступая назадъ, и невдругъ оборачивается къ ламѣ спиною[95].
Что же касается удвоенія числа духовныхъ при кумирняхъ, то это произошло слѣдующимъ образомъ: самыхъ должностныхъ духовныхъ лицъ, положенныхъ по штатамъ, каковы: ширетуи, соржеи, шонзобы, засаки, данамы и гыбгуи[96] поставлялось бандидою по два и по три при одномъ и томъ же дацанѣ. Такъ, у самого хамбы при гусиноозерскомъ дацанѣ, кромѣ прежнаго стараго соржея[97], носящаго вмѣстѣ съ тѣмъ званіе совѣтника, байдары, былъ сдѣланъ другой, молодой соржей; полныхъ же два комплекта всѣхъ помянутыхъ лицъ находимъ при двухъ дацанахъ цартольскихъ и вообще почти всюду, гдѣ между прихожанами есть казаки и ясачные.
Всѣхъ вообще ламаитовъ находится въ Забайкальскомъ Краѣ по настоящее время — 49,805 человѣкъ м. п.
Между-тѣмъ, ламъ и ховароковъ насчитывается до 4350. Слѣдовательно, на каждыя 10 душъ мірянъ приходится круглымъ числомъ слишкомъ по 1 ламѣ. Но въ нѣкоторыхъ дацанахъ число прихожанъ по отношенію къ ламамъ сокращается болѣе, нежели на половину, такъ-что послѣдніе относятся къ первымъ какъ 1: 4 и даже 3. Примѣры можно видѣть въ дацанахъ: главномъ гусиноозерскомъ, цонгольскомъ и атагановомъ адайскомъ.
Въ первой изъ этихъ кумиренъ число духовныхъ простирается до 435 человѣкъ; а прихожанъ м. п. 1791 душа. Во второй ламъ и ховароковъ 690, прихожанъ 2684; въ третьей же ламъ 91, прихожанъ едва только 259 человѣкъ. Число дацановъ или кумирень простирается нынѣ до 176; а цѣнность слишкомъ на 872 т. р сер.
То и другое показанія взяты изъ отчетовъ бандиды-хамбб. Что касается числа дацановъ, оно вѣрно; но въ цѣнности можно нѣсколько усомниться. По приблизительнымъ соображеніямъ, сумма, употребленная на устройство всѣхъ кумирень, должна простираться, по-крайней-мѣрѣ, до 1,500,000 р. сер. Къ этому заключенію ведетъ, во-первыхъ, то, что съ 1838 года число дацановъ и кумирень увеличилось 92, болѣе нежели вполовину противъ существовавшаго до 1838 года, а во-вторыхъ, не далѣе, какъ лѣтъ двадцать назадъ, кромѣ многихъ другихъ значительныхъ построекъ, воздвигнуты вновь дацаны глыгажинскій на Оронгоѣ, загустайскій, вблизи селенгинскаго соловареннаго завода и второй саргульскій-гыгетуйскій, въ 10 или 15 саженяхъ отъ стараго, довольно еще крѣпкаго и значительнаго по своей величинѣ. Каждый изъ этихъ дацановъ, по словамъ мѣстныхъ ширетуевъ, обошелся, по-крайней-мѣрѣ, въ 25,000 руб., не говоря уже о немаловажныхъ почти-заново перестройкахъ дацановъ адагатайскаго, табангутскаго и втораго сартульскаго. Бандида легко могъ ошибиться въ своихъ вычисленіяхъ о цѣнности дацановъ, потому-что отчетности, какъ но постройкамъ, такъ и вообще по всему церковному имуществу ламаитовъ, никакой почти нѣтъ. Если же есть кой-какія описи, то никѣмъ неповѣренныя и неусчитанныя. Притомъ бандида получаетъ ихъ весьма-поздно. Такъ, еще доселѣ недоставленъ ему отчетъ о постройкахъ кумирни загустайской[98].
Вся сумма для построекъ, которыя нѣсколько сократились назадъ неболѣе пяти лѣтъ, собрана была, конечно, съ обществъ. На предметъ построекъ и обзаведенія всѣмъ нужнымъ для служенія, при каждомъ дацанѣ есть, свои табуны, извѣстные подъ именемъ жоссеевь, или священныхъ табуновъ, составляющіеся изъ приношеній послѣ умершихъ; но какъ ни велико число этихъ табунонъ, одного этого средства нетолько на новыя постройки, но и на ремонтное содержаніе старыхъ зданій далеко недостаточно, тѣмъ-болѣе, что на этотъ предметъ со стороны главнаго духовнаго ламайскаго начальства не обращается рѣшительно никакого вниманія, и половина пожертвованій въ кумирни расходится по рукамъ ширетуевъ, соржеевъ и шонзабъ.
Ремонтъ зданій, а также содержаніе ламъ и ховароковъ во дни собраній на молитву при кумирняхъ, и нынѣ падаетъ, попрежнему, на бѣдныхъ инородцевъ.
Ламы собираются на служеніе каждый мѣсяцъ, къ 15 числу луны, и каждый разъ молитва ихъ продолжается до трехъ дней[99]. Есть также особыя годовыя празднества, каковы, напримѣръ: бѣлый мѣсяцъ, или праздникъ новогодія въ февралѣ[100], ганджура-иліумъ, или чтенія священныхъ книгъ и проч. — въ іюнѣ. Первый продолжается 7, а второй 15 дней. Кромѣ-того, бываютъ собранія во время лѣта и весны при бунханахъ, въ честь времени года, сопровождаемыя обыкновенно борьбою, бѣгомъ, скачкою на лошадяхъ и проч. Сумма всѣхъ таковыхъ праздниковъ и часовъ молитвословій при дацанахъ простирается ежегодно отъ 50 до 55 дней. Все это время ламы и ховароки ѣдятъ и пьютъ на счетъ обществъ; въ каждый день, каждому дацану, прихожане, раздѣленные на десятки, обязаны доставлять поочереди, чрезъ голову или зайсана, одного быка, трехъ барановъ, одинъ кирпичъ чая[101], извѣстное количество муки, молока, масла и проч. Въ большіе же годовые праздники все это количество припасовъ удвоивается и, кромѣ-того, привозится отъ очередныхъ десятковъ по одному или по два ведра вина, а въ нѣкоторыхъ приходахъ собираются и деньги, отъ 10 до 20 р.
Послѣ этого можно судить, сколь отяготительно должно быть умноженіе духовныхъ и кумирень для благосостоянія поклонниковъ ламайскаго закона, особенно, если возьмемъ во вниманіе продолжающуюся и до-сихъ-поръ уплату за нѣкоторыхъ изъ ламъ, обществами податей и повинностей[102], а тѣмъ-болѣе разорительныя слѣдствія присвоенныхъ съ давняго времени всѣми вообще духовными лицами особыхъ, исключительныхъ правъ наслѣдства. Въ силу такихъ правъ, каждый лама получаетъ послѣ отца своего большую часть предъ прочими братьями и скота, и денегъ, и одежды, и даже лучшій участокъ земли, а по смерти своей передаетъ почти все имѣніе или такому же, какъ самъ, ламѣ, или въ кумирни, отчего родовыя имѣнія видимо истощаются и нѣкоторыя изъ прежде бывшихъ зажиточныхъ семействъ доходятъ до послѣдней крайности.
Дѣйствуя столь-разрушительно на благосостояніе общества прихожанъ, чрезмѣрное умноженіе ламъ дѣйствуетъ, въ тоже время, равно невыгодно и на внутреннее состояніе управленія и нравственность самого духовенства.
Духовное управленіе сибирскихъ ламаитовъ раздѣляется теперь на три округа: гусипоозерскій, чикойскій и кудипскгй.
Въ первомъ живетъ самъ бандида-хамбо; въ двухъ остальныхъ по одному изъ его помощниковъ.
Но надзоръ духовнаго начальства за поведеніемъ ламъ затрудняется разстояніемъ одного округа отъ другаго и обширностью протяженія каждаго изъ нихъ. Такъ, напримѣръ, кудинскій округъ, заключая въ себѣ Братскую и Агинскую степи, тянется отъ верхнеудинскаго до нерчинскаго округовъ и далѣе, такъ, что нѣкоторыя кудинскія кумирни отстоятъ отъ мѣста жительства управляющаго кудинскимъ округомъ помощника бандиды слишкомъ на 500 верстъ.
По этому-то положеніе забайкальскаго ламайскаго духовенства еще недавно не представляло ничего утѣшительнаго ни въ умственномъ, ни въ нравственномъ отношеніи, я невѣжество ихъ нисколько не выкупалось ихъ жизнію.
Принужденные, по многолюдству своему, жить разсѣянно по улусамъ и кочевьямъ своихъ родственниковъ, иногда далеко отстоящимъ отъ кумирень[103], ламы разгуливаютъ изъ юрты въ юрту, гдѣ ихъ принимаютъ съ величайшимъ почтеніемъ и подчиваютъ всѣмъ, что только хозяинъ имѣетъ лучшаго и завѣтнаго — на то время все въ юртѣ принадлежитъ ламѣ, не исключая ничего… а посѣщеніе ширетуя бываетъ каждый разъ поводомъ къ празднеству[104].
Отдаленностью пребыванія многихъ ламъ отъ кумирень и сожительствомъ ихъ съ мірянами, очевидно, затрудняется надзоръ главнаго духовнаго начальства за поведеніемъ и исполненіемъ обязанностей со стороны подчиненныхъ. Отсюда, при недостаткѣ образованія духовнаго ламайскаго сословія вообще, вытекаетъ новое и большое зло — повсемѣстный почти развратъ.
Пьянство и праздношатательство составляютъ первый изъ числа пороковъ ламайскаго духовенства. Весною, лѣтомъ, даже до глубокой осени, то-есть, въ продолженіи всего времени пьянства бурятъ, почти на каждомъ шагу, встрѣчаете между ламами, не выключая и главныхъ правителей дацановъ, самые отвратительные примѣры невоздержанія.
Другой, неменѣе важный, какъ самъ въ себѣ, такъ и по послѣдствіямъ, порокъ ламъ — любострастіе.
У каждаго ламы, за исключеніемъ весьма-немногихъ стариковъ, есть домоправительница, или такъ-называемая шабинка. Нѣкоторые же изъ ламъ держатъ иногда по двѣ и по три шабинки или наложницы[105].
Побочные сыновья, извѣстные подъ именемъ племянниковъ, всегда почти наслѣдуютъ достоинство своихъ отцовъ. Примѣръ этому видимъ въ лицѣ нынѣшняго бандиды-хамбо. Будучи сыномъ покойнаго, онъ, въ свою очередь, имѣетъ также у себя побочнаго сына, мальчика лѣтъ четырнадцати, который, несмотря на свою молодость и неграмотность, успѣлъ уже и теперь, при посредствѣ родныхъ, достичь почетной должности соржея главной гусиноозерской кумирни, а современемъ, навѣрно, наслѣдуетъ и хамбинское достоинство. Когда же случается, что бандида-хамбо умираетъ, не заготовивъ себѣ заранѣе въ преемники какого-нибудь племянника, то въ хамбы возводится достойнѣйшій изъ ширетуевъ, по выборамъ ламъ и общества и съ утвержденія правительства.
Имѣть женъ, или наложницъ не считается даже преступленіемъ. Обыкновеніе это до-того обобщилось, что нѣкоторые ламы женятся и празднуютъ свадьбы свои всенародно[106].
При заключеніи же подобныхъ союзовъ ламы стараются сколько возможно родниться съ значительными, по богатству и заслугамъ, родоначальниками, дабы тѣмъ-болѣе усиливать вліяніе свое на простой классъ инородцевъ и на управленіе дѣлами обществъ, и здѣсь-то, кажется, начало всѣхъ раздоровъ и партій, безъ которыхъ не обходился ни одинъ выборъ головъ и тайшей[107].
Говоря о безпорядкѣ и своеволіи по управленію ламъ, распутствѣ и нечестіи ихъ въ быту домашнемъ, нельзя пройти молчаніемъ лицемѣріе, гордость и низость, составляющія, по свидѣтельству одного очевидца образа жизни и дѣйствій забайкальскихъ ламъ, общую черту ихъ характера.
Въ довершеніе всѣхъ этихъ пороковъ, любостяжаніе ламъ нерѣдко доходитъ до насилія.
Средства къ позволенному и непозволенному обогащенію ихъ суть слѣдующія:
1) Плата за разрѣшеніе на постройку кувшрень и часовенъ, а равно взимаемая съ каждой изъ нихъ бандидою ежегодная подать по двадцатипяти рублей.
2) Плата за постриженіе въ ховароки и самое постриженіе въ ламы.
3) Раздача сайголонсоновъ, или бумажекъ съ изображеніемъ бурхановъ и молитвъ, ежегодное пріобрѣтеніе коихъ вновь поставляется ламами въ непремѣнную обязанность каждому буряту-ламаиту. Эти бумажки носятъ на груди, въ небольшихъ кожаныхъ мѣшечкахъ; ламы говорятъ, что неимѣющій сайголонсона, не есть истинный исповѣдникъ шикгэмуніевой вѣры и не можетъ надѣяться на отпущеніе грѣховъ. Плата за этотъ родъ индульгенцій назначается: у бѣдныхъ отъ одного рубля до пяти, а у богатыхъ и до двадцати-пяти руб. Конечно, въ этомъ дѣлѣ нѣтъ явнаго насилія, но, принимая въ соображеніе вліяніе ламъ на умы суевѣрно и подобострастно преданныхъ имъ бурятъ, считающихъ каждое слово ламы закономъ — нельзя не назвать подобную раздачу хотя и косвеннымъ, но почти всеобщимъ налогомъ.
4) Раздача ортимже, священныхъ перевязей или поясовъ[108], съ полученіемъ которыхъ сопрягается посвященіе въ званіе обашіевъ и вмѣстѣ обѣтъ, со стороны принимающихъ оные, не убивать никакого животнаго, не ѣсть нечистаго и проч. Ортимже дается ламами обыкновенно въ знакъ особеннаго благоволенія за чистоту нравственности, болѣе же во время болѣзни, какъ талисманъ здоровья и счастія; но, вѣроятно, всѣ, или, по-крайней-мѣрѣ, половина бурятъ, въ-особенности хотя сколько-нибудь зажиточныхъ, начиная съ тайшей, шуленгъ, казачьихъ атамановъ и сотниковъ до простыхъ родовичей и казаковъ включительно, отъ стариковъ до шестнадцатилѣтнихъ юношей, или были больны, или оказали какія-нибудь особенныя заслуги въ глазахъ ламъ; по-крайней-мѣрѣ, рѣдкій изъ нихъ не имѣетъ подобнаго талисмана. За поясъ, будетъ ли онъ шелковый, или бумажный, лишь бы непремѣнно красный, платится отъ 5 до 10 и 15 руб., смотря тоже по состоянію и обстоятельствамъ. Ортимже также дается и женщинамъ; онѣ носятъ его черезъ плечо. «Обрядъ носить эти красныя ленты, завязанныя на боку бантомъ, съ долгими, опущенными концами», замѣчаетъ одинъ очевидецъ быта нашихъ монголовъ, «въ сущности походитъ болѣе на щегольство, нежели на религіозное правило: сколько я ни видалъ монголокъ, молоденькихъ и старухъ, бѣдныхъ и богатыхъ, у всѣхъ у нихъ красная лента».
5) Леченіе больныхъ и огражденіе отъ навожденія злыхъ духовъ. Шарлатанство ламъ въ этомъ случаѣ превышаетъ почти всякое вѣроятіе и оканчивается иногда дли больнаго лишеніемъ послѣдней собственности. Вотъ что повѣствуетъ тотъ же путешественникъ о нѣкоторыхъ сверхъестественныхъ средствахъ врачеванія, у потребляемыхъ ламамну похожихъ на колдовство и заклинанія:
"Когда ламу призовутъ къ больному, онъ, разспросивъ его о болѣзни, беретъ принесенную съ собою книгу и, такъ-сказать, ворожитъ по ней: чѣмъ лечить больнаго и какой при этомъ случаѣ совершить молебенъ? Молебенъ необходимое условіе ламайскаго леченія. Вычитавъ въ книгѣ, что молебенъ долженъ сопровождаться такими-то обрядами, и что болѣзнь происходитъ отъ вліянія такого-то злаго духа, котораго должно отогнать извѣстными ему молитвами, честный лама приглашаетъ своихъ собратовъ, чаще къ ночи, въ юрту больнаго, со всѣми препаратами. Въ юртѣ въ это время горитъ обыкновенно большой огонь, а на огнѣ стоитъ огромная чаша со свѣжею бараниною — для мрачныхъ сыновъ эскулапа. Противъ больнаго ставятъ маленькую скамейку, покрытую деревянными и слѣпленными изъ тѣста уродцами. Это злые духи. Нѣкоторые изъ нихъ одѣты въ лоскутья: это мнимое изображеніе хозяина и его семейства. Уродцы въ лоскутьяхъ вооружены копейцами. Больной долженъ сидѣть, или лежать, лицомъ къ тѣмъ изображеніямъ. Начинается леченіе.
«Ламы садятся, по чинамъ, въ полукругѣ, лицомъ къ огню и больному, на войлоки, обшитые цвѣтнымъ сукномъ, раскрываютъ свои книги и начинаютъ, одинъ за другимъ, уныло урчать свои молитвы и заклинанія; потомъ, вдругъ, старшій лама зазвенитъ въ колокольчикъ, или ударитъ въ трещотку, другой за нимъ колотушкою въ преогромный бубенъ, слѣдующіе въ тазы, тотъ въ маленькой бубенъ, зарычатъ трубы и раковины, и начнется хаосъ пронзительныхъ, дикихъ звуковъ, продолжающійся минуты съ три; потомъ старшій лама подаетъ знакъ, и разомъ все утихаетъ. Начинаютъ опять читать, опять слѣдуетъ стукотня и шумъ, возвышающіяся, или опадающія, смотря по восторгамъ дѣйствующихъ лицъ и усердію ихъ къ благодарному хозяину. Этотъ гамъ продолжается далѣе полуночи, и потомъ старшій лама, исковеркавъ безъ милосердія изображенія непріязненныхъ духовъ, приказываетъ одному изъ ламъ отнесть ихъ и бросить въ ту сторону, куда опять указала книга. Если послѣ одного пріема такого рода лекарства больной не выздоровѣетъ, то повторяютъ дѣйствіе нѣсколько разъ, и доколотятся, наконецъ, до того, что онъ или умретъ, или выздоровѣетъ.»
6) Плата за погребеніе умершихъ. По понятіямъ ламаитовъ, лучшіе и почетнѣйшіе роды погребенія суть зарытіе трупа въ землю, или оставленіе его въ гробу, на воздухѣ. Чести втораго рода погребенія удостоиваютъ ламы только благочестивѣйшихъ, или вѣрнѣе сказать, зажиточнѣйшихъ бурятъ, причемъ бываетъ еще и то, что выжидаютъ для похоронъ счастливаго дня; близость же его, или дальность опредѣляется, по большей части, степенью усердія и приношеніями со стороны родныхъ умершаго, такъ, что при недостаткѣ послѣднихъ, иногда день этотъ приходитъ тогда, когда трупъ начинаетъ уже въ юртѣ подвергаться гніенію. Шарлатанство жрецовъ заключается здѣсь въ увѣреніяхъ, что они читаютъ и вычитываютъ изъ своихъ книгъ, какъ похоронить умершаго? Тѣла рѣдко сожигаются. Ламы говорятъ, что «дымъ грѣшника осквернитъ небо». Замѣчательнѣйшая церемонія погребенія бываетъ при смерти хамбо-ламы. Умершій въ 4 834 году былъ погребенъ великолѣпно, гробъ его поставленъ въ клѣтку, въ родѣ часовни. На вопросъ: — «что это значитъ?» — тамошніе инородцы отвѣчаютъ — «такъ вышло ему по книгамъ»[109].
Обратимся къ выгодамъ, извлекаемымъ ламами изъ погребенія мірянъ. Коренной обычай при погребеніи таковъ, что вся одежда, лучшая лошадь, упряжь и сѣдло умершаго непремѣнно поступаютъ всегда въ руки ламъ. Нерѣдко же похороны поглощаютъ и гораздо-большую, еще значительнѣйшую часть всего наслѣдства дѣтей. Такъ погребеніе, въ 1834 году, отца втораго селенгинскаго тайши Вампилова, и брата его, въ 1836 году, стоило семействамъ ихъ до 1000 головъ разнаго скота, и при этомъ отдано ламамъ шесть мѣстъ кирпичнаго чая, нѣсколько кусковъ матеріи, до 5-ти шубъ, всѣ шапки покойниковъ, серебряныя чарки, табакерки и проч., цѣнность чего составила бы на деньги всего, по-крайней-мѣрѣ, до 60 тысячъ рублей асс.
При изложенныхъ выше позволенныхъ и непозволенныхъ средствахъ къ обогащенію, ламайское духовенство не упускаетъ изъ виду также и выгодъ торговли. Оно вообще богато, и есть ламы, имѣющіе отъ одной до двухъ и до пяти тысячъ барановъ.
Рѣдкій изъ ламъ, или самъ, или чрезъ повѣренныхъ, не гоняетъ въ Маймачинъ по нѣскольку сотъ головъ табуна, для промѣна. Мѣновая торговля эта, дозволенная, впрочемъ, по существующимъ узаконеніямъ, всѣмъ вообще жителямъ Забайкальскаго Края, доставляетъ ламамъ, при изворотливости ихъ и вліяніи на простой классъ инородцевъ, по-краиней-мѣрѣ, проценты на проценты. Кромѣ-того, она служитъ для нихъ и прикрытіемъ сношеній съ ламами заграничными, которые, хотя въ меньшей степени, продолжаются и понынѣ. Мѣстомъ сношеній избраны, въ настоящее время, преимущественно двѣ маймачинскія фузы или лавки: первая, торгующаго ревенемъ, бухарца Ваджеба, и вторая, торговца сансинской провинціи, китайца Сунъ-и-чевъ.
Здѣсь обыкновенно ведутся переговоры нашими ламами съ пріѣзжающими изъ урочища Ыбекъ хубилганами и пербами ургинскаго хутухты, главнаго хутухты восточныхъ монголовъ[110]. Послѣдніе привозятъ иногда подарки и благословенія отъ своихъ первосвященниковъ и всегда получаютъ за нихъ значительныя приношенія. Приношенія бурятъ хутухтѣ заключаются большею частію въ мѣдной и серебряной монетѣ, чернобурыхъ и простыхъ лисицахъ, а болѣе въ слиткахъ серебра, которые, при посредствѣ двухъ помянутыхъ факторовъ Ваджеба и Сунъ-и-ченъ, выручаются имъ за кирпичный чай, вымѣниваемый бурятами первоначально на домашнія произведенія и табуны. Это дѣлается вотъ какъ: невсегда удается пронести что-либо за границу, по причинѣ строгаго надзора, а между-тѣмъ, товаръ или табунъ, стоющій по тарифу, напримѣръ, 50, несмотря на то, можетъ быть промѣненъ и за 30 китайскихъ рублей; потому-то лама, или инородецъ, промѣнявъ проведенныхъ имъ барановъ или лошадей за 50 руб. или его кирпичей чаю, не боясь никакого учета и сдѣлавъ только сдѣлку съ толмачемъ, выходить обратно чрезъ черту границы, вымѣнивъ китайскихъ товаровъ только на 30 руб., и такимъ образомъ легко оставляетъ тамъ причитающіеся на остальную сумму 40 кирпичей; кирпичи эти хранятся обыкновенно въ означенныхъ двухъ фузахъ, пока не соберется ихъ довольное количество и пока хозяева тѣхъ лавокъ не успѣютъ промѣнять ихъ на слитки серебра, или русскій товаръ, лисицъ и пр., которые послѣ и вручаютъ, разумѣется, не безъ выгодъ и для себя, поклонникамъ, довольнымъ, съ своей стороны, тѣмъ, что успѣли получить что поднести въ подарокъ пріѣзжимъ гостямъ.
Количество такихъ приношеній, обратившихся съ давнихъ временъ едвали не въ постоянную подать, простирается ежегодно, какъ говорятъ, за 50 т. руб. и доставляется хутухтѣ чрезъ особаго шонзабу, посылаемаго имъ въ Маймачинъ, за покупкою подарковъ для китайскихъ хановъ. Для этихъ подарковъ идутъ преимущественно: двуличневое, алое и синее сукна, бобры, иностранныя выдры, лисицы и проч.
О сношеніяхъ на прочихъ пунктахъ границы нечего и говорить. Вообще, сношенія на границѣ нерѣдки и чрезвычайно-удобны, ибо отъ Урги до Ключевскаго Караула за чертою границы лежитъ халхасское вѣдомство, обитатели котораго, какъ извѣстно, ламаиты.
Буряты знаютъ напередъ, когда кто изъ гыгеновъ[111] проѣзжаетъ вблизи нашихъ карауловъ, и не упускаютъ ни одного случая воспользоваться симъ для поклоненія этимъ избранникамъ. Примѣръ тому былъ недавно между Часучеевскимъ и Колосутуевскимъ Караулами, гдѣ въ этотъ разъ задержано нашею пограничною стражею до 82 человѣкъ, покушавшихся перейти границу, и въ томъ числѣ 4 гэлуна и 12 другихъ ламъ и ховароковъ. Поводомъ къ путешествію ихъ былъ проѣздъ одного изъ монгольскихъ ламъ, гыген-куген-хутухту, обитающаго недалеко отъ Урги, при урочищѣ Хутухтуй-курень[112]. Онъ посѣщалъ, по обычаю, китайскіе караулы и, достигнувъ караула Гезечей, что противъ нашего Колоеутуевскаго, остановился здѣсь для отдыха, а, быть-можетъ, и ожиданія поклонниковъ, намѣреваясь пробыть до 7 дней, и въ это-то время нѣкоторые буряты и тунгусы, вѣроятно-заранѣе промыслившіе о путешествіи столь-знаменитой особы, вздумали отправиться къ нему на поклонъ. Опасаясь бдительности пограничной стражи и желая достигнуть цѣли своей, они. оставивъ въ сторонѣ обычные перевозы, переправились чрезъ рѣку Ононъ въ мѣстахъ пустынныхъ и, дѣлая въ ночное время объѣзды въ 60 и 70 верстъ, достигли уже рѣки Амаика. Оставалось до границы неболѣе 10 верстъ и они вѣрно-бы перешли ее, еслибъ не приставъ, который, бывъ предувѣдомленъ о намѣреніи ихъ, усилилъ секретнымъ образомъ линію разъѣздовъ между обоими караулами. Съ путешественниками было 148 лучшихъ лошадей, до 50 руб. мелкою серебряною и мѣдною монетою, двѣ дюжины платковъ, нѣсколько аршинъ верверету и проч. вещей, приготовленныхъ ими, вѣроятно, для подарка гыгену.
Зависимость забайкальскаго ламайскаго духовенства отъ заграничныхъ ламъ поддерживается тѣмъ болѣе, что, выключая пріобрѣтеніе отъ нихъ священныхъ тибетскихъ книгъ и бурхановъ[113], самое утвержденіе начальствомъ, если не всѣхъ, то старшихъ ламъ, въ занимаемыхъ должностяхъ, особенно бандиды-хамбо, безъ особеннаго письменнаго свидѣтельства на то хутухты, въ глазахъ прочихъ служителей вѣры шикгэмуни и простаго народа до-сихъ-поръ считается недостаточнымъ.
Говорятъ, что такую граммату имѣть долженъ и настоящій бандида, по примѣру своего предшественника, равно какъ есть подобная граммата на степень соржея у совѣтника бандиды, Голебаева. Бандида пріобрѣлъ ее не вскорѣ по вступленіи въ должность, но спустя болѣе года послѣ, именно въ іюнѣ или іюлѣ 4839 г., когда былъ въ Забайкальскомъ Краѣ заграничный лама, такъ-называвшійся шаби-хутухту, или нарочно отъ него посланный. Этотъ шаби-хутухту переѣхалъ границу, какъ разсказываютъ, въ Мензинскомъ Караулѣ, куда отъ бандиды-хамбо, вѣроятно ожидавшаго его пріѣзда, высланъ былъ заблаговременно, для встрѣчи, почетный лама. Гость пробылъ у хамбо три дня и возвратился тѣмъ же путемъ. Его видѣли также на Оргоѣ, у бригаднаго начальника Атаганова полка и соржея Арамаилова. Существованіе письменныхъ сношеній подкрѣпляется нѣкоторымъ образомъ и присылаемыми время отъ времени отъ хутухты извѣщеніями о днѣ и мѣстѣ рожденія въ Забайкальскомъ Краѣ хубилхановъ. Объ этихъ извѣщеніяхъ однажды проговорился самъ бандида. Хубилхановъ было въ Забайкальскомъ Краѣ уже нѣсколько. Такъ, званіемъ хубилхана пользовался одинъ почтенный старецъ, жившій въ урочищѣ Хингадайскомъ, недалеко отъ Усть-Кяхты, и его племянникъ, а равно и сынъ табангутскаго ширетуя, Туртулунъ Тумпуевъ. Гробницу послѣдняго и теперь показываютъ еще вблизи табангутской кумирни. Одинъ изъ хубилхановъ есть и нынѣ въ нерчинскомъ округѣ, въ Ульхунскомъ Караулѣ, мальчикъ лѣтъ 12, сынъ простаго тунгузскаго казака. Вмѣстѣ же съ сношеніями бурятскихъ ламъ съ заграничными поддерживаются между первыми замѣченные уже прежде фанатизмъ и своевольство.
Въ послѣднее время, вслѣдствіе вниманія, обращеннаго мѣстнымъ начальствомъ на дѣйствія ламъ вообще, преслѣдованія шамановъ видимо начали уже ограничиваться однѣми лишь проповѣдями миссіонеровъ, посылаемыхъ бандидою и его помощниками[114]; но и здѣсь не обходится иногда безъ своеволія и насилія, причемъ нерѣдко отбираются у шамановъ всѣ вещи, принадлежащія къ ихъ служенію.
Замѣчательно, что особенно-дѣятельная ревность въ преслѣдованіи шамановъ проявлялась въ томъ же году, когда пріѣзжалъ шаби-хутухту. Стараясь всѣми возможными способами о пріобрѣтеніи большаго числа послѣдователей шикгэмунію, миссіонеры эти пугаютъ обыкновенно робкое воображеніе таманцевъ разными нелѣпыми выдумками, насчетъ ожидающей ихъ въ будущемъ судьбы, и даже ссылаются въ томъ на законы, именно 35 §, XIV. Т. Св. Зак., увѣряя, что и правительство наше повелѣваетъ преслѣдовать и наказывать шаманство, какъ богопротивное колдовство. Успѣхи подобныхъ проповѣдей ламайцевъ неимовѣрны и оправдываютъ вполнѣ неусыпную дѣятельность ламъ въ этомъ отношеніи.
Въ послѣднее время, чрезвычайное умноженіе духовнаго ламайскаго сословія между забайкальскими инородцами и своеволіе ламъ, образъ жизни ихъ, несогласный съ коренными постановленіями о ламайской вѣрѣ, заведенная ими торговля въ Кяхтѣ, сношенія съ заграничными ламами, въ явное нарушеніе постановленій, строго сіе воспрещающихъ, и фанатическое преслѣдованіе шамановъ потребовали рѣшительныхъ мѣръ со стороны правительства къ ограниченію этого сословія, которое въ духовномъ отношеніи признаетъ надъ собою власть въ Ургѣ или Тибетѣ, мѣстѣ пребыванія такъ-называемыхъ вдохновенныхъ хутухтъ и далай-ламы. Главныя основанія необходимаго обузданія и ограниченія забайкальскаго духовенства имѣли цѣлію: 1) Всѣхъ штатныхъ ламъ и бандіевъ утвердить постояннымъ пребываніемъ при дацанахъ и отнюдь не дозволять отлучаться изъ нихъ въ кочевья инородцевъ но собственной надобности и тѣмъ-менѣе проживать между ними. 2) Для исправленія духовныхъ требъ въ улусахъ, ламъ и бандіевъ увольнять неиначе, какъ по просьбѣ прихожанъ, и притомъ когда родовое начальство найдетъ такую просьбу уважительною. 3) Не увольнять штатныхъ ламъ и бандіевъ для проживанія въ кочевьяхъ инородцевъ подъ видомъ списканія пропитанія, и бѣднѣйшихъ изъ нихъ содержать на счетъ общихъ доходовъ при кумирняхъ. 4) Обративъ сверхштатныхъ ламъ въ ясачное состояніе, воспретить имъ исправленіе духовныхъ требъ въ улусахъ. 5) Прекратить навсегда разъѣзды ламъ на хуралы, предоставя имъ отправлять въ извѣстные праздники и высокоторжественные дни богослуженіе въ своихъ дацанахъ или кумирняхъ. 6) На основаніи общихъ законовъ (Учреж. пред. прест. ст. 75, 78, 89), строго воспретить ламайскому духовенству преслѣдовать между бурятами и тунгусами шаманство и обращать въ ламайскуго вѣру людей другаго исповѣданія, устранивъ при семъ случаѣ всякое вліяніе ламъ въ присвоеніи къ приходу своему инородцевъ, непринявшихъ еще ламаизма. 7) Воспретить ламамъ вовлекать инородцевъ въ отправленіе несоразмѣрныхъ состоянію ихъ и разорительныхъ поминокъ по душѣ умершихъ родственниковъ и обращать въ пользу кумирень все достояніе прихожанъ. 8) Воспретить ламамъ впредь безъ разрѣшенія высшаго начальства строить вновь кумирни и дѣлать пристройки къ старымъ. 9) Воспретить ламамъ заниматься леченіемъ больныхъ безъ надлежащаго свидѣтельства врачебной управы о способности и познаніяхъ. 10) Воспретить ламамъ: а) вмѣшиваться въ свѣтскія дѣла между инородцами; б) заниматься торговлею всякаго рода и в) имѣть сношенія съ заграничными ламами, и 11) Выборъ бандиды-хамбо производить съ общаго согласія забайкальскихъ бурятъ и тунгусовъ, и вмѣнить ему въ обязанность имѣть всегда пребываніе при гусиноозерскомъ дацанѣ, откуда отлучаться только съ дозволенія начальства, или по предписанію его, для личнаго осмотра кумиренъ и дацановъ и надзора за ламами, предоставивъ притомъ бандидѣ-хамбо и ширетуямъ производить съ подчиненныхъ имъ ламъ и бандіевъ взысканіе, въ извѣстной степени, за нерадѣніе ихъ къ должности и упущенія.
Все сказанное здѣсь о мѣрахъ къ обузданію ламъ приводитъ къ за ключенію, что вліяніе, которое, по близкому сосѣдству своему, всегда имѣли на нихъ ламы заграничные, укрѣплявшіе и зависимость ламайскаго забайкальскаго духовенства отъ тибетскаго далай-ламы, нетолько было главнымъ двигателемъ ревности этого класса инородцевъ къ размноженію онаго всѣми средствами, къ утвержденію за Байкаломъ численнаго и моральнаго преобладанія ламаизма, но и причиной его дѣйствительнаго возвышенія насчетъ шаманства и тѣхъ многихъ затрудненій, которыя правительство такъ долго встрѣчало въ дѣлѣ ограниченія своеволія ламъ, ибо духовенство астраханскихъ калмыковъ, въ несравненно-меньшей степени, или почти вовсе назависящее отъ тибетскаго далай-ламы, по-крайней-мѣрѣ неимѣющее никакихъ сношеній съ ламами заграничными, уже давно введено въ штатные предѣлы, а теперь даже стало на-самомъ-дѣлѣ противъ нихъ уменьшаться[115], чему содѣйствуетъ самъ верховный жрецъ калмыцкій, лишая духовнаго званія недостойныхъ и требуя отъ носящихъ его — знанія догматовъ буддаизма и жизни безукоризненной.
- ↑ Свѣдѣнія эти сообщены намъ путешественникомъ, который провелъ три года въ Восточной Сибири и былъ въ кочевьѣ бурятъ за Байкаломъ; напечатать ихъ мы рѣшились потому, что самъ собиратель этихъ свѣдѣній ненамѣренъ заниматься изданіемъ ихъ, а предоставилъ ихъ намъ. Дѣлая это, мы дозволили себѣ дополнить доставленныя намъ свѣдѣнія о забайкальскомъ ламаизмѣ сравненіями, какъ съ источниками, такъ и съ результатами утвержденія въ сущности того же вѣроученія между астраханскими калмыками.
- ↑ Бродящими или бродячими, называются тѣ инородцы или коренные жители Сибири, которые, не будучи подчинены условіямъ правильной кочевки, живутъ разсѣянно, кочуя отдѣльными семьями или родами, въ числѣ нѣсколькихъ юртъ. Инородцы эти переходятъ съ одного мѣста на другое, по лѣсамъ и рѣкамъ, или урочищамъ, для звѣроловнаго и рыболовнаго ихъ промысла. Такъ въ сѣверной части Енисейской Губерніи живутъ по устьямъ р. Енисея и Хатанги бродячіе остяки; въ средней же части Енисейской Губерніи, въ Якутской Области и въ Иркутской Губерніи кочуютъ бродячіе или бродящіе тунгусы. Чрезвычайно-загадочно число этихъ инородцевъ, названныхъ бродячими и въ Учрежденіи Сибири 22 іюня (наприм. въ Св. Зак., изд. 1842 г. Т. II, Особ. Учр. Губ. кн. I, въ ст. 140, 141, 144, 154 и 169; кн. II, въ ст. 2, 3, 33—35; кн. VI, въ ст. 137; T. IV Уст. о повин., кн. III, въ ст. 483; T. IX, кн. I, въ ст. 1098, 1099, 1138 и 1139; T. X, кн. VI, въ ст. 3345); но полагаютъ, что ихъ находится въ разныхъ мѣстахъ Сибири до 10,000 душъ. Они сдѣлались данниками Россіи около половины XVII столѣтія, и теперь всѣ повинности ихъ ограничиваются платежомъ ясака звѣриными шкурами и деньгами. Всего приходится на каждую душу по 1 р. 20 к. Ясакъ доставляютъ бродячіе на суіланы или ярмарки, гдѣ получаютъ распорядительныя приказанія на цѣлый годъ, а въ прочее время тѣ изъ нихъ, которые перешли степень управленія семейнаго, вѣдаются своими старшинами или старостами, разбирающими ихъ во всѣхъ случаяхъ (исключая уголовныхъ, подлежащихъ общимъ присутственнымъ мѣстамъ); и управляющими каждымъ родомъ бродячихъ по собственнымъ ихъ степнымъ законамъ. Подробныя свѣдѣнія объ этихъ племенахъ заключаются въ VII томѣ «Энцикл. Лексикона», въ статьѣ Ю. И. Джуліями: «Бродячіе инородцы».
- ↑ Нынѣ, въ 1859 г., считается болѣе 460,000 бродячихъ и кочующихъ инородцевъ, и кромѣ-того, болѣе 25,000 осѣдлыхъ.
- ↑ Въ Пекинѣ въ двухъ только мѣстахъ отправляютъ шаманское служеніе: во дворцѣ императрицы и въ шаманскомъ капищѣ. Должность жрецовъ отправляютъ жрицы-шаманки.
- ↑ Т. е. калмыцкій Шакджи-мюни-гегенъ, котораго, по свидѣтельству отца Іакинѳа, въ Китаѣ зовутъ Шигя или Ши-цьзи-мони.
- ↑ Извѣстія эти, заимствованныя цѣликомъ изъ сообщенныхъ намъ записокъ, были, впослѣдствіи времени, просмотрѣны путешественникомъ, доѣзжавшимъ до границы китайской, который все сказанное здѣсь о шаманствѣ признаетъ видоизмѣненіемъ ламаизма, основаніемъ коего, по мнѣнію его, метампсихоза и поклоненіе душамъ усопшихъ; при чемъ онъ свидѣтельствуетъ, что подъ самымъ Пекиномъ есть слобода, населенная христіанами православнаго исповѣданія, выходцами изъ Албазина, для которыхъ собственно существуетъ въ Пекинѣ наша духовная миссія, и къ-тому же сомнѣвается, чтобы у китайцевъ, гдѣ нетолько религія, но и обычаи, и всякій шагъ подведены подъ извѣстныя формы, императоры имѣли обязанностью исповѣдывать такую религію, которая не подведена ни подъ какія формы. Доказательства этихъ возраженій слѣдующія: «Шаманство собственно состоитъ въ поклоненіи неодушевленнымъ предметамъ, безъ различія и по произволу каждаго, и отличается отъ простаго фетишизма развѣ только тѣмъ, что признаетъ существованіе злаго начала (шайтанъ) и прибѣгаетъ къ пособіямъ кудесниковъ или шамановъ для излеченія болѣзней, гаданья, заклинанья и т. п. Императоръ китайскій и все высшее сословіе имперіи исповѣдуютъ двѣ вѣры: одну собственно для внѣшнихъ обрядовъ и торжествъ и общую съ простымъ народомъ — ламайскую, главнымъ жрецомъ которой есть тибетскій далай-лама, другую по собственному убѣжденію и лишенную всякихъ внѣшнихъ обрядовъ, почти совершенно подобную деизму, проповѣданному философами XVIII вѣка: это ученіе Конфучу. Мы видѣли, наприм., въ Май-ма-чинѣ, гдѣ начальникъ — дзаргучей — былъ также мандьжуръ. нѣсколько кумирень ламайскихъ для народа и для общественныхъ торжествъ и одну маленькую молельно, собственно для дзаргучіей, въ которой помѣщалось только одно изваяніе Конфучу…» Отнюдь не принимая на себя ручательства въ вѣрности сообщенныхъ намъ извѣстій, мы даже будемъ признательны за всякое основательное возраженіемъ которому они могутъ подать поводъ, и вообще за разъясненіе предмета, уже потому для насъ интереснаго, что мы посвятили много времени изученію быта монголо-ламантовъ при-каспійскихъ.
- ↑ Калмыки кутаютъ своихъ бурхановъ въ мѣхъ, или покрываютъ шелковыми и парчевыми лоскутками, до-тѣхъ-поръ, пока этимъ грубымъ язычникамъ кажется, что пенаты ихъ благопріятствуютъ имъ; но чуть обстоятельства становятся трудными и воззванія къ бурханамъ о помощи оказываются тщетными, начинается бичеваніе и топтаніе бурхановъ. То же нашелъ недавно одинъ путешественникъ между послѣдователями шаманства, которые, кланяясь своимъ кумирамъ, обмазываютъ имъ лица масломъ и сметаной и т. п. (Поѣздка въ Забайкальскій Край, Москва, 1844, часть I, стр. 68). Г. Чихачевъ въ своемъ «Voyage dans Г Altai oriental, Paris, 1844», на стр. 46 и Р. Джуліяни на стр. 127, Т. VII"Энцикл Лексикона" также упоминаютъ о бичеваніи идоловъ въ отмщеніе за неудачный ловъ звѣрей.
- ↑ Въ томѣ VII «Энцик. Лексикона», изданномъ въ 1836 году, на стр. 433 сказано, что «шаманъ есть предсказатель будущаго и посредникъ между человѣкомъ и діаволомъ», — и далѣе, на стр. 435, что «шаманъ заклинаетъ злаго духа», — а на стр. 127 и 128, что «у тунгусовъ остались еще самые сметливые шаманы: они не отправляютъ священныхъ дѣйствій, не приносятъ мольбы предъ божествомъ и суть не что иное, какъ ворожеи, колдуны, знахари, которые имѣютъ нѣкоторыя понятія о способѣ врачеванія и стараются поддерживатъ свое достоинство нѣкоторыми обрядами». На стр. 68 первой части «Поѣздки въ Забайкальскій Край» находимъ слѣдующія извѣстія: «Русскіе, простой народъ, думаютъ, что шаманы колдуны и знаются съ чертями. Разумѣется, что вся чертовщина заключается въ ловкости и шарлатанствѣ. Напримѣръ, шаманъ ударитъ себя ножомъ — ножъ вонзится въ него по черень, а нѣтъ ни раны, ни крови. Отгадка заключается въ пустотѣ черня»…. а на стр. 23, что «буряты чтутъ шаманскій камень, какъ мѣстопребываніе огоновъ или небесныхъ духовъ.»
- ↑ Это наименованіе представляетъ нѣкоторое сходство съ тенгери — названіемъ, даваемымъ калмыцкими жрецами доброму, свѣтлому духу, сотворившему міръ и людей, наслаждавшихся блаженствомъ, которое они утратили, отвѣдавъ плода шиме (срав. «Свѣд. о волжск. калмыкахъ», С. П. Б. 1834 года, стр. 147, 148 и 157).
- ↑ Въ ст. 1180 и 1181 книги 1 тома IX Свода Зак. изд. 1842 г. находимъ слово тоэны, означающее тамъ родовыхъ начальниковъ сибирскихъ островитянъ. Какъ изъ этого, такъ и изъ того, какъ якуты употребляютъ это выраженіе, во всякомъ случаѣ видно, что съ нимъ соединена идея господства и управленія.
- ↑ Ангысыты и шаманы якутовъ совершенно походятъ на стариковъ и колдуновъ (іомзи), которые управляютъ вѣрованіями чувашей. Повѣрья же послѣдователей шаманства о томъ, что одинъ изъ онгоновъ имѣетъ жену и сына, и о жилищахъ онгоновъ представляютъ нѣчто схожее съ понятіями чувашей о матери-Керемети и о томъ, что рощи, лѣса, овраги, источники, озера или открытыя поля преимущественно служатъ мѣстомъ пребыванія Керемети (ср. «Записки миссіонера, протоіерея В. П. Вишневскаго о религіозныхъ повѣрьяхъ чувашъ»).
- ↑ Употребляемые при идолослуженіи калмыцкихъ гелюнговъ колокольчики называются также хонхо.
- ↑ «Азіатскій вѣстникъ» 1825 г. часть 4.
- ↑ Фоисты называютъ шикгэмуни фо-фо-е. На стр. 243 т. VII «Энц. Лекс.» сказано, что Будда у китайцевъ и маньджуровъ называется Фо, Фо-хи или Фо-си, у тибетцевъ санджи, а у народовъ монгольскаго племени Бурханъ.
- ↑ Калмыки даютъ названіе сюмэ своимъ каменнымъ и деревяннымъ капищамъ или кумирнямъ, въ отличіе отъ переносныхъ или походныхъ мѣстъ идолослуженія — кибитокъ, называемыхъ бурхани-эрге, и кочевыхъ монастырей, извѣстныхъ подъ именемъ хуруловъ.
- ↑ 1689 г. августа 27 дня, — см. въ П. С. З. Р. И. Т. III № 1346. Объ этомъ трактатѣ говорится на стр. 93 и 107—122 второй части сочиненія Г. Паршина «Поѣздка въ Забайкальскій край, Москва 1844 года».
- ↑ Хамбо значитъ главный жрецъ. Професоръ Поповъ пишетъ это слово такъ: Камбу-Лама (на стр. 26 «Замѣчаній о приволжскихъ калмыкахъ»), а о Пандидѣ (должно быть одно и то же, что Бандида) говоритъ, что это слово сначитъ мудрый и что въ пандиды жалуемы были далой-ламой прежніе главные ламы астраханскихъ" калмыковъ. Но несправедливо утверждаетъ отецъ Іоакинфъ (въ «Обозр. ойратовъ» стр. 295), что Совинъ-Бакша возведенъ былъ въ 1801 году русскимъ правительствомъ на степень будайскаго первосвященника — хамбы: въ грамотѣ, данной по этому случаю (П. С. З. Р. И. т. XXVI № 19,600) говорится только объ утвержденіи его въ званіи ламы. По свидѣтельству г. Паршина, монголы сравниваютъ хамбу съ епископомъ и воздаютъ ему уваженіе безпредѣльное, похожее на поклоненіе: не послушаться хамбу значитъ согрѣшить.
- ↑ Поясненій этому выраженію мы не могли найти ни въ какихъ изъ бывшихъ у насъ подъ рукою сочиненій о буддаизмѣ. Знаемъ только, что гнергатъ мусульмане переводятъ словомъ законъ. Ханъ Внутреней Киргизской Орды, покойный генерал-маіоръ Джангеръ Букѣевъ, назвалъ такъ составленный имъ изъ разныхъ восточныхъ муххаммеданскихъ сочиненій сборникъ законовъ, и самъ говорилъ намъ, что шеріатъ значитъ «духовно-гражданскій законъ».
- ↑ Ср. также «Энцикл. лекс.» т. VIII, стр. 433.
- ↑ Это подтверждаютъ нѣкоторыя печатныя и всѣ письменныя и изустныя свѣдѣнія, принятыя нами въ основаніе при изданіи этого труда.
- ↑ Ср. «Отеч. Зап.» T. XLVII, статья «Калмыки», глава IV, о томъ, какъ лама возноситъ молитву къ верховному Создателю.
- ↑ Графъ Сперанскій былъ въ то время генерал-губернаторомъ Восточной Сибири.
- ↑ Калмыки астраханскіе даютъ шикгэмуни или шакджи-муни названіе бурханъ-бакши, которое слово въ слово значитъ: боѣ учитель.
- ↑ Монголы ведутъ лѣтосчисленіе свое по кругу 12-ти лѣтняго зодіака, по слѣдующему порядку: мышь, телецъ, тигръ, заяцъ, драконъ, змія, лошадь, овенъ, обезьяна, курица, песъ и свинья, съ придачею къ каждому названію въ полномъ шестилѣтнемъ кругу еще наименованій ихъ пяти стихій: огня, воды, воздуха, земли и дерева, на прим.: драконъ огненный, водяный, древесный и т. д. Это уже объяснено нами въ IV гл. ст. „Калмыки“.
- ↑ „Свѣд. о Волж. Калмыкахъ.“ Спб. 1834. стр. 149 и 150.
- ↑ «Поѣздка въ Забайкальскій край», часть 2, стр. 33, 94 и др.
- ↑ П. С. З. Р. И. Т. III, № 1346.
- ↑ T. VII «Энцикл. Лекс.», стр. 7 и 431. Вѣрнѣе могло бы, кажется, быть предположеніе, что Братскій острогъ былъ заложенъ для удержанія бурятъ въ повиновеніи, и что отъ кочеванія ихъ близь этого. укрѣпленія русскіе стали называть бурятъ братскими. Къ этому заключенію приводитъ насъ то, что таково было начало Томска и многихъ другихъ городовъ сибирскихъ, да и уѣздныхъ городовъ Астраханской Губерніи: всѣ они въ началѣ были крѣпостцы или остроги, поводомъ къ заложенію которыхъ были набѣги и тревожное положеніе сосѣднихъ кочевыхъ племенъ.
- ↑ Выписка изъ окладной книги 7185 и 7186 годовъ, объ ясачномъ окладѣ соболями и проч.
- ↑ По замѣчанію отца Іакинѳа («Обозрѣніе Ойратовъ», ст. 2), у кочевыхъ народовъ поколѣніе есть владѣніе княжескаго дома на княжескій удѣлъ, а родъ есть часть удѣла.
- ↑ Войлочный шатеръ, шалашъ, кочевое жилище бурятской семьи То же, что у калмыковъ называется кибиткою.
- ↑ У китайцевъ бошко значитъ секретарь. («Поѣздка въ Забайкальскій край», часть 1, стр. 84).
- ↑ «Поѣздка въ Забайкальскій край», часть I, стр. 86, T. VII «Энц. Лекс.», стр. 432, ст. 20. «Учр. о сибир. инородц.», T. II. Св. Зак., изд. 1842 г. и T. IX, того же Свода, сг. 1113.
- ↑ Ср. «Поѣздка въ Забайкальскій край», часть I, стр. 51.
- ↑ Св. Зак., изд. 1842 г., T. II. Особ. Губ. Учр., кн. I, ст. 150 и кн. VII, ст. 26—28, 32, 86—99.
- ↑ Тамъ же, кн. I, ст. 146, 149 и кн. VII, ст. 36, 100—111.
- ↑ Тамъ же, кн. VII, ст. 32, 43, 53, 57, 112—128 и 174—176.
- ↑ Тамъ же, ст. 28 и 42.
- ↑ Тамъ же, кн. I, ст. 148 и кн. VII, ст. 17, 18, 20, 23, 25, 27, 29, 31, 38 и 42.
- ↑ Тамъ же, кн. I, ст. 150 и кн. VII, ст. 19—21 и 30.
- ↑ Тамъ же, кн. VII, ст. 24, 71—85, 131 и 164.
- ↑ T. X., того же Св., кн. VI, ст. 3345.
- ↑ T. II, кн. I., прим. къ ст. 148 и кн. VII, ст. 20.
- ↑ Тамъ же, кн. I, ст. 149, кн. VII, ст. 27, 86—99 и T. X, кн. VI, ст. 3350.
- ↑ Ibid. Тома II, кн. VII, 41.
- ↑ Тамъ же, ст. 37, 100—III и 140 и T. X., кн. VI, ст. 3349.
- ↑ T. IX, кн. I, ст. 1122 и T. X, кн. VI, ст. 3350.
- ↑ Св. Зак., изд. 1842. T. II, Особ. Учр. Губ., кн. VII, ст. 129. На основаніи примѣч. къ ст. 3345, кн. VI, T. X и ст. 179, T. XV того же Свода, уголовными дѣлами, изъятыми отъ словесной расправы, относительно сибирскихъ кочевыхъ и бродячихъ инородцевъ, вообще считаются: возмущеніе, намѣренное убійство, грабежъ и насиліе, дѣланіе ложной монеты, похищеніе казеннаго и общественнаго имущества и корчемство; всѣ же прочіе, не исключая и кражи, доколѣ инородцы сіи образованіемъ не смягчатся — признаются исковыми и разбираются по ихъ обычаямъ.
- ↑ T. IX, кн. I, ст. 1117 и T. XV, кн. I, ст. 179.
- ↑ T. IX, ст. 1118 и 1119.
- ↑ «Энц. Лекс.», T. VII, стр. 437.
- ↑ Ср. съ статьями «Калмыки», въ №№ 8, 9, 11 и 12 «Отеч. Зап.», 1846 г.
- ↑ «Сводъ Степныхъ Законовъ кочевыхъ инородцевъ Восточной Сибири, Спб., въ типогр. ІІ-го Отдѣленія Собственной Е. И. В. Канцеляріи, 1844.»
- ↑ Св. Зак., изд. 1842 г., T. IX, кн. II, прилож. къ съ. 1518, гл. 10, отд. 2, §§ 109—115.
- ↑ Кочующимъ сибирскимъ инородцамъ послѣ 7-й ревизіи была произведена особая перепись; но въ 8-ю ревизію они включены не были. (См. Св. Зак., T. IX, прил. къ ст. 1518, гл. 1, прим. 1 къ § 3 пункта 20 и T. II, кн. VII, ст. 4, 41, 80, 131 и 132).
- ↑ Св. Зак., изд. 1842 г., T. IV, кн. II, ст. 485.
- ↑ Тамъ же, T. II, кн. VII, ст. 133—135.
- ↑ Тамъ же, T. IX, кн. I, ст. 1107.
- ↑ Тамъ же, T. II, кн. I, ст. 393.
- ↑ Тамъ же, ст. 391—397.
- ↑ Св. Закон., издан. 1842 г., Т. II, кн. I, ст. 403, 406, 408, 412—417.
- ↑ Ср. статьи «Калмыки», въ «Отеч. Зап.» 1846 г., №№ 8, 9, 10 и 11.
- ↑ Тоже.
- ↑ Тоже дѣлаютъ астраханскіе калмыки.
- ↑ О кривизнѣ ногъ у калмыковъ ср. «Свѣд. о волжскихъ калмыкахъ», стр. 131.
- ↑ «Энц. Лек.», T. VII, стр. 14.
- ↑ «Поѣздка въ Забайкальскій Край», часть I, стр. 21.
- ↑ Кисти эти, называемыя астраханскими калмыками зал''а, составляютъ у нихъ религіозный символъ, весьма-уважаемый. (Срав. «Свѣд. о волж. калмыкахъ», стр. 140 и 142). Поясненіе этому находимъ у гр. Потоцкаго, (Voyage dans le sleps d’Astrakhan et du Caucase, Paris, 1829, p. 68), который утверждаетъ, что поклонники далайламы называются въ Монголіи улан-саллату (алыя кисти), а признающіе богдо-ламу — хара-малахай (желтыя шапки). Потому-то калмыки астраханскіе, коихъ жрецы поклоняются далай-ламѣ, но вмѣстѣ съ тѣмъ не отвергаютъ верховное главенство богдо-ламы, носятъ желтыя шапки съ алыми кистями.
- ↑ Послѣдній предразсудокъ имѣютъ также калмычки.
- ↑ Этимъ-то именно отличаются между астраханскими калмычками незамужнія отъ замужнихъ.
- ↑ Сочинитель «Поѣздки въ Забайкальскій Край», въ I части, на стр. 35, замѣчаетъ, что въ 1834 и 1835 г., цѣна круглой пшеницы, при промѣнѣ китайцамъ, была три съ четвертью и съ половиною кирпича чаю за пудъ, т. е., за вычетомъ по тарифу пошлины, около семи рублей на русскія деньги: эти цѣны были только по розничной мелочной торговлѣ, а въ оптовой онѣ могутъ быть еще выше, потому-что хлѣбъ тогда передается массою.
- ↑ Шкурка молодаго барана. По постоянному требованію ея, цѣна на мерлушку изумительная: черную лучшую мерлушку покупаютъ русскіе купцы у крестьянъ и инородцевъ, сырую отъ 4 до 5 р. 50 к. за штуку; пестрая идетъ двѣ за одну; сухую, т. е. осеннюю, покупаютъ по 3 р. 50 к. шкурку. Изъ этого видно, что къ китайцамъ она поступаетъ дороже 7 р. штука. (Тамъ же, стр. 54—55).
- ↑ Съ возвышеніемъ дѣйствій нашихъ бумажныхъ фабрикъ, требованіе китайскихъ бумажныхъ тканей почти уничтожилось. (Тамъ же, стр. 99).
- ↑ «Поѣздка въ Забайкальскій Край», стр. 103.
- ↑ Вообще большое сходство съ устройствомъ калмыцкихъ кибитокъ.
- ↑ „Поѣздка въ Забайкальскій Край“, часть I, стр. 62, 63.
- ↑ Св. Зак., изд. 1842 г., T. II, кн. I, ст. 425.
- ↑ «Энц. Лекс.», T. IV, стр. 107, ст. «Байкалъ».
- ↑ «Энц. Лекс.», T. IV, стр. 106, ст. «Байкалъ», и «Поѣздка въ Забайкальскій край», часть I, стр. 18.
- ↑ П. С. З. Р. И. T. VII № 5143. Договоръ, заключенный между Россіею и Китаемъ 20 августа 1727 года, при рѣчкѣ Бурѣ) о постановленіи между обѣихъ державъ вновь границъ. Размежеваніе границъ начато было при Петрѣ Великомъ и окончено при Екатеринѣ I. Графъ Савва Лукичъ Владиславичъ-Рагузинскій дѣйствовалъ здѣсь въ качествѣ русскаго чрезвычайнаго посланника и полномочнаго министра. Нь 1-й части сочиненія: Поѣздка въ Забайкальскій Край (Москва, 1844, стр. 81) сказано, что въ томъ же 1727 году, Савва Владиславичъ графъ Рагузинскій постройкою деревянной крѣпостцы, названной имъ Троицкою, положимъ начало строенію Троицкосавска, который онъ назвалъ во имя Св. Троицы и Св. Саввы, и что въ то же время основана торговая слобода Кяхта. Но на стр. 79 XI т. «Энцикл. Лекс.», въ статьѣ «Владиславичъ-Рагузинскій», находимъ мы, что на обратномъ пути изъ Китая, Владиславича" основалъ крѣпостцу противъ пограничнаго маяка, гдѣ прежде былъ русскій караулъ Барсуково-Зимовье, при рѣчкѣ Кяхтѣ, и назвалъ это укрѣпленіе Новотроицкою крѣпостью. На стр. 112 т. IV «Энц. Лекс.» Рагузинскій также названъ Владиславичемъ. Предки Саввы Владиславича были родомъ босняки. Лука Владиславичъ, живя въ Рагузѣ, принялъ названіе Рагузинскій; а сынъ его Савва поступилъ въ русскую службу при Петрѣ Великомъ, находился при немъ въ прусскомъ походѣ, въ 1711 то іу, и получилъ тогда отъ Рагузинской Республики дипломъ на графское достоинство. Въ трактатѣ 1727 года онъ названъ Владиславичемъ, иллирійскимъ графомъ и русскимъ дѣйствительнымъ статскимъ совѣтникомъ: имени же Рагузинскій въ трактатѣ вовсе нѣть. Изъ статьи «Владиславичъ-Рагузинскій» видно еще: 1) какъ онъ энергически дѣйстововалъ въ Пекинѣ въ пользу Россіи; — 2) что послѣдствіемъ трактата 1727 года были долго-продолжавшіяся потомъ сношенія русскаго сената съ китайскимъ трибуналомъ иностранныхъ дѣлъ, — и 3) что Владиславичъ возвратился въ Москву въ 1728 году, гдѣ Петръ II наградилъ его чиномъ тайнаго совѣтника и орденомъ св. Александра Невскаго.
- ↑ До 22 іюля 1822 года, т. е. до изданія «Учрежденія Сибири», тамошніе инородцы, т. е. всѣ племена обывателей нерусскаго происхожденія именовались ясачными иновѣрцами. Ср. Св. Зак, изд. 1842 года т. II, кн. I, ст. 140, того же тома, кн. VI примѣч. къ ст. 2 и т. IX, ст. 1098.
- ↑ Инструкція, данная пограничнымъ дозорщикамъ Фирсову и Михалеву, 1728 года іюня 17 дня, пунктъ 4.
- ↑ А. С. Лавинскій былъ въ-послѣдствіи времени дѣйствительнымъ тайнымъ совѣтникомъ, сенаторомъ, членомъ государственнаго и предсѣдателемъ опекунскаго совѣтовъ.
- ↑ Г. Шмидтъ утверждаетъ, что по приблизительному и самому умѣренному счету, въ тѣхъ странахъ, гдѣ буддаизмъ сдѣлался господствующею вѣрою, — въ восточной части Азіи, въ Японіи и проч. эта религія считаетъ 200,000,000 послѣдователей, которые хотя разнствуютъ между собою въ толкованіи нѣкоторыхъ догматовъ, въ обрядахъ и мѣстныхъ обычаяхъ и раздѣляются на особенныя секты, однакожь въ главномъ т. е. въ признаніи основателя своего ученія, совершено между собою согласны. Ср «Энцикл. Лекс.» томъ VII, стр. 245.
- ↑ Въ древнихъ калмыцкихъ постановленіяхъ или степномъ монголо-калмыцкомъ уложеніи 1640 года встрѣчаются слова убаш''и и убашинца. Они означаютъ также особый родъ духовныхъ степеней или званій. Слово убаш''и или, правильнѣе, убуш''и, произносимое калмыками кратко — убш''и, значитъ монахъ, отшельникъ, чернецъ. Теперь у нихъ это званіе замѣнено другимъ — даяичи. Слово убашинца произносится убсынца, значитъ черница, отшельница.
- ↑ По замѣчанію г. Языкова, тушету-ханъ значитъ пограничный воевода. Ср. т. XI «Энцик. Лекс.» Но Оффиціальнымъ свѣдѣніямъ, въ Ургѣ два правителя: одинъ князь крови императорской (ванъ), другой губернаторъ (амбани). Всѣ сношенія съ иркутскимъ губернскимъ начальствомъ дѣлаются отъ имени ургинскихъ правителей: вана и амбани.
- ↑ Хубилханъ собственно значитъ переселеніе душъ, метампсихоза, но употреблятся и въ переносномъ смыслѣ для означенія перерожденцевъ, т. е. лицъ, очищающихся постепеннымъ перерожденіемъ въ органическихъ формахъ вселенной.
- ↑ По замѣчаніи професора Попова, хутухту значитъ святой, праведный и названіе это давалось прежде далай-ламой главнымъ ламамъ астраханскихъ калмыковъ. Хутухты означены въ перечнѣ г. Шмидта буддойскихъ жрецовъ и занимаютъ тамъ мѣста патріарховъ. Гр. Потоцкій тоже пишетъ, что первое мѣсто за далай-ламой занимаютъ въ ламайской іерархіи семь хутухтъ, что изъ нихъ шесть пребываютъ въ Тибетѣ, а седьмой въ Ургѣ на р. Толѣ, у подошвы горы Ханъ-улы и называется шенъ-хутухту.
- ↑ Черный, т. е. свѣтскій слуга, что по замѣчанію иркутскаго губернскаго переводчика, г. Игумнова, весьма-похоже на бывшихъ у насъ монастырскихъ крестьянъ; а мы къ этому прибавимъ, что ургинскіе хара-шабіи то же, что шабинеры калмыцкаго духовенства.
- ↑ На стр. 48-й, сочиненія «Поѣздка въ Забайкальскій Край», сказано: «Уваженіе и пристрастіе къ ламамъ столь велико, что каждое семейство хочетъ имѣть своего доморощеннаго ламу и оттого ламъ страшная фаланга…», а на стр. 436, T. VII, «Энц. Лек.» находимъ слѣдующее: «Каждый бурятъ желалъ бы видѣть сына своего ламою, но если имѣетъ двоихъ, то одного непремѣнно посвящаетъ служенію Буддѣ, и оттого въ нѣкоторыхъ городахъ гораздо-болѣе духовныхъ, нежели прихожанъ. Не должно, однакожъ, приписывать этого фанатизму: дѣло въ томъ, что лама не платитъ податей и живетъ насчетъ ближняго, что весьма-удобно».
- ↑ «Уложеніе китайской палаты внѣшнихъ сношеній или трибунала иностранныхъ дѣлъ», переведенное съ маньджурскаго на россійскій языкъ Степаномъ Липовцовымъ. С. П. Б. 1828 года. Замѣтимъ, что если у калмыковъ астраханскихъ правило это и соблюдается въ-отношеніи постриженія въ убаши или даличи однихъ престарѣлыхъ и больныхъ, то, съ другой стороны, посвященіе каждаго третьяго сына калмыка въ званіе манджи, ученика вѣры, всегда было средствомъ тамошнихъ жрецовъ къ размноженію ихъ сословія, и потому совершенно соотвѣтствуетъ постриженію малолѣтнихъ бурятъ въ обаши.
- ↑ Слово это, вѣроятно, соотвѣствуетъ калмыцкому хурулъ, означающему духовный обрядъ богослуженія, а въ переносномъ смыслѣ приходъ, кочевой монастырь и т. п.
- ↑ Прилож. къ ст. 1518, кн. 2, т. IX, Св. Законовъ, изд. 1842 г., глава X, отдѣл. II, § 6, пун. 11: въ перепись не вносятся ламы въ Сибири.
- ↑ Изданнаго, какъ было уже замѣчено въ 1 главѣ этаго изложенія, въ 1841 году.
- ↑ «Поѣздка въ Забалкальскій Край», часть 1, стр. 44.
- ↑ Гыбгу''и, гебку''и, гебкои — у калмыковъ гебкю — есть блюститель благочинія въ капищѣ, который у забайкальскихъ бурятъ, кромѣ этого, еще собираетъ приношенія отъ молельщиковъ, для раздѣленія всѣмъ участвовавшимъ въ служеніи ламамъ и ховарокамъ, смотря по ихъ степени.
- ↑ То же, что у астраханскихъ калмыковъ цорджи.
- ↑ Въ 1 части «Поѣздка въ Забакальскій Край», на стр. 50 сказано, что «кумирни имѣютъ свою канцелярію и при каждой кумирнѣ находится родъ старосты, избираемый отъ обществъ, изъ почетныхъ людей; на его обязанности лежитъ храненіе, приходъ и расходъ кумиренныхъ вкладовъ и отчетность въ цѣлости кумирнаго стада; но дѣйствія старосты зависятъ отъ согласія кумирнаго присутствія».
- ↑ У астраханскихъ калмыковъ 8, 15 и 30 числа мѣсяца суть дни поста и молитвы и называются мацакъ (ср. глава IV, статья «Калмыки»).
- ↑ Въ то же время китайцы празднуютъ тотъ же праздникъ бѣлаго мѣсяца или новый годъ (ср. «Поѣздка въ Забайкальскій Край» ч. 1, стр. 60, 87, 96 и 100), что дѣлаютъ тогда же и астраханскіе калмыки (Ср. глава IV, статьи «Калмыки» — описаніе праздника цагансара).
- ↑ По замѣчанію отца Іакинеа (Обозр. Ойратовъ, С. П. Б. 1834 г., стр. 236), мѣсто или ящикъ кирпичнаго чая содержитъ въ себѣ 36 кирпичей или плитокъ чая, изъ коихъ каждая вѣситъ около 3 1/2 фунтовъ.
- ↑ По-крайней-мѣрѣ, за старшихъ ламъ, каковы гэлуны 9 духовныхъ степеней, соржеи, ширетуи и шонзабы, и проч. Въ этомъ откровенно признается ширетуи и соржеи адагатайской кумирни. Ховароки тоже неплательщики и неработники.
- ↑ Такъ, напримѣръ, ширейтуй сартульскаго дацана живетъ за 30 верстъ, ширейтуй цонгольскаго, загустайскаго и почетный лама кудинскаго, Гангадаевъ, за 40, шонзаба и засанъ гингожинскаго за 50, а засанъ главнаго кудинскаго, Хороковъ, за 80 верстъ и т. д.
- ↑ «Поѣздка въ Забайкальскій Край», часть 1, стр. 43.
- ↑ Укажемъ нѣсколькихъ изъ главныхъ, почетныхъ ламъ. Первый, управляющій кудинскимъ округомъ, ширетуй Дувановъ, цорай Цыбыковъ, гычатуевскаго дацана ширетуй и соржей Болдашіевъ, галтайскаго ширетуй Арновъ, чисанскаго Солдуевъ, галгажинскаго Шамитъ-Богоровъ, онинскаго Шураковъ и соржей Нилынгаевъ. У многихъ изъ нихъ есть дѣти. Двѣ наложницы у бандиды-хамбо и соржея Дылбыкова. Наложницы обыкновенно или разводки, или жены родственниковъ.
- ↑ Еще недавно подобная свадьба праздновалась у втораго хоринскаго тайши Бадмы, Павлова. На дочери его женился шонзаба агинскаго дацана, Сурхайна Баентуевъ.
- ↑ Примѣры недалеки. Извѣстно, какъ сильно дѣйствовалъ) при избраніи тайши у хоринскихъ бурятъ управляющій кудинскимъ округомъ Цуваковъ, и сколько настояній нужно было употребить прежде, чѣмъ заставили его дать, наконецъ, подписку о прекращеніи безчисленныхъ искательствъ его въ пользу партіи Джигджидова.
- ↑ У астраханскихъ Калмыковъ оркимджи или оркимчжи. (Ср. «Свѣд. о Волж. калмыкахъ», стр. 153, и «Замѣчанія о приволжскихъ калмыкахъ», стр. 28).
- ↑ «Поѣздка въ Забайкальскій Край», часть I, стр. 59.
- ↑ Урочище Ыбекъ лежитъ отъ Маймачина въ 100 верстахъ, между рѣками Селенгою и Орхономъ и есть мѣсто погребенія гыгеновъ, перерожденцевъ, помѣщающихся въ богатѣйшемъ дацанѣ, выстроенномъ по повеленію императора Кансія. Пріѣздъ хубилгановъ и нербъ отъ хутухты невсегда постояненъ, большею же частію они пріѣзжаютъ въ исходѣ весны, когда начинаютъ гнать въ Маймачинъ табуны, для промѣна, и зимою, въ праздникъ бѣлаго мѣсяца, во ремя вольной мѣновой кяхтинской расторжки.
- ↑ На стр. 60, части 2 «Поѣздки въ Забайкальскій Край» сказано, что забайкальскіе ламы вѣрятъ святости заграничнаго гыгена хутухту, или перерожденца, который, по вѣрѣ монголовъ, есть существо святое въ образѣ человѣка, никогда неумирающее. Гыгенъ-старецъ вдругъ перерождается въ мальчика и живетъ до слѣдующаго перерожденія, и т. д. Изъ двухъ гыгеновъ, ургинскаго и тибетскаго, которые оба святы и безсмертны, тибетскій выше святостью. Онъ посылаетъ благословеніе къ китайскому императору и получаетъ отъ него иногда письма. Гыгенъ для народа незримое существо, окруженное чащею ламъ; онъ ихъ невольникъ.
- ↑ Курень означаетъ у тибетцевъ юрту или кибитку духовнаго лица — тоже, что у калмыковъ кюре (Ср. «Опис. Тибета», стр. 212).
- ↑ У нашихъ ламайцевъ нѣтъ своихъ типографій, списывать же тибетскія книги не всѣ умѣютъ; притомъ писанныя считаются нетакъ священными, какъ печатныя, привозимыя изъ-заграницы. Изображенія бурхановъ особенно на холстѣ, хотя при нѣкоторыхъ старинныхъ дацанахъ и пишутъ, но мѣдныхъ отливать не умѣютъ; къ- тому же въ бурханахъ главное не истуканъ, а молитва и благословеніе далай-ламы, да пепелъ угодниковъ ламайскихъ, что все находится въ срединѣ бурхановъ, вмѣстѣ съ благовонными травами; такіе бурханы получаются только изъ Тибета, гдѣ они продаются на вѣсъ золота. Замѣтимъ, что это свѣдѣнія новѣйшія, между-тѣмъ, какъ, тому лѣтъ десять, бурятскіе ламы нетолько списывали у себя въ кумиренныхъ юртахъ монгольскія и тибетскія книги, но иногда и перепечатывались онѣ тамъ ксилографически, посредствомъ стереотипныхъ досокъ. Кромѣ-того, какъ замѣтилъ тогда г. Джуліани, многіе изъ бурятскихъ ламъ «превосходные каллиграфы и весьма-примѣчательные рисовальщики въ китайскомъ вкусѣ: экземпляръ Ганджура, священной книги буддистовъ, который два молодые бурята списали для барона Шиллинга Фон-Канштадта, украшенный множествомъ рисунковъ и пышными заглавными листами, въ-состояніи удивить всякаго искусствомъ, какого обыкновенно не предполагаютъ въ питомцѣ степей, заключенномъ въ дымной юртѣ, откуда, казалось бы, должно быть изгнано всякое умственное занятіе»… («Энцикл. Лекс.», T. VII, Спб., 1836 г., стр. 436.).
- ↑ Подобнаго посланника недавно видѣли на Агинской степи. Это лама Тубдынъ Шильбылевъ, бойкій молодой человѣкъ, владѣющій хорошо языкомъ и красивой наружности. Послѣднее качество тоже не лишнее въ бурятскомъ миссіонерѣ ламѣ.
- ↑ Ср. главу IV статьи «Калмыки».