(*) Изъ вышедшей на французскомъ языкѣ, и вѣроятно выдуманной, переписки съ разными высокими лицами Наполеона Бонапарте. Перевод.
1. Годъ моего раскаянія. Весною.
Святѣйшій Отецъ!Вы уже нынѣ свободны, ибо я не только побѣжденъ, но и въ заточеніи — вы спокойно нынѣ возсѣдаете на Петровомъ престолѣ; ибо я, низверженый навсегда съ престола Бурбоновъ, не силенъ уже мѣшать ни вашимъ политическимъ, ни вашимъ духовнымъ упражненіямъ. Римъ увидитъ вновь своего Владыку и Пастыря — узритъ его съ толикимъ же восхищеніемъ, съ коликимъ видитъ меня вся Европа, обремененнаго постыдными веригами, скованными для меня въ справедливой мести рукою оскорбленнаго человѣчества.
Есть Богъ — и строгое правосудіе Его не дремлетъ надъ злодѣями, оскорбившими величество Его, вѣры и человѣчества. — Есть Богъ, и паденіе мое есть разительнѣйшимъ тому доказательствомъ. — Ахъ! для чего я, ослѣпленный властолюбіемъ, опровергнувъ Престолы Царей, дерзалъ еще опрокинуть и Престолъ вѣры, коего и врата адовы не одолѣютъ?…. Для чего, не имѣвъ прежде ничего, обладавъ послѣ всѣмъ, осмѣлился я прикоснуться и къ тѣмъ даже священнымъ дароприношеніямъ, кои на жертвенникъ вѣры принесли вѣками Богу мира и любви благочестіе и покорность, посвятили Ему добродѣтель, признательность и сыновнее къ Нему благоговѣніе?
Сдѣлавшись Владыкою почти всей Европы, перемѣнивъ правленія, я показывалъ намѣреніе поправить зло, вкравшееся въ стадо вѣрныхъ, политикою же вашихъ предшественниковъ усугубленное до того, что могущественнѣйшіе Цари почитались ихъ данниками, и наслѣдники Смиреннаго Петра попирали съ гордостію, несвойственною ихъ сану, преемниковъ Августова Престола, ужасное судилище инквизиціи, отъ коей мечемъ вѣры гибли миліоны, не отъ вашей ли верховной произошло власти? Во зло сіе просвѣщеніемъ народовъ и бодростію Царей еще прежде меня гораздо уменьшилось. — Сей предлогъ, покрытый мнимымъ моимъ благочестіемъ, происходилъ отъ моей ненасытной ко всему алчности.
Не священной вашей власти я хотѣлъ нанести ударъ, ибо религія не можетъ быть безъ главы, да и какая была бы для меня польза уничтожить власть, которая служить всегда могла подпорою моимъ политическимъ замысламъ: я жаждалъ только похитить владѣемое вами, дабы симъ разширить власть мою до самой Капитоліи, на коей угодно было Богу рукою Константина воздвигнуть свой Престолъ. Близь сего я хотѣлъ помѣстить и мой, и высокомѣрное властолюбіе мое наказано нынѣ тѣмъ, что я устроилъ себѣ сѣдалище подлаго невольника на семъ островѣ откуда и видѣть даже не могу ни странъ мною покоренныхъ, ни ратныхъ полей, на коихъ нѣкогда гремѣла моя слава?
Въ гордомъ самонадѣяніи моемъ я издѣвался надъ вашими проклятіями; но нынѣ твердо признаю, что гласъ Первосвященника силенъ поколебать небо, дабы оттуда низпослало громы на исполина, святотатскою рукою прикоснувшагося къ кивоту завѣта. Омраченный блескомъ минувшаго моего величія, я не хотѣлъ видѣть свѣта вѣры; но нынѣ искренно исповѣдую, что ею справедливо я наказанъ за похищеніе изъ храмовъ, посвященныхъ Богу, принесенныхъ Ему въ даръ избытковъ усердія — за обогащеніе Парижскаго Музеума драгоцѣнными: священными рѣдкостями — за поруганіе святынь — за обнаженіе ихъ благовѣйныя лѣпоты — и за покореніе власти, вѣками почитаемый въ Римско-Католической церкви первѣйшею и священнѣйшею.
Правда, облаченный въ Консульскую тогу, я возстановилъ во Франціи законъ вѣры, пригласилъ въ отечество изгнанныхъ оттуда ея служителей, отверзъ врата Священныхъ храмовъ, оскверненныхъ неистовствомъ республиканскаго идолослуженія, сдѣлалъ его вновь господствующимъ во всѣхъ предѣлахъ Франціи. Но въ семъ моемъ поступкѣ заключалось не усердное благоговѣніе мое къ Богу, но желаніе обуздать Его своевольный народъ, и подарить навсегда, вѣрою какъ безцѣннымъ сокровищемъ въ коемъ смертные находятъ единое свое утѣшеніе и надежду, но скрывался политическій видъ моего честолюбія.
Съ первой минуты, какъ я возсѣлъ на Диктаторское кресло, всю душу мою заняла мысль о Царскомъ престолѣ. Его возстановить мнѣ не трудно было ибо я совершенно зналъ характеръ Французскаго народа, любящаго всегда блестящую новость для меня же гораздо пѣстуна щастія. Консульская шапка казалась низкимъ украшеніемъ, которое долженъ былъ раздѣлять съ Камбассересомъ и Лебрюномъ, я хотѣлъ самъ одинъ владычествовать — я же ждалъ короны, ибо чувствовалъ себя въ силахъ носить ее… Жаждалъ ее, какъ неопытный ребенокъ, лишившись ее нынѣ, какъ безумный, для спасенія коего отнимаютъ у него острой кинжалъ.
Новой въ своемъ родѣ Царь, долженъ былъ вѣнчаннымъ быть сановитымъ лѣтами — Главою церкви. Того требовала тайная моя политика, обманомъ благочестія нанесшая Франціи послѣдній ударъ. И вотъ для чего, возстановляя религію, содѣлалъ я ее орудіемъ моей Корсиканской гордости. Я старался въ Венеціи о возвышеніи васъ на Папскій престолъ; возвышенному на оный я льстилъ вамъ измѣннически, ибо зналъ, что вы почтете сіе во мнѣ усердіемъ къ вѣрѣ, и не откажетесь вѣнчать меня на царство, новости коего вы тогда удивились, бывъ равно изумлены быстрыми успѣхами моего щастія. Но коль скоро желаніе мое исполнилось, я простеръ алчный взоръ мой на тройственную вашу тіару, и не убоявшись громовъ Ватикана, безсильныхъ предъ громами моихъ пушекъ, похитилъ я у васъ достояніе Петра, и наложилъ оковы на священнаго Іерарха, коего маститую старость уважилъ бы даже самъ Магометъ.
И такъ проклятія ваши, Святѣйшій Отецъ, болѣе подѣйствовали надо мною, ежели громъ Григорія VII, Александра VI и Сикста V, лишившихся навсегда своея власти надъ Венеціею, Англіею, Даніею и Германіею. Я еще здѣсь наказанъ за святотатскія мои продерзости, гораздо строже наказываемыя тамъ — Божественнымъ защитникомъ своего закона. Когда менѣе всего ожидалъ, я палъ подъ мощною рукою АЛЕКСАНДРА, поразившаго меня мечемъ вѣры, торжествующія въ Россіи подъ кроткимъ Его правленіемъ.
Но признаюсь, я мало еще наказанъ правосудіемъ великодушнаго моего Побѣдителя…. — Онъ мнѣ простилъ нанесенныя Ему и великому Его народу обиды, Онъ мнѣ даровалъ жизнь временную. Такъ поступилъ со мною Царь мира; чтожъ вамъ остается со мною сдѣлать, служителю Бога кротости?
Вы, Святѣйшій Отецъ! какъ верховный Намѣстникъ живаго Бога, даруйтѣ мнѣ жизнь вѣчную, снявъ съ меня Священныя оковы, страшныя для меня въ вѣчности, ежели съ ними тамъ предстану, какъ святотатъ, отчужденный отъ стада вѣрныхъ, какъ подлый плѣнникъ, и духовными и мірскими скованъ веригами. Изъ Царя и творца Царей я превращенъ въ ничто; да будутъ симъ удовлетворены нанесенныя мною обиды верховной вашей власти. Личныя же запрещаетъ вамъ отмщевать религія, коея вы главою. Не уклоните вашего Архипастырскаго благословенія кающемуся!
Отвѣтъ папы Пія VII.
Бoжіeю Милостью,
Папа Пій VII,
слуга слугъ Божіихъ.
Наполеону Бонапарте, бывшему императору Французовъ ц Королю Италіи
Наше Апостольское разрѣщеніе.[1] Церковь Христова изкони гонима была подобными тебѣ, Іуліанами, и торжествуя всегда надъ всѣми усиліями ада и гнусныхъ его изчадій, видѣла ихъ попранныхъ, въ ту же персть ничтожества, изъ всего они возвысились рукою слѣпаго щастія. Скажи, кого ты времянною твоею властію, навсегда утѣснить хотѣлъ? Меня ли, какъ безсильнаго, владѣтеля Рима? Какуюжъ изъ сего, получилъ ты славу? — Было ли у меня достаточное число войскъ къ отраженію силы нападшихъ на меня тьмы разбойниковъ, коими ты за честь себѣ поставлялъ предводительствовать? — Меня ли, какъ владѣвшаго достояніемъ Петровымъ, и почитающагося наравнѣ, съ прочими Европейскими Государями Владѣтелемъ и Монархомъ? Но ты, только симъ прибавилъ довольное также число къ милліонамъ, злословящимъ мучительскую власть твою. Жители Рима и Церковной области повиновались тебѣ какъ деспоту. Могъ ли ты ожидать отъ нихъ любви, когда они лишились Отца? — Меня ли, какъ Главу церкви и Намѣстника здѣсь божественнаго основателя вѣры? О! сколь слабы въ семъ были всѣ твои усилія! Ты возобновить хотѣлъ варварскій вѣкъ гоненія; но тебѣ извѣстно, какой имѣли конецъ всѣ гонители, вооружавшіеся противъ Христовой церкви наказаніе твое за сію дерзость есть только политическое — паденіе твое и безславіе не вознаградитъ никогда человѣчество за тьму золъ, ему тобою причиненныхъ.
Ты могъ, сражаться съ Царями, и ихъ, побѣждать; могъ отвергать ихъ Престолы, и созидать новые; могъ хитростью, обманомъ, и измѣною похищать чужое — сіи дѣла сопровождаемы бываютъ слѣпымъ щастіемъ: но какія и чьи могъ ты употребить силы, чтобы разрушить здѣсь престолъ Того, Кого ты въ щастіи твоемъ отрицался признавать твоимъ Творцемъ, и Владыкою? Престолъ сей никогда не былъ моимъ; онъ есть и вѣчно пребудетъ Престоломъ Вѣры, Злоупотребленія, вкравшіяся въ Римскую церковь, происходили отъ слабости и страстей моихъ преемниковъ. Они были люди. Ихъ установленія, плодъ ихъ корыстолюбія, изтребило время; но сущность Вѣры никогда не перемѣнится — къ ней принадлежитъ верховная власть моя, отъ коей зависитъ все, что только дышетъ и живетъ духомъ Вѣры.
Ничтожное насѣкомое! какъ дерзнулъ ты возстать противъ Непобѣдимаго, противъ Господа силъ и славы, противъ грознаго Громодержца, допустившаго слѣпому щастію возвысить тебя, дать тебѣ на время силу утѣснять правду, невинность и добродѣтель? Но когда Самъ коснулся гордой главы твоей, въ одно мгновеніе превратилъ въ ничто нечестиваго Корсиканца, возмечтавшаго возвысить престолъ свои на развалинахъ Престола церкви, возмечтавшаго быть на немъ правителемъ вселенныя…. Ты исповѣдуешь нынѣ истину, которую ты дерзнулъ нѣкогда попирать. Но она не требуетъ ни твоего прославленія, ни твоего признанія въ томъ, что ей единой должны покорствовать земные Владыки, что только силою ея могутъ царствовать благоденственно, что отъ ней только получаютъ они свою славу и величіе.
Мучительское твое, хотя краткое, царствованіе есть неоспоримымъ доказательствомъ Истины, царствующій въ мірѣ. Безъ ней видѣлъ бы онъ въ тебѣ самовластелина, мучителя, безбожника, кровожаднаго воина, неистоваго завоевателя, и во всемъ вреднаго обществу человѣка. Лишь только блеснулъ ея свѣтъ, ты уже и пораженъ; она открыла кто ты; она дала силу ей покланяющимся освободить міръ отъ лютаго супостата Вѣры, добродѣтели и человѣчества.
Когда ты, напыщенный щастіемъ, пріуготовлялъ послѣдній ужасный ударъ Европѣ, мечтая насытить себя кровію погибшихъ на Сѣверѣ твоихъ полчищъ, тогда мѣра неистовствъ твоихъ исполнилась…. постыдный побѣгъ твой изъ Сѣвера необразумилъ тебя: такъ надлежало Промыслу дать тебѣ познать, что ты самоподлѣйшее твореніе при всѣхъ твоихъ наглыхъ успѣхахъ, не управляемыхъ благоразуміемъ. Подружился ли ты съ Нимъ нынѣ? Видишь ли и признаешь ли униженіе и ничтожность твою? Видишь ли всѣхъ надъ тобою торжествующихъ, коихъ ты въ безуміи вдвоемъ попиралъ ногами? Чьяжъ рука преклонила долу гордую твою выю? чей мечь пресѣкъ нить твоихъ адскихъ противъ человѣчества замысловъ?…
Сильная десница поруганыя и крайне оскорбленныя тобою Вѣры, не Божія десница, благославляющая кроткихъ, справедливыхъ, преданныхъ своимъ народамъ, богобоязливыхъ и человѣколюбивыхъ Царей. — Строго же здѣсь еще наказующая высокомѣрныхъ, неистовыхъ, безнравственныхъ и поступающихъ, тирански съ своими рабами самовластелиновъ. Ты поставлялъ себѣ за честь быть внесеннымъ въ словарь безбожниковъ, въ списокъ тирановъ, въ число неистовствовавшихъ деспотовъ; въ какой словарь помѣстятъ нынѣ тебѣ современники и потомство, уничиженнаго, посрамленнаго и вѣчно презрѣннаго?…
Паденіе твое постыдно, безславію твоему не было подобнаго примѣра: — такъ наказываетъ Всесильный ничтожныхъ червячковъ, хотящихъ блестѣть въ смрадномъ своемъ гноищѣ; но — о! когда бы въ нынѣшнемъ состояніи разкаяніе твое было сердечно! — увѣряютъ, что ты въ нещастіи твоемъ начинаешь вѣрить Провидѣнію. Какое это неизреченное щастіе для тебя, что послѣ толикихъ содѣянныхъ тобой неистовствъ, послѣ толикихъ миліоновъ жертвъ, закланныхъ тобою, послѣ добровольнаго отреченія твоего отъ вѣры и добродѣтели оскорбленный тобою Богъ воззрѣлъ на тебя окомъ своего милосердія! Стоишь ли ты сей Его благости, которую насилу получаютъ праведныя Богоугодною своею жизнію? Чѣмъ ты ее заслужилъ? — Что представить въ замѣнъ Его къ тебѣ благости? Я сіе вѣщаю тебѣ, какъ Пастырь и Отецъ вѣрныхъ, утѣшаясь твоимъ паденіемъ и твоимъ разкаяніемъ.
Знаю, что жестоко было бы для всякаго, послѣдующаго кроткому ученію Спасителя нашего, а тѣмъ паче для Служителя и Первосвященника Его Сватыя церкви, прибавлять упреками нещастіе къ нещастію, обременять душу вящими горестьми тогда, какъ и тѣло отъ нихъ страждетъ. Правила благоразумія, законы христіянскія любви, заповѣди кроткія Вѣры не позволяютъ того; и по тому видя разкаяніе твое, предая забвенію личныя наши обиды, и повинуясь велѣніямъ кротчайшаго нашего Законодателя, принимающаго съ отеческимъ благоутробіемъ въ свои объятія кающихся блудныхъ сыновъ, разрѣшаемъ тебѣ и здѣсь и въ будущей жизни отъ наложенныхъ на тебя душевныхъ оковъ рукою нашего во имя оскорбленныя тобою Вѣры. Да утѣшитъ она тебя въ твоемъ заточеніи! да изгладитъ, естьли можно всѣ твои преступленія! да водворитъ въ тебя миръ! — Данъ въ Ватиканѣ въ лѣто отъ Р. Х. 1814. Папствованія же нашего въ 13.
Скрѣпилъ Кардиналъ Маффеи.
- ↑ Конечно отвѣтъ сей писанъ на Латинскомъ языкѣ; какъ обыкновенно Римскіе Папы пишутъ свои буллы; но во Французскомъ подлинникѣ, онъ напечатанъ по Французски. Перевод.