СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ ПОКОЙНОЙ МАРІИ НИКОЛАЕВНЫ ВЕРНАДСКОЙ,
урожд. Шигаевой.
править
ОТРЫВОКЪ ИЗЪ ЖИЗНИ РОБИНЗОНА.
правитьГоворятъ, что когда Робппзонъ, послѣ всѣхъ своихъ странныхъ и трудныхъ похожденій, наконецъ возвратился на свою родину, то сдѣлался такимъ любопытнымъ предметомъ для всѣхъ своихъ соотечественниковъ, что каждый считалъ обязанностью взглянуть на него, какъ на небывалое чудо, и молва объ одичаломъ человѣкѣ, который жилъ нѣсколько лѣтъ совершенно одинъ на необитаемомъ островѣ, дошла и до самаго короля. Король былъ такъ тронутъ разсказомъ несчастій Робинзона, что въ утѣшеніе за претерпѣнныя имъ бѣдствія, подарилъ ему тотъ островъ, на которомъ онъ прожилъ такъ долго и перенесъ столько лишеній. Робинзонъ такъ обрадовался этому великолѣпному подарку, что даже забылъ всѣ свои горести, и сталъ собираться въ обратный путь на свой собственный островъ, но на этотъ разъ уже не одинъ. Къ нему присоединилось довольно многочисленное общество людей, изъ которыхъ каждый надѣялся найти себѣ въ его маленькомъ царствѣ выгодное занятіе.
Путешествіе совершилось совершенно благополучно; вышедши на берегъ, новые обитатели острова, конечно, прежде всего позаботились объ устройствѣ себѣ жилья. Такъ какъ въ числѣ переселенцевъ были плотники, а на островѣ были огромные пальмовые лѣса, то въ скоромъ времени всѣ обзавелись домами, и даже, хотя не роскошною, но крѣпкою и довольно удобною мебелью.
Островъ изобиловалъ всякаго рода дичью и разными животными, годными для ѣды, такъ, что на счетъ пищи всѣ были спокойны.
Когда Робинзонъ убѣдился, что его спутники обезпечены въ самыхъ необходимыхъ потребностяхъ въ жизни, онъ сталъ думать о томъ, какъ бы ему лучше и выгоднѣе устроить свое владѣніе. Долго онъ разсуждалъ объ этомъ важномъ предметѣ, и наконецъ въ одно прекрасное утро созвалъ своихъ товарищей.
— Любезные друзья — сказалъ онъ имъ — всѣ мы покинули наше отечество съ намѣреніемъ въ него болѣе не возвращаться. Этотъ Островъ, на которомъ мы поселились, замѣнилъ намъ нашу прежнюю отчизну, и для нашихъ дѣтей уже будетъ настоящей родиной. Долгъ каждаго гражданина прежде всего заботиться о благѣ, богатствѣ всѣхъ и независимости своего отечества. Я увѣренъ, что всѣ вы понимаете святое чувство любви къ отчизнѣ, и будете помогать мнѣ совѣтомъ и дѣломъ. Первое мое желаніе — быть совершенно независимымъ отъ иностранцевъ, и потому должно такъ устроить наши дѣла, чтобъ не мы нуждались въ нихъ, а они въ насъ, и тогда мы будемъ дѣйствительно сильны! —
Всѣ согласились съ Робинзономъ, что такое положеніе было бы очень пріятно, по какъ его достигнуть? Напримѣръ, нельзя же не имѣть никакихъ торговыхъ сношеній съ иностранцами?
— Да отъ чего же нельзя? Твердая воля и истинная любовь къ отечеству могутъ преодолѣть всѣ препятствія; должно сначала изучить свою землю, узнать всѣ ея сокровища, должно проникнуться духомъ предпріимчивости и трудолюбія, и тогда вы увидите, что легко можно обойтись и безъ униженія передъ иностранцами. —
Спутники Робинзона, отчасти увлеченные его словами, а отчасти заранѣе замѣтивъ, что онъ по расположенъ принимать никакихъ возраженій, разошлись по домамъ. Черезъ нѣсколько дней они впрочемъ опять собрались къ нему, и объявили, что у нихъ мало бѣлья, а гдѣ же взять льна для пряжи?
— Я это предвидѣлъ — отвѣчалъ Робинзонъ — и для перваго засѣва вывезъ достаточно льнянаго сѣмени.
— Но гдѣ его посѣять?
— Что за вопросъ? развѣ на моемъ островѣ не достаточно земли?
— Земли много, но она вся занята.
— Чѣмъ занята? Развѣ вы всю ее засѣяли хлѣбомъ?
— Нѣтъ, но на незасѣянной растетъ сахарный тростникъ.
— Ну, такъ скосить его, то есть оставить достаточно для того, чтобъ для насъ было довольно, а остальную землю засѣять тѣмъ, что намъ необходимо?
— Но вѣдь сахарный тростникъ стоитъ гораздо дороже, чѣмъ ленъ, и если продать его, то за него можно получить не только достаточно льна для насъ, но и еще множество другихъ вещей.
— Такіе расчеты доказываютъ только недостатокъ любви къ отечеству и къ труду. Вамъ легче пожертвовать независимостію вашей земли, чѣмъ немного потрудиться! —
Пристыженные колонисты пошли косить сахарный тростникъ, и на его мѣстѣ сѣять ленъ.
— Хороша независимость, нѣчего сказать — думали нѣкоторые изъ нихъ — даромъ тратить силы и время, вотъ это не весело, да что же дѣлать? Робинзонъ правъ: не унижать же себя из-за всякой бездѣлицы передъ другими! —
Эта мысль придала силы всѣмъ, и работа пошла успѣшно.
— А что, братецъ — сказалъ сапожникъ своему сосѣду столяру — къ воскресенью будетъ готовъ столъ, который я тебѣ заказалъ?
— Нѣтъ, не будетъ — отвѣчалъ столяръ.
— Отчего?
— Да когда же мнѣ работать? вотъ сегодня прокосилъ цѣлый день, а завтра нужно будетъ готовить землю для посѣва: вѣдь безъ приготовленія, если прямо послѣ тростинка посѣять здѣсь ленъ, такъ пожалуй и не уродится?
— Правда; а жаль, что столъ-то не будетъ готовъ.
— А мнѣ долго, но твоей милости, себѣ ноги мозолить безъ сапоговъ?
— Эхъ, братецъ! меня упрекаешь за сапоги, а я же не браню тебя, что;столъ не будетъ готовъ; вѣдь, кажется, причина, что для тебя, что для меня, все одна и та же: я кошу вмѣстѣ съ тобой, и вмѣстѣ съ тобой и пахать, и сѣять буду, а, самъ знаешь, изъ тростниковаго поля не скоро сдѣлаешь льняное.
— Такъ значитъ, намъ надолго надо проститься и со столами, и съ сапогами; ну, да нѣчего дѣлать, по крайней мѣрѣ ленъ твой будетъ, никому из-за него кланяться не станемъ!
— Свой будетъ! да, хорошо, если будетъ.
— А отчего же ему не быть?
— Да, вѣдь, не всякая земля подъ ленъ годится: что хорошо для тростинка, такъ можетъ быть и вовсе не годится для льна.
— Оно, конечно, такъ, ну можетъ быть удастся; а если бы и не удалось, мы попробуемъ посѣять на другомъ мѣстѣ.
— А эта земля цѣлый годъ не принесетъ дохода! да изъ чего же мы здѣсь по пустякамъ изъ силъ выбиваемся, когда у каждаго изъ насъ дома лежитъ спѣшная работа?
— Ну, вотъ ты всегда недоволенъ: по твоему только о томъ и думать надо, что для насъ повыгоднѣе, да полегче, а о благѣ отчечества ужь и думать не стоитъ; а мнѣ такъ кажется, что это главная обязанность порядочнаго человѣка!
— Никто противъ этого не споритъ, и я готовъ работать для блага отечества; но когда я не вижу никакого блага, такъ изъ чего же хлопотать?
— Ужь будто ты не понимаешь, что мы работаемъ для того, чтобъ все свое имѣть, и никому ни изъ чего не кланяться, и не сидѣть, по неволѣ, сложа руки, потому что работы не достаетъ.
— Я не вижу, по какой причинѣ мы должны кланяться кому-нибудь, когда у насъ нѣтъ своего льна, и почему, если мы не будемъ сѣять ленъ, то будемъ сидѣть безъ работы.
— Потому, что если у насъ нѣтъ льна, то надо будетъ другихъ просить продавать намъ, и платить за него большія деньги.
— Разумѣется, по за то они стали бы просить насъ продавать имъ тростникъ, и тоже стали бы платить намъ за него большія деньги, потому что тростникъ имъ нуженъ и не родится у нихъ вовсе, а у насъ видишь, какъ славно растетъ и почти безъ всякаго ухода; ленъ у нихъ хорошъ, а у насъ еще. Богъ знаетъ, какой уродится, а, пожалуй, что и вовсе не уродится, такъ чтожь намъ за выгода хлопотать из-за него? А за работой дѣло не станетъ: еслибъ мы не косили сегодня, то я бы докончилъ столъ, а ты бы дошилъ сапоги, да и въ половой работѣ, ужъ если тростникъ безъ ухода такъ растетъ, такъ при уходѣ и вдвое лучше будетъ; да кромѣ моего ремесла и тростника развѣ мало здѣсь, чѣмъ заняться?
— Занятіе-то можно найти, да все же все свое имѣть выгоднѣе — протяжно отвѣчалъ сапожникъ.
Столяръ съ досадой махнулъ на него рукой, и такъ какъ было уже поздно, то всѣ рабочіе разошлись по домамъ.
Черезъ нѣсколько времени оказалось, что привезеннаго съ собой пороха осталось очень мало; по Робинзонъ устранилъ и это затрудненіе.
— Вамъ вѣрно всѣмъ извѣстно, какъ дикіе ловко стрѣляютъ изъ лука, и какъ ихъ стрѣлы метко попадаютъ въ цѣль. Неужели у насъ, выходцевъ изъ Европы, не достанетъ столько же ловкости, какъ у дикарей? —
Колонисты послѣдовали его совѣту; но, должно сказать правду, что охота была уже совсѣмъ не такъ удачна, какъ прежде, да и приготовленіе стрѣлъ отнимало у нихъ довольно много времени.
Платья стали изнашиваться, надо было подумать и о сукнѣ. Робинзонъ рѣшилъ и этотъ вопросъ.
На островѣ было много животныхъ, изъ шерсти которыхъ можно было дѣлать сукно; по это было совсѣмъ не легко. Во первыхъ, животные эти были совсѣмъ не ручные, поймать ихъ было очень трудно, а изъ шерсти ткать можно было по сукно, а что-то только въ родѣ сукна.
А тутъ еще бѣда: ленъ совсѣмъ не удался. Земля для него была слишкомъ сильна и жирна; ленъ поднялся такъ высоко, что прилегъ на землю, несозрѣвъ.
Тутъ ужъ колонисты рѣшительно вышли изъ терпѣнья, и какъ ни грустно было Робинзону, а онъ долженъ былъ позволить вывозить из-за границы нѣкоторыя вещи; но, чтобъ не убить отечественной промышленности, наложилъ большія пошлины на всѣ привозимые предметы. Колонисты на радости, что онъ позволилъ главное, согласились на все съ удовольствіемъ. Однако вскорѣ они замѣтили, что за все платятъ ужасно дорого, и частенько стали между собой говорить, что не мѣшало бы Робинзону любить свое отечество нѣсколько поменьше.
— Вотъ скосили мы сахарный тростникъ, засѣяли землю льномъ, ленъ пропалъ; засѣваемъ овсомъ, овесъ-то пожалуй и растетъ, да проку мало: соломой великъ, а зерномъ плохъ, а стоитъ-то вчетверо дешевле сахарнаго тростника; такъ изъ чего мы трудимся? У насъ на островѣ, правда, есть славная глина, да мы изъ нея лѣпимъ прескверную посуду: умѣнья у насъ нѣтъ; покупай въ три дорога привозную, или довольствуйся своей; а за нашу глину сколько бы панъ дали отличной посуды! По неволѣ будешь носить грубое сукно: привозное дорого, а своего тонкаго дѣлать не умѣемъ; а, еслибы Робинзонъ позволилъ, за шкуры нашихъ звѣрей много бы намъ дали сукна. —
Много было подобныхъ толковъ, и число недовольныхъ быстро увеличивалось. Всѣ очень хорошо понимали, что земля плодородна, въ лѣсу много всякихъ звѣрей и въ водахъ рыбъ, а между тѣмъ жители не только не становятся богаче, но даже бѣднѣе прежняго. Даже и самъ столяръ, который прежде такъ ревностно защищалъ Робинзона, сталъ жаловаться на него и на свою горькую участь.
— Вотъ прежде — говорилъ онъ — былъ я славный сапожникъ, и заработывалъ себѣ хорошія деньги своимъ ремесломъ, а теперь и сапоговъ шить нѣкому, почти что всѣ ходятъ босикомъ, да и что станешь дѣлать; на привозные сапоги и выдѣланныя кожи такую пошлину наложили, что къ нимъ приступу нѣтъ.
— Тѣмъ лучше для тебя — говорили ему сосѣди — тебѣ больше заказовъ.
— Какое больше! Прежде, какъ еще пороху у насъ было довольно, такъ каждый охотникъ бывало нѣсколько шкуръ въ день добудетъ, а теперь съ лукомъ иногда и цѣлый день прогуляешь даромъ, и много ужъ если достанешь одну или двѣ шкурки, такъ ему и не на что купить сапоговъ, да при томъ же и я не могу работать по прежней цѣнѣ.
— Да, это правда, что ты за сапоги сталъ запрашивать безумныя цѣны, и иногда и заказалъ бы тебѣ, да ужъ слишкомъ дорого берешь.
— А могу ли я дешевле брать? вѣдь кожу-то я не самъ дѣлаю, все равно долженъ покупать, а вы сами знаете, какая цѣпа на привозныя кожи; конечно, есть у насъ и домашняго приготовленія, да какія это кожи? Впрочемъ, вотъ у Степана есть хорошія кожи, почти что не уступаютъ привознымъ, да зато и цѣна на пилъ почти такаяже. Безсовѣстный онъ человѣкъ, радъ, что другаго порядочнаго кожевника здѣсь нѣтъ, такъ и беретъ, какія хочетъ цѣны.
— Конечно, это не дѣлаетъ ему чести, да но всѣже святые, и кто добровольно откажется отъ своихъ выгодъ? а вотъ, еслибъ Робинзонъ понизилъ немножко пошлину, такъ привозная кожа стала бы гораздо дешевле, а тогда и Степанъ не могъ-бы продавать ее но такой высокой цѣнѣ, а молитъ быть что и по очень умѣренной цѣнѣ долженъ былъ-бы пустить свой товаръ, потому что онъ, хотя и хорошъ, а всеже хуже привознаго.
— Да эдакъ, пожалуй, Степану пришлось бы и лавку закрыть.
— Плохое для него дѣло, сознаюсь, да зато у меня былабы работа, и у васъ всѣхъ сапоги. —
Такіе разговоры стали очень часто повторяться, и Робинзонъ почти съ каждымъ днемъ сталъ терять своихъ приверженцевъ.
Доходили эти слухи и до Робинзона, но онъ и слышать не хотѣлъ ни о какихъ перемѣнахъ, и продолжалъ надѣяться, что со временемъ его спутники усовершенствуются въ приготовленіи всѣхъ необходимыхъ для себя вещей. Но спутники упорно продолжали думать по своему. «Ахъ — говорили они — еслибъ нашъ табакъ попался въ руки хорошему фабриканту, какія бы мы курили сигары, и сколько мы времени теряемъ на приготовленіе очень плохихъ! Сколько труда, земли и времени пропадаетъ у насъ даромъ!»
Однажды Робинзонъ поѣхалъ на охоту съ нѣкоторыми изъ любимыхъ своихъ товарищей. У Робинзона было нѣсколько прекрасныхъ охотничьихъ ножей, не не было хорошихъ пистолетовъ; одинъ изъ его товарищей, совершенно напротивъ, имѣлъ прекрасные пистолеты, но нуждался въ ножѣ; они помѣнялись и оба остались очень довольны. Возвращаясь съ охоты, всѣ проголодались и заѣхали въ ближайшій домъ закусить. Хозяева ихъ приняли очень радушно, и Робинзонъ въ награду отдалъ имъ часть своей добычи.
Прошло довольно много времени, какъ вдругъ съ нашими колонистами случилось страшное несчастье. Въ одну ночь, когда всѣ спокойно спали и не ждали себѣ никакой бѣды, на нихъ напали жители сосѣднихъ острововъ; убили нѣкоторыхъ, ранили, очень многихъ, разорили дома и увели почти весь, скотъ. Колонисты защищались, какъ могли; но они далеко не такъ ловки, какъ дикари, да и стрѣлы ихъ были совсѣмъ не такъ искусно сдѣланы. Хорошо, что у нихъ еще оставалось немного привезеннаго съ собой пороха и нѣсколько европейскихъ, оружій: это только ихъ и спасло. Они были разорены, но, по крайней мѣрѣ, живы. Печально собрались они къ Робинзону, и старшій изъ нихъ сказалъ ему:
— Не къ добру привело насъ желаніе независимости: еслибъ дикари могли намъ сбывать произведенія своего острова и получать отъ насъ то, чего имъ не достаетъ, и что они желало бы имѣть, то они дорожили бы нами, поняли бы, что, разоряя насъ, они разоряютъ и себя, и потому никогда но рѣшились бы на насъ напасть. Еслибъ мы получали болѣе пороха и оружія, то могли бы гораздо успѣшнѣе защищаться, и еслибъ пошлины не были такъ велики, то всѣ мы были бы гораздо богаче, и могли бы жить гораздо роскошнѣе. Помнишь, Робинзонъ, какъ мы разъ оказали другъ другу большую услугу, помѣнявшись на охотѣ оружіемъ. Если подобная мѣна полезна и нисколько не унизительна между двумя людьми, то почему же можетъ она быть невыгодна или унизительна между двумя народами? Мы вели наши дѣла такъ, какъ ты хотѣлъ, и это оказалось неудобно: и позволь намъ попробовать жить такъ, какъ мы хотимъ, и, можетъ быть, будетъ лучше. —
Опечаленный и сконфуженный неудачей, Робинзонъ предоставилъ своимъ спутникамъ дѣлать, что они хотятъ. Тѣ не замедлили завести торговыя сношенія, какъ съ самыми близкими сосѣдями, такъ и съ отдаленными народами. Они брали у дикарей шкуры звѣрей, и тѣ съ удовольствіемъ принимали отъ нихъ въ замѣнъ разныя вещи, которыя въ глазахъ европейца считаются бѣздѣлками, по которыми дикари чрезвычайно дорожатъ. Конечно, разведеніе льна и приготовленіе стрѣлъ было оставлено, и — всѣ ревностно принялись за охоту и разведеніе сахарнаго тростника и табака. Эти произведенія колонисты выгодно сбывали европейцамъ, и въ замѣнъ получали все, что имъ нужно было, какъ самое необходимое, такъ и всѣ предметы роскоши и прихоти.
Всѣ были очень довольны, и Робинзонъ, скрѣпя сердце, долженъ былъ сознаться, что взаимный интересъ надежнѣе защищаетъ землю, чѣмъ самыя крѣпкія стѣны, и что правильныя торговыя сношенія одни только могутъ доставить странѣ дѣйствительное богатство и силу.