Отрывокъ изъ Делилевой поэмы: «Сады»
Отливы зелени старайся замѣчать,
Чтобъ лучше цвѣтъ къ цвѣтамъ, тѣнь къ тѣнямъ подбирать.
Учись тому тогда, какъ осень увядаетъ,
И томною рукой вѣнокъ свой украшаетъ:
Какой богатой видъ, величіе и свѣтъ!
Багряной, ранжевой, златой и алой цвѣтъ
Льютъ велелѣпной блескъ съ сѣнистой древъ вершины,
Но, ахъ! сей яркой блескъ предтеча ихъ кончины.
Въ подлунномъ міръ семъ равенъ судебъ законъ
Для древъ и для людей: — ужь скоро Аквилонъ
Деревья обнажитъ своимъ дыханьемъ бурнымъ,
Туманъ разстелется по небесамъ лазурнымъ;
Отъ вѣтровъ хрупкой листъ въ полянахъ зашумитъ,
Мечтателей въ саду пріятно устрашитъ
И шумомъ выведетъ изъ думы ихъ унылой;
Но разрушеніе такое сердцу мило,
Когда къ печали я судьбою осужденъ,
Воспоминаніемъ прошедшаго смущенъ,
Съ Природой горестной я горесть раздѣляю,
И въ общемъ бѣдствіи отраду получаю;
Одинъ съ тоской моей брожу туда, сюда,
Дни юности прошли какъ сладкая мечта,
И рѣзвость унесли и радости съ собою! —
О Меланхолія! приди грустить со мною,
Приди не съ страшнымъ ты, нахмуреннымъ челомъ,
Какъ скорбь ужасная; приди въ подобьи этомъ,
Какъ улыбается осенній день румяный,
Къ намъ прозирающій сквозь синіе туманы;
Чтобы спокойствіе я видѣлъ на челѣ,
Полузакрытый взоръ, на коемъ дума, въ мглѣ,
Глаза готовые печаль дѣлить съ друзьями:
И сердце облегчить горючими слезами.
Такъ я питалъ въ душѣ печальныя мечты,
Какъ вдругъ цвѣтущіе семействами кусты
Предстали предъ меня прелестны и кудрявы.
Простите, о дубы! и кедры величавы!
Прости обширный лѣсъ! прости дремучій боръ!
Теперь зовутъ меня и мой прельщаютъ взоръ
Не гордыя древа, — кустарники смиренны,
Придите милые! приди, народъ волшебный,
Чертами нѣжными украсить сцену намъ: —
Вы краткой переходъ отъ дерева къ цвѣтамъ.
Когдабъ я не спѣшилъ къ предположенной цѣли,
Вы надолгобъ меня остановить успѣли:
Съ какой готовностью я вамъ бы помогалъ,
Прямилъ вашъ гибкой станъ и вѣтви расправлялъ;
Съ какою радостью подъ вашими тѣнями
Провелъ бы ручейки своими я руками;
То вѣтви сводами, шатрами бы согнулъ;
То лозы вкругъ дубковъ зеленыхъ обогнулъ;
И вображалъ бы зрѣть въ картинѣ этой милой
Эмблемму красоты; соединенной съ силой,
Я ваши краски бы смѣшалъ одну съ другой,
Отъ бѣлой, розовой, до темноголубой;
Разнообразилъ бы какъ можно наслажденья,
Чтобъ пресыщенный взоръ избавить утомленья;
Съ завистной ревностью и ваши бы цвѣтки,
И ваши чашечки и ваши бы верхи
Въ блистательныхъ моихъ ландшафтахъ съединились,
И Ванъ Гюйзимовы бъ картины постыдились.
А ты, Богъ коего съ избыткомъ наградилъ,
Чьей власти пышные кустарники вручилъ!
Разсаживай древа съ искусствомъ имъ приличнымъ;
Дары ихъ раздѣляй по временамъ годичнымъ,
Чтобъ каждое въ чреду намъ дань свою несло,
И года зрѣлибъ мы всегда въ цвѣтахъ чело.
Твой садъ по временамъ свой видъ перемѣняетъ,
Что мѣсяцъ — то своя въ немъ роща разцвѣтаетъ;
Что роща — то своя особая весна;
Какъ птичка чуть мелкнетъ и пролетитъ она.
Тогда мы къ хитрости прибѣгнувъ въ огорченьѣ,
Получимъ отъ нея себѣ вознагражденье;
Весной отцвѣтшія деревья и кусты
Не потеряютъ темъ блестящей красоты:
Такъ Хлоя, нарядясь искусною рукою,
И въ зиму лѣтъ своей прельщаетъ красотою.
Но Небо, не смотря на лютый зимній хладъ,
Не всѣхъ лишило насъ пріятностей, отрадъ;
Деревья многія одежду сохраняютъ,
Суровость вьюгъ, снѣговъ, морозовъ презираютъ.
Наслѣдства не совсѣмъ зима отчуждена;
Черно-кудрявая, смолистая сосна,
И тернъ свѣтящійся, иглами воруженный,
И лавръ божественный, сей лавръ, всегда зеленый,
Отраду льютъ землѣ, на смерть Природы мстятъ.
Смотри, какъ, съ зеленью смѣшавшися, блестятъ
Коралломъ почки ихъ, плоды цвѣтутъ багрянцомъ;
Всѣ краски собраны, покрыты яркимъ глянцомъ.
Милѣе зелень ихъ среди пустыхъ полей:
Неожиданное насъ трогаетъ сильнѣй.
Такія дерева садъ зимній украшаютъ,
Въ тѣни ихъ въ ясный день морозы забываютъ;
Зимой, когда земля вездѣ обнажена,
Тамъ птички въ зелени, забывши времена,
Забывши мѣстъ обманъ, порхаютъ и кружатся,
Поютъ возвратъ весны и лѣтомъ веселятся,
Однако время, вкусъ, искусство и труды
Одни безсильны намъ очаровать сады;
Въ послѣдствіи на все мы смотримъ равнодушно;
Что прежде нравилось, то послѣ будетъ скучно;
И часто, какъ въ саду любуется чужой
Великолѣпіемъ, оттдѣлкой, красотой;
Владѣлецъ онаго, средь радостей, унылой
Зѣваетъ, пресыщенъ. — Какой же тайной силой
Древа и рощицы возмогутъ привлекать,
Быть вѣчно новыми и вѣчно восхищать?
О! какъ обычаемъ Лапландцевъ я плѣняюсь,
Какъ часто мысленно въ ихъ край переселяюсь!
Умѣютъ укрощать они суровость зимъ;
Ни клену, ни дубовъ въ ихъ полѣ не узримъ;
Не вытерпятъ они мертвящаго тамъ хладу,
Ель мрачная одна дана имъ на отраду;
Ель скудной зеленью въ проталинахъ блеститъ;
Но самой мѣлкой кустъ, которой пощадитъ
Жестокость долгихъ зимъ и лютость вьюгъ, мороза,
Имъ драгоцѣннѣе чѣмъ миртъ, лавръ и роза,
Тамъ древо каждое друзьямъ посвящено,
Для друга, для отца оно посажено,
Для гостя, коего отъѣздъ ихъ огорчаетъ;
Пріемлетъ имя ихъ, и вѣчно сохраняетъ.
Похвальному сему примѣру подражай,
Деревья очаруй и садъ свой оживляй —
Счастливый житель странъ благословенныхъ, мирныхъ!
Не будетъ у тебя тогда лѣсковъ пустынныхъ;
Безмолвныя древа намъ станутъ говорить;
Воспоминанія по отцамъ будутъ жить;
Отсутственны друзья имъ будутъ украшеньемъ,
И сердцу съ милыми въ разлукѣ утѣшеньемъ.
Воейковъ.