ВСѢХЪ
СОЧИНЕНIЙ
въ
СТИХАХЪ И ПРОЗѢ,
ПОКОЙНАГО
Дѣйствительнаго Статскаго Совѣтника, Ордена
Св. Анны Кавалера и Лейпцигскаго ученаго Собранія Члена,
АЛЕКСАНДРА ПЕТРОВИЧА
СУМАРОКОВА.
Собраны и изданы
Въ удовольствіе Любителей Россійской Учености
Николаемъ Новиковымъ,
Членомъ
Вольнаго Россійскаго Собранія при Императорскомъ
Московскомъ университетѣ.
Изданіе Второе.
Часть I.
Въ МОСКВѢ.
Въ Университетской Типографіи у Н. Новикова,
1787 года.
Изъ Тита Ливія
Димитріяды. Книга первая
Персей. Опера
Изъ Трагедіи Петра Корнелія
Изъ Китайской Трагедіи, называемой Сирота
«О знаки нѣжности явленной прежде мнѣ!..»
Переводъ съ Французскаго соч. Кор. Пр.
Преложено въ стихи изъ Русскаго перевода
Переводъ изъ Тилимаха Фенелонова
«Въ жестокомъ родѣ ты лишенъ не будешъ мѣста…»
«Побѣду повлечешъ плѣненну за собою…»
Коріоланъ будучи изгнанъ изъ Рима, пошелъ къ Волскамъ, и избранъ ими въ полководцы. Соединясь съ войсками прочихъ народовъ, отнялъ у Римлянъ мѣстечекъ болѣе десяти, на конецъ приближился къ Риму: изъ гогода высланы были къ нему послы, просить о мирѣ, но свирепый отвѣтъ получили; а въ другой разъ онъ ихъ къ себѣ не допустилъ: жрецы по семъ въ своихъ уборахъ вышли въ его станъ, но и тѣ безъ уепѣха возвратились: на послѣдокъ Ветурія мать Коріоланова, Волумнія жена его, нося на объятіяхъ двухъ маленькихъ сыновей, рожденныхъ Маркіемъ Коріоланомъ, и можество другихъ женъ пошли въ непріятельскій станъ, чтобъ тотъ городъ, котораго мужи не могли защитить оружіемъ, прощеніемъ своимъ защитить и слезами. Объявлено было Коріолану, что пришло великое сонмище Римскихъ женъ; онъ сперрьва, сіе услышавъ, еще больше ожесточился, по томъ какъ нѣкто изъ ближнихъ ему сказалъ: развѣ меня глаза мои обманываютъ; мать твоя и жена съ дѣтьми сюда пришли: Коріоланъ, почти внѣ себя будучи отъ ужаса, выбѣжалъ изъ шатра на встрѣчу матери, и хотѣлъ обнять, но Ветурія прощеніе премѣнивъ на гнѣвъ, начала говорить тако:
Постой! не вѣдаю люблю иль ненавижу:
Скажи, врага ли я въ тебѣ иль сына вижу.
Не прикасайся мнѣ стремясь меня обнять:
Скажи въ стану твоемъ я плѣнница иль мать.
О рока лютаго неслыханная ярость!
Къ томуль меня вели, вѣкъ долгій, бѣдна старость.
Чтобъ я увидѣла въ сей горести себя,
Изгнанникомъ, врагомъ отечества тебя?
Рука твоя страну опустошати стала,
Котора родила тебя и воспитала!
Гласъ совѣсти къ тебѣ тогда не возопилъ,
Когда въ предѣлы ты отечества вступилъ?
Не вспомнилъ посреди лютѣйшія измѣны,
Когда увидѣлъ ты приближась Рима стѣны,
Что въ сихъ стѣнахъ твой домъ, домашни боги, мать,
Жена и чада?
И ежели бы я не возмогла рождать;
Такъ не былобъ осады града.
Когда бы матерью я сыну не была;
Въ свободной бы землѣ, свободна умерла.
Мнѣ большей нѣтъ бѣды, въ которой я страдаю.
Ни большаго тебѣ стыда не ожидаю.
Хотя нещастняй всѣхъ изъ смертныхъ мать твоя;
Но скоро кончится плачевна жизнь ея:
На сихъ воззри (*)! когда ты жалостью не тронутъ
Какая имъ судьба грозитъ?
Безвременна ихъ смерть незапно поразитъ,
Или отдавшися во плѣнъ на вѣкъ застонутъ.
- Указывая на жену и дѣтей ево.
IV.
ДИМИТРІЯДЫ.
КНИГА ПЕРВАЯ *).
Пою оружіе и храбраго Героя,
Который воинство россійское устроя,
Подвигнутъ истинной, для нужныхъ оборонъ,
Противу шелъ Татаръ, туда гдѣ плещетъ Донъ,
И по сраженіи со наглою державой,
Вступилъ во градъ Москву съ побѣдою и славой.
О муза, все сіе ты миру раскажи,
И повѣсти мнѣ сей дорогу покажи;
Дабы мои стихи цвѣли какъ райски крины,
Достойны чтенія ВТОРОЙ ЕКАТЕРИНЫ!
Великій градъ Моеква сіяти начала,
И силы будущей надежду подала:
Сминреннымъ Калитой воздвиженныя стѣны,
На хладномъ Сѣверѣ готовили премѣны;
Во Скандинавіи о нихъ разнесся слухъ,
И въ Польшѣ возмущенъ народа ими духъ.
Молва о градѣ семъ вселенну пролетала:
Услышалъ то весь свѣтъ, Орда вострепетала,
И славу росскую на сей взирая градъ,
Въ подземной глубинѣ уже предвидѣлъ адъ:
И се изъ пропастей во скважины отверсты,
Зла адска женщина свои грызуща персты,
Котора рыжетъ ядъ на всѣхъ во всѣ часы,
Изъ змѣй зіяющихъ имущая власы,
И въ доль по блѣдному лицу морщины жилы,
Страшняе мертвеца воставша изъ могилы,
Оставивъ огненный волнующійся Понтъ,
Изъ преисподнія взошла на горизонтъ.
(*) Начато Ноября 20 дня 1769. — Москва.
VII.
ПЕРСЕЙ.
ОПЕРА.
ДѢЙСТВІЕ I.
ЯВЛЕНІЕІ.
Театръ представляетъ храмъ Юноны и
площадь предъ онымъ.
Персей.
Священныя мѣста! мой рай дражайшій рай,
Гдѣ, мнится мнѣ, струи млека текутъ и меда:
О треблаженный край!
Въ тебѣ прекрасная родилась Андромеда:
Ты благо перьвое во всей моей судьбѣ.
О градъ, любезный градъ, душа моя въ тебѣ.
Симъ воздухомъ она дыхая грудь питаетъ,
Въ семъ домѣ обитаетъ,
На мягкихъ муравахъ гуляя часто спитъ,
Водой сихъ чистыхъ рѣкъ лице свое кропитъ;
Вездѣ на сихъ мѣстахъ ко мнѣ любовью таетъ,
И ожидая мя минуты всѣ считаетъ.
Цѣлую васъ любезныя брега,
Цѣлую васъ цвѣтущія луга,
Цѣлую васъ потоки, долы, горы,
И рощи тучныя плѣняющія взоры.
Мѣста, мнѣ мило все, что я ни вижу въ васъ.
О возвращенія благословенный часъ:
Играй ты о сердце,
Играйте вы очи,
По темной мнѣ ночи,
Зрю паки я день.
Скончалися скуки,
Скончалися муки,
И время разлуки,
И горестей тѣнь.
VIII.
Изъ Трагедіи Петра Корнелія.
Поліевктъ.
Стремишся роскошь ты источникъ лютой части,
Прельщеньемъ пагубнымъ мои воздвигнуть страсти.
О Притяженія плотскихъ мирскихъ заразъ!
Оставьте вы меня, коль я оставилъ васъ:
Ступайте нынѣ прочь играніе и смѣхи,
И честь и щастіе и всѣ мои утѣхи;
Искати васъ мое желанье протекло,
Вы свѣтлы таковы и ломки какъ стекло.
Не буду воздыхать о васъ на свѣтѣ болѣ:
не подвергаюея я больше вашей волѣ.
Вы тщетно силитесь принудить сердце пасть,
Являя божіихъ враговъ и честь и власть,
На нихъ Богъ яростно десницу простираетъ,
И беззаконниковъ ногами попираетъ.
Хотя не мнятъ они, что правда имъ грозитъ;
Незапный ихъ ударъ повержетъ и сразитъ.
Ненасытимый Тигръ, Монархъ немилосердый!
Противу божіихъ рабовъ въ гоненьи твердый;
Ты скоро щастливой судьбы узришъ конецъ:
Престолъ твой зыблется отъ Скиѳовъ и вѣнецъ.
Приимешъ скоро мзду которой ждутъ тираны,
Отмстится Христіянъ невинна кровь и раны.
Дрожи и трепещи отъ страшнаго часа;
Готова молнія оставить небеса,
И громъ отъ горнихъ мѣстъ въ тебя ударить грозно.
Раекаешся тогда, но все то будетъ позно.
Пускай свирѣпости мнѣ Феликсъ днесь явитъ,
Пускай Севера чтя онъ зятя умертвитъ;
Невольникъ онъ, хотя симъ градомъ онъ и правитъ.
Пускай онъ смертію моей себя прославитъ.
О свѣтъ, отъ золъ твоихъ избавилъ я себя,
И ужъ безъ горести оставлю я тебя!
Я прелести твои всѣмъ сердцемъ ненавижу:
Павлину я теперь препятствомъ щастья вижу.
О радость вѣчная, о сладость небеси,
Наполни разумъ мой и крѣпость принеси!
Духъ мыслію мой ты святою просвѣщаешъ,
Неувядамое мнѣ щастье обѣщаетъ,
Сулишъ душѣ моей премножество блаженствъ;
Но дашъ и больше мнѣ дарами совершенствъ.
Ты жаръ божественный въ груди моей пылаешъ,
Безъ опасенья зрѣть Павлину посылаешъ.
Я зрю ее, она сюда ко мнѣ идетъ;
Но ужъ въ лицѣ ея заразовъ больше нѣтъ,
Которы надо мной имѣли столько мочи;
Ужс ее мои безстрастно видятъ очи.
ІХ.
Изъ Китайской Трагедіи, называемой Сирота.
Мнѣ кажется, что всѣхъ нещастье человѣковъ,
На серце ахъ мое едино устремилось.
Дщерь царска: весь мой родъ злодѣемъ истребленъ;
Лишъ только сирота, котораго держу,
Младенецъ только сей на свѣтѣ семъ остался:
Воспоминаетъ онъ, что мнѣ ево родитель,
Любезный мой супругъ при смерти завѣщалъ:
Коль сынъ твою по мнѣ утробу облегчитъ,
Сказалъ онъ, ты зови ево отъ Тхаовъ рода,
Отъ царека племени оставшимъ сиротою:
Старайся ты о томъ, чтобъ онъ, когда взростетъ,
Мою и моего кровь рода отомстилъ.
О небо, какъ изнесть изъ сей ево темницы!
X.
О знаки нѣжности явленной прежде мнѣ!
Свидѣтели моей утѣхи въ сей странѣ,
Которыми я все свое спокойство рушу,
Примите днесь мою страдающую душу.
Жила и се моей послѣдній части день,
И въ преисподнюю моя нисходитъ тѣнь.
Воздвигла славный градъ и зрѣла стѣны града;
Отмстила мужа я низшедшаго въ внутрь ада:
И щастливабъ была, когдабъ до сей земли,
Не прикоснулися Троянски корабли.
Умруль не отомстивъ содѣланныя лѣсти?
Умремъ, такъ хочетъ рокъ, умремъ, умремъ безъ мести.
Жестокой! зри на мой горящій съ моря прахъ,
И понеси съ собой сей жалкой смерти страхъ.
ХІ.
Переводъ съ Французскаго соч. Кор. Пр.
Когдабъ я былъ Вольтеромъ.
И не былъ на престолѣ,
Довольствуясь бы малымъ,
Не твердую Фортуну
Я самъ уничтожалъ.
Мнѣ скука пышна сана
Извѣстна совершенно,
И бремя должностей,
И враки подлой лести,
И всѣ тѣ малости,
Великолѣпна сана,
Въ которыхъ упражняюсь:
Ихъ роды, свойства ихъ,
Извѣстны мнѣ подробно;
Пренебрегаю тщетну славу,
Хотя Поетъ и Самодержецъ.
Когда мою судьбину
Противной остротою
Пререзавъ Парка,
Меня во мракѣ черной ночи
Увидитъ погруженна,
На что мнѣ чаятельна слава
Жить послѣ смерти,
Во храмѣ памяти?
Одна минута щастья стоитъ
Въ исторіи тьмы лѣтъ.
Достойныль зависти
Судьбины наши!
Пріятности утѣхи
Природной простоты,
Не сонное веселье,
Всегда отъ пышности и отъ начальства,
Великихъ убѣгали.
Толпа сихъ прелестей
Содружественная свободѣ,
Забавы праздныя предпочитаетъ
Суровымъ должностямъ,
Которы насъ трудиться провождаютъ.
И такъ непостоянная Фортуна
Пускай бы дѣлала
Досады и руганье мнѣ:
Ябъ ночи всѣ спокойно спалъ
Не принося ей жертвы.
Но наше званіе уставы намъ даетъ,
Предписываетъ намъ и насъ опредѣляетъ,
Намъ мужество свое по сану измѣрять.
Вольтеръ во уединеніи своемъ,
Въ странѣ, которыя наслѣдство,
Ея старинна вѣрность,
Подвергнуться удобствустъ покойно
Закону добродѣтели премудрыхъ,
Намъ данному Платономъ.
А мнѣ погибелью волненія грозиму,
Пренебрегая бурю, должно
Такъ мыслить, жить, умреть,
Какъ должно Королю.
XII.
Преложено въ стихи изъ Русскаго перевода.
Ийти конечно вонъ изъ свѣта,
Не льзя пути сего претерть:
Окончатся младыя лѣта,
Приступитъ старость, люта смерть.
Хотя бы триста ты вседневно,
Воловъ Плутону приносилъ,
Смягчилъ ли бы ты сердце гнѣвно,
Чтобъ рокъ тя смертный не скосилъ?
Печальной держатся водою,
Имъ Титій тамъ и Геріонъ,
И вѣчной связанны бѣдою,
Оттолѣ не исходятъ вонъ.
Волна сія всѣхъ обща долѣ.
Весь родъ нашъ ону преплыветъ:
На гордомъ ли кто здѣсь престолѣ,
Иль въ бѣдной хижинѣ живетъ.
Напрасно Марса ненавидимъ,
Страшимся Адріятскихъ водъ,
И тѣлу съ отвращеньемъ видимъ.
Осеннихъ Австра вредъ погодъ.
Сизифа узримъ лютость рока,
Данаевъ родъ безчестьемъ полнъ;
Не преминуемъ мрачна тока,
И дремлющихъ Косита волнъ.
Страну, домъ, чадъ, жену оставимъ,
Не снидутъ купно съ нами въ низъ;
Ни садъ деревъ, чемъ духъ забавимъ,
Лишъ только снидетъ кипарисъ.
Хранимы вины сто замками,
Наслѣдникъ выпьетъ м прольетъ.
Какія бережно руками,
Первосвященникъ пить беретъ.
ХІІІ.
Переводъ изъ Тилимаха Фенелонова.
Въ грусти была по отъѣздѣ Улиса всегдашней Калипса,
И безсмертье свое, тоскуя, нещастьемъ имѣла.
Пѣсни въ пещерѣ ея ужъ не были болѣе слышны:
Нимфы служащія ей не смѣли ей молвить ни сдова.
Часто гуляла она одна въ муравахъ цвѣтоносныхъ,
Коими вѣчна весна весь островъ ея окружала.
Но мѣста прекрасныя ей не смягчали злой грусти.
И Улиса въ нихъ бывшаго къ вящей тоскѣ ей вображали.
Часто была она на брегахъ морскихъ не подвижна:
Часто сіи брега орошала Калипса слезами.
Зря непрестанно въ страну, гдѣ корабль Одиссевъ летящій,
Горды валы попирая, отъ глазъ ея вѣчно сокрылся.
Вдругъ усмотрѣла она остатки погибшаго судиа:
Тамъ по пескамъ изломанны лавки гребецки и веслы;
Тамъ по водамъ кормило, веревки и мачта плывущи.
Послѣ увидѣла двухъ человѣкъ, единаго въ лѣтахъ,
Млада другаго и видомъ любезну подобна Улису;
Тоже приятетво, станъ, бодрость и таже походка геройска:
Тилимахъ сынъ Улисовъ, узнала Богиня въ минуту.
Хоть безсмертны больше смертныхъ познанья имѣютъ:
Не познала Богиня, кто мужъ почтенный былъ съ онымъ;
Вышнія Боги скрываютъ отъ нижнихъ все что изволятъ;
Скрылась Калипсы подъ образомъ Ментора хитро Минерва.
Въ протчемъ Калипсино сердце играло разбитіемъ судна;
Ибо оно ей причиной узрѣти любезнаго образъ.
Будто не зная о немъ Богиня къ пришельцу приходитъ:
Рцы мнѣ, отколѣ ты дерзко коснулся землѣ моей странникъ.
Знай что къ моей ты не можетъ коснуться державѣ безъ казни.
Въ грозныхъ словахъ, сокрывала она веселіе сердца.
Кое противу воли ея во взорахъ сіяло.
XIV.
Въ жестокомъ родѣ ты лишенъ не будешъ мѣста,
То видно что ты кровь Атрея и Ѳіеста.
Убійца дщери, тщись тѣ нравы сохранить,
И матери еще пиръ мерзкій учинить!
Лютѣйшимъ самымъ быть старался ты тираномъ:
Вотъ жертва щастливой названная обманомъ!
Подписывая то удобноль не дрожать?
Возможноль ужасу руки не удержать?
Почто въ моихъ очахъ печально притворяться?
Слезами не могу твоими увѣряться?
Гдѣ брани, кои ты кому за дщерь давалъ?
Гдѣ токи крови той, котору проливалъ?
Гдѣ знаки чѣмъ полна по брани ратна доля?
Не вижу грудой тѣлъ покрытаго я поля.
Вотъ тѣ свидѣтели, кѣмъ долгъ отца храня,
Стѣнящую бъ ты могъ увѣрити меня.
Оракудъ повелѣлъ противный ей умрѣти;
Но таинства его удобноль ясно зрѣти.
Не могутъ небеса того опредѣлить,
Чтобъ имъ на жертву кровь невинную пролить.
XV.
Побѣду повлечешъ плѣненну за собою:
Но будетъ ли тогда любовь ко мнѣ съ тобою?
Толикія страны, толикія моря,
Прейдешъ ли ты ко мнѣ любовію горя?
Когда попрешъ валы смущенна Океяна,
И до послѣдняго коснешся Славы стана;
Когда державы всѣ судьба тебѣ вручитъ,
И съ страхомъ предъ тобой вселенна замолчитъ,
Помыслишъ ли что я тобою обладаю?
И въ разлученіи я плачу и страдаю,
Воспоминая тѣ дражайшія часы,
Въ которы мнимыя ты чтилъ мои красы.