За нѣсколько дней передъ симъ возвратился я изъ Сициліи; хотѣлъ-было сообщить тебѣ дневныя свои записки, но отдумалъ. Путешествующій по прелестному сему острову часто по нѣсколько дней ничего не встрѣчаетъ, кромѣ дикихъ скалъ, песчаныхъ береговъ моря, опасныхъ переправъ чрезъ рѣки и потоки и весьма дурныхъ трактировъ; a потому подробное описаніе навело бы на тебя скуку, отъ которой и самъ я не всегда могъ отдѣлаться. Я буду говорить только о примечательнѣйшемъ, но и тутъ… разсказъ мой о колыбели Греческаго баснословія, быть можетъ, усыпилъ тебя.
Палермо. 11 Сентября, я и товарищъ мой Б…овъ (Руской, отличныхъ дарованіи, художникъ) отправились изъ Неаполя на пароходѣ, и 12, не смотря на постоянно противный вѣтеръ, прибыли въ столицу Сициліи. Неаполитанцы неохотно рѣшаются на сей образъ плаванія, по ихъ >мнѣнію, сопряженный съ величайшею опасностію. Пароходъ между Неаполемъ и Палермо существуетъ только еще одинъ годъ; онъ выписанъ партикулярнымъ обществомъ изъ Англіи; капитанъ и матросы Англичане, a пассажиры почти всѣ иностранные путешественники; но какъ они не весьма многочисленны, то и вѣроятно недолго будетъ существовать сіе единственное, вѣрное сообщеніе между Неаполемъ и островомъ.
Многіе, писавшіе о Палермо, чрезъ мѣру превозносятъ красоту сего города. Приморской городъ, особенно въ такомъ климатѣ, всегда красивъ со стороны моря, но Палермо кромѣ набережной имѣетъ только двѣ большія прямыя улицы, пересѣкающіяся подъ прямымъ угломъ, и ни одного замѣтнаго зданія. Множество домовъ и церквей, поврежденныхъ послѣднимъ землетрясеніемъ и еще неисправленныхъ, нѣсколько неправильныхъ невымощенныхъ площадей, отвратительная нечистота по переулкамъ, доказываютъ безпечіе начальства какъ о пользѣ, такъ и о красѣ города. Палермо многократно былъ пребываніемъ короля Фердинанда и служилъ ему убѣжищемъ во время занятія Неаполя Французами, но отъ того не сдѣлался ни чище, ни богатѣе.
Церкви, монастыри и монахи. Касательно церквей, скажу только, что ни одна не заслуживаетъ быть упомянутою: снаружи противны правиламъ архитектуры, внутри сообразны со вкусомъ Сицилійцевъ; сего достаточно, что бы лишить зданіе и тѣни красоты,
Уничтоженіе монастырей въ Италіи никогда не простиралось на Сицилію: Въ Палермо замѣтно сіе при первомъ шагѣ: на Толедѣ, на пристани, гдѣ толпится народъ въ часы прогулки, встрѣчаешь множество монаховъ; вечеромъ, находишь ихъ опять сидящими предъ дверями конфектной лавки, съ стаканомъ мороженаго въ рукахъ. Быть можетъ впрочемъ, таковая жизнь имѣетъ хорошую сторону; быть можетъ, обращаясь чаще съ людьми, имѣютъ они чаще и случаи возставать противъ порока.
Вдоль главной улицы Толедо, я счелъ одиннадцать женскихъ монастырей. Они не обнесены каменною оградою; и хотя затворницы не имѣютъ права переступать чрезъ порогъ монастырской, но не лишены удовольствія смотрѣть на мірскія забавы; кельи ихъ окошками на улицу, обыкновенно разположены въ верхнемъ жильѣ домовъ, коихъ остальныя части отдаются монастыремъ въ наемъ. Модная лавка въ нижнемъ этажѣ, трактиръ во второмъ, квартира для холостаго человѣка въ третьемъ, a вверху окошко съ желтою рѣшеткою, вотъ фасадъ женскаго монастыря въ Палермо. Справедливость требуетъ однако же прибавить, что ходъ къ инокинямъ особенный со двора, съ улицы же нѣтъ никогда къ нимъ лѣстницы. Злоупотребленія неразлучныя съ сими заведеніями, но, намъ извѣстныя только изъ романовъ, совершаются здѣсь еще ежедневно на самомъ дѣлѣ: сколько молодыхъ дѣвушекъ, жертвъ корыстолюбія родственниковъ, осуждены въ Сициліи на вѣчное, насильное заточеніе! Въ самомъ нѣжномъ возрастѣ отдаютъ ихъ на воспитаніе въ монастырь, гдѣ не трудно вселить въ нихъ отвращеніе къ свѣту, котораго они не знаютъ; сіе невѣдѣніе, сіе молчаніе души выдаютъ имъ за гласъ Божій, за призываніе къ монастырской жизни; обѣтъ безотмѣнный, слово невозвратное произнесены, рѣшетка разъдиняетъ ихъ на вѣки отъ свѣта, но часто сквозь нея прокрадываются въ сердце молодой монахини печаль, досада и грѣшное раскаяніе.
Я былъ въ Бенедиктинскомъ монастырѣ св. Мартына за 7 миль отъ Палермо. Болѣе четырехъ миль дорога идетъ чрезъ виноградники, принадлежащіе монастырю, который кромѣ того пользуется значительными доходами. Мѣстоположеніе прекрасно: вдали между горами видна Палермская гавань и море. Св. Мартына не слѣдовало бы называть монастыремъ; названіе сіе не даетъ точнаго о семъ строеніи понятія; это дворецъ u дворецъ великолѣпный: большой дворъ, мраморныя сѣни, алебастровая лѣстница, въ послѣднемъ вкусѣ пріемная, пространная кухня и довольно тѣсная церковь, вотъ, что я видѣлъ въ сей обители, гдѣ пробылъ часа два, не удостоясь лицезренія ни одного изъ братій. Они, вкусивъ трапезы, почивали; показывавшій мнѣ монастырскія рѣдкости слуга ходилъ по коридорамъ на цыпочкахъ. Въ кухнѣ поразилъ меня скоромный запахъ; на вертелѣ предъ очагомъ, крутились куры, индюки, баранина; впрочемъ католическимъ монахамъ не запрещены скоромныя яствы. Слуга, примѣтя, что я смотрю на сіи приготовленія съ нѣкоторымъ удивленіемъ, сказалъ, не дождавшись моего вопроса: эти для больныхъ братьевъ на ужинъ. Судя по ужину объ аппетитѣ, отвѣчалъ я, мнѣ пріятно заключить, что между вашими больными нѣтъ отчаянныхъ. Всѣ монахи св. Мартина изъ богатыхъ Палермитанскихъ фамилій; отказавшись отъ свѣта, сохраняютъ они всѣ прихоти свѣтскія и, кажется, хотятъ напоминать, что они не простые монахи, a дворяне.
Я осматривалъ то же Капуцинской монастырь близь самаго Палермо; онъ славенъ своими подземельями, кои, по увѣренію здѣшнихъ жителей, имѣютъ свойство сохранять въ цѣлости мертвыя иѣла безъ всякаго приготовленія. Но по мнѣ представляютъ они зрѣлище самое отвратительное; на стѣнахъ сихъ пространныхъ погребовъ виситъ, въ нѣсколько рядовъ, нѣсколько сотъ труповъ въ капуцинской одеждѣ; весьма малое число сохранилось такъ, что можно различишь черты лица, да и тѣ выражаютъ всѣ ужасы болѣзненныхъ страданій. Крысы бѣгаютъ здѣсь стадами.
Всякой умершій Сициліянецъ имѣетъ право за малую плату получить мѣсто въ семъ тѣлохранилищѣ; на мертваго надѣваютъ капуцинское платье, къ шеѣ привѣшиваютъ дощечку, на которой означены имя и день смерти; потомъ вѣшаютъ тѣло на стѣну.
У монастырскихъ дверей нашелъ я носилки (шезъ) съ задернутыми занавѣсами. Вѣрно набожная Палермитанка, подумалъ я, пришедшая искать облегченія грѣхамъ въ исповѣди, и съ сею мыслію заглянулъ въ шезъ. Тамъ сидѣлъ мертвый старикъ въ рясѣ капуцина, и ждалъ, чтобы очистили мѣсто въ погребѣ. Гробы щитаются въ Палермо роскошью, которую позволяютъ себѣ лишь люди богатые, умершихъ относятъ на кладбище на носилкахъ и безъ всякихъ обрядовъ бросаютъ въ яму общую для всѣхъ умирающихъ въ тотъ день, а потому и раздѣлено главное кладбище на триста шестьдесятъ пять могилъ. Не знаю, какія мѣры приняты для умирающихъ 29 февраля. Сколь ни противенъ такой обычай нашимъ обыкновеніямъ, но образъ похоронъ въ Римѣ еще страннѣе и можетъ быть гибеленъ и для живыхъ: тамъ опускаютъ тѣла безъ гробовъ подъ церковной полъ, и это дѣлается среди самаго Рима и въ главныхъ храмахъ.
Окрестности Палермо. Монтелегрино. За пристанью стоитъ высокая, каменная, почти со всѣхъ сторонъ отвѣсная гора Монте-Пелегрино; трудная, крутая дорога извивается отъ подошвы огромной скалы до ея верха, гдѣ выстроена часовня, нѣсколько келій, a въ самой горѣ изсѣчена пещера, посвященная святой Розаліи, покровительницѣ Палермо. Житіе святой мнѣ неизвѣстно; но я видѣлъ ея мощи, облитыя золотомъ и серебромъ, украшенныя дорогими каменьями и (не знаю почему) большимъ Мальтійскимъ крестомъ. Поклонники непрестанно посѣщають эту пещеру; глубина ея освѣщена лампадами, и свѣтъ ихъ живописно сливается съ лучами солнца, проникающими сквозь ущеліе скалы.
Пaлермитанцы исключительно чтутъ св. Розалію; въ прочихъ городахъ Сициліи собственные покровители, къ коимъ прибѣгаютъ въ случаѣ нужды. Нѣтъ земли, гдѣ-бы религія находилась въ столь тѣсной связи съ грубымъ суевѣріемъ. Праздникъ св. Розаліи торжествуютъ ежегодно въ іюнѣ мѣсяцѣ, и празднество продолжается цѣлыхъ пять дней. Гулянье, пальба и фейерверки, иллюминація всего города даются въ честь святой. Деревянное ея изображеніе въ богатыхъ платьяхъ, въ золоченой огромной колесницѣ, присутствуетъ на увеселеніяхъ; народъ принимаетъ его съ шумными рукоплесканіями, въ восторгѣ восклицаетъ: ѵіѵа santa Rosalia, и ожидаетъ срочныхъ чудесныхъ исцѣленій.
Багарія. Такъ называется долина на берегу моря, лѣтнее пребываніе Палермитанцевъ. Природа украсила это мѣсто всѣми прелестями, a Палермскіе жители взялись испортить красоты природы и, признаться, почти надъ нею одержали верхъ. Въ самомъ дѣлѣ, приличны ли сады съ постриженными деревьями, въ краю, гдѣ тѣнь необходима; цвѣтники безъ цвѣтовъ, тамъ, гдѣ земля сама собою украшается растеніями, въ другихъ странахъ рѣдкими; гдѣ африканская пальма и деревья Индіи живутъ, какъ на родинѣ?
Палагонія. Но загородные домы Палермитанцевъ еще яснѣе доказываютъ присутствіе и власть худаго вкуса. Принцъ Палагонія выстроилъ въ Багаріи большой дворецъ, и чѣмъ украсилъ его? Начиная отъ въѣзда въ его помѣстіе, съ обѣихъ сторонъ дороги, кругомъ двора и по всей крышѣ наставилъ онъ множество каменныхъ уродовъ, великановъ, карлъ, людей съ звѣриными головами и звѣрей съ человѣчьими; иные держатъ въ рукахъ музыкальные инструменты, другіе дерутся, иные стоятъ вверхъ ногами, иные сидятъ спокойно въ креслахъ. Странность сихъ украшеній не приноситъ чести ни вымыслу принца, ни искуству художника, коему ввѣрилъ онъ исполненіе каменныхъ своихъ бредней. Нашъ Г…. во сто разъ милѣе; подъ вліяніемъ здѣшняго солнца, распаленный мозгъ его оставилъ бы далеко за собою Сицилійскаго принца.
Бутера. Сосѣдомъ Палагоніи первый богачъ королевства, принцъ Бутера, у себя въ саду построилъ онъ монастырь трапистамъ на двадцать келій. Каждая снабжена кроватью, чистымъ бѣльемъ, кухней и всѣмъ кухоннымъ приборомъ. Чистота сего дома примѣчательна; два человѣка безпрестанно метутъ коридоры. Примѣрная тишина и порядокъ по кельямъ, гдѣ монахи проводятъ дни и годы въ жизни единообразной, но мирной. Иныхъ засталъ я читающими, другіе спали или прохаживались. Но вообрази мое удивленіе: я нашелъ въ одной кельѣ молодую монахиню! Она сидѣла за столикомъ, въ рукахъ держала перо, предъ нею лежалъ листъ бумаги. я къ ней подошелъ, взялъ бумагу, перо и написалъ откровенно мнѣніе свое на щетъ основателя этаго монастыря. Монахиня представляетъ Элоизу; она восковая, подобно прочимъ трапистамъ, не исключая и метущихъ коридоръ.
Дорога отъ Палермо до Алькамо. Нанявъ муловъ для себя, для товарища своего и вьюка, отправился я изъ Палермо рано поутру 17-го сентября. Солнце грѣло, но не жгло, и мы отъ жара терпѣли не много. До Монреаля дорога непримѣтно подымается. Проѣхавъ этотъ городокъ, я невольно остановился, чтобы насладиться прекрасной картиною: не знавъ Сициліи, я воображалъ, что тамъ къ концу лѣта трава сгараетъ до корня, на деревьяхъ листья желты отъ засухи; и теперь въ сентябрѣ мѣсяцѣ нашелъ къ удивленію своему Палермскую долину въ весенней одеждѣ. Апельсинныя, лимонныя деревья съ своею темною бархатною зеленью, широколистая фига, сучковатая шелковица и стройной высокой пиннъ, разбросанные по пространной долинѣ, выросли такъ кстати, такъ у мѣста; такое согласіе царствовало во всѣхъ группахъ пейзажа, что, мнѣ казалось, испортилась бы вся картина, если бы уничтожить или пересадить хотя одно дерево. Поля огорожены здѣсь розовымъ лавромъ (oleander) и алоемъ (agava americana). У насъ и то и другое воспитываютъ въ теплицахъ; но, не смотря на это, алое не цвѣтетъ никогда, иль очень рѣдко, a потому и зовутъ его наши садовники столѣтнимъ деревомъ, увѣряя, будто бы цвѣтъ его является чрезъ сто лѣтъ. Здѣсь же, чрезъ три или четыре года, изъ средины куста алое, выбѣгаетъ толстой прямой стебель, который въ нѣсколько дней подымается сажени на три; поперечникъ его вершковъ до четырехъ; онъ переростаетъ сосѣднія деревья, на вершинѣ покрывается цвѣтомъ, но за мгновенный блескъ платитъ всегда жизнію: отцвѣтши, растеніе пропадаетъ.[1] Прости мнѣ эту ботаническую вылазку; ты не Линней, не Турнефоръ, но ты не чуждъ науки ихъ: они цвѣты описывали, ты ихъ пѣлъ, a я только говорю о нихъ; но, зная, что мой разсказъ не имѣетъ ни пользы описанія, ни пріятности пѣсни, я проведу тебя молча чрезъ другую долину красивую, какъ и Палермская. Теперь мы въ Алькамо, маленькомъ нечистомъ городкѣ, гдѣ единственный или единый трактиръ содержитъ аббатъ и у въѣзда въ городъ самъ встрѣчаетъ путешественниковъ, которые до расплаты могутъ думать, что пастырь угощаетъ ихъ по долгу христіанскаго гостепріимства: такъ усерденъ онъ и привѣтливъ. Я зналъ его уже по наслышкѣ, a потому, не дожидаясь утра, спросилъ, чего стоитъ комната, ужинъ, завтракъ? Аббатъ не стыдясь требовалъ цѣны неумѣренной, клятвенно увѣряя, что онъ человѣкъ честный, лишняго не беретъ и никогда не торгуется. Отложивъ на время почтеніе, должное его сану, я объяснился съ аббатомъ, какъ съ простымъ трактирщикомъ; ужиналъ, ночевалъ и завтракалъ за цѣну, мною назначенную.
Эгестъ, Сегестъ или Седжестъ. Путешествующему по Сициліи храмъ Седжеста представляется первымъ вѣстникомъ вкуса, познаній строительныхъ и прочности строенія Грековъ. Его нельзя назвать развалиной; разорительная рука времени отказалась, кажется, противъ него дѣйствовать. Воздвигнутый бѣглыми Троянцами, основателями Сегеста, онъ пережилъ прочія городскія зданія. Въ величественномъ уединеніи, на пригоркѣ, среди пространной, безтѣнной пустыни, стоитъ современникъ Энея, безмолвный свидѣтель дѣлъ славныхъ.
Тридцать шесть колоннъ, Дорическаго или правильнѣе Греко-Сикулійскаго ордена, поддерживаетъ красивый карнизъ; колонны отъ основанія до карниза вышиною съ небольшимъ 28 футовъ; впрочемъ не я ихъ мѣрилъ, за вѣрность не отвѣчаю, о размѣрѣ прочихъ частей сего зданія, если хочешь, справься въ подробныхъ путешествіяхъ по Сициліи: ихъ довольно; но не думай, чтобы всѣ тѣ, кои говорятъ тебѣ о длинѣ, ширинѣ и вышинѣ храмовъ, театровъ и амфитеатровъ, сами съ саженью въ рукѣ взбирались на сіи зданія, весьма часто неприступныя. Сіи изыскатели древности большею частію вѣрятъ безъ повѣрки мѣрившимъ и писавшимъ предшественникамъ, a тогда, чтобы ихъ списокъ казался оригинальнѣе, прибавляютъ или убавляютъ нѣсколько дюймовъ и линій; таковая дробь въ общей суммѣ непремѣнна.
Воротимся къ Сегесту. Какому божеству былъ посвященъ сей храмъ, неизвѣстно. По нѣкоторымъ признакамъ, вѣроятно даже, что онъ никогда не былъ достроенъ. Дикіе голуби гнѣздятся на капителяхъ; ястребъ кружится надъ ними, и сіи шпицы одни придаютъ теперь жизнь мертвымъ окрестностямъ Сегеста. Король Фердинандъ вставилъ два камня выпадшіе изъ карниза и надписью на фронтонѣ, на бѣлой мраморной доскѣ, обезобразилъ вѣсь фасадъ; Ferdinandi regis augustissimi pruvideiitia restituit anno MDCCLXXXVIII.
Трапани, древній Дрепанумъ. Отъ Сегеста голыми, скучными полями едва проложенная тропинка приводитъ въ Трапани. Надежная гавань, рыбная ловля, добываніе коралловъ и выпариваніе соли изъ морской воды могли бы обогатить сей городъ, но есть безпрестанныя преграды торговлѣ; это общее несчастіе всѣхъ здѣшнихъ городовъ: виноградники, оливы, хлопчатая бумага, всякаго рода фруктовыя деревья съ изобиліемъ въ Сициліи, a между тѣмъ хлѣбопашество и садоводство ежегодно уменьшаются; значительная часть острова покрыты полями незасѣянными; на многихъ, со временъ Грековъ и Римлянъ, плугъ не раздиралъ земли; и край, снабжавшій всю Италію своими произведеніями, едва ли производитъ достаточно для собственныхъ жителей. Они въ угнетеніи ропщутъ, но ропотъ ихъ неслышенъ въ Неаполѣ.
Близь самаго Трапани на берегу моря стоитъ высокая гора, въ старину m. Eryx, теперь Монте-Трапани или Сант-Джуліяно. Въ древности славился Эриксъ храмомъ, посвященнымъ Венерѣ; украшенный идолами изъ золота и серебра онъ обогащался еще ежедневными приношеніями Сиціліянцевъ, Римлянъ и Карѳагенянъ. Эней, послѣ разоренія Трои, посѣтилъ храмъ Эрикса и оставилъ въ немъ дары драгоцѣнные. Здѣсь праздновалъ онъ игры въ память отца своего. Вотъ для прошедшаго. Для настоящаго: гора существуетъ во всей цѣлости, но храмъ исчезъ совершенно. Однако же, какъ бы въ воспоминаніе поклоненію красавицѣ Венерѣ, увѣряютъ, что до сихъ поръ женщины городка С. Джульяно отличаются красотою отъ прочихъ женщинъ острова. Быть можетъ, это правда, но, чтобы въ томъ увѣриться, надлежало бы мнѣ взобраться на высочайшую послѣ Этны гору; день былъ жарокъ, я усталъ и безъ того, да къ тому же, въ семьѣ не безъ урода, кто знаетъ, кѣмъ бы я былъ встрѣченъ на вершинѣ Эрикса. Итакъ я выѣхалъ изъ Транани, не бывъ на Эриксѣ и слѣдовательно не могу тебѣ ручаться за красоту нагорныхъ жительницъ.
Я нынѣ не въ первый уже разъ имѣлъ случай замѣтить несправедливость общаго мнѣнія, будто бы народъ южной Италіи, особенно Неаполитанскаго королевства, предать непреодолимой лѣни. Этотъ предразсудокъ основанъ на старыхъ разсказахъ путешественниковъ. Въ Неаполѣ рыбаки, носильщики и вообще ладзарони, въ Сициліи мульщки никогда нс отказываются добывать себѣ хлѣбъ самыми тяжкими работами. Въ самую сладостную для ладзорана минуту, когда, наѣвшись макаронъ, онъ лежитъ на лескѣ у берега моря и грѣется на солнцѣ, предложи ему ношу и пошли его даже далеко за городъ, онъ съ поспешностію исполнитъ твое порученіе за нѣсколько грановъ. Но, не давая имъ работы, несправедливо обвинять ихъ въ лѣни и называть тунеядцами, a правительство не беретъ никакихъ мѣръ для доставленія занятія нижнимъ классамъ промышленниковъ.
Я нашѣлъ мульщика своего поденно за весьма умѣренную цѣну и дивлюсь его дѣятельности: онъ идетъ цѣлый день пѣшкомъ, изрѣдка только вскочитъ на вьючнаго мула, уколетъ его въ спину шпорой, привязанной къ его рукѣ, мулъ побѣжитъ, и онъ опять спѣшится, напѣваючи Сициліанскую пѣсню, догоняетъ его босой по каменистой, разкаленной солнцемъ дорогѣ. Притомъ на привалахъ, на ночлегахъ, онъ мой камердинеръ и поваръ; развьючитъ мула, сходитъ на рынокъ, купитъ рыбы и сваритъ ее, потомъ приготовитъ бѣлье и вычиститъ платье.
- ↑ Въ иныхъ мѣстахъ Сициліи изъ листьевъ этого растенія дѣлаютъ довольно порядочной холстъ. Цвѣточный стебель весьма твердъ. Сицилійцы срубаютъ четыре цвѣшка алое, толстыми концами вкапываютъ ихъ въ землю, а на верхнихъ строятъ шалашъ; изъ сего довольно возвышеннаго шалаша стерегутъ они сады свои и виноградники.