Вчера двѣ молодыя пѣвицы оживляли мою обитель своими свѣжими голосами. Одна, образованная дочь сѣвера, получила въ звучной Италіи свое музыкальное воспитаніе. Другая, рожденная въ отечествѣ согласныхъ звуковъ, тамъ росла и училась пѣть и любишь. Обѣ изливали съ робостью звуки то блистательные, то нѣжные. Сѣверная пѣвица, повинуясь матери, подошла къ фортепіано, взглянула на родныхъ, искала ободрительныхъ и дружескихъ взоровъ, и увѣрясь въ снизхожденіи слушателей, покраснѣла, улыбнулась и запѣла; грація и робость играли въ ея звукахъ, какъ вешній вѣтеръ въ душистыхъ кустахъ. Запѣла послѣ молодая Римлянка: лице ея вдругъ задернулось блѣдностью, брови черныя, легко поднявшись, изъяснили страданіе; уста побѣлѣли; голосъ задрожалъ, но какъ тронутая струна, и вдругъ…. быстро потекли звукъ за звукомъ, чувство за чувствомъ, какъ будто бы ея душа и голосъ склонялись подъ неизбѣжной, роковой гармоніей… Неужели здѣсь, въ Италіи, и застѣнчивость подъ вліяніемъ страсти?
Шумный Аніо, любимецъ живописцевъ, богатый роскошными водопадами, раждается въ горахъ, усѣянныхъ душистой, златоцвѣтной генистой: то журчитъ въ злачныхъ долинахъ, подъ сѣнью гибкихъ итальянскихъ тополей, или лѣсовъ каштановыхъ, ясенныхъ, дубовыхъ; то вертитъ колеса и двигаетъ многосложныя машины; то лѣнится и бушуетъ по разбросаннымъ каменьямъ, падшимъ съ вершины скалъ. Тутъ, подъ высокимъ монастыремъ, онъ какъ будто шепчетъ о тайныхъ изнуреніяхъ и молитвахъ Св. Венедикта; тамъ воетъ подъ развалинами Виллы кроваваго и театральнаго Нерона; далѣе, подъ влажною тѣнью, скицустъ, накидываетъ[1] свой первый водопадъ и таинственно бесѣдуетъ съ любовниками изящнаго; далѣе, продирается сквозь горы, копается въ пещерахъ, и вдругъ, передъ храмомъ Сивиллы, валится со скалъ снѣжнымъ потокомъ, бѣжитъ по прорицательной долинѣ и съ долгимъ ревомъ уходитъ въ землю, какъ звѣрь въ берлогу. Тамъ онъ своевольно роетъ себѣ мшистыя катакомбы, но, презирая мрачный конецъ, пробиваетъ себѣ нѣсколько путей и является на солнцѣ, какъ полное произведеніе творческаго генія, какъ полубогъ въ мигъ апоѳозы. Семь водопадовъ орошаютъ роскошные холмы и дымятся надъ долиной, гдѣ разостлано все богатство природы итальянской, и въ непрестанномъ волненіи, вѣчно тутъ бушуютъ хоромъ, разсказывая про дѣянія Тибурскія. Такъ на греческой сценѣ стоялъ неподвижный хоръ и открывалъ зрителямъ тайну мысли, души, преданій и предчувствій. Аніо, увѣнчанный именами таинственной Сивиллы, свѣтлаго Горація, изящнаго Мецената, игриваго и романтическаго Аріоста, удаляется отъ освященныхъ оливныхъ лѣсовъ и течетъ тише и тише, по молчаливымъ полямъ римскимъ, къ дѣду Тибру. Такъ, древле, удальцы-сосѣди новаго города прибѣгали въ Капитолійское убѣжище и покоряли буйныя главы свои подъ иго свѣжихъ и строгихъ законовъ.
- ↑ Одно изъ двухъ словъ, ad libitum. Первое, какъ новое требуетъ аукторитета.