Отрывки из Виргилиевых Георгик (Вергилий)/ДО

Отрывки из Виргилиевых Георгик
авторъ Вергилий, пер. Александр Федорович Воейков
Оригинал: древнегреческій, опубл.: 1816. — Источникъ: az.lib.ru • Текст издания: журнал «Вѣстникъ Европы», 1814—1816.

Отрывокъ изъ Виргиліевыхъ Георгикъ.

Щастливъ, стократъ щастливъ оратай домовитый,

Умѣющій постичь всю цѣну сельскихъ благъ,

Отъ шума браннаго и роскоши сокрытый!

Колосья полныя на вспаханныхъ браздахъ,

Благословеніе земли его питаютъ.

Вотъ пышныхъ у него чертоговъ, гордыхъ вратъ,

Которыя льстецовъ волнами изрыгаютъ,

Ни позолотою, ни рѣзьбою не блестятъ

Огромные ряды столповъ и кровы башенъ.

За то удѣла его свобода и покой;

Ему невѣдомы позорища, искуства,

Необходимыя обширнымъ городамъ,

Гдѣ скукой, праздностыо притуплены всѣ чувства,

Оратай не уснулъ природы красотамъ.

Его помѣстье: кравъ, быковъ стада ревущи,

Соломенный шалашъ, домашній ручеёкъ,

И лѣсъ, подъ тѣнь свою на мягкій дернъ зовущій,

Гдѣ въ полдни лѣтомъ сонъ и сладокъ и глубокъ.

Въ селѣ, въ селѣ теперь единственно ищите

И бодрыхъ юнощей и дѣвъ невинныхъ! тамъ

Къ маститой старости почтеніе узрите

И поклоненіе отеческимъ богамъ.

Веселость на поляхъ, въ лугахъ — не въ бурномъ свѣтъ;

Она среди-работъ, она среди утѣхъ;

И правда удалясь съ земли — въ своемъ полетѣ

У нихъ въ послѣдній разъ имѣла свой ночлегъ.

О Музы! съ юныхъ лѣтъ вашъ нѣжный почитатель,

Высокій и святый питалъ я въ сердцѣ жаръ;

Природы таинствъ быть хочу истолкователь,

И къ вамъ съ моей мольбой: пошлите свыше даръ,

Явите мнѣ стези свѣтилъ неоткровенны,

Повѣдайте, почто и блескъ въ красоту

Луна теряетъ въ день, отвѣкъ опредѣленный?

Почто средь свѣтлаго стремленья въ высоту

Безъ тучъ глаза свѣтилъ внезапно померкаетъ?

Какою силою гонимое къ брегамъ

Въ урочный море часъ оплоты разрушаетъ,

И отступать велитъ бунтующимъ валамъ?

Трясенія земли откройте мнѣ причину,

Повѣдайте, почто съ лазоревыхъ небесъ

Зимою Ѳебъ спѣшитъ сокрыть свой зракъ въ пучину?

Когдажъ не мой удѣлъ познанье сихъ чудесъ,

Вкругъ сердца моего уже лежащу хладу,

О благодатныя! дозвольте пѣть луга,

Работы сельскія и рощицы прохладу.

Кто, Сперхій! мнѣ твои укажетъ берега?

Гдѣ вы, Тайгетскіе пригорки и равнины?

Кто, кто меня на семъ цвѣтущій проведетъ?

Примите странника, Темпейскія долины!

И скройте сѣнію густою отъ заботъ!

Блаженъ, кто первую вину проникнуть можетъ,

Кто противъ жизни бурь стоитъ не колебимъ,

Кого о смерти мысль ни мало не тревожитъ!

Блаженъ и сельскими богами кто любимъ,

Чтитъ Нимфъ богинь лѣсовъ, и бога стадъ чтитъ Пана!

Не домогается короны Царской онъ;

Чернь своенравная, въ раздорахъ обуянна,

Не увлечетъ его въ порывѣ бурныхъ волнъ,

Сената въ преніяхъ участья не пріемлетъ,

Торжестователемъ не хочетъ міръ протечь;

Ни воплямъ Дака онъ воинственнымъ не внемлетъ,

Въ грудь братій съ лютостью не устремляя мечь,

Гражданскую вражду вмѣняетъ въ святотатство.

На прагѣ судебныхъ мѣстъ не ступитъ ябѣдъ чуждъ;

Не алчетъ пріобрѣсть пронырствами богатство;

Не знаетъ прихотью изобрѣтеннчыхъ нуждъ:

Довольствуется онъ простыми овощами?

Простыми снѣдями, какія для него

Приноситъ огородъ, воздѣланный трудами,

И нива — малое наслѣдіе его.

Тотъ пѣнитъ веслами равнину Океана,

Сей пресмыкается предъ сильными земли;

Того въ кровавый бой уноситъ храбрость рьяна;

Иной, держа въ умъ лишь выгоды свои,

Готовъ потрясть града и опрокинуть Царства,

Чтобъ спать на пурпуръ и пить изъ чашъ златыхъ.

Другой, разсчетовъ рабъ и жалкой стражъ богатства;

A сей витійствуетъ на торжищахъ большихъ;

Иные страстію рукоплесканій страждутъ,

Въ театрѣ ихъ ловить спѣшатъ отъ плебеянъ

И отъ Сенаторовъ. Иные крови жаждутъ;

A сей, слѣпецъ! бѣжитъ подъ небо чуждыхъ странъ

Искать другихъ боговъ, отечества другова.

Оратай не таковъ: и ночь и день въ трудахъ,

Всегда близь милаго родительскаго-крова,

То въ огородъ, то въ лугу, то на поляхъ

Съ сохой, иль заступомъ, онъ роется веселый;

Отечество, жену, и внуковъ, и сыновъ,

Товарищей въ трудахъ — стада воловъ дебелы,

И мягкою волной бѣлѣющихъ овновъ

Пропитываетъ онъ. Дотолѣ недовольный,

Пока не узритъ древъ согбенныхъ подъ плодомъ,

Пока не ломятся анбары житомъ полны

И не уставленъ весь подвалъ его виномъ.

Наступитъ ли зима? уже въ тискахъ оливы,

И масло цѣдитъ онъ янтарною струей;

Созрѣли яблоки, въ скирдахъ богатства нивы,

Вкругъ шеи обвился малютокъ милый рой,

Играютъ прыгаютъ, ласкаются умильно;

Стыдливость чистая въ его дому гоститъ,

Придутъ ли праздники въ досужный часъ дѣлитъ

Межъ приношеніемъ богамъ своимъ молитвы,

Между невинныхъ игръ, безхитрочныхъ утѣхъ:

То мирныя между селянъ заводитъ битвы,

Метанье копій въ цѣль, борьбу, плясанье, бѣгъ;

То кубки увѣнчавъ душистыми цвѣтами,

И возливая въ честь твою, румяный Вакхъ!

Онъ старое вино пьетъ съ старыми друзьями,

Роскошно возлежа на дернъ при огняхъ.

Такъ въ силахъ гордые Тосканцы возрастали;

Такъ древде милые Сабинцы жизнь вели,

Когда еще мечей железныхъ не ковали,

Какъ не багрила кровь текущая земли,

И звука трубъ еще военныхъ не слыхали,

Когда не царствовалъ Юпитеръ --Царь боговъ,

Такъ Римулъ обиталъ нашъ праотецъ великой,

И крѣпкой заключа оградой седмь холмовъ,

Такъ Римъ содѣлался вселенныя владыкой.

Съ Латин. Воейковъ.

"Вѣстникъ Европы", № 7, 1814
Отрывокъ изъ Виргиліевыхъ Георгикъ.

Пою земледѣльцевъ работы, благопріятныя нивамъ;

Созвѣздія здѣсь нареку: Меценатъ! открою и время

И способъ, какъ съ вязомъ младымъ сочетать виноградную лозу;

Скажу, какъ овецъ и воловъ содержать, улучшая ихъ племя;

Какъ пчелъ разводить домовитыхъ. Вы лучезарны свѣтила,

По своду небесному путеводители ясные года!

Ты Бахусъ румяный, и ты даровитая матерь Церера!

Вамъ, счастье людей устрояющимъ, жолуди въ класы златые

И воды студеныя въ сокъ превратились кипящій въ покалѣ!

Красавицы дѣвы, Дріады, и вы легконогіе Фавны!

Пою драгоцѣнные ваши дары. Нептунъ, удареньемъ

Трезубца изведшій коня изъ земли, заржавшаго грозно!

И ты, охранитель лѣсовъ, для котораго въ Цейскихъ долинахъ

Муравчатыхъ триста тельцовъ оснѣженныхъ тихо пасутся?

И Панъ, покровитель Менала, пастырь овецъ неусыпной!

Минерва, ты съ маслиной мирной, Сильванъ съ кипарисомъ въ десницѣ!

И ты, Триптолемъ, изобрѣтатель остраго плуга,

Всѣ боги, богини полей, луговъ и долинъ плодоносныхъ,

Во благовремени росу и дождь посылающи съ неба,

Явитесь доступны и въ помощь мою приникните свыше!

Тыжъ въ свѣтлый сонмъ уже сопричтенный Олимпа, о Цесарь!

Устроивать будешь ли грады и царства смертныхъ ко благу?

На скраніиль матерній миртъ возложа, всемогущій владыко,

И бурь, и ненастья, и ведреныхъ дней виновникомъ будешь?

Ѳетидой ли древнею въ зятя любезнаго сердцу избранный,

Къ обѣтамъ, мольбамъ мореходцевъ, преклонишь ты кроткое ухо?

Созвѣздіе-ль ново межъ звѣздъ удивленныхъ, близь Еригоны

Восхочешь блистать? Скорпіонъ удалится съ клешнями,

Праведно мѣсто великое въ небѣ тебѣ уступая.

Но чтобъ ты ни избралъ? Царемъ преисподней не будешь во вѣки!

Поля Елисейски оставишь Плутону Царю съ Прозерпиной,

И будешь любовью, отрадой вселенны, неужасомъ мрачнымъ!

Великій! мольбы земледѣльцовъ внимать принучайся съ терпѣньемъ,

И робкую пѣснь одобри ты улыбкою благопривѣтной!

Веснѣ прилегаѣвшей снѣгъ серебромъ покатится въ долины,

Зефиры дыханьемъ тепла разрѣшаютъ изсохшія глыбы,

Сошникъ углубленный, сверкая, взрываетъ пыльную землю,

И волъ работящій тащится съ плугомъ, тихо ступая,

Два лѣта терпѣвшая зной, двѣ зимы терпѣвшая мразы

Сторичнымъ плодомъ обрадуетъ нива поселянина,

И рухнутъ амбары подъ бременемъ тяжкимъ пшеницы и жита.

Не раздирая искривленымъ плугомъ новыя пашни.

Ты прежде пошву испытай, примѣнися къ погодѣ и мѣсту,

Повѣрье и опытъ сперва вопроси земледѣльцевъ старинныхъ:

Въ равнинѣ златая пшеница, на холмѣ янтарныя грозды,

На влажной и низкой пошвѣ густая трава зеленѣетъ;

Не видишь ли ты, какъ шафранъ ароматами дышетъ на тминѣ?

Какъ Индія костью слоновой, Понтъ бобровой струею,

Иберія свѣтлымъ желѣзомъ хвалится между странами?

Какъ Савва ліетъ многоцѣнную мѵрру изъ древъ благовонныхъ,

Епиръ же готовитъ всегодно для пышныхъ торжествъ Олимпійскихъ

Коней быстроногихъ, восхищающихъ пальму побѣды?

Уже съ тѣхъ временъ, какъ Девкаліонъ засѣвая кремнями

Опустошенный міръ, заселилъ человѣками каменнымъ родомъ,

Природа рукой осторожной дары землѣ раздѣлила.

И начертала уставъ, неизмѣняемый вѣчно.

Съ возвратомъ весны плодоносный кряжъ воздѣлывать должно,

И сочныя глыбы на солнечномъ зноѣ надолго оставить;

Напротивъ же тощую землю отсрочить пахать до Арктура,

Чтобъ въ первой хорошихъ сѣмянъ не губили вредныя травы,

Въ послѣдней хранилась потребная добрая влага и сила.

По жатвѣ богатой да будетъ нивѣ лѣто покоя;

Истекшемужъ отдыха году и силамъ земли обновленнымъ

Вновь поле своезасѣвай, сѣмяна ежегодно мѣняя;

Замѣть; перемѣна трудовъ отъ трудовъ есть прекраснѣйшій отдыхъ.

Гдѣ нынѣ ты сѣялъ ячмень, тамъ завтра овощь огородный,

Потомъ колосистую рожъ, потомъ и пшено золотое.

Замѣть: истощаетъ овесъ, истощаетъ и макъ усыпитель,

И ленъ волокнистый поля, изъ нихъ жизненный сокъ извлекая;

Но ты оскудѣвшую ниву щедрой рукой удобряя,

И отдыхъ назнача урочный, вдвое прибавишь ей силы.

Полезно солому тощихъ полей предавать на сожженье:

Трескучее пламя поля утучняетъ пепломъ горячимъ;

Или, испаряя ненужную влагу, его озираетъ,

Иль тайныя поры земли разширяя, откроетъ дорогу

Питательной жидкости къ нѣжнымъ и тонкимъ волокнамъ кореньевъ,

Или, можетъ быть, затворяя разсѣлины, жилы растѣній сжимая?

Росѣ и палящему зною и вѣтрамъ входъ заграждаетъ,

Съ веселой улыбкою златовласая видитъ Церера

Селянъ, разбивающихъ граблями груды лѣнивыя въ полѣ,

Зубчатую борону тяжко влачащихъ по глыбистой пашнѣ,

И новыя бразды по старымъ браздамъ проводили ихъ глубоко

Блистающимъ плугомъ, нудящимъ къ щедрости землю скупую.

Люблю я дождливое лѣто, и ясную мразную зиму!

Богатый Гаргаръ; плодоносная Мизія жатвы обильемъ

Обязаны ясной зимѣ Своей и влажному лѣту.

Хвала земледѣльцу, который дождемъ сѣмяна разсыпая,

Немедленно тучной землею ихъ покрываетъ прилѣжно;

Потомъ къ утомленной полуденнымъ зноемъ и жаждой нивѣ

Приводишь изъ ближней рѣки пѣнистую воду — и шумно

Журчащимъ межъ камней живымъ ручейкомъ ее освѣжаетъ!

Хвала земледѣльцу, которой роскошь излишнюю нивы,

Юную зелень густую, тогда какъ она лишь едва

Бразды покрываетъ листами, стадамъ предаетъ безъ пощады!

Который въ дождливые мѣсяцы года смрадную влагу

Болотъ и черную тину рѣки, въ разливѣ широкомъ

Забывшей брега, осушаетъ копая рвы, неусыпной!

Увы! человѣкъ безпрестанно муча воловъ и въ потѣ лица работая,

Не можетъ спокойно и смѣло ждать за труды награжденья!

Бѣды и печали мрачною тучей висятъ надъ главою;

И тѣнь густая деревъ, и алчныхъ гусей вереницы,

И журавлей Стримонскихъ ненасытная хищность,

Все вредоносное насъ осторожности учитъ;

И сердце колеблется поперемѣнно надеждой и страхомъ.

Зевесъ громовержецъ, самъ проложилъ намъ дорогу къ работѣ,

И первый искуственно землю воздѣлавъ, праздности тучной

Онъ въ царствѣ, своемъ не терпѣлъ — изгналъ порочную лѣность;

Но прежде его ни одинъ земедѣлецъ свободную землю

Не покорялъ серпу и не зналъ ни границъ, ни раздѣла;

Для общей потребности люди всѣ вмѣстѣ плоды собирали,

И ими снабжала земля ихъ обильно безъ всякихъ усилій.

Зевесъ изострилъ змѣи шипящее страшное жало,

Зубами волковъ ополчилъ, затворилъ медоточный источникъ,

Расколыхаоъ Океанъ, взбушевалъ весь воздухъ дыханіемъ бури,

Похитилъ огонь, у людей и скупость землѣ заповѣдалъ,

Но вѣки опытъ съ собой привели, и промышленность быстро

Таланты людей развила, пробудила въ нихъ соревнованье,

И брызнули искры струей изъ кремня, и веслами взрыта

Равнина морей, и кормчій; позналъ и нарекъ уже звѣзды;

Обставленъ лѣсъ тенетами, птицъ силокъ ожидаетъ

Для рыбы закинуты мрежи; псы по слѣдамъ за еленемъ,

Клокочетъ щипящая мѣдь въ раскаленномъ какъ, Етна горнилѣ;

Бія молотами въ ладъ, ковачи стучатъ по желѣзу;

И зубы пилы зацѣпляясь, скрыпятъ и древа раздираютъ;

А прежде съ трудомъ неисчетнымъ клиньями ихъ расщепляли.

Такъ трудолюбіе все побѣждаетъ, надъ всѣмъ торжествуетъ,

Такъ нужда есть мать всѣхъ полезныхъ искусствъ и приятныхъ!

Воейковъ.

1813 Года.

Августа 20 дня.

Харьковъ.

"Вѣстникъ Европы", № 16, 1815
Отрывокъ изъ Виргиліевыхъ Георгикъ

Вамъ, благая Палеса, божественный пастырь Адмета,

Вамъ, Ликійскія рощи и рѣки, вамъ мои пѣсни!

Все уже было воспѣто лирой досужихъ поетовъ!

Кто не хвалилъ Геркулеса? кто не томилъ насъ разсказомъ

О Вузифидѣ, объ юномъ Гиласѣ? кому неизвѣстенъ

Пелопсъ возница и рамо его изъ кости слоновой,

Бѣгство Латоны и островъ плавучій? Я избираю

Новый, никѣмъ непроложеныый путь, и свѣжіе лавры

Смѣло сорвавъ, оставлю потомству славное имя.

Первый въ отчизну (ежели дни мои продолжатся)

Музъ приглашу съ волшебныхъ бреговъ Аонійскихъ, и первый,

Мантуа! въ даръ тебѣ принесу Идумейскую пальму.

Храмъ бѣломраморный пышно воздвигну на брегѣ зеленомъ,

Гдѣ извиваетъ большими кругами свѣтлыя воды

Минчіо тихій между тростникомъ и густыми кустами.

Въ храмѣ Цесаревъ ликъ изваянный на возвышеньи

Будетъ поставленъ въ срединѣ — и жертва ему воскурится.

Самъ, облеченный въ багряную тогу, четвероконныхъ

Сто колесницъ я пущу, и къ зрѣлищамъ страстные Греки

Берегъ Алфея и рощи Молорха оставя, пріидутъ

Къ намъ состязаться въ борьбѣ, въ метаніи стрѣлъ и ристаньи.

Самъ я, въ вѣнкѣ изъ оливъ, раздамъ достойнымъ награды.

Мнится, я вижу сей храмъ въ отдаленьи пойдемъ и откроемъ

Ходъ торжественный къ храму, зажжемъ ароматы да льется

Кровь сихъ тельцовъ… Поспѣшимъ! тамъ все въ ожиданьи безмолвномъ!

Се во театрѣ Бритты развѣсили ткани, на коихъ

Хитрой иглою живо представлено ихъ поношенье.

Надъ преддверіемъ храма зрю изваянны тріумфы

Цесаря пышно изъ кости слоновой и чистаго злата;

Тамъ побѣдитель блистаешъ въ бранной одеждѣ Квирина;

Видится Нилъ стенящій подъ тяжестью Римскаго флота;

Мѣдь Египта гордымъ столпомъ возстающая къ небу;

Тамо Азійскіе грады кострахъ, Нифатъ побѣжденный;

Тамо свирѣпый Парфянинъ, который, къ коварствамъ обыкши,

Сопротивляется въ бѣгствѣ, и уступя, поражаетъ;

Тамъ, наконецъ, двѣ морскія побѣды и въ двухъ частяхъ свѣта;

Тамъ бѣломраморны лики Героевъ, отъ Зовса ведущихъ

Родъ знаменитый; тамъ Ассарака и Троса потомки,

Цесаря предки; вдалижъ и во мракѣ зависть въ оковахъ,

Фуріи, камень Сизифа и колесо Иксіона.

Между тѣмъ, Меценатъ! твоему призывающу гласу,

Въ рощи, на тучную пажить къ стадамъ я спѣшу возвратиться.

О, поддержи, ободри меня въ поприщѣ новомъ и смѣломъ!

Безъ тебя ни одной благородной, возвышенной мысли!

Но уже слышатся въ лѣсѣ сладкіе вздохи свирѣли;

Лай псовъ ехо по мхамъ, по лѣсамъ, по холмамъ разноситъ,

Ржаніе борзыхъ коней, ревъ кравъ (*) и блеяніе агнцовъ

(*) Напрасно Галломаны усиливаются доказывать, что Русскій языкъ не имѣетъ спондеевъ. Се пяди положилъ еси дни моя. Псаломъ XXXVIII. Многа сотворилъ еси ты Господи Боже! Пс. XXXIX. И воздвижеся въ день той всякъ мужъ сильный. Іудиѳъ. Гл. VII. Полякъ, Туркъ, Персъ, Прусъ, Хинъ, и Шведы. Державинъ. Часть I. стр. 213. Неправый судъ, огнь, гладъ, бунтъ, моръ! Державинъ. Часть I. стр 265

Въ слухъ мой доходитъ… Кончимъ поспѣшнѣе сельскія пѣсни.

Муза! научимъ скорѣе селянъ ходить за стадами,

И промѣнявъ простую цѣвницу на звонкую лиру,

Цесаря мы возгремимъ, и славу его во всемъ блескѣ

Передадимъ въ своихъ пѣснопѣньяхъ вѣкамъ отдаленнымъ!

Для Олимпійскихъ ли игръ коней быстроносихъ лелѣетъ,

Или для плуга сильныхъ воловъ; избраніе матокъ

Первымъ твоимъ попеченьемъ! Глава безобразна большая,

Тучная выя, подзобокъ висящій почти до колѣней,

Бѣлая шерсть и до ней волнами чорныя пятна,

Бокъ протяженный безъ мѣры: вотъ странна крава!

Я люблю ее видѣть когда, какъ волъ разъяренный

Съ ревомъ свергаетъ ярмо, угрожаетъ рогами и гордо

Переступая, длиннымъ хвостомъ онъ прахъ возметаетъ.

Шесть лѣтъ — отъ четырехъ и до десяти Гименею!

Прежде и послѣ кравы къ ярму и къ родамъ неспособны

Въ юности ты сочетай ихъ съ быкомъ въ безобразьи красавцемъ:

Время любви драгоцѣнно! Въ жизни лучшіе годы

Быстро, быстро мчатся; за ними дряхлая старость,

Скорбь, грусть, скука, болѣзни и смерть съ безпощадной косою.

Предупреди же сшадъ гибель; содѣлай, да всякое смерти

Лютой хищенье съ избыткомъ тебѣ Гименей возвращаетъ,

Столь же строгъ будь въ выборѣ борзыхъ коней для завода.

Тотчасъ послѣ избранья свобода отъ тяжкой работы.

Гордъ, быстръ, силенъ конь гнѣдой и въ яблокахъ сѣрый;

Слабъ, вялъ, тощъ, непригожъ и несшатенъ рыжій и бѣлый.

Видишь ли, какъ жеребецъ съ горделивой небрежностью топчетъ

Тучную пажить, какъ изгибаетъ, какъ расправляетъ

Легкія ноги! Первый ввѣряетъ себя онъ новому мосту;

Первый въ рѣкѣ незнакомой; первый на брегѣ отвѣсномъ

Шуму и грому внемлетъ безъ страха. Шея крутая,

Морда сухая, хребетъ окатистый, долгая грива,

Станъ и тонкій и длинный, грудь широкая, въ жилахъ,

Рѣзкій трескъ трубъ бранныхъ послышалъ, кипитъ и трепещетъ;

Пламень изъ алыхъ ноздрей его пышетъ клубами,

Крѣпко копытами крѣпкими бьетъ объ твердую землю;

Весь нетерпѣнье: ушами прядетъ, храпитъ и мѣста не сыщетъ.

Древле таковъ былъ Поллуксовъ конь Цилларъ знаменитый;

Марсовы кони, страхъ разносившіе по полю брани;

Или Ахилловы, коихъ славный Гомеръ обезсмертилъ.

Древле хитрый Сатурнъ, внезапно супругѣ представшей,

Преобразился въ такаго коня, и гриву раскинувъ,

Скокомъ помчался — и холмы потрясъ пронзительнымъ ржаньемъ,

Самый пламенный конь изнеможетъ въ лѣтахъ преклонныхъ;

Въ стойлѣ спокой его старость; старость почтить вездѣ должно!

Битвы Венеры и Марса требуютъ юношей крѣпкихъ;

Для престарѣлыхъ борцовъ безсильныхъ, желаньемъ томимыхъ,

Богъ Гименей не богъ наслаженья, a лютый мучитель:

Огнь старика какъ солома, вдругъ воспылавъ, погасаетъ.

Больше въ конѣ замѣчай родъ, лѣта и качества сердца;

Веселъ ли онъ — побѣдитель, грустенъ да онъ — побѣжденный!

Видишь ли, знакъ данъ! вырвавшись вонъ изъ ограды, помчалисъ

Сто колесницъ по поприщу чести; все устремилось,

Все полетѣло… во слѣдъ имъ зрителей сердце и очи!

Поперемѣнно въ душахъ смѣняются страхъ и надежда?

Свищутъ бичи, извиваясь; оси визжатъ и дымятся…

То наклоняются къ конскимъ хребтамъ младые возницы,

То возстаютъ, и какъ бы летящими издали видны

Въ облакѣ праха и дыма; вотъ догоняютъ другъ друга;

Вотъ уже рядомъ, вотъ ужь сцѣпились, дружно несутся,

Перестизаютъ….. и побѣдитель, чувствуя съ страхомъ

Близко дыханье отставшихъ, облитый паромъ и пѣной,

Прежде у цѣли! Конь рожденъ для войны и для славы.

Воейковъ.

Сентября 12 го дня.

Воронежъ. 1812 Года.

"Вѣстникъ Европы", № 9, 1816
Отрывокъ
изъ I пѣсни Виргиліевыхъ Георгикъ.

Чтобъ приближеніе бури, и зноя; и вѣтаровъ холодныхъ

Вѣрно возможно было узнать, богъ боговъ заповѣдалъ

Каждый мѣсяцъ лунѣ извѣщать объ ненастьѣ и ведрѣ,

Чтобъ земледѣльцы стада свои ближе къ зарѣ намъ держали,

Вихрямъ ужасно свистать начинающимъ, пѣнится море;

Шумъ взбушевавшихъ валовъ и гулы глухіе въ глубокихъ

Безднахъ и горъ по лѣсистымъ вершинамъ проносятся скоро;

Берегъ дрожитъ и слышится страшное рощей шептанье:

Близко буря тогда свирѣпыми машетъ крылами,

Волны качаютъ корабль и скрыпятъ натрученны снасти.

Близко буря тогда, когда изъ кипящія хляби

Вынырнувъ съ крикомъ нырки, стремятся къ песчаному брегу.

Близко, когда гагары играютъ на сушѣ, и цапля,

Тонкое блато оставивъ, высоко взвивается къ верьху.

Часто, бури предтеча, звѣзда съ небесъ упадаетъ:

Бѣлымъ огнемъ своимъ мракъ умножая полуночи мрачной,

Искры слѣдомъ она разыпаетъ въ темной Лазури;

Часто носится пухъ по волнамъ и по воздуху листья;

Съ сѣвера молньи сверкающей страшно громамъ трясущимъ

Домы Зефира и Евра, оратай дождей опасайся;

Тыжъ, мореходецъ! свивай паруса, возсылая обѣты.

Нѣтъ, никто не былъ внезапно бурей застигнутъ!

Будь замѣчателенъ! Вотъ поднялась журавлиная стая;

Вотъ вбираетъ ноздрями широкими воздухъ телица;

Ласточки быстро мелькая надъ озеромъ воднымъ, щебечутъ;

Квакаютъ въ блатахъ лягушки, бѣгутъ муравьи протоптанной

Ими тѣсной тропинкой и яица въ страхѣ уносятъ,

Кровъ оставляя; радуга черпаетъ воду, и машутъ

Дружно на брегѣ крылами съ крикомъ черные враны.

И станицами разныя птицы: морскія, и больше

Вкругъ Каистрскйхъ озеръ живущи въ Азійскихъ

Тучныхъ лугахъ, шурмуютъ играя, блестящую росу

Съ крылъ отрясаютъ, и тщетно хотятъ въ волнахъ окунаться,

Гласомь пронзительнымъ громко дождь призываетъ ворона,

Тихо и важно одна по песчаному брегу гуляя.

Дѣвы за пряжей сидяща съ лампадой, смотря какъ свѣтильня

Искры бросаетъ, какъ сажа на ней остается, умѣютъ

Предузнавать и предсказывать ясно дурную погоду.

Столько же вѣрно, какъ бури и вѣтры своею чредою

Свѣтлые дни возвѣщаютъ намъ несомнительны знаки;

Звѣзды тогда въ ефирѣ ярко играютъ, и блещетъ

Ярко луна, какъ будто отъ Феба лучей не заемля;

Тонкихъ, подобныхъ руну облаковъ не видимъ носимыхъ?

Лебедь, Ѳемиды любимецъ, пересталъ развертывать крылья,

Бѣлымъ покрытыя глянцемъ. Нечистыя твари на нивахъ

Рыломъ не треплютъ сноповъ, не кидаютъ ломая солому.

Тучи густыя синимъ туманомъ ложатся въ долинахъ.

Солнцу сходящу съ небесъ и горъ верьхи озлатившу,

Стоновъ и жалобъ совы на развалинахъ мшистыхъ не слышно.

Низосъ, местью горящій за пагубный волосъ, стремится

Дщерь растерзать; но легкая Сцилла вспорхнувъ, улетаетъ.

Низосъ ужасный гонится быстро за нею; но Сцилла

Легче въ ефирѣ кружась; мелькнувъ, исчезаетъ изъ вида.

Даже смягчая природную грубость и въ гнѣздахъ высокихъ

Между собой разыгравшись, въ листьяхъ шуршатъ, и трекратно,

Или четырежды громко каркаютъ черныя враны,

Радость свою объ возвратѣ къ птенцамъ и въ гнѣздо изъявляя.

Нѣтъ, я не вѣрю, что свыше ниспосланъ имъ даръ предузнанья;

Правдоподобнѣй, что послѣ бурь и дождей проливныхъ,

Воздухъ сгущаяся рѣдкій и воздухъ густей разрѣжаясь,

Дѣйствуетъ сильно и рѣзко на жизнь и дыханье животныхъ:

Птицы зимою молчатъ, и овцы печальны въ загонахъ;

Но веснѣ улыбнувшейся птицы поютъ сладкогласно;

Рѣзвятся овцы въ лугахъ и весело каркаютъ враны.

Еслижъ боишься обманутъ быть ясною, звѣздною ночью;

То наблюдай теченье луны и теченіе солнца:

Въ день новолунья видя ее подернуту флеромъ,

Жди, селянинъ и пловецъ, продолжительныхъ бурь и ненастья.

Еслижь въ четвертый день отъ рожденья на темномъ сафирѣ,

Тихимъ свѣтомъ блещутъ рога ея золотые,

Вѣрь сему признаку; онъ недбманчивъ: весь мѣсяцъ погода

Ясная будетъ безъ тучъ, безъ дождей, и пловцами обѣты

Главкъ, Мелиісертъ, Панопея; увидятъ свершенными свято,

Также и солнца восходъ и закатъ наблюдая, премѣны

Время угадывать станемъ. Если всходящаго солнца

Ликъ запятнанный увидишь, иль половину въ затмѣньи;

Онъ предвѣщаетъ, что съ юга вѣтръ вредоносный деревьямъ,

Нивамъ твоимъ и стадамъ, на крылахъ уже мчится съ дождями.

Если Аврора блѣдна и печальна Тиѳоновъ багряный

Одръ покидаетъ съ слезами, если туманной завѣсой

Фебъ закрываясь, не хотя свѣтитъ томно и слабо;

Тщетно густая, сѣлистая зелень листовъ защищаетъ

Юные грозды: скоро побиты стучащимъ по кровлямъ

Градомъ янтарные грозды погибнутъ въ наливѣ.

Солнцу съ Олимпа грядущу, вѣрнѣе твои замѣчанья ;

Ибо тогда его ликъ различными красками блещетъ;

Дождь означаетъ сафирный, вѣтровъ предвѣстникъ пурпурный;

Еслиже синія пятна съ багровыми видятся вмѣстѣ,

Такъ смѣтается воздухъ и воды отъ бурь и ненастья,

Нѣтъ, нѣтъ! въ свѣтѣ никто меня убѣдить не возможетъ

Въ ету ночь распустить паруса, ни отчалить отъ брега;

Но лучезарнымъ катящійся видя великій кругъ солнца,

Съ утра до вечера свѣтъ проливающій ясный, не бойся

Бурь и дождей ; Аквилоны тучи разгонятъ.

Знай на конецъ несомнѣнно: обо всемъ, объ чемъ Веспера

Поздній приходъ возвѣщаетъ; объ томъ, что сѣверный вѣтеръ

Тучи безводны нагонитъ; объ томъ, когда сгуститъ влажный

Югъ облака — солнце вѣщаетъ вѣрнѣе всѣхъ знаковъ.

Смѣетъ ли кто обвинять тебя въ коварствѣ, о солнцѣ!

Ты, когда Цесарь угасъ, объ Римлянахъ жалѣя, покрыло

Ликъ свой хламидою темнобагровой и вѣчной

Ночи запоной покрыть преступный міръ угрожало.

Въ оные дни и земля, и вода, и животные вѣщій

Гласъ подавали. Колькратно въ ужасномъ жилищѣ Циклоповъ

Етна изъ нѣдръ своихъ пламенный вихрь и растоплены камни

Съ крокотомъ къ верьху кидала! Колькратно Германцы оружій

На небѣ слышали звуки — и снѣжныя Альпы дрожали!

Въ мракѣ священныхъ вѣчнобезмолвныхъ лѣсовъ раздавался

Гласъ, приводящій въ трепетъ безстрашныхъ — и въ темную полночь

Блѣдныя тѣни и привидѣнья со стономъ бродили;

Звѣри отверзли уста — непонятное, грозное чудо!

Рѣки тогда не текли, и утроба земли растворилась:

Видѣли въ храмахъ плачущу мѣдь, и кровавый,

Гнѣвный Царь рѣкъ Ериданъ увлекъ въ свирѣпомъ разливѣ

Рощи, стада и пастырей души. Жрецъ, созерцавшій

Внутренность жертвъ, трепеща прорекалъ намъ близкую гибель;

Воды въ кровь превратились, и выли волки на стогнахъ.

Съ яснаго неба падали частые громы, и въ темной

Безднѣ небесъ кометы хвостомъ искрометнымъ страшили…

Всѣ предвѣщанья сбылися; дважды въ поляхъ Македонскихь

Ярая сѣча кипѣла, и Римляне-братья какъ звѣри

Братьевъ терзали; дважды позволили боги

Землю сію удобрить благородною Римскою кровью!

Нѣкогда тучныя нивы, гдѣ сномъ непробуднымъ и тихимъ

Столько безтрепетныхъ спятъ легіоновъ, броздя земледѣлецъ,

Благоговѣнья и ужаса полный, увидитъ остатки

Ихъ бренны, ржавчиной копья и шлемы сожранны, увидитъ

Въ древнихъ могилахъ великіе остовы ратниковъ Римскихъ.

Ахъ! ужь давно ревнивое небо смотритъ на землю,

Гдѣ пожинаешь ты, Цесарь, тріумфы, радуясь

Въ вѣкѣ , въ которомъ столь часто смѣшаны правый съ неправымъ ,

Брани весь міръ потрясаютъ, и зло въ столькихъ образахъ видимъ,

Нѣтъ никакихъ земледѣльцу за трудъ награжденій и чести.

Нивы селянамъ, на брань увлеченнымъ, полынью заглохли;

Косы въ мечи, и серпы перекованы въ грозныя копья;

Вотъ ужь Евфратъ и Германія хлынуть войною готовы;

Вотъ и союзы забыты, клятвы расторгнуты, грады

Битвами дышатъ — и Марсъ кровожадный свирѣпствуетъ въ мірѣ.

Такъ, когда ярые кони взыграя, умчатъ колесницу

Вонъ изъ ограды, тщетно возница брозды напрягаетъ:

Кони несутся, не чуя вождей и знакомаго гласа.

Воейковъ.

Сентября 5 дня 1812 года.

Таганрогъ.

"Вѣстникъ Европы", № 10, 1816
Отрывокъ
изъ Виргиліевыхъ Георгикъ

Смертныхъ питать отказавшей Дидонѣ, плодомъ оскудевшимъ,

Ихъ богиня Церера плугомъ владѣть научила.

Скоро успѣхъ увѣнчалъ ихъ труды; но сколько препятствій!

Лишь зеленымъ покровомъ одѣнется медленно поле,

Гибельный куколь, волчекъ вредоносный колючій терновникъ,

Вредная ржа, заглушить устремляются робкое жито.

Будь остороженъ, лови крылатое время и случай:

Граблями корни; серпомъ истребляй ядовитыя,

Птицъ сгоняй, гремя и стуча, съ десятинъ, и безсмертнымъ

Чаще молись, принося умилостивительны жертвы,

Да орошаютъ дождемъ благодатны засѣянны нивы;

Или скирдами сосѣда любуясь, вынужденъ будешь

Въ лѣсѣ дубы потрясая, съ древъ желудями питаться;

Здѣсь земледѣльцевъ орудья исчислимъ; безъ нихъ не возможно

Сѣять, жать и косить; сошникъ и тяжелаго плуга

Хитрый снарядъ; на двухъ колесахъ установленный, дровни,

Вилы, кошницы изъ гибкія вербы сплетенны и грабли,

Серпъ, борона и вѣяльница таинственна Вакха,

Разные роды Целеемъ изобрѣтенныхъ орудій

Ты приготовь, и заранѣ разставь и развѣшай въ порядкѣ

Около дома, и будешь по сердцу боговъ земледѣлецъ.

Въ темномъ лѣсу отыщи ты вязъ молодой и зеленой;

Къ плугу согни изъ него рукоять дугою; и дышло

Въ восемь локтей длиной прикрѣпи; a съ низу къ оралу

Крѣпко приладь что обоимъ бокамъ двѣ палицы также

Легкую липу и букъ приготовь на ярмо и правило:

Все сіе древо повѣсь на очагъ, чрезъ дымъ искушая.

Много старинныхъ могу здѣсь правилъ представить; и оныхъ

Скучныхъ подробностей намъ отвергать для ихъ пользы не должно,

Токъли желаешь имѣть на гумнѣ? Уровняй сперва мѣсто;

Послѣ каткомъ укатай; и щели замазывай вязкой

Глиною, чтобы трава немогла прорости сквозь разсѣлинъ:

Ето бываетъ виною многихъ убытковъ: Нерѣдко

Житницы строить мышь подъ землей; муравей домовитый

На зиму копитъ запасъ; тамъ въ сырости жабы гнѣздятся,

Роя слѣпые кроты, вырываютъ норы и отнорки;

Хочешьли ты предузнать весной урожай свой осенній,

Скажешь орѣшина вѣрно! Если она изобильемъ

Бѣлыхъ цвѣтовъ освѣжаетъ зелень темную листьевъ;

Радуйся жатвѣ богатой! Еслижъ природа цвѣтами

Скудно ее нарядила; то скуднаго жди урожая!

Часто бываетъ обманчива класовъ наружная пышность!

Часто я видѣлъ селянъ предъ сѣвомъ зерны кропящихъ

Влагой селитреной, чернымъ густымъ отстоемъ елея:

Тщетная хитрость! Хотя облегчаетъ сіе разверзаться

Въ лонѣ земли скорѣй сѣмянамъ, умягча оболочку;

Но когда ты не будешь мѣнять, выбирать ежегодно

Зрѣлыхъ, крупныхъ, свѣжихъ сѣмянъ, то, увы! не надежна

Помощь искусства; въ немногіе годы они измѣлѣютъ.

Такъ судьба присудила; въ мірѣ все идетъ къ упадку!

Смертный есть кормчій, который твердо челномъ управляетъ

Прошивъ стремленія быстрой рѣки, колыхаемъ волнами;

Руку ль опуститъ, усталый, въ мигъ увлеченъ быстриною!

Звѣзды вожди земледѣльцу, какъ мореходцу летящу

Чрезъ Геллеспонтскій проливъ въ драгую отчизну, который

Взоръ неподвижный вперяетъ на поздній восходъ Козерога,

На лучезарный Медвѣдицы блескъ, на сіянье Арктура.

Уравновѣшеннымъ области дня и области ночи

Въ мірѣ на свѣтлыхъ небесныхъ Вѣсахъ, земледѣлецъ

Сѣй ячмень, макъ, ленъ до холодныхъ дождей, до морозовъ;

Плугомъ спѣши запахать, борони, доколѣ сухая

Сѣву погода благоприятна. Густѣя, рѣдѣя,

Сѣрыя тучи волнуясь, ливнемъ — дождемъ угрожаютъ,

Бѣлый Телецъ, отпирая востокъ золотыми рогами,

Сиріусъ, факелъ блестящій гася, извѣщаютъ, что сѣять

Время настало просо, бобы и цѣлебну мѣдянку.

Еслижъ пшеницу и крѣпкое жито повѣрить захочешь

Нивѣ и требуешь класовъ; дожди, чтобъ вѣнецъ Аріадны

Въ небѣ потухъ и скрылись Плеяды: тогда уже смѣло

Землю воздѣлавъ, можешь вручить ей года надежду,

Многіе рано начавшіе сѣвъ, обмануты были

Въ ихъ ожиданьи, и часто пустой шелухой и соломой

Рослая нива, пустая поспѣшность сѣмянъ награждала.

Для чечевицыжъ Египетской, или гороха, укажетъ

Время Воотъ заходящій. Въ осень и даже зимою

Ими поля засѣвать еще можно съ добрымъ успѣхомъ.

Сроки работъ земледѣльцамъ желая означить точнѣе,

Боги на ровныхъ двѣнадцать частей раздѣлили на небѣ

Путь лучезарнаго Феба, и свѣтлымъ созвѣздьемъ

Каждаго мѣсяца каждый участокъ означили міру.

Ихъ десницею міръ разчерченъ на круги, изъ которыхъ

Первый всегда сожигаемый пламеннымъ солнцемъ въ срединѣ;

Два на дальнѣйшихъ границахъ, вѣчно покрытыхъ

Льда голубыми громадами; два же равно отстоящихъ

Отъ жаровъ и отъ мразовъ въ жилище даны человѣкамъ.

Между послѣднихъ солнца искривленный путь пролагаетъ.

Въ царствѣ зимы, гдѣ Рифейскія горы, земля возвышеннѣй;

Къ югу склоняяся, ниже становится въ знойномъ климатѣ.

Небу нашъ полюсъ открытъ; другой прилегаетъ къ подземнымъ

Ада предѣламъ, зритъ Тартаръ и Стикса черныя волны;

Страшный Драконъ, извиваясь по хладному Сѣвера небу,

Въ свѣтлыхъ извивахъ своихъ заключаетъ созвѣздья Медвѣдицъ,

Низко висящихъ, боящихся быть поглощенными моремъ;

Ночь молчащая вѣчно лежитъ надъ полюсомъ южнымъ.

Можетъ однако же быть, что когда утомленные кони

Солнцевы тихо спускаются въ волны багрянаго моря,

Новый востокъ осыпаетъ Аврора тамъ розовымъ блескомъ;

Можетъ быть, что тогда, какъ у насъ улыбается утро,

Тамъ зажигаетъ свѣтильникъ свои Весперъ на западѣ новомъ.

Такъ предвѣщаетъ звѣздное небо селянамъ погоду,

Время для сѣва и время для жатвы, оно означаетъ

Срокъ выдвигать окриленные флоты изъ пристани мирной

Въ непостоянное море, и веслами вспѣнивать бездну;

Въ дебряхъ высокихъ ссѣкать величавыя, стройныя сосны.

Мудрый, смотря на восходъ, на закатъ, на стоянье созвѣздій,

Будущность ясно читая, соображается съ нею.

Ежели хладъ и дожди удержатъ оратая дома,

Онъ оправляетъ свой плугъ, изъ вербы сплетаетъ кошницы;

Юное стадо клеймитъ, готовитъ подпоры для гроздій,

Вилы двойчатыя, колья остритъ для забора;

Жито свое сушитъ на огнѣ, въ жерновахъ его мѣлетъ;

Долбитъ изъ древа дуплистаго челнъ, и дѣло, которымъ

Въ ясные дни поспѣшить надлежалобъ, свободно, безъ спѣха

Онъ выполняетъ въ ненастье, заранѣ, прочнѣе и лучше.

Въ самые праздники есть приличный, законами даже

Трудъ позволенный: стадо купайте въ цѣлительной влагѣ,

Птицъ ловите, плетень заплетайте, ручьи проводите,

Жгите кустарникъ, или съ овощами и масломъ въ ближайшій

Городъ спѣшите, и съ добычей градскихъ издѣльевъ, потребныхъ

Въ сельской жизни, осла понуждая, назадъ возвращайтесь.

Ходъ луны означаетъ счастливые дни для работы.

Бойся пятаго дня; Евменидъ и Плутона рожденье

Видѣлъ сей день: тогда изрыгнула земля великановъ,

Цея, Тифея, Япета, братьевъ, которые въ грозномъ

Буйствѣ стремились завоевать небеса, и катали

Горы и камни; трекратно на Оссу они Пеліонъ, и

На Пеліонъ Олимпъ взгромождали. Трекратно Юпитеръ

Съ трона грянувъ въ нихъ громъ, разсыпалъ взгроможденныя горы.

Благоприятенъ семнадцатый день сажденію гроздій,

Тканей основѣ, воловъ укрощенью; девятый убійцамъ,

Хищникамъ вреденъ, но путникамъ онъ покровитель въ дорогѣ.

Ночью работы оратаевъ многія идутъ успѣшнѣй;

Многія утромъ, когда заря окропляетъ долины.

Лугъ и солому подкашивай ночью: коса посѣкаетъ

Жниво и лугъ, упитанны росинками свѣтлыми, легче.

Ночью, зимой работаютъ селяне при свѣтѣ лучины;

Между тѣмъ ихъ подруги, вертя вертено на колѣняхъ,

Или снимая вѣтвью сикера кипящаго пѣну,

Скуку трудовъ услаждаютъ пѣньемъ протяжнымъ и тихимъ.

Въ ведреный день и въ часъ полуденный ссѣкаютъ сухіе

Класы; они, молотящу тебѣ, отдѣляются чище,

Въ зной паши, въ зной сѣй! Земледѣльцы праздны зимою!

Жизнью тогда наслаждаясь вполнѣ, угощая другъ друга,

Прочь отгоняютъ заботы. Такъ мореходцы, боряся

Долго съ валами и бурями, входятъ въ желанную ими

Пристань, и въ радости сердца корму вѣнчаютъ цвѣтами.

Мы и зимою находимъ работы: съ дуба сбираемъ

Жолуди, ягоды лавра, оливъ и миртъ кровавыя;

Сѣть журавлямъ разставляемъ, рогатымъ еленямъ тенета;

Съ чуткими псами ловимъ въ опушкѣ залегшаго зайца,

По глубокимъ въ долинахъ снѣгамъ, по рѣкамъ льдомъ покрытымъ

Быстролетящей, жужжащей стрѣлой, или тяжкою пращей

Съ камня на камень, съ скалы на скалу страхомъ гонимыхъ

Сернъ поражаемъ, Болгарцамъ искуснымъ въ томъ подражая:.

Что объ осеннихъ звѣздахъ, что объ буряхъ скажу и ненастьѣ?

Что объ работахъ селянъ, когда день становится меньше,

Жаръ полудневный сноснѣе? Напомню ли имъ объ дождливой

Бурной веснѣ, опустошающей жатву въ то время,

Какъ она ужь трепещетъ, волнуема вѣтромъ, и зерны

Класовъ тучнѣютъ на стеблѣ зеленомъ, млекомъ напоенны?

Часто видалъ я, увы ! что тогда, какъ серпы уже блещутъ,

Ломкіе класы ссѣкая, вдругъ взбушевавшіе вѣтры,

Въ бой устремясь, вырываютъ изъ корня, ломаютъ, разносятъ

Стебли и класы, мѣшая ихъ съ черными тучами праха.

Мгла разстилается по лазурному небу, и тучи

Грозныя, съ трескомъ и гуломъ упавъ, благодатную жатву,

Года труда и надежду, ливнемъ дождемъ подавляютъ.

Полны водою рвы; изъ бреговъ поднимаются рѣки;

Бурь колыхаемо ревомъ шумящее море хлебещетъ. —

Зевсъ, облеченный мраками ночи и мраками бури,

Въ гнѣвѣ блестящія молніи сыплетъ — трепещетъ вселенна;

Звѣри скрываются въ норы, и смертный къ небу подъемлетъ

Око, полное слезъ, моля боговъ о пощадѣ.

Но Юпитеръ бросаетъ перуны къ вершинамъ Атоса,

Или Родопа, гордыхъ горъ сердца потрясая,

Громъ раздробляетъ гранитъ — и скала, разсыпаясь, дымится,

Свищущи вихри бушутшъ; небо въ дождѣ пролилося,

Громко ропщутъ лѣса и брега отдаленные стенутъ,

Воейковъ.

1812 Года Августа 24 го дня.

Екатеринославъ.

"Вѣстникъ Европы", № 11, 1816