ОТРЕЧЕНІЕ ШВЕДСКОЙ КОРОЛЕВЫ ХРИСТИНЫ ОТЪ ПРЕСТОЛА.
править….Въ первыхъ числахъ декабря 1653 года я оставилъ Англію, гдѣ былъ чрезвычайнымъ посломъ и полномочнымъ министромъ шведскаго двора, а 6-го января слѣдующаго года былъ уже въ Упсалѣ, гдѣ находился тогда дворъ Королевы Христины. Семнадцать лѣтъ не былъ я въ Швеціи, и теперь возвратился сюда шестидесяти-восьми-лѣтнимъ старикомъ.
8-го января я былъ приглашенъ на частную аудіенцію къ Государынѣ. Я нашелъ се одѣтою весьма просто — въ кавалерійскомъ сюртукѣ шведскихъ уланъ; въ рукѣ держала она шляпу; на шеѣ у нея повязанъ быль галстухъ, чорнаго сукна, такой-точно, какъ носятъ въ Англіи солдаты и матросы. Христина была небольшаго роста, некрасива собою, но черты лица ея были благородны и внушали то почтеніе, какое мы чувствуемъ къ каждой царственной особѣ. Она говорила со мною ласково о разныхъ предметахъ, и при прощаніи пригласила меня на другой день къ обѣду.
Въ маленькой комнаткѣ упсальскаго дворца, смежной съ великолѣпною тронною залою, былъ накрытъ небольшой столъ на четыре нерсоны. Королева, я, графъ С. и одна статсъ-дама присутствовали за столомъ. Обѣдъ былъ весьма простой, по вкусный и сытный. По окончаніи стола, Королева пригласила меня въ свой кабинетъ, гдѣ, предлагая мнѣ стулъ, напросила сѣсть, а сама расположилась въ небольшихъ креслахъ.
— Любезный баронъ! сказала она: — вы человѣкъ пожилой и опытный; образа" вашихъ мыслей достоинъ уваженія; я хочу открыть вамъ тайну, которая тяготитъ мое сердце, и оросить вашего совѣта; но прежде обѣщайтесь мнѣ — все, что услышите, сохранить свято въ душѣ своей.
— Государыня! отвѣчалъ я: — тайну вашу сохраню свято; слабыя способности мои къ вашимъ услугамъ; но подавать совѣты государынѣ мудрой едва ли могу я.
— Можете, любезный Оксенштирна! Я хочу сложить съ себя корону и въ тишинѣ уединенія искать спокойствія. Душевныя заботы и разныя непріятности, нераздѣльныя съ саномъ государыни, промѣнять на тихую жизнь частнаго человѣка. Я могу тогда только быть счастлива, когда сложу съ себя званіе королевы.
— Ваше величество изволите шутить надъ старикомъ, отвѣчалъ я.
— Нѣтъ, баронъ, шутить въ такомъ важномъ дѣлѣ я не должна и не могу; зная же образъ мыслей вашихъ, прошу дать мнѣ совѣтъ откровенный и чистосердечный.
— Ваше величество лучше сдѣлаете, когда истребите изъ сердца вашего мысль, недостойную великой государыни; простите откровенность моего мнѣнія и позвольте узнать о причинахъ, побуждающихъ васъ къ такому намѣренію.
— Причины — ихъ много; но важнѣйшія — я женщина, женщина слабая, подверженная многимъ ошибкамъ. Тяжелое бремя короны далеко превосходитъ славу и удовольствіе, какія она до* ставляетъ; что же касается до спокойствія — ими всего менѣе наслаждаются государи.
— А любовь народа развѣ не приноситъ удовольствія вашему величеству?
— Правда, любезный баронъ; но потому собственно, что я люблю народъ мой, я хочу дать ему государя, который будетъ гораздо способнѣе и лучше въ правленіи, чѣмъ слабая Христина. Конечно, это отчасти происходитъ и изъ эгоизма, и оттого, чтобы мнѣ осталось больше времени пожить для себя. Братъ мой, графъ Пфальцскій, человѣкъ, одаренный великими качествами души, человѣкъ, рожденный царствовать; ему-то я намѣрена отдать свою корону, и чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше.
— Правда, чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше — для него! При этомъ случаѣ я вспомнилъ анекдотъ, разсказанный мнѣ въ Англіи, и который позвольте передать вашему величеству. Одинъ старый шотландскій баронетъ хотѣлъ отдать сыну своему все имѣніе, а себѣ оставить только небольшой капиталъ на необходимые расходы. Когда составлялись условія по этому предмету, старый баронетъ закурилъ трубку табаку въ комнатѣ, гдѣ было много гостей, собравшихся по приглашенію сына. Сыну не понравилось это, и отецъ вышелъ въ другую комнату; но когда пригласили его для подписанія условія, онъ спокойно отвѣчалъ: Не подписываю, — я перемѣнилъ свое намѣреніе. — Почему же? спросилъ сынъ, пораженный такимъ отвѣтомъ. — Потому, сказалъ старикъ, что я, пока живъ, хочу курить табакъ тамъ, гдѣ мнѣ угодно, и надѣюсь, что молодая жена моя, которая у меня скоро будетъ, мнѣ это позволитъ.
— И со мною очень легко можетъ это случиться; по намѣренія мои непремѣнны.
— Вспомните, ваше величество, что императоръ Карлъ V въ подобномъ случаѣ также скоро раскаялся.
— Знаю, знаю, любезный Оксенштирна; но сынъ Карла былъ человѣкъ несчастный, тогда, какъ братъ мой, графъ Пфальцскій, человѣкъ благородный.
Прошло шесть мѣсяцевъ послѣ этого разговора, когда я былъ приглашенъ, въ іюлѣ мѣсяцѣ 1654 года, изъ Стокгольма въ Упсалу, на общее собраніе государственныхъ чиновъ, на которомъ королева торжественно отказалась отъ трона. Двоюродный братъ Христины, Карлъ-Густавъ, объявленный еще за пять лѣтъ назадъ наслѣднымъ принцемъ, вступилъ на престолъ шведскій. Помню прекрасную рѣчь королевы, сказанную ею въ собраніи присутствующимъ, которая оканчивалась слѣдующими словами:
«Если я заслужила сколько-нибудь отъ васъ благодарности, то единственное мое желаніе теперь — чтобы вы одобрили намѣреніе мое. Оно свято и непремѣнно. Ничто не можетъ отвратить меня отъ моего желанія отречься отъ престола. Даю вамъ государя умнаго и добраго: онъ исправитъ ошибки правленія бывшей вашей королевы. Прощайте; не забывайте иногда въ молитвахъ своихъ Христины, которая желала вамъ всегда добра и счастія»…