Сочиненія И. С. Аксакова
Томъ седьмой. Общеевропейская политика. Статьи разнаго содержанія
Изъ «Дня», «Москвы», «Руси» и другихъ изданій, и нѣкоторыя небывшія въ печати. 1860—1886
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова, (бывшая М. Н. Лаврова и К°) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1887.
Отношеніе Россіи къ Римскому вопросу.
правитьКонференція — вотъ придуманный императоромъ Наполеономъ исходъ изъ той чащи противорѣчій, рогатыхъ силлогизмовъ и всякихъ фальшивыхъ отношеній, въ которой увязла Франція, благодаря сентябрской конвенціи и своему недавнему вмѣшательству въ дѣла Италіи. самомъ дѣлѣ, послѣдняя экспедиція, съ дорого стоющею переправой изъ Тулона въ Чивита-Веккію французскаго войска, не лодвинула римскаго вопроса къ разрѣшенію ни на волосъ, или даже отодвинула его къ тому положенію, въ которомъ онъ былъ годъ тому назадъ. На исторической сценѣ «то же и тѣ же»: папа, охраняемый, какъ и прежде, французскимъ гарнизономъ, и французскій гарнизонъ, насильственно и искусственно поддерживающій свѣтскую власть папы; папа, не способный обойдтись безъ французской опеки и въ то же время ненавидящій ее и недовѣряющій политикѣ «старшаго сына церкви»; французская опека, не способная развязаться съ опекаемымъ папой и въ то же время лежащая бременемъ и на опекунахъ, и на всей Франціи. Нельзя, впрочемъ, сказать, чтобы весь послѣдній историческій эпизодъ не далъ никакого новаго результата. Онъ выяснилъ до наглядной и осязательной несомнѣнности то, что можно было впрочемъ предвидѣть и заранѣе, — политическую несостоятельность сентябрской конвенціи, полнѣйшую непригодность ея служить временною сдѣлкой или палліативомъ тревожному состоянію другаго «больнаго человѣка» въ Европѣ — римскаго папы. Онъ доказалъ, что дальнѣйшее со стороны Франціи упорство въ искусственной поддержкѣ свѣтской власти «намѣстника Христа» неминуемо приведетъ ее не только къ потерѣ италіянскихъ симпатій и Италіи какъ союзницы (что уже есть и теперь), но и къ кровопролитной войнѣ съ Италіей. Эта война была бы не только опасна для династіи Наполеонидовъ, но еще болѣе опасна для Франціи, гдѣ она впивала бы борьбу ея внутреннихъ жизненныхъ противорѣчій: церковнаго латинскаго вѣроисповѣданія и политическаго вѣроисповѣданія, завѣщаннаго ей революціей. До сихъ поръ правительство умѣло съ необыкновеннымъ искусствомъ лавировать между этими двумя подводными камнями; но, увлеченное водоворотомъ событій и затянувшись въ войну оно неминуемо разобьется о тотъ или другой камень. Если до сихъ поръ эти противорѣчія существуютъ благополучно другъ подлѣ друга, то благодаря отчасти той сдѣлкѣ, которая установилась между ними tacito omnium consensu, — но столкнувшись вмѣстѣ, доведенныя до крайняго своего выраженія, они приведутъ неизбѣжно къ страшному взрыву. Положимъ, императоръ Наполеонъ и король Викторъ-Эммануилъ, оба, убоясь роковаго тяготѣнія событій, благоразумно, съ потерей — первый своего обаянія, какъ искуснаго политика, второй своей популярности, разведутъ свои войска по мѣстамъ и устранятъ близко грозившую возможность войны. Но что же будетъ дальше? Развѣ не можетъ, на другой же день по выходѣ изъ Чивита-Веккіи французскихъ войскъ, вспыхнуть возстаніе, подъ знаменемъ того ч же Гарибальди или Мадзини? Развѣ уничтоженъ поводъ къ возстанію? Развѣ отказалась и можетъ отказаться Италія отъ завѣтной мечты о Римѣ? А въ такомъ случаѣ, неужели французскимъ войскамъ снова садиться на суда и быть вѣчно наготовѣ сняться съ мѣста и спѣшить на помощь папѣ, въ ожиданіи тревожной телеграммы изъ Рима? Или же оставаться имъ въ Римѣ гарнизономъ безсмѣнно, тюремщикомъ-хранителемъ папы? Но эту роль уже исполняла Франція 17 лѣтъ и признала ее недостойною, разорительною и въ то же время безплодною, такъ какъ она не разрѣшила и не разрѣшаетъ вопроса.
Съ другой стороны, отказаться отъ поддержки свѣтской власти паны, такъ-сказать махнуть рукой на римскую курію и предоставить ее ея собственной судьбѣ — не значило ли бы для императора Наполеона, вопервыхъ, осудить собственную свою политику въ теченіи 20 лѣтъ, отречься отъ своихъ торжественныхъ заявленій и обѣщаній? вовторыхъ — подвергнуться мщенію всей клерикальной партіи и всей той массы католиковъ, надъ которою она господствуетъ и на которую опирается его тронъ; наконецъ — предоставить Италіи полную возможность объединиться и сложиться въ сильную державу, но уже не дружественную, какъ было прежде, а оскорбленную, раздраженную и ищущую опоры во враждебныхъ Франціи силахъ? Предоставить папу его судьбѣ — не значило ли бы для Франціи отказаться отъ своего историческаго, многовѣковаго значенія какъ латинской и католической державы, какъ первой и старшей изъ католическихъ державъ?
Въ виду такого неразрѣшимаго противорѣчія, въ виду недовѣрія партіи ультрамонтанской, недовольной предполагаемымъ скорымъ отозваніемъ французскихъ войскъ, въ виду негодованія либеральной части французскаго населенія, — императору Наполеону не остается ничего болѣе какъ возвести римскій вопросъ въ вопросъ европейскій и такимъ образомъ развязаться съ нимъ лично, снять съ себя отвѣтственность. разложить ее на прочія правительства Европы, втянуть и ихъ въ солидарность съ собою по разрѣшенію этой щекотливой и опасной задачи. Это, повидимому, единственный почетный исходъ изъ затруднительнаго положенія императора, и понятно, почему французскій кабинетъ, какъ извѣщаетъ насъ телеграфъ, приглашая иностранныя державы къ участію въ конференціи, остерегается всякихъ заявленій, которыя бы могли помѣшать успѣху императорскаго приглашенія. Тѣмъ не менѣе, едвали можно полагать, что конференція состоится..
Что будетъ подлежать обсужденію европейскихъ дипломатовъ, съѣхавшихся на общее совѣщаніе, по призыву французскаго императора? — Римскій вопросъ. Но римскій вопросъ имѣетъ двѣ стороны: одну — политическую, т. е. вопросъ о папѣ, какъ независимомъ государѣ маленькаго пространства земли въ 214 квадратныхъ миль съ 600 тысячами жителей и со столицей Римомъ; другую — вѣроисповѣдную, т. е. о свѣтской власти папы, какъ религіозномъ принципѣ, какъ историческомъ основаніи римско-католическаго вѣроученія. Первая сторона вопроса, чисто политическая, независимая отъ стороны вѣроисповѣдной, конечно могла бы быть предметомъ совѣщаній для всѣхъ державъ безразлично, къ какому бы вѣроисповѣданію ихъ подданные ни принадлежали. Но въ этомъ случаѣ мы совершенно согласны съ газетой «Times» и такъ же какъ она ставимъ вопросъ: на какомъ основаніи соберутся представители Европы разсуждать о судьбѣ маленькаго владѣнія, когда годъ тому назадъ исчезли съ лица Европы владѣнія несравненно болѣе крупныя, Гессенъ, Кассель, Нассау и даже цѣлое королевство Ганноверское, — и никому въ голову не пришло наряжать по этому поводу конгрессъ? Почему объединеніе Германіи могло совершиться безъ спроса европейскихъ державъ, а объединеніе Италіи должно быть поставлено въ зависимость отъ европейскаго apeoпага? Разсматриваемый съ своей исключительно-политической стороны, римскій вопросъ есть вопросъ италіянскій и не представляетъ никакого основанія возводить его въ вопросъ европейскій, дѣлать предметомъ международной дипломатической конференціи. Между тѣмъ, вопросъ этотъ такого рода, что нельзя коснуться его одной политической стороны, не коснувшись, прямо или посредственно, его стороны вѣроисповѣдной. Стало-быть, какъ исключительно-политическій, этотъ вопросъ представляется слишкомъ ничтожнымъ для того, чтобы быть предметомъ дипломатическихъ совѣщаній, и въ то же время до такой степени связаннымъ съ вопросомъ религіознымъ, что державы, которыя бы согласились принять участіе въ его разрѣшеніи только какъ вопроса политическаго, взяли бы, значитъ, на себя рѣшеніе и вопроса религіознаго.
Вѣроисповѣдная же сторона собственно и придаетъ особенно жгучее значеніе вопросу, о Римѣ и выдвигаетъ его изъ тѣсныхъ размѣровъ вопроса мѣстнаго, италіянскаго. Но не говоря уже о томъ, что вопросы вѣроисповѣдные рѣшаются не представителями правительствъ или кабинетовъ, а представителями церкви, въ обширномъ смыслѣ этого послѣдняго слова, не на дипломатическихъ конференціяхъ, а на соборахъ, — не говоря уже о томъ, что самыя рѣшенія подобныхъ вопросовъ требуютъ признанія не со стороны подлежащихъ свѣтскихъ властей, а со стороны обществъ и народовъ, — не говоря уже о всемъ этомъ, какое право имѣли бы на участіе въ подобной конференціи державы протестантскія, — держава православная, какова Россія? Неужели можно ожидать, что Россія сама добровольно навяжетъ себѣ въ чужомъ пиру похмѣлье, сама станетъ собственными своими руками подправлять ветхое зданіе папизма, окапывать и унаваживать новымъ наземомъ лживыхъ компромиссовъ и сдѣлокъ это древнее исполинское насажденіе лжи, нынѣ близкое къ смерти? Неужели можно предполагать, что Россія отречется отъ своего призванія, отъ своей обязанности, отъ своего основнаго жизненнаго принципа, т. е. отъ православія, и вопреки интересу высшей истины я интересу всѣхъ членовъ православной церкви, будетъ содѣйствовать поддержанію великаго раскола церковнаго, будетъ сама упрочивать причину разъединенія вселенской церкви? Государственная власть Россіи, будучи представительницей народа исповѣдующаго православіе, не можетъ становиться въ такое вопіющее противорѣчіе съ его духовными интересами, съ интересами того Русскаго народа, ради котораго она существуетъ, въ которомъ заключается ея сила и причина бытія. Государственная власть не есть что-то отвлеченное, безразличное, само по себѣ и для себя существующее. Коренясь въ духѣ народномъ, она питается его духовною сущностью, и какъ скоро перестаетъ ею питаться, становится древомъ изсохшимъ, не приносящимъ плода. Мы говоримъ это въ виду тѣхъ пустопорожнихъ разсужденій, которыя еще раздаются иногда въ нѣкоторыхъ нашихъ общественныхъ слояхъ, особенно петербургскихъ, гдѣ полагаютъ, что администрація Русской земли должна витать въ какихъ-то надземныхъ сферахъ, въ какомъ-то царствѣ бюрократіи не отъ міра сего, гдѣ прислуживать обязаны ей какіе-то безплотные чиновники, не имѣющіе ни народности, ни отечества, чуждые узкихъ національныхъ, церковныхъ и вѣроисповѣдныхъ интересовъ, не подтвержденные низкимъ внушеніямъ народнаго самолюбія, народной и государственной чести, и поклоняющіеся только одному кумиру — «европейской цивилизаціи». Эти господа точно такъ же мало отдаютъ себѣ отчетъ и въ этомъ послѣднемъ словѣ, какъ и въ томъ — что такое Россія и Русскій народъ.. Для нихъ европейская цивилизація не есть нѣчто органическое и историческое, съ костями и тѣломъ, въ которомъ артеріями — живыя самостоятельныя національности; она представляется имъ чѣмъ-то законченнымъ, отрѣшеннымъ отъ вопросовъ народныхъ и религіозныхъ. — тогда какъ самая судьба римскаго вопроса должна была бы убѣдить ихъ въ противномъ; у нихъ понятіе объ европейской цивилизаціи разрѣшается въ пустое благозвучное слово, которымъ, не изслѣдуя его содержанія, они и пробавляются весь свой вѣкъ. Для этихъ господъ участіе Россіи въ конференціи можетъ пожалуй показаться необходимымъ, «ради европейскаго мира». «Европейскій миръ!» Колоссальная потребна близорукость, чтобы не видѣть, какимъ Дамокловымъ мечомъ повисло надъ миромъ европейскаго міра римское папство? Кому же не очевидно, что свѣтская власть папы заражаетъ теперь все духовное тѣло западной Европы и путаетъ всѣ ея политическія отношенія, что первымъ условіемъ сохраненія мира изъятъ то, что нарушаетъ миръ, — но изъятіе это можетъ зависѣть только отъ самихъ католическихъ народовъ, исповѣдывающихъ свѣтскую власть папы какъ религіозный принципъ.
Мы никакъ не можемъ и представить себѣ участія Россіи въ конференціи, созываемой императоромъ Наполеономъ. Трудно предположить также, чтобы согласились участвовать въ ней Англія и Пруссія. Созвать же конференцію изъ однихъ католическихъ державъ значило бы прямо поставить вопросъ вѣроисповѣдный, стать съ нимъ лицомъ къ лицу, — а этого-то и желаетъ избѣжать французскій императоръ, надѣявшійся разрѣшеніемъ вопроса политическаго, и подъ его прикрытіемъ, нечувствительно и незамѣтно, украдкой, безъ потрясеній, упразднить для Латинскаго міра вопросъ о свѣтской власти, какъ вопросъ вѣроисповѣдный.
Не знаемъ, что покажутъ дальше событія, но мы продолжаемъ держаться убѣжденія, что «римскій вопросъ» разрѣшится не прежде, какъ по разрѣшеніи самого вѣроисповѣднаго вопроса въ сознаніи всего католическаго міра, и необходимость такого именно разрѣшенія почувствуется скоро, и тѣмъ скорѣе, чѣмъ труднѣе окажется рѣшеніе политической стороны вопроса.