Откуда сыр бор загорелся (Крылов)/ДО

Откуда сыр бор загорелся
авторъ Виктор Александрович Крылов

Опубл.: 1889. Источникъ: az.lib.ru • Комедия-шутка в четырех действиях.

Это произведение было опубликовано до 7 ноября 1917 года (по новому стилю) на территории Российской империи (Российской республики), за исключением территорий Великого княжества Финляндского и Царства Польского, и не было опубликовано на территории Советской России или других государств в течение 30 дней после даты первого опубликования.

Поскольку Российская Федерация (Советская Россия, РСФСР), несмотря на историческую преемственность, юридически не является полным правопреемником Российской империи, а сама Российская империя не являлась страной-участницей Бернской конвенции об охране литературных и художественных произведений, то согласно статье 5 конвенции это произведение не имеет страны происхождения.

Исключительное право на это произведение не действует на территории Российской Федерации, поскольку это произведение не удовлетворяет положениям статьи 1256 Гражданского кодекса Российской Федерации о территории обнародования, о гражданстве автора и об обязательствах по международным договорам.

Это произведение находится также в общественном достоянии в США (public domain), поскольку оно было опубликовано до 1 января 1929 года.

ДЛЯ СЦЕНЫ.

СБОРНИКЪ ПЬЕСЪ. Томъ восьмой.

ИЗДАНІЕ ВИКТОРА АЛЕКСАНДРОВА.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.

Типографія Шредера, Гороховая, 49.

1889.

ОТЪ ИЗДАТЕЛЯ.

1) Комедія «Откуда сыръ боръ загорѣлся» — передѣлана изъ французской пьесы «La Boule» — Мельяка и Галеви. Первый актъ очень близокъ къ подлиннику и представляетъ только незначительныя измѣненія. Второй актъ совершенно измѣненъ. Во французской пьесѣ дѣйствіе происходитъ въ театрѣ и весь ходъ его другой. Лицо маменьки актрисы и подробности діалога 2-го акта принадлежатъ русской передѣлкѣ — Третій и четвертый акты, по ходу дѣйствія, снова приближаются къ подлиннику, причемъ, однако, діалогъ значительно отличается отъ французскаго, въ виду необходимости пріурочить его къ русской жизни и обстановкѣ.

В. А--въ.

ОТКУДА СЫРЪ-БОРЪ ЗАГОРѢЛСЯ.

Комедія-шутка въ четырехъ дѣйствіяхъ.

Виктора Александрова.

Сюжетъ заимствованъ изъ комедіи Мельяка и Галеви «La Boule».

ПЕРВОЕ ДѢЙСТВІЕ.

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

Горѣлочкинъ, Павелъ Петровичъ.

Горѣлочкина, Марья Васильевна, его жена.

Рублевъ, Иванъ Ѳедоровичъ.

Бишутинъ, Талицкій, адвокаты.

Никифоръ, слуга Горѣлочкиныхъ.

Глаша, ихъ горничная.

Ѳедотъ, ихъ дворникъ.

Шарманщикъ.

Дѣвочка, уличная пѣвица.

Дѣйствіе происходитъ въ Москвѣ, у Горѣлочкиныхъ. Уютная, красивая зала-столовая молодаго хозяйства. Въ глубинѣ двѣ двери: лѣвая — входная, правая съ, портьерой — въ гостиную. Слѣва, на первомъ планѣ, дверь въ кабинетъ; на второмъ планѣ — буфетъ. Справа два окна. Среди комнаты обѣденный столъ, накрытый салфеткой. Легкая мебель, столы, стулья.

Еще до поднятія занавѣса слышна музыка шарманки: (по возможности, какой-нибудь избитый, раздирательный мотивъ). По поднятіи занавѣса Никифоръ открываетъ фортку и садится у окна. Музыка, поигравъ немного, смолкаетъ.

1.

Никифоръ. (Въ фортку.) Что-жь ты замолчалъ? Гордѣичъ!.. Валяй еще!.. Да, что, дѣвчонка-то осипла что-ли у тебя? чего она не визжитъ?.. Валяй энту: «погибельный Капказъ»!.. да дай ей таску, чтобъ визжала громче!

За сценой снова музыка шарманки и оглушительное, фальшивое пѣніе четырнадцатилѣтней дѣвочки. Послѣ нѣсколькихъ тактовъ Никифоръ, заслышавъ шаги, внезапно вскакиваетъ, отбѣгаетъ въ глубину и прибираетъ мебель. На сцену слѣва вбѣгаетъ взбѣшенный Горѣлочкинъ и летитъ къ окну. 2.
НИКИФОРЪ, ГОРѢЛОЧКИНЪ, потомъ ГОРѢЛОЧКИНА.

Горѣлочкинъ. Будетъ этому конецъ!?.. Меня хотятъ довести до крайности! — до крайности хотятъ меня довести; это ясно!

Отходитъ. Въ тоже время изъ гостиной выбѣгаетъ негодующая Горѣлочкина и летитъ къ окну.

Горѣлочкина. Меня уложатъ въ гробъ! я умру отъ такой жизни!

Горѣлочкинъ. Никифоръ! поди притащи сюда эту шарманку. Онъ долженъ мнѣ откровенно сказать, кто его нанимаетъ.

Горѣлочкина. (Рѣзко Оборачиваясь.) Что вы говорите?

Горѣлочкинъ. Говорю, что сказалъ, сударыня. Ступай, Никифоръ, тащи ихъ сюда. (Никифоръ уходитъ.) Что я говорю!?.. я говорю: это не можетъ быть спроста, что каждое утро, когда я начинаю заниматься… (Говоритъ громче, чтобы перекричать шарманку.) тутъ подъ моими окнами является эта дьявольская шарманка и визжитъ какая-то дѣвчонка, точно изъ нея жилы тянутъ… Я утверждаю, что ихъ нанимаютъ нарочно, чтобъ меня злить.

Горѣлочкина. Вы утверждаете!.. Вы смѣло можете утверждать, потому-что вы ихъ нанимаете, вы имъ платите деньги.

Горѣлочкинъ. Я?

Горѣлочкина; Вы, вы, вы!!. съ той самой минуты, какъ я имѣла глупость выйти за васъ замужъ, вы не знаете, чтобы только придумать, чѣмъ-бы можно было обратить въ каторгу всю мою жизнь.

Горѣлочкинъ. Скажите на милость! — Я?!

Горѣлочкина. (Падая въ изнеможеніи на стулъ.) Это нестерпимо!!. (Музыка смолкаетъ; она вскакиваетъ.) Но, по крайней мѣрѣ, до сихъ поръ вы дѣйствовали только сами, своей особой, прямо, откровенно… Теперь вы унизились до подкупа: вы подкупаете какихъ-то бродягъ, чтобы они мнѣ раздирали уши и раздражали мои нервы, — я, даже запершись въ моей комнатѣ, не имѣю покоя!!. Но нѣтъ, этому будетъ положенъ конецъ, — и скоро, повѣрьте мнѣ.

Горѣлочкинъ. Дай-то Богъ!.. А на счетъ того, кто платитъ этой шарманкѣ, мы сейчасъ узнаемъ.

Горѣлочкина., Вы имъ платите.

Горѣлочкинъ. Нѣтъ-съ не я, а вы, сударыня.

Горѣлочкина. Вы, вы, вы!!.

Горѣлочкинъ. Марья Васильевна?

Горѣлочкина. Ну-съ!

Никифоръ. (Впуская шарманщика.) Поворачивайся ты!.. Сюда вотъ, сюда…. Ты, чумичка, вытирай ноги, смотри у меня тутъ полъ испачкаешь.

3.
Входятъ: НИКИФОРЪ, ШАРМАНЩИКЪ и ДѢВОЧКА 14 ЛѢТЪ. Шарманщикъ устанавливаетъ шарманку и начинаетъ играть. Дѣвочка визжитъ пѣсню.

Горѣлочкина. Что это? что это?!.

Горѣлочкинъ. Ахъ вы, анафемы!!. перестать! перестать сейчасъ!.. (музыка смолкаетъ.) Развѣ васъ сюда затѣмъ позвали?

Шарманщикъ. А то зачѣмъ?

Горѣлочкинъ. Чтобъ вы сейчасъ-же сказали… да откровенно, безъ утайки… нанимаютъ васъ, или нѣтъ?

Шарманщикъ. Извѣстно нанимаютъ; какъ безъ этого?

Горѣлочкинъ. А, сударыня'!!.

Горѣлочкина. (Почти въ одно время съ нимъ.) Что-съ?!.

Горѣлочкинъ. (женѣ.) Не торопитесь!!. (Шарманщику.) Такъ тебя нанимаютъ? деньги тебѣ платятъ?.. Изволь-же мнѣ сказать, любезнѣйшій, кто тебя нанимаетъ?

Горѣлочкина. Скажи-ка, скажи; кто?

Шарманщикъ. Мало-ли нанимаютъ! — вонъ купецъ Краснобрюховъ, у нихъ сынъ дурачекъ, — такъ для ихъ… а то фельдшеръ изъ холерной больницы свадьбу справлялъ, такъ для танцевъ нанималъ… однова даже…

Горѣлочкинъ. Что-жь это ты смѣешься надо мной? а?

Горѣлочкина. Онъ плутъ; онъ притворяется, что не понимаетъ; вотъ дѣвочка намъ скажетъ. Скажи, милочка, кто васъ подманиваетъ?

Дѣвочка. (Реветъ.) Я невиновата!!. это не я!!.

Горѣлочкина. Вотъ каковъ заговоръ!.. они оба не хотятъ говорить; но ихъ можно заставить говорить…

Горѣлочкинъ. И когда ихъ заставятъ, когда они заговорятъ…

Горѣлочкина. Что-же тогда?

Горѣлочкинъ. Ничего сударыня, ничего.

Горѣлочкина. Тогда улики будутъ на лицо! вотъ что тогда.

Уходитъ къ себѣ.

Горѣлочкинъ. Никифоръ, гони ихъ… (Шарманщику.) и если вы еще разъ посмѣете у меня тутъ подъ окномъ устроивать свои кошачьи концерты, я васъ отправлю въ кварталъ, слышите?!.

Уходитъ налѣво. 4.
ТѢ-ЖЕ, безъ ГОРѢЛОЧКИНЫХЪ.

Никифоръ. Вотъ тебѣ, значитъ, за сегодня пятіалтынный; а завтра опять въ эфто-же время приходи играть

Шарманщикъ. Никифоръ Семенычъ, ладно-ли будетъ? Вѣдь вотъ полторы недѣли мы каженъ день имъ уши деремъ-деремъ… чего? пожалуй и то въ полицію сведутъ.

Никифоръ. Не сумлѣвайся. Другъ ты мнѣ, въ трактирѣ съ тобой вмѣстѣ чай пили, — и не сумлѣвайся. Въ полицію все меня-же пошлютъ, а я, знаешь какъ? — сегодня квартальнаго нѣтъ, завтра канцелярія пуста; да такъ-то, доберись пойди толку. Не бойся, ходи сюда да поигрывай, да получай денежки… за мной, братъ, какъ за каменной стѣной,

Закрываетъ фортку.

Шарманщикъ. Изъ чего ты то бьется, Никифоръ Семенычъ? почитай ужь мнѣ два рубля передалъ; что тебѣ-то?

Викторъ. Гм!!. Обиженъ я, вотъ что… Обидѣлъ меня баринъ. Семь лѣтѣ ему холостому служилъ; въ губерніи мы жили: миръ и покой; бывало дѣлай что хочешь, чистоты не требовалъ… и хозяинъ-то больше я былъ, а онъ такъ больше для видимости… вдругъ не сказавшись ничего, взялъ переѣхалъ сюда въ Москву, да и женился!.. — обидно вѣдь это, Гордѣичъ? — обидно?..

Шарманщикъ. Не запретишь ему.

Никифоръ. Вотъ онъ, и пускай у меня помается, пускай отвѣдаетъ, женатую-то жизнь. Я человѣкъ добрый, только, меня не трожь; тронулъ ты меня, кончено, не прогрѣвайся, тогда я звѣрь лютый. Теперьче я что? передъ господиномъ въ стрункѣ, только, такъ-то мои всѣ услуги, вводятъ, что баринъ на барыню злится, а она на него.

Шарманщикъ. Такъ, такъ.

Никифоръ. Началось у нихъ тамъ съ. пустяковъ какихъ-то, я и давай подзуживать, — гляжу ужь баринъ приказываетъ, стелить, ему постель въ кабинетѣ… утромъ я туда чай къ нему принесъ и говорю: извольте молъ, сударь, чаёкъ, какъ въ прежнее, въ хорошее время вамъ приношу. Онъ только вздохнулъ.. Тутъ я тебя нанялъ, чтобъ ихъ злить. Вчера вечеромъ что тутъ было! — Бородинское сраженіе.

Шарманщикъ. Подрались?

Никифоръ. Мало мало что не подрались. Какой-то гость къ барину пришелъ, а я объ немъ барынѣ доложилъ. Барыня меня прогнала, а я прогналъ гостя. Потомъ баринъ спрашиваетъ, я и говорю: барыня приказали его прогнать; а гость-то нужный, важный. Батюшки! налетѣлъ баринъ на нее: упрековъ-то, упрековъ что было! — всю нутреннюю вывернули… и пошли письма писать; и онъ письмо куда-то послалъ, и она письмо куда-то послала.

Шарманщикъ. Попадетъ тебѣ когда нибудь.

Никифоръ. Невозможно. Я свое дѣло правлю; такъ махонькія провинности… Вотъ гляди, что я теперь дѣлаю? я накрываю на столъ и баринову салфетку кладу на барынино мѣсто; ну ошибся; пустое дѣло¹… да вѣдь Другъ ты мой; отъ грошевой свѣчки Москва сгорѣла… барыня увидитъ, что не ея салфетка, разсердится и пошла писать. Скоро и завтракать вмѣстѣ перестанутъ.

Шарманщикъ. Ну тебя, уйти лучше. Анютка, иди.

Никифоръ. Смотри-же,! приходи завтра… А про полицію не сумлѣвайся. Мы съ тобой старые друзья, ты меня знаешь, я не обману.

Шарманщикъ уходитъ; Никифоръ его провожаетъ; въ это время входитъ Глаша. Никифоръ возвращается. 5.
НИКИФОРЪ и ГЛАША.

Никифоръ. Вотъ эта еще!.. Жили безъ бабъ, ни смущенья, никакихъ соблазновъ… а теперь вонъ!.. ишь ты!.. юбка-то, юбка-то какъ накрахмалена… ишь — круглая!!. Чего ты въ буфетъ-то лазаешь?

Глаша. Барыня сахаръ требоваютъ.

Никифоръ. Сахаръ!?.. погибели на васъ нѣтъ… разжирѣла!..

Глаша. Что ты все ко мнѣ пристаешь?

Никифоръ. Ндравится мнѣ приставать, вотъ и пристаю; кто мнѣ закажетъ? коли мнѣ отъ тебя покою нѣтъ.

Глаша. Господи!'мнѣ и встрѣчаться-то съ тобой когда когда приходится.

Никифоръ. Куда ты столько волосъ наростила!.. румяная!..

Входитъ Горѣлочкинъ. Никифоръ, завидя барина, уходитъ на блюдомъ. 6.
ТѢ-ЖЕ и ГОРѢЛОЧКИНЪ.

Горѣлочкинъ. Такъ и думалъ: ея еще, разумѣется, нѣтъ… (Глашѣ.) Сдѣлайте одолженье, Глаща, извольте передать Марьѣ Васильевнѣ, что одиннадцать часовъ и пора завтракать.

Глаша. Сейчасъ.

Горѣлочкинъ. Скажите, что я жду ее цѣлыхъ четверть часа.

Глаша. Ужь и четверть часа.

Горѣлочкинъ. Безъ замѣчаній!.. Потрудитесь спросить мою супругу, когда она осчастливитъ насъ своимъ приходомъ. (Глаша уходитъ; онъ прогуливается по сценѣ.) Да-съ… подождемъ!.. конечно жди… что съ мужемъ церемониться. (Никифоръ возвращается съ блюдомъ въ рукахъ.) Ты вчера отослалъ мое письмо?

Никифоръ. Отослано-съ… (Мягкимъ голосомъ.) Прикажете блюдо въ кухню снести?

Горѣлочкинъ. Зачѣмъ?

Никифоръ. Остынетъ пожалуй… если барыня не скоро изволятъ…

Горѣлочкинъ. Отчего-же это барыня не скоро изволятъ?

Никифоръ. Дѣвушка ихъ сказывала, что онѣ причесываться начали, такъ ужь когда барыня причесывается, извѣстно…

Горѣлочкинъ. А развѣ, если барыня не скоро изволятъ, — развѣ я не могу одинъ сѣсть завтракать? Вы мнѣ это не позволите?

Никифоръ. Что-жь вы гнѣваетесь?.. Я вамъ семь лѣтъ умѣлъ потрафлять, когда одному вамъ служилъ; а теперь ужь и не знаю: вы одно приказываете, барыня вамъ наперекоръ…

Горѣлочкинъ. Пффуу!!. душно здѣсь!.. Фортку открой!

Беретъ газету, садятся за столъ и читаетъ. Никифоръ открываетъ фортку. Входитъ Горѣлочкина. 7.
ТѢ-ЖЕ и ГОРѢЛОЧКИНА.

Горѣлочкина. Я тебѣ вчера дала письмо, Никифоръ, ты его бросилъ въ ящикъ?

Никифоръ. Брошено-съ.

Горѣлочкина. (Садится за столъ.) Это не моя салфетка.

Никифоръ. Виноватъ-съ; это я ошибся.

Горѣлочкина швыряетъ на полъ салфетку.

Горѣлочкинъ. Сударыня!!.

Никифоръ. (Поднимаетъ салфетку.) Ловко!

Горѣлочкина. Что съ?

Горѣлочкинъ. Ничего, ничего.

Оба ѣдятъ. Никифоръ выходитъ и возвращается съ новымъ блюдомъ.

Горѣлочкина. Подаешь ты, Никифоръ, котлеты совсѣмъ холодныя, гадость какая! саломъ пахнутъ… (Горѣлочкинъ смѣется.) Удивительно смѣшно!

Никифоръ. (мѣняя тарелки.) Тамъ сударь, дворникъ пришелъ на счетъ квартиры.

Горѣлочкинъ. Позови его сюда.

Никифоръ. (Поставивъ новое блюдо.) Слушаю-съ.

Уходитъ. Супруги принимаются за новое блюдо.

Горѣлочкинка. (Оглядываясь.) Кто это опять открылъ фортку? Кому такъ жарко въ ноябрѣ мѣсяцѣ?.. или это нарочно дѣлается, чтобы я простудилась? (Закрываетъ фортку. Горѣлочкинъ хохочетъ.) Вы что-то ужасно веселы сегодня?

Горѣлочкинъ. (Злостно смѣясь.) Ха, ха, ха!.. Чудесно! прелесть!

Горѣлочкина. Павелъ Петровичъ!

Горѣлочкинъ. Не обращайте на меня вниманія!.. запирайте фортку, запирайте.

Входятъ Никифоръ и Ѳедотъ. Горѣлочкина снова садится за столъ. 8.
ТЕ-ЖЕ и ѲЕДОТЪ.

Горѣлочкинъ. Ну что ты скажешь, Ѳедотъ?

Ѳедотъ. Вчера не успѣлъ вамъ доложить. Смотрѣли квартиру энту, что восемьсотъ Рублевъ ходитъ.

Горѣлочкинъ. Ну?

Ѳедотъ. Совсѣмъ порѣшили ее взять… барыня одна.

Горѣлочкина. Барыня? какая барыня? Кто она такая? замужемъ?

Ѳедотъ. А кто ихъ знаетъ! въ каретѣ пріѣзжала, салопъ такой… Ну, настоящая барыня, какъ быть слѣдоваетъ. Вотъ и билетикъ приказала вамъ отдать.

Горѣлочкинъ. (Взглянувъ на карточку.) Скажите! — весь свой титулъ на карточку выписала. «Нина Славская, оперетная актриса-пѣвица».

Горѣлочкина. Я тебѣ сколько разъ приказывала, Ѳедотъ, чтобы ты такимъ дамамъ и не показывалъ квартиры.

Ѳедотѣ. Да кто-же ее знаетъ, какая она? Въ каретѣ пріѣхала.

Горѣлочкина. Если опять пріѣдетъ…

Ѳедотѣ. Нѣтъ, ужь она сама не будетъ Она сказала, что пришлетъ за мѣсто себя какого-то господина.

Горѣлочкина. Напрасно пришлетъ, его не примутъ.

Горѣлочкинъ. Какъ-же однако…

Горѣлочкина. Никогда я не позволю, чтобъ одна изъ этихъ женщинъ жила въ моемъ родовомъ домѣ.

Горѣлочкинъ. Но съ такими претензіями…

Горѣлочкина. Никогда! — никогда я этого не позволю!.. Этотъ домъ — мое приданое; его Строила еще моя бабушка, онъ переходилъ изъ рода въ родъ… Этотъ мой домъ, а не вашъ.

Горѣлочкинъ. Ладно, Ѳедотъ; ступай себѣ.

Ѳедотъ уходитъ. Нѣмая сцена: Горѣлочкинъ, чтобъ ловчѣе читать, опираетъ газету на бутылку вина; Горѣлочкина беретъ вино и наливаетъ себѣ, — газета падаетъ. Горѣлочкинъ опираетъ газету на графинъ воды, Горѣлочкина беретъ графинъ, и наливаетъ себѣ воду, газета снова падаетъ. Горѣлочкинъ, взбѣшенный раскладываетъ газету на весь столъ. Горѣлочкина смотритъ на него въ недоумѣніи, пожимаетъ плечами и уходитъ.

Горѣлочкинъ. Что такое? — ушла!.. А! если, она вообразила, что это помѣшаетъ мнѣ завтракать.

Начинаетъ ѣсть съ ожесточеніемъ Горѣлочкина возвращается, съ журналомъ, кладетъ его сверхъ газеты и читаетъ. Мимическая сцена спора изъ-за мѣста на столѣ. Оба кончаютъ завтракъ въ одно время и расходятся по своимъ комнатамъ. 9.
НИКИФОРЪ, потомъ ГЛАША, ТАЛИЦКІЙ и БИШУТИНЪ.

Никифоръ. (Убирая завтракъ.) Скоро отзавтракали… и безъ шуму, безъ разговору, — любехонько. Теперь еще маленечко, маленечко и совсѣмъ разъѣдутся… Что-жь? Я говорю: я добрый человѣкъ, только меня не тронь!.. Тронулъ ты меня — я звѣрь, аспидъ кровожадный.

Входитъ Глаша.

Глаша. Что ты оглохъ что-ли? звонятъ.

Никифоръ. Душенька ты моя, размилушенька!

Глаша. Пошелъ, пошелъ, чего обрадовался?

Никифоръ. Ишь круглая!.. Не замай ее.

Уходитъ.

Глаша. Дуракъ косолапый!.. туда-же съ нѣжностями.

Подходитъ къ двери и подглядываетъ, потомъ быстро отходитъ.

Никифоръ. (Отворяя дверь) Пожалуйте-съ. (Входятъ Никифоръ, Бишутинъ и Талицкій. Тихо Глашѣ.) Глашинька, это какіе-то судейскіе!

Глаша. Чего-жь ты такъ обрадовался?

Никифоръ. Одинъ-то къ барынѣ; поди-ка скажи.

Глаша. Она и ждетъ; послала меня узнать, кто звонилъ.

Уходитъ.

Талицкій. Доложи, любезный, барынѣ: присяжный повѣренный Талицкій, — адвокатъ.

Никифоръ. Пошла горничная.

Бишутинъ. А про меня барину скажи. Бишутинъ… Слышишь, не переври какъ нибудь: Бишутинъ.

Никифоръ. Сейчасъ.

Уходитъ.

Бишутинъ. Ну что? Какъ поживаете? Вѣкъ цѣлый васъ не видно.

Талицкій. Да, знаете, мнѣ рѣдко приходится бывать въ окружномъ. Я веду больше все дѣла конкурсныя и бракоразводныя.

Бишутинъ. А! это статьи хорошія.

Талицкій. Жаловаться не могу.

Бишутинъ. Неужели и Горѣлочкины хотятъ развода?

Талицкій. Кто ихъ знаетъ. Во всякомъ случаѣ, кажется, намъ придется съ вами, такъ сказать, преломить копья, и я очень счастливъ, что судьба послала мнѣ такого противника, какъ вы.

Бишутинъ. Повѣрьте, что и съ моей стороны… Вы куда отсюда идете? Не позавтракаемъ-ли вмѣстѣ гдѣ нибудь?

Талицкій. Съ удовольствіемъ.

Входитъ Глаша.

Глаша. Который къ барынѣ?

Бишутинъ. Я къ барынѣ.

Идетъ.

Талицкій. (Останавливая его.) Извините; госпожа Горѣлочкина меня пригласила.

Бишутинъ. Вѣрно, вѣрно, я къ мужу… виноватъ.

Входитъ Горѣлочкинъ. 10.
ТѢ-ЖЕ и ГОРѢЛОЧКИНЪ.

Горѣлочкинъ. (Бишутину.) Слава Богу, милости просимъ.

Глаша. (Талицкому.) Пожалуйте-съ.

Талицкій раскланивается съ Горѣлочкинымъ и уходитъ съ Глашей.

Горѣлочкинъ. Это кто такой?

Бишутинъ. Это къ вашей супругѣ.

Горѣлочкинъ. Адвокатъ? тоже адвокатъ?

Бишутинъ. Что-жь тутъ такого? вы же призвали адвоката, отчего ей не позвать?

Горѣлочкинъ. Я имѣю уважительныя причины, которыхъ она не имѣетъ.

Бишутинъ. Всякій такъ думаетъ; Но бросимъ это. Говорите, что вамъ отъ меня угодно?

Горѣлочкинъ. Я хочу судиться; — судиться съ женой.

Бишутинъ. То есть вы хотите добиться развода?

Горѣлочкинъ. Нѣтъ, нисколько не развода, — напротивъ; я хочу добиться отъ нея, чтобы, она была мнѣ хорошей, покорной женой; я хочу ей доказать, что мужъ глава въ домѣ, что она должна меня уважать и слушаться.

Бишутинъ. Но вѣдь для суда…

Горѣлочкинъ. Безподобно! неподражаемо!! адвоката позвала! Мнѣ чрезвычайно интересно, что она можетъ ему сказать?.. Мнѣ это ужасно интересно.

Бишутинъ. Я все-таки не вижу…

Горѣлочкинъ. Слушайте все по порядку. Я на ней женился тридцати восьми лѣтъ, стало быть, ужь не юношей. Всѣхъ этихъ увлеченій: «ахъ, луна, рѣка, рѣчка!.. брошусь для васъ подъ поѣздъ желѣзной дороги!» — никакихъ этихъ глупостей не было. Я, конечно, полюбилъ ее; я для нея бросилъ у деревню и провинцію и навсегда переселился сюда, но я все-таки на ней женился по разуму. Я думалъ, будетъ у меня тихій семейный уголокъ, а вышло совсѣмъ не то: мученья каждую минуту, испанская инквизиція, адъ кромѣшный!..

Бишутинъ. На что-же собственно вы жалуетесь?

Горѣлочкинъ. На все я жалуюсь, на все… вопервыхъ сейчасъ, за завтракомъ: журналъ на газету, салфетка на полъ полетѣла; каждое утро шарманка подъ окномъ… развѣ есть какая-нибудь возможность чѣмъ нибудь заниматься, когда у васъ постоянно подъ ухомъ: (Представляя шарманку.) тире, тире, тире, тире — тра, ла, ла!… дѣвчонка визжитъ, на стѣну полѣзешь… Она, понятно, будетъ увѣрять, что не она ихъ нанимала, но кто-же я васъ спрашиваю? да это-ли одно! такихъ терзаній милліонъ, милліонъ цѣлый! не знаешь, съ чего начать.

Бишутинъ. Начните съ начала.

Горѣлочкинъ. Хорошо-съ.

Бишутинъ. И потомъ, я васъ попрошу, говорите немножко пояснѣе; потому что со всѣми этими: тире, тире, тире, тире!? — признаюсь вамъ откровенно я ничего не понялъ.

Горѣлочкинъ. Хорошо-съ. Изволите видѣть: однажды я иду ложиться спать и вижу въ постели у моей жены лежитъ Дружокъ.

Бишутинъ. Какой дружокъ?

Горѣлочкинъ. Ну, ну, пожалуйста безъ этихъ глупыхъ улыбокъ, у васъ совершенно превратныя мысли. Дружокъ — это маленькая собачка. Жена моя ее ужасно любитъ и положила въ постель потому, что собаченка захворала.

Бишутинъ. Такъ, такъ.

Горѣлочкинъ. Я сперва-то промолчалъ, nd сообразите сами: ночью, какъ ни повернешься, собаченка рычитъ, какой-же тутъ сонъ?.. Подъ утро я какъ-то потянулся, въ просонкахъ задѣлъ ее ногой, а она меня: «гамъ!!» Я протестовалъ, просилъ жену убрать собаченку, — ни за что. На другое утро это уже стало меня раздражать, и я давай нарочно толкать собаченку. Поднялась возня, визгъ, лай… Мнѣ всѣ икры искусала проклятая, и я до того разозлился на мою жену, что схватилъ ее и шваркнулъ объ полъ.

Бишутинъ. Вашу супругу?

Горѣлочкинъ. Нѣтъ, — собаченку.

Бишутинъ. Жаль, что не супругу, это моглобы послужить поводомъ посадить васъ въ смирительный домъ.

Горѣлочкинъ. Меня въ смирительный домъ?

Бишутинъ. Да, да, да, я спуталъ. Это если-бы противъ васъ вести процессъ, отъ имени вашей супруги, тогда было-бы кстати; а противъ нея то понятно, что оно…

Горѣлочкинъ. Странный адвокатъ!.. Ну-съ, какъ-бы то ни было, послѣ этой сцены я переселился спать въ кабинетъ.

Бишутинъ. Позвольте, все это очень мило, и я берусь вамъ такъ разсказать всю эту исторію собачки, что вся публика будетъ хвататься за животики отъ хохота; но тутъ не къ чему придраться, чтобъ начать процессъ. Надо что-нибудь другое

Горѣлочкинъ. Что-нибудь другое? — извольте, сколько угодно… что-нибудь другое — вся моя жизнь, Мнѣ стоитъ сказать: да, чтобы жена сказала: нѣтъ. Предложу я ѣхать на дачу, она непремѣнно захочетъ остаться въ городѣ; засмѣюсь я, она сдѣлаетъ серьозное лицо… и такъ далѣе, и такъ далѣе, до безконечности; все наперекоръ, все на зло мнѣ! — вотъ моя жизнь.

Бишутинъ. Все-таки, чтобы начать процессъ..;

Горѣлочкинъ. Я сойду съ ума! я взбѣшусь, если это будетъ такъ продолжаться.

Бишутинъ. Постоянное преслѣдованіе, — этимъ едва-ли можно воспользоваться. Мнѣ былъ-бы пріятнѣе какой-нибудь фактъ.

Горѣлочкинъ. Что-же лучше? Фактъ: она вчера прогнала господина, приходившаго ко мнѣ по дѣлу, и изъ за этого я теряю двѣсти пятьдесятъ рублей.

Бишутинъ. А! вотъ это ужь поводъ къ начатію гражданскаго иска. У ней есть какая-нибудь собственность?

Горѣлочкинъ. Какъ-же, этотъ домъ… вотъ тоже еще, — этотъ домъ! ея приданое, которымъ она меня постоянно попрекаетъ… А между тѣмъ всѣ квартиры въ домѣ стоятъ пустыми, потому что барыня съ претензіями; того не пускай, другаго не хочу жильцомъ…

Бишутинъ. Все-таки двѣсти пятьдесятъ рублей убытку съ нее можно взыскать.

Горѣлочкинъ. Что такое двѣсти пятьдесятъ рублей и для меня и для нея? — она будетъ очень рада швырнуть мнѣ ихъ въ лицо. Этимъ не отстаиваются мои права мужа. Знаете-ли, что она мнѣ вчера сказала? — что она выгонитъ меня изъ дому… домъ принадлежитъ ей, такъ, изволите видѣть, она попроситъ меня выѣхать.

Бишутинъ. Это было-бы прекрасно.

Горѣлочкинъ. Что?

Бишутинъ. Это было-бы превосходно, еслибъ она васъ выгнала.

Горѣлочкинъ? Послушайте, вы опять забыли, что вы мой адвокатъ, а не ея.

Бишутинъ. Нѣтъ съ. Поймите: если вы переѣдете на другую квартиру, вы, какъ мужъ, можете потребовать, чтобъ; она переѣхала тоже за вами, для совмѣстнаго жительства.

Горѣлочкинъ. Безподобно!… Я ее на чердакъ перевезу, или въ подвалъ куда-нибудь!.. и это при собственномъ-то домѣ… (Пародируя жену.) Который построенъ ея бабушкой!.. безподобно!.. ха, ха, ха!!..

Бишутинъ. Погодите радоваться, еще васъ не выгнали.

Горѣлочкинъ. Да, да, къ несчастью еще не выгнали. Придумайте что-нибудь другое; въ настоящую минуту я готовъ ей сдѣлать всякую непріятность.

Бишутинъ. Было-бы только къ чему привязаться… Искъ объ оскорбленіи… Позвольте: вы говорите, что между вами происходило много раздражительныхъ сценъ.

Горѣлочкинъ. Милліонъ! цѣлый милліонъ!.. послѣднія три недѣли, это была одна непрерывная раздражительная сцена ссоры и распри.

Бишутинъ. И вы имѣете свидѣтелей?

Горѣлочкинъ. Людей, прислугу.

Бишутинъ. Прислуга хорошо, но недостаточно. Лакея всегда можно подкупить, это свидѣтель ненадежный. Нѣтъ; я-бы желалъ чужаго кого-нибудь, напримѣръ — гостя.

Горѣлочкинъ. При гостяхъ мы и виду не подаемъ.

Бишутинъ. Напрасно.

Горѣлочкинъ. Такъ вы думаете — надо сдѣлать сцену?

Бишутинъ. Не вамъ… вы должны быть любезны, кротки и ласковы; но еслибъ ваша супруга настолько забылась, что нанесла-бы вамъ какую-нибудь обиду и былъ-бы посторонній свидѣтель…

Горѣлочкинъ. Обиду мнѣ, при постороннемъ…. хорошо, я вамъ это подготовлю.

Бишутинъ. Подготовьте мнѣ это.

11.
ТѢ-ЖЕ и ТАЛИЦКІЙ, потомъ НИКИФОРЪ.

Талицкій. (Бишутину.) Вы скоро?

Бишутинъ. Сейчасъ, сейчасъ.

Талицкій. Такъ я васъ подожду на подъѣздѣ.

Крайне любезно раскланивается съ Горѣлочкинымъ и уходитъ.

Горѣлочкинъ. Она его отпустила, — значитъ, порѣшили. И онъ имѣетъ наглость мнѣ кланяться. Готовитъ мнѣ какую-то каверзу отъ имени моей жены и великолѣпно раскланивается со мной. Скажите: нельзя-ли мнѣ его вернуть на минутку, побесѣдовать съ нимъ….

Бишутинъ. О чемъ?

Горѣлочкинъ. Я-бы хотѣлъ его Опросить: что такое она могла ему сказать?

Бишутинъ. Нѣтъ, это не годится; оставьте ихъ:

Горѣлочкинъ. (Крайне раздраженно.) Мнѣ-бы это доставило большое удовольствіе; право.

Бишутинъ. Смотрите, если вы такъ-то будете выказывать Свою кротость…

Горѣлочкинъ. Нѣтъ, нѣтъ, я мягокъ, я добръ.

Бишутинъ! Такъ, пока, до свиданья….

Входитъ Никифоръ.

Никифоръ. (Горѣлочкину.) Васѣ господинъ спрашиваютъ на счетъ квартиры… говорятъ отъ госпожи какой-то, Славской, что-ли?!

Горѣлочкинъ. Знаю, знаю, — проси. (Никифоръ уходитъ.) Свидѣтеля я вамъ достану, будьте покойны; непремѣнно достану.

Бишутинъ. Желаю успѣха.

Бишутинъ уходитъ.

Горѣлочкинъ. Сцену при свидѣтелѣ… о, это ничего не стоитъ!

Входитъ Русловъ. 12.
ГОРѢЛОЧКИНЪ, РУСЛОВЪ, — потомъ НИКИФОРЪ.

Русловъ. За особенное счастье считаю съ вами познакомиться.

Горѣлочкинъ. Вы отъ имени госпожи Славской?

Русловъ. Точно такъ-съ.

Горѣлочкинъ. Садитесь пожалуйста.,

Русловъ (Сядясь.) Мнѣ вашъ дворникъ сказалъ, что вы въ число жильцовъ вашего дома не допускаете дамъ такого рода… какъ-бы это… ну то-есть когда живетъ дама одна и… да!.. Повѣрьте я менѣе чѣмъ кто-нибудь стану осуждать это законное пристрастіе, — но Нина Славская живетъ не одна, у ней есть маменька; притомъ, если-бы вы ее только знали…

Горѣлочкинъ. Она, кажется, какая-то актриса, пѣвица.

Русловъ. Это ничего не доказываетъ. Правда, она приноситъ дань вѣку, но почему? Она бѣдная дѣвушка, должна зарабатывать хлѣбъ и себѣ, и своей мамедькѣ… чѣмъ прикажете?… тутъ поневолѣ, если ужь вѣкъ таковъ, что публика требуетъ «труля-ля», приходится пѣть «тру-ля-ля»; но я вамъ ручаюсь, что это дѣвушка высоконравственная и скромная.

Горѣлочкинъ. Я готовъ вамъ вѣрить.

Русловъ. Я человѣкъ степенный, членъ-благотворитель во многихъ обществахъ и Нину Славскую мнѣ рекомендовалъ одинъ мой харьковскій знакомый. Она до сихъ поръ подвизалась на провинціальныхъ сценахъ, только гдѣ-то тамъ съ ней случилось маленькое несчастье.

Горѣлочкинъ. Несчастье?

Русловъ. Да, она публику дураками обругала.

Горѣлочкинъ. Какъ?

Русловъ. Кто-то ей шикнулъ, она и крикнула: всѣ вы дураки. Ну публика была въ восторгѣ, аплодировали, кричали, визжали; — но кому-то тамъ изъ полиціи это показалось оскорбительно, и бѣдную дѣвушку стали тѣснить, — до того тѣснить, что она рѣшилась ѣхать въ Москву. Я принялъ ее какъ родную и стоило ее приласкать: она мнѣ бросилась на шею. Вы меня будете осуждать, знаю, — вы правы… не карайте только ее! это такое доброе; милое существо; загляните въ ея сердце, посмотрите на ея отношенія къ маменькѣ. Она обожаетъ мать! какъ Бога, понимаете, обожаетъ.!

Горѣлочкинъ. Это очень похвально.

Русловъ. И какую мать! Старуха — простая женщина, ограниченная, грубая, назойливая, бранчивая. Деньги, утюги и кастрюли, — больше она ничего не понимаетъ. Теперь Нина поетъ въ какомъ-то клубѣ; но вездѣ интриги, вездѣ ее тѣснятъ…

Горѣлочкинъ: Вы, кажется, хотѣли на счетъ квартиры…

Русловъ. Сейчасъ, сейчасъ. Я сперва нанялъ имъ нѣсколько номеровъ на Тверской, въ меблированныхъ комнатахъ. Не ужились изъ за швейцара; все онъ старуху обижалъ: не кланяется ей. Она идетъ мимо, по лѣстницѣ, а онъ поворачивается спиной. Маменька просто изъ себя выходитъ. Дѣлать нечего, отыскалъ, я имъ другія меблированныя комнаты, перевезъ. Что-же? тамъ кухня оказалась тѣсна: маменька стала гладить свой чепецъ и подожгла его. Ну, — сцена и слезы.

Горѣлочкинъ. Вы хотѣли…

Русловъ. Слышу — рыданья. Говорю: душечка Нина, пойди, сыщи себѣ отдѣльную квартирку, мы ее омеблируемъ.. Нина долго не соглашалась; наконецъ, изъ любви къ матери, стала искать квартиру. Но теперь ноябри мѣсяцъ, всѣ порядочныя квартиры заняты и вотъ случайно только въ вашемъ домѣ нашлось кое что подходящее. Я этому очень обрадовался, какъ вдругъ вашъ дворникъ говоритъ, что ваша супруга очень строга въ выборѣ жильцовъ, особенно если….

Горѣлочкинъ. Моя жена! моя супруга..

Русловъ. Потому то я пришелъ самъ объясниться И надѣюсь, что теперь, когда вы узнали характеръ этой дѣвушки, вы можете повѣрить, что Нина совсѣмъ не то, что вы думаете., Не отрицаю, она поетъ «тру-ля-ля», но она почтенная дѣвица, она живетъ только для своей матери и ни съ. кѣмъ не знакома, кромѣ меня… Что съ вами? вы словно меня не слушаете?

Горѣлочкинъ. Нѣтъ, нѣтъ, все слышу: обожаетъ мать. (Про себя.) Вотъ онъ мой свидѣтель… а сцену мы сейчасъ, добудемъ.

Русловъ. Считаю нужнымъ еще прибавить, что если-бъ вамъ удобно было получить деньги за цѣлый годъ впередъ, то я охотно ихъ заплачу.

Горѣлочкинъ. За цѣлый годъ?

Русловъ. Да. Я это сберегалъ, какъ мой послѣдній аргументъ.

Горѣлочкинъ. (Звонитъ.) Вы были правы, это аргументъ хорошій. Получить за квартиру деньги впередъ и за цѣлый годъ это ужь кое-что. (Входитъ Никифоръ.) Скажи барынѣ, что я ее покорно прошу пожаловать на минуту сюда.

Никифоръ. Слушаю-съ!

Горѣлочкинъ(Уходитъ.) Вы меня извините, но мнѣ невозможно вамъ отвѣтить, не посовѣтовавшись съ женой.

Русловъ. Вы примѣрный мужъ.

Горѣлочкинъ. Конечно, я хорошій мужъ!.. И вы этого не забывайте. Я васъ не просилъ, вы сами замѣтили, что я примѣрный мужъ.

Русловъ. Несомнѣнно.

Горѣлочкинъ. И вы это засвидѣтельствуете при надобности.

Русловъ. Съ. удовольствіемъ; еслибъ къ случаю пришлось, я былъ-бы очень счастливъ. (Про себя.) Что съ нимъ?

Горѣлочкинъ. Еще слово: сейчасъ придетъ моя жена… слушайте пожалуйста внимательно, что она будетъ говорить; прошу васъ не пропускайте ни одного слова, ни единаго движенія, ни взгляда… сдѣлайте милость, будьте какъ можно внимательнѣе, чтобъ обо всемъ помнить.

Русловъ. Почему-же это вы меня такъ просите?

Горѣлочкинъ. Ст!!..

Входитъ Горѣлочкина. Русловъ ей кланяется, она церемонно отвѣчаетъ на поклонъ. 13.
ГОРѢЛОЧКИНА, ГОРѢЛОЧКИНЪ и РУСЛОВЪ.

Горѣлочкина. (Крайне ласково мужу.) Ты меня звалъ, мой другъ, что тебѣ надо?

Горѣлочкинъ. Вотъ, моя милая, господинъ пришелъ спросить на счетъ квартиры…

Горѣлочкина. Ну что-же, другъ мой, словно ты не могъ рѣшить безъ меня? Ты хозяинъ здѣсь, (про себя.) Надо быть какъ можно ласковѣй, сказалъ мнѣ мой адвокатъ.

Горѣлочкинъ. Мой ангелъ, это твой домъ, и ты одна должна рѣшить…

Горѣлочкина. Нѣтъ, голубчикъ, это твое дѣло.

Горѣлочкинъ. Твое, душа моя, твое.

Русловъ. Они прелестны!

Горѣлочкинъ. (Руслову.) Я васъ попрошу, государь мой, чтобъ пояснить моей женѣ, моей милой женѣ, всѣ обстоятельства найма, — будьте такъ любезны, повторите ей, что вы мнѣ говорили.

Русловъ. Извольте, съ удовольствіемъ.

Горѣлочкина, Не безпокойтесь, я знаю, что госпожа Славская актриса…

Русловъ. О! этого недостаточно! она, конечно, поетъ «тру-ля-ля», но она дѣвушка высокой нравственности; она обожаетъ свою маменьку, понимаете, какъ Бога, обожаетъ.

Горѣлочкина. Все это меня не касается, потому что я дала себѣ слово…

Русловъ. Напримѣръ?

Горѣлочкина. Я рѣшу такъ, какъ пожелаетъ мой мужъ.

Русловъ. (Горѣлочкину.) А вы?

Горѣлочкинъ. Я рѣшу, какъ захочетъ моя жена.

Русловъ. Они прелестны!

Горѣлочкинъ. Говори-же, дружокъ мой.

Горѣлочкина. Нѣтъ, милый, говори ты,

Горѣлочкинъ. Какъ прикажешь? — да или нѣтъ?

Горѣлочкина. Я ничего не скажу.

Горѣлочкинъ. Ну, такъ и отъ меня не услышишь ни слова.

Русловъ. Они прелестны!.. Но такъ мы далеко не уйдемъ. (Имъ.) Однако, господа, вѣдь надо-же чѣмъ нибудь рѣшить.

Горѣлочкинъ. Хорошо-съ. Такъ я долженъ вамъ сказать, что къ величайшему сожалѣнію я никакъ не могу отдать вамъ эту квартиру. Я знаю строгія, чрезвычайно строгія воззрѣнія моей жены?..

Горѣлочкина. Напротивъ, я… я согласна.

Горѣлочкинъ. Нѣтъ, душа моя, нѣтъ…

Горѣночкина. (Начиная раздражаться). Я не потерплю, чтобъ изъ-за моихъ капризовъ квартира простояла пустой.

Горѣлочкинъ; А я не потерплю, чтобъ въ вашемъ родовомъ домѣ, въ домѣ, который былъ построенъ вашей бабушкой…

Горѣлочкина. Павелъ Петровичъ!

Горѣлочкинъ. Марья Васильевна!

Горѣлочкина. Мы отдадимъ эту квартиру.

Горѣлочкинъ. Ни за что.

Горѣлочкина. (Раздраженно.) Мы отдадимъ ее, потому что я знаю, что это вамъ пріятно.

Горѣлочкинъ. (Тоже.) А я вамъ говорю, что квартира останется пустой, чтобы доставить вамъ удовольствіе.

Русловъ. Господа, господа, прошу васъ…

Горѣлочкинъ. (Ему.) Что вы суетесь… (ей.) А, сударыня, я васъ понимаю!.. это вашъ присяжный повѣренный посовѣтовалъ вамъ говорить въ этомъ тонѣ.

Горѣлочкина. И васъ вѣрно ошлифовалъ вашъ адвокатъ.

Горѣлочкинъ. Ошлифовалъ!.. (Руслову.) Замѣтьте это! она говоритъ: ошлифовалъ?

Горѣлочкина. Это онъ, вѣроятно, научилъ васъ лицемѣрить.

Горѣлочкинъ. (Руслову.) Замѣтьте, замѣтьте: лицемѣрить!.. (женѣ.) Да, да, сударыня, вы меня не поддѣнете никакой двуличностью.

Горѣлочкина. Двуличностью!.. (Руслову.) Вы свидѣтель, что онъ меня назвалъ двуличной.

Горѣлочкинъ. Вы свидѣтель, что она назвала меня лицемѣромъ!

Горѣлочкина. Я сама отъ этого не отказываюсь. Что же это, если не лицемѣріе! Нѣжнымъ и вкрадчивымъ голосомъ называть меня «дружокъ и милая», когда, можетъ быть, четверть часа тому назадъ вы обращались со мной, какъ пьяный лавочникъ.

Горѣлочкинъ. А, а! пьяный лавочникъ!.. Вы слышали, милостивый государь! она ругается, какъ уличная торговка.

Горѣлочкина. Торговка!

Горѣлочкинъ. Пьяный лавочникъ!.. (Руслову.) Погодите, я вамъ все это запишу, что бы вы ничего не забыли.

Садится и пишетъ карандашемъ въ записной книжкѣ.

Горѣлочкина. Торговка!.. когда я шла сюда, разумѣется я разсчитывала, что онъ попадется; но торговка! торговки я никакъ не ожидала. Не правда-ли, вы не откажетесь подтвердить передъ судомъ, что онъ меня назвалъ торговкой.

Русловъ. Передъ судомъ? вы хотите судиться съ вашимъ супругомъ?

Горѣлочкина. Торговка, и двуличная, и… нѣтъ, лучше я вамъ на намять все это запишу.

Идетъ къ другому столу. Русловъ подходитъ къ авансценѣ.

Русловъ. Нѣтъ, вообразите-же мое положеніе человѣкъ солидный, пожилой, женатый, членъ многихъ благотворительныхъ обществъ… хоть, конечно, я не прочь иногда и пошалить, но совсѣмъ не желаю, чтобы объ этомъ знали мои знакомые и моя жена… и вдругъ я долженъ явиться свидѣтелемъ и разсказывать передъ цѣлой толпой постороннихъ людей, что я нанималъ квартиру для Нины Славской, которая поетъ «тру-ля-ля» и, при этомъ, подергиваетъ плечами… Нѣтъ, вы только вообразите себѣ это! и вообразите мою жену, строгую благотворительницу…

Горѣлочкинъ. (Суетъ ему бумажку въ карманъ.) Спрячьте это… Какъ-же васъ зовутъ? смѣю спросить.

Русловъ. Ру… то есть Андроновъ, Петръ Захарьичъ.

Горѣлочкинъ. И — гдѣ вы живете?

Русловъ. Кривой переулокъ, домъ Каретина.

Горѣлочкинъ. Прекрасно. (Отходить, чтобъ записать адресъ.) Кривой переулокъ, домъ Каретина.

Горѣлочкина. (Подавая записку.) Я васъ попрошу сохранить это. Позвольте спросить ваше имя и адресъ.

Русловъ. Андрей Карпычъ Шилковъ, на углу Сѣнной площади, домъ Кривошапкина.

Горѣлочкина. Благодарю васъ.

Записываетъ.

Русловъ. (Про себя.) Теперь только уноси Богъ ноги. (Горѣлочкиныхъ.) Итакъ, господа, пожелавъ вамъ всякаго благополучія…

Горѣлочкинъ. До свиданія милостивый государь, до свиданія…

Горѣлочкина. Не забудье «торговку!» — я вамъ подчеркнула «торговку!»

Горѣлочкинъ. «Пьянаго лавочника!» пуще всего не забудьте «пьянаго лавочника!»

Русловъ. Вашъ слуга, господа, вашъ слуга.

Уходитъ.

Горѣлочкинъ. Прекрасно, сударыня, превосходно! Отличились!! Позвольте же васъ покорнѣйше благодарить, что вы мнѣ разыграли такую прекраснѣйшую сцену при свидѣтелѣ.

Горѣлочкина. Я вамъ сама за это безконечно обязана.

Горѣлочкинъ. О, пожалуйста, не радуйтесь! вы подхватили слово «торговка», но это совсѣмъ не бранное слово: торговка можетъ быть очень честная торговка, тогда какъ пьяный лавочникъ… пьяный: это совсѣмъ другое дѣло.

Горѣлочкина. Вы сказали: «уличная торговка!» а! будьте увѣрены, что смыслъ вашихъ словъ, будетъ понятенъ всякому.

Горѣлочкинъ. Увидимъ, увидимъ!

Горѣлочкина. Увидите!

Горѣлочкинъ. Очень вамъ благодаренъ, очень вамъ много обязанъ…

Горѣлочкина. И я тоже…

Насмѣшливо церемонно раскланиваются и уходятъ въ свои комнаты.

ВТОРОЕ ДѢЙСТВІЕ.

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

Славская, Нина Яковлевна, оперетная пѣвица.

Матрена Захарьевна, ея мать.

Горѣлочкинъ.

Горѣлочкина.

Русловъ.

Руслова, Александра Даниловна, его, жена.

Лакей выѣздной.

Палашка, горничная у Славскихъ.

Дѣйствіе происходитъ въ квартирѣ Славскихъ. Гостинная въ меблированныхъ комнатахъ. Красная триповая мебель. Дверь входная въ глубинѣ, справа одна на авансценѣ, слѣва двѣ.

При поднятіи занавѣса, Матрена Захарьевна засучивъ рукава, положила гладильную доску на спинки двухъ креселъ и гладитъ мелкое бѣлье, вынимая его изъ бѣлевой корзины, поставленной тоже на триковое кресло

1.

МАТРЕНА ЗАХАРЬЕВНА, ПАЛАШКА, потопъ ЛАКЕЙ.

Матрена Захарьевна. (Кличетъ.) Палашка!! Палашка! Давай утюгъ… (Палашка слѣва приноситъ утюгъ Матрена Захарьевна слегка плюетъ на него.) Не накаливай ты такъ, дура, этимъ все бѣлье сожжешь. (Палашка уходитъ, унося остывшій утюгъ. Матрена Захарьевна махаетъ утюгомъ. Въ дверь.) Да долго вы тамъ будете возиться съ картофелемъ? Вдвоемъ никакъ не могутъ перечистить, я бы одна давно справила! (Прислушивается, идетъ въ дверь въ глубину и возвращается съ присланнымъ лакеемъ.) Пожалуйте, пожалуйте, здѣсь, здѣсь… Садитесь, сдѣлайте одолженіе.

Лакей. (Видъ важный, одѣтъ джентльменомъ.) Госпожа Славская, должно быть, еще не вставала?

Матрена Захарьевна. (Обдергивая рукава.) Одѣвается, одѣвается, сейчасъ выйдетъ… Она всегда поздно встаетъ; да нельзя-съ: надо же выспаться. Нашъ трудъ знаете такой, тяжелый трудъ; каждый день вечеромъ поетъ, поетъ, устанетъ… а публика, вы знаете, такая ненасытная, никакой жалости къ артисту… bis, bis, bis, bis, bis!

Лакей. Будетъ, довольно!

Матрена Захарьевна. А намъ что же дѣлать? мы всѣ за этимъ гоняемся по неволѣ. Какъ отказать, когда хлопаютъ?

Лакея. Кого это хлопаютъ?

Матрена Захарьевна. Въ ладоши.

Лакей. Да, это въ театрѣ… Ну, милая, мнѣ съ тобой тутъ некогда разговаривать. Я госпожѣ Славской письмо привесъ.

Матрена Захаровна. (Схватывая письмо.) Пожалуйте, что за письмо?

Лакей. Ты грязными-то руками его не комкай; а барынѣ своей снеси.

Матрена Захарьевна. Грязными ру… барынѣ? — Да что онъ одурѣлъ, что-ли? Вы кто такіе будете?

Лакей. Выѣздной.

Матрена Захарьевна. Что такое: выѣздной?

Лакей. Служу, значитъ, при нашей госпожѣ для выѣздовъ.

Матрена Захарьевна. Лакей! Ахъ родименькіе! А я-то думаю, что это какой ни на есть путный. Сейчасъ твое лакейское разсужденіе и видно. Ты меня за кого это принялъ?

Лакей. А кто тебя знаетъ? — Прачка, должно быть, съ утюгами возишься.

Матрена Захарьевна. Такъ я-жь тебѣ скажу, что я маменька.

Лакей. Мнѣ что за дѣло? Будь ты хоть папенька.

Матрена Захарьевна. Чья маменька-то, чья?.. Тебя къ кому послали? Къ госпожѣ Славской? Такъ эта госпожа Славская моя дочь! Понялъ?.. Ты, вонъ, съ письмомъ для нея по улицѣ бѣжалъ, грязь мѣсилъ своими ножищами; а мнѣ она дочь, я ее розгами сѣкла; понялъ, хамово твое отродье?… У нея важные господа ручки цѣлуютъ, ножки цѣлуютъ, а мнѣ она дочь. Меня бы не было на свѣтѣ, такъ и ея не было на свѣтѣ, — ронялъ?

Лакей. Что вы на меня напустились? — Мнѣ велѣно отдать, я и отдалъ. Снесите скорѣй, я отвѣта жду.

Входитъ Нина. 2.
НИНА, МАТРЕНА ЗАХАРЬЕВНА, ЛАКЕЙ.

Нина. Чего ты, маменька, кричишь?

Матрена Захарьевна. (Ворчливо.) Ишь выискался прыткій какой! — Руки грязныя… Кабы твоя душа была такая чистая-то, какъ мои руки; смѣетъ сказать!.. (Дочери.) Вотъ письмо тебѣ принесъ.

Нина. (Взявъ письмо.) Отъ кого?

Лакей. Не велѣно сказывать.

Нина. (Читаетъ письмо.) «Одна высокопоставленная дама желаетъ по дѣлу видѣть Нику Яковлевну Славскую и потому покорнѣйше проситъ ее остаться дома сегодня около двѣнадцати часовъ дня». Что это значитъ? — Странно. Какая такая дама и чего она отъ меня хочетъ?

Лакей. Никакъ невозможно сказать, не приказано

Нина. До двѣнадцати не далеко. Хорошо; скажи твоей госпожѣ, что я ее жду.

Лакей. Слушаю-съ.

Уходитъ.

Матрена Захарьевна. (Ему вслѣдъ.) Дверь-то за собой прихлопни, чтобъ защелкнула, господинъ лакей.

Нина. Высокопоставленная дама! Что ей нужно? Зачѣмъ эта таинственность?

Матрена Захарьевна. (Продолжая гладить.) Вздоръ какой-нибудь… Какая она тамъ дама, вѣрно, что вретъ.

Нина. Какъ ты, маменька, всегда любишь мои надежды разрушать. Я здѣсь теперь въ загонѣ, мучусь, страдаю; можетъ быть мнѣ тутъ Богъ счастье посылаетъ и тутъ моя карьера начнется, а ты сейчасъ уже напротивъ говоришь.

Матрена Захарьевна. Развѣ порядочная-то дама пришлетъ такого дурака?

Нина. За что ты на него разсердилась?

Матрена Захарьевна. Смѣетъ мнѣ «ты» говорить, лакеишка скверный. «Снеси, говоритъ, твоей барынѣ»… Это, видишь, я у тебя въ прачкахъ состою. Господи! не смѣй себѣ и манишки гладить… Коли я утюгъ въ руки, ваяла, такъ я ужь и не мать своей дочери.

Нина. Ты, маменька, сама виновата, что тебя всегда за горничную принимаютъ; одѣнешься какъ чумичка и бѣжишь сама дверь отворять.

Матрена Захарьевна. Что-жь мнѣ съ самаго утра расфрантиться?

Нина. Не зачѣмъ тебѣ самой отворять двери, вотъ что я говорю. Сколько разъ я твердила, чтобы Палашка не выходила изъ прихожей. Она для этого нанята.

Матрена Захарьевна. Палашкѣ я велѣла картофель чистить.

Нина. Лучше-бы ты сама картофель чистила. (Кдачетъ.) Палашка!

Матрена Захарьевна. Мало я еще для тебя работаю.

Палашка входитъ.

Няна. Сиди въ прихожей и не смѣй оттуда уходить. (Палашка уходитъ въ глубину.) Хоть-бы ты и совсѣмъ не работала, да держала-бы себя съ приличіемъ; а то ты меня все конфузишь, что у меня мать грязнѣе всякой поломойки.

Матрена Захарьевна. Ну ты на меня брилліанты надѣнь, я и буду сидѣть, какъ княгиня,.

Инна. Я только прошу, ты при людяхъ такой не выходи… Ты вонъ даже со стиркой сюда въ гостиную лѣзешь, на бархатныя кресла доску съ утюгами положила,

Матрена Захарьевна. Куда-жь мнѣ ее положить?

Нина. Мѣсто-ли здѣсь гладить?

Матрена Захарьевна. А гдѣ-жь прикажешь? Не на улицу-же идти? Въ одной комнатѣ твои платья навѣшены, въ другой шкафы наставлены, въ спальнѣ тѣснота. Тутъ только и повернуться.

Нина. Ты-бы ужь и кастрюли сюда принесла, разложила-бы капусту по всѣмъ кресламъ да диванамъ, — истинно умѣешь принять высшую публику!

Матрена Захарьевна. Какая это здѣсь высшая публика? — Это въ Харьковѣ мы жили, дѣйствительно, была у тебя публика и генералы ходили; а здѣсь, кромѣ твоего стараго дурака, никто къ тебѣ и носу не показываетъ, никого не съумѣла привлечь.

Нина. Ты жизнь мою отравляешь, я и безъ тебя страдалица!.. Вездѣ здѣсь интриги, ходу мнѣ не даютъ, и еще ты тутъ…

Матрена Захарьевна. Что-жь Иванъ Ѳедорычъ не попроситъ кого-нибудь за тебя.

Нина. Пойди ты лучше переодѣнься. Можетъ быть это дѣйствительно мое счастье, что дама высокопоставленная желаетъ со мной познакомиться… Одѣнься ты, не срами меня.

Матрена Захарьевна. (Беретъ подъ мышку гладильную доску.) Уйду, уйду, не грызи. А правду сказать, всегда скажу: мало о тебѣ заботится твой Иванъ Ѳедорычъ, даже квартиры порядочной до сихъ поръ нанять не можетъ; я здѣсь чепецъ сожгла, онъ пять рублей стоитъ.

Нина. Ступай ты; переодѣнься!

Матрена Захарьевна. Не срами меня!.. Все съ бранью да съ покоромъ… Будутъ опять къ тебѣ генералы ходить, не осрамлю.

Нина. Уйди ты, не раздражай меня, я заболѣю…

Матрена Захарьевна. Одна у тебя угроза.

Нина. Ахъ! святители небесные!!..

Входитъ Русловъ, обѣ мгновенно замолкаютъ. 3.
ТѢ-ЖЕ и РУСЛОВЪ.

Русловъ. Издали слышу ласковый семейный разговоръ… Здравствуйте, каплюшечка моя; здравствуйте, маменька… Батюшки, вы во всеоружіи, со щитомъ? Противъ кого на битву собрались?

Матрена Захарьевна. Я еще въ солдатахъ не служу. Чѣмъ надсмѣшничать, свое дѣло-бы помнили

Русловъ. Вы, маменька, опять не въ духѣ.

Матрена Захарьевна. Выгонять ужь стала меня дочка изъ чистыхъ комнатъ. Срамлю я ее, — мать-то родная.

Нина. Маменька, поди ты, переодѣнься.

Матрена Захарьевна. (Румову.) А все изъ за васъ, изъ за вашей дрянной квартиры; уголка нигдѣ нѣтъ, приткнуться негдѣ. Что мы тутъ страданій вытерпѣли, такъ не дай Богъ. Хуже другихъ, чтоли, моя Ниночка, что вы ее все по меблированнымъ комнатамъ таскаете? Я здѣсь чепецъ сожгла.

Русловъ. (Мягко.) Вѣдь вамъ купили новый…

Матрена Захарьевна. Не можете до сихъ поръ насъ хорошенько устроить. Мы вамъ всѣмъ жертвуемъ! Посмотрѣли-бы, какъ Маша Любинская живетъ: цѣльный домъ занимаетъ, съ садикомъ. А что она? — дрянь-дрянью; Ниночка-то передъ ней царица. Есть-же этакія счастливицы, подумаешь: и протекція, и друзья хорошіе… И за что это насъ Богъ наказалъ.

Русловъ. Маменька, ангелочекъ нашъ, ступайте вы, переодѣнѣтесь.

Матрена Захарьевна. Гоняйте, гоняйте ужь за одно. Уйду, и совсѣмъ уйду, будьте покойны… Благодѣтель, нечего сказать, благодѣтель!

Уходитъ, унося доску, утюгъ и бѣлье. 4.
НИНА и РУСЛОВЪ.

Русловъ. То-есть какъ я вашей маменьки боюсь, вы и вообразить не можете… И такъ-то я передъ ней, какъ осиновый листъ, дрожу, а какъ она съ доской-то, — такой ужасъ.

Нина. И вотъ постоянно эти недовольства!

Русловъ. (Вкрадчиво.) Ниночка, душечка, зачѣмъ-же вы себя такъ терзаете?.. Вѣдь маменьку можно успокоить.

Нина. Какъ?

Русловъ. Отдѣльно успокоить… на отдѣльной квартирѣ. Жила-бы она сама по себѣ, вы сами по себѣ…

Нина Что?

Русловъ. Зачѣмъ вы вмѣстѣ живете?.. Вы артистка, она простая женщина; развѣ она понимаетъ ваши порывы?.. Вы-бы ее навѣщали; какъ-бы она вамъ радовалась!.. Что съ вами? что съ вами?

Нина. (Вытирая слезы.) Всячески вы можете меня оскорблять, но такого оскорбленія Я не ожидала. Вы ужъ такъ унизить меня хотите, такъ унизить!.. Одно у меня осталось высокое, святое чувство: любовь къ моей маменькѣ, — не отнимайте вы у меня послѣдняго!

Русловъ. Я нисколько не желаю…

Нина. Нѣтъ, вы желаете, что-бъ я выгнала мать изъ моего дома; это жестоко, это жестоко!!.. Какъ у васъ языкъ повернулся? Да знаете-ли вы, что такое мать для любящей дочери?

Русловъ. Ну, ну, не сердись, маточка моя, не плачь; я совралъ; такъ, съ дуру сболтнулъ… Вы должны меня простить; какъ-же я могъ знать, что такое мать для любящей дочери, — я никогда не ⁴ былъ ни матерью, ни дочерью.. Оттого и совралъ…

Нина. Я одинъ черный хлѣбъ буду ѣсть. Не надо мнѣ вашей помощи, коли вы такъ

Русловъ. Сказано: совралъ. Ну, душенька, ну довольно.

Нина. Я васъ вчера вечеромъ ждала.

Русловъ. Не могъ я вчера, у жены гости были.

Нина. Маменька весь вечеръ все спрашивала на счетъ этой квартиры, что мы смотрѣли. Были вы тамъ? Наняли?

Русловъ. Я… Я…

Нина. Неужто и не позаботились?

Русловъ. Позвольте, позвольте, дайте обстоятельно сказать. Я заботился, я очень заботился.

Нина. Ну?

Русловъ. Я былъ у хозяина дома, я его видѣлъ Онъ женатъ, хозяинъ… можетъ быть вы этого еще не знали?… Онъ женатъ и онъ отвѣчалъ мнѣ, что сдѣлаетъ все такъ, какъ захочетъ его жена; потомъ жена пришла и сказала, что все сдѣлаетъ такъ, какъ захочетъ мужъ…

Нина. Такъ вы наняли?

Русловъ. О! они были прелестны, какъ голубки, — только сначала… Потомъ, какъ-то этакъ, слово за слово, полетѣли какія-то шпилки, булавки, стали они другъ друга задѣвать, дальше — больше; прямо браниться между собою… и какими выраженіями! какими выраженіями!!… Я очень жалѣлъ, что васъ тамъ не было; вы бы сами могли убѣдиться, что съ такими людьми никакого дѣла вести нельзя. Впрочемъ, они, кажется, ютятъ судиться, жаловаться другъ на друга за оскорбленіе. Если это васъ интересуетъ, я узнаю, у какого мироваго судьи и мы пойдемъ послушать.

Нина. Что вы мнѣ зубы заговариваете? Стало-быть, квартиры вы не наняли?

Русловъ. Какъ же было нанять, когда хозяева съумасшедшіе люди?

Нина. Бѣдная моя маменька! Ей такъ хотѣлось эту квартиру!… Гдѣ мы теперь сыщемъ другую? Ноябрь мѣсяцъ, всѣ хорошія квартиры заняты. Мы и такъ-то всю Москву съ ней обѣгали, еле-еле эту квартиру нашли… Господи, что за несчастье! Какъ я скажу маменькѣ, она въ отчаяніе придетъ…

Русловъ. Не плачьте вы, ради Бога, не плачьте… Что же мнѣ было дѣлать?!..

Нина. Вы хотѣли заплатить за годъ впередъ.

Русловъ. Предлагалъ, ей-богу предлагалъ; и деньги два дня въ карманѣ ношу. (Вынимаетъ деньги.) Вотъ извольте.

Нина. (Беретъ деньги.) Какъ? вы хотите, чтобъ я взяла эти деньги? вы мнѣ ихъ дарите?… Нѣтъ, нѣтъ, мой другъ, ни за что.

Русловъ. Я только показываю, что въ карманѣ…

Нина. Впрочемъ, я понимаю: вы хотите утѣшить маменьку… Ради маменьки я только соглашаюсь взять эти деньги.

Русловъ. Да я совсѣмъ не…

Нина. Хорошо, хорошо; благодарю, благодарю. Дѣлать нечего, порыскаемъ еще по Москвѣ, поищемъ другую квартиру… и, когда вы ее намъ наймете, я на эти деньги куплю всю новенькую обстановку, совсѣмъ въ вашемъ вкусѣ. Ахъ, мой другъ, хорошо быть богатымъ: обидишь человѣка и сейчасъ можешь его утѣшить.

Русловъ. Позвольте, вѣдь я…

Нина. Маменька! маменька!

Русловъ. (Про себя.) Ну, къ маменькѣ деньги по падутъ, пиши пропало.

Матрена Захарьевна выходитъ, заканчивая туалетъ. 5.
ТѢ-ЖЕ и МАТРЕНА ЗАХАРЬЕВНА.

Матрена Захарьевна. Ну, что тебѣ? — Вотъ я и одѣлась.

Нина. Смотри, какой добрый Иванъ Ѳедорычъ, онъ мнѣ сейчасъ подарилъ восемьсотъ рублей.

Матрена Захарьевна. Какъ будто ты этого не стоишь? — Ты больше стоишь; что-же тутъ удивительнаго!

Русловъ. (Про себя.) Ее ничѣмъ не удивишь.

Нина. (Взглянувъ на часы.) Ахъ, Боже мой, сейчасъ эта дама можетъ придти, а у насъ такой безпорядокъ… и не подметено еще. Мамаша, Иванъ Ѳедорычъ, помогите прибрать комнату…

Прибираетъ мебель.

Русловъ. Какая дама?

Нина. Какая-то важная дама присылала спросить, буду ли я дома сегодня.

Матрена Захарьевна. (Принеся половую щетку.) Нате, подметите скорѣй; горничная у меня при дѣлѣ, ей некогда.

Русловъ. Нѣтъ, вообразите мое положеніе?… Членъ-благотворитель съ половой щеткой!

Подметаетъ.

Нина. Какъ бы это поэффектнѣе ее встрѣтить?… Ахъ, вотъ бы что надо: два-три букета, или вѣнокъ лавровый, чтобъ она видѣла, какъ публика меня цѣнитъ. Иванъ Ѳедорычъ!

Русловъ. Сейчасъ подмету, сейчасъ кончу.

Нина. Бросьте, подите сюда.

Матрена Захарьевна. (Отнимая щетку.) Что жь вы не слушаете, когда васъ зовутъ.

Русловъ. Иду, иду. (Про себя.) То есть какъ я этой маменьки боюсь…

Нина. Ступайте-ка, мой другъ, купите мнѣ, какъ можно поскорѣе, парочку хорошенькихъ букетовъ. У насъ тутъ рядомъ цвѣточная; тамъ отличные букеты изъ дѣланныхъ цвѣтовъ. Да поторопитесь

Матрена Захарьевна. Вотъ ваша шляпа.

Русловъ. (Про себя.) Охъ, ужъ эта мнѣ маменька!

Уходитъ. 6.
НИНА, МАТРЕНА ЗАХАРЬЕВНА.

Матрена Захарьевна. Ну что-жь, нанялъ онъ квартиру?

Инна. Нѣтъ еще… Тамъ какіе-то дурацкіе хозяева, мужъ съ женой, все ссорятся между собою и судиться хотятъ… До этого еще успѣется; теперь надо подумать, какъ намъ сидѣть, когда эта дама войдетъ. Вотъ какъ: ты возьми какую нибудь работу, какъ будто этакая добрая маменька трудится для дочери.

Матрена Захарьевна. Чулокъ стану вязать.

Нина. Чулокъ какъ-то непрезентабельно; еслибъ косыночку.

Матрена Захарьевна. Я только и умѣю, что чулокъ.

Нина. Ну хорошо, все равно, ты возьми красивый шерстяной и заверни его, такъ и не замѣтитъ, что ты вяжешь. (Матрена Захарьевна беретъ работу.) А я сяду тутъ съ книжкой… Книжки-то у меня все такія-то не серьезныя, а она дама, должно быть, степенная, (пересматриваетъ книги.) «Космографія»… Что за штука такая?.. И откуда взялась у меня эта книга? Вѣрно гдѣ нибудь бутафорскую подхватила… Космографія!.. должно быть ученая…

Матрена Захарьевна. Восьми у меня: «Житіе инока Серафима».

Нина. И пожалуйста, маменька, ты много не вмѣшивайся въ разговоръ; а то ты сидишь сидишь, да вдругъ и ляпнешь что нибудь такое, некстати, и мнѣ только повредишь.

Матрена Захарьевна. Ну, ужь не учи. Говорю что, такъ за тебя-же заступаюсь, чтобъ тебя не обижали… Что ихъ мошенниковъ жалѣть!

Нина. Нѣтъ, ты лучше не заступайся. Ты иной разъ такъ заступишься, что я убѣжать готова.

Палашка. (Высовываясь.) Туть какая-то барыня васъ спрашиваетъ.

Пина. (Встаетъ.) Вѣрно она… Попроси-же сюда, отвори дверь.

Дверь отворяется, входитъ Руслова. 7.
НИНА, МАТРЕНА ЗАХАРЬЕВНА и РУСЛОВА.

Руслова. Госпожа Нина Яковлевна Славская?

Нина. Это я.

Руслова. Позвольте мнѣ вамъ представиться, я предсѣдательница благотворительнаго общества «Якорь спасенія».

Нина. Ахъ, мнѣ очень пріятно… Благодарю васъ Зачесть… (Представляя.) Моя маменька. (Матрена Захарьевна раскланивается). Сдѣлайте одолженіе садитесь.

Руслова. (Садясь). Вы не удивляйтесь и извините меня, что, несмотря на вашу извѣстность, я васъ на сценѣ не видала. Я почти совсѣмъ не посѣщаю увеселительныхъ заведеній, но мой мужъ такъ много говорилъ про васъ…

Нина. О! помилуйте…

Руслова. Мой мужъ — человѣкъ въ высшей степени серьезный и со вкусомъ. Я ему вѣрю вполнѣ. Онъ васъ рекомендуетъ, — я смѣло протягиваю вамъ руку… Такъ онъ говорилъ мнѣ, что хоть вы и поете шансонетки, но очень скромно ихъ поете, и самая ваша жизнь заслуживаетъ полнаго уваженія.

Нина. Вотъ съ маменькой, вдвоемъ.

Руслова. Оттого только я и рѣшилась явиться къ вамъ.

Матрена Захарьевна. Я, ваше превосходительство, никому не позволю дурно говорить про мою дочь, и если вы что нибудь такое слышали…

Нина. Маменька, оставь пожалуйста.

Руслова. Только оттого я и пришла. У васъ, говорятъ, прекрасный голосъ и вы имѣете успѣхъ въ публикѣ.

Матрена Захарьевна. Ваше сіятельство…

Руслова. Я не княгиня.

Матрена Захарьевна. Все равно-съ. Позвольте мнѣ вамъ прямо сказать: мы здѣшней публикой совсѣмъ недовольны. Чѣмъ-же быть довольнымъ-то? скажите на милость?.. Развѣ мы то видали? Возьмите въ Харьковѣ, напримѣръ, какъ на театрѣ она пѣла, — такъ что это было, громъ небесный, ура кричали… Повѣрите-ли: офицеры у нея изъ уборной чулки на память украли: а здѣсь что?

Нина. Маменька!..

Матрена Захарьевна. Здѣсь, я вамъ скажу, ваше сіятельство, все интриги; однѣ интриги, интриги, интриги; безъ протекціи ничего не сдѣлаешь. (Дочери.) Не спорь со мною!.. Лучше что-ли ея на сценѣ большихъ нашихъ театровъ? хуже во сто разѣ; а пролѣзли, потому что протекцію имѣли… Да что ужь большіе театры, — въ клубахъ поютъ и то наровятъ, какъ-бы только ей ножку подставить.

Руслова. Позвольте, я…

Матрена Захарьевна. Что съ ней въ прошлое восресенье сдѣлали, неужто не слыхали? Сказатьля вамъ… Ей надо выходить, вдругъ, что-же? — видимъ Маша Любинская бочкомъ, бочкомъ, мимо кулисъ и выскочила на сцену, да и пошла: «Ахъ какъ я люблю военныхъ»… Ну послѣ этого что-же можно пѣть? Какъ же это не интриги? Ниночка даже въ слезы, а я-съ распорядителю чуть-чуть глаза не выцарапала. Онъ извиняется, да шутъ:іи въ его извиненіи! изъ этихъ извиненій шубы не сошьешь.

Нина. Маменька, ты мѣшаешь говорить о дѣлѣ.

Матрена Захарьевна. Хорошо, я молчу, говорите; только я хотѣла, чтобъ ея сіятельство знали, какія тутъ интриги; пускай другіе покоряются, а я должна за дочь вступиться. Ваше сіятельство, она вѣдь у меня одна; я эти подкопы всѣ скрывать не намѣрена.

Руслова. Не ропщите, грѣхъ роптать… За то у вашей донки есть нравственное убѣжденіе, что она идетъ прямымъ, честнымъ путемъ.

Матрена Захарьевна. За это, сударыня, денегъ никто не заплатитъ.

Руслова. Я повторяю: не ропщите… Истинный талантъ всегда пробьется наружу, — и вотъ вамъ даже сейчасъ случай. Мы составляемъ благотворительный музыкально-литературный вечеръ въ пользу нашего общества «Якорь спасенія». Мой мужъ совѣтовалъ пригласить васъ, чтобъ вы намъ тоже что-нибудь пропѣли. Онъ даже думалъ самъ идти къ вамъ, но я хотѣла ему сдѣлать пріятный сюрпризъ, и вотъ я васъ приглашаю. У насъ будутъ участвовать все лучшіе артисты и два литератора.

Нина. Я согласна, я очень рада.

Матрена Захарьевна. Это литераторы какіе-же? которые въ газетахъ пишутъ?

Руслова. Да, и въ газетахъ, и въ журналахъ.

Матрена Захарьевна. Вотъ ты, Ниночка, по проси, чтобъ про тебя они въ газетахъ нависали, Ваше сіятельство, можно, чтобъ литераторы въ газетахъ про нее…

Руслова. Напишутъ.

Матрена Захарьевна. Напишутъ? — Ваше сіятельство, да не хотите-ли вы кофею?

Руслова. Благодарю васъ.

Матрена Захарьевна. Право, выпейте; у насъ сливки хорошія… съ сухарями! — ваше сіятельство.

Руслова. Я не княгиня.

Матрена Захарьевна. Все равно, съ сухарями…

Руслова. Нѣтъ, пожалуйста, не безпокойтесь.

Матрена Захарьевна. Чѣмъ-же васъ угостить?.. Дина, можетъ выпьете краснаго, — или винограду… А то знаете что? Я вамъ селедочку приготовлю; отличныя сельди, мы вчера боченочекъ купили…

Руслова. Благодарю васъ; ей богу, ничего не могу и притомъ я тороплюсь… Позвольте вотъ съ вашей дочкой переговорить (Нивѣ.) И такъ вы у насъ поете. Что-же вы можете намъ спѣть?.. Я это спрашиваю потому, что у насъ будетъ самая утонченная публика и надо спѣть что нибудь хорошенькое… и съ достоинствомъ…

Нина. Я пою много романсовъ.

Матрена Захарьевна. Ваше сіятельство, да пожалуйте, вотъ тутъ у насъ гостиненькая и фортепьяно стоитъ, и ноты; вы сами изволите выбрать.

Нина. Ахъ, въ самомъ дѣлѣ, угодно вамъ?

Руслова. Пойдемте, пойдемте, мнѣ кстати пріятно будетъ послушать вашъ голосъ; я вамъ проакомпанирую.

Обѣ уходятъ направо.

Матрена Захарьевна. Ниночка, ты ту пропой: «Виновата-ли я».

Входитъ Горѣлочкинъ. 8.
ГОРѢЛОЧКИНЪ и МАТРЕНА ЗАХАРЬЕВНА.

Горѣлочкинъ. Сударыня…

Матрена Захарьевна. Тьфу!!. Кто такой? Что вамъ надо?

Горѣлочкинъ. Нельзя-ли мнѣ видѣть госпожу Нину Славскую?

Матрена Захарьевна. Нельзя-съ, никакъ нельзя, она теперь занята.

Горѣлочкинъ. Мнѣ крайняя необходимость, притомъ на минуточку… Вы скажите только, что хозяинъ дома, въ которомъ она смотрѣла квартиру…

Матрена Захарьевна. А! вы хозяинъ? это тотъ, что все ругается съ женой?

Горѣлочкинъ. Кто вамъ это сказалъ?

Матрена Захарьевна. Что жь вамъ угодно?

Горѣлочкинъ. Кто вамъ это сказалъ?.. Это вамъ -сказалъ господинъ Андроновъ; но онъ совсѣмъ не Андроновъ, онъ лжецъ. Представьте себѣ, даетъ мнѣ адресъ: Кривой переулокъ, домъ Каретина. ѣду, отыскиваю, никакого дома Каретина тамъ нѣтъ. Спрашиваю, городовой говоритъ: кто-то тутъ, недавно, какой-то домъ купилъ, а какой именно и кто купилъ не знаетъ… Я на поиски; въ первый, въ другой, въ пятый! — Тутъ на меня двѣ собачищи огромныя наскочили, тамъ поваръ водой горячей плеснулъ, — нигдѣ никакого Андронова нѣтъ. Тогда я вспомнилъ, что госпожа Славская должна знать его настоящій адресъ. Узналъ въ клубѣ, гдѣ живетъ госпожа Славская, и вотъ явился сюда…

Матрена Захарьевна. Что-же вамъ надо? Говорите мнѣ, все равно, я ея маменька.

Горѣлочкинъ. А вы маменька? — очень пріятно познакомиться. Я пришелъ сказать, что я готовъ вамъ отдать квартиру въ моемъ домѣ, только… только съ однимъ условіемъ: вы должны мнѣ сказать, гдѣ мнѣ отыскать этого господина Андронова; то есть не Андронова, а этого господина, который отъ вашего имени приходилъ нанимать у меня квартиру?

Матрена Захарьевна. Ивана Ѳедорыча?

Горѣлочкинъ. Ну пусть онъ будетъ Иванъ Ѳедорычъ.

Матрена Захарьевна. Иванъ Ѳедорычъ Русловъ.

Горѣлочкинъ. Прекрасно Гдѣ-же я могу его достать?

Матрена Захарьевна. Да онъ… (Входитъ Русловъ съ букетами.) Да вотъ онъ самъ на лицо.

9.
ТѢ-ЖЕ и РУСЛОВЪ.

Горѣлочкинъ. (Увидя Руслова.) А!!.

Русловъ. Вотъ попался!

Хочетъ уйти.

Матрена Захарьевна. (Останавливая его.) Куда вы? куда вы?..

Русловъ. Вотъ… букеты…

Матрена Захарьевна. Давайте, я ихъ въ вазы поставлю… Что жь вы, батюшка, намъ врали? Вотъ господинъ хозяинъ сами пришли сказать, что отдаютъ намъ квартиру.

Горѣлочкинъ. Если вамъ только будетъ угодно…

Мартена Захарьевна. Слышите?.. Поговорите съ нимъ, поговорите; я только выну вазочки изъ сундука, да букеты поставлю.

Уходитъ.

Горѣлочкинъ. Я, милостивый государь, сейчасъ былъ тамъ въ Кривомъ переулкѣ, — я васъ тамъ не нашелъ.

Русловъ. Да!

Горѣлочкинъ. Но я на васъ за это не сержусь.

Русловъ. Да!

Горѣлочкинъ. И въ доказательство того, что я не сержусь, я готовъ уступить вамъ квартиру за семьсотъ рублей вмѣсто восьмисотъ и ничего впередъ не спрошу. Вы мнѣ хотѣли заплатить за годъ впередъ, я не требую.

Русловъ. А! это очень кстати, потому что приготовленныя деньги теперь ужь фт!!.

Горѣлочкинъ. Такъ идетъ?

Русловъ. Въ принципѣ да, но вѣроятно вы, взамѣнъ всего этого, поставите мнѣ какое нибудь условіе…

Горѣлочкинъ. Маленькое условіе, самое крошечное.

Русловъ. Однако?

Горѣлочкинъ. Вы сейчасъ-же отправитесь со мной къ моему адвокату и будете свидѣтельствовать…

Русловъ. Ни за что на свѣтѣ!

Горѣлочкинъ. Хотите квартиру за шестьсотъ пятьдесятъ рублей?

Русловъ. Въ принципѣ да; но идти къ вашему адвокату, — повторяю вамъ: ни за что на свѣтѣ… Послушайте: я человѣкъ солидный и женатый; вы, можетъ быть, тамъ бранитесь съ вашей женой, но я въ семьѣ живу тихо и скромно.

Горѣлочкинъ. Что мнѣ за дѣло!

Русловъ. Между мной и женой моей всегда паритъ ангелъ миря и согласія… (За сценой игра на фортепіано и пѣніе.) Погодите, няня, кажется, поетъ… Слушайте, слушайте: каковъ голосъ! какова фразировка?

Горѣлочкинъ. Шестьсотъ рублей!.. хотите за шестьсотъ?

Русловъ. Но вы не призовете меня въ свидѣтели?

Горѣлочкинъ. Непремѣнно.

Русловъ. Нѣтъ-же, нѣтъ! — тысячу разъ нѣтъ!

Горѣлочкинъ. Такъ вотъ вы какъ?

Русловъ. Вотъ я какъ.

Горѣлочкинъ. Вы отказываетесь?

Русловъ. На отрѣзъ!.. Что вы мнѣ такое?!

Горѣлочкинъ. Хорошо-съ. Я знаю, что я сдѣлаю.

Русловъ. Что вы сдѣлаете?

Горѣлочкинъ. Я вамъ пришлю повѣстку.

Русловъ. Повѣстку? мнѣ?

Горѣлочкинъ. Да-съ, повѣстку отъ мироваго судьи: явиться такого-то числа въ качествѣ свидѣтеля по дѣлу объ оскорбленіи… форменную повѣстку съ выпиской наказанія въ случаѣ неявки… И принесетъ вамъ эту повѣстку полицейскій, городовой, — и ваша прислуга, и ваша жена, — всѣ будутъ знать, что васъ вызываютъ къ мировому… и пойдутъ слушать. какъ вы будете свидѣтельствовать, и васъ заставятъ говорить, что вы нанимали квартиру для Нины Славской…

Русловъ. Вы это не сдѣлаете…

Горѣлочкинъ. Отчего-жь я этого но сдѣлаю? Что вы мнѣ такое?

Входитъ Матрена Захарьевна съ букетами въ вазахъ.

Матрена Захарьевна. Вотъ вамъ и букеты. (Ставитъ ихъ.) Ну, что сошлись на счетъ квартиры?

Горѣлочкинъ. Нисколько. Я употребилъ все мое стараніе. Я сдѣлалъ уступку, я уступалъ квартиру за шестьсотъ рублей; я просилъ только объ одномъ: чтобъ этотъ господинъ поѣхалъ къ моему адвокату и былъ свидѣтелемъ по моему дѣлу, — онъ не хочетъ.

Матрена Захарьевна. Какъ не хочетъ? Какъ онъ можетъ не хотѣть? Такихъ-то пустяковъ для Ниночки не сдѣлать! Ну, ужь любовь! ну, ужь покровитель!…

Русловъ. Маменька, не приставайте ко мнѣ.

Матрена Захарьевна. Иванъ Ѳедорычъ! Иванъ

Ѳедорычъ!.. Поѣзжайте, сейчасъ поѣзжайте… для Ниночки-то этого не сдѣлать? Да есть ли въ васъ совѣсть?..

Русловъ. Поѣду, хорошо, поѣду… коли вы меня только въ покоѣ оставите.

Горѣлочкинъ. Слава Богу! поѣдемъ же. (Схватываетъ Руслова за руку и тащитъ къ двери; но, заглянувъ въ дверь, внезапно отскакиваетъ.) Не говорите, что я здѣсь! не говорите!..

Прячется за дверь на лѣво.

Матрена Захарьевна. Онъ и впрямь, кажется, полоумный.

Входитъ Горѣлочкина. 10.
ТѢ-ЖЕ и ГОРѢЛОЧКИНА.

Горѣлочкина. Можно мнѣ видѣть госпожу Славскую? (Увидѣвъ Руслова.) Впрочемъ нѣтъ, извините…. вотъ кого я ищу. (Руслову.) Вы здѣсь очень кстати.

Марья Захарьевна. (Руслову.) Это еще что за барыня?

Русловъ. (Ей тихо.) Хозяйка дома, это хозяйка…

Горѣлочкина. Я только-что была на Сѣнной, милостивый государь.

Русловъ. И вы меня тамъ не нашли.

ГорѣлочкинаЯ не нашла васъ… вы мнѣ дали фальшивый адресъ; но я готова вамъ простить…

Русловъ. Покорнѣйше благодарю.

Горѣлочкина. И въ доказательство, что я вамъ прощаю, я уступаю вамъ квартиру за четыреста рублей; только съ условіемъ: вы должны поѣхать…

Русловъ. Къ вашему адвокату и быть свидѣтелемъ…

Горѣлочкина. По моему дѣлу, да.

Русловъ. Такъ и зналъ… Сударыня, я всей душой готовъ служить вамъ; но, повѣрьте, это… невозможно…

Горѣлочкина. Почему?

Горѣлочкинъ выходитъ.

Горѣлочкинъ. Потому, сударыня, что тутъ прежде васъ явились люди, которые съ большимъ правомъ могутъ требовать свидѣтельства.

Горѣлочкина. А! вотъ въ чемъ дѣло! Мой мужъ подкупаетъ моихъ свидѣтелей! (Матренѣ Захарьевнѣ.) Послушайте вы, кто вы такая?! вы свидѣтельница, что мой мужъ подкупаетъ…

Горѣлочкинъ. (Женѣ.) И вы могли до того увлечься вашей злобой, что не постыдились даже придти сюда, въ это жилище грѣха и порока.

Матрена Захарьевна. Какое жилище грѣха? что онъ говоритъ!?… Кто же это вамъ далъ право такъ говорить?.. Жилище грѣха! Да откуда вы взялись?..

Споръ между Матреной Захаровной и Горѣлочкинымъ. Выходитъ Нина, за ней Руслова. 11.
ТѢ-ЖЕ, НИНА и РУСЛОВА.

Нина. Маменька, что за шумъ? чего ты кричишь?

Русловъ. (Увидя жену.) жена!

Прячется за Матрену Захарьевну.

Матрена Захарьевна. Какъ же! ворвался вотъ незваный, непрошеный, полоумный какой-то и говоритъ: «Жилище грѣха»!.. Это у насъ жилище грѣха!

Горѣлочкинъ. Грѣха и порока! — подтверждаю это и прошу быть свидѣтелями, что моя жена… О! сколько у меня будетъ свидѣтелей! сколько свидѣтелей!..

Нина. Боже мой! За что же такое оскорбленіе?..

Руслова. Позвольте, милостивый государь, я сама здѣсь въ первый разъ и ваше, обвиненіе для меня очень важно. Я женщина строгой нравственности и желала бы знать, на какомъ основаніи…

Горѣлочкинъ. На какомъ основаніи? — Пѣвица, которая поетъ тру-ля-ли и посылаетъ нанимать у меня квартиру какого-то стараго ловеласа, и онъ мнѣ предлагаетъ деньги за цѣлый годъ впередъ…

Руслова. Кого? что такое?

Горѣлочкинъ. Да вотъ… Что вы тамъ прячетесь?

Матрена Захарьевна. Оставьте, не хватайте меня за талію…

Отстраняется. Руслова увидала мужа.

Руслова. Мужъ? мой мужъ?!…

Матрена Захарьевна и Нина. Это его жена? Жена его!

Русловъ. Мамочка!…

Всѣ три восклицанія почти одновременно.

Руслова. Такъ это вы нанимаете квартиры для госпожи Славской?

Горѣлочкинъ. И букеты сейчасъ принесъ! Вонъ они стоятъ букеты.

Руслова. Такъ вотъ почему, вы такъ расхваливаете эту вашу госпожу Нину Славскую? и талантъ ея, и скромность… А я-то вѣрю ему и хочу сюрпризъ сдѣлать… оо!!… оо!!..

Нина. Позвольте мнѣ…

Руслова. Ни слова, сударыня; если-бъ я могла это только подозрѣвать, никогда бы я не переступила порога этого дома!

Матрена Захарьевна. Ваше сіятельство…

Русловъ. Мамочка! мамочка!..

Руслова. Слушать ничего не хочу! куда я попала! ужасъ, ужасъ!.. оставьте меня.

Уходитъ.

Русловъ. Мамочка, дай же сказать…

Уходитъ за ней.

Горѣлочкина. Гдѣ же вашъ настоящій адресъ? я васъ не выпущу изъ виду…

Уходитъ за ними.

Матрена Захарьевна. Ваше сіятельство!!…

Тоже уходитъ за ними.

Нина. (Останавливая Горѣлочкина.) Благодарю ВЯСЪ, — вы окончательно разбили всю мою карьеру.

Уходитъ на лѣво.

Горѣлочкинъ. А мнѣ какое дѣло!…

Идетъ къ выходной двери. Въ дверяхъ появляется Матрена Захарьевна.

Матрена Захарьевна. Нѣтъ; — васъ-то я не пущу!… Вы у меня скандалъ затѣваете, вы позорите насъ!…

Горѣлочкинъ. Мнѣ надо слѣдить за нимъ, я опять не найду его въ Москвѣ, я упущу свидѣтеля!

Матрена Захарьевна. (Держа его за сюртукъ.) Ни за что!!… я сейчасъ за частнымъ приставомъ пошлю, я этого не оставлю!…

Горячій споръ.

ТРЕТЬЕ ДѢЙСТВІЕ.

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

Міровой судья.

Письмоводитель его.

Горѣлочкинъ.

Горѣлочкина.

Русловъ.

Руслова.

Нина Славская, актриса.

Матрена Захарьевна.

Бишутинъ, Талицкій, адвокаты.

Никифоръ, Глаша, слуги Горѣлочкиныхъ

Иванъ, слуга у мироваго судьи.

Шарманщикъ.

Дѣвочка, уличная пѣвица.

Городовой.

Дѣйствіе происходитъ въ квартирѣ мироваго судьи. Зала. Посреди сцены, нѣсколько влѣво, на небольшомъ возвышеніи поставленъ столъ, покрытый зеленымъ сукномъ. Слѣва отъ него, рядомъ на полу сцены, другой столъ, поменьше, для письмоводителя. Справа и слѣва стулья въ два ряда. Входная дверь справа въ глубинѣ; слѣва, на второмъ планѣ, дверь во внутреннія комнаты судьи. Иванъ устанавливаетъ стулья; въ дверяхъ появляется шарманщикъ и его дѣвочка. Иванъ впродолженіе всего дѣйствія то приходитъ, то уходитъ.

1.

ИВАНЪ, ШАРМАНЩИКЪ, ДѢВОЧКА, потомъ постепенно входятъ ПИСЬМОВОДИТЕЛЬ, НИКИФОРЪ, ѲЕДОТЪ и ГЛАША.

Иванъ, (шарманщику.) Вы куда лѣзете? чего вамъ надо?

Шарманщикъ. Къ мировому, по дѣлу.

Иванъ. По какому дѣлу? сегодня только одно дѣло и будетъ разбираться.

Шарманщикъ. А вотъ, что мужъ съ женой ругаются; мы въ свидѣтеляхъ.

Иванъ. Ну да, это одно и будутъ разбирать. Садись вонъ тамъ сзади, письмоводитель сейчасъ придетъ. Да зачѣмъ ты шарманку сюда приволокъ?

Шарманщикъ. А куда-жь мнѣ ее дѣвать? (Снимаетъ шарманку со спины.) Садись тутъ, Анютка.

Дѣвочка. Дяденька, онъ страшный, мировой-отъ?

Шарманщикъ. Сиди, сиди, знай. Я тебѣ дамъ — страшный.

Садятся справа во второмъ ряду^[1]. Входитъ письмоводитель.

Письмоводитель. Это что-жь мы сегодня, въ гостинной судить будемъ?

Иванъ. Здравствуйте. Очень ужъ нашу камеру загрязнили; баринъ приказалъ двери покрасить, три дня сохнуть должны; такъ на сегодняшнее разбирательство здѣсь въ залѣ велѣлъ устроить. (Письмоводитель идетъ къ двери налѣво). Вы куда? Вы къ нимъ теперь не ходите, они не велѣли пускать.

Письмоводитель. Какъ не велѣлъ? Судья-то? письмоводителя? А коли имъ что сообщить надо предварительно?

Иванъ. Сказалъ, что ничего молъ не надо, здѣсь велѣлъ ждать. Сегодня только одно разбирательство и будетъ, да и то хотѣлъ отмѣнить.

Письмоводитель. Почему такъ?

Иванъ. Въ разстройствѣ онъ, совсѣмъ въ разстройствѣ сегодня, даже горчишники къ спинѣ ставилъ… И супруга его сегодня съ постели не вставала, въ капустные листы голову завернула и лежитъ.

Письмоводитель. Что съ ними сталось?

Иванъ. Были они оба вчера на имянинахъ, и сѣлъ тамъ баринъ въ карты играть; да слишкомъ двѣ сотни рублевъ и проигралъ. А онъ, знаете, нашъ судья, акуратный такой, каждая копѣйка на счету; такъ это его такъ огорошило, двѣсти-то Рублевъ, о сю пору опомниться не можетъ. Всю ночь трефовой дамой бредилъ.

Письмоводитель. Те, те, те… Да вѣдь онъ въ карты, развѣ что, по маленькой играетъ.

Иванъ. Ну вотъ подите, проигрался. (Шарманщику.) Давай повѣстку.

Беретъ повѣстку и передаетъ письмоводителю.

Письмоводитель. По дѣлу Горѣлочкина съ супругой. Такъ, такъ, сиди тамъ.

Входятъ Никифоръ и Ѳедотъ.

Никифоръ. Какъ вызванный къ мировому судьѣ, служитель барина моего Никифоръ.

Письмоводитель. А повѣстки?

Никифоръ. Извольте получить.

Письмоводитель, взявъ повѣстки, мотнулъ головой, чтобъ пришедшіе сѣли. Ѳедотъ, по указанію Ивана, садится слѣва, Никифоръ идетъ на авансцену; къ нему подходитъ шарманщикъ.

Шарманщикъ. Вотъ Никифоръ Семенычъ…

Никифоръ. А! музыкантъ.

Шарманщикъ. Чего!.. дождались? Къ мировому потащили.

Никкфоръ. Такъ вѣдь свидѣтелемъ, глупый твой мозгъ. За это, небось, въ острогъ не посадятъ.

Вошла Глаша и разговариваетъ съ письмоводителемъ.

Шарманщикъ. Такъ-то такъ, а все зазорно… Да и время… Я-бъ теперь пять улицъ обходилъ.

Никифоръ. Ну, не канючь. (Даетъ деньги.) Натебѣ двугривенный за нонече. Да смотри, все такъ говорить, какъ я тебя училъ.

Глаша. (Которая въ это время подошла къ нимъ.) Хорошо вы это дѣлаете?!

Никифоръ. Глашенька!.. сто лѣтъ съ недѣлей не видалъ васъ…

Шарманщикъ отошелъ и сѣлъ.

Глаша. За что это вы шарманщику деньги даете?

Никифоръ. Бѣдный онъ человѣкъ; бѣдному Богъ велитъ помогать, а у меня сердце доброе.

Глаша. Да, да, ужь я понимаю.

Никифоръ. Что понимать-то? чего ты понимаешь?… Эхъ ты!.. Куда вы съѣхали-то отъ насъ съ барыней? Недѣлю цѣлую дома не живете!

Глаша. Такъ неужто все только вашу брань слушать? Къ тетушкѣ барыня переѣхала, у тетушки живетъ. Намъ теперь какое житье, — рай!

Никифоръ. А намъ-то съ бариномъ, безъ васъ, на холостую-то ногу, по прежнему! Ухъ какъ мы зажили! — шампанскаго давай, не надо!

Глаша. И слава тебѣ, Господи!

Отходитъ и садится.

Никифоръ. Эхъ, ты, сдобная! — Проглочу!

Садится сирава. Входить Матрена Захарьевна. 2.
ТѢ-ЖЕ, МАТРЕНА ЗАХАРЬЕВНА, потомъ ГОРОДОВОЙ.

Матрена Захарьевна. Господинъ мировой судья! Гдѣ тутъ господинъ мировой судья?

Письмоводитель. Они еще не выходили. Пожалуйте повѣстку.

Матрена Захарьевна. Вотъ.

Письмоводитель. Вы госпожа Нина Славская?

Матрена Захарьевна. Нѣтъ, я маменька. Чего смотрите? Ея маменька. Нина Славская моя дочь; я за нее пришла.

Письмоводитель. (Отдавая повѣстку.) Это нельзя-съ. Свидѣтельницей вызвана ваша дочка, она и должна явиться, а не вы.

Матрена Захарьевна. Да коли я ей мать? Я ея всѣ мысли знаю; что она скажетъ, то и я скажу.

Письмоводитель. Этого по закону нельзя-съ. Ваша дочка сама должна явиться, иначе она подвергнется взысканію.

Матрена Захарьевна. Ахъ, Господи! Что-жь это мы надѣлали? Ваше благородіе, пошли ты за ней; она теперь дома туфли примѣряетъ, башмачникъ у ней.

Письмоводитель. Кого мнѣ послать?

Матрена Захарьевна. Пожалуйста пошли. Я бы сама съѣздила, да боюсь, выйдетъ мировой, такъ пока я тутъ за нее.

Входитъ городовой.

Городовой. Петръ Никитичъ, тамъ Жигулинъ и Кузьмичъ дежурные, на что же меня-то? двое городовыхъ есть, меня домой отпустите.

Иванъ. Баринъ сказалъ, разбирательство будетъ при закрытыхъ дверяхъ, публики не пускать, — такъ я лишняго городоваго позвалъ.

Городовой. Жигулина одного поставить, такъ онъ никого не пуститъ.

Письмоводитель. Ну, ступай Да что-бъ они никуда не отлучались, и у кого повѣстки нѣтъ, — гони вонъ.

Матрена Захарьевна. (Городовому.) Ахъ, родимый, ты домой идешь? Зайди къ моей дочкѣ; вотъ тебѣ на чай тридцать копѣекъ… Адресъ тутъ на повѣсткѣ. Сдѣлай милость.

Городовой. (Взглянувъ на повѣстку.) Извольте, что-жь, мнѣ по дорогѣ.

Матрена Захарьевна. Скажи, чтобъ непремѣнно сейчасъ сюда шла. И туфли-бы бросила, шла. (городовой уходитъ.) Этакая напасть! И гдѣ-жь это видно, чтобъ мать не могла за дочь вступиться. Порядки! — скажу!

Садится справа въ глубинѣ. За сценой шумъ. Бишутинъ почти насильно втаскиваетъ Горѣлочкина. 3.
ТѢ-ЖЕ, кромѣ ГОРОДОВАГО, и БИШУТИНЪ съ ГОРѢЛОЧКИНЫМЪ.

Горѣлочкинъ. Пустите меня, пустите!.. Развѣ вы не видѣли, что онъ стоитъ тамъ у крыльца, этотъ кляузникъ!.. Я его узналъ, это адвокатъ моей жены.

Бишутинъ. Ну-да, ну что-жь такое? пускай себѣ.

Горѣлочкинъ. Дайте мнѣ его поколотить.

Бишутинъ. Да нѣтъ-же, это не годится.

Горѣлочкинъ. Отчего?

Бишутинъ. Оттого, что нельзя.

Матрена Захарьевна. Вотъ онъ воинъ! Развоевался! погоди, будетъ тебѣ на орѣхи, господинъ Собачкинъ.

Горѣлочкинъ. Вы слышали, что она сказала? Вы слышали, какъ она меня назвала? Откуда это взялось? Меня зовутъ Горѣлочкинъ, а не Собачкинъ, но это все кляузы и подкопы моей жены и ея адвоката. Читали вы, какъ ужь меня прославили въ какой-то маленькой газеткѣ: процессъ господина Собачкина!.. Оттуда и пошло, Собачкинъ, Собачкинъ, Собачкинъ, все изъ за проклятой собаченки, которую жена положила себѣ въ постель.

Бишутинъ. Мало про кого что пишутъ…

Горѣлочиннъ. Но вы слышите, мнѣ ужь это говорятъ въ лицо. Третьяго дня въ клубѣ Андреевъ обращается ко мнѣ самымъ ядовитымъ образомъ: «хотите, говоритъ, я вамъ собачку подарю!..» Я вскочилъ изъ-за стола и ушелъ. Я дошелъ до того, что каждая шавка, которая залаетъ на улицѣ, меня приводитъ въ нервное раздраженіе.

Бишутинъ. Ну, ну, полноте.

Горѣлочкинъ. Я-бы передушилъ всѣхъ собакъ на свѣтѣ.

Бишутинъ. Успокойтесь!.. успокойтесь и слушайте меня. Сейчасъ придетъ ваша супруга… Да… Ваша супруга и ея адвокатъ, и сядетъ она тамъ, противъ васъ.

Горѣлочкинъ. (Не слушая его.) Это она пустила въ ходъ эту пикантную, исторію про собачку… Она, она! Въ газетной статьѣ были разсказаны такія подробности, которыя могутъ знать только мужъ и жена, жена и мужъ, — и больше никто.

Бишутинъ. Слушайте-же. И такъ, придетъ ваша супруга, и мировой судья будетъ спрашивать и ее, и свидѣтелей.

Горѣлочкинъ. А, свидѣтелей! Ихъ будетъ много, свидѣтелей…

Никифоръ. Мы здѣсь, Павелъ Петровичъ.

Матрена Захарьевна. И я здѣсь, и я буду говорить.

Бишутинъ. Я, васъ прощу объ одномъ: молчать и не говорить ни слова, Пока станутъ спрашивать другихъ. Если нужно будетъ сдѣлать замѣчаніе, я его сдѣлаю, вашъ адвокатъ.

Горѣлочкинъ. А почемъ вы будете знать, что я думаю?

Бишутинъ. Вы можете сказать что нибудь лишнее и…

Горѣлочкинъ. Словомъ — молчаніе, гробовое молчаніе?

Бишутинъ. Да. Вотъ ваша супруга. Садитесь сюда и сидите смирно.

Оба садятся справа; входятъ Талицкій и Горѣлочкина. 4.
ТѢ-ЖЕ, ТАЛИЦКІЙ и ГОРѢЛОЧКИНА.

Талицкій. (Тихо Горѣлочкиной.) Пуще всего не раздражайтесь. Пожалуйте сюда; извольте садиться.

Оба садятся слѣва.

Бишутинъ. (Горілочкину.) Что-жь это вы ей не кланяетесь? Вамъ-бы слѣдовало поклониться.

Горѣлочкинъ. Женщинѣ, которая довела меня до того…

Бишутинъ. Тѣмъ болѣе… поклонитесь ей, чтобъ показать, что, она виновата и что вы человѣкъ благовоспитанный… Ну-же, ну?

Горѣлочкинъ. Хорошо, я поклонюсь… Но такъ, что это будетъ совсѣмъ не поклонъ.

Бишутинъ. Какъ хотите.

Горѣлочкинъ встаетъ и дѣлаетъ небрежное привѣтствіе жестомъ руки. Горѣлочкина смотритъ на него удивленно, потомъ рѣзко поворачиваетъ стулъ и садится спиной къ мужу.

Свидѣтели. О! о!!.

Горѣлочкинъ. Вотъ какъ вы меня подвели.

Бишутинъ. Вы исполнили долгъ вѣжливости.

Горѣлочкинъ. Однако — нравъ?.. Чувствовать себя во всемъ виноватой и не имѣть настолько скромности…

Горѣлочкина. (Вставая.) Что онъ сказалъ?

Бишутинъ. (Горѣлочкину.) Не говорите съ вашей женой.

Горѣлочкинъ. Я не съ ней говорю… Я говорю съ нѣкоторой особой… такъ, витающей въ воздухѣ!.. И говорю этой особѣ, что, когда чувствуешь себя вполнѣ виноватой, надо по крайней мѣрѣ…

Горѣлочкина. Виноватой!.. Онъ смѣетъ сказать, что я…

Талицкій. Не говорите съ вашимъ мужемъ.

Горѣлочкина. Я не съ нимъ говорю. Я не унижусь до того, чтобъ разговаривать съ подобнымъ…

Горѣлочкинъ. Съ подобнымъ — съ кѣмъ? Ну, сударыня! Съ подобнымъ — съ кѣмъ?

Талицкій. Не отвѣчайте.

Горѣлочкинъ. Впрочемъ и того довольно. Вотъ чѣмъ мы рискуемъ, когда мы вѣжливы съ людьми, не понимающими ни малѣйшаго приличія.

Общій ропотъ.

Горѣлочкина. Вы слышали?

Талицкій. Я слышалъ.

Письмоводитель. (подходя къ Бишутину.) Господа, будьте потише… (Входитъ мировой судья съ судейской цѣпью на плечахъ.) Вотъ господинъ судья.

5.
ТѢ-ЖЕ и СУДЬЯ.

Бишутинъ. (Тихо письмоводителю.) Что онъ такой мрачный?

Письмоводитель. (Тихо.) Онъ вчера въ карты проигрался.

Горѣлочкинъ спрашиваетъ тихо Бишутина, который передаетъ ему слова письмоводителя.

Талицкій. (Останавливаетъ письмоводителя, идущаго къ своему столу.) Какой онъ сердитый сегодня!

Письмоводитель. Онъ вчера въ карты проигрался.

Вѣсть эта пробѣгаетъ съ той и другой стороны. Судья сѣлъ за столъ.

Талицкій. Господинъ судья, я покорнѣйше прошу, прежде всего, занести въ протоколъ, что господинъ Горѣлочкинъ только-что назвалъ мою довѣрительницу неприличной.

Бишутинъ. Онъ этого не говорилъ.

Талицкій. Онъ сказалъ это, у меня есть свидѣтели

Шумъ. Одни свидѣтели кричатъ: «нѣтъ, не говорилъ», — другіе: «сказалъ»; изъ этихъ послѣднихъ особенно выдается рѣзкій голосъ Матрены Захарьевны.

Бишутинъ. Если даже и допустить, что сказалъ, то эти слова не относились къ госпожѣ Горѣлочкиной; они были сказаны такъ, нѣкоторой особѣ, витающей въ воздухѣ. Напротивъ того, я считаю долгомъ заявить: госпожа Горѣлочкина сказала прямо про моего довѣрителя, что она не унизится до того, чтобъ разговаривать съ подобнымъ…

Судья. Съ подобнымъ — съ кѣмъ?

Талицкій. Моя довѣрительница не кончила фразы. Никто не знаетъ, что она думала; она, можетъ быть, хотѣла сказать — «съ подобнымъ ангеломъ».

Бишутинъ. Отчего-же тогда «унизиться»?.. Притомъ всѣ слышали тонъ, которымъ были произнесены эти слова.

Шумъ и говоръ.

Судья. Довольно. Тише, господа… (Всѣ слушаютъ.) Я признаю ваши заявленія неуважительными и недоказанными. Садитесь (письмоводителю.) Здравствуйте… Вы слышали мое несчастье?

Письмоводитель. Да-съ, и потому я не хотѣлъ васъ тревожить.

Судья. Я ужасно разстроенъ и жена тоже. Двѣсти-пятьдесятъ-два рубля сорокъ-двѣ копѣйки про. игралъ въ одинъ вечеръ, — и вообразите — съ какими картами: у меня тузъ, король самъ-четвертъ, у противника… Ну, да я вамъ послѣ разскажу, — я очень разстроенъ.

Письмоводитель. Вы-бы отложили засѣданіе.

Судья. Нѣтъ. Я приготовилъ маленькую вступительную рѣчь, это меня возстановитъ. Садитесь. (Письмоводитель садится.) Милыя дѣти!.. То-есть нѣтъ… я хотѣлъ сказать: господа!.. Вы призвали меня обсудить дѣло ссоры между мужемъ и женой. Мужъ обвиняетъ жену, жена мужа, — въ оскорбленіи; потому эти два дѣла я рѣшилъ разобрать совмѣстно. Но прежде всего я скажу! зачѣмъ вы ссоритесь?.. То-ли дѣло жить въ дружбѣ и согласіи: накроютъ столикъ, подадутъ самоварчикъ, вареньице; жена наливаетъ чаекъ, мужъ пьетъ и покуриваетъ сигарочку… гдѣ нибудь птичка въ клѣточкѣ, канарейка… что aèe хорошаго ссориться? — жена плачетъ, мужъ уѣзжаетъ куда нибудь въ. гости, или въ клубъ… еще пожалуй въ карты сядетъ играть и въ одинъ вечеръ проиграетъ двѣсти-пятьдесятъ-три рубля сорокъ-двѣ копѣйки; потому что можетъ-же случиться такое несчастье, что у него тузъ, король самъ-четвертъ, а у противника…

Входитъ Русловъ. 6.
ТѢ-ЖЕ и РУСЛОВЪ.

Матрена Захарьевна. Иванъ Ѳедорычъ!…

Нѣкоторые изъ свидѣтелей. Кто это Иванъ Ѳедорычъ?

Русловъ. (Подавая повѣстку.) Моя фамилія Русловъ.

Судья. Русловъ. Да, какъ же, помню… Ваша супруга тоже подала въ васъ жалобу; но ваше разбирательство будетъ только черезъ недѣлю.

Русловъ. Знаю. Я сегодня являюсь свидѣтелемъ по дѣлу — вотъ господина Горѣлочкина…

Горѣлочкинъ. (Со своего мѣста.) Здоровы? какъ поживаете?

Русловъ, вмѣсто отвѣта, поворачивается къ нему спиной.

Бишутинъ. Сидите смирно.

Судья. Правда, правда, вы призваны свидѣтелемъ и ваша супруга тоже. Гдѣ же ваша супруга?

Русловъ. (Безцеремонно беретъ попавшійся подъ руку стулъ, ставитъ его на возвышеніе подлѣ кресла судьи и садится). Такъ и она придетъ? Вотъ уже семь дней, какъ я не вижу моей жены. Она уѣхала къ своему отцу.

Судья. Куда вы засѣли! Здѣсь не мѣсто… Сойдите, сядьте вонъ тамъ.

Русловъ встаетъ, озираясь съ съ величественнымъ негодующимъ недоумѣніемъ, и идетъ сѣсть подлѣ Горѣлочкина. Этотъ протягиваетъ ему руку, но Русловъ сердито отворачивается и садится.

Горѣлочкинъ. Какъ?!

Русловъ. Это выше силъ моихъ! Когда я подумаю, что у меня было два пріюта любви и счастья, уваженіе, почетъ, любящая жена, возлюбленная артистка, — и вы, вы это разрушили!… Нѣтъ, это…

Судья. Итакъ, я началъ говорить: зачѣмъ вы ссоритесь?… то ли дѣло подадутъ вамъ самоварчикъ, вареньице… (Входитъ Руслова и подаетъ судьѣ повѣстку.) Госпожа Руслова, только-что о васъ говорили. Пожалуйте, садитесь вонъ тамъ.

7.

ТѢ-ЖЕ и РУСЛОВА.

Руслова идетъ сѣсть рядомъ съ Горѣлочкиной; Русловъ пользуется временемъ, когда она проходитъ сцену и идетъ къ ней.

Русловъ. Мамочка!

Руслова. (Съ негодованіемъ.) Что это значитъ?

Русловъ. Милая моя мамочка!

Руслова. Господинъ судья, я прошу защитить меня отъ такихъ преслѣдованій.

Судья. (Руслову.) Садитесь на мѣсто, садитесь пожалуйста, это негодится, вы здѣсь не на гуляньи. (Горѣлочкина и Руслова покиваютъ другъ другу руки и усаживаются рядомъ.) Однако, что же это, у насъ свидѣтели все по одному приходятъ?… (Письмоводителю.) Пересчитайте повѣстки: всѣ ли на лицо?

Письмоводитель. Теперь не достаетъ только одной госпожи Славской.

Матрена Захарьевна. Я за нее-съ, я маменька.

Руслова. Если вы хотите знать, гдѣ госпожа Славская, спросите у моего мужа.

Русловъ. Господинъ судья, мнѣ — это неизвѣстно, даю вамъ мое честное слово.

Матрена Захарьевна. Она сейчасъ придетъ, ваше превосходительство, я за ней послала. Она туфли примѣряетъ, башмачникъ у нея. ,

Русловъ. Можетъ быть и примѣряетъ, но я даю мое честное слово, что я этого не зналъ; а когда я даю честное слово, то можно быть увѣреннымъ…

Руслова. Что нѣтъ не единаго слова правды..

Русловъ. Александра Даниловна!

Руслова. Что прикажете?

Судья. Господа, господа! Ваше дѣло будетъ разбираться чрезъ недѣлю. Отложите ваши пререканія до того времени… Да; такъ я сказалъ: зачѣмъ ссориться? поставятъ вамъ самоварчикъ… Впрочемъ нѣтъ, вы меня сбиваете, я вамъ это лучше потомъ выскажу; сперва прослушаемъ обвиненія и свидѣ* тельскія показанія… Начнемъ съ госпожи Горѣлочкиной: господинъ защитникъ, я васъ слушаю. (Талицкій въ это время разговариваетъ съ дамами и рисуется передъ ними.) Господинъ защитникъ! защитникъ госпожи Горѣлочкиной! (Талицкій встаетъ.) Не угодно-ли вамъ… что вы желаете высказать отъ имени госпожи Русловой?

Талицкій. Госпожи Горѣлочкиной?

Судья. Да, да… виноватъ, я немножко разсѣянъ… (Про себя.) Двѣсти-пятьдесятъ-три рубля сорокъ-двѣ копѣйки такъ, здорово живешь, вонъ изъ кармана. (Громко.) Извольте говорить, господинъ защитникъ. Только, пожалуйста, безъ общихъ взглядовъ, бросьте это пустословіе, — прямо къ дѣлу.

Талицкій. Въ такомъ случаѣ, оставляя для моихъ заключительныхъ словъ все, что я долженъ воспроизвести передъ вами изъ глубины негодованія оскорбленной женщины, я ограничусь пока только краткимъ и голымъ перечнемъ пунктовъ обвиненія. Прежде всего я обращаю вниманіе суда на то, что господинъ Горѣлочкинъ оскорбилъ самое нѣжное чувство — кроткую привязанность моей довѣрительницы.

Горѣлочкинъ. Что онъ сказалъ?

Талицкій. Запретилъ ей ухаживать за больной страдалицей-собачкой.

Горѣлочкинъ. Опять собачка?

Бишутинъ. Молчите.

Горѣлочкинъ. Опять начинается эта исторія про собачку, чтобы на смѣхъ меня поднять…

Судья. (Бишутиву.) Господинъ защитникъ, развѣ вы не говорили вашему довѣрителю, что онъ долженъ соблюдать тишину?

Бишутинъ. Неоднократно говорилъ. (Горѣлочкину.) Слышите?… Если вы не будете молчать, съ васъ могутъ взять штрафъ.

Судья. И при десяти-то въ червяхъ, — вѣдь это какой штрафъ! за каждую взятку тысяча шестьсотъ записей… Да… виноватъ, не то… (Тмицкону.) Продолжайте.

Талицкій. Начавши съ собачки, господинъ Горѣлочкинъ неустанно и энергично продолжалъ свои преслѣдованія. Онъ не пощадилъ нервнаго, деликатнаго, нѣжнаго здоровья молодой женщины, воспитанной въ старинной, честной, родовитой семьѣ.

Горѣлочкинъ. (Злобво и громко.) Ха, Ха!!

Горѣлочкина. Что это значитъ: это — ха, ха! — я требую объясненій… Что вы хотѣли сказать этимъ: ха, ха!?

Судья. Господинъ защитникъ, заявите вашей довѣрительницѣ, чтобъ она соблюдала тишину.

Талицкій. Марья Васильевна, прошу васъ…

Горѣлочкина. Я не могу допустить, чтобъ оскорбляли мое семейство.

Матрена Захарьевна. Матушка, не позволяй! не позволяй?

Руслова пожимаетъ руку Горѣлочкиной.

Судья. Сударыня, успокойтесь! Здѣсь я никакого оскорбленія не допущу. (Талицкому.) Продолжайте.

Талицкій. Не пощадилъ здоровья и, вопреки всѣмъ правиламъ общежитія, вошелъ въ соглашеніе съ уличнымъ шарманщикомъ.

Горѣлочкинъ. Это все я-же?

Многіе. Ст!!…

Судья. Я просилъ соблюдать тишину.

Горѣлочкинъ. Не могу я слушать ложь и клевету!.. Я вошелъ въ соглашеніе съ шарманщикомъ, когда я увѣренъ, что жена моя его подкупала.

Судья. Если нужно что-нибудь замѣтить, вашъ повѣренный не пропуститъ.

Горѣлочкинъ. Мой повѣренный! — онъ молчитъ, мой повѣренный!.. Онъ слушаетъ все это и ни слова не возражаетъ; онъ рисуетъ каррикатуры, мой повѣренный… (Вырываетъ листокъ изъ-подъ рукъ Бишутина и передаетъ Руслову.) На-те, вотъ вашъ портретъ.

Мимическая сцена. Русловъ взбѣшенъ, Бишутинъ извиняется и проч.

Судья. Тише, тише, господа! (Талицкону.) Ну-съ.

Талицкій. Вошелъ въ соглашеніе съ уличнымъ шарманщикомъ, нанимая его, и каждое утро, подъ окнами госпожи Горѣлочкиной, производилась ужаснѣйшая музыкальная какофонія, въ которой звуки грошевой шарманки сливались съ визгливымъ пѣніемъ уличной дѣвочки… Какофонія, отъ которой волосы становятся дыбомъ и нервы доходятъ до изступленія.

Шарманщикъ. (Вставая.) Намъ отъ полиціи дано позволеніе…

Никифоръ удерживаетъ его.

Талицкій. Я докажу, что этотъ шарманщикъ былъ подкупленъ господиномъ Горѣлочкинымъ.

Горѣлочкинъ. Я его побью!.. Я побью его!

Бишутинъ. Смирно же, наконецъ.

Талицкій. Но и этого было мало. Собственный домъ моей довѣрительницы, переходившій, изъ рода въ родъ въ ея честной семьѣ, домъ, составляющій ея приданое, — господинъ Горѣлочкинъ, съ намѣреніемъ слишкомъ очевиднымъ…

Горѣлочкинъ. (Тихо.) Послушаемъ намѣреніе…

Талицкій. Съ намѣреніемъ слишкомъ очевиднымъ…

Горѣлочкинъ. (Громче.) Послушаемъ намѣреніе…

Талицкій. Очевиднымъ — желалъ наполнить сверху до низу дамами сомнительнаго поведенія, превращая, такимъ образомъ, наслѣдіе отцовъ моей довѣрительницы въ какой-то вертепъ порочнаго разгула!

Общій смѣхъ.

Горѣлочкинъ. Да, господа, смѣйтесь, смѣйтесь, — тутъ уже не остается ничего больше, какъ смѣяться… Говорить про меня, что я собираю дамъ сомнительнаго поведенія!.. Я-бы еще понялъ, еслибъ это сказали вотъ про господина Руслова…

Русловъ. Что?

Руслова. Браво! браво! — Прекрасно сказано.

Русловъ. (Горѣлочкину.) Такъ-то вы держите мою сторону? — Хорошо, я вамъ отплачу тѣмъ-же.

Горѣлочкинъ. Нѣтъ, нѣтъ, это не считается… Я отказываюсь, я беру слово назадъ… (Русловъ продолжаетъ сердиться.) Ну, ну, полноте, если я беру слово назадъ…

Русловъ. Увидите, увидите.

Судья. Прошу молчать… (Талицкому.) Не останавливайтесь, продолжайте.

Талицкій. Наконецъ, 14 ноября текущаго года, господинъ Горѣлочкинъ, при свидѣтелѣ, отставномъ полковникѣ Иванѣ Ѳедоровичѣ Русловѣ, осыпалъ свою супругу самыми грубыми оскорбленіями.

Русловъ. (Вставъ.) Да! Садится.

Талицкій. Онъ забылся до того, что назвалъ ее уличной торговкой.

Русловъ. (Вставъ.) Да!

Снова садится.

Горѣлочкинъ. Я же вамъ сказалъ, что беру слово назадъ, полноте же, полноте…

Иванъ. Госпожа Славская.

Славская входитъ. 8.
ТѢ-ЖЕ и НИНА.

Судья. Вы опаздываете, милостивая государыня.

Матрена Захарьевна. Ваше превосходительство, я за нее была, я ея маменька. Тутъ вѣдь, покамѣстъ, одни только пустяки говорили, я ей все разскажу. Садись, Ниночка, садись ко мнѣ.

Судья. Садитесь. (Нина садится подлѣ матери.) Теперь прошу быть внимательными и ужь больше насъ не прерывать, иначе наше разбирательство затянется до завтра… Господинъ защитникъ. (Талицкій, стоя, глядитъ въ упоръ на Славскую и старается обратить на себя ея внинавіе.) Защитникъ госпожи Горѣлкиной! Когда вы покончите перевязывать свой галстухъ, а васъ попрошу снова приняться за ваше изложеніе.

Горѣлочкинъ. Вотъ тебѣ щелчокъ.

Судья. Считаю нужнымъ напомнить всѣмъ, и особенно господину Горѣлочкину, что за несоблюденіе тишины я буду удалять виновныхъ…

Талицкій. Въ виду всего вышесказаннаго довѣрительница моя покорнѣйше проситъ подвергнуть господина Горѣлочкина строгому взысканію за всѣ его оскорбленія, и кромѣ того обязать его выдать ей, Маріи Горѣлочкиной, отдѣльный видъ на жительство, чтобъ избавить ее отъ грубыхъ выходокъ, которыя, если продолжатся, могутъ свести ее въ преждевременную могилу.

Кланяется и садится.

Горѣлочкинъ. Погодижь ты.

Вскакиваетъ. Бишутинъ останавливаетъ и усаживаетъ его.

Судья. Я волю васъ вывести. (Тишина возстановляется.) Теперь, по поводу всѣхъ этихъ обвиненій, я желаю прослушать показанія свидѣтелей. Вызывайте, Петръ Никитичъ.

Письмоводитель. Никифоръ Горкинъ!

Никифоръ. Чего извольте?

Судья. Подите сюда. (Никифоръ подходитъ.) Ваше имя, отчество и фамилія.

Никифоръ. Чего такое?

Судья. Скажите, какъ васъ зовутъ?

Никифоръ. Вѣдь вотъ они сейчасъ сказали, Никифоромъ.

Судья. Это ничего не значитъ. Повторите.

Нвввфоръ. Извольте, зовутъ меня Никифоромъ Горкинымъ.

Судья. Не надо говорить: извольте и зовутъ. — а просто, скажите только свое имя и фамилію.

Никифоръ. Какъ прикажете и сколько вамъ угодно: Никифоръ Горкинъ, Никифоръ Горкинъ, Ни…

Судья. Я васъ приглашаю только назвать себя безъ всякихъ этихъ прибавленій.

Никифоръ. Вѣдь я назвалъ себя, Господи! — это ужь будетъ въ пятый разъ.

Судья. Подите, сядьте на мѣсто и слушайте, какъ другіе будутъ говорить. (Никнаоръ садится. Письмоводителю.) Возьмите кого нибудь другаго.

Письмоводитель. Можетъ быть прежде прикажете которую нибудь даму.

Судья. Да, если бы дама была у меня, я бы не проигралъ. Въ томъ-то и дѣло, что у меня были тузъ, король самъ четверть, — я выхожу съ десятки, и дама кроетъ…

Письжоводитель. Что-съ?

Судья. Нѣтъ, это я объ другомъ, нѣтъ… Не обращайте вниманія… Вызовите кого нибудь.

Письмоводитель. Госпожа Руслова.

Руслова подходитъ къ судьѣ.

Русловъ. (Вставая.) Мамочка!

Судья. (Укорительно) Господинъ Русловъ!.. (Русловъ садится.) Ваше имя, отчество, фамилья?

Руслова. Александра Даниловна Руслова.

Судья. (Никифору.) Слышали? (Русловой.) Сколько вамъ лѣтъ?.. Ну, ну, хорошо, — вы нё хотите быть откровенной, не надо. Скажите, что вы можете сообщить намъ по этому дѣлу?

Руслова. Очень многое. Я вышла замужъ, конечно, не по любви. Я всегда знала, что мой мужъ, и по годамъ своимъ, и по дряхлости, могъ мнѣ быть скорѣе отцомъ, чѣмъ мужемъ.

Руcловъ. О!

Руслова. Но я, по крайней мѣрѣ, надѣялась!..

Судья. Виноватъ, милая дама, виноватъ. Ваше разбирательство будетъ черезъ недѣлю. Приберегите все это къ тому времени. Теперь я хотѣлъ бы знать, что вы можете намъ сказать на счетъ этой собачки и всего остальнаго… Особенно на счетъ собачки.

Руслова. Я знаю только то, что мнѣ разсказала Марья Васильевна.

Судья. Что-жь она вамъ разсказала?

Руслова. Но право я не…

Судья. Какъ?

Руслова. Вы поймете, что двѣ женщины наединѣ другъ съ другомъ говорятъ вещи, которыя не всегда можно повторить передо всѣми.

Судья. Однако, что-же, напримѣръ, что?

Руслова. Право не знаю, ловко-ли… (Переглядываясь съ Горѣлочкиной.) Вы думаете нѣтъ? не годится? (Судьѣ.) Нѣтъ, я рѣшительно не могу этого повторить.

Судья. Очень жаль, очень жаль!

Руслова. Все, что я могу сказать вамъ, такъ это только то, что познакомившись вотъ съ Марьей Васильевной и выслушавъ ея откровенныя жалобы, я пришла къ убѣжденію, что мужъ ея человѣкъ самаго возмутительнаго звѣрскаго характера. Я ей обѣщала это сказать передъ судомъ и говорю, нисколько не стѣсняясь.

Матрена Захарьевна. Что тутъ стѣсняться, всякій тоже скажетъ!

Горѣлочкинъ. Какъ всякій, какъ?

Общее волненіе.

Судья. Я опять таки напоминаю, что знаки одобренія и порицанія строго запрещены. (Русловой улыбаясь.) Ну-съ, а на счетъ собачки? Такъ-таки рѣшительно не можете?

Руслова. Нѣтъ, увѣряю васъ…

Судья. Очень, очень жаль… Пожалуйте, садитесь.

Руслова возвращается да свое мѣсто.

Горѣлочкинъ. (Бишутину.) Что-жь вы-то молчите? Отчего вы не отвѣчаете?

Бишутинъ. Тсс!!.

Письмоводитель. Госпожа Славская!

Подходятъ: Нина и Матрена Захарьевна.

Судья. Ваше имя, отчество и фамилія?

Нина. Нина Яковлевна Славская.

Матрена Захарьевна. А я ея маменька.

Судья. Маменьки не надо. Сколько вамъ лѣтъ?

Нина. Двадцать-два года.

Матрена Захарьевна. Еще дитя, совсѣмъ дитя: какъ ей безъ матери отвѣчать на всѣ вопросы? Позвольте, ваше превосходительство и мнѣ…

Судья. Не называйте меня превосходительствомъ я еще не дослужился до генеральскаго чина.

Матрена Захарьевна. Дай вамъ, Господи, поскорѣй дослужиться.

Судья. Что вы скажете намъ по этому дѣлу?

Нина. Ахъ, Иванъ Ѳедорычъ Русловъ былъ для меня всегда только отцомъ.

Судья. Опять отцомъ. Это, должно быть, его спеціальность. Но мы васъ спрашиваемъ не объ Иванѣ Ѳедорычѣ, а о господинѣ Горѣлочкинѣ. Не имѣете-ли вы что нибудь сообщить на счетъ этой ссоры… напримѣръ, на счетъ извѣстной вамъ собачки?

Нина. Ничего, господинъ судья.

Бишутинъ. (Вставая.) Позвольте, господинъ судья…

Горѣлочкинъ. А! мой адвокатъ рѣшился говорить… наконецъ-то!

Бишутинъ. Госпожа Славская не можетъ ничего знать про собачку. Она свидѣтельница только сцены, происшедшей въ ея квартирѣ 15 ноября.

Садится.

Горѣлочкинъ. Кончилъ?.. Только-то и было?..

Судья. Такъ разскажите, сударыня, какая сцена была у васъ 15 ноября.

Матрена Захарьевна. Ваше превосходительство, позвольте мнѣ разсказать: она дитя, она несъумѣетъ… да и было-то все это при мнѣ.

Судья. Угодно вамъ поручить маменькѣ?

Нина. Пускай маменька разскажетъ, хорошо-съ.

Матрена Захарьевна. Скажу вамъ, ваше превосходительство жили мы въ провинціи, и въ Воронежѣ, и въ Харьковѣ. — вездѣ любовью пользовались. Сколько офицеровъ у насъ въ гостяхъ перебывало, и даже самъ начальникъ воинской команды визитъ намъ сдѣлалъ. Прочтите, что про насъ въ харьковскомъ листкѣ одинъ знакомый чиновникъ писалъ. Не за чѣмъ бы намъ сюда ѣздить, только единственно потому, что интриги завелись со стороны полицейскихъ властей… стали насъ тѣснить, ну, что-же дѣлать?..

Судья. Позвольте, все это къ дѣлу не идетъ.

Матрена Захарьевна. Ваше превосходительство, станѣте вы на мое мѣсто: для сердца матери какъ это тяжело выносить…

Судья. Я васъ прошу разсказать только, что было у васъ 15 ноября.

Матрена Захарьевна. Да что было? — поругались, больше ничего не было, ей Богу… Вотъ въ Харьковѣ, такъ дѣйствительно, одинъ купецъ стекла разбилъ, а тутъ ничего такого… Вотъ пріѣхала госпожа къ намъ просить, чтобъ Ниночка въ концертѣ пѣла. Ну, мы были очень рады, потому что, откровенно сказать, ваше превосходительство, мы здѣшней публикой совсѣмъ недовольны. Я ничего _z не прошу, я прошу только — сами вы извольте пожаловать въ клубъ, сравните: какъ Ниночка поетъ, какъ — Любимская? а у нея — и бенефисъ, и все, потому что жидъ какой-то за ней ухаживаетъ и знакомыхъ много.

Судья. Все вы не то говорите. Мнѣ нужно звать про 15 ноября.

Матрена Захарьевна. Что-жь и 15 ноября, развѣ не обидно? Когда ее приглашаютъ пѣть, и съ литераторами, а тутъ вдругъ вотъ этотъ господинъ врывается незнакомый, начинаетъ насъ чернить…

Судья. Позвольте…

Матрена Захарьевна. Нѣтъ, ваше превосходительство, не позволю, ни за что не позволю… я мать! Хоть въ Сибирь меня сошлите, хоть куда угодно, говорить худо о моей дочери я никому не позволю.

Судья. Довольно. Садитесь на мѣсто.

Матрена Захарьевна. Я еще не все сказала.

Судья. Садитесь. (Славской.) Не угодно-ли вамъ пояснить, что происходило у васъ 15-го ноября?

Нина. На этотъ счетъ я не могу вамъ сообщить никакихъ подробностей. Въ ту минуту я такъ была увлечена моимъ искусствомъ…

Талицкій. (Который давно уже упорно глядѣлъ на Славскую и порывался говорить.) Господинъ судья, могу-ли я сдѣлать чрезвычайно важный для меня вопросъ свидѣтельницѣ?

Судья. Сдѣлайте.

Талицкій. Позвольте мнѣ, милостивая государыня, спросить вашъ адресъ и въ какіе часы можно васъ застать дома?

Общій, ропотъ удивленія. Смѣхъ.

Судья. Господинъ защитникъ, какъ-же это можетъ относиться къ дѣлу?

Талицкій. Да, да, къ дѣлу! Какъ относится къ дѣлу?.. Что я хотѣлъ сказать? — Да!.. Мы застали господина Горѣлочкина у госпожи Славской и имѣемъ основаніе думать…

Горѣлочкинъ. Нѣтъ, ужь это слишкомъ…

Хочетъ вскочить, Бишутинъ его удерживаетъ.

Нина. Не позволяйте продолжать, господинъ судья. Я увидѣла господина Горѣлочкина 15-го ноября въ первый разъ, и видитъ Богъ, калъ искренно я объ этомъ жалѣю. Въ отвѣтъ-же господину защитнику я скажу, что гдѣ-бы я ни жила, меня никогда нельзя застать одну дома, никогда, никогда?… Подлѣ меня всегда моя маменька.

Матрена Захарьевна. Ваше превосходительство, каково это она сказала? — Вотъ извольте теперь сами судить, что только по интригамъ ее тѣснятъ: давно бы ей надо быть на большей сценѣ.

Обнимаетъ и цѣлуетъ дочь.

Судья. Вызовите кого-нибудь другаго.

Письмоводитель. Господинъ Русловъ.

Русловъ подходитъ къ судье.

Судья. Ваше имя, отчество, фамилію?

Русловъ. Иванъ Ѳедорычъ Русловъ.

Судья. Сколько вамъ лѣтъ?

Русловъ. Сорокъ два года.

Руслова. (Внезапно.) Сорокъ-два?

Русловъ. (Твердо и рѣшительно.) Сорокъ-два.

Судья. Что вы имѣете сказать по этому дѣлу?

Русловъ. Я-съ, господинъ судья, имѣю вамъ просьбу. (Входя на возвышеніе.) Въ виду щекотливости моего положенія и, такъ сказать, показаній нѣсколько щекотливаго свойства, я покорнѣйше прошу дозволить мнѣ говорить, вамъ на ухо.

Шепчетъ ему на ухо.

Судья. (Отстранясь.) Нѣтъ, нѣтъ; этого нельзя.

Русловъ. Не могу-же я при всѣхъ сказать, что…

Снова хочетъ шептать на ухо.

Судья. (Отстраняя его.) Я вамъ говорю, нельзя…

Бишутинъ и Талицкій. Мы протестуемъ, не допускайте!..

Судья. Сойдите и говорите громко.

Русловъ. (Сходя.) Это, господа, очень не любезно съ вашей стороны.

Горѣлочкинъ. Не конфузьтесь, не конфузьтесь, разсказывайте, какъ вы приходили нанимать у меня квартиру для госпожи Славской.

Русловъ. Никогда этого не было.

Матрена Захарьевна. Никогда! Слышишь, Ниночка, онъ насъ обманулъ, онъ и не ходилъ туда. Я говорила, что ему нельзя вѣрить; онъ ничего для насъ сдѣлать не хочетъ, ничего!

Русловъ. Скажите, какая неблагодарность: я который два раза заплатилъ за ихъ квартиру и даже въ этотъ роковой день пятнадцатаго ноября Нина выманила у меня восемьсотъ рублей.,

Руслова. (Вставъ.) Слышите, слышите: онъ сознается.

Русловъ. Ну да, если ужь на то пошло, — я сознаюсь! Въ. чемъ хотите сознаюсь!.. Но, мамочка, милая, хоть ради этого сознанія прости мнѣ и помиримся.

Судья. Да, сударыня, это будетъ прекрасно! Помиритесь, и дѣлу конецъ. Зачѣмъ ссориться!! — Я ужасно люблю, когда разбирательство у меня кончается миролюбиво.

Встаетъ.

Бишутинъ. Господинъ судья, вы ошиблись, сегодня господа Русловы только свидѣтели, сегодня разбирательство дѣла господъ… господъ…

Горѣлочкинъ. Ну вотъ!.. Онъ ужь и фамилію мою забылъ! (Подсказываетъ.) Горѣлочкиныхъ.

Бишутинъ. Господъ Горѣлочкиныхъ.

Судья. Что такое?

Всѣ. Сегодня разбирается дѣло Горѣлочкиныхъ, а не Русловыхъ.

Горѣлочиннъ. Мое дѣло!!..

Судья. Да, да… извините, я немножно разстроенъ, нездоровъ… Да, дѣло Горѣлочкиныхъ, что же мы… Да… сдавайте! то бишь, ходите… нѣтъ, я хотѣлъ сказать продолжайте… О чемъ мы говорили? Да, объ этой несчастной шарманкѣ.

Шарманщикъ. У насъ отъ полиціи позволеніе.

Талицкій. Мы докажемъ, что шарманку нанималъ господинъ Горѣлочкинъ.

Бишутинъ. (Вставъ.) Мы утверждаемъ, что ее нанимала госпожа Горѣлочкина.

Горѣлочкинъ. Такъ, такъ, горячѣй!!.. Да не садитесь, постойте вы хоть минутку.

Глаша. Я даже сегодня видѣла, какъ Никифоръ шарманщику деньги давалъ.

Талицкій. А Никифоръ давнишній слуга господина Горѣлочкина.

Горѣлочкинъ. Это возмутительно! Навязывать мнѣ проклятую музыку, отъ которой…

Шарманщикъ. Господинъ судья, какая же у насъ проклятая музыка, когда… (Вытаскиваетъ шарманку и начинаетъ играть). Анютка, валяй.

Дѣвочка визжитъ пѣсни. Шумъ, говоръ, суматоха. Слышны голоса.

Горѣлочкинъ. Я разорву его на части, развѣ можно утверждать….

Бишутинъ. Успокойтесь, не то васъ выведутъ…

Талицкій. Мы никогда не кончимъ…

Глаша. Давалъ деньги, давалъ, сама видѣла.

Кикифоръ. Бѣдному человѣку надо помогать…

Матрена Захарьевна. Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! позвольте мнѣ сказать.

Судья силится возстановить тишину, но не можетъ; наконецъ, зоветъ на помощь письмоводителя.

Судья и письмоводитель. (Кричать.) Тише господа… молчите… шарманка, перестань?.. Тише, или васъ всѣхъ сейчасъ попрошу вонъ.

Все постепенно смолкаетъ. Судья сходитъ со своего мѣста и, оглядывая направо и налѣво присутствующихъ, подходитъ къ авансценѣ.

Судья. (Письмоводителю.) Петръ Никитичъ, пожалуйте сюда (Письмоводитель подходитъ.) Что же это такое? Мнѣ кажется, я въ съумасшедшій домъ попалъ.

Письмоводитель. Дѣйствительно, они немножечко-съ…

Судья. Одинъ говоритъ про собачку, другой — про какихъ-то сомнительныхъ дамъ, тотъ кричитъ семь въ трефахъ… Нѣтъ, про шарманку… оскорбленіе, оскорбленіе, и актрисѣ ходу не даютъ… Я себѣ объяснить не могу: они ли. тутъ все путаютъ, или я, потому что сегодня немножко разстроенъ, ничего въ толкъ не возьму. Скажите пожалуйста, вы. понимаете, что нибудь въ этомъ дѣлѣ?

Письмоводитель. Въ ясности понять невозможно-съ; видно, что вздоръ мелятъ Какой то, а ясности вѣръ.

Судья. Такъ вотъ что: намъ надо но одиночкѣ ихъ еще спросить и подробнѣе этимъ заняться. Я назначу въ другой разъ разбирательство. Гоните ихъ всѣхъ венъ.

Уходитъ. Всеобщее недоумѣніе.

Голоса. Что это значитъ? Что такое? Куда онъ ушелъ? Что съ нимъ сдѣлалось?

Письмоводитель. Что сдѣлалось? Вы хоть кого спутаете… ни ладу ни, складу, кто въ лѣсъ кто по дрова. Сегодня больше разбирательства не будетъ. Господинъ судья хотятъ подробнѣе разсмотрѣть дѣло и пришлютъ новыя повѣстки.

Идетъ къ своему столу.

Горѣлочкина. Когда же этому будетъ конецъ!?

Горѣлочкинъ. (Почти въ одно время съ ней.) Какъ же такъ?

ДВИЖУЩАЯСЯ КАРТИНА.

Говоръ. Талицкій вредъ негодующими: Горѣлочкиной и Русловой, пожимая плечами и рисуясь, старается объяснить имъ: «Что дѣлать! Дѣло запутанное, много свидѣтелей, скоро нельзя?» — Бишутинъ почти тоже объясняетъ Горѣлочкину, который раздраженъ и упрекаетъ адвоката въ малой энергіи. Русловъ сунулся къ женѣ со словомъ: «мамочка!» — но та отвернулась, указавъ ему на Славскую. Матрена Захарьевна подхватила Руслова за руку со словами: «Стало быть, вы не хотите намъ нанять квартиру?» Русловъ вырывается отъ нея говоря: «Маменька оставьте меня!» — Славская отрываетъ мать отъ Руслова и споритъ съ ней. Русловъ скрывается въ глубинѣ Шарманщикъ, спорившій съ Никифоромъ, вскрикиваетъ: «Какая же это проклятая шарманка!» — и начинаетъ играть на шарманкѣ. Письмоводитель, Никифоръ и Иванъ стараются его остановить^ Все это должно совершаться какъ можно быстрѣй, и почти одновременно. Среди общей суматохи и гула занавѣсъ падаетъ.

ЧЕТВЕРТОЕ И ПОСЛѢДНЕЕ ДѢЙСТВІЕ.

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

Горѣлочкинъ.

Горѣлочкина.

Русловъ.

Руслова.

Бишутинъ.

Матрена Захарьевна.

Никифоръ.

Глаша.

Ѳедотъ.

Дѣйствіе происходитъ у Горѣлочкиныхъ.

Гостинная.

Никифоръ затопилъ печку и сидитъ на корточкахъ передъ ней Ѳедотъ стоитъ подалѣе.

Никфоръ. Ничему ты этому не печалься, потому теперь все къ лучшему пойдетъ…

Ѳедотъ. Вѣдь толку не добиться, Никифоръ Семенычъ… Баринъ на глаза къ себѣ меня не пускаетъ. Что такое!…

Никифоръ. Не до тебя ему теперь… дай ему опамятоваться…

Ѳедотъ. Что-же барыня, то наша, все тамъ, у тетки?

Нвввфоръ. Какъ отъ насъ '.уѣхала, такъ все тамъ.

Ѳедотъ. И что съ ними сталось! Господа были какіе хорошіе.

Никкфоръ. Ступай, ступай. Вонъ баринъ по комнатѣ заходилъ; пожалуй, сюда войдетъ.

Ѳедотъ. Скажи ты ему про меня, сдѣлай милость.

Никифоръ. Ладно, ступай.

Ѳедотъ уходитъ. Никифоръ, въ глубинѣ у печки, мѣшаетъ дрова. Входитъ слѣва Горѣлочкинъ, съ чернильницей, перомъ и почтовой бумагой въ рукахъ. Онъ очень мраченъ. 2.
ГОРѢЛОЧКИНЪ и НИКИФОРЪ.

Горѣлочкинъ. Мѣста нигдѣ не найду, двухъ строкъ написать не въ состояніи. Когда подумаю, Что полтора мѣсяца назадъ сидѣли мы вдвоемъ въ кабинетѣ такъ дружески, и вдругъ теперь!.. Фу… не только кабинетъ, вся квартира мнѣ стала противна… Чего квартира? — домъ, улица, вся Москва! — Уфъ!! (Никифоръ подымается съ корточекъ и тихо идетъ къ двери) А, ты былъ здѣсь, Никифоръ… постой… вотъ что…

Никифоръ. Чего-съ?

Горѣлочкинъ. Отъ Марьи Васильевны ничего нѣтъ? — ни письма, ни посланнаго…

Никифоръ. Никакъ нѣтъ-съ.

Горилочкинъ. Стало бытъ кончено, совсѣмъ кончено… Ну, Никифоръ, дѣлать нечего!… Я тебѣ долженъ сказать, что я рѣшилъ: я съ женой больше жить не буду.

Никифоръ. (Про себя.) Наша взяла. (Громко.) Слушаю-съ.

Горѣлочкинъ. Я уѣду изъ Москвы.

Никифоръ. Куда прикажете, я хотъ сейчасъ чемоданъ буду укладывать.

Горѣлочкинъ. Дѣло не въ томъ. Я уѣзжаю за границу, и надолго… можетъ статься, на годъ, можетъ и больше. А такъ какъ ты мнѣ тамъ не будешь нуженъ, то сдѣлай разсчетъ сколько я тебѣ долженъ и…

Никифоръ. (Пораженный.) Какъ это-съ? Вы меня прогоняете?!

Горѣлочкинъ. Нѣтъ, не прогоняю. Я всегда былъ тобой доволенъ и даже сдѣлаю тебѣ подарокъ на прощанье.

Никифоръ. Никакихъ, мнѣ вашихъ подарковъ, Павелъ Петровичъ, не нужно, а хочу я вамъ служить.

Горѣлочкинъ. Не можешь ты мнѣ служить за границей! тамъ надо знать по французски, по-итальянски. Куда ты мнѣ тамъ?

Никифоръ. И что вамъ понадобилась эта за-граница. Поѣхали бы мы съ вами опять въ деревню, да на выборы въ городъ… опять бы всѣхъ сосѣдей перевидали.

Горѣлочкинъ. Молчи. Мнѣ вернуться туда, гдѣ я въ первый разъ увидался съ женой? Зачѣмъ? распросы да насмѣшки: слушать? Нѣтъ, нѣтъ, я рѣшилъ и… ты не обижайся, я тебя награжу, и если вернусь когда нибудь…..

Отворачивается и пишетъ письмо.

Никифоръ. (Про себя.) Вотъ въ чего я себѣ нахлопоталъ… Это какъ скалываютъ: наша взяла, да рыло въ крови. Какъ: же теперче? — безъ мѣста? новаго барина ищи, да привыкай!.. Ахъ я дубина! Ахъ я скотъ этакій!… И чего мнѣ эти бабы мѣшали? Глашенька такъ еще мнѣ же бывало кофею нальетъ… Дуракъ, дуракъ чистый… Эка штука, эка штука! (Громко.) Павелъ Петровичъ!.

Горѣлочкинъ. Ну?

Никифоръ. Простите, что я своимъ скотскимъ разумомъ вамъ скажу.

Горѣлочкинъ. Говори, я тебя обидѣлъ, — и вздоръ скажешь — не разсержусь.

Никифоръ. Какъ же теперь въ церкви говорятъ: Богъ соединяетъ, человѣкъ не разлучаетъ… Если, значитъ, вы законнымъ бракомъ, и теперь разъѣхаться, вѣдь это великъ грѣхъ!

Горѣлочкинъ. Не мучить же намъ другъ друга.

Никифоръ. Что, Павелъ Петровичъ, надо правду говорить: тутъ одинъ шарманщикъ виноватъ Теперь за версту обходитъ, къ намъ не является; чуетъ что попадись онъ мнѣ, я бы его отдулъ, такъ бы отдулъ! — да потомъ эти судейскіе — народъ прожорливый, они хоть кого поссорятъ; а барыня у насъ добрая.

Горѣлочкинъ. Ну что же? Ну что ты хочешь?

Никифоръ. Коврикъ вамъ подъ ножки своими собственными барскими ручками вышила. И по сю пору этбтъ коврикъ у васъ подъ столомъ лежитъ… Да что ужь… ухъ!.. надо все говорить! Вѣдь былъ я у нихъ.

Горѣлочкинъ. У Марьи Васильевны?

Никифоръ. Горничную ихную Глафиру провѣдать ходилъ. Такъ она мнѣ, по секрету, сказывала, будто такъ барыня убивается, такъ убивается, плачетъ, платковъ не достаетъ.

Горѣлочкинъ. Плачетъ? Обо мнѣ плачетъ? Да ты врешь все…

Никифоръ. На что мнѣ врать. Если-бъ я вамъ служить остался, тогда точно что и соврать можно, д., вы меня отпускаете, какая мнѣ корысть?

Горѣлочкинъ. Плачетъ!

Никифоръ. Жизнь, говоритъ, не мила, въ Монастырь пойду… Кажись позвонили:

Уходитъ.

Горѣлочкинъ. Плачетъ? въ монастырь!.. Да что я? — одурѣлъ совсѣмъ; что за монастырь!… онъ навѣрно вретъ. Но какой это хорошій человѣкъ, этотъ Никифоръ, нарочно лжетъ, чтобы меня утѣшить. Я ему пятьсотъ рублей подарю.

3.
ТѢ-ЖЕ, НИКИФОРЪ и БИШУТИНЪ.

Никифоръ. Вотъ онъ, ссорщикъ вашъ, пришелъ.

Бишутинъ. Здравствуйте, добрѣйшій Павелъ Петровичъ, здравствуйте.

Никифоръ. (Тихо Горѣлочкину) Кабы этихъ судейскихъ-то путанниковъ гнать, никакихъ бы ссоръ не было.

Уходитъ.

Бишутинъ. Ну, ну, чего вы пріуныли? ваше дѣло еще не совсѣмъ проиграно. Положимъ, этотъ мировой судья нашелъ, что никакого оскорбленія не было, ни съ вашей стороны, ни со, стороны вашей супруги, — мы можемъ на него жаловаться въ мировой съѣздъ.

Горѣлочкинъ. Для чего?

Бишутинъ. Чтобы подвергнуть вашу супругу отвѣтственности.

Горѣлочкинъ. Потомъ что?

Бишутинъ. Потомъ, что вамъ будетъ угодно. Можетъ быть судъ предложитъ ей извиниться передъ вами; въ лучшемъ случаѣ можно даже добиться, чтобъ она была присуждена къ аресту.

Горѣлочкинъ. Какъ это, къ аресту?

Бишутинъ. Въ тюрьму.

Горѣлочкинъ. И это вы называете въ лучшемъ случаѣ? Какъ же вы осмѣлились мнѣ говорить такія мерзости? Что моя жена — воровка что ли, или поджигательница, что вы ее хотите въ тюрьму запрятать?… Какъ же по вашему буду потамъ со знакомыми встрѣчаться? — «Здравствуйте, какъ поживаете? Что ваша супруга? Слава Богу ничего, она въ тюрьмѣ»… Такъ, что-ли? Да есть-ли въ вашей пустой головѣ хоть капля здраваго смыслу!

Бишутинъ. Павелъ Петровичъ, хоть здѣсь и нѣтъ свидѣтелей, все-таки я оскорблять себя не позволю.

Горѣлочкинъ. Что выдумаетъ!! въ тюрьму!!

Бишутинъ. Мнѣ вообще приходится жалѣть, что вы меня призвали. Еслибъ вы сами не сказали мнѣ, что готовы сдѣлать вашей супругѣ какую угодно непріятность…

Горѣлочкинъ. А вы и обрадовались? Чѣмъ бы меня отговаривать, вы еще…

Бишутинъ. Вы, душенька, находитесь въ состояніи невмѣняемости, и потому мнѣ лучше удалиться.

Горѣлочкинъ. Я тоже, душенька, думаю, что лучше.

Бишутинъ. Прощайте. (Дѣлаетъ два шага.) Ахъ, да, Такъ какъ вы не желаете продолжать процессъ, то не хотите ли теперь же заплатить мнѣ за веденіе дѣла?

Горѣлочкинъ. Какое веденіе дѣла?

Бишутинъ. Ну! за написаніе жалобы.

Горѣлочкинъ. Съ моихъ словъ.

Бишутинъ. За судоговореніе…

Горѣлочкинъ. Скажите лучше судорисованіе. Вы тамъ все каррикатуры рисовали. Еслибъ я васъ въ бокъ не толкалъ, вы бы слова не сказали.

Бишутинъ. Я вижу, съ вами, вообще, разговаривать сегодня невозможно. Какъ хотите. У меня форменное условіе, по которому я всегда могу съ васъ потребовать.

Идетъ.

Горѣлочкинъ. Погодите. Народецъ!!.. Сколько же я вамъ долженъ?

Бишутинъ. (Вынимая росписку.) Пятьсотъ рублей.

Горѣлочкинъ. (Постепенно раздражаясь.) Это я самъ подписалъ!?.. Народецъ!… Сгоряча подписалъ, разумѣется… Что же это вы мало? Вы бы меня заставили подписать на тысячу, или на десять, — или на пятьдесятъ… или чтобъ душу я вамъ свою отдалъ… кровью бы роспуску взяли.

Бишутинъ. Прощайте.

Горѣлочкинъ. (Отдавая деньги.) Пожалуйте условіе. Вотъ вамъ ваши пятьсотъ рублей; только ужь вы мнѣ теперь на глаза не попадайтесь. Развѣ захотите получить обиду дѣйствіемъ и за безчестіе съ меня содрать…

Бишутинъ. (Положивъ деньги въ карманъ.) Я вообще сумасшедшихъ людей избѣгаю.

Уходитъ.

Горѣлочкинъ. (взбѣшенный.) Уфъ!!… Народецъ!.. Въ тюрьму!… И такъ это запросто говоритъ, словно это какой нибудь эльдорадо или мон-плезиръ.

4.
Входитъ МАТРЕНА ЗАХАРЬЕВНА.

Матрена Захарьевна. Мое почтеніе, Павелъ Петровичъ.

Горѣлочкинъ. (Про себя.) Это еще зачѣмъ? — кто ее пустилъ?

Матрона Захарьевна. Чувствуете вы, Павелъ Петровичъ, что я сегодня съ утра ничего не пила и не ѣла?.. Калача пятикопеечнаго съ чаемъ и то не дожевала .въ душу нейдетъ…

Горѣлочкинъ. Нѣтъ-съ, не чувствую.

Матрена Захарьевна. Когда ивамъ скажу, что я разорена! и даже должна обиды терпѣть!!… Хоть сейчасъ, вотъ, адвоката вашего встрѣтила; хотѣла съ нимъ посовѣтоваться, а онъ мнѣ говоритъ: мой совѣтъ вамъ — провалитесь вы сквозь землю.

Горѣлочкинъ. Хорошій совѣтъ. Вы счастливая, вамъ онъ хорошіе совѣты даетъ.

Матрена Захарьевна. Можете вообразить, Иванъ Ѳедорычъ совсѣмъ изъ Москвы уѣхалъ. Неужто же она такъ дѣвочку безъ куска хлѣба броситъ? Господи! — И то ее вездѣ тѣснятъ. Въ клубѣ третьяго дня съ ней опять несчастіе случилось.

Горѣлочкинъ. Опять публику обругала?

Матрена Захарьевна. Нѣтъ, въ старшину свѣчку кинула. Ну, ей отказали… затрутъ, совсѣмъ ее затрутъ, ей-Богу затрутъ!

Горѣлочкинъ. Мнѣ-то какое дѣло до всего этого? Отвяжитесь вы отъ меня.

Уходитъ.

Матрена Захарьевна. Павелъ Петровичъ, погодите, Павелъ Петровичъ… Да чтежь это я стою, дверь не заперта: онъ въ другую комнату — и я за нимъ, онъ въ третью — и я за нимъ.

Хочетъ идти вслѣдъ за Горѣлочкинымъ. 5.
НИКИФОРЪ ГОРѢЛОЧКИНА.

Никифоръ. (Останавливая Матрену Захарьевну.) Куда вы? Куда?… тамъ вы къ барину въ спальню попадете.

Матрена Захарьевна останавливается.

Горѣлочкина. Мужъ мой не тратитъ время даромъ. Зачѣмъ это вы сюда пожаловали? Ужь не увлекся ли Павелъ Петровичъ вашей дочкой?…

Матрена Захарьевна. Куда ему, что онъ понимаетъ! Безчувственный онъ человѣкъ. Вы добрѣе его, вы мнѣ скажете… красавица, куда это Иванъ Ѳедорычъ Русловъ уѣхалъ по рязанской желѣзной дорогѣ?

Горѣлочкина. Я въ первый разъ слышу, что онъ уѣхалъ изъ Москвы.

Матрена Захарьевна. Матушка, скажи, ради бога, скажи!…

Горѣлочкина. Я ей-богу, не знаю.

Матрена Захарьевна. Знаете, знаете… Коли вы уже и къ намъ забрались, чтобъ его сыскать, такъ неужто теперь… Да нѣтъ, это невозможно, мы нищіе безъ него… Я не уйду отсюда, пока не узнаю.

Сѣла.

Никифоръ. Что вы разсѣлись? Толкомъ вамъ говорятъ… Пожалуйте.

Горѣлочкина. (Про себя.) Ее не выживешь. (Ей.) Послушайте, я вамъ дамъ хорошій совѣтъ.

Матрена Захарьевна. Небось, тоже какъ этотъ адвокатъ? — провалиться. Благодарствуйте.

Горѣлочкина. (Пишетъ въ записную книжку и вырываетъ листокъ.) Погодите, вотъ какой совѣтъ. Ступайте-ка вы сейчасъ къ его супругѣ, къ госпожѣ Русловой, она должна знать, гдѣ ея мужъ.

Матрена Захарьевна. (Вскакивая.) И впрямь. Вотъ это совѣтъ. А что вы думаете, это вѣдь она его у насъ отбиваетъ!

Горѣлочкина. Его жена?

Матрена Захарьевна. И не стыдно ей у бѣдной дѣвочки отбивать!.. Пойду, сейчасъ къ ней пойду, и не отстану отъ нея… Вотъ ужь за это — merci.

Улетаетъ. 6.
ТѢ-ЖЕ безъ МАТРЕНЫ ЗАХАРЬЕВНЫ, потомъ ГЛАША.

Горѣлочкина. Доложите, Никифоръ, Павлу Петровичу, что я…

Никифоръ. Ужь не знаю, сударыня, какъ мнѣ теперь быть, болѣнъ вѣдь онъ у насъ.

Горѣлочкина. Что съ нимъ…

Никифоръ. Болѣнъ, совсѣмъ болѣнъ… такъ разнемогся, такъ разнемогся!… Ужъ и что это будетъ, ахъ!

Горѣлочкина. (Испуганно.) Слегъ въ постель?

Никифоръ. Въ постели не лежитъ, а… не хорошъ.

Горѣлочкина. Посылалъ тебя за докторомъ?…

Никифоръ. Нѣтъ, и за докторомъ не посылали, только…

Горѣлочкина. Почему же ты думаешь, что онъ болѣнъ?

Никифоръ. Какъ же, сударыня, бывало что по немъ не потрафилъ — сапогомъ въ тебя пуститъ, а теперь смирныЯ такой сталъ.

Горѣлочкина. Ну! если только потому…

Никкфоръ. Эхъ, матушка, больной человѣкъ сейчасъ себя обличитъ. Позвольте мнѣ вамъ сказать, не разсердитесь на меня, на дурака: загрустилъ онъ у насъ… такъ я полагаю, изъ за того, что вы гнѣваться изволите.

Горѣлочкина. Кто-жь ему велѣлъ ссориться?

Никифоръ. Сударыня вы наша, это вѣдь все шарманщикъ. Я ему, этакому дьяволу, всѣ руки вывихну… дайте мнѣ съ нимъ встрѣтиться, дайте только встрѣтиться…

Горѣлочкина. Пожалуйста, пожалуйста! Всѣ видѣли, что ты-же ему давалъ деньги…

Никифоръ. Отнялъ, всѣ отнялъ, тѣмъ же разомъ, ей, ей! Хотите — вѣрьте, хотите — нѣтъ… (Таинственно.) Сегодня Павелъ Петровичъ-то у насъ плакалъ… Пишетъ что-то и плачетъ, разливается…

Горѣлочкина. Ты самъ видѣлъ?

Никифоръ. Ей-богу!

Горѣлочкина. Ну, все-таки поди, скажи ему, что я пріѣхала и хочу его видѣть.

Никифоръ. Ужь не знаю, право, какъ…

Уходитъ.

Горѣлочкина. Груститъ! Плачетъ! А кто виноватъ? Кто начиналъ ссориться?!… Боленъ… да нѣтъ, это только Никифору показалось…

Глаша. (Выглядываетъ въ дверь.) Барыня, къ вамъ Александра Даниловна.

Горѣлочкина. Пожалуйте, пожалуйте!..

Входитъ Руслова. Глаша скрывается. 7.
ГОРѢЛОЧКИНА и РУСЛОВА.

Руслова. (Вбѣгая.) Ma chère, я въ отчаяніи! Научите меня, что мнѣ дѣлать!.. Мой мужъ погибъ, я его навсегда потеряла, навсегда.

Горѣлочкина. Что съ вами, полноте! Мнѣ сейчасъ сказали, что онъ уѣхалъ куда-то по рязанской желѣзной дорогѣ.

Руслова. Это только такъ говорятъ… а на дѣлѣ я увѣрена, что онъ не выдержалъ испытанія и… страшно подумать! — самъ лишилъ себя жизни.

Горѣлочкина. Что вы?

Руслова. О! вы его не знаете, вѣдь онъ жить безъ меня не можетъ… Пятнадцать лѣтъ сряду я ему каждый вечеръ приготовляла питье на ночь, я знаю всѣ его привычки… Ахъ! что я надѣлала! Я хотѣла немножко проучить его, пять дней не пускала къ себѣ на глаза, и вотъ до чего я его довела… Онъ застрѣлился, онъ утопился! Что я надѣлала! что я надѣлала!

Горѣлочкина. Погодите тревожиться прежде времени, надо справиться.

Руслова. Да, поѣдемте скорѣй, поѣдемте… Только куда? Боже мой! Зачѣмъ я это…

8.
ТѢ-ЖЕ и МАТРЕНА ЗАХАРЬЕВНА.

Матрена Захарьевна. (Входить.) Объявился, сударыня вы моя, объявился…

Горѣлочкина и Руслова. Что такое? Кто?

Матрена Захарьевна. Иванъ Ѳедорычъ объявился, нашла я его.

Руслова. Какъ? Гдѣ?

Матрена Захарьевна. Ахъ, ваше сіятельство, вы здѣсь, — я васъ-то и ищу… Очумѣла на радостяхъ, адресокъ вашъ куда-то выронила, а у Ивана Ѳедорыча не спросила.

Руслова. Что вы!..

Матрена Захарьевна. Виновата предъ вами, скрывать не буду: въ помыслѣ моемъ разгоралось на васъ мое сердце; думаю: вотъ вѣдь старая, дура живетъ въ холѣ и никакой жалости…

Руслова. Къ чему мнѣ…

Матрена Захарьевна. Дѣвочку мою и безъ нея всѣ кругомъ обижаютъ, а Она у насъ и послѣдняго Ивана Ѳедорыча отбиваетъ.

Руоюва. Скажете-ли вы, какъвр его нашли, гдѣ?

Матрена Захарьевна. На тротуарѣ нашла, на тротуарѣ.

Руслова. Какъ на тротуарѣ? упалъ? разшибся?

Матрена Захарьевна. Нѣтъ, цѣлехонекъ, идетъ себѣ тихонько. Прямо съ желѣзной дороги, усталъ; въ кондитерскую пошелъ кофеекъ пить.

Руслова. Куда же онъ ѣздилъ?

Матрена Захарьевна. Для насъ ѣздилъ, нашъ голубчикъ, въ Тамбовъ, за это я васъ и благодарить пришла.

Руслова. Меня?

Матрена Захарьевна. Онъ тамъ для насъ контрактъ заключалъ. Знакомство у. него съ тамошнимъ театромъ какое-то, вотъ и говоритъ мнѣ Иванъ Ѳедорычъ: ну, маменька… Онъ меня всегда маменькой зоветъ…

Руслова. (Горѣлочкиной.) слышите, слышите!..

Матрена Захарьевна. Ну, маменька, говоритъ, поѣдете въ Тамбовъ, будетъ Нина оперетки пѣть: пятьсотъ рублей въ мѣсяцъ жалованья и два полубенефиса.

Руслова. Такъ вотъ онъ объ чемъ хлопочетъ?

Матрена Захарьевна. Чего-жь намъ лучше? — Въ провинціи публика не въ примѣръ больше понимаетъ, чѣмъ здѣсь. Посмотрите-ка, какой мы тамъ фуроръ сдѣлаемъ. — Вы слыхали-ли какъ она это поетъ: «Ахъ какъ всѣ мужчины глупы! ахъ какъ всѣ мужчины глупы?..»

Руслова. Что-же вамъ отъ меня угодно.

Матрена Захарьевна. Благодарить васъ желаю. У меня душа спреведливая.

Руслова. Благодарите вашего Ивана Ѳедорыча, я тутъ не при чемъ. (Горѣлочкиной.) Вотъ вамъ, ma chère, вотъ вамъ мужчины!, я готова была рыдать и рвать на себѣ волосы съ отчаянія, думая, что мужъ пораженъ моею строгостью; а онъ себѣ преспокойно дѣлаетъ parties de plaisirs, чтобъ пристроить свою Ниночку, — оо!!

Русловъ появляется въ дверяхъ. 9.
ТѢ-ЖЕ и РУСЛОВЪ, потомъ ГОРѢЛОЧКИНЪ.

Матрена Захарьевна. Голубчикъ нашъ, Иванъ Ѳедорычъ!

Русловъ. (Увидавъ жену.) Милочка! наконецъ-то я тебя вижу…

Руслова. Оставьте меня, подите, — вонъ ваше новое семейство… Маменька!!.. вонъ ваша маменька, сѣдовласый младенецъ.

Русловъ. Это ужь какъ хочешь, Сашенька, это не хорошо… я дѣлаю все, чтобъ помириться, все, все рѣшительно…

Матрона Захарьевна. Такъ я-же съ вами вѣдь и помирилась, Иванъ Ѳедорычъ.

Русловъ. Отстанѣте вы, маменька.

Руслова. Что-же это вы дѣлаете! вы катаетесь въ Тамбовъ для своей безподобной Ниночки.

Русловъ. Мамочка! для тебя, единственно для тебя!

Руслова. Восхитительно! такъ это я буду пѣть «какъ всѣ мужчины глупы» и получать бенефисы?

Русловъ. Нѣтъ, душа моя, не ты; но та, которая это эапоетъ, будетъ пѣть далеко отъ насъ, далеко, въ Тамбовѣ… И если я самъ объ этомъ старался, стало быть…

Патрона Захарьевна. Вы спровадить насъ хотите. Такъ вы съ нами въ Тамбовъ не поѣдете? кто-же намъ квартиру найметъ?

Русловъ. Маменька, скажите ради творца небеснаго, сколько вы хотите отъ меня отступнаго?

Матрена Захарьевна. Какъ это отступнаго?

Русловъ. У меня ваша Ниночка недавно восемьсотъ рублей вытянула. Хотите еще двѣ тысячи; но ужь за то, чтобъ вы меня никогда не вспоминали.

Матрена Захарьевна. За кого-же вы насъ считаете; чтобъ мы своихъ благодѣтелей да не вспоминали. Я еще васъ въ поминанье запишу.

Русловъ. За упокой! Пожалуйста за упокой, точно какъ будто я умеръ.

Горѣлочкина. Ну и прощайте, прощайте!

Матрена Захарьевна. Вѣрьте, Иванъ Ѳедорычъ, что чувства въ насъ даже очень много. Когда-же прикажите ожидать на счетъ этого контракта и денегъ?

Русловъ. Сегодня-же вамъ будетъ все доставлено.

Матрена Захарьевна. Ужь на счетъ нашей благодарности…

Русловъ. Только если вы сію-же секунду отсюда не уйдете…

Матрена Захарьевна. Ахъ, Боже мой, да я ужь ушла!… (Бѣжитъ и въ дверяхъ останавливается.) Иванъ Ѳедорычъ, вы не обманете? никуда по желѣзной дорогѣ опять не улизнете?

Русловъ. Вы не ушли?

Матрена Захарьевна. Ушла, ушла, батюшка, ушла!

Скрывается.

Русловъ. Мамочка! вы видѣли, я корабли свои сжегъ!

Руслова. И вы думаете, что этого довольно? что я васъ прощу?.. Спросите, Марью Васильевну, что я думала, — я думала, что вы хотѣли убить себя съ горя; а вы живы, здоровы, катаетесь въ Тамбовъ и идете въ кондитерскую кофе пить!

Русловъ. Такъ неужто я долженъ застрѣлить себя, чтобъ ты со мной помирилась?

Входитъ Горѣлочкинъ.

Руслова. Тсс!… (Горѣлочкиной.) Будьте тверды, я останусь здѣсь рядомъ.

Раскланивается съ Горѣлочкинымъ и уходитъ.

Русловъ. Мамочка, еще одно слово!..

Уходитъ за ней. 10.
ГОРѢЛОЧКИНЪ и ГОРѢЛОЧКИНА.

Горѣлочкинъ. Вы меня извините, Марья Васильевна, что я заставилъ васъ немножко ждать; я былъ не одѣтъ.

Горѣлочкина. Вы больны?

Горѣлочкинъ. Какъ? почему?

Горѣлочкина. Никифоръ сказалъ.

Горѣлочкинъ. А! — да, да… дѣйствительно у меня сильныя сердцебіенья…

Горѣлочкина. Надѣюсь, это не опасно.

Горѣлочкинъ. О! я ни на что не жалуюсь… ни на что!

Горѣлочкина. Павелъ Петровичъ, я пришла вамъ сдѣлать предложеніе. Вы теперь вѣроятно, какъ и я, убѣдились, что по нашимъ характерамъ мы не можемъ болѣе жить вмѣстѣ, — и потому я прошу васъ выдать мнѣ отдѣльный видъ на жительство. Александра Даниловна Руслова тоже будетъ жить одна, и вотъ мы согласились съ ней уѣхать вмѣстѣ въ Петербургъ. Это единственный способъ покончить миролюбиво наши ссоры.

Горѣлочкинъ. Бѣдная, какъ она страдаетъ; надо ее утѣшить (ей.) Какъ прикажите… но… но прежде чѣмъ сдѣлать такой рѣшительный шагъ… не попробовать-ли намъ…

Горѣлочкина. Онъ дѣйствительно разстроенъ… (Ему.) Что вы хотите сказать?

Горѣлочкинъ. Не попробовать ли намъ еще одинъ послѣдній опытъ.

Горѣлочкина. Опять жить вмѣстѣ?.".. Вамъ слишкомъ трудно будетъ выносить мой капризы.

Горѣлочкинъ. Ну! Дѣлая другъ, другу взаимно маленькія уступки… Напримѣръ, я вѣдь, въ сущности, я самъ люблю вашу собачку и готовъ за ней ухаживать, сколько прикажете… А вы?.. Обѣщайте мнѣ, по крайней мѣрѣ, что вы хоть не будете подкупать этого шарманщика…

Горѣлочкина. Что?

Горѣлочкинъ. Конечно, музыка хорошая вещь; но каждый день и въ тотъ же часъ…

Горѣлочкина. Какъ? вы говорите мнѣ о щарманщикѣ, когда, главнымъ образомъ, изъ-за" него я на васъ сердилась!..

Горѣлочкинъ. А! Вы таки рѣшительно думаете, что я его призывалъ?

Горѣлочкина. Кто же? Кто же?

Горѣлочкинъ. Маничка, увѣряю же тебя…

Горѣлочкина. Довольно, довольно!… (Въ дверь.) Александра Даниловна!

Горѣлочкинъ. Даю тебѣ честное слово… Позволь… Когда мой адвокатъ это утверждалъ, ты могла не вѣрить, они часто лгутъ, — но когда я самъ говорю…

Входятъ Руслова и Русловъ. 11.
ТѢ-ЖЕ, РУСЛОВА, РУСЛОВЪ, похожъ ГЛАША и НИКИФОРЪ.

Горѣлочкина. Александра Даниловна, вы можете на меня разсчитывать: мы послѣ завтра Ѣдемъ въ Петербургъ.

Русловъ. Нѣтъ-съ, моя жена не уѣдетъ, моя жена со мной помирилась, и теперь…

Горѣлочкина. Какъ? Вы простили?!…

Вбѣгаетъ Глаша, за ней Никифоръ.

Глаша. Сударыня, сударь!!. (Никифору.) Иди, иди. Говори господамъ…

Горѣлочкинъ. Что случилось?

Глаша. Онъ вамъ каяться пришелъ.

Горѣлочкина. Каяться?

Никифоръ. Эхъ, круглая!… Говорилъ я, тутъ моя погибель… ну, куда ни шло, говорить такъ говорить!… Простите меня, ради Христа, совсѣмъ я передъ вами злодѣй и скотина.

Горѣлочкинъ. Что это значитъ?

Никифоръ. Значитъ, Павелъ Петровичъ, что какъ это мнѣ грустно было: жилъ я у васъ, у холостаго, семь лѣтъ, и довольны мной были, и покой, и тишина; а вдругъ взяли да женились, ничего мнѣ не сказывали.

Всѣ. Вотъ претензія? Каковъ!? Скажите!!

Никифоръ. Характеръ же у меня проклятый такой: не могъ я этого стерпѣть; ну, и сталъ васъ ссорить.

Горѣлочиннъ. Кого?

Никифоръ. Васъ, Павелъ Петровичъ, вотъ съ барыней.

Горѣлочкина. Какъ ссорить?

Никифоръ. Ну… Фортки отворять, чтобъ барыня разсердилась, салфетки мѣнять… (Глаш".) Что я для тебя дѣлаю!… что только я для тебя дѣлаю!!..

Глаша. Ну, ну, говори, говори все,

Никифоръ. Шарманщика нанялъ.

Горѣлочкинъ. Такъ это ты!?..

Горѣлочкина. (Почти въ одно время съ нимъ.) Ты это дѣлалъ!?.. Ты?

Никифоръ. Что ужь грѣха таить, я-съ.

Горѣлочкинъ. Такъ вотъ откуда весь сыръ-боръ загорѣлся!… Я его убью! Я убью его!.. (Женѣ.) Милая моя Маня, и изъ-за этой скотины!…

Горѣлочкина. Паша, Паша, — еслибъ я только могла думать!…

Горѣлочкинъ. Какъ мнѣ у тебя прощенья просить!…

Горѣлочкина. Ты мнѣ прости, я виновата…

Цѣлуются и нѣжничаютъ.

Русловъ. Вотъ, душа моя, какъ мирятся-то, не то что ты….

Руслова. Ну! не забывайте: насъ не лакей ссорилъ, а…

Русловъ. Мамочка, она въ Тамбовъ уѣдетъ… въ Тамбовъ за тысячу верстъ.

Горѣлочкинъ. (Никифору). Вонъ съ глазъ моихъ, — вонъ!! видѣть тебя не могу.

Никифоръ. Никакъ нѣтъ, Павелъ Петровичъ, на это я не согласенъ.

Горѣлочкинъ. Кто твоего согласія спрашиваетъ?

Никифоръ. Какія-же это, помилуйте, справедливости? Я все по чистой совѣсти сказалъ, и мнѣ же за это… Пока я былъ подлецъ, вы мнѣ награду хотѣли дать, а сталъ честнымъ человѣкомъ, вы меня въ шею… Неужто-жь однимъ подлецамъ и житье на свѣтѣ!…

Руслова. А знаете, онъ правъ.

Никифоръ. (Глашѣ.) Что-жь, ты мнѣ обѣщала, что ничего мнѣ не будетъ….

Глаша. Какъ-же, барыня, онъ-же васъ вѣдь и помирилъ…

Горѣлочкина. (Мужу.) Богъ съ нимъ, прости ему. Если самъ сознался, такъ ужь вѣрно больше ссорить насъ не будетъ.

Никифоръ. На что мнѣ, матушка!?… Я теперь къ женатой жизни привыкъ; живите себѣ съ Богомъ, вы мнѣ не мѣшаете… Въ особенности коли теперь у насъ съ Глашенькой лады пойдутъ….

Глаща. Ну, ну, ну!

Горѣлочкинъ. Этакій оселъ, на него и сердиться нельзя. Смотри же, теперь я за тобой буду строго слѣдить, и если что-нибудь малѣйшее…

Никифоръ. Эхъ Господи! сказалъ же вамъ: теперь мнѣ барыня не мѣшаетъ, пускай себѣ живетъ! Богъ съ ней…

Общій смѣхъ. Вбѣгаетъ Матрена Захарьевна. 12.
ТѢ-ЖЕ и МАТРЕНА ЗАХАРЬЕВНА.

Матрена Захарьевна. Пустите! пустите! гдѣ онъ!…

Русловъ. (Испуганно.) Опять маменька!… Избавьте меня отъ этой маменьки…

Матрена Захарьевна. Иванъ Ѳедорычъ, Иванъ Ѳедорычъ, позвольте… Батюшки, что я забыла-то! совсѣмъ вѣдь забыла… Ахъ я глупая…

Русловъ. Ну что вы забыли?

Матрена Захарьевна. Иванъ Ѳедорычъ, скажите: любите вы пироги съ кашей и съ яйцами?

Русловъ. Силы небесныя!!… Да что, ужь маменьку-то не этотъ ли Никифоръ нанимать сталъ, чтобъ она меня мучила.

Матрена Захарьевна. Нѣтъ-съ, это я сама… Какъ чувствую благодарность… А вы всю Россію обойдите, никто такихъ пироговъ съ кашей не печетъ, какъ я; позвольте я вамъ принесу на квартиру горячій…

Русловъ. Я умеръ, слышали вы, я умеръ, меня похоронили.

Суматоха, голоса единовременно.

Матрена Захарьевна. Должна я быть благодарна и т. д.

Никифоръ. Пожалуйте, васъ дочка ждутъ.

Руслова. Не надо вашей благодарности.

Русловъ. Я совсѣмъ умеръ!…

Горѣлочкины нѣжничаютъ другъ съ другомъ.

↑ Постепенно являющіяся лица разсаживаются, такъ что при окончательной группировкѣ, они должны сидѣть на сценѣ въ слѣдующемъ порядкѣ: слѣва, — въ заднемъ ряду, Глаша и Ѳедотъ; въ переднемъ ряду Руслова, Горѣлочкина и Талицкій. Справа (отъ глубины къ авансценѣ), въ пореднемъ ряду, Бишутинъ, Горѣлочкинъ и Русловъ; въ заднемъ Нина, Матрена Захарьевна, дѣвочка, шарманщикъ и Никифоръ; въ глубинѣ Нина, стулъ которой, однако, выходитъ изъ-за перваго ряда, такъ что ее никто не загораживаетъ. Между стульями справа и столомъ судьи пустое пространство, куда подходятъ свидѣтели, когда ихъ вызываютъ.

[1] Постепенно являющіяся лица разсаживаются, такъ что при окончательной группировкѣ, они должны сидѣть на сценѣ въ слѣдующемъ порядкѣ: слѣва, — въ заднемъ ряду, Глаша и Ѳедотъ; въ переднемъ ряду Руслова, Горѣлочкина и Талицкій. Справа (отъ глубины къ авансценѣ), въ пореднемъ ряду, Бишутинъ, Горѣлочкинъ и Русловъ; въ заднемъ Нина, Матрена Захарьевна, дѣвочка, шарманщикъ и Никифоръ; въ глубинѣ Нина, стулъ которой, однако, выходитъ изъ-за перваго ряда, такъ что ее никто не загораживаетъ. Между стульями справа и столомъ судьи пустое пространство, куда подходятъ свидѣтели, когда ихъ вызываютъ.

[1]