Открытое письмо писателю Чингизу Айтматову (Каллистратова)

Открытое письмо писателю Чингизу Айтматову
автор Софья Васильевна Каллистратова

Дата создания: 5 мая 1988 г., опубл.: 2003. Источник: Заступница. С. В. Калистратова / Составитель Е. Печуро. — Звенья, 2003. [1]

Дорогой Чингиз Торекулович!

В этом письме, возможно, прозвучат резкие слова, которые до какой-то степени относятся к Вам. Поэтому оговариваюсь заранее: очень люблю Ваши повести и романы, глубоко уважаю и ценю Вас как большого, настоящего художника слова, считаю, что Вы входите в первую десятку писателей — наших современников. Поэтому постарайтесь без обиды прочитать мое письмо, продиктованное болью за то, что даже лучшие люди не могут быть до конца правдивыми перед собой и перед нашим обществом.

Пишу по поводу Вашей статьи «Подрываются ли основы» («Известия» от 3 мая 1988 г.). Вы начинаете:

«...многие годы после XX съезда, этого мужественного прорыва блокады культа личности, незаметно затем отнесенного на обочину политического забвения, а точнее сказать, молчаливо аннулированного, мы, постоянно пребывая в атмосфере благодушия и неистощимого самодовольства, призванных демонстрировать псевдостабильность в стране, не пытались думать об этом. Во всяком случае, вслух никто не размышлял...»

Кто это мы? Молодой, но уже прославленный литератор Чингиз Айтматов? Имевшие имя и возможность широкого выхода в прессу Константин Симонов, Сергей Михалков и иже с ними? Созвездие известных писателей, проголосовавших в 1958 г. за исключение из Союза писателей Бориса Пастернака? Должны ли «простые», «маленькие» люди, о которых словами Осипа Мандельштама можно было сказать:

Мы живем, за собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны...,

— включать себя в Ваше понятие «мы»?

Мы и до XX съезда, и особенно после него, размышляем вслух, но нас не многие слышали, и к рупорам мы доступа не имели. Об этих «размышлениях» Вы, может быть, и не знаете.

Но Вы не можете не знать «Крутого маршрута» Евгении Гинзбург, «В круге первом» и «Архипелаг ГУЛАГ» Александра Солженицына, «Мои показания» Анатолия Марченко, песни, стихи и поэмы Александра Галича. Не можете не знать созданного десятками писателей потока «самиздата» конца 50-х—60-х гг., который мы читали, делясь разрозненными страницами, как крупицами сокровищ.

Как можете Вы утверждать: «Мы... не пытались думать об этом. Во всяком случае, вслух никто не размышлял...»?!

Входят ли в это «никто» а) Андрей Сахаров, бывший с 1969 г. председателем Комитета прав человека, созданного им вместе с Валерием Чалидзе? б) Наталья Горбаневская, Татьяна Великанова, Сергей Ковалев и многие другие, участвовавшие в издании независимого журнала «Хроника текущих событий» и почти поголовно репрессированные в годы брежневского застоя? в) члены Московской группы содействия выполнению Хельсинкских соглашений, созданной Юрием Орловым в 1976 г., так же, как и Украинской, Эстонской, Грузинской, Армянской Хельсинкских групп, члены которых «вслух размышляли об этом» и все, поголовно, подвергались обыскам, допросам, арестам, осуждениям к лишению свободы и ссылкам, либо оказывались выдворенными за границу? г) издатели независимого журнала «Поиски» — П.Егидес, Р.Лерт, В.Абрамкин, С. и В.Сорокины и другие? д) группа творческой интеллигенции, направившая в 1969 г. в ЦК КПСС письмо с протестом в связи со слухами о предстоящей реабилитации Сталина к 90-летию со дня его рождения (письмо, разумеется, не было опубликовано, и поэтому я не знаю достоверно имен всех его авторов)?

Если перечислить всех, кто не молчал, а размышлял и пытался говорить вслух, то не хватит букв русского алфавита для обозначения пунктов предыдущего абзаца. Приведу еще лишь один пример. К той же дате, 90-летию со дня рождения Сталина, трое совсем молодых людей (им было 19–20 лет) — Вячеслав Бахмин, Ирина Каплун и Ольга Иоффе — составили листовки, содержащие протест против реабилитации Сталина.

Это ли не попытка заговорить вслух, закричать, прорвать стену молчания? Но «наши речи за десять шагов не слышны»... Все трое были арестованы, содержались в Лефортовской тюрьме. Потом Бахмин и Каплун были «помилованы» (хотя приговора суда, установившего их виновность, и не было), а Иоффе была помещена в психиатрическую тюрьму (так называемые психбольницы специального типа, находящиеся в ведении МВД).

Простите, но я не верю, что Вы написали «мы... не пытались думать об этом», «вслух никто не размышлял» только потому, что не знали о всех описанных мною и многих других попытках не только думать, не только вслух размышлять, но и писать, и кричать, не страшась репрессий. О Бахмине, конечно, Вы могли и не знать. Но имена многих выдворенных за границу, подвергавшихся обыскам, допросам, арестам, тяжелым наказаниям, Вы, конечно, знали и знаете. И знаете, что никто из безвинно репрессированных с конца 50-х гг. до начала 80-х гг. ни юридически, ни морально не реабилитирован.

И до тех пор, пока не названы имена этих людей, подвергнутых суровым репрессиям за «размышления вслух» о том самом, о чем мы все сейчас пишем или читаем в газете и журналах, — до тех пор не сказана вся полная правда о нашем прошлом.

5 мая 1988 г.