Открыли глаза (Тэффи)
| ← Без стиля | Открыли глаза | Самовор → |
| Из сборника «Карусель». Опубл.: 1913. Источник: Тэффи Н. А. Открыли глаза // Собрание сочинений : в 5 т. / Сост. И. Владимиров — М.: Книжный клуб «КниговеК», 2011. — Т. 2: Карусель; Дым без огня; Неживой зверь: Сборники рассказов. — С. 74—77. — ISBN 978-5-4224-0257-1. |
В столовой маленького немецкого курортика сидели двое почтенных русских: мировой судья Гусин и помещик Усветников.
Они были новички, приехали с утренним поездом, никого еще не знали и, сидя за отдельным столиком, с любопытством осматривали обедающих, стараясь по внешности их определить, кто они такие.
— Посмотрите, Павел Егорыч, — сказал судья Гусин, — посмотрите на этого кривого верзилу с заросшим лбом. Типичнейший палач!
— Н-да! — согласился Усветников. — С этаким не приведи Бог ночью на большой дороге встретиться. Ни за грош укокошит.
— Ну, что вы! Чего же ради. Он только по приговору суда. А вот тот, около носатой дамы, с тем не посоветую даже в коридоре с глазу на глаз остаться. Зарежет, как куренка. Убей меня Бог, если это не сам Джек, вспарыватель животов.
— Будем осторожны, и не видать ему наших животов, как ушей своих. Но вот кто, по-моему, интересен, так это черная старуха, что около окна. Кто бы она могла быть? Отставная певица, что ли?
— Какое там певица! Разве певица станет так куриную лапу обсасывать. По-моему, она тетка того господина, что рядом с ней, с мокрыми волосами и красной рожей.
— На банщика похож.
— Ну да. Так вот она, значит, банщикова тетка, да еще, наверное, богатая, как говорится — икряная тетка, иначе бы он ее с собой по курортам не таскал, а нашел бы кого получше. А так дело ясное — увез он ее из какого-нибудь Франкфурта от глаз подальше, да и выжидает минутку, когда ее удобнее придушить.
— А эта долговязая девица — верно, дочь палача?
— Ну, конечно. Рыжая Зефхен. Это ничего, что она брюнетка. Кому же и хитрить, как не ей.
— А вон посмотрите: на другом конце стола — интересный господин. Высокий, элегантный, бритый, на мизинце брильянт. Это, по-моему, Арсен Люпен, вор-джентльмен.
— Ну разумеется. С очевидностью не поспоришь.
— А вот эти два маленькие, плюгавенькие. Это, по-моему, просто железнодорожные воры. Мелкота, мелюзга. Посмотрите, как Арсен Люпен их презирает. Они ему салат передали, а он даже головой не кивнул.
— Ну еще бы, станет он мараться!
— А вот интересный типик за отдельным столиком. Видите? Как он жрет? Как он жрет? Типичнейший женоубийца.
— А дама с ним какая тощая, бледная!
— Еще бы, будешь тут бледная! Ведь это — труп его жены. Трупы румяные не бывают.
— Молодчина, женоубийца! Сам на курорты ездит, но и труп жены не забывает. Нужно, мол, и трупу повеселиться.
— Это он ее для свежести возит, чтобы не так скоро разложилась. Собственную каторгу оттягивает.
— Молодчина, женоубийца!
Обед кончился. Все разошлись в разные стороны, кто куда. Банщик с икряной теткой поехали на лодке, железнодорожные воры уехали верхом, женоубийца пошел гулять под руку с трупом своей жены. Судья Гусин и помещик Усветников пошли к хозяйке наводить обо всех справки.
Хозяйка, женщина любезная и разговорчивая, рассказала все про всех.
Палач оказался нотариусом, а рыжая Зефхен его дочерью-художницей.
Банщик — известным французским журналистом, а икряная тетка его женой.
Арсен Люпен, вор-джентльмен, — дантистом из Лодзи.
Железнодорожные воры — певцами из Америки.
Джек, вспарыватель животов, — московским купцом.
Женоубийца — слабоумным миллионером, а труп жены — его сиделкой.
Гусин и Усветников долго хохотали и удивлялись.
— А и психологи мы с вами, Павел Егорыч!
— Я-то что? Мне простительно. А вам стыдно. Вы — судья. Вы на своем веку должны были ко всяким мошенникам приглядеться и с порядочными людьми их не путать.
На другой день за обедом у них оказалась соседка, пожилая безбровая испуганная немка. Немка смотрела на них с тихим ужасом и почти ничего не ела.
А приятели разговаривали.
— Что-то сегодня как будто не все в сборе, — говорил Усветников. — Банщика нету.
— Верно, душит где-нибудь в уголке свою икряную тетку.
— Он ее вчера заманил на лодке покататься; верно, думал утопить, да не удалось.
— Тетка, наверное, кое-что подозревает и с пузырями поехала.
— И палач сегодня куда-то пропал.
— Должно быть, заперся у себя в комнате и мучится угрызениями совести.
— Просто спит. Ночью-то, небось, призраки казненных не дают покоя, вот днем и отсыпается.
— А рыжая Зефхен пока что глазки делает железнодорожным ворам. Верно, пронюхала, что они за ночь два вагона обокрали.
— Джек, вспарыватель животов, третий раз говядину берет. Хочется ему, видно, свежей кровушки, добирается до чьего-нибудь живота.
— А женоубийца тут как тут. Небось, на труп жены и не взглянет.
— А сегодня с утренним поездом шулер приехал. Борода лопатой, лицо честное и два чемодана крапленых колод привез. Будет дело!
Испуганная немка не дождалась конца обеда, вскочила и торопливо вышла.
— Что с ней?
— Острый припадок эпилепсии. Побежала дом поджигать.
На другой день за завтраком испуганной немки не было, а вечером судья Гусин получил с почты письмо из соседнего городка.
Письмо было написано по-русски.
«Милостивый государь! Не знаю, как и благодарить вас, что вы открыли мне глаза на весь ужас, который окружал меня, беззащитную женщину!
Я, помещица Холкина, из Тамбовской губернии, приехала в этот курорт по предписанию врача. Вероятно, врач — кто бы мог подумать — находится в стачке с содержателем этого ужасного притона воров и разбойников.
Может быть, мне не следует вовсе благодарить вас, потому что, беседуя откровенно со своим другом, вы не предполагали, что я понимаю вас. Тем не менее, благодаря вам, я счастливо избегла опасности.
Мне известно, кто вы. Когда вы подходили к столу, один из обедающих преступников сказал довольно громко: „А, вот и фальшивые монетчики in corpore“.
Это ужасно! Одумайтесь! Бросьте ваше ужасное ремесло! Вы еще молоды! Вернитесь на честный путь, и вы увидите, как новая трудовая жизнь покажется вам приятной, и сладок честно заработанный кусок хлеба.
Болеющая о вас душой помещица Холкина.
Р. S. Бегите из вертепа!»