Отец и сын (Альфьери; Плещеев)/ДО
См. также одноимённые страницы.
| Семейство Пацци (отецъ и сынъ). |
| Оригинал: ит. La congiura de' Pazzi. — Источникъ: Стихотворенія А. Н. Плещеева / Подъ ред. П. В. Быкова — 4-е доп. изд. — СПб: Изд. А. Ф. Маркса, 1905. — С. 603—608. |
Семейство Пацци.
| Гульельмо Пацци. |
| Раймондо, его сынъ, женатый на сестрѣ Медичи, гонфалоньеръ. |
Отецъ и сынъ.
Сносить, отецъ, — терпеть и все терпѣть!
Другого ты мнѣ не даешь совѣта.
Ужель ты сталъ вполнѣ рабомъ? Ужель
Не чувствуешь ты тягостнаго ига,
Всей глубины позора и стыда?
Все, все, мой сынъ, я чувствую давно!
И, можетъ-быть, сильнѣй, чѣмъ оскорбленье.
Которому подверглись мы съ тобой,
Меня позоръ всеобщій возмущаетъ…
Но что, скажи, что можно предпринять?
Не довели ль уже раздоры партій
Насъ до того, что всякое движенье
Намъ гибельно, — и выгодно врагамъ?..
Вѣрь истинѣ, какъ ни горька она,
Что измѣнить больное государство
Лишь къ худшему возможно…
Государство?
Но гдѣ жъ оно? А если есть, то хуже
Оно никакъ ужъ сдѣлаться не можетъ.
Скажи, отецъ, ужели это жизнь?
Иль тотъ живетъ, кто въ вѣчномъ униженьи,
Въ боязни дни безславные влачитъ?
Что жъ можетъ быть еще? Не то ли худшимъ
Считаешь ты, что вмѣсто слезъ безплодныхъ
Мы кровь прольемъ хоть разъ? Но если такъ,
Зачѣмъ же ты разсказывалъ, бывало,
Восторга полнъ, ребенку своему
О временахъ минувшихъ и прекрасныхъ,
И наши дни оплакивалъ зачѣмъ?
Теперь и ты подъ игомъ ненавистнымъ,
Бакъ рабъ, чело покорное склонилъ.
Была пора, была, мой сынъ, я знаю,
Когда, какъ ты, нетерпѣливъ и гордъ,
Я пошатнуть готовъ былъ государство,
Чтобъ подъ его руинами погибли
Враговъ страны и жизнь, и достоянье.
Вѣдь юности все кажется легко!
Но находилъ друзей я вѣрныхъ мало.
Повсюду я двуличность, колебанье
И медленность къ дѣламъ великимъ видѣлъ.
А между тѣмъ все глубже съ каждымъ днемъ
Въ странѣ пускало корни самовластье…
Но, вотъ, я сталъ отцомъ — и мысль теперь
Склоняется лишь къ вѣрнымъ предпріятьямъ:
Безсильный врагъ — напрасно сталъ бы я
Властителямъ одинъ сопротивляться;
Въ родство вступить я съ ними предпочелъ
И ихъ сестру соединилъ сь тобою;
Тогда, себя считая безопаснымъ,
Уединенье я покинулъ и хотѣлъ
Спасти тебя съ твоими сыновьями,
Подъ сѣнью власти мощной васъ укрывъ.
Позорный щитъ и слишкомъ ненадежный!
О Бьянкѣ я не думаю; я въ ней
Давно отвыкъ сестру Медичи видѣть.
Я полюбилъ ее, и дѣти наши,
Хотя они племянники Медичи,
Мнѣ дороги. Не ихъ жалѣю, —
Тебя, отецъ: я о тебѣ скорблю,
Что Пацци кровь ты чистую смѣшалъ
Съ такою кровью! Я отцовской волѣ
Покоренъ былъ — и что жъ? Смотри теперь,
Любуйся нашей трусости плодами!..
О почестяхъ, о силѣ ты мечталъ;
А между тѣмъ, на насъ союзъ постыдный
Лишь ненависть всеобщую навлекъ.
Да, граждане насъ въ правѣ ненавидѣть…
Вѣдь мы — родня Медичи! А они?
Не ненависть они ужъ, а презрѣнье
Питаютъ къ намъ! И стоимъ мы того,
Коль гражданами быть не захотѣли!
Мой милый сынъ, въ иной странѣ скорѣе
Я поощрять бы сталъ твое стремленье
Къ дѣламъ благимъ и подвигамъ высокнмъ,
Чѣмъ, какъ теперь, обуздывать его.
О, вѣрь, молю, что въ этомъ униженьи
Моя душа отрады не находитъ,
Что многихъ мнѣ усилій стоитъ гнѣвъ
Свой подавить и маску ложной дружбы
Всегда носить… Подумай самъ о томъ.
Ты правъ: въ груди твоей ужъ съ дѣтскихъ лѣтъ
Я сѣмена любви къ свободѣ видѣлъ,
И сѣмена тѣ рано дали ростъ;
Не утаю, что этимъ я порой
Утѣшенъ былъ; но чаще втихомолку
Я утиралъ горячую слезу
И о твоемъ свободномъ, гордомъ духѣ
Скорбѣлъ… Тогда разумнымъ показалось
Мнѣ обуздать порывы молодые
Біанки кроткою и нѣжною любовью,—
И ты, какъ я, ты тоже сталь отцомъ.
О, если бъ имъ я не былъ никогда!
Я за свою отчизну дорогую
Иль вмѣстѣ съ ней, когда бъ то было нужно,
Охотно бъ палъ…
Но если это такъ,
И если насъ родительское чувство
Всегда въ рабовъ покорныхъ превращаетъ,—
Зачѣмъ меня отцомъ желалъ ты видѣть?
Не утаю: не видя больше средствъ
Предотвратить паденье государства,
Я обольстить себя мечтой старался,
Что, можетъ-быть, къ терпѣнію пріучитъ
Тебя любовь супруги и отца.
Но развѣ здѣсь кто можетъ безопасно
Отцомъ, супругомъ быть? И развѣ я
Здѣсь остаюсь самимъ собой, скажи?
Не нужны мнѣ тщеславія игрушки,
Что первыми послѣднихъ могутъ сдѣлать,—
Я не для нихъ рожденъ… Знать, потому
Ихъ у меня и рѣшено отнять;
И здѣсь онѣ позорнѣе вдвойнѣ,
Служа щитомъ свободѣ мнимой!.. Ихъ
Носить не могъ я безь стыда, но нынѣ
Я обреченъ еще на большій стыдъ:
Ихъ у меня срываютъ своевольно!
Воть до чего мы дожили, отецъ!
Да, говорятъ… Я самъ объ этомъ слышалъ,
И все еще повѣрить не могу…
Но почему жъ?.. Иль мало оскорбленій
Перенесли отъ нихъ мы? Ты забылъ,
Какъ насъ они ограбили, и какъ
Былъ измѣненъ законъ для этой цѣли?
Съ тѣхъ поръ, какъ мы въ родню къ тиранамъ втерлись,
Намъ каждый день позоръ приноситъ новый.
Мой милый сынъ, повѣрь сѣдинамъ старца
И положись на опытность его.
Ту ненависть, что можетъ-быть, скрываю
И я въ груди — не расточай безплодно.
Еще сносить ты можешь. Сомнѣваюсь,
Чтобъ посягнуть властители дерзнули
На почести, которыя тебѣ
Дарованы… Но если всѣ предѣлы
Они съ безстыдствомъ наглымъ переступятъ,—
Молчи, мой сынъ: угроза губитъ дѣло!
Молчи и помни: мѣсть — молчанья дочь!
Учись у нихъ. Они должны служить
Намъ образцомъ, какъ надо ненавидѣть.
Пусть для тебя руководящей нитью
Улыбка ихъ и взглядь ихъ льстивый будутъ;
Воть мой совѣть и вотъ моя наука.
Терпи пока. Когда же часъ настанетъ,
Самъ научу я, какъ нанесть ударъ! [уходитъ].
(одинъ)
Я не рѣшусь довѣриться ему
Вполнѣ, пока не прибыль Сальвіати.
Онъ о моихъ еще не знаетъ планахъ,
Не чувствуетъ, что я не примирить
Съ собой хочу тирановъ, а, напротивъ,
Ихъ раздражить и вызвать ихъ нападки.
Отецъ! отецъ! Ты нынче сталъ терпѣнью
Учить меня, покорности трусливой —
Ты, что бойцомъ отважнымъ за свободу
И за права отчизны былъ когда-то!
О, неужель такъ скоро научаетъ
Насъ бремя лѣтъ искусству быть рабомъ?..
Нѣтъ! нѣтъ! клянусь! Но если это правда,
И если мы подъ старость привыкаемъ
Сносить, молчать, дрожать и пресмыкаться —
Я смерть зову!.. Пускай она придетъ
Меня спасти отъ участи позорной!..