Сочиненія И. С. Аксакова.
Общественные вопросы по церковнымъ дѣламъ. Свобода слова. Судебный вопросъ. Общественное воспитаніе. 1860—1886
Томъ четвертый.
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1886
Отвѣтъ М. Н. Лонгинову.
правитьПри всемъ нашемъ уваженіи къ М. Н. Лонгинову, не можемъ оставить его замѣтки безъ отвѣта. Намъ кажется, что онъ не совсѣмъ вѣрно понялъ мысль Ю. Ѳ. Самарина. Съ горькой ироніей разоблачая ту темную силу распущенности и лѣни, которая, по словамъ его, внутрь насъ есть и которая давитъ и глушитъ въ насъ не только доброе побужденіе, но и всякую способность къ общественной дѣятельности, авторъ письма изъ Самары вовсе не требуетъ отъ дворянъ какой-то благодарности за какія-то права, о чемъ не было и рѣчи, — а указываетъ имъ на примѣръ тѣхъ обществъ, которыя умѣютъ стоять дружно за свое дѣло и идти къ цѣли неутомимо. «Поучились бы вы хоть у раскольниковъ — говоритъ онъ, какъ и чѣмъ берутъ». Но г. Лонгиновъ, вмѣсто того, чтобы задаться вопросомъ: чѣмъ же въ самомъ дѣлѣ берутъ раскольники и чего же именно недостаетъ дворянскому обществу, старается оправдать дворянъ такими объясненіями, которыя, съ нашей точки зрѣнія, только усиливаютъ обвиненіе, произнесенное г. Самаринымъ. По мнѣнію г. Лонгинова, помочь мелкопомѣстнымъ дворянамъ, — т. е. опредѣлить, сколько каждый изъ нихъ заслуживаетъ пособія, и разрѣшить выдачу этого пособія изъ суммы, назначенной правительствомъ. — для немелкопомѣстныхъ дворянъ не есть настоящее общественное Говорить на выборахъ о томъ, что пособіе необходимо, и настаивать на скорѣйшемъ ассигнованіи правительствомъ нужныхъ на это суммъ, — это вотъ настоящее дворянское; а приводить самую мѣру въ дѣйствіе, заняться ея чернорабочей стороной — это статья другая: для этого надо нѣсколько потрудиться, подумать, нарочно ѣхать, да еще въ морозъ: однимъ словомъ — тамъ слова, а тутъ дѣло! Ну, это уже не по дворянской части! Г. Лонгиновъ доказываетъ, что льгота, ограниченная въ размѣрѣ, лишаетъ охоты ею пользоваться. Да, когда льгота касается васъ лично, но не тогда, когда близко затрогиваетъ интересы чужіе и общественные. Напротивъ: не пользоваться даннымъ положеніемъ, во всей полнотѣ правъ, даруемыхъ льготою, — есть, въ нѣкоторыя историческія минуты, величайшая политическая ошибка…
Нѣтъ, плохую услугу оказываетъ тотъ Русскому дворянству, кто оправдываетъ ему его лѣнь и равнодушіе; кто его, на подъемъ тяжелаго, не ищетъ подвигнуть къ работѣ и дѣятельности; кто убаюкиваетъ его гражданскую совѣсть сваливаньемъ вины на внѣшнія обстоятельства! Не въ потворствѣ нуждаемся мы, а въ строгомъ, обличительномъ, неумолимомъ укорѣ, который бы не давалъ намъ задремывать въ сладкомъ самообольщеніи, и безпощадно бы нарушалъ нашъ дворянскій покой напоминаніемъ намъ о нашей дряблости и распущенности!.. Не внѣшней поддержки намъ недостаетъ, какъ думаетъ г. Лонгиновъ! Внѣшняя поддержка тѣмъ-то и вредна, что пріучаетъ на нее разсчитывать и ею держаться. Примѣръ раскольниковъ ярко говоритъ намъ, что недостатокъ внѣшней поддержки только укрѣпляетъ внутреннія силы общества, вполнѣ сознающаго — куда оно идетъ и чего хочетъ…
Въ томъ-то и бѣда, что у насъ нѣтъ ни ясной цѣли, которая бы соединила всѣхъ въ единодушномъ стремленіи, ни твердой нравственной почвы подъ ногами, на которой мы бы могли утвердиться; что намъ тяжела всякая работа мысли, всякій упорный, долгій, медленный, чуждый блеска и треска, нравственный подвигъ; что мы хотѣли бы, какъ по рельсамъ, докатиться безъ труда, съ полнымъ удобствомъ и комфортомъ, въ обѣтованную область общественной жизни и свободы! — Когда внѣшнія преграды задерживаютъ напоръ внутренней силы, — тогда начинается нравственная борьба, свидѣтельствующая о силѣ; а гдѣ люди уклоняются отъ борьбы, тамъ обличаютъ они свое внутреннее духовное безсиліе, тамъ и не достойны они свободы! Препятствія и помѣхи, въ организмахъ сильныхъ, только возбуждаютъ могучее противодѣйствіе, а въ насъ… Въ насъ не производятъ они ничего, кромѣ слабосильнаго раздраженія, которое не лишено даже нѣкоторой пріятности и имѣетъ для насъ значеніе довольно вкусной приправы къ однообразію нашей общественной жизни! Мы даже и сердиться-то не умѣемъ, хотя было отчего и за что сердиться, — въ этомъ отношеніи на судьбу жаловаться мы не въ правѣ! Вотъ и теперь: кончается зимній сезонъ, кончается сезонъ итальянской оперы, клубскихъ обѣдовъ, — а съ ними и сезонъ общественныхъ интересовъ и безвредныхъ для пищеваренія негодованій!
Мы нисколько не враги практическаго благоразумія, но должны признаться, что оно у насъ большею частью слѣпо или близоруко, до того, что можно истинно усомниться — точно ли это благоразуміе, а не трусость, дрянность, апатія и духовная лѣнь? Такъ напримѣръ, кому не знакомы en до пошлости истасканныя аксіомы Русскаго благоразумія: «стѣну лбомъ не расшибешь, въ запертую дверь не проскочишь», и проч. и проч. А можетъ быть дверь и не заперта, а только притворена? толкнитесь — авось и поддастся!.. «Стѣну лбомъ не расшибешь»… Конечно такъ, но попробуйте, — можетъ стѣна-то картонная!…
Еслибъ литература наша поступала по примѣру, указанному г. Лонгиновымъ, то стѣсняемая внѣшними препятствіями, обязанная двигаться на пространствѣ — сравнительно меньшемъ, чѣмъ отъ Александровскаго корпуса до Удѣльной конторы, — она давнымъ-давно должна была бы умолкнуть. Но такъ какъ литература наша чужда духа дворянской сословности, то она и расширила (хоть я немного) предѣлы своей прогулки.
Нѣтъ, причины общественной несостоятельности Русскаго дворянства, какъ сословія, надо искать не тамъ, гдѣ ихъ ищетъ г. Лонгиновъ. Ихъ не указываетъ и г. Самарянъ, только обличившій, а не объяснившій самое явленіе нашего недуга: это и не входило въ его задачу. Причины кроются глубже: между прочимъ, въ томъ, во 1-хъ, что у дворянства нѣтъ никакого связующаго цемента: сочиненная Екатериною сословность могла служить связью только до тѣхъ поръ, пока не было никакого серьезнаго историческаго дѣла; да и тутъ не сословность связывала дворянское общество, а общій грѣхъ крѣпостнаго права! Съ прекращеніемъ крѣпостной привилегіи, дворянство становится безсильно, какъ сословіе, и должно искать себѣ другой почвы, на которой бы могло утвердиться, но уже и какъ привилегированное или политическое сословіе… Во 2-хъ, въ томъ, что отчужденные переворотомъ Петра отъ народа, мы лишены опоры и сочувствія Русской земли и постоянно слышимъ (хотя и не хотимъ въ томъ признаться) свое одиночество и слабость; въ 3-хъ, въ томъ наконецъ, что порвавши всякую связь съ историческимъ преданіемъ и сознавая внутренно, хотя и смутно, что прочно только то, что зиждется на исторической почвѣ и находится въ органической связи съ преданіемъ, — мы сами не вѣримъ въ правду нашихъ отвлеченныхъ теорій, въ успѣхъ нашихъ требованій и стремленій — внѣ содѣйствія и сочувствія народнаго; не вѣримъ, да признаться сказать — просто сами не знаемъ, не только — чего хотимъ, но даже — чего хотѣть!
Но объ этомъ мы будемъ говорить съ читателемъ подробнѣе и пространнѣе въ передовыхъ статьяхъ. Скажемъ только, что все сказанное нами объ историческихъ причинахъ общественной несостоятельности дворянства нисколько не оправдываетъ личной гражданской безнравственности членовъ Русскаго общества, и что ихъ духовная дряблость постоянно отдаляетъ разумное рѣшеніе историческаго вопроса.