ОТВЕРЖЕННЫЙ ЛОНДОНЪ.
править1 «The bitter Cry of Outcast London». London. 1883 («Горькій вопль отверженнаго Лондона»).
«How the poor live», by George Sims, London. 1883 («Какъ живутъ бѣдные», соч. Джорджа Симса).
«Horrible London», by George Sims («Ужасный Лондонъ», статьи Джоджа Симса въ «Daily News»).
«Labourers and Artisan dwellings», by lord Salisbury («Жилища бѣдныхъ», статья лорда Сольсбери). «National Review», 1883, November.
"The radical programme: 3) The housing of the poor in towns («Радикальная программа: 3) Жилища бѣдныхъ въ городахъ»). «Fortnightly Review», October, 1883.
«Labourers and Artisans dwellings», by J. Chamberlain («Жилища работниковъ сельскихъ и городскихъ», статья Дж. Чамберлэна). «Fortnightly Review», December, 1883.
«Common Sense and the Dwellings of the poor», by Miss Octavia Hill, Lord Shaftesbury, H. Arnold-Forster and Wil. Glasier («Здравый смыслъ и жилища бѣдныхъ», статьи миссъ Октавіи Гиль, лорда Шафтсбюри, Арнольда-Форстера и Глезьера). «Nineteenthe Century Review», December, 1883.
The Outcast poor: 1) «The cry of Esau», by the rev. Brook Lambert; 2) «Outcast London», by the rev. А. Mearn, the author of «The bitter Cry of Outcast London» (Отверженные бѣдняки: 1) «Вопль Исава», статья пастора Брука Ламберта; 2) «Отверженный Лондонъ», статья пастора Мирна, автора "Горькій вопль отверженнаго Лондона). «Contemporary Review», December, 1883.
Le peuple anglais est un peuple de tiroirs: (англичанѣ народъ ящиковъ), сказалъ Арманъ Марастъ, и дѣйствительно, англичане открываютъ то одинъ, то другой ящикъ и предметъ, возбуждающій общественное вниманіе въ данную минуту. Въ послѣдніе мѣсяцы открытъ подобный ящикъ, съ подписью «Отверженный Лондонъ» и брошюры, журналы, газеты, торіи, виги и радикалы, министры и оппозиціонные вожаки, лорды и рабочіе, пасторы и ученые, мужчины и женщины занимаются теперь только моднымъ вопросомъ о лондонскихъ трущобахъ, которыя окрестили новымъ названіемъ «Отверженнаго» или «Ужаснаго» Лондона. Какъ живутъ бѣдные и какъ улучшить ихъ жилища — вотъ современный животрепещущій вопросъ и люди самыхъ и противоположныхъ лагерей, сходятся въ томъ что наступила минута снять съ Лондона омрачающее его позорное пятно. Общественное мнѣніе въ Англіи возбуждено этимъ неожиданнымъ движеніемъ и, конечно, не успокоится, прежде чѣмъ будутъ приняты болѣе или менѣе дѣйствительныя мѣры противъ зла, которое существовало такъ долго, не возмущая общественной совѣсти. Богатые и сильные міра сего съ презрѣніемъ отворачивались отъ той ужасающей нищеты, которая встрѣчается въ Лондонѣ на каждомъ шагу, рядомъ съ самой блестящей роскошью. Silence au pauvre! — было ихъ лозунгомъ, и бѣдные безмолвно умирали съ голода, или прозябали въ такихъ трущобахъ, въ такой грязи, въ такомъ зловоніи, какихъ не можетъ себѣ представить никто, лично не посѣтившій этихъ, дѣйствительно, отверженныхъ и ужасныхъ кварталовъ первой столицы современнаго міра. Только по временамъ раздавались краснорѣчивые протесты, остававшіеся голосомъ вопіющаго въ пустынѣ. Болѣе пятидесяти лѣтъ тому назадъ, поэтъ Шелли восклицалъ: «Адъ — городъ подобный Лондону». Диккенсъ, съ его чуткой гуманностью, не разъ описывалъ лондонскія трущобы въ одномъ изъ первыхъ своихъ романомъ «Часы Мистера Клинкера», рисуя панораму Лондона, съ церкви св. Павла, краснорѣчиво говорилъ: «Въ тѣсномъ углу, гдѣ крыши погнулись и при жались другъ къ другу, словно желая скрыть свои тайны отъ сосѣдней блестящей улицы, гнѣздятся такія черныя преступленія, такіе ужасы, такая нищета, о которыхъ можно только говорить шепотомъ. Между тѣмъ, въ блестящей улицѣ спокойно храпятъ люди, которымъ все это неизвѣстно, хотя они живутъ тутъ всю свою жизнь, такъ что еслибъ имъ разсказать о томъ что дѣлается рядомъ съ ними, то они глубокомысленно покачалъ бы головой и сказали бы, что это невозможно». Лѣтъ двадцать тому назадъ, Гринвудъ произвелъ сильное впечатлѣніе разсказомъ, напечатаннымъ въ «Pall-Mall Gazette» тѣхъ, никѣмъ не подозрѣваемыхъ ужасахъ, которые онъ видѣлъ въ лондонскихъ ночлежныхъ пріютахъ. Но хотя онъ же въ послѣ дующихъ своихъ сочиненіяхъ о лондонскихъ трущобахъ, Дженкинсъ въ своей брошюрѣ «Glancesatinner England» (Взглядъ и внутреннюю Англію), Генри Мейо, въ его капитальномъ трудѣ «London Labour and the London Poor» (Лондонскіе рабочіе бѣдные), и нѣкоторые другіе англійскіе публицисты и продолжали отъ времени до времени будить общественное мнѣніе однако, принятыя правительствомъ мѣропріятія не привекли ни къ чему, или только ухудшили существующее зло. Въ такомъ положеніи находился вопросъ о лондонскихъ трущобахъ до осени прошедшаго года. Еще лѣтомъ въ одной изъ иллюстрированныхъ газетъ «Pictorial World» стали появляться статьи Джорджа Симса «Какъ живутъ бѣдные», но, несмотря на краснорѣчивый, пламенный тонъ автора и поразительныя картины нищеты, которыя онъ мастерски рисовалъ, англійское общественное мнѣніе обратило на нихъ вниманіе только осенью, послѣ появленія брошюры пастора Мирна «Горькій вопль отверженнаго Лондона», и надѣлавшей столько шума статьи лорда Сольсбери. Либеральному пастору и консервативному пэру удалось пробить тройную броню общественнаго равнодушія. Ящикъ былъ открытъ и Отверженный Лондонъ сталъ моднымъ вопросомъ.
Многочисленная литература этого вопроса распадается на двѣ части: на описаніе обнаруженнаго зла и на изложеніе предлагаемыхъ средствъ къ его устраненію. Мы также познакомимъ читателей прежде съ ужасающей, невѣроятной, хотя совершенно правдивой картиной Отверженнаго Лондона, а потомъ уже изложимъ планы и проэкты, которые до сихъ поръ заявлены въ англійской печати для борьбы съ вопіющимъ зломъ. Но прежде чѣмъ войти въ мрачные закоулки Отверженнаго Лондона, бросимъ бѣглый взглядъ на казовый конецъ Лондона, потому что только при сопоставленіи этихъ поразительныхъ контрастовъ становится понятна лихорадочная дрожь, охватившая англійское общество, когда оно сознало, какіе ужасы скрываются подъ туманнымъ лондонскимъ небомъ.
По справедливому замѣчанію Генри Мейо, Лондонъ не простой городъ, а «цѣлый міръ съ двумя полюсами: Бельгревіей, ледяно-холодной подъ гнетомъ великосвѣтскаго этикета, и Бетна-Гринъ, находящимся подъ вѣчнымъ инеемъ мрачной нищеты». Дѣйствительно, Лондонъ во всѣхъ отношеніяхъ колоссаленъ и давитъ своей громадностью: это величайшій городъ въ свѣтѣ какъ по объему, такъ и по количеству населенія. По однодневной переписи 1881 года, въ немъ жителей 4.766,661, такъ что онъ, по многолюдству, на 1/4 болѣе Пекина, всегда считавшагося величайшимъ изъ человѣческихъ муравейниковъ, на 3/4 болѣе Парижа, вдвое болѣе Константинополя, вчетверо болѣе Петербурга; кромѣ того, народонаселеніе Лондона составляетъ 1/3 часть населенія Великобританіи и Ирландіи и 1/450 часть населенія всего земного шара, такъ что въ каждой тысячѣ людей общей человѣческой семьи, двое лондонцевъ; при этомъ въ Лондонѣ каждыя 5 минутъ родится человѣкъ, и каждыя 8 минутъ, одинъ умираетъ. Что касается до объема Лондона, то въ длину онъ съ запада на востокъ имѣетъ 14 миль (миля — полторы версты), въ ширину съ сѣвера на югъ 8 миль, а поверхность его равняется 441,559 акровъ (акръ — треть десятины). Домовъ въ Лондонѣ болѣе полумилліонна и постоянно строится новыхъ до 8,000; общественныхъ зданій 7500, кофейныхъ 1,700, и гостинницъ 500. Еслибъ всѣ магазины и лавки Лондона вытянуть въ одну линію, то составилась бы улица въ 60 миль, а всѣ 7,400 улицъ, вытянутыя въ такую же линію, имѣли бы 2,600 миль протяженія. Лондонъ поглощаетъ въ годъ: 500,000 быковъ, 130,000 телятъ, 3,000,000 барановъ, 250,000 свиней, 16,000,000 четвериковъ пшеницы, 600,000.000 фунтовъ картофеля, 170,000,000 кочней капусты, 950,000,000 штукъ разной рыбы, 500,000,000 устрицъ, 6,000,000 штукъ разной дичи, 1,000,000 четвериковъ яблокъ, 600,000 четвериковъ грушъ, 14,000,000 галоновъ (галонъ 3 штофа) вина, 4,000,000 гал. спиртныхъ напитковъ, 86,000,000 гал. портера и нива, 50,000,000,000 гал. воды и 6,000,000 тонъ каменнаго угля. Переходя отъ физической пищи къ духовной и общественной, мы видимъ, что въ Лондонѣ 1100 церквей, 1003 благоворительныхъ учрежденій, 82 больницы, 425 различныхъ обществъ, 94 клуба, изъ которыхъ одиннадцать рабочихъ, 30 театровъ, 12 музеевъ, 11 парковъ, 20 высшихъ учебныхъ заведеній, до 5000 школъ, 29 ежедневныхъ газетъ и 631 еженедѣльныхъ; ежегодно выходитъ до 3000 книгъ, пишется до 240,000,000 писемъ, и ежедневно посѣщаютъ школы 505,867 дѣтей изъ общаго школьнаго населенія въ 800,000. Общая цифра стоимости лондонскихъ домовъ доходитъ до 23 1/2 мил. фунт. стерл., и общая цифра торговли лондонскаго порта, по исчисленію Симонена, достигаетъ до 4 1/2 милліардовъ франковъ; въ англійскомъ банкѣ постоянно имѣется до 20,000,000 фунтовъ стерлинговъ золотомъ и серебромъ, а ежедневно учитывается въ немъ частныхъ векселей на 14—16 милліоновъ; денежный же оборотъ его до 2,000,000 ф. ст. въ день; активъ его къ 1 января 1884 г. былъ 58,989,578 ф. ст., а пассивъ въ 55,915,869 ф. ст., такъ что балансъ равнялся 3,073,609 ф. ст. Насколько правъ былъ Ротшильдъ, называя Лондонъ всемірной банкирской конторой, доказываетъ то, что въ первой январьской недѣлѣ настоящаго года уплачено лондонскими банками и банкирскими конторами до 30,000,000 ф. ст. дивидендовъ по различнымъ фондамъ, займамъ, акціямъ и пр. Всего же въ Лондонѣ расходуется въ годъ всѣми жителями, болѣе 200,000,000 ф. ст. Еще краснорѣчивѣе общихъ цифръ говорятъ цифры частныя, такъ между обитателями Лондона мы находимъ примаса англійской церкви, архіепископа кентербюрійскаго, получающаго ]жегоднаго содержанія 15,000 ф. ст., лондонскаго епископа, получающаго 10,000, ф. ст., лорда канцлера, получающаго также 10,000 и цѣлый рядъ милліонеровъ аристократическихъ и финансовыхъ, изъ которыхъ, напримѣръ, герцогъ Норфолькъ имѣетъ на 205 милліоновъ франковъ поз. собственности, герцогъ Буклю на 192 мил. франковъ, маркизъ Бьютъ на 191 милліонъ фр., герцогъ Портландъ на 116 мил. франк. недвижимой собственности и 37 мил. франк. капитала, баронъ Ротшильдъ 67 мил. капитала, Пенбертонъ 47 мил. франк., Берингъ 37 мил. франк. и пр.
При этомъ не слѣдуетъ предполагать, что весь богатый Лондонъ совершенно заѣденъ узкимъ эгоизмомъ, жаждой наживы и скаредной скупостью; напротивъ, благотворительность въ Лондонѣ также громадна, какъ и все; общая цифра всѣхъ добровольныхъ пожертвованій и налога, платимаго въ пользу бѣдныхъ, составляетъ колоссальную ежегодную сумму въ 8,000,000 ф. ст., которая, по словамъ Джорджа Ковэна, равняется государственному доходу Голландіи и превышаетъ общій доходъ трехъ скандинавскихъ королевствъ, Даніи, Швеціи и Норвегіи, взятыхъ вмѣстѣ[1].
Но если Лондонъ громаднѣйшій и богатѣйшій городъ въ свѣтѣ, то вмѣстѣ съ тѣмъ нигдѣ вы не встрѣтите такой ужасной, отвратительной нищеты, которая не прячется, какъ въ другихъ столицахъ, въ отдаленныхъ предмѣстьяхъ, но выставляетъ свои гніющія язвы рядомъ съ роскошью, блескомъ и богатствомъ. Въ нѣсколькихъ шагахъ отъ Вестминстерскаго аббатства и парламента, въ самомъ сердцѣ аристократическаго Ист-Энда находится знаменитый «Чортовъ Уголъ», гдѣ люди живутъ среди такой тѣсноты и такого зловонія, что, какъ злобно замѣчаетъ Гринвудъ, «порядочная свинья околѣла бы въ подобномъ жилищѣ». Нѣсколькихъ минутъ достаточно, чтобъ изъ Гайдъ-Парка, который во время сезона представляетъ единственное въ свѣтѣ зрѣлище по блеску и великолѣпію собирающихся тамъ экипажей, лошадей и красавицъ, или изъ первыхъ улицъ Лондона: Пикадилли, Риджентъ-Стритъ и Странда, съ роскошнѣйшими домами, богатѣйшими магазинами, клубами, театрами, ресторанами — перейти въ такую нищенскую трущобу, что вы не вѣрите своимъ глазамъ. Дрюриленскій театръ окружаютъ темные закоулки, пропитанные человѣческими испареніями, переполненные толпою грязныхъ, босыхъ дѣтей и усѣянные скорѣе собачьими, конурами, чѣмъ человѣческими жилищами, въ которыхъ несчастные бѣдняки живутъ и умираютъ въ повалку, безъ различія возраста и пола. Наконецъ, по сосѣдству съ Лондонскимъ Сити, гдѣ сосредоточена всесвѣтная торговля и находятся золоченыя залы Гильгола, въ которомъ лордъ-мэръ даетъ свои банкеты съ историческимъ супомъ изъ сотенъ черепахъ, тянется самый нищенскій и воровской кварталъ Лондона — Вайтчапель, куда ни одинъ посторонній человѣкъ не рѣшается проникнуть безъ эскорта полисмэновъ. Тоже самое можно сказать о другомъ бѣдномъ кварталѣ Шодвелѣ, на берегу Темзы, рядомъ съ знаменитыми лондонскими доками, куда ежегодно 66,000 судовъ привозятъ произведенія всего міра.
Отъ этой общей картины богатаго и бѣднаго, блестящаго и мрачнаго Лондона перейдемъ къ болѣе близкому знакомству съ Отверженнымъ Лондономъ, который, благодаря трудамъ его новѣйшихъ изслѣдователей и особенно Джорджа Симса, раскрылъ передъ нами всѣ свои мрачныя язвы.
I.
правитьОтличительныя черты всѣхъ лондонскихъ трущобъ, гдѣ бы онѣ ни находились — въ Истъ-Эндѣ или въ центральныхъ кварталахъ; въ Вайтчапелѣ, въ Спитафильдѣ, Шодвелѣ, близь Юстонской станціи желѣзной дороги, вокругъ Дрюрилэнскаго театра, у монетнаго двора, по сосѣдству съ Блакфрайерской и Вестминстерской дорогами, въ приходѣ св. Луки, въ Клеркенвилѣ, Гольборнѣ или въ окрестностяхъ Странда, до того однообразны и похожи другъ на друга, что Джорджъ Симсъ описываетъ, какъ живутъ бѣдные не по мѣстностямъ, а по типическимъ признакамъ, повторяющимся съ скучной монотонностью во всѣхъ уголкахъ Отверженнаго Лондона.
Войдемъ вмѣстѣ съ нимъ въ узкій, грязный переулокъ, оканчивающійся небольшимъ четыреугольнымъ пространствомъ, который называютъ сквэромъ, хотя этотъ сквэръ скорѣе походитъ на задній дворъ. Окружающіе его двухэтажные дома закоптѣли, покривились; окна безъ стеколъ, замѣненныхъ бумагой или тряпками, а крыши словно служили мишенью для артиллерійскихъ ученій. На землѣ валяются груды грязи, мусора и гніющихъ отбросковъ. Дома эти, отдающіеся въ наемъ по комнатамъ, такъ прозрачны, что легко въ щелки стѣнъ и отверстія въ окнахъ видѣть съ улицы все, что дѣлается внутри. Но для ближайшаго знакомства съ ихъ обитателями постучимся въ одну изъ дверей, которая затворена, что рѣдкость въ подобной мѣстности. Не успѣли мы постучать, какъ отовсюду изъ сосѣднихъ домовъ высовываются испуганныя лица. Отверженный Лондонъ вѣчно живетъ подъ страхомъ полиціи, хотя есть такія трущобы, куда и полисменъ не смѣетъ показываться. Дверь отворяетъ бѣдная женщина, держа на рукахъ больного ребенка, и, пропуская насъ въ свою комнату, извиняется, что ея жилище въ такомъ жалкомъ видѣ, ссылаясь на болѣзнь ребенка, на кучу другихъ дѣтей, на тяжелыя времена и т. д. Стѣны покривились и заросли сыростью; потолокъ черный, облупившійся; полъ сгнилъ и весь въ дырьяхъ. Вѣтеръ и дождь свободно проникаютъ со всѣхъ сторонъ въ это жилище, гдѣ бѣдная женщина, ея мужъ и шестеро дѣтей живутъ, ѣдятъ и спятъ. Пораженные этимъ зрѣлищемъ, мы покидаемъ сквэръ и углубляемся въ сосѣднюю длинную темную улицу, по обѣ стороны которой тянутся угрюмые дома съ отворенными настежъ дверями. Вообще, въ лондонскихъ трущобахъ двери, корридоры и лѣстницы всегда открыты, такъ что по ночамъ въ нихъ забираются бѣдняки, не имѣющіе никакого крова и, прижавшись другъ къ другу, голодные, холодные, въ неописанныхъ отрепьяхъ спятъ, а иногда и умираютъ. Войдемъ въ одинъ изъ этихъ корридоровъ; въ концѣ его начинается лѣстница: но такъ какъ тутъ темно и днемъ, то надо зажечь спичку. Невозможно описать, что представляется нашимъ глазамъ: перилъ у лѣстницы нѣтъ, ступени сгнили и каждую минуту вы можете попасть ногой въ дыру. Отъ грязи, сырости и зловонія тяжело дышать. Мы останавливаемся у первой двери. На стукъ дверь отворяется прямо на ступень, которая тутъ срѣзана для поворота, такъ что женщина, отворившая дверь, при малѣйшей неосторожности могла бы упасть головой впередъ. Она оказывается трудолюбивой работницей, и хотя живетъ съ мужемъ и шестью дѣтьми въ одной комнатѣ, но еще сравнительно жилище этой семьи не такъ отвратительно. Всѣ вмѣстѣ они заработываютъ 12 шиллинговъ и платятъ за комнату 4 1/2 шилл. Мы подымаемся выше, хотя женщина предупреждаетъ, что тамъ плохо. Дѣйствительно, съ каждымъ шагомъ лѣстница становится хуже, хотя и свѣтлѣе. Наконецъ, мы неожиданно просовываемъ голову въ какое-то отверстіе и сразу входимъ въ комнату, если только можно назвать комнатой пустой, обнаженный чердакъ. Но будемъ продолжать словами Симса, который доходитъ до патетическаго краснорѣчія, рисуя эту мрачную картину: «А никогда не забуду того, что представилось моимъ глазамъ, говоритъ онъ: — и, признаюсь, рѣдко видалъ зрѣлища печальнѣе. Въ развалившемся каминѣ тлѣютъ два или три угля; передъ нимъ лежитъ полѣно, вмѣсто рѣшотки. Одинъ сломанный стулъ тщетно старается устоять на двухъ ножкахъ, прислонившись къ стѣнѣ, почернѣйшей отъ времени и грязи. Въ углу на полкѣ разбитое блюдечко и черствая корка хлѣба. Поперекъ комнаты на веревкѣ висятъ какія-то тряпки, можетъ быть, и предметы одежды. На покосившемся подоконникѣ стоитъ разбитый цвѣточный горшокъ, покрытый копотью отъ дыма, выходящаго изъ комнаты или входящаго въ раму безъ стеколъ. Почти посерединѣ комнаты лежитъ мѣшокъ, грязный, черный, съ чѣмъ — одному Богу извѣстно, а на мѣшкѣ сидитъ ребенокъ — маленькая четырехлѣтняя дѣвочка, нечесанная, оборванная, босая. Она сидитъ неподвижно, безмолвно, сложивъ руки на колѣняхъ и вытянувъ шею, какъ часовой. Она дѣйствительно караулитъ еще меньшаго ребенка, лежащаго подлѣ нея на голомъ полу; вмѣсто подушки, онъ подсунулъ себѣ подъ голову исхудалую рученку, а обнаженное тѣло его покрываютъ остатки когда-то бывшей шали. Караулить его необходимо, потому что, проползи ребенокъ по полу шага два — и онъ упалъ бы въ темную пропасть, зіяющую за отверстіемъ, служащимъ дверью. Управляющій домомъ мнѣ впослѣдствіи разсказалъ, что дѣвочка-караульщица оставлялась матерью, которая цѣлый день бѣгала но улицамъ и возвращалась домой пьяная. Уходя, она говорила дѣвочкѣ: „Сиди, или я тебя убью“, и дѣвочка сидѣла неподвижно впродолженіи шести или восьми часовъ, мучимая холодомъ, голодомъ, жаждой, но ни минуты не покидая своего поста. „Бѣдняжка! прибавилъ управляющій: — я видѣлъ ее все въ одномъ положеніи утромъ и ночью. Ей нипочемъ просидѣть такъ хоть цѣлые сутки“. Несчастная дѣвочка, какова будетъ ея судьба? Я желалъ бы, чтобъ дѣти богатыхъ, каждое желаніе которыхъ тотчасъ исполняется, которыя видятъ вокругъ себя только любовью дышащія лица и нѣжныя улыбки, посмотрѣли бы на эту дѣвочку, караулящую своего брата на обнаженномъ, отвратительномъ чердакѣ и не двигающуюся цѣлый день съ того мѣста, на которое ее посадила пьяная мать. Подъ тяжелымъ впечатлѣніемъ этой ужасной картины, я спускаюсь съ лѣстницы и передъ дверью дома встрѣчаю толстаго джентльмэна, прекрасно одѣтаго, въ цилиндрѣ, съ золотой цѣпью отъ часовъ и съ сіяющимъ, краснымъ лицомъ. Это собственникъ цѣлаго ряда подобныхъ домовъ. Онъ богатъ и жирѣетъ отъ получаемыхъ рентъ съ несчастныхъ обитателей Отверженнаго Лондона, которые, странно сказать, платятъ аккуратнѣе всѣхъ жильцовъ. Они платятъ черезчуръ дорого за черезчуръ плохое жилище и еще дерутся изъ-за него между собою. Подобная эксплуатація бѣдныхъ — позоръ для государственныхъ людей, заботящихся о судьбѣ угнетенныхъ расъ на всемъ свѣтѣ, кромѣ несчастныхъ созданій, имѣющихъ честь родиться свободными англійскими гражданами».
Заглянемъ въ другой закоулокъ. Тутъ до 2-хъ часовъ дня затворены двери и спущены сторы въ окнахъ. Это аристократическая мѣстность въ Отверженномъ Лондонѣ. Тутъ преимущественно живутъ воры, мошенники и проститутки. Тутъ не умираютъ съ голода, а убиваютъ. Однако, и въ этихъ трущобахъ разврата и преступленій живутъ честные труженники, которые, за недостаткомъ жилищъ для бѣдныхъ и необходимости жить недалеко отъ фабрикъ, мастерскихъ или доковъ, на которыхъ они работаютъ, не могутъ «браковать своихъ сосѣдей», какъ сказала Симсу одна почтенная вдова, живущая, съ двумя взрослыми дочерьми, рядомъ съ ворами и проститутками. Это постоянное общеніе бѣднаго населенія съ преступными и развратными подонками общества, конечно, не можетъ вести къ хорошимъ результатамъ; честные люди кончаютъ тѣмъ, что не различаютъ добра отъ зла. Особенно же это губительно дѣйствуетъ на дѣтей; но тутъ вопросъ становится еще сложнѣе. Достаточно взглянуть на слѣдующую сцену, рисуемую Симсомъ, чтобъ вполнѣ согласиться съ нимъ о необходимости вмѣшательства государства и законодательства въ разрѣшеніе этого рокового вопроса. Мы входимъ въ комнату, какъ всегда грязную и мрачную. Насъ встрѣчаетъ женщина довольно пріятной наружности; черты ея лица довольно тонкія; она очевидно въ попыхахъ накинула на рубашку ватерпруфъ и надѣла на шею бронзовую цѣпочку съ медальономъ. На щекахъ ея замѣтны остатки румянъ, а подъ глазами сохранились слѣды жженой пробки. Ея общественное положеніе не можетъ быть тайной ни для кого. И однако, за столомъ въ этой комнатѣ сидятъ двѣ дѣвочки очень чисто одѣтыя. Онѣ ходятъ въ школу, онѣ отличаются замѣчательными способностями и прилежаніемъ, онѣ понимаютъ, что такое добро и зло, а живутъ въ трущобѣ, куда мать заманиваетъ жертвъ самаго низкаго разврата. «Я съ удовольствіемъ умолчалъ бы объ этой сценѣ, замѣчаетъ Симсъ: — но, закрывая глаза, мы только дозволяемъ злу увеличиваться. Подобные случаи подлежатъ вмѣшательству государства. Оно должно вырывать своихъ будущихъ гражданъ изъ растлѣвающей обстановки и законъ, предохраняющій дѣтей отъ физическаго вреда, долженъ точно также предохранять ихъ и отъ нравственной погибели. Самое вредное послѣдствіе теперешней хлѣвной жизни бѣдныхъ — нравственное растлѣніе будущихъ поколѣній. Что бы намъ ни стоило улучшеніе жилищъ бѣдныхъ, мы всегда выиграемъ сторицею отъ уменьшенія разврата и преступленій. Лучше плательщикамъ податей взять на себя часть расходовъ по устройству удовлетворительнаго жилья для честныхъ труженниковъ, чѣмъ въ концѣ-концовъ платить гораздо дороже за содержаніе тюремъ, больницъ, сумасшедшихъ домовъ и богадѣленъ».
Теперь заглянемъ въ жилья этихъ честныхъ труженниковъ, которыхъ судьба заноситъ въ подобныя трущобы. Отворивъ дверь, мы отскакиваемъ назадъ, едва не задохнувшись. Въ воздухѣ носится какой-то мелкій пухъ, который забивается въ носъ и ротъ. Откашлявшись, мы оглядываемся. Комната маленькая въ восемь квадратныхъ футовъ. На полу сидитъ странное бѣлое существо съ черными блестящими глазами. Ея волосы напудрены à la Pompadour. Рядомъ съ нею стоитъ пожилая женщина, также бѣлая съ головы до ногъ. Во всей сценѣ есть что-то фантастичное. Но въ сущности эти работницы заняты очень прозаичнымъ дѣломъ; онѣ выщипываютъ пухъ съ кроличьихъ шкурокъ, приготовляя ихъ для скорняковъ, которые подкрашиваютъ ихъ и продаютъ за болѣе дорогіе мѣха. Полъ, стѣны, потолокъ — все въ этой комнатѣ покрыто пухомъ. Трудно понять, какъ можно тутъ жить, ѣсть, спать, дышать. Обѣ женщины, работая день и ночь, могутъ выручить двѣнадцать шиллинговъ въ недѣлю, изъ которыхъ четыре отдаютъ за помѣщеніе. Поговорите съ ними и онѣ станутъ горько жаловаться на свое жилище, на окружающихъ сосѣдей, на домовладѣльца, который не хочетъ дѣлать никакихъ поправокъ. Но спросите, зачѣмъ онѣ платятъ десять гиней въ годъ за такой хлѣвъ, когда за эти деньги можно нанять гораздо лучшее жилище, и вы получите въ отвѣтъ:
— Есть много домовъ, гдѣ квартиры лучше, но насъ не принимаютъ. Нашего ремесла бояться. А переѣхать за городъ мы не можемъ; мы не имѣемъ времени и средствъ на далекія поѣздки за работой.
Почти рядомъ съ этой картиной, нарисованной бѣлилами, мы натыкаемся на эскизъ тушью. Въ сырой, холодной комнатѣ лежитъ негръ, у котораго ноги отнялись отъ ревматизма. Причина его болѣзни бросается въ глаза. Жена несчастнаго молча показываетъ на стѣну, по которой вода струится съ потолка. Двое маленькихъ дѣтей въ лохмотьяхъ валяются на полу; десятилѣтняя дѣвочка выглядываетъ изъ подъ сломанной, едва держащейся на трехъ ногахъ кровати. Это честная семья, существующая на заработокъ своего главы, который торгуетъ въ разносъ гнилыми апельсинами или креветами, когда ему позволяетъ ревматизмъ. Чѣмъ и какъ они существуютъ въ остальное время — загадка, которую трудно разрѣшить.
Въ той же улицѣ насъ ожидаетъ совершенно иное зрѣлище. Это разрѣшенный правительствомъ ночлежный домъ, гдѣ можно провести ночь за 4 или 5 пенсовъ. Всякій, внесшій эту плату, можетъ днемъ пользоваться общей кухней. Это большая комната; въ каминѣ пылаетъ огонь, придающій всей картинѣ рембрантовскій колоритъ. По стѣнамъ стоятъ скамьи и столы. Всѣ мѣста заняты. Мужчины, женщины, дѣти лежатъ и сидятъ въ различныхъ позахъ, хотя уже полдень и время рабочее. Большинство этой невзрачной компаніи воры по ремеслу и среди нихъ, повидимому, можно встрѣтить всякаго рода калѣкъ и больныхъ, съ самыми ужасными недугами. Тутъ, по крайней мѣрѣ, шестьдесятъ живыхъ существъ и нѣтъ ни одного привлекательнаго лица. Это населеніе кочевое и не долго остается въ одномъ мѣстѣ; нѣкоторые изъ нихъ даже смотрятъ на подобный пріютъ, какъ на роскошь, которою они пользуются только изрѣдка, обыкновенно проводя ночи подъ мостами, на лѣстницахъ и т. д. Много невѣдомыхъ трагедій разъигривается въ этихъ ночлежныхъ пріютахъ. Такъ Симсъ разсказываетъ, что въ той самой кухнѣ, съ которой онъ насъ познакомилъ, было задумано въ прошломъ году убійство и потомъ схваченъ убійца. Въ одно прекрасное утро, два пріятеля, Джонъ и Биль, ушли изъ этой кухни, говоря, что они идутъ за городъ по дѣлу. «Прощай, сказалъ Джонъ своей любовницѣ, молодой дѣвушкѣ лѣтъ двадцати: — я вскорѣ вернусь.» Прошло два дня и поздно вечеромъ возвращается одинъ Биль. На вопросъ молодой дѣвушки, гдѣ Джонъ, Биль отвѣчаетъ, что его забрала полиція. Но молодая дѣвушка прочла въ газетахъ, что наканунѣ въ лѣсу, близь Лондона, нашли убитаго человѣка и ей сдается, не Джонъ ли это. «Пустяки», говоритъ Биль, зажигая свѣчу, и молодая дѣвушка молча идетъ съ нимъ спать. Но на другой день является полиція и забираетъ Биля. Молодая дѣвушка тогда является на судѣ свидѣтельницей противъ него, и въ концѣ-концевъ, его вѣшаютъ, какъ убійцу Джона, съ которымъ онъ поссорился изъ-за дѣлежа ворованныхъ вещей. «И въ этихъ ночлежныхъ домахъ, гдѣ совершаются подобныя циничныя трагедіи, прибавляетъ Симсъ: — часто обязаны жить честныя семьи, оставшіяся безъ работы и неимѣющія другого крова».
Какъ гибельно дѣйствуетъ на честныхъ тружениковъ окружающая ихъ нищета и развратная, преступная компанія, доказываетъ, между прочимъ, исторія мистрисъ О’Фланаганъ, знаменитой пьяницы, которая уже семьдесятъ пять разъ судилась за пьянство. Она съ гордостью говоритъ, что въ теченіи пяти лѣтъ никогда не была трезвой, и мужъ ея также. Теперь они въ самой ужасной нищетѣ, находя въ пьянствѣ минутное утѣшеніе, но прежде они были честными тружениками и все ихъ несчастіе произошло отъ погибели сына, въ которомъ они не чаяли души. Онъ поддался вліянію окружающей среды, сталъ воровать и былъ подвергнутъ тюремному заключенію на десять лѣтъ. Съ отчаянія родители запили и мало-по-малу дошли до своего тепершняго чисто животнаго состоянія. «Нѣтъ ничего удивительнаго, что въ этихъ трущобахъ благоденствуютъ кабаки, восклицаетъ съ горечью Симсъ: — что содержатели этихъ водочныхъ дворцовъ наживаютъ богатства, на послѣдніе гроши бѣдняковъ, незнающихъ, будетъ ли у нихъ завтра кусокъ хлѣба? Водка поддерживаетъ этихъ несчастныхъ, даетъ имъ мужество жить, притупляетъ всѣ ихъ чувства, и низводитъ на степень животнаго, которое только и можетъ жить въ хлѣвахъ, служащихъ имъ жилищами. Водочный дворецъ, блестящій свѣтомъ и мишурой, для нихъ рай въ сравненіи съ тѣмъ адомъ, въ которомъ они мучатся всю свою жизнь. На одну или двѣ мѣдныя монеты, часто вырученныя отъ заклада лохмотій, покрывавшихъ наготу дѣтей, бѣдная мать можетъ топить въ водкѣ свое горе и вернуться домой въ безчувственномъ положеніи, не сознавая ничего: ни окружающихъ ея ужасовъ, ни стыда, ни униженія. Быть пьяными значитъ для этихъ людей быть счастливыми. Къ пьянству ихъ побуждаетъ нетолько страшная обстановка, но и пропитанная міазмами атмосфера, которою они дышатъ въ своихъ трущобахъ. Я часто удивлялся, что общества трезвости, съ ихъ громадными средствами, не обратили еще вниманія на тѣсноту и неудовлетворительное состояніе жилищъ бѣдныхъ, какъ на главную причину ихъ пьянства».
Кабаки кишатъ во всѣхъ углахъ Отверженнаго Лондона, но съѣстныя лавки очень рѣдки, и потому остановимся передъ одной изъ нихъ. Съ перваго взгляда трудно опредѣлить, что это, булочная, пирожная или погребъ. На окнѣ лежатъ: половина рисоваго пудинга, кость ветчины, бутылка и хлѣбъ, черезъ который кажется переѣхалъ дилижансъ много лѣтъ тому назадъ. Но что это за смрадъ? Мы невольно пятимся и только тогда замѣчаемъ, что мы стояли на рѣшоткѣ. Мы смотримъ внизъ и съ ужасомъ видимъ, что у нашихъ ногъ мрачная комната, у отвореннаго окна которой, приходящагося въ ровень съ землею, стоитъ человѣкъ, смертельно блѣдный, съ впалыми щеками, мутными глазами и ясной надписью на лбу: «Я умираю съ голода». Онъ умираетъ съ голода подъ съѣстной лавкой со всѣми ея лакомствами. Мы спускаемся внизъ въ подвалъ, откуда распространяется смрадъ. Бѣднякъ безъ сюртука — легко догадаться гдѣ сюртукъ — принимаетъ насъ очень любезно. Онъ и его жена говорятъ тѣмъ тономъ, по которому можно тотчасъ узнать людей, получившихъ извѣстное воспитаніе. Въ углу комнаты куча тряпокъ. Это постель. Двое дѣтей, мальчикъ и дѣвочка, сидятъ противъ камина, гдѣ тлѣютъ два-три угля. Мебели въ комнатѣ нѣтъ, кромѣ скамейки, сколоченной изъ трехъ кусковъ дерева. И за подобное жилище платятъ четыре шиллинга въ недѣлю. Глава этого несчастнаго семейства объясняетъ, что онъ цѣлую недѣлю безъ работы и что они заплатили ренту, заложивъ послѣднія лохмотья, ѣсть имъ не на что, да и не хочется. Зловоніе отбиваетъ всякій аппетитъ. Прежде онъ былъ конторщикомъ, но сломалъ руку, которую ему отрѣзали, а безъ руки писать нельзя. Поэтому онъ теперь не брезгаетъ никакой работой, только бы могъ ее исполнить. Но не всегда можно найти работу.
Этотъ недостатокъ работы порождаетъ многія невѣдомыя внѣшнему міру драмы. «Въ одномъ домѣ, не лучше и не хуже сотенъ другихъ домовъ Отверженнаго Лондона, разсказываетъ Симсъ: — въ комнатѣ, по обыкновенію, съ закоптѣлымъ потолкомъ, заплѣсневшими стѣнами на еле держащейся на трехъ ногахъ старой кровати, съ четырьмя покосившимися въ разныя стороны стойками, лежитъ женщина, молодая и, повидимому, когда-то красивая. Она медленно умираетъ отъ болѣзни сердца. Смерть уже витаетъ надъ ея исхудалымъ, измученнымъ тѣломъ. На ея груди лежитъ ребенокъ, маленькій, невзрачный, высасывающій послѣднюю каплю жизни своей несчастной матери; изъ окна съ разбитыми стеклами, вставить которыя хозяинъ отказался, дуетъ рѣзкій, леденящій вѣтеръ, поднимая каждую минуту грязное, разорванное одѣяло. Въ трубѣ камина, гдѣ уже давно не было огня, реветъ тотъ же вѣтеръ. Умирающую покрываетъ пальто мужа, пришедшее въ такое состояніе, что самый послѣдній ночной извощикъ не накрылъ бы имъ себѣ ноги. „Мужъ былъ кровельщикъ, шепотомъ говоритъ мнѣ несчастная: — онъ болѣе недѣли безъ мѣста и пошелъ искать работы“. Дрожь пробѣгаетъ по тѣлу при мысли, что этотъ бѣднякъ въ такую стужу ходитъ по улицамъ полуголый, голодный и вечеромъ вернется къ женѣ съ грустной вѣстью, что нигдѣ не нашелъ работы. И эта драма не единственная въ своемъ родѣ; она повторяется ежедневно во многихъ трущобахъ самаго богатаго въ свѣтѣ города, въ нѣсколькихъ шагахъ отъ роскоши и блеска, служащихъ внѣшнимъ доказательствомъ нашего величія и богатства. При мысли объ этихъ контрастахъ, становится стыдно за преступное равнодушіе одной половины міра къ бѣдствіямъ другой, и невольно питаешь злобу къ щедрымъ благотворителямъ, которые безъ толку бросаютъ золото, не зная, гдѣ скрывается достойная помощи бѣдность».
Самая смерть, которая, казалось бы, должна являться желаннымъ вѣстникомъ избавленія отъ столь жестокихъ и нестерпимыхъ страданій, только усиливаетъ ужасы трущобной жизни, конечно, для живыхъ, а не для мертвыхъ. Не имѣя средствъ на похороны, обитатели Отверженнаго Лондона держатъ мертвыхъ недѣлю и болѣе въ своихъ и безъ того тѣсныхъ, смрадныхъ жилищахъ: они такъ привыкли терпѣливо выносить свою ужасную обстановку, что преспокойно живутъ, ѣдятъ и спятъ въ той же комнатѣ, гдѣ разлагается мертвое тѣло. Боясь, что многіе не повѣрятъ его разсказу, Симсъ приводитъ выписки изъ напечатанныхъ въ газетахъ отчетовъ санитарныхъ смотрителей, свидѣтельствующихъ, что въ Спитафельдѣ найдено было въ комнатѣ, занимаемой работникомъ, его женою и взрослою дочерью, мертвое тѣло ребенка, уже умершаго двѣ недѣли и предававшееся разложенію. Въ томъ же Спитафильдѣ не хоронили двѣнадцать дней ребенка, умершаго отъ скарлатины. Эти ужасающіе эпизоды исторіи Отверженнаго Лондона случились лѣтомъ прошлаго года, и когда на нихъ было обращено въ парламентѣ вниманіе министра внутреннихъ дѣлъ, то онъ преспокойно отвѣчалъ, что съ удовольствіемъ внесъ бы билль для устраненія подобныхъ общественныхъ золъ, но что у него нѣтъ на это времени. Нѣтъ времени! Какъ же не назвать бѣдное населеніе лондонскихъ трущобъ Отверженнымъ Лондономъ! Какъ же удивляться, что для этихъ отверженцевъ, по словамъ Симса, величайшее счастье попасть въ больницу, благодаря несчастному случаю, болѣзни или эпидеміямъ, часто свирѣпствующимъ въ трущобахъ? "Конечно, прибавляетъ онъ съ злобной ироніей: — меня могутъ упрекнуть въ недостаткѣ патріотизма. Многіе въ странѣ полагаютъ, что величайшее счастье для англичанина родиться англійскимъ гражданиномъ; патріотическіе гимны прославляютъ это благополучіе, но патріотизмъ не привилегія извѣстнаго класса. Голодный и холодный отверженецъ, проводящій зимнюю ночь на скамейкѣ лондонскаго моста, имѣетъ право воскликнуть съ такою же гордостью, какъ маркизъ Вестминстеръ, которому принадлежатъ цѣлые кварталы Лондона, въ томъ числѣ и не мало трущобъ:
«Far as the breese can bair the biliaws’faum.
Survey our Empire and behold our home.1
1 Извѣстная строфа патріотическаго гимна „Eule Britania“, которую можно, передать: — всюду, куда вѣтеръ гонитъ волну, я вижу свою имперію и свой домъ.
Его душа въ правѣ радоваться, что Британія царитъ надъ волнами и, несмотря на то, что каждую минуту полисмэнъ можетъ „забрать его за неимѣніе средствъ къ жизни“, и запереть подъ замокъ, онъ, т. е. отверженецъ, а не полисмэнъ, въ правѣ размышлять съ національной гордостью, что британцы никогда не будутъ въ неволѣ. Но я думаю, что звучныя фразы патріотическаго гимна не звучатъ такъ пріятно въ ушахъ этого отверженца, какъ въ ушахъ сытыхъ, цвѣтущихъ джингоитовъ, полагающихъ, что первая заповѣдь, данная небомъ Англіи: „раздвигай свои предѣлы“. Несчастный бѣднякъ, напротивъ, вѣроятно, съ печалью смотритъ на свою имперію и свой домъ; онъ, конечно, желалъ бы, чтобъ у насъ было поменьше заботъ о раздвиганіи предѣловъ имперіи во всѣхъ концахъ свѣта, и побольше времени, чтобы заняться тѣмъ, что гораздо ближе».
Не слѣдуетъ полагать, чтобъ Симсъ слишкомъ густо накладывалъ тѣни на рисуемыя имъ картины; все, что описываетъ этотъ молодой и очень талантливый журналистъ, поэтъ и драматургъ, вполнѣ вѣрно и справедливо; всѣ приводимые факты на страницахъ его любопытнаго очерка «Какъ живутъ бѣдные», и краснорѣчивыхъ статей объ Ужасномъ Лондонѣ, повторяются, въ той или другой формѣ, въ брошюрѣ пастора Мирна и многочисленныхъ журнальныхъ статьяхъ и газетныхъ письмахъ, посвященныхъ тому же предмету. Вездѣ мы встрѣчаемъ одинъ и тотъ же печальный разсказъ о грязныхъ, мрачныхъ, о пришедшихъ въ ветхость домахъ, о тѣсныхъ, смрадныхъ, сырыхъ, холодныхъ комнатахъ, болѣе похожихъ на хлѣвы, чѣмъ на человѣческія жилища, о скученіи честныхъ людей и невинныхъ дѣтей въ однѣхъ трущобахъ съ преступниками и проститутками, о сабачьихъ конурахъ, гдѣ часто восемь человѣкъ спятъ въ повалку, дыша вмѣстѣ 1,100 кубическими футами воздуха, тогда какъ, по опредѣленію профессора Гукслея, 800 куб. фут. воздуха необходимо каждому взрослому человѣку и пр., и пр. О существованіи этихъ общественныхъ язвъ никто не споритъ, всѣ въ одинъ голосъ свидѣтельствуютъ о нихъ, и споръ идетъ только о причинахъ возникновенія и о средствахъ къ устраненію подобнаго анормальнаго патологическаго явленія въ первой столицѣ міра, которая такъ кичится своимъ величіемъ, блескомъ и богатствомъ.
II.
правитьПоразительный контрастъ, встрѣчаемый въ Лондонѣ, на каждомъ шагу, между богатствомъ и бѣдностью, блескомъ и трущобными ужасами, составляетъ тѣмъ болѣе животрепещущій и грозный вопросъ, что тоже самое, хотя, быть можетъ, не въ такой рѣзкой степени, существуетъ въ другихъ городахъ Англіи и въ ея сельскихъ округахъ. Какъ справедливо замѣчаетъ Чамберлэнъ: — «въ послѣдніе 20 лѣтъ, ежегодный доходъ англійской націи увеличился на 600,000,000 фунт. стерл. и все-таки болѣе милліона гражданъ получаютъ приходскую милостыню, а милліоны другихъ находятся на краю нищеты. Индивидуумы и отдѣльные классы до того разбогатѣли, что не знаютъ куда дѣвать свои богатства, не доставляющія имъ никакого удовольствія, а большинство націи — неутомимые труженники, сѣятели и ткачи — не получаютъ соотвѣтствующей пользы отъ богатствъ, нажитыхъ ихъ руками, населеніе же, равняющееся числу жителей Лондона, постоянно находится въ самой ужасной и унизительной нищетѣ». Такимъ образомъ вопросъ объ Отверженномъ Лондонѣ является лишь частью общаго вопроса объ Отверженной Англіи, а потому неудивительно, что онъ возбудилъ сильное общественное движеніе, и что высшіе, такъ-называемые, правящіе классы приняли въ немъ горячее участіе. Они поняли съ характеризующей ихъ во всѣ эпохи англійской исторіи чуткостью, что время пришло сдѣлать уступки, пойти на сдѣлку для предотвращенія могущей грозить имъ роковой катастрофы. Еще Дантонъ говорилъ: — «Если вы дозволите бѣднымъ жить по-скотски, то они могутъ превратиться въ дикихъ звѣрей и разорвать васъ». Эти слова только перефразируетъ тотъ англиканскій епископъ, который недавно писалъ въ «Times»: — «Отверженный Лондонъ — это кратеръ, могущій поглотить весь Лондонъ; Истъ Эндъ еще въ состояніи застраховать себя отъ огня, но вскорѣ будетъ уже поздно». Еще образнѣе выражается въ своей статьѣ «Плачъ Исава» либеральный пасторъ Ламбертъ, принадлежащій къ такъ-называемой фалангѣ христіанскихъ соціалистовъ, во главѣ которой стояли такіе талантливые люди, какъ Морисъ и Кингсли. Черпая свое краснорѣчіе, какъ и подобаетъ пастору, въ священномъ писаніи, онъ очень ловко начинаетъ свою статью съ исторіи Исава, который, потерявъ свое первородство, благодаря хитрости брата, поднялъ горькій вопль, прося отца благословить и его; недовольный же благословеніемъ отца, онъ поклялся отомстить брату и, дѣйствительно, собравшись съ силами, пошелъ на него войной, всѣ ужасы которой были устранены только въ послѣднюю минуту предложеніемъ Іакова помириться. По словамъ Ламберта, Отверженный Лондонъ уже поднялъ горькій вопль, и недовольный тѣмъ, что у него отняли первородство, можетъ поклясться отмстить, если его вопль не будетъ услышанъ, и этотъ новый Исавъ, поднявшись на защиту своихъ попранныхъ правъ, можетъ выставить армію не въ 400, а въ 400,000 человѣкъ. Умѣренные либералы прямо указываютъ, что въ интересахъ всей націи, даже высшихъ классовъ, чтобъ работники стали лучшимъ орудіемъ производства, чтобъ ихъ жилища не были разсадникамъ эпидемій, и чтобъ ихъ нищенское, унизительное положеніе не служило постояннымъ источникомъ опасности для государства. Все это, впрочемъ, доказываетъ, что страхъ за шкуру преимущественно руководитъ богатыми и знатными классами Англіи въ неожиданно обнаруженномъ ими сочувствіи къ Отверженному Лондону. Этимъ объясняется и тотъ фактъ, что общественное вниманіе исключительно сосредоточено на жилищахъ бѣдныхъ, грозящихъ всего болѣе непосредственной опасностью богатымъ, тогда какъ, по справедливому замѣчанію Чамберлэна, трущобныя жилища только одинъ изъ факторовъ несчастнаго положенія низшаго класса, во главѣ которыхъ стоятъ невѣжество, недостаточность заработной платы и вообще бѣдность. Хотя никакая реформа, касающаяся исключительно жилищъ бѣдняковъ, не вырветъ съ корнемъ зла и не разрѣшитъ вопроса объ Отверженномъ Лондонѣ, но всѣ факторы несчастнаго положенія низшаго класса такъ тѣсно связаны и такъ взаимно дѣйствуютъ другъ на друга, что проведеніе реформы относительно одного изъ нихъ не можетъ не дѣйствовать благодѣтельно и на остальные. Къ тому же жизнь въ лондонскихъ трущобахъ становится до того невыносимой отверженцамъ, что одинъ изъ нихъ сказалъ съ отчаяніемъ пастору Ламберту: «Если есть Богъ, то я желалъ бы, чтобъ онъ послалъ землетрясеніе, которое поглотило бы насъ и сразу освободило отъ страданій?. При подобномъ положеніи всякая реформа является благодѣяніемъ для „лишеннаго первородства Исава“. Конечно, Симсъ правъ, говоря, что „подобныя общественныя реформы должны быть актомъ справедливости, а не уступкой, вырванной страхомъ или сдѣланной изъ личныхъ разсчетовъ“: но много ли общественныхъ реформъ проводится добровольно? Въ этихъ случаяхъ нечего заботиться о мотивахъ реформы, благо бы самая реформа была полезна, дѣйствительна и по возможности радикальна.
Поэтому, англійская либеральная партія и особенно ея радикальное крыло такъ горячо и взялось за вопросъ объ „Отверженномъ Лондонѣ“, который муссируется консерваторами съ очевиднымъ намѣреніемъ стяжать себѣ славу народныхъ благодѣтелей, уронить настоящее министерство въ глазахъ низшихъ классовъ, проложить себѣ дорогу къ власти, а потомъ ловкимъ манёвромъ эскаматировать такъ громко проповѣдываемую ими реформу. Всѣ усилія либераловъ, напротивъ, направлены къ тому, чтобъ стать самимъ во главѣ движенія и провести, съ содѣйствіемъ своихъ противниковъ, реформу, хотя бы на первый случай только жилищъ бѣдныхъ въ наиболѣе практическомъ и радикальномъ духѣ. Надо отдать имъ справедливость, что доселѣ они дѣйствуютъ съ замѣчательнымъ единствомъ и тактомъ; вознося до небесъ лорда Сольсбери за его дѣйствительно замѣчательную по силѣ и сочувствію къ бѣднымъ статью, которая послужила такъ сказать непосредственнымъ поводомъ къ тому, что вся печать, а за нею и общественное мнѣніе забило въ набатъ, они въ своихъ рѣчахъ на митингахъ и журнальныхъ статьяхъ высказываютъ рѣшимость идти въ этомъ вопросѣ рука объ руку съ своими всегдашними противниками. Такой крайній радикалъ, какъ Чамберлэнъ, нынѣшній министръ торговли, даже прямо принялъ подъ свое покровительство главу консерваторовъ, котораго многіе изъ его сторонниковъ обвиняютъ въ слишкомъ соціалистическихъ тенденціяхъ. Одобряя его „открытое и разумное сочувствіе къ несчастному положенію бѣдныхъ классовъ“ и отказываясь вѣрить, чтобы его благонамѣренное желаніе „устранить бѣдствія и униженія рабочихъ, набрасывающія такую тѣнь на благосостояніе богатыхъ“, было лишь политическимъ манёвромъ для полученія министерскаго портфёля, Чамберлэнъ краснорѣчиво доказываетъ логичность доводовъ благороднаго маркиза, доводя ихъ, конечно, до крайнихъ предѣловъ. Въ томъ же духѣ дѣйствуютъ члены министерства Гладстона, Фосетъ, сэръ Чарльсъ Дильке и Шо-Лафевръ, а также видные представители либеральной партіи: Форстеръ, Гошенъ и пр. Особенную энергію выказываетъ сэръ Чарльсъ Дильке, стоящій во главѣ вѣдомства мѣстнаго управленія, къ юрисдикціи котораго прямо относится наблюденіе за дѣятельностью приходскихъ совѣтовъ, сосредоточивающихъ въ своихъ рукахъ всю мѣстную власть въ Лондонѣ, за исключеніемъ Сити, имѣющаго свое особое корпоративное устройство. Онъ нетолько самъ, въ теченіи двухъ недѣль, ежедневно посѣщалъ трущобы Отверженнаго Лондона, нетолько краснорѣчиво разсказываетъ всѣ видѣнные имъ ужасы и пламенно отстаиваетъ необходимость самыхъ широкихъ мѣропріятій, но издалъ 1-го января два чрезвычайно важные оффиціальные документа, въ которыхъ указываетъ приходскимъ совѣтамъ на ихъ обязанности въ отношеніи жилищъ бѣдныхъ и санитарныхъ условій города, объясняетъ касающіеся этихъ вопросовъ законы, напоминаетъ объ отвѣтственности, лежащей на приходскихъ совѣтахъ и горячо убѣждаетъ ихъ пользоваться съ энергіей принадлежащими имъ правами. Эта практическая административная мѣра имѣетъ тѣмъ большее значеніе, что, по единогласному мнѣнію всѣхъ лицъ, высказавшихъ свои мысли по вопросу объ Отверженномъ Лондонѣ, главными причинами несчастнаго положенія жилищъ бѣдныхъ представляются: неисполненіе существующихъ законовъ, неправильное ихъ примѣненіе, бездѣятельность и часто пристрастіе приходскихъ совѣтовъ.
Дѣйствительно, оказывается, что парламентомъ въ послѣдніе годы принятъ рядъ биллей, имѣющихъ цѣлью упорядочить жилища бѣдныхъ, но они или не исполняются, или ихъ примѣняютъ такъ, что они приносятъ не пользу, а вредъ, благодаря превратному ихъ толкованію, а также злоупотребленіямъ и равнодушію къ дѣлу какъ административныхъ, такъ и мѣстныхъ органовъ власти. Правда, существующіе законы, какъ и слѣдовало ожидать отъ мѣропріятій, принятыхъ во время министерства лорда Биконсфильда, недостаточны для радикальной борьбы со зломъ, но все-таки правильное и энергичное ихъ примѣненіе во многомъ бы уменьшило ужасы Отверженнаго Лондона. Эти законы двоякаго рода: санитарные и собственно имѣющіе цѣлью улучшить жилища городскихъ рабочихъ. Первые, извѣстные подъ названіемъ Актовъ Общественнаго Здравія и Акта мистера Торренса, основаны на вполнѣ разумномъ и справедливомъ принципѣ, что дома, негодные для жилья, составляютъ общественное зло, и общество имѣетъ право потребовать, чтобъ собственники такихъ домовъ привели ихъ въ надлежащій видъ, закрыли бы ихъ для жилья или сломали. Съ перваго взгляда кажется непонятнымъ, какъ при существованіи такихъ законовъ, прямо повидимому направленныхъ къ уничтоженію лондонскихъ трущобъ, послѣднія сохраняются и доселѣ. Но торіи, приводя эти законы, имѣли въ виду подъ маской благодѣянія для народа оказать, какъ всегда, покровительство привилегированнымъ классамъ и собственности. Владѣльцы домовъ, забракованныхъ мѣстной властью въ санитарномъ отношеніи, получили право требовать, чтобъ эти дома были у нихъ куплены мѣстной властью. Это условіе сильно затруднило примѣненіе законовъ, тѣмъ болѣе, что на практикѣ стали оцѣнять эти дома по чрезмѣрно высокой цѣнѣ и приходскіе совѣты бѣдныхъ лондонскихъ кварталовъ были поставлены въ невозможность вести подобную экспропріацію на большой ногѣ. Тѣ же существенные недостатки представляютъ и билли объ улучшеніи жилищъ городскихъ рабочихъ, проведенные въ парламентѣ сэромъ Ричардомъ Кроссомъ, министромъ внутреннихъ дѣлъ лорда Биконсфильда. и тутъ принципъ законодательства прекрасенъ: мѣстная власть получила право перестроить цѣлые околодки, которые признаны вредными для нравственнаго и физическаго благосостоянія народа, и гдѣ дома, по недостатку свѣта, воздуха, вентиляціи и другихъ необходимыхъ условій, нетолько въ годны для жилья, но вредно дѣйствующихъ на здоровье окрестнаго населенія. Для этой цѣли она могла насильственно отобрать вредную для общества недвижимую собственность, заплативъ за нее по торговой цѣнѣ, не принимая во вниманіе ни обязательности отчужденія, ни возможности увеличенія стоимости въ будущемъ. Все это прекрасно въ теоріи, но какова была практика? Во-первыхъ, по мѣткому выраженію автора статьи „А rookery destrict“ (Трущебный округъ), законы эти, составленные съ явной цѣлью ничего не сдѣлать, сказали мѣстнымъ властямъ „вы можете“, вмѣсто того, чтобъ сказать „вы должны“ уничтожить дома, которые, хотя и обитаемы, но недостойны быть человѣческими жилищами», а потому приходскіе совѣты уклонялись подъ разными предлогами отъ исполненія этихъ законовъ. Во-вторыхъ, владѣльцы собственности, признанной вредной для общества, получали, по установившейся практикѣ, чрезмѣрную плату, такъ какъ оцѣнку основывали на капитализаціи получаемаго ими дохода, а не на дѣйствительной стоимости. Такимъ образомъ законъ являлся преміей за нарушеніе санитарныхъ правилъ, и мѣстныя власти, какъ бы говорили владѣльцамъ, по остроумному замѣчанію Чамберлэна: «Доведите свои дома до самаго отвратительнаго положенія, превратите ихъ въ гнѣздо болѣзней, разврата и преступленій, и тогда мы купимъ у васъ эти дома по цѣнѣ, превышающей на 70 % ту, которую вы получили бы, продавая ихъ безъ нашей помощи». Не удивительно, что при такой практикѣ примѣненіе законовъ сдѣлалось невозможнымъ въ финансовомъ отношеніи. Изъ отчета столичнаго вѣдомства работъ (Metropolitan board of Works) видно, что оно всего пріобрѣло, на правѣ экспропріаціи за нарушеніе санитарныхъ правилъ, сорокъ два акра земли, на которой въ сломанныхъ домахъ жило 20,335 человѣкъ, и продало въ другія руки, съ потерей 1,211,336 ф. ст. При этомъ покупалась земля по 17 шиллинговъ за футъ, а продавалась по 10 шил. для коммерческихъ предпріятій и по 3 шилл. 4 п. для постройки жилищъ рабочихъ. Корпорація Сити, также приступавшая къ подобнымъ операціямъ, предположила очистить изъ-подъ трущобныхъ домомъ 111,000 футовъ земли, но платила владѣльцамъ по 43 шилл. за футъ, тогда какъ продать можно было каждый футъ на коммерческія предпріятія за 34 шилл., а на постройку жилищъ для рабочихъ за 6 шилл.; вслѣдствіе чего и отказалась отъ полнаго исполненія своего плана, которое должно было ей обойтись въ 210,000 ф. ст. Вся тяжесть этихъ убыточныхъ операцій пала на плательщиковъ податей тѣхъ приходовъ, гдѣ онѣ совершались, а слѣдовательно, и на тѣхъ несчастныхъ, на пользу которыхъ онѣ были предприняты.
Но получили ли выселенные бѣдняки хоть лучшія жилища? Нѣтъ. На мѣстахъ ихъ прежнихъ трущобъ выстроены станціи желѣзныхъ дорогъ съ великолѣпными отелями, громадныя кладовыя и дома для болѣе состоятельныхъ жильцовъ; кромѣ того, большія пространства остаются до сихъ поръ незастроенными. Такимъ образомъ, въ результатѣ пресловутое торійское законодательство только увеличило бѣдствія лондонскихъ отверженцевъ, которые должны искать убѣжища въ тѣхъ немногихъ кварталахъ, которые еще доступны имъ; но тѣснота и дороговизна тамъ ростутъ съ каждымъ днемъ. За комнату, со всѣми ужасами которой читатели уже знакомы, несчастные платятъ 100 % дороже, чѣмъ пять лѣтъ тому назадъ, и, что еще хуже, они становятся поневолѣ безпомощными жертвами домовладѣльцевъ, которые отказываютъ имъ въ самыхъ необходимыхъ передѣлкахъ, въ проводѣ чистой воды, однимъ словомъ, во всемъ, зная, что уйди одинъ жилецъ, на его мѣсто явятся двѣнадцать. Подобная эксплуатація людей, вся вина которыхъ заключается въ томъ, что ихъ тяжелый трудъ плохо оплачивается, или что они повременамъ не могутъ найти работы, составляетъ такую выгодную аферу, что ею не брезгаютъ богатыя, знатныя и вліятельныя личности. По словамъ «Saturday Review», владѣльцы трущобъ часто сами члены приходскихъ совѣтовъ или имѣютъ вліяніе на нихъ, а Симсъ разсказываетъ любопытный случай, къ какому результату приводитъ подобное кумовство. Одинъ господинъ, состоявшій въ оффиціальныхъ отношеніяхъ къ своему мѣстному приходскому совѣту, указалъ ему на цѣлый рядъ домовъ, нарушавшихъ санитарныя правила, и добился ихъ экспропріаціи; потомъ, вмѣстѣ съ компаніей спекуляторовъ, онъ купилъ эти дома за безцѣнокъ, какъ строительный матеріалъ. Однако, новые владѣльцы не снесли этихъ домовъ, а только подкрасили ихъ снаружи и попрежнему пустили въ нихъ жильцовъ, которые наполнили прежніе хлѣвы съ чердаковъ до подваловъ. Прошло съ тѣхъ поръ пять лѣтъ и все идетъ по старому; отверженцы прозябаютъ въ трущобахъ, а господинъ, обратившій вниманіе санитарныхъ властей на вредъ этихъ трущобъ, разбогатѣлъ и продолжаетъ богатѣть. И этотъ примѣръ далеко не единственный. Одна знатная благотворительная дама писала въ «Daily News»: «Въ числѣ владѣльцевъ самыхъ ужасныхъ трущобъ находятся корпораціи Лондонскаго Сити, богатые купцы, крупные подрядчики, фабриканты и даже пэры королевства. Цѣлая улица трущобныхъ домовъ принадлежитъ корпораціи торговцевъ сукнами и только послѣ долгихъ усилій удалось снести на большомъ участкѣ въ Истъ-Эндѣ, принадлежащемъ богатому лорду, такіе дома, которые въ санитарномъ отношеніи были хуже всего, что только можно себѣ вообразить; но и теперь у него осталось въ той же мѣстности много домовъ, въ которыхъ почти нельзя жить». Однако, не всѣ владѣльцы трущобъ виновны въ преступной корысти; пасторъ Мирнъ приводитъ въ своей брошюрѣ замѣчательный случай, до какой небрежности можетъ дойти богатый человѣкъ, даже очень благонамѣренный. Одинъ пасторъ въ Истъ-Эндѣ предложилъ знакомому джентльмэну, очень богатому и извѣстному своей благотворительностью, сопровождать его въ осмотрѣ жилищъ бѣдныхъ въ одномъ изъ худшихъ кварталовъ отверженнаго Лондона — Бо-Коммонъ (Bow-Common). — «А въ какой улицѣ?» спросилъ джентльмэнъ. Пасторъ отвѣтилъ, и джентльмэнъ воскликнулъ: «Да, большая часть домовъ въ этой улицѣ принадлежитъ мнѣ, но я не былъ тамъ двадцать лѣтъ!» Онъ не имѣлъ ни малѣйшаго понятія о томъ, въ какомъ положеніи были его дома и довольствовался полученіемъ денегъ отъ управляющаго, который эксплуатировалъ, съ одной стороны несчастныхъ жильцовъ, а съ другой — безпечнаго домовладѣльца. Узнавъ горькую истину, послѣдній тотчасъ приступилъ къ исправленію своихъ домовъ, которые приняли болѣе человѣческій видъ. Конечно, въ нравственномъ отношеніи этотъ джентльмэнъ стоитъ выше корыстныхъ эксплуататоровъ, но результатъ для бѣдныхъ отверженцевъ одинъ и тотъ же.
Поэтому, одной изъ причинъ печальнаго состоянія Отверженнаго Лондона представляется именно это небрежное отношеніе домовладѣльцевъ къ своей собственности и ихъ абсентеизмъ, порождающій цѣлый классъ посредствующихъ лицъ, управляющихъ, арендаторовъ или агентовъ, которые, конечно, думаютъ только о своемъ обогащеніи, какими бы то ни было средствами. По словамъ Мирна, многіе жильцы даже не знаютъ именъ и адресовъ двоихъ домовладѣльцевъ, такъ что не могутъ обращаться къ нимъ съ просьбами о необходимыхъ передѣлкахъ или о сбавкѣ чрезмѣрной цѣны, на что, можетъ быть, и получили бы согласіе при личномъ объясненіи. Въ виду этого, онъ полагаетъ, что принесла бы большую пользу реформа, на взглядъ мелочная, именно: обязательное выставленіе на домахъ адреса ихъ владѣльцевъ. Но въ одномъ изъ многочисленныхъ писемъ, появившихся въ «Times» по поводу Отверженнаго Лондона, указывается на болѣе дѣйствительное средство, именно, чтобы жилецъ, нанимая квартиру, имѣлъ право требовать лично отъ домовладѣльца удостовѣреніе въ томъ, что домъ его находится въ хорошемъ санитарномъ положеніи и въ случаѣ, если это окажется несправедливымъ, то преслѣдовать его по суду. Тогда былъ бы немыслимъ случай, разсказываемый Симсомъ: одинъ управляющій трущобнымъ домомъ, послѣ долгихъ просьбъ жильца, согласился сдѣлать необходимыя передѣлай, такъ какъ въ хлѣву, носившемъ громкое названіе комнаты, дѣйствительно нельзя было жить, но зато прибавилъ къ платѣ въ 4 шилл. въ недѣлю еще 3 пенса. Въ чемъ же состояли эти передѣлки? Въ доскѣ, выломанной изъ свѣчного ящика и прибитой гвоздемъ къ стѣнѣ, гдѣ была такая щель, что можно просунуть въ нее голову, да кромѣ того, въ выданныхъ жильцу трехъ аршинахъ самыхъ простыхъ обоевъ, цѣною не болѣе трехъ пенсовъ.
Однако, по мнѣнію Мирна, нельзя взваливать всю вяну на домовладѣльцевъ: и сами бѣдные виноваты въ своемъ ужасномъ положеніи. Они сроднились съ грязной, трущобной обстановкой, благодаря главнымъ образомъ пьянству. Пьянство, по мнѣнію многихъ, главное зло. Что пьянство большое зло — это не подлежитъ сомнѣнію, и Симсъ разсказываетъ въ своихъ статьяхъ въ «Daily News», что болѣе 1/4 дневного зароботка обитателей трущобныхъ жилищъ идетъ въ кабаки, но, съ другой стороны., онъ удостовѣряетъ, какъ мы уже видѣли, что несчастная обстановка заставляетъ ихъ нить. Они пьютъ потому, что жизнь имъ нестерпима, а отъ пьянства она, конечно, становится еще нестерпимѣе. Причина становится слѣдствіемъ, а слѣдствіе — причиной. Надо удалить или, во всякомъ случаѣ, уменьшить вредное вліяніе этихъ взаимно дѣйствующихъ другъ на друга условій, а теперь «терпятъ трущобы и умножаютъ кабаки». Что же касается до безнравственности Отверженнаго Лондона, въ которомъ многіе почтенные филантропы, особливо пасторы англиканской церкви, видятъ основную причину ужаснаго положенія бѣднаго класса, то, по словамъ Симса, «надо глубоко уважать бѣдныхъ отверженцевъ за то, что они не гораздо хуже. Связанные но рукамъ и по ногамъ въ жизненной борьбѣ съ перваго шага и до послѣдняго, они, однако, выказываютъ зачатка всѣхъ добродѣтелей, которыя могутъ, при счастливыхъ обстоятельствахъ, сдѣлать ихъ примѣрными гражданами. Уже одно долготерпѣніе, съ которымъ они переносятъ систематическое презрѣніе болѣе счастливыхъ своихъ соотечественниковъ, должно бы заставить послѣднихъ относиться къ нимъ почтительно. Во всякой другой странѣ такая могучая масса отверженцевъ уже давно возбудила бы кровавую революцію». «Не въ недостаточности нравственныхъ или религіозныхъ чувствъ, говоритъ пасторъ Ламбертъ: — надо искать причину, обусловливающую существованіе Отверженнаго Лондона, а въ недостаточной заработной платѣ». Это вполнѣ справедливое положеніе признается нетолько радикалами, но даже маркизъ Сольсбери прямо высказываетъ странную для главы торіевъ мысль, что «пока заработокъ городскихъ рабочихъ не возвысится, они не будутъ имѣть возможности при настоящихъ обстоятельствахъ платить за приличное жилище». Вполнѣ признавая практическій здравый смыслъ и справедливость подобнаго заявленія, Чамберлэнъ ехидно замѣчаетъ, что недостаточность заработной платы нельзя считать коренной причиной печальнаго положенія рабочаго класса въ Лондонѣ, такъ какъ оно есть слѣдствіе существующей въ Англіи ненормальной системы землевладѣнія, благодаря которой сельской населеніе съ каждымъ годомъ рѣдѣетъ, стекаясь въ города, съ одной стороны уменьшая конкурренціей норму заработной платы, а съ другой — усиливая тѣсноту рабочихъ кварталовъ. «Можно смѣло сказать, прибавляетъ Чамберлэнъ: — что вполнѣ удовлетворительное разрѣшеніе этого и вообще какого бы то ни было соціальнаго вопроса немыслимо, пока чудовищная и тираническая система, которая, вопреки примѣру всего остального образованнаго міра, лишаетъ земледѣльцевъ надежды быть собственниками земли, не будетъ измѣнена въ разумномъ и гуманномъ смыслѣ; но о такомъ средствѣ помочь горю, конечно, никогда и не снилось крупному землевладѣльцу, посвятившему свои вакаціонные досуги составленію блестящей журнальной статьи».
Переходя вмѣстѣ съ Чамберлэномъ къ разсмотрѣнію средствъ, предлагаемыхъ для уничтоженія общественнаго зла, обнаруженнаго англійской печатью и окрещеннаго совершенно вѣрнымъ именемъ Отверженнаго Лондона, замѣтимъ прежде всего, что англичане народъ практическій и когда дѣло идетъ объ излеченіи какого-нибудь общественнаго недуга, то они стараются тотчасъ пресѣчь его распространеніе и облегчить положеніе больного, зная, что совершенное удаленіе источниковъ органическаго зла требуетъ очень долгаго леченія. Поэтому, даже радикалы только мимоходомъ замѣчаютъ, что Отверженнаго Лондона нельзя вырвать съ корнемъ безъ разрѣшенія такихъ основныхъ вопросовъ, какъ уничтоженіе существующей въ Англіи системы поземельнаго владѣнія, расширеніе политическихъ правъ рабочаго класса, введеніе правильныхъ отношеній между капиталомъ и трудомъ, распространеніе обязательнаго дарового образованія и проч., а посвящаютъ все свое вниманіе на обсужденіе практическихъ средствъ для немедленнаго улучшенія жизни лондонскихъ отверженцевъ. Только почтенные, но узкіе филантропы, духовные и свѣтскіе, упорно держатся общихъ мѣръ и серьёзно увѣряютъ что одна нравственная проповѣдь можетъ спасти «языческій И міръ, развившійся среди цивилизованной страны». Даже такой основательно знакомый съ трущобнымъ міромъ человѣкъ, какъ пасторъ Мирнъ, видитъ спасеніе въ устройствѣ какихъ-то миссіонерныхъ залъ, гдѣ трущобное населеніе обучалось бы религіи и нравственности. «Все зло, пламенно возражаетъ Мирну его сотоварищъ по церковному сану Ламбертъ: — заключается въ бѣдности, доводящей жизнь рабочаго населенія до вѣчной борьбы за существованіе. Этому не можетъ помочь ни религія, ни благотворительность; если не измѣнить условій жизни бѣдняковъ, то всякая помощь будетъ ядомъ, а не лекарствомъ. Бѣдняки извѣрились въ то, что они видятъ, какъ же имъ вѣрить въ то, чего они не видятъ. Необходимо не устройство миссіонерныхъ залъ, а признаніе за Исавомъ прирожденнаго ему права на справедливую оплату своего труда и на участіе въ доходѣ съ этого труда, потому что капиталъ и трудъ одинаковыя силы, взаимно необходимыя другъ другу». Впрочемъ, тотъ и другой предлагаютъ болѣе практическія и доступныя средства для борьбы со зломъ, именно: эмиграцію, образованіе компаній для постройки домовъ, вполнѣ удовлетворяющихъ санитарнымъ правиламъ, составленіе мѣстными обывателями комитетовъ для надзора за санитарными условіями, назначеніе правительствомъ санитарныхъ инспекторовъ и проч. При этомъ, Мирнъ прямо высказывается въ пользу вмѣшательства государства, а Ламбертъ полагаетъ, что мѣстное самоуправленіе можетъ провести необходимыя мѣры гораздо лучше, чѣмъ государство. Въ этомъ заключается яблоко раздора между всѣми лицами, высказавшими свои мнѣнія но этому вопросу. Одни стоятъ за исключительную дѣятельность въ данномъ случаѣ мѣстнаго самоуправленія и за частную иниціативу; другіе за вмѣшательство государства; третьи за совокупное дѣйствіе государства и мѣстнаго самоуправленія.
Во главѣ первыхъ стоятъ извѣстные своей благотворительной дѣятельностью въ Лондонѣ лордъ Шефтсбюри и миссъ Октавія Гиль. Рѣзко высказываясь противъ непосредственнаго вмѣшательства государства, «могущаго убить всякую нравственную энергію рабочаго класса», лордъ Шефтсбюри полагаетъ, что энергичной дѣятельностью мѣстнаго самоуправленія и иниціативой частныхъ лицъ, которыя образовали бы компаніи для постройки приличныхъ жилищъ для рабочаго класса, можно было бы достичь широкихъ и полезныхъ результатовъ. При этомъ онъ, однако, не -отрицаетъ того, что государство могло бы оказать помощь этимъ компаніямъ ссудой двухъ милліоновъ фунт. стерл. Миссъ Октавія Гиль отвергаетъ необходимость и такой помощи государства; "на утверждаетъ, что частные благотворители и частныя компаніи, при энергичномъ исполненіи мѣстными властями существующихъ законовъ, могутъ снабдить бѣдное населеніе Лондона вполнѣ удобными и доступными имъ жилищами. Свои доводы она подкрѣпляетъ примѣромъ существующихъ доселѣ подобныхъ учрежденій. Дѣйствительно, нельзя не признать, что усилія частной благотворительности въ Лондонѣ для улучшенія быта бѣдныхъ тружениковъ заслуживаютъ полнаго уваженія. Знаменитые дома, устроенные на капиталъ, завѣщанный американскимъ богачемъ Пибоди, доказываютъ, что возможно безъ убытка отдавать бѣднымъ приличныя жилища по 3 и 4 шил. за 2 комнаты и по 4—7 шил. за 3 комнаты, т. е. вдвое и втрое дешевле того, что они платятъ за свои трущобные хлѣвы. Точно также Общество жилищъ для рабочихъ и ремесленниковъ построило уже много подобныхъ домовъ различной величины и, никогда не нуждаясь въ жильцахъ, получаетъ дивидендъ отъ 3 до 6 %. Въ «Building Times» отъ 10-го ноября помѣщено любопытное описаніе этихъ домовъ; ихъ пять разрядовъ, смотря но количеству помѣщеній: 1) четыре спальни въ верхнемъ этажѣ, 2 гостинныя, кухня и прачешная внизу; цѣна — 11 шил. 6 пен. въ недѣлю; 2) — 3 спальни, гостинная, кухня и еще комната, цѣна — 10 шил., 3) — 3 спальни, гостинная и кухня, цѣна — 9 шил.: 4) двѣ спальни, гостинная, кухня, цѣна — 7 шил. 6 пен.; 5) — столько же комнатъ, но меньшаго размѣра — 6 шил. 6 пен. Сама миссъ Октавія Гиль построила въ Вайтчапелѣ и въ Смитафильдѣ нѣсколько домовъ для бѣдныхъ, которыми завѣдуютъ свѣтскія дамы изъ Истъ-Энда. «Я не сомнѣваюсь, пишетъ она въ „Pall-Mall Gazette“ отъ 21-го октября: — что, еслибъ мнѣ дали за обыкновенную цѣну, платимую строителями, участки земли, на которыхъ снесены трущобныя жилища въ силу парламентскаго акта, то я устроила бы для самыхъ бѣдныхъ рабочихъ удобныя жилища и получала бы хорошій процентъ на истраченный капиталъ».
Защитники государственнаго вмѣшательства возражаютъ, что мѣстное самоуправленіе доселѣ выказало такъ мало энергіи по этому вопросу и его дѣятельность ознаменована была столькими злоупотребленіями, что нельзя довѣрить такого важнаго дѣла приходскимъ совѣтамъ. Что же касается до частной благотворительности, то ея не можетъ хватить на такое крупное дѣло, какъ доставленіе хорошихъ жилищъ сотнямъ тысячъ людей. «Необходимо вмѣшательство государства, а не милостыня, говоритъ Симсъ: — благотворительность заслуживаетъ полнаго уваженіи, но она часто приноситъ одинъ вредъ и порождаетъ многочисленныя злоупотребленія. Только помощь и покровительство государства могутъ удовлетворительно разрѣшить поднятый вопросъ объ Отверженномъ Лондонѣ, для чего необходимы: немедленная постройка приличныхъ жилищъ для рабочихъ на мѣстѣ сломанныхъ трущобъ; назначеніе инспекторовъ, которые нетолько слѣдили бы за сломкой домовъ, нарушающихъ санитарныя правила, но не дозволяли постройки новыхъ домовъ, вопреки этимъ правиламъ; возложеніе на инспекторовъ обязанности смотрѣть за жилищами рабочихъ, которыя должны заключать 800 куб. футъ воздуха для каждаго жильца; установленіе строгихъ наказаній за нарушеніе санитарныхъ правилъ; устройство бань, мертвецкихъ и скверовъ; удешевленіе для рабочаго класса проѣзда по желѣзной дорогѣ или конкѣ, что дало бы возможность рабочимъ перебраться въ предмѣстья». Но самымъ пламеннымъ проповѣдникомъ государственнаго вмѣшательства является маркизъ Сольсбери. Онъ требуетъ, чтобъ государство нетолько дало бы ссуду по 3 % на постройку новыхъ жилищъ для рабочихъ, но устроило бы жилища для всѣхъ, кто служитъ или работаетъ государству. Этотъ планъ государственныхъ богадѣленъ чрезвычайно курьёзенъ, но отличительной чертой всѣхъ предложеній главы консерваторовъ, очевидно, представляется желаніе возложить всю тяжесть отвѣтственности не на тѣхъ, на кого слѣдуетъ.
Указывая на этотъ коренной недостатокъ проэкта лорда Сольсбери, которымъ однако страдаютъ и многіе другіе изъ разсмотрѣнныхъ нами проектовъ, Чамберлэнъ, главный предводитель радикаловъ, стоящихъ за совмѣстное дѣйствіе государства и мѣстнаго самоуправленія, ставитъ вопросъ ребромъ. По его словамъ, всякая дѣйствительная реформа въ настоящемъ дѣлѣ можетъ быть основана только на томъ безспорномъ принципѣ, что расходъ за санитарное устройство жилищъ рабочихъ въ городахъ долженъ падать на владѣльцевъ земля, которая повышается въ цѣнѣ, благодаря труду этихъ рабочихъ и безъ всякаго со стороны владѣльцевъ усилія. Если же владѣльцы не довольствуются этимъ и еще извлекаютъ изъ своей собственности чудовищный доходъ, превращая ее въ источникъ общественнаго зла и опасности, то государство имѣетъ право лишить этихъ владѣльцевъ правъ, которыя они употребляли во зло, заплативъ имъ только ту плату, которую ихъ имущество могло бы принести при законномъ его пользованіи. На этомъ основаніи созданъ весь проектъ реформы. Во-первыхъ, законъ долженъ строго наказывать владѣльцевъ домовъ, негодныхъ для жилья, и предоставлять мѣстнымъ властямъ право исправлять, закрывать или ломать подобные дома, съ правомъ пріобрѣтенія земли. Во-вторыхъ оцѣнка дома и земли при подобной экспропріаціи опредѣляется государственнымъ оцѣнщикомъ на основаніи стоимости означенной собственности но рыночной цѣнѣ. Въ-третьихъ, расходъ за подобное оздоровленіе данной мѣстности долженъ быть отнесенъ на все сосѣдство, на которое распространится благодѣтельное вліяніе подобной мѣры, при чемъ предѣлы этого сосѣдства могутъ совпасть съ предѣлами околодка, округа или даже всего Лондона. «Принятіе подобнаго плана, замѣчаетъ Чамберлэнъ: — дало бы возможность мѣстной власти предпринять обширную систему городскихъ улучшеній, не боясь слишкомъ отяготить плательщиковъ податей. Наше время — вѣкъ муниципальной дѣятельности, и нѣтъ сомнѣнія, что мѣстная власть, при подобныхъ условіяхъ, быстро положила бы конецъ позору, возмутившему, наконецъ, общественную совѣсть». Надежда, возлагаемая Чамберлэномъ на муниципальную власть Лондона, тѣмъ основательнѣе, что въ настоящемъ году, по всей вѣроятности, будетъ проведена въ парламентѣ давно обѣщанная реформа муниципальнаго устройства Лондона. По словамъ товарища Чамберлэна по-министерству, Шо-Лефлера, лучшее средство для правильнаго разрѣшенія вопроса объ Отверженномъ Лондонѣ — создать въ Лондонѣ хорошее муниципальное управленіе, въ которомъ всѣ плательщики податей принимали бы равное участіе.
Близкое будущее покажетъ, какія практическія мѣры будутъ приняты англійскимъ правительствомъ для уничтоженія зла, такъ сильно взволновавшаго общественное мнѣніе, но когда полезная общественная реформа вырабатывается такими испытанными друзьями прогресса и народа, какъ Гладстонъ, сэръ Чарльсъ Дильке, Чамберлэнъ и пр. съ помощью свободной печати и свободнаго обсужденія въ публичныхъ собраніяхъ, то можно смѣло сказать, что она будетъ проведена по возможности въ цѣлесообразномъ духѣ, и что слѣдовательно, сочтены дни Отверженнаго Лондона въ его теперешнемъ ужасающемъ, позорномъ видѣ.
- ↑ Всѣ эти свѣденія и цифры заимствованы изъ недавно вышедшей книги: «Лондонъ, замѣтки и впечатлѣнія» А. Вадина, съ иллюстраціями Доре — С.-Петербургъ, 1883, «Wihtaker’s Almanach», London. 1884 и изъ лондонской газеты «Economist».