Освобожденіе Москвы въ 1612 году. Драма въ пяти дѣйствіяхъ. Константина Аксакова. Москва. Въ тип. Н. Степанова. 1848. Въ 8-ю д. д. 212 стр.
Въ предисловіи, авторъ сказалъ нѣсколько словъ о своей драмѣ въ историческомъ отношеніи. Оставляя въ сторонѣ художественный вопросъ, онъ говоритъ, что его драма вѣрна и относительно фактовъ и относительно дѣйствовавшихъ лицъ. Угадана ли эпоха, воспроизведена ли жизнь въ предлагаемой драмѣ — это онъ предоставляетъ рѣшить читателямъ; а въ рѣшеніи этого вопроса и состоитъ существенное дѣло, потому-что изящное произведеніе историческое (драма или повѣсть), по словамъ самого автора, должно быть художественнымъ пониманіемъ исторіи въ извѣстную минуту.
Принадлежа въ классу обязанныхъ читателей, мы, по нѣкоторымъ причинамъ, поступаемъ противно автору, то-есть, оставляемъ въ сторонѣ мысль драмы, легко открываемую при чтеніи, и обращаемъ вниманіе на вопросъ художественный: какъ выражена основная мысль?
Есть случаи, въ которыхъ, при оцѣнкѣ поэтическаго труда, недурно довѣрять дачному впечатлѣнію. Когда моеў чувство, возбужденное драмой или повѣстью, находитъ сочувствіе въ душѣ другихъ читателей, очень-неглупыхъ и совершенно-безпристрастныхъ, тогда я не могу упрекнуть себя въ невѣрности взгляда, къ которому привело меня мое собственное ощущеніе: оно оправдано десятками другихъ подобныхъ ощущеній, и отзывъ лица будетъ заключеніемъ истинной критики, независящимъ отъ прихоти личнаго вкуса, часто своенравнаго а ложнаго. При этомъ, конечно, я не упускаю изъ вида того различія въ формировкѣ мнѣній, которое условливается самимъ различіемъ внутренняго качества поэтическихъ произведеній. Если изъ числа ихъ одни должны необходимо возбуждать не только различные, но и противоположные толки, то, съ другой стороны, есть и такія, по прочтеніи которыхъ въ различныхъ читателяхъ непремѣнно возбуждаются одинаковыя чувства, такъ-что здѣсь нѣтъ и быть не можетъ мѣста разноголосицѣ. Въ первомъ случаѣ, опасно полагаться на чувство личнаго впечатлѣнія, во второмъ — "послужитъ вѣрнымъ приговоромъ автору. Сочиненіе г. Аксакова принадлежитъ ко второму разряду изящныхъ произведеній.
Какое же ощущеніе остается въ душѣ читателя, по прочтеніи пяти-актной драмы «Освобожденіе Москвы въ 1612 году»? Читатель убѣдительно, неотразимо чувствуетъ, что въ драмѣ нѣтъ дѣйствія, что эпоха, въ ней изображенная, мертва и неподвижна. Душа его принимаетъ скуку — естественный плодъ всего неподвижнаго, и въ это время она больше чѣмъ когда-нибудь увѣряется въ справедливости эстетической сентенціи, что всѣ роды поэзіи хороши, кромѣ скучнаго.
Зная причину такого тягостнаго вліянія на читателя, мы должны отъискать причины, найдти источникъ неподвижности. Здѣсь возможны только два объясненія: или эпоха, воспроизведенная авторомъ, лишена была движенія. въ самой жизни не было жизни — и тогда историческая драма, какъ художественное пониманіе исторіи въ извѣстную минуту, есть вѣрная копія дѣйствительнаго, бывшаго; или авторъ не умѣлъ воспроизвести драму жизни — и тогда его произведеніе по принадлежитъ къ числу художественныхъ.
Но первое объясненіе, какъ ложное, не можетъ-быть принято. Допустивъ его, мы пойдемъ наперекоръ исторіи, которая Доказываетъ ясно, что 1611 и 1612 голы образуютъ чрезвычайно-любопытную эпоху въ жизни нашего отечества. они полны важными событіями и знаменитыми личностями, и художественное воспроизведеніе историческаго интереса этой эпохи, въ которую особенно явилась сила народной жизни, должно само выйдти интереснымъ и жизненнымъ.
Остается второе мнѣніе, какъ единственно безошибочное, именно: драма автора не есть художественное воспроизведеніе историческихъ данныхъ. Главнѣйшій недостатокъ ея заключается въ отсутствіи дѣйствующихъ лицъ, къ которымъ тяготѣли бы всѣ прочіе участники въ событіи. Отъ этого недостатка происходитъ ея неподвижность и то впечатлѣніе скуки, о которомъ мы говорили выше.
Борьба враждебныхъ силъ — вотъ необходимое условіе драматической пьесы. Каждая сила должна имѣть своего представителя, олицетворяться въ тѣхъ или другихъ дѣйствующихъ лицахъ, около которыхъ сосредоточивалось бы волненіе жизни и къ которымъ съ любовію устремлялось бы вниманіе читателя. Все отвлеченное, безличное — губитъ поэзію, особенно драматическую. Она требуетъ именъ собственныхъ, а не нарицательныхъ, такого-то человѣка, принадлежащаго къ извѣстному сословію, а не общаго названія сословіи, требуетъ индивидуальныхъ предметовъ, опредѣленныхъ и ясныхъ единицъ, а не собирательной величины, рѣшительно безполезной въ художественномъ произведеніи. Такъ Софоклъ въ Антигонѣ и Креонѣ, а Шиллеръ въ Вадленштейнѣ и Пикколонини воплотили противоположныя стремленія, враждебныя начала. Такъ поступали и всѣ прочіе извѣстные драматурги. Различныя степени поэтическаго искусства производятъ различіе въ выраженіи идеи, такъ-что по всегда встрѣчаешь полное соотвѣтствіе между ею и поэтическимъ ея выраженіемъ. Иногда авторъ не въ силахъ скрыть свою задушевную мысль; иногда, наоборотъ, при всемъ желаніи автора поставить на первомъ планѣ свою завѣтную идею, онъ не достигаетъ своей пѣли потому именно, что онъ поэтъ: публика, противно его желанію, увлекается прекрасными образами созданныхъ лицъ и положеніи, не заботясь о томъ, что думаетъ о томъ поэтъ, какого мнѣнія онъ держится и какое вліяніе хотѣлъ произвести. Говорятъ, Альфьери сердился на публику за то, что ее сильно интересовали характеры дѣйствующихъ лицъ, и что за этимъ интересомъ не желала она видѣть идеи трагика.
Въ драмѣ г-на Аксакова изображается борьба между Русскими и Поляками. Гдѣ же ея главные представители? Со стороны польской, павъ Гонсѣвскій; но онъ является только въ третьемъ и четвертомъ явленіяхъ перваго дѣйствія и въ первомъ явленіи втораго, и говоритъ такія незначительныя вещи, что, право, безъ его появленія драма могла бы не повести ущерба — Судя по словамъ измѣнника Михаилы Салтыкова, онъ долженъ пользоваться большимъ вліяніемъ на бояръ и короля Сигизмунда. Вотъ что говоритъ онъ, оставшись одинъ въ пятомъ явленіи перваго дѣйствія: "Нѣтъ, голубчики, "вамъ отъ короля не у идти. Да и тебѣ, "панъ Гонсѣвcкій, не уйдти отъ меня, «Да и королю-то прійдется безъ меня „ничего не дѣлать“. Поэто вліяніе чѣмъ оправдывается въ драмѣ? Ничѣмъ. Драма не историческое изложеніе, которое можетъ сопровождаться комментаріемъ, и комментарій объяснитъ, по какому праву такое-то лицо могло произносить такія-то рѣчи. Въ драмѣ, безсиліе или могущество лица должны выражаться посредствомъ дѣйствія, такъ, чтобъ зритель видѣлъ событіе въ самомъ его ходѣ, изъ него самого. — Во второмъ дѣйствіи выходитъ на сцену Ляпуновъ, но въ томъ же дѣйствіи и сходитъ со сцены. Не смотря на его величавый образъ и энергическія рѣчи, нельзя назвать его главнымъ лицомъ драмы ira его долк» приходится только пятая часть всего дѣйствія. — Остаются Пожарскій и Монинъ; но они до того связаны общимъ дѣйствіемъ съ народомъ, что послѣдній заслоняетъ ихъ собою еще больше, чѣмъ Кирша, въ романѣ г-на Загоскина, заслонилъ собою Юрія Милославскаго. Оба они, то-есть и Мининъ и Пожарскій, не ступятъ шага ни взадъ ни впередъ безъ земскаго совѣта, съ которымъ почти сливаются воедино и, слѣдовательно, теряютъ самостоятельный поэтическій образъ. Приводить доказательства нашему мнѣнію, значитъ указывать всѣ явленія, въ которыхъ говорятъ или дѣйствуютъ начальникъ русскаго войска и выборный отъ всея земли русскія.
Кто же, наконецъ, главное дѣйствующее лицо въ драмѣ г-на Аксакова?.. Народъ?.. Но народъ — величина собирательная, безличная, а въ поэтическомъ произведеніи необходимы лица, предметы индивидуальные. Надобно же изъ массы выбрать нѣсколько единицъ и вручить имъ движеніе поэтическаго дѣйствія. У автора, въ-самомъ-дѣлѣ, выбраны такія единицы: Андрей, Иванъ, Антонъ, Ермилъ, Елизаръ, Еремей, Андронъ, Егоръ, Антонычъ, Елисеичъ, Радивонъ, Борисъ, Ольга. Кромѣ того есть общія наименованія: Крестьянинъ, Мальчикъ, Многіе, Всѣ, Народъ, и проч. По всѣ эти лица и массы до того безцвѣтны, страдательны въ своихъ дѣйствіяхъ, что ни одного поступка не позволятъ себѣ, не посовѣтовавшись прежде съ иными-прочими. Они даже обѣдаютъ и расходятся по домамъ по иначе, какъ скрѣпивъ свое желаніе одобреніемъ товарищей. Вотъ, для примѣра, нѣсколько словъ изъ послѣдняго явленія въ пятомъ дѣйствіи:
Совсѣмъ темно становится. Скоро стрѣльцы начнутъ свою перекличку. — Пойдемте по домамъ (уходятъ).
Еремей и Елизаръ (стоятъ еще нѣсколько времени и потомъ другъ къ другу). Пойдемъ (уходятъ).
Намъ, кажется, можно бы разойдтись по домамъ безъ раздумья и любовнаго совѣта…
Живописцы очень-хорошо понимаютъ необходимость индивидуальныхъ, рѣзко выдающихся предметовъ, при изображеніи массъ волы или земли. Ни одинъ изъ нихъ не рисовалъ необъятнаго пространства моря, взволнованнаго бурей, не бросивъ среди этого пространства одного или нѣсколькихъ предметовъ, къ которымъ бы устремлялись взоры зрителя. Каждый изъ нихъ чувствовалъ, что одного движенія волнъ, да бѣга облаковъ недостаточно — и вотъ бурныя волны носятъ корабль, погибающій или спасшійся. Съ великою опасностью споритъ и предметъ великій, ясный для зрѣнія, разительный для воображенія. По никогда не видали мы, чтобъ на лоно разъяренныхъ валовъ живописецъ бросилъ нѣсколько пробокъ!.. Онѣ, конечно, не произвели бы въ душѣ смотрящаго ни малѣйшаго впечатлѣнія, еслибъ даже то были пробки отъ шампанскаго.
Не знаемъ, что выйдетъ изъ пьесы при постановкѣ ея на сцену. Можетъ-быть, тогда окажется непредвиденное впечатлѣніе при возгласахъ «Многихъ» или «Всѣхъ», при голосѣ «Народа», который «весь обращается въ кликъ и громъ» (стр. 35). Но въ чтеніи эти мѣста не производятъ художественнаго Эффекта. Мы чувствовали, отъ начала до конца пьесы, неизмѣнно-возрастающее томленіе скуки, мы видѣли рядъ безцвѣтныхъ дѣйствій — ясное свидѣтельство того, что авторъ пьесы не одаренъ талантомъ творчества.
Но есть и другая причина отсутствію художественнаго интереса, которую мы не должны пройдти молчаніемъ. Это особенный взглядъ автора на изображаемыя имъ событія. Когда такъ-называемое поэтическое произведеніе есть не что иное, какъ историческая теорія, изложенная въ формѣ драмы, тогда, конечно, художественный вопросъ подчинится вопросамъ доктрины, условіямъ теоріи. Служеніе поэзіи извѣстнымъ школамъ той или другой науки обращалось всегда въ гибель поэзіи!
Желая соблюсти вѣрность событій, авторъ дозволилъ себѣ ввести въ пьесу цѣликомъ историческіе документы, чрезвычайно-важные въ «Актахъ, собранныхъ Археографическою Коммиссіей», но неумѣстные въ поэтическомъ произведеніи. Такъ въ 9-мъ явленіи 4 то акта, при посольствѣ къ Пожарскому является князь Ѳедоръ Оболенскій съ товарищи, и обращается къ нему съ слѣдующею рѣчью:
"Князь Дмитрій Михайловичъ! Мы послы отъ великаго Новагорода къ тебѣ и ко всѣмъ людямъ православнымъ. Преосвященный Исидоръ, митрополитъ великаго Новагорода и Великихъ Лукъ, и Ноугородскаго Государства бояринъ и воевода, князь Иванъ Никитичъ Одоевской, и дворяне и всякіе служивые люди велѣли вамъ говорить. Вѣдомо вамъ самимъ, какъ, по грѣхамъ всего православнаго хрестьянства…
Итакъ дальше, на четырехъ страницахъ. Пожарскій отвѣчаетъ ему такою же оффипіальною рѣчью, и этотъ форменный разговоръ тянется на семи страницахъ. То же самое въ явленіи 15-мъ. Спрашиваемъ всякаго, кому сколько-нибудь извѣстны сценическія условія: что можетъ произвести подобное введеніе литературныхъ памятниковъ въ драматическую пьесу?
Лучшія мѣста въ драмѣ, по нашему мнѣнію, тѣ явленія, въ которыхъ дѣйствуетъ Ляпуновъ. Хороша семейная сцена въ домѣ Пожарскаго, когда къ нему являются посланные изъ Нижняго-Новгорода, Особенное достоинство пьесы заключается въ языкѣ дѣйствующихъ лицъ: всѣ они, даже Пожарскій, говорятъ простымъ русскимъ языкомъ, какимъ могли говорить наши предки, сообразно указанію дошедшихъ до насъ литературныхъ памятниковъ.