по поводу поэмы Вольтера.
(вольное подражаніе Шаллеру.)
Развѣнчанъ вновь твой образъ благородный,
Поверженъ въ прахъ, поруганъ и попранъ!
Суровъ и скоръ насмѣшки судъ холодный:
Чудесное ей призракъ иль обманъ.
Она ли глубь души твоей измѣритъ?
Расудокъ злой постигнетъ ли тебя?
Небесному открыто онъ не вѣритъ,
Прекрасному смѣется про себя.
Ему ль, рожденному во прахѣ пресмыкаться
И ощупью ползти сомнѣнія тропой,
Широкой мыслію отъ міра оторваться,
И къ небу вазлетѣть небесною мечтой?
Но не крушись! Заоблачнаго края
И горнихъ сновъ есть память не землѣ:
Еще горитъ, какъ вѣчный отблескъ рая,
Поэзія; какъ молнія святая,
Она блеститъ блуждающимъ во мглѣ.
Какъ ты, чужда преступнаго сомнѣнья,
Младенчески довѣрчива, какъ ты,
Она пойметъ души твоей стремленья,
Почтитъ твои завѣтныя мечты, —
И призоветъ къ нетлѣнному зерцалу
Твоихъ судей, и судъ свой изречетъ,
Съ главы твоей народную опалу
Торжественно предъ міромъ совлечетъ,
И памятникъ святой тебѣ созиждетъ
И въ міръ поэтъ, защитникъ твой придетъ,
И образъ твой стихомъ горящимъ выжжетъ
Въ сердцахъ людей,—и правда оживетъ.
Насмѣшки судъ отраденъ черни грубой:
Онъ за нее душамъ высокимъ мститъ;
Смѣяться зло душамъ холоднымъ любо
Надъ тѣмъ, чего ихъ разумъ не вмѣститъ.
И все, что надъ толпой поставлено высоко,
Что дышетъ подвигомъ, что мыслію паритъ,—
Величье генія, сіяніе пророка —
Тупую чернь смущаетъ и страшитъ:
Всему, что высшее избранье воспріяло,
Міръ воздвигалъ гоненье искони,
Но небо искони па землю посылало
Поборниковъ прекраснаго: ихъ мало —
Но вышнихъ силъ избранники они.
Пусть скоморохъ своею шуткой грязной
На шумной площади плѣняетъ и смѣшитъ
Сердца зѣвакъ, и чернь толпою праздной
Вокругъ него тѣснится и шумитъ;
Но въ тихій храмъ, предъ жертвоприношенье,
На строгій зовъ суроваго жреца
Стеклись немногіе, но свято ихъ стремленье, —
И тихо теплятся огнемъ благоговѣнья
Немногія, но лучшія сердца.
