ДѢТСКІЙ РАЗСКАЗЪ ПИСАРЕВА:
править«ОРДЕНЪ ГОРЫ».
правитьДесятилѣтній Гёте сочинилъ сказочку: «Der neue Paris»[1], облетѣвшую міровую литературу и вызвавшую не одно восхищенное удивленіе къ рано проявившимся дарованіямъ генія.
Дѣти вообще богаты творчествомъ и дарованіями. Извѣстно, сколько Wunderkind’омъ, этихъ мимолетныхъ метеоровъ, проносится по широкому небу искусства. И въ литературѣ дѣтскихъ произведеній можно было-бы, при желаніи, набрать сколько угодно, а среди нихъ встрѣтились бы, вѣроятно, и весьма замѣчательныя въ разныхъ отношеніяхъ. Однако, немногія изъ нихъ являются тѣми сѣменами, которыя, развиваясь и созрѣвая, доростаютъ до пышныхъ цвѣтовъ истиннаго творчества. ТѢмъ цѣннѣе подобныя единичныя явленія, тѣмъ большій интересъ представляютъ они не только для спеціалистовъ, но и для широкой публики.
Русская литература, вступившая со временъ Толстого и Достоевскаго въ рядъ міровыхъ, можетъ и въ скромной области дѣтскаго творчества выставить своего представителя, оправдавшаго, хотя и въ иной сферѣ творчества, обѣщанія, заключенныя въ его начальномъ опытѣ: рядомъ съ дѣтской сказкой Гёте можетъ быть смѣло поставленъ дѣтскій разсказъ Дмитрія Ивановича Писарева «Орденъ горы», имѣющій передъ нею то преимущество, что онъ записанъ авторомъ не по памяти, въ зрѣломъ возрастѣ, когда созданіе дѣтскаго ума могло быть непроизвольно выравнено и утоньшено перомъ, изощреннымъ на воплощеніи крупнѣйшихъ перловъ художественнаго воображенія, а является передъ нами in statu nascendi въ десятилѣтней фантазіи, во всей своей чистотѣ и непосредственности.
Но не беллетриста художника выростило въ лицѣ Писарева это раннее пробужденіе творческихъ силъ; оно было только залогомъ того умственнаго броженія, которое создало изъ него съ годами литературную величину перваго разряда. Писаревъ быстро свернулъ съ пути чисто художественнаго творчества, для котораго у него не оказалось достаточно данныхъ. Тѣмъ не менѣе, вступивъ на путь литературнаго критика и публициста, поднявъ знамя возстанія противъ эстетики и самодовлѣющаго искусства, онъ до конца дней своихъ оставался эстетомъ въ душѣ (и даже въ наружности), въ отличіе отъ товарищей по перу и по литературному направленію, «интеллектуальнымъ эпикурейцемъ», по удачному опредѣленію Д. Н. Овсянико-Куликовскаго, въ основѣ своей являющимъ психологическій типъ одного порядка съ психологическимъ типомъ чистыхъ художниковъ мысли и образа. Какъ въ первыхъ критическихъ статьяхъ «Разсвѣта» и «Русскаго Слова», обнаружившихъ большое пониманіе Эстетическихъ задачъ и художественныхъ красотъ тѣхъ произведеній, къ которымъ онъ подходилъ съ осторожнымъ, вначалѣ, анализомъ, такъ и въ послѣднихъ статьяхъ, наиболѣе громоносныхъ по адресу Эстетики и морально-общественной идеологіи, — Писаревъ остается художникомъ, создавая удивительно живые, жизненные и яркіе, единичные и собирательные, образы-типы и конкретизирующія схемы отвлеченной мысли. Никакія наслоенія времени, никакія вліянія господствующихъ умственныхъ настроеній эпохи не могли истребить въ немъ прочныхъ ростковъ эстетическаго отношенія къ мысли и художническаго чувства разнообразныхъ явленій ея, которые заложены въ него были самой природой. Недаромъ началъ онъ свою литературную дѣятельность въ дѣтствѣ — фантастическимъ разсказомъ, въ юности — стихами и указаніемъ въ библіографическихъ обзорахъ литературныхъ достоинствъ разбираемыхъ произведеній, въ позднѣйшихъ наиболѣе крупныхъ статьяхъ — созданіемъ, какъ сказано выше, своеобразной галлереи образовъ.
Сравнивая сказку Гёте и разсказъ Писарева, можно думать, что Писаревъ былъ знакомъ съ произведеніемъ Гёте, но никакого прямого вліянія на него Гёте не замѣтно. Есть кой-какія совпадающія подробности въ обоихъ разсказахъ; напримѣръ, оба они начинаются авторами упоминаніемъ о снѣ, въ которомъ зарождается дѣйствіе, въ обоихъ встрѣчается рядъ преградъ, черезъ которыя героямъ ихъ — авторамъ — приходится проходить; у Гёте — это концентрическія ограды и рѣшетки фантастическихъ садовъ разныхъ видовъ, въ которые, послѣ неизбѣжныхъ условностей, попадаетъ герой, у Писарева — двери различнаго матеріальнаго качества и значенія; даже больше: Писаревъ, какъ и Гёте, открываетъ дѣйствіе разсказа появленіемъ на сценѣ товарища своего Люксембургскаго, который ведетъ съ нимъ почти аналогичный съ Гётевскимъ Меркуріемъ разговоръ, — но этимъ и исчерпывается все сходство; дальше Писаревъ вполнѣ самостоятеленъ, какъ въ самой темѣ, такъ и въ ея развитіи во всѣхъ подробностяхъ, и если здѣсь упоминается о совпаденіи, то только для того, чтобы начать съ него указаніе того круга чтенія, который былъ близокъ и доступенъ Писареву въ десятилѣтнемъ возрастѣ.
Наряду съ именами, явно вымышленными, какъ Гирзе и Казинчи, въ «Орденѣ горы» встрѣчается рядъ историческихъ и литературныхъ именъ, частью только упоминаемыхъ, частью принадлежащихъ дѣйствующимъ липамъ, и они также могутъ послужить для опредѣленія литературныхъ познаній Писарева. Это — Готтфридъ, Реналь, Эдуардъ, Ролланъ, Фридрихъ, графъ Д' Аргасъ, графъ Монтекленъ, дюкъ Люксембургскій, разбойникъ Рюбецаль и др., а также названія различныхъ степеней рыцарскихъ орденовъ. Что касается первыхъ именъ, — они почерпнуты Писаревымъ либо изъ Тассовой поэмы, либо изъ «Исторіи крестовыхъ походовъ», можетъ быть самого Мишо, а можетъ быть какого-нибудь сокращенія изъ этаго пятитомнаго труда, такъ какъ какую-то «Исторію крестовыхъ походовъ» на французскомъ языкѣ Писаревъ читалъ: это извѣстно изъ его дѣтскаго дневника. Рыцарски-воинственный характеръ разсказа и фигуры двухъ главныхъ дѣйствующихъ лицъ отчасти напоминаютъ главныхъ героевъ романа Дюма: «Les trois mousquetaires», вѣроятно знакомаго Писареву уже и въ то время; остальныя имена и подробности разсказа позволяютъ предполагать въ авторѣ большую начитанность въ легендарной, рыцарской и фантастической литературѣ Запада и средневѣковаго эпоса, напримѣръ, chansons de gestes.
Интересно отмѣтить, что въ противоположность Гёте, въ разсказѣ Писарева совершенно отсутствуетъ женскій элементъ, а еслибы, въ случаѣ окончанія разсказа, въ немъ и появилась какая-нибудь принцесса или дама сердца юныхъ рыцарей, — она навѣрное сильно отличалась бы отъ нѣжныхъ, женственныхъ фигурокъ трехъ красавицъ волшебныхъ садовъ Гёте и еще больше — отъ маленькой коварной кокетки-плясуньи, прельстившей героя: женственной нѣжности красокъ и чувствъ, несмотря на женское воспитаніе, въ Писаревѣ не было, — ни во взросломъ, ни въ ребенкѣ; его краски, какъ и самыя чувства, были всегда воинственными, боевыми.
Изъ живыхъ лицъ, окружавшихъ Писарева въ дѣтствѣ, въ разсказѣ упоминаются: отецъ его, Иванъ Ивановичъ Писаревъ, и дядя по матери — Андрей Дмитріевичъ Даниловъ; на остальныхъ встрѣчаются только намеки, понять и раскрыть которые нѣтъ возможности, такъ какъ нѣтъ достаточнаго матеріала изъ этого періода жизни Писарева. Но вліяніе среды сказалось въ разговорахъ объ интригахъ и взяточничествѣ, имѣвшихъ послѣдствіемъ судъ рыцарей въ разсказѣ; свидѣтелемъ подобныхъ разговоровъ не разъ бывалъ, вѣроятно, Писаревъ и въ дѣтствѣ, и въ послѣдующіе годы.
Писаревъ родился 2-го октября 1840 года. Въ октябрѣ 1850 г. онъ началъ вести дневникъ, продолженный до мая 1851 г. Это — небольшая тетрадь, формата 21⅓XI7¾, съ красными линейками, писанная дѣтскимъ, но довольно уже устойчивымъ почеркомъ. Въ ней-же, непосредственно за дневникомъ, слѣдуетъ и предлагаемый ниже разсказъ «Орденъ горы», писанный тѣмъ-же почеркомъ, чернилами того-же цвѣта, и начатый, очевидно, вскорѣ послѣ прекращенія дневника, т. е., въ маѣ или въ первые лѣтніе мѣсяцы 1851 года, — слѣдовательно, когда Писареву не было еще полныхъ 11 лѣтъ. орѳографія подлинника сохранена нами въ точности и показываетъ высокую степень грамотности юнаго автора.
Рукопись пріобрѣтена Пушкинскимъ Домомъ въ 1916 году отъ одной изъ родственницъ Писарева.
«ОРДЕНЪ ГОРЫ».
правитьГлава I.
правитьЯ увидалъ себя на мѣстѣ, гдѣ еще никогда не бывалъ (по крайней мѣрѣ мнѣ это такъ показалось).
Было совершенно темно, какъ вдругъ въ одномъ ущельѣ показался огонекъ, тамъ другой, третій, четвертый. Я всталъ и узналъ, наконецъ, что былъ около Знам.[2], на Быковой горѣ. — Ба, подумалъ я, проснулся здѣсь, а заснулъ въ Грунцѣ[3]. Странно! — «И даже очень», послышался сзади меня дѣтскій голосъ. Я обернулся и увидѣлъ мальчика моихъ лѣтъ въ черной тогѣ. — Сдѣлайте одолженіе, объясните мнѣ, гдѣ я? — "Во владѣніяхъ Великаго Магнуса Фридрихая.-- Кто это Великій Магнусъ? — «Начальникъ ордена Горы, къ которому я принадлежу, и въ который Васъ тоже приглашаютъ». — А-за. Такъ оттого-то я и очутился здѣсь. — «Ну да! Разумѣется. Вѣдь Вы М-r Pissarew». — Да; почему Вы знаете? — «Потому что, отвѣчалъ мнѣ Люксембургскій, я слышалъ отъ Бѣлаго Рыцаря Гирзе, который меня очень любитъ, что Великій Магнусъ хочетъ принять въ свой орденъ Дм. Писарева, котораго храбрость и дарованія онъ давно имѣлъ случай замѣтить. Вотъ письмо отъ Командора А. Д.***[4], Дяди Вашего; а вотъ — отъ Великаго Магнуса. Прочтите, а потомъ скажите, согласны ли Вы вступить въ наше общество». — Объясните мнѣ, что вашъ орденъ, духовный или военный? — «Военный, военный! Однако-жъ, читайте же письмо-то». Я прочелъ письмо и рѣшился вступить въ Орденъ. «Въ такомъ случаѣ, сказалъ Люксембургскій, вотъ Вамъ дипломъ на чинъ Чернаго Рейтара І-го отличія». — Благодарю, сказалъ я, раскланиваясь съ нимъ. — «Во-первыхъ, отвѣчалъ мнѣ мой сослуживецъ, вы должны были благодарить не меня, а Великаго Магнуса; а во-вторыхъ, что-жъ мы тутъ стоимъ! Пойдемте въ Замокъ». — Гдѣ же онъ? — «Тутъ, въ горѣ». — Въ горѣ? — «Да, въ горѣ. Увидите. Пойдемте». И съ этими словами Люксембургскій взялъ меня за руку и повелъ меня къ Быковой горѣ. Когда мы подошли, огромный камень отвалился отъ горы и далъ намъ пройти. Отойдя шаговъ на десять отъ камня, мы встрѣтили желѣзную дверь. Два Рейтара отворили ее. Мы взошли и увидѣли на пространствѣ 400 шаговъ два ряда рейтаровъ съ обѣихъ сторонъ корридора, черезъ который мы шли. — «Bonjour, Duc», сказалъ дружелюбно одинъ рейтаръ моему проводнику. «Bonjour, ami, отвѣчалъ Герцогъ. Имѣю честь рекомендовать тебѣ и всѣмъ Вамъ, господа, новаго члена ордена нашего, Г-на Д. Писарева». — «Очень рады познакомиться и отъ души благодаримъ тебя за удовольствіе Это», отозвались много голосовъ. «Слишкомъ много чести, Г-да». Между тѣмъ мы миновали черное, красное и бѣлое рейтарство и дошли до мѣдныхъ дверей, которые отворились передо мною. Я вошелъ въ другой сводъ, который былъ выше, и лучше освѣщенъ, нежели первый. Здѣсь стояли большою часть юноши лѣтъ 15, стройные, щеголевато одѣтые и вооруженные, какъ нельзя лучше. «Это оруженосцы, сказалъ мнѣ тихо Люксембургскій и сдѣлалъ имъ подъ караулъ. Я долженъ съ Вами распроститься», прибавилъ онъ. — Почему? — спросилъ я. «Потому что Васъ долженъ проводить оруженосецъ до бронзовыхъ дверей». — Прощайте, Люксембургскій, сказалъ я. «Подождите, сказалъ онъ, я Васъ долженъ представить оруженосцу, который Васъ проводитъ». Тутъ онъ подошелъ вмѣстѣ со мною къ молодому человѣку лѣтъ 14, раскланялся съ нимъ, пожалъ мнѣ руку и ушелъ. Я посмотрѣлъ на своего проводника: онъ былъ высокаго роста, смуглъ и строенъ. Черные глаза его были осѣнены густыми рѣсницами; черные волосы кудрями падали по плечамъ. — «Какъ Васъ зовутъ, спросилъ онъ у меня». — Писаревъ. А Васъ? — «Казинчи». — Вы Венгерецъ? — «Точно такъ. А Вы какой націи?» — Русскій. — "Не племянникъ-ли Вы Данилова? — Какого? — «А. Д.» — Да. Онъ мнѣ родной Дядя. — «Какъ?!» — Да. Это Вамъ кажется удивительнымъ? — «Нѣтъ. Но знаете, что я Вамъ скажу: желаете Вы скораго повышенія?» — Разумѣется. — «Въ такомъ случаѣ Вы должны мнѣ помочь вытѣснить А. Д. изъ ордена. Если же нѣтъ, то Вы вѣчно будете Чернымъ рейтаромъ!..» — А. Это мы увидимъ. Что же касается до того, что Вы мнѣ предлагали, я не только не буду Вамъ помогать, но даже постараюсь разрушить всѣ ваши замыслы. — Казинчи замолчалъ. Мы дошли до бронзовыхъ дверей, онѣ отворились и мы увидѣли рыцарей, одѣтыхъ въ атласныя одежды, и сидящихъ на длинныхъ диванахъ, обитыхъ сукномъ. Всѣ они были молоды, исключая одного, у котораго волосы, усы и испаньолка были съ просѣдью. Къ нему подошелъ мой проводникъ. Онъ всталъ, протянулъ мнѣ руку и пошелъ со мною дальше. «Вы, вѣроятно, идете представиться Вел. Магнусу?» спросилъ онъ. — Да, Г-нъ Рыцарь. — «Кто Васъ провожалъ до бронзовыхъ дверей?» — Казинчи Г-нъ Рыцарь. — При имени «Казинчи» онъ нахмурился; потомъ послѣ долгаго молчанія спросилъ: «Кто Васъ представилъ этому, скоту?» — Люксембургскій. — "Неужели? Да Вы шутите? — Нѣтъ Г-нъ Рыцарь. Отчего же Вы это думаете? — «Оттого что весь нашъ орденъ раздѣленъ на двѣ партіи. Одна партія — въ пользу Коммандора А. Д., другая — придерживается Великаго Коммандора В. К. А Люксембургскій принадлежитъ къ первой партіи». — А Вы, Г-нъ Рыцарь? — «Къ первой, къ первой, вскричалъ Гирзе съ энтузіазмомъ; Вы не можете себѣ представить, что за подлецы члены второй партіи». — Неужели? — «Увѣряю Васъ. Однако мы подходимъ къ серебрянымъ дверямъ. Я Васъ хочу представить А. Д. Вѣдь Вы его не Знаете?» — Какъ не знаю! Да онъ мнѣ Дядя. — "Какъ? Такъ не сынъ ли Вы И. П.[5]. — Да, да, какъ же; Вызнаете Папашу? — «Да, онъ мнѣ старинный пріятель; мы служили вмѣстѣ. Такъ же были дружны, какъ теперь Roland и Renald. Такъ Вы сынъ И. П.! Ожидалъ-ли я, что Вы…» Тутъ слезы умиленія прервали его, онъ съ восторгомъ меня обнялъ и попросилъ разсказать о Папашѣ, Мамашѣ, о сестрѣ[6] и, наконецъ о всѣхъ, мнѣ близкихъ. Я согласился, и когда кончилъ, спросилъ у Гирзе: — Давно ли Пап. вышелъ въ отставку?г"Ровно 3 года. Въ этотъ самый день я прощался съ П. и напрасно уговаривалъ его остаться". — Въ какомъ чинѣ Пап. вышелъ въ отставку? — «Бѣлымъ рыцаремъ». — А кто Вы были тогда? — «Тоже самое» — Какъ же вы въ одномъ чинѣ просидѣли 3 года? — «По интригамъ, другъ мой, по интригамъ», сказалъ Гирзе съ горькою улыбкою. — В. К.? — «Нѣтъ. В. К. благородный человѣкъ, но у него двоюродный братъ безчестнѣйшій человѣкъ. Онъ у насъ Великій Конрадинъ и онъ препятствуетъ моему повышенію». Для чего же? — «Такъ. Оттого что я привязанъ къ А. Д.» — А Вы его [любите? — «Очень. Очень. Мы его скоро увидимъ». Гирзе отворилъ серебряныя двери и мы вошли въ превосходный чертогъ, сіяющій золотомъ и драгоцѣнными камнями. Въ немъ стояли 24 кресла изъ слоновой кости, на которыхъ сидѣли Коммандоры въ пышныхъ одеждахъ, съ серебряными коронами на головахъ. Между ними сидѣлъ и Дяд. Къ нему подошелъ Гирзе. Дяд. пожалъ ему руку и пошелъ со мною дальше. — Mon oncle, давно Вы здѣсь служите? — спросилъ я. «10 лѣтъ», отвѣчалъ онъ. — Десять лѣтъ! повторилъ я; и во все это время Вы сдѣлались только Коммандоромъ? — «Да; но надѣюсь, ты будешь счастливѣе». — Почему же? — «Потому что у меня есть теперь связи въ орденѣ, протекція, а тогда меня никто не зналъ. Теперь же я друженъ съ высшими лицами ордена». — Вѣдь выше Магнуса Великаго чиновъ нѣтъ? — «Нѣтъ, есть: Конрадинъ, Великій Конрадинъ, Горникъ, Великій Горникъ, Леонидъ, Великій Леонидъ, Бегрезиль, Великій Бегрезиль, Грандинаръ и Великій Грандинаръ». — Великій Грандинаръ послѣдній чинъ? — «Да». — Mon Oncle, кому Вы меня представите? — «Графу Ментеклену». — Ахъ, покажите мнѣ, пожалуйста, В. К., главнаго врага вашего. — «Изволь». И золотыя двери отворились передъ ними. Тамъ сидѣло четыре человѣка на золотыхъ креслахъ, съ золотыми коронами на головахъ; въ рукахъ у нихъ были скипетры изъ слоновой кости. Одинъ изъ нихъ читалъ что-то; но когда мы вошли, онъ обернулся, и, увидѣвъ Дяд., взглянулъ на него съ гордою, самодовольною улыбкою. Дяд. замѣтилъ это и бросилъ на него пламенный взоръ, исполненный ненависти, и отвернулся, показывая видъ, будто не замѣтилъ его. «Вотъ Казинчи», сказалъ онъ мнѣ. — Какъ онъ хорошъ собою! — сказалъ я. «Красавецъ! повторилъ Дяд. Но если бы ты зналъ, сколько онъ вредитъ мнѣ, сколько онъ вредилъ Пап. твоему, ты бы возненавидѣлъ его съ перваго взгляда». — Mon oncle, гдѣ Монтекленъ? «Вотъ онъ», сказалъ Дяд., указывая глазами на молодаго человѣка, сидящаго противъ Казинчи. «Здравствуй, Графъ», сказалъ Дяд., подошедши къ нему. — Даниловъ другъ мой, какъ долго мы не видались! Боже мой! А кто это съ гобой? — «Племянникъ. Онъ поступаетъ въ орденъ. Такъ сдѣлай милость. провели его къ Магнусамъ. Только представь ты его Готтфриду. Непремѣнно Готтфриду. Пожалуйста. Прощай». — Прощай, Даниловъ. — Мы прошли до дверей, которыя вели къ Магнусамъ. Я хотѣлъ было отворить ихъ, но Монтекленъ меня удержалъ. «Погодите, сказалъ онъ, если Вел. Магнусъ тутъ, то Вы должны представиться ему особеннымъ образомъ. Какъ Вы его увидите, станьте на одно колѣно; онъ протянетъ Вамъ руку. Поцалуйте ее; онъ дастъ Вамъ мечь, запишетъ Ваше имя въ книгу и велитъ отвести Васъ на квартиру». — И только? — «Да». — Такъ пойдемте. — Монтекленъ отворилъ дверь, и (онъ не ошибся) Вел. Магнусъ былъ тамъ. Я исполнилъ все то, что Монтекленъ мнѣ сказалъ, и Магнусъ приказалъ отвести меня на квартиру. Я вошелъ въ хорошо меблированную комнату и поскользнулся на паркетѣ, которымъ была отдѣлана вся комната. Вскорѣ пріѣхалъ туда мой соквартирантъ — Люксембургскій.
Глава II.
правитьНа другой день въ семь часовъ утра Люксембургскій разбудилъ меня: «Писаревъ, пора на ученіе». Я наскоро одѣлся и пошелъ за Люксембургскимъ. Онъ проводилъ меня на мѣсто ученія. Тамъ все уже готово и ожидали только Вел. Магнуса, чтобы начать. Онъ пріѣхалъ вскорѣ, и маневры начались примѣрною битвою между Готтфридомъ и Эдуардомъ, двумя Магнусами, коммандующими каждый половиною горы. Готтфридъ стремительно напалъ на Эдуарда и сломилъ его. Онъ обратился въ бѣгство. Остался одинъ Казинчи (отецъ) съ 7000 войска. Готтфридъ кинулся на него, но не могъ его разбить и въ величайшемъ безпорядкѣ отступилъ за рѣку (которая текла по долинѣ), оставивши 3000 плѣнныхъ. Ободренный этимъ успѣхомъ Эдуардъ воротился на поле битвы. Соединившись съ Казинчи онъ напалъ на Готтфрида, совершенно разбилъ его и взялъ въ плѣнъ. Монтекленъ и подъ его начальствомъ Дяд. долго сопротивлялись по должны были наконецъ уступить и сдались. Въ это время на другомъ концѣ поля завязалось жаркое дѣло. Отрядъ рейтаровъ и оруженосцевъ подъ начальствомъ коммандора Панина (въ этомъ отрядѣ служили Люксембургскій и я) столкнулся съ другимъ отрядомъ, которымъ командовалъ графъ д’Аргасъ, дядя Казинчи (сына), бывшаго тутъ же. Панинъ ударилъ на него. Д’Аргаса убили. Казинчи Люксембургскій взялъ въ плѣнъ, съ моею помощью сбилъ его съ ногъ, связалъ ему руки и ноги, и съ моею помощью-жъ принесъ его въ нашу палатку. Но это торжество было непродолжительно. Вскорѣ В. К. ударилъ на насъ, обхватилъ насъ со всѣхъ сторонъ и всѣхъ до одного взялъ въ плѣнъ. Тѣмъ и кончилось сраженіе. Я возвратился съ Люксембургскимъ на квартиру. Онъ бѣсился я смѣялся. «Да что Вы хохочите,[7] Писаревъ, вѣдь вы знаете, что мы разбиты?» — Знаю! — «Что жъ Вы хохочите?)» — Для чего жъ мнѣ плакать. Къ тому же мы исполнили нашъ долгъ. — Люксембургскій былъ печаленъ весь вечеръ, я же безпрестанно шутилъ и, кажется, ужасно надоѣлъ ему.
Глава III.
правитьПрошло два года съ тѣхъ поръ, какъ я поступилъ въ орденъ. Я былъ Чернымъ оруженосцемъ. Я часто умѣлъ отличаться въ примѣрныхъ битвахъ. Начальники любили меня и я не долго оставался въ одномъ чинѣ. Въ эти два года многое перемѣнилось въ орденѣ. Великій Магнусъ Фридрихъ умеръ, Эдуардъ тоже. Готтфридъ сдѣлался вел. М. Магнусами были А. Д. и В. К. 13 Іюля Готтфридъ праздновалъ свое рожденіе. Къ нему собрались знатнѣйшія лица ордена ивсѣ, служащіе и его горѣ. Всѣхъ было тысячъ 50. Однихъ велъ. М. изъ другихъ горъ было 917, Конрадиновъ 201 а вел. К. 140. Послѣ обѣда послѣдовалъ турниръ. Конрадины и вел. К. разъѣхались и остались только Графъ Д’Аргасъ, вел. К. и 13 К. Турниръ начался. Бѣлый рыцарь Гирзе бросилъ перчатку одному изъ Конрадиновъ. Тотъ съ презрѣніемъ оттолкнулъ ее ногою. «Готтфридъ, сказалъ онъ Вел. Магнусу, смотрите, что дѣлаютъ ваши подчиненные. Всякій Бѣлый Рыцаришка, всякое насѣкомое смѣетъ вызывать меня на поединокъ!» Готтфридъ гордо взлянулъ на него. — Гирзе, сказалъ онъ, давно заслуживалъ санъ Коммандора, и если вы его не производили, то это была не его вина. — Конрадинъ вспыхнулъ. Готтфридъ обернулся и скрылся въ толпѣ рыцарей. Обиженный Конрадинъ уѣхалъ и на другой день Готтфрида потребовали къ суду. Тотъ ничего знать не хотѣлъ и не являлся. Въ это время Конрадинъ написалъ къ Дяд. и къ В. К., обѣщая первому санъ Вел. Магнуса а второму — орденъ. Оба написали, что согласны помочь ему. Готтфридъ согласился наконецъ явиться къ суду, подъ предсѣдательствомъ Конрадина. Онъ вошелъ, бросилъ шляпу на столъ и сѣлъ на оставленное ему мѣсто. — Конрадинъ, сказалъ онъ послѣ долгаго молчанія. Вы меня оскорбили, жестоко оскорбили, и я явился сюда, чтобы объясниться съ Вами. Понимаете?^-- Конрадинъ поблѣднѣлъ отъ злости. Готтфридъ продолжалъ: Вы знаете заслуги Гирзе; знаете, что онъ кавалеръ 6-ти орденовъ. Какъ же Вы смѣли, Вы, ничтожнѣйшій человѣкъ, оттолкнуть его перчатку… Если вы струсили (что я и думаю)… — «Послушайте, прервалъ Конрадинъ; Васъ позвали сюда не затѣмъ, чтобы слушать ваши глупыя дерзости, а чтобы судить Васъ…» — Меня?… Ужъ не за то ли, что я защищаю права ордена, которыя Вы нарушаете? — «Нѣтъ, но за Ваши дерзости». — Кому? — «Мнѣ» — Вамъ? да развѣ вы ихъ не заслужили? — «Но, М. Г., вспомните, я вашъ начальникъ…» — Вы забываетесь, вы меня считаете за низкаго, безчестнаго человѣка — перебилъ Готтфридъ. Конрадинъ до крови искусалъ себѣ губы. Графъ Д’Аргасъ, бывшій тутъ-же, внимательно слушалъ этотъ разговоръ и, обратясь къ В. М.: «Готтфридъ, спросилъ онъ у него, чѣмъ же Конрадинъ Васъ оскорбилъ?» — Гирзе, сказалъ В. М., отвѣчайте за меня. — «Конрадинъ оскорбилъ меня въ домѣ В. М. и черезъ это оскорбилъ его также. Онъ не принялъ вызова моего и оттолкнулъ мою перчатку ногою» Д’Аргасъ нахмурился. — Это правда? — опросилъ онъ. «Да, отвѣчалъ Конрадинъ. — Вѣдь Гирзе не Коммандоръ, а Конрадины могутъ не принимать вызова Бѣл. рыц». — Могутъ, замѣтилъ Д’Аргасъ, но вѣдь не смѣютъ же они оскорблять рыцарей. — Конрадинъ задрожалъ. «Графъ, сказалъ онъ запинаясь, Гирзе… всегда дурно служилъ, не слушался начальниковъ велъ себя такъ дурно, что не заслуживаетъ сана рыцаря». Готтфридъ долго смотрѣлъ на него молча. — Конрадинъ, сказалъ онъ, какъ Вамъ не стыдно такъ безсовѣстно клеветать. Да если бы не вы были нашимъ Конрадиномъ, онъ бы обогналъ Васъ. — «Не мудрено, что Вы бы его производили тогда. Вѣдь Вы же берете съ него взятки…» Готтфридъ поблѣднѣлъ, покраснѣлъ, бросился было на Конрадина, но удержался. — Благодарите Бога, что я помню уставы ордена лучше Васъ и не позволю себѣ дерзости въ присутствіи начальника. — «И вы еще думаете, Графъ, что онъ въ самомъ дѣлѣ отступилъ, оттого что вспомнилъ уставы ордена? Онъ просто струсилъ». — Да, оттого-то вы и спрятались подъ столъ, какъ я всталъ. Однако странно, обо мне никто не говоритъ, что я беру съ Гирзе взятки, а о васъ всѣ знаютъ, что вы хотѣли подкупить мою гору, чтобы свергнуть меня. — «Какъ?!» вскричалъ Д’Аргасъ. — Да, Графъ. Даниловъ, сказалъ Готтфридъ, покажите-ка письма Конрадина. — Дяд. досталъ ихъ и показалъ Д’Аргасу. Онъ ихъ прочелъ, нахмурился, и объявилъ Конрадину, что его будутъ судить. На другой день собрались чины нашей горы, чтобы судить Конрадина, который былъ обвиненъ: во 1-хъ, въ несправедливости къ Бѣлому Рыцарю Гирзе; во 2-хъ, въ оскорбленіи этого-же рыцаря; въ 3-хъ, въ покушеніи подкупить Магнусовъ Быковой горы, и въ 4 хъ, въ несправедливомъ призваніи Готтфрида къ суду. Мы вмѣстѣ съ Люксембургскимъ тогда играли важную роль между оруженосцами; Люксембургскій — потому что его особенно любилъ Вел. Магнусъ; а я — какъ Кавалеръ ордена Карпатскаго, который я получилъ въ одной стычкѣ съ Рюбецалемъ. Итакъ, большая часть Рейтаровъ и даже оруженосцевъ были подъ нашимъ вліяніемъ, тѣмъ болѣе, что почти все рейтарство состояло изъ дѣтей, только что поступившихъ въ орденъ. Конрадинъ явился къ суду въ страшномъ отчаяньѣ. Начались совѣщанія; допросы длились часа 4; наконецъ начали разбирать по голосамъ. Рейтары и оруженосцы въ одинъ голосъ закричали, что Конрадинъ виноватъ безъ оправданія; рыцари послѣдовали ихъ примѣру. Коммандоры, вѣроятно подкупленные Конрадиномъ, попробовали защитить его, но напрасно: никто ихъ не слушалъ. Когда же одинъ изъ нихъ, эрдгалль, началъ обвинять Готтфрида, на него бросились рыцари и едва не убили. Тутъ всѣ оставили несчастного Конрадина и.онъ былъ выключенъ изъ ордена.
Глава IV.
правитьЛюксембургскій однажды вошелъ ко мнѣ на квартиру; онъ возвращался съ ученія. Я же дней пять не выходилъ изъ комнаты, по причинѣ сильной головной боли.
- ↑ Она была записана Гёте въ 1810—11 гг. въ I томѣ «Wahrheit und Dichtung», т. e. когда автору было уже 60—61 г.
- ↑ Знаменскаго, родового имѣнія Писаревыхъ въ Елецкомъ уѣздѣ Орловской губерніи.
- ↑ Грунецъ — имѣніе Писаревыхъ въ Новосильскомъ уѣздѣ Тульской губерніи, въ которое они переѣхали послѣ продажи Знаменскаго.
- ↑ Андрея Дмитріевича Данилова.
- ↑ Ивана Ивановича Писарева.
- ↑ Вѣрѣ Ивановнѣ Писаревой.
- ↑ Слово „хохочите“ въ этомъ мѣсте исправлено вѣроятно кѣмъ нибудь изъ взрослыхъ: „хохочете“.