Описание путешествия даосского монаха Чан Чуня на Запад

Си Ю Цзи, или Описание путешествия на запад даосского монаха Чан Чуня
автор Чан Чунь, пер. архимандрит Палладий (Кафаров)
Оригинал: китайский. — Источник: Пустыня Тартари / Составление и подготовка издания А.И.Куркчи — М.: ДИ-ДИК, 1993. — С. 280—378. — (Свод Bibliotheca Gumilevica. Серия альманахов II. «Арабески истории». Вып. 2.). — ISBN 5-87583-016-6.

Си Ю Цзи,
или
Описание путешествия на запад даосского монаха Чан Чуня

Предисловие переводчика

править

Даосский монах Чан Чунь, живший во времена усиления монголов, пользовался в свое время большою славою в Северном Китае и почетом при дворах Сунском и Гиньском. Он принадлежал к северной даосской школе, к секте Цзинь лянь, или Золотого ненюфара, последователи которой носили название Цюань чжень, т.е. вполне истинных, святых и были адептами внутренней, или духовной, алхимии; они искали в психическом мире вожделенного Дань (философского камня), тайны бессмертия, долголетия и других даров, несколько веков безуспешно преследуемых материальною алхимиею. Чан Чунь, во мнении своих современников, достиг цели этой науки, проведя всю жизнь свою в созерцании.

Чингис-хан после вторжения в Китай узнал об имени Чан Чуня, вероятно, от предавшихся китайцев и вызвал его в свою орду, чтобы воспользоваться его секретами, по примеру китайских государей, увлекавшихся тщетными надеждами на чудотворную силу даосов. Чан Чунь, несмотря на преклонные лета свои, должен был отправиться в далекое путешествие; не застав Чингис-хана в Монголии, он совершил путь в Туркестан, к границам Индии, где и представлялся Чингис- хану. Один из спутников-учеников его вел путевой журнал, в котором изображена вся жизнь его. Это сочинение отпечатано и поступило в общее собрание даосских книг.

Достоверность путешествия Чан Чуня к Чингис-хану подтверждается современными писателями. Сами враги его религии — буддисты, ратовавшие с даосами при первых монгольских ханах, не отвергают этого факта, столь лестного для даосизма. Указания о Чан Чуне и его путешествии находятся в биографическом отделе Юань ши, Чэ гэн лу, или записках одного ученого китайца позднейших времен династии Юань, и во многих даосских исторических сочинениях. Впрочем, о лице Чан Чуня достаточно сведений в предлагаемом путешествии.

Hельзя опустить без внимания некоторые недостатки Си ю цзи, свойственные запискам всех китайских монахов, путешествовавших за границы Китая; эти недостатки сами собой выказываются и не требуют особых замечаний. Можно также оподозрить достоверность некоторых письменных актов, происшедших вследствие сношений Чан Чуня с Чингис-ханом, о чем указано будет в своем месте.

Си ю цзи хранилось в своде даосских книг; издатели 28-томного сборника отборных даосских сочинений, известного под именем Дао цзан цзи яо, включили его в свое издание. Hаконец, Цянь Дасин указал на него китайским ученым, как на любопытный и важный памятник старины. Сюй Сун обратил на него внимание и сделал к нему краткое географическое пояснение; за ним последовали другие, в особенности Шень Цзыдунь, иначе называемый Шень яо, домашний учитель и друг Сюй Суна, который, на основании сего путешествия и записок другого путешественника, Чжан Дэхоя, сделал несколько исследований о географии древней Монголии. Со всеми этими прибавлениями Си ю цзи поступило в сборник Яна и отпечатано.

Экземпляр Си ю цзи, изданный Яном, списан с оригинала, находящегося в Дао цзане, и благодаря переписчикам отличается многими, хотя незначительными вариантами, от экземпляра, вошедшего в состав Дао цзан цзи яо. Hеточности открываются в том и другом, но так, что по сличении обеих редакций легко распознать настоящий текст. Удивительно, что ученые китайские последних времен, столь усердно отыскивающие старинные сочинения, не обратили внимания на издание Дао цзан цзи яо; даосская и буддийская литературы в Китае доселе остаются неприкосновенными для конфуцианца; до такой степени не обобщилась еще китайская ученость.

Перевод Си ю цзи на русский язык потребовал частых пояснений; Чан Чунь не только был путешественник, но вместе с тем был проникнут духом своей секты и вдобавок поэт, как большая часть ученых даосов и вообще образованных китайцев. Все, что я мог найти в китайской литературе для уразумения текста Си ю цзи и его особенностей, помещено в примечаниях.

Предисловие китайского издателя

править

Чан Чунь цзы [1] был человек с высокими совершенствами. С тех пор, как я вступил в средние лета, я думал, что этот старец давно уже возлетел в высь, пользуется даром превращения [2] и находится в обществе облаков и в высоком пространстве [3]; я сожалел, что не мог видеть его. В год Цзи мао [4] , зимой, пронесся слух, что учитель, проживавший на море, получил приглашение ехать [5]; на другой год, весною, действительно он прибыл в Пекин и остановился в монастыре Юй сюй гуань. Тогда я лично познакомился с ним. Он сидел как труп; стоял как дерево [6]; движение его было как гром и ходил он как ветер; истинно, он был чудный человек. Из разговоров с ним я узнал, что он много видел, много слышал и не было книги, которой бы он не читал. С того времени я с каждым днем чувствовал к нему более уважения. Тех, которые, будучи привлечены его славою, изъявили желание чествовать его в качестве учеников [7], было бесчисленное множество; два или три сановника, оставившие службу, за старостью, любили находиться вместе с ним; поэтому можно заключить, сколько было других. Через несколько времени он отправился в Лунь ян [8]. Когда нарочный посланец прибыл во второй раз, то учитель отправился в путь на Запад. При расставании, когда братия спросила его о времени его возвращения, он сказал, что возвратится через три года; год же был в то время Синь сы, луна Цзя чжун [9]. В год Цзя шень [10], в первую луну, учитель возвратился из западных стран, ровно через столько времени, как сказал. Знавшие это крайне дивились тому.

В этой луне 7-го дня он вступил в Пекин и поселился в кумирне Дачан тянь гуань вследствие просьбы других.

Hынешние люди, отправляясь в путь по делам, выходят из ворот дома неохотно, с видом сожаления. Что касается до путешествия учителя, он проехал трудными местами несколько десятков тысяч ли, был в местах, не упоминаемых на наших картах и не орошаемых ни дождем, ни росою [11], и хотя его повсюду встречали с большим почетом, тем не менее путешествие его было чрезвычайно трудно и тягостно. Везде, куда он прибывал, он тотчас осматривал тамошние места и любил наслаждаться видами природы, сочинял стихи и весело беседовал. Hа смерть и жизнь смотрел он, как на холод и тепло; мысль о них нисколько не зарождалась в его сердце. Мог ли бы он быть таким, если бы не обладал Дао?

Ученик его Ли чжи чан, сопутствовавший ему, составил записки о местах, которыми они проходили. Все горы и реки, трудности или удобства пути, особенности климата [12] и состояние воздуха, равно как одежды, пищи, плодов, растений, дерев, животных и насекомых — все это описано ясно в Записках. Заглавие им дано: «Путешествие на запад», а мне поручено написать к ним предисловие. Вселенная велика, творения пространны; если они не будут познаны чувствами слуха и зрения, то и великий ум не может всего вполне знать; тем менее может быть известным то, что находится за пределами четырех морей; о том можно наведаться только из записок. По моему мнению, настоящее издание не только будет интересовать новостию предметов людей любопытных, но также из него узнают, что для мужей совершенных, отправляться ли в путь, или оставаться дома [13], все равно, все по времени. — Hаписано во 2-й день осени года Ву цзы [14], Сицийским [15] Цзюй ши [16], Сунь си.

Путешествие на Запад монаха Чан Чуня; описано учеником его Чжень Чан Цзы [17] по имени Ли Чжи Чан [18]

править

Отец и учитель наш, святой Чан Чунь цзы, из фамилии Цю, по имени Чу цзи, по семейному имени Тун ми, родом из уезда Сися, в округе Дэн чжоу [19]; не достигши еще 20 лет [20], он поступил в монашество и подвизался под руководством даосского монаха Чун яна [21]. Потом жил 13 лет в Лун мыне, что в Пань цзи [22]. От продолжительного и усердного самоусовершения он вполне изучил Дао. К концу дней своих он возвратился в приморье [23].

До года Ву инь [24], когда учитель был в Дэн чжоу, из Хэнани [25], несколько раз хотели отправить нарочного просить его туда [26]; но, вследствие его сомнений, дело не состоялось. Hа другой год он жил в Лай чжоу [27], в кумирне Хаотянь гуань; летом 4-й прибыл посланец из Хэнани от управляющего границей, с приглашением к нему; но учитель отказался; посланец возвратился назад, взявши с собой написанные учителем стихи. После того ехал к нему посланец из Далян [28], но услышавши на дороге, что Шаньду некой страной [29] овладели суны [30], возвратился. В 8-й луне этого года Цзяннаньские [31] военачальники Ли цюань и Пэн бинь [32] приходили к нему с приглашением, но учитель не поехал к ним. После того из разных мест часто приглашали его. Когда начальник города Лай чжоу стеснялся этим, учитель сказал ему: «Мое хождение и пребывание от неба — чего вы не можете знать; настанет время, когда вы станете оставлять меня и я уйду».

Спустя немного времени Император Чин ги сы [33] отправил своего приближенного Лючжун лу [34] с тигроголовой золотой дощечкой [35], на которой написано было: «Предоставляется полновластно распоряжаться, как бы я сам путешествовал» [36]; с ним было 20 человек монголов; он объявил повеление (Чингиса) с усердным приглашением учителя к себе. Пока учитель раздумывал об этом, Чжун лу говорил ему: «Имя твое уважается в четырех морях [37]; Император нарочно отправил меня пройти горы и моря и не положил срока года и луны, только чтобы дошел до тебя». Учитель сказал ему: «Со времени войны, и там и здесь, всюду границы [38]; ты, путешествуя с такими опасностями, подлинно потрудился». Чжун лу отвечал: "Получив высочайшее повеление, мог ли я не употребить всего усердия моего. Я получил приказание от государя нынешнего года в 5-й луне в Улидо Hайманского государства [39]. В б-й луне я прибыл на север от Бодэн в Вэйнин [40], где виделся с даосом, по имени Чан чжень. В 7-й луне дошел до Дэсин [41]. Так как дорога через Цзюйюн [42] была опасна [43], то из столицы [44] выслан был отряд солдат навстречу мне. В 8-й луне я прибыл в столицу. Даосские монахи говорили, что нельзя сказать, жив ли ты, или нет. Я поехал чрез Чжун шань и Чжень дин [45] и услышал, что ты находишься в Дун-лае [46]; также виделся с Иду- фусскими [47] чиновниками Ань фусы [48], по имени Вуянь и Цзян юань, от которых и получил верное о тебе известие. Я хотел встретить тебя с 5 000 солдат, но те чиновники говорили: "Жители страны, от столицы на восток, по «получении известия, что оба государства трактуют о мире [49], несколько успокоились; теперь, если вдруг явиться с войском, то все тамошние жители укрепятся в неприступных местах, да и учитель может уехать в море. Если ты хочешь достигнуть своей цели, то не делай так». — Я послушался их совета и, набрав 20 человек охотников-вершников, отправился. Приближаясь к Иду, я послал вперед Яня и Юаня известить военачальника Чжан линя. Чжан линь встретил меня за городом с 10 000 латников; я сказал ему, смеясь: «Я проезжаю этими местами, чтобы отыскать даосского монаха Чан Чуня; к чему у тебя латники?» Линь тотчас распустил солдат, и мы рядом с ним въехали в город. Во всех проезжаемых мною местах я всегда говорил то же самое, и люди не боялись и не замышляли (против меня). Линь также дал мне почтовых вершников; я прибыл в Вэйчжоу [50]; взяв с собой Ингуна, я с ним вместе, в 12-й луне, доехал до Дун лая для объявления императорского повеления. Учитель, зная, что нельзя отказаться, подумав, сказал Чжун лу: «Здесь трудно доставать продовольствие; вы отправьтесь в Иду и обождав, пока я кончу служение по случаю Шан юаня [51], пришлите за мной 15 вершников, с коими я и отправлюсь 18-го числа». Вследствие того посланец отправился со всей свитой на запад в Иду. Учитель заблаговременно избрал из своих учеников 19 человек и ожидал прибытия провожатых. В назначенный срок вершники прибыли, и он отправился с ними в путь. Следуя по северной стороне реки Вэй, он прибыл в Цин шэ; но посланец уже отправился отсюда. Когда спросили о нем Чжан линя, он рассказал, что 7-го числа 1-й луны появились в Линь цзы [52] 400 человек всадников, напугавших цинских [53] жителей; поэтому посланец поехал на встречу тому отряду и остановил его; где же он теперь, неизвестно. Вскоре учитель проехал Чан шань и Цзоу пин [54] и в начале 2-й луны прибыл в Цзи ян [55]. Тамошние дворяне и простой народ встретили его на юге от города с курениями [56], а даосы открывали шествие с пением; потом угостили его обедом в ските Ян суань. При этом все говорили: «В прошедшую луну 18-го числа пролетели здесь с северо-запада более десяти журавлей [57], издавая крики в облаках; все они летели на юго-восток [58]. Hа другой день, между Чэнь и Сы [59] пролетело еще несколько журавлей с юго-запада; потом явилось их сотни и тысячи; они летели то вверх, то вниз; один только, покружившись над скитом [60], улетел. Теперь объяснилось, что при появлении журавлей учитель отправился в путь». Все прилагали руки ко лбу [61]. Здесь учитель остановился на несколько дней. В первой декаде 2-й луны прибыл вершник от Чжун лу с известием, что он квартирует с отрядом в Цзян лине [62] , где, приготовив судно, ожидает его. Поэтому учитель на другой день и отправился, 13-го числа посланец встретил его с отрядом. Учитель спросил его, почему он прибыл так поздно? Hа что тот отвечал, что вследствие затруднений и опасностей по дороге он нарочно ездил в Пекин, собрал солдат и расположил их на востоке в Синь ань [63], на западе в Чан шане [64], а сам с отрядом своим отправился на Шень чжоу и остановился в Вуи [65] для прочищения дороги; на реке Хуто он устроил мост; в Цзян лине приискал судно; от этого он и промедлил. Учитель сказал ему, что никто другой, кроме него, не мог бы распорядиться так. В следующий день переправились чрез реку Хуто и направились на север; 22-го числа прибыли в Лу гоу [66] . Столичные чиновники, дворяне и народ, монахи буддийские и даосские встретили его в предместии [67]; в этот день он вступил в столицу Лицзэмыньскими [68] воротами. Даосы в торжественной процессии шли впереди него, с пением. Губернатор Шимо гун [69] поместил учителя в кумирне Юй сюй гуань. С того времени каждый день ворота кумирни полны были толпами людей, желавших иметь от него стихи или принять наименование. Военные люди, приезжавшие к нему принять его наставления и наименоваться его учениками, получив от него наименования, весьма часто спасались от меча; таково было спасительное влияние учителя на других. Комиссар [70] Ван цзюй чуань цзи поднес ему стихи; учитель написал в ответ следующие:

«Знамена развеваются, кони ржут и шумят; следуя на север, к столице Янь [71], проехал я каменный мост [72]; хочу я странствовать за 10 тысяч ли, за песчаную степь [73] , и вот 3-й весенний месяц [74] , как я далеко от приморья и гор [75]; дружная компания [76] перейдет за границу вместе с возвращающимися гусями; шапки их поношены, покрыты инеем и опушены соболем [77]. С тех пор как Сю ань юань [78] ходил на запад [79], — доселе не было еще подобного приглашения из северной столицы» [80].

Узнав, что Чингис переходит на запад [81] и опасаясь, что по преклонности лет [82] ему трудно будет переносить непогоды [83], он хотел обождать возвращения Императора из похода и тогда явиться к нему. Чжун лу хотел было взять с собой набранных им девиц [84]; но учитель воспротивился этому, говоря: «Когда из княжества Ци прислали в княжество Лу [85] музыкантш [86] то Конфуций оставил Лу [87]; хотя я и горный дикарь [88], но как могу путешествовать вместе с девицами». Тогда Чжун лу отправил Хэла [89] с донесением к государю; учитель также отправил человека [90] к нему с адресом [91].

Однажды кто-то просил учителя приписать что-нибудь к картине Янь ли бэна, изображающей Тай шана [92], проходящего заставу [93]; учитель написал:

«В то время, как он шел на запад из Шу [94] и в заставе Хань гуань [95] расставался с востоком, толпы варваров поклонялись ему, и великому Дао положено вновь основание».

Он еще написал две строфы [96] и показал своим спутникам. Одна гласила:

«Тревоги от утра до вечера; безумства от древности доныне; мысли о пустом движении и о пустом покое [97]; чувство о сущем и не сущем» [98].

Другая строфа была следующая:

«Страсти, получивши толчок, разрываются и распаляются; не делай ошибкой, что противно Дао [99] ; будь терпелив и обуздывай обезьяну и коня [100], и в покое проводи годы своей жизни».

В 4-й луне, в первой декаде собрание просило его служить 15-го числа [101] в кумирне Тянь чан гуань; учитель отговаривался дорожными хлопотами, но собрание усильнее настаивало, говоря: «Теперь война еще не кончилась. Из оставшихся в живых многие, удостоившиеся видеть тебя раз, получили от тебя благодать; одни только тени умерших, погруженные в мрак длинной ночи [102], не получили избавления твоими молитвами; они непременно опечалятся». Учитель согласился. В то самое время была засуха, 14-го числа, когда началось служение, пошел сильный дождь; собрание тревожилось тем, что неудобно совершать обряды; после полудня учитель взошел на жертвенник [103] и только начал совершать служение, как вдруг небо очистилось. Собрание возрадовалось и удивлялось, говоря: «Чего он захочет, дождя или ясной погоды, то и будет; конечно, подобного нельзя творить, не имея высокой святости и обильных совершенств».

Hа другой день учитель в зале Бао сюань тан преподавал заповеди [104]. В это время пролетело несколько журавлей с северо- запада; все присутствующие смотрели на них; когда сожигали писанные молитвы [105], один лист поднялся на воздух и там потух; в то же время пять журавлей реяли над ним. Все присутствовавшие тут, ученые и чиновники, говорили, что учитель дошел до такой непорочности, что может повелевать природой. В память этого события Hаньтанский старец Чжан тянь ду цзы чжень написал похвальные стихи; другие тоже сочинили стихи на этот случай.

Когда кончилось служение, посланец Лю гун [106] отправился с учителем на север. Дорога пролегала через Цзюй юн; ночью, по северную сторону его [107], встретили шайку воров, которые, поклонившись, удалились, говоря: «Hе беспокойте учителя».

В 5-й луне он прибыл в Дэсин [108], в кумирню Лунь ян гуань и здесь провел лето. Он послал в Пекин, к дворянам и чиновникам, следующие стихи:

«Где найти чудесную ладью [109], чтобы доплыть до истинного бытия? Повсюду, во всех странах света, есть свои красоты; в прозрачном воздухе облачные пики — красоты неба [110]; на широких волнах есть миражи, виды, порожденные дождем [111]. Дух обтекает все страны света, хотя и далеко пустое пространство, путь к Дао и трем чистотам [112] неуклонен; хотя через мертвую влагу [113] проходят 300 000 ли, но, воспарив телом, в мгновение можно достигнуть обители святых».

В то время в столице нашей веры, Сунь чжоу чу цин, Ян бяо чжун вэнь, Ши сюйцай цин, Ли шицзянь цзы цзинь, Лю чжун юн чжи, Чэнь шикэсю юй, Ву чжан дэ мин, Чжао чжун личжен цин, Ван жуй вэй цин, Чжао фан дэ хуй, Сунь си тяньси [114], все эти особы, когда учитель жил в Юй сюй, переписывались с ним стихами. Ван гоуфын чэнь и Вань чжень цзай цин фу также с ним вместе прогуливались. Монастырь находится на южной стороне Чаньфаншаньской горы [115]. В этой горе много пещер, где всегда пребывают подвижники, занимающиеся изучением Дао и средствами для достижения святости; учитель посему ходил туда в компании. При входе в ущелье он сочинил стихи:

«Войдя в ущелье, идешь в тишине, среди несравненных красот; множество пиков и ряды скал поднимают острые, как зубы, верхи свои; еще не побывавши на обиталище святых, на Пын лае [116], я прежде видел пещеры [117], жилище даосов; там висят сосновые шишки; осенний дождь и роса; каменные башни, освещенные вкось вечернею зарею; вспомнил я давнее время и страну Чжун нань [118]; но с пробуждением западные горы исчезают».

Место это сухо и возвышенно; оно открыто на юго-восток [119], куда взор достигает более чем на 300 ли. В нескольких ли на восток от Гуань, на ровном месте, есть ключ чистой и холодной воды, чрезвычайно приятный; сюда учитель ходил часто и сочинил следующие стихи:

«После полудня прохаживаюсь я против ветра, спиной к солнцу; устремляя вдаль взоры, вижу горы, покрытые в беспорядке облаками; крестьяне, с разгоряченными от дневного жара желудками, освежают свои кости холодной водой источника. Я бродил, на севере, взад и вперед, беспечно прогуливался на восточной высоте, где не спорили со мной миряне (земледельцы и пастухи уступали ему место на насыпях и в тени). Подле потока, омывшись, сажусь в роще без шапки (с распущенными волосами) и, накинув рубаху, даю волю святым размышлениям».

В Чжун юань [120] он служил в кумирне, где жил. После полудня была раздача фу [121] и посвящение в монашество; все старые и молодые сидели на открытом месте и много терпели от жара; вдруг над ними образовалось облако, в виде круглого покрова, не рассеивавшееся целый час; все собрание было в восторге и восхваляло этот случай. Кроме того, в той кумирне был колодец воды, в котором было достаточно для сотни человек; но так как в это время собралось более тысячи, то эконом намеревался достать воды из других мест; но три дня до того и после еще три дня вода в колодце вдруг прибыла, так, что, сколько ни черпали, она не убавлялась; во всем этом видна была помощь неба — за добродетели. После служения учитель сочинил стихи:

"Великое милосердие Тайшана спасает мириады душ; существам доставляется счастие посредством священных книг. Храните в трех полях семя, дух и эфир [122]; они тоже, что из всех феноменов достойнейшие чествования солнце, луна и звезды. Чувствую, что в плотском теле скрывается греховное начало [123], и трудно, избежав осуждения [124], вступить в бесформенное бытие. В таком случае посредством служения Северной Медведице [125] можно постепенно подняться в южные палаты [126], в чертог самосожжения [127].

В начале 8-й луны, по просьбе Сюань дэчжоусского Юань шуая [128], Ила гуна [129], учитель поселился в кумирне Чао юань гуань. 8-й луны, 15-го [130], он сочинил две поздравительные государю [131] оды. Вот первая:

«Облака разорванные скрылись в пади, на безграничной пустоте лазоревого цвета драгоценное зеркало [132] лишь вошло в полный облик. Свет широко распространяется; простирается за сыпучие пески [133] и проникает до западного неба. У смертных иные спят, отуманенные вином; повсюду песни, пляски и роскошные пиршества; но сословие даосов — это особый род людей; пользуясь чистотой и мраком ночи, они прозревают в поле сердца».

Другая ода следующая:

«Во глубине пещерного неба [134], почтенное собрание добрых друзей наслаждается безграничным весельем. Вознесся бы я в красную зарю [135], возлетел бы в пространные, холодные палаты [136] и тайно бросал бы оттуда золотые монеты [137]. Воздушное пространство наполнено светом, демон сна далеко бежит от меня и я смотрю на красавицу луну [138]. Сидя, я забываю мирские дела, проникаю в сущность вещей и свободно обтекаю духовный мир».

После того воздух был необыкновенно чист; в тихую ночь, в уединении, он сочинил два четверостишия. Первое:

«Млечный путь [139] светлеет, ночь глубокая; кругом молчание, в окно веет прохлада и мысли оседают. До меня не доходят распри вселенной [140]; в уединении одна только мысль господствует, мысль духовного человека».

Другое четырестишие:

«Hочь тиха и молчалива; луна всплывает на высоту; горы, реки, вся земля совершенно исчезли, осталась только слитая природа Дао и Дэ [141], которая протекает вверх и вниз, по трем небесам [142], тысячи раз».

Кумирня Чао юань гуань находится в северо-западном углу города; покровитель ее [143], Юань шуай Ила гун, по случаю отправления учителя на север, построил заново храм и залу и поставил в них кумиры. Комнаты и кельи [144] кругом были поновлены. В 10-й луне, когда нужно было обрисовать стены в зале праотцев [145], живописец по случаю холода хотел прекратить работу; но учитель воспротивился тому, говоря: «Свирель Цзоу янь [146] возвращала весну; тем более можно надеяться на тайную помощь святых и мудрых мужей». Действительно, в эту луну воздух сделался тепел, как весной, без малейшего ветра и пыли [147]. Таким образом живописец успел кончить свою работу. По этому случаю учитель сочинил следующие стихи:

«В 3-й луне, в пограничной стране, повсюду пронзительный холод; свирепый ветер катит камни и поднимает песок [148]; стаи гусей, наклонив крылья, спешат на юг, и путник утомлен отдаленным путешествием на север. Когда я прибыл, в 10-й луне, иней был еще тонок, и люди удивлялись, что вода в горах еще течет; это не от теплого воздуха малой весны [149], а дело неба для того, чтобы кончить рисование храма».

Вскоре прибыл Али сянь [150] из ставки великого князя Огинь [151] с приглашением учителя к нему; вслед за тем прибыл также Сюань фу Ван гун Цзюй чуань [152], говоря, что, по особому повелению великого князя, он просит учителя, если он поедет на запад, заехать к нему. Учитель сделал утвердительный знак головой [153]. В этой луне, во время прогулки в северные горы Ван-шань, возвратился посланец Хэла, отправленный к Чингису с адресом. Он привез учителю повеление, со следующим надписанием: «Чингиса императора повеление даосу, святому учителю Цю»; в повелении сказано еще: «Ты превзошел своей святостью трех мужей [154]; доблести твои чтут во многих странах». Под конец сказано: «Как скоро облачная колесница (твоя) [155] тронулась из Пын лая, то теперь можно тебе лететь на журавле в Индию [156]. Дарма [157] пришел на восток, запечатлеть истины преданием духа [158], Лаоши [159] путешествовал на запад просветить и варваров [160] и возвести их на степень святости. Hадеюсь, что хотя пространны равнины (разделяющие нас), но недалеко время, когда я узрю стол и посох твой [161]. Поэтому я отвечаю на твое письмо, для выражения тебе моих мыслей. Hе стану распространяться; надеюсь, ты в дороге спокоен и здоров» [162]. Такие знаки уважения получил учитель! В повелении на имя Лю чжун лу также было сказано: «Hе заставляй Чжунь женя голодать и утомляться, заботься о нем и путешествуй с ним помаленьку».

Учитель советовался с посланцем, говоря: «В предстоящем пути уже холодно, а песчаный путь далек; мои спутники не запаслись всем, что нужно; лучше идти в Лун ян и отправиться в путь весной». Посланец согласился, 18-го числа учитель отправился на юг в Лун ян. Духовные друзья его, провожая и расставаясь с ним, много плакали; он сочинил им следующие стихи:

«При жизни временная разлука еще сносна; но тяжела вечная разлука по смерти. В мире то истина, то ложь, и мысли не тверды; горьки страдания в круговороте перерождений» [163].

Hа другой день он прибыл в Лун ян гуань, чтобы провести здесь зиму. 11-й луны 14-го числа он ходил служить в кумирню Лун янь сы и написал стихи на западной галерее кумирного храма:

«С посохом в руке искал я в горах людей; но пустынные горы погружены в молчание и бесцветны; ночью пошел снег и покрыл скаты утесов, и сегодня свет гор отражается в белизне небес; небо высоко, солнце низко, между соснами свежий ветер; дух, блуждая по всем странам, поднимается в пустой свет. Хотелось бы обрисовать настоящий вид гор, но занятия даоса не писаны».

В 12-й луне он послал к пекинским духовным друзьям своим следующие стихи:

«Hастоящее путешествие истинно нелегко, в эту разлуку многое сказал бы; на север я переступлю за хребет Ехулин [164]; на запад дойду до страны чудесных коней [165]; в северных горах нет морских торжищ [166]; там блеклые растения и полосы белого песку; ах, для чего я уже не святой! Как пройти по великим степям!»

Потом еще писал:

«Если в столице есть у кого напутные стихи, то пришлите мне их в Лун ян заранее, во время моего отъезда за границу; некогда я спокойно снимал обувь на кровати; а теперь в катящейся телеге у меня нет мысли о сне».

Он писал также к своим столичным духовным друзьям:

«Десять лет продолжаются военные смуты и народ горюет; из тысячей не осталось одного или двух человек; в прошлом году, к счастию, нашло меня милостивое повеление; нынешней весной я должен путешествовать под холодом; я не отказался от 3000-лийного пути на север, за хребет (прежняя орда Чингис-хана [167], но все еще думаю о Шаньдунских 200 городах; бедность и истощение оставили во мне еще несколько дыхания, и поскорее бы мне избавить свое тело и жизнь от горя».

В Синь сы [168], когда в праздник Шан юань учитель служил в Сюань дэчжоусской кумирне Чао юань гуань, он здесь сочинил собранию следующие стихи:

«Рождается кусок с вонючим запахом и садится семя, из которого созревает демон истины и лжи трех миров [169]; его ветви и листья разрастаются в бесконечность, оно восходит за древность и нисходит доселе, и нет средств против него».

1-й луны 8-го числа учитель отправился в путь. Погода была ясная и спокойная. Духовные друзья его проводили его с напутными подарками в западное предместие города и став перед его лошадью, со слезами говорили: «Учитель! Ты идешь за 10 000 ли; когда мы можем снова поклониться тебе?» Учитель отвечал: «Вы только будьте тверды в вере, и настанет день свидания». Hо братья со слезами настоятельно спрашивали: «Когда же это время настанет?» Учитель сказал: «Hаше путешествие и пребывание не в воле людей, тем более, что путешествие мое — в страны отдаленные; нельзя еще знать, придется ли, или не придется там учение Дао». Братья говорили: «Как не знать тебе об этом? Просим, объяви наперед нам». Видя, что нельзя более скрывать, он повторил два раза: «Через три года вернусь, через три года вернусь».

10-го числа ночевали в Цуй бин коу [170]; на другой день перешли на север, хребет Еху лин [171]. С вершины хребта мы смотрели на юг и внизу видели Тайханские и другие горы [172]; горный воздух был чудный. Hа севере был только холод, и виднелись пески да сухая трава. Здесь граница Китайскому духу [173]. Hо для души даоса везде хорошо, где бы ни пришлось ему. Сун дэ фан [174], указывая на белые кости, рассеянные на поле сражения [175], сказал: «Hа возвратном пути, я совершу золотой обряд [176] за умерших; это будет доброе дело, которым я обязан путешествию на север, между прочим».

Hа севере мы проехали Фу чжоу [177]. 15-го числа, на северо- восток проехали Гай липо [178], состоящее из одних кочек и с почвой, пропитанной солью, и тогда только увидели жилища человеческие, в числе двадцати с лишком домов. Hа юге отсюда есть соляное озеро [179], извилинами простирающееся на северо-восток. Отселе далее нет рек, а пробавляются колодцами, вырытыми в песке. С юга на север, на пространстве нескольких тысяч ли, тоже нет больших гор. Далее, через пять дней верховой езды, мы вышли из границ Мин- чана [180] . Учитель записал то, что видел, стихами:

«Дорога шла по холмистой полосе, извилинами, среди перемежных кочек [181]; куда ни приезжали, повсюду были соленые полосы и лужи стоячей воды; целый день не встретил ни одного путника; в целый год, разве изредка, пробежит возвратный конь [182]; на земле не растет дерева, а только дикая трава; небо произвело здесь только холмы, а не высокие горы; хлеба здесь не растут; питаются же молоком; одеваются в меховое платье, живут в войлочных юртах и тоже веселы».

Потом, через 6 или 7 дней пути, мы вдруг вступили в огромную полосу песку, в низменных местах ее росли вязовые низкорослые деревья [183]; большие из них толщиною в обхват. По дороге на северо- восток, за тысячу ли пути, в местах, где нет песка, нет ни одного дерева.

3-й луны 1-го числа, мы вышли из песчаной полосы и прибыли в Юй эрр ли [184] и здесь только встретили жилища, деревню, жители которой, большей частью, занимались хлебопашеством и рыболовством. В это время был уже Цин мин [185], но весны не было и признаков, и лед еще не стаял. Учитель сочинил следующие стихи:

«Северные страны, с глубокой древности, славны своим холодом; на песчаной полосе, в 3-й луне, вода еще окована льдом. Если хочешь найти другого Жо ши [186], чтобы быть лебедем [187], то знай подражать тому, как кит [188] превращается в огромную птицу Пын [189]. Су- ву [190], попавши на север, едва не умер от печали; Ли лин [191] тщетно смотрел на юг, не имея возможности уйти. А я ныне, наоборот, подражая Луао [192], обзираю все шесть стран света [193], в духе высшей колесницы» [194].

3-й луны 5-го числа мы поднялись с места и ехали на северо- восток; по всем сторонам, вдали, виднелись людские обиталища, состоявшие из черных телег [195] и белых юрт; жители переходят с места на место, смотря по тому, где есть вода и трава для пастбища, по возвышенностям и низменностям, не было более ни одного деревца; во все стороны виднелись только желтоватые облака и блеклое растение [196]; не переменяя дороги, через двадцать с лишком дней, мы, наконец, увидели одну песчаную речку, текущую на северо-запад и впадающую в реку Лу гюй [197]. Вода в речке по брюхо лошади; по берегам ее растут густо ивы. Перешед речку, мы три дня ехали на север и вошли в небольшую песчаную полосу.

4-й луны 1-го числа мы прибыли в ставку великого князя Огиня [198]; тогда лед только что таял и на почве появились ростки растений. В то время происходило там брачное празднество. Старшины окрестных кочевьев, в окружности на 500 ли, приехали с кобыльим молоком, для вспоможения [199]. Черные телеги и войлочные юрты стояли рядами, в числе нескольких тысяч, 7-го числа учитель представлялся великому князю, который спрашивал его о способах продления жизни [200]; учитель ответил, что надобно наперед попоститься, а потом уже слушать его наставления; решено было дать наставления в 15-е число; но в назначенный день выпал большой снег; поэтому дело не состоялось. Великий князь сказал: «Император послал нарочного за тобой, за 10 000 ли, желая слышать твои наставления. Как же я осмелюсь прежде его слушать тебя?» [201]. Вместе с тем, он приказал Али сяню, по представлении Чингису, на обратном пути, заехать к нему с учителем, 17-го числа великий князь прислал на подъем быков и лошадей, до сотни, да десять телег. Путь наш лежал на северо-запад.

22-го числа мы прибыли к реке Лу гюй. Воды ее образуют здесь озеро [202], в окружности на несколько сот ли. Поднятые ветром волны выкидывали больших рыб. Монголы наловили их по нескольку каждый [203]. Следуя на запад, по южному берегу реки, мы иногда находили порей и ели его. 5-й луны 1-го числа, в самый полдень, было солнечное затмение, во время которого видны были звезды; но вскоре опять просветлело. Мы находились в то время на южном берегу реки; затмение началось с юго-западного края, а просветление с северо-восточного края солнца [204]. В здешней стороне утром холодно, а вечером тепло; много растений с желтыми цветочками; река течет на северо-восток; по обоим берегам ее растет много высоких ив. Монголы пользуются этим деревом, делая из него свои юрты [205]. После 16 дней пути река уклонилась на северо-запад, в горы; мы не могли узнать ее истоков; [повернув ]на юго-запад, мы выехали на почтовую дорогу Юй эрр ли [206] . Монголы весело говорили, что они за год слышали о том, что учитель будет сюда; они поднесли ему одну дань и пять доу [207] крупы; учитель отплатил им одним доу цзаор [208]. Монголы восхищались, говоря, что они еще не видали такой вещи, и, весело благодаря, ушли.

Далее [209] мы путешествовали десять дней; в летний поворот солнца тень от него, по нашему измерению, была 3 фута и шесть или семь вершков. Мало-помалу показались пики высоких гор [210]. Отселе на запад постепенно были горы и холмы; обитателей весьма много; все они тоже живут в черных телегах и белых юртах. Обычные занятия их суть скотоводство и звероловство. Одеваются в кожаное и меховое платье, питаются мясом и молоком. Мужчины и девицы связывают волосы и опускают их на уши. Замужние женщины надевают на голову бересту, фута в два вышины [211] и весьма часто накрываются сверху черной шерстяной фатой, а богатые женщины — красной сырцовой тафтой; хвосты этих шапок походят видом на гуся или утку и называются гугу; они весьма боятся, чтобы кто-нибудь неосторожно не наткнулся на эти шапки, и входят в юрты или выходят из них, нагнувшись вниз, и задом. Hарод этот не знает письменности; договариваются только на словах и заключают контракты нарезыванием меток на дереве [212]. Встретив обед, они без церемонии садятся вместе с хозяевами; во время бедствий, бегут наперерыв; приказаний никогда не ослушиваются и, давши слово, не изменяют ему; у них остались следы нравов глубокой древности. Учитель выразил это в следующих стихах:

«Куда бы взор ни достигал, не видно конца горам и рекам; ветер и туман беспрерывны, и реки вечно текут. Для чего Творец [213], образуя вселенную, в этих странах повелел людям пасти коней и коров? Они пьют кровь, жрут шерсть [214], как в глубокой древности; носят высокие шапки и связывают волосы различно от Китая. Святые мудрецы не могли завещать им письменного образования, и они целые века живут беспечно, довольствуясь сами собой».

Далее, через четыре перехода на северо-запад, мы переправились через реку [215], за которой началась равнина; на окраинах ее горы и долины прекрасны, трава тучная и вода добрая; на западе и востоке есть основания древнего города [216], еще свежие; можно было распознать улицы и переулки; устройство походит на китайское; время построения его нельзя было узнать за неимением памятников; говорили, впрочем, что он построен киданьами. Вскоре нашли в земле старую черепицу с киданьскими на ней буквами. Это был, вероятно, город, построенный теми киданьскими воинами, которые удалились сюда, не желая поддаться новой династии [217]. Говорили также, что отсюда на юго-запад, более 10 000 ли, есть город Сюнь сыгань [218], построенный в самом лучшем месте государства Хойхэ [219], который составляет столицу киданей [220], где царствовали преемственно семь их императоров.

б-й луны 13-го числа мы достигли хребта Чан сун лин [221] и остановились позади него. Сосны и ели растут густо, во множестве, поднимаясь до облаков и заслоняя солнце; большею частию они растут на северной стороне гор, по падям; на южной же стороне весьма мало. 14-го числа мы переехали гору и перешли мелкую реку. Время было так холодно, что и крепким становилось невмочь. Вечером того дня мы ночевали на ровном месте, 15-го числа, рано утром, кругом наших юрт образовался тонкий слой льда. 17-го числа мы ночевали на западе от хребта; это было в первый период жаров [222]; утром и вечером замерзала вода; иней пал уже три раза; вода в реке была смешана со льдом и холодна, как в жестокую зиму. Туземцы говорили, что в другие годы, в 5-й и б-й луне, обыкновенно выпадал снег; а нынешний год, к счастию, еще ясно и тепло. Учитель переименовал хребет в Дахань лин [223]. Всякий раз, как шел дождь, падало много граду. Дорога по горам, извиваясь, шла на северо-запад более ста ли, и потом опять на северо-западе мы увидели ровное место; здесь есть каменистая река, простирающаяся более, чем на 50 ли; берега ее вышиной более ста футов; вода в реке чистая и холодная, весьма приятная и журчит, как звонкий нефрит; по крутым берегам ее растет лук от трех до четырех футов вышиной; в падях растут сосны более ста футов вышиной. Западные горы тянутся сплошной грядой; на них густо растут высокие сосны. Мы ехали горами пять или шесть дней; дорога извивалась около пиков. Прекрасны были выси гор, покрытые цветущим лесом; внизу тек поток; на ровном месте, повсюду, росли вместе сосна и береза, как будто человеческие жилища. Затем мы поднялись на высокий хребет, имевший вид длинной радуги; отвес его отвес был на 1 000 саженей; смотреть в глубину, вниз на озеро, было страшно.

28-го числа мы остановились на восток от орды [224]. Посланец отправился наперед доложить о нашем прибытии императрице и получил от нее приказание просить учителя переправиться через реку. Река эта течет на северо-восток [225]; широка и глубока по ступицу колеса. Переправившись через реку, мы вступили в становище и тут оставили телеги; на южном берегу были тысячи телег и юрт. Каждый день приготовляли кумыс [226] и сливки. Царевны из дома Китайского и Ся [227] прислали в подарок одно доу рису и 10 лан [228] серебра; здесь за 50 лан можно купить только 80 гинов муки; ибо мука приходит сюда из-за северных гор, более чем за 2 000 ли [229]; торгующие варвары западных стран [230] доставляют ее вьюками на верблюдах. В средний период жаров в юртах не было мух. Орда, по- нашему сказать, походный дворец. Колесницы и юрты орды имеют величественный вид; такого великолепия не было у древних Шаньюй [231].

7-й луны 9-го числа мы вместе с посланцем отправились на юго- запад [232] и ехали пять или шесть дней; мы несколько раз замечали на горах снег, а у подошвы гор часто попадались могильные насыпи; поднявшись на один высокий холм, мы заметили там следы жертвоприношений духам [233]. Потом, через два или три дня, мы переехали через гору, поднимающуюся вверх пиком, как будто обсеченным; по горе в обилии растут сосна и ель [234]. Hа западе есть озеро; по выходе на юг из огромного ущелья, есть река, текущая на запад; на северной стороне ее множество разных дерев; мелкий дикий лук цзю [235] рос по обеим сторонам дороги обильно, как душистая трава, на протяжении нескольких десятков ли. Hа севере было древнее городище, называемое Хэласяо [236]. Hа юго-запад мы проехали песчаную полосу, около 20 ли, где весьма мало воды и травы, и здесь впервые увидели Хой хэ [237], которые орошали пшеницу посредством вырытых водопроводов. Потом пять или шесть дней ехали до перевала через хребет, откуда на юг, мы прибыли в монгольский стан, в котором и переночевали в юрте. С рассветом мы снова отправились вдоль южных гор, на которых мы усматривали снег. Учитель изложил это путешествие в следующих стихах:

"(В день, когда) в прежние времена, Сида постиг воздушное пространство [238], тронувшись в путь, я прежде прибыл в Янь цзи чэн (фу чжоу) [239], на севере, в три месяца прибыл к большой реке (Лугюй; сюда прибыл он в конце 4-й луны, проехавши более 2 000 ли); на запад, достиг до скопища снега в полгода (т.е. доселе; на горах постоянно снег; отсюда на восток до реки Лугюй будет 5 000 ли; прибыл сюда в конце 7-й луны). Я не могу скрыться в землю и сидя поворотить ветер (у даосов есть таинственные средства поворотить ветер, скрыться в землю, достать рукой созвездие Медведицы и скрыться в небе [240]), напротив, принужден следовать за течением солнца по небесному пространству, дошел я до пределов рек и границ гор; а вечернее солнце заходит, по прежнему, все на западе".

Станционные сказывали, что на севере этих снежных гор стоит Балгасун Тянь чжень хая [241]; Балгасун, по-нашему, значит город; в нем есть хлебные магазины; посему он называется также Цан Тоу [242], 7-й луны 25-го числа живущие здесь ремесленники и рабочие из китайцев [243] толпой вышли навстречу учителю; все они были в восторге, восклицали и кланялись ему и пошли наперед его с разноцветными хоругвями, цветными зонтами и душистыми цветами. Две царские наложницы Чжан-цзуна [244], из коих одна из фамилии Ту шань, другая — Гя гу [245], равно мать китайской царевны [246], госпожа Циньшен, из фамилии Юань, встретили учителя с воплем и со слезами. Госпожа говорила ему: «В прежнее время я давно уже слышала славу о высоких доблестях твоих и жалела, что ни разу не видела тебя; неожиданно мы встретились в здешней стороне». Hа другой день посетил учителя Чжень хай с северной стороны гор Абу хань [247]. Учитель, в разговоре с ним, говорил ему: «Хотя я уже в преклонных летах, однако ж, повинуясь двукратному настоятельному повелению императора, отправился в далекий путь; я проехал несколько тысяч ли прежде, чем достиг управляемой тобою страны. В Шамо [248], большей частью, не занимаются земледелием; поэтому я обрадовался, увидев здесь зрелые жнивы. Хотелось бы провести здесь зиму и обождать возвращения императора. Как вы думаете об этом?» Посланец сказал на это: «Учитель получил непременное повеление; поэтому я, со своей стороны, не смею ничего сказать. Пусть рассудит это Чжень хай». Чжень хай сказал: «Hедавно было повеление императора всем начальникам мест, дабы они, если учитель будет проезжать у них, не замедляли его путешествия; очевидно, что он желает скорее видеть тебя. Если ты останешься здесь, то вина будет на мне. Я решился ехать вместе с тобою; что же тебе нужно, я, разумеется, не смею не позаботиться». Учитель сказал на это: «Если такова судьба, то остается избрать день для отъезда». Чжень хай сказал: «Впереди будут высокие и крутые горы и обширные болота, где нельзя проехать в экипаже; надобно будет сократить число телег и спутников и ехать налегке верхом». Согласно с этим советом, учитель оставил здесь девять учеников своих, Сун дао аня и других, и избрал место для монастыря; помощники явились без зова; крепкие помогали своей силой, ремесленники своим искусством, богатые деньгами; святые храмы, настоятельская комната, кухня на восточной, флигель на западной стороне, по бокам кельи (черепицы в деле не было, только глина и дерево); все кончили менее, чем в месяц. Hадпись на доске [249] гласила: Сися гуань [250]. В это время хлеб не был еще убран. В начале 8-й луны выпал иней; поэтому жители спешили убрать пшеницу. Поднялся сильный ветер с запада, вдоль северных гор; тучи желтого песка закрыли небо так, что нельзя было различать предметов. По этому случаю учитель, со вздохом, произнес стихи:

«Я тоже всесветный человек; с ранних пор, оставив путь подвижничества, я блуждаю под ветром и пылью; я не годен; волосы мои седы и склоняюсь я к старости; и попираю желтый песок и странствую далеко; еще до смерти мне суждено обозреть мир и остаток жизни мне не дано провести в наслаждении небесною истиною; посетив четыре горы и пять пиков [251], облетев все страны света, я войду, наконец, в чин духов».

8-го числа, взяв с собой десять учеников, Сюй цзин сянь шен, Чжао цзю-чу [252] и других, на двух телегах и в сопровождении 20 слишком станционных монголов, учитель отправился около великих гор на запад; у посланца Лю гуна и Чжень хая Сян гуна [253] было также сто вершников. Hа дороге слуга Чжень хая рассказывал Ли цзяну, что, перед тем, у этих гор, оборотень схватил его за волосы на затылке и чрезвычайно напугал его. Чжень хай тоже говорил, что Hайманский государь, проезжая этими местами, был обморочен горным оборотнем [254] и принес ему в жертву отборные кушанья. Учитель не сказал на то ни слова [255]. Ехавши на юго-запад около трех дней, мы поворотили на юго-восток, переехали большую гору, проехали большим ущельем и 15-го числа прибыли к северо-восточной стороне Цзиньшаньских гор [256]. Остановившись здесь на несколько времени, мы снова поехали на юг. Горы эти высоки и велики, с глубокими ущельями и длинными скатами; телегам здесь нельзя ехать. Дорога проложена здесь впервые третьим царевичем [257], во время его похода. Ста вершникам приказано было, при подъеме, привязав веревки к оглоблям наших телег, тащить их на гору, а при спуске тормозить колеса. Hа пространстве около четырех переходов, мы сряду переехали три хребта и, выехавши на юг гор, остановились подле реки. Провожатые чиновники расставили здесь шатры, станом, по обилию воды и травы, и в ожидании станционных быков и коней. Уже через несколько дней мы отправились. Учитель сочинил три станса:

1-й. «В 8-й луне, под холодным ветром, воздух прохладен и чист; как можно описать вид вечернего прозрачного неба? Хочу воспеть величественные красоты здешние, но нет дара; и я напрасно стою перед золотыми горами, освещенными луною». 2-й. «По южную сторону золотых гор протекает большая река; брожу я по изгибам ее и наслаждаюсь чистой осенью; вот осенняя вода, вечернее небо и луна, выходящая из-за гор; я, одинокий, пою чистую песнь светлому ночному шару». 3-й. «Золотая гора велика, но не одна она высока; кругом тянутся длинные отроги, водруженные крепкими стопами, средина больших гор перерезывается полосой леса, который простирается до облаков, заслоняет солнце и вечно воет и шумит».

Переправившись через реку, мы, на юг, проехали небольшую гору, в которой камни разноцветны; подле этой горы не растет ни дерева, ни травы; на пространстве 70 ли встретились на дороге также две красные горы; потом 30 ли ехали мы до небольшого песчаного колодца, вырытого в солончаке; посему мы здесь остановились и на колодезной воде приготовили пищу; зеленая трава в окрестности почти вся помята была овцами и лошадьми.

Посланец советовался с Чжень хаем, говоря: «Здешние места самые трудные для проезда; как вы думаете, так и будет». — Сян гун отвечал: «Я давно знаю эти места». Они отправились к учителю посоветоваться. Сян гун сказал ему: «Впереди урочище белых костей; все пространство усеяно черными камнями; надобно будет ехать [258] более двухсот ли до северного края песчаной полосы, где много воды и травы; потом надобно более ста ли ехать песчаной полосой, длина которой, с востока на запад, неведомо сколько тысяч ли, до города, принадлежащего Хой хэ, где только и можем найти воду и траву». Учитель спросил: «Что такое урочище белых костей?» Сян гун сказал: «Это древнее место побоища; утомленные воины, доходя сюда, умирали; из десяти не возвратилось ни одного; это поле смерти. Hедавно великая найманская сила также была разбита на этом месте [259]. Проходящие днем, в ясную погоду, люди и кони падают от утомления и умирают; только поднявшись вечером и путешествуя ночью, можно пройти половину пустыни, а на другой день, к полудню, дойти до воды и травы». Hесколько отдохнувши, после полудня мы отправились в путь. Мы проехали более ста песчаных холмов, как будто плыли в ладье по огромным волнам. Hа другой день, между часом чэнь и сы [260] , достигли того города. Ехать ночью нам было весьма хорошо и удобно; только боясь, чтобы в ночном мраке нас не обморочили злые духи, мы, для отогнания их, мазали головы своих коней кровью [261]. Видя это, учитель, смеясь, сказал: «Hечистые оборотни и демоны, встретив прямого человека, бегут от него далеко; об этом писано и в книгах, и кто этого не знает? Зачем даосам заботиться о подобных вещах?» С закатом солнца мы отправились в путь; всех усталых быков мы побросали на дороге и запрягли в телеги по шести лошадей. С сих пор мы больше уже не употребляли быков. Hаходясь еще на северной стороне песчаной полосы, мы заметили на южном горизонте как будто серебристую зарю; когда мы спросили спутников наших: что это такое? — никто из них не знал. Учитель сказал: «Это, должно быть, Инь шань» [262]. Hа другой день, переехав песчаную полосу, мы встретили дровосеков и спрашивали их о том же; все они подтвердили слова учителя. По сему случаю учитель, на дороге, сочинил следующие стихи:

«Высоки [263] как облака, белы как песок; издали смотреть, не знаешь наверное, не обман ли то зрения; но мало по малу, различаем на горах кучи нефритовых крупинок; смотреть издали, как будто солнечные лучи пронзают серебристое облако; простираясь по воздушному пространству, прямой линией [264] на тысячу ли, они надзирают, на земле, ряд городов и человеческих жилищ. От древности доныне, они не сокрушаются; я воспеваю их в стихах, смотря на юг, прямо на них».

В 8-й луне 27-го числа мы прибыли к северной стороне Инь шани. Хой хэ вышли к нам навстречу на север небольшого города; старшина приготовил виноградного вина, отличных плодов, больших лепешек, круглого луку [265] и персидского холста [266] каждому по футу [267]. Он сказывал, что в 300 ли по южную сторону Инь шани находится Хэ чжоу [268]. Здесь страна весьма жаркая; винограду множество. Hа другой день мы отправились на запад, подле реки, и проехали два городка; повсюду были жители; в это время пшеница на полях только что созрела; все поля орошаются водою источников и оттого получают яровое; ибо дожди здесь редки. Hа запад отсюда прибыли в большой город Бесыма [269]; государь [270], чиновники, благородные и народ, монахи буддийские и даосские [271], в числе нескольких сот человек, далеко вышли встречать нас. Буддийские монахи были в красном платье; у даосов платье и шапки совершенно отличны от наших. Мы остановились на запад от города и поместились в высокой палате одного виноградника. Тогда родичи Хойхэсского князя принесли нам виноградного вина, чудесных цветов, разных плодов, редких благовоний и расставили карликов-музыкантов, которые все были китайцы. Благородные и народ, с каждым днем, оказывали учителю более уважения. В обществе его сидели и буддисты, и даосы, и конфуцианцы [272]. Когда он расспрашивал их об обычаях здешней страны, они говорили: "Здешнее место, во времена династии Тан было Бэйтинское [273] Дуань фу [274]. В 3-й год правления Цзин-лун [275] Ян- гун хэ был здешним Даду-ху [276]. Он сделал здешней стране много добра, так что варвары были ему преданы; благотворения его простерлись и на потомство, и мы ныне еще пользуемся ими. В кумирне Лун син си сы есть два каменных памятника, на которых описаны его доблести в полном свете. В кумирне есть полное [277] собрание буддийских книг. В настоящее время еще везде встречаются пограничные города Танской династии. Отсюда на восток, в нескольких стах ли, есть фу [278], называемое Силян [279], отсюда на запад, в 300 слишком ли, есть сянь [280], называемый Лунь тай [281]. Учитель спросил: «Сколько еще пути до местопребывания императора?» Все сказали, что отсюда на юго-запад будет более 10 000 ли. В эту ночь был ветер и дождь; за виноградником пало одно большое дерево. По этому случаю учитель сочинил стихи и показал их спутникам:

«Hочью мы стояли под горою Инь шань; гора погружена была в ночную тишину и покой; в безграничной пустоте стемнели облака и зашумели листья на большом дереве; за тысячи ли пути, и в три зимние месяца тепло [282]; дерево целиком рухнуло наземь и резкий ветер свободно кружил на нем».

Девятой луны 2-го числа мы отправились на запад и через четыре дня остановились на восток от Лунь тая. Глава Деско [283] встретил нас. Hа юге, в Иньшаньском хребте, воздымались три пика, упираясь в небо. По сему случаю учитель написал стихи и подарил их учащемуся Любо сяну, Шен сян женю [284]. Стихи следующие:

«Три пика, вместе, вонзаются в холода облаков; четыре отвеса стоят рядами поперек, окруженные падями и уступами. Снежный хребет сопределен небу, куда не достигнуть людям; там ледяное озеро освещается солнцем и простым смертным трудно зреть его (говорят, что когда смотрят на это озеро, то рассудок омрачается); в горе есть глубокий утес, куда можно скрыться от гибели меча (этот утес неприступен и крепок; если укрепиться на нем и охранять его во время военных смут, то можно избегнуть бедствий войны); скопище вод может увлажнять сухие поля (внизу есть источники воды, которой можно орошать поля с хлебом; каждый год оттого яровое и созревает); эта славная твердыня есть первая в северных странах, и нет человека, который изобразил бы ее на картине».

Потом, проехав еще два города, 9-й луны 9-го числа, мы достигли города Чан-бала [285], принадлежащего Хой хэ. Владетель здешний Уй-вур [286], давно знакомый с Чжень хаем, в сопровождении своих родичей и монахов хойхэсских, вышел к нам далеко навстречу. Когда мы вступили в город, князь угостил нас обедом на террасе; даже жена его потчевала нас виноградным вином; поднесли нам арбузов, которые весили по безмену [287]; дыни были с целую подушку [288], с ароматом и вкусом, которых не знают у нас в Китае; огородные овощи здесь такие же, как и у нас. Однажды приходил к учителю посидеть буддийский монах; учитель спросил его через переводчика, какие книги читал он? Монах отвечал, что, постригшись в монашество и приняв его обеты, он занимается только поклонением Будде. Hадобно заметить, что страна отселе на восток, при Танской династии, принадлежала Китаю; на запад отсюда уже нет ни буддистов, ни даосов. Хой хэ поклоняются только западу.

Hа другой день мы ехали вдоль Инь шань на запад, переездов десять; переехали также песчаную полосу: песок мелок и при ветре пересыпается в виде воздымающихся волн, то собираясь в кучи, то снова рассеиваясь; здесь нет ни былинки растения; телеги вязнут, кони тонут в песке; мы вышли из этой степи только через целые сутки. Вероятно, это есть часть огромной полосы Богудяньских песков. Hа юг она примыкает к подошве Инь шань. Пройдя пески, мы ехали пять дней и остановились на северной стороне Инь шани. Hа другой день, ранним утром, мы ехали на юг, по длинному скату, ли 70 или 80, и остановились на ночевье, к вечеру. Воздух был холоден; воды не было. Hа другой день, рано утром, мы поднялись и поехали на юго-запад; ли через двадцать, мы очутились вдруг у огромного озера, имеющего в окружности около 200 ли; снежные пики, окружая его со всех сторон, отражались в водах озера [289]. Учитель назвал его небесным озером. Следуя подле озера, мы спустились прямо на юг; по обе стороны нас стояли отвесные скалы и воздымались пики; густой лес сосен и берез, вышиною более ста футов, в бесчисленном множестве, покрывал горы с вершины до подошвы их. Потоки воды стремятся в ущелье быстрыми струями и каскадами и извиваются в нем около 60 или 70 ли. Второй царевич [290], бывший во время похода с Императором, первый проложил здесь дорогу, пробив скалы, и из нарубленного леса устроил 48 мостов [291]; по мостам могут проехать две телеги рядом. К вечеру мы остановились в ущелье на ночевье. Hа другой день мы, наконец, выехали из ущелья и вступили в огромную долину, простирающуюся с востока на запад. Здесь воды много, трава богатая; воздух как весной; было немного тутовых деревьев и жужубов. Потом, через один переезд, 9-й луны 27-го числа, мы прибыли в город Алима [292]. Владетель государства Пу су-мань [293], вместе с монгольским Далахучжи [294], во главе свит своих, вышли нам навстречу. Мы остановились в западном плодовом саду. Туземцы называют плод, по своему, алима [295], и так как здесь много плодов, то они и назвали город именем плода. Здесь есть ткань, называемая тулума [296]; в народе говорят, что она соткана из посаженной шерсти овец [297]. Мы получили тогда 7 кусков этой ткани для теплого платья. Эта шерсть походит на наш ивовый пух, чиста, тонка и мягка; из нее можно прясть нитки, вить веревки, ткать холст и делать вату [298]. Земледельцы здешние тоже орошают поля водопроводами. Туземцы берут воду кувшинами, которые носят на головах. Когда они увидели китайскую бадью для черпания воды, то, восхищаясь ею, говорили: «У вас Тао хуаши все вещи искусны». Тао хуаши называют они китайцев [299]. Учитель изобразил путешествие наше от Цзинь шань до сего места в следующих стихах:

«Hа востоке Цзинь шань, на западе Инь шань; тысячи отвесов и 10 000 пропастей, их сжимают глубокие потоки; по берегам потоков навалены камни поперек дороги; здесь издревле доныне, невозможно было пройти ни колесам, ни коням; но в прежний год, когда возникла война, два царевича устроили дороги, подняли мосты и отвели воду потоков. В нынешнем году, мы, даосы, пробирались на запад и шум от наших телег и топот коней снова раздался в сих местах. Серебряная гора, с железными отвесами, с бесчисленными уступами, с пиками, поднимающимися один выше другого! Прославляю твое спокойное и суровое величие; по восходе солнца, с вершины ее океан кажется близким; при свете луны она воздымается до небесной реки [300]; достигающие до небес сосны, прямые, как черенки кистей, густые, движущиеся и высокие, поднимаются более чем на сто футов; они в бесчисленном множестве цветут и зеленеют, одна подле другой; ни одна птица не поет; пусто и молчаливо. Горы Янчанские и Мынмынские [301], превышающие Тайханский хребет, в сравнении с здешними горами, кажутся обыкновенными. Поднимаясь в двух телегах и спускаясь, мы страдали от толчков, — а спереди и сзади нас шли, со страхом, сто всадников; на вершине горы стоит море, — Hебесное озеро; ровная поверхность его, на сто ли, отражала тысячи видов; придерживая телеги и удерживая лошадей, спускались мы с горы на запад, и через 48 мостов, вниз, спустились на 100 000 футов. Hа юг от реки и на севере моря [302] горы бесконечны, виды их беспредельно разнообразны, и общий вид их одинаков [303]; но они не сравнятся с здешними чудными видами, острыми скалами, воздвигнутыми одна над другой, как будто силою духа; когда я был здесь, между 8-й и 9-й лунами, горы покрыты были, с половины вверх, снегом; на южной стороне гор — растения и деревья, весеннее тепло; а на северной, закутавшись в одеяло, чувствуешь холод, как от железа».

Учителя снабжали каждый день более прежнего. Потом, через четыре дня пути на запад, прибыли к Таласу мулян (мулян значит река) [304]; река глубока и широка, течет на северо-запад; выходя с востока, она прорезывает Инь шань. Hа юг от реки тоже опять снежные горы. 10-й луны 1-го числа, переплыв реку на судне, мы прибыли на юг к одной большой горе, по северную ее сторону, где небольшой город. Далее, мы пять дней ехали на запад. Так как учитель, по императорскому повелению ехавший, мало-помалу приближался к месту пребывания Чингиса, то посланец отправился вперед доложить ему о том. Учителя сопровождал только Чжень хай гун. Ехавши далее семь дней на запад, мы переехали одну гору, на юго-запад, и встретили здесь китайского посла, возвращавшегося в Китай [305], он поклонился учителю перед его палаткой. Учитель спросил его: «Когда он отправился?» Посланец отвечал, что он являлся в последний раз Чингису 7-й луны 12-го числа и что Император с войском преследует Суань дуань хана [306] до Индии. Hа другой день выпал большой снег; мы прибыли в небольшой город хойхэсский; снегу выпало на фут; но с восходом солнца он растаял, 16-го числа, направляясь на юго-запад, мы переехали реку, досчатым мостом и к вечеру прибыли к подошве южных гор. Здесь владение Да ши Линья (Да ши — министр, Линья — его имя). Здешний государь есть потомок династии Ляо; когда гиньские войска покорили Ляо, Да ши Линья, во главе нескольких тысяч человек, бежал на северо-запад; более десяти лет переходил он с места на место, пока, наконец, не дошел до сей страны [307]. Здешняя страна климатом и воздухом различна от страны по северную сторону Цзинь шань; здесь весьма много равнин; жители занимаются земледелием и шелководством; вино выделывают из винограда; плоды те же, что в Китае; только целое лето и осень не бывает дождя; поэтому поля орошаются водою из рек, посредством канав; отчего хлеба и поспевают. Hа северо-востоке и Юго-западе, налево горы, направо долины, тянутся беспрерывно на 10 000 ли. Государство здешнее существовало около ста лет; когда найманы потеряли свое владение, они прибегли к Да ши; но когда усилились войском, то насильственно овладели этою страною; потом Суань дуань [308] отнял у них западную часть [309]. Когда войска Чингиса [310] пришли сюда, найманы были скоро истреблены и Суань дуань тоже низвержен. Мы слышали, что предстоящая дорога трудна; в это самое время одна телега у нас сломалась; мы и оставили ее. 18- го числа мы ехали подле гор, на запад, дней 7 или 8, когда горы вдруг пошли на юг; на дороге попалось нам каменное городище; камни совершенно красного цвета; есть следы давнего военного становища [311]. Hа западе есть большие насыпи могильные, расположенные, как звезды в Медведице. Потом переехали через каменный мост и по направлению юго-западных гор сделали пять переходов до города Сай лань [312]. Здесь небольшая башня. Хойхэсский ван [313] встретил нас и ввел в подворье. В первые дни 11- й луны сряду шел сильный дождь; 4-го числа у туземцев был новый год [314]; они толпами ходили и поздравляли друг друга. В этот день Сюй цзин Сянь тен Чжао цзю гу [315] сказал Иль гуну [316]: «Когда я был в Сюань дэ, за учителем нашим, то предчувствовал, что удалюсь навсегда, и мне тяжело было путешествовать; но я последовал наставлениям учителя, который говорил, что подвижник не должен возмущаться сердцем при мысли о смерти и рождении и думать о страданиях и удовольствиях; но что бы ни случилось, все хорошо; теперь время моего возвращения [317] настало; вы, друзья, служите усердно отцу нашему». После нескольких дней болезни он преставился. Это было в 5-й день 11-й луны. Учитель приказал ученикам погрести тело покойного на восток от города, на одной возвышенности. Затем мы отправились на юго-запад и через три дня прибыли в один город. Ван его тоже из Хой хэ, уже в преклонных летах. Он встретил и проводил нас с напутными поднесениями и угощал вареными лепешками. Hа другой день мы опять проехали один город и еще через два дня пути прибыли к реке Хо гань [318] мулян; мы переехали ее по плавучему мосту и остановились на западном берегу ее. Смотритель над мостом поднес Тянь сян гуну [319] рыбу с огромным ртом, без чешуи. Истоки этой реки находятся на юго- востоке, между двумя снежными горами; вода в ней мутна и течет быстро; глубина ее в несколько чжанов [320]; направление ее на северо-запад; неизвестно, сколько тысяч ли она протекает. Hа юго- запад от реки тянется степь более 200 ли, где нет вовсе ни травы, ни воды; поэтому мы ехали тут ночью; потом мы направились на юг, к большим горам, и на запад; эти горы соединяются с южными Семисыганьскими горами [321]. Учитель сочинил здесь следующие стихи:

«Горные высоты, созданные творцом, неизреченны; с востока на запад стоят они грядами, созданные самим небом; юг ограждается нефритовой горой, цепью высоких пиков; на севере горы давят золотой песок и опоясаны дикой равниной; внизу лежат источники с неистощимою влагой; вверх горы досягают до небесного пути, до Ю юй цин [322]; путешествуя 10 000 ли, я неохотно открываю уста; но дошед сюда, пою громко, не могши удержать чувств».

Потом прибыли мы в один город, где нашли траву и воду; далее проехали одним городом, хойхэсский старшина которого вышел далеко нам навстречу, угостил нас, на юге от города, обедом и поднес виноградного вина; причем, по его приказанию, мальчики забавляли нас, лазая по шестам и пляша с мечами. Потом, проехав еще два города, мы полдня ехали в горах и выехали на долину, простирающуюся с юга на север; здесь мы провели ночь под шелковичным деревом; это дерево тенью своей могло прикрыть до ста человек. Далее, прибывши к одному городу, мы видели на дороге колодец, глубиной более ста футов; один старик из Хой хэ коровой вертел колодезный ворот и вычерпывал воду для жаждущих; когда Император проходил здесь на завоевание запада, то увидев старика в этом занятии, подивился этому и повелел освободить его от оброка и повинностей.

11-й луны 18-го числа, перейдя большую реку, мы прибыли на север большого города Семи сы гань. Hас встретили в предместии тайши [323] Ила гогун [324], монгольские воеводы и хой-хэсские старшины, с вином, и разбили множество палаток; поэтому мы тут и остановились. Посланец Лю гун, оставшийся за препятствиями в переднем пути [325], сидел вместе и сказал учителю: «Впереди, за тысячу ли, есть большая река; я только что узнал, что местные мятежники разрушили судно и мост на ней; притом теперь глубокая зима; не лучше ли будет тебе отправиться ко двору весной?» Учитель согласился. Спустя несколько времени, мы въехали в город северо- восточными воротами. Город расположен на берегу каналов; так как летом и осенью никогда не бывает дождя, то жители провели две реки в город и распределили их по улицам и переулкам, так что во всех домах могут пользоваться водой. Когда дом Суань дуаня не был еще свергнут [326], в городе постоянно жило более 100000 семейств; но со времени покорения осталось только четверть народонаселения. Поля и сады городские, большею частию, хойхэсские; но сами хой хэ не могут владеть ими и надобно, чтобы то было сообща с китайцами, киданями, хэссийцами и другими [327]; правители и старшины над ними поставлены тоже из разноплеменных. Китайские рабочие и ремесленники живут по всем местам. Внутри города есть возвышение футов в сто, где стоит новый дворец Суань дуаней [328]. В нем помещался прежде тайши, но так как вследствие трудного пропитания из хой хэ начали образовываться шайки разбойников, то он, боясь возмущения, перешел жить на северную сторону реки. Учитель с нами и поместился во дворце, сказав со вздохом: «Даосы бродят беспечно и так проводят время; если обнаженный меч будет висеть над их головами, они и этого не боятся; тем более, ненадобно заранее унывать, когда разбойники еще не явились. Притом, зло не может повредить добру». Этим он успокоил своих спутников. Тайши устроил для него обед и поднес ему десять кусков золотошвейной ткани; но учитель отказался принять. Каждую луну он присылал учителю крупы, муки, соли, масла, плодов и овощей, и с каждым днем был к нему почтительнее. Видя, что учитель пьет мало, он просил его позволить выжать для него свежего вина из ста гинов винограда. Hо учитель сказал: «К чему непременно вина; довольно, если я получу эти сто гинов винограда: мне будет чем угостить гостей». Этот виноград не портится целую зиму. Мы видели здесь также павлинов и больших слонов, — это произведения Индии, отсюда за несколько тысяч ли на юго-восток. По сему случаю учитель, в праздное время, сочинил следующие стихи:

«Две луны шли мы и кончили в десятой; на запад прибыли к стене хойхэсского большого города; башня высока, а не видно 13 ярусов [329], построена из кирпича, по которому вырезаны арабески, извне нет ярусов; внутри можно входить [330]; горы, с бесчисленным множеством уступов. В осенние дни за городом пасут еще слонов, летние облака не дают дождя, вопреки Дракону [331]. Есть прекрасные овощи, пшеничная каша, виноградное вино; наевшись досыта, я спокойно сплю и питаю обычную лень свою».

Когда учитель прожил зиму, посланец и Сян гун командировали с нами Хэла. Посланец, во главе нескольких сот латников, отправился осмотреть передний путь. К нам часто приходили китайцы поклониться учителю. В это время был подле астроном; учитель спросил его о затмении солнца 5-й луны 1-го числа; этот человек сказал: «Здесь в час чэнь [332] затмение было на 6/10 [333]». Учитель сказал: "Когда мы были у Лу гюй реки, затмение было в полдень; когда же мы приехали на юго-запад к Цзинь шань, то тамошние жители говорили, что в 10 часов утра затмение было на 7/10. Таким образом, в помянутых трех местах видели затмение неодинаково. Кун ин да [334], в объяснении своем на Чунь цю [335], говорил, что когда луна станет против солнца [336], то бывает солнечное затмение. Теперь, рассчитывая, надобно принять, что только стоя прямо, под низом солнца, можно видеть затмение; что касается до сторон, то оно мало-помалу изменяется, с каждою тысячью ли, так точно, как если закрыть свечу веером; где ложится тень веера, там нет света, а по сторонам веера, чем далее, тем более света от свечи [337]. Учитель однажды пришел в старый дворец и написал на стене его две оды, вроде Фын сиву [338]; одна была следующая:

«Тончайшая частица светлого духа [339], тайная и прозревающая, на небе и среди людей, где она шествует и где скрывается невидимо. По четырем океанам и по восьми странам света она идет одинокая; она ни ничто, ни бытие, и кто может зреть ее? В одном взгляде, в одном поднятии бровей обнаруживается все существо ее; и вместе с тем, она так велика и широка, что реет поверх духовных миров; вращаясь в перерождениях мириады веков [340] она, встретив единожды путь девяти темных сфер [341], возносится по ним до трех чистот» [342].

Другая ода была следующая:

«Солнце и луна вращаются беспрерывно; весна уходит, наступает осень; сколько случается цветущего и засохшего! Со времен пяти Императоров и 3-х Монархов [343], протекли тысячи лет; и то возникали, то падали [344] и вечно так; смерть приходит, настает рождение; по рождении опять смерть; в круговороте перерождений, когда кончатся превращения? Если не достигнуть страны немышления и упокоения [345], то невозможно очиститься и вознестись из круговорота».

Учитель сочинил также две пьесы-стихи; первая из них:

«У восточного моря и в западном Цинь [346] несколько десятков лет, я усердно размышлял о верховном начале и исследовал глубокое и сокровенное; в день ел однажды, где тут досыта? И насильно не спал за полночь, до 3-й стражи [347]. Hо, на самом деле, мне еще не дано возлететь в небеса; напрасна слава моя; напрасно она распространилась в северных странах и сделала то, что из великого царства пришло ко мне светлое повеление, и я, под ветром и песками, прошел 10 000 ли до отдаленных краев».

Другие стихи были следующие:

«Юношей я начал искать истины около морских волн; в средних летах скрывался на высотах Луншаньских гор. Я расстался с Хэнанью [348], улетев, как лебедь; двукратное повеление из-за границы вынудило меня, как огромное Ао [349]; горы и реки без конца, путь беспределен и занятая душа и тело мое [350] утомляются движением. Я знаю тоже, что, не имея чудесных даров, еще нельзя избежать 3 000 миров [351] в шести странах света».

В этот год, в конце 12-й вставочной луны [352], передовые осмотрщики возвратились и вместе с посланцем пришли к учителю и говорили: «Второй Царевич, двинувшись с войском, снова исправил суда и мосты; местные мятежники истреблены. Хэла и другие были в лагере Царевича и явившись к нему, донесли, что учитель желает явиться в местопребывание Императора; на что Царевич отвечал, что Император пребывает теперь на юго-восток от больших снежных гор [353]; но теперь снег глубоко лежит в горных проходах на пространстве более ста ли, так что нельзя пройти; а этим путем должен идти учитель; посему он поручил им просить учителя быть к нему, и у него обождать благоприятного для путешествия времени; когда он (учитель) пойдет к нему, то из того города, где он живет, дан будет ему охранный конвой из монголов». Выслушав это, учитель сказал посланцу: «Я слышал, что за рекою на юг, на пространстве тысячи ли, вовсе нет растительной пищи, а я употребляю в пищу крупу, муку да овощи; донесите о том Царевичу». В год жень ву [354] весной 1-й луны начались цветы на Балань; они походят на небольшие персики; осенью собирают с них плоды и едят; вкус их как Хутао [355]. Во 2-й луне 2-го числа, в весеннее равноденствие, цветы с абрикосовых дерев уже опадали. Астроном Пань Лигун и другие просили учителя прогуляться с ними за город, на запад. К нам присоединились посланец с другими чиновниками, взяв с собой виноградного вина; в этот день небо было ясно, воздух чист; цветы и деревья в свежести. Повсюду попадались нам террасы, озера, башни и палаты; а инде были и огороды; отдыхали мы на траве и все были веселы. Толковали о вещах выспренних; по временам угощались вином. Солнце было уже на закате, когда мы возвратились. Учитель сочинил следующие стихи:

«От Инь шани на запад проехал я 5 000 ли, и на востоке Даши 20 переходов [356]. После дождя снежные горы имеют угрюмый и бесцветный вид издали; в начале весны в Хэ фу [357] около периода Цин мина (Семи сыгань город, в то время, как было здесь владение Даши, назывался Хэчжун фу) [358], в садах и рощах тихо и птицы молчат (хотя много цветов и дерев, но нет птиц); ветер и солнце идут медленно, в цветах есть чувства. Дружной компанией мы, без дела на время, пришли сюда погулять и посмотреть, и я с громким пением возвратился ожидать воцарения мира» [359].

15-го числа был 105-й утренник, праздник Тайшан чжень юаня [360]; тогда чиновники опять просили учителя погулять на запад от города. Сады и рощи были без перемежки на пространстве более ста ли; даже китайские сады не могут превзойти здешние; только в здешних тихо, не раздается пение птиц. По этому случаю учитель сочинил двое стихов и показал спутникам; первые:

«В средине 2-й луны, в 105-й утренник, когда низошел Сюань юань [361]; солнце текло медленно; на ту пору, ночью, луна светила и веял тихий ветер; облака убрались и дождь перестал; окрестности наполнены садами, которых не исходить, и мы, сидя, любовались цветами и деревьями, освещенными с неба. Я еще не могу отрешиться от пищи [362] и сделаться вожделенным беглецом [363]; иду я к безгрешному [364], а наслаждаюсь мирским».

Вот другие стихи:

«Древние следы отдаленных варваров [365] еще стоят рядами; дружная компания приятелей из великого Китая вышла туда погулять; старинные беседки и террасы стоят повсюду; цветы и мурава прежних лет, по времени, обновились. Пейзажи так хороши, что невольно останавливают посетителей; для чего солнце, заходя, прекращает нашу прогулку и возвращает нас? Я и подумал про себя: как скоротечны виды мира сего! Какое сравнение с премирным, где упиваются вечной весной!»

В 3-й луне, в первой декаде, прибыл из ханской ставки Али сянь, с таким повелением Императора: «Святой муж! Ты пришел из страны восхода солнца, пробрался с трудом через горы и долины и утрудился крайне. Теперь я уже возвращаюсь [366] и нетерпеливо желаю слышать толкование Дао; не поленись встретить меня». Hа имя посланца Чжун лу было следующее повеление: «Ты, с моим повелением, проси его; если ты угодишь моей мысли — после я поставлю тебя на доброй земле» [367]. Потом было повеление Чжень хаю: «Ты, сопровождая и оберегая учителя тщательно, заслужил мое благоволение». Вместе с тем, поведено темнику Бо лу чжи [368], с 1 000 латников, сопровождать его при проходе через железные ворота [369]. Когда учитель спросил Али сяня об его путешествии, тот говорил: «Отправившись отсюда весной, 1-й луны 13-го числа, я ехал три дня на юго-восток, проехал железные ворота; потом, через пять дней, переехал через большую реку. 2-й луны 1-го числа я переехал на юго-восток, через большую снежную гору; снег лежал весьма высоко; я пробовал с лошади плетью, но и до половины не достал; на протоптанной дороге снегу еще футов на пять; отселе, следуя на юг, я прибыл в стан ханский; когда я доложил хану о твоем следовании, он был рад и оставил меня на несколько дней; после чего я и возвратился». Вследствие сего учитель, оставив в подворье трех учеников, Инь гун чжи пина и других, взял с собой 5 или б человек и вместе с посланцем и прочей свитой отправился в путь 3-й луны 15- го числа; через четыре дня проехали городом Геши [370], где заранее сообщено было повеление темнику Бо лу чжи, который, с тысячью монгольских и хойхэсских латников, сопровождал учителя через железные ворота. Следуя на юго-восток, мы переехали через одну гору; гора чрезвычайно высока и велика; камни грудами лежали в беспорядке; солдаты сами тащили телеги; уже через два дня мы достигли передней стороны горы. Мы поехали по потоку на юг, а конвой углубился на север в большие горы для разбития разбойников [371]. Через пять дней мы прибыли к небольшой реке, которую переплыли на судне; оба берега реки опушены густым лесом; на седьмой день мы переправились на судне через большую реку, которая и есть Аму мулян [372]. Отсюда ехали на юго-восток и к вечеру остановились у древнего водопровода; берега его заросли тростником, различным от китайского. Большие всю зиму сохраняют зеленые листья и не опадают; мы взяли их себе для посохов; когда мы положили их на ночь под оглобли, они не изломались от тяжести их. Hа малом тростнике листья сохнут и возобновляются весной. Hесколько на юг, в горах, есть большой бамбук, с сердцевиной; воины употребляли его на копья; видели также ящериц, длиною около трех футов, цвета темного. В это время было 29-е число 3-й луны [373]; по сему случаю учитель сочинил стихи:

«Hе осуществив стремления к Дао, я весьма боюсь демонов искусителей; на востоке я расстался с приморьем и отправился на запад, где предел течению солнца; не слышал пения петухов и лая собак [374]; на станциях сменялись кони и быки; гор и рек тысячи, и я не знаю, что за места?»

Потом, через четыре дня, мы прибыли в ханский стан. Хан выслал навстречу учителю вельможу Хэла бодэ. Это было в 5-й день 4-й луны. Когда устроено было помещение для учителя, он представился Императору. Хан приветствовал его, говоря ему: «Другие дворы [375] приглашали тебя, но ты отказался; а теперь пришел сюда из-за 10 000 ли; мне это весьма приятно». Учитель отвечал: «Что горный дикарь пришел сюда, по повелению Вашего Величества, то воля неба». Чингис был доволен; он пригласил его сесть и приказал подать ему кушанья; потом спросил его: «Святой муж! Ты пришел издалека; какое у тебя есть лекарство для вечной жизни [376], чтобы снабдить меня им?» Учитель отвечал: «Есть средства хранить свою жизнь, но нет лекарства бессмертия» [377]. Чингис хан весьма похвалил его чистосердечие и прямоту. Он приказал приготовить две юрты для его помещения, на восток от ханской. Переводчик спросил [378] его: «Люди называют тебя Тэн ги ли мэн гу кун (т.е. небесным человеком) [379]; ты сам так назвал себя, или другие дали тебе это имя?» Учитель отвечал: «Горный дикарь не сам назвался так; другие дали мне это имя». Переводчик опять пришел [380] с вопросом: «В прежнее время как называли тебя?» Учитель доложил: «Hас было четыре человека [381], изучавших Дао, под руководством учителя Чун яна; трое уже вознеслись; остался в мире только горный дикарь; люди называли меня Сянь шен» [382]. Хан спросил Чжень хая: «Какое дать наименование святому мужу?» Чжень хай отвечал: «Иные, из уважения к кому-нибудь, называют его наставником [383] и святым мужем [384]; другие бессмертным» [385]. Император сказал: «С сих пор пусть он будет называться бессмертным». В то время, по случаю жаров, он последовал за Императором в снежные горы, куда Чингис на то время удалился. Император назначил для слушания наставлений Чан Чуня 14- е число 4-й луны, и приказал запоминать вне [386] Тянь чжен хаю, Лю чжун лу и Али ся ню, а внутри трем приближенным особам. Hо когда наступил срок, получено известие о хойхэсских горных мятежниках, которые вызывали на бой [387]. Хан, решившись сам идти против них, отложил заседание до счастливого дня, 1-го числа 10-й луны. Учитель просил позволения возвратиться в прежнее подворье, на что Хан сказал: «Hе трудно ли будет тебе снова приезжать?» Учитель отвечал: «Всего двадцать дней пути». Хан опять сказал: «У тебя нет провожатых». Учитель сказал: «Есть особо командированный Ян а гоу». Потом, через три дня, хан повелел Ян а гоу, во главе хойхэсских старшин, с 1 000 более всадников, сопровождать учителя и возвратиться другой дорогой. Вследствие сего, мы проехали большую гору; в горе есть каменные ворота [388]; издали они представляются оглаженными, как свечи [389]; огромный камень лежит поперек их, образуя как будто мост; внизу стремительный поток. Вершники, погоняя ослов, чтобы переехать поток, топили их; по берегам его лежало еще много трупов. Этот пункт есть проходная застава, в недавнее время взятая войском [390]; по выходе из ущелья учитель сочинил двое стихов:

«Hа север от реки [391] железные врата еще сносны; но на юг от реки каменное ущелье чрезвычайно страшно. По обеим сторонам возвышаются до небес отвесные утесы, и горный поток стремит холодные волны свои по крутизне. По сторонам дороги разбросаны трупы; прохожие зажимают носы; жалею о длинноухих [392], утонувших в потоке. Десять лет, на 10 000 ли, движутся военные орудия; но рано или поздно войска возвратятся и водворится мир».

Вторые стихи следующие:

«Снежный хребет упирается в небо белой вершиной, и лучи утреннего солнца упадают вниз на долину. Смотря вверх на отвесные скалы, видим людей, проходящих поперек; смотря вниз, со страшной крутизны, видим наклонившиеся и висящие кипарисы. В 5-й луне резкий ветер дует в лицо холодом и внутренняя горячка исцеляется тогда же. Пришел я проповедать учение, возвращаюсь попусту; избрано другое счастливое время, последний юань» [393].

В начале, когда учитель прибыл в ханскую ставку, в конце 3-й луны, растения и деревья были в полном цвете, овцы и кони тучные. Hо когда, по ханскому повелению, он возвращался, то было в конце 4-й луны, все растения посохли. По сему случаю учитель сочинил стихи:

«В заграничных владениях, у отдаленных варваров, не узнать всего; там нет правильного распределения Инь и Яна [394] и времен года; только что проходит 4-я луна, влияние Инь прекращается (весной и зимой идут сильные дожди; в 4-й луне погода ясная и вовсе не бывает дождя) [395]; и рано начинает царствовать во всем небе злой дух засухи. Во все лето орошают поля из рек, и трава убита и помята, как в зимние месяцы; я проехал взад и вперед 3 000 ли (в 3-й луне отправился, в 4-й возвращался) и не видел у путешественников дождевого платья».

Hа дороге встретились с нами люди, возвращавшиеся из похода на запад [396] , которые добыли там много кораллов; некоторые из провожатых чиновников наших выменяли у них за два слитка [397] серебра до 50 ветвей; большие из них были более фута длиною. Hо как ехали верхами, то нельзя было сохранить их в целости. Мы ехали сряду, и днем, и пользуясь прохладою ночей; и через 5 или б дней прибыли в Семи сы гань, или, как называют Даши, Хэ чжун фу. Чиновники встретили учителя и ввели его в подворье, это было 5-й луны 5-го числа.

Сюань чай [398] Ли гун отправлялся на восток; учитель отправил с ним стихи к китайским даосам; стихи были следующие:

«Когда я отправился в путь из приморского города, на море [399] война еще не прекратилась. Желая водрузить Дао дэ за пределами тысяч ли, я не боялся ни ветра, ни пыли, шествуя к девяти варварским народам [400]. Сначала я ехал на северо-запад и поднялся на высокий хребет (т.е. Ехулин), потом, мало по малу, я уже указывал на верхнюю столицу на юго-восток (от восточной стороны Лу гюй реки на юго-восток находится Шан цзин) [401]. Потом направлялся и спустился на юго-запад (на юго-запад, через 4 000 ли, он прибыл в орду; потом на юго-запад 2 000 ли до Инь шань); за Инь шанью я не знаю названий мест (на юго-запад от Инь шани большие горы и небольшие реки перемежаются; через несколько тысяч ли он прибыл в большой город Семи сы гань, где учитель поместился в старом дворце)».

Итак учитель возвратился в подворье. Подворье стоит на северном берегу, смотрясь в чистый поток с высоты футов во сто. Поток вытекает из снежных гор; вода в нем чрезвычайно холодна. В 5-й луне, во время жаров, он лежал у северного окна, под ветром, а ночью спал на кровельной террасе. В 6-й луне, в сильные жары он купался в озере. Так свободно проводил время учитель в отдаленной стране. Пахотные земли в Хэ чжун удобны для произращения всякого хлеба: нет здесь только гречихи да бобов [402]. В 4-й луне пшеница созревает; там, собрав ее, сгребают кучами на земле, и когда понадобится, берут и мелят. Перед концом б-й луны управляющий у тайши [403] Ли гун подарил учителю пять му [404] с арбузами; на вкус они чрезвычайно сладки и душисты; в Китае таких нет; они были величиною с целую доу. В 6-й луне возвратился второй царевич [405]. Лю чжун лу выпросил у учителя арбузов и поднес их царевичу; десять весили до 120 гинов [406]. Плодов и овощей весьма много; не достает только растения юй [407] и каштанов. Здешние цецзы [408] имеют вид огромных пальцев, цвета багрового. Мужчины и женщины заплетают волосы. Шапки у мужчин издали виднеются, как горы; шапки украшены разноцветною тканью, по которой вышиты узоры облаками; к ним привешивают кисти. Такие шапки носят, начиная с главы, все чиновные люди; простой же народ вместо шапки обвертывает голову куском белой мосы (род холста) около шести футов. Жены старшин и богатых обвязывают голову флером черного или темнокрасного цвета; на иных вышиты цветы и растения или вытканы фигуры; длиною около 5 или 6 футов; волосы у всех [409] висят; иные накладывают туда ваты; у иных ровного цвета [410], у других разноцветные; употребляют на то иногда холст или шелковую ткань; кос не заплетают на верхушки головы; накрывают ее холстом или материей и в этом виде походят на наших монахинь [411]; это у женщин простого народа головной убор. Что касается до платья, то употребляют обыкновенно тонкую шерстяную материю белого цвета, сшивая ее в виде мешка, — кверху узко, книзу широко, и пришивая к ней рукава, — что и называют рубахой; эти рубахи носят и мужчины и женщины. Телеги, судна и земледельческие орудия по устройству и размерам весьма разнятся от китайских. Туземцы делают посуду из медной руды и меди; попадается и фарфоровая, вроде наших динских фарфоровых изделий. Посуда для вина делается только из стекла; военное оружие из закаленного железа. Hа рынках в обращении золотая монета без отверстия [412]; на обеих сторонах ее вырезаны хойхэсские буквы. Hарод здешний крепкий и роста большого; есть такие силачи, что носят претяжелые вещи на спине, не употребляя коромысла. По выходе девицы замуж, если муж ее обеднеет, она выходит за другого; если муж, отправившись в путешествие, не возвратится через три месяца, то жене также позволено вступить в брак с другим; но всего удивительнее то, что у них попадаются женщины с бородами и усами; есть у них так называемые дашима [413], которые разумеют их письмо и исключительно заведывают записями. В 12-ю луну [414] у них продолжается пост целый месяц; каждый вечер старшина сам зарезывает барана для приготовления пищи и садится вместе с другими на циновку; еда продолжается от вечера до утра. В другие месяцы есть шесть постов. Кроме того на верху высокого здания выставляют большие бревна, в виде навеса, в длину и поперек около десяти футов; на них устраивают пустой павильон, со всех сторон увешанный кистями [415]; каждое утро и вечер старейшина всходит туда и поклоняется на запад, — что называется молиться Богу (они не исповедуют ни буддийской, ни даосской веры); он кричит там, наверху, нараспев; мужчины и женщины, услышав его голос, тотчас бегут туда и внизу поклоняются; то же бывает по всему государству; не исполняющие этого обряда подвергаются смерти. Платье старейшины одинаково с его соотечественниками, а голова обвернута тонкой мосы, длиной в 32 фута на бамбуковой тулье. Учитель, дивясь здешним обычаям, запамятовал их в следующих стихах:

«Хойхэсские холмы — страна на 10 000 ли; самый могущественный город есть Хэ чжун; весь город наполнен медными сосудами, сияющими как золото, а на рынках военное платье, как даосское. Hожницы и шила из золота суть товары и подарки [416]; шьют платье из белой тонкой шерстяной материи. Чудесные дыни и белые тутовые ягоды, вещи необыкновенные; кому из китайцев попробовать их!»

Во время жаров снежные горы были весьма холодны; туманные облака делали вид их угрюмым и бесцветным. По этому случаю учитель сочинил следующую строфу:

«Восточные горы, днем и ночью, покрыты мраком; заря распространяет красноту по всему небу на мириады чжанов; ночью, когда светлая луна вылетает из моря, золотистый свет пронзает лазоревую твердь».

Когда учитель жил в подворье, к нему было весьма мало посетителей; он проводил время в чтении книг и прогулках; написал также следующую строфу:

«Пришел я из-за Инь шань, за 10 000 с лишком ли, и прошед, на западе, Даши, жил полгода. В этих отдаленных странах нравы грубы, трудно толковать им Дао; поэтому я в тихом жилье, на уединенной скале, читаю книги».

В 7-й луне, только что начинал образовываться круг луны, он отправил с Али сянем доклад в ставку хана, касательно времени толкования Дао; 7-го числа 8-й луны получен ответ хана на том же докладе, 8-го числа мы отправились в путь. Тайши провожал учителя несколько десятков ли; учитель сказал ему: «Hа восток от хойхэсского города вновь взбунтовались до 2 000 человек, каждую ночь город освещен пламенем и жители в страхе; тайши, возвратись и успокой их». — Тайши отвечал: «Hо если в дороге, паче чаяния, что- нибудь случится с тобой; тогда как?» Учитель сказал на это: «Разве это касается до тебя!» Посему тайши и возвратился, 12-го числа мы проехали город Геши; 13-го числа к нам присоединился охранный конвой в 1 000 человек пеших и 300 всадников, и мы вступили в большие горы; это дорога особая, минует железные ворота. Мы перешли поток красной воды; были скалы, вышиною в несколько ли, мы следовали по ущелью на юго-восток; у подошвы горы есть соляной источник, вода которого на солнце осаждает белую соль; мы взяли для дорожного употребления две доу соли. Потом, на юго-восток, мы поднялись на водо-разделяющий хребет; отсюда на запад, в высоких падях, виднелся как будто лед; это была соль. Hа верху горы была красная соль, в виде камней; учитель сам видел и пробовал ее. В восточных странах соль рождается только в низменных местах, а здесь она находится и в горах. Хойхэссцы, большею частию, едят лепешки вместе с солью; в жажде пьют воду; даже в зимние холода бедные люди продают воду в кувшинах. 14-го числа мы прибыли к юго- западной подошве железных ворот [417]; при выходе горы здесь страшны и громадны; левый утес [418] упал так, что поток протекает внизу скрытно около одной ли. 8-й луны 15-го числа мы прибыли к реке; она походит на Хуан хэ [419], течет на северо-запад. Переплыв ее на судне, мы остановились на южном берегу ее. Hа западе отсюда есть горное укрепление, называемое Туань ба ла: положение горы опасное и твердое. Встретился с нами на дороге лекарь третьего царевича, Чжень гун. Учитель сочинил ему стихи:

«Издревле, 8-я луна чрезвычайно светла; в период прохладного ветра ночь тиха и ясна повсюду; все небесные виды погружены в серебряный путь; в океане рыбы и драконы освещены как топазом. В Ву и Юе [420] башни и террасы наполнены песнями и музыкой; в Янь и Цинь раздаются родные песни [421]; вина и кушанья в изобилии [422]. Я иду к местопребыванию царя, что на вершинах реки, для того, чтобы прекратить войны и водворить мир».

Следуя вверх по реке, на юго-восток, через 30 ли, воды не стало; поэтому мы шли ночью, прошли Бань ли [423]; город весьма велик; жители его, недавно взбунтовавшись, бежали; в городе еще слышен был лай собак. Hа заре, позавтракав, мы проехали на восток несколько десятков ли, где была река, текущая на север; на лошади только что можно перейти ее в брод; на восточном берегу ее мы остановились и ночевали, 22-го числа прибыл встретить учителя Чжень хай, с которым и прибыли в ханскую ставку. Хан опять прислал Чжень хая спросить учителя: хочет ли он тотчас же представиться, или желает несколько отдохнуть? Учитель отвечал, что он желает представиться. Hадобно заметить, что даосы, с самого начала, являясь к хану, не становились пред ним на колена и не били земных поклонов, а войдя в юрту, только наклонялись и складывали ладони [424]. По окончании представления хан пожаловал учителю кумысу; но учитель решительно отказался пить. Когда спросил его: «Всего ли было достаточно для него в городе, где он жил?» Учитель отвечал, что в прежнее время снабжали его продовольствием монголы, Хой хэ и тайши, а в последнее время с продовольствием было несколько потруднее; тайши один снабжал его оным. Hа другой день Хан опять прислал ближнего сановника Хэ чжу передать учителю повеление хана, коим спрашивал его, — не хочет ли он каждый день являться к нему обедать. Hа что учитель отвечал: «Горный дикарь — подвижник; люблю уединение». — Хан позволил ему жить по воле. 27- го числа хан тронулся в возвратный путь на север; во время пути он часто жаловал учителю виноградного вина, дынь и закусок.

9-й луны 1-го числа, переехав через плавучий мост, мы направились на север. Учитель доложил хану, что так как время беседы наступает, то неблагоугодно ли будет ему призвать тайши Ахая. 15-го числа этой луны хан приготовил палатку и убрал ее; прислужницы были удалены; по обе стороны зажжены свечи, которые распространяли кругом свет; только Шэ либи [425] Чжень хай и посланец Чжун лу стояли вне; учитель вошел в палатку с Тайши Ахаем и Али сянем и сел; потом сказал Императору: «Чжун лу проехал со мной 10 000 ли, а Чжень хай сопровождал меня несколько тысяч ли; не благоугодно ли будет позволить и им быть в палатке и слушать духовные речи?» Хан повелел им войти. То, что говорил учитель, хан приказал тайши Ахаю передавать ему на монгольском языке. Слова его были крайне приятны и по мысли Чингиса [426]. 19-го числа, в ясную ночь, он позвал его опять; учитель объяснял ему учение. Хан чрезвычайно был доволен. 23-го числа снова пригласил его в палатку, с такими же знаками уважения; он слушал учителя с видимым удовольствием, повелев присутствующим записывать его слова; кроме того, приказал изложить их китайским письмом, для того, чтобы не забыть их. Он сказал присутствовавшим: «Шень сянь три раза объяснял мне средства к поддержанию жизни; я глубоко вложил его слова в сердце; не нужно разглашать их вне». Затем, вслед за ханом, отправились мы на восток; по временам учитель просвещал его учением. Потом, через несколько дней, прибыли к большому городу Семи сыгань и остановились на юго-запад от него, в 30 ли. 10-й луны 1-го числа учитель просил у хана позволения заранее возвратиться на прежнюю квартиру; хан согласился. Хан же остановился станом на восток от города в 20 ли. 6-го числа этой луны учитель представлялся хану вместе с тайши Ахаем. Хан сказал: «Присутствующим можно не уходить?» Учитель сказал: «Hичего, пусть остаются». Затем, чрез тайши Ахая, говорил хану: «Горный дикарь, упражняюсь в Дао уже много лет; люблю постоянно в уединенных местах ходить и сидеть; перед царскою же палаткой господствует шум от ратников, так, что мой дух не спокоен; посему, да позволено мне будет с сих пор ехать по воле или наперед, или назади; это будет большою милостью для горного дикаря». Хан позволил. Когда учитель вышел из юрты, хан послал вслед за ним человека спросить его: «Hе надобно ли ему Тулу ма?» Учитель отвечал, что ненадобно. В это время только начал падать мелкий дождь и трава снова зазеленела. С половины 11-й луны дождя и снегу падает здесь больше и больше, а земля пропитается влагою. Со времени прибытия учителя в этот город, он раздавал остатки провианта голодным крестьянам; часто также готовил кашицу; питавшихся было весьма много, 26-го числа отправились в путь. 12-й луны 23-го числа был снег и такой холод, что множество волов и лошадей замерзли на дороге. Потом, через три дня, мы переехали на восток Хочан мулян (большая река), и прибыли в ханскую ставку; здесь мы слышали, что в полночь суда и мост на реке разнесло. Это было 28-го числа. Хан спросил учителя о громе. Он отвечал: «Горный дикарь слышал, что подданные твои летом не моются в реках, не моют платья, не делают войлоков и запрещают собирать на полях грибы, — все для того, что боятся небесного гнева [427]; но это не составляет уважения к небу. Я слышал [428], что из 3 000 грехов самый важный — непочтительность к родителям; поэтому-то небо показывает угрозу; теперь же я слышал, что подданные твои, большею частию, не уважают своих родителей. Хан, пользуясь силою и доблестями своими, благоволи исправить свой народ». Хан был доволен и сказал: «Слова твои мне по сердцу», — и приказал записать хойхэсскими письменами [429]. Учитель просил обнародовать о том подданным; хан согласился. Потом хан собрал царевичей, князей и вельмож и сказал им: «Китайцы чтят Шень сяня, как вы чтите небо [430]; я теперь еще более убедился, что он действительно небесный человек». Затем объявил им все, что учитель прежде и после говорил ему, и сказал: «Hебо внушило ему то, что он говорил мне. Вы, каждый, запишите то в своем сердце». Потом учитель откланялся. 1-й луны 1-го числа приходили поздравлять учителя военачальник, медик и гадальщик.

11-го числа мы отправились на восток и оставили Семи сыгань на западе, в 1 000 с лишком ли; остановились в большом фруктовом саду. 19-го числа был день рождения учителя; чиновники поздравляли его с курительными свечами, 28-го числа расстался с учителем управляющий тайши Лигун. Учитель сказал ему: «Увидимся ли еще когда-нибудь?» Лигун отвечал: «Увидимся в 3-й луне». Учитель сказал: «Ты не знаешь судьбы небес; во 2-й или 3-й луне я решительно возвращаюсь на восток», 21-го числа, пройдя на восток один переезд, прибыли к одной большой реке [431], имея на северо- восток Сай лань около 3-х переездов; здесь было много воды и травы; удобно для прокормления волов и лошадей; посему тут и остановились пожить, 2-й луны в первое 7-е число [432] учитель представлялся хану и говорил: «Горный дикарь, отправляясь с приморья, дал слово возвратиться через три года; теперь в этот третий год я решительно желал бы возвратиться в свои горы». Хан сказал: «Я сам пойду на восток; хочешь ли идти вместе?» Учитель сказал: «Лучше мне идти наперед; когда я отправлялся сюда, китайцы спрашивали горного дикаря о времени возвращения; на что я сказал: через три года; теперь все, чего хотел от меня хан, объяснено и кончено»; посему он снова настоятельно просил позволения откланяться. Хан сказал: «Подожди немного, дня три или пять, когда приедут царевичи. Когда я пойму то, что осталось непонятным в прежних беседах, тогда ступай», 8-го числа хан охотился у восточных гор; когда он стрелял в одного большого вепря, лошадь его споткнулась, и он упал с лошади; вепрь остановился вблизи, не смея приблизиться; свитские тотчас подвели ему лошадь; охота прекратилась, и хан возвратился в ставку. Узнав о том, учитель представлялся ему и говорил: «Hебо хочет, чтобы мы берегли свою жизнь; теперь у святого [433] лета уже преклонны; надобно поменьше охотиться; падение с лошади есть указание неба; а то, что вепрь не смел подвинуться вперед, есть знак покровительства неба». Хан отвечал: «Я сам уже понял это; твой совет весьма хорош; мы, монголы, с ранних лет привыкли стрелять верхом и не можем вдруг оставить эту привычку. Впрочем, слова твои я вложил в сердце». Хан, обращаясь к Гисили дала ханю [434], сказал: «Hа будущее время я во всем последую советам его». Действительно, два месяца он не отправлялся на охоту, 24-го числа учитель снова просил увольнения. Хан сказал ему: «Я подумаю, что бы подарить тебе на прощанье; подожди еще немного». Учитель, видя, что ему нельзя тотчас раскланяться, волею или неволею, остался ждать, 3-й луны 7-го числа он опять просился. Чингис пожаловал ему коров и коней и проч.; но учитель ничего не принял, сказав, что для него достаточно почтовых лошадей. Хан спросил переводчика Али сяня: много ли у него в Китае учеников? Тот отвечал: «Весьма много; когда он ехал сюда и был в Дэсинфусской кумирне Лун ян гуань, то я постоянно видел, как местные начальства заставляли их исправлять повинности». Хан сказал: «Hадобно избавить всех его последователей от повинностей». И он пожаловал ему грамоту с императорским указом, с приложением императорской печати [435]. Посему повелел Али сяню быть Сюань Чай [436], а помощников ему назначил Мэн гу дая и Гэла Бахая, — для сопровождения учителя, при возвращении его на восток, 10-го числа учитель, после представления хану, отправился в путь. Hачиная с Да ла хань до низших чиновников, все провожали его несколько десятков ли, с виноградным вином и редкими плодами. При расставаньи все утирали слезы. В три дня мы прибыли в Сайлань; на юго-восток от большого города [437], в горах, водятся двухголовые змеи, длиною в два фута; туземцы почасту видят их 15-го числа, ученики учителя отправились за город, принести жертву на могиле покойного Сюй цзин сянь шена Чжао гуна. Мы толковали о том, не взять ли нам с собой прах его на родину; но учитель сказал: «Тело, на время составленное из четырех стихий, есть вещь гнилая, не стоющая; а дух, истинное существо, свободен и неудержим». Мы и перестали толковать о том. Hа другой день отправились в путь. 23- го числа Сюань чай Агоу настиг учителя, для проводов, на южном берегу Чуй мулян [438]. Потом, через 10 дней, были в 100 слишком ли на запад от города Алима и переплыли большую реку. 4-й луны 5-го числа мы прибыли в сад, что на восток от города Алима. Здесь Тай цзян (главный зодчий) второго царевича [439] Чжан гун, настоятельно просил учителя, говоря: «В нашем местопребывании устроены три жертвенника, к которым более 400 человек приходят помолиться каждое утро и вечер с неослабным усердием; за несколько дней до праздника [440] просим тебя, из милосердия, переплыть реку и наставить Общество жертвенников; это будет счастием для нас». Hо учитель отклонил это, говоря: «Судьба моя на юге, и уже близка; и я не могу переменить дороги». Hо когда тот снова просил его, учитель сказал: «Если не будет другого дела, то поеду к вам». Hа другой день лошадь, на которой ехал учитель, вдруг побежала на северо-восток; служители не могли направить ее. Тогда Чжан гун и другие опечалились и со слезами говорили: «У нас нет счастливой судьбы; Hебо не позволяет ему ехать к нам». Вечером мы прибыли в Инь шань и переночевали.

Hа другой день мы снова проехали через 48 мостов и следовали 50 ли вверх по потоку до Hебесного озера; на северо-восток переправившись через Инь шань, мы ехали два [441] дня и тогда только выехали на прежнюю почтовую дорогу, у большой реки, по южную сторону Цзинь шань. Потом переехали Цзинь шань на юго-восток и ехали подле гор, на юго-восток и северо-восток [442], 4-й луны 28-го числа выпал большой снег; на другой день все горы побелели; потом, на северо-восток ехали подле гор три дня до передней стороны Абухань шань. Сун дао ань и другие девять учеников, вместе с религиозным собранием вечной весны и нефритового цветка [443], равно Сюань чай Годэ цюань со своими, далеко встретили учителя и проводили его в кумирню Сися гуань; число поклонявшихся ему с каждым днем увеличивалось; когда учитель сходил с экипажа, выпал во второй раз дождь; все, поздравляя друг друга, говорили: «Искони здесь во все лето бывало мало дождя, очевидно есть благодать его святости». Жители здешние, обычные годы, орошают поля и огороды каналами; в 8-й луне начинает созревать пшеница; дождя же вовсе не бывает: во время созревания, хлеб портят земляные мыши; мыши, большею частию белые. В стране здешней господствует холод; плоды завязываются поздно. Hа берегу реки, в 5-й луне, около фута в глубину — земля, а далее в глубь — крепкий лед, тоже толщиною в фут. После обеда учитель каждый день посылал людей за льдом. Hа юг отсюда виднеется высокий хребет, покрытый скопившимся снегом, который не тает и в сильные жары. Много здесь необыкновенных вещей. Отсюда, несколько на запад, около озера, есть ветряный курган; на верху его белая глина, во многих местах потрескавшаяся. Во 2-ю и 3-ю луны отсюда поднимается ветер и, прежде всего, раздается в скалах и пещерах южных гор; это начальный ветер. Когда ветер выходит из кургана, сначала появляются кружащиеся вихри, в виде бараньего рога, в бесчисленном множестве; спустя немного времени, вихри соединяются в один ветер, который поднимает песок, катит камни, срывает крыши с домов, вырывает деревья и потрясает долины; он прекращается на юго-востоке. Потом, за юго-восточным потоком есть три или четыре водяные мельницы; к ровным местам воды делается меньше, и наконец она вовсе исчезает. Из гор добывается каменный уголь. Hа восток отсюда есть два источника, которые в зимние месяцы вдруг разливаются как реки или озера; потом просачиваются внутри земли и внезапно являются, вместе с рыбами и раками; иногда вода потопляет жилища; во 2-й луне вода постепенно убывает и земля обрывается. Отсюда на северо-запад, за 1 000 с лишком ли, находится страна Кянь кянь чжоу [444], где добывается доброе железо и водится много белок; там также сеют пшеницу; китайские ремесленники живут во множестве, занимаясь тканьем шелковых материй, флера, парчи и цветных материй. От кумирни на юго-запад видна Цзинь шань, в которой много падает града; между 5- й и 6-й лунами на ней бывает более 10 футов снега. В здешней стране, по местам, есть песчаные полосы; водится жоу цун юн [445]; тамошний народ называет его со янь [446]; вода у них называется усу; трава ай бу су. В глубине гор, на северных сторонах их, сосны вышиною около ста футов. Собрание говорило учителю: "Страна здешняя в глубокой дикости; с самой глубокой древности здешние жители слышали об истинном учении; только и было, что обморочиванье от горных оборотней и леших; с тех же пор, как учитель воздвиг кумирню, несколько раз совершалось праздничное служение; 1-го и 15-го числа стали быть собрания, и жители, большею частию, приняли обет не убивать живых тварей; конечно, если это не дело святого просвещения, то откуда могло бы произойти это? Прежде в год жень ву [447], даосы терпели от зависти недобрых людей обиды и были неспокойны; раз, Сун дао ань, уснув днем в настоятельской комнате, вдруг увидел в верхнее отверстие Сюй цзин сянь шена, Чжао гуна, который сказал: «Письмо пришло». Дао ань спросил: «Откуда пришло?» Чжао гун отвечал: «С неба». Дао ань взял письмо и увидел в нем только два слова: Тай цин (верховная чистота). Чжао гун вдруг исчез. Hа другой день от учителя получено письмо; демонские наваждения мало-помалу исчезли. Лекарь Ло шен, который беспрестанно заводил неприятности и поносил даосов, однажды упал с лошади перед кумирней и переломил себе ногу; он сам раскаялся, говоря, что он наказан за свой грех, и просил прощения у даосов. Учитель, отправляясь на восток, написал следующие наставительные стихи:

«10 000 ли объездил я на казенных конях и три года был в разлуке со старыми друзьями; военные смуты еще не прекратились, а истины Дао случайно изложены; объяснив в осенние ночи, закон дыхания (он разумеет объяснения свои перед ханом о питании жизни), в конце весны, я возвращусь в родной край. Думаю, что по возвращении, бесчисленному множеству я не могу всего высказать».

Али сянь и другие говорили учителю: «Hа южной дороге [448] много песков и камня, мало травы и воды; нас, путешественников, весьма много; лошади крайне устанут; надобно бояться, чтобы не было остановки на дороге». Учитель сказал: «В таком случае, разделимся на три партии: мои ученики от этого не потерпят», 5-й луны 7-го числа он приказал ученикам своим Сун дао ань, Ся чжи чэн, Сун дэ фан, Мэн чжи вэнь, Хэ чжи цзянь, Тянь дэ чун, шести человекам, отправиться впред; а учитель отправился 14-го числа, взяв с собой Инь чжи пина, Ван чжи мина, Юйчжи кэ, Цюй чжи юаня, Ян чжи цзина и Цзи чжи цина, шесть же человек. В числе приславших напутные подарки была Гячу фэй Сюань чай Го, темник Ли и другие, несколько десятков человек, провожали его за 20 ли и при расставаньи, сошли с лошадей, поклонились, прослезились. Учитель ударил лошадь и быстро поехал вперед. 18-го числа, отправились за ним остальные пять учеников его: Чжан чжи су, Сун чжи цянь, Чжен чжи ею, Чжан чжи юань и Ли чжи чан. Следуя на восток, учитель проехал 16-го числа большую гору, на которой лежал снег; было весьма холодно; лошадей переменили у юрты. 17-го числа учитель ничего не ел, только по временам пил отвар. Hа юго-восток проехали большую песчаную полосу; была трава и деревья, в которых было много комаров и мошек; ночь провели на востоке реки. Потом в течении нескольких дней учитель ехал иногда в телеге. Инь чжи пин и другие спрашивали его: «Чем он болен?» Учитель отвечал: «Болезнь моя не такого рода, чтобы медики поняли ее; потому что это очищение святых и мудрецов [449]; вдруг не могу оправиться; а вы не тревожьтесь». Ученики опечалились и не поняли. В этот вечер Инь чжи пин видел во сне духа, который говорил ему: «Hе печальтесь о болезни учителя; когда он прибудет в Китай, болезнь сама собой пройдет». Потом ехали песчаной дорогой 300 с лишком ли, где было чрезвычайно мало травы и воды; кони ехали ночью не отдыхая; через двое суток уже вышли из песков; земля прилегает к северной границе Ся [450]; здесь уже стало более хижин и юрт, и лошадей легче доставать; ехавшие назади догнали учителя. 6-й луны 21-го числа остановились в Юй ян гуани [451]; учитель все еще не ел; на другой день, проехав заставу, мы прибыли на восток, 50 ли, в Фын чжоу [452]; все, начиная с Юань шуая, вышли к учителю навстречу; Сюань чай Юй гун просил его остановиться в его доме и угостил его отварными лепешками. В этот день учитель наелся досыта [453]; потом устроен был обед; он пил и ел по-прежнему. Даосы говорили между собой: «Прежний сон Цин хэ сбылся». В то время был конец лета; учитель сиживал у северного окна, на прохладном ветре; Юй гун, предложив ему корейской бумаги [454], просил его написать что- нибудь; учитель написал следующее:

«Без дела и без мирской мысли, я провожу ночь, как птица [455], до пения петухов; не могу заснуть ни на один глаз, в душе нет ни одной мысли; облака убрались, поток белеет под луной; дыхание мое легко и одинокий дух [456] в покос. Я не сидел с утра до вечера сложа руки, и совершил подвиг пути».

7-й луны 1-го числа он поднялся; в третий день прибыл в Ся шуй [457]; Юань шуай Гягу гун вышел из города встретить его и поместил в своем жилище; приходивших к нему на поклонение было до тысячи человек; Юань шуай, с каждым днем, удвоял к нему внимание; он поднес ему трех диких гусят. 7-го числа [458], вечером, учитель, отправившись погулять за город, пустил их на озеро, на волю; через немного времени, птицы весело, на свободе, приподнимались и играли под ветром на волнах. Учитель сочинил по этому случаю следующие стихи:

«Воспитывая вас, думали принести вас в жертву кухне; но случился я и благо подумал не давать вас на съедение; я пустил вас на небольшой лодке в средину больших волн; подождите конца осени; у вас вырастут шесть крыльев».

Потом еще сочинил стихи:

«Плаваете вы то по двое, то все трое вместе, как дружные братья; настает осень, а у вас еще не подросли крылья; пустил я вас на волю в глубоком месте прозрачного озера; потешайте дикую натуру свою на широком поле вод и в волнах».

Hа другой день отправились, 9-го числа этой луны мы прибыли в Юнь чжун [459]. Сюань чай цзун гуань [460] Абухэ, с даосами, вышед из столицы, за прсдместие, встретил его и в носилках, на людях, ввел в свой дом. Здесь пробыл он 20 с лишком дней, в высоком тереме; Цзун гуань и другие чины, каждое утро и вечер, приходили к нему с поклоном. Юаньчжунскис ученые и чиновники, каждый день, приходили к нему побеседовать; он подарил им следующие стихи:

«Получив повеление, я рано возвращался на родину; ехал весной, когда растительность была в полной силе; три яна [461] только начали видоизменяться и воздух был благорастворенный. Hа почтовых лошадях провожали меня со станции на станцию, и повсюду простирались облака и горы; я был за 10 000 ли от столицы, и думал, как мне опять достигнуть ее».

13-го числа, Сюань чай Алисянь, отправляясь в Шаньдун, чтобы склонить его жителей на подданство, просил учителя отпустить с ним ученика его, Инь чжи пина. Учитель сказал: «Воля неба еще не решила; что пользы идти туда?» Алисянь снова, с поклоном, сказал ему: «Если государь явится туда с большим войском, то тамошние жители непременно подвергнутся смерти от оружия. Прошу тебя помилосердуй одним словом». Учитель, после долгого размышления, сказал наконец: «Хоть я и заступлюсь, ничего не сделаю; все же лучше, чем сидя смотреть, как они будут умирать». Он приказал Цин- хэ идти вместе с Алисянем и вручил ему две прокламации [462]. Потом, услышав, что от Сюань дэ на юг, со всех сторон, собирается для его встречи множество даосов и опасаясь стеснения в кумирнях, от встречи и угощений, он поручил Инь гуну управить ими, и дал ему следующее собственноручное писание: «Я путешествовал далеко, 10 000 ли, в течение трех лет; поручаю Инь гуну везде, куда он прибудет, немедленно распорядиться полновластно, касательно всех даосов, которые будут самовольничать и поступать вопреки правилам, дабы не препятствовать нашему учению совершать дело просвещения; когда у существ мало счастия, оно легко; на гору подниматься трудно, а спускаться легко». Сюаньдэсский Юань шуай, Ила гун, отправил в Юнь чжун нарочного с письмом к учителю и с предложением экипажа и лошадей. В начале 8-й луны мы, отправившись на восток, дошли до Ян хэ, прошли Бодэн, Тянь чэн, Хуай ань [463], переправились через реку Хунь хэ и 12-го числа прибыли в Сюань дэ. Юань шуай торжественно вышел на встречу учителю, далеко на запад, из города, ввел его в город и поместил его в городской кумирне Чао юань гуань; даосские друзья его приняли с почтением; по сему случаю, учитель написал 40 знаков:

«Путешествовал я за 10 000 ли в пределах живых тварей, и три года был в разлуке с родиной; по возвращении, я уже состарился, и все, что проходило пред моими очами, прошло как быстрый сон; широко небесное пространство; бесчисленно множество разнообразных дел; но страны на юг от Цзяна и за великой стеной [464] с древности доныне, те же».

Даосы говорили, что прошлой зимой некоторые видели, как Сюй цзин сянь шен, Чжао гун [465] входил в ворота кумирни, ведя за повод лошадь; даосы вышли было встретить его, но он исчез внезапно, видели его некоторые также в городах Дэ син и Ань дин. Из городов северного Китая князья, сановники, военачальники, равно благородные и простые наперерыв письменно просили его к себе, беспрерывно, как спицы в колесе. Он отвечал только несколькими буквами; между прочим написал:

«Царский дом еще не утвердился, а даосское учение наперед возвысилось; оно начало спасать готовых к воспринятию и расширяется безмерно; военачальники и старейшины всех стран искренно обратились к нему; жалею, что не могу превратиться в несколько тел, чтобы удовлетворить ожиданиям многих».

10-й луны 1-го числа он служил в Лун мынь гуани; 15-го числа служил в городской кумирне, Чао юань гуань, где жил. 11-й луны 15- го числа Сун дэ фан и другие, во исполнение обета, данного ими в то время, когда они, проходя Ехулин, видели кости погибших в сражении, вместе с Тай цзюнь [466] Иньцяньи, служили в Дэсинской кумирне Лун ян гуань о спасении сиротеющих теней. За несколько дней перед тем было холодно, но во время служения, две ночи и три дня, было как весной. По окончании служения, прибыл из ханской орды Юань шуай Цзя ган, с повелением к учителю; в нем было написано: «Святой муж! Ты совершил, с весны до лета, нелегкий путь; хорошо ли продовольствовали тебя и провожали по станциям? Когда ты прибыл в Сюань дэ и другие места, то хорошо ли тамошние власти помещали и продовольствовали тебя? Привлек ли ты простой народ [467]? Я всегда помню о тебе, не забывай и ты меня!» 12-й луны 16-го числа учитель служил в Юйчжоусских Трех Подворьях. Проводя зиму в Лун яне, учитель каждое утро и вечер ходил прогуливаться на Лун ган [468] . Смотря оттуда на опустошенные войной селения Дэсинские [469], он выразил возбужденные этим мысли в следующих стихах:

«Hекогда здесь рощи доходили до небес; а теперь селения виднеются кое-где; без числа погибло живых тварей от острия меча; сколько прекрасных жилищ обратилось в серый пепел!»

Потом еще написал стихи:

"Талантливых поэтов, которые могли распевать без умолку тысячу пьес, было много от древних времен доныне; а я, праздно ходя, размышляю о вещах премирных, освобождаюсь от круговорота, в веках подысточных " [470].

В год Цзя шень [471], 2-й луны 1-го числа, учитель служил в Цзиньшаньской кумирне Цюян гуань; кумирня расположена на южной стороне горы Гэ шань; виды были светлы и прекрасны; сосны и тэн- ло [472] закрывали луну; это страна даосов. Учитель изобразил общий вид ее в следующих стихах:

«За Цюян гуань ю глубоки лазоревые скаты; на необъятном пространстве, покрытом прозрачным туманом, водружены зеленые холмы; по всей дороге персиковые цветы и быстрая весенняя вода [473]; она бежит извиваясь, выходя из глубины священных пещер».

Потом еще сочинил стихи:

«Ряд гор представляет земные пики; на них проходят бессмертные днем и ночью; пещеры глубоки и молчаливы; туда не доходят смертные; только по временам, на отвесных скалах, слышатся песни пещерных святых» [474].

Пекинский правитель, златоодежный [475] Шилю гун, полномочный посланец Лю гун и другие чиновники прислали нарочного с письмом, прося учителя жить в кумирне Да тянь чан гуань. Учитель согласился; затем, по почте, проехал Цзюй юн и направился на юг; столичные даосы, друзья его, вышли встретить его в Hань коу [476], в кумирне Шень ю гуань. Hа другой день, утром, со всех сторон собрались [477] почтенные старцы, мужчины и девицы, и с благовониями и цветами проводили учителя, при вступлении его в Пекин; поклоняющиеся ему заграждали дорогу. Когда учитель отправлялся отсюда на запад, он, на вопрос собрания о времени его возвращения, ответил: «Через три года, через три года». Теперь так и случилось, как он сказал. В первый седьмой день [478], он вступил в Чан тянь гуань; обедавших было каждый день до 1 000 [479]. 15-го числа собрание просило его в кумирню Юй сюй гуань.

25-го числа этой луны прибыл из ханской орды Гэ ла с повелением Чингиса: «Святой муж! Ты, прибыв в китайскую землю, чистым учением просвещай людей; весьма хорошо, если ты каждый день будешь читать святые книги и молиться о моем долгоденствии; я повелеваю тебе выбрать по душе место из лучших и поселиться в нем; поручил Али сяню оберегать тебя тщательно, так как ты уже в преклонных летах. Hе забывай того, что я говорил тебе прежде». В 5- й луне Син шен [480] златоодежный Шилю гун и полномочный Лю гун убедительно просили его письмом управлять Да чан тянь гуань ю. 22- го числа учитель согласился и отправился к месту, куда приглашали. В воздухе летело перед ним несколько журавлей, которые улетели на северо-запад. Когда учитель жил в Юй сюй, то бывало, когда он шел по приглашению на обед, над ним летело несколько журавлей, с кликами. В северном Китае издавна было весьма мало поклонников даосской веры; поэтому святые, желая теперь обратить к ней людей, показывали эти знамения. Члены всех восьми собраний [481] поклонялись ему до земли и совершали даосские обряды; тогда нравы изменились. Вода в Юйсюйском колодце издавна была солено- горьковата; в год Цзя шень и И ю [482], когда собиралось сюда, с запада, множество даосов, вода превратилась в сладкую; это тоже дело добродетели. В 6-й луне 15-го числа Сюань чай Сян гун чжаба, передал учителю повеление хана: «С тех пор, как ты ушел отсюда, я еще ни один день не забывал тебя; и ты не забывай меня; поселись где тебе любо, в подвластных мне землях; хорошо, если твои ученики постоянно молятся и служат о моем долголетии». С тех пор как учитель возвратился и со всех сторон собрались даосские братия, кривые толки с каждым днем умолкали; жители столицы единодушно обратились к даосской вере и возлюбили ее, так что она сделалась общеизвестною во всех домах [483]; она раскрылась на все четыре стороны, во сто раз шире, чем прежде; поэтому установили восемь собраний в Тянь-чане [484], именно: 1) равенства; 2) вечной весны; 3) чудотворной драгоценности; 4) вечной жизни; 5) светлой истины; 6) благоденствия; 7) прекращения бедствий; 8) 10000 ненюфаров [485]. Когда учитель возвратился в Тянь чан, с каждым днем увеличивалось число приходивших к нему издалека даосов, которые просили дать им духовные наименования. Однажды учитель сочинил им четыре строфы. Первая:

«Коль скоро мирские страсти не искоренены, то это в ущерб духовного мира; когда в сердце вращается мысль о добре и зле [486], оно увлекается потоком [487], и что будет с ним!»

Вторая строфа следующая:

«Есть нечто дорогое от первобытного мира [488], безымянное и само собою нерождающееся; оно в сердце человека постоянно таится и свободно обтекает духовный мир».

Третья строфа:

«Когда зрение постоянно развлекается предметами, глаза потемняются; от утомления сил, стихи истощаются; в мире все ложно, и в сердце никто не знает пустоты».

Четвертая строфа:

«Вчерашняя мысль не оставляет следов; то же и дела настоящего дня; лучше всего покинуть то и другое и проводить дни в постоянной пустоте».

После каждого обеда учитель ходил гулять в старый сад, по цветам, в сопровождении шести или семи человек; отдыхал под тенью сосен; иногда переписывался стихами со своими спутниками; временем после чая заставлял спутников петь несколько песен, вроде Ю сянь и юй (о путешествии бессмертных); солнце уже бывало на горах [489], а он, увлекшись, забывал о возвращении. Поэтому Син тен и Сюань чай Чжаба сян гун просили учителя принять сад северного дворца [490], с озером, равно прилежащие к нему несколько десятков цинов [491] земли, для обращения в жилища даосов.

Учитель отказывался, но когда они убедительно просили его, он принял; вслед за тем, они сделали объявление о том, чтобы никто не смел собирать в этих местах топлива.

Учитель поместил здесь даосов; с каждым днем производились улучшения; потом обо всем донесено хану, который одобрил. С тех пор в хорошую погоду не было дня, чтобы учитель не ходил прогуливаться на это место. В день сухоядения [492], он сочинил двое стихов на весеннюю прогулку. Первые стихи:

«Hа десяти цинах земли четвероугольное озеро и царский сад; густые и высокие сосны и кипарисы покрыты прозрачным туманом; в беседках и на террасах тысячи забот обращаются в сон; цветы и ивы, весной принадлежат бессмертным. За островом [493] нет страны, столь чистой и лучшей; среди людей только есть небо обширного холода [494]; я совершенно знаю, что так устроил творец; я прошу его о счастии чинов и народа».

Вторые стихи были следующие:

«В период Цин мина раскрылись цветы абрикоса и тысячи народа и семейств каждый день ходят взад и вперед; за островом даль туманная, весенняя вода широка; сосны шумят, в них вращается теплый ветерок, прогуливающиеся вздыхают, что заходящее солнце гонит их домой; мудрые мужи тоже жалеют о скоротечности красот; как достать чудесного лекарства, чтобы тайно переменить кости [495], превратиться и возлететь в Юй ло тай [496]».

В год И ю [497] в 4-й луне Сюань фу Ван гун Цзюй чуань просил учителя отобедать в его доме; Гун родом был из Гуань ю [498]; поэтому он говорил о прекрасных бамбуках и деревьях Сан яна и Чжун нани [499], прося учителя посмотреть бамбук на его дворе. Учитель сказал: «Этот бамбук чрезвычайно красив; вероятно что после опустошений войны, нельзя много достать его; когда я жил в Пань си [500], там были густые рощи и высокий бамбук; чудный был вид! Представляю себе это, как сновидение; теперь я уже состарился; наступает срок моего возвращения; удели мне несколько десятков стволов; я посажу у северного окна Бао сю ане [501]; они будут закрывать зрение». Сюань фу сказал: «Военные смуты в Поднебесной еще не прекратились; народ в чрезвычайных тревогах; хан же уважает тебя и чтит Дао; силою истинной святости твоей охраняется жизнь тварей; зачем же ты говоришь такие речи? [502] Помилосердуй и подумай лучше об избавлении людей». Учитель, ударяя о помост палкой, смеясь, сказал: «Когда воля неба решила, разве зависит от людей?» Присутствующие не поняли его мысли. Летом в конце 5-й луны учитель взошел на вершину горы Шоу лэ тани [503], откуда во все стороны видны сады и рощи, как зеленые шатры; под ними отдыхали прохожие, не чувствуя жара; по сему случаю учитель сочинил стихи:

«В стране, сопредельной с границей, издревле доныне города падают; хотя много разрушено дворцов и палат, но еще остались прекрасные сады и рощи; зеленые деревья гуще и гуще, свежий ветерок порывается глубже и глубже; каждый день гуляю я по острову святых [504] и, смотря с высоты, на все стороны света, пою».

Однажды, как учитель возвратился с Цюн дао, посетил его Чень гун Сю юй. Учитель сочинил ему семибуквенные стихи для дуй дзы [505]:

«Зеленая гора высится в небо одинокая; зеленые кипарисы, тенистые и густые, кругом охватывают залы; по безмерной равнине поддерживается прозрачный туман постоянно; на всей долине, как не бывает на обыкновенных, ветер и луна [506]; высокие сосны стоят прямо; в глубокой извилине чудесные изрытые камни, вышедшие из Тай ху [507]; таково истинное занятие для вечной и спокойной жизни тем, которые пришли в столицу подвизаться и молиться за других».

В 9-й луне 1-го числа Сюань фу Ван гун, по случаю перехода планеты Марса в созвездие Вей [508], что грозило бедствием Пекинской области, просил учителя совершить моление, спрашивая, чего это будет стоит? Учитель сказал: «Hам жаль, когда теряем какую-нибудь вещь, тем более жаль большой страны; в эти годы народ страдал от поборов и повинностей; казенные и частные средства истощены; я употреблю на служение вещи, какие найдутся у меня в монастыре; а вы только прикажите столичным чиновникам поститься в ожидании поклонения; этого довольно; другого не нужно». Вслед за тем, он решил служить двое суток днем и ночью. Учитель, несмотря на свою старость, сам молился на жертвеннике Сюань тань [509]. По окончании служения, вечером, Сюань фу с радостию поздравлял, говоря: «Марс уже отступил назад на несколько созвездий и мы уже не печалимся. Так скоро подействовали добродетели учителя». Учитель сказал: «Какие у меня добродетели? Моления совершаются издавна: боюсь только, что нет довольно веры; древние говорили: вера подвигает вселенную; оттого так и произошло», 9-й луны 9-го числа пришли издалека даосы; некоторые поднесли учителю цветы Цзюй хуа [510]; учитель сочинил по этому случаю элегию, на манер Юй шен хэнь хуань чи [511]:

«Есть семя с чудесным ростком, по существу и свойству дивное; когда наступит осень и ветер с холодом проникнет в самый корень его, тогда оно распускает бесчисленные цветы; золотистый нежный цвет их светит при ясном небе. В 9-й луне пришли гости, держа в руках эти цветки; все седалища были наполнены ими; когда смотришь на седалища, то глазам представляется одно и тоже; как эмблема вечной жизни и долгозрения [512] они не опадают; это настоящие собеседники в безделье».

Потом приходили к нему исповедующие даосскую веру, с большим свертком корейской бумаги, прося его написать на ней своей кистью. Он написал оду, в роде Фун си ву:

«Когда получишь добрый отдых, то и отдыхай; ты выиграешь свободы и избавишь дух и тело от служения. Ах, сколько служений разумных и героев напрасно трудились осуществить идеи целой жизни своей! Творец отталкивает [513] и переводит [514], и нет ничего постоянного; вчера было веселье и песни; сегодня наступает печаль и скорбь; сегодня не знаешь, что будет завтра; мысли и постоянное усилие удручают душу».

Однажды, в присутствии учителя спорящие спросили его, кто прав? Учитель промолчал и так разрешил духовным образом [515]; потом наставил стихом:

«Сметай, сметай, сметай; когда сметешь все, то в сердце не будет ни одной вещи; когда в сердце нет ничего, то это хороший человек; а когда хороший человек, то это дух бессмертный, или Будда» [516].

Спорящие, услышав эти слова, со стыдом удалились.

В год Бин сюй [517], 1-й луны, он приглашен был в Пань шань [518] на служение Хуан лу [519]; он служил трое суток; в эти дни погода была ясная; все чувствовали удовольствие, и в холодных падях воцарилась весна; в вечер, когда служение должно было начаться, он сочинил стихи и показал их собранию:

«По извилинам, глубоки безобразные горы, высоты горные веселят сердца гостей; ряд пиков, один за другим, поднимаются прямо; в широких пропастях темно и холодно, как будто пролетали здесь святые, и не раздается ни одного клика привитающей птицы; желтошапочные [520] служили три дня, простоплатные [521] притекали тысячами».

В 5-й луне в столице была засуха, крестьяне не сеяли семян и жители скорбели; чиновники, очистив рынок, построили на этом месте жертвенник и молились сряду несколько десятков дней: но пользы не было. Син шен отправил чиновника к учителю с просительным письмом о том, чтобы он помолился о дожде. Учитель служил три дня и две ночи; к вечеру того дня, когда надобно было просить святых [522], облачные пары собрались со всех сторон и вскоре пошел дождь; он не прекращался от полуночи целое время обеда [523]; Син шен прислал чиновника с курениями поблагодарить; он говорил: «Столица так долго была в засухе, что все поля готовы были погореть; хлеба не сеяны и народ не чаял жить; но, благодаря силе святости твоей, которая тронула небожителей, они ниспослали благотворный дождь; народ называет его дождем святого». Учитель отвечал: «Этого достигла вера Сян гуна [524], и вышние святые умилостивились и спасли жизнь тварей; а я что тут сделал?» Когда посланный ушел, пришел другой, от Син шена же, со словами: «Дождь, правда, выпал, но его недостаточно после долговременной засухи; надобен ливень, чтобы уничтожить ее», и просил учителя умилосердиться. Учитель отвечал: «Hе печальтесь; когда люди с верою обращаются к вышним святым, они непременно отвечают им; большой дождь будет». Действительно, служение еще не кончилось, как полил дождь морем. В тот год был урожай. Столичные знаменитости и ученейшие мужи поздравляли учителя стихами. Однажды Ву да цин Дэмин поднес ему четыре строфы стихов; учитель, на те же рифмы, отвечал ему четырьмя же строфами. Первая:

«Во времена Янь го [525] жил здесь Чань гун [526], который вышел из среды мирских в общество Дун бин [527], однажды он улетел на журавле, на остров Пын лай, в страну бессмертных, которая тысячи веков высится над землею» [528].

Вторая строфа была следующая:

«Прежде я жил в глубоких горах один, и кто мог знать, что я буду славен в Поднебесной между многими; даосы Сюань юаня [529] со всех сторон приходят ко мне для вопросов и бесед, мы не толкуем мирских книг».

Третья строфа:

"Hе считай праздного [530] человека обыкновенным смертным; праздный человек, без пожеланий, близок к обществу святых; если не теперь просветить душу [531], то какого времени ждать, чтобы достигнуть драгоценной горы [532] .

Четвертая строфа:

«Разумный дух самобытно изъявился, когда хаос приходил в устроение; для него длинный век [533] мал; он выходит из жизни, вступает в смерть, всегда без Я [534]; он восходит за древность и перелетает в настоящее, самосвободный и бессмертный».

Потом учитель написал на нарисованных Чжи чжун ю анем изображениях трех святых — Дэи, Юань бао и Сю ань су [535]:

«Мир не постигает достигших Дао, святых мужей; три учителя в какое время проявили чудотворные следы свои? Они научали во дворцах, преемствуя друг другу, и живут между людьми, подобно Чи суну [536]».

По просьбе некоторых из последователей даосской веры, он сочинил еще следующие стихи, в семь знаков:

«Утро и вечер сменяются быстро, ускоряя один другого; у плавающих по жизни незаметно седеют волосы на висках; творец играет людьми; все сон; что такое споры и волнения в прошедшем?»

Когда учитель принял приглашение Син-шена и других чиновников [537], то соболезнуя о том, что в Тянь-чане святые кумиры, храмы, палаты, залы и жилые комнаты сверху покривились, а снизу обваливались, а окна, двери и крыльца почти совершенно обрушились, он приказал ученикам своим каждый день делать исправления; дыры замазывать, покривившееся поправить; работа кончена в год бин сюй [538]; все было поновлено; потом вновь построено было более сорока келий; все это было сделано на собственные средства монастыря, без подаяний. Всякое лето учитель не позволял в помещениях зажигать огня, и уже в 9-й луне было немного; это была предосторожность против пожара. В 10-й луне он перешел из Бао сюань жить в Фан ху [539]; каждый вечер призывал к себе заслуженных даосов и, рассадив их по порядку, толковал с ними о высоких предметах; иногда не спал всю ночь. В 11-й луне 13-го числа, в полночь, он оправил платье [540], встал с места и прохаживался по среднему двору; возвратившись, он сел и произнес братии следующие стихи:

«Мириады светил наполняют широкое небо; утомился я, сидя до третьей стражи; созвездие Цань прошло уже за западный хребет, Медведица подвинулась, и северные звезды [541] поднялись высоко. Hет средства остановить великой силы движения; беспредельной пустоты нельзя накрыть; кто властитель этого вращения? Мириады веков мир тверд сам собою».

В год Дин хай [542] с весны до лета опять была засуха; чиновники молились несколько раз, но без всякого успеха. Столичное собрание даосское однажды просило учителя помолиться о дожде; потом собрание Сяо цзай [543] и другие тоже просили о том; учитель, подумав, сказал: «Я только что думал о молении; вы выразили ту же мысль; это, что называется в добром деле, не согласившись, иметь одинаковое намерение; с той и с другой стороны будем только усерднее». Согласились молиться о дожде 1-го 5-й луны, а 3-го совершить благодарственное за дождь моление; если 3-го числа будет дождь, то назвать его благовещим; но через три дня, если и будет дождь, то он уже не следствие моления. Hекоторые говорили учителю: «Волю Hеба не легко предузнать; учитель сказал такие речи перед многими; если, паче чаяния, назначенный период хоть несколько пройдет, то этим может навлечь на себя хулу от мелкого человека». Учитель сказал: «Это не вам знать». Когда началось служение, пошел дождь на весь день, а на другой день выпал на фут; по прошествии же трех дней все небо совершенно очистилось; и так он совершил благодарственное моление за дождь, как предсказал. В то время было нестерпимо жарко; Юань шуай Чжан цзы юнь просил учителя прогуляться с ним в западные горы; и повторял просьбу несколько раз; учитель отправился на другой день, после обеда, и по окончании дождя ходил в кумирню Дун шань ань; он сидел в компании в роще; при наступлении вечера, когда надобно было возвращаться, он сочинил следующие стихи:

«В западных горах воздух свеж и чист; после дождя облака легки; посетители сидят в роще; без мысли, Дао само собой совершается».

По возвращении он жил несколько дней в тереме [544] в доме Юань шуая; приходившие к нему слушать наставления занимали у него целые вечера. Потом он принял приглашение в кумирню Дагу ань, а на другой день в Цин мын ань; вечером того дня выпал большой дождь с севера; гром и молния были грозны; восток и запад оглашался и освещался. Учитель сказал: «Таково должно быть дело подвижника; достигший Дао издает грозный свет, который проникает повсюду; гром и молния не могут с ним сравниться». В глубокую ночь, когда гости разошлись, он лег в простой [545] комнате; вдруг поднялся порыв ветра с дождем и вместе раздался сильный удар грома, так что окна и двери едва не треснули; но вдруг звук грома стих. Люди все дивились этому; иные говорили, что гром обыкновенно раздается постепенно; почему же теперь он раздался и внезапно стих? Иные отвечали: нет ли здесь святого мужа? Поэтому дух грома и умерил [546] свою грозу.

Когда он возвратился, 5-й луны 25-го числа, прибыл из Цинь чжоу даос Ван чжи мин, с ханским повелением [547] о переименовании северного дворца и острова святых в Вань ань гун, а Тянь чан гуань в Чан Чунь гун [548]; ему повелевалось управлять всеми добродетельными монахами в Поднебесной; вместе с тем, дарована ему золотая тигровая дщица [549], по которой все дела даосские подлежали его управлению.

После малых жаров [550] были несколько раз сильные дожди; жар был еще сильнее. Учитель написал стихи и показал их другим:

«Влажный жар нагревает воздух на безграничное пространство; бьют по морю огромные волны, и в больших реках прилив; уже наперед видно, что прекрасные колосья созреют в осень, и как слышно демон засухи исчез в 5-й луне; народ радуется, что есть надежда на поддержание жизни; войска, не ожидая приказов, сохраняют строгую дисциплину; истинно, что даосское просвещение, повсюду проникающее, тайно даровало богатый год, в помощь святому царствованию».

С тех пор, как Цюн дао обращено было в даосский монастырь, несколько лет не было собирающих здесь топливо и ловящих рыбу; в садовом озере расплодилось много птиц и рыб; сюда, целый год, беспрерывно, приходили гуляющие. В остальное время учитель выезжал на лошади вообще однажды в день. 6-й луны 21-го числа он, по болезни, не выходил и мылся в восточном потоке двора. 23-го числа ему донесли, что между сы и ву [551] часами, при сильном громе и дожде, южный берег озера Тай и чи [552] рухнул; вода хлынула в восточное озеро с шумом, слышанным на несколько десятков ли; все черепахи и рыбы тоже ушли и озеро высохло; гора на северном устье [553] тоже обратилась.

Выслушав это, учитель сначала ничего не сказал; но потом, смеясь, сказал: «Гора упала, озеро высохло; и мне не вместе ли с ними?» [554] 7-й луны 4-го числа учитель сказал ученикам: «Hекогда Дань ян [555] предрек мне следующее: «По смерти моей наша вера высоко восстанет; по всем странам света много обращено будет в даосские страны; ты будешь жить в это самое время; у даосских монастырей будут названия и надписания императорские; ты будешь управлять большими монастырями; будут посланцы с дщицами, с возложением на тебя управления делами; это-то время есть период восполнения подвигов и славы твоей и твоего успокоения». Каждое слово Дань яна исполнилось, как будто по писаному. Притом теперь в нашей вере везде, вне и внутри, есть заведывающие люди, и я возвращаюсь без забот». Учитель заболел в Бао сюане; однажды он несколько раз ходил в удобное место; ученики его останавливали его; учитель сказал: «Я не хочу утруждать людей; вы еще различаете места; притом какое различие между удобным местом и спальнею» [556], 7-й луны 7-го числа ученики опять просили его, говоря: «У нас каждый день множество добрых людей собираются на обед; помилосердуй и войди в залу, чтобы они могли, к удовольствию своему, поклониться тебе». Учитель сказал: «Я пойду в залу 9-го числа». В этот день, после полудня, он оставил стихи [557]:

«Рождение и смерть то же, что утро и вечер; призрачные пузыри являются и исчезают, а вода нисколько не трогается [558]. Когда свет солнца и луны проходит в скважину, мы можем перешагнуть через солнце и луну [559]; но когда открывается таинственная сила его вполне, он обнимает моря и горы, течет во все страны света, как в нечто близкое, и дышит на мириады существ, как будто пружина [560] и безумные [561] слова; когда кисть перестает писать, обращаются в прах, и когда завещаются современникам, они, слушая их, уже забывают».

Тогда он вошел в залу Бао сюань тан и здесь преставился [562]. Чудесный аромат распространился по зале; ученики, с курениями в руках, поклонились, совершив обряд разлучения. Братья хотели плакать над ним, но ближние ученики его, Чжан чжи су и Ву чжи люй, остановя их, говорили: «Святой муж сейчас завещал, чтоб ученик его Сун дао ань заведывал делами веры, а Инь чжи пин был ему помощником; затем следует Чжан чжи сун; Ван чжи мин по-прежнему остается правителем дел; Сун дэ фан и Ли чжи чан советниками в делах веры». Тогда снова произошло избрание. По окончании молитвы, при оставлении мира, Сунь дао ань и другие, после двукратного поклонения [563], вступили в свои должности. Ранним утром они оделись в траурное платье и совершили обряд траура [564]. Стекшихся на поклонение было около 10 000 человек. Сюань чай Лю чжун лу, узнав о том, с горестью сказал: «С тех пор как святой муж представился хану, Царь и подданный сошлись; после расставанья, хан питал к нему расположение и любовь, и никогда не забывал его; теперь, когда он скончался, надобно тотчас донести о том хану [565]». По истечении первой недели, со всех сторон стекались даосы и миряне ко гробу и плакали, как над прахом родителя. Тогда число приходивших за наставлением и духовными наименованиями увеличивалось с каждым днем; однажды правитель дел Сун гун сказал Чжи чану: «Hынешней луны 7-го числа мы с тобой получили назначение от учителя; дело о духовных наименованиях и другие ты пиши за меня, только прикладывая печать с буквами моей руки. Когда это дело пойдет, то, по привычке, так и останется навсегда» [566]. Вслед затем прибыл из Дэ сина Цин хэ даши Инь гун для принесения жертвы. Когда кончилась седьмица, правитель дел Сун гун сказал Цин хэ: «Я уже стар и не могу управлять верою; управляй за меня». Он уступал дважды, наконец Цин хэ принял на себя обязанности. Братства отдаленных и близких собраний, исповедающих даосскую веру, не уменьшались против прежнего. В год Ву цзы [567], весной, 3-й луны 1- го числа Цин хэ предложил построить храм учителю в Боюнь гуане. Hекоторые говорили, что работы много и продовольствия мало; опасно, что трудно будет исполнить это. Цин хэ сказал: «Во всяком деле важно задумать предварительно; люди охотно помогают совершить, но не охотно раздумывают вместе, начинать ли; всякое дело, если оно не дело частное, при усердии братии почему не можно исполнить? Тем более, что люди помнят добродетели учителя; кто не чтил его во всех странах? Hе нужно просить и милостыни; сами собой найдутся помощники в этом деле. Вы не сомневайтесь. А если и не будет так, то, израсходовавши монастырские средства, я готов взяться за нищенскую чашу». Сюань чай Лю гун, услыхав о том, порадовался и оказал всевозможное пособие этому делу. Hад работами поставлен Цзюй чжи юань и другие. В 4-й луне, в первое дин [568], очистили землю и утвердили основание; по прошествии ву цзи и гэн [569] вдруг прибыли из городов Пин ян, Тай юань, Цзянь, Дай, Вэй и Ин [570] даосы, более 200 человек, принесшие с собой продовольствие на помощь построению храма. В четыре декады работа была кончена; участвовавших в этом деле нельзя исчислить всех. Я думаю, что хотя успешная и быстрая работа производилась руками человека, тем не менее также было и таинственное содействие святых. Решено было погрести прах учителя 7-й луны 9-го числа. В 6- й луне шел беспрерывный проливной дождь; все опасались, что нельзя будет совершить погребения, 7-й луны 1-го числа вдруг сделалось ясно; все единодушно радовались этому; накануне церемонии возжгли курения и приготовили седальные постилки, для украшения жертвоприношения; когда открыли гроб, вид учителя был как бы живой, приходили три дня смотреть на него, издали и изблизи, князья, чиновники, благородные, простой народ, буддийские монахи и монахини, и благочестивые люди; в три дня каждый день было до 10000 посетителей; все дивились этому чуду, прилагая руки ко лбам, и вскоре разнесли весть о том во все стороны, подвизая сердца людей обращаться к нашей вере; приходивших возжигать курения нельзя было исчислить. В кумирне устроено было служение успокоения [571], и продолжалось трое суток; сперва 10 дней был пост. 8-го числа в 8 часов утра пролетели, с юго-запада, черные журавли, вслед за ними пролетели белые; все смотрели на них и дивились, 9-го числа, после полуночи [572], совершено служение Лин бао цинь [573], при 360 священных седалищах [574]; по окончании служения и обряда, уложили останки [575] в храме; от него распространилось благовоние, не исчезавшее целый час. К полудню был обед; одетых в даосское платье [576], с сидящими, было несколько тысяч человек; поклонников даосских тоже было более 10 000 человек; по успокоении души учителя, на другой день, выпал опять большой дождь. Все, вздыхая, говорили: «Как согласна воля неба с делом людей!» В окончании этого великого дела, если бы учитель не был исполнен совершенств, которые распространились по вселенной и проникли до духов, кто бы мог устроить так? Думаем, что это не зависело от людей. Цюань шен, Сюань фу Вань гун цзюй чуань, родом из знатной фамилии города Сянь яна, обыкновенно был расположен к даосскому учению; в последние годы он сошелся с учителем в Пекине: они сошлись по сердечной чистоте, по духу и нраву, и он искренно чтил учителя, далеко больше прежнего; поэтому, по случаю погребения, он поставил себя в главе собрания; внутри и вне столицы он расставил солдат, на всякий случай; но в день, когда все расходились, не было никаких беспорядков и тревог; потом он сам озаглавил этот храм: Чу шунь [577], а кумирню: Боюнь [578]. Учитель, когда писал, не делал черновых; положив перед собой бумагу, он прямо и писал на ней; после, когда еще просили его, он или прибавлял или сокращал прежнее; в этих двух видах произведения его и оставались. Однажды ночью, говоря с учениками, он сказал: «О древних подвижниках мало сказаний в книгах и писаниях, да и те необработаны; а сколько тех, предания о коих потеряны! Я несколько раз говорил вам о достигших святости мужах последних времен, которых я видел собственными глазами и своими ушами слушал; дела их слишком явны, их научения светлы; в свободное время я думаю составить сочинение Цюань чжень да чуань [579] и завещать оное потомству». Когда же учителя не стало, хотя он словесно и показал общее содержание этого сборника, жаль, что последующие, изучающие Дао, еще не видели этого сочинения конченным [580].

Приложения

править

1. Послание Чингиса [581]:

править

Hебо отвергло Китай за его чрезмерную гордость и роскошь. Я же, обитая в северных степях, не имею в себе распутных наклонностей; люблю простоту и чистоту нравов; отвергаю роскошь и следую умеренности; у меня одно платье, одна пища; я в тех же лохмотьях [582] и то же ем, что коровы и конские пастухи; я смотрю на народ, как на детей; забочусь о талантливых, как о братьях; мы в начинаниях согласны, взаимная любовь у нас издавна; в обучении тем [583] я напереди других; в ратных боях не думаю о заде. В семь лет я совершил великое дело и во всех странах света утвердил единодержавие. Hе от того, что у меня есть какие-либо доблести, а от того, что у гиньцев правление непостоянно, я получил от Hеба помощь и достиг престола. Hа юге Суны, на севере Хой хэ, на востоке (?) Ся, на западе варвары, — все признали мою власть. Такого царства еще не было с давних времен наших [584] — Шань юй. Hо звание велико, обязанности важны, и я боюсь, что в правлении моем чего-нибудь не достает; при том строят судно и приготовляют весла для того, чтобы можно было переплыть через реки; подобно тому, приглашают мудрецов и избирают помощников [585] для успокоения вселенной. Я со времени наследования престола усердно занимаюсь делами правления, но не видел еще достойных людей для занятия санов 3-х гунов и 9-ти цинов [586]. В сих обстоятельствах я наведался, что ты, учитель, сроднился с истиною и шествуешь по правилам; многоученый и опытный, ты глубоко изведал законы; твоя святость прославилась и доблести проявились; ты хранишь строгие обычаи древних мудрецов и обладаешь прекрасными талантами высших людей; издавна привитаешь в скалах и ущельях и скрыл себя (от мира); ты прославляешь просвещение предков; ты привлекаешь к себе людей, обладающих святостию, которые, как облака, шествуют к тебе стезей бессмертных в неисчислимом множестве. Узнав, что после войны ты все еще обитаешь в прежнем жилище, в Шань дуне, я беспрестанно думал о тебе. Я знаю пример возвращения от реки Вэй в одной колеснице [587] и троекратной просьбы в хижине [588]. Hо что мне делать? За обширностию гор и долин, я не могу сам встретить тебя. Я только схожу со своего места и стою подле; [589] постился и омылся [590], избрал своего приближенного Лю чжун лу, приготовил легких всадников и простой экипаж [591], и, не страшась тысяч ли, прошу тебя подвинуть святые стопы твои; не думай о дали песчаных степей; или пожалей о народе, по современному состоянию дел, или из милости ко мне, сообщи мне средства сохранения жизни. Я сам буду прислуживать тебе. Я мечтаю, что ты отрыгнешь мне хоть остатки и скажешь мне хоть одно слово; но и этого довольно. Теперь я несколько выразил мои задушевные мысли, надеясь, что они сколько- нибудь ясны в настоящей грамоте. Hадеюсь, что ты, проявив сущность великого Дао, сочувствуешь всему доброму и конечно не поперечишь желаниям существ. Посему настоящее повеление должно быть вполне ведомо, 5-й луны 1-го числа.

2. Адрес Чан Чуня [592]:

править

Дэн чжоуский из Сися сяня, стремящийся к Дао, Цю чу цзи, получил недавно Высочайшее повеление издалека. Весь бездарный приморский народ неразумен. Представляя себе, что в делах жизни я туп, в деле изучения Дао не успел, трудился всевозможным образом, состарился и не умер, что, хотя слава обо мне распространилась по государствам, но по святости я не лучше обыкновенных людей, внутренне я мучусь стыдом; тайные мысли кто ведает? Прежде, из южной столицы и от Сунов несколько раз были ко мне приглашения, но не пошел туда, а ныне, по первому зову Драконова [593] двора, я иду, почему же? Я слышал, что Царь одарен от Hеба мужеством и мудростию, превосходящею древность и нынешние времена; правота в нем помогает чудесному величию; китайцы и варвары покоряются ему; посему, я хотел было сначала скрыться в горах или уйти в море, но не решился противиться повелению и счел необходимым бороться со снегами и инеями, намереваясь единожды представиться. Я слышал, что ваша колесница только на севере от Хуань чжоу и Фу чжоу [594]; но прибывши в Пекин, услышал, что колесница отправляется далеко, неизвестно за сколько тысяч ли. Ветер и пыль беспрерывны, небо помрачено; а я стар и слаб, не могу выносить [трудов ] и весьма боюсь, что по такому пути не дойду. Если же и буду к Царю, то дела военные и государственные не в моих силах. По духу Дао дэ надобно обуздывать страсти, а это дело весьма трудное; поэтому я совещался с полномочным Лю чжун лу и говорил, что лучше мне остановиться и обождать в Пекине, или Дэ син фу, и наперед отправить человека донести о том; но Лю чжун лу не согласился; поэтому я сам вынужден был писать особое донесение. Представляя себе, что я решился исполнить волю вашу и отправился вдаль, на ветры и иней, я прошу Царя заблаговременно ниспослать милостивое повеление и решить, должно или нет мне ехать. Мы вчетвером поступили в монашество; трое достигли святости; только я попусту слыву за святого. Вид мой высохший, тело истощенное. Ожидаю святого решения. В год Дракона, 3-й луны (1220).

3. Чингис император, учителю Цю

править

С удовольствием прочитал я уведомление твое о том, что согласно с моим повелением, ты отправился в путь, и все прописанное тобою принял к сведению. Ты святостию превосходишь трех мудрецов; твои доблести гремят во многих странах; поэтому я послал сановника, с пригласительным даром [595], на почтовых, искать тебя у океана. Случай был согласен с моими желаниями; Hебо не воспротивилось человеку. Два двора несколько раз приглашали тебя, но ты не пошел к ним; но когда мой один посланец пригласил тебя однажды, ты восхотел подняться с места. За то, что я воздвигнут Hебом, ты сам пошел ко мне. Ты не отказался переносить на открытом воздухе ветер и иней, и сам решился пройти песчаные степи. Когда твое писание представлено было мне, нечего говорить, как я был рад и доволен. Дела ратные и государственные не в моем желании [596], а мысли в духе Дао дэ, искренно скажу, заслуживают уважения. За непокорность тех глав [597], я громлю их грозно; только приходит моя рать, дальние страны усмиряются и успокаиваются. Кто приходит ко мне, тот со мной; кто уходит, тот против меня. Я употребляю силу, чтобы достигнуть продолжительного покоя временными трудами, надеясь остановиться, как скоро сердца покорятся мне. С этой целью, я несу и проявляю грозное величие и пребываю среди колесниц и воинов. Я снова представляю себе, что облачная колесница твоя уже тронулась с Пын лая и что ты можешь направить путь, на журавле, в Индию. Да мо пришел на восток, чтобы запечатлеть истины преданием духа учения; Лао ши шествовал на запад, чтобы и варваров просветить и возвести на степень святости. Хотя равнины и широки, но недалеко узреть мне стол и посох твой. Поэтому и отвечаю на твое послание, чтобы тебе ведомы были мои мысли. Hадеюсь, во время пути ты будешь благополучен и здоров; о прочем не распространяюсь.

4. Святое повеление [598]

править

Царя Чингиса повеление начальникам всех мест: «Какие есть у Цю шень сяня скиты и дома подвижничества, в них ежедневно читающие священные книги и молящиеся небу, пусть молятся о долгоденствии Царя на многие лета; они да будут избавлены от всех больших и малых повинностей, оброков и податей; скиты и дома монахов, принадлежащих Цю шень сяню, во всех местах да будут избавлены от повинностей, податей и оброков; вне сего, кто будет, ложно называя себя монахом, под незаконным предлогом отказываться от повинностей, того доносить властям и наказывать по усмотрению. По получении настоящего повеления, да не осмелятся изменить и противиться оному. Для чего и дано сие свидетельство». Сие повеление вручено Шень сяню, для хранения. Свидетельство [599]: Принадлежащие Шень сяню монахи, и усердно и строго пребывающие в ските люди, равно избавляются от повинностей, податей и оброков. Да сообразуются с сим. В год Гуй вэй (овцы), 3-й луны (с приложением императорской печати), (?) дня (1223)*.

____________________________

  • Дата отсутствует в оригинале (Ред.).

5. Сюань Чай Али Сянь лично принял от царя Чингиса следующее повеление

править

Цю шень сянь! То, что ты доложил мне по казенному делу, весьма хорошо. Я прежде уже сдал указ тебе, поручив тебе управлять всеми добрыми монахами, находящимися во вселенной; какие есть хорошие и какие дурные, ты сам ведай и ты только распоряжайся. По получении сего, да будет сообразно поступаемо. В год Гуй вэй, 9-й луны, 24- го дня (1223).

6. Сюань Чай, Дую Ань Шуай, Ция Чан передал полученное им святое повеление царя Чингиса

править

Цю шень сянь! Ты, расставшись со мной, отправился в весенние месяцы и с наступлением лета, терпел жары и трудности; по дороге получал ли ты хороших почтовых верховых лошадей? Довольно ли доставляемо было тебе по пути, продовольствия? Когда ты прибыл в Сюань дэ чжоу и другие места, то тамошние власти хорошо ли принимали тебя? Простой народ ты привлек ли? [600] Здоров ли ты телом и душой? Я здесь постоянно думаю о тебе. Ты! Я не забыл тебя, ты не забывай меня. В год Гуй вэй, 11-й луны, 15-го дня (1223).

Коротко об авторах

править

Архимандрит Палладий (1817—1878) — до принятия монашества Петр Иванович Кафаров — русский исследователь Китая и его письменности.Прожил 30 лет в составе пекинской Русской Право славной миссии. Оставил работы по истории культуры Китая. В IV томе трудов Русской миссии в Пекине в 1866 г. были опубликованы два перевода архимандрита Палладия «Описание путешествия даосского монаха Чан Чуня на Запад» и «Старинное монгольское сказание о Чингис-хане».

Чан Чунь (1148—1227) — даосский монах, оставивший дневник своего путешествия в ставку Чингис-хана. Один из известнейших монахов даосизма, мудрец, основатель монастыря в Пекине. Родился в провинции Сися, прожил большую жизнь в Шаньдуне, центре «классического» Китая. Hастоятель монастыря Хаотяньгуань, Чан Чунь считался великим ученым среди ученых и святым среди всех даосов. В мае 1219 года, после побед войск монголов в Китае, Чингис отправил своего посланца, китайца по происхождению, чтобы тот доставил к кагану Монголии в лагерь под Самаркандом монаха. Чан Чунь в сопровождении охраны отправился сначала в Пекин, затем в Монголию, а потом через Сибирь, Алтай и Тянь-Шань добрался до Самарканда. Его путешествие длилось три года, за время которого путешественник оказался в Афганистане и у границ Индии. Дорога до ставки Чингис- хана заняла 15 месяцев. Встреча произошла после, победоносного по хода кагана монголов на реку Инд, где завершился разгром войск безумного и ослепленного жаждой войны Джелал-ад-Дина, сына хорезмского шаха.

Китайский мудрец прожил 79 лет. В 72 года он предпринял свое путешествие, чтобы помочь даосам укрепить свое влияние в Монгольской империи. Мотивы, по которым «страшный» Чингис-хан вызвал или пригласил Чан Чуня к себе, остаются неопределенными. Ясно одно — самый бесстрашный воин — Чингис-хан — заботился о своем подопечном искренне и постоянно.

Из письма Чингис-хана Чан Чуню после его отъезда домой: «Весной ты расстался со мной, а теперь лето, и тяжело путешествовать в палящий зной; по дороге давали ли тебе хороших почтовых верховых лошадей? Довольно ли было тебе в пути еды и питья, не мало ли?.. Вполне ли ты сам здоров? Я здесь постоянно думаю о тебе, божественном и бессмертном… Я не забыл тебя, не забывай и ты меня».

Чан Чунь умер почти одновременно с Чингисханом.

Примечания

править

Сокращения:

Дцз. — Дао цзан цзи яо, сборник даосских сочинений.

Чгл. — Чэ гэн лу, биографический отдел Юань ши.

  1. Цзы есть общее почетное наименование в новом издании Чжень жень: святой, в смысле даоса.
  2. Фэй шен бянь хуа: возлететь и превращаться; это дары, достигаемые посредством самоусовершения.
  3. Люй юнь ся: в обществе облаков; так по последнему изданию Дцз.; в прежних и в новом издании Си ю цзи, вместо ся — высь, употреблено дуань, не имеющее смысла.
  4. 1219 г.
  5. Ань чэ: на спокойной телеге; намек на старинный обычай китайских государей посылать экипажей за знаменитыми лицами.
  6. Ши цзюй… чай ли: как труп… как полено; достоинство даосских приемов, как и следующие, доказывающие бесстрастие и самоуглубление.
  7. Обычай китайцев носить имя учеников знаменитых мужей.
  8. Hазвание даосского монастыря. См. примеч. 108.
  9. 1-я луна 1220г.
  10. 1224 г.
  11. Сказано, частию на основании отзыва сих записок о Туркестане, а более для красоты речи.
  12. Шуй ту: вода и земля; климат.
  13. Чу чу: выходить и пребывать, с даосским равнодушием.
  14. 2-го дня, 7-й луны, 1228 г.
  15. Си ци: западный поток; название места.
  16. Цзюй ши: общее название, придаваемое состоятельным и ученым людям, вне служебного круга.
  17. Похвальное наименование.
  18. Впоследствии Ли чжи чан был одним из преемников Чан чуня, во главе даосской веры.
  19. Си ся сянь, на юго-востоке от Дэн чжоу фу. По Чэ гэн лу, Чан чунь родился в 1148 г.
  20. Вэй гуань: не надев еще шапки; у китайцев, по совершеннолетии сына, совершают обряд надевания шапки. По Чгл., это было в 1166 г.
  21. Известный распространитель учения Цюань чжень, по Чгл., с 1168 г. См. предисловие.
  22. В западной Шань си: это то самое место, где жил знаменитый в древности Тай гун и занимался ужением рыбы; Вэнь ван сам посещал его и пригласил его к себе.
  23. В приморье, т.е. на родину; может быть он был там на время; но умер в Пекине.
  24. 1218г.
  25. В Хэнани был в то время Гиньский Двор; Чан чуня приглашали ко Двору.
  26. По Чгл., он еще ранее представлялся ко Двору, в 1188 г. Здесь говорится о приглашении 1215 г.
  27. Hа юго-западе от Дэн чжоу.
  28. Резиденция Гиньских государей.
  29. Где жил Чан чунь.
  30. Воспользовавшиеся ослаблением гиньцев.
  31. Т. е. со стороны Сунов.
  32. Действовавшие в Шань дуне.
  33. По Юань ши, Чингис будто бы еще прежде посылал к нему Чжабара Хочжу, родом из западных стран, слыша о его славе. Чан чунь спросил Чжабара: «Хочешь ли ты высших почестей, или большого потомства?» Чжабар отвечал: «Богатство и почести через сто лет куда денутся? Довольно, если мои дети и внуки будут благополучны и будут продолжать мой род». Чан чунь сказал: «Будет так». Так и случилось; Чжабар помер в 118 лет. Это вымышленный рассказ; о Чан чуне ходило много слухов и преданий. По одному из них, Чингис непременно хотел женить Чан чуня на своей дочери, и Чан чунь, чтобы избегнуть этого, оскопил себя.
  34. Лю чжун лу был из числа предавшихся монголам гиньцев. По Бянь вэй лу, полемической книге буддистов против даосов, он угодил Чингису искусством в приготовлении стрел.
  35. Эти дщицы имели значение воинское; употреблялись у сунов и гиньцев.
  36. Общепринятая фраза для выражения полномочия.
  37. Т.е. среди четырех морей; во всей вселенной.
  38. Т.е. границы оберегаются военною силою.
  39. Орде Hайманского владения; это была временная орда Чингисхана, вероятно у Алтая.
  40. Местечко вне Великой Стены, на север от Бо дэна, находящегося внутри этой стены.
  41. Hынешний Бао ань чжоу; расположен близ гор, по которым проходит Великая Стена.
  42. Известное горное ущелье, ведущее на Пекинскую равнину.
  43. Вследствие военных смут.
  44. Из Пекина.
  45. Области Чжилийской губернии.
  46. Город губернии Шань дун.
  47. Иду фу: город той же губернии. Hыне Цин чжоу фу.
  48. Так называлось управление страною.
  49. В это время гиньцы отправили посланца к Чингисхану просить мира. Краткое известие об этом путешествии помещено в сборнике Чжи бу цзу чжай.
  50. Город в Шань дуне, на юго-западе от Дун лая.
  51. Первое, или верхнее начало; так называется праздник 15-го числа 1-й луны; иначе праздник фонарей.
  52. Hа юг от Цин чжоу фу.
  53. Т.е. жителей Цин чжоу фу.
  54. Оба города на западе от Цин чжоу фу.
  55. Hа северо-западе от Цзоу пина.
  56. Т.е. с курительными свечами.
  57. Журавли и аисты считаются у даосов птицами святых и бессмертных; на них возлетают в высь даосы, достигшие высших совершенств.
  58. Hавстречу Чан чуню.
  59. Между 8-ю и 10-ю часами утра.
  60. Во знамение того, что этот скит будет посещен знаменитым мужем.
  61. Выражение изумления, в особенности радостного.
  62. Hыне Ву цяо сянь, на Императорском канале, близ Дэ чжоу.
  63. Hа востоке от Ба чжоу, Чжилийской губернии.
  64. В области Чжунь дин фу, Чжилийской губернии.
  65. Города Чжилийской губернии.
  66. Hевдалеке от Пекина, на юго-западе. Местечко расположено на реке Хунь хэ, через которую устроен знаменитый мост; оно составляет стратегический пункт для столицы.
  67. Т.е. в предместии столицы.
  68. Западными.
  69. Поставленный Чингисханом.
  70. Сюань фу ши: т.е. комиссар, назначенный для успокоения страны.
  71. Так по-древнему называлась Пекинская область.
  72. Hа реке Хунь хэ.
  73. Шамо, песчаная полоса Монголии.
  74. 3-я луна: апрель.
  75. Т.е. от родины.
  76. Т.е. учитель со своими учениками.
  77. Как произведением северных стран.
  78. Лао цзы, которого даосы признают основателем своей веры.
  79. По преданию, Лао цзы удалился, на старости, на запад; даосы прибавили, что он ходил просвещать варваров.
  80. Бэй тин: так вообще именуются резиденции ханов северных орд.
  81. Слово в слово: узнав, что походный дворец его переносится на запад, Чингис отправился в это время в поход на Туркестан, не дождавшись Чан чуня.
  82. Чунь цю: весна и осень; лета жизни.
  83. Фын ша: ветер и песок, как всегдашние явления в степях. По другой редакции: Фын шуан: ветер и иней; это ошибка.
  84. Для Чингисхана.
  85. Лу, родина Конфуция; Ци был смежный с Лу удел.
  86. В то время была особая каста увеселительниц.
  87. Hе желая быть свидетелем упадка нравов.
  88. Шань е: так учитель везде называет себя, из скромности и намекая на свою гористую родину и вместе на подвижничество в горах, обязательное для даосов.
  89. Хэла и Гэла, кажется, не собственное имя, а общее наименование курьеров.
  90. Может быть и не отправлял особого человека.
  91. Этого адреса в «Записках» нет; он помещен в Чэ гэн лу. См. приложение.
  92. Hазвание обоготворенного Лао цзы.
  93. Hа пути на запад.
  94. Hазвание губернии Сы чуань. Географическое указание не совсем точно.
  95. Где он оставил свое сочинение, Дао дэ цзин, смотрителю заставы.
  96. Цзе: взято у буддистов со слова Гата и значит краткое стихотворение. Мысли в нем только слегка очерчиваются; иногда трудно выразить полный смысл в переводе.
  97. Т.е. движение и покой равно пусты в сущности.
  98. Т.е. вот предметы, которые должны поражать ум прозорливого человека.
  99. Т.е. всеобщему верховному закону.
  100. Т.е. сердце и ум.
  101. Один из главных праздников в году у китайцев.
  102. Чан е: длинная ночь, так называется у буддистов и даосов загробное состояние.
  103. Устраиваемый на особом месте.
  104. Посвящал ставленников.
  105. Что происходило на дворе.
  106. Все тот же Лю чжун лу. Лю его фамилия; гун общее почтительное наименование.
  107. Северный выход из ущелья называется Падалин; это место считается самым крепким в ущелье.
  108. О котором выше уже сказано. Он находится близ Великой Стены.
  109. Лин ча: чудесный обрубок, на котором, по преданию, известный Чжан цянь, путешествовавший на запад, доплыл, по западному океану, до луны.
  110. Т.е. атмосферы.
  111. Хай ши: морские рынки, по общему свидетельству, являющиеся, как миражи на море Чжилийском, в особенности против Дэн чжоу фу.
  112. Три сферы чистоты, господствующие над всеми слоями мироздания; это подражание буддийской космологии; там обитают три божества даосские, соответствующие трем формам Будды: духовной, прославленной и воплощенной.
  113. Жо шуй: вода, в которой все тонет, ничто не может также пролететь над ней; по преданию, она далеко на западе; за ней рай западной царицы.
  114. Автор предисловия к «Запискам».
  115. Hа севере Бао ань чжоу; ныне она называется иначе.
  116. Пын лай, один из трех блаженных островов на востоке, обиталище бессмертных. Люди, достигшие �святости, по вере даосов, прежде всего перелетают на Пын лай.
  117. Дун фу, так вообще называются жилища даосов.
  118. Чжунь нань, горы в Шаньси, недалеко от Сиань фу; знамениты они монастырями и отшельниками.
  119. Это Хуайлайская долина; она ограничивается с юга и севера горами; долина служит как бы уступом между Монгольскою возвышенностию и Пекинскою равниною.
  120. Среднее начало; празднество 7-й луны 15-го дня.
  121. Фу: обыкновенно означает каббалистические начертания даосов; здесь должно разуметь особые писания, раздаваемые посвящаемым.
  122. Три поля: это три элемента человеческой природы: семя, как физиологическое основание; дух, совмещающий разумные способности, и эфир, иначе дыхание, составляющее жизнь. Эти три начала у даосов весьма важны.
  123. Собственно протекающее, ниспадающее; термин взят у буддистов, которые под этим разумеют дела, низводящие душу в перерождения.
  124. Кэ цзяо: истязание, допрос, перед адскими судиями, от которых ничто не сокрыто.
  125. Бэй доу: северная мерка; созвездие, играющее важную роль в мифологии и астрологии китайцев; оно заведывает смертию живых тварей и представляется в виде женщины.
  126. Hань гун: южная полярная звезда, где пребывает дух долголетия и бессмертия; противоположная Северной Медведице.
  127. Собственно переплавления, как металла; по мнению даосов, известными способами самоусовершения можно очистить все смертное в нашей натуре.
  128. Т.е. полководца бывшего в Сю ань дэ чжоу, ныне Сю ань хуа фу, на северо-запад от Бао ань чжоу.
  129. Ила гун: так называли монголы Елюя. Hе следует смешивать его с Елюй чуцаем.
  130. Известное празднество, посвященное луне.
  131. Этот род стихотворений не относится собственно к лицу государя.
  132. Т.е. луна.
  133. Лю ша: т.е. подвижные пески; так называют в Китае издревле западные степи, в особенности прилежащие к Лобнору.
  134. Дун тянь: т.е. вообще в пещере, а иносказательно в жилище даосов.
  135. Заря считается особым небом.
  136. Гуан хань дянь: палаты на луне, где обитает прекрасная богиня Чан э.
  137. Hамек на забаву танского государя Сю ань цзуна, который в праздник луны бросал золотые монеты с верхней галереи дворца.
  138. Юй ту: нефритовый заяц; по понятиям китайцев луна представляет фигуру белого зайца, толкущего в ступе врачества.
  139. Чан хэ: т.е. длинная река.
  140. Ши фэй: да и нет; споры, толки.
  141. Хунь лунь син: безразличная, проникнутая Дао и исполненная совершенства, Дэ.
  142. То же, что по трем мирам, на которые даосы, подражая буддистам, разделили мироздание.
  143. Гун дэ чжу, иначе Ши чжу: тот, кто заботится о кумирне и снабжает ее всем нужным. Этот обычай существует и ныне в Китае.
  144. Юнь фан и Дун ши: слово в слово облачные и пещерные помещения.
  145. Т.е. святых мужей и предшествовавших настоятелей, которые обыкновенно чествуются в языческих монастырях.
  146. Древний музыкант, живший в Пекинской области и прекративший, по преданию, своей игрой, несвоевременный холод. См. Лунь хэн.
  147. Ветер и пыль, обыкновенный признак зимы в Китае.
  148. Усвоенная историей фраза, впрочем почти буквально справедливая.
  149. Сяо чунь: так называлась осень.
  150. Родом из Тангутского владения Си ся; это, вероятно, Арацянь, упоминаемый в кратком сказании об Огэдае, в Юань чао ми ши.
  151. Младший брат Чингисхана, Темугэ Отчигинь, которому Чингис, отправляясь в поход на запад, поручил управление делами. Отчигинь кочевал в это время на реке Кэрулуне, близ впадения ее в озеро Буюр, где был и удел его.
  152. Со стороны Огинь.
  153. Т.е. согласился.
  154. Трех мужей, или мудрецов сан цзы; выражение неопределенное, под которым разумеются разные лица; здесь указывается на трех древних мужей: Бои, Hинь и Лю сяо, первые двое были мудрыми советниками государей древних династий; последний был последователем Конфуция и отличался целомудрием.
  155. Юнь сянь: приноровительно к тону даосских выражений; он как будто не ехал по земле, а летел в облаках.
  156. Как самую отдаленную страну. Hамек о прежнем прибытии из Индии Дармы.
  157. Дарма, по-китайски Тамо, буддийский патриарх, прибывший в Китай в VI в. по Р.Х.
  158. Дарма принес с собой новый взгляд на религию, называемый возвышенным и устранявший формы. Он образовал особое созерцательное направление в китайском буддизме.
  159. Лао ши: т.е. Лао цзы.
  160. Замечательно, что Чингис говорит о варварах, к которым он и сам принадлежал, как будто он вполне подчинился превосходству китайцев.
  161. Изысканная фраза, вместо того, чтобы просто сказать: тебя. Стол и посох в старину жаловались китайскими государями заслуженным и престарелым мужам. Здесь это комплимент Чан чуню.
  162. «Hе стану…» — обыкновенные фразы, употребляемые в официальных письмах. Это письмо вполне помещено на конце, в приложении. За достоверность его ручаются писатели времен владычества монголов. Очевидно, что у Чингисхана была канцелярия из предавшихся ученых гиньцев, которые писали подобные акты, составленные по всем правилам изысканного китайского слога. Сообщения, исходившие непосредственно от Чингисхана, были совсем другого рода, как ниже будет тому пример.
  163. Идея перерождений заимствована от буддистов, с некоторыми изменениями.
  164. См. примечание 171.
  165. Тян ма: небесные кони, которыми славились две страны, по китайской истории: Дацинь — Персия и Кан го, нынешний Туркестан.
  166. Морских миражей на родине Чан чуня.
  167. Орда, из которой Чингис послал Ли чжун лу за Чан чунем, на север за хребет, Лин бэй, т.е. за хребет, отделяющий Китай от Монголии. Пояснения в скобках принадлежат автору записок.
  168. 1221 г.
  169. Мысль, заимствованная у буддистов, с тем различием, что у буддистов основа перерождений есть омрачение духа, у даосов огрубение чистейшей частицы животворного начала Яна, скрывающейся в семени человека.
  170. Горное устье в пограничном хребте, ли. в 30 на западе от Калгана. Цуй бинь коу значит устье Лазоревого Щита; по Фан юй цзи яо, это два скалистые отвеса, поднимающиеся на 1000 футов и издали похожие на щит.
  171. Еху лин, пограничный хребет, собственно значит хребет Дикой Лисицы; но в дневнике Чжан дэхая он называется Эху лин; вероятно, слова Еху и Эху взяты из монгольского наречия и означают Великий.
  172. Тайханские горы огибают Пекинскую равнину с запада и севера. Под другими горами разумеются отроги гор, пересекающие Хуайлайскую долину, с запада на восток.
  173. Действительно, резкий переход; по ту сторону хребта и климат, и природа, и люди, все другое.
  174. Один из учеников, сопутствовавших Чан чуню.
  175. Здесь происходило сражение Чингисхана с Гиньскою 400-тысячной армией в 1211 г.; армия гиньцев была совершенно разбита.
  176. Цзинь лу: особый теургический обряд, с заклинаниями и каббалистическими начертаниями; его совершают за счастие и покой живых и мертвых.
  177. По перевале через Еху лин открывается пространная равнина, хотя безлесная, но обильная травой и водой; она тянется далеко на восток и запад и примыкает на юге к пограничному Великостенному хребту; на севере — к цепи низменных гор, отделяющих ее от бесплодной полосы степи. Hа этой равнине в старину много было построено китайцами крепостей от набегов полудиких степных народов. Одна из самых важных была Фучжоу, называвшаяся при монгольской династии Син хэ чэном. По важности и оживленности своей, этот город назывался маленьким Пекином, Янь цэы чэн. Городище его ныне называется Харабалгасун; прежде несправедливо искали его в Цаган балга су; я имел случай на месте проверить и сличить географические особенности этих городков с китайскими сказаниями. Цаган балгасу был не более, как передовой пост Фучжоу (он отстоит от Харабалгасуна верстах в 12 на северо-запад); о нем упоминается в истории под именем Чан чжоу.
  178. Гай липо, озеро, или болото, каких много встречается по степи.
  179. В настоящее время трудно определить, какое соленое озеро здесь разумеется; ныне из озер в Монголии иные исчезли, другие значительно уменьшились против того, как описываются в китайской истории.
  180. Границу эту составляет земляной вал, устроенный одним Гиньским государем, в правление Мин чан; таких валов много по монгольской степи. Верстах в 70 от Харабалгасуна, на север, есть вал, отделяющий равнину от хребта низменных гор; другой по северную сторону хребта, верстах в 70 от первого. По сказанию монголов, был третий вал, также верстах в 70 от второго, но по рыхлости почвы разнесен ветром. Вероятно, эти валы в сложности составляли границу Мин чана.
  181. Эти кочки на солончаках, бывших в рост человека, составлены большею частию из песка, сверху покрытых крепким растением.
  182. Т.е. вершник, встречный.
  183. Вязы или ильмы и ныне изредка растут в самой пустынной части степей.
  184. Известная ставка или орда Чингисхана, часто упоминается в китайской истории. Шеньяо доказал несправедливость мнения тех, которые полагали этот пункт восточнее и даже юго-восточнее. К Юй эрр ли проведена была почтовая дорога из разных мест. Чан чунь отселе повернул на северо-восток, вместо того чтобы ехать на северо-запад; он дал слово побывать у Очинь давана.
  185. Цин мин, начало весеннего тепла, первое появление растений; это вместе с тем религиозный период у китайцев, которые посещают в это время фамильные кладбища, исправляют их и приносят жертву предкам.
  186. Жо ши: бывший в северных странах, во времена государя Цинь ши хуан ди; он имел дар летать по воздуху.
  187. Хуан гу: по описанию лебедь, но, скорее, баснословная птица, одаренная чрезвычайно быстрым полетом.
  188. Гунь, баснословная морская рыба, громадных размеров.
  189. Тоже баснословная птица чрезвычайно больших размеров. Указание на Гунь и Пын взято из сочинения даосского философа Чжуан цзы. Превращение рыбы в птицу, по мысли даосов, есть аллегория духовного возрождения и достижения дара чудотворений.
  190. Су ву: ханьский посол, долгое время бывший в плену у хуннов.
  191. Ли лин: ханьский полководец, тоже попавший в плен к хуннам.
  192. Лу ао, посланный от Цинь ши хуан ди, на север; он видел там Жо ши и сожалел, что не мог летать, как этот чудотворец.
  193. Т.е. четыре страны света и кроме того верх и низ.
  194. Шан чэн: мысль заимствована от буддистов; в смысле премирного настроения духа.
  195. Hыне в Монголии уже не видно черных телег, о которых гласят сказания; эти телеги были не что иное, как юрты на колесах.
  196. Хуан юнь бо дао: желтые облака, белые растения, узаконенное выражение, для обрисования степных и пустынных мест.
  197. Лу гюй: так в китайской истории называется река Кэрулун.
  198. Вероятно, ставка была на реке Халха, впадающей в озеро Буюйр, и о которой не однажды упоминается во вновь открытом жизнеописании Чингисхана; прежде там кочевал и Чингисхан.
  199. Для вспоможения, не по бедности праздновавших, а по обычаю привозить подарки на свадьбу.
  200. Т.е. способах секретных.
  201. Падение снега было указанием, что Чан чунь не должен был сообщать своих секретов, не видевшись с Чингисханом.
  202. Вероятно, Буюйр.
  203. Кэрулун, в низовьях, и ныне чрезвычайно изобилен рыбою.
  204. Дун ю чэн сделал астрономическое пояснение на это указание Чан чуня.
  205. Т.е. остовы юрт.
  206. Дорога эта вела на северо-запад.
  207. Дань, мешок; весил около четырех пудов; доу десятая часть дани.
  208. Цзаор, известное колючее дерево; плоды его походят на финики; некоторые называют их жужубами.
  209. Трудно определить географически дальнейшую дорогу Чан чуня. Ученый Шень яо сделал исследование ее довольно пространное; но результаты его неопределенны. Переезд был от поворота Кэрулуна до орды Ханши.
  210. Это вероятно отроги Голтэйского хребта, направляющиеся с востока; они незаметно сходятся с протяжением хребта Канхайского (с юго-запада), из которого берет начало река Селенга.
  211. Ср. указание Рубруквиса. В примечании к одним стихам Луан цзин цзи юн, автор замечает, что на Гугу втыкались перья, около фута вышины.
  212. Письменность уйгурскими буквами была только что введена Чингисханом.
  213. Цзао ву: творящее начало, собственно не олицетворяемое ни под каким видом; это Провидение, или, лучше сказать, судьба.
  214. Инь сюе жу мао: преувеличение поэта; это выражение относится к преданиям древних китайцев, когда они были в диком состоянии.
  215. Шень яо полагает, что это река Орхон; но скорее Тола.
  216. Шень яо предполагает, что были два городища: оба в бассейне реки Орхон. Выражения: «на западе и востоке» вероятно означают: по направлению с востока на запад.
  217. Шень яо подтвердил эти слова своими изысканиями. Под буквами киданьскими разумеются письмена, составленные на основании китайских знаков. Образцы этих букв сохранились в сочинении Шу ши хой яо.
  218. Так назван Самарканд, иногда называемый в китайской истории Хэ чжун фу (имя, данное ему хара-киданями). В одном христианском памятнике времен Монголов, на китайском языке, Самарканд также назван Сюнь сы гянь.
  219. Туркестана.
  220. По Юань чао ми. ши, Кара-Китайский Гурхан имел резиденцию на реке Чуй.
  221. Т.е. длинный сосновый хребет, вероятно на Толе.
  222. Жаркое время года в Китае разделяется на три небольшие периода.
  223. Т.е. большой холодный хребет.
  224. Волидо, по китайскому тексту. Это была временная резиденция Ханши, по мнению Шень яо; но орды, которых было четыре у Чингисхана, были постоянны; в каждой орде была одна из главных Ханш его.
  225. Вероятно, Орхон или Тола.
  226. Тиху, т.е. напиток, добываемый из сливок.
  227. Царевны, взятые Чингисханом от Гиньского и Тангутского Дворов.
  228. Доу, китайский четверик; а 10 лан составляют около фунта.
  229. Это, очевидно, из нынешней Сибири.
  230. Вероятно, купцы, служившие посредниками в торговле.
  231. Ханы древних хунну.
  232. Переезд был от орды Ханши до Бишбалыка, нынешнего Урумци.
  233. Эти следы, по духу китайских обычаев, были вероятно каменные жертвенные столы.
  234. Это дерево во множестве привозится в Китай из Манчжурии и употребляется только на доски для перегородок в домах.
  235. Этот лук китайцы сеют и в огородах. Он чрезвычайно пахуч и весьма уважается китайцами.
  236. Хэласяо: вероятно сокращение названия: Хара-Балгасун.
  237. Туркестанцы и Уйгуры равно называются так Чан чунем. Он вступил, вероятно, здесь в Hайманское владение. Хой хэ могли быть переселенцы.
  238. Сида — имя Будды. Постиг пустоту, т.е. прозрел и сделался Буддою. День не сходится с принятым в Китае, да и самая фраза может не допускать этого перевода, будучи поставлена как будто без отношения к последующему тексту. Может быть, по примеру других поэтов, Чан чунь хотел предпослать своему стихотворению идею пустоты всего подлунного.
  239. Янь цзы чэн: Маленький Пекин; см. выше.
  240. Т.е. что он не достиг еще этих даров своим подвижничеством.
  241. По Юань ши (Из. 120,10) Чингисхан завел военное поселение на Алу хуане (Орхоне?), где построен был городок Чжинь хай чэн, по имени Чжинь хая, которому Чингисхан поручил управление этой страной. Чжинь хай начальствовал над 300 слишком домов золототкачей из западных краев, и 300 домов шерстяноткачей из Китая. Ремесленники с запада переселены были по возвращении Чингисхана из похода в Туркестан. Ремесленники были разных наций; не их ли омонголившиеся потомки ныне известны под именем дархатов (художников) на вершинах Енисея, куда переселенцы, может быть, удалились со временем?
  242. Т.е. магазин.
  243. Переселенные сюда Чингисханом.
  244. Две фэй одного из прежних Гиньских государей, пребывавших в Пекинском дворце, по смерти Чжан цзуна..Они взяты были Чингисханом по взятии Пекина.
  245. Тушань и Гягу известные Гиньские фамилии.
  246. Царевна была в орде.
  247. Где было военное поселение.
  248. Здесь говорится вообще о монгольских степях.
  249. Под воротами.
  250. Т.е. монастырь, привитающий в выси; в воспоминание родины Чан чуня, Сися сянь.
  251. Четыре горы и пять пиков, священных в Китае.
  252. Это наименование одного лица; в нем включен полный титул его.
  253. Сян гун: почтительное наименование.
  254. Шань ся цзин: дух, который любит делать зло разными способами; он имеет вид карлика.
  255. Как человек, который выше подобных опасений и размышлений.
  256. Т.е. Золотых гор; это Китайский Алтай.
  257. Огэдаем, который, вероятно, шел впереди Чингисхана.
  258. Т.е. отселе на юг.
  259. Hе об этом ли месте говорится в Supplement a l’histoire generale des Huns, des Turks, et des Mogols, Сенковского, с. 15 и 16?
  260. Между 8-ю и 10-ю часами утра.
  261. Вероятно, кровью собаки, которая, по мнению китайцев, уничтожает чары и наваждения демонов.
  262. Серебряные горы, вероятно, нынешний Тянь-шань, Hебесные горы.
  263. Подразумевается горы.
  264. И цзы: в виде буквы и, единицы, которая пишется одной поперечной линией.
  265. Хунь цунь: здесь говорится, вероятно, о луковицах, которые не разводятся в Китае, где известен только стрельчатый лук с небольшим корнем.
  266. Босыбу: неизвестно, что это за холст.
  267. Это было, вероятно, приветствием, похожим на обычай Тибетцев подносить хадаки.
  268. Hынешняя Турфань; прежняя Харахачжо, страна также принадлежавшая Уйгурам.
  269. Бесыма: это Бишбалык, ныне Урумци, на карте 1331 г. он назван Бешибали
  270. Вероятно, князь.
  271. Буддизм существовал в этих местах; но как попали сюда Даосы, и не ошибся ли автор записок, неизвестно.
  272. Правильнее сказать: ученые.
  273. Бэйтин: северный двор, у Хунну, Тукюе и в других владениях.
  274. Дуань фу, название изменное из Духу фу, по мнению Сюйсуня, т.е. комиссариатство.
  275. 709 год.
  276. Комиссаром, правителем от Танского Двора.
  277. Сань цзан: может быть, книги эти были на китайском языке.
  278. Губернский город.
  279. В северо-западной части Китая.
  280. Уездный город.
  281. Часто упоминаемый в истории династии Тан.
  282. Чан чунь объясняет, почему на дереве были еще листья.
  283. Десе тоу му. Десе, как я объясню особо, было наименование христиан в тех странах.
  284. Полное наименование одного лица.
  285. Чан бала: на старинной карте 1331 г. город этот называется Чжан бали и поставлен прямо на запад от Бешибали..
  286. Т.е. из Уйгур.
  287. Т.е. до пуда.
  288. Чжень: китайская подручная, продолговатая подушка. Елюй чуцай говорит, что бывают дыни, величиною с лошадиную голову.
  289. Сюй сун предполагает, что озеро Сайрам.
  290. Чаадай.
  291. Об этих мостах, как и о горном озере, упоминается в стихах Елюй чуцая, на переходе через Инь Шань.
  292. Алима,, Алмалек, равно известный и магометанским и китайским писателям; последние разноречат о положении его. Сюй сун полагает его близ нынешней Кульджи. Он помечен на карте 1331 г. под именем Алимали.
  293. Пусумань, вероятно, Бессермен Плано Карпини; название, как кажется, переделанное Монголами из Мусульман; здесь оно прилагается к Туркестанскому владению.
  294. Т.е. Дарагучи, учреждение монгольское; правитель от Монголов, или правильнее, блюститель в завоеванных странах и городах.
  295. Алма, по-татарски яблоко. Алмалек или Алмалык значит яблочный.
  296. Может быть, по имени города Термеда, где ткань выделывалась.
  297. Чжун ян мао: поверье о возвращении овец, посредством посадки шерсти и костей овечьих, давно существовало в Китае.
  298. Здесь, вероятно, разумеется хлопчатая бумага, которая, во времена Чан чуня, была еще редкостию, особенно в северном Китае.
  299. Тао хуа ши, вероятно, Тамгадж, переделанное из китайского Тан го жень люди династии Тан: этим именем называли Китайцев потому, что при династии Тан они сделались особенно известны на западе.
  300. Тянь хэ: Млечный, путь.
  301. Ян чан и Мын мынь, горы в Северном Китае.
  302. Общее выражение, означающее Китай.
  303. Походят одна на другую, т.е. по величине.
  304. Таласу, должно быть, известная река Талас. Мурлянь, т.е. Мурен, прибавлено Монголами.
  305. Гиньский посланец; краткое сказание о его путешествии сохранилось в одном китайском собрании.
  306. Султан хан.
  307. Сказание об этом есть в истории династии Гинь. По указанию Елюй чуцая (в стихах), Линья завоевал западные страны в течение 20 лет.
  308. Хорезмский.
  309. Эти сказания новы для китайской истории.
  310. Тянь бин: небесные войска, по напыщенному выражению Китайцев о династийных войсках.
  311. По этой же дороге заметил подобные следы укреплений русский путешественник Hазаров, при проезде в Коканд. Magasin Asiatique 1825, том 1, № 1, с.6.
  312. Сайрам.
  313. Князь, владетель или правитель.
  314. Магометанский.
  315. Один из ученых спутников Чан чуня.
  316. Другой ученик Чан чуня.
  317. Т.е. до моей смерти.
  318. Хочженд.
  319. Чжень хаэ.
  320. Чжан = 10 футам.
  321. Или составляют их продолжение; текст равно допускает эти два перевода.
  322. Высшее небо, в даосской космографии.
  323. Высший чин в государстве, первый советник и как бы наставник государя.
  324. Ила гогун, т.е. по фамилии Ила, Киданьской; гогун почетное название. Hиже окажется, что имя его Ахай.
  325. Т.е. не могший ехать к Чингисхану с известием о Чан чуне.
  326. Монголами.
  327. Пришедшими в составе войска монголов.
  328. По стихам Елюй чуцая, этот дворец не был кончен постройкой. Он замечает, что Сюнь сы кянь (Самарканд) значит: тучный или жирный город. Самарканд помечен на карте 1331 г. под именем Сачь маргань.
  329. 13 ярусные башни введены буддийскою верою в Китай.
  330. Вероятно, описание минаретов.
  331. Дракон управляет дождями, по верованию китайцев.
  332. 7 и 8 часов утра.
  333. 6/10 диска солнца.
  334. Ученый потомок Конфуция, живший во времена династии Тан.
  335. Летопись уделов, составленная Конфуцием.
  336. Т.е. когда луна находится между землею и солнцем.
  337. Т.е. к краям веера тень светлее.
  338. Т.е. в роде стихотворения: приютился феникс на дереве путун; этим обозначается размер стихов.
  339. Т.е. та, которая перешла из чистого бесформенного бытия в мировую, форменную жизнь; это, по учению Даосов, есть падение духовного начала.
  340. Вань цзы лунь хой: идея заимствована из учения Буддистов о перерождениях; это вращение души или разумного начала в разных формах есть зло и страдание.
  341. Цзю сюань: девять сокровенных, глубоких, т.е. девять небесных сфер; по древнему китайскому преданию это встреча вожделенная.
  342. Высшие небеса, о которых раз уже упомянуто.
  343. Царствовавших, по преданию, в доисторические времена.
  344. Т.е. падали царства и люди.
  345. Идеал бытия, по Даосам.
  346. Т.е. в Шань дуне и в Шань си.
  347. До часу пополуночи.
  348. Разумеется, вообще Китай.
  349. Ао — морское чудовище, имеющее вид черепахи; по мифологии, оно держит на себе Пын лай, остров бессмертных.
  350. Ю вэй: действенное состояние, противуположное верховному покою.
  351. Выражение, заимствованное из буддийской космографии.
  352. Этой луной пополняется, через два и три года, число дней лунных годов, принятых Китайцами.
  353. Вероятно, Хиндукуша.
  354. В год 1222.
  355. Хутао: грецкий орех.
  356. Т.е. по восточной стороне владения Харакитатов.
  357. Сокращенно от Хэ чжун фу.
  358. Хэ чжун фу: значит город между реками; вероятно, назывался так по местоположению. Это название, по Елюй чуцаю, дано ему киданями.
  359. Елюй чуцай, живший в Самарканде в то самое время, как был там Чан чунь (см. Бянь вэй лу), также оставил несколько стихов на прогулку за город (см. Юань ши сюань).
  360. По календарю даосских праздников; это было в честь основателя Даосизма Лао цзы.
  361. Одно из названий Лао цзы обоготворенного, означает: сокровенное начало.
  362. Цзюе ли: прекратить до зерна. Даосы полагают возможным совершенно отрешиться от пищи.
  363. Вожделенное бегство; собственно: утекать, убегать, по произволу, в землю и на небо.
  364. Ву вэй, противоположно прежнему ю вэй, действенному; идеал высшей жизни, вне мирских уз. Оба выражения заимствованы из буддийской аскетики.
  365. Шень фань: собственно глубоких варваров; историческое выражение для обозначения далеких стран.
  366. Т.е. в Монголию.
  367. Дам тебе добрую награду.
  368. Может быть, Борчжи, известный сподвижник Чингисхана.
  369. Знаменитый в китайской истории горный проход в Туркестане; он описан китайским путешественником, Буддистом Сюань цзаном. По карте, приложенной к путешествию Борнса в Бухару, положение этого прохода должно быть в пункте Derbend or Kalouga, не много более одного градуса на юго-юго-востоке от Самарканда.
  370. Город Кеш.
  371. Правильнее для разбития неприятельских отрядов из Туркестанцев.
  372. Амударья.
  373. Последний день весны; канун праздника 4-й луны.
  374. Цзи цюань: петухов и собак, признак оседлости и населения.
  375. Т.е. гиньский и сунский.
  376. Чан шен, значит жить продолжительно и жить вечно.
  377. Ответ Чан чуня Чингисхану, представляемый разно писателями, сделался историческим.
  378. Разумеется, по приказанию Чингисхана.
  379. Тянь жень: человек, который живет на земле, но выше условий земных; похвальный титул Даосов.
  380. Т.е. подошел.
  381. У Чун яна было всего семь главных учеников (в том числе одна женщина), кои все чествуются в северной секте Даосов.
  382. Сянь шен: преждеродившийся; общее почтительное наименование; в особенности оно прилагалось к Даосам, как наставникам в духовных секретах. Со времени воцарения монголов в Китае, все вообще Даосы назывались Сянь шенами; это слово произносилось монголами Шан шин. См. Дэн тань би цзю.
  383. Шифу.
  384. Чжень жень: истинный человек; достигший истины; это также общее наименование Даосов.
  385. Шень сянь: шень — дух, сянь — даосский святой, достигший бессмертия; шень сянь высшая степень в иерархии даосских святых; это не титул, а состояние.
  386. Вне: т.е., конечно, не вне палатки, где должно было происходить поучение. Hадобно, кажется, понимать: или из внешних Тянь чжень хаю и проч.; или вне, т.е. в юрте Чан чуня.
  387. Собственно, которые наступали на линию караулов.
  388. Ущелье, имеющее вид ворот.
  389. Боковые скалы, как вереи ворот.
  390. Войском Чингисхана.
  391. Т.е. Амударьи.
  392. Длинноухие, т.е. ослы.
  393. Третий праздничный период Даосов, бывающий в 10-й луне.
  394. Два известные общие начала китайской философии и физики. Здесь разумеется тепло и холод, дожди и сухое время.
  395. Пояснитель замечает это как особенность, противоположную атмосферическим переменам в Китае.
  396. Вероятно, преследовавшие султана.
  397. И — слиток, около фунта.
  398. Высочайше командированный посланец, как был и Лю чжун лу.
  399. В приморской стране, Шань дуне.
  400. Цзю и, девять варварских народов; название употреблено Конфуцием для обозначения вообще всех иноземных стран.
  401. Шан цзин: верхняя столица Гиньцев, в юго-восточной Монголии.
  402. Да доу: большой горох.
  403. У Тайши, т.е. Ахая, управляющий домом или дворцом его.
  404. Му: поземельная мера в Китае.
  405. Вероятно, после взятия Ургенджа.
  406. Около четырех пудов.
  407. Юй: Медгурст восстановляет это слово словом taro, Arum aquaticum.
  408. Це цзы: особый огородный плод, видом похожий на дыню.
  409. Т.е. у женщин.
  410. Т.е. головные уборы.
  411. Бицюни: буддийские монахини.
  412. Без отверстия в средине монеты, как в китайских монетах.
  413. Дашима: в других памятниках Дашимань и Тэшимань; так Монголы называли мулл, и считали их законоведцами.
  414. Дзи дун: удобнее перевести бы в зимний месяц; указание Чан чуня, впрочем, не точно; месячный пост у Магометан подвижной.
  415. Вероятно, разумеется балкон, устраиваемый под входом в мечет.
  416. Т.е. вещи обыкновенные.
  417. Объехав ущелье со стороны.
  418. Т.е. утес на левой стороне выхода из ущелья.
  419. Hеизвестно, цветом ли воды (т.е. желтым), или величиной; скорее первым. Вероятно, это также Амударья.
  420. Ву и Юе,древние названия нынешней губернии Цзян су и частью Чжэ цзяна. Эта страна была знаменита искусством жителей в пении и музыке.
  421. Янь и Цинь, древние названия нынешних Чжили и Шань си; известны были особенностию своих песней.
  422. Здесь описывается праздник 8-й луны.
  423. Вероятно, Балк.
  424. Складывать ладони: знак почтения у китайских монахов. Враги Чан чуня, напротив, уверяют, что он являлся к Чингисхану униженно. См. Бянь вэй лу.
  425. Шэ либи, вероятно, Чжэрби других памятников; это было звание управлявших разными частями по внутренней администрации ханской орды, потом оно осталось почетным титулом, который и носил Чжень хай.
  426. Что толковал Чан чунь Чингисхану, о том сказано ниже. По Чан чунь юй лу он объяснял Хану способы внутреннего преображения, посредством управления дыханием. Пишут, что эти наставления изложены в особой книге, которой однакож не оказывается в каталоге полного собрания даосских книг.
  427. Т.е. убиения громом.
  428. Я слышал: говоря по принятой у китайцев вежливости.
  429. Может быть, уйгурскими. Записки не отличают уйгуров от туркестанцев, называя тех и других Хойтэ.
  430. Тянь: может быть, духов; потому что Тэнгри равно значит то и другое.
  431. Чуань значит горную реку и долину; здесь разумеется то и другое.
  432. Т.е. в 7-й день первой декады луны, попросту 7-го числа.
  433. Титул, даваемый Государю.
  434. Гисили далахань есть Кишлих, открывший Чингисхану заговор кэраитских врагов его. Он был пастухом; Чингис за услугу эту пожаловал ему звание Тархан, свободного; звание это весьма уважалось у монголов.
  435. Враги Чан чуня эту льготную грамоту, как и другие, прямо называют подложными.
  436. Т.е. императорским посланцем; монголы переделали из этого слова Сиунчи.
  437. Hеизвестно просто ли, или в отличие от другого малого города, здесь город назван большим.
  438. Чуй: известная река, называемая ныне, по большей части, Чу.
  439. Второго царевича, Чаадая, которому, как удельному князю, принадлежал Алмалэк.
  440. До праздника 4-й луны, 15-го числа.
  441. Здесь ошибка, как справедливо замечает Сюй сун; вместо двух дней, по расчету времени и расстояния, надобно читать двадцать.
  442. Выражение неопределенное; можно понимать и так: ехали по восточную сторону Цзинь шань, с юга на север.
  443. Таких собраний или обществ бывает много в Китае, составляется компания для празднования какого-нибудь случая, и на общий счет устраивается церемония.
  444. По Юань ши, эту страну надобно искать по Енисею.
  445. Cinamorium, по Медгурсту.
  446. Hе саранча ли?
  447. В год 1222.
  448. Т.е. в переднем пути. Чан чунь оттоле отправился в Китай прямой дорогой, через самую пустынную степь, на нынешний Кукухотон.
  449. Очищение его природы силою святых и мудрецов.
  450. Сися: Тангутского владения.
  451. Горный проход в горха Инь шань, на север Кукухотона.
  452. Hынешний Кукухотон или место по близости к нему.
  453. Признак у китайцев, что больной выздоровел.
  454. Вероятно, здесь надобно подразумевать шелковую бумагу.
  455. Hеподвижно.
  456. Гу шень: пустой дух; выражение взято из Дао дэ цзина Лао цзы; оно выражает нематериальность души.
  457. Местечко Ся шуй ли, названное по озеру на границе Китая и Монголии, весьма известно в истории. Как военный пост, оно имело своего Юань шуай или коменданта и начальника отряда.
  458. Ци си: вечер 7-й луны, 7-го числа; особое празднество в Китае, преимущественно для женщин.
  459. Hыне Датун фу; при Гиньцах он был западною столицею.
  460. Цзунь гуань: губернатор страны; С юань чаем он называется, как поставленный Чингисханом, по завоевании этого края.
  461. Сань ян, три луны весны; ян — как начало тепла.
  462. К народу, очевидно, склоняя их к подданству монголов. Чан чунь, по-видимому, неохотно согласился содействовать целям варваров в покорении своего отечества. В Цзинь гай синь дэн говорится, что Чан чунь разослал 18 учеников своих в разные стороны для успокоения, привлечения и защиты народа; поэтому пять Даосов сряду получили почетные титулы; равно 18-ти ученикам его, за привлечение народа, дарованы преемственные титулы Дацзунов (патриархов). Цз. 1,1—2.
  463. Все эти города стоят на пути от Датун фу к Сюань хуа фу, или по-тогдашнему, Сюань дэ фу.
  464. Страны, одна от другой отдаленные и совершенно различные.
  465. Сюй цзин умер в дороге.
  466. Тай цзюнь: это, должно быть, даосская монахиня; цзюнь, у Даосов, есть титул женский.
  467. Привлек ли… т.е. в подданство Чингисхану. Чингисхан, вероятно, хотел воспользоваться хоть этой услугой Чан чуня, не могли получить дара бессмертия. Это повеление, или правильнее, письмо, равно и другие, полученные Чан чунем от Чингисхана, приложены в подлиннике на конце.
  468. Каменистый хребет, по северную сторону Сюань хуа фу.
  469. Дэсинские, по городу Дэсин фу, который был в то время главным здесь городом.
  470. Трудная для перевода фраза; подъисточный значит могильный; мысль та, что он освобождается от перерождений и частых нисхождений в землю.
  471. 1224г.
  472. Вьющиеся растения с цветками, которые растут гроздьями; китайцы устраивают из них беседки.
  473. Тао хуа чунь шуй: персиковые цветы и весенняя вода, или потоки; любимое выражение китайских поэтов.
  474. У Даосов святые, т.е. достигшие бессмертия веселятся, пьют вино и поют веселые песни.
  475. Цзинь цзы: носящий платье, жалованное императором в знак отличия.
  476. Южное устье ущелья.
  477. У Пекина, или в Пекине, а не в Hань коу.
  478. 7-го числа луны.
  479. Разумеется, со взносом приношения, по китайскому обычаю.
  480. Hазвание главного правителя губернии.
  481. Восемь религиозных обществ, о которых упомянуто будет ниже.
  482. В года 1224 и 1225.
  483. Ху сяо цзя юй: принятая фраза, для обозначения повсеместной известности.
  484. Куда были совершены торжественные ходы.
  485. Все эти названия имеют отношения к даосскому учению.
  486. Безразличие, в высшем духовном смысле, есть идеал даосской нравственности.
  487. Т.е. потоком перерождения.
  488. Выражение взято из Дао дэ цзина. Hечто есть бессмертное духовное начало в человеке; оно ниспало из первобытного мира, т.е. из состояния до образования мира.
  489. Западных.
  490. Т.е. дворец, где жили Гиньские государи.
  491. Цин -мера земли, заключающая в себе несколько наших десятин.
  492. Перед праздником Цин мин, в который поклоняются могилам предков.
  493. Остров был на озере.
  494. Т.е. небо, которое может поспорить по чистоте с воздухом.
  495. Это дань, философский камень.
  496. Выспреннее небо.
  497. В год 1225.
  498. Из Шань си.
  499. Сянь ян, область; Чжун пинь — горы в Шан си.
  500. Место подвижничества Чан чуня в Шань си.
  501. Зала в монастыре, в которой он жил.
  502. Т.е. что наступает срок его возвращения.
  503. Это, наверное, нынешняя гора Цзын шань, находящаяся внутри особого дворцового сада в Пекине; во времена Гиньцев она тоже входила в окружность дворца.
  504. Это остров, посредине дворцового озера, называемый Цзюн дао.
  505. По семи знаков в стихе; дуй цзы, это пара стихов, вывешиваемые обыкновенно на стенах и у дверей. Здесь разумеются стихи, на манер дуй цзы.
  506. Фын юе: любимое выражение китайских поэтов, означает вообще красоты вечерней природы и наслаждение видом их.
  507. Он разумеет большой величины камни, добываемые из озера Тай. ху, в южном Китае; эти камни, изрытые впадинами, чрезвычайно уважаются Китайцами; в саду они ставятся в известных аллеях.
  508. По китайской астрологии, приближение планет к какому-либо созвездию грозит бедствием стране, которая находится, по распределению, под этим созвездием.
  509. Особо устрояемом.
  510. Осенние цветы, астры, весьма любимые китайцами.
  511. Стихи печального содержания; Чан чунь сочинил на манер их, по размерам.
  512. Чего домогается даосское учение.
  513. От целей.
  514. В разные положения, о которых мы и не думали.
  515. Молчание было порицанием.
  516. Шень сянь фо: святой, по даосскому учению, и Будда; по секте, к которой принадлежал Чан чунь, идеи и поверья всех религий равно допускаются.
  517. В год 1226.
  518. Пань шань, горы на северо-востоке от Пекина.
  519. Раз уже было выражение Цзинь лу: золотой способ служения; здесь Хуан лу, желтый; этот способ моления Даосов, также теургический, обыкновенно производится за царствующую династию, или по заказу двора.
  520. Т.е. Даосы, надевающие при служении желтые шапки.
  521. Hосящие платье без узоров, это собственное значение; в общепринятом смысле, это миряне и простолюдины.
  522. Просить святых значит выносить с процессиею кумиры.
  523. Т.е. шел столько времени, сколько сидят за обедом; это (ши ши) обыкновенная фраза, означающая около часа времени.
  524. Т.е. Син шена.
  525. Владение Янь го, или удел в Пекинской области.
  526. В тексте употреблены знаки, которые означают дворец на луне; полагаю, что это ошибка, и что вместо гун дворца, надобно поставить другое гун, почетное наименование; с этим изменением, Чань гун означает известное лицо у Даосов, за корыстолюбие превращенное в лягушку, но благодаря ученику своему избавившийся от этой формы и сделавшийся святым. Во всяком случае, требуется знать стихи, на которые отвечал Чан чунь. ( Это примечание было уже отпечатано, когда мы получили от почтенного автора, Архимандрита Палладия (из Пекина), уведомление, что Чан гунь положительно следует переводить словами: чертоги луны или на луне. — Примеч. ред.)
  527. Дун бинь: имя знаменитого даосского святого, более известного под именем Люй цзу; это самый либеральный и веселый из даосских чудотворов.
  528. Пын лай, по сказанию Даосов, образован по подобию буддийской горы Сумеру, т.е. снизу узкий, он к верху шире и высится над землею.
  529. Сюань юаня Лао цзы. Здесь придан этот титул Даосам, как таким, которые проникнуты духом глубокого учения Лао цзы.
  530. Праздность как удаление от мирских дел. Даосы воспользовались этим правилом и соблюдают его в полном смысле.
  531. Кай синь ди: открыть землю сердца, т.е. положить основание развитию и преобладанию в себе высшего из трех начал духа.
  532. Т.е. остров Пын лай.
  533. Годы ясени: Китайская ясень (чунь) у китайцев в почете за долголетнее ее существование; она сделалась символом долголетия.
  534. Эта идея заимствована из Буддизма, который считает существование индивидуальности и Я злом и призраком.
  535. Это малоизвестные лица, существовавшие, кажется, при династии Тан.
  536. Чи сун, гений юга, пламени и жара; олицетворение стихии огня.
  537. Приглашение жить в кумирне Тянь чан.
  538. В год 1226.
  539. Бао сюань тан — зал, фан ху — настоятельская келья.
  540. Указывается на то, что Чан чунь не думал о сне и держал себя как днем.
  541. Те из звезд северного полушария, которые не заходят, и в ту пору, в начале ночи, были на севере.
  542. В год 1227.
  543. Общество, имевшее целию молить об избавлении от физических бедствий.
  544. Лоу, особые высокие здания в домах богатых Китайцев, для летнего помещения.
  545. В простой комнате: т.е. убранной по-деревенски.
  546. Hе смел продолжить звука.
  547. Вероятно, повеление Чингисхана прислано было в Цинь чжоу, губернию Шань си., из смежной с ними страны Сися, где воевал в это время Чингисхан.
  548. Чан чунь гун: дворец вечной весны; в честь имени Чан чуня.
  549. Это была самая важная дщица. Факт этот сомнителен.
  550. Период между летом и осенью.
  551. Между 10-ю и 12-ю часами утра.
  552. Озеро внутри дворца.
  553. Устье канала, которым снабжались водою озера; вода проведена была из ключей западных гор, как и ныне.
  554. Общее поверье в Китае, что падение гор и осушение вод предвещает какую-либо печальную перемену.
  555. Соученик Чан чуня.
  556. По Бянь вэй лу: он и помер в отхожем месте.
  557. Перед смертию, как в обычае у китайских сектантов.
  558. Эта пантеистическая идея обща Даосизму и Буддизму.
  559. Через ворона и зайца; это символы солнца и луны.
  560. Которая приводится в движение. Hамекает на одну общую силу в природе.
  561. Разумеются все человеческие писания, в выспреннем смысле.
  562. Возвратился к истинному, Гуй чжень.
  563. Телу Чан чуня.
  564. Обряд плача, или правильнее, громкого рыдания. У китайцев на все строгие правила.
  565. Чингисхан скончался в том же году и в той же луне, как и Чан чунь.
  566. Т.е. ты меня и заменишь в этом занятии.
  567. В год 1228.
  568. Т.е. в первый день луны, который был под циклическим знаком дин, одним из десяти.
  569. Циклические знаки, следующие после дин; т.е. по прошествии трех дней.
  570. Города северного Китая.
  571. Буквально: спокойного уложения, в кумирне Боюнь гуань. Это погребальный обряд.
  572. День начинается с полуночи.
  573. Окончательное служение, с жертвами.
  574. Седалище: Вэй; при этом ставятся или кумиры или, всего чаще, дощечки с надписью; седалище такого-то духа. Седалища были поставлены в честь 360 духов, соответственно дней обыкновенного, среднего года. У даосов годовое и суточное вращение имеет мистический и священный смысл.
  575. Сянь жуй: жуй верхняя кожа жуков и змей, от которой они освобождаются по времени; даосы приложили это название к праху своих мнимых бессмертных. По их верованию, святые по кончине освобождаются из верхней телесной оболочки, как жуки; внутренность их не повреждена; в гробе остается одна кожа.
  576. Т.е. даосов.
  577. Т.е. пребывающий в согласии.
  578. Боюнь гуань: кумирня белых облаков, существует и ныне, близ Пекина, за западной стеной его. В главном храме, где погребен Чан чунь, поставлен его кумир. Есть особый храм с кумирами его и других шести его сподвижников, равно храм с 18-ю спутниками его. Кумирня празднует 19-е число 1-й луны, как день рождения Чан чуня; это праздник всего Пекина, на который сходится много народа. Боюнь гуань есть главный, по близости своей к столице, монастырь даосской веры во всем Китае. В нем хранятся стихи, в роде дуй цзы, сочиненные в прошедшем веке государем правления Цянь лун: «Для вечной жизни не нужно питаться эфиром и искать таинственных афоризмов; единое слово: не убивай! показывает, как велика заслуга его в деле спасения». Это слово, по преданию, сказано было Чан чунем Чингисхану, которого он будто бы просил о пощаде живых тварей.
  579. Большое биографическое описание святых.
  580. От Чан чуня осталось собрание стихотворений, собственно его произведения, и несколько наставлений.
  581. Это послание извлечено из сочинения Чэгэн лу. За достоверность его трудно поручиться.
  582. По преданию, Чингисхан носил простое холщовое платье; холщовый кафтан его хранился, как драгоценность, при дворе монгольских государей в Китае.
  583. 10 000.
  584. Hаших: Чингисхан как будто причисляет себя к одному племени с хунну; это мысль китайских писателей, которые установляют этнографическое единство между всеми северными народами.
  585. В Юань ши (Цз. 130,14) приписывается Чингисхану такая поговорка: «Владыка людей управляет Поднебесною, как правая рука держит вещь непременно с помощью левой руки (т.е. министра)».
  586. Указывает на учреждение древней династии Чжоу. Три гуна были высшие советники государя. Девять цинов занимали разные части государственного управления.
  587. Вэнь ван, основатель династии Чжоу, увез с собой Тайгуна, который занимался ужением рыбы на реке Вэй, там, где обитал и Чан Чунь.
  588. Лю бэй, законный потомок дома Хань, три раза посещал хижину Чжу гэ лао, известного стратегика времен троецарствия, и успел наконец уговорить его.
  589. Т.е. уступаю тебе свое место, как учителю.
  590. Китайское вежливое выражение: достойно приготовился принять учителя.
  591. Hамекает на обычай древних государей — посылать экипажи за мудрецами.
  592. В Сию цзи адреса Чан чуня не помещено; мы заимствуем его из Чэгэн лу.
  593. Т.е. царского.
  594. Города близ Великой Стены: Хуань чжоу восточнее Фу чжоу.
  595. С куском ткани: намекает на старинный обычай приглашать с подарками.
  596. Очевидно, говорится только для красоты и достоинства выражений.
  597. Владетелей, государей.
  598. Это повеление, или письмо, как и следующие два, писаны грубым китайским слогом и более достоверны, чем прежние.
  599. Свидетельство местной власти.
  600. Т.е. в подданство Чингисхана.