Опасность въ чужой бѣдѣ.
править…. По дѣламъ службы я находился въ Гамбургѣ. Я былъ молодъ, здоровъ, веселъ, имѣлъ деньги, и потому не отказывалъ себѣ въ свѣтскихъ удовольствіяхъ. По утрамъ, я посвящалъ нѣсколько часовъ на пріемъ казенныхъ вещей отъ Магистрата и на холодныя бесѣды съ важными чиновниками, а остальную часть дня рыскалъ по городу и по окрестностямъ, но баламъ, театрамъ и маскарадамъ, гоняясь за наслажденіями, какъ перелетныя птицы за весною, украшая все своимъ воображеніемъ и пламеннымъ чувствомъ. Правду сказать, что молодымъ воинамъ, особенно во время кампаніи, можно извинить нѣкоторое мгновенное разсѣяніе. Что меня ожидало чрезъ нѣсколько дней? Безкровныя палаты на сырой землѣ: биваки, со всѣми (коими принадлежностями, голодомъ, безсонницей, ночными разъѣздами и передовыми постами, которые чрезвычайно пріятны въ воспоминаніяхъ и безпокойны въ натурѣ. А смерть отъ картечь, ядеръ, пуль и сабельныхъ ударовъ? Но кто думаетъ о смерти на двадцать-пятомь году отъ роду, когда бренчащія шпоры и сабля, на каждомъ шагу, припоминаютъ только о славѣ и чести! Побывавъ нѣсколько разъ въ сраженіяхъ, и удостовѣрившись, что не всякое ядро и пуля убиваетъ, какое-то странное хладнокровіе и безпечность овладѣютъ душою: кажется, будто все не въ тебя стрѣляютъ! Только слякоть, проливные дожди и голодъ были для меня такими врагами, которыхъ никакъ не могла побѣдить моя военная философія. За то я порядочно вознаграждалъ себя за всѣ лишенія — какъ я уже сказалъ въ началѣ этого расказа.
Въ одинъ день, я завтракалъ на имянинахъ, обѣдалъ на праздникѣ рожденія, послѣ обѣда отдыхалъ въ театрѣ, во время представленія чувствительной Нѣмецкой Драмы, ужиналъ на свадьбѣ, и протанцовавъ до четырехъ часовъ утра, возвратился въ свою квартиру измученный, какъ послѣ самаго труднаго разъѣзда для открытія непріятеля. Надѣвъ халатъ, я бросился на софу, чтобы заснуть: усталость приковывала меня къ софѣ, а сонъ бѣжалъ отъ глазъ. Я взялъ въ руки книгу, какъ теперь помню, Тацита; перевернулъ нѣсколько страницъ и бросилъ. Займетъ ли печальная Агриппина съ прахомъ Германика, когда въ воображеніи, какъ въ вертепѣ или шене-катринкѣ, мелькаютъ одна за другою прелестныя танцовщицы, а въ ушахъ звенятъ ихъ милые, застѣнчивые отвѣты на полевые комплименты? Какъ жаль, что миловидной вдовѣ, моей сосѣдкѣ, нельзя было присутствовать на сегоднишнемъ балѣ, которому она послужила бы украшеніемъ, подумалъ я. Я мечталъ о женщинѣ, жившей на углу нашей улицы. Необыкновенная ея красота и скромность возбудили вниманіе цѣлаго гарнизона, и всѣ молодые, и даже немолодые офицеры за долгъ поставляли, послѣ развода, проходишь мимо оконъ прелестной вдовы. Въ какую бы сторону мнѣ не должно было итти или ѣхать, угловой домъ, жилище прелестной вдовы, былъ начальною точною. О ней расказывали ужасную исторію. Мужъ ея, купецъ, поссорившись съ начальствомъ города, долженъ былъ вступишь въ конскрипцію Французскую; онъ бѣжалъ, дѣла его разстроились, и несчастный кончилъ тѣмъ, что бросился въ воду. Такъ мнѣ расказывала трактирщица, прибавивъ, что онъ былъ очень добрый мужъ и любимъ своею женою. Можетъ быть, что послѣднее обстоятельство было не очень справедливо, потому, что хозяйка расказывала мнѣ это при своемъ мужѣ, и такимъ тономъ, что я невольно вспомнилъ поговорку; кошку бьютъ, а невѣсткѣ намѣки даютъ.
И такъ, я думалъ о прекрасной вдовѣ. Думать еще не большая бѣда, и потому я далъ волю своему воображенію, и представлялъ себѣ, какъ бы ей было къ лицу бѣлое бальное платье, на розовомъ днѣ; какъ бы ея темнокаштановые волосы прелестно отливались при цвѣточной гирляндѣ; какъ бы шейные глаза ея блестѣли, если бъ оживлены были радостью — вдругъ кто-то постучался у моихъ дверей. Прислушиваюсь — опять стучатъ, но такъ тихо и такъ не смѣло, какъ будто пробуютъ, сплю ли я. Слуга мой спалъ обыкновенно внизу, и такъ я взялъ свѣчку и на цыпочкахъ пошелъ къ двери. Отпираю задвижку и… какъ описать мое удивленіе! молодая вдова, о которой я думалъ, сошла поспѣшно въ мою комнату и заперла за собою двери.
Какое счастье! воскликнете вы, друзья. Не тутъ то было! Погодите, не торопитесь, подождите конца.
Я отступилъ на шагъ, неподвижно держалъ свѣчу, смотрѣлъ прелестной въ глаза, и никакъ не могъ опомнишься. Я началъ рѣчь свою несвязно: «Какое счастье, что я удостоился….» Она мнѣ отвѣчала: «Погодите, милостивый государь, дайте мнѣ выговорить и послѣ рѣшите мою участь…» Я извинился въ моемъ неглиже, попросилъ ее въ другую комнату, а самъ между тѣмъ надѣлъ мундиръ, пригладилъ усы, и признаюсь — посмотрѣлся въ зеркало и поправилъ тупей.
"Вы можете догадываться, милостивый государь, " сказала дама, «что одна только крайность, величайшая необходимость могла принудить меня, явишься въ эту минуту къ незнакомому молодому человѣку, къ офицеру, къ чужеземцу. Но для моего спасенія нуженъ именно офицеръ и чужеземецъ — и я избрала васъ — ваши румяныя щеки, всегдашняя улыбка на устахъ, живость характера расположили меня въ вашу пользу на щетъ вашей нравственности, а вниманіе, оказываемое вами мнѣ» — (при сихъ словахъ дама покраснѣла и потупила глаза въ землю) «заставило меня рѣшиться ввѣрить вамъ жизнь мою, честь и имѣніе. Мнѣ что-то говоритъ сердцу, что я не ошиблась въ выборѣ.» — «Сударыня!» отвѣчалъ я: «ваше что-то говоритъ величайшую правду, и я вамъ совѣтую слушать его всегда. Чтобы спасти васъ, а готовъ на все: располагайте мною!» — Дама хотѣла говорить, но посмотрѣла на меня, замолчала, и прослезилась. Эти слезы заставили бы меня, подобно Тезею, сразиться съ Минотавромъ. Дама встала и сказала: «И такъ должно слѣдовать за мною…» — "Куда вамъ угодно, " отвѣчалъ я, накинулъ на себя шинель, препоясался саблею, взялъ деньги, и выпроводивъ даму въ корридоръ, погасилъ свѣчу, заперъ двери, и подъ руку повелъ красавицу на улицу.
Мы пошли прямо къ ней въ домъ. Старая служанка отперла комнаты, убранныя съ отличнымъ вкусомъ, и осмотрѣвъ меня съ ногъ до головы, сказала при себя: «Дай Богъ счастливо!» Красавица провела меня въ свою спальню, въ которой стояли большія ширмы. "Вильгельмъ, " сказала она; «поди сюда: вотъ этоъ благородный человѣкъ, которому мы ввѣрили нашу участь.» Въ ту же минуту изъ за ширмъ появился человѣкъ лѣтъ тридцати, прекрасный, какъ Аполлонъ Бельведерскій, но блѣдный, и, какъ казалось, больной. Онъ съ робостью подошелъ ко мнѣ, и едва могъ промолвишь нѣсколько словъ. «Милостивый государь!» сказала дама: "отъ спасенія этого несчастнаго зависитъ жизнь моя. На Эльбѣ стоишь корабль, готовый отплыть въ Швецію, но строгій присмотръ Французскихъ таможенныхъ солдатъ (les douaniers) можетъ подвергнуть его опасности быть захваченнымъ. Онъ Французскій конкриптъ, самовольно отлучившійся, котораго ожидаетъ пуля… «Это мужъ мой…» примолвила дама послѣ нѣкотораго молчанія, и залилась слезами.
"Я слышалъ, что мужъ вашъ утонулъ, " сказалъ я весьма некстати. — "Это сказка, выдуманная мною, для его спасенія, « отвѣчала дама. — „Что же мнѣ должно дѣлать?“ спросилъ я. „Провезите его на корабль, подъ видомъ своего слуги;“ сказала она: „таможенные приставы васъ не остановятъ.“ — „Извольте, но когда?“ — „Сію минуту. Вильгельмъ, простись съ дѣтьми и благослови ихъ.“ Она взяла со стола свѣчу, и пошла съ мужемъ въ другую комнату. Мнѣ не хотѣлось оставиться во мракѣ, и такъ я послѣдовалъ за ними. Въ двухъ маленькихъ кроваткахъ спали двое дѣтей, прелестныхъ, какъ Амуры; старшему изъ нихъ было около пяти лѣтъ. Несчастный отецъ стоялъ въ безмолвіи, смотрѣлъ на дѣтей своихъ, и слезы градомъ катились по лицу его. Свѣча тряслась въ рукѣ матери, и обнаруживала ея внутренніе движенія; лице ея закрыто было платкомъ. Эта безмолвная сцена раздирала мою душу, и а не могъ скрыть ни слезъ моихъ, ни моего волненія. Мать взглянула на меня, и пожала мою руку Наконецъ несчастный долженъ былъ простишься съ милыми сердцу: онъ потихоньку наклонился и поцѣловалъ одного ребенка; малютка не чувствовалъ родительской ласки, другой ребенокъ вскрикнулъ и повернулся на другую сторону. Отецъ поспѣшно вышелъ изъ комнаты.
Прощанье супруговъ было кратко: предстоящая опасность заглушала всѣ другія чувствованія. О ни обнялись, и несчастная, взявъ за руку своего мужа, подвела его ко мнѣ и сказала: „спасите!“ Она болѣе не могла ничего сказать. Мы въ безмолвіи пошли изъ комнаты. „Прости, Вильгельмъ!“ — „Прости!“ — Истинная горесть и истинная любовь не многорѣчивы.
На берегу насъ ожидала лодка; гребецъ, какъ казалось, зналъ дѣло: онъ, не дожидаясь приказанія, отчалилъ отъ берега и поплылъ по теченію.
Земля и вода усѣяна была таможенными приставами, изъ которыхъ Наполеонъ устроилъ цѣлые полки для поддержанія своего сочиненія, континентальной системы, которою онъ надѣялся ниспровергнуть торговое могущество Англіи. Лишь только мы выѣхали загородъ, два ялика, какъ хищныя акулы, прямо устремилась къ намъ на встрѣчу. „Кто вы такой?“ спросилъ меня унтеръ офицеръ. „Развѣ ты не видишь?“ отвѣчалъ я, показывая ему мои эполеты и кокарду. „Куда ѣдете?“ — „Въ гости на корабль.“ — Такъ рано!» — «Неужели время удовольствій назначено въ вашемъ тарифѣ?» — «Но кто этотъ человѣкъ?» сказалъ одинъ изъ таможенныхъ, указывая на несчастнаго купца. — «Мой служитель.» — «Надобно имѣть видъ.» — «Вотъ онъ!» отвѣчалъ я, потрясая мою саблю. — «Физіономія этого человѣка…» сказалъ унтеръ-офицеръ.
Я не далъ ему кончить и возразилъ: «Если бъ пропускать по физіогноміямъ, то скорѣе твоя должна быть контрабандою.» — "Воля ваша, " отвѣчалъ приставъ, посматривая на купца: «но мнѣ онъ кажется подозрительнымъ.» Купецъ въ самомъ дѣлѣ дрожалъ и измѣнялся въ лицѣ. "Вы знаете, " продолжалъ унтеръ-офицеръ: «что здѣсь безпрестанно ловятъ дезертировъ и контрабандистовъ: я не хочу отвѣчать: пожалуйте къ офицеру.» — «Какъ ты смѣешь меня останавливать':» — «Не васъ, сударь, но вашего слугу.» — «Хорошо, поѣдемъ къ офицеру!» — Мы отправились къ берегу, «Не бойтесь:і будьте смѣлѣе!» сказалъ я несчастному, а между тѣмъ самъ призадумался. Шутка плохая: можно было легко попасть подъ Военный Судъ, и Богъ знаетъ куда! Я хотѣлъ было раскаяться въ моей поспѣшности — по несчастная мать съ дѣтьми представилась моему воображенію, и я совершенно успокоился. Подъѣзжаемъ къ берегу. Унтеръ-офицеръ прибыль туда прежде насъ, и увѣдомилъ офицера о своемъ сомнѣніи. Отворяются дверцы небольшой кордегардіи, и выходитъ оттуда офицеръ въ шинели, съ заспанными глазами. «Браво! Эдуардъ, это ты!» воскликнулъ я. Это былъ мой пріятель, котораго я избавилъ отъ самой непріятной исторіи и дуэли, и съ которымъ еще нынѣшнюю ночь мы твердили дружбу за пѣнистыми бокалами. Пріятель мой обрадовался этой встрѣчѣ, и сталъ приглашать къ себѣ. "Невозможно: мнѣ надобно непремѣнно поспѣть на корабль, который отправляется отсюда, " сказалъ я. «Какое ты имѣешь дѣло съ кораблями!» возразилъ, онъ улыбаясь. «Послѣ раскажу — но теперь дай мнѣ какой нибудь видъ, чтобы твои люди меня не безпокоили.» — «Изволь! — пароль: Лондонъ: лозунгъ: мужество. Съ этимъ ты пройдешь на дно морское.» --«До свиданія!» сказалъ я пріятелю. — «Вѣрно какая нибудь сердечная исторія!» — возразилъ онъ, грозя мнѣ пальцемъ съ берегу. — «Сердечная, клянусь честно, сердечная!» — отвѣчалъ я, и съ тѣмъ мы разстались.
Капитанъ корабля былъ старинный другъ несчастнаго купца; онъ принялъ его съ распростертыми объятіями, и спряталъ гдѣ-то въ бочкѣ. Простившись съ ними, я отправился на берегъ, чтобы не возбудить подозрѣнія въ таможенныхъ чиновникахъ. Въ однимъ загородномъ домѣ, нанялъ я лошадь, и возвратился въ Гамбургъ. Я поспѣшилъ къ несчастной красавицѣ, и отдалъ ей условленный знакъ отъ ея мужа. Должно ли говорить, что она благодарила меня самымъ нѣжнымъ образомъ? Она называла меня другомъ, милыхъ братомъ, своимъ рыцаремъ, даже поцѣловала меня въ восторгѣ, и на измять, подарила свое обручальное кольцо. Добродѣтель ей возбудила во мнѣ чистѣйшія къ ней чувствованія: уваженіе, смѣшанное съ братскою любовью. Пробывъ еще десять дней въ Гамбургѣ, я всякій день посѣщалъ ее, и удостовѣрился, что умъ ея равняляя красотѣ и добродѣтели. Въ послѣдствіи я узналъ, что она уѣхала въ Англію, вѣроятно къ своему мужу. Я долго сохранялъ ея кольцо — и наконецъ потерялъ на бивакахъ — но память ея и теперь иногда услаждаетъ мрачныя минуты моей жизни. Ѳ. Б.