Омут (Мошин)/ДО
См. также одноимённые страницы.
| Омутъ |
| Источникъ: Мошинъ А. Н. Гашишъ и другіе новые разсказы. — СПб.: Изданіе Г. В. Малаховскаго, 1905. — С. 168. |
Рѣчка Соломинка такая маленькая, что даже не значится на географическихъ картахъ; мелководная, она мѣстами кажется не больше ручья и весело журчитъ межъ камней, играя на солнцѣ серебристыми струйками; но тамъ, гдѣ она дѣлаетъ поворотъ къ Даниловской рощѣ, тамъ глубокій-глубокій омутъ.
Мужики увѣряютъ, что дна въ томъ омутѣ нѣтъ; здѣсь не замѣтно, какъ вода течетъ, словно тутъ не рѣчка, а прудъ. И до того красиво отражается здѣсь и чистое лазурное небо, и облака сѣренькаго дня, и ветлы, и прибрежныя березы, что къ омуту часто приходилъ сельскій учитель Ильинъ, мечтательный молодой человѣкъ, и подолгу сидѣлъ на берегу, глядя на зеркальную гладь воды.
Крестьяне боялись этого мѣста, называли омутъ проклятымъ, говорили, что нечистая сила туда завлекаетъ человѣка; никто не подходилъ близко къ этому мѣсту. Учитель Ильинъ зналъ, что онъ здѣсь одинъ, совсѣмъ одинъ, что люди не помѣшаютъ его мечтамъ, его думамъ, и потому его тянуло сюда.
Прежде его думы были расплывчаты и неопредѣленны какъ туманъ, что поднимается по утру надъ росистой травой и безъ слѣда таетъ въ солнечныхъ лучахъ. Онъ забывалъ сегодня, о чемъ думалъ, мечталъ вчера.
Но вотъ, послѣднее время молодой человѣкъ сталъ все чаще думать о той женщинѣ, которую увидѣлъ въ сосѣднемъ селѣ. То пріѣхала погостить къ семьѣ богатаго помѣщика петербургская молодая барыня, всегда затянутая въ корсетъ, разряженная по столичному, барыня гордая и чопорная. Но она была очень красива и что-то въ ней было обаятельное.
Молодой учитель, разъ ее увидѣвъ, сталъ думать о ней все чаще и чаще и, сидя на краю обрыва, у самаго омута, старался въ зеркалѣ воды увидѣть черты этой женщины. Когда онъ ловилъ себя на этомъ, онъ смѣялся и говорилъ себѣ:
— Значитъ, я влюбился и мнѣ въ голову идутъ глупости… Какъ можетъ отразиться здѣсь ея лицо!..
Однажды онъ пришелъ къ омуту подъ вечеръ, когда солнце уже зашло, зарей горѣло небо и омутъ казался огненнымъ. Сельскій учитель сѣлъ на обрывъ и долго смотрѣлъ на воду, на отражавшіеся силуэты деревъ, и думалъ:
«Долго еще будетъ свѣтло. Заря поблѣднѣетъ, синевою смѣнится этотъ огненный цвѣтъ воды, отразится звѣзда… Вотъ если бы и та женщина отразилась»…
И вдругъ онъ рванулся впередъ: онъ увидѣлъ ее, прекрасную, обольстительную; она была нага и манила его къ себѣ, и говорила ему:
— Раздѣнься, раздѣнься, оставь одежду на берегу…
Минута, — онъ раздѣлся и бросился въ омутъ.
Вода, холодная, очень холодная, освѣжила его, вернула къ дѣйствительности и онъ взмахнулъ руками, какъ хорошій пловецъ. Берегъ былъ близко, всего нѣсколько шаговъ, но трудно было доплыть до него: тянуло въ омутъ, крутило что-то подъ ногами и засасывало… Онъ дѣлалъ отчаянныя усилія плыть, но ему только еле удавалось держаться на поверхности.
Онъ закричалъ. Полный ужаса крикъ далеко отозвался эхомъ, а на берегу, совсѣмъ близко, вскрикнула отъ испуга женщина: она верхомъ возвращалась домой, обогнавъ кавалькаду.
Молодой человѣкъ увидѣлъ на берегу ее, за мечту о которой онъ гибнетъ, — и крикнулъ:
— Спасите!..
— Развѣ вы не умѣете плавать?..
— Умѣю… Меня тянетъ въ омутъ… Бросьте мнѣ что-нибудь…
— Нужно веревку… Но гдѣ же взять?..
Ей было жаль этого красиваго молодого человѣка, который тонетъ; ей было страшно и хотѣлось помочь. Но гдѣ взять веревку? Поводья упряжи?.. Не достаточно длинны… Вдругъ у ней мелькнула мысль: крѣпкій шелковый шнурокъ отъ корсета!.. Стоитъ снять корсетъ, выдернуть этотъ длинный шнурокъ, связать съ поводьями — и человѣкъ спасенъ… Но тутъ же она вспомнила о кавалькадѣ, которая скоро подъѣдетъ. Увидятъ ее безъ корсета… Сложена она дурно, фигура красива только въ шнуровкѣ, увидятъ около нея мужчину, а онъ въ такомъ видѣ!..
Утопающій крикнулъ:
— Спасите же, спасите!..
— Держитесь, плывите, — я сейчасъ поѣду навстрѣчу нашимъ… Подоспѣютъ мужчины, вамъ помогутъ…
И она ударила хлыстомъ лошадь, и скрылась.
Кавалькада подъѣхала скоро. Летѣли къ омуту во весь опоръ:
— Человѣкъ тонетъ!..
Мужчины старались показать дамамъ свою готовность спасти погибающаго, проявить геройство, и въ душѣ досадовали, что не знали, какъ нужно будетъ къ этому приступить, что нужно будетъ сдѣлать такъ, чтобы не вымокнуть и чтобы не было опасно. Дамы съ выраженіемъ ужаса спѣшили такъ же во весь опоръ, сгорая любопытствомъ посмотрѣть, какъ тонетъ человѣкъ.
У берега всѣ спѣшились и подошли къ обрыву. Но человѣка уже не было, — даже круги исчезли надъ омутомъ. И только первая звѣзда робко и стыдливо дрожала, отражаясь въ водѣ съ синевою вечерняго неба. И не было слышно кругомъ ничего, — только вдругъ соловей защелкалъ, залился дивной трелью; онъ пѣлъ свой вѣчный гимнъ любви и счастья.
Надъ омутомъ собирался легкій, почти незамѣтный туманъ.