ОКОРОКЪ ЕДИНОДУШІЯ.
ДОНМОВСКІЙ ОБЫЧАЙ.
править
|
Quem per annum et diem, sive dormientem, sive vigilantem, conjugii sui non poenituerit, Dunmuam ei ire liceat et poenam vindicare. — Le Lardo apud prioratum Dunmuensem obtinendo. (Кто въ теченіе года ни днемъ, ни во снѣ, ни на яву, не пожалѣлъ, что женился, тому дается право идти въ Донмо и требовать награды. — О полученіи окорока въ Донмовскомъ Пріорствѣ). |
ПРЕДИСЛОВІЕ.
правитьСправедливо говоритъ Грозъ, что «изъ веселыхъ обычаевъ англійскихъ ни одинъ не пользовался такою извѣстностью, какъ Донмовскій Окорокъ». Дѣйствительно, Донмовскій Окорокъ вошелъ въ пословицу. О немъ упоминаетъ еще Чоусеръ, какъ объ обрядѣ, уже знаменитомъ въ его время.
Происхожденіе этого достопамятнаго обычая, доселѣ нѣсколько-загадочное, совершенно объясняется въ предлагаемомъ читателю достовѣрномъ разсказѣ. Установленная Физвальтеромъ въ началѣ XIII-го вѣка, награда окорокомъ оставалась въ употребленіи до половины ХѴІІІ-го столѣтія, времени, къ которому относится нашъ разсказъ. Въ послѣдній разъ окорокъ былъ присужденъ 20 іюня 1751 года. У меня есть любопытная гравюра, достойная Гогарта, сдѣланная съ картины, писанной съ натуры Давидомъ Огбёрномъ, и, какъ надобно думать, очень вѣрно представляющая церемоніальную процессію окорока. Съ этой гравюры взяты нѣкоторыя подробности моего разсказа.
I.
правитьПревосходный трактиръ былъ трактиръ подъ вывѣскою «Донмовскаго Золотаго Окорока». Лучше его не было въ цѣломъ Эссекскомъ Графствѣ.
Въ домѣ, гдѣ онъ помѣщался, было прежде больше богатства и блеска, но никогда не бывало столько веселья, какъ нынѣ, при Іонѣ Неттельбедѣ, «Іонѣ-весельчакѣ», какъ онъ самъ звалъ себя, или «рыцарѣ окорока», какъ звали его иные гости заведенія. Мало того, что Іона необыкновенно чтилъ древній обычай донмовскій: изъ уваженія къ нему, Іона выбралъ вывѣскою своего трактира окорокъ, отлично-раззолоченный; онъ висѣлъ надъ дверьми заведенія, съ краснорѣчивымъ воззваніемъ:
На дверяхъ написанъ,
Золотомъ расписанъ,
Окорокъ виситъ.
Всякаго мужа съ женою.
Если живутъ въ любви между собою
Хозяинъ въ трактиръ пригласитъ.
Надъ вывѣскою много шутили, намекая особенно на житье-бытье самого хозяина; но, подсмѣиваясь, шутники все-таки шли на приглашеніе вывѣски, слѣдовательно она достигала своей цѣли.
Прекрасно устроились дѣла Іоны-весельчака, да онъ того и заслуживалъ, потому-что варилъ восхитительный эль; но одно изъ главнѣйшихъ желаній его жизни: быть награждену окорокомъ, все еще оставалось не исполнено судьбою. Награда эта была ему завиднѣе всѣхъ земныхъ почестей; и хотя много разъ ожиданіе его обманывало, но онъ и не думалъ отказываться отъ надежды получить окорокъ.
До-сихъ-поръ онъ не могъ дать присяги, требуемой уставомъ, присяги очень-строгой, именно: мужъ и жена, желающіе получить окорокъ, должны поклясться, что прожили въ совершенномъ согласіи и любви годъ съ днемъ, и ни одну минуту; ни одного разу, ни во снѣ, ни на яву, ни дома, ни внѣ дома, не жалѣли о томъ, что стали мужемъ и женою и не желали разстаться. Этого, по чистой совѣсти, не могъ Іона сказать о жизни своей ни съ одною изъ своихъ женъ. «Ни съ одною», говоримъ мы, потому-что онъ былъ женатъ уже три раза и каждый разъ такъ неудачно, что желалъ отвязаться отъ подруги своей жизни. Первая жена Іоны была злая ворчунья, недававшая ему ни минуты покоя; вторая ласкова, но ужь слишкомъ: кокетство ея доводило Іону до отчаянія; третья любила бутылку гораздо-болѣе, нежели мужа. Но, не теряя мужества и не отказываясь отъ надежды достичь цѣли своего честолюбія, Іона женился въ четвертый разъ. Теперь успѣхъ былъ вѣроятенъ, потому-что Нелли, четвертая жена, не только была очень-хороша собою, но повидимому и очень привязана къ мужу, а въ довершеніе всего, ей, не менѣе чѣмъ мужу, хотѣлось получить окорокъ — обстоятельство очень-важное. Однимъ было можно упрекнуть Нелли: она любила слушать комплименты; «но это», говорилъ Іона, «очень-натурально въ молодой и хорошенькой женщинѣ». Ея достоинства онъ объяснялъ такъ: «Моя Нелли не подвержена такой слабости, какъ Хлоя, моя третья жена; глаза у нея лучше, чѣмъ у черноглазой Катерины — помните, сосѣдъ? у моей первой жены; талія тоньше и ножка меньше, чѣмъ у Дженъ, моей второй жены — помните Дженъ, сосѣдъ? недурная была женщина, только немного-свободна въ обращеніи; словомъ сказать, Нелли стоитъ ихъ всѣхъ трехъ вмѣстѣ! Я счастливый мужъ, сосѣдъ; право, счастливый мужъ, очень-счастливъ своей женой. Не позавидую никому, ни даже вамъ, сосѣдъ; а иные, быть-можетъ, еще позавидуютъ мнѣ, потому-что теперь окорокъ отъ меня не уйдетъ, это вѣрно… ха, ха, ха! Да, стану просить окорокъ, лишь кончится годъ. Вотъ будетъ славная штука, сосѣдъ, славная штука… ха, ха, ха!»
Сосѣдъ Сэмъ Орпинтъ, къ которому обращены были эти слова, соглашался съ трактирщикомъ въ сужденіяхъ о красотѣ жены его, но несовсѣмъ былъ увѣренъ, что Іонѣ присудятъ окорокъ. Впрочемъ, онъ не спорилъ, а только молча кивалъ головой, какъ-бы совершенно соглашаясь съ нимъ. Орпингъ самъ былъ человѣкъ женатый и зналъ, каково жить съ женою.
Кандидатъ на полученіе окорока былъ, по собственному мнѣнію, мужчина видный и красивый. Другимъ казалось, что красивые мужчины бываютъ выше Іоны ростомъ, не такъ тучны, не такъ краснолицы, не такъ толстоносы, но вѣдь на лтодей не угодишь; Іона былъ доволенъ собою. Онъ былъ убѣжденъ, что правится женщинамъ; и какъ не согласиться съ этимъ, если нашлось четыре невѣсты, поочередно-соглашавшіяся выйдти за него? Иные объясняли согласіе ихъ не любовью, а другими соображеніями; но конечно Іона лучшій судья въ своемъ дѣлѣ. Какъ бы то ни было, онъ очень заботился объ украшеніи своей персоны: носилъ пестрые жилеты и цвѣтные фраки; обращалъ большое вниманіе на свой парикъ и другія принадлежности костюма; ни на одномъ трактирщикѣ нельзя было найдти такого бѣлоснѣжнаго фартука.
Въ лучшей комнатѣ трактира висѣла, для назиданія гостей, отлично-переписанная копія присяги, требуемой отъ желающихъ получить окорокъ, присяги, прежде-казавшейся хозяину столь страшною, но теперь непредставлявшей никакихъ затрудненій. Объ этой оригинальной формулѣ часто мы будемъ упоминать, потому сообщимъ ее здѣсь вполнѣ.
«Вы долдны дать клятву, что никогда не нарушали супружескихъ обязанностей; что со дня свадьбы ни ссорою ни распрею, ни дома, ни внѣ дома не оскорбляли другъ друга ни словомъ, ни дѣломъ; что съ минуты бракосочетанія не желали разлуки; что въ-теченіе года съ днемъ и не подумали пожалѣть о томъ, что стали мужъ и жена, но искренно и вѣрно продолжали любить другъ друга, какъ въ первый день брака. Если вы можете, не колеблясь, дать въ томъ клятву безъ всякаго страха, то получите въ честь и славу себѣ цѣлый окорокъ ветчины — таковъ нашъ знаменитый донмовскій обычай.»
Ни ссоры, ни сожалѣнія, ни измѣны, не только дѣломъ, но и мыслью. Постоянная любовь въ-теченіе цѣлаго года съ днемъ — таковы условія. Они такъ рѣдко соблюдаются супругами вообще, и донмовскими супругами въ-особенности, что почти никто не имѣетъ права на окорокъ.
Награда эта установлена была въ глубокой древности, съ того времени, какъ сэръ Реджинальдъ Физвальтеръ, явясь въ простомъ, мужицкомъ платьѣ къ доброму пріору Донмовскаго Монастыря, получилъ отъ него окорокъ ветчины въ награду за вѣрность женѣ; но это преданіе основано только на легендѣ. Древнѣйшая изъ наградъ, памятныхъ исторіи, дана была, въ седьмой годъ царствованія Эдуарда ІѴ-го, Стевену Семьюэлю и его женѣ. До уничтоженія монастырей она была дана еще два раза, именно: второй случай былъ при Генрихѣ VI-мъ, а третій въ началѣ царствованія Генриха VIII-го; но добрый старый обычай продолжался и по уничтоженіи монастырей; право присуждать награду передано было, вмѣстѣ съ монастырскими землями, сквайру Монкбери. Сохранился и портикъ, подъ которымъ счастливые и вѣрные супруги давали присягу, и огромное дубовое кресло съ хитрыми узорами, на которое садилась награжденная чета; попрежнему носили счастливцевъ въ этомъ креслѣ кругомъ стѣнъ зданія, при звукѣ скрипокъ, волынокъ и лютней, при радостныхъ восклицаніяхъ народа; попрежнему впереди процесіи носили драгоцѣнную награду, ими полученную; но супружеская любовь и вѣрность у англичанъ стала, кажется, баснословною рѣдкостью: въ-теченіе двухъ столѣтій только два раза была выдана награда; и вотъ ужь пятьдесятъ лѣтъ никто не получалъ ея, хотя окорокъ былъ приготовляемъ ежегодно и ежегодно провозглашалось въ баронскомъ Донмовскомъ Судѣ, что достоиная чета можетъ явиться и получить его. Претендентовъ являлось много, но никто изъ нихъ неудовлетворялъ строгимъ условіямъ присяги.
Мы видѣли супруговъ, считавшихъ теперь себя достойными окорока: Іона и Нелли надѣялись получить награду.
Домъ, гдѣ помѣщался ихъ трактиръ, былъ великолѣпнѣйшимъ во всемъ околоткѣ, когда въ немъ жилъ сэръ Вальтеръ Физвальтеръ, странный человѣкъ, о которомъ носилось много загадочныхъ слуховъ, неприносившихъ ему чести: говорили, что онъ жестоко обращался съ женою, что несчастная была доведена имъ до самоубійства, и что тѣнь ея являлась въ опустѣвшемъ домѣ, который потому былъ проданъ за дешевую цѣну. Въ послѣднее время тѣнь покойной леди Физвальтеръ мало безпокоила посѣтителей; но все еще была въ покинутомъ углу зданія комната, гдѣ являлась тѣнь женщины каждому, осмѣливавшемуся провесть тамъ ночь. За исключеніемъ этого уголка, гостинница была спокойна и удобна. Хорошій эль, чистое столовое бѣлье, услужливый хозяинъ, веселая хозяйка — чего же больше искать проѣзжему?
Домъ былъ очень-живописной архитектуры и ужь самымъ видомъ своимъ привлекалъ гостей. Обширная, свѣтлая общая зала готова была принять ихъ. Здѣсь-то, вѣроятно, пировалъ съ своими друзьями сэръ Вальтеръ Физвальтеръ.
II.
правитьВъ гостинницѣ было очень-свѣтло и весело. По правдѣ сказать, никогда не бывало въ ней мрачно; но теперь было особенно-свѣтло и весело. Въ каминѣ пылалъ огонь, освѣщая рѣзныя дубовыя панели, витыя ножки дубоваго стола и рѣзныя дубовыя двери залы. Сидѣть у камина было очень-пріятно, потому-что на дворѣ уже съ недѣлю стоялъ холодъ. Всѣ пруды около Донмо покрылись льдомъ, и даже рѣчка Чельмеръ, бѣжавшая около стѣнъ садовъ гостинницы, наполовину замерзла. Подходило Рождество, и заботливый хозяинъ убиралъ свое заведеніе къ празднику. Ему помогала въ этомъ плотная, румяная Пегги. Они стояли близко другъ къ другу. Іонѣ какъ-то случилось немного повернуться — щека Пегги была подлѣ самыхъ его губъ. Искушеніе было слишкомъ сильно. Нѣжный Іона не устоялъ противъ соблазна — поцалуй раздался.
— Что вы дѣлаете! при мистриссъ Нелли! видите, она идетъ? съ испугомъ сказала Пегги. — Теперь мистриссъ Нелли покажетъ намъ, какъ цаловаться! Стыдитесь, сударь!
— Молчи, Пегги! Она не замѣтила, шепнулъ Іона, внутренно браня себя за неосторожность, и бросая боязливый взглядъ на висѣвшую передъ окномъ вывѣску, на этотъ окорокъ, котораго могъ онъ лишиться за свою опрометчивость.
— Что вы здѣсь дѣлаете, мистеръ Неттельбедъ? Что это такое мнѣ послышалось? строго спросила Нелли.
— Мы убирали окна, моя милая, отвѣчалъ Іона, подходя къ Нелли и принимая смиренный видъ: — но ты ошиблась: здѣсь все было тихо.
— Нѣтъ, мнѣ послышалось, какъ-будто цалуются, и цалуются очень громко.
— Не-уже-ли, мой другъ? Что жь это значитъ? Вѣрно, опять Керроти Дикъ вздумалъ любезничать съ Пегги, сказалъ Іона, показывая на рыжаго слугу, который также былъ въ комнатѣ. — Ступай къ своему дѣлу, Дикъ.
— Я, сударь, и такъ занимаюсь дѣломъ, отвѣчалъ удивленный Дикъ.
— Ступайте оба къ своему дѣлу, говорятъ тебѣ, повторилъ Неттельбедъ.
Дикъ и Пегги ушли. Трактирщикъ остался наединѣ съ женою.
— Очень-мило, мой другъ, не правда ли? сказалъ Неттельбедъ, указывая женѣ на окна, убранныя цвѣтами.
— Очень-мило! Только не обманывайте меня, сэръ, отвѣчала она: — я видѣла ваши штуки.
Понявъ, что поздно запираться, онъ сказалъ робкимъ голосомъ: — Ну, не обижайся, мой другъ, я пошутилъ; у меня не было дурныхъ мыслей.
— Вотъ какъ! стало-быть, и вы не должны сердиться, если я буду подражать вамъ?
— Разумѣется, не буду, мой другъ, разумѣется не буду. Но зачѣмъ же тебѣ такъ дѣлать? Нѣтъ, лучше не дѣлай этого, знаешь, чтобъ не стали о насъ говорить дурнаго. Вѣдь мы хотимъ получить окорокъ, слѣдовательно, намъ должно соблюдать всякую осторожность… при людяхъ. Не то, чтобъ я сталъ подозрѣвать тебя; но, ты понимаешь, мой другъ…
— Совершенно понимаю васъ, мистеръ Неттельбедъ. Слѣдовательно, если случится, что Френкъ Вудбайнъ прійдетъ къ намъ и какъ-нибудь нечаянно поцалуетъ меня въ шутку, вы ничего не скажете?
— Чтобъ провалиться этому злодѣю! закричалъ трактирщикъ.
— Ахъ, какъ неприлично выражаетесь вы, мистеръ Неттельбедъ! Вы совершенно забываетесь…
— Нѣтъ, мой другъ; я говорю съ тобою тихо и кротко.
— Вы раскраснѣлись — такъ не бываетъ съ людьми спокойными. Да не топайте же ногою. Иной подумаетъ, что вы меня ревнуете къ Френку Вудбайну.
— Ревную? Какъ это можно? Никогда! Я знаю, какое сокровище у меня жена. Положимъ, что Френка называютъ у насъ первымъ красавцемъ, я знаю, что милая моя Нелли не взглянетъ ни на кого, кромѣ меня.
— И не долженъ ревновать, мой милый. Ты не можешь бояться Френка: вѣдь онъ женатъ и, кажется, страстно любитъ свою жену.
— Какъ же не любить ее? Такихъ красавицъ, какъ Роза Вудбайнъ, немного найдется на свѣтѣ.
— Прекрасно, сударь! Такъ она, по-вашему, лучше вашей жены?
— Нѣтъ, мой другъ, я этого не смѣю сказать. Но ты сама знаешь, что когда она была въ дѣвицахъ, ее звали «донмовская роза».
— Знаю, сударь; знаю также, что вы присватывались къ ней прежде, чѣмъ обратились съ предложеніемъ ко мнѣ; только жаль, что она отказала вамъ.
— Что жь, мой другъ? Я очень-радъ теперь, что она отказала.
— Говорите, сударь! Она вамъ казалась лучше меня — я знаю. Желала бъ я, чтобъ Френкъ Вудбайнъ тогда вздумалъ посватать меня.
— Зачѣмъ же такъ говорить, мой другъ? Вѣдь чрезъ такое желаніе мы лишимся окорока. Ты говоришь необдуманно. Я не хочу и помнить твоихъ неосторожныхъ словъ. Нѣтъ, я знаю, ты сказала, чего сама не думала.
— Правда твоя, мой миленькій. Всякій знаетъ, что я тебя не промѣняю на молодаго егеря. Пусть онъ и красавецъ, да у него только и имѣнья, что ружье и шалашъ; а у тебя, моя душечка, и въ карманахъ непусто, и домъ — настоящій замокъ. А вѣдь вотъ говорятъ же люди, что Френкъ съ женою живутъ очень-счастливо и могутъ получить окорокъ, если только захотятъ.
— Не-уже-ли говорятъ? Ну, ничего: я знаю словечко, отъ котораго прикуситъ языкъ Френкъ Вудбайнъ, если вздумаетъ давать присягу.
— Знаешь о немъ секретъ? Скажи же мнѣ, душечка. Мнѣ ужасно-любопытно узнать, что это такое.
— Нѣтъ, извини меня, милая, не скажу.
— Что жь это такое? Вѣрно, письмо, которое оставлено у насъ для передачи Френку, относится къ этому дѣлу?
— Не могу тебѣ ничего сказать.
— Покажи мнѣ это письмо: я, быть-можетъ, угадаю.
— Изволь, мой другъ, сказалъ Іона, подавая женѣ письмо.
— Адресъ написанъ ясно, проговорила она: «Френсису Вудбайну, служащему охотникомъ при лордѣ Мейердѣ. Оставить у Іоны Неттельбеда, въ гостинницѣ Золотого Окорока». Да, на письмѣ такъ и сказано, чтобъ оставить его въ нашей гостинницѣ, а не относить на домъ къ Френку — это подозрительно. Впрочемъ, почеркъ, кажется, не женскій. Ахъ! какъ бы хотѣлось увидѣть, что тамъ написано, говорила она, стараясь разсмотрѣть что-нибудь сквозь складки конверта. — Ахъ, какъ любопытно! Только нельзя ничего разобрать. Нѣтъ, разбираю подпись: Дж… Джонъ! Вотъ что: ему пишетъ просто какой-то Джонъ. Не стоитъ и любопытствовать. Возьми письмо назадъ, мой другъ.
— Вотъ, оно будетъ здѣсь дожидаться Френка, сказалъ Неттельбедъ, запирая письмо въ ящикъ.
— Ну, что жь, разскажи мнѣ, какой секретъ ты знаешь о Френкѣ, душенька?
— Пожалуйста, Нелли, не приставай ко мнѣ. Довольно тебѣ, что я могу подрѣзать язычокъ Френку, если онъ потребуетъ себѣ окорока. Это сокровище не минуетъ нашихъ рукъ, Нелли. Нѣтъ, ч… возьми, мы его никому не уступимъ! Ахъ, еслибъ только поскорѣе пришло время, когда дается награда! Какой великолѣпный будетъ видъ! Съ цѣлаго графства сойдутся и съѣдутся толпы народа: вѣдь я сказалъ о своемъ намѣреніи мистеру Роперу, управляющему сквайра Монкбери, и онъ объявитъ объ этомъ черезъ Баронскій Судъ во всеобщее свѣдѣніе. Все графство будетъ знать о присужденіи награды. Соберутся тысячи народа, потому-что такого праздника нигдѣ не увидишь. Сквайръ Монкбери, мистеръ Роперъ, герольды съ бѣлыми жезлами, докторъ Сайдботтомъ, донмовскій викарій, пасторъ Бошъ, капелланъ сквайра, Роджеръ Боусъ, секретарь суда, Тимоѳей Тинкетъ, сторожъ, трубачи, барабанщики, флейтщики — всѣ встрѣтятъ насъ у воротъ стараго пріорства. Соберется судъ присяжныхъ изъ молодыхъ людей и дѣвицъ рѣшать справедливость нашей просьбы. На столѣ будетъ лежать окорокъ. Начнутъ звонить въ колокола, загремитъ оркестръ при нашемъ появленіи. Мы съ тобою, пышно-разодѣтые, пойдемъ въ пріорство; толпы народа, покрывающія весь путь, почтительно будутъ разступаться передъ нами; мы вступимъ въ портикъ, преклонимъ колѣни (какъ жестко будетъ стоять на колѣняхъ на каменномъ полу, Нелли! Я ужь дѣлалъ пробу; потому надобно будетъ намъ хорошенько подбить въ колѣнкахъ платье ватою). Тутъ мистеръ Роперъ торжественно прочитаетъ клятву: клянитесь, что…
— Не повторяй; я сама знаю ее наизусть.
— Ну, положимъ же, что она прочитана. Разумѣется, глубокое молчаніе водворяется во время торжественнаго обряда. Мы встаемъ для полученія награды. Музыка гремитъ, колокола опять звонятъ, крики безчисленной толпы нанолняютъ воздухъ. Тутъ выносится древнее кресло: мы садимся — я на правой рукѣ, ты на лѣвой…
— Нѣтъ, мой милый, неправда: ты на лѣвой рукѣ, а я на правой.
— Извините, мистриссъ Неттельбедъ: я самъ знаю лучше вашего, какъ слѣдуетъ сидѣть.
— Знайте, сколько вамъ угодно, мистеръ Неттельбедъ, я не уступлю вамъ перваго мѣста.
— Хорошо, хорошо, мой другъ, въ этомъ нѣтъ важности, мы уладимъ какъ-нибудь. Мы садимся. Процесія двигается. Впереди Уилль Кренъ, первый стремянный сквайра, несетъ окорокъ. Онъ несетъ его на высокомъ шестѣ, чтобъ видно было всему народу. За нимъ, наигрывая, идутъ музыканты; за ними идетъ сквайръ Монкбери, пасторъ Бошъ, докторъ Сайдботтомъ…
— Ахъ, какъ живо! Я точно теперь смотрю на толстаго доктора Сайдботтома, какъ онъ переваливается съ ноги на ногу и безпрестанно утираетъ свое круглое лицо, особенно, если день будетъ жаркій, и какъ онъ будетъ на меня посматривать!
— Всѣ будутъ смотрѣть на тебя, Нелли; ты будешь «зрима всѣми зрителями», какъ говорится въ стихахъ. Но возвратимся къ дѣлу. За докторомъ Сайдботтомомъ шестеро здоровыхъ людей несутъ насъ; мы величественно сидимъ въ великолѣпномъ креслѣ…
— А на которой же сторонѣ я сижу?
— Вѣдь мы ужь условились съ тобою объ этомъ, мой другъ. Какъ восхитительно для насъ будетъ возноситься надъ необозримою толпою и смотрѣть на нее! Всѣ деревья, всѣ плетни усѣяны мальчишками; на рыдванахъ на телегахъ, вездѣ стоятъ и смотрятъ на насъ люди…
— Ахъ, какое прекрасное общество будетъ любоваться на меня изъ каретъ! До телегъ и до мальчишекъ на плетняхъ, и до всей этой сволочи мнѣ нѣтъ дѣла; но пріятно будетъ видѣть тутъ знатныхъ людей въ каретахъ; особенно, если пріѣдетъ сэръ Джонъ Гробхэмъ, или сэръ Джильбертъ де Монфише, или другіе красивые молодые сквайры.
— Чтобъ провалиться имъ всѣмъ! Но продолжаемъ нашу процесію. За нами идутъ присяжные: съ моей стороны дѣвушки, съ твоей стороны молодые люди.
— Это негодится. Если молодые люди пойдутъ не сбоку, а позади меня, то мнѣ ихъ не будетъ видно. Они должны идти сбоку.
— Да что тебѣ въ нихъ?
— Какъ что? Я хочу, чтобъ было по-моему; иначе я не хочу и вмѣшиваться въ это дѣло.
— Ну, ну, хорошо! Не стану спорить съ тобою изъ-за пустяковъ, лишь бы только достичь намъ главной цѣли. Итакъ согласенъ: пусть молодые люди идутъ за тобою. Такимъ-образомъ процесія обходитъ стѣны стараго пріорства, среди криковъ толпы; наконецъ несутъ насъ домой и мы оканчиваемъ день пиромъ и весельемъ! Славный будетъ денёкъ, право, славный! Я увѣренъ, ты всѣми силами постараешься заслужить такую честь. Намъ нужно соблюдать величайшую осторожность: не надобно и глядѣть другъ на друга косо, не то, чтобъ ссориться, то-есть при людяхъ. А! вотъ ѣдетъ почтовая телега. Надобно пойдти принять гостей, если кто остановится здѣсь. Пожалуйста же, наблюдай за собою, то-есть при людяхъ.
III.
правитьЗвонятъ бубенчики почтоваго экипажа. Какъ отрадно это звяканье жителямъ Донмо! Весь городокъ имъ занятъ, всѣ болтуны и сплетницы сбѣгаются на площадь смотрѣть на огромную почтовую телегу, которая тихо катится, подпрыгивая по гололедицѣ и замерзшимъ кочкамъ. Весело звенятъ бубенчики на сбруѣ вороныхъ коней; дѣти кричатъ, собаки лаютъ и кондукторъ Бенъ похлопываетъ длиннымъ бичомъ.
Наконецъ громадный экипажъ останавливается у трактира. Бубенчики умолкаютъ и въ тотъ же мигъ Іона Неттельбедъ сходитъ съ крыльца встрѣчать гостей. Томъ долженъ помогать своему хозяину въ пріемѣ ихъ; Керроти Дикъ держитъ лошадей, а кондукторъ объявляетъ трактирщику, что привезъ ему старика-джентльмена, который ѣхалъ изъ Сеффрой-Вольдена. На чемоданѣ его выставлено: «мистеръ Плотъ», потому надобно думать, что его Фамилія — Плотъ, примолвилъ Бенъ: преудивительный старикъ онъ. А вотъ онъ и выходитъ изъ экипажа.
— Дикъ, Томъ, сюда! помогите джентльмену выйдти изъ экипажа! кричалъ Іона, пока пожилой господинъ, закутанный въ широкомъ синемъ плащѣ, съ муфтою, съ огромнымъ шерстянымъ платкомъ вокругъ шеи, вылѣзалъ изъ телеги, и вылѣзалъ не безъ труда, потому-что множество накутанной на немъ одежды стѣсняло его движенія. Наконецъ онъ благополучно утвердился на землѣ, и тогда трактирщикъ увидѣлъ, что правая нога у старика короче лѣвой. Сѣрые глаза его смотрѣли проницательно: выраженіе лица свидѣтельствовало о раздражительномъ характерѣ; въ рѣчи также слышалась неуживчивость и нетерпѣливость. Первымъ приказаніемъ его было: дать закусить бѣдной солдаткѣ и ея дѣтямъ, сидѣвшимъ въ телегѣ подлѣ него. Онъ пошелъ въ гостинницу только убѣдившись, что приказаніе его исполняется. Пока Томъ ходилъ за элемъ и холодною телятиною для спутницы хромаго джентльмена, къ трактирщику быстрыми шагами подошелъ молодой человѣкъ въ охотничьемъ костюмѣ, съ ружьемъ и ягтаніемъ за плечами. Широкополая шляпа прикрывала густые черные его волосы. Самъ онъ былъ выше средняго роста, очень-строенъ, гибкаго, но крѣпкаго сложенія, однимъ словомъ, казался охотникомъ въ полномъ слыслѣ слова. На лицѣ его была видна прямота, смѣлость, откровенность. За нимъ бѣжалъ отличный пудель.
— Съ наступающимъ праздникомъ, мистеръ Неттельбедъ; желаю вамъ весело его встрѣтить. Къ празднику дѣлаются подарки; потому прошу принять въ подарокъ вамъ эту пару дикихъ утокъ и вашей супругѣ этого тетерева. И, вынувъ изъ ягташа птицъ, онъ подалъ ихъ Іонѣ.
— Поздравляю и васъ съ наступающимъ праздникомъ, Вудбайнъ, и благодарю за ваши подарки. Да! чуть не забылъ: у меня лежитъ письмо къ вамъ. Куда я дѣвалъ его? Ахъ, да, оно заперто въ столовомъ ящикѣ. О, тонко же вы ведете свои интрижки, Вудбайнъ, тонко ведете любовныя дѣлишки, если письма вамъ посылаются черезъ меня, а не прямо на домъ. Сейчасъ вынесу вамъ письмо.
— Не безпокойтесь; мнѣ нужно было только узнать, пришло ли письмо, потому-что оно очень-важно для меня, хоть и не въ томъ смыслѣ, какъ вы намекаете. Я схожу домой, оставлю тамъ ружье и собаку, потомъ ворочусь за нимъ. Я ныньче вечеромъ назначилъ у васъ свиданье мистеру Роперу, управляющему, по нашимъ общимъ дѣламъ. Если онъ прійдетъ раньше меня, попросите его обождать немного.
Охотникъ положилъ ружье на плечо и ушелъ.
Между-тѣмъ ѣхавшіе въ телегѣ бѣдняки исправно позавтракали; старый джентльменъ всунулъ гинею въ руку солдатки, которая осыпала его благословеніями. Кондукторъ Бенъ выпилъ стаканъ элю, обѣщалъ купить въ Чельмсвортѣ ленту смазливой Пегги, которая кокетничала съ нимъ. Бичъ снова захлопалъ, бубенчики зазвенѣли и тяжелый экипажъ покатился далѣе.
Трактирщикъ ввелъ старика въ комнаты и помогъ ему раздѣться.
Керроти Дикъ втащилъ за нимъ чемоданъ и положилъ у стола. На чемоданѣ было дѣйствительно написано крупными буквами: «Докторъ Плотъ».
— Добро пожаловать, сэръ; наша гостинница лучшая въ Эссексѣ, говоритъ Іона, продолжая хлопотать около джентльмена: — можно сказать, наша гостинница ни въ чемъ не уступитъ ни Кельчестерскому «Пѣтуху», ни Гэрвичской «Курицѣ», ни Брентрійской «Бутылкѣ». Смѣю васъ увѣрить, нигдѣ въ цѣломъ графствѣ не найдете вы такого услужливаго хозяина, такой привѣтливой хозяйки, такого отличнаго вина и такого прекраснаго стола, какъ въ «Золотомъ Окорокѣ»…
Старикъ съ нетерпѣніемъ и досадою слушалъ его болтовню.
— Не бѣсите меня вашимъ вздоромъ, хозяинъ. Лучше дайте мнѣ рюмку наливки, да смотрите, хорошей, старой.
Озадаченный такою суровостью, Іона побѣжалъ исполнить приказаніе, а докторъ Плотъ, прихрамывая, подошелъ къ камину и молча грѣлся у огня, пока трактирщикъ возвратился съ наливкою. Выпивъ рюмку, старикъ пробормоталъ, что наливка недурна.
— Недурна, сэръ, очень недурна; мягка, какъ сливки; ей ровно пятьдесятъ лѣтъ. Да, сэръ, она изъ стараго запаса, еще изъ погреба сэра Вальтера Физвальтера, или, лучше сказать, его отца, потому-что самъ баронетъ былъ скряга — не тѣмъ будь помянутъ, и не купилъ бы такого хорошаго винца.
— Гы! Дайте мнѣ еще рюмку! Да, кажется, узнаю вкусъ.
— Стало-быть, вы, сэръ, были другъ баронета?
— А вамъ что за дѣло? сердито крикнулъ старикъ. — Какъ вы смѣете дѣлать мнѣ допросы? Впрочемъ, скажу вамъ, что я былъ его другомъ; я былъ его медикомъ. Моя фамилія докторъ Плотъ. Слышали — а?
— Не имѣлъ чести слышать; но ставлю себѣ за честь видѣть васъ въ своемъ заведеніи, докторъ; ставлю себѣ за особенную честь…
— Вздоръ! Какая тутъ честь? Чести никакой нѣтъ. Терпѣть не могу льстецовъ, даже въ трактирщикахъ; терпѣть не могу и затыкаю имъ ротъ. Меня называютъ чудакомъ — и справедливо. Я чуланъ: дѣлаю какъ мнѣ вздумается, какъ мнѣ лучше, не спрашиваясь никого. Пріѣхалъ сюда на телегѣ, потому-что такъ люблю, а каретъ и дилижансовъ не могу терпѣть. На телегѣ и дешевле, и компанія лучше. Въ каретѣ не попалась бы мнѣ солдатка съ ребятишками. А впрочемъ, ѣхать на толегѣ, въ-сущности, убыточнѣе.
«Какой, въ-самомъ-дѣлѣ, чудакъ этотъ старикъ!» подумалъ Іона. — Чѣмъ еще могу служить вамъ, сэръ?
— Служить мнѣ? Ничѣмъ. А впрочемъ, вотъ что: вы говорили, у васъ есть жена?
— Точно такъ, сэръ, съ недоумѣніемъ отвѣчалъ Іона.
— Такъ пошлите жь ее сюда. Она, вѣрно, хоть немного-поумнѣе васъ.
— Мистриссъ Неттельбедъ, Нелли, другъ мой, пойдите сюда; васъ просятъ! закричалъ Іона.
— Иду, мой другъ, отвѣчала Нелли и, появляясь въ залѣ, прибавила съ любезнымъ поклономъ: — Что прикажете, сэръ?
— Ничего не хочу приказывать, брюзгливо отвѣчалъ старикъ.
— Что же вамъ угодно, сэръ?
— И ничего мнѣ не угодно. Я хочу здѣсь прожить нѣсколько дней, такъ отведите мнѣ хорошую комнату; на постели должно быть чистое бѣлье, и вообще все должно быть удобно и спокойно.
— У насъ только одна комната свободная, отвѣчала Нелли, которой старикъ не понравился: — да и въ той по ночамъ ходитъ превидѣніе.
— Ходитъ превидѣнье! повторилъ онъ, дразня ее: — тѣмъ лучше. Никогда еще не видывалъ я превидѣній! Интересно познакомиться.
— Вѣроятно, вамъ представится этотъ случай, отвѣчала Нелли. — Итакъ, если васъ это не затрудняетъ, комната будетъ для васъ приготовлена.
— Это самая большая и самая лучшая комната въ домѣ, сэръ, съ отличнѣйшею постелью, прибавилъ Іона: — кровать, знаете, старинной работы, съ такимъ богатымъ штофнымъ пологомъ, точно какая-нибудь могила. Я слышалъ, что эта постель самого сэра Вальтера; а можетъ-быть, на ней спалъ еще его прадѣдъ. А навѣрное можно сказать, что намъ разъ показалось, будто изъ стѣннаго шкапа выходитъ женщина и глядитъ прямо на насъ.
— Не показалось, а мы въ-самомъ-дѣлѣ видѣли, возразила мистриссъ Неттельбедъ: — въ окно свѣтилъ мѣсяцъ, и женщина была блѣдна, какъ полотно. Іона говоритъ сомнительно, потому-что спрятался подъ кровать, а я ее видѣла.
— Пустяки! Разъигралась фантазія, сердито сказалъ докторъ Плотъ. — Бѣлая женщина! вздоръ; вы сами себя увидали въ зеркалѣ — и только. Этими глупыми исторіями можно пугать бабъ и мальчишекъ; мужчины надъ ними смѣются. Приготовьте мнѣ волшебную комнату, разведите хорошій огонь, нагрѣйте постель — и ручаюсь вамъ, я прекрасно просплю до утра, какія бы тамъ ни ходили привидѣнія или превидѣнія.
— Надѣюсь, что вы и завтра будете такъ же подсмѣиваться, сказала Нелли такимъ тономъ, какъ-бы вовсе не надѣялась того.
— Не бойтесь, моя милая; а кстати, хозяинъ, кто такой этотъ красивый парень, подарившій тетерева вашей женѣ?
— Мнѣ тетерева? А ты мнѣ не сказалъ объ этомъ, Іона.
— Пріѣздъ господина доктора вышибъ это у меня изъ памяти, Нелли. Этого молодаго человѣка, сэръ, зовутъ Френкъ Вудбайнъ. Онъ подарилъ мнѣ пару утокъ, а тебѣ тетерева, мой другъ.
— Я такъ и думала, что это Френкъ Вудбайнъ. Ахъ, какой онъ милый!
— Пожалуйста, не слишкомъ его хвали, то-есть при людяхъ, шепнулъ Іона.
— А кто жь такой Френкъ Вудбайнъ? спросилъ докторъ.
— Ужь этого не могу вамъ хорошенько объяснить, сэръ, отвѣчалъ Неттельбедъ. — Онъ не здѣшній, то-есть живетъ здѣсь всего полтора года, егеремъ у лорда Мейерда.
— Онъ бы могъ быть и не егеремъ, сказала Нелли: — всякій видитъ, что онъ выше своего званія. Онъ не занимается дурнымъ обществомъ, какъ другіе; а когда одѣнется, ни дать-ни-взять молодой сквайръ. И по правдѣ сказать, ни одинъ изъ нашихъ молодыхъ сквайровъ не стоитъ его. Даже сэръ Джонъ Гробхэмъ и сквайръ Чипчезъ нейдутъ съ нимъ въ сравненіе. Ѣздитъ верхомъ онъ не хуже сквайра Монкбери; стрѣляетъ онъ лучше Сэма Снайпа, перваго егеря; а какъ танцуетъ онъ, ужь истинно можно полюбоваться, сэръ. Онъ у насъ лучше всѣхъ. Вы сами его видѣли, сэръ: можете сказать, точно ли онъ красавецъ.
— Ну, такъ! Баба только и смотритъ, чтобъ рожа была смазлива, сказалъ Плотъ.
— Извините, сэръ; меня этимъ нельзя попрекнуть. Я выбрала своего Іону вовсе не за красоту.
— Роза Вудбайнъ, его жена, можно сказать, безцѣнное сокровище, сказалъ, обидясь, Іона.
— Всякая жена — сокровище, да еще такое безцѣнное, что и покупщика ему не найдешь, сухо замѣтилъ Плотъ.
— Вы никогда не видывали такой прелести, продолжалъ Іона, искоса взглянувъ на жену.
— Деревенская красавица, знаю; щеки красныя, какъ яблоки, и круглыя, какъ яблоки, возразилъ Плотъ: — здорова и плотна, хоть въ телегу запрягай, только неуклюжа; не въ моемъ вкусѣ.
— И не въ моемъ, сказала Нелли. — Вы ее обрисовали точка-въ-точку.
— Зналъ, что вы такъ скажете. Женщины не любятъ хвалить красавицъ; а вашъ мужъ будетъ несогласенъ съ вами.
— Вкусы различны, сэръ; каждый смотритъ своими глазами, отвѣчалъ хозяинъ. — На мой взглядъ, Роза Вудбаинъ у насъ первая красавица. Манеры у ней деликатныя, смѣю судить. Иной леди можно бы поучиться у Розы Вудбайнъ.
— Очень-мило! Вы слишкомъ-жарко ее хвалите, мистеръ Неттельбедъ, сказала Нелли.
— А вы еще жарче хвалили Френка, моя милая, отвѣчалъ онъ.
— И что жь, этотъ идеалъ совершенства, передъ которой всѣ ваши леди — мужички, вѣрно, дочь какого-нибудь фермера, замѣтилъ старикъ.
— Она сирота и выросла у мистера Лесли, нашего прежняго пастора, отвѣчалъ Іона: — и чуть ли не была племянницей его женѣ; навѣрное, впрочемъ, не знаю. Роза Мильдмэ (такъ ее звали въ дѣвушкахъ) была дѣвушка хорошаго воспитанія. Добрый мистеръ Лесли, хоть и самъ былъ человѣкъ бѣдный, не жалѣлъ для нея ничего. Но послѣ его смерти вдова не могла сводить концовъ съ концами, потому Роза и вышла замужъ.
— Какъ же она пошла за егеря? Развѣ не было у нея другихъ жениховъ?
— Было много. За иныхъ съ радостью пошли бы невѣсты богаче ея, сказалъ Іона, взглянувъ на жену. — Былъ и такой женихъ, который считается у насъ самымъ завиднымъ во всемъ графствѣ: именно, сэръ Джильбертъ де Монфине; но ей понравился егерь, она за него и пошла.
По насмѣшливому лицу старика пробѣжало выраженіе сочувствія; но скоро онъ опять улыбнулся насмѣшливо и сказалъ:
— Значитъ, была глупа. Скоро раскается въ томъ, что не умѣла пользоваться счастьемъ.
— Не знаю, раскается ли, возразила Нелли. — Она непохожа на другихъ: не понимаетъ своей выгоды, а благороднаго честолюбія нѣтъ въ ней ни капли. Она, какъ дура, влюблена въ мужа.
— И онъ говоритъ, что всею душою любитъ ее, прибавилъ Іона.
— Говоритъ только? А на дѣлѣ не такъ? спросилъ Плотъ.
— Не умѣю вамъ сказать, уклончиво отвѣчалъ трактирщикъ. — Это не мое дѣло.
— Такъ не ваше дѣло и дѣлать дурные намеки, когда нѣтъ доказательствъ, сказалъ Плотъ. — А интересно бы мнѣ испытать ихъ любовь. Толковать, что любимъ другъ друга, легко, да не всегда слова бываютъ справедливы. Я въ этихъ случаяхъ не очень-довѣрчивъ: я видалъ людскую жизнь. Вообще жены стараются держать мужей подъ башмакомъ.
— Вы невыгоднаго мнѣнія о нашемъ полѣ, сэръ, сказала Нелли.
— Не очень-выгоднаго, моя милая, да что жь дѣлать? Тому научила меня опытность.
— Грустно слышать это, сэръ, сказалъ Неттельбедъ: — но по себѣ не судите о всѣхъ. Я, напримѣръ, могу похвалиться лучшею судьбою. Малѣйшее мое желаніе — законъ для мистриссъ Неттельбедъ. Она и не думаетъ никогда мнѣ поперечить. Правда ли, мой другъ?
— Никогда, мой другъ; я знаю свои обязанности.
— Видите, сэръ; вотъ вы, наконецъ, и нашли счастливое супружество: любящаго мужа и послушную жену, которые наслаждаются такимъ счастіемъ и единодушіемъ, что надѣются получить окорокъ. Но вотъ мистеръ Роперъ, донмовскій управитель. Мое почитаніе, мистеръ Роперъ. Поздравляю васъ съ наступающимъ праздникомъ.
Трактирщикъ пошелъ на встрѣчу Роперу; Нелли отправилась готовить комнату для доктора Плота и Пегги услышала отъ нея съ величайшимъ изумленіемъ, что старикъ беретъ комнату, гдѣ ходитъ привидѣніе.
— Я ни за что на свѣтѣ не согласилась бы ночевать тамъ одна, замѣтила она Керроти Дику, идя съ нимъ въ эту комнату.
— Не бойся за него, Пегги, сказалъ Дикъ, тащившій туда чемоданъ Плота: — такого старика никакая баба не обидитъ, хоть бы и шаталась только по ночамъ.
И они исчезли въ темномъ корридорѣ.
IV.
правитьДокторъ Плотъ сидѣлъ у камина. Роперъ, войдя въ комнату, взглянулъ на старика, и старикъ взглянулъ на него; но тѣмъ ограничились ихъ отношенія.
Мистеръ Роперъ снялъ плащъ и перчатки и положилъ вмѣстѣ съ своею треугольною шляпою на стулъ. Онъ былъ почтенный джентльменъ среднихъ лѣтъ, въ сѣдомъ парикѣ, кафтанѣ и жилетѣ табачнаго цвѣта.
— Былъ здѣсь Френкъ Вудбайнъ? спросилъ онъ трактирщика;
— Былъ, сэръ, съ полчаса назадъ, и просилъ васъ подождать, потому-что онъ скоро воротится.
— Хорошо; вынесите жь бутылку элю моимъ людямъ, которые сидятъ въ передней.
Это было исполнено, и мистеръ Роперъ продолжалъ:
— А вамъ, мистеръ Неттельбедъ, конечно, любопытно узнать, объявилъ ли я о вашемъ намѣреніи требовать окорока. Вы записаны кандидатомъ; но я сдѣлалъ для васъ больше: уже составленъ судъ присяжныхъ изъ шести самыхъ красивыхъ молодыхъ людей и шести самыхъ красивыхъ дѣвушккъ нашего мѣстечка. Я сказалъ имъ, чтобъ прежде другихъ просителей занялись они вами. Они прійдутъ сюда ныньче же вечеромъ.
— Отлично! въ восторгѣ вскричалъ Неттельбедъ. — Томъ, сдѣлай большую мису пунша, вели кухаркѣ отрѣзать сладкаго пирога и подогрѣть пастетъ. Надобно приготовить имъ угощеніе. Какъ жаль, что нѣтъ у насъ музыканта! можно бы потаицовать.
— Я позаботился объ этомъ, отвѣчалъ Роперъ: — Симонъ Эппельярдъ принесетъ скрипку. Не хочу охлаждать вашей радости, мистеръ Неттельбсдъ, но долженъ сказать вамъ, что есть у васъ соперникъ, имѣющій большія надежды; нѣкоторые даже думаютъ, что у него болѣе надеждъ, нежели у васъ.
Трактирщикъ поблѣднѣлъ.
— Это ужасно! Кто жь онъ?
— Тотъ самый молодой человѣкъ, видѣться съ которымъ я пришелъ сюда.
— Френкъ Вудбайнъ? Я такъ и ждалъ. Протестую противъ его притязаній. Онъ не можетъ дать присяги.
— Почему же? Онъ прекрасный молодой человѣкъ, и всѣ говорятъ, что онъ страстно любитъ жену и она любитъ его.
— Онъ не заслуживаетъ ея любви: онъ негодяй, развратникъ, измѣняетъ женѣ.
— О-о! Вы совершенно ошибаетесь, милый другъ.
— Я не могу ошибаться: я видѣлъ это своими глазами.
— Что жь вы видѣли?
— Я видѣлъ, что онъ волочится за другою.
— За мистриссъ Неттельбедъ?
— Нѣтъ, нѣтъ, не за нею. Посмотрѣлъ бы я, кто посмѣетъ волочиться за нею; нѣтъ, за женщиной, которая отвѣчала на его любезности вовсе не такъ, какъ отвѣчала бы на нихъ моя жена: она цаловала его.
— Не можетъ быть! Ваши глаза обманули васъ.
— Нѣтъ, не обманули. Когда я захочу, меня не проведутъ. Когда будетъ время, я представлю доказательства своимъ словамъ.
— Но одного вашего свидѣтельства будетъ недостаточно: васъ могутъ считать пристрастнымъ; нужны другіе свидѣтели.
— Я представлю неопровержимыя улики.
— Неопровержимыя улики? сказалъ Плотъ, подходя къ собесѣдникамъ: — такъ вы подмѣтили за молодцомъ продѣлки? Вѣдь я говорилъ, что всѣ эти толки о вѣрности — вздоръ. Смотрите же, чтобъ онъ не отплатилъ вамъ тою же монетою, подмѣтивъ ваши продѣлки.
— Чего нѣтъ, того нельзя подмѣтить, отвѣчалъ трактирщикъ.
— Гм! проворчалъ Плотъ. — Позвольте рекомендоваться, сэръ, продолжалъ онъ, обращаясь къ Роперу: — вы, кажется, не узнаёте меня? Медикъ несчастнаго семейства, которое нѣкогда занимало этотъ домъ — докторъ Плотъ.
— Имя ваше мнѣ знакомо, сэръ; но, признаюсь, не помню васъ въ лицо, хотя, вѣроятно, имѣлъ случай видѣть.
— Я очень измѣнился — всѣ это говорятъ. Совершенно разрушаюсь. Пріѣхалъ сюда пожить нѣсколько дней, поразмыслить о суетѣ міра. Здѣсь для этого богатые матеріалы, сэръ. Старинный домъ падаетъ; старинный родъ исчезъ, и какимъ же образомъ? Виновата въ этомъ женщина; а вотъ стоитъ легковѣрный глупецъ, желающій увѣрить насъ, что его судьба — исключеніе изъ общаго правила.
— Я не глупецъ и не легковѣрный, отвѣчалъ Іона: — и смѣю сказать, что мистриссъ Неттельбедъ непохожа на другихъ женщинъ. Нимало неудивительно, что вы еще не встрѣчали подобныхъ ей женщинъ. Сквайръ Монкбери говоритъ, что любитъ ее какъ дочь. Мы надѣемся, что, посмотрѣвъ ближе на насъ, вы измѣните къ лучшему свое мнѣніе о женщинахъ, сэръ.
— Я знаю прискорбныя обстоятельства, о которыхъ вы упомянули, сэръ, сказалъ Роперъ: — но я увѣренъ, что несчастная женщина не такъ виновата, какъ полагаютъ.
— Ничего не знаете вы! рѣзко отвѣчалъ Плотъ. — Я знаю, что леди Джуга была виновата; но нечего толковать объ этомъ. Пусть умершіе мирно спятъ въ гробахъ.
«Хорошо, еслибъ леди Джуга послушалась этого совѣта», подумалъ про-себя трактирщикъ.
— Я не хочу тревожить ихъ, или говорить о воспоминаніяхъ, непріятныхъ для васъ, бывшихъ въ дружбѣ съ сэромъ Вальтеромъ, отвѣчалъ управитель: — но я увѣренъ, что напрасно осуждаютъ невинную супругу его, и когда будетъ время, докажу основательность своихъ словъ.
— Если вы сдѣлаете это, вы облегчите мою грудь отъ тяжелаго камня, который давно ее давитъ, который подавилъ въ ней всѣ добрыя чувства, если когда они были вложены въ меня природою. Вы тѣмъ убьете меня… нѣтъ нужды, я буду заслуживать наказанія; потому-что я совѣтовалъ сэру Вальтеру развестись съ женою.
— Итакъ, мнѣ лучше молчать, сэръ?
— Нѣтъ, говорите, не щадите меня. Я медикъ; знаю, что язвы лечатся съ жестокою болью; но моя неизлечима, прибавилъ онъ тономъ глубокой горести.
— Нѣтъ, сэръ, я найду болѣе-удобное время разсказать вамъ эту исторію, какъ она мнѣ извѣстна. Теперь съ минуты-на-минуту жду Френка Вудбайна, съ которымъ долженъ говорить о важномъ дѣлѣ. Ахъ, сэръ! еслибъ вы взглянули на его жену, вы измѣнили бы ваше дурное мнѣніе о женщинахъ, сэръ.
— Я много о ней слышалъ и готовъ познакомиться съ нею. Не можете ли вы доставить мнѣ случай видѣть ее?
— Очень-легко, отвѣчалъ управитель: — ея мужъ охотно пригласитъ васъ къ себѣ.
— Но мнѣ хотѣлось бы видѣть ее безъ мужа.
— Быть-можетъ, и это устроится, сэръ.
Тутъ вошелъ въ комнату Френкъ Вудбайнъ и въ ту же минуту изъ другой двери явилась въ залу Нелли.
V.
правитьФренкъ Вудбайнъ былъ въ-самомъ-дѣлѣ красавецъ. Мистриссъ Неттельбедъ улыбнулась ему очень-благосклонно, поблагодарила его за подарокъ, спросила о здоровьѣ жены, и такъ заговорилась, что незамѣтно дошла съ нимъ до окна; но Френкъ былъ холоденъ и, поклонившись ей, пошелъ къ мужчинамъ. Нелли начала кусать губы отъ досады.
— Онъ ведетъ себя очень-скромно, замѣтилъ управитель трактирщику.
— Онъ остерегается насъ. Наединѣ онъ былъ бы не таковъ.
— Намъ съ вами нужно поговорить о дѣлѣ, Вудбайнъ, сказалъ управитель, когда молодой человѣкъ сталъ подлѣ него.
— Да, мистеръ Роперъ; я затѣмъ и пришелъ.
— И прекрасно. Начнемъ же стаканомъ эля: дѣло пойдетъ глаже. — Хозяинъ, дайте намъ кружку хорошаго эля.
Эль былъ принесенъ и оказался достойнымъ пивоварной извѣстности Іоны.
— Теперь, хозяинъ, одолжите намъ чернильницу съ перомъ; а вы, мистриссъ Неттельбедъ, прикажите подать свѣчу: становится темновато, а въ денежныхъ дѣлахъ необходима ясность. Съ этими словами, Роперъ вынулъ изъ кармана записную книжку, заглянулъ въ нее и положилъ на столъ.
— Такъ у нихъ денежныя дѣла! Вотъ чего не ожидала я отъ Френка! подумала Нелли, ставя на столъ чернильницу и зажигая свѣчу.
Между-тѣмъ Роперъ вынулъ какой-то гербовый листъ и разложилъ его на столѣ передъ Френкомъ.
— У васъ есть письмо на мое имя, мистеръ Неттельбедъ? сказалъ молодой человѣкъ.
— Совсѣмъ-было забылъ опять о немъ; извините, Вудбайнъ; вотъ оно, въ-цѣлости. И трактирщикъ, вынувъ изъ ящика письмо, передалъ его егерю. Хромой джентльменъ между-тѣмъ ушелъ на свое прежнее мѣсто у камина, но внимательно слѣдилъ за разговоромъ.
— Вся сумма составляетъ ровно двѣсти фунтовъ, Вудбайнъ, сказалъ Роперъ. — Я напишу вамъ квитанцію въ томъ, что получилъ ихъ для передачи сквайру Монкбери.
— Двѣсти фунтовъ! подумалъ Іона: — я не полагалъ, чтобъ у Френка было хотя сто.
— Двѣсти фунтовъ! подумала Нелли: — неужели у него столько же денегъ, какъ у моего мужа?
— Сейчасъ получите ихъ, мистеръ Роперъ, сказалъ Френкъ, распечатывая письмо. — Что это значитъ, вскричалъ онъ, вдругъ поблѣднѣвъ и вскочивъ со стула: — денегъ нѣтъ! Они вынуты изъ письма!
— Вынуты! сказалъ въ изумленіи Іона: — отвѣчаю за то, что въ моемъ домѣ не бываетъ покражъ.
— Нѣтъ, нѣтъ, я ошибся, продолжалъ Френкъ, въ отчаяніи перечитывая письмо: — деньги не высланы мнѣ!
— Значитъ ли это, что вы не можете произвесть мнѣ уплату долга, молодой человѣкъ? сурово сказалъ управитель.
— Вы видите, что я обманулся въ ожиданіи: мнѣ должны были выслать деньги, но не выслали; почему — я не знаю. Дайте мнѣ недѣлю отсрочки и я заплачу вамъ все сполна.
— Я не позволю такъ играть мною, Френкъ Вудбайнъ. Мнѣ очень-непріятно прибѣгать относительно васъ къ мѣрамъ строгости, но я не могу поступить иначе.
— Но вы сами знаете, мистеръ Роперъ, что деньги были взяты не мною; что я только ручался за другихъ.
— Но какъ сами они не въ-состояніи уплатить, взысканіе обращается на васъ. Съ этимъ условіемъ я и принялъ ваше ручательство.
— Я уплачу долгъ, если вы дадите мнѣ небольшую отсрочку.
— Отсрочки нельзя дать. Очень-жаль, что я долженъ прибѣгнуть къ-мѣрамъ строгости; но я дѣйствую за сквайра Монкбери, а не за себя, потому долженъ поступать по законамъ, какъ ни противно это моимъ чувствамъ. Если у васъ нѣтъ денегъ, я долженъ буду арестовать васъ.
— Арестовать! вскричалъ Френкъ.
— Да, и отправить васъ въ Чельмсфордскую Тюрьму.
— Мистеръ Роперъ, вы не злой человѣкъ; вы не злой человѣкъ, вы этого не сдѣлаете.
Управитель покачалъ головою.
— И у васъ достанетъ духа посадить меня въ тюрьму за то, что я избавилъ отъ погибели бѣдную вдову?
— Не толкуйте своего поведенія фальшивымъ образомъ. Нѣтъ сомнѣнія, намѣреніе у васъ было доброе; но вы сдѣлали доброе дѣло въ ущербъ другому. Подписавъ обязательство, безъ вѣрныхъ средствъ удовлетворить ему, вы поступили очень-дурно, и теперь испытаете слѣдствія своей опрометчивости. Но сквайръ Монкбери не долженъ черезъ васъ терпѣть убытки; вы не можете уплатить денегъ, и я долженъ прибѣгнуть къ силѣ закона.
— Жена моя, бѣдная жена! вскричалъ Френкъ, закрывая лицо руками.
— О ней вы должны были подумать прежде, когда подписывали вексель. Васъ посадятъ въ тюрьму; вы потеряете мѣсто; ваша жена пойдетъ, быть-можетъ, по-міру — все по вашей опрометчивости.
Слушая слова управителя, Френкъ съ гордостью выпрямлялся, какъ бы готовился дать ему отвѣтъ, какого онъ заслуживалъ; но сдѣлалъ надъ собою усиліе и сказалъ съ принужденнымъ спокойствіемъ:
— Я не считалъ васъ такимъ человѣкомъ, мистеръ Роперъ. Вы говорите съ жестокостью, совершенно-неумѣстною. Я вовсе не отказывался уплатить вамъ деньги. Я могу и хочу заплатить, прошу только небольшой отсрочки.
— Молодой человѣкъ, я ужь не разъ вамъ повторялъ, что я только агентъ сквайра Монкбери и не имѣю въ этомъ дѣлѣ собственнаго произвола. Но если хотите, я могу арестовать вмѣсто васъ мистриссъ Лесли.
— Арестовать бѣдную старушку! Бросить ее въ тюрьму, гдѣ она умретъ съ печали и стыда — нѣтъ, сэръ, этого не будетъ!
— Такъ онъ ручался за бѣдную мистриссъ Лесли! шепнула Нелли мужу. — Ахъ, какъ мнѣ жаль его! Заплати за него деньги, Іона; заплати, мой дружокъ.
— Двѣсти фунтовъ? Да развѣ я съ ума сошелъ! Какъ это можно!
— Нѣтъ, пожалуйста, заплати, Іона!
— Мистеръ Неттельбедъ, сказалъ управитель: — сдѣлайте одолженіе, позовите сюда моихъ людей изъ передней.
— Не ходи, Іона; они хотятъ сдѣлать что-то страшное, да, у нихъ на умѣ ужасное дѣло! вскричала Нелли.
— Не безпокойтесь, мистриссъ, сказалъ управитель: — я позову ихъ самъ.
Два высокіе, здоровые служителя вошли въ комнату и, по знаку управителя, схватили Вудбайна.
— Полицейскіе! закричала Нелли: — поддержи меня, Іона! Я упаду въ обморокъ… Падаю!
— Эхъ, лучше бъ они арестовали его гдѣ-нибудь въ другомъ мѣстѣ, сказалъ трактирщикъ: — этимъ компрометируется мое заведеніе.
— Плати же скорѣе деньги, со слезами повторяла Нелли: — со мною сдѣлается истерика!
— Жизнь моя! Душа моя! твердилъ трактирщикъ, стараясь успокоить жену.
— Не упустите же вашего арестанта, сказалъ управитель служителямъ: — отведите его какъ можно скорѣе въ Чельмсфордъ и тамъ представьте въ тюрьму — понимаешь, Исааксонъ?
— Какъ же, понимаемъ, отвѣчалъ служитель.
— Не позволите ли вы мнѣ проститься съ женою, мистеръ Роперъ?
— Нѣтъ, лучше безъ прощаній, отвѣчалъ Ронеръ.
— Гораздо-лучше; подтвердилъ служитель.
— Ахъ, какой ужасъ! Ахъ, какая жалость! рыдая, говорила Нелли.
Въ эту минуту докторъ Плотъ, до-сихъ-поръ молча смотрѣвшій на все, кивнулъ головою управителю, который, по этому знаку, велѣлъ служителямъ остановиться.
— Я принимаю участіе въ этомъ молодомъ человѣкѣ, сказалъ Плотъ: — и ужь думаю, не помочь ли ему.
— Очень-пріятно это слышать, сэръ; мнѣ очень-грустно прибѣгать къ строгимъ мѣрамъ, но я дѣйствую не по своей волѣ.
— Знаю это, нетерпѣливо возразилъ Плотъ. — Но скажите, заслуживаетъ ли участія мистриссъ Лесли, за которую онъ поручился?
— Въ высшей степени, сэръ. Она вдова бѣднаго пастора. Вы должны помнить мистера Лесли, сэръ; онъ былъ лѣтъ пятьдесятъ донмовскимъ пасторомъ, пока не переселился на свое приходское кладбище. Мы всѣ жалѣли о немъ, сэръ. Ахъ, какія благочестивыя назиданія онъ давалъ намъ! Сколько семейныхъ распрей примирялъ своимъ словомъ! Ахъ, какъ хорошо говорилъ онъ о семейномъ согласіи!
Волненіе показалось на лицѣ Плота. Постоянное нервическое подергиваніе рта его усилилось. Наконецъ, сердито взглянувъ на управителя, онъ сказалъ:
— Какое мнѣ дѣло до назиданій мистера Лесли? Съ чего вы взяли передавать ихъ мнѣ?
— Извините меня, если я напомнилъ вамъ что-нибудь прискорбное: я вовсе не думалъ огорчать васъ; я только хотѣлъ показать, какимъ прекраснымъ наставникомъ намъ былъ мистеръ Лесли.
— Вижу, что надобно чтить его память, спокойнѣе отвѣчалъ Плотъ.
— Но онъ мало заботился о себѣ и умеръ, не оставивъ ничего женѣ, которая безъ помощи добрыхъ людей терпѣла бы самую горькую нищету. Ей купили домикъ, дали ей денегъ и теперь она не нуждается.
— И все это сдѣлалъ для нея Френкъ Вудбайнъ?
— Все онъ. Знаете, его жена племянница мистриссъ Лесли; по-крайней-мѣрѣ, такъ говорятъ. Вѣрно то, что она воспитана ею. Вскорѣ послѣ женитьбы Френка, начала старушка терпѣть нужду, потому-что племянница только и поддерживала ея хозяйство. Френкъ вздумалъ помочь. Посовѣтовался со мною. Старушкѣ нужно было двѣсти фунтовъ, чтобъ устроить свои дѣла. Я взялъ ей денегъ у сквайра Монкбери, подъ ручательство Френка. Онъ условился только, чтобъ не сказывать мистриссъ Лесли, кто досталъ ей денегъ, чтобъ не говорить объ этомъ и его женѣ. Видите, онъ хотѣлъ поступить деликатно.
— Ничего я не вижу. Но на какомъ же основаніи вы думали, что онъ можетъ вамъ уплатить? Есть у него средства?
— Средства небольшія, улыбаясь, сказалъ управитель: — но я повѣрилъ его слову. И теперь убѣжденъ, что онъ дѣйствительно надѣялся получить въ письмѣ деньги, только другіе его обманули. Если вы ему поможете, ваше доброе дѣло не пропадетъ.
— Прежде надобно мнѣ взглянуть на жену его и на мистриссъ Лесли, сказалъ старикъ.
— Вы увидите, что она точно такова, какъ я вамъ описывалъ. Если угодно, я васъ провожу, сэръ.
— Благодарю. Пусть же молодой человѣкъ останется здѣсь. Я хочу видѣть жену его безъ него.
— Очень-хорошо, сэръ, потому-что вы хотите сдѣлать ему добро. Угодно вамъ идти сейчасъ?
Старикъ кивнулъ головою и пошелъ за своимъ плащомъ.
Пока продолжался этотъ разговоръ, полицейскіе служители, видя, что конца дождутся нескоро, усѣлись на другомъ концѣ комнаты за столъ, посадивъ арестанта между собою. Тутъ подошла къ нему съ утѣшеніями мистриссъ Неттельбедъ, оправившаяся отъ истерики, и, чтобъ развлечь его горе, подала ему бутылку стараго элю. Но Френкъ не хотѣлъ пить.
— А мы не откажемся отъ стаканчика, мистриссъ, сказалъ Исааксонъ: — вѣдь не откажемся, Лэчемъ?
— Никоимъ образомъ, мистриссъ, подтвердилъ товарищъ его: — мы въ этомъ предметѣ знаемъ толкъ, и слышали, что у васъ эль отличный.
— Этотъ сортъ не вашему брату пить, съ неудовольствіемъ отвѣчала Нелли: — не горюйте же, мистеръ Вудбайнъ, все уладится.
— Я думаю о бѣдной женѣ: съ самой нашей свадьбы мы еще не проводили ни одного вечера не вмѣстѣ, а ныньче будетъ она одна.
— Вотъ важность! сьазалъ Исааксонъ: — моя супруга часто сидитъ одна по вечерамъ и никогда не жалуется…
— А можно сказать, еще рада бываетъ, дополнилъ Лэчемъ.
— Безчувственные изверги! проворчала Нелли.
Тутъ подошелъ управитель и служители встали при его приближеніи.
— Не безпокойтесь, сидите, сказалъ Роперъ: — останьтесь здѣсь, покуда я на-часъ схожу по одному дѣлу съ докторомъ Плотомъ; тогда я вамъ скажу, что дѣлать съ арестантомъ. Да смотрите, не упустите его.
— Слушаемъ, отвѣчалъ Исааксонъ.
— Часа мнѣ будетъ довольно, чтобъ проститься съ женою, сэръ, сказалъ Френкъ: — позвольте мнѣ проститься съ нею, сэръ. Даю вамъ честное слово возвратиться. Моему слову можно вѣрить. Позвольте мнѣ проститься.
— Вашего слова ненужно, отвѣчалъ Исааксонъ: --мы васъ не отпустимъ.
— Варвары! воскликнула Нелли: — я вырву его изъ вашихъ лапъ, во что бы ни стало!
— Отпустить васъ невозможно, подтвердилъ Роперъ, отводя умоляющую руку Френка.
— Мистриссъ Неттельбедъ, угостите этихъ джентльменовъ; дайте имъ закусить и выпить.
Онъ поспѣшно ушелъ, чтобъ избавиться отъ настойчивыхъ просьбъ арестанта и догнать доктора, который ужь былъ на улицѣ.
Френкъ опустился на стулъ и закрылъ лицо руками.
— Слышали, мистриссъ, что сказалъ управитель? замѣтилъ Исааксонъ трактирщицѣ. — Такъ угощайте же; то-есть не мѣшаетъ подать намъ трубки и пару бутылокъ — такъ ли, Лэчемъ?
— Такъ, отвѣчалъ, облизываясь, Лэчемъ.
Нелли очень-радушно подала имъ отличнаго эля, снабдила ихъ трубками и угрюмые служители уже порядочно разнѣжились, когда Іона съ торжествомъ увидѣлъ въ окно «судъ присяжныхъ окорока», церемоніально приближающійся къ его дому. Въ восторгѣ побѣжалъ онъ, вмѣстѣ съ женою и всѣми домочадцами, встрѣчать дорогихъ гостей.
VI.
правитьШесть молодыхъ людей и шесть дѣвушекъ попарно идутъ въ домъ; каждая пара, проходя мимо хозяина и хозяйки, здоровается съ ними. Іона любезенъ до чрезвычайности, до нелѣпости. Молодые люди всѣ въ зеленыхъ курткахъ, въ бѣлыхъ чулкахъ, въ башмакахъ съ пряжками. Всѣ они красивые парни. Дѣвушки очень-милы и мило одѣты. На нихъ чепцы съ розовыми лентами; розовые спенсеры съ темно-малиновыми юбками; синіе чулки и башмаки съ высокими каблучками. Волоса у всѣхъ завиты въ локоны. Передъ судьями идутъ музыканты, наигрывая веселыя пѣсни.
Толпа любопытныхъ идетъ за ними. Всѣхъ радушно встрѣчаютъ хозяинъ и хозяйка. Узнавъ объ арестѣ Френка, всѣ жалѣютъ; но Френкъ сидитъ молча, погруженный въ печальное раздумье, не обращая вниманія ни на безполезное сожалѣніе, ни на шумное веселье.
Присяжные становятся въ рядъ. Музыка умолкаетъ. Всѣ снимаютъ шляпы. Хозяинъ и хозяйка, взявшись за руки, подходятъ къ судьямъ отвѣчать на ихъ вопросы. Вопросы точны и строги, сообразно формулѣ клятвы. Бодро отвѣчаютъ на нихъ Іона и Нелли. Никогда еще міръ не видалъ такихъ согласныхъ, любящихъ и счастливыхъ супруговъ. Судьи, кажется, довольны ихъ отвѣтами.
— Но это еще только предварительный розыскъ, говоритъ старшій присяжмый, Симонъ Эппельярдъ: — еще три дня остается до присужденія награды. Не провинитесь въ это время.
— Не провинимся, отвѣчаетъ Іона, обнимая жену.
— Не провинимся, повторяетъ она, ласкаясь къ нему.
— А про-тебя хозяинъ, видно, забылъ, шепчетъ Керроти Дикъ румяной Пегги.
— Держи языкъ за зубами, глупая голова, отвѣчаетъ Пегги.
— Черезъ три дня мы возобновимъ розыскъ, продолжаетъ старшій присяжный: — и если онъ будетъ удовлетворителенъ, какъ мы и надѣемся, мы засвидѣтельствуемъ это мистеру Роперу: онъ передастъ нашъ приговоръ сквайру Монкбери, и вы можете тогда предъявить свои требованія въ Баронскомъ Судѣ.
— Ура! кричитъ Іона, и толпа повторяетъ его крикъ.
Томъ становитъ на столъ пуншевую чашу; Нелли и Пегги несутъ стаканы; толстая кухарка тащитъ пастетъ и сладкій пирогъ. Іона беретъ ковшъ и разливаетъ ароматный пуншъ. Начинается общее веселье, шумная болтовня. Веселятся и полицейскіе. А пока они заняты стаканами, Нелли шепчется съ Френкомъ.
Музыканты начинаютъ играть джигъ. Столъ придвигаютъ къ стѣнѣ, очищаютъ мѣсто для танцующихъ. Іона съ женой открываютъ танцы, за ними слѣдуютъ присяжные. Веселье достигаетъ полнаго разгара.
Тутъ Нелли подходитъ къ Френку и предлагаетъ ему также танцовать. Онъ не соглашается, но Нелли неотступна. Смягченные пуншемъ полицейскіе не противорѣчатъ ея желанію. Френкъ долженъ согласиться. Онъ идетъ съ Нелли; но стражи его, не забывая своей обязанности, становятся у дверей, чтобъ арестантъ не могъ убѣжать. Іонѣ, быть-можетъ, несовсѣмъ-пріятно видѣть Нелли подъ-руку съ Френкомъ, но онъ скрываетъ свое неудовольствіе и утѣшаетъ себя стаканомъ пунша. Живѣе-и-живѣе играютъ музыканты; танцующіе кружатся какъ вихрь.
Вдругъ — что это значитъ? Іона не вѣритъ своимъ глазамъ. Да, Нелли съ Френкомъ бѣгутъ по лѣстницѣ, ведущей изъ залы во второй этажъ. Они оба громко хохочутъ, и всѣ хохочутъ, кромѣ Іоны и двухъ полицейскихъ. Они бросаются за бѣглецами; но до лѣстницы едва можно продраться сквозь густую толпу. Симонъ Эппельярдъ съ товарищами отталкиваютъ ихъ назадъ. Нелли и Френкъ съ веселымъ хохотомъ уже скрылись.
Іона пораженъ. Ему кажется, что онъ видитъ все это во снѣ; но полицейскіе выводятъ его изъ оцѣпенѣнія, похлопывая по плечу и объясняя, что мужъ долженъ отвѣчать за проступки жены, и что онъ будетъ виноватъ по закону, если арестантъ скроется изъ его дома. Спасительная мысль озаряетъ несчастнаго.
— За мною, джентльмены! мы еще поймаемъ его, кричитъ онъ сторожамъ: — она хочетъ провесть его заднею дверью черезъ садъ; мы его тамъ перехватимъ.
Онъ бѣжитъ изъ комнаты; но въ дверяхъ, Симонъ Эппельярдъ подставляетъ ему ногу: Іона падаетъ. Бѣгущіе за ними Исааксонъ и Лэчемъ падаютъ черезъ него. Поднявшись на ноги, они опять бросаются бѣжать въ садъ. Толпа уже тамъ и, кажется, готова отнять у нихъ Френка, если они его перехватятъ.
VII.
правитьДокторъ Плотъ очень прозябъ, да и дорога была очень-дурна. Хромая нога доктора скользила по гололедицѣ и, безъ помощи Ропера, онъ нѣсколько разъ упалъ бы. Настала ночь; но мѣсяцъ освѣщалъ имъ дорогу. Привѣтно блестѣли огоньки въ окнахъ, и докторъ Плотъ чувствовалъ, при видѣ ихъ, сильное искушеніе укрыться отъ пронзительнаго вѣтра; но не похожа была на теплые домики, оставшіеся за нашими путешественниками, бѣдная, одинокая хижина, мимо которой они теперь проходили. Не топился въ ней каминъ, не слышались изъ нея веселые разговоры; слабый свѣтъ едва проникалъ сквозь замерзшія стекла ея оконъ. Хижина была такъ жалка, что докторъ съ любопытствомъ состраданія заглянулъ въ окно.
Бѣдно-одѣтая женщина сидѣла у камина, нагнувшись къ погасающимъ угольямъ. Тоненькая сальная свѣча горѣла на столѣ, освѣщая всю бѣдность комнатки. Доктору стало еще холоднѣе. Онъ протянулъ руку къ двери.
— Не ходите, сэръ, сказалъ Роперъ, останавливая его: — эта женщина не заслуживаетъ сожалѣнія. О ней не скажутъ вамъ ничего хорошаго.
— Все-равно. Я не могу оставить ее мерзнуть въ такую холодную ночь.
Онъ постучалъ. Дверь отворилась. Передъ докторомъ стояла блѣдная, преждевременно-состарѣвшаяся женщина. Онъ, какъ-бы узнавая ее, вскрикнулъ отъ удивленія, но, не желая, чтобъ управитель замѣтилъ это, сунулъ ей въ руку монету и пошелъ прочь отъ двери.
Она также узнала его. Долго не могла она опомниться отъ внезапной встрѣчи; ей не вѣрилось, что она въ-самомъ-дѣлѣ видѣла его; но золотая монета, оставшаяся въ ея рукѣ, говорила, что это былъ не сонъ. Долго глядѣла она на монету и, положивъ ее на столъ, прошептала: «Онъ пришелъ судить меня. Покаюсь, прежде чѣмъ сойду въ могилу».
А докторъ молча шелъ по дорогѣ. Воспоминанія воскресли въ его умѣ. Онъ не замѣчалъ ни вѣтра, ни холода.
Когда онъ проходилъ мимо опустѣвшаго Донмовскаго Пріорства, ему вздумалось зайдти взглянуть на гробы Физвальтеровъ. Онъ пошелъ одинъ, прося Ропера не провожать его. Управителю такая фантазія показалась очень-странною, но онъ не спорилъ, начавъ подозрѣвать, что голова чуднаго старика несовсѣмъ въ порядкѣ. Долго Плотъ оставался подъ сводами пріорства, и вышелъ оттуда сильно-взволнованный. Потомъ они, опять молча, пошли своимъ путемъ, и скоро были ужь подлѣ уютнаго, красиваго домика Френка Вудбайна.
Ставни домика еще не были закрыты, и докторъ Плотъ, давъ знакъ своему товарищу, чтобъ онъ молчалъ, опять тихо подкрался къ окну.
Молодая женщина (докторъ зналъ, что это должна быть Роза Вудбайнъ) сидѣла съ работою въ рукахъ. Лица ея не было видно, но стройность стана была замѣчена старикомъ. Вотъ она перестаетъ шить, прислушиваясь къ бою часовъ. Ужь семь. Она встаетъ, готовить ужинъ мужу. Какое милое, нѣжное лицо! кротостью сіяютъ ея голубые глаза, кротостью дышатъ ея розовыя губки. Ея движенія исполнены врожденной граціи; платье просто, но къ лицу ей. Докторъ Плотъ сознался, что наружность говоритъ въ ея пользу. Потомъ онъ осмотрѣлъ комнату. Она была не богата, но убрана очень-мило. Докторъ замѣтилъ даже три полки съ книгами.
Роза накрыла столъ бѣлою скатертью, поставила блюдо жареной дичи, ветчину, хлѣбъ, кружку пива и опять взглянула на часы. Ужь пять минутъ восьмаго. Вѣрно, Френкъ сейчасъ прійдетъ. Она опять сѣла за работу и начала, для развлеченія, пѣть старинную балладу. Доктору такъ понравился ея свѣжій голосъ, что онъ, забывшись, громко сказалъ: «Хорошо, прекрасно»! Пѣвица вздрогнула; собака Френка, лежавшая у камина, услышавъ незнакомый голосъ, съ лаемъ бросилась къ двери.
Управитель видѣлъ, что надобно теперь идти въ комнату: приходъ ихъ былъ уже замѣченъ. Онъ постучался въ дверь, назвалъ себя по имени; хозяйка велѣла Дракону лежать смирно и радушно встрѣтила нечаянныхъ гостей. Попросивъ ихъ садиться, она сказала Роперу, что Френкъ, который самъ хотѣлъ нынѣ съ нимъ видѣться по какому-то дѣлу, вѣроятно, скоро прійдетъ домой. Потомъ Роперъ рекомендовалъ ей своего спутника. Услышавъ, что Плотъ былъ докторомъ у Физвальтеровъ, Роза посмотрѣла на него съ любопытствомъ. Въ лицѣ его она замѣчала что-то знакомое и потому спросила его, давно ли онъ былъ въ Донмо въ послѣдній разъ.
— Я не былъ здѣсь лѣтъ двадцать.
— Въ такомъ случаѣ я не могла васъ видѣть, потому-что мнѣ еще нѣтъ двадцати лѣтъ, отвѣчала она съ улыбкою: — а между тѣмъ лицо ваше кажется мнѣ знакомо.
Докторъ Плотъ также улыбнулся.
— А! теперь понимаю, почему ваше лицо мнѣ показалось знакомо. Ваша улыбка напоминаетъ — угадайте, чью улыбку?
— Не могу угадать; быть-можетъ, мистера Ропера?
— Нѣтъ, улыбку моего мужа.
Старикъ тотчасъ же принялъ свой серьёзный видъ.
— Вы, вѣроятно, хотѣли сказать мнѣ комплиментъ. Очень-благодаренъ; по я вовсе не хочу быть похожъ на егеря.
— Вотъ теперь я вижу, что у васъ нѣтъ съ нимъ сходства: у Френка всегда доброе лицо…
— А я не всегда бываю добръ. Меня считаютъ человѣкомъ угрюмымъ, сварливымъ, потому и не любятъ меня. Такъ и слѣдуетъ. Я недоволенъ свѣтомъ, потому и мною всѣ недовольны. Какъ аукнется, такъ и откликнется. Меня обманываютъ, а я бранюсь. Я, что называется, мизантропъ.
— У васъ, вѣроятно, есть причины сердиться на людей, сэръ?
— Есть. Мнѣ измѣнилъ другъ. Я обманулся въ любви; я былъ опозоренъ. Инымъ легко переносить такія вещи, или по-крайней-мѣрѣ, скоро забывать о нихъ; я не такого характера; но, пожалуйста, не интересуйтесь моими неудовольствіями.
— Нѣтъ, сэръ, ваша печаль пробуждаетъ во мнѣ сильное участіе; я искренно желала бы смягчить горечь вашихъ чувствъ и поколебать ваше дурное мнѣніе о людяхъ.
— Едва-ли это возможно. Со мною поступили слишкомъ-дурно. Въ нѣжности нашелъ я ложь и обманъ; рука, пожимавшая мою руку, вонзила кинжалъ въ мою грудь. Этого нельзя забыть. Съ той минуты я отрекся отъ людей; не хочу имѣть съ ними дѣла. У меня нѣтъ ни привязанности, ни сочувствія ни къ чему, ни къ кому. Я одинокъ, совершенно-одинокъ.
— Жалѣю о васъ, сэръ. Я понимаю, что ваша вѣра въ добрыя качества людей жестоко поколебалась страданіями, которыя вы испытали; но я не могу вѣрить, чтобъ она совершенно умерла въ васъ.
— Умерла, если не совершенно, такъ почти-совершенно.
Нѣсколько минутъ собесѣдники молчали. Наконецъ Роза сказала:
— Ваши несчастія напоминаютъ мнѣ о томъ, что я слышала о сэрѣ Вальтерѣ Физвальтерѣ и его несчастной супругѣ.
Управитель хотѣлъ замять этотъ намекъ, но докторъ Плотъ перебилъ его:
— Всѣ такія несчастія сходны, мадамъ; различны бываютъ только слѣдствія ихъ: на одной сторонѣ бываетъ преступленіе, на другой несчастіе, или, лучше сказать, обѣ стороны дѣлаются несчастны. Моя исторія повторилась не только съ Физвальтеромъ, а съ сотнями людей. Одни терпѣливо сносятъ оскорбленіе, другіе мстятъ. Сэръ Вальтеръ принадлежалъ къ послѣднимъ. Онъ омылъ кровью низкаго обидчика свое оскорбленіе. Его преступная жена сама наказала себя ядомъ. Я знаю, что мистеръ Роперъ иначе смотритъ на дѣло, но оно было именно такъ.
— Я знаю, что несчастная леди Джуга была невинна, замѣтилъ управитель.
— Тѣмъ прискорбнѣе этотъ несчастный случай, сказала Роза. — Бѣдная леди!
— О, какъ ужасно было бы для сэра Вальтера, еслибъ онъ былъ еще живъ, убѣдиться въ невинности жены! сказалъ докторъ: — это убило бъ его. Да и нечего было бы жалѣть его: онъ заслуживалъ бы висѣлицы, какъ убійца.
— Вы чувствуете себя дурно, сказала Роза: — я принесу вамъ воды.
— Ненужно, благодарю васъ; я страдаю спазмами; но теперь припадокъ уже прошелъ. Напрасно мы такъ много говорили о безчеловѣчномъ Физвальтерѣ.
— Я не назову его безчеловѣчнымъ, сэръ, сказала Роза: — я вѣрю невинности леди, но онъ обманутъ ложными уликами ея виновности; потому за преступленіе долженъ отвѣчать не онъ, а тотъ, кто поселилъ въ немъ ложное убѣжденіе.
— Если мистеръ Роперъ правъ, говоря, что жена его была невинна, Физвальтера можно извинять только его несчастнымъ характеромъ, ревнивымъ, подозрительнымъ, раздражительнымъ, жестокимъ. На него было трудно угодить.
— Вы говорите только о дурныхъ сторонахъ его характера; но у него были и хорошія, сказала Роза.
— Быть-можетъ, только я не могъ ихъ замѣтить. Быть-можетъ, онъ былъ отъ природы незлой человѣкъ, но испортился жизнью. Онъ и въ нравственномъ отношеніи былъ уродъ, какъ въ физическомъ. Онъ былъ хромъ, и на ту же ногу, какъ я; потому-то онъ и полюбилъ меня. А лучше бы мнѣ не знать его. Онъ передалъ мнѣ свои недостатки, которые надѣлали мнѣ много горя.
— Вы черните его, сказалъ Роперъ: — онъ былъ лучше, нежели вы его представляете.
— Нѣтъ, онъ не былъ увѣренъ въ себѣ, потому не довѣрялъ и другимъ. Онъ былъ склоненъ сомнѣваться въ женѣ и въ друзьяхъ, предполагать во всемъ дурныя побужденія. Онъ сталъ чуждъ всѣмъ, одинъ только другъ оставался у него.
— Вы? сказала Роза.
— Нѣтъ. Я былъ жесточайшимъ его врагомъ; но у него былъ истинный другъ, неизмѣнный, нехотѣвшій замѣчать его недостатковъ. Сэръ Вальтеръ цѣнилъ его привязанность, любилъ его какъ брата, не имѣлъ отъ него тайнъ… Но онъ грѣлъ змѣю у груди своей. Сэръ Вальтеръ, несмотря на свою нелюдимость, влюбился страстно, всѣми силами души; но онъ боялся отказа. Другъ ободрилъ его, устроилъ свадьбу съ чернымъ намѣреніемъ, какъ послѣ открылось. Нѣсколько времени сэръ Вальтеръ блаженствовалъ. Его мнительность исчезла. Онъ вѣрилъ любви жены, привязанности друга. Ослѣпленіе глупца было непродолжительно. Леди Джуга хотѣла, чтобъ ей всѣ удивлялись; любила общество; мужъ его ненавидѣлъ. Это было первымъ поводомъ къ неудовольствіямъ. Другъ принялъ сторону жены; ея желаніе восторжествовало. Пустынный домъ наполнился гостями; хозяинъ скрылся въ своемъ кабинетѣ, ища покоя. Женѣ не нравились его странности, его дикость — новый поводъ къ ссорамъ. Другъ опять соединился съ женою противъ мужа. Это было тяжело терпѣть, но сэръ Вальтеръ терпѣлъ, какъ могъ. Пустяки, надъ которыми смѣялись бы другіе, раздражали его, какъ я ужь говорилъ. И третья ссора ихъ была изъ пустяковъ — не помню, изъ чего именно, быть-можетъ, изъ одного взгляда, или неосторожнаго слова. Но въ этотъ разъ другъ сталъ на сторонѣ мужа. Перемѣна его поведенія не ускользнула отъ вниманія сэра Вальтера. Въ немъ пробудилось подозрѣніе; онъ сталъ наблюдать за нимъ и нашелъ сотни причинъ ревновать. Онъ видѣлъ, что всѣ его обманываютъ, оставляютъ его въ дуракахъ. Онъ могъ покончить это, указавъ двери своему коварному другу; но онъ не сдѣлалъ этого: ему нужно было мщеніе. Планамъ его помѣшало обстоятельство, которое успокоило бъ его, если онъ не видѣлъ въ немъ новаго оскорбленія. Жена его родила; сэръ Вальтеръ не считалъ ея ребенка своимъ. Если его подозрѣнія были несправедливы, да проститъ ему небо.
— Они были несправедливы, сказалъ управитель строгимъ и увѣреннымъ тономъ.
Докторъ Плотъ ничего не отвѣчалъ на это, но былъ видимо-взволнованъ и продолжалъ:
— Приближаюсь теперь къ самой мрачной части моей исторіи. Сэръ Вальтеръ сдѣлался угрюмѣе, суровѣе прежняго. Другъ продолжалъ посѣщать его, но хозяинъ рѣдко выходилъ къ нему, оставляя его въ обществѣ жены. Сэръ Вальтеръ не хотѣлъ видѣть и ребенка, котораго не считалъ своимъ. Жена плакала объ этомъ, но онъ былъ непреклоненъ. Однажды она нечаянно вошла въ его комнату и прежде, чѣмъ онъ успѣлъ сообразить, что она хочетъ дѣлать, посадила ребенка на его колѣни. Въ бѣшенствѣ, онъ бросилъ ребенка, вскочилъ и убѣжалъ изъ комнаты.
— Ребенокъ убился? блѣднѣя отъ ужаса, спросила мистриссъ Вудбайнъ.
— Нѣтъ; онъ остался здоровъ: паденіе было легко.
— Слава Богу! вскричала Роза, успокоиваясь.
— Но жена не могла простить этого поступка сэру Вальтеру. Она даже занемогла отъ испуга. Мужъ горько раскаявался въ жестокой своей вспышкѣ, жалѣлъ о страданіяхъ жены, былъ готовъ стать разсудительнѣе. Коварный другъ, не желая развода и скандала, хотѣлъ помирить его съ женою. Это, быть-можетъ, удалось бы ему, еслибъ сэръ Вальтеръ не перехватилъ письма, посланнаго къ его женѣ, письма, подтвердившаго подозрѣнія мужа. Оно доказывало, что у друга съ женою есть отношенія, скрываемыя отъ мужа, и назначало ей тайное свиданіе въ тотъ вечеръ. Сэръ Вальтеръ не захотѣлъ лишать ихъ этого удовольствія, запечаталъ письмо и оно было отдано женѣ. Пришелъ вечеръ и любовникъ явился. Онъ былъ тайно введенъ къ женѣ горничною, посредницею ихъ связи, которая измѣняла теперь и своей госпожѣ, а прежде обманывала своего господина. Всѣ женщины таковы. Едва злодѣй вошелъ, какъ въ комнату ворвался и сэръ Вальтеръ съ бѣшенствомъ и мщеніемъ въ душѣ. Жена и любовникъ сидѣли рядомъ; она плакала; она клялась въ своей невинности. Онъ хотѣлъ объяснить свое присутствіе; но мужъ не хотѣлъ слушать ихъ; однимъ ударомъ кулака онъ сбилъ съ ногъ своего врага. На другой день была дуэль, и сэръ Вальтеръ пронзилъ грудь своего соперника.
— Ужасно! со вздохомъ сказала Роза: — и если подозрѣнія сэра Вальтера были несправедливы, онъ несчастнѣе того, кто былъ убитъ имъ.
— Онъ не возвращался домой, не видѣлъ своей преступной жены послѣ этого; онъ сталъ скитальцемъ на землѣ; онъ не узнавалъ о судьбѣ жены. И уже долгое время спустя, услышалъ онъ, что она, въ отчаяніи отравилась.
Онъ замолчалъ. Тогда Роперъ началъ въ свою очередь:
— Остается еще досказать самую печальную часть этой исторіи. Сэръ Вальтеръ обманывался собственными подозрѣніями. Его другъ былъ вѣренъ ему, вѣрна была и жена. Передъ смертью она написала свое оправданіе, справедливость котораго несомнѣнна. Письмо, перехваченное сэромъ Вальтеромъ, вовсе не имѣло преступнаго смысла: свиданіе назначалось для совѣщанія о средствахъ помирить несчастныхъ супруговъ. Алиса Эггсъ, негодница, оклеветавшая свою госпожу, горько раскаялась въ своемъ гнусномъ дѣлѣ; она еще жива и ея признанія оправдываютъ леди Физвальтеръ.
— Я видѣлъ Алису нынѣ: наружность ея дѣйствительно говоритъ не въ ея пользу, замѣтилъ докторъ Плотъ.
— Преступленіе не осталось безъ наказанія для нея, продолжалъ управитель: — ея жизнь съ того времени была рядомъ несчастій, и она справедливо считаеть ихъ казнью за свою клевету.
Докторъ погрузился въ тяжелое размышленіе. Голова его печально опустилась на грудь. Потомъ, дѣлая надъ собою усиліе, онъ сказалъ: — надобно это изслѣдовать, мистеръ Роперъ; правда должна раскрыться.
— А что жь сдѣлалось съ несчастнымъ ребенкомъ? спросила Роза.
— Ничего не знаю объ этомъ, уклончиво отвѣчалъ докторъ. Управитель также сказалъ, что не знаетъ судьбы ребенка.
— Вы также не назвали по имени друга сэра Вальтера, продолжала Роза. — Если вы не хотите называть его, я не любопытствую. Но если можно узнать его имя, то спрошу, справедливо ли я догадываюсь, что вы говорили о сэрѣ Джильбертѣ Монфише?
— Почему вы угадали, что это былъ онъ? рѣзко спросилъ докторъ Плотъ.
— Я слышала, что онъ былъ убитъ на дуэли, и нѣсколько знаю сына его, котораго зовутъ также Джильбертъ.
— Такъ, такъ, у него былъ сынъ; онъ былъ тогда вдовецъ. Но, что вы знаете о его сынѣ?
— Почти ничего, краснѣя, сказала молодая женщина.
— Я объясню вамъ ихъ отношенія, прибавилъ управитель: — Роза знаетъ его потому, что онъ сваталъ ее. Объ этомъ у насъ всѣ говорили; сэръ Джильбертъ не скрывалъ, что дѣлалъ ей предложеніе, и получилъ отказъ.
— Очень-странно, что вы отказали такому прекрасному жениху, мадамъ. Вѣдь онъ, вѣроятно, красавецъ, если только похожъ на отца, и кромѣ того, человѣкъ богатый.
— Все это правда, но я любила другаго.
— Жаль, что у этого другаго не было ни имѣнья, ни баронетскаго титула. Мнѣ кажется, вы принесли слишкомъ-большую жертву.
— Никакой жертвы, просто отвѣчала Роза. — Счастье не въ богатствѣ и не въ титулахъ. Я невыразимо-счастлива своимъ мужемъ.
— Я очень-радъ, что вы отвѣчаете такъ прекрасно, сказалъ управитель. — Въ числѣ другихъ предубѣжденій у доктора Плота есть невѣріе въ супружеское счастіе. Къ-сожалѣнію, оно, какъ видите, внушено ему обстоятельствами. Но я съ нимъ несогласенъ: мнѣ кажется, что супружество и есть единственное истинное счастье на землѣ; говорю это по собственному опыту. Мы съ мистриссъ Роперъ не можемъ претендовать на окорокъ, прибавилъ онъ, улыбаясь: — между нами бываютъ легкія размолвки; но все-таки мы счастливы другъ другомъ, и годы не ослабляютъ, а усиливаютъ въ насъ взаимную привязанность. Такихъ супруговъ, какъ мы, очень-много; но ваше супружество, Роза, рѣдкій примѣръ. Я и привелъ съ собою доктора именно затѣмъ, чтобъ онъ убѣдился въ этомъ и увидѣлъ собственными глазами, какъ вы живете съ мужемъ.
— Да, онъ убѣдится въ невозмутимости нашего счастья. Я не ставлю ее въ заслугу себѣ, потому-что у меня рѣдкій мужъ; но по-крайней-мѣрѣ я всячески стараюсь быть достойна его привязанности. Смѣло скажу, что у насъ никогда не бывало размолвки. Мы вполнѣ увѣрены другъ въ другѣ; между нами не можетъ быть непріятностей.
— Вы говорите искренно и убѣдительно, возразилъ докторъ, и мнѣ грустно сомнѣваться въ прочности вашей привязанности. Но я послѣдователь сэра Вальтера. Ваша любовь еще не подвергалась испытаніямъ. Устоитъ ли она противъ измѣнчивости Фортуны, противъ нужды, противъ другихъ испытаній, еще болѣе-трудныхъ?
— Я увѣрена, что она вѣчно останется неизмѣнною.
— Дай Богъ; но желаю вамъ не подвергаться испытаніямъ.
— Я вполнѣ-довольна своею судьбою. Лишь бы только мой мужъ былъ подлѣ меня, я буду всегда счастлива. Но какъ летитъ время! Френкъ уже долженъ бы воротиться домой.
— Вы безпокоитесь за него? иронически замѣтилъ докторъ: — я видѣлъ его въ гостинницѣ. Вѣроятно, мистриссъ Неттельбедъ задержала его. Какая она хорошенькая., да и кокетка, въ то же время. — Стрѣла не уязвила Розу Вудбайнъ.
— Я не тревожусь, сказала она: — мужа моего часто дѣла задерживаютъ долѣе, нежели мы ожидали; потому его отсутствіе меня не безпокоитъ. А мистриссъ Неттельбедъ очень любитъ своего мужа, и вы напрасно такъ о ней говорите.
— Гм! такъ Неттельбеды, по-вашему, живутъ какъ голуби, воркуя и лаская другъ друга — сильно сомнѣваюсь въ томъ.
— Докторъ Плотъ скептикъ, улыбаясь, замѣтилъ управитель.
— Можно ли предложить вамъ вопросъ, мистриссъ? Вѣдь вы знаете, я чудакъ, потому извините мою нескромность: говоритъ съ вами мужъ о своихъ дѣлахъ?
— Говоритъ все, что нужно мнѣ знать.
— Сказывалъ ли онъ вамъ, что онъ долженъ мистеру Роперу?
— Нѣтъ; вѣроятно, потому-что долгъ очень-невеликъ.
— Двѣсти фунтовъ, сказалъ Роперъ.
— Двѣсти фунтовъ! съ изумленіемъ повторила Роза.
— Видите, сумма довольно-значительная для мистера Вудбайна, сказалъ старикъ.
— Онъ, конечно, заплатитъ, сказалъ Роперъ.
— Конечно, сказала Роза съ совершенною увѣренностью: — онъ и не занялъ бы, еслибъ не могъ заплатить.
— А все-таки, онъ не говорилъ вамъ объ этомъ, сказалъ старикъ: — объяснялъ ли онъ вамъ по-крайней-мѣрѣ свои средства и доходы?
— Френкъ пріобрѣтаетъ деньги честнымъ трудомъ, мнѣ только и нужно знать; а еслибъ я и знала что-нибудь больше этого, не стала бы разсказывать, отвѣчала Роза, чтобъ прекратить разспросы.
— Извините меня, мой другъ, если я огорчилъ васъ. Я ужасно люблю все разузнавать — такая у меня натура. Но перемѣнимъ разговоръ. Вы пѣли, когда мы пришли, и я разслушалъ нѣсколько словъ вашей баллады: они меня заинтересовали; можно ли просить васъ повторить ее?
— Я съ удовольствіемъ исполню ваше желаніе, просто и добродушно отвѣчала Роза: — но баллада длинна и вы остановите меня, когда она вамъ наскучитъ.
Чистымъ и свѣжимъ голосомъ она запѣла:
ДОНМОВСКІЙ ОБЫЧАЙ.
Баллада, объясняющая его происхожденіе.
править
«Что вамъ нужно, дѣти, мои? чего просите вы, преклоняя колѣни на камняхъ помоста нашего священнаго монастыря?» — Такъ спросилъ сѣдой пріоръ молодую чету.
По скромной одеждѣ было видно, что они простые поселяне; но онъ былъ видный молодецъ, она была красавица, хотя оба они были простые поселяне.
"Ужь годъ и день прошелъ съ тѣхъ-поръ, какъ мы повѣнчались, сказалъ онъ: — и съ того часа не измѣнилась, не ослабѣла наша любовь.
"Вѣрны мы были другъ другу, любимъ, какъ прежде, другъ друга больше всего на свѣтѣ; ни въ дѣлѣ, ни въ словѣ, ни въ мысли, не было между нами несогласія ни на одну минуту.
«Клянемся мы въ томъ, благодаримъ за то Владычицу Небесную, Пречистую Дѣву, которой посвященъ Донмовскій Монастырь. Благослови же насъ и ты, святой отецъ.»
И сѣдой пріоръ возложилъ на нихъ руки. «Да будетъ вся жизнь ваша такова» сказалъ онъ: — и радостно встала молодая чета.
И въ тотъ самый часъ проходилъ мимо поваръ монастырскій, и несъ онъ для служителей огромный окорокъ прекрасной ветчины.
«Возьмите это въ подарокъ отъ меня, сказалъ сѣдой пріоръ: — и кушайте на здоровье.»
"Добрый пріоръ, сказалъ тогда мужъ: — дорогъ мнѣ твой подарокъ, потому-что вижу теперь, что ты вѣришь и радуешься нашей любви.
"Я дарю, въ-замѣнъ его, богатыя земли твоему монастырю. Тысячу марокъ будутъ онѣ приносить тебѣ каждый годъ.
"Но съ тѣмъ условіемъ дарю, что каждый разъ, когда молодые супруги дадутъ клятву, какую дали мы, будутъ они получать такую же награду. И будутъ они примѣромъ для всѣхъ, и всѣ будутъ хвалить донмовскій обычай.
«Кто ты, сынъ мой? сказалъ, дивясь, сѣдой пріоръ: — неприлична твоя шутка». — "Я не шучу, пріоръ; я Реджинальдъ Физвальтеръ.
«Я слагаю теперь свою бѣдную одежду, объявляю свой санъ. Я богаче всѣхъ богачей, потому-что Богъ далъ мнѣ это сокровище, сказалъ сэръ Реджинальдъ, обнимая жену.
Въ одеждѣ простаго поселянина я пріобрѣлъ любовь ея. Въ деревенской избѣ мы счастливо прожили годъ. Теперь непоколебима наша любовь.»
Водворилось при этой вѣсти радость въ монастырѣ; водворилось веселье въ чертогахъ Физвальтера, когда явилась туда молодая госпожа, добрая и прекрасная.
Долго единодушно жили супруги и смерть не прервала любви ихъ: умерли они въ одинъ часъ. Вотъ какимъ образомъ возникъ старинный донмовскій обычай.
Докторъ Плотъ при нѣкоторыхъ куплетахъ баллады значительно посматривалъ на управителя, какъ-бы говоря: «это удивительно!» Роперъ не понималъ или показывалъ видъ, что не понимаетъ его взглядовъ; но оба слушателя были одинаково восхищены пѣніемъ Розы.
— Странно, что я никогда не слышалъ этого преданія, сказалъ старикъ, похваливъ пѣвицу. — Извѣстна ли она вамъ, мистеръ Роперъ?
— Я слышалъ что-то подобное, сэръ. отвѣчалъ управитель.
— Мнѣ разсказывалъ легенду мужъ, а я переложила ее въ стихи, сказала Роза.
— Если вѣрить балладѣ, то сэръ Реджинальдъ Физвальтеръ былъ и лучше и счастливѣе всѣхъ своихъ потомковъ, замѣтилъ старикъ.
— Почему жъ не предположить у него столь же счастливыхъ потомковъ? сказалъ управитель.
— Если сынъ сэра Вальтера живъ, желаю ему отъ всей души такого счастія, прибавила Роза.
— Сынъ! почему жь вы знаете, что дитя Физвальтера былъ мальчикъ, а не дѣвочка? сказалъ докторъ, пристально смотря на Розу.
— Я этого вовсе незнаю; у меня просто сказалось: сынъ. Одинаково желаю счастія и дочери, если дитя было дѣвочка, смѣясь, сказала Роза. — Но какъ идетъ время! Ужь поздно, а Френка все еще нѣтъ. Что его задержало? прибавила она съ безпокойствомъ.
— Сказать ли вамъ, что задержало его? сказалъ докторъ. Въ эту минуту послышались въ саду шаги.
— Это онъ! радостно вскричала Роза, бросаясь къ двери.
Но собака Френка, лежавшая у камина, сердито зарычала, чуя приближеніе не хозяина, а посторонняго человѣка.
— Кто жь это? уныло сказала Роза, видя, что обманулась въ ожиданіи.
— Это я, Джильбертъ де-Монфише, отвѣчалъ голосъ изъ-за двери.
— Сэръ Джильбертъ де-Монфише! съ изумленіемъ повторила Роза, вопросительно взглядывая на своихъ собесѣдниковъ, которые были удивлены не меньше ея.
Молодой баронетъ вошелъ; вслѣдъ за нимъ мужчина, такой громадной вышины и толщины, что едва пролѣзъ въ двери.
Сэръ Джильбертъ де-Монфише былъ очень хорошъ собою. На немъ была дорогая соболья шуба; скинувъ ее, баронетъ остался въ малиновомъ кафтанѣ, съ зеленымъ шитьемъ; на боку у него висѣла серебряная шпага, въ рукѣ былъ хлыстъ. Онъ учтиво извинился, что заѣхалъ, быть-можетъ, не во-время и, казалось, былъ недоволенъ тѣмъ, что нашелъ у Розы гостей. Докторъ и управитель переглянулись, какъ-бы собираясь уйдти; но Роза, взглядомъ, просила ихъ остаться, и они остались. Докторъ сталъ внимательно слѣдить за баронетомъ.
Сэръ Джильбертъ рекомендовалъ хозяйкѣ своего друга, капитана Джоддока, и неуклюжій гигантъ съ нелѣпыми ужимками поклонился Розѣ.
Капитанъ Джоддокъ, по своему гигантскому росту, могъ бы показывать себя за деньги на ярмаркахъ, и былъ съ виду чрезвычайно-грозенъ, но въ-сущности былъ добрый малый, и несмотря на свою наружную воинственность, любилъ мирныя пирушки гораздо-болѣе кровавыхъ битвъ. Красное, отекшее лицо свидѣтельствовало о его любимой страсти. И теперь онъ былъ навеселѣ, точно также, какъ сэръ Джильбертъ.
— Не-уже-ли эта красотка въ-самомъ-дѣлѣ жена егеря? безцеремонно сказалъ гигантъ своимъ громовымъ голосомъ баронету. — Вы мнѣ говорили, что она очень-смазлива, но такой красавицы я еще не видывалъ. Если она дѣйствительно жена егеря, такъ онъ долженъ смотрѣть за нею попристальнѣе. Я самъ, ч… возьми, не прочь поохотиться за такою дичью. Ха! ха! ха!
— Пожалуйста, не давай много воли языку, Джоддокъ, сказалъ, смѣясь, баронетъ: — или насъ съ тобою выгонятъ.
— Пусть я буду каналья, если уйду отсюда, отвѣчалъ Джоддокъ, садясь на стулъ. затрещавшій подъ его тяжестью. — Вы можете удалиться, если угодно, сэръ Джильбертъ, но я не тронусь съ мѣста.
— Не сердитесь на моего пріятеля, Роза: онъ шутникъ, но славный человѣкъ.
— А славному человѣку очень-пріятно было бъ поживиться этимъ пирогомъ, потому-что онъ порядкомъ проголодался, сказалъ Джоддокъ, указывая на ужинъ, приготовленный Розою для мужа.
— Капитанъ, не-уже-ли вы опять расположены начать свои подвиги? вѣдь вы отлично поѣли не больше, какъ часа два назадъ; сказалъ баронетъ.
— Ничего, можно еще закусить. Извините меня, сударыня, я у васъ какъ дома.
— Это и видно, замѣтилъ управитель, забавляясь безцеремонностью великана.
— Я вездѣ, какъ дома, человѣкъ простой. Очень пріятно съ ваши познакомиться, господа, прибавилъ капитанъ, принимаясь убирать пирогъ.
— Вашъ другъ очень-странный человѣкъ, сэръ Джильбертъ, съ неудовольствіемъ сказала Роза, обращаась къ баронету. — Зачѣмъ вы привели его? зачѣмъ пріѣхали и сами, сэръ?
— Объясню вамъ, зачѣмъ пріѣхалъ, только не при этихъ господахъ. Ропера я знаю; но кто такой этотъ старикъ?
— Докторъ Плотъ.
— Что жь за лицо докторъ Плотъ?
— Онъ былъ, кажется, лекаремъ у Физвальтеровъ, отвѣчала Роза.
— Вотъ что! сказалъ баронетъ, весь вспыхнувъ.
— Онъ пришелъ съ Роперомъ, которому нужно видѣть Френка по важному дѣлу. Они ждутъ его.
— Нескоро жь дождутся, сказалъ Монфише съ значительной усмѣшкой.
— Что вы хотите сказать? спросила она встревоженнымъ голосомъ. Капитанъ Джоддокъ, съѣвъ пирогъ и выпивъ кружку эля, стоявшую на столѣ, благосклонно замѣтилъ:
— Ну, сударыня, вы отлично испекли пирогъ; эль у васъ также недуренъ. Пожалуйста, налейте мнѣ еще кружечку.
— Вы не отвѣчаете на мой вопросъ о мужѣ, сэръ Джильбертъ, сказала Роза: гдѣ онъ, и что съ нимъ?
— Скажу все, только дайте эля этому буяну, чтобъ онъ не кричалъ. Она пошла за элемъ, а Монфише обратился къ своему пріятелю:
— Помните, Джоддокъ, что вы не въ харчевнѣ: держите себя приличнѣе.
— Приличнѣе! Кажется, я человѣкъ благоприличный! Не угодно ли нюхнуть, господа? примолвилъ онъ, протягивая табакерку Роперу и Плоту. Докторъ, которому давно не нравилось нахальство Джоддока, съ досадою оттолкнулъ табакерку, и великанъ готовился разразиться гнѣвомъ, но взглядъ Монфише остановилъ его, а видъ новой кружки заставилъ совершенно забыть о непріятности. Принимая кружку у хозяйки, онъ хотѣлъ поцаловать ея руку, но Роза быстро отошла отъ него.
— Вотъ, вы говорите, Монфише, что я долженъ держать себя любезно, а моихъ любезностей не хотятъ принимать. Но что за дѣло! все-таки буду вѣжливымъ кавалеромъ, прибавилъ онъ, выпивъ стаканъ и облизываясь: — я даже готовъ спѣть для васъ пѣсенку, сударыня. Мой голосъ многимъ нравится.
— Прошу васъ, сказала Роза баронету — уведите его отсюда. Я увѣрена, что Френкъ будетъ очень недоволенъ его манерами. Потому, если вы хотите оказать мнѣ большую услугу, пожалуйста удалитесь съ вашимъ пріятелемъ.
— О мнѣніи Френка пока нечего хлопотать; но уже-ли мое присутствіе непріятно вамъ?
— Если вы хотите прямаго отвѣта, я должна сказать: непріятно. И я не позволила бы вамъ оставаться здѣсь, еслибъ не было здѣсь этихъ джентльменовъ.
— Вамъ не нравится, что я у васъ въ гостяхъ, а мнѣ не нравится, что они у васъ въ гостяхъ. Но не могу жь я уйдти, не сказавъ, зачѣмъ пріѣхалъ. Вотъ зачѣмъ: увѣрить васъ, милая Роза, что когда вамъ будетъ нуженъ другъ, вы можете разсчитывать на меня.
— Я не понимаю васъ, сэръ Джильбертъ.
— А между-тѣмъ я говорю очень-ясно. Вы можете во всякомъ случаѣ разсчитывать на меня. Такихъ друзей вы немного найдете.
— Совершенная правда, Джильбертъ, крикнулъ Джоддокъ. — Ваше здоровье, сударыня. Я знаю, мы съ вами подружимся!
Роза не могла вынесть этой дерзости.
— Сэръ Джильбертъ, я прошу васъ, если вы джентльменъ, избавить меня отъ наглостей вашего пріятеля, сказала она.
— Э, не сердитесь на него, онъ человѣкъ простодушный и добрый. Вы знаете, Роза, какъ я любилъ и до сихъ-поръ люблю васъ.
— Мнѣ вовсе ненужно этого знать, холодно отвѣчала она.
— Вы должны это знать, страстно воскликнулъ онъ и бросился бы на колѣни передъ нею, еслибъ не подошелъ докторъ Плотъ.
— Довольно, сэръ Джильбертъ де-Монфише! рѣзко сказалъ онъ: — вы оскорбляете женщину и забываете собственное достоинство…
— Но не забуду наказать вашу дерзость, сэръ, закричалъ въ бѣшенствѣ баронетъ.
— Посмотрите на меня хорошенько, сэръ Джильбертъ, прежде, нежели приведете въ исполненіе вашу угрозу: не знакомо ли вамъ мое лицо?
Тонъ, которымъ были сказаны слова эти, изумилъ всѣхъ, но особенно молодаго баронета. Онъ взглянулъ на старика и быстро отвернулся, какъ-бы смущенный повелительнымъ выраженіемъ лица его, и не отвѣчалъ ни слова.
— Теперь, вѣроятно, вы видите, съ кѣмъ имѣете дѣло, и не повторите вашей угрозы, продолжалъ докторъ Плотъ. — Извольте жь удалиться отсюда съ вашимъ пошлымъ пріятелемъ.
— Ха, ха, ха! Что такое? съ хохотомъ заревѣлъ Джоддокъ, поднимаясь на ноги: — пошлый пріятель! Да я обрублю уши…
— Береги свою шею, потому-что я тебя знаю, перервалъ спокойно докторъ Плотъ. — Уведите отсюда этого негодяя, сэръ Джильбертъ.
Джоддокъ хотѣлъ возражать, но Монфише удержалъ его, прибавивъ: «Молчи же, я не хочу ссориться съ этимъ джентльменомъ».
— А, это другое дѣло! уступчиво сказалъ укрощенный великанъ: — если вы не хотите ссориться, Джильбертъ, то не стану ссориться и я, хотя могъ бы раздавить его однимъ пальцомъ.
И онъ съ самодовольнымъ видомъ надѣлъ шляпу и пошелъ къ двери.
— Уходя отсюда, Роза, сказалъ сэръ Джильбертъ, хмѣль котораго прошелъ отъ жаркаго столкновенія съ грознымъ старикомъ и который говорилъ теперь уже совершенно не тѣмъ тономъ, какъ прежде: — уходя отсюда, объясню вамъ истинную цѣль моего посѣщенія. Я не желалъ бы огорчать васъ; но случайно я услышалъ, съ полчаса тому, что вашъ супругъ арестованъ за долгъ, простирающійся до двухсотъ фунтовъ. Я поспѣшилъ сюда предложить вамъ деньги, нужныя для его освобожденія. Позволите ли передать вамъ этотъ бумажникъ?
— И такимъ образомъ овладѣть Розою? сурово возразилъ докторъ Плотъ. — Нѣтъ, сэръ Джильбертъ, мистриссъ Вудбайнъ не прійметъ вашихъ денегъ. Она можетъ обойдтись безъ вашей помощи. У ней есть друзья, къ которымъ она можетъ обратиться безъ стыда и которыхъ побужденія безкорыстны.
— Вы меня обижаете, сэръ, вскричалъ Монфише. — У меня нѣтъ мыслей, предполагаемыхъ вами.
— Вы сами подали основаніе предполагать ихъ, сэръ Джильбертъ. Ваше поведеніе возбудило сомнѣніе.
— Я вижу все это какъ во снѣ! сказала Роза: — вокругъ меня происходятъ вещи, совершенно для меня непонятныя. Уже-ли правда, сэръ, что мужъ мой арестованъ? прибавила она, обращаясь къ доктору.
— Совершенная правда, отвѣчалъ онъ: — но я даю слово, что деньги будутъ уплачены, и думаю, что этого будетъ достаточно для кредитора, мистера Ропера…
— Мистера Ропера! съ изумленіемъ повторила Роза.
— Я дѣйствую; какъ управитель сквайра Монкбери, сказалъ Роперъ: — но вашъ мужъ свободенъ. Вотъ его вексель. Я иду въ гостинницу, гдѣ задержанъ Френкъ, и пришлю его сюда. Господи! что это за шумъ?
Послѣднее восклицаніе было вызвано шумомъ и крикомъ множества голосовъ въ саду. Собака Френка также начала лаять. Толпа постучалась въ дверь, капитанъ Джоддокъ отворилъ и комната наполнилась людьми. Это были присяжные, предводительствуемые Неттельбедомъ съ женою, двое полицейскихъ и нѣсколько десятковъ любопытмыхъ.
— Ахъ, мистеръ Роперъ! ахъ, сэръ! торопливо кричалъ задыхающійся Іона: — онъ ушелъ, сэръ, убѣжалъ. Полицейскіе ваши говорятъ, будто я долженъ за него отвѣчать I
— Какже? дополнилъ Исааксонъ: — вѣдь его жена содѣйствовала побѣгу.
— По закону, мужъ отвѣчаетъ за жену, прибавилъ Лэчемъ.
— Если онъ не заплатитъ, будете должны платить вы, подтвердилъ управитель, едва удерживаясь отъ смѣха при взглядѣ на терзанія Іоны.
— Видишь, душенька, я тебѣ говорила, сказала Нелли: — отвертѣться тебѣ нельзя, плати же деньги.
— Хорошо сказать: плати! а гдѣ взять ихъ? Зачѣмъ ты, глупая, помогла ему убѣжать?
— Не забывай, мои милый, тихо отвѣчала Нелли: — что намъ нельзя ссориться, то-есть при людяхъ. А присяжные тутъ. Молчи-же и плати.
— О, чтобъ имъ провалиться! шопотомъ сказалъ Іона. — Ну, нечего дѣлать. Мистеръ Роперъ… языкъ не поворачивается выговорить… мистеръ Роперъ, нельзя ли сдѣлать уступку, хоть-бы половину суммы…
— Невозможно, мистеръ Неттельбедъ.
— Хоть пятьдесятъ фунтовъ нельзя ли уступить?
— Невозможно.
— Ахъ, Господи, какая ужасная сумма! Это все виновата мистриссъ Неттельбедъ, а не я. Вотъ господа полицейскіе засвидѣтельствуютъ.
— Это все-равно, сэръ; вы должны заплатить за нее, и тогда можете просить окорока. А если у васъ съ нею размолвка, окорокъ пропадаетъ.
— Нечего дѣлать! съ отчаяніемъ сказалъ Іона, опуская руку въ карманъ: — приходится платить. Видите, мистриссъ Неттельбедъ, какую жертву приношу я.
— Жертвы не нужно, мистеръ Неттельбедъ, съ улыбкою отвѣчала ему Роза: — долгъ уплаченъ. Вексель возвращенъ мнѣ — вотъ онъ.
— Ура! ура! закричалъ Іона, съ восторгомъ обнимая жену: — ты видишь, съ какимъ удовольствіемъ я готовъ исполнять твои желанія, не щадя ничего.
— Съ неудовольствіемъ ты исполнялъ мое требованіе, сказать такъ будетъ вѣрнѣе, и я тебѣ нимало неблагодарна за то, отвѣчала Нелли.
Извѣстіе, что долгъ уплаченъ, было всѣми принято съ живѣйшею радостью. Одни только полицейскіе служители были недовольны, но не имѣли времени выразить своего мнѣнія, потому-что капитанъ Джоддокъ выпроводилъ ихъ за двери, къ общему удовольствію. Совершивъ этотъ подвигъ, Джоддокъ занялся любезностями съ мистриссъ Неттельбедъ, прелести которой очаровали его.
«Ахъ, какой прекрасный мужчина!» мысленно восклицала она, умильно смотря на Джоддока: "онъ едва-ли уступитъ чѣмъ Трегонна, тому гиганту, котораго въ маѣ показывали на чельмсфордской ярмаркѣ!
— Завидная красоточка, Джильбертъ, громовымъ шопотомъ замѣчалъ Джоддокъ баронету. — Кто такая она?
— Это мистриссъ Неттельбедъ, хозяйка гостянницы Золотаго Окорока. Твоя правда: она очень-мила. А вотъ ея мужъ, отвѣчалъ Монфише, указывая на Іону: — они, кажется, хотятъ получить окорокъ.
— Пустяки! нынѣ никто не получаетъ окороковъ; а если дадутъ имъ, я постараюсь, чтобъ на мою долю пришелся ломоть. Говорятъ, что «Золотой Окорокъ» отличная гостинница; я думаю поселиться тамъ на недѣльку.
— И прекрасно! Мы отправимся ныньче туда ночевать. Я не отчаяваюсь въ удачѣ.
— Моя красоточка лучше вашей, отвѣчалъ Джоддокъ.
Вѣрно то, что у него было больше надежды на успѣхъ, нежели у баронета. Мистриссъ Неттельбедъ съ удовольствіемъ принимала его любезности. Напрасно Іона удерживалъ ее, напоминая о благоприличіи «при людяхъ». Гигантъ оттѣснилъ его и взялъ подъ-руку свою красотку, причемъ самодовольно поглядѣлъ на баронета, хвастаясь торжествомъ.
Между-тѣмъ Симонъ Эппельярдъ объяснилъ Розѣ, отъ имени присяжныхъ, что они скоро зайдутъ опять, когда Френкъ будетъ дома, чтобъ отобрать свѣдѣнія о правахъ ихъ на полученіе награды за супружескую любовь. Всѣ поздравили ее съ счастіемъ въ замужствѣ и жалѣли только, что Френка нѣтъ теперь здѣсь; всѣ, однако, думали, что онъ скоро возвратится.
Нелли одна знала, гдѣ теперь Френкъ, но не считала нужнымъ разсказывать это. Когда Іона вмѣстѣ съ полицейскими бросился въ садъ ловить арестанта, она была въ саду ужь одна и отвѣчала на вопросы, что Френкъ перелѣзъ черезъ стѣну и убѣжалъ. На-самомъ-дѣлѣ было не такъ. Она заперла его въ подвалъ, положила ключъ въ карманъ себѣ и была теперь увѣрена, что Френкъ все еще сидитъ въ подвалѣ.
Докторъ Плотъ и Роперъ простились съ Розою. Она горячо благодарила доктора, который обѣщался зайдти къ ней завтра. Присяжные также пошли; за ними слѣдовалъ капитанъ Джоддокъ, подъ-руку съ Нелли, которой не могъ оторвать отъ него Іона никакими увѣщаніями. Сэръ Джильбертъ вышелъ изъ комнаты послѣ всѣхъ; но Роза не удостоила его ни однимъ словомъ, ни однимъ взглядомъ. Всѣ отправились въ «Золотой Окорокъ».
Когда Керроти Дикъ вышелъ съ фонаремъ встрѣчать ихъ, Іона ужаснулся, замѣтивъ, при свѣтѣ огня, что губы ненавистнаго великана очень-близко наклонены къ щекѣ Нелли. Но Пегги, которой онъ жаловался на свое горе, рѣшила, что мистеръ Неттельбедъ, вѣроятно, ошибся, потому-что всегда видитъ вещи, которыхъ ему не слѣдуетъ видѣть.
Нелли тотчасъ же побѣжала въ подвалъ, отперла дверь и начала кричать Френку, что онъ теперь можетъ свободно выйдти. Но отвѣта не было. Она вошла въ подвалъ.
Подвалъ былъ очень-великъ и образовалъ часть старинныхъ, полуразвалившихся сводовъ, которые шли подъ всѣмъ домомъ. Уже-ли онъ, бродя по этимъ темнымъ ущельямъ, провалился въ какую-нибудь трещину или яму? Она углубилась въ переходы, сколько смѣла идти впередъ во мракѣ: нигдѣ не было слѣдовъ Френка. Напрасно она кричала ему: отвѣта не было, какъ и прежде. Сердце несчастной Нелли сжималось отъ ужаснаго предчувствія.
Но оставимъ Нелли и возвратимся въ домикъ Розы.
Она сидѣла одна, думая о странныхъ приключеніяхъ, такъ быстро-слѣдовавшихъ одно за другимъ, и съ нетерпѣніемъ дожидаясь мужа.
Но долго ей пришлось ждать его. Часы пробили полночь, а Френкъ все еще не возвращался.
Она не выдержала тоски, завернулась въ теплый плащъ, кликнула съ собою Дракона, собаку Френка, и пошла въ гостинницу «Золотаго Окорока».
IX.
правитьМаркъ Монкбери, вообще извѣстный въ околоткѣ подъ именемъ сквайра, былъ владѣльцемъ большаго помѣстья, уже нѣсколько вѣковъ принадлежавшаго его предкамъ. Въ цѣломъ графствѣ не было человѣка гостепріимнѣе сквайра. Старинный домъ его былъ всегда наполненъ гостями, изъ которыхъ иные жили у него очень подолгу, и хозяинъ нисколько не тяготился тѣмъ. Онъ былъ любитель деревенской жизни, презиралъ и бранилъ города, хотя зналъ ихъ почти только по-наслышкѣ; въ Лондонъ не ѣздилъ онъ ни разу въ жизни, да и въ сосѣднемъ городкѣ бывалъ развѣ только по случаю конскихъ скачекъ. Земли его, лежавшія рядомъ съ помѣстьемъ Джильберта Монфише, изобиловали отличными мѣстами для охоты, и онъ, несмотря на свои шестьдесятъ лѣтъ, продолжалъ пользоваться этимъ удовольствіемъ съ такою же страстью, какою отличался въ молодости. У него была дивная псарня; и единственнымъ временемъ отдыха для собакъ былъ тотъ случай, когда сквайръ разбивался, ломалъ себѣ руку или ключицу, падая съ лошади. Такія несчастія потерпѣлъ онъ три или четыре раза, но они не охладили его къ любимой забавѣ, точно также, какъ и не принесли ущерба его здоровью. Онъ былъ свѣжъ, румянъ и крѣпокъ, любилъ хорошо покушать, любилъ выпить и оставался здоровъ, несмотря на всѣ излишества.
До конца жизни онъ оставался непобѣдимымъ холостякомъ, хотя былъ чувствителенъ къ прелестямъ прекраснаго пола и слылъ записнымъ любезникомъ. Но о женитьбѣ никогда не хотѣлъ онъ ни думать, ни слышать. Сплетники околотка находили причину такой антипатіи въ отказѣ, который нѣкогда получилъ сквайръ, и котораго не могъ онъ, будто бы, забыть во всю жизнь. Но чувствительности было такъ мало въ характерѣ сквайра, что сплетня эта должна назваться неправдоподобною. Достовѣрно только одно: Монкбери былъ глухъ ко всѣмъ увѣщаніямъ и намекамъ, касающимся женитьбы. Напрасно говорили ему друзья о необходимости оставить наслѣдника древнему имени и помѣстьямъ Монкбери: на этотъ неопровержимый аргументъ сквайръ, пожимая плечами и смѣясь, отвѣчалъ, что онъ еще не достигъ зрѣлыхъ лѣтъ и жениться ему рано. Дѣло въ томъ, что онъ былъ относительно супружескаго счастія такой же невѣрующій, какъ докторъ Плотъ, и, не имѣя столь основательныхъ причинъ, имѣлъ столь же сильныя сомнѣнія. «Свобода и невозмутимость холостой жизни» было его вѣчное присловіе, а женатые люди служили вѣчною цѣлью его насмѣшкамъ, не-очень-ядовитымъ, говоря по правдѣ, потому-что сквайръ былъ добрякъ. Въ послѣднее время образъ его жизни нѣсколько измѣнился, съ появленіемъ въ его домѣ племянницы, дочери умершей сестры. Бэбби Бэссингборнъ съ годъ уже оживляла общество старика. Ей было теперь семнадцать лѣтъ; она была идеально-хороша, и сквайръ не чаялъ души въ Бэбби, которая дѣлала изъ него что хотѣла. Онъ, нехотѣвшій подчиниться вліянію жены, слѣпо повиновался племянницѣ; надобно, впрочемъ, сказать, что Бэбби совершенно сходилась во вкусахъ съ дядею и повиновеніе было для него легко. Она, точно такъ же, какъ и онъ, любила деревню, бранила городскую жизнь, была его спутницею на охотѣ. Хозяйство пошло лучше прежняго, когда она взяла его въ свои ручки. Не противорѣча привычкамъ дяди, она привлекла въ его домъ общество, гораздо-болѣе приличное, нежели каково бывало у сквайра прежде. Но въ чемъ болѣе всего сходна была племянница съ дядею, это въ томъ, что ненавидѣла замужство, какъ онъ ненавидѣлъ женитьбу. Она отказывала всѣмъ женихамъ, а ихъ явилось множество, когда узнали, что Бэбби наслѣдница сквайра. Она даже не любила общества молодыхъ людей, и каждаго, отъ котораго опасалась предложенія, принимала очень-дурно. Но o племянницѣ послѣ, теперь намъ мужемъ дядя.
Нельзя опустить существенно-важной черты, говоря о сквайрѣ Монкбери: онъ пользовался правомъ давать окорокъ — право, перешедшее къ его предкамъ вмѣстѣ съ землями Донмовскаго Пріорства; одно это заставляло уже Іону Неттельбеда уважать сквайра.
Другіе любили и уважали его за доброту, справедливость и обходительность. Со всѣми обращался онъ одинаково, но никому не позволялъ фамильярничать съ собою. Особенно-ласковъ и привѣтливъ онъ былъ съ женами и дочерьми своихъ фермеровъ. Любилъ бывать у нихъ посажонымъ и крестнымъ отцомъ, и при этомъ всегда давалъ подарки, а часто готовилъ и все приданое бѣдной невѣстѣ. Всѣ также хвалили безпристрастіе, съ какимъ онъ отправлялъ должность мирнаго судьи. Онъ былъ очень-благотворителенъ и давалъ содержаніе множеству состарѣвшихся слугъ и фермеровъ. Часто сидѣли за его столомъ, рядомъ съ богатыми гостями, простые и бѣдные люди; а кого изъ приходившихъ въ замокъ поселянъ и горожанъ не приглашалъ онъ за свой столъ, тѣхъ угощалъ вмѣстѣ съ слугами; безъ обѣда или ужина никто не уходилъ отъ сквайра Монкбери, словомъ, всѣ въ околоткѣ считали его лучшимъ помѣщикомъ, какого только можно вообразить.
Сквайръ носилъ платье стариннаго покроя, временъ Вильгельма III, не любя новыхъ модъ. Испанская шляпа съ широкими полями, парикъ съ длинными локонами, охотничій кафтанъ малиноваго цвѣта, высокіе сапоги съ отворотами — этотъ солидный костюлъ очень шелъ къ величественной осанкѣ стараго холостяка, который былъ очень-высокаго роста, широкъ въ плечахъ и довольно-плотенъ. Лицо его сіяло здоровьемъ и весельемъ, темно-голубые глаза свѣтились добродушіемъ.
Докторъ Сайдботтомъ, донмовскій викарій, былъ постояннымъ собесѣдникомъ сквайра. Не одинъ десятокъ тетеревовъ они скушали вмѣстѣ, не одну бутылку роспили. Въ тотъ день, о которомъ мы говоримъ, сквайръ обѣдалъ у викарія и, какъ тогда былъ обычай, прощаясь послѣ обѣда, они условились провести вечеръ вмѣстѣ въ «Золотомъ Окорокѣ», за чашею добраго пунша, который Іона умѣлъ варить на-славу. Сайдботтомъ, человѣкъ до-чрезвычайности тучный, походилъ на своего собесѣдника въ томъ отношеніи, что былъ любезенъ съ равными, но не походилъ на сквайра тѣмъ, что былъ гордъ съ низшими. Вмѣстѣ съ нимъ и сквайромъ ѣхалъ въ гостинницу Поль Флитвикъ, старый, но еще бодрый охотникъ сквайра.
Капитанъ Джоддокъ надѣлалъ много кутерьмы въ гостинницѣ. Долго только и слышно было топанье его огромныхъ сапоговъ, ревъ его громоваго голоса; онъ пѣлъ, кричалъ, любезничалъ и бранился, все въ одно время. Онъ сломалъ спинку стула, неосторожно садясь на него; крѣпкій дубовый столъ затрещалъ, когда онъ навалился на него локтями. Ни минуты не сидѣлъ онъ покойно. Когда Нелли пошла въ подвалъ искать Френка, Джоддокъ началъ ласкать Пегги, къ величайшей досадѣ Керроти Дика, который наконецъ уговорилъ ее отойдти прочь. Іона съ ужасомъ смотрѣлъ на безпорядокъ, производимый чудовищнымъ гостемъ въ его заведеніи, которое славилось благочинностью и тишиною. Онъ не зналъ, какъ избавиться отъ нахальнаго буяна, отъ котораго ожидалъ величайшихъ опасностей своему супружескому счастію. Обстоятельства были критическія. Іона старался ободриться превозмочь страхъ, наводимый на него грознымъ великаномъ, и собрался съ духомъ, когда Джоддокъ слишкомъ-запросто началъ любезничать съ Пегги. Іона громко кашлянулъ, чтобъ обратить на себя вниманіе Джоддока и придать болѣе звучности собственному голосу. Великанъ, передразнилъ его, крякнувъ, какъ пушка, и, подошедши къ смутившемуся хозяину, дружески хлопнулъ его по плечу, такъ-что Іона пошатнулся.
— Ну, что скажете хорошенькаго, милый хозяинъ? сказалъ онъ.
— Я… нерѣшительно началъ Іона, потирая плечо: — я… извините… долженъ доложить вамъ, капитанъ, что не могу допустить такихъ поступковъ въ моемъ заведеніи. «Золотой Окорокъ» отличается строгимъ порядкомъ и приличіемъ. Прислуга соблюдаетъ всѣ правила, хозяева соблюдаютъ всѣ правила и гостей всегда просятъ соблюдать всѣ правила. Иначе они не могутъ оставаться въ «Золотомъ Окорокѣ». — «Ну, хорошо же я его задѣлъ!» подумалъ онъ про-себя.
Джоддокъ разразился неистовымъ хохотомъ.
— Смотри, какой щепетильный! Такъ вы прогоняете за то, если сдѣлаешь глазки служанкѣ? Да этакъ никто не пойдетъ въ вашъ трактиръ. Да вы, должно-быть, совсѣмъ присвоили эту дѣвочку себѣ… Ну, ну, нечего скромничать: жены вашей тутъ нѣтъ. Кстати, гдѣ же Джильбертъ? Вѣрно, въ своей комнатѣ. Надо и мнѣ посмотрѣть, какую вы мнѣ отвели. Попросите вашу супругу проводить меня.
— Я самъ провожу васъ, поспѣшно сказалъ Іона, то-есть, если вы непремѣнно хотите ночевать здѣсь. Да, погодите — какая жалость! но что жь дѣлать! я не могу дать вамъ комнаты.
— Не можете? Дадите, вздоръ! проревѣлъ гигантъ. — Я проживу у васъ недѣлю, мѣсяцъ, цѣлый годъ, а если захочу, цѣлый вѣкъ. Я вашъ вѣчный жилецъ.
«Вишь, куда хватилъ!» подумалъ Іона. — Но какъ же быть? прибавилъ онъ громко: — въ цѣломъ домѣ нѣтъ ни одной свободной комнаты. Сэръ Джильбертъ взялъ послѣднюю.
— Такъ я усну здѣсь, у камина, на лавкѣ. Я остаюсь здѣсь — и толковать нечего. Трудновато вамъ будетъ сжить меня съ рукъ, хозяинъ. Да я и не вѣрю вамъ ни въ одномъ словѣ. Нелли сказала, что устроитъ меня отлично, тепло и пріютно.
— Нелли — какъ вамъ угодно называть мою жену, хотя это слишкомъ-фамильярно съ вашей стороны — совершенно ошиблась. «Уже-ли мнѣ на роду написано не получать окорока?» подумалъ онъ про себя: «что за несчастная судьба!»
— Хорошо, посмотримъ, когда она прійдетъ сюда, чья правда, сказалъ Джоддокъ: — а пока, на всякій случай, разведу побольше огонь въ каминѣ.
И онъ кинулъ въ каминъ нѣсколько полѣнъ. Іона не смѣлъ противорѣчить, чтобъ самому не полетѣть вслѣдъ за ними.
— Ну, хозяинъ, чего же вы мнѣ дадите поужинать? Вѣроатно, у васъ водятся хорошія штуки, особенно теперь, къ Рождеству. Холодной дичи, холодной индюшки, холоднаго пирога — этого, знаю, вамъ не занимать стать. Но мнѣ бы хотѣлось тоже перехватить чего-нибудь горяченькаго — понимаете?
— Понимаю, отвѣчалъ Іона: — но мнѣ очень-жаль…
— Безъ извиненій, прервалъ Джоддокъ, насупивъ брови: — я не жалую извиненіи, господинъ хозяинъ. У меня будетъ ужинъ, и за ужиномъ будетъ горячее кушанье — прошу замѣтить — и не дрянь какая-нибудь, а пара дикихъ утокъ, отлично-зажаренныхъ: я знаю, онѣ лежатъ у васъ въ кладовой, знаю, кто подарилъ ихъ: Нелли мнѣ все сказала.
«Провалиться бы вамъ съ ней обоимъ», подумалъ Іона: «пропадетъ мой окорокъ!»
— Я слышалъ также, что у васъ отличный эль, да и вина хорошія: надо мнѣ отвѣдать и ихъ. Вы видите, у насъ время шло не даромъ, пока мы говорили съ Нелли. Скоро я узнаю и остальные ваши секреты. Узналъ я также — но это не секретъ — что вы хотите получить донмовскую награду за согласіе и любовь — окорокъ. Правда? ха, ха, ха!
— Совершенная правда, отвѣчалъ Іона, собирая послѣднія искры своего угасающаго мужества и смотря въ глаза наглому гиганту: — не только хочу получить, но и получу. Что вы на это скажете?
— Ничего не скажу, произнесъ онъ, заливаясь хохотомъ. — Если вы съ Нелли хотите присягать, что жили въ любви и согласіи, это ваше дѣло, а не мое.
— Конечно, не ваше, и мы не спросимся васъ въ этомъ случаѣ.
— Ну, это еще увидимъ. Я хвалю вашу отважность. Но хотите ли держать пари, что не получите награды?
— Держать пари? Я не охотникъ держать пари.
— Но если вы увѣрены, что выиграете, такъ это выгодно вамъ. Держу десять тысячъ фунтовъ противъ пятидесяти: вамъ не дадутъ награды.
— Слишкомъ-большимъ капиталомъ рискуете, съ удивленіемъ отвѣчалъ Іона. «Десять тысячъ фунтовъ! Это было бы пріятнѣе самой награды», подумалъ онъ: «поймаю его на словѣ; но онъ не заплатитъ: эти хвастуны никогда не платятъ денегъ; однако попробуемъ». — Хорошо, капитанъ, держу пари.
— Прекрасно, хозяинъ; но я у васъ требую еще одного условія, чтобъ уравнять закладъ. Вы будете мнѣ давать по гинеѣ въ недѣлю до рѣшенія спора. Не то, чтобъ мнѣ нужны были ваши деньги; я отдамъ ихъ въ богадѣльню; но таковъ мой капризъ. Согласны?
«Убытокъ будетъ невеликъ» подумалъ Іона: «до рѣшенія остается три дня». — Хорошо капитанъ, сказалъ онъ.
— Такъ по рукамъ! крикнулъ Джоддокъ, хлопая его по рукѣ: — итакъ, давайте деньги.
— Какія деньги?
— Гинею. Вы должны платить впередъ.
— Нѣтъ, я не намѣренъ, отвѣчалъ озадаченный хозяинъ. — Но такъ и быть, вотъ вамъ гинея, прибавилъ онъ, вынимая туго-набитый кошелекъ, на который жадно устремилъ глаза гигантъ. Какое жь обезпеченіе представите вы мнѣ въ уплату десяти тысячъ фунтовъ?
— Какое обезпеченіе? сказалъ Джоддокъ съ видомъ оскорбленнаго достоинства: — мое слово, сэръ; развѣ его не довольно?
— Но мнѣ казалось бы неизлишнимъ письменное обязательство.
— Терпѣть не могу письменныхъ кляузъ! и не заикайтесь объ этомъ. Мое слово лучше всякаго обязательства. Капитанъ Джоддокъ никогда еще не измѣнялъ и не измѣнитъ своему слову. Проиграю — отдаю десять тысячъ; выиграю — получаю пятьдесятъ фунтовъ. Сказано — рѣшено. Запишите себѣ на память, пока я схожу на кухню, удостовѣриться собственными глазами относительно ужина. Я старый служака, привыкъ ходить на фуражировку.
Сказавъ это, онъ застучалъ своими огромными сапогами и отправился на кухню.
«Во всякомъ случаѣ, дѣло для меня выгодное», подумалъ Іона, глядя ему вслѣдъ: «если не заплатитъ, принужденъ будетъ убираться отсюда, я буду покоенъ; все-таки выгода. Жаль только, что пропала моя гинея».
Толстая кухарка дѣлала яичницу съ ветчиною, когда появился на кухнѣ великанъ. Его волчій апетитъ разгорѣлся при видѣ лакомаго блюда и онъ готовъ былъ завладѣть сковородою; но предусмотрительная кухарка, не теряя присутствія духа, погрозила ему ухватомъ, и внезапно усмирившись, герой отправился изъ кухни осматривать кладовую, гдѣ скоро отъискалъ дикихъ утокъ и много другихъ, понравившихся ему вещей. Онъ оттащилъ все это къ кухаркѣ, прося ее приготовить какъ-можно-скорѣе хорошій ужинъ; потомъ возвратился въ общую залу, полюбезничавъ на дорогѣ съ Пегги, которую отправилъ наблюдать за исполненіемъ своихъ распоряженій.
Въ залѣ капитанъ Джоддокъ нашелъ хозяина, хозяйку и главныхъ посѣтителей гостинницы. Сэръ Джильбертъ прохаживался взадъ и впередъ. Плотъ и Роперъ сидѣли у камина, загородившись ширмами отъ остальнаго общества. Присутствіе Плота видимо стѣсняло молодаго баронета и онъ обрадовался приходу Джоддока, съ которымъ могъ поговорить. Джоддоку показалось, что Нелли печальна, и онъ приписалъ это тому, что, вѣроятно, мужъ наединѣ разбранилъ ее за него; потому влюбчивый гигантъ удвоилъ свою внимательность къ мнимой жертвѣ и успѣлъ развеселить ее. Нелли не была разборчива въ своемъ кокетствѣ, но иногда ея лицо дѣлалось на минуту печально, при мысли объ участи бѣднаго Френка, котораго, однакожь, черезъ полчаса она совершенно забыла, благодаря веселой любезности капитана. Іона, съ опасеніемъ и и ненавистью посматривая на гиганта, сознавался, однако, въ душѣ, что онъ очень-занимательный кавалеръ, и даже по временамъ улыбался его остротамъ. Въ ожиданіи ужина, Джоддокъ потребовалъ кружку эля, и отчасти примирилъ съ собою трактирщика громкими похвалами его умѣнью варить этотъ вкусный напитокъ.
Такимъ-образомъ доброе согласіе господствовало между всѣми, когда послышались громкіе крики: го-го-го! сопровождаемые свистомъ охотничьяго рога. Узнавъ по этимъ примѣтамъ о приближеніи сквайра Монкбери, Іона бросился встрѣчать его, крича женѣ:
— Нелли! идетъ сквайръ Монкбери! Сюда! встрѣчай его!
— Уже-ли? Что жь могло привести его сюда въ такое время? проговорила изумленная Нелли.
— Не знаю, но наша обязанность встрѣтить его какъ-можно-лучше и почтительнѣе. Да иди же, Нелли! Да что жь ты нейдешь?
Но жена, не слушая его увѣщаній, хотѣла скрыться въ заднія комнаты; однакожь, едва успѣла сдѣлать два шага, какъ вошелъ сквайръ, въ сопровожденіи Сайдботтома и Флитвика.
I.
править— О-го-го! Нелли! го-го! закричалъ сквайръ, увидѣвъ ее: — хочешь улепетнуть, милая? Не уйдешь, не уйдешь! Ты, ты попрежнему, хорошенькая, какъ розанчикъ! А пожалуй, и лучше, чѣмъ была прежде! О-го-го! да замужняя жизнь идетъ тебѣ въ пользу!
— Покорно благодарю, ваша милость! Я довольна своимъ мужемъ, отвѣчала она, не поднимая глазъ. — Все ли вы въ добромъ здоровьѣ, ваша милость, и здорова ли ваша госпожа племянница?
— Благодарю. Мы оба съ нею здоровы. А ты, Нелли, если трактирничать надоѣстъ, переходи ко мнѣ экономничать. У меня въ домѣ бабы все такія старыя и гадкія, что смотрѣть не хочется; да и нужна мнѣ ключница.
— Покорнѣйше благодарю, ваша милость, отвѣчала она, попрежнему, скромнымъ тономъ и съ потупленными глазами: — но ваша госпожа племянница сама отличная хозяйка и про нее нельзя сказать, чтобъ была дурна или стара.
— Умно отвѣчаешь, Нелли; но племянницѣ не вѣкъ оставаться со мною. Тогда безъ экономки дѣло не обойдется — правда ли, миссъ Сайдботтомъ?
— Но почтеннѣйшій супругъ вѣрно не согласится разстаться Нелли, сказалъ Сайдботтомъ.
— Совершенная правда, ваша милость, сказалъ Іона, продолжая кланяться: — Нелли, можно сказать, зѣница очей моихъ. Я ни за что въ мірѣ съ нею не разстанусь. Она мое неоцѣненное сокровище, которымъ обязанъ я вашей милости.
— Ну, еще неизвѣстно, ты меня одолжилъ, или я тебя толковать объ этомъ не совѣтую.
— Я обязанъ вашей милости, безконечно обязанъ, неописанно. Ваша милость и рекомендовали мнѣ Нелли, и описали ея очаровательность самымъ убѣдительнымъ образомъ, и сказали мнѣ…
— Извини, братъ, хоть убей не помню, что тебѣ говорилъ.
— Позвольте напомнить вашей милости ваши слова: — вы изволили сказать, что желаете отдать ее замужъ за хорошаго человѣка. Изволили также прибавить, что, кромѣ меня, лучшаго мужа ей не найдется, и мать ея жила у васъ въ качествѣ…
— Ну, хорошо, это мы знаемъ, сказалъ сквайръ, какъ-бы желая замять рѣчь.
— И что вы отдали ее за пастуха, Тема Поддера, который бросилъ ее съ невиннымъ младенцемъ, по своему неуживчивому характеру, такъ-что вы должны были принять участіе въ покинутой женщинѣ и, въ нѣкоторомъ смыслѣ, быть отцомъ невинному младенцу, то-есть, Нелли, которая теперь подросла, и что должны искать ей мужа…
— Заткни ему ротъ, хоть тряпкой, Нелли, сказалъ сквайръ.
— И когда я колебался, убѣдили меня хорошимъ приданымъ, то-есть, не приданымъ, ваша милость, простите, ошибся, а увѣреньемъ вашимъ, что Нелли дѣвушка добрая, кроткая, съ которой жить, просто, рай и можно получить окорокъ.
— Ну, любитъ же болтать твой мужъ, Нелли. Кончилъ, Іона?
— Не совсѣмъ, ваша милость. Надобно сказать, что все исполнилось, камъ вы изволили обѣщать. Приданое получено, остается намъ получить окорокъ.
— Желаю и надѣюсь, что получите. Я былъ увѣренъ въ Нелли. Она всегда была моей любимицей.
— Теперь у вашей милости только одна любимица, тономъ упрека сказала Нелли.
— Ну, да, то-есть племянница. Правда. За-то вѣдь какая дѣвушка! Гдѣ ты найдешь такую? Какъ ѣздитъ верхомъ, какъ любитъ охоту! какая красавица! И сквайръ пустился въ самыя жаркія и подробныя похвалы достоинствамъ своей племянницы.
— Значитъ, въ-самомъ-дѣлѣ красавица? шепнулъ Джоддокъ баронету.
— Я не видѣлъ ее. Я пятнадцать мѣсяцовъ не былъ дома, а она пріѣхала сюда только годъ, отвѣчалъ Монфише; но всѣ говорятъ, что она очень-хороша.
— Удивительно только, что она не выбрала еще себѣ жениха, нѣсколько-язвительнымъ тономъ замѣтила Нелли: — но, вѣрно, скоро выберетъ.
— Не пойдетъ она замужъ. Я разспрашивалъ ее, знаю, что она рѣшилась оставаться въ дѣвицахъ и, какъ думаю, не отступится отъ своего намѣренія. Я не стану ему противиться: сказалъ, что отдамъ ей свое имѣніе — и довольно; объ остальномъ пусть думаетъ сама. Терпѣть не можетъ она молодыхъ людей.
— Это удивительно! Не чудно, еслибъ не любила она стариковъ; а какъ не любить молодыхъ людей! — не понимаю, сказала Нелли. — Я что касается до намѣренія не выходить замужъ — одобряю его.
— Нелли, что ты? я не ожидалъ отъ тебя такихъ мыслей. Ты, вѣрно, сказала это, не подумавъ.
— Точно такъ, ваша милость, поспѣшно заговорилъ Іона: — не обращайте вниманіе на ея слова. Будь осторожнѣе, шепнулъ онъ ей, толкая жену локтемъ.
— Значитъ, она и смотрѣть не хочетъ на нашего брата, сказалъ Джоддокъ баронету: — а хотѣлось бы мнѣ попытать у ней счастія.
— Еслибъ только мнѣ выбить изъ головы Розу, замѣтилъ баронетъ: — я постарался бы доказать сквайру, что намѣренія его племянницы могутъ измѣниться; но — что ты будешь дѣлать! не могу думать ни о комъ, кромѣ Розы.
— Да и не зачѣмъ пока забывать. Я думаю, старикъ именно потому и расхваливалъ племянницу, что хотѣлъ завлечь молодаго богатаго баронета. Вѣрно, много прилгнулъ.
— Это не въ его характерѣ: онъ не станетъ хитрить ни за что. Да едва-ли онъ и замѣтилъ меня.
Дѣйствительно сквайръ тотчасъ же обнаружилъ удовольствіе нечаянной встрѣчи громкими восклицаніями.
— О, го, го, го! Вотъ тебѣ разъ! Да вѣдь это Монфише! Здравствуйте жь, сэръ Джильбертъ. Давайте сюда вашу руку. Давно васъ не видно было въ нашихъ краяхъ; кажется, веселились въ Лондонѣ? то-есть, такъ говорится, а по-моему въ Лондонѣ мало веселья; меня туда ничѣмъ не заманите. Улицы тѣсныя, воздухъ душный, порядочной лошади не увидишь, поохотиться не гдѣ; нѣтъ, тамъ житье только толстымъ лавочникамъ. Меня изъ деревни не выманишь.
— Я знаю вашъ вкусъ, сквайръ; мнѣ самому Лондонъ надоѣлъ.
— Вѣрно, черезъ мѣру веселились? Ха, ха, ха! Скоро бѣжать — скоро устать, потому-то и надоѣло. Ха, ха, ха! Вдругъ отъ насъ уѣхали огорчившись, кажется, какою-то сердечною неудачею — ужь не помню хорошенько — вдругъ и пріѣхали: ужь опять не по сердечнымъ ли огорченіямъ? Да все-равно, очень-радъ васъ видѣть. Пріѣзжайте ко мнѣ; впрочемъ, охотой не могу васъ угостить: погода скверная; но все-таки пріѣзжайте ко мнѣ, да завтра же, пообѣдаемъ вмѣстѣ. Познакомлю васъ съ племянницею.
— Дѣло въ шляпѣ, Джильбертъ; поѣзжайте, шепнулъ Джоддокъ.
— Я очень-радъ имѣть честь быть представленъ миссъ Бэссингборнъ, сказалъ Монфише: — всѣ прославляютъ ея красоту.
— Но долженъ васъ приготовить: она у меня дѣвочка капризная; не претендуйте же на ея капризы. Я не привыкъ ее стѣснять.
— Вы возбуждаете мое любопытство, сквайръ. Я горю нетерпѣніемъ видѣть это очаровательное и неукротимое существо, и льщу себя надеждою, что она отличитъ меня отъ деревенскихъ неотесанныхъ франтовъ и почтитъ благосклонной улыбкой.
— Посмотримъ, посмотримъ, сэръ Джильбертъ. Не отвѣчаю за нее. А этотъ высокій мужчина, съ которымъ вы говорили, вашъ пріятель?
— Позвольте представить вамъ его, сквайръ. Капитанъ Джоддокъ.
— Радъ познакомиться, сказалъ Монкбери, отвѣчая на неуклюжій поклонъ Джоддока: — онъ, вѣрно, вашъ гость, потому покорно прошу его вмѣстѣ съ вами посѣтить меня.
— Съ величайшимъ удовольствіемъ, сквайръ, сказалъ Джоддокъ, придавая наивозможную деликатность своему грубому голосу и стараясь держать себя какъ-можно-развязнѣе: — съ восторгомъ готовлюсь увидѣть прекрасную лѣсную нифму, вашу милую племянницу.
«Ну, она не будетъ раздѣлять твоего восторга», подумалъ сквайръ: «отличный экземпляръ слона! У насъ въ деревнѣ не найдешь такихъ уродовъ». — Однакожь, Іона, чтобъ не терять времени, подай-ка намъ мису пунша, да свари его получше, постарайся, милый, прибавилъ онъ вслухъ. — Будете мнѣ держать компанію, господа?
Сэръ Джильбертъ изъявилъ готовность; Джоддокъ прискорбно отвѣчалъ, что заказалъ себѣ ужинъ и долженъ прежде поѣсть, а потомъ съ удовольствіемъ отвѣдаетъ пунша.
— Какъ, ты собираешься опять ужинать, Джоддокъ? Да вѣдь ты ужиналъ! У тебя отличный желудокъ, сказалъ Монфише.
Джоддоку подали ужинъ и онъ поглощалъ его, будто не ѣлъ цѣлыя сутки. Сквайръ, какъ опытный охотникъ, замѣтивъ пару жареныхъ дикихъ утокъ, сказалъ, что эта дичь — рѣдкость въ настоящее время года.
— Мнѣ подарилъ ихъ Френкъ Вудбайнъ, ваша милость, сказала Нелли.
— Ну такъ ты должна бы приберечь ихъ для себя съ мужемъ, потому-что ныньче дикая утка — рѣдкое лакомство. А кстати о Вудбайнѣ. Онъ славный малый; я охотно взялъ бы его къ себѣ, еслибъ у него ужь не было мѣста. И жена его, говорятъ, красавица. Самъ я не видѣлъ ее, хотя они снимаютъ у меня землю, но Роперъ, мой управляющій, увѣряетъ, что такихъ красавицъ мало на свѣтѣ.
— Мистеръ Роперъ здѣсь, ваша милость, сидитъ у камина съ другимъ джентльменомъ, сказала Нелли.
— Здѣсь? Такъ спроси у него, Нелли, не хочетъ ли онъ выпить съ нами стаканъ пунша.
— Они, кажется, говорятъ о дѣлахъ, замѣтила Нелли.
— Ну, такъ не отрывайте ихъ отъ разговора. Увидимся послѣ. Съ кѣмъ же онъ говоритъ?
— Съ докторомъ Плотомъ, который былъ лекаремъ у сэра Вальтера Физвальтера, ваша милость, сказала Нелли.
— Вотъ что! Не помню; а можетъ-быть. Вѣдь пора забыть: дѣло давнишнее.
— Джентльменъ этотъ, вѣроятно, имѣетъ привычку перемѣнять фамилію, сказалъ Монфише. — Я видѣлъ его однажды по особенному случаю, о которомъ онъ мнѣ самъ напомнилъ ныньче, и тогда онъ назывался не докторъ Плотъ, а Джонъ Джонсонъ.
— Это подозрительно, замѣтилъ сквайръ: — надобно разспросить о немъ Ропера. А что-то дѣлается теперь съ моимъ стариннымъ пріятелемъ, сэромъ Вальтеромъ? Живъ ли онъ?
— Сдѣлайте милость, сквайръ, не говорите о немъ при мнѣ, съ горечью сказалъ Монфише.
— Извините, извините мою забывчивость, сэръ Джильбертъ. Я сталъ очень-разсѣянъ. О чемъ мы говорили?… да, о Вудбайнахъ. Говорятъ, они очень-хорошо живутъ между собою, почти такъ же хорошо, какъ наши милые хозяева, Неттельбеды. Видѣли вы жену Вудбайна, сэръ Джильбертъ?
— Да… я видѣлъ ее, смутившись, отвѣчалъ Монфише.
Нелли, наклонившись къ уху сквайра, шепнула ему нѣсколько словъ. Сквайръ присвиснулъ.
— Э, что тутъ, вздоръ! Чокнемтесь стаканами, сэръ Джильбертъ, и поблагодаримъ свою судьбу, что остались холостяками. Рыбы въ морѣ не выловишь, всѣмъ будетъ довольно. Пусть женатые люди толкуютъ-себѣ, что угодно, а лучше холостой жизни нѣтъ на свѣтѣ.
— Такъ, сквайръ, такъ! проревѣлъ Джоддокъ, раздѣлавшійся съ ужиномъ, подходя къ столу и наливая стаканъ пунша. Я тоже, сквайръ, никогда не думалъ жениться; а если когда и думалъ, такъ терпѣлъ неудачи, а послѣ самъ былъ радъ, что не удалось. Влюбляться — дѣло другое.
И онъ бросилъ нѣжный взглядъ на Нелли и послалъ ей поцалуй рукою, но она не обратила ни малѣйшаго вниманія на его любезность. Какъ только явился сквайръ, поведеніе Нелли совершенно измѣнилось: она стала чрезвычайно-скромна и, оставивъ Джоддока, не отходила отъ сквайра, съ величайшею внимательностью прислуживая ему. Такая внезапная холодность послѣ прежней благосклонности совершенно озадачила влюбленнаго гиганта; но обезкуражить его было трудно. Подойдя къ стулу сквайра, около котораго вертѣлась Нелли, онъ попробовалъ схватить ея руку, но она проворно отдернула ее съ видомъ негодованія.
Іона, слѣдившій за женою, съ неописанною радостью замѣтилъ эту благодѣтельную перемѣну; онъ угадывалъ истинную причину скромности Нелли, но тѣмъ неменѣе торжествовалъ и воспользовался благопріятными обстоятельствами, чтобъ нанести капитану рѣшительное пораженіе:
— Вы, конечно, сами видите, капитанъ, сказалъ онъ съ язвительною вѣжливостью: — что ваша внимательность не столько нравится мистриссъ Неттельбедъ, чтобъ вамъ было пріятно продолжать ваши учтивости. Я также почту особеннымъ себѣ одолженіемъ, если вы прекратите ихъ.
— Вѣроятно, капитанъ, вы не знаете, что мистеръ Неттельбедъ надѣется получить окорокъ? улыбаясь, замѣтилъ сквайръ.
— О, знаю, какъ не знать! Мы уже устроили съ нимъ пари.
— Если вы держите пари, что Іона не получитъ награды, вы, вѣроятно, проиграете, сказалъ сквайръ: — я готовъ держать пари за него.
— Ахъ, какъ добры ваша милость! съ восторгомъ вскричалъ трактирщикъ. «Мои надежды воскресаютъ», подумалъ онъ про-себя.
— Сказать вамъ по правдѣ, сквайръ, съ видимымъ равнодушіемъ отвѣчалъ Джоддокъ: — мнѣ было бы пріятнѣе проиграть, нежели выиграть; но вообще я въ этихъ дѣлахъ человѣкъ мнительный, потому и держалъ пари.
— И, вѣроятно, проиграете, если не случатся ничего особеннаго, повторилъ сквайръ. — Я надѣюсь на Нелли.
— Я оправдаю доброе мнѣніе вашей милости, отвѣчала лицемѣрка: — Іона знаетъ, какъ я люблю его.
Счастливый супругъ обнялъ жену. «Какъ легко надувать иныхъ людей!» подумалъ великанъ.
— Вы, конечно, слышали, что есть у васъ соперникъ, также требующій окорока? сказалъ сквайръ.
— Ваша милость изволитъ говорить о Френкѣ Вудбайнѣ; но онъ не получитъ награды: онъ невѣрный мужъ. У меня есть на то улики.
— Ты меня удивляешь, сказалъ сквайръ.
— Сообщите мнѣ эти улики, Іона, живо сказалъ Монфише: — я ими воспользуюсь. Розу не должно оставлять въ невѣдѣніи о безчестныхъ измѣнахъ мужа ея.
— Подойдите сюда, Флитвикъ, объявите, что вы видѣли, закричалъ Іона, обращаясь къ охотнику сквайра Монкбери. — Вотъ мой свидѣтель противъ Френка, сэръ Джильбертъ, Его милость знаетъ, можно ли положиться на слова Флитвика.
— Позволите говорить, ваша милость?спросилъ Флитвикъ у своего господина.
— Не смѣй говорить! сердито закричалъ сквайръ: — какое тебѣ дѣло мѣшаться въ чужія дѣла, старый грѣшникъ. Вспомни, каково ты самъ жилъ съ женою. Молчать же, чтобъ я тебя не перепоясалъ хлыстомъ! Я не позволю ссорить мужа съ женою, прибавилъ онъ, обращаясь къ трактирщику: — правда, или нѣтъ, что ты: хочешь сказать, не смѣй говорить безъ нужды. Ты объяснишь мнѣ это съ глазу на глазъ, и тогда я рѣшу, какъ надобно поступить.
— Не унывайте, Джильбертъ, шепнулъ ему капитанъ: — я для васъ вывѣдаю секретъ у Флитвика. И, подошедши къ нему, онъ сказалъ на ухо: — гинею, если скажешь, что знаешь про Вудбайна.
— Не возьму пятидесяти, угрюмо отвѣчалъ Флитвикъ: не обману своего сквайра. Сказано, нѣтъ, кончено.
Тогда Джоддокъ обратился къ Іонѣ и такъ же тихо сказалъ ему:
— Хозяинъ, гинею за ваши улики противъ Френка. Вы знаете, мы дѣйствуемъ въ вашу пользу.
— Отдайте же напередъ деньги, шопотомъ отвѣчалъ Іона. Капитанъ сунулъ ему въ руку гинею. — Ну, говорите же.
— Извольте, скажу все, что знаю. Флитвикъ уличитъ его, если захочетъ. Ступайте съ нимъ къ женѣ Фреыка, и пустъ онъ разскажетъ при ней, что видѣлъ.
Гигантъ съ досадою увидѣлъ, что Іона надулъ его. Но, зная, что пока ничего нельзя съ нимъ сдѣлать, сѣлъ опять на свой стулъ. Сквайръ угадывалъ цѣль его переговоровъ, но, думая, что Іона и Флитвикъ не ослушаются его приказанія, не хотѣлъ мѣшать капитану.
Джоддокъ, выпивъ еще большой стаканъ пунша, чрезвычайно развеселился, и, выпросивъ позволеніе общества, началъ пѣть удалую пѣсню, ободряемый смѣхомъ слушателей. По окончаніи пѣсни, всѣ захохотали такъ громко, что разбудили доктора Сайдботтома, вздремнувшаго подъ вліяніемъ пунша.
— Во снѣ я видѣлъ, или въ самомъ-дѣлѣ мнѣ послышалось, что вы говорите о сэрѣ Вальтерѣ Физвальтерѣ? спросилъ онъ.
— Вамъ приснился этотъ вздоръ, сказалъ сквайръ, кашлянувъ, чтобъ дать ему понять неприличность такого разговора при сэрѣ Джильбертѣ.
— Странно же, что мнѣ безъ всякаго повода приснилось, будто бъ онъ живъ и возвратился сюда, продолжалъ Сайдботтомъ, не понявъ намека. Я видѣлъ его, какъ вижу… Окончаніе фразы замерло на его губахъ.
— Что съ вами, докторъ? спросилъ сквайръ.
— Смотрите! смотрите! Развѣ вы не видите сами? съ изумленіемъ вскричалъ Сайдботтомъ, указывая сквайру по направленію къ камину.
— Что за чудо! Быть не можетъ! съ такимъ же изумленіемъ вскричалъ въ свою очередь сквайръ, смотря на Плота, вышедшаго изъ-за ширмъ, которыя до того времени закрывали его и Ропера отъ собесѣдниковъ.
— Ахъ, вы говорите объ этомъ человѣкѣ, сказалъ Монфише: — это просто самозванецъ, называющійся теперь Плотомъ, а прежде называвшійся Джономъ Джонсономъ.
— Какъ его ни зовите, онъ не самозванецъ, тихо и серьезно отвѣчалъ сквайръ.
— Но я хочу знать, кто жь онъ въ-самомъ-дѣлѣ, вскричалъ Монфише: — онъ мнѣ наговорилъ дерзостей, я хочу проучить его.
— Садитесь, сэръ Джильбертъ, повелительно сказалъ сквайръ, и не нарушайте инкогнито, которое, вѣроятно, нужно ему сохранять.
— Такъ вы его знаете?
Сквайръ сдѣлалъ утвердительный знакъ.
— Почему же не заговорите съ нимъ?
Сквайръ покачалъ головою.
— И вы знаете его, докторъ? спросилъ Монфише Сайдботтома. — Заговорите же съ нимъ.
— Нѣтъ, пусть онъ начнетъ, если хочетъ, сказалъ Сайдботомъ.
— Что жь это за таинственное лицо? проговорилъ Монфише, начиная поддаваться общему чувству смущенія.
Между тѣмъ Плотъ медленно шелъ мимо собесѣдниковъ къ лѣстницѣ, которая вела въ нумера. Когда онъ былъ подлѣ стола, сквайръ молча протянулъ ему руку. Но онъ невнятно сказалъ: «послѣ, послѣ», и, поклонившись Монкбери и Сайдботтому, молча шелъ къ лѣстницѣ. Встрѣтивъ на первыхъ ступеняхъ Пегги, онъ взялъ у нея свѣчу и попрежнему молчаливо и медленно пошелъ вверхъ, въ свою комнату.
Только тогда, какъ онъ скрылся изъ виду, всѣ вздохнули свободнѣе. Іона первый прервалъ общее молчаніе, вскрикнувъ:
— Что за чудо: онъ знаетъ всѣ ходы въ домѣ, хотя въ первый разъ здѣсь! Никто ему не указывалъ дороги, а онъ пошелъ прямо въ свою комнату.
— Видѣли? узнали? спросилъ съ испугомъ сквайра Флитвикъ.
— Видѣлъ и узналъ; но нечего болтать о немъ, если онъ того не хочетъ; молчи жь и ты, отвѣчалъ сквайръ. Флитвикъ поклонился, въ знакъ согласія, и ушелъ.
— Не замѣтилъ я только у него хвоста, а то его званіе не подлежало бы сомнѣнію, сказалъ Джоддокъ, усиливаясь шутить, но не въ шутку струсивъ.
— Вамъ какое до него дѣло? строго сказалъ сквайръ. — Ахъ, Роперъ, это вы! очень радъ, сказалъ онъ управителю, который вышелъ изъ-за ширмъ черезъ нѣсколько времени послѣ таинственнаго доктора Плота. — Садитесь-ко къ намъ; а ты, Іона, подай еще пунша, чтобъ разогнать мысли объ этомъ джентльменѣ, который такъ напугалъ васъ.
II.
правитьЭта комната на самомъ концѣ темнаго корридора, полъ котораго мѣстами сгнилъ и проваливается. Въ эту часть дома ходятъ такъ рѣдко, что нѣтъ надобности поправлять ее, по мнѣнію хозяина. Скоро она совершенно разрушится. А какъ блистали прежде эти комнаты, теперь населенныя мышами!
По этому корридору Нелли провела Френка, спасая его отъ ареста.
Мрачна была тогда таинственная комната, но теперь она ярко освѣщена огнемъ, пылающимъ въ каминѣ. Весело слушать, какъ трещатъ сухія дрова, Каминъ очень-великъ; онъ стариннаго фасона, но когда-то былъ великолѣпенъ, какъ и вся комната. По стѣнамъ еще висятъ нѣсколько фамильныхъ портретовъ. Они не тронуты съ того времени, какъ здѣсь была спальня несчастной леди Физвальтеръ; не тронута и ея огромная орѣховая кровать. Здѣсь плакала несчастная леди, мучимая ревностью мужа; здѣсь было роковое свиданье, прерванное мужемъ. Онъ прошелъ черезъ потайную дверь, скрывающуюся въ огромномъ гардеробѣ, устроенномъ близь камина. Какую страшную ночь провела она здѣсь послѣ этого ужаснаго случая! Напрасно ходила она къ мужу умолять, чтобъ онъ ее выслушалъ: онъ не пустилъ ее въ свою комнату. Утромъ прислалъ онъ ей записку, извѣщавшую о томъ, что Монфише убитъ. Отчаяніе овладѣло ею. Дитя было отнято у нея мужемъ. Черезъ нѣсколько дней, горничная, вошедшая поутру одѣвать леди, нашла ее мертвою, въ постели; рука ея замерла, сжимая чашку, въ которой оставались еще слѣды яда. Потому-то тѣнь несчастной и является въ этой комнатѣ.
Потому-то и дрожатъ Керроти Дикъ и Пегги, приготовляя страшную комнату для доктора Плота, который отважился ночевать въ ней. Керроти Дикъ насвистываетъ пѣсню, поправляя дрова въ каминѣ; Пегги стираетъ пыль и пятна грязи съ зеркала.
— Экое противное зеркало! какимъ гадкимъ оно показываетъ человѣка, говоритъ Пегги: — просто безобразіе глядѣть въ него — такая дурная выхожу въ немъ.
— Что же, зеркало не виновато, коли рожа крива, Негги, шутливо отвѣчаетъ Дикъ.
— Такъ я на твой глаза нехороша? кокетливо спрашиваетъ Пегги.
— Ты сама знаешь, какова ты на мои глаза, говоритъ онъ и хмурится, вспоминая, какъ мистеръ Неттельбедъ волочится за его красавицею. — Ты сама знаешь, каково ты мнѣ мила, да, видно, не нужна тебѣ моя любовь, когда другіе на тебя заглядываются: видно они тебѣ лучше меня.
— Что ты вздоръ мелешь? Самъ не знаетъ, изъ-за чего весь вечеръ дуется.
— Какъ не знаю? Да развѣ я не своими глазами видалъ…
— Молчи, глупая голова! ничего ты не видалъ. Все это вздоръ. Ну, я кончила, можно намъ уйдти отсюда. Только подложи еще дровъ. Охъ, ни за какія тысячи не переночевала бы я здѣсь. Знаешь ли ты, что она умерла на этой постели?
— Что ты! Эхъ, бѣдная она была женщина!
— Однакожь много говорить о ней здѣсь негодится. У меня и такъ морозъ по кожѣ подираетъ. Ахъ! что это? Ахъ!..
— Ну, чего струсила! просто я чемоданъ доктора задѣлъ ногой.
— Не сидитъ ли въ немъ кто, Дикъ?
— Не помѣстится. А ежели кто вылѣзетъ, такъ я его горячею кочергою по усамъ. А вотъ, гляди, Пегги!
— Гдѣ? Что? съ ужасомъ закричала она.
— Старикъ-докторъ, который будетъ ночевать здѣсь.
— Гдѣ? спросила она, нѣсколько отдыхая.
— Вотъ на картинѣ; точно онъ — двѣ капли воды.
— Точно будто онъ, только помоложе, подтвердила Пегги, разсмотрѣвъ портретъ.
— Ну, а эта картина на кого похожа? спросилъ Дикъ, увлекшійся эстетическими наслажденіями, показывая на висѣвшій рядомъ портретъ рыцаря.
— На кого похожа? на Френка Вудбайна; и носъ Френковъ, и подбородокъ, и волоса. Очень-похожъ. А хочется мнѣ посмотрѣть, что въ этомъ гардеробѣ.
— Экая любопытная! сказалъ Дикъ.
— Ужь посмотрю, какъ хочешь. Еще бы не любопытная! Вѣдь я женщина. Не отходи же отъ меня, а то я боюсь.
Пегги открыла гардеробъ, устроенный въ стѣнѣ, и не увидѣла тамъ ничего, кромѣ шкатулки. Она была заперта. Осмотрѣвъ углы гардероба, нашли къ ней и ключъ. Съ трепетомъ любопытства открыла Пегги шкатулку: въ ней лежалъ бѣлый платокъ, покрытый черными пятнами засохшей крови.
— Кровь, Дикъ, кровь! съ ужасомъ закричала Пегги: — здѣсь кого-то убили!
— Что ты говоришь? Страшно и подумать!
— Да, да. Стой! въ платкѣ что-то завернуто.
Затворивъ гардеробъ, она развернула платокъ; изъ него выпали двѣ записки и чашка. Первая записка была писана наскоро карандашомъ. Пегги прочитала въ ней ужасныя строки:
"Платокъ этотъ омоченъ кровью вашего любовника. Имъ отеръ я свою шпагу, пронзившую его сердце. Вы не увидите больше вашего мужа, оскорбленнаго и отмстившаго оскорбителю. Вы не увидите и вашего сына, который не будетъ носить моего имени, ему непринадлежащаго. Васъ я оставляю угрызеніямъ вашей совѣсти. В. Физвальтеръ.
Дважды прочитала эту записку Пегги, потомъ взяла другое письмо, запечатанное чернымъ сургучомъ, и остававшееся еще нераспечатаннымъ. Пегги хотѣла сломать печать, и вздрогнула отъ внезапнаго шума въ темномъ и глубокомъ гардеробѣ. Кто-то шевелился въ немъ, хотя за минуту Пегги видѣла, что онъ пустъ.
Взглянувъ на Дика, Пегги замѣтила, что и онъ поблѣднѣлъ, услышавъ странный шумъ. «Посмотри, кто тамъ», шепнула она. Дикъ въ отвѣтъ только потрясъ головой. Въ гардеробѣ послышался тяжелый вздохъ; еще болѣе перепугавшись, Дикъ и Пегги безъ памяти бросились бѣжать и остановились только на другомъ, свѣтломъ концѣ корридора. Тутъ они вздохнули свободнѣе, даже ободрились. Пегги даже хотѣла возвратиться въ комнату, чтобъ спрятать брошенныя въ бѣгствѣ письма и чашку, изобличавшія ея любопытство, но Дикъ не соглашался на это, а Пегги не рѣшалась идти одна. Пока она убѣждала его проводить ее, докторъ Плотъ, какъ мы видѣли, взялъ у нея изъ рукъ свѣчу и одинъ пошелъ въ покинутую ими комнату, приготовленную для него. Теперь онъ откроетъ наши продѣлки, подумала Пеггя, и опять поддаваясь любопытству, начала упрашивать Дика проводить ее хотя до дверей комнаты, чтобъ услышать по-крайней-мѣрѣ, замѣтитъ ли докторъ Плотъ письма. Полчаса прошло въ переговорахъ; наконецъ Дикъ уступилъ просьбамъ любимой женщины; но конецъ ихъ разговора былъ подслушанъ Френкомъ Вудбайномъ, скрывавшимся теперь уже въ корридорѣ. Едва ступая, чтобъ не замѣтилъ ихъ приближенія докторъ, пошли они по корридору, были уже близки къ двери таинственной комнаты, какъ Дикъ съ ужасомъ схватилъ руку Пегги, шепча: "вотъ оно!"Пегги увидѣла привидѣніе и бросилась бѣжать вслѣдъ за своимъ спутникомъ. Но какъ ни великъ былъ страхъ ея, она успѣла замѣтить, что чертами лица привидѣніе походитъ на рыцаря, котораго портретъ они разсматривали въ ужасной комнатѣ. Но лицо у привидѣнія было обагрено кровью. Да, это рыцарь всталъ изъ гроба, чтобъ наказать ихъ за дерзкое любопытство! Крики Пегги раздались по всему дому.
III.
правитьЧтобъ объяснить явленіе, надѣлавшее столько страха бѣдной Пегги, мы должны разсказать, что случилось съ Френкомъ Вудбайномъ.
Не ожидая, чтобъ его заключеніе въ подвалѣ было продолжительно, потому-что Нелли обѣщалась выпустить его какъ только можно будетъ ему пройдти черезъ садъ, Френкъ сначала сидѣлъ въ своей темницѣ очень-спокойно, внутренно подсмѣиваясь надъ тѣмъ, какъ одурачены теперь его неусыпные стражи. Но прошло много времени (а ему каждый часъ казался цѣлымъ годомъ), Нелли не являлась. Френкъ вышелъ изъ терпѣнія и попробовалъ выломать дверь подвала; но дверь была очень-крѣпка.
Въ нетерпѣніи и досадѣ, началъ онъ бродить по подвалу, отъискивая какого-нибудь слуховаго окна, или другой лазейки. Много бутылокъ перебилъ онъ въ своемъ странствіи. Постепенно углублялся онъ во внутренность подвала: никакого окна не было. Широкою щелью, замѣнявшею дверь, прошелъ онъ подъ другой рядъ сводовъ; тамъ были навалены груды старой изломанной мёбели и другихъ негодныхъ вещей. Френкъ осторожно перебрался черезъ нихъ — его глаза ужь привыкли къ темнотѣ, и довольно-хорошо различали все окружавшее — и опять широкою щелью прошелъ подъ третій рядъ сводовъ. Далѣе идти было нельзя: проходъ былъ запертъ дверью съ тяжелымъ замкомъ. Въ досадѣ, Френкъ схватилъ кирпичъ, вывалившійся изъ стѣны, и сильно ударилъ по замку: ржавое желѣзо сломалось. Френкъ отворилъ дверь. Передъ нимъ былъ длинный извилистый корридоръ, который отлогимъ возвышеніемъ велъ вверхъ. Съ восторгомъ почувствовалъ Френкъ, что чѣмъ дальше идетъ онъ по корридору, тѣмъ свѣжѣе становится воздухъ. Наконецъ блеснулъ ему въ глаза свѣтъ мѣсяца, проникавшій въ окно. Къ-несчастью, окно было слишкомъ-высоко; да еслибъ и было можно добраться до него, рѣшетка его была часта и толста, и вылѣзть въ него было бы нельзя. Френкъ пошелъ далѣе. Онъ дошелъ до стѣны, которою оканчивался корридоръ. Видно было по свѣжести кирпича, что этою стѣнкою въ послѣдніе годы задѣлали проходъ, которымъ корридоръ сообщался съ внутренностью дома.
Итакъ путь его конченъ. Напрасно онъ пробирался такъ далеко, съ опасностью сломать ногу, иногда даже сломить шею. Но онъ не хотѣлъ возвратиться назадъ, не осмотрѣвъ всего въ-подробности. Онъ зналъ, что въ старинныхъ зданіяхъ бываетъ много тайныхъ ходовъ. Не найдется ли тайнаго хода и здѣсь? Онъ осмотрѣлъ стѣны, пробовалъ, нѣтъ ли въ нихъ пустоты; но стукъ его въ стѣны вездѣ былъ глухъ. Нѣтъ надежды. Онъ ужь хотѣлъ бросить свои поиски, какъ на одномъ изъ кирпичей стѣны увидѣлъ цифру V. Знакъ этотъ поставленъ съ какою-нибудь цѣлью. Френкъ снова попробовалъ стѣну въ томъ мѣстѣ: она была плотна и толста, звукъ былъ глухъ. Френкъ прошелъ на пять шаговъ впередъ; передъ нимъ была заложенная недавно дверь. Онъ возвратился къ камню съ цифрою и отсчиталъ пять шаговъ назадъ; при свѣтѣ мѣсяца онъ различилъ цифру IV. Черезъ три шага отъ этого мѣста нашелъ онъ цифру III; еще черезъ два шага — II; еще шагъ — на стѣнѣ вырѣзана цифра I. Френкъ остановился, опять испробовалъ стѣну: она была толста и стукъ такъ глухъ, какъ вездѣ; пустоты за нею не было. Онъ взглянулъ вверхъ и замѣтилъ висѣвшую съ потолка цѣпь, конецъ которой былъ фута на три выше его головы. Фреыкъ подпрыгнулъ и успѣлъ схватиться за цѣпь.
Но этотъ успѣхъ едва не погубилъ его: подъ тяжестью его тѣла вырвалась большая деревянная покрышка, въ которую была вдѣлана цѣпь, и, падая, слегка задѣла его по виску угломъ. Одинъ вершокъ — и онъ былъ бы убитъ. Но теперь онъ отдѣлался легкою раною и, опомнившись, увидѣлъ, сквозь четырехугольное отверстіе, явившееся на мѣстѣ выломленной покрышки, часть комнаты, освѣщенной яркимъ мѣсяцомъ. Петли и кольца, торчавшія изъ упавшей покрышки, показывали, что она служила нѣкогда опускною дверью, сдѣланною въ полу комнаты. Но какъ добраться до верхней комнаты?
Френкъ не затруднился этимъ вопросомъ. Онъ припомнилъ, что въ кучѣ хлама, черезъ который онъ переходилъ въ подвалѣ, лежала старая лѣстница. Поспѣшно сходилъ онъ за нею, поставилъ ее однимъ концомъ къ стѣнѣ, другимъ въ отверстіе, и проворно взбѣжалъ по ступенямъ.
Онъ очутился въ большой, давно-заброшенной комнатѣ. Видно было, что много лѣтъ не ступала въ нее нога человѣческая. Когда-то была она великолѣпна, но время все истлѣло, или покрыло толстымъ слоемъ пыли. Окна были забиты, но иныя доски сгнили и выпали; мѣсяцъ проглядывалъ въ щели, оставленныя ими. Богатые старинные обои, мёбель — все сгнило и покрылось пылью. Портреты, висѣвшіе по стѣнамъ, почернѣли, и полотно ихъ во многихъ мѣстахъ порвалось отъ покоробившихся рамъ.
Два только портрета сохранились довольно-хорошо. На одномъ былъ изображенъ мужчина, лѣтъ пятидесяти, въ богатомъ костюмѣ временъ Георга I; на другомъ дама, лѣтъ около двадцати-пяти, прекрасное лицо которой омрачалось оттѣнкомъ грусти. Долго смотрѣлъ на эти лица Френкъ, будто прикованный къ мѣсту, будто въ забытьи.
Очнувшись, онъ подошелъ къ окну взглянуть, куда оно выходитъ. Загрязненныя временемъ и замерзшія стекла были такъ тусклы, что ничего сквозь нихъ нельзя разсмотрѣть. Только въ одно разбитое звено видно было, что комната выходитъ на особый маленькій дворикъ, усаженный вдоль стѣнъ деревьями. Видно было также, что часть дома, гдѣ находился теперь Френкъ, совершенно отдѣлялась отъ остальнаго зданія, и всѣ комнаты, выходившія окнами на дворикъ, были необитаемы.
Френкъ сообразилъ, что нельзя будетъ уйдти съ этого двора, если вылѣзть на него: окна были слишкомъ-высоко отъ земли; потому онъ сталъ искать другаго выхода. Тутъ поразила его особенность комнаты, въ которой стоялъ онъ: въ ней не было дверей. Но вѣдь долженъ былъ существовать выходъ. Френкъ началъ пробовать стѣны, надѣясь найдти потайную дверь, и идя такимъ образомъ по стѣнамъ, дошелъ до стола, на которомъ стояла чернильница съ перомъ и лежала бумага. Ничто не было тронуто съ мѣста: комната осталась покинута въ томъ самомъ видѣ, какъ въ ней жили. На столѣ даже лежало начатое и недоконченное письмо. Френкъ, увлекаемый любопытствомъ, подошелъ съ нимъ къ окну и волненіе усиливалось въ груди его, по-мѣрѣ-того, какъ онъ, при свѣтѣ мѣсяца, разбиралъ поблѣднѣвшія отъ времени строки. Положивъ потомъ письмо въ карманъ, Френкъ опять возвратился къ столу, пересмотрѣлъ лежавшія на немъ бумаги — ихъ содержаніе не относилось къ Френку, потому онъ оставилъ ихъ; наконецъ дошелъ до пакета, запечатаннаго чернымъ сургучомъ, съ надписью: «Передать леди Физвальтеръ послѣ моей смерти. В. Физвальтеръ». Френкъ хотѣлъ унесть съ собою этотъ пакетъ, но усомнился, имѣетъ ли на то право, и опять положилъ его на прежнее мѣсто.
Едва онъ сдѣлалъ это, какъ его вниманіе было привлечено неожиданнымъ явленіемъ: портретъ мужчины, висѣвшій подлѣ стола, казалось, сошелъ со стѣны и подвигался къ Френку. Онъ въ первую минуту не зналъ, вѣрить ли своимъ глазамъ, и съ недоумѣніемъ испуга отступилъ назадъ — и хорошо сдѣлалъ, потому-что въ ту-же минуту портретъ съ трескомъ упалъ и поднялъ своимъ паденіемъ цѣлое облако пыли. Теперь загадочное явленіе объяснилось для Френка: онъ догадался, что своими торопливыми движеніями какъ-нибудь задѣлъ и уронилъ картину. Френкъ поднялъ портретъ и, стараясь поставить его на прежнее мѣсто, нашелъ то, чего такъ долго и напрасно искалъ — пружину потайной двери. Путь изъ комнаты былъ открытъ.
Френкъ вошелъ въ темный, узкій, длинный корридоръ; два или три раза корридоръ измѣнялъ направленіе и наконецъ привелъ Френка въ тѣсный альковъ, устроенный въ видѣ гардероба. Френкъ достигъ жилой части дома. Въ щели дубовыхъ дверей алькова онъ не только увидѣлъ свѣтъ, но и разслышалъ веселые голоса компаніи, распивавшей пуншъ въ общей залѣ трактира.
Френкъ видѣлъ, что существованіе корридора, которымъ онъ прошелъ, и комнаты, изъ которой онъ вышелъ, неизвѣстны Неттельбедамъ и ихъ прислугѣ. Не желая открывать имъ этой тайны, онъ остановился подумать, какъ бы ему уйдти незамѣченнымъ и не оставляя слѣдовъ своего пути. Пока онъ обдумывалъ свой планъ, вошли въ комнату Керроти Дикъ и Пегги. Осматривая свой альковъ, Френкъ увидѣлъ рыцарскіе доспѣхи, вѣроятно, хранившіеся въ родѣ Физвальтеровъ на память одного изъ славныхъ предковъ; онъ вздумалъ надѣть ихъ, чтобъ явиться трактирщику и его гостямъ въ качествѣ привидѣнія. Оттащивъ доспѣхи въ корридоръ, онъ надѣлъ ихъ — этотъ шумъ испугалъ Дика и Пегги — потомъ вышелъ изъ своего убѣжища. Комната была ужь пуста. Онъ прошелъ черезъ нея, и спрятался въ одномъ изъ уступовъ корридора, сообщавшаго комнату съ общею залою. Тутъ наткнулись на него Дикъ и Пегги, шедшіе подслушивать, что будетъ дѣлать въ комнатѣ Плотъ, и побѣжали, крича на весь домъ. Френкъ, съ трудомъ двигаясь подъ тяжестью латъ, мѣрнымъ шагомъ пошелъ въ общую залу, откуда продолжали нестись веселыя рѣчи собесѣдниковъ. Звучно раздавались по корридору и лѣстницѣ его тяжелые шаги и громко звенѣли латы.
IV.
правитьПослѣдняя миса пунша, заказанная сквайромъ Монкбери, вышла очень-удачна, и всѣ хвалили искусство Іоны; одинъ сэръ Джильбертъ де-Монфише былъ угрюмъ: мысль о загадочномъ докторѣ Плотѣ не давала ему покоя. Онъ даже отошелъ отъ развеселившейся компаніи къ камину и молча и мрачно сидѣлъ, смотря на огонь. Сквайръ, взглянувъ на него, покачалъ головою; но Джоддокъ сказалъ, что этимъ не стоитъ заниматься: «На Джильберта часто находитъ такая тоска, но скоро и проходитъ, если оставить его въ покоѣ; онъ влюбленъ», примолвилъ капитанъ.
Нелли, попрежнему стоявшая за стуломъ сквайра, не удержалась, чтобъ не спросить: «въ кого же?» Великанъ не почелъ нужнымъ умалчивать, что Монфише влюбленъ въ Розу Вудбайнъ, и Нелли съ ужасомъ всплеснула руками, говоря: «Ахъ, какія беззаконія! Да вѣдь она замужняя женщина!»
— Роза не виновата, что сэръ Джильбертъ влюбленъ въ нее, сухо замѣтилъ Роперъ: — вѣдь и вы, мистриссъ Неттельбедъ, не запретите капитану Джоддоку ухаживать за вами. Но я видѣлъ, что Розѣ въ высшей степени непріятны комплименты его, и надѣюсь, что онъ скоро оставитъ ее въ покоѣ. Да, я не думаю, что послѣ сцены, бывшей въ домѣ Вудбайна ныньче вечеромъ, и урока, полученнаго баронетомъ отъ доктора Плота, онъ будетъ продолжать свои визиты.
— О какой это сценѣ вы говорите, Роперъ? спросилъ сквайръ.
— Подробности позвольте отложить до другаго времени, сэръ; теперь довольно будетъ сказать, что докторъ заступился за Розу; и я думаю, что задумчивость сэра Джильберта надобно приписать воспоминанію о какомъ-то прежнемъ столкновеніи съ этимъ джентльменомъ, а не любовной тоскѣ.
— Очень-вѣроятно, сказалъ сквайръ, выразительно посмотрѣвъ на Ропера.
— Ч… возьми! крикнулъ капитанъ, стукнувъ кулакомъ по столу.
— Я не знаю, что хочетъ сдѣлать Джильбертъ съ этимъ докторомъ Плотомъ, или Джономъ Джонсономъ, или… какъ тамъ еще его зовутъ; но если мой молодой другъ не вызоветъ его на дуэль за его дерзости, вызову я. Сказано — рѣшено.
— Совѣтую вамъ не затрогивать его, капитанъ; это будетъ гораздо безопаснѣе для васъ, замѣтилъ сквайръ.
— Безопаснѣе! Со мною опасно имѣть дѣло, а я никого не боюсь, сэръ — вотъ что я вамъ скажу. Безопаснѣе! Ха! ха! ха! Нашли кого пугать! Ха! ха! ха! — И Джоддокъ запилъ свое негодованіе стаканомъ пунша.
Сквайръ улыбнулся; за нимъ улыбнулись всѣ, и радостнѣе всѣхъ Іона. Капитанъ попробовалъ сердиться, но общій смѣхъ отъ этого только усиливался; Джоддокъ почелъ за лучшее укротиться и перемѣнить разговоръ.
— Если не ошибаюсь, вы, мистеръ Роперъ, въ качествѣ управителя сквайра, секретарь Донмовскаго Баронскаго Суда? сказалъ онъ, протягивая стаканъ за пуншемъ. — Могу ли у васъ спросить, просто изъ любопытства, много ли разъ въ ваше время выданъ въ награду окорокъ?
— Къ-сожалѣнію, ни разу, капитанъ, отвѣчалъ Роперъ. — Наши условія такъ строги, что трудно имъ удовлетворить; да и повальный розъискъ производится очень-строго.
— Такъ безъ посторонняго свидѣтельства награда не дается? спросилъ Джоддокъ.
— Не дается. Сначала производится розъискъ, выслушиваются свидѣтели, потомъ присяжные произносятъ приговоръ; онъ долженъ быть единодушенъ. Если одинъ присяжный несогласенъ, награды не даютъ. Условія очень-строгія, капитанъ; немногіе удовлетворятъ имъ.
— Слышите, хозяинъ? замѣтилъ Джоддокъ: что, не забираетъ васъ робость?
— Нѣтъ, капитанъ. Правда ли, душенька? прибавилъ Іона, обращаясь къ женѣ.
— Никакой робости, самоувѣренно и наивно отвѣчала Нелли.
— Желающихъ было много, но всѣмъ отказывалось, по разнымъ причинамъ, продолжалъ Роперъ. — Кстати, протоколы суда у меня въ карманѣ. Я вамъ прочитаю списокъ желавшихъ награды и причины, по которымъ было имъ отказано, если только это вамъ любопытно и если позволятъ сквайръ.
— Вы крайне обяжете меня, сэръ, сказалъ Джоддокъ.
— Почему онъ такъ любопытствуетъ? Вѣроятно, у него есть гнусные замыслы противъ меня, подумалъ Іона.
— Я увѣрена, что его милость, сквайръ Монкбери, не откажетъ намъ, сказала Нелли, умоляющими глазами смотря на сквайра. — А любопытно узнать, какъ обольщали себя просившіе награды, и за что имъ было отказано; вѣдь любопытно, Іона?
— Конечно, отвѣчалъ онъ, усиливаясь улыбнуться.
— Можете читать протоколы; вѣдь они были составлены публично, слѣдовательно тайны въ нихъ нѣтъ, сказалъ сквайръ.
Получивъ разрѣшеніе читать, управитель вынулъ изъ кармана плаща книгу, переплетенную въ бѣлый пергаменъ, и, раскрывая ее, замѣтилъ:
— Протоколы Суда начинаются съ 1702 года, со временъ королевы Анны. Первое дѣло записано такъ: «Роджеръ Эшіельтонъ, изъ деревни Бемфлитъ, Эссекскаго Графства, портной, и Тобита, его жена. — Отказано потому, что достовѣрный свидѣтель показалъ, что Тобита при немъ назвала мужа браннымъ словомъ: „эхъ, ты, уродецъ!“ — Джонъ Троттъ, изъ деревни Текстеда, хлѣбопёкъ, и Пруденція, его жена. — Присуждена награда, и окорокъ данъ; но, садясь на кресла, побранились, чѣмъ лишились награды, которая и взята у нихъ обратно».
— Ахъ, какіе глупые! воскликнула Нелли.
— Очень-глупые! подтвердилъ Джоддокъ.
— Болѣе не было въ этомъ году просителей, продолжалъ Роперъ, перевертывая листъ. — Но въ слѣдующемъ опять были. Между-прочими, сэръ Коньерсъ де-Гонтъ и госпожа Арабелла, его супруга. Въ лѣтахъ было значительное неравенство между ними: сэру Коньерсу было подъ семьдесятъ, а прекрасной супругѣ его двадцать-три года; она была прежде актрисою, но доброе имя ея было чисто, какъ первый снѣгъ. Допрошены двадцать свидѣтелей; всѣ показали, что супруги наслаждаются невозмутимымъ и безпримѣрнымъ счастіемъ. Но двадцать-первая свидѣтельница, горничная леди Арабеллы, показала, что однажды передала госпожѣ записку, которую госпожа при появленіи мужа поспѣшно спрятала. Въ подтвержденіе свидѣтельница сослалась на камердинера, который принесъ записку; каковой камердинеръ подтвердилъ и показалъ, что записка была отъ Чарльза Клибсби, кузена леди Арабеллы, котораго не велѣлъ пускать въ домъ сэръ Коньерсъ. Изслѣдовано, почему не велѣно его пускать въ домъ, и жена вышесказаннаго кузена показала, что онъ только называется кузеномъ, а на-самомъ-дѣлѣ вовсе не кузенъ леди Арабеллѣ; цѣль таковаго обмана и явствуетъ изъ писемъ, найденныхъ ею, свидѣтельницею, въ карманѣ мужа, изъ каковыхъ писемъ видно, что леди Арабелла и называющій себя кузеномъ Клибсби обманываютъ сэра Коньерса. Судъ, отстранивъ чтеніе писемъ, отказалъ просителямъ въ наградѣ. Вслѣдствіе чего сэръ Коньерсъ потерялъ и жену, противъ которой началъ бракоразводное дѣло.
— Но въ убыткѣ не остался, женившись потомъ на мистриссъ Клибсби, которая также развелась съ мужемъ, замѣтилъ сквайръ. — Продолжайте, Роперъ.
— Затѣмъ просили окорока Неэмія Уэгстеффъ и его жена Маргерита; но когда велѣли имъ читать клятву, мужъ невнятно произнесъ слова «и не измѣнили другъ другу»; его заставили повторить, но онъ опять произнесъ невнятно, послѣ чего жена сказала, что «всегда считала его негоднымъ волокитою, а теперь въ томъ увѣрилась». Потому въ наградѣ имъ было отказано. — Петеръ Преби, изъ деревни Коггесгелля, и его жена Марія явственно прочитала почти всю присягу, но когда дошло до словъ: «и не пожалѣли ни разу, что стали мужъ и жена, и въ мысляхъ не пожелали разлуки», то жена замѣтила, что за мысли человѣкъ не отвѣчаетъ, потому-что въ голову приходитъ всякій вздоръ. Почему имъ и отказано.
— Однимъ словомъ, заключилъ управитель, закрывая книгу, каждый разъ представлялись непреодолимыя препятствія назначенію награды. Да, надобно правду сказать, условія очень-строги; за-то и получить награду большая честь. Розъискъ производится очень-строго.
— Васъ онъ не пугаетъ, сказалъ Іона.
— Смѣлый же вы человѣкъ, замѣтилъ великанъ.
— Я смѣлъ, потому-что знаю себя и жену, отвѣчалъ Іона, нѣжно смотря на нее.
— Ну, не желалъ бы я быть на вашемъ мѣстѣ, хотя Нелли очень мила, сказалъ Джоддокъ: — чего добраго, осрамиться легко, потому-что условія почти неудобоисполнимы.
— Правда, сказалъ Роперъ: — однакожь находились встарину люди, удовлетворявшіе имъ, да вѣроятно найдутся и теперь. Не говоря ужь о нашихъ хозяевахъ, которымъ отъ души желаю успѣха, я убѣжденъ, что Френкъ Вудбайнъ и его жена съ честью выдержатъ розъискъ о ихъ супружескомъ единодушіи. Я знаю, что мистеръ Неттебельдъ противнаго мнѣнія, и нашелъ свидѣтеля противъ Френка; но я увѣренъ, что дѣло объяснится выгоднымъ для Френка образомъ.
— Очень-радъ, что вы такъ думаете, Роперъ, сказалъ сквайръ. — Но его жена возбуждаетъ мое любопытство. Скажите, почему Роза Вудбайнъ нигдѣ не показывается? Я знаю всѣхъ нашихъ хорошенькихъ, а ея, первой красавицы по общему отзыву, не видѣлъ ни разу.
— Тѣмъ лучше для Френка, что вы ее не видѣли, ваша милость, плутовски шепнула Нелли ему на ухо.
Сквайръ улыбнулся и сказалъ:
— Вѣдь она, кажется, племянница мистриссъ Лесли? — вы такъ говорили, Роперъ.
— Такъ говорили мистеръ и мистриссъ Лесли, сказалъ Роперъ. — Но я скорѣе готовъ думать, что она имъ внука.
— Внука? вскричалъ сквайръ, пристально смотря на Ропера.
— Я скажу послѣ, почему такъ думаю. Но странно, сэръ, что вамъ не случалось ее видѣть.
— То-то и есть, что очень-странно! сказалъ сквайръ. — Сколько разъ я бывалъ у мистриссъ Лесли при покойномъ ея мужѣ, и послѣ, а никогда не слышалъ отъ нея ни слова о внукѣ; значитъ, она нарочно молчала объ этомъ. Да откуда жь взялась у ней эта внука или племянница?
— Говорятъ, что фамилія отца Розы была мистеръ Мильдмэ; они жили въ Комберлэндскомъ Графствѣ, въ Пенритѣ.
— Въ Пенритѣ! да вѣдь моя племянница тоже изъ Пенрита!
— Точно такъ, сэръ. У мистриссъ Лесли была дочь, если вы припомните, которая умерла въ этомъ городѣ.
— Ну, да, горячо перебилъ сквайръ. — Но вѣдь дочь мистриссъ Лесли умерла въ дѣвицахъ.
— Значитъ, Роза Вудбайнъ не можетъ быть ея дочерью, замѣтила Нелли, внимательно прислушившаяся къ разговору.
— Не стану утверждать, что дочь мистера Лесли была замужемъ, сказалъ Роперъ: — но думаю, что Роза Вудбайнъ ея дочь.
— Думаете! вскричалъ сквайръ: — хорошо, мы съ вами переговоримъ объ этомъ завтра. И почему вы не сказали мнѣ объ этомъ прежде? Вы должны были сказать.
— Мнѣ казалось, сэръ, что рано еще было говорить; я дѣйствовалъ, сколько могъ, къ-лучшему.
Сквайръ вспыхнулъ и, казалось, былъ очень раздраженъ. Роперъ также сидѣлъ на стулѣ не совсѣмъ-спокоенъ.
— Не понимаю тутъ ровно ничего, проворчала Нелли: — но постараюсь разузнать, что ихъ такъ сильно занимаетъ.
Послѣ нѣкотораго молчанія, сквайръ сказалъ:
— Мнѣ нужно видѣть ее, и какъ-можно-скорѣе. Теперь идти къ ней ужь поздно, такъ пойду завтра.
— Завтра, сэръ. Утро вечера мудренѣе, прибавилъ управитель.
— Хозяинъ, сказалъ Джоддокъ, начавшій скучать, когда перестали обращать на него вниманіе: — въ домѣ у васъ ходятъ привидѣнія; вѣрно, о нихъ есть какая-нибудь занимательная исторія. Разскажите-ка намъ ее.
— Нѣтъ, отвѣчалъ Іона: — я не люблю по ночамъ разсуждать объ этомъ предметѣ: бѣлая женщина можетъ разсердиться за такія рѣчи.
— Такъ не разскажетъ ли намъ кто-нибудь другой анекдота о привидѣніяхъ? сказалъ сквайръ: — это насъ позабавило бы. Насъ теперь цѣлое общество; мы сидимъ въ свѣтлой комнатѣ, за чашею пунша, и пріятно посмѣяться надъ привидѣніями. Другое дѣло, когда остаешься ночью одинъ въ огромной, мрачной, запустѣвшей комнатѣ, о которой ходятъ страшные слухи: тогда, признаюсь, и я готовъ струсить. Да разъ это и случилось со мною.
— Знаю, о какомъ случаѣ вы говорите, ваша милость, подхватила Нелли: — вы вспоминаете о ночи, которую провели въ нашей комнатѣ, гдѣ является бѣлая женщина. Помните, я уговаривала васъ не ложиться тамъ, но вы посмѣялись надо мною и сказали, что не боитесь этихъ чучелъ. Ныньче ночуетъ тамъ докторъ Плотъ и отвѣчалъ мнѣ то же самое. Посмотримъ, какимъ голоскомъ заговоритъ онъ завтра.
— Надѣюсь, онъ не увидитъ того, что видѣлъ или воображалъ видѣть я, сказалъ сквайръ.
— Что жь видѣли вы? спросилъ Джоддокъ.
— Объ этомъ я не люблю разсказывать, капитанъ.
— Ахъ, джентльмены! мы живемъ въ домѣ, гдѣ происходили странныя, ужасныя вещи, сказалъ Іона, качая головою. — Неудивительно, если нѣкоторые изъ прежнихъ его владѣльцевъ не могутъ покойно спать въ своихъ гробахъ. Не одна леди Джуга является, вставая изъ гроба.
— Какъ, не одна? Кто жь еще? Я никого не видѣла, кромѣ бѣлой женщины, съ любопытствомъ спросила Нелли.
— А я видѣлъ, сказалъ Іона таинственнымъ голосомъ: — однажды мнѣ представилось привидѣніе въ мужской одеждѣ съ большою, кровавою раною на груди.
Нелли вскрикнула отъ страха.
— Кто жь такой былъ это? спросилъ Роперъ.
— Его отецъ, сэръ, шопотомъ отвѣчалъ Іона, показывая глазами на сэра Джильберта, сидѣвшаго у камина. — Покойный баронетъ, помните, былъ убитъ на дуэли сэромъ Вальтеромъ Физвальтеромъ.
— Ахъ, какой ужасъ! вскрикнула Нелли.
— Да у васъ домъ населенъ мертвецами, какъ видно, сказалъ Джоддокъ. — Надѣюсь, по-краиней-мѣрѣ, что въ моей комнатѣ они не являются.
— Не могу поручиться за это, важно отвѣчалъ Іона, имѣвшій въ виду подѣйствовать этимъ разговоромъ на капитана, котораго ему хотѣлось какъ-нибудь выжить изъ дому: — привидѣнія злы и капризны; они часто забавляются тѣмъ, что пугаютъ людей.
Въ эту минуту странный шумъ послышался на лѣстницѣ, которая вела изъ корридора въ общую залу. Всѣ обратили глаза въ ту сторону.
V.
правитьВсѣ съ волненіемъ взглянули на лѣстницу и, къ удивленію и ужасу зрителей, появилась на верхнихъ ступеняхъ ея высокая фигура, одѣтая въ латы. Забрало было поднято и открывало блѣдное, окровавленное лицо рыцаря. Нелли лишилась чувствъ и упала на руки мужа, который самъ, отъ страха, едва держался на ногахъ. Остальные собесѣдники были неподвижны отъ изумленія.
Нѣтъ, глаза не обманываютъ. Призракъ идетъ, грозно стуча доспѣхами; ступени лѣстницы трещатъ подъ его тяжелыми шагами. Крики Пегги и Дика, раздающіеся изъ корридора, усиливаютъ впечатлѣніе зрителей. Не обращая на нихъ вниманія, призракъ медленно сходитъ по лѣстницѣ. Ни у кого не достаетъ смѣлости произнесть слово или сдѣлать движеніе. Одна Нелли, переставшая кричать, потому-что никто не занимался ея криками, шепнула мужу:
— Смотри, Іона, смотри: это одинъ изъ Физвальтеровъ. Помнишь портретъ въ той комнатѣ, гдѣ ночуетъ старикъ?
— Помню, отвѣчаетъ Іона, дрожа отъ страха: — но привидѣніе также очень-похоже на Френка Вудбайна.
— Да, да, сказала она, начавъ ободряться. Привидѣніе продолжаетъ сходить по ступенямъ.
Вдругъ, сэръ Джильбертъ де-Монфишне, обнаживъ шпагу, бросился на него; но призракъ, уже сошедшій съ лѣстницы, схватилъ шпагу своею одѣтою въ желѣзную перчатку рукою и, вырвавъ ее изъ руки смутившагося баронета, бросилъ на полъ; потомъ взялъ за плечо сэра Джильберта и оттолкнулъ его на нѣсколько шаговъ. Крикъ изумленія вырвался у зрителей. Іона бросился бы бѣжать, еслибъ его не удержала жена, начавшая догадываться въ чемъ дѣло.
И для всѣхъ послѣ схватки баронета де-Монфише съ рыцаремъ стало очевидно, что призракъ — не призракъ, а живой человѣкъ, и всѣми овладѣла досада на обманщика, успѣвшаго надѣлать столько страха. Іона объявилъ, что съ самой первой минуты догадывался объ обманѣ; Джоддокъ кричалъ и грозилъ мнимому привидѣнію. Флитвикъ, егерь сквайра, даже помогъ дѣломъ баронету, замахнувшись, чтобъ ударить его противника по головѣ толстымъ концомъ хлыста; но шлемъ защитилъ молодаго человѣка. Онъ вырвалъ хлыстъ у Флитвика и ударилъ его по спинѣ.
— Развѣ не узнали вы меня, что хотѣли проломить мнѣ голову? Такъ вотъ же вамъ за это, прибавилъ онъ въ видѣ поясненія, рѣшившись явиться подъ своимъ настоящимъ именемъ, потому-что убѣдился, что не могъ пройдти въ качествѣ привидѣнія.
— Ахъ, это вы, Френкъ Вудбайнъ! Не деритесь же такъ больно! прокричалъ Флитвикъ.
— Френкъ Вудбайнъ! Такъ это онъ! Уничтожу его! проревѣлъ расхрабрившійся Джоддокъ.
— Ваша милость, остановите капитана! умоляющимъ голосомъ закричала Нелли: — Френкъ такой милый молодой человѣкъ! Не знаю, гдѣ онъ взялъ себѣ такой нарядъ, но, вѣрно, у него не было на умѣ ничего дурнаго. Я могу вамъ объяснить, какъ онъ очутился здѣсь.
— Ты можешь объяснить, негодница? прошепталъ Іона.
— Не смѣйте подходить ко мнѣ! кричалъ Френкъ Джоддоку, шедшему на встрѣчу: — хоть вы великанъ, а вамъ будетъ плохо. Я теперь не дамъ себя арестовать!
Но Джоддокъ былъ неудержимъ и наступалъ на него со шпагою. Френкъ принужденъ былъ употребить въ дѣло хлыстъ и, обративъ храбреца въ бѣгство, остался побѣдителемъ и шелъ къ дверямъ, размахивая хлыстомъ, чтобъ защититься отъ новыхъ нападеній. Онъ думалъ, что его хотятъ арестовать, какъ прежде, и принялъ Джоддока за помощника двумъ сторожамъ, съ которыми имѣлъ дѣло.
Сквайръ и всѣ, кромѣ Монфише, хохотали надъ пораженіемъ великана; громче всѣхъ раздавался хохотъ Іоны, съ истиннымъ удовольствіемъ думавшаго: «Ну, молодецъ Френкъ; люблю его за это…»
— Какимъ же образомъ очутился здѣсь Френкъ? сказалъ управитель.
— Я заперла его въ подвалъ, чтобъ утаить отъ вашихъ полицейскихъ, сказала Нелли: — и, вѣрно, ему удалось найдти изъ подвала ходъ сюда.
— Да, по длиннымъ, темнымъ корридорамъ, прибавилъ Френкъ: — въ одномъ изъ нихъ я нашелъ это вооруженіе, и надѣлъ его, думая, что найду въ залѣ только хозяевъ и служителей, которые не узнаютъ меня, принявъ за привидѣніе.
— Но на васъ кровь! Вы ранены! вскричала Нелли.
— Маленькая царапина, отвѣчалъ Френкъ, снимая шлемъ.
— Пегги! скорѣе полотенце и воды! сказала хозяйка, обращаясь къ служителямъ, которые ужь отважились появиться въ залѣ: — да принесите бальзамъ изъ моей комнаты.
— Сэръ, удержите баронета и его друга, сказалъ Роперъ сквайру: — они готовы опять броситься на Френка. Скоро я вамъ объясню все.
Френкъ смылъ съ лица кровь; Нелли, заботливо суетившаяся около него, усадила его на стулъ, причесала ему волоса и лечила рану бальзамомъ; но лучшее лекарство было то, что отворилась дверь и вошла Роза, спрашивая трактирщика, не видалъ ли онъ ея мужа, или не знаетъ ли, гдѣ онъ. Трактирщикъ указалъ ей на Френка.
Роза едва узнала его въ странномъ нарядѣ, и вдругъ, съ крикомъ радости и безпокойства, бросилась къ нему.
— Не могу тебя обнять, милая Роза, сказалъ онъ, улыбаясь: — грудь моя слишкомъ-жестка. Не знаю, какъ обнимали рыцари своихъ женъ.
И дѣйствительно, Френкъ казался истиннымъ рыцаремъ — такъ шелъ къ нему благородный костюмъ.
Узнавъ, какъ заботливо Нелли ухаживала за ея мужемъ, Роза искренно начала благодарить ее.
«Что за диво, она не ревнуетъ его» подумала Нелли. «Нѣтъ, я не могла бы такъ благодарить, еслибъ была на ея мѣстѣ».
— Но зачѣмъ же ты нарядился въ латы? начала разспрашивать Роза, убѣдившись, что рана мужа ничтожна: — и какъ онѣ идутъ къ тебѣ! И что тебя такъ долго задержало? — Но получивъ въ отвѣтъ, что это длинная исторія, которую разскажетъ онъ ей послѣ, Роза совершенно удовольствовалась этимъ отвѣтомъ — новая причина удивляться для Нелли. И могла ли Роза не быть довольна и счастлива? Френкъ здоровъ, Френкъ опять подлѣ нея — чего же больше можетъ она желать, о чемъ безпокоиться или думать?
«Нѣтъ, еслибъ мой Іона былъ такъ молодъ и хорошъ», думала Нелли, «я допрашивала бъ его о каждой минутѣ, проведенной не на моихъ глазахъ! Вотъ странная женщина: нѣтъ въ ней ни любопытства, ни ревности!»
Не узнавъ, что случилось съ мужемъ, Роза тихо разсказала ему, что, относительно долга, онъ не долженъ безпокоиться, потому-что это дѣло устроилось благополучно, благодаря какому-то доктору Плоту, приходившему къ ней вмѣстѣ съ Роперомъ. Френкъ видѣлъ, что она хочетъ ему сказать еще что-то, но сказалъ женѣ, что успѣютъ переговорить обо всемъ въ-подробности завтра.
— А меня ужь совершенно успокоили твои слова, милая Роза, прибавилъ онъ: — теперь я могу безопасно возвратиться домой, не боясь тюрьмы. Но ходить въ латахъ неудобно, потому помоги мнѣ снять ихъ и отправимся домой. — Роза и Нелли помогли ему снять рыцарскіе доспѣхи. — «Теперь ты опять мой прежній Френкъ», смѣясь, сказала Роза и обняла мужа.
Появленіе Розы произвело различное впечатлѣніе на присутствующихъ. Сэръ Джильбертъ съ капитаномъ Джоддокомъ поспѣшно ушли въ свои комнаты. Сквайръ смотрѣлъ на молодую женщину съ восхищеніемъ и изумленіемъ, и едва удержался, чтобъ тотчасъ же не подойдти къ ней и не помѣшать ея разговору съ мужемъ.
— Я долженъ переговорить съ нею, Роперъ, твердилъ онъ: — долженъ переговорить съ нею.
— Не теперь, не ныньче, прошу васъ, отвѣчалъ управитель. — Я приглашу ее съ мужемъ завтра быть у васъ, тогда и переговорите обо всемъ; но предварительно надобно объясниться мнѣ съ докторомъ Плотомъ. Вы знаете, почему.
— Ничего не знаю; знаю только, что вы меня мучите, Роперъ; но будь по-вашему. Если завтра она будетъ у меня въ домѣ, я подожду; но, понимаете, только подъ этимъ условіемъ. Ахъ, какъ она мила! Какъ похожа на мать! Но уйду поскорѣе. Если не уйду, не удержусь, заговорю съ нею. Такъ до завтра, Роперъ, но помните, непремѣпно завтра.
— Непремѣнно, сказалъ управитель.
И, не простившись ни съ кѣмъ, сквайръ ушелъ вмѣстѣ съ Флитвикомъ; за ними ушелъ и докторъ Сайдботтомъ, въ веселомъ расположеніи духа отъ выпитыхъ пяти стакановъ пунша.
Тогда Роперъ подошелъ къ Вудбайнамъ и сказалъ, что сквайръ проситъ ихъ прійдти завтра къ нему. Френкъ охотно согласился. Роза также отвѣчала, что прійдетъ, но покраснѣла и смутилась. Ея волненіе было замѣчено управителемъ; но мужъ, прощавшійся въ это время съ Неттельбедами, не замѣтилъ ничего.
Роперъ ушелъ. За нимъ ушли и Вудбайны; имъ было о чемъ поразсказать другъ другу дорогою.
Черезъ полчаса всѣ спали въ гостинницѣ «Золотаго Окорока».
Не спалъ только докторъ Плотъ.
VI.
правитьМедленно, задумчиво шелъ онъ по темному корридору. Въ раздумьѣ остановился онъ передъ дверью комнаты, столь хорошо ему знакомой, какъ-бы колеблясь отворить ее, и вздохнулъ, переступая черезъ порогъ.
Прошедшее воскресло въ душѣ его съ поразительною живостью дѣйствительности, когда онъ вошелъ въ комнату. Онъ увидѣлъ себя въ полномъ цвѣтѣ лѣтъ, пылкимъ, страстнымъ юношею, обладателемъ руки любимой женщины; безмятежное блаженство ждало его. Вотъ и она, его невѣста, его молодая супруга; она въ подвѣнечномъ платьѣ; сколько красоты, сколько очаровательности въ юныхъ чертахъ ея лица! сколько нѣжности, сколько любви въ ея голосѣ, въ ея взорѣ! А теперь этотъ взглядъ горькимъ упрекомъ колетъ его сердце. Онъ не думалъ, что его рана можетъ раскрыться такъ мучительно.
Но его страданія не кончились. Вотъ она стоитъ передъ зеркаломъ, причесывая свои черные волосы; онъ не можетъ безъ восхищенія смотрѣть на ея величественную красоту. Зачѣмъ нельзя возвратить прошедшаго, или изгладить всякое воспоминаніе о немъ? О, еслибъ люди могли вновь переживать свою жизнь, чтобъ исправить свои ошибки, насладиться погибшимъ счастіемъ! Онъ закрылъ лицо руками, какъ-бы желая отогнать отъ глазъ прекрасное, но тяжелое видѣніе; но оно неумолимо носилось передъ его памятью. Въ невыносимой тоскѣ онъ упалъ на стулъ. Мстительныя фуріи терзали его. Онъ рыдалъ; у него вырывались отчаянныя восклицанія. Онъ всталъ и началъ невѣрными шагами бродить по комнатѣ. Онъ хотѣлъ убѣжать изъ этого дома; онъ называлъ себя безумцемъ за то, что вошелъ въ него. Нѣтъ, онъ не отступитъ передъ страданьемъ: быть можетъ, оно утолится. Увы! оно не утоляется. Онъ подошелъ къ камину. Сколько лѣтъ прошло, какъ онъ стоялъ тутъ… Тогда онъ былъ молодъ и крѣпокъ душою, теперь онъ изможденный старикъ, измѣнникъ безъ рода и имени. Нѣтъ у него дѣтей, не слышалъ онъ сладкаго имени «отецъ».
Но это горе еще отвратимо. Гордость возстаетъ противъ такого рѣшенія. Онъ не будетъ слушать ея голоса. Смирись, гордецъ, признай свою вину, проси пощады. Рѣшившись на это, онъ нѣсколько успокоился; но его угрызенія пробудились съ новою силою при видѣ платка, котораго онъ до-сихъ-поръ не замѣчалъ на полу. Поднявъ его, онъ вздрогнулъ, какъ уязвленный змѣею. Онъ зналъ, чей это платокъ, чьею кровью онъ смоченъ. Вотъ и его вензель, вышитый ея рукою!
И возстало новое видѣніе, грознѣе, мучительнѣе перваго. Туманная заря тускло освѣщаетъ двухъ людей, которые дерутся на шпагахъ. Ихъ секунданты безпокойно слѣдятъ за каждымъ ударомъ, радуясь каждому отраженному нападенію, надѣясь, что легкая рана окончитъ бой. Но не того хочетъ одинъ изъ дерущихся, мрачный, дышащій только мщеніемъ. Онъ сдѣлалъ ложный ударъ — соперникъ обманулся, открылъ себя, и шпага до эфеса погрузилась въ его грудь. Онъ упалъ; хотѣлъ что-то сказать и не могъ; онъ только обратилъ умоляющій, кроткій взглядъ на своего убійцу; но убійца съ мстительнымъ торжествомъ смотрѣлъ на умирающаго противника, спокойно отирая дымящуюся кровью шпагу. Потомъ онъ вырвалъ листокъ изъ своей записной книжки, начертилъ на немъ карандашомъ нѣсколько словъ и, завернувъ записку въ окровавленный платокъ, отправилъ эту посылку своей женѣ; а между-тѣмъ раненный умеръ; разошлись свидѣтели дуэли.
Говорятъ о наказаніяхъ преступникамъ. Чѣмъ же наказать такого преступника? Всякая казнь мала ему. А люди прощаютъ его! О, какъ пахнетъ кровью этотъ платокъ! Прочь, прочь платокъ!
А это что такое? Письмо и чашка. Уже-ли это также обвинители убійцы? Въ чашкѣ былъ опіумъ. Она отравилась этимъ ядомъ — неуже-ли изъ этой чашки? Письмо адресовано къ нему: на адресѣ ея почеркъ. Печать цѣла. Онъ ломаетъ ее, начинаетъ читать. Голова его кружится; листъ надаетъ изъ его рукъ. Опомнившись, онъ пожелалъ смерти. «Нѣтъ, еще рано: мой долгъ еще не исполненъ; мнѣ нужно прежде совершить его». Онъ началъ перечитывать письмо.
"Простите, простите навѣки, сэръ Вальтеръ. Не жалѣйте обо мнѣ: когда вы будете читать эти слова, всякое состраданіе будетъ уже напрасно. Я выпила ядъ, чувствую, что вѣчный сонъ одолѣваетъ мною. Невыносимая скорбь заставила меня искать смерти. Умираю, молясь о томъ, чтобъ этотъ поступокъ былъ прощенъ мнѣ, чтобъ прощены были и вы. Да будутъ услышаны мои мольбы! Въ послѣднюю минуту не упрекаю васъ; пусть я одна буду виновна въ своей смерти. Не въ упрекъ вамъ говорю и то, что ваши подозрѣнія были несправедливы. Но вы должны знать истину, чтобъ ваше заблужденіе не погубило и сына, какъ погубило мать. Я была вѣрна вамъ, сэръ Вальтеръ; не только дѣломъ, ни одной мыслью не измѣняла вамъ жена. Я любила васъ, несмотря на вашу оскорбительную подозрительность, несмотря на вашу жестокость. Совѣсть моя чиста отъ безчестія, которымъ было бы опозорено ваше имя. Но были у меня недостатки, которые казались мнѣ простительны и которыхъ не оправдываю теперь, при дверяхъ гроба, потому-что они привели меня къ нему. Прежде они казались мнѣ ничтожны; теперь я смотрю на нихъ иначе, и жалѣю отъ глубины души, что такъ поздно поняла ихъ важность. Я была капризна, я слишкомъ полагалась на свое могущество, я любила блистать; я слушала лесть, которую презирала, которая была мнѣ скучна. Мои вкусы сходны были съ вашими, но я не показывала видъ, что люблю общество, потому-что мнѣ хотѣлось заставить васъ повиноваться мнѣ, жертвовать вашими привычками моему желанію. Я была избалована воспитаніемъ; я думала, что мужчина долженъ быть рабомъ жены-красавицы, долженъ покоряться всѣмъ ея прихотямъ, вести образъ жизни, какой велитъ ему вести она. Не оправдываюсь тѣмъ, что не знала вашего характера. Я надѣялась на твою любовь ко мнѣ, на силу своей красоты, я не предвидѣла опасностей. Увидѣвъ опасность, я не хотѣла сознаться, что ошибалась, не хотѣла обнаружить этого передъ тобою. Такъ возникъ между нами раздоръ, и ошибки мои стали причиною неисправимыхъ бѣдъ. О, пусть моя судьба послужитъ урокомъ для другихъ! Но меня можно извинить тѣмъ, что я не понимала всей опасности несогласія, основаннаго на такихъ ничтожныхъ поводахъ. Я думала, что твое огорченіе — минутное неудовольствіе; что, примирившись, ты съ новою силою полюбишь меня. Но часъ примиренія не приходилъ; въ твоемъ сердцѣ пробудились неисцѣлимыя подозрѣнія.
"Извиняя себя, я должна извинять и другихъ. Не хочу растравлять твоей раны; но истина требуетъ очистить отъ подозрѣній память того, кто былъ истиннымъ другомъ твоимъ и моимъ, но особенно твоимъ, сэръ Вальтеръ. Онъ всегда старался объяснить мнѣ твои прекрасныя качества, защищалъ, если я въ чемъ-нибудь обвиняла тебя. Онъ не колеблясь указывалъ мнѣ мои ошибки, говорилъ, какой вредъ могутъ принести онѣ. Онъ всегда старался примирить насъ, и жертвовалъ собою для нашего сближенія, зная, какой опасности подвергаетъ его твоя подозрительность.
"Не буду припоминать ужасныхъ обстоятельствъ, бывшихъ причиною нашего окончательнаго разрыва. Я знаю, что ты былъ увлеченъ страстью и ревностью; я знаю, что ты горько раскаявался въ своемъ поступкѣ: размышленіе убѣдило меня въ томъ, и сама я тутъ въ первый разъ почувствовала всю пагубность моего безразсудства. Я рѣшилась возстановить себя въ твоемъ мнѣніи полнымъ сознаніемъ всѣхъ своихъ ошибокъ, просить твоего состраданія и прощенія. Я послала за сэромъ Джильбертомъ де-Монфише, чтобъ онъ далъ мнѣ совѣтъ, какъ лучше исполнить это намѣреніе. И въ этомъ опять я поступила безразсудно; но еслибъ волненіе не лишило меня возможности разсуждать, я не назначила бы ему тайнаго свиданія. Потомъ я узнала, что моя горничная, Элиса Эггсъ, измѣнила мнѣ — да проститъ ей Богъ! Едва сэръ Джильбертъ, выслушавъ мой планъ, сказалъ, что вполнѣ одобряетъ его, что я должна какъ-можно-скорѣе и откровеннѣе исполнить свое доброе намѣреніе, какъ явился ты. О, страшная сцена! Бѣшенство владѣло тобою. Я усиливалась разсказать тебѣ все, что пишу теперь. Ты не слушалъ меня. Я обняла твои колѣни — ты оттолкнулъ меня. Только кровь, его кровь могла утолить твою ярость! О, горе! о, горе намъ всѣмъ!
«Оставшись одна, я долго не могла опомниться. Мнѣ казалось, что я видѣла ужасный, невозможный сонъ. Страшная истина была однако несомнѣнна. Напрасно посылала я къ тебѣ письма. Я сама пошла въ твою комнату — и была отвергнута, жестоко, грубо отвергнута. Но я готова была перенесть всѣ оскорбленія, чтобъ предупредить роковое бѣдствіе. Оно совершилось, совершилось быстрѣе, нежели ждала я. Не упрекаю тебя; но еслибъ ты зналъ, что дѣлаешь, ты не сдѣлалъ бы этого. О, какая жестокая записка! о, какою чистою кровью омоченъ твой платокъ!»
Онъ остановился. Холодный потъ выступилъ на его лицѣ. Болѣзненныя судороги стѣснили его сердце. Онъ всталъ, поднялъ платокъ и чашку и долго, неподвижными глазами, смотрѣлъ на нихъ. Наконецъ снова сѣлъ, чтобъ дочитать письмо.
«Страшно измѣнилась я въ эти полчаса, съ той минуты, какъ начала письмо. Ядъ дѣйствуетъ. Но пока не затмились мои чувства, заклинаю тебя, Вальтеръ, всѣмъ, что тебѣ свято, не покидать нашего младенца: онъ твой сынъ. Будь же ему отцомъ. Это послѣдняя просьба жены, умирающей невинно и прощающей тебѣ все. Мой бѣдный сынъ не будетъ знать любви и ласки матери — пусть знаетъ хотя любовь отца. Да будетъ онъ утѣшеніемъ тебѣ, Вальтеръ! Научи его съ любовью вспоминать обо мнѣ. И когда прійдетъ время, да будетъ суждено ему насладиться счастьемъ согласной семейной жизни, счастьемъ, котораго лишены были мы съ тобою, Вальтеръ. Благословляю его, благословляю тебя!»
Онъ зарыдалъ.
«Какъ исполнены мною ея желанія!» вскричалъ онъ наконецъ. «Мой сынъ былъ покинутъ, не признанъ своимъ отцомъ! Но могъ ли я поступить иначе? Я не зналъ этого письма! Оно, нѣтъ сомнѣнія, съ умысломъ было утаено отъ меня. Но кѣмъ же? Быть-можетъ, тою же рукою, которая теперь положила его сюда съ этимъ кровавымъ платкомъ. Не Роперъ ли сдѣлалъ это? Нѣтъ, не можетъ быть. Но все равно. Я узналъ, что нужно мнѣ было знать. Я исполню свой долгъ, исполню ея завѣщаніе!»
VII.
правитьОнъ не ложился спать; ему было не до сна, и ему не была тяжка безсонная ночь — онъ успокоился въ душѣ. Успокоился! могъ ли онъ знать покой, пока не угаснетъ въ немъ память о прошедшемъ вмѣстѣ съ жизнью?
И что такое жизнь? Развѣ не потеряла она для него давно всякую цѣну? Развѣ не присоединились теперь къ скорби угрызенія совѣсти? Черныя мысли овладѣли несчастнымъ старикомъ. И каково будетъ ему смотрѣть на сына, мать котораго такъ несправедливо оскорблялъ онъ, покрылъ позоромъ, довелъ до отчаянія? Онъ не рѣшится никогда посмотрѣть въ глаза своему сыну. Зачѣмъ же жить? Правда, милое существо, которое стало подругою жизни этому покинутому сыму, съ нѣжнымъ состраданіемъ къ несчастному выслушало его печальную повѣсть; но и она не возненавидитъ ли его, когда истина раскроется передъ нею вполнѣ? Да, и она не будетъ жалѣть о немъ. Онъ разорвалъ всѣ узы, связывающія людей между собою; онъ лишился правъ на любовь отъ людей. Въ этой комнатѣ ужь было совершено самоубійство, пусть же здѣсь совершится казнь преступника!
Онъ взялъ свою шпагу, обнажилъ ее — еще мигъ, и все кончено; но одна мысль удержала его руку: онъ еще не исполнилъ своего долга; онъ безъ того не можетъ разстаться съ землею. Онъ долженъ признать своего сына, объяснить ему все, дать ему всякую возможность безмятежнаго счастія, въ вознагражденіе за лишенія, которымъ его подвергнулъ. Онъ долженъ смыть позоръ, которымъ покрылъ память своей жены. Онъ исполнитъ все это, написавъ письмо къ своему сыну. Тяжела его обязанность, но онъ не умретъ, не совершивъ того, чѣмъ обязанъ женѣ и сыну.
Онъ положилъ шпагу и взглянулъ на часы. Три четверти двѣнадцатаго — черезъ часъ онъ будетъ свободенъ разстаться съ ненавистною жизнью. Онъ раскрылъ свой портфель, вынулъ изъ него чернильницу и связку бумагъ, положилъ ихъ на столъ и придвинулъ кресла. Онъ отъискалъ въ бумагахъ свое завѣщаніе, просмотрѣлъ его и, запечатавъ, надписалъ на пакетѣ: «Мистеру Роперу, душеприкащику Вальтера Физвальтера, баронета».
Потомъ онъ началъ письмо къ сыну. Долго писалъ онъ, потому-что долженъ былъ объяснить ему все. Онъ заключилъ его выраженіемъ полнаго удовольствія своего, что сынъ его нашелъ себѣ такую милую, любящую жену, съ которою навѣки будетъ счастливъ. Онъ заклиналъ его дорожить супружескимъ согласіемъ, какъ первымъ, единственнымъ счастіемъ жизни и указывалъ ему, въ предостереженіе, на свою судьбу.
Онъ сохранялъ еще свою рѣшимость разстаться съ жизнью; но часъ размышленія проведенный за письмомъ, нѣсколько утишилъ его отчаяніе, и даже какая-то любовь къ жизни невольно высказалась въ тѣхъ задушевныхъ выраженіяхъ, которыми онъ хвалилъ счастливую супружескую жизнь сына и благословлялъ его любящую жену
О, еслибъ это милое существо было подлѣ него, быть-можетъ, онъ оставилъ бы мысль о смерти; но теперь онъ былъ непоколебимъ. Онъ запечаталъ письмо, вложилъ въ пакетъ и скорбную исповѣдь несчастной своей жены. Онъ дѣлалъ адресъ, какъ послышался странный шорохъ, и онъ поднялъ глаза.
Какое видѣніе явилось ему! У окна, въ лучахъ мѣсяца, стояла женщина въ бѣломъ саванѣ. Саванъ покрывалъ ея голову, но лицо было открыто. Оно было мертво; глубоко ввалились безжизненные глаза. Онъ узналъ это лицо, эти глаза, устремленные на него. Онъ хотѣлъ заговорить съ видѣніемъ, но языкъ его былъ нѣмъ.
Тихо подошло видѣніе къ его столу, указало на шпагу и торжественно покачало головою, какъ-бы запрещая ему самоубійство. Потомъ, такъ же тихо, оно пошло къ темному алькову и исчезло въ глубинѣ его.
Тутъ только возвратились къ нему силы. Онъ вскочилъ, крича «лэди Джуга!» и бросился за нею; но изъ глубины алькова явилось ему другое видѣніе, еще болѣе ужасное.
Мрачная фигура мужчины, съ кровавою раною на груди, стояла передъ нимъ, устремивъ на него взоръ — но не мщенія, не гнѣва, а сoстраданія.
Онъ упалъ на колѣни.
— Простите меня! простите! вскричалъ онъ: — клянусь остаться въ живыхъ, чтобъ посвятить свою жизнь искупленію зла, мною сдѣланнаго!
Видѣніе исчезло. Снова тиха и пуста была таинственная комната.
VIII.
правитьЕсли вы хотите видѣть Бэбби въ полномъ блескѣ ея красоты и очаровательности, вы должны посмотрѣть на нее, когда она скачетъ верхомъ, преслѣдуя лисицу.
Огнемъ горятъ тогда выразительные глаза Бэбби, ярче становится румянецъ щекъ ея, торжествующая улыбка играетъ на ея губахъ. Какъ легко, свободно, смѣло сидитъ она на горячей «Цыганкѣ»! какъ послушно повинуется ей гордое животное! Со временъ Діаны не было такой прекрасной, страстной и искусной охотницы, какъ Бэбби.
Можно позавидовать сквайру Монкбери, что у него такая племянница. Много было искателей, желавшихъ овладѣть этимъ сокровищемъ; но напрасны были ихъ усилія понравиться. Сэръ Джонъ Гробхэмъ получилъ рѣшительный отказъ; тотъ же отвѣтъ былъ и молодому Чипчезу; тотъ же отвѣтъ и полковнику Клотворти, который грозится съ горя застрѣлиться. Но никто изъ нихъ не хочетъ покинуть своихъ надеждъ; они продолжаютъ неотступно ухаживать за гордою красавицею, неотступно увиваются около нея. Часто они готовы поссориться между собою, но сквайръ успокоиваетъ ихъ взаимную ревность, говоря, что ни одинъ изъ нихъ не предпочтенъ другимъ.
Бэбби — гордость и радость сквайра. Она будетъ и его наслѣдницею; потому-то всѣ молодые помѣщики Эссекскаго Графства состоятъ или хотѣли бы состоять въ числѣ ея жениховъ. Нельзя исчислить, сколько стакановъ кларета Гробхэмъ выпилъ за ея здоровье, и съ каждымъ стаканомъ онъ вздыхаетъ все громче и печальнѣе, пока, наконецъ, свалившись подъ столъ, не забываетъ своего горя. Клотворти прозою и стихами прославляетъ ее въ своемъ клубѣ, и вдругъ, пресѣкая потокъ краснорѣчія, вынимаетъ пистолеты и увѣряетъ, что въ сію же минуту прекратитъ свое горькое существованіе. Никто его не останавливаетъ, потому-что это повторяется каждый вечеръ. Юный Чипчезъ не такъ скорбенъ, потому-что утѣшается, думая о своихъ личныхъ преимуществахъ надъ соперниками, и надѣется восторжествовать. Мы можемъ увѣрить его, что надежды очень-часто бываютъ обманчивы.
Не одни молодые сквайры безъ ума отъ Бэбби. Уилль Кренъ, главный стремянной, приходитъ въ восторгъ, когда Бэбби ему улыбается;
Томъ Динъ, его помощникъ, также бываетъ наверху счастья отъ ея улыбки; даже угрюмый старикъ Поль Флитвикъ преклоняется предъ очаровательною охотницею. Всѣ, старые и молодые, щеголи и простолюдины съ восхищеніемъ слушаются приказаній ея серебристаго голоса. Но наше знакомство съ прекрасною охотницею начинается не на охотѣ; наша исторія происходитъ во время сильнаго рождественскаго мороза, и, къ общему сожалѣнію въ домѣ сквайра, объ охотѣ нельзя и думать. Одна отрада остается въ такую неблагопріятную погоду — заботиться о благосостояніи собакъ, чтобъ онѣ готовы были къ лучшему времени. Этимъ и занимается почтенный сквайръ съ милою своею племянницею.
Вотъ она. Дѣйствительно очаровательная дѣвушка. Румянецъ здоровья покрываетъ щеки; каріе глаза свѣтятся безпечною веселостью; густые каштановые волоса разсыпаются безчисленными локонами, столь привлекательными для Гробхэма, что онъ клянется, что не пожалѣлъ бы тысячи фунтовъ за одинъ изъ нихъ, и сталъ бы до конца жизни носить его въ медальйонѣ на груди. Бэбби нѣсколько загорѣла отъ солнца — вѣдь она вѣчно на чистомъ воздухѣ — но этотъ загаръ чрезвычайно идетъ къ ней. Такъ думаетъ и Чипчезъ, а онъ хорошій судья въ подобныхъ дѣлахъ. Черты ея лица несовершенно-правильны, но ни одинъ скульпторъ не могъ бы изваять ничего столь прелестно-кокетливаго, какъ ея вздернутый носикъ, какъ ея подбородокъ съ легкою выемкою, какъ ея полныя, свѣжія губки. Бэбби высока, тонка, стройна, гибка. Дивно идетъ къ ней темно-синяя амазонка, шитая серебромъ.
Она стоитъ середи двора. Передъ нею проводятъ собакъ, и она разсуждаетъ о нихъ съ Уиллемъ Креномъ и Полемъ Флитвикомъ. Но вотъ часы на башнѣ пробили девять; пора идти завтракать. Но гдѣ же дядя? Она его не видала все утро. Что съ нимъ? Она знаетъ, что вчера онъ воротился очень-поздно; быть-можетъ, онъ выпилъ лишній стаканъ пунша и теперь нездоровъ? Уилль Кренъ успокоиваетъ и вмѣстѣ удивляетъ ее своимъ отвѣтомъ:
— Сквайръ нынѣ всталъ очень-рано. Онъ въ седьмомъ часу утра пришелъ на конюшню и послалъ трехъ верховыхъ: одного за докторомъ Сайдботтомомъ, другаго — за мистеромъ Роперомъ, третьяго — съ письмомъ къ доктору Плоту, старику-джентльмену, остановившемуся въ «Золотомъ Окорокѣ».
Тутъ подходитъ толстый дворецкій, мистеръ Мосскропъ, и докладываетъ, что сквайръ не можетъ явиться къ завтраку въ столовую: онъ будетъ завтракать въ своемъ кабинетѣ; о своемъ здоровьѣ онъ проситъ миссъ Бэссингборнъ не безпокоиться: у него только легкая головная боль, которая теперь проходитъ; но ему нужно пересмотрѣть бумаги по важному дѣлу и ему нельзя ихъ оставить. Если пріѣдутъ гости, два джентльмена, которыхъ онъ приглашалъ вчера, то онъ проситъ миссъ Бэссингборнъ принять ихъ.
— Кто жь такіе эти джентльмены? спрашиваетъ она.
— Сэръ Джильбертъ де-Монфише и капитанъ Джоддокъ.
— Вотъ и ѣдутъ, вѣрно, они, замѣтилъ Уилль Кремъ: — я слышу лошадиный топотъ. Ну да, это они: вотъ выѣзжаютъ изъ аллеи. Въ малиновомъ плащѣ — это сэръ Джильбертъ, а высокій мужчина въ синемъ — вѣрно, капитанъ Джоддокъ.
— Какая скука! Что я съ ними стану дѣлать? съ досадою говоритъ Бэбби: — дядюшка всегда такъ дѣлаетъ: приглашаетъ къ себѣ гостей и оставляетъ меня скучать съ ними. Но что жь дѣлать? прогнать ихъ нельзя.
— Никакъ нельзя, миссъ, подтвердилъ дворецкій: — сквайръ именно изволилъ приказать: «скажи моей племянницѣ, Мосскропъ, чтобъ она была къ нимъ внимательна».
— Объясни имъ это, Уилль, сказала Бэбби, и постарайся, если можно, проводить ихъ.
Но мы онъ не умѣлъ исполнить порученія, или гости были навязчивы — посланный скоро воротился къ Бэбби вмѣстѣ съ ними.
Сэръ Джильбертъ почтительно поклонился Бэбби, но дѣвушка очень холодно отвѣчала на его любезность. За-то мистеръ Мосскросъ разсыпался въ учтивостяхъ. — Сейчасъ будетъ готовъ завтракъ, сэръ Джильбертъ, заключилъ онъ свою длинную рѣчь: — вашихъ лошадей поставятъ къ яслямъ. Сквайръ, изволите припомнить, просилъ васъ быть совершенно какъ дома.
— Какой вѣжливый и распорядительный у васъ дворецкій, миссъ Бэссингбормъ! сказалъ Монфише, когда дворецкій пошелъ хлопотать о лошадяхъ и завтракѣ.
— Онъ слишкомъ надѣется на благосклонность дядюшки, холодно отвѣчала Бэбби, не смотря на Монфише. Почти всякій другой на мѣстѣ молодаго баронета былъ бы испуганъ такимъ пріемомъ, но самоувѣренность поддерживала въ немъ надежду.
— Я долженъ просить извиненія, что сдѣлалъ визитъ въ такой ранній часъ, сказалъ онъ: — но мой старинный другъ, сквайръ, приглашалъ меня такъ обязательно, и мое нетерпѣніе видѣть особу, о которой слышалъ я столько увлекательнаго, было такъ велико, что…
— Молчать, Щеголь, молчать! сказала Бэбби, грозя одной изъ собакъ.
— Я много слышалъ о красотѣ миссъ Бэссингборнъ, продолжалъ
Джильбертъ, нисколько не смѣшавшись: — но всѣ описанія далеко ниже того, что я вижу.
— Ударь Щеголя хлыстомъ, Флитвикъ, чтобъ онъ замолчалъ, сказала Бэбби. — Не угодно ли вамъ посмотрѣть нашихъ лошадей, сэръ? отрывисто прибавила она, обращаясь къ Монфише.
— Съ большимъ удовольствіемъ, если я долженъ провожать васъ.
— Я хотѣла сказать Уиллю Крену, чтобъ онъ шелъ съ вами, но если вы непремѣнно хотите…
— Можете ли вы сомнѣваться въ томъ? любезно вскричалъ Монфише.
— Я не люблю комплиментовъ, капризно перебила Бэбби.
— А я никогда не говорю ихъ, отвѣчалъ невозмутимый баронетъ; — и мнѣ кажется, что невозможно говорить комплименты миссъ Бэссингборнъ.
— Это невыносимо, сэръ Джильбертъ, вскричала Бэбби; — вы, кажется, считаете меня дурочкой.
— Я считаю васъ очаровательнымъ существомъ.
— Я вовсе не очаровательна, и ненавижу тѣхъ, которые говорятъ мнѣ подобный вздоръ.
— Въ такомъ случаѣ вы должны ненавидѣть всякаго мужчину, который говоритъ съ вами.
— А что жь, еслибъ и такъ? Но собаки и лошади мнѣ нравятся, потому-что не говорятъ глупостей.
— Но вы не можете оскорбляться неизбѣжнымъ удивленіемъ вашей красотѣ.
— Но если удивленіе перестаетъ быть скромнымъ и принимаетъ форму лести, оно дѣлается оскорбительнымъ, и я принимаю его какъ оскорбленіе. Я не люблю людей, которые выказываютъ свое краснорѣчіе на мой счетъ.
— Съ вашимъ умомъ нельзя бояться этого, миссъ Бэссингборнъ; но вотъ къ намъ идетъ мой другъ, капитанъ Джоддокъ. Позвольте вамъ представить его.
«Какое забавное созданіе!» подумала Бэбби, смотря на гиганта, который самодовольно вышагивалъ своими длиннѣйшими ногами, поправляя галстухъ и парикъ, и воображая себя необыкновенно-граціознымъ и очаровательнымъ.
Но Джоддокъ ошибся въ своихъ разсчетахъ на изящество манеръ. Раскланиваясь, онъ такъ замахалъ шляпою, что возбудилъ негодованіе подозрительнаго Харона, который съ лаемъ бросился на Джоддока, сопровождаемый полдюжиною товарищей. Флитвикъ однимъ словомъ могъ бы остановить стаю, но онъ замѣтилъ, что Бэбби съ насмѣшкою кивнула ему головою, и предоставилъ гиганту самому управиться съ врагами. Сэръ Джильбертъ также улыбался; но Джоддоку было не до шутокъ: онъ дѣятельно отбивался отъ собакъ пинками, преусердно размахивая своими ботфортами; наконецъ, видя, что число непріятелей все возрастаетъ, обратился въ бѣгство и, перепрыгнувъ черезъ низенькій заборъ, устремился въ паркъ. Флитвикъ, Уилль Кренъ и вся прислуга разразилась громкимъ хохотомъ, держась за бока, и ужь поэтому не могли они остановить собакъ. Несмотря на длину своихъ ногъ, Джоддоку не удалось бы спастись отъ преслѣдователей, еслибъ Френкъ Вудбайнъ, шедшій поперегъ дороги, не остановилъ собакъ извѣстными охотничьими криками. Тогда Уилль Кренъ и Томъ Динъ, другой стремянной, сняли бѣднаго гиганта съ дерева, на которое взобрался онъ для безопасности. Джоддокъ искалъ глазами своего избавителя, но молодой человѣкъ ушелъ ужь изъ виду.
Бэбби забавлялась только началомъ этой сцены; но когда бѣгство капитана придало азартъ собакамъ, она тотчасъ же послала Уилля Крена и другихъ вслѣдъ за стаею, чтобъ остановить ее и предупредить опасность. Однакожь едва-ли успѣли бы они защитить ноги Джоддока, еслибъ не помогъ ему незнакомецъ. Бэбби пошла на встрѣчу капитану и изъявила ему свое сожалѣніе о непріятности, которой онъ подвергался; но глаза плутовки противорѣчили словамъ, и Джоддокъ недовѣрчиво улыбнулся.
— Куда же скрылся мой избавитель, Френкъ Вудбайнъ? сказалъ онъ, оправившись отъ страха.
— Такъ это былъ Френкъ Вудбайнъ? живо спросила Бэбби и покраснѣла, замѣтивъ, что неосторожно выказала свое участіе къ этому молодому человѣку. Ея смущеніе не ускользнуло отъ вниманія баронета.
— Да, это былъ онъ, только не въ охотничьемъ платьѣ, а одѣтъ какъ джентльменъ.
— Вѣрно, надѣлъ платье своего господина, сказалъ Джоддокъ.
— Странно! Зачѣмъ же онъ шелъ сюда? Вы знаете его, миссъ Бзссингборнъ? спросилъ Монфише, пристально смотря на Бэбби.
Но смущеніе дѣвушки ужь прошло и она отвѣчала съ величайшей, повидимому, наивностью:
— Да, я знаю его; но странно, что онъ такъ рано очутился въ нашемъ паркѣ.
— Очень-странно! повторилъ молодой баронетъ.
— Удивительно, что онъ оставляетъ свою хорошенькую жену дома одну — правда-ли, Джильбертъ? съ хохотомъ проревѣлъ Джоддокъ, лукаво подмигивая своему покровителю.
— Гм! сказалъ Монфише, показывая ему взглядомъ, чтобъ онъ замолчалъ.
— Ну, пожалуй, я нѣмъ, какъ рыба, отвѣчалъ капитанъ.
— Что жь вы можете сказать о женѣ Френка Вудбайна? вскричала Бэбби, презрительно смотря на него.
— О, ничего, кромѣ хорошаго; скажу только, что она слишкомъ-хороша: не такому бы мужу быть у ней — вотъ и все.
— Не вамъ бы это говорить, послѣ услуги, которую Френкъ оказалъ вамъ, рѣзко сказала Бэбби.
— Что это значитъ? она обидѣлась. Какія у нихъ отношенія? шепнулъ Джоддокъ своему пріятелю.
— Между ними есть что-то, но что именно — еще не могу понять, отвѣчалъ баронетъ, также шопотомъ: — держи ухо востро, Джоддокъ, и сказывай мнѣ все, что замѣтишь.
Джоддокъ отвѣчалъ лукавою усмѣшкою, говорившей: Пожалуйста, только предоставьте это дѣло капитану Дж.; отъ капитана Дж. ничто не укроется.
Пока они разговаривали между собою, Бэбби, соскучившись ихъ обществомъ, пошла къ конюшнѣ. Они послѣдовали за нею. Тутъ Монфише оказалъ себя такимъ знатокомъ лошадиныхъ достоинствъ, что значительно поднялся во мнѣніи Бэбби; она велѣла вывести даже свою «Цыганку», которой прежде не хотѣла ему показывать.
— Что вы скажете о моей любимицѣ? сказала она, погладивъ свою лошадь, прекрасную, стройную, пылкую, но повиновавшуюся малѣйшему движенію своей госпожи.
— Я не видывалъ подобныхъ! съ энтузіазмомъ вскричалъ Монфише.
— Правда, ей нѣтъ подобныхъ, съ удовольствіемъ подтвердила Бэбби: — но только на охотѣ можно вполнѣ оцѣнить ее.
— Я надѣюсь, что буду имѣть къ тому случай, сказалъ баронетъ.
— Вы не повѣрите, одушевляясь, продолжала Бэбби: — какъ она быстра, какъ она смѣла! Она летитъ какъ молнія, когда охотничьи рога протрубятъ, что лисица найдена.
— О, какое чудное удовольствіе охота! съ восторгомъ вскричалъ Монфише. — Я не дивлюсь, что вы такъ ее любите, не дивлюсь, если вы совершаете чудеса на такой превосходной лошади.
— Да, я хорошо охочусь; но это исключительно заслуга «Цыганки»: только на ней могу я такъ скакать.
— Лучше сказать: только вы умѣете такъ скакать на ней, любезно замѣтилъ баронетъ.
— Я вамъ сказала, что терпѣть не могу комилиментовъ. Хвалите мою лошадь, сколько угодно, она стоитъ того, но не смѣйте обижать ее вашини комилинентами мнѣ. И Бэбби снова начала осыпать похвалами свою лошадь и описывать ея достоинства на охотѣ. Смирно стояла Цыганка, ласкаемая маленькою ручкою госпожи; но вдругъ насторожила свои чуткія уши.
— Что съ тобою, моя милая? что ты? заботливо спросила Бэбби. Черезъ минуту послышался топотъ, потомъ взъѣхали на дворъ три джентльмена, на бойкихъ лошадяхъ.
— Это, конечно, ваши обожатели, миссъ Бэссингборнъ? сказалъ сэръ Джильбертъ.
IX.
правитьЖенихи въ одинъ мигъ соскочили съ лошадей, увидѣвъ Бэбби, и стояли передъ нею со шляпами въ рукахъ. Гробхэмъ былъ недуренъ собою, но въ лицѣ его не было никакого выраженія, если не называть выраженіемъ кислой сантиментальности. Кланяясь Бэбби, онъ смотрѣлъ на нее тоскливыми глазами, и эта чувствительная мина была очень смѣшна въ тридцатилѣтнемъ толстякѣ, на щекахъ котораго сіялъ румянецъ, которымъ онѣ были одолжены кларету. Юный Чипчезъ былъ высокъ, сухопаръ, бѣловолосъ и съ блѣдно-голубыми глазами. Полковникъ Клотворти былъ старше обоихъ своихъ соперниковъ и толще Гробхэма. Подбородокъ его, хотя чисто-выбритый, синѣлъ, потому-что Клотворти имѣлъ густые черные волоса. Лицо его было красно, глаза также красны, потому-что онъ очень любилъ выпить. Жирныя руки его не знали перчатокъ.
— Не стойте безъ шляпъ, джентльмены: вы простудитесь, сказала Бэбби. — Чему я обязана такимъ раннимъ визитомъ? Охоты не будетъ нынѣшній день — вы, конечно, это предвидѣли.
— Миссъ Бэссингбормъ спрашиваетъ: по какому случаю имѣетъ удовольствіе видѣть насъ такъ рано, сказалъ Гробхэмъ Чипчезу, самъ, видимо, затрудняясь отвѣтомъ.
— Скажите жь ей причину, развѣ вы не можете сказать? отвѣчалъ Чипчезъ.
— Нѣтъ, пусть скажетъ полковникъ, возразилъ Гробхэмъ.
— Жду вашихъ словъ, полковникъ, сказала Бэбби.
— Такъ и есть, замѣтилъ полковникъ: — мистеръ Гробхэмъ никогда не умѣетъ сказать что нужно. Итакъ объясню въ чемъ дѣло. Вчера мы всѣ втроемъ ужинали въ гостинницѣ Топора и Бутылки, въ мѣстечкѣ Брентри…
— Это постоянная гостинница нашего клуба, замѣтилъ Гробхэмъ.
— Не прерывайте меня, сэръ, или разсказывайте сами, обидчиво вскричалъ Клотворти. — Мы, какъ я ужь говорилъ, ужинали…
— И пили пуншъ, полковникъ, прибавилъ Чипчезъ…
— За здоровье миссъ Бэссингборнъ, дополнилъ Гробхэмъ, бросая умильный взглядъ на Бэбби.
— Позволите ли мнѣ досказать, господа?.. закричалъ раздраженный Клотворти: — мы пили за здоровье миссъ Бэссингборнъ тостъ, предложенный мною…
— Извините, полковникъ, я имѣлъ удовольствіе предложить тостъ за здоровье миссъ Бэссингборнъ, возразилъ Гробхэмъ: — пили мы всѣ, и вы въ томъ числѣ, но предложилъ я.
— Вы, сэръ? крикнулъ Клотворти, побагровѣвъ и топнувъ ногою отъ бѣшенства: — какъ? вы смѣете говорить при мнѣ и въ присутствіи миссъ Бэссингборнъ, что вы предложили тостъ за ея здоровье? Припомните, сэръ, какой непріятности вы однажды подвергались… я, ч… возьми, повторю вамъ этотъ урокъ! И онъ грозно зіахнулъ хлыстомъ.
— Фи, полковникъ! вы заставите меня удалиться, если будете продолжать въ подобномъ тонѣ, сказала Бэбби: — посмотрите, вы напугали даже мою милую Цыганочку.
Клотворти просилъ извинить его увлеченіе, простительное, по его мнѣнію, въ столь важномъ случаѣ, потому-что онъ никому не уступитъ чести предложить тостъ за здоровье миссъ Бэссингборнъ; между-тѣмъ Чипчезъ старался знаками объяснить Бэбби, что тостъ былъ предложенъ имъ, Чипчезомъ.
— Коротко и ясно, миссъ Бэссингборнъ, заключилъ Клотворти: — вчера мы съ общаго согласія рѣшились… и онъ остановился, въ совершенномъ замѣшательствѣ.
— Продолжайте же, полковникъ, закричалъ Чипчезъ.
— Нѣтъ, ч… возьми, не могу! возразилъ полковникъ. — Мистеръ Гробхэмъ охотникъ говорить, пусть скажетъ онъ.
— Одно одобрительное слово отъ миссъ Бэссингборнъ — и я готовъ раскрыть всю свою душу, чувствительно вскричалъ Гробхэмъ.
— Ничего не понимаю изъ вашихъ словъ, джентльмены, съ усмѣшкою сказала Бэбби. — Позвольте жь мнѣ предложить вамъ ясный и простой вопросъ: завтракали ли вы?
— Завтракали вы, господа? сантиментально повторилъ вопросъ Гробхэмъ, обращаясь къ товарищамъ. — Что до меня, я живу исключительно любовью. Другой пищи мнѣ ненужно.
— Недостаточный провіантъ! замѣтилъ Джоддокъ своему покровителю: — но, канальство, съ виду онъ толстъ, какъ-будто кушаетъ исправно.
— Мы съ полковникомъ еще не завтракали, сказалъ Чипчезъ: — а не завтракали именно потому, что, вслѣдствіе рѣшенія, принятаго нами вчера, должны были нынѣ съѣхаться на завтракъ къ вашему дядюшкѣ, а потомъ переговорить съ нимъ о важномъ дѣлѣ.
— Дядюшка, кажется, не можетъ видѣться съ вами за завтракомъ, джентльмены, отвѣчала Бэбби: — потому-что занятъ какимъ-то серьёзнымъ дѣломъ. Но, вѣроятно, онъ скоро кончитъ его, и тогда вы можете съ нимъ увидѣться. А пока, прошу васъ въ столовую, позавтракать со мною.
Очарованные такимъ приглашеніемъ, джентльмены пошли за Бэбби, выражая свой восторгъ каждый своимъ стилемъ. Бэбби казалась имъ обходительнѣе, нежели была когда-нибудь, и каждый выводилъ изъ этого благопріятныя для себя предзнаменованія. Утомившись такими надеждами, они могли заняться другими мыслями и обратили вниманіе на сэра Джильберта, который дружески пожалъ имъ руки и рекомендовалъ своего пріятеля. Затѣмъ вся компанія отправилась въ комнаты.
X.
правитьРодовой домъ сквайровъ Монкбери былъ построенъ во времена Іакова І-го, если не раньше; но его заботливо поддерживали. Западный фасадъ былъ украшенъ двумя башнями, круглыя окна которыхъ выходили на внутренній дворъ замка. Домъ былъ окруженъ обширнымъ паркомъ и садами. Все вмѣстѣ представляло прекрасный видъ.
Бэбби съ гостями вошла въ обширную столовую, убранную дубовыми панелями; вся остальная мёбель была также дубовая, современная построенію дома. Завтракъ былъ уже поданъ. Докторъ Бошъ, капелланъ сквайра, хозяйничалъ за столомъ, не забывая и себя, потому-что почтенный докторъ любилъ покушать. Нашедши себѣ отличнаго сподвижника въ капитанѣ Джоддокѣ, онъ въ одну минуту почувствовалъ къ нему сильное расположеніе, и дружба ихъ скрѣпилась взаимнымъ уваженіемъ. На другомъ концѣ стола сидѣли Монфише и Гробхэмъ, подлѣ Бэбби. Бѣдный Гробхэмъ не прикасался къ блюдамъ, даже не допилъ чашки чаю, упиваясь только созерцаніемъ своей сосѣдки. Въ-самомъ-дѣлѣ, Бэбби была прелестна, и Монфише, по примѣру своихъ новыхъ знакомцевъ, не замедлилъ влюбиться въ нее. Быстро блѣднѣлъ въ его воображеніи образъ Розы Вудбайнъ, и скоро она была забыта для очаровательной племянницы сквайра.
Но Бэбби съ улыбкою слушала комплименты, которьы расточалъ ей Монфише наперерывъ съ другими тремя джентльменами; и когда она, по окончаніи завтрака, удалилась изъ столовой, ни одинъ изъ ея поклонниковъ не могъ похвалиться тѣмъ, что умѣлъ привлечь къ себѣ ея благосклонность. Самолюбіе Монфише было затронуто и онъ мысленно поклялся не отступать, не одержавъ побѣды надъ соперниками. Гробхэмъ вздыхалъ и горько издѣвался надъ своею злосчастною судьбою. Чипчезъ подтвердилъ, что эта дѣвушка — загадка. Клотворти утѣшался пуншемъ. Джоддокъ и Бошъ одни были въ хорошемъ расположеніи духа, благодаря множеству опорожненныхъ бутылокъ.
— Ну, джентльмены! пора приниматься за дѣло, закричалъ Клотворти, вставая со стула: — мы не можемъ лично переговорить съ сквайромъ, такъ напишемъ ему.
— О чемъ же? спросилъ Монфише.
— Ну, разумѣется, о его племянницѣ, отвѣчалъ Клотворти: — мы хотимъ жениться на ней.
— Но какъ же это? Вѣдь жениться можно будетъ одному, а не всѣмъ троимъ, улыбаясь, замѣтилъ баронетъ.
— Сквайръ долженъ выбрать изъ насъ, кто ему лучше всѣхъ нравится — вотъ этого-то мы и требуемъ, вскричалъ Клотворти. — Еще стаканъ пуншу, Мосскропъ, да принесите намъ перьевъ, чернильницу, бумаги — слышите?
Дворецкій поклонился и ушелъ.
— Ч… возьми, если онъ выберетъ не меня, застрѣлюсь тутъ же, не сходя съ мѣста! продолжалъ Клотворти: — у меня и пистолетъ готовъ, въ карманѣ!
— Пожалуйста, будьте съ нимъ осторожнѣе, полковникъ, сказалъ Гробхэмъ: — мнѣ страшно и смотрѣть на такія опасныя вещи. Нѣтъ, если мнѣ прійдется разставаться съ жизнью, я утоплюсь.
— Я не располагаюсь умирать, съ довольною улыбкою замѣтилъ Чипчезъ: — я пріѣхалъ съ тѣмъ, чтобъ побѣдить.
— Вамъ побѣдить? Дудки! презрительно возразилъ Клотворти.
— Позволите ли мнѣ приписать и свое имя къ вашимъ, полковникъ? сказалъ сэръ Джильбертъ.
— Гм! не умѣю, что вамъ сказать на это, сомнительно отвѣчалъ полковникъ.
— Пусть себѣ подписывается, у него нѣтъ никакихъ надеждъ на успѣхъ, шепнулъ Чипчезъ.
— Если сэръ Джильбертъ включается въ число жениховъ, включаюсь и я! закричалъ Джоддокъ.
— Включаюсь и я, сказалъ докторъ Бошъ.
Капелланъ былъ вдовецъ и, несмотря на свои пожилыя лѣта, питалъ тайную надежду получить руку Бэбби, хотя совершенно неизвѣстно, на чемъ основывалась его надежда, потому-что Бэбби была далека отъ того, чтобъ и предполагать въ немъ подобную мысль.
— Какъ это можно! сквайръ подумаетъ, что мы смѣемся надъ нимъ, и посмѣется надъ нами, сказалъ Клотворти.
— Напишемъ же каждый отдѣльно, замѣтилъ Гробхэмъ.
— Я придумалъ другой планъ, вскричалъ Джоддокъ: — бросимъ жребій. Выигравшій напишетъ сквайру одинъ; всѣ проигравшіе должны будутъ поддерживать его предложеніе. Что вы на это скажете, джентльмены?
— Согласны, согласны! закричали всѣ, кромѣ Клотворти, который, однакожь, долженъ былъ покориться большинству.
Джоддокъ вытащилъ изъ своего помѣстительнаго кармана кости. Клотворти бросилъ первый: легло только восемь очковъ. Съ досадою топнулъ онъ ногою и приготовился вынуть пистолетъ. За нимъ бросилъ Чипчезъ: легло десять очковъ. Юноша торжествовалъ.
— Погодите, погодите! сказалъ Бошъ и взялъ кости въ свою очередь. Легло только девять. Побѣда оставалась за Чипчезомъ. Гробхэму легло только пять: — вѣчное несчастіе! Въ отчаяніи, онъ вырвалъ у себя цѣлый клокъ волосъ. Теперь дошелъ чередъ до гиганта. Двѣнадцать очковъ!
— Браво! брависсимо!
— Передайте кости мнѣ! сказалъ Монфише. — Также двѣнадцать! Побѣда не рѣшена. Мы съ вами, капитанъ, должны снова бросить жребій.
Съ яростью бросаетъ капитанъ кости. Только три очка!
— Теперь легко побѣдить! кричитъ Монфише и выбрасываетъ опять двѣнадцать очковъ. — Побѣда за мной, джентльмены! говоритъ онъ, улыбаясь и потирая руки.
Онъ садится и, въ восторгѣ, пишетъ сквайру письмо, въ которомъ предлагаетъ свою руку и богатство его «милой племянницѣ». Между-тѣмъ Клотворти готовитъ другое письмо, въ которомъ, отъ имени всѣхъ остальныхъ джентльменовъ, проситъ сквайра принять предложеніе баронета. Письмо это подписываютъ всѣ проигравшіе соискатели. Оба письма запечатаны и переданы Мосскропу, для немедленнаго доставленія сквайру Монкбери.
Несчастный Гробхэмъ едва не падаетъ въ обморокъ при уходѣ посланника; Клотворти и Чипчезъ блѣднѣютъ; Монфише не можетъ удерживать своего восторга. Джоддокъ, отъ-нечего-дѣлать, подходитъ къ большому круглому окну и смотритъ на террасу. Черезъ минуту онъ поспѣшно оборачивается и манитъ сэра Джильберта къ окну.
— Посмотрите-ка! шепчетъ онъ ему, торжествуя: — вѣрите теперь, что отъ капитана Дж. ничто не укроется?
— Ну, что же такое? У окна въ нижнемъ этажѣ стоитъ молодой человѣкъ, спиною къ намъ; лица его не видно. Кто это?
— Это Френкъ Вудбайнъ. Вотъ онъ обернулся сюда лицомъ — видите? онъ?
— Съ кѣмъ же онъ такъ жарко разсуждаетъ.? вскричалъ Монфише, испугавшись мысли, пробуждешой въ немъ ревностью.
— А вотъ увидите, отвѣчаетъ гигантъ, подавляя улыбку. — Счастливый плутъ этотъ егерь!
Монфише едва вѣритъ глазамъ. У окна показалась прекрасная головка.
— Такъ онъ говоритъ съ Бэбби! Дерзкій! какъ могъ онъ осмѣлиться думать о Бэбби? Что за диво? Онъ обнимаетъ и цалуетъ ее.
Въ бѣшенствѣ, Монфише стучитъ кулакомъ по окну — прекрасное видѣніе исчезаетъ въ тотъ же мигъ; уходитъ и Френкъ, повидимому, смущенный.
— Черезъ нѣсколько минутъ вы узнаете свою судьбу, сказалъ докторъ Бошъ, подходя къ Монфише: — я не сомнѣваюсь, что вы будете счастливѣйшимъ изъ людей.
— Не знаю, оправдаются ли наши надежды, съ горечью отвѣчалъ баронетъ: — я раздумалъ быть женихомъ, и сейчасъ же пишу объ этомъ сквайру.
— Что это значитъ? вскричалъ Гробхзмъ, подбѣгая къ Монфише. Клотворти отводитъ его въ сторону.
— Вы не имѣете права такъ скоро измѣнять вашихъ намѣреній, сэръ Джильбертъ. Вы должны объяснить намъ причины такой странной перемѣны, говоритъ полковникъ грознымъ голосомъ.
— Не хочу вамъ объяснять ничего, отвѣчалъ Монфише: — повторяю только, что отказываюсь отъ руки миссъ Бэссингборнъ.
— Но я требую объясненія, сэръ! закричалъ Клотворти.
— Требуете? сказалъ Монфише, выведенный изъ терпѣнія: — я не признаю васъ судьею надъ моими поступками и не хочу съ вами говорить.
— Такъ я же вамъ скажу…
— Полковникъ, вы слишкомъ горячитесь, прервалъ его Бошъ. — Конечно, сэръ Джильбертъ поступаетъ очень-странно, отказываясь отъ предложенія черезъ минуту послѣ того, какъ сдѣлалъ его, но у него вѣроятно есть на то свои особенныя причины…
— Но, ч… возьми, вѣдь мы всѣ ходатайствовали за него, стало-быть, замѣшаны въ этомъ дѣлѣ. Онъ долженъ жениться, если сквайръ согласенъ. А если не женится, долженъ драться съ нами всѣми…
— Да, да, драться съ нами, подтвердили Гробхэмъ и Чипчезъ.
— Какъ вамъ угодно, джентльмены, но я не женюсь на миссъ Бэссингборнъ, отвѣчалъ Монфише.
— Конечно не женитесь безъ ея согласія, сказала Бэбби, входя въ комнату.
Въ одно время съ нею, только черезъ противоположную дверь, вошла Роза Вудбайнъ. Увидѣвъ баронета и другихъ джентльменовъ, она хотѣла уйдти назадъ, но Монфише остановилъ ее.
— Роза, я долженъ переговорить съ вами, сказалъ онъ: — вашъ мужъ совершенно недостоинъ вашей любви. Онъ обманулъ васъ, жестоко обманулъ васъ!
— Не держите мою руку, сэръ Джильбертъ. Я вовсе не хочу слушать васъ.
— Вы думаете, что я обманываю васъ? Нѣтъ, я говорю правду, клянусь вамъ. Сейчасъ я видѣлъ, какъ онъ обнималъ молодую и прекрасную дѣвушку, которая родомъ своимъ гораздо-выше его и васъ, Роза, хотя далеко, далеко ниже васъ красотою.
— Мы видѣли, какъ они съ нею цаловались, подтвердилъ Джоддокъ: — онъ ее цаловалъ, мистриссъ Вудбайнъ. О, какъ это дурно! О, какъ это низко, особенно, когда своя жена такъ хороша! Еслибъ я былъ на вашемъ мѣстѣ, я отмстилъ бы измѣннику.
— Вы легко можете отмстить ему, Роза, сказалъ Монфише: — бѣжимъ со мною, милая Роза.
— Да, бѣжите съ нами, бросьте измѣнника, подтвердилъ Джоддокъ.
— Оставьте меня въ покоѣ, сэръ Джильбертъ, или я должна буду просить защиты у джентльменовъ.
— Уже ли вы не ревнуете мужа, Роза? съ удивленіемъ сказалъ баронетъ, опуская ея руку.
— Нисколько не ревную, потому-что совершенно увѣрена въ немъ.
— Но, клянусь вамъ, я видѣлъ, какъ онъ обнималъ миссъ Бэссингборнъ, и обнималъ очень-нѣжно, сказалъ Монфише.
Роза, повидимому, не встревожилась этимъ.
— Что такое вы толкуете о миссъ Бэссингборнъ? Кто обнималъ ее? спросилъ Клотворти, подходя, вмѣстѣ съ другими женихами, къ разговаривающимъ.
— Потерпите, господа, немного: скоро все объяснится, отвѣчалъ Монфише.
— Мы требуемъ немедленнаго объясненія, вскричалъ Клотворти: — мы не позволимъ говорить дурно о миссъ Бэссингборнъ.
— Миссъ Бэссингборнъ очень благодарна вамъ, джентльмены, сказала Бэбби, выступая впередъ: — но она можетъ защитить себя сама. Пойдемъ со мною, мой другъ, Роза. Вашъ мужъ у насъ въ домѣ. Я дожидалась васъ.
Роза пошла за нею, дверь затворилась. Джентльмены остались одни въ столовой.
— Что за чудеса! вскричалъ баронетъ. Его восклицаніе было повторено всѣми.
XI.
правитьПойдемъ въ кабинетъ сквайра. Здѣсь Монкбери, въ качествѣ мирнаго судьи, разбираетъ дѣла, миритъ поссорившихся, опредѣляетъ наказанія виновнымъ; здѣсь онъ принимаетъ своихъ фермёровъ, помогаетъ бѣднымъ, щедрою рукою раздаетъ пособія.
Комната убрана очень-просто. Большой дубовый столъ и нѣсколько дубовыхъ стульевъ — вотъ вся мёбель. Надъ каминомъ виситъ портретъ его отца, генерала Монкбери. Въ комнату ведутъ двое дверей. Одна дверь обыкновенная; другая закрыта большими японскими ширмами.
Сквайръ сидитъ спиною къ столу, лицомъ къ камину; лицо почтеннаго джентльмена озабочено. Подлѣ него сидятъ докторъ Сайдботтомъ и мистеръ Роперъ. Сайдботтому очень хочется узнать, по какому дѣлу пригласилъ его сквайръ; сквайру также хочется разсказать, въ чемъ дѣло; но онъ боится показаться смѣшнымъ, и не рѣшается начать разговоръ о томъ, что его занимаетъ; въ противность своему обыкновенію — идти смѣло прямою дорогою, онъ толкуетъ о пустякахъ: о томъ, получитъ ли Іона окорокъ, о возвращеніи Монфише, о томъ, что молодой баронетъ надѣлалъ въ Лондонѣ много долговъ. Мистеръ Роперъ знаетъ, чѣмъ заняты мысли сквайра: пріѣхавъ за полчаса до Сайдботтома, онъ имѣлъ продолжительный и серьёзный разговоръ съ хозяиномъ.
Но уклончивость и нерѣшительность не въ характерѣ сквайра; онъ наконецъ приступаетъ къ объясненію:
— Вамъ, конечно, будетъ очень-странно услышать, докторъ… только, пожалуйста, не смѣйтесь, или я перестану говорить. Вы удивитесь, узнавъ, что я, котораго вы считали старымъ холостякомъ, былъ…
— Продолжайте, продолжайте, сэръ, слушаю съ величайшимъ вниманіемъ, ободрительно сказалъ Сайдботтомъ, стараясь удержаться отъ улыбки, потому-что замѣшательство сквайра было очень-комично.
— Ну, разскажите ему вы, Роперъ; у меня, хоть рѣжьте, языкъ не поворачивается.
— Сквайръ желаетъ сообщить вамъ, докторъ, свою тайну, которую доселѣ скрывалъ по уважительнымъ причинамъ, сказалъ Роперъ. — Его замѣшательство происходитъ отъ опасенія, что вы осудите его…
— То-есть, сочтете меня дуракомъ, или хуже дурака. Ужь непремѣнно сочтете, я знаю, вскричалъ Монкбери, вскочивъ съ мѣста и принимаясь поправлять дрова въ каминѣ.
— Ну, что я скажу — еще неизвѣстно, ободрительно возразилъ Сайдботтомъ: — я человѣкъ снисходительный.
— Знаю, знаю; но отъ меня вы не могли ожидать подобной штуки; не повѣрите, если и сказать вамъ. Это противно моему правилу, что холостая жизнь лучше всего. Это глупость, надъ которою смѣюсь я въ другихъ, а самъ ее сдѣлалъ. Смѣйтесь же теперь надо мною.
— Такъ ли я понимаю ваши слова, сквайръ: вы были женатъ?
— Ну да. Стало-быть передъ вами не старый холостякъ, а вдовецъ. Вотъ въ чемъ штука. Могли ли вы ожидать отъ меня такой глупости? Ха, ха, ха! Ну, смѣйтесь же надо мною.
— Не надъ чѣмъ смѣяться, сквайръ. Дѣло очень-натуральное. Я даже угадываю, почему вы до-сихъ-поръ скрывали свой бракъ.
— Самолюбіе, докторъ, самолюбіе — моя слабость! Бракъ у насъ былъ тайный, потому-что отецъ мой, человѣкъ гордый (и сквайръ взглянулъ на строгія черты портрета), высоко цѣнилъ свою знатность и не позволилъ бы мнѣ жениться на дочери простаго пастора. А потомъ я молчалъ изъ ложнаго стыда, чтобъ не показаться измѣнникомъ правилу, къ которому привыкъ, защищаясь отъ невѣстъ любовью къ холостой жизни. Слабость, докторъ, смѣшная слабость. Моя жена была миссъ Лесли, дочь нашего стараго пастора.
— Вотъ этимъ вы меня удивляете, сэръ. Я помню миссъ Лесли, это была дѣвушка очаровательная. Такъ вотъ почему она уѣхала отсюда. Я не воображалъ, что она была замужемъ, и теперь вижу, какъ неосновательны были мои предположенія. Жаль, если старикъ, ея отецъ, и мать также не знали о бракѣ. Это ихъ успокоило бы. Миссъ Лесли уѣхала въ Комберлэндъ; но что съ нею было послѣ — я не слышалъ.
— Она умерла тамъ еще при жизни моего отца, печально сказалъ сквайръ: — потому-то я и не могъ тогда признать нашего брака.
— Вы должны были признать его послѣ, когда стали полнымъ господиномъ своихъ поступковъ, сказалъ Сайдботтомъ: — этого требовала честь ея памяти; а тѣмъ болѣе было это необходимо, если у васъ были дѣти.
— Правда ваша, докторъ, правда. Я сдѣлалъ важный проступокъ. Хочу по-крайней-мѣрѣ теперь его загладить.
— Значитъ, у васъ есть дѣти?
— Дочь мою вы знаете: Бэбби не племянница, а младшая дочь моя.
— Такъ у васъ есть и старшая дочь? Гдѣ жь она?
— Я укажу вамъ ее черезъ нѣсколько времени; а пока скажу, что не зналъ до вчерашняго дня о томъ, что она жива. Она была увезена отъ матери еще въ младенчествѣ, и потомъ я не могъ отъискать ея слѣдовъ. Теперь, благодаря Роперу, все для меня объяснилось и дочь возвращена мнѣ.
— Остальныя подробности вы сообщите мнѣ, когда найдете удобнымъ; но я, кажется, угадываю ихъ, сказалъ Сайдботтомъ. — Знаетъ ли ваша племянница, то-есть дочь, о своемъ родствѣ съ вами?
— Знаетъ, но еще не все. Бѣдная моя жена обѣщалась не открывать никому, что мы повѣнчаны.
Сайдботтомъ покачалъ головою; но его упреки были подавлены въ зародышѣ появленіемъ дворецкаго съ докладомъ, что пріѣхалъ докторъ Плотъ.
Обрадовавшись, что избавился этимъ отъ замѣчаній Сайдботтома, сквайръ пошелъ навстрѣчу своему старинному пріятелю, который медленно вошелъ въ кабинетъ. На лицѣ старика отражались слѣды страданій, которыя вынесъ онъ въ предъидущую ночь; но въ осанкѣ его сохранилось обыкновенное достоинство.
— Милый сэръ Вальтеръ! вскричалъ сквайръ, когда удалился дворецкій: — какъ радъ я видѣть васъ здѣсь! Какъ добры вы, что пріѣхали на мое приглашеніе! Сейчасъ объясню, зачѣмъ вамъ было необходимо пріѣхать сюда. Но прежде садитесь, садитесь.
— Благодарю, Монкбери, сказалъ сэръ Вальтеръ, въ изнеможеніи опускаясь на стулъ. — Не думалъ я, чтобъ намъ съ вами случилось встрѣтиться, а особенно мнѣ быть здѣсь. Но, слава Богу, я здѣсь, и у меня еще достанетъ силы высказать вамъ все, что нужно. Очень радъ, что застаю здѣсь также васъ, докторъ Сайдботтомъ, и васъ, мистеръ Роперъ. Вы на меня пристально смотрите, вѣрно, удивляясь, что я такъ измѣнился въ одну ночь. Да, тяжела была эта ночь! Я въ нѣсколько часовъ состарѣлся на двадцать лѣтъ. О, какая ночь! какая мучительная ночь! Но она принесла мнѣ пользу: я теперь не тотъ, какъ прежде; во мнѣ исчезла гордость, неуступчивость. Я смирился, раскаяваюсь, умоляю о прощеніи.
— Это прекрасно, сэръ, сказалъ Сайдботтомъ: — вы теперь можете облегчить вашу совѣсть отъ тяжелаго бремени. Въ насъ вы найдете участіе, симпатію, помощь.
— Мужайтесь, сэръ Вальтеръ, мужайтесь! сказалъ сквайръ, пожимая его руку. — Мы всѣ несвободны отъ слабостей и проступковъ.
— Мои слишкомъ-тяжелы, Монкбери, отвѣчалъ онъ, печально склонивъ голову. Слушайте же мою исповѣдь. Ныньче, вы знаете, я ночевалъ въ домѣ, который прежде принадлежалъ мнѣ; я ночевалъ въ комнатѣ, съ которою связаны ужасныя воспоминанія. Едва переступивъ порогъ ея, нашелъ я письмо, которымъ разсѣялись мои злобныя, мучительныя подозрѣнія, письмо отъ моей покойной жены, доказывающее невинность ея и несправедливость моей жестокой ревности.
Волненіе старика было такъ велико, что нѣсколько минутъ не могъ онъ говорить.
— Вообразите мое отчаяніе… нѣтъ, вы не можете вообразить его: у васъ на совѣсти нѣтъ такихъ преступленій. Я покушался на самоубійство. Меня удержала мысль, что прежде я долженъ возстановить честь жены. Я кончилъ письмо и готовъ былъ разстаться съ ненавистною жизнью, но меня остановили таинственныя, грозныя видѣнія.
— Не отчаявайтесь, сэръ Вальтеръ, кротко замѣтилъ Сайдботтомъ: — истинное раскаяніе всегда служитъ залогомъ прощенія. Вы можете еще загладить, хотя отчасти, зло, въ которомъ себя обвиняете.
— Да, многое невозвратимо, но многое можно исправить, сказалъ Монкбери. — У васъ есть сынъ, отвергнутый вами. Примиритесь съ нимъ.
— Это мое единственное желаніе, отвѣчалъ Физвальтеръ: — затѣмъ я и писалъ бумагу, о которой говорилъ вамъ: она возвращала сыну право на мое имя и наслѣдство, потому-что я хотѣлъ умереть въ ту же ночь; она оправдывала память моей жены. И теперь я пришелъ сюда, чтобъ просить васъ, Монкбери, быть исполнителемъ моей воли, какъ-бы меня не было уже въ живыхъ. Передаю вамъ эту бумагу и скроюсь навсегда отъ свѣта.
— Зачѣмъ же? Я употреблю всѣ силы, чтобъ удержать васъ отъ этого, кротко, но твердо сказалъ сквайръ. — Вы еще можете быть счастливы, наслаждаясь счастіемъ сына. Поговорите съ нимъ, онъ здѣсь, въ моемъ домѣ.
— Нѣтъ, я не могу взглянуть ему въ лицо! съ смущеніемъ вскричалъ сэръ Вальтеръ, вставая, какъ-бы съ тѣмъ, чтобъ бѣжать отъ сына. — Возьмите, передайте ему этотъ пакетъ. Онъ объяснитъ ему все. Я ему буду писать.
— Нѣтъ, вы не уйдете, не видѣвъ его, возразилъ сквайръ, удерживая сэра Вальтера. — Не бойтесь укоризнъ, онъ не будетъ упрекать васъ.
— Не упрековъ боюсь я: ихъ легче вынесть; но нѣжность его убьетъ меня.
— Э, э! Нечего васъ слушать. Роперъ, скажите Эльюрду Физвальтеру, что отецъ желаетъ его видѣть.
— Погодите хотъ минуту! умоляющимъ голосомъ вскричалъ старикъ. Но Роперъ ушелъ. Сэръ Вальтеръ жадно и вмѣстѣ боязливо устремилъ глаза на дверь. Послышались быстрые шаги. — «Идетъ! идетъ!» съ радостью и боязнью повторялъ бѣдный отецъ.
Дверь отворилась и вошелъ, въ сопровожденіи Ропера, молодой человѣкъ, котораго мы знали подъ именемъ Френка Вудбайна.
Молча взглянули другъ на друга отецъ и сынъ, и остановились, какъ-бы оцѣпенѣвъ отъ волненія; но мигъ — и Эльюрдъ Физвальтеръ бросился въ объятія отца.
Сцена была трогательная. Сквайръ утиралъ глаза, Сайдботтомъ и Роперъ откашливались.
— Двадцать лѣтъ я не зналъ этой радости! вскричалъ наконецъ сэръ Вальтеръ: — мы не разстанемся теперь, милый сынъ мой. Простилъ ли ты меня?
— Батюшка!… рыдая, сказалъ Эльюрдъ.
— Вотъ видите, вышло по-моему, сэръ Вальтеръ, вскричалъ сквайръ. — Видно, ужь ныньче такой день, что всѣ раскаяваются и получаютъ прощеніе. Доходитъ очередь и до меня. Но вашъ батюшка слабъ, подайте ему кресла, Эльюрдъ.
— Сынъ мой, сынъ мой, какъ могъ я покинуть тебя! говорилъ сэръ Вальтеръ.
— О, какъ могъ и я покинуть свою дочь! сказалъ сквайръ.
— О какой дочери говоритъ онъ? спросилъ Физвальтеръ.
— О моей женѣ, батюшка, отвѣчалъ Эльюрдъ.
— Такъ, такъ, о ней, повторилъ сквайръ. Странно все это устроилось. Еслибъ мы нарочно задумали такъ сдѣлать, не удалось бы такъ хорошо. Вѣдь вы не будете недовольны тѣмъ, сэръ Вальтеръ, что ваша невѣстка моя дочь?
— Недоволенъ? Жена Эльюрда сокровище! Немного на свѣтѣ такихъ счастливцевъ, какъ онъ. Да благословитъ ихъ Богъ всегда жить такъ, какъ жили они до-сихъ-поръ.
— Дай Богъ! вскричалъ сквайръ. — Но пора сознаться мнѣ передъ дочерью. Гдѣ Роза?
— Она съ миссъ Бэссингборнъ, сказалъ Эльюрдъ.
— То-есть съ своею сестрою, Бэбби Монкбери — конецъ всему маскараду. У меня двѣ дочери, сэръ Вальтеръ: Роза — старшая, Бэбби — младшая. Обѣ мои наслѣдницы.
— Розѣ не нужно обижать сестру, сказалъ сэръ Вальтеръ: — у Эльюрда довольно своего богатства. Мое имѣніе принадлежитъ ему. Я при жизни, теперь же, передаю ему все.
Эльюрдъ хотѣлъ возражать, но отецъ былъ непреклоненъ.
— Не могу только передать тебѣ своего баронетскаго титула, но и онъ скоро перейдетъ къ тебѣ, сказалъ старикъ.
— Вы отнимаете у меня Розу, улыбаясь замѣтилъ сквайръ: — и Бэбби хотятъ отнять у меня. Жениховъ у ней бездна. Вотъ не дальше какъ часъ назадъ, получилъ я письмо съ предложеніемъ отъ сэра Джильберта де-Монфише, и съ нимъ вмѣстѣ другое письмо, въ которомъ нѣсколько джентльменовъ просятъ меня не отказывать сэру Джильберту. Но согласиться я не могу? еслибъ даже Бэбби не чувствовала къ нему нерасположенія, потому-что, по словамъ Ропера, Монфише надѣлалъ долговъ.
— Это еще не бѣда, сказалъ сэръ Вальтеръ: — онъ можетъ исправиться, сердце у него доброе; состояніе его только разстроено, но еще не промотано. Если у него будетъ хорошая жена, онъ будетъ также хорошимъ человѣкомъ. Мы объ этомъ еще поговоримъ съ вами, любезный другъ; а теперь, отвѣчай мнѣ на одинъ вопросъ, Эльюрдъ, пока не пришла еще сюда твоя жена: знаетъ она, что ты мой сынъ?
— Нѣтъ, батюшка. Простолюдиномъ считала она меня, когда полюбила меня, и я охотно остался бы для нея навсегда Френкомъ Вудбайномъ. Она знала мое истинное имя, но не доспрашивалась, почему я перемѣнилъ его на другое. И она сама только ныньче поутру изъ письма мистера Ропера узнала, что мать ея была законною супругою сквайра Монкбери.
— Значитъ, это дѣло кончено, сказалъ сквайръ. — Желалъ бы я, чтобъ не нужно было мнѣ объясняться и съ Бэбби.
— Бэбби также все знаетъ, отвѣчалъ Эльюрдъ. — Я, какъ пришелъ сюда, пересказалъ ей сущность письма мистера Ропера, и она была такъ восхищена, что обняла меня, не замѣчая, что сэръ Джильбертъ смотритъ на насъ. Впрочемъ, она и прежде знала о нашемъ родствѣ; мы даже видѣлись съ нею нѣсколько разъ. Одно только оставалось для насъ тайною до нынѣшняго утра: что мать Бэбби и Розы была вашею законною супругою, сэръ. Одно изъ моихъ свиданій съ Бэбби даже было замѣчено Полемъ Флитвикомъ.
— Такъ вотъ измѣна, свидѣтелемъ которой былъ Флитвикъ! улыбаясь сказалъ сквайръ. — Не сбудется же надежда Іоны доказать, что вы съ Розою не можете получить окорокъ.
— Это рѣшитъ судъ присяжныхъ, замѣтилъ Роперъ.
— Я увѣренъ въ рѣшеніи, отвѣчалъ сквайръ: — такой счастливой парочки, какъ Эльюрдъ и Роза, не найдешь нигдѣ. Но гдѣ же она? Роза! Роза! закричалъ онъ, идя къ дверямъ. — Гдѣ ты, мой дружокъ?
— Иду, отвѣчала она.
— Идешь къ отцу, вскричалъ сквайръ, обнимая ее. — Богъ да благословитъ тебя, милая Роза! Какъ ты похожа на свою мать! и сквайръ снова принялся утирать глаза, въ чемъ ему подражали почти всѣ.
— Какъ же теперь звать васъ, дядюшка: дядюшка или папа? весело сказала Бэбби, вошедшая вмѣстѣ съ Розою.
— Разумѣется, папа, вскричалъ сквайръ, протягивая ей руку. — Я, просто, не стоилъ бы такого счастья! Пусть же всѣ ныньче веселятся! Готовить пиръ для всей прислуги! Выкатить боченокъ самаго крѣпкаго эля, взять изъ моего погреба самаго лучшаго вина! Пусть всѣ пьютъ за здоровье моихъ дочерей! Цѣлую недѣлю… мало, цѣлый мѣсяцъ мой домъ будетъ всѣмъ открытъ: пусть всѣ пируютъ! Пригласить всѣхъ моихъ фермеровъ, пригласить и сосѣдей, всѣхъ, и своихъ и чужихъ: пируемъ всѣ! Роперъ, ступайте, соберите всю прислугу: надо познакомить ихъ съ моими дочерьми! Постойте, постойте! у насъ есть гости, пригласите сюда и ихъ. Пируемъ всѣ! — Роперъ ушелъ распорядиться исполненіемъ этихъ приказаній. — Теперь надо мнѣ переговорить съ тобою, Бэбби, сказалъ сквайръ, отводя ее въ сторону: — какъ тебѣ нравится сэръ Джильбертъ де-Монфише? Не правда ли, славный молодой человѣкъ?
— Ахъ, папа, я всего только разъ еще видѣла его. Но онъ очень-недуренъ собою и, кажется, очень-хорошій молодой человѣкъ.
— Такъ вотъ онъ сватаетъ тебя. Что ты ему на это скажешь?
— Рѣшительно: «нѣтъ!» Скорѣе умру дѣвушкою, нежели пойду за него!
— Жаль бѣдняжку! сказалъ сквайръ.
— Не жалѣйте, папа; онъ сейчасъ говорилъ, что раздумалъ жениться на мнѣ.
— А, знаю, въ чемъ штука! Онъ видѣлъ вотъ этого юношу, сказалъ сквайръ, указывая на Эльюрда: — и не понялъ, какія между вами отношенія. Это мы уладимъ. Спрашиваю только, нравится ли онъ тебѣ?
— Я не измѣню своего отвѣта, папа.
— Вспомни, вѣдь онъ баронетъ.
— Помню, и все-таки не пойду за него.
— Вѣдь онъ богачъ! Сколько у него земли! какой домъ! какія лошади!
— Нѣтъ, нѣтъ и нѣтъ.
Въ эту минуту вошелъ Монфише съ другими джентльменами.
— Очень-радъ, господа, видѣть васъ, сказалъ сквайръ, пожимая руки гостей. — Вы пожаловали очень-кстати: у меня праздникъ. Я всегда радъ гостямъ, а теперь вдвое. Хотѣлъ бы, чтобъ со мною теперь были всѣ мои друзья. Роперъ, вѣрно, объяснилъ вамъ все, такъ рекомендую вамъ моихъ дочерей.
Начались всеобщія поздравленія. Восхищенный сквайръ, ударивъ по плечу Боша, закричалъ: — вотъ онъ меня вѣнчалъ; онъ вамъ разскажетъ все, какъ было.
— Съ удовольствіемъ, сэръ, отвѣчалъ капелланъ. — 1729 года, мая мѣсяца, 1-го числа, высокородный сквайръ Маркъ Монкбери, холостъ, и Грэсъ Лесли, дочь мистера Лесли, пастора, дѣвица, сочетались законнымъ бракомъ. Бракосочетаніе совершалъ пасторъ Іеремія Бошъ (то-есть вашъ покорнѣйшій слуга). Въ книгу записалъ Роджеръ Боусъ, причетникъ церкви Малаго Донмо. Вотъ вамъ и все, какъ записано въ книгѣ. Пересказано съ подлиннымъ вѣрно.
— Теперь и тебѣ пора, Эльюрдъ, объявить женѣ, кто ты, сказалъ сыну сэръ Вальтеръ.
— Роза, сказалъ Эльюрдъ, цалуя руку жены: — у меня была отъ тебя одна только тайна. Теперь нѣтъ нужды скрывать ее. Ты дочь одного изъ знатнѣйшихъ людей нашего графства; надобно же узнать тебѣ, что и мужъ твой равенъ тебѣ по происхожденію.
— Какъ-бы не равенъ! закричалъ сквайръ: — нѣтъ, вашъ родъ древнѣе моего. Физвальтеры извѣстны съ XII вѣка.
— Видите, что оно значитъ? замѣтилъ Джоддокъ своему пріятелю: — вѣдь я такъ и говорилъ, что у Френка въ лицѣ что-то особенное. Что за превращенія! Остается только превратиться доктору Плоту. Я увѣренъ, сейчасъ окажется, что онъ вовсе не докторъ Плотъ.
— Молчи! съ затаеннымъ бѣшенствомъ сказалъ Монфише: — я ужь догадываюсь, кто онъ. И если дѣйствительно…
Монфише стиснулъ зубы отъ ярости.
— И вотъ мой батюшка, продолжалъ Эльюрдъ, подводя Розу къ своему отцу: — вотъ мой батюшка, сэръ Вальтеръ Физвальтеръ.
— Мой старый другъ! закричалъ сквайръ.
— И мой смертельный врагъ, прошепталъ Монфише, хватаясь за шпагу.
— Ч…. возьми! Такъ это Физвальтеръ! сказалъ про-себя Джоддокъ: — у нихъ выйдетъ ссора, лучше удалиться отъ непріятностей. И гигантъ потихоньку пробрался къ дверямъ.
Между-тѣмъ старикъ обнималъ и благословлялъ свою невѣстку.
— Ты извинишь теперь меня, Роза, что я незванный былъ у тебя вчера: я хотѣлъ убѣдиться, что правду говорятъ о вашемъ семейномъ счастіи, потому-что, къ-сожалѣнью, я не вѣрилъ его возможности на землѣ. Теперь увѣрился. Мой сынъ счастливъ тобой.
— Я столько же счастлива имъ, отвѣчала Роза: — мы блаженствовали въ нашемъ домикѣ, будемъ также любить другъ друга всегда и вездѣ.
— О, я не могла бы находить счастья въ послушаніи мужу! Я не люблю слушаться, люблю жить, какъ мнѣ хочется! вскричала Бэбби.
— Моимъ закономъ было бы исполненіе всѣхъ вашихъ желаній, нѣжно сказалъ Гробхэмъ, падая на колѣни.
— Моимъ блаженствомъ было бы повиновеніе вамъ, воскликнулъ Чипчезъ, слѣдуя его примѣру.
— Я старался бы во всемъ угождать вамъ, произнесъ Клотворти, также падая на колѣни.
— Я замучила бы васъ, джентльмены, весело сказала Бэбби: — правда ли, папа? Я охотница мучить и ссориться.
— Ты не получишь окорока, если выйдешь замужъ, сказалъ сквайръ, улыбаясь.
— Не получу; да это и невозможно; никто его не получаетъ. А пока не найдутся счастливые супруги, которые получатъ окорокъ, я не хочу вѣрить супружескому счастью и не пойду замужъ. Вотъ мой послѣдній отвѣтъ, джентльмены; можете встать съ колѣнъ.
Злополучные искатели пошли отъ суровой красавицы, дѣля другъ съ другомъ свои горести.
Между-тѣмъ сэръ Джильбертъ де-Монфише, не принимая участія въ этомъ фарсѣ, угрюмо стоялъ въ отдаленіи; весь поблѣднѣвъ, подошелъ онъ къ сэру Вальтеру и, мрачно смотря ему прямо въ лицо, сказалъ:
— Такъ вотъ онъ, сэръ Вальтеръ Физвальтеръ! Наконецъ-то мы встрѣтились. Я громко называю его убійцею.
— Откажитесь отъ этого слова, сэръ Джильбертъ! Откажитесь отъ этого слова, или вы будете отвѣчать за него мнѣ! вскричалъ Эльюрдъ.
— Я очень-радъ, что вы готовы отвѣчать передо мною за поступокъ вашего отца, отвѣчалъ Монфише. — Я не могъ бы вызвать на смертный бой старика. Вы можете драться. Повторяю свои слова. Я называю его…
Эльюрдъ бросился на Монфише, но отецъ удержалъ его.
— Не касайся его, сынъ мой, оставь его, пусть онъ имѣетъ дѣло со мною. И, схвативъ желѣзною рукою руку баронета, старикъ отвелъ его въ сторону и сказалъ: "Да, вы должны мстить мнѣ за смерть отца, сэръ Джильбертъ. Если моя кровь нужна вамъ, я открываю свою грудь вашей шпагѣ. Но ни моя рука, ни рука моего сына не поднимется противъ васъ. Выслушайте меня. Вы помните, продолжалъ онъ, понижая голосъ: — въ какихъ обстоятельствахъ встрѣчался съ вами я, подъ именемъ Джона Джонсона, помните, какъ я спасъ васъ отъ негодяевъ?
— Вы дали мнѣ въ займы денегъ и помогли мнѣ защититься отъ нападающихъ.
— Ихъ было много, продолжалъ сэръ Вальтеръ: — и вы могли убѣдиться, что я умѣю владѣть шпагою. Слѣдовательно не изъ робости я отказываюсь отъ битвы, но, какъ я сказалъ, вы можете вполнѣ отмстить мнѣ.
— Кончили вы, сэръ? нетерпѣливо сказалъ Монфише, усиливаясь освободить свою руку.
— Нѣтъ, продолжалъ сэръ Вальтеръ, еще болѣе понижая голосъ. Вы разорились, сэръ Джильбертъ; вы проиграли все въ карты. Ваши помѣстья назначены въ продажу…
— Я бѣденъ, но не обезчещенъ. Оставьте ваши назиданія, сэръ Вальтеръ.
— Я говорю правду, а не назиданія. Вы задолжали жидамъ и ростовщикамъ. Я слѣдилъ за вами…
— Позвольте спросить, съ какою цѣлью? гордо сказалъ Монфише.
— Чтобъ спасти васъ. Я знаю негодяевъ, жертвою которыхъ вы сдѣлались. Я зналъ также, что напрасно было бы предостерегать или останавливать васъ. Можно было только помѣшать исполненію ихъ плановъ. Это мнѣ удалось, не скажу, чтобъ удалось безъ пожертвованій съ моей стороны; скажу только, что вы не теряете ничего. Если опытъ научилъ васъ быть осторожнѣе, вы остаетесь въ выигрышѣ, а я буду доволенъ, если эта услуга искупаетъ мою вину передъ вами.
— Какъ понимать ваши слова, сэръ Вальтеръ? сказалъ Монфише, съ изумленіемъ смотря на него.
— Я хочу сказать, что ваши векселя выкуплены мною и возвращаются вамъ изорванными. Вы полный владѣлецъ своихъ помѣстій, которыя освобождены отъ долговъ. Довольно ли вамъ этого, или еще нужна моя кровь?
— Мнѣ нужна только ваша дружба. Вы благородный человѣкъ, сэръ Вальтеръ.
— Жалкій слѣпецъ! я думалъ, что продолжаю мщеніе, спасая сына того, кого считалъ губителемъ своей чести; а я только искупалъ свою вину передъ нимъ. Я не стою ни похвалы, ни благодарности. Требую только одного: чтобъ вы измѣнили свой образъ жизни, потому-что я не всегда буду вашимъ опекуномъ. И лучшее средство исправиться — женитьба.
— Я женюсь, сэръ Вальтеръ; нужно только найдти невѣсту.
— Почему же вы не сватаете младшей дочери сквайра?
— О, еслибъ онъ и она согласились!
— Монкбери! закричалъ сэръ Вальтеръ, обратившись къ сквайру: — мы помирились съ сэромъ Джильбертомъ, и мнѣ пріятно сказать вамъ, что помѣстья нашего молодаго друга совершенно свободны отъ долговъ. Потому онъ возобновляетъ предложеніе, о которомъ вы знаете, и проситъ руку вашей дочери.
— Что-то скажетъ Бэбби? сказалъ сквайръ.
— Я ужь говорила, кокетливо отвѣчала Бэбби, что не пойду замужъ, пока будетъ выданъ кому-нибудь въ награду донмовскій окорокъ: тогда только я повѣрю, что замужняя жизнь можетъ быть счастлива.
— Въ такомъ случаѣ мы не отказываемся отъ надежды, сказали Гробхэмъ и его соперники-пріятели. Неттельбеды навѣрное получатъ окорокъ.
Въ это время вошелъ Роперъ и доложилъ сквайру, что, по его приказанію, вся прислуга собралась въ залѣ. Монкбери, взявъ за руки своихъ дочерей, пошелъ въ залу, сопровождаемый всѣмъ обществомъ. Громкія, радостныя восклицанія привѣтствовали въ залѣ появленіе сквайра; онъ чувствовалъ себя невыразимо-счастливымъ въ ту минуту. Все умолкло, когда онъ рекомендовалъ своихъ дочерей собравшейся толпѣ. Потомъ раздались восклицанія грозіче прежняго. Ободревные благосклонною улыбкою новыхъ своихъ госпожь, нѣкоторые смѣльчаки бросились пожимать имъ руки; за этими передовыми послѣдовала вся толпа, и общій восторгъ не зналъ предѣловъ. По окончаніи церемоніальнаго представленія занялись приготовленіемъ пира, какого не бывало еще въ домѣ Монкбери, славимшемся пирами. Радостная вѣстъ быстро разнеслась повсюду и со всѣхъ сторонъ начали сходиться фермеры сквайра, съ женами и дѣтьми. Веселые крики и пиръ продолжались съ полудня до полночи. Пришли даже Іона и Нелли, сошлись и присяжные окорока; пришли и музыканты, игравшіе наканунѣ въ гостинницѣ; начались танцы и шумно продолжались чуть не до разсвѣта. Бэбби была въ такомъ хорошемъ расположеніи духа, что танцовала со всѣми своими женихами. Сэръ Вальтеръ одинъ не принималъ участія въ праздникѣ и, успокоенный его отсутствіемъ, капитанъ Джоддокъ осмѣлился появиться въ обществѣ, которое удивилъ своимъ апетитомъ и восхитилъ своими веселыми пѣснями.
XII.
правитьСэръ Вальтеръ, какъ мы замѣтили, не принималъ участія въ общей веселости; онъ чувствовалъ, что своею печалью нарушитъ радость пира, и рано поутру возвратился въ донмовскую гостинницу. Сквайръ удерживалъ его у себя, но старикъ былъ непреклоненъ, и Монкбери могъ вынудить у него только обѣщаніе пріѣхать опять завтра.
— Мой домъ — вашъ домъ, говорилъ онъ: — вы и ваши друзья всегда будутъ самыми пріятными для меня гостями.
— Друзей у меня и прежде было мало, а теперь и вовсе я не обременю васъ ими, сказалъ старикъ, горько улыбаясь.
— Какъ знать? иногда встрѣчаешься съ людьми, которыхъ не надѣялся видѣть, которыхъ считалъ навѣки потерянными, значительнымъ тономъ отвѣчалъ сквайръ.
Пока прощался старикъ съ сыномъ и невѣсткою, сквайръ отправилъ Ропера съ какими-то порученіями. По дорогѣ въ Донмо, сэръ Вальтеръ заѣхалъ въ старое пріорство, гдѣ были погребаемы члены его семейства. Долго и горячо молился онъ надъ памятникомъ жены, и вдругъ ему послышался въ темномъ склепѣ шорохъ шаговъ. Наканунѣ, зашедши въ склепъ, когда шелъ взглянуть на Розу Вудбайнъ, сквайръ также слышалъ этотъ шорохъ; но тогда онъ принялъ это за обманъ воображенія. Теперь странный шорохъ слышится опять, слышится ясно. Морозъ пробѣжалъ по жиламъ сэра Вальтера. Осматривая памятникъ, онъ находитъ на немъ письмо; на адресѣ его имя, написанное знакомою рукою; это ужь не можетъ быть обманомъ чувствъ: чернила еще свѣжи… Боже! ужели она жива? Сдѣлавъ надъ собою страшное усиліе, онъ распечаталъ письмо и прочиталъ:
«Будьте спокойны духомъ, сэръ Вальтеръ: худшее прошло. Возвратитесь въ гостинницу и ночуйте въ комнатѣ, гдѣ провели предъидущую ночь. Въ полночь все объяснится вамъ».
«Она жива! она жива!» вскричалъ онъ съ восторгомъ: «извѣстіе о ея смерти было сказкою! Я увижу ее! О, какая отрада!»
Полный радости и надежды, вышелъ онъ изъ темнаго склепа.
Въ гостинницѣ встрѣтила его Пегги, распоряжавшаяся пріемомъ гостей во время отсутствія хозяевъ. Съ удивленіемъ нашелъ онъ въ гостинницѣ Ропера, котораго считалъ оставшимся въ домѣ Монкбери, и началъ догадываться, что Роперъ участвовалъ въ поразительныхъ явленіяхъ, которыя изумили его въ старомъ пріорствѣ.
Не теряя времени, сэръ Вальтеръ отправился въ таинствейную комнату, куда Пегги, днемъ не боявшаяся привидѣній, смѣло понесла ему завтракъ. Но самонадѣянность ея была наказана: въ темномъ коридорѣ встрѣтила она такіе ужасы, что громко закричала и уронила изъ рукъ блюдо. Вышедши взглягіуть на причину ея страха, сэръ Вальтеръ увидѣлъ женщину съ блуждающими взорами, покрытую лохмотьями. Онъ узналъ въ ней Элису Эггсъ, клевета которой была причиною столькихъ несчастій. Она упала къ его ногамъ. — Прощаю тебя, сказалъ сэръ Вальтеръ: — и да проститъ тебя Богъ!
— Такъ вы знаете, что моя госпожа была невинна? воскликнула Элиса: — я пришла открыть вамъ это, очистить свою совѣсть, чтобъ не умереть безъ покаянія. Я была наказана за свой тяжкій грѣхъ; несчастье меня преслѣдовало съ той поры, нищета и мученья совѣсти терзали меня! О, я убійца! нѣтъ мнѣ прощенія!
— Она сама проститъ тебя, потому-что она жива.
— Жива!.. Нѣтъ, я не повѣрю этому! Мы двадцать лѣтъ считали ее умершею!
— Ты увидишь ее. Ступай домой и дожидайся, пока я пришлю за тобою ныньче ночью.
Медленно шло время для сэра Вальтера. Съ нетерпѣніемъ ждалъ онъ полночи, сто разъ перечитывая письмо жены, чтобъ убѣдиться въ томъ, что не воображеніе обманываетъ его, а дѣйствительно въ его рукахъ письмо жены.
Стемнѣло, и Пегги, сопровождаемая, для безопасности, Керроти Дикомъ, принесла свѣчи.
— Привидѣніе не пришло еще къ нему, замѣтила она своему спутнику: — но видно, онъ ждетъ его. Когда онъ пошлетъ за Элисою, я опять пойду за нею, посмотрѣть, что тутъ дѣлается. А ты проводишь меня? — Дикъ съ неохотою согласился, и они удалились.
Ожидаемый часъ насталъ. Бьетъ полночь.
Едва замолкъ бой часовъ, послышался шорохъ въ таинственномъ альковѣ. Занавѣсъ приподняла чья-то рука и передъ сэромъ Вальтеромъ стояла женщина, одѣтая въ бѣломъ.
Это была лэди Физвальтеръ.
Она была блѣдна, какъ тѣнь, и мужъ не зналъ, загробное явленіе, или живое существо видитъ онъ. Но она со вздохомъ протянула ему руку; онъ упалъ на колѣни, умоляя страдалицу о прощеніи, покрывая руку ея поцалуями, рыдая и не помня себя отъ восторга.
«Да, это она! Она жива! Но волосы ея посѣдѣли, глаза ея ввалились… да, это она!»
Долго не могъ онъ собраться съ мыслями, но она обняла его, подняла съ колѣнъ и посадила рядомъ съ собою. Тогда-то могъ онъ, нѣсколько успокоившись, выслушать и понять ея разсказъ.
Она лежала безъ чувствъ, была близка къ смерти, но Роперъ, прибѣжавшій въ числѣ первыхъ на извѣстіе о ея отравленіи, выславъ изъ комнаты всѣхъ остальныхъ, далъ ей противоядіе и успѣлъ возвратить ее къ жизни. Сначала она вознегодовала на своего спасителя, потомъ, утѣшенная совѣтами мистера Лесли, примирилась съ жизнью, но хотѣла, чтобъ всѣ считали ее умершею. Для этого были приняты всѣ предосторожности, и никто не подозрѣвалъ, что леди Физвальтеръ осталась въ живыхъ. Она жила въ совершенномъ уединеніи; только Роперъ и Лесли навѣщали ее. Домткъ, въ которомъ она поселилась, примыкалъ къ саду стариннаго дома Физвальтеровъ, и она могла по ночамъ приходить въ свою комнату. Два или три суевѣрные простолюдина, ее видѣвшіе, разнесли молву о привидѣніи. Она воспользовалась этимъ слухомъ, чтобъ являться чаще; тогда цѣлая половина дома была оставлена пустою, и она могла почти постоянно проводишь время въ своихъ прежнихъ комнатахъ. Такъ прошло много лѣтъ. Она не знала участи своего сына и мужа. Оба считали ее умершею. Но надежда увидѣть ихъ, оправдаться передъ мужемъ, поддерживала ее. Роперъ не давалъ ей унывать, твердя, что настанетъ время, когда сэръ Вальтеръ пойметъ истину. Теперь это время настало и она благодаритъ за то Небо.
Въ свою очередь, сэръ Вальтеръ разсказалъ ей все, что случилось въ послѣднее время, сказалъ, что нашелъ сына, съ восхищеніемъ говорилъ о немъ и его милой женѣ. Одно только обстоятельство требовало еще объясненія и сэръ Вальтеръ съ боязнью приступилъ къ нему.
— Когда ты явилась мнѣ вчера, и я хотѣлъ идти за тобою, другое видѣніе возстало предъ мною. Что ты знаешь о немъ?
— Не знаю ничего, отвѣчала она.
— Такъ это фантомъ, вызванный моимъ воображеніемъ, настроеніемъ къ чудесному. Помолимся же за упокоеніе души нашего несчастнаго друга, соедини свои мольбы съ моими, чтобъ онъ изъ-за гроба простилъ меня.
И они преклонили колѣни въ пламенной молитвѣ. Она облегчила ихъ сердца.
Тогда была призвана Элиса Эггсъ и получила кроткое прощеніе отъ своей госпожи. Раскаяніе и волненіе несчастной преступницы были такъ сильны, что ея ослабѣвшій организмъ не вынесъ ихъ: на утро она умерла, но умерла съ миромъ въ душѣ.
XIII.
правитьПрошло около шести мѣсяцовъ; насталъ іюнь, въ полной красотѣ своей.
Подъ деревьями передъ гостинницею Золотаго Окорока весело сидѣло большое общество, наслаждаясь прекраснымъ вечеромъ, а отчасти также и превосходнымъ пуншемъ Іоны. Тутъ были почти всѣ молодые люди и дѣвушки, выбранные для присужденія окорока; тутъ же сидѣли докторъ Бошъ, капелланъ сквайра, Уиль Кренъ и нѣсколько почетныхъ донмовскихъ горожанъ. Всѣ они были приглашены Іоною Неттельбедомъ на маленькую пирушку, въ ожиданіи великаго событія, которое должно совершиться завтра.
Завтра день присужденія окорока, и сердце Іоны полно радостныхъ надеждъ. Онъ увѣренъ въ своемъ торжествѣ. И какъ не быть увѣрену? Оба супруга приготовились самымъ удовлетворительнымъ образомъ, безъ малѣйшей запинки, отвѣчать на всѣ вопросы. Множество свидѣтелей подтвердятъ ихъ слова. Правда, Эльюрдъ Физвальтеръ и его жена также кандидаты на полученіе награды, но Неттельбеды стоятъ въ спискѣ подъ первымъ нумеромъ, слѣдовательно, если не найдется противъ нихъ уликъ, они и получатъ окорокъ.
Одинъ только человѣкъ опасенъ Іонѣ. Къ-счастью, этотъ врагъ далеко, и не явится завтра свидѣтельствовать противъ Неттельбедовъ; капитанъ Джоддокъ давно удалился изъ Донмо, по какимъ-то неизвѣстнымъ, но, вѣроятно, неприносившимъ ему чести причинамъ. Потому Іона спокоенъ и счастливъ.
Весело пировалъ онъ, когда подъѣхала чельмсфордская почтовая телега, которая въ началѣ нашего разсказа привезла въ гостинницу доктора Плота. Теперь также привезла она Неттельбеду страннаго гостя: величественно сидѣлъ въ телегѣ громадный турокъ, въ широчайшихъ бѣлыхъ шальварахъ, въ шитыхъ туфляхъ, въ пунсовой курткѣ, шитой золотомъ, съ ятаганомъ въ серебряной оправѣ за поясомъ, съ огромною чалмою на головѣ, вооруженный щегольскимъ кинжаломъ и ятаганомъ въ серебряной оправѣ. Очарователенъ показался этотъ турокъ Нелли, прельщенной его черною бородою и черными глазами.
— Говоритъ по-англійски вашъ турецкій джентльменъ? спросилъ Іона у кондуктора, пока Керроти Дикъ и Пегги переносили въ гостинницу чемоданъ пріѣзжаго.
— Вразумительно говоритъ, отвѣчалъ кондукторъ Бенъ.
Іона съ учтивымъ поклономъ обратился къ турку и спросилъ, что угодно будетъ ему приказать?
— Саламъ алейкумъ, въ чисто-восточномъ духѣ отвѣчалъ турокъ: — мнѣ угодно, любезный хозяинъ, переночевать въ вашемъ караванъ-сараѣ. Заплатите же за проѣздъ мой кондуктору.
— Заплатить? сколько же, сэръ? съ любезностью вмѣшалась въ разговоръ Нелли.
— Дайте этой невѣрной собакѣ секинъ. Аллахъ, Аллахъ! я забылъ, что невѣрныя собаки не знаютъ нашихъ денегъ. Дай ему, прекрасная невѣрная, серебряную монету. Я сосчитаюсь съ твоимъ отцомъ.
— Это не отецъ, а мужъ мой, господинъ турокъ, сказала Нелли.
— Бисмиллахъ! неужели мужъ? Старая невѣрная собака не стоитъ быть мужемъ такой красавицы. Ты была бы украшеніемъ султанскаго сераля!
— Что за невѣжда! проворчалъ Іона: — говоритъ, что я не стою своей жены, называетъ меня старою невѣрною собакою! — Позвольте узнать ваше имя и званіе, прибавилъ онъ вслухъ.
— Амуратъ, янычарскій ага, съ достоинствомъ отвѣчалъ турокъ.
— Слышишь, Іона? какое громкое имя!.. Амуратъ, яны… яны… не знаю, какъ и выговорить, какой-то ага, повторила Нелли.
— А вотъ я докопаюсь, много ли правды въ этомъ имени, съ неудовольствіемъ сказалъ Іона: — развѣ ты не видишь, глупая, что это капитанъ Джоддокъ?
— Правда, правда твоя, это онъ. Но турецкая одежда и борода сначала обманули меня.
— Меня не такъ легко надуть, отвѣчалъ Іона. «Но за какимъ дѣломъ онъ воротился къ намъ?» добавилъ онъ мысленно.
— Ха, ха, ха! Да вы узнали меня! проревѣлъ гигантъ. — А вѣдь я васъ не обманываю: теперь я въ-самомъ-дѣлѣ не англичанинъ, а турокъ, и не Джоддокъ, а янычарскій ага Амуратъ!
— Стало-быть вы отуречились? вскричала Нелли.
— Да еще какъ отуречился! совершенно отуречился! а почему? хотѣлось пожить потурецки! Вѣдь у нихъ бываетъ по шести женъ.
— Шесть жемъ! Ахъ, какіе ужасы! воскликнула Нелли.
— Ну да; а у меня осталось въ Константинополѣ шесть женъ, не считая дюжины разныхъ одалыкъ.
— Ахъ, разбойникъ! пробормоталъ Іона: — да какъ это шесть женъ не свернули ему голову? иной разъ и съ одной бываешь жизни не радъ.
— Да какъ же это вы отуречились, и откуда взяли столько женъ? спросила Нелли.
— А вотъ, пожалуйста набейте мнѣ трубку, милая Нелли, я вамъ и разскажу все попорядку, отвѣчалъ гигантъ. — Да садитесь же вотъ тутъ, подлѣ меня, прибавилъ онъ, усаживаясь на скамью, потурецки поджавъ ноги и затягиваясь табачнымъ дымомъ. Садитесь же подлѣ меня. Разскажу вамъ все, съ начала. Уѣхавъ отсюда — помните? пробрался я въ Гервичъ, тамъ встрѣтилъ своего стариннаго пріятеля Кокрайна; онъ ѣхалъ торговать въ Константинополь и взялъ меня съ собою. Такимъ-то способомъ очутился я въ Стамбулѣ. У турокъ были тогда разныя войны; я отличился; меня сдѣлали пашою, обѣщали сдѣлать янычарскимъ агою подъ условіемъ, чтобъ я отуречился. Я подумалъ, подумалъ — и отуречился. Но, по-несчастію, вздумала влюбиться въ меня Бадуръ, любимица султана. Я не устоялъ противъ ея красоты. Начались у насъ свиданья. Намъ измѣнили. Ее зашили въ мѣшокъ и бросили въ море. Я убѣжалъ на корабль моего друга въ ту самую минуту, какъ онъ снимался съ якоря, и скоро мы были въ Англіи, именно, пристали въ Саутэндѣ вчера, а ныньче я, какъ видите, ужь здѣсь.
Разсказъ янычарскаго аги всѣмъ показался очень-любопытенъ, и докторъ Бошъ предложилъ выпить здоровье Амуратъ-паши. Это было исполнено съ радостью всѣми.
— Кондукторъ Бенъ хочетъ поговорить съ вами, кажется, о турецкомъ пашѣ, сказалъ Іонѣ Керроти Диккъ.
— Хорошо, сейчасъ прійду; а пока дай ему стаканъ элю, отвѣчалъ Іона и хотѣлъ идти, но Амуратъ-паша остановилъ его:
— Ч разсказалъ вамъ свои приключенія; теперь ваша очередь, любезный хозяинъ, сообщить мнѣ, что здѣсь было новаго съ моего отъѣзда. Вѣрно, надобно васъ поздравить съ полученіемъ окорока?
— Награда не была еще присуждаема, капитанъ; Баронскій Судъ, который даетъ ее, не собирался всю зиму. Только завтра будетъ первое засѣданіе, и мы навѣрное получимъ окорокъ, капитанъ.
— Я не капитанъ, а паша, то-есть фельдмаршалъ. Такъ надѣетесь получить награду? Держу десять противъ одного — не получите.
— Съ вами нельзя держать пари: вы забываете свое слово, паша; вѣдь мы съ вами ужь держали пари. Вы закладывали 10,000 фунтовъ противъ пятидесяти — припомните.
— А! очень-радъ, что вы напомнили, закричалъ Джоддокъ: — вѣдь, по условію, мнѣ слѣдовало получать съ васъ гинею каждую недѣлю. Сколько же прошло недѣль? — двадцать-пять; вы должны мнѣ двадцать пять гиней,
— Мы поговоримъ объ этомъ завтра, сказалъ Іона: — а теперь выпьемъ еще по стакану пунша.
— Я докурилъ трубку; милая Нелли, набейте и закурите мнѣ ее, какъ всегда дѣлала моя любимая черкешенка.
— Нелли не будетъ вамъ дѣлать того, что дѣлала черкешенка, подозрительно вскричалъ Іона.
— Конечно, не буду безъ твоего позволенія, душенька, сказала Нелли, набивая трубку; но ты навѣрное позволишь.
— Почему же не позволить? набить трубку еще не важность, отвѣчалъ Іона, обрадованный ласковымъ тономъ жены. — Посмотрите, паша, какая примѣрная жена Нелли: ничего не дѣлаетъ безъ позволенія.
Керроти Дикъ опять напомнилъ Іонѣ, что кондукторъ его дожидается, но Іонѣ опять нельзя было уйдти, потому-что Джоддокъ сказалъ:
— Да, я радуюсь, глядя на милую Нелли: у нея характеръ уступчивый и любезный. Но скажите мнѣ, каково поживаютъ наши общіе знакомые, напримѣръ, Физвальтеры, или Вудбайны, какъ мы звали ихъ встарину?
— Живутъ очень-хорошо, отвѣчалъ Іона: — теперь пока у сквайра Монкбери, а когда отстроится домъ, который онъ купилъ имъ, будутъ жить по-сосѣдству.
— А сэръ Вальтеръ живетъ съ ними?
— Да, съ ними; его супруга, лэди Физвальтеръ, также. Старушка мистриссъ Лесли также поселилась вмѣстѣ съ внукою. Всѣ они живутъ по-добру по-здорову, прибавилъ Іона, чтобъ, отдѣлавшись за одинъ разъ отъ всѣзъ вопросовъ паши, скорѣе уйдти къ Бену кондуктору.
— А каково поживаетъ мой пріятель, Джильбертъ? продолжалъ Джоддокъ.
— Сэръ Джильбертъ совершенно перемѣнился: бросилъ и карты и бутылку.
— Вотъ какъ! Ужь не женился ли онъ?
— Нѣтъ еще, но, вѣроятно, скоро женится. Исполненіе его желаній зависитъ отъ исполненія нашего желанія. Миссъ Монкбери, вы помните, паша, сказала, что пойдетъ замужъ только тогда, когда кто-нибудь получитъ окорокъ. Завтра мы получимъ его, и миссъ Монкбери дастъ слово сэру Джильберту, отвѣчалъ Іона и, недожидаясь дальнѣйшихъ разспросовъ Амурата, пошелъ къ Бену кондуктору.
— Что новаго, Бенъ? сказалъ онъ, отведя его въ сторону.
— А вотъ посмотрите это объявленіе, отвѣчалъ Бенъ, подавая Іонѣ афишу, украшенную грубымъ рисункомъ: — вотъ это нарисованъ турецкій великанъ, а слова прочитаете сами.
Іона съ удивленіемъ прочиталъ:
«Балаганъ Шипсгенка, въ Чельмсфордѣ, близь Каменнаго-Моста. Въ семъ балаганѣ показывается необыкновеннѣйшая и любопытнѣйшая рѣдкость: Битва Тамерлана съ Баязетомъ. Роль Баязета будетъ играть Амуратъ, знаменитый турецкій великанъ. Цѣна за входъ 1 пенни!!!»
— Такъ вотъ въ чемъ штука! сказалъ Іона.
— Ну да, подтвердилъ Бенъ: — я вижу, онъ пускаетъ вамъ пыль въ глаза. Вотъ я вамъ говорю, кто онъ такой. Только онъ уѣхалъ изъ балагана не спросившись хозяина. Нынѣшній день ему слѣдовало играть въ балаганѣ поэтому объявленію, а онъ бѣжалъ, взявъ деньги впередъ и Шипсгенкъ вездѣ его ищетъ, и говоритъ, что посадитъ въ тюрьму. А онъ спрятался у меня въ сараѣ, и Шипсгенкъ не догадался поискать его тамъ; а я пожалѣлъ его выдать (Безъ не почелъ нужнымъ прибавлять, что получилъ за свое состраданіе гинею отъ бѣглаго турка). А если онъ вамъ будетъ надоѣдать, дайте только знать хозяину балагана, Шипсгенку, и онъ его заберетъ въ свои лапы, поведетъ въ балаганъ и посадитъ въ тюрьму.
— Прекрасно, прекрасно! вскричалъ Іона: — сейчасъ же пошлю верховаго въ Чельмсфордъ къ Шипсгенку, пошлю также за Исааксономъ и Лэчемомъ. Онъ отъ нихъ не уйдетъ! Мое дѣло будетъ въ шляпѣ! Узнаетъ онъ, каково меня обижать и любезничать съ мистриссъ Неттельбедъ! А вамъ я пришлю стаканъ пуншу.
— Очень благодаренъ, выпью за ваше здоровье, отвѣчалъ кондукторъ, низко кланяясь.
Между тѣмъ Бошъ сѣлъ подлѣ мнимаго паши, продѣлки котораго зналъ.
— Сэръ Джильбертъ полагается на ваше слово явиться завтра при выдачѣ награды въ Баронскомъ Судѣ, сказалъ онъ великану: — но будьте осторожны; Іона, видите, говоритъ съ кондукторомъ и противъ васъ устроивается интрига. Постарайтесь, чтобъ не попасться въ руки Шипссгенку.
— Не попадусь, будьте покойны, самоувѣренно возразилъ Амуратъ. Когда Іона, пославъ Керроти Дикка за Шипсгенкомъ и полицейскими, воротился къ пирующимъ, великанъ спокойно пилъ пуншъ, какъ-бы ни о чемъ не догадываясь. Развеселившійся Іона просилъ молодыхъ людей начинать танцы, и всѣ съ восторгомъ послѣдовали его приглашенію. Одинъ Амуратъ солидно сидѣлъ, поджавъ ноги: турецкій этикетъ не позволялъ ему предаваться легкомысленному удовольствію молодежи; но скоро и онъ, увлеченный весельемъ, пустился плясать, схвативъ подъ-руку Нелли. Тогда Іона поспѣшилъ прекратить танцы; выпивъ еще по стакану пуншу, кампанія разошлась. Джоддокъ сказалъ, что ночуетъ въ Золотомъ Окорокѣ — того-то и нужно было Іонѣ, съ минуты на минуту ожидавшему появленія Шипсгенка съ полицейскими.
Скоро, однако, трактирщикъ, пересиленный парами пунша, уснулъ и непробудно проспалъ до разсвѣта, когда ему приснилось, что всѣ три прежнія жены пришли къ нему и говорятъ, что онъ никогда не получитъ окорока. Гнѣвъ закипѣлъ въ его душѣ; онъ хотѣлъ отвѣчать, что онѣ безстыдно лгутъ — и проснулся. Тутъ онъ увидѣлъ, что Нелли уже проснулась и хохочетъ надъ гримасами, которыя дѣлалъ онъ во снѣ.
Іона смутился: сонъ не предвѣщалъ добра. Съ досадою повернулся онъ на другой бокъ и опять заснулъ. Но опять увидѣлъ зловѣщій сонъ: ему приснилось, что онъ получилъ окорокъ, но этотъ окорокъ вырванъ у него великаномъ и съѣденъ при его глазахъ ненавистнымъ похитителемъ.
XIV.
правитьПервымъ дѣломъ Іоны поутру было спросить, гдѣ Амуратъ-паша?
— Амуратъ-паша еще не выходилъ изъ своей комнаты.
— Это хорошо. Не пріѣзжалъ ли кто-нибудь ночью изъ Чельмсфорда? не приходили ль полицейскіе?
— Нѣтъ.
— Это досадно.
Но гигантъ еще спитъ, слѣдовательно не уйдетъ отъ Іоны.
Около девяти часовъ полицейскіе пришли. Іона, послѣ нѣкотораго раздумья, рѣшился дѣйствовать и безъ хозяина балагана, отъ своего собственнаго лица, и объявилъ имъ, что они должны держать Джоддока подъ стражею до прибытія мистера Шипсгенка изъ Чельмсфорда. Пегги повела ихъ въ комнату гиганта; дверь комнаты была заперта. Исааксонъ постучался, приказывая отворить «во имя закона». Отвѣта не было. Послали за Іоною; онъ велѣлъ выломать дверь: комната была пуста, птица улетѣла изъ клѣтки въ растворенное окно. Турецкій костюмъ былъ разбросанъ по полу, тутъ же лежала фальшивая борода. Джоддокъ убѣжалъ въ обыкновенномъ джентльменскомъ платьѣ, нѣсколько принадлежностей котораго оставались еще въ его раскрытомъ чемоданѣ.
Іона былъ въ отчаяніи. Онъ могъ ожидать величайшихъ непріятностей отъ бѣглеца, который, безъ-сомнѣнія, узналъ о враждебныхъ замыслахъ Іоны и готовился мстить ему.
Но, къ-счастію, Іонѣ было некогда погружаться въ мрачныя размышленія: ему надобно было сдѣлать много распоряженій и, кромѣ того, одѣться, какъ-можно-лучше. Болѣе часа провелъ онъ передъ зеркаломъ, и по окончаніи туалета показался себѣ чрезвычайно-миловиднымъ молодцомъ. Какъ шелъ къ нему гороховый фракъ, нарочно-сшитый для предстоящаго торжества! Отлично сидѣлъ и бѣлый атласный жилетъ, также нарочно-сшитый для нынѣшняго дня. Лосинаго цвѣта шелковыя брюки, запущенныя въ бѣлые шелковые чулки, были неменѣе восхитительны. Но едва-ли не лучше всего былъ удивительный парикъ съ двумя хвостами. Іона былъ согласенъ съ портнымъ и парикмахеромъ, что они разодѣли его на-славу.
Пріятно было ему увидѣть, что и туалетъ Нелли соотвѣтствуетъ изяществу его собственнаго наряда. Она была очаровательна въ маленькой шапочкѣ, изъ-подъ которой выбѣгали прелестные, густые локоны; въ своемъ палевомъ бархатномъ спенсерѣ и розовой кисейной юбкѣ, очень-коротенькой, такъ-что кокетка могла похвастаться своими маленькими ножками, обутыми въ красные атласные башмачки на высокихъ каблукахъ.
— Прекрасно, моя миленькая! Никогда еще не была ты такъ хороша! сказалъ въ восторгѣ Іона.
— И ты никогда не былъ такъ авантаженъ, мой душенька! отвѣчала довольная супруга: — все на тебѣ сидитъ отлично. Только галстухъ надобно повязать тебѣ поуже. Сейчась это сдѣлаю.
— Дружочекъ, ты удавишь меня, сказалъ Іона, котораго лицо побагровѣло отъ заботливости жены.
— Ничего, ничего, мой миленькій. Теперь тебѣ надобно пришпилить на груди гвоздику, и ты будешь настоящая картника. И, воткнувъ въ жилетъ мужа гвоздику, Нелли съ гордостью спросила свою горничную: — А, каковъ твой хозяинъ, Пегги — хорошъ?
— Онъ на мои глаза первый красавчикъ въ Донмо, а вы, сударыня, первая красавица, отвѣчала горничная.
— Ты умная дѣвушка, Пегги, сказалъ хозяинъ: — прибавлю тебѣ жалованья. Ты и сама славно одѣлась, да и лицомъ прехорошенькая.
— Не слишкомъ хвалите меня, сударь, чтобы супруга ваша не стала ревновать; теперь этимъ все дѣло испортишь, шепнула ему Пегги.
— Разсудительная дѣвушка, право, разсудительная, сказалъ Іона. — Не забудь же, какъ тебѣ надобно отвѣчать въ судѣ, когда тебя станутъ спрашивать. Растолкуй еще разъ и Дику, какъ ему отвѣчать.
— На меня можете положиться, сударь; а Дику я сказала, что не пойжу за него, если ныньче сдѣлаетъ онъ какую-нибудь глупость, стало быть, и на него можно положиться.
— Такъ, такъ, Пегги. Однако ужь одиннадцать часовъ: пора намъ отправляться, мой другъ, Нелли.
— Пора, мой милый.
— Давно пора, сударыня. Изъ Донмо и всѣхъ деревень съ шести часовъ утра сошлось мароду видимо-невидимо, подтвердила Пегги.
— Такъ много собралось народу, говоришь ты? сказалъ Іона, и съ восхищеніемъ зашагалъ по комнатѣ.
— Уилль Кренъ говорилъ мнѣ вчера, сударь, что сквайръ пригласилъ всѣхъ своихъ знакомыхъ. «Половина графства соберется къ намъ», говорилъ онъ, продолжала Пегги.
— Вотъ какъ! Значитъ, много будетъ почетныхъ зрителей на нашемъ торжествѣ, сказалъ Іона: — это очень-лестно. Такъ ли, Нелли?
— Всѣ фермеры сквайра, съ женами и дѣтьми, приглашены. Уилль Кренъ сказывалъ, что будутъ у сквайра и танцы съ музыкой, и пиръ горой. «Цѣлую недѣлю, сказывалъ, мы только знали, что готовили комнаты да припасы. Такого, сказывалъ, пира, никогда еще и не бывало въ нашихъ сторонахъ».
— Такая внимательность очень-любезна со стороны сквайра; онъ заботится о насъ, можно сказать, будто ты ему родная дочь, Нелли, твердилъ Іона.
— Не говорите, сударь, глупостей, съ досадою сказала Нелли: — быть-можетъ, сквайръ готовитъ пиръ вовсе не про насъ съ вами. Онъ, вѣрно, думаетъ, что молодой Физвальтеръ съ женою получатъ награду. Да такъ и случигся, можетъ-быть.
— Они получатъ? Ну, этого-то мы не боимся, если только не испортятъ дѣла проклятый Джоддокъ, сказалъ Іона.
— О! Джоддока я не боюсь! вскричала Нелли.
— Если ты его не боишься, мой другъ, я спокоенъ, отвѣчалъ Іона. — А какая чудесная погода, моя душенька! славный денёкъ!
— Нѣтъ, жарко, сказала Нелли: — мы всѣ взмокнемъ отъ духоты.
— Пора ѣхать, моя душенька. Ты готова? Такъ вели же, Пегги, подавать тележку.
— Тележку? съ негодованіемъ сказала Нелли: — да вѣдь я тебѣ говорила, чтобъ нанять карету?
— В…въ те… те… тележкѣ лучше, моя душенька: не такъ душно.
— Глупы вы, сударь, вотъ что! Я не поѣду въ тележкѣ. Извольте сію же минуту послать за каретой.
— Милая моя, душенька моя, когда же посылать? мы опоздаемъ. Вѣдь надобно непремѣнно поспѣть въ судъ къ двѣнадцати часамъ. Послѣ двѣнадцати часовъ нашей просьбы не примутъ и награду дадутъ Физвальтерамъ. А тележка прекрасная, такая красивая и покойная; и Дикъ насъ повезетъ отлично, умоляющимъ тономъ говорилъ Іона.
— И въ тележкѣ васъ всѣ будутъ видѣть, сударыня, а въ каретѣ васъ будетъ не видно, убѣдительно прибавила Пегги.
Этотъ аргументъ оказалъ свое дѣйствіе и Нелли уступила, хотя и не простила мужу. Но досада исчезла съ лица ея, когда она вышла на крыльцо, гдѣ были «посторонніе»: она очень-нѣжно улыбалась мужу, который любезно подсадилъ ее на тележку, и счастливые супруги покатили предъявлять суду свои права на завѣтный окорокъ. Радостныя восклицанія нѣсколькихъ зрителей и толпы мальчишекъ сопровождали ихъ. Но Исааксонъ, стоявшій на крыльцѣ съ стаканомъ эля, замѣтилъ про-себя, что дѣло кончится неладно: одинъ изъ мальчишекъ, взлѣзая на кровлю гостинницы, чтобъ лучше видѣть процесію, уронилъ символическую вывѣску — Золотой Окорокъ. Іона, къ-счастью, не видѣлъ этого дурнаго предзнаменованія.
Медленно и величественно ѣхали Неттельбеды, раскланиваясь съ безчисленными своими знакомыми, потому-что весь городокъ вышелъ смотрѣть на нихъ. На главной площади догнала ихъ огромная карета, великолѣпно-убранная лентами; въ ней сидѣли присяжные. Слѣдомъ за ними ѣхали музыканты; однимъ словомъ, процесія была восхитительна, и счастливый Іона не помнилъ себя отъ полноты восторга. Толпа, стоявшая по всей дорогѣ, привѣтствовала поѣздъ криками и апплодисментами. Такъ доѣхали они до пріорства, гдѣ уже засѣдалъ Баронскій Судъ.
XV.
правитьНа четверть мили вокругъ стараго Пріорства стояли ряды телегъ, на которыхъ пріѣхали со всѣхъ сторонъ фермеры и горожане, привлеченные приглашеніемъ сквайра и собственнымъ любопытствомъ. Ближе къ оградѣ стояли кареты, принадлежавшія окружнымъ помѣщикамъ. Между экипажами разъѣзжали верхами молодые люди и амазонки. Но дорога на внутренній дворъ Пріорства была оставлена свободною, для проѣзда членамъ суда и претендентамъ на окорокъ и почетнымъ посѣтителямъ. Неттельбеды подъѣзжали къ зданію Суда въ то самое время, когда выходили изъ кареты сэръ Вальтеръ съ супругою и мистриссъ Лесли. Потомъ подъѣхала къ крыльцу другая карета, изъ которой вышли докторъ Сайдботтомъ, капелланъ Бошъ и мистеръ Роперъ; за нею ѣхала карета Джермоновъ, потомъ кареты Ловелей, Денни, Перкеровъ, Гобленовъ. Іона думалъ, что за Гобленами успѣетъ подъѣхать и его тележка; но швейцаръ суда далъ его кучеру знакъ обождать, и причина остановки объяснилась восторженными криками всей безчисленной толпы.
Приближалась кавалькада, впереди которой ѣхали верхами сквайръ Монкбери и Бэбби, раскланиваясь на обѣ стороны народу. Сквайра всегда любили донмовцы и поселяне, но теперь онъ рѣшительно былъ идоломъ всѣхъ, и весело кланялся, отвѣчая на общіе привѣты. Бэбби восхитительна была на своей «Цыганкѣ»; за нею ѣхали неразлучные Гробхэмъ, Чипчезъ и Клотворти, а почти рядомъ съ нею сэръ Джильбертъ де-Монфише, который совершенно не былъ похожъ на прежняго слишкомъ-безцеремоннаго и подъ-часъ наглаго Монфише: онъ казался теперь вполнѣ-порядочнымъ человѣкомъ.
Позади всѣхъ ѣхали, на одномъ сѣдлѣ, Эльюрдъ и Роза Физвальтеры; онъ, ловко управляя лошадью одной рукой, другою заботливо поддерживалъ жену, которая также обняла его станъ своею маленькою ручкою. Нельзя было смотрѣть на нихъ безъ радости — такъ они были хороши, такъ много взаимной любви и счастія выражалось на ихъ лицахъ! И всѣ матери желали, чтобъ ихъ дѣти были похожи на Эльюрда и Розу.
Медленно ѣхали они, осыпаемые всеобщими желаніями успѣха; ловко спрыгнула Роза на крыльцо, за нею спрыгнулъ мужъ, и они вошли въ комнату суда — она, гордясь мужемъ, онъ, гордясь женою.
XVI.
правитьЗасѣданіе суда уже началось.
На возвышенномъ судейскомъ мѣстѣ сидѣлъ сквайръ подъ балдахиномъ, накоторомъ былъ вышитъ гербъ Монкбери; по сторонамъ сквайра докторъ Сайдботтомъ, капелланъ Бошъ, сэръ Вальтеръ Физвальтеръ, сэръ Ральфъ Джернонъ, мистеръ Денни, мистеръ Гобленъ и другіе джентльмены; позади сидѣли дамы; первыя мѣста въ числѣ ихъ занимали леди Физвальтеръ и мистриссъ Лесли, которымъ теперь суждено было насладиться спокойною старостью, перенеся столько страданій. Подлѣ мистриссъ Лесли сидѣла ея красавица-внучка, и болѣе говорила съ бабушкой, нежели съ Джильбертомъ де-Монфише, который шепталъ ея красотѣ комплименты совершенно-справедливые. Ниже, у стола, на которомъ приготовлены были перья, чернильница, бумага и лежали протоколы Донмонскаго Баронскаго Суда и Уставъ о присужденіи окорока, сидѣли Роперъ, секретарь суда и клеркъ суда, Гопкинсонъ. По обѣ стороны шли скамьи для почетныхъ горожанъ и фермеровъ. Направо, на возвышеніи, стояли кресла присяжныхъ.
Небольшая платформа, огороженная рѣшеткой, и покрытая зеленымъ балдахиномъ, была приготовлена для искателей награды. У рѣшетки стоялъ Уилль Кренъ, съ длиннымъ шестомъ, наверху котораго былъ утвержденъ огромный достославный окорокъ — завидная награда счастливымъ супругамъ. Онъ былъ прикрѣпленъ къ шесту серебряною цѣпью, которую нѣкогда носилъ на груди сэръ Реджинальдъ Физвальтеръ, учредитель знаменитаго донмовскаго обычая.
Налѣво была отгорожена рѣшеткою платформа для свидѣтелей.
Соискателей не было еще: они еще не были призваны, потому-что прежде надобно было исполнить надлежащія приготовительныя формальности.
Гопкинсонъ объявилъ, что засѣданіе суда открывается. Воцарилась общая тишина, и Роперъ, обозрѣвая присутствующихъ, началъ:
«Извѣстно всѣмъ, здѣсь находящимся, что, согласно древнему и почтенному обычаю, установленному въ началѣ XIII вѣка сэромъ Реджинальдомъ Физвальтеромъ, родоначальникомъ славной фамиліи, представитель которой присутствуетъ здѣсь, согласно этому обычаю, почтенному не только по своей древности, но также и по достохвальной своей цѣли — давать награду за супружескую любовь и вѣрность, собрался теперь судъ для произнесенія рѣшенія относительно правъ со стороны искателей нашей награды на ея полученіе. Извѣстно также всѣмъ, здѣсь присутствующимъ, что присужденіе сказанной награды по уставу принадлежитъ владѣтелю помѣстій Донмовскаго Пріорства, каковымъ нынѣ состоитъ достопочтенный предсѣдатель суда, сквайръ Маркъ Монкбери, всегда поставлявшій обязанностью своею сохраненіе древняго обычая нашего во всей чистотѣ и ненарушимости. Упомянувъ сіе, должно приступить къ объясненію высокаго значенія самой награды. Цѣна ея не въ рѣдкости и богатствѣ, но въ отличіи, какое дается ею счастливымъ искателямъ. Достойны всеобщаго почтенія тѣ, которые получаютъ ее за свои супружескія добродѣтели. Слава ихъ распространяется не только по нашему графству, но и по всей Англіи. Награда наша воспѣта отцомъ англійской поэзіи, Чоусеромъ. Получающіе нашу награду, по всей справедливости, могутъ быть названы лучшими и счастливѣйшими изъ людей. Они достойны жить въ сказаніяхъ исторіи и въ пѣсняхъ народа, какъ примѣръ для современниковъ и потомства. Но важности награды соразмѣрна и трудность ея полученія. Судъ долженъ быть вполнѣ и единодушно убѣжденъ въ примѣрной, безукоризненной и невозмутимо-согласной жизни искателей. Условія награды такъ строги, что очень-немногіе въ-состояніи удовлетворить требованіямъ суда. Пятьдесятъ лѣтъ протекло съ-тѣхъ-поръ, какъ награда была выдана въ предъидущій разъ. Да будутъ увѣнчаны этою рѣдкою и драгоцѣнною наградою искатели, являющіеся нынѣ».
«Двѣ четы супруговъ внесены въ списокъ искателей. Подъ нумеромъ первымъ состоятъ Іона Неттельбедъ, хозяинъ донмовской гостинницы, и Нелли, его жена. Клеркъ суда вызоветъ ихъ для предъявленія правъ на награду».
Роперъ сѣлъ. Раздался громкій голосъ клерка:
«Вызываются судомъ Іона Неттельбедъ и Нелли, его жена, для доказательства своихъ правъ».
Улыбка пробѣжала по всѣмъ лицамъ, когда Іона и Нелли выступили для отвѣтовъ на разспросы судьи. Іона низко поклонился членамъ, потомъ всѣмъ присутствующимъ. Нелли въ первую минуту смѣшалась и покраснѣла, но скоро ободрилась и смѣло обвела глазами все собраніе. Іона не смутился и въ первую минуту: онъ впередъ торжествовалъ побѣду и самоувѣренно взглянулъ на окорокъ, который считалъ уже своею собственностью.
— Іона Неттельбедъ! началъ Роперъ: — знаете ли вы и ваша жена, какая присяга требуется отъ искателей нашей награды?
— Знаемъ, отвѣчали мужъ и жена въ одинъ голосъ.
— Готовы ли вы присягнуть, что никогда не нарушали супружескихъ обязанностей?
— Клянемся! отвѣчали оба, опять въ одинъ голосъ.
— Клянетесь ли вы, что никогда «семейныя ссоры и размолвки» не возмущали вашего согласія?
— Можемъ даже поклясться… вскричалъ-было Іона, но Роперъ остановилъ его.
— Отвѣчайте на вопросъ: клянетесь ли вы, что никогда не ссорились?
— О, мы никогда, ни одного раза не ссорились! отвѣчала Нелли.
— Что ты такъ торопишься, шепнулъ ей Іона: — мы должны отвѣчать вмѣстѣ.
— Не я тороплюсь, а у тебя языкъ не ворочается, словно чужой, возразила Нелли.
— Что тамъ у васъ за разговоры? Ужь не перебранка ли? строго сказалъ сквайръ.
— Нѣтъ, нѣтъ, ваша милость, поспѣшно отвѣчалъ Іона: — мы оба готовы присягнуть, что никогда не ссорились.
— Совершенно готовы, повторила Нелли.
— И никогда не оскорбляли другъ друга? продолжалъ Роперъ.
— Оскорбилъ ли я когда-нибудь тебя, милочка? сказалъ Іона, обращаясь къ женѣ.
— Никогда, отвѣчала она: — а я тебя оскорбила ли когда, душечка?
— Никогда, никогда, мой дружочекъ! вскричалъ онъ съ чувствомъ и хотѣлъ обнять жену, но, сообразивъ, что такое нѣжничанье можетъ быть сочтено неуважительнымъ относительно судей, удержался.
— И по совѣсти можете присягнуть, что никогда не раскаявались въ томъ, что повѣнчались? спросилъ Роперъ.
— По совѣсти могу сказать это, отвѣчалъ Іона.
— А вы, Нелли? повторилъ секретарь, обращаясь къ ней.
— Мнѣ не было совѣстно… начала Нелли.
— Не торопитесь, не торопитесь; вниманіе въ смыслъ словъ: можете ли вы поклясться, что никогда не раскаявались въ томъ, что повѣнчались?…
— То-есть, никогда не пожалѣла, пояснилъ Іона.
— О, никогда, никогда! вскричала Нелли.
— Я долженъ васъ предупредить, Іона, что вы не должны подсказывать отвѣты женѣ, замѣтилъ сквайръ. — Впрочемъ, судъ остается доволенъ вашими отвѣтами. Назовите же свидѣтелей, на которыхъ ссылаетесь въ подтвержденіе вашихъ словъ.
— Вотъ ихъ списокъ, ваша милость, сказалъ Іона, подавая листъ бумаги клерку, который передалъ его сквайру. Сквайръ, просмотрѣвъ списокъ, отдалъ его секретарю.
Показанія первыхъ двухъ свидѣтелей, донмовскаго старосты и Тома Тепстера, были совершенно-удовлетворительны. Тепстеръ выразился даже, что Іона съ Нелли живутъ, какъ голубь съ голубицею, и все воркуютъ да цалуются, отчего Іона самодовольно крякнулъ, а Нелли покраснѣла и потупила глаза. Кухарка Неттельбедовъ подтвердила это показаніе, прибавивъ, что она женщина замужняя и знаетъ замужнюю жизнь вдоль и поперегъ.
Керроти Дикъ сначала не хотѣлъ давать присяги, что «будетъ показывать по чистой правдѣ, безъ лицепріятія»; но Пегги выразительно посмотрѣла на него, и влюбленный парень превозмогъ свои сомнѣнія. Труденъ показался ему вопросъ, предложенный судомъ: «Не измѣнялъ ли Іона женѣ?» Но Пегги объяснила ему, что это значитъ: «не волочился ли за чужими женами», и Дикъ, покраснѣвъ, отвѣчалъ, что не волочился и никогда не будетъ волочиться, если женится (бѣдный парень подумалъ, что допросъ идетъ о его собственномъ поведеніи). Убѣдившись въ безтолковости свидѣтеля, судъ отпустилъ его, и очередь дошла до Пегги.
Она посмотрѣла на Ропера съ самодовольной улыбкой, говорившей: «меня не поддѣнешь». Она превозносила до небесъ и хозяина и хозяйку. — «Не ревнуетъ ли ея хозяинъ свою жену?» — «Ревновать? никогда! Онъ терпѣливѣйшій мужъ въ мірѣ». — «Такъ развѣ ему нужно имѣть много терпѣнія?» — «О, какъ много! но онъ все переноситъ». — «Что же переноситъ? сварливость, неуживчивость, или что-нибудь другое?» — «Ахъ, нѣтъ, нѣтъ! въ хозяйкѣ нѣтъ ни капли сварливости, ни капли неуживчивости; а хозяинъ очень-терпѣливъ и уступчивъ; онъ во всемъ слушается жены». — «А бываютъ иногда и неразсудительныя требованія?» — «О, нѣтъ; но хозяинъ ей ни въ чемъ не отказываетъ; если и поворчитъ, такъ за глаза, а не при ней». — «Значитъ, онъ ворчитъ?» — «Какъ же не ворчать? Всякій человѣкъ ворчитъ; безъ этого не проживешь». — «Правда; слѣдовательно и мистриссъ Неттельбедъ ворчитъ?» — «Немножко, случается; но всегда за глаза ему, а въ глаза не покажетъ и виду, что готова бы разорвать». — «Вотъ какъ! Кого же иногда готова бываетъ она разорвать — мужа?» — «О, нѣтъ, какъ можно, а меня, или Дика, или кухарку, а мужа никогда».
Мистеръ Роперъ сказалъ, что Пегги можетъ идти. И Пегги пошла, чрезвычайно-довольная своими показаніями.
Присяжные посовѣтовались между собою, и старшій изъ нихъ, Симонъ Эппельярдъ, вставъ, сказалъ, что долженъ сдѣлать замѣчаніе; но секретарь просилъ его подождать, пока будетъ выслушанъ слѣдующій свидѣтель.
Іона считалъ свои испытанія уже окончившимися, когда поразилъ его, какъ ударъ грома, голосъ клерка, вызывавшаго капитана Джоддока.
Тотчасъ же предстала собранію колоссальная фигура этого ужаснаго свидѣтеля. Джоддокъ былъ ужь не въ костюмѣ Амурата, а въ обыкновенномъ своемъ синемъ фракѣ съ бронзовыми пуговицами, и съ старой шпагою при бедрѣ. Надменно взглянувъ на Іону, который смотрѣлъ на него съ чувствомъ страха и вмѣстѣ негодованія, онъ сталъ въ величественную позу.
— Прошедшею зимою вы провели одну ночь въ гостинницѣ «Золотаго Окорока», капитанъ Джоддокъ, сказалъ секретарь: — что вы можете сообщить относительно обращенія съ вами мистриссъ Неттельбедъ?
— Она была ко мнѣ очень-предупредительна.
— Быть-можетъ, слишкомъ-предупредительна?
— Въ этомъ дѣлѣ я не могу быть судьею, судья — мужъ. Впрочемъ, я тогда не спрашивалъ его мнѣнія.
— Казалось ли вамъ, что они счастливые супруги?
— Они, дѣйствительно, старались при людяхъ казаться счастливыми супругами.
— Старались казаться при людяхъ! вскричалъ Іона, потерявъ терпѣніе: — какъ смѣете вы позволять себѣ подобный намекъ?
— Вы нарушаете порядокъ, Іона, сказалъ. сквайръ: — вы должны обращаться съ вашими замѣчаніями къ президенту суда, а не къ свидѣтелю.
— Скажите жь ему, что онъ лжецъ, рѣзко сказалъ Іона.
— Это рѣшатъ присяжные, замѣтилъ Роперъ. — Угодно ли вамъ, чтобъ свидѣтелю были предложены дальнѣйшіе вопросы? спросилъ онъ, обращаясь къ присяжнымъ. Присяжные сказали, что вопросы свидѣтелю должны быть продолжаемы.
— Вы извѣстны многочисленными побѣдами надъ прекраснымъ поломъ, сказалъ Роперъ Джоддоку: — ободряла ли мистриссъ Неттельбедъ ваши искательства?
— Я долженъ покорнѣйше просить позволенія уклониться отъ отвѣта, сказалъ капитанъ.
— Ваше нежеланіе отвѣчать мы должны будемъ принять за утвердительный отвѣтъ, сказалъ Роперъ.
— Какъ вамъ угодно, я молчу, отвѣчалъ капитанъ.
— Это низкая клевета! вскричала Нелли: — я не ободряла его; когда онъ хотѣлъ меня поцаловать, я ударила его по его гадкой щекѣ.
— А! такъ онъ хотѣлъ поцаловать тебя? Ты мнѣ этого не говорила, закричалъ Іона, забывъ о всякой осторожности.
— Слѣдовательно у васъ есть тайны отъ мужа? замѣтилъ сквайръ.
— Стоитъ ли говорить мужу о подобныхъ пустякахъ, ваша милость? сказала Нелли.
— О, такъ вы называете подобныя вещи пустяками? вскричалъ Роперъ: — быть-можетъ, потому, что эти пустяки случаются каждый день?
— Ахъ нѣтъ, сэръ; не всякій лѣзетъ къ женщинѣ съ поцалуями. Напримѣръ, Эльюрдъ Физвальтеръ, то-есть Френкъ Вудбайнъ, никогда не хотѣлъ поцаловать меня.
Раздался всеобщій хохотъ; Іона прошепталъ женѣ: «погубила ты и себя и меня!»
— А что жь мнѣ было дѣлать? Они про меня говорятъ, а мнѣ не отвѣчать?
— Впрочемъ, обманъ у нихъ былъ съ обѣихъ сторонъ, продолжалъ Джоддокъ: — у Іоны также были свои интрижки…
— Я была въ этомъ увѣрена, прошептала Нелли: — а теперь все откроется.
— Успокойся, моя милая, пожалуйста, не горячись, отвѣчалъ Іона.
— Вы должны представить доказательства вашимъ словамъ, капитанъ Джоддокъ.
— И представлю, отвѣчалъ гигантъ. Я самъ видѣлъ, какъ вы любезничали съ Пегги, вашею служанкою.
— Клевета! гнусная клевета! отвѣчалъ Іона.
— Позовите сюда Пегги, сказалъ сквайръ. Она была введена, и сквайръ спросилъ ее:
— Вы слышали, что говоритъ капитанъ? правда ли это?
— Хозяинъ былъ ко мнѣ всегда очень-милостивъ, я не могу на него пожаловаться, сказала Пегги.
— Я думаю. А что сказала бъ ваша хозяйка?
— Я не знаю, ваша милость.
— Позовите сюда Керроти Дика, сказалъ сквайръ. — Капитанъ Джодлокъ говоритъ, что замѣчалъ, какъ вашъ хозяинъ волочится за Пегги. Правда ли это? спросилъ онъ глупаго парня.
— Еще бы не правда! отвѣчалъ онъ: — я самъ видѣлъ, какъ онъ цалуетъ ее.
— Не-уже-ли?
— А какъ же? И съ самаго Рождества безпрестанно вижу.
— Въ-самомъ-дѣлѣ? И безпрестанно! Ахъ, онъ старый негодяй! вскричала Нелли.
— Вотъ, глупый, пропала я съ тобою! закричала Пегги: — ну, да и не пойду же я теперь за тебя!
— А пожалуй и не ходи, отвѣчалъ раздраженный Дикъ: — цалуйся съ Іоною.
Присяжные опять начали говорить между собою, опасаясь неблагопріятнаго рѣшенія. Іона спѣшилъ поддержать свое дѣло сильнымъ протестомъ противъ показанія Джоддока.
— Ему нельзя вѣрить, ваша милость, сказалъ онъ, обращаясь къ сквайру: — онъ бѣглый обманщикъ, убѣжалъ изъ балагана мистера Шипсгенка.
— Это правда, ваша милость, сказалъ клеркъ: — и теперь хозяинъ балагана съ полицейскими стоитъ у дверей, чтобъ взять его, какъ онъ кончитъ свое показаніе.
— Введите жь его сюда, сказалъ сквайръ.
Шипсгенкъ, высокаго роста, сухощавый человѣкъ съ ястребиными глазами и кошечьими ухватками, едва завидѣвъ Джоддока, закричалъ: «А, вотъ онъ, это и есть мой великанъ!»
— Вашъ? Почему жь вы его такъ называете? замѣтилъ сквайръ: — развѣ онъ ваша собственность!
— Почти-что такъ, ваша милость, отвѣчалъ Шипсгенкъ: — онъ у меня забралъ деньги впередъ, и никуда отъ меня отстать не можетъ. Я ужь много лѣтъ показываю его на всѣхъ ярмаркахъ. Да человѣкъ-то онъ негодящій: все бѣгаетъ, не сразу поймаешь. Вотъ и теперь сбѣжалъ. А я его вездѣ показывалъ. А онъ всегда мнѣ дѣлаетъ убытокъ, всегда куда-нибудь сбѣжитъ.
— А, такъ и есть! Мнѣ съ перваго раза показалось, что онъ похожъ на великана Трегонна, котораго показывали на чельмсфордской ярмаркѣ, замѣтила про-себя Нелли.
— Могу ли я предложить вопросъ Джоддоку? сказалъ Джильбертъ Монфише, и получивъ разрѣшеніе, сказалъ гиганту: — вамъ, вѣроятно, непріятно возвращаться къ Шипсгенку?
— О, ни за что бъ не воротился, сэръ, еслибъ не забралъ у него денегъ! со вздохомъ сказалъ гигантъ.
— Я васъ выкуплю, отвѣчалъ Монфише. — Сколько онъ вамъ долженъ, Шипсгенкъ?
— Да около сотни фунтовъ; но скажемъ — семьдесятъ.
— Вотъ вамъ семьдесятъ фунтовъ, и власть ваша надъ Джоддокомъ прекращается.
Содержатель балагана съ благодарностью удалился.
По окончаніи этого веселаго эпизода, Симонъ Эппельярдъ всталъ и объявилъ, что, выслушавъ показанія, присяжные единогласно признаютъ Іону Неттельбеда и его жену недостойными награды, и просьба ихъ отвергается.
— Отвергается! отчаяннымъ голосомъ вскричалъ Іона. — Разсудите, вѣдь вы мнѣ отказываете потому только, что противъ меня говоритъ балаганный фокусникъ!
— Вы ошибаетесь, Іона, отвѣчалъ Эппельярдъ: — присяжные были согласны въ своемъ рѣшеніи прежде, нежели явился свидѣтелемъ Джоддокъ. Вы не можете получить награды.
— Просьба ваша отвергается судомъ, подтвердилъ сквайръ.
— Прости же навсегда моя надежда на окорокъ! уныло произнесъ Іона: — а какъ онъ хорошъ! увы! увы!
— Не унывайте, Іона, сказалъ сквайръ: — немногіе оказываются достойными награды. По окончаніи засѣданія, надѣюсь видѣть васъ и Нелли у себя въ домѣ.
— Благодаримъ, ваша милость, отвѣчалъ Іона и, уходя, еще разъ бросилъ печальный взглядъ на окорокъ.
— Вызывайте другихъ искателей, Роперъ, сказалъ сквайръ.
— Вызываются Эльюрдъ Физвальтеръ и Роза, его жена, сказалъ секретарь, и клеркъ громовымъ голосомъ повторилъ его слова.
При шопотѣ ожиданія и одобренія вошли на платформу молодые супруги. Они стояли, держа за руку другъ друга и весело отвѣчали на всѣ вопросы секретаря.
Окончивъ вопросы, Роперъ обратился къ сквайру и сказалъ: «Теперь, по уставу, должны быть вызываемы свидѣтели. Имѣю честь явиться первымъ свидѣтелемъ, ваша милость».
Онъ перешелъ на мѣсто, назначенное для свидѣтелей, и сказалъ, что, коротко зная семейную жизнь Эльюрда и Розы Физвальтеровъ, долженъ вполнѣ подтвердить справедливость ихъ правъ на награду. Двадцать другихъ свидѣтелей подтвердили то же самое.
— Можетъ ли кто-нибудь сказать противное показаніямъ свидѣтелей? спросилъ сквайръ. — у меня есть доказательство противнаго, вскричалъ Іона, становясь на платформу.
— Скажите же, что вы знаете, отвѣчалъ сквайръ.
— Я совершенно согласенъ съ показаніями въ пользу мистриссъ Розы Физвальтеръ; но супругъ ея не можетъ быть призманъ примѣромъ супружеской вѣрности.
— Вотъ какъ! вскричалъ сквайръ. — Какія жь у васъ улики противъ него? говорите, не бойтесь ничего; намъ нужна правда.
— Имѣю честь объявить, ваша милость, что однажды, проходя по уединенному мѣсту, я видѣлъ его вмѣстѣ съ молодою и прекрасною дѣвицею; они, казалось, имѣли тайное свиданіе и…
— Продолжайте, продолжайте!. сказалъ сквайръ.
— Они съ жаромъ говорили между собой и онъ поцаловалъ ее при прощаньѣ.
— Можете ли вы назвать по имени эту дѣвицу? спросилъ сквайръ.
— Не умѣю вамъ отвѣчать положительно; но со мною былъ Поль Флитвикъ, и мы оба замѣтили, что она очень-стройна; но въ лицо мы не могли ее разсмотрѣть.
— Эта дѣвица очень-благодарна вамъ, мистеръ Неттельбедъ, за лестный отзывъ о ея стройности, сказала Бэбби: — дѣвица, вами видѣнная, была я, и вы, конечно, не осудите меня за то, что я прогуливалась по парку съ мужемъ моей сестры, и, прощаясь, поцаловала его. По-крайней-мѣрѣ сестра на мени не сердилась за это.
Іона сконфузился и повѣсилъ голову. Судьи улыбнулись.
— Довольны ли присяжные показаніями и объясненіемъ? спросилъ сквайръ.
— Совершенно-довольны, отвѣчалъ Симонъ Эппельярдъ: — и единогласно рѣшаютъ, что Эльюрдъ и Роза Физвальтеръ достойны награды за супружескую любовь, вѣрность и согласіе.
— Судъ награждаетъ Эльюрда и Розу Физвальтеровъ, сказалъ сквайръ.
Всеобщія восторженныя восклицанія были отвѣтомъ на эти слова. Мужчины апплодировали; многія дамы плакали отъ восхищенія. Всѣ осыпали поздравленіями счастливыхъ супруговъ.
Въ одну минуту новость распространилась по толпѣ, окружавшей зданіе, и радостные крики раздались еще восторженнѣе; имъ, казалось, не будетъ конца.
Эльюрдъ и Роза были глубоко тронуты этими изъявленіями общей любви, и Роза стыдливо скрыла свое личико на груди мужа.
— Ну, теперь, когда всѣ согласны, что награда дана вамъ справедливо, закричалъ сквайръ: — отправляемся же въ церковь стараго Пріорства для совершенія церемоніи.
XVII.
правитьПодъ наблюденіемъ Ропера, процесія окорока торжественно направилась въ церковь Пріорства.
Впереди шли Типкетъ, Уилль Кренъ, Томъ Дикъ, Нэтъ Смитъ, прося стѣснившихся зрителей давать дорогу процесіи. Съ криками восхищенія раступалась необозримая толпа. За ними шелъ Джоддокъ, съ тамбурмажорскимъ жезломъ, предводительствуя хоромъ музыкантовъ. Въ первомъ и второмъ ряду оркестра были музыканты съ старинными инструментами, звуки которыхъ переносили ко временамъ учрежденія награды — съ мандолинами, волынками, лютнями, треугольниками; потомъ шли барабанщики, трубачи, флейтщики, скрипачи. Весело неслись по воздуху звуки милыхъ каждому старинныхъ пѣсенъ. За музыкантами шли донмовскіе старшины, съ бѣлыми жезлами въ рукахъ; за ними Роперъ и Гопкинсонъ; далѣе, докторъ Сайдботтомъ и капелланъ Бошъ; за ними длиннымъ рядомъ фермеры сквайра, по шести въ рядъ; наконецъ рядъ каретъ; въ передней сидѣли сэръ Вальтеръ, леди Физвальтеръ и мистриссъ Лесли. За каретами ѣхала длинная кавалькада всадниковъ и амазонокъ; потомъ другой отрядъ фермеровъ, также верхами на бойкихъ лошадяхъ; за ними, попарно, шли молодые люди и дѣвушки, составлявшіе судъ присяжныхъ. Позади всѣхъ ѣхали сквайръ и Бэбби. Подлѣ Бэбби ѣхалъ Монфише.
Теперь, думалъ молодой баронетъ, пришло время, когда должна рѣшиться моя судьба, и, ловко наклонившись къ Бэбби, онъ сказалъ: — Вы обѣщали дать мнѣ отвѣтъ, когда найдутся супруги, достойные получить донмовскую награду. Она получена, и я жду вашего отвѣта, Бэбби.
— Мы съ вами никогда не получимъ этой награды, Монфише, сказала она: — я воспитана не такъ, какъ Роза. Вы знаете, папа ужасно избаловалъ меня. Да и вы не похожи на Эльюрда.
— О, я буду счастливъ съ вами. Уже-ли сомнѣваетесь во мнѣ вы? Я люблю васъ до безумія.
— Не огорчай же его, Бэбби, закричалъ сквайръ: — дай ему руку, и живите счастливо.
— Увѣрены ли вы, папа, что онъ въ-самомъ-дѣлѣ будетъ хорошимъ мужемъ?
— Совершенно увѣренъ, сказалъ сквайръ.
— Что жь вы прикажете мнѣ отвѣчать ему?
— Скажи, что согласна; или, пожалуй, я скажу вмѣсто тебя: Она согласна, сэръ Джильбертъ.
— Бэбби, скажите, что вы дѣлаете меня счастливцемъ! вскричалъ Джильбертъ.
— Я согласна, потому-что во всемъ слушаюсь папа.
Три неразлучные жениха, ѣхавшіе по сторонамъ, разслушали нѣсколько словъ изъ этого разговора и подскакали къ Бэбби.
— Ужели мои надежды погибли, миссъ Монкбери? вскричалъ Гробхэмъ.
— Ужели вы меня отвергли? вскричалъ Чипчезъ.
— Ужели я долженъ застрѣлиться? кричалъ Клотворти.
— Зачѣмъ же стрѣляться? отвѣчалъ ему сквайръ: — лучше, джентльмены, кушайте съ нами и залейте свою грусть кларетомъ. Рыбы въ норѣ не выловишь; хорошенькихъ невѣстъ никогда не убудетъ на свѣтѣ; вы ихъ увидите множество на нашемъ праздникѣ, и сами будете виноваты, если не найдете себѣ тамъ вознагражденія за Бэбби. Не унывайте же, джентльмены.
Черезъ недѣлю Бэбби и сэръ Джильбертъ были повѣнчаны. Много и другихъ свадебныхъ пирушекъ возникло съ того дня, какъ Эльюрдъ и Роза получили награду. Изъ числа присяжныхъ черезъ три мѣсяца никого не миновалъ брачный вѣнецъ; но мы не нашли извѣстій о томъ, женился ли Керроти Дикъ на Пегги, или нѣтъ; и послѣднее кажется намъ вѣроятнѣе.
Процесія замыкалась четою, получившею награду. Эльюрдъ и Роза ѣхали опять на одномъ сѣдлѣ, обнявшись, какъ прежде, и всюду раздавались съ удвоенною силою при ихъ появленіи радостные, неумолкаемые крики.
Все умолкло, когда они преклонили колѣни на помостѣ древняго храма.
XIX.
правитьДорожка отъ воротъ пріорства до преддверія церкви была усыпана цвѣтами; гирляндами цвѣтовъ были покрыты и ворота.
На встрѣчу Эльюрду и Розѣ вышли двѣнадцать дѣвушекъ, одѣтыхъ въ бѣлое, съ букетами въ рукахъ. У портика церкви стоялъ Уилль Кренъ съ достославною наградою, которая высоко поднималась на шестѣ, чтобъ всѣ ее видѣли. На ступеняхъ притвора стояли Сайдботтомъ, Монкбери и Роперъ. Докторъ Сайдботтомъ выступаетъ впередъ, даетъ знакъ: Эльюрдъ и Роза преклоняютъ колѣни на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ, за пятьсотъ лѣтъ, преклоняли колѣни Реджинальдъ Физвальтеръ и его жена.
Докторъ Сайдботтомъ возлагаетъ руки на счастливыхъ супруговъ. Они повторяютъ клятву. Дѣвушки осыпаютъ ихъ цвѣтами.
Они встаютъ и имъ вручается окорокъ — символъ супружескаго счастья.
Восторгъ народа при этомъ зрѣлищѣ не знаетъ предѣловъ.
Звонятъ колокола, трещатъ барабаны, звучатъ трубы, гремитъ оркестръ — все покрывается восторженными криками безчисленныхъ зрителей.
Награжденные садятся на древнее дубовое кресло и ихъ несутъ на плечахъ вокругъ ограды Пріорства, и снова раздаются нескончаемые крики.
Впереди процесіи несутъ знаменитый окорокъ; за нимъ идутъ сквайръ и Сайдботтомъ, присяжные, дѣвушки съ цвѣтами, множество почетныхъ лицъ.
Вотъ обойдена ограда Пріорства; теперь возвратитесь домой, счастливые супруги: тамъ ждутъ васъ сотни и тысячи гостей, счастливыхъ вашей радостью.
Да будетъ днемъ всеобщаго веселья ваше торжество! Прости же, счастливая чета! И да сохранится навсегда невозмутимою ваша взаимная любовь!
Долго и счастливо жили Эльюрдъ и Роза. Не разлучила ихъ и смерть: умерли они вмѣстѣ, какъ пѣла нѣкогда Роза о предкахъ своего милаго мужа.