Океанский ветер штормовой
Дом стоит у Токаревской кошки.
В берег бьет здесь взмыленный прибой,
Брызгами швыряется в окошко
Океанский ветер штормовой.
Корабли выходят из Босфора,
В дым на миг окутавши Скрыплев.
И спешат с уловом свежим в город
Легкие моторки рыбаков.
Все здесь мне любимо и знакомо —
Вся родная гавань на виду,
И, наверное, другого дома
Я нигде такого не найду!
И сосед мой лучше всех на свете,
Хоть в порту зовут его «чудак».
Он встает с постели на рассвете
И над крышей поднимает флаг.
А над мачтой рында судовая,
Медная, тяжелая висит.
Склянки ежечасно отбивая,
Будто бы на вахте он стоит...
Мой сосед гуляет по «спардеку»
(Так террасу называет он),
Старому соседу человеку
Отдают прохожие поклон.
А потом к себе забравшись в «рубку»
(Или просто — в тесный кабинет),
Старую раскуривает трубку
Под прибойный грохот мой сосед.
И вздыхая запах терпкой гари,
Мой сосед похвастаться любил:
— Эту трубку, брат, при Трафальгаре
Однорукий адмирал курил.
И когда сидел он на диване
С адмиральской трубкою в зубах,
Перед ним в сиреневым тумане
Корабли качались на волнах.
Только бредил он не Трафальгаром,
Только мысли курсом шли другим.
Океан его был другом старым,
Грозным, ласковым и дорогим.
Временами же казалось (странно!),
Будто скучно плавать, скучно жить,
Потому что никакие страны
Не придется никогда открыть.
Проплывают пароходы мимо,
Земли все известны и скучны,
Как морщинки на лице любимой,
Но уже стареющей жены.
И тогда, как будто для аврала,
Он трезвонить в рынду выбегал,
Чем окрестных жителей немало
И смешил, и злил, и оглушал!
Но его мальчишки полюбили,
Пялились под окнами все дни.
Эти приходили и просили:
— Ты погромче, дядя, позвони!
Сорок лет проплавал и по вкусу
Отличить мог воды всех морей.
Сбить его не в силах были с курса
Ни туман, ни яростный Борей.
А поди ж ты — припекло такое:
Сердце, почки... в общем доктора
Прописали года два покоя,
Намекнули, дескать, вам пора...
Он в проклятьях — молнии и громе
Утешенье первое нашел.
Уступив потом, порядки в доме
У себя морские он завел.
О привычной жизни все ж тоскуя,
Про себя он тихо напевал:
— Уплывет тот скоро в даль морскую,
Кто на мертвый якорь не вставал!