Одинъ изъ нихъ.
правитьНѣсколько пароходиковъ суетливо окружили пролетъ Троицкаго моста… Отъ берега отчаливали лодки… Сверху поспѣшно спускали спасательную веревку…
Раздавались тревожные свистки, и глаза пассажировъ были устремлены въ одну и ту же точку: только что, съ одного парохода, человѣкъ бросился въ воду.
На этомъ пароходѣ шли оживленные толки:
«Сижу эт-та я рядомъ, лущу себѣ сѣмечки и ничего себѣ не думаю», взволнованно разсказывалъ человѣкъ въ потертомъ пиджакѣ, а онъ, эт-та ка-жъ вскочитъ! Прямо сказать, моргнуть не успѣмши, а ужъ онъ за бортъ! Я было, таки, за ногу ухватилъ… Одначе вырвался!
— Боже, Боже мой! Студентъ! Въ тужуркѣ и студенческой фуражкѣ! — скорбно говорила, ни къ кому не обращаясь, пожилая дама.
— Много изъ студентовъ нынче жизнь кончаютъ! спокойно произнесъ не по лѣтнему тепло одѣтый старикъ. — Такое время, ничего не подѣлаешь!
— Глядите, глядите! Показался! закричали на пароходѣ.
Дѣйствительно, у самаго пролета моста внезапно вынырнула, какъ бы стоячая, фигура: руки были скрещены на груди, фуражки не было, мокрые, налѣзшіе волосы, почти закрывали лицо, вода съ головы текла ручьями и было что-то неотвратимо фатальное въ этомъ человѣческомъ обликѣ. Веревка была близко… Но рука медленно отдѣлилась и отодвинула касавшуюся ея веревку, и затѣмъ, на глазахъ всѣхъ, голова быстро погрузилась. Все произошло такъ скоро, что помощь была уже невозможна. На мѣстѣ происшествія показались пузырьки, всколыхнулась вода… И все было кончено.
Да, все было кончено! Сомкнулись воды, заходили волны и человѣческая жизнь, со всѣми ея страстями, печалями и надругательствами — канула въ бездонную глубину!..
И ничего отъ нея не осталось: тотчасъ же захватили веревку наверхъ, раздались свистки, пароходики поплыли своей дорогой, стоявшіе на мосту люди двинулись и жизнь пошла прежнимъ ходомъ. Лишь кое-гдѣ на пароходахъ и на пристаняхъ разсказывали подробности происшедшаго, да рѣчная полиція, не спѣша и позѣвывая, принялась за составленіе протокола. И отъ всего происшедшаго осталась только легкая рябь на мѣстѣ событія…
Сергѣй былъ сыномъ богатыхъ людей и не зналъ нужды, даже по наслышкѣ. Онъ росъ среди тунеядства и праздной роскоши и поступивъ, по требованію времени, въ университетъ, сумѣлъ создать себѣ и тамъ подходящую обстановку: пріѣзжалъ на своей лошади, знакомство велъ только съ товарищами своего круга, занимаясь тѣмъ, что совмѣстно съ ними придумывалъ всевозможныя усовершенствованія студенческаго мундира и вводилъ въ моду высокіе воротники подъ уши, шелковую подкладку и толстѣйшей замши бѣлыя перчатки. Званіе студента обязывало его кое-когда посѣщать лекціи, но то, что составляло пульсъ университетской жизни, что заставляло усиленно биться другія молодыя сердца — было для него мертвой буквой. Внутреннія неурядицы, сходки, протесты, волненія — въ немъ и въ его друзьяхъ — вызывали насмѣшки и служили предметомъ домашняго глумленія. Но способности у него несомнѣнно были, такъ какъ, удѣляя наукѣ весьма мало времени, онъ все же добрался до третьяго курса.
Остальная его жизнь была сплошнымъ праздникомъ: театры, балы, пикники, sauteries, флиртъ и амурныя приключенія — занимали всѣ сутки.
Онъ жилъ, какъ жили его отецъ и мать, безъ сознанія какой либо отвѣтственности, безъ вчера, безъ завтра, безъ контроля деньгамъ, съ займами безъ отдачи, прожигая жизнь со всѣхъ концовъ.
Но ничего не длится вѣчно. Иной разъ жизнь рано показываетъ свои когти — насталъ чередъ Сергѣя и все свершилось такъ быстро, что онъ не успѣлъ и опомниться: въ одну недѣлю скончалась мать… Не привыкшій къ одиночеству, тратившій деньги вмѣстѣ съ женой, — затосковалъ отецъ и въ одинъ печальный для Сергѣя день — внезапно умеръ, не произнеся ни одного слова, во время обѣда. И все рухнуло!
Какъ сонъ пролетѣли похороны, опись имущества и другія формальности. Пока думали, что Сергѣй богатъ, всѣ были къ нему ласковы. Но какъ только обнаружились чудовищные долги, залоги и перезалоги и посыпались взысканія — всѣ друзья исчезли, какъ по мановенію руки!
Кое гдѣ въ гостиныхъ потолковали, понегодовали на родителей, не подумавшихъ о будущности единственнаго сына, произнесли нѣсколько разъ: «Pauvre enfant» и… забыли!
А Сергѣй, ошеломленный, подавленный происшедшимъ, рѣшилъ послѣдовать совѣту адвоката и отказаться отъ наслѣдства, чтобы уйти отъ безчисленныхъ долговъ родителей. Онъ прошелся въ послѣдній разъ по опустѣлымъ комнатамъ поглядѣлъ на краснѣвшія на вещахъ казенныя печати и захвативъ бѣлье, платье и нѣсколько золотыхъ вещицъ, лично ему принадлежавшихъ, перебрался въ меблированныя комнаты.
Здѣсь ему очень не понравилось. Окружающее было такъ далеко отъ прежней жизни… Однако, мало-по-малу пришлось спускаться и ниже.
Очень скоро Сергѣй очутился въ жалкихъ, третьестепенныхъ номерахъ, гдѣ не замедлилъ наступить окончательный крахъ: все было проѣдено, заложено, платье и сапоги изношены, за комнату не плочено, такъ какъ не было ни копѣйки денегъ, и въ одинъ грустный для него день Сергѣй лежалъ на своей постели и мучительно ждалъ…
Чего? Онъ самъ не зналъ. Ему не приходило въ голову, что надо хлопотать и искать работы. Да и на что онъ былъ способенъ? Языки зналъ поверхностно, работоспобностью не обладалъ, помощи ждать было не откуда! Его прежніе друзья давно ему не кланялись… Да и между прежнимъ Сергѣемъ, дававшимъ рубли на чай и этимъ, для котораго рубль составлялъ теперь значительную сумму, — была такая бездонная глубина, что онъ и самъ не пытался въ нее заглядывать… И въ этотъ день, голодный, съ тошнотой подъ ложечкой, — онъ лежалъ и мысленно повторялъ:
— Господи, Господи! Пошли мнѣ денегъ! Пошли денегъ — Господи! Ну что тебѣ стоитъ? О Господи! Пошли денегъ, пошли!
И какъ бы въ отвѣтъ на это нелѣпое моленіе, въ дверь раздался тихій и осторожный стукъ.
Сергѣй приподнялъ голову… Къ нему никто не ходилъ, служанка давно перестала соблюдать церемоніи, кто же могъ стучать?
Но дверь тихонько пріотворилась и чей-то сипловатый голосъ спросилъ:
— Дозволите?
Непонятная робость, смѣшанная съ любопытствомъ, овладѣла Сергѣемъ, и, проговоривъ:
— Войдите! — Онъ приподнялся на локтѣ и обратилъ глаза къ двери.
На порогѣ появилась личность.
Никто, при взглядѣ на нее, не сумѣлъ бы опредѣлить ея положеніе: среднихъ лѣтъ, съ обыденной физіономіею, съ ничего не выражающими глазами, этотъ человѣкъ не былъ ни господинъ, ни мужикъ, ни баринъ, ни лакей, ни интеллигентъ, ни чуйка…
Манеры его были вкрадчивы и осторожны, ступалъ онъ осмотрительно, а глаза его быстро бѣгали вокругъ, какъ бы силясь проникнуть во всѣ углы и запоры.
— Вашъ сосѣдъ! — отрекомендовался онъ и, подойдя ближе къ кровати и, стараясь выразить на лицѣ сочувствіе, прибавилъ:
— Какъ сосѣдъ — не могу не знать вашего положенія! Мнѣ васъ очень жалко! Простите за нахальство, а только черезъ все такое — самъ прошелъ! Потому и сочувствую!
Давно не видавшій участія, Сергѣй былъ удивленъ и тронутъ.
— Ахъ! — могъ только проговорить онъ и, стыдясь своей слабости, отвернулъ голову.
Но вошедшій былъ настойчивъ.
— Пришелъ просить васъ, закусить со мной, чѣмъ Бегъ послалъ. Хоть и самъ не богатъ, но все же прошу! Вставайте-ка, да пойдемъ ко мнѣ: водочки выпьемъ, перекусимъ, а тамъ и потолкуемъ кой о чемъ!
И черезъ полчаса Сергѣй, поѣвшій, покурившій и повеселѣвшій, разсказывалъ сосѣду о своемъ положеніи, которое видимо было уже тому хорошо знакомо. Но слушалъ онъ внимательно. Освѣдомился — въ университетѣ-ли Сергѣй и, узнавъ, что срокъ взноса еще не истекъ — очень обрадовался.
— Никто, какъ Богъ! — наставительно сказалъ онъ Сергѣю.
— Въ моемъ лицѣ онъ видимо посылаетъ вамъ помощь и покровительство! Не кручиньтесь — и въ университетъ внесемъ, и занятіе найдемъ! Да вотъ, чтобы не терять времени, пожалуйте со мной сейчасъ же въ одно мѣстечко. Я сведу васъ. Тамъ вамъ помогутъ!
И, не давъ Сергѣю опомниться, онъ увелъ его съ собою…
Такъ-то просто сложилась судьба Сергѣя…
Когда онъ, успокоенный, возвращался къ себѣ, ощущая въ боковомъ карманѣ шуршащую бумажку, полученную въ видѣ задатка, онъ совершенно чистосердечно радовался такой удачѣ:
Какъ легко все вышло! И теперь все зависитъ отъ себя самого! Такъ и сказано: эти деньги въ видѣ задатка, а остальное сообразно доставляемымъ свѣдѣніямъ! Жалованье можетъ дойти до крупныхъ размѣровъ, но можетъ и вовсе прекратиться.. Какое будетъ старанье, такая и награда!
И Сергѣй, окрыленный надеждой на будущее, вернулся домой, уже забывшій, со свойственнымъ ему легкомысліемъ, свою нужду и свои переживанія и преисполненный желаніемъ — стараться; ему казалось, что онъ теперь обезпеченъ навсегда. Совѣсть его была спокойна, какъ у младенца, и ни на мгновеніе не оцарапало его душу сознаніе, что онъ продалъ себя. Теперь онъ думалъ только о томъ, какъ бы угодить Погорѣлкѣ, назначенному ему въ руководители. Такъ звался тотъ загадочный сосѣдъ, что внезапно ворвался въ жизнь Сергѣя.
И вотъ потекла жизнь странная, и такъ не похожая на обыденную, съ совсѣмъ особыми интересами и волненіями.
Когда вечерами они сходились съ Погорѣлкой и вполголоса дѣлали обзоръ протекшаго дня — ничто не смущало Сергѣя… Онъ усердно сообщалъ — кого видѣлъ и что слышалъ! Онъ вынималъ записную книжку и добросовѣстно передавалъ добытые адресы. Сообщалъ свои удачи и неудачи. Сначала его одобряли, но это длилось недолго. Погорѣлко сталъ слушать его угрюмо. Отъ Сергѣя ждали большаго.
И, притворяясь соболѣзнующимъ, Погорѣлко говорилъ:
«Ой, жалко мнѣ васъ! Боюсь, что ничего изъ этого нужнаго для васъ не выйдетъ. Очень ужъ вы баричъ! Не дадутъ вамъ жалованья, ей Богу! Ой, какъ я за васъ боюсь!».
И, холодѣвшій отъ страха потерять единственный рессурсъ, Сергѣй молилъ Погорѣлку научить его и показать, какъ нужно дѣйствовать.
Погорѣлко наставлялъ….
И скоро Сергѣй научился многому. Ужъ онъ умѣлъ, войдя въ паштетную или кухмистерскую, гдѣ чаще обѣдала молодежь, сѣсть скромно впереди и, медленно съѣдая свой обѣдъ, усердно слушать и не проронить ни одного слова разговора.
Онъ научился уходить ранѣе намѣченнаго лица и, въ ожиданіи его, стоять на противоположной сторонѣ улицы, внимательно всматриваясь въ отражавшія входную дверь зеркальныя окна магазина. И никто не заподозрилъ бы этого красиваго студента, такъ спокойно, съ безпечнымъ видомъ, слѣдовавшаго поодаль за вышедшей жертвой.
Особенно нравились ему, если случались, порученія прослѣдить кого-нибудь уѣзжавшаго и онъ чистосердечно радовался, если это случалось въ вагонѣ перваго класса. Какъ гордо и независимо держалъ онъ себя тогда, стоя въ коридорѣ вагона, рядомъ съ купе намѣченной жертвы и не пропуская ни выхода, ни разговора! Онъ весело шелъ за жертвой въ буфетъ, побрякивая безмятежно данными на расходы монетами и садясь рядомъ, гордо заказывалъ себѣ бифштексъ по-гамбургски и спрашивалъ бутылку пива, отнюдь не выпуская изъ вида ни малѣйшаго движенія жертвы. На сердцѣ у него было легко и спокойно и, поймавъ иногда подозрительно-настороженный взглядъ выслѣживаемой личности, онъ не чувствовалъ неловкости, а только озабоченно думалъ: «Какъ бы не догадался!»
Онъ совсѣмъ не думалъ о томъ, что его занятія имѣютъ совершенно опредѣленное названіе и когда, однажды, въ трамваѣ услышалъ, какъ какая-то молодая дѣвушка, указавъ своей подругѣ глазами на стоявшую на площадкѣ неопредѣленную личность, съ презрѣніемъ произнесла: «Шпикъ!», то Сергѣй съ любопытствомъ поглядѣлъ на указаннаго и самъ ощутилъ къ нему непріязненное чувство….
Такъ проходили дни, не оставляя на себѣ никакихъ угрызеній. По требованію Погорѣлки, Сергѣй сталъ усердно посѣщать университетъ, держалъ тамъ себя скромно, не бросался въ глаза и когда слышалъ споры радикальнаго направленія, старался выражать глазами полное сочувствіе, не забывая при этомъ запоминать лица и осторожно потомъ справляться объ ихъ именахъ и положеніи. Но проникнуть въ интимную жизнь молодежи ему не удавалось: наученные горькимъ опытомъ, молодые люди держались только испытанной кучкой, относясь подозрительно къ мало знакомымъ.
И Погорѣлко сердился и угрюмо утверждалъ, что изъ Сергѣя ничего путнаго не выйдетъ. Онъ не былъ ни смѣлъ, ни горячъ, не умѣлъ ораторствовать, не умѣлъ войти въ дружбу и не проявлялъ никакой иниціативы, хотя былъ старателенъ и усерденъ, и Погорѣлко задумывался о томъ, — будетъ ли серьезный толкъ изъ этого, такого подходящаго, благовоспитаннаго юноши. И, наконецъ, послѣ долгаго раздумья, Погорѣлко рѣшился ввести Сергѣя въ свой опредѣленный кружокъ, надѣясь, что примѣръ и знакомство съ выдающимися сотоварищами дадутъ ему толчокъ и заставятъ уразумѣть, что отъ него требуется.
И когда у сыщика «Слезки», по случаю удачнаго окончанія одного дѣла и полученной награды, была назначена пирушка, то Погорѣлко взялъ съ собой Сергѣя…
Сыщикъ «Слёзка» назывался такъ, потому что обладалъ способностью, въ нужныхъ случаяхъ, вызывать на свои глаза крупныя слёзы.
Всѣ, кому приходилось имѣть съ нимъ когда либо дѣло, — не разъ попадались впросакъ, благодаря этой оригинальной особенности. Однажды онъ, заподозрѣнный противниками, даже избѣгнулъ смертельной опасности.
«За что обижаете? Я не сыщикъ, я честный человѣкъ!» произнесъ онъ съ глазами полными слёзъ! Его отпустили….
Съ тѣхъ поръ, между своими, онъ такъ и назвался: «Слёзка». Впрочемъ его сослуживцы всѣ носили такія же разнообразныя клички. Фамиліи ихъ значились только въ составлявшихъ тайну спискахъ, а между собой это были: «Рыжій, Куцый, Гвоздь, Одноглазый» и такъ до безконечности. Никто изъ нихъ никогда не упоминалъ ни о своемъ прошломъ, ни о родныхъ мѣстахъ. Какъ въ публичномъ домѣ, — прошлое исчезало въ бездонной глубинѣ порочности и воспоминаніе о немъ было нестерпимо, потому что тамъ, въ этомъ прошломъ, хотя бы очень отдаленномъ, сохранялись въ памяти свѣтлыя страницы чистоты и честности, о чемъ теперь ни говорить, ни думать — не приходилось….
Въ довольно большой комнатѣ Слежиной квартиры было много народа, между которымъ были и женщины профессіоналки, не отстававшія отъ своихъ коллегъ по ремеслу ни въ куреніи, ни въ выпивкѣ. Почему-то всѣ входили въ комнату, не раздѣваясь, въ калошахъ, пальто и шапкахъ, хотя при квартирѣ была маленькая передняя. Только поздоровавшись съ хозяиномъ, оглядѣвъ присутствующихъ привычно зоркими глазами, гости произносили обычное: «Здорово!» и сбрасывали свои верхнія одежды.
Въ комнатѣ было дымно, пахло пивомъ и запахомъ неряшливыхъ тѣлъ. На столѣ стояла водка и батарея пивныхъ бутылокъ. Въ маленькой комнатѣ часть гостей играла въ макао, въ большой — разговаривали.
Чувствовали себя всѣ прекрасно, у себя, между своими и потому не стѣснялись: хвастали подвигами, удачами, денежными наградами и необычайными облавами и арестами.
Сергѣй, впервые находившійся въ подобной обстановкѣ, не ощущалъ, однако, ни брезгливости, ни смущенія.
Его быстро приспособлявшаяся ко всему натура сейчасъ же освоилась съ окружающимъ. Онъ сидѣлъ молча, попивая пиво и съ интересомъ прислушивался къ назидательнымъ для него разсказамъ. Передъ его глазами наглядно развертывалась картина этой странной, полной своеобразныхъ интересовъ, жизни, въ которой изъ разсказовъ гостей одинъ за другимъ выступали необычайные способы уловленія намѣченныхъ жертвъ. Приводились чудесные примѣры — ловкости, хитрости и притворства. Съ почтеніемъ произносились имена выдающихся дѣятелей по сыскной части…. Со смѣхомъ приводились промахи жертвъ…. Всѣ веселились, сознавая себя въ своей сферѣ.
Странная смѣсь людей, изъ которыхъ иные были образованы, говорили гладко и вставляли въ свой разговоръ выраженія, выдававшія ихъ интеллигентность, а другіе были невѣжественны и грубы, — благодаря одинаковой профессіи, была совершенно однородна, и всѣ другъ друга сочувственно понимали.
Главной темой, къ которой постоянно возвращались, — были подвиги знаменитаго Зуфа. Говорили о немъ восторженно.
Онъ былъ для этой компаніи недостижимымъ идеаломъ, предъ которымъ преклонялись. Достичь такихъ денегъ! Столько лѣтъ не прорваться! Ѣздить по всей Европѣ въ экспрессахъ! Кататься на автомобиляхъ! Держать кокотокъ, играть на скачкахъ, имѣть полные карманы золота отъ обѣихъ сторонъ и обманывать и тѣхъ и другихъ! Это-ли не геніально?
Прерывая одинъ другого, собравшіеся разсказывали о томъ, какіе теперь у Зуфа капиталы, какъ онъ сумѣлъ себя обезпечить, какъ ловко предавалъ тѣхъ, кѣмъ самъ руководилъ, какъ, умѣлъ притворно предаваться отчаянію о смерти имъ же преданныхъ, какъ отводилъ подозрѣнія… Разсказы о немъ были безконечны и возбуждали общій восторгъ, а суммы, полученныя имъ, возбуждали зависть: денежный интересъ составлялъ весь смыслъ жизни этихъ людей и ради него чернѣла душа, погибала совѣсть и приносилось въ жертву самое завѣтное.
И когда одинъ изъ разсказчиковъ съ благоговѣніемъ сказалъ: «Сколько онъ получалъ — опредѣлить невозможно, потому что и оттуда и отсюда, и отъ своихъ и отъ чужихъ. Все бралъ, ни отъ чего не отказывался…. А что много, то много! Бо-га-тый нынче!», то на всѣхъ лицахъ отразилось волненіе при мысли о недостижимости такихъ благъ.
Всѣ притихли…. У каждаго въ душѣ шевелилось тайное:
«Эхъ, если бы!»…. И глаза глядѣли мечтательно и загорались алчнымъ блескомъ!
Сергѣй испытывалъ необыкновенный подъемъ! Въ душѣ проснулось страстное желаніе такого же успѣха! Развѣ не могъ онъ пойти по знаменитымъ слѣдамъ? Развѣ не было возможности выдѣлиться и сдѣлаться необходимымъ?
Глаза его блестѣли, онъ былъ возбужденъ слышаннымъ.
Погорѣлко, хорошій психологъ, наблюдалъ его издали и угадалъ его настроеніе.
— Что? Славы захотѣлось? — весело спросилъ онъ, подходя къ Сергѣю.
Тотъ молча поднялъ на него свои красивые глаза.
— Что жъ! Ничего нѣтъ невозможнаго! — продолжалъ возбужденный выпивкой покровитель. — Тутъ какъ разъ подвертывается одно дѣло… Какъ разъ для тебя… Лучше случая не будетъ! сумѣешь если воспользоваться — заработаешь большія деньги! — Но на поспѣшный вопросъ Сергѣя — въ чемъ дѣло? Погорѣлко отвѣта не далъ и, сказавъ, что объяснитъ все завтра, ушелъ играть въ макао, оставивъ Сергѣя въ мечтательномъ недоумѣніи.
Какъ въ туманѣ шелъ Сергѣй домой. Слышанный разсказъ о деньгахъ и жизни Зуфа разжигалъ его воображеніе!
Значитъ, есть возможность разбогатѣть!… Есть возможность зажить прежней жизнью — съ кокотками, картами и ресторанами!.. И вернувшись къ себѣ, Сергѣй долго не могъ заснуть: ему рисовались заманчивыя картины будущаго, а руки, какъ бы перебирали уже груды денегъ и въ концахъ пальцевъ ощущался зудъ. Сергѣй спалъ тревожно и прерывисто…
На другой день Погорѣлко сообщилъ Сергѣю подходящее по его мнѣнію дѣло. Оно заключалось въ томъ, что была молодая дѣвушка, коноводъ кружка, такъ однако ведшая свои дѣла, что изловить ее пока не было возможности: ее арестовывали, ее обыскивали… Но приходилось выпускать, за неимѣніемъ доказательствъ.
Сергѣй, по требованію Погорѣлки, долженъ былъ съ ней познакомиться, войти въ довѣріе, выслѣдить и накрыть въ нужную минуту.
Сергѣй призадумался… но не потому, чтобы это порученіе претило ему, а потому, что оно казалось неисполнимымъ.
— Какъ же я войду въ такое довѣріе? — спросилъ онъ.
Погорѣлко засмѣялся.
— Тюлень! — насмѣшливо сказалъ онъ. — Съ такой физіоміей, да съ такимъ торсомъ не знать, какъ войти въ довѣріе къ дѣвушкѣ? Подольстись, приласкайся, заставь полюбить себя! Вотъ и все… Дальше само пойдетъ! Ахъ, да и красива же она, — прибавилъ онъ. — Она у насъ такъ и называется: «Елена прекрасная.»
— Но какъ и гдѣ я съ ней познакомлюсь? — недоумѣвалъ Сергѣй.
— Ну это пустое, заявилъ Погорѣлко. Она живетъ въ меблированныхъ комнатахъ «Якорь» — переѣзжай туда жильцомъ. Я дамъ тебѣ всѣ необходимыя указанія и инструкціи, а познакомиться и сойтись — это ужъ будетъ зависѣть отъ твоей смѣкалки. Хочешь выдвинуться, такъ приложи все стараніе. Знай: другого такого случая — не будетъ…
Черезъ два дня Сергѣй уже переѣзжалъ на новую квартиру. Погорѣлко на прощанье такъ напичкалъ его совѣтами и указаніями, что Сергѣю миссія его теперь ужъ не казалось трудной. По инструкціи, онъ долженъ былъ вести самый скромный образъ жизни, аккуратно посѣщать лекціи, а остальное время проводить дома, уткнувшись въ учебныя книги. Главное наставленіе было въ томъ, чтобы отнюдь не вступать въ разговоры съ прислугой и не разспрашивать объ Еленѣ, но тихо и исподволь завоевывать довѣріе хозяйки и прислуги. И не прошло и двухъ недѣль, какъ бойкая Феня, горничная при номерахъ, говорила, убирая комнату Елены.
— Ну, барышня! Да какой же жилецъ новый у насъ! Я такого и не видывала: красавчикъ писаный! Студентъ, а скромный, тихій! Словно барышня. И отъ книжекъ, глазъ не, отрываетъ — все учится!
Елена вообще недовѣрчиво относилась къ жильцамъ, но столкнувшись разъ на лѣстницѣ съ Сергѣемъ, невольно вспомнила эти слова и бросила на него быстрый, но внимательный взглядъ:
«Въ самомъ дѣлѣ — красивъ», подумала она.
Такъ жили подъ одной крышей, но на разныхъ концахъ коридора, ловецъ и жертва, не подозрѣвавшая о близкой опасности.
Между тѣмъ Сергѣй только и думалъ о томъ, какъ бы познакомиться съ Еленой, но, помня приказанія Погорѣлки, былъ остороженъ и выжидалъ случая. И только послѣ безрезультатнаго трехнедѣльнаго ожиданія все внезапно измѣнилось.
Однажды, вернувшись съ лекцій и обѣда, онъ сидѣлъ у себя, скучая и съ неотвязчивой мыслью объ Еленѣ въ головѣ, какъ въ дверь тихо постучали.
И не успѣлъ онъ произнести обычное: «войдите», какъ дверь поспѣшно отворилась и показалась молодая дѣвушка. Она остановилась на мгновеніе на порогѣ…
Послѣдніе лучи заходящаго солнца падали на нее изъ окна и Сергѣй былъ положительно ослѣпленъ: прямо на него, въ упоръ — глядѣли чудные, строго печальные глаза, ярко выдѣлявшіеся на фонѣ свѣтлаго, волнистаго сіянія волосъ и вся ея стройная, облеченная въ скромное черное платье, фигура казалась царственнымъ видѣніемъ.
Сердце Сергѣя забилось:
«Она!» догадался онъ и, повинуясь съ дѣтства привитой привычкѣ свѣтскости, онъ всталъ съ своего мѣста и почтительно вѣжливо ей поклонился.
Она шагнула впередъ, старательно притворивъ за собой дверь.
— Товарищъ! — сказала она прекраснымъ груднымъ голосомъ, — я обращаюсь къ вамъ въ минуту затрудненія! У моей подруги ожидается обыскъ и надо спрятать этотъ пакетъ. У себя, и ни у кого изъ моихъ знакомыхъ, я не успѣю. Надо сейчасъ. Вы понимаете, что крайняя необходимость заставляетъ меня обратиться къ незнакомому. Но вы студентъ, а изъ жильцовъ никого нѣтъ подходящаго. Сама я въ подозрѣніи и должна всегда ждать непріятностей. Беретесь ли вы?
Она посмотрѣла ему прямо въ глаза…
«Дѣйствительно красивъ» опять подумала Елена, глядя на блѣдное аристократическое лицо, съ тонкими чертами и изящной линіей рта.
Кровь бросилось въ лицо Сергѣя: берется ли онъ?
«Какое счастье! Какое счастье!» стучало у него въ мозгу. Онъ выдержалъ ея взглядъ и протянулъ руку къ пакету:
— Да, берусь!
— Спасибо — просто сказала Елена. — Прощайте, я тороплюсь. Надѣюсь, я въ васъ не ошиблась, — и, тряхнувъ товарищески его руку, быстро вышла.
«Такіе глаза не могутъ лгать!» — подумала она, уходя.
Оставшись одинъ, Сергѣй дрожащими руками сталъ вертѣть, разсматривать пакетъ. Онъ былъ затѣйливо обвязанъ бичевкой, концы которой были припечатаны сургучемъ.
Сергѣй не зналъ на что рѣшиться: не отнести-ли сейчасъ же пакетъ Погорѣлко, въ доказательство своихъ успѣшныхъ дѣйствій.
Но кто знаетъ, что въ немъ заключается? Быть можетъ, такіе незначительные пустяки, что онъ окажется смѣшнымъ и изъ этого ничего не выйдетъ? Не лучше-ли не торопиться и воспользоваться этимъ средствомъ для дальнѣйшаго знакомства съ Еленой? Онъ мучительно колебался… Но въ то же время, помимо его воли — передъ нимъ вставали прекрасные темные глаза и въ ушахъ звучала послѣдняя фраза:
«Надѣюсь — я въ васъ не ошиблась!»
Бережно, чтобъ не повредить печать, Сергѣй спряталъ пакетъ въ комодъ.
Черезъ нѣсколько дней Елена зашла къ Сергѣю, взяла пакетъ и сказала ему:
— Еще разъ, спасибо! Выручили!.. Заходите какъ-нибудь!..
Сергѣй радостно улыбнулся и обѣщалъ придти.
Такимъ образомъ состоялось это знакомство.
«Отъ судьбы не уйдешь», говоритъ народная мудрость…
На другой же день Сергѣй воспользовался приглашеніемъ. Елена, проводившая свою жизнь среди кружковской молодежи, впервые встрѣтила такого изящнаго благовоспитаннаго юношу. Къ тому же внѣшность его была обаятельна. Его красивые глаза скромно, но съ явнымъ восхищеніемъ останавливались на ея лицѣ… и она невольно краснѣла, ощущая непонятное ей самой удовольствіе. Первое посѣщеніе длилось не долго и походило на визитъ.
Всѣ старыя привычки благовоспитанности воскресли. Сергѣй былъ изысканно вѣжливъ, скроменъ, говорилъ мало, но слушалъ Елену съ восторгомъ въ глазахъ. Его изящныя манеры поразили Елену, — ничего подобнаго она раньше не встрѣчала. Впечатлѣніе это не измѣнилось и въ послѣдующія посѣщенія. Наоборотъ… онъ нравился все болѣе. Мало-по-малу, онъ сталъ дольше оставаться, сталъ говорить о себѣ, съ большими, конечно, умалчиваніями. Онъ коротко разсказалъ о своемъ прошломъ, упомянулъ вскользь о миѳической теткѣ, поддерживающей, якобы, его скромное существованіе и заявилъ о своемъ упорномъ желаніи кончить университетъ и стать на ноги, чтобы не быть никому обязаннымъ.
— Вотъ почему, несмотря на все сочувствіе къ освободительному движенію, я остался въ сторонѣ отъ него, мечтая быть дѣятелемъ только впослѣдствіи — застѣнчиво добавилъ онъ…
Все, что онъ высказывалъ, было симпатично и привлекало Елену своей, какъ ей казалось, искренностью. Она съ нимъ спорила. Говорила, что онъ неправъ, отказываясь отъ активной дѣятельности, и въ душѣ уже мечтала обратить Сергѣя и заставить его идти съ ней однимъ путемъ. Онъ вдругъ возвысился въ ея глазахъ и сталъ незауряднымъ и, какъ всѣ увлекшіяся молодыя дѣвушки, она надѣлила его воображаемыми качествами и незамѣтно для самой себя, поддалась его внѣшнему обаянію. Интересъ къ нему сталъ расти съ каждымъ днемъ.
Со своей стороны (что вовсе не входило въ его планы), и Сергѣй сталъ увлекаться своей прекрасной жертвой. Ему тоже никогда не встрѣчалась такая чистая, прекрасная дѣвушка, у которой каждый взглядъ и жестъ были отраженіемъ ея душевной высоты. Въ ея присутствіи онъ совершенно забывалъ о своей низменной миссіи и, когда Елена говорила о своихъ убѣжденіяхъ, то ему искренно казалось, что онъ не только ихъ теперь раздѣляетъ, но что онъ и всегда такъ думалъ.
Онъ чувствовалъ себя чище, порядочнѣе и возвращался къ себѣ, со смутнымъ желаніемъ измѣниться къ лучшему. Но приходилъ сыщикъ въ формѣ посыльнаго и приносилъ короткую записку отъ Погорѣлки: "Какъ дѣла? Есть-ли результаты? "
И Сергѣй, морщась отъ сознанія своего рабства, отвѣчалъ:
«Налаживается».
И такимъ образомъ создавалъ странное и неудобное положеніе, изъ котораго, если бы и желалъ, то не могъ бы выкарабкаться.
Къ тому же на дѣлѣ онъ не далеко ушелъ въ своемъ знакомствѣ съ дѣятельностью Елены. Далѣе теоретическихъ разговоровъ она не шла: ни съ кѣмъ не знакомила, именъ не называла, и Сергѣй, воображавшій, что ему легко удастся узнать тайны Елены, жестоко ошибался.
Недаромъ она пользовалась прочной репутаціей въ своемъ кружкѣ. Она была опытна, хладнокровна и знала всѣ пріемы слежки. И когда Сергѣй пытался слѣдить за ней, то всегда безрезультатно возвращался домой, такъ какъ она внезапно исчезала у него изъ вида.
Мало-по-малу они стали видѣться ежедневно. У Елены уже обратилось въ привычку, послѣ труднаго и хлопотливаго дня, посвящать часа два вечеромъ на отдыхъ, и въ это время Сергѣй всегда приходилъ въ ея комнату. Ей нравились эти посѣщенія. До сихъ поръ она отдавала себя всецѣло партійной работѣ и забывала о своей молодости и правѣ на личное счастье, и знакомство съ Сергѣемъ незамѣтно толкнуло ее на путь чувства. Все въ немъ привлекало ее. Казалось, что такихъ глазъ, улыбки, такого голоса, нѣтъ ни у кого, и его присутствіе стало доставлять ей радость. Все это было ново и увлекательно! Но въ ея кружкѣ уже замѣтили, что у нея появились личные интересы и насторожились… Приходили чаще… сидѣли дольше и, наконецъ встрѣтили у нея Сергѣя. Но все, что казалось Еленѣ въ немъ симпатичнымъ и благороднымъ, произвело на ея товарищей отрицательное впечатлѣніе и сразу отъ него оттолкнуло. Ему дали кличку «Херувима съ вербы» и стали наводить о немъ справки.
Ничего серьезнаго, однако, не обнаружилось.
Узнали, что былъ богатъ и сталъ бѣденъ… Числился студентомъ, лекціи посѣщалъ… казался сочувствующимъ, но ни въ одномъ изъ кружковъ не значился… Пожелали узнать, на что живетъ? Елена разсказала о теткѣ. Все было ясно, а между тѣмъ его личность не внушала почему-то довѣрія.
Къ нему относились сдержанно и холодно. Всѣмъ казалось, что Елена совершаетъ крупную ошибку, допуская его въ свое общество, и, думая поправить дѣло, намекнули ей, что лучше быть осторожной съ такой неопредѣленной личностью. Какъ это бываетъ всегда, это замѣчаніе только подлило масла въ огонь. Елена отнеслась къ просьбѣ товарищей враждебно и почувствовала, какъ сталъ дорогъ ей Сергѣй.
Въ ней вспыхнуло желаніе защитить его, заставить уважать и признать своимъ. И мысль о немъ стала неотступной…
Между тѣмъ, и Сергѣю, подъ вліяніемъ пробудившагося чувства, было худо. Онъ проклиналъ неудержимое влеченіе къ Еленѣ. Оно захватило его нежданно и нежеланно. Тщетно онъ пробовалъ бороться со своимъ чувствомъ и называлъ его блажью; въ глубинѣ души онъ сознавалъ свое порабощеніе и боялся, что ему не спастись отъ него. Потребность видѣть Елену, слышать ея голосъ, брать ея руку — была неодолима.
И сознавая низость своей роли, онъ терзался, и называлъ себя подлецомъ, и проклиналъ день и часъ, когда познакомился съ Погорѣлкой… но сорвать съ себя эти путы не имѣлъ ни силъ, ни характера.
Тысячу разъ онъ говорилъ себѣ, что надо признаться Еленѣ, что она поможетъ ему выйти изъ проклятаго положенія и мысленно представлялъ себѣ, какъ станешь передъ ней на колѣни, разскажетъ все и она проститъ его.
Но передъ нимъ вставалъ ея строгій взглядъ, вспоминалась самоотверженная преданность ея идеаламъ и онъ понималъ, что прощеніе немыслимо. Въ его сердцѣ запечатлѣлись сказанныя ею однажды, по поводу изобличеннаго предателя, слова:
«Какой ужасъ знать, что человѣкъ предатель! Что можно сравнить съ этимъ паденіемъ человѣческой души? И слово „шпіонъ“, разъ прицѣпившееся, никогда ужъ не отпадетъ! Проходятъ годы, человѣкъ иногда живетъ вдали, даже внѣ родины, но онъ знаетъ, не можетъ не знать, что всюду, гдѣ произнесутъ его имя, въ воображеніи каждаго мгновенно возникаетъ слово: предатель! и этимъ все сказано, все опредѣлено. Его смерть вызываетъ чувство презрительной радости; его страданія никому не жалки и всѣ самые близкіе — отшатываются отъ него, какъ отъ морально прогнившаго! И даже его мать! понимаете ли, мать!! — и та не найдетъ въ своемъ сердцѣ ему оправданія! Такому человѣку нельзя существовать!»
Елена говорила и глаза ея блестѣли мрачнымъ огнемъ. Впечатлѣніе отъ этихъ словъ было громадно: Сергѣй не спалъ всю ночь и чувствовалъ, что передъ нимъ бездна… Куда дѣваться? Какъ уйти изъ этого лабиринта? Что сдѣлать, чтобъ Елена простила? И какъ спастись отъ Погорѣлки?
Послѣдній не дремалъ и, какъ нарочно, все чаще и назойливѣе напоминалъ о себѣ и звалъ на свиданія. Тщательно Сергѣя допрашивалъ, требовалъ подробностей и терзалъ его душу, заставляя разсказывать объ Еленѣ и ея друзьяхъ. И все понукалъ, все говорилъ, что надо быть рѣшительнѣе, надо получить въ руки осязательныя доказательства. И когда Сергѣй отговаривался, что это трудно, что Елена ему не довѣряетъ ничего изъ своихъ плановъ, Погорѣлко угрюмо сопѣлъ и посматривалъ на него подозрительно.
— Ой, смотри, не ошибись! — говорилъ онъ насмѣшливо. — Ужъ не думаешь ли на попятный? Такъ это шалишь!.. Кто разъ попалъ въ эти лапы, — онъ хищно разставлялъ пальцы, — тотъ не уйдетъ изъ нихъ никогда! Понимаешь? Никогда! Кто полѣзъ въ это болото, тому изъ него не выкарабкаться! А если поймаешь рыбку, какъ слѣдуетъ, — большая награда тебя ждетъ! Такъ не хитри! Меня не обманешь!
И Сергѣй сознавалъ себя въ его власти и чувствовалъ, что никакая сила не поможетъ ему выключить изъ своей жизни и стереть безслѣдно свои отношенія къ Погорѣлкѣ и всѣ ихъ послѣдствія.
Дни шли, принося Сергѣю то счастье сближенія съ Еленой, то муки зависимости отъ Погорѣлки. И эта двойственность жгла каленымъ желѣзомъ сердце Сергѣя.
Его дряблая натура искала выхода, и послѣ долгихъ мучительныхъ размышленій ему показалось, что онъ нашелъ его. Онъ рѣшилъ, что спасеніе въ томъ, чтобы выслѣдить кого-нибудь изъ товарищей Елены покрупнѣе и воспользоваться имъ, выгородивъ при этомъ Елену. Ему казалось что все это очень просто и что такимъ образомъ и «сѣно будетъ цѣло, и козы сыты». Елена останется на свободѣ, а услуга, имъ оказанная, будетъ достаточна для удовлетворенія требованій Погорѣлки. Эта мысль засѣла въ его голову и онъ рѣшилъ зорко всмотрѣться въ посѣщавшихъ Елену товарищей и на комъ-нибудь изъ нихъ сосредоточить свой выборъ. Порѣшивъ этотъ вопросъ, онъ сталъ спокойнѣе.
Между тѣмъ, сближеніе молодыхъ людей было еще въ первой стадіи. Ни одного рѣшительнаго слова пока еще не было произнесено. Ни Елена, ни Сергѣй ничѣмъ своихъ чувствъ не выдали другъ передъ другомъ, кромѣ частыхъ свиданій и потребности общенія.
Но скоро все измѣнилось.
Послѣ одного свиданія съ Погорѣлкой Сергѣй вернулся домой угрюмый. Онъ былъ противенъ самому себѣ и долго сидѣлъ неподвижно, глядя въ одну точку… Въ душѣ его волновались самыя разнородныя чувства и онъ страдалъ… Съ одной стороны жегъ стыдъ за свою роль, съ другой — въ ушахъ еще стоялъ разговоръ съ постылымъ Погорѣлкой. Имъ были недовольны, неохотно выдали мѣсячное содержаніе и Погорѣлко сказалъ:
— Ой, боюсь, не въ послѣдній ли разъ получаешь!
Взбѣшенный Сергѣй хотѣлъ было наговорить дерзостей, бросить въ лицо позорныя деньги, но, разумѣется, ничего этого не сдѣлалъ. И теперь сидѣлъ у себя, терзаясь всѣми этими противорѣчіями, когда у входной двери позвонили, раздались легкіе шаги и въ коридорѣ послышался голосъ Елены.
Весь покраснѣвъ и встрепенувшись, Сергѣй машинально надѣлъ чистый воротникъ, причесалъ волосы и опрыснувъ себя одеколономъ, быстро направился къ ея комнатѣ.
Онъ засталъ Елену одну. Была весна, но было холодно; у нея топилась печь и, сидя передъ ней, она грѣла озябшія руки. Красноватый отблескъ огня озарялъ ее и вся она была какая-то свѣтящаяся… Ея прекрасные глаза, какъ всегда, были нѣсколько печальны и лицо нерадостно. Тѣмъ не менѣе, при видѣ Сергѣя, она оживилась и протянула ему навстрѣчу руку.
Подъ вліяніемъ горькаго отчаянія и взбудораженныхъ разговоромъ съ Погорѣлкой нервовъ, Сергѣй почувствовалъ внезапно страстный порывъ чувства и, не сознавая, что дѣлаетъ, опустился къ ея ногамъ и, страстно прильнувъ къ ея рукѣ, зарыдалъ…
Елена встрепенулась, почуявъ горе.
Она не оттолкнула его, не вырвала руки, но, тихо положивъ другую на его голову, нѣжно погладила его волосы..
— Сергѣй, — назвала она его впервые по имени, — что случилось?
Онъ молчалъ, судорожно вздыхая. Что могъ онъ сказать ей? Смѣла ли душа его раскрыться передъ ней во всей своей наготѣ, со всѣми низостями и противорѣчіями?
— Ну, — ласково повторила Елена, — въ чемъ же дѣло?
И вдругъ, самъ не зная какъ это могло случиться, переполненный чувствомъ раскаянія и любви, захлебываясь и весь дрожа отъ волненія, въ безумномъ порывѣ страсти онъ прошепталъ:
— О, пожалѣйте меня! Я такъ безумно васъ люблю!
И стало тихо… Такъ тихо бываетъ передъ грозой, передъ произнесеніемъ приговора, передъ смертью и… передъ счастьемъ.
Боже мой! — думалъ Сергѣй, не смѣя шевельнуться… — Что я надѣлалъ! Какъ я посмѣлъ!
Но прошло мгновеніе… и прелестная головка склонилась къ нему на грудь и милый голосъ шепнулъ: — зачѣмъ же плакать?
Какъ въ безпамятствѣ добрелъ въ эту ночь Сергѣй до своей комнаты. Онъ шатался… Голова кружилась и все двоилось въ его глазахъ… Неслыханное счастье свершилось: онъ былъ любимъ!.. На его безумную любовь онъ получилъ отвѣтъ… Онъ еще не вѣрилъ себѣ: трогалъ голову, руки… хваталъ со стола, что попалось, высовывался въ окно на холодный воздухъ… Перебиралъ въ памяти все совершившееся — сомнѣнія не было — онъ былъ любимъ! Онъ, презрѣнный Іуда, продавшійся за деньги, утратившій человѣческое достоинство, — былъ любимъ чистой, прекрасной дѣвушкой!.. Ужели это не сонъ? Дѣйствительность? Но что же дальше? Какъ удержаться на этой высотѣ? Какъ сдѣлаться достойнымъ неслыханнаго счастья? И что, если все узнается? Онъ гналъ отъ себя эту мысль — но она не уходила. И къ его счастью примѣшался жгучій стыдъ, гвоздемъ засѣвшій въ сердцѣ. И какъ быть съ Погорѣлкой? И опять мелькала мысль — пасть предъ ней на колѣни и открыть свой позоръ, и вновь приходило сознаніе, что это немыслимо… И только на разсвѣтѣ забылся Сергѣй кошмарнымъ сномъ, гдѣ страннымъ образомъ сочетались грезы о Еленѣ и ужасъ передъ Погорѣлкой…
На другой день Сергѣй былъ полонъ нетерпѣливаго ожиданія. Несмотря на страстное желаніе, пройти къ Еленѣ онъ не могъ: съ утра къ ней заходили одинъ за другимъ товарищи, и, наблюдавшій черезъ щель своей двери все происходившее въ коридорѣ, Сергѣй и негодовалъ и удивлялся — у Елены въ комнатѣ замѣчалось оживленіе и все время былъ кто-нибудь и только вечеромъ онъ рѣшился, наконецъ, пройти къ ней.
Не жизнь жестока и нерѣдко за улыбку счастья требуетъ возмездія. И то вихремъ подниметъ ввысь, до головокруженія, то броситъ наземь, чтобы въ прахъ растоптать счастье, и гибнутъ мечты и надежды, и меркнетъ вспыхнувшее пламя!…
Когда Сергѣй вошелъ къ Еленѣ, она встрѣтила его встревоженно и нервно:
— Сегодня нельзя тебѣ быть у меня, милый! Уходи сейчасъ! Поцѣлуй и уходи. Я жду товарища!
— Товарища?
— Да. И такого, котораго видѣть никому нельзя, — очень серьезно сказала Елена. — Никому, рѣшительно никому!
— Даже мнѣ? — попробовалъ возразить обезкураженный Сергѣй.
— Тебѣ менѣе, чѣмъ кому-либо! Я не могу вносить личное чувство въ партійные интересы. Ничто не можетъ меня заставить измѣнить правиламъ конспираціи. Тутъ замѣшаны слиткомъ важные вопросы… Говорить о нихъ не могу, даже тебѣ. Впрочемъ, ты самъ понимаешь… Съ минуты на минуту онъ можетъ придти. До завтра! Не огорчайся, — нѣжно прибавила она, видя его опечаленное лицо. — Лучше всего, если ты совсѣмъ уйдешь изъ дому на этотъ вечеръ! Ну, уходи же, уходи! — И, нѣжно поцѣловавъ его красивые глаза, она шутливо стала подталкивать его къ двери.
Но послѣдняя отворилась и на порогѣ ея уже появился посѣтитель.
Сергѣю достаточно было одного взгляда, чтобы охватить всю фигуру вошедшаго: онъ былъ въ тонкой поддевкѣ, надвинутой на глаза шапкѣ и въ темныхъ очкахъ. При свѣтѣ лампы ему ярко бросилась въ глаза одна особенность: на щекѣ, ниже праваго глаза, выдѣлялось темное родимое пятно. Сердце Сергѣя забилось:
«Примѣта!» пронеслось у него въ головѣ и, замѣтивъ нахмурившееся лицо Елены, онъ поспѣшно вышелъ.
Въ коридорѣ онъ пріостановился:
«Не тотъ ли это, наконецъ, случай — когда можно разомъ убить двухъ зайцевъ: сохранить для себя Елену и сослужить службу Погорѣлкѣ?»
И, не долго думая, онъ поспѣшно прошелъ въ свою комнату, быстро переодѣлся въ статское платье, осторожно отворилъ дверь, стараясь не дѣлать шума, и, сбѣжавъ по лѣстницѣ, вышелъ на улицу и прошелъ въ противоположный подъѣздъ.
Здѣсь остался онъ сторожить ворота своего дома, твердо рѣшившись ни въ какомъ случаѣ не дать ускользнуть своей добычѣ, хотя бы пришлось простоять всю ночь.
Показанное дворнику и швейцару удостовѣреніе обезпечили полную безопасность.
На другой день Сергѣй проснулся очень поздно. Онъ не сразу припомнилъ все происшедшее. Безсонная, полная утомительныхъ похожденій ночь, давала себя чувствовать. Голова была тяжела и плохо работала. Однако скоро онъ почувствовалъ радость удачи. Все совершилось какъ нельзя лучше, и появилась надежда, что теперь онъ достаточно окупилъ получаемыя деньги и отъ него не будутъ болѣе требовать предательства Елены. Послѣднюю онъ наивно отдѣлялъ отъ совершившагося и тревожился пока только однимъ: оказалась ли уловленная имъ личность достаточно крупнымъ звѣремъ и будетъ ли удовлетворено начальство? Ни малѣйшаго угрызенія совѣсти онъ не ощущалъ, какъ не чувствовалъ и тревоги за свои отношенія къ Еленѣ. Онъ наивно воображалъ, что ей никогда не узнать, что именно благодаря ему попалъ въ западню тотъ, кого называла она своимъ товарищемъ. И желая смыть съ лица слѣды безсонной ночи, онъ безъ конца мылъ и вытиралъ свое лицо, думая только о томъ, чтобы увидѣть Елену и опять переживать сладостныя минуты любви и счастья!
Но вошедшая съ позднимъ самоваромъ Феня, вмѣстѣ съ булками, подала ему маленькую записку:
«Исчезаю дня на три» — писала Елена. «Не тревожься — скоро увидимся, — и въ самомъ концѣ — мелкимъ, почти незамѣтнымъ почеркомъ, прибавляла:
„Очень непріятное и важное событіе!“
Эта записка привела Сергѣя въ отчаяніе: не видѣть Елену три дня! Это было ужасно!
„Что бы это могло быть?“ тревожно думалъ Сергѣй, съ тоской думая о неожиданной разлукѣ въ первые же дни счастья.
И все же мысль, что отсутствіе Елены могло относиться къ ночному событію не приходила ему въ голову, и когда онъ повидался по необходимости съ Погорѣлкой, то на его вопросъ объ Еленѣ отвѣчалъ осторожно и уклончиво.
Между тѣмъ ночная удача Сергѣя была уже извѣстна Погорѣлкѣ.
— Молодецъ! — похвалилъ онъ его. — Не ожидалъ, по правдѣ сказать, отъ тебя такой прыти! Какого звѣря словилъ! Право, молодецъ!
Эти слова разрѣшили сомнѣнія Сергѣя насчетъ важности добычи и онъ радостно улыбнулся.
— Ну, а она? Елена прекрасная? Поретъ теперь горячку, небось? Вѣдь ты у нея его увидѣлъ?»
Сергѣй горячо протестовалъ:
— Она тутъ не причемъ!
— Какъ такъ? — недовѣрчиво допытывался Погорѣлко. — Гдѣ же ты его встрѣтилъ и какъ могъ догадаться, что онъ за птица?
Содрогаясь внутренно, Сергѣй принялся разсказывать фантастическую исторію о слышанномъ, якобы, случайно на конкѣ разговорѣ двухъ подозрительныхъ лицъ, заставившемъ его догадаться, что тутъ дѣло не спроста. Онъ старался убѣдить Погорѣлко, что сразу смекнулъ, кто изъ двухъ главнѣе, и сочинялъ ему небылицы о своей смѣтливости и ловкости. Онъ скрылъ отъ Погорѣлки исчезновеніе Елены и самъ себѣ казался чрезвычайно хитрымъ.
Погорѣлко слушалъ не особенно довѣрчиво, но не возражалъ.
— А ты знаешь, что тебѣ еще придется быть въ управленіи и удостовѣрить личность? — спросилъ онъ. — Не побоишься?
Сергѣя покоробило. Онъ былъ не вполнѣ увѣренъ, что посѣтитель Елены не примѣтилъ его лицо и фигуру въ то краткое время, когда они оставались вмѣстѣ въ комнатѣ Елены. Но свойственная ему беззаботность взяла верхъ надъ сомнѣніями.
«Э», подумалъ онъ, «тогда я былъ въ мундирѣ. Откуда же онъ догадается?»
И съ увѣренностью сказалъ Погорѣлкѣ, что ничего не опасается.
Между тѣмъ въ кружкѣ Елены царило волненіе.
Захватъ Балтова произвелъ потрясающее впечатлѣніе и грозилъ общимъ проваломъ. Обстоятельства его ареста были не обыденны: онъ только что прибылъ изъ-за границы, достовѣрно было извѣстно, что въ дорогѣ за нимъ слежки не было, что онъ безопасно прошелъ къ Еленѣ, а далѣе все становилось темнымъ.
Огорченная Елена взялась вести слѣдствіе, и всѣ ея старанія были направлены къ тому, чтобы доставить Болтову письмо и получить отъ него отвѣтъ съ подробностями его ночного захвата.
Это было не легко. Но Елена дѣйствовала энергично. Ее сердило то обстоятельство, что молодежь ея кружка, благодаря Фенѣ, уже знала, что Сергѣй находился въ комнатѣ Елены,|во время прихода Балтова. Это было учтено и вызвало толки и сомнѣнія.
Елена была оскорблена этими подозрѣніями. Со всей страстностью своей натуры она встала грудью за Сергѣя и рѣшила ни передъ чѣмъ не остановиться, чтобы убѣдить свой кружокъ въ неосновательности этихъ толковъ и въ благородствѣ Сергѣя, въ котораго такъ вѣрила сама. И чтобы не быть заподозрѣнной въ пристрастіи рѣшила на время разслѣдованія не видѣться съ Сергѣемъ и переѣхать къ подругѣ.
Она мечтала, какъ только выяснится дѣло и непричастіе къ нему любимаго человѣка, предложить его въ члены кружка и такимъ образомъ идти съ нимъ въ жизни — объ руку. Она не скрывала, что онъ ей дорогъ, страстно за него ручалась и была убѣждена, что ей удастся найти истиннаго виновника провала Балтова.
Изъ уваженія къ ней ей не возражали и рѣшили выжидать событій. Вѣра въ нее была такъ велика, что на нее вполнѣ въ этомъ разслѣдованіи полагались, зная, что она не пойдетъ ни въ какомъ случаѣ на компромиссы. Поэтому всѣ молча ждали результатовъ ея дѣйствій.
Но прошли двѣ, а потомъ и три недѣли, прежде чѣмъ Еленѣ удалось, цѣлой системой подходовъ, — добраться до Балтова и передать ему письмо. Теперь она ждала отвѣта. Домой она рѣшила не возвращаться до полнаго выясненія дѣла и только время отъ времени посылала Сергѣю короткія записки о непредвидѣнной задержкѣ, прося терпѣнія, но не сообщая, однако, своего адреса.
Сергѣй страдалъ… Впервые онъ переживалъ чувство истиннаго увлеченія. Онъ любилъ Елену страстно и сходилъ съ ума отъ мысли, что ихъ нѣжное чувство было такъ безжалостно прервано, отнюдь, однако, не считая себя причиной этого.
Онъ приписывалъ отсутствіе Елены ея партійнымъ дѣламъ и съ горечью думалъ, что она ставитъ ихъ выше чувства къ нему. Онъ не могъ сомнѣваться въ ея любви, такъ какъ на лицо были доказательства, но часто въ тиши ночной, тоскуя и думая о ней, представлялъ себѣ ихъ будущее въ мечтахъ о томъ, что она броситъ партію, а онъ броситъ свою постылую службу, и они заживутъ вмѣстѣ.
Какъ это будетъ, какъ онъ уничтожитъ свое прошлое, какъ заставитъ такую фанатичку, какъ Елена, поступиться для него убѣжденіями, онъ въ подробности не входилъ. Его ограниченный умъ не выносилъ долгихъ размышленій и, предаваясь мечтамъ, онъ обращалъ ихъ въ дѣйствительность и наивно вѣрилъ въ ихъ осуществленіе.
Въ данное время его терзало только отсутствіе Елены, отсрочивавшее его счастье и новую жизнь.
Но Погорѣлко узналъ помимо Сергѣя, что Елена покинула меблированныя комнаты и исчезла, и былъ взбѣшенъ! Всю эту неудачу онъ относилъ къ неловкости и неумѣнію Сергѣя и, придя въ ярость, не стѣсняясь ругалъ его. Онъ сердито добивался, какъ могло это случиться?
И не будь на лицо захвата Балтова, Сергѣю несомнѣнно пришлось бы плохо. Но Погорѣлко волей — неволей долженъ былъ съ этимъ считаться и признать, что хотя съ Еленой пока ничего не выгорѣло, зато въ поимкѣ Балтова его ученикъ проявилъ себя блистательно. Къ тому же свыше были довольны, и, по окончаніи дознанія, онъ надѣялся на награду. Приходилось мириться на Балтовѣ.
О своихъ чувствахъ къ Еленѣ Сергѣй не заикался, такъ же, какъ и о получаемыхъ отъ нея запискахъ. Тосковалъ онъ сильно, такъ какъ не только видѣть ее, но и писать ей не могъ, не зная гдѣ она? Разспросивъ хозяйку, онъ услышалъ только, что комната осталась за ней, а что она переѣхала къ заболѣвшей подругѣ. Онъ догадывался, что она перемѣнила фамилію, и не пытался ее разыскивать. Но въ своей унылой, постылой теперь комнатѣ, онъ не находилъ себѣ мѣста, безъ сна и покоя, превратившійся весь въ ожиданіе ея возвращенія!
Свиданія съ Погорѣлкой стали пыткой, такъ какъ тотъ не переставалъ доискиваться, какимъ образомъ онъ упустилъ Елену и почему своевременно не донесъ ему объ этомъ.
— Ой, ой! говорилъ онъ подозрительно. — Чуетъ мое сердце, что тутъ что-то не ладно! Что-то ты хитришь, что-то скрываешь! Но не удастся тебѣ провести такого стараго воробья, какъ я! Смотри, плохо будетъ, если я доберусь до истины!
Слушая его, Сергѣй и трусилъ, и бѣсился. Какъ избавиться отъ этого позорнаго рабства?
А между тѣмъ настало время удостовѣренія личности Балтова. Когда вызванный Сергѣй явился, ему было предложено пройти черезъ сосѣднюю комнату, какъ-бы случайно, и всмотрѣться въ находившуюся тамъ личность. Балтовъ спокойно сидѣлъ у окна и при входѣ Сергѣя поднялъ на него глаза. И если бы Сергѣй не такъ торопился исполнить непріятное предписаніе, онъ бы замѣтилъ, какъ при видѣ его сверкнули за темными очками глаза Балтова, какъ ротъ его презрительно искривился и какъ демонстративно онъ отвернулъ голову къ окну. Но Сергѣй ничего этого не замѣтилъ. Онъ самъ былъ озабоченъ желаніемъ какъ можно скорѣе проскользнуть и увидѣвъ, родимое пятно, онъ не сомнѣвался, что это тотъ самый Балтовъ, котораго онъ видѣлъ у Елены. Онъ подписалъ удостовѣреніе въ канцеляріи, что въ предъявленной ему личности признаетъ выслѣженнаго имъ три недѣли назадъ человѣка и съ чувствомъ избавленія отъ назойливой необходимости ушелъ домой. Тамъ ждала его короткая отъ Елены записка, опять ничего не говорившая о возвращеніи и только просившая о мужествѣ и терпѣніи. Измученный тоскою Сергѣй, прижалъ листокъ къ губамъ и сталъ страстно цѣловать его, уже забывъ о только что сыгранной позорной роли. Нетерпѣніе видѣть Елену дошло до предѣла!
Дня черезъ два, послѣ удостовѣренія Сергѣемъ личности Балтова, Елена получила, наконецъ, отъ послѣдняго, записку.
Балтовъ подробно описывалъ, какъ при выходѣ поздно вечеромъ, изъ воротъ дома, гдѣ она жила, онъ сразу же замѣтилъ за собой слежку: отъ противуположнаго подъѣзда отдѣлилась личность и пошла за нимъ. Онъ былъ слишкомъ опытенъ, чтобы не замѣтить этого, да и личность не особенно умѣло скрывала свои намѣренія. Она явно боялась упустить его и напрасно Балтовъ принималъ мѣры; заходилъ въ переулки, садился на набережной, бралъ извозчиковъ, вскакивалъ въ послѣдніе трамваи, — все было напрасно: личность не отставала ни на шагъ.
Наконецъ, выбившись изъ силъ, — онъ зашелъ въ ресторанъ и просидѣлъ въ немъ до закрытія, но при выходѣ былъ окруженъ и захваченъ. Очевидно, пока онъ сидѣлъ въ ресторанѣ, личность дала знать кому слѣдуетъ по телефону и была прислана подмога.
Въ заключеніе онъ сообщалъ, что въ этой личности ему удалось узнать того самаго студента, съ которымъ онъ встрѣтился на порогѣ комнаты Елены, хотя впослѣдствіи онъ и былъ переодѣтъ въ статское платье…
До разсвѣта, не присаживалась, проходила по комнатѣ Елена… Тѣ, кто видѣли ее утромъ, съ трудомъ ее признали: лицо ея стало темнымъ, глаза ввалились, ротъ судорожно подергивался.
Обманываться было невозможно: Сергѣй былъ предатель.
Теперь, когда съ нея были сняты розовые очки, она ясно видѣла и понимала многое, что въ немъ было загадочнаго: всю подозрительность его поведенія и жизни…
Но развѣ не сама она первая вошла къ нему? Развѣ не она сдѣлала шаги сближенія? Развѣ не надѣлила его воображаемыми качествами? Развѣ не перетолковывала она по-своему его молчаливость и скрытность?
Но, несмотря на все омерзеніе, которое она теперь къ нему чувствовала, она все же знала, — что онъ дѣйствительно любилъ ее! Какъ могли эти противорѣчія совмѣщаться, объяснить себѣ она не могла, но что въ чувствѣ къ ней, въ немъ не было маски и притворства — это она знала сердцемъ! Она вспоминала подробности ихъ перваго и единаго свиданія и понимала всѣмъ своимъ существомъ, что съ обѣихъ сторонъ то была настоящая страсть и истинное чувство! Въ этомъ ни онъ, ни она, — не были виновны. Сама природа вмѣшалась въ ихъ участь и научила два молодыя, здоровыя существа — найти откликъ другъ въ другѣ!
Да, онъ ее любилъ! Ей вспоминались его трепетъ, его робость и отраженіе безграничнаго рабства въ лицѣ… Но она, она! Какъ могла она такъ ошибиться, такъ низко пасть? Почему она ослѣпла, оглохла и потеряла способность разсуждать и понимать? Что привлекло ее, съ перваго же раза, если не внѣшность? О, чтобы она дала, чтобъ вернуть все назадъ, чтобы это былъ сонъ, отъ котораго бы можно было проснуться! Но записка Балтова лежала на столѣ и факты были на лицо.
Перемѣна ея чувствъ была внезапна и разительна! Теперь все приняло въ ея глазахъ надлежащую окраску. Цѣною жизни не могла бы она теперь притронуться даже къ рукѣ того, кому она такъ недавно отдалась со всей страстью перваго увлеченія. Съ трепетомъ судорожнаго, физическаго отвращенія, вспоминала она его мерзкое лицо, такъ недавно казавшееся ей прекраснымъ! Мысль о его ласкахъ — вызывала багровую краску стыда и чувство несмываемаго позора!..
«Любила предателя, любила предателя!» горько шептала она. «За внѣшностью проглядѣла черную душу и низкое сердце!»
Но вернуть ничего было нельзя! То былъ опытъ, то была сама жизнь! Что-жъ, пусть! Ничего не остается, какъ сознать ошибку… Но эта ошибка научитъ ее многому…
О, теперь ужъ никто не станетъ ей на дорогѣ! Никто не заставитъ повѣрить, что возможно счастье для себя! Только общее благо и дѣло свободы могутъ еще привлечь ея душу…
Личной жизни конецъ, и она сама, своими собственными руками, подпишетъ свой приговоръ отреченія!
Но онъ? Тотъ? Лицо Елены покрылось краской… О, тотъ! Презрѣніе глубокое, безпощадное — вотъ его удѣлъ. Уничтожить въ немъ личность, заклеймить его передъ лицомъ всѣхъ, попрать ногами и покрыть такимъ стыдомъ, отъ котораго не встаютъ на ноги!..
А тамъ уйти съ головой въ дѣятельность и безъ колебаній отдать свою жизнь за дорогое дѣло, которому, хоть на мгновеніе, но она измѣнила ради личныхъ переживаній…
Въ тотъ день утромъ Сергѣй еще разъ получилъ отъ Елены записку. Она была лаконична:
«Необходимо свиданіе» писала Елена. «Но оно не можетъ состояться иначе, какъ въ квартирѣ товарища (слѣдовалъ адресъ), въ семь вечера. Могу запоздать, но прошу дождаться».
Если бы Сергѣй находился въ менѣе тоскливомъ состояніи души онъ быть можетъ, удивился бы странности такого приглашенія.
Но за три недѣли отсутствія Елены онъ утратилъ всякую способность разсуждать и весь былъ одно желаніе: во что бы то ни стало увидѣть Елену!
Незабвенный вечеръ, когда она отвѣтила на его любовь, жегъ его воспоминаніемъ, и если бы Елена позвала его сейчасъ въ завѣдомую пропасть, онъ безъ колебанія пошелъ бы на ея зовъ. Прочтя ея записку, — онъ воспрянулъ духомъ и думалъ только о томъ, что сегодня увидитъ ее; сегодня услышитъ ея голосъ и, быть можетъ, поцѣлуетъ ея прелестные глаза. И онъ горѣлъ медленнымъ огнемъ ожиданія, и день казался ему нескончаемымъ!
Ровно въ семь часовъ Сергѣй входилъ въ указанную ему въ запискѣ квартиру.
Онъ ни на что не обратилъ вниманія… Казалось бы страннымъ, что комната, довольно большая, была полна незнакомаго ему народа; большей частью — молодежи; что при его входѣ замолкли разговоры, что никто не объявился хозяиномъ и не привѣтствовалъ его… Ему было все равно — онъ зналъ одно, что здѣсь увидитъ Елену!..
Кто-то сурово спросилъ:
— Вамъ кого?
— Елену Вадимовну, отвѣтилъ Сергѣй, и обводя вокругъ глазами, увидѣлъ, что ея еще нѣтъ, и сѣлъ въ углу.
Онъ не замѣтилъ и того, что всѣ глаза были обращены на него, что молчаніе не прерывается — онъ только ждалъ… Ждалъ, что вотъ, вотъ откроется дверь и войдетъ она!.. Она, сдѣлавшаяся ему необходимой!.. Она, составлявшая теперь весь смыслъ его существованія!.. Всего три недѣли назадъ онъ назвалъ ее своей и разлука съ ней сводила его съ ума…
И онъ смотрѣлъ на дверь, не отрываясь: вотъ, вотъ она войдетъ.
И она вошла…
Вошла она скоро, рѣшительнымъ шагомъ. Въ первое мгновеніе онъ не узналъ ея: передъ нимъ было не то лицо, не тѣ глаза, не та фигура… Сгорбленная, постарѣвшая, съ потемнѣвшимъ лицомъ и померкшимъ взглядомъ…
«Была больна!» съ ужасомъ подумалъ онъ и рванулся было ей на встрѣчу: его сердце безудержно колотилось въ груди отъ ея присутствія.
Но она уже заговорила:
— Товарищи! раздался ея глубокій, звучавшій особенной силой теперь голосъ.
— Товарищи! Я собрала васъ здѣсь, чтобы сообщить то, что я узнала только вчера вечеромъ: предатель Балтова извѣстенъ!
Сергѣй вздрогнулъ и насторожился.
— Товарищи! Онъ здѣсь! Онъ между нами — но къ счастью — онъ не изъ насъ! Но прежде чѣмъ указать вамъ на него, я прошу васъ, ради меня, ради меня, возвысила она голосъ, — чтобы его не трогали! Онъ этого не стоитъ! Презрѣніе вотъ его кара! Пусть онъ живетъ, покрытый позоромъ! Не пачкайте рукъ о его грязную личность, но пусть его имя, какъ имя Іуды — станетъ навсегда общимъ достояніемъ! А теперь — смотрите — вотъ онъ! — и высоко поднявъ руку, Елена приблизилась къ Сергѣю и, почти касаясь лица его, съ невыразимымъ презрѣніемъ произнесла:
— Вотъ онъ, гнусный предатель! — И затѣмъ, возвысивъ голосъ до крика, истерично прибавила.
— Товарищи! Судите меня — я любила эту гадину! — и, отшатнувшись, она упала, въ глубокомъ обморокѣ, на руки подхватившей ее молодежи…
Пока ею были заняты, пока суетились и хлопотали, Сергѣй, бросивъ послѣдній взглядъ на ея помертвѣлое лицо, — шатаясь и цѣпляясь за стѣны, — пробирался къ выходу.
Такъ вотъ почему въ веселое лѣтнее утро, когда все въ природѣ ликовало, когда по рѣкѣ носились пароходики и лодки, когда люди, послѣ мрачной зимы, наслаждались солнцемъ и въ каждой пташкѣ, въ каждой мошкѣ — трепетала жизнь — «нѣкто», но имѣвшій болѣе правъ на эту жизнь, бросился на глазахъ толпы въ воду и оттолкнулъ протянутую ему спасательную веревку!