Къ его выступленію въ Генуѣ.
Опять волчица на столбѣ
Рычитъ въ огнѣ багряныхъ свѣтовъ…
Судьба Италіи — въ судьбѣ
Ея торжественныхъ поэтовъ.
Былъ Августовъ высокій вѣкъ,
И золотыя строки были:
Спокойнѣй величавыхъ рѣкъ
Съ ней разговаривалъ Виргилій.
Былъ вѣкъ печали; и тогда,
Какъ врагъ въ ея стучался двери,
Бѣжалъ отъ мирнаго труда
Изгнанникъ блѣдный, Алигьери.
Униженная до конца,
Страна, веселіемъ объята,
Короновала мертвеца
Въ коронованіи Торквата.
И въ дни прекраснѣйшей войны,
Которой кланяюсь я земно,
Къ которой завистью полны
И Александръ и Агамемнонъ,
Когда всё лучшее, что въ насъ
Таилось скупо и сурово,
Вся сила духа, доблесть расъ,
Свои разрушило оковы —
Слова: «Встаётъ великій Римъ,
Берите ружья, дѣти горя…»
— Грозней громовъ; внимая имъ,
Толпа взволнованнѣе моря.
А море синей пеленой
Легло вокругъ, какъ мощь и слава
Италіи, какъ щитъ святой
Ея стариннѣйшаго права.
А горы стынутъ въ небесахъ,
Загадочны и незнакомы,
Тамъ зрѣютъ молніи въ лѣсахъ,
Тамъ чутко притаились громы.
И, конь встающій на дыбы,
Народъ повѣрилъ въ правду свѣта,
Вручая страшныя судьбы
Рукамъ изнѣженнымъ поэта.
И всё поютъ, поютъ стихи
О томъ, что вольные народы
Живутъ, какъ образы стихій,
Вѣтра, и пламени, и воды.
