Объ экономическомъ видѣніи и предвиденіи*).
править- ) Вступительная лекція, прочитанная авторомъ въ ноябрѣ 1906 г. послѣ избранія его преподавателемъ экономіи торговли и промышленности въ С.-Петербургскомъ политехническомъ институтѣ. Характеръ живой рѣчи, соотвѣтствующій первоначальной записи, всюду намѣренно сохраненъ.
М. Гг.! Мнѣ предстоитъ излагать передъ вами соціально-экономическія ученія о промышленности и торговлѣ. Позвольте мнѣ въ видѣ вступленія въ мои курсы подѣлиться съ вами нѣкоторыми общими размышленіями, которыя попутно дадутъ вамъ извѣстное представленіе о природѣ и значеніи тѣхъ экономическихъ отношеній, изученію которыхъ мы будемъ посвящать время нашихъ занятій.
Соотвѣтственно моимъ общимъ воззрѣніямъ, я буду излагать вамъ предметъ моихъ чтеній въ историческомъ освѣщеніи и строить курсъ на историческомъ основаніи.
Въ пользу такого характера курса говорятъ какъ тѣ общія соображенія, которыми обосновывается вообще историческое направленіе въ экономической наукѣ, такъ и спеціальныя соображенія о чрезвычайной сложности подлежащихъ нашему изученію экономическихъ явленій. Изученіе это должно быть болѣе пристальное, болѣе считающееся съ цвѣтами и оттѣнками дѣйствительности, чѣмъ курсы общіе. Сложность, характеризующая какъ современность, такъ и прошлое въ области экономическихъ отношеній, диктуетъ намъ эту необходимость детальнаго знакомства съ живыми проявленіями экономической дѣйствительности, съ фактами во всей ихъ единственности и конкретности.
Всякій изъ васъ, помимо знакомства съ основными понятіями экономической науки, уже усвоенными изъ болѣе общихъ курсовъ, приступитъ къ нашему предмету несомнѣнно съ большимъ запасомъ общихъ мѣстъ и сентенцій, которыя переходятъ изъ устъ въ уста, переписываются изъ одной книги въ другую и представляютъ, — да позволено будетъ такъ выразиться, — хорошо проѣзженныя колеи или рельсы, въ которыхъ или по которымъ удобно и подчасъ пріятно, безъ всякихъ сопротивленій и треній, движется наша направленная на экономическіе предметы мысль.
Мысль, конечно, нуждается въ воспитаніи, въ извѣстной тренировкѣ и въ извѣстныхъ традиціяхъ. Но ей опасны, въ высокой степени опасны всякіе колеи и рельсы; по нимъ она часто не движется и не работаетъ, а, наоборотъ, на нихъ она бездѣйствуетъ и спитъ.
Намекъ, который заключается въ сказанномъ, я постараюсь сейчасъ же подвергнуть дальнѣйшему раскрытію. Экономическая дѣйствительность чрезвычайно сложна, и передъ этой сложностью, въ которую вы должны проникать въ ходѣ постепенной спеціализаціи вашихъ изученій, одинаково пасуютъ и отвлеченная безкровная доктрина, и грубый эмпиризмъ чисто фактическаго разсмотрѣнія.
Спеціальное экономическое изученіе во всякой своей стадіи должно слагаться изъ умѣлой комбинаціи общихъ теоретическихъ понятій съ яснымъ непосредственнымъ видѣніемъ конкретныхъ фактовъ. Что это значитъ, я сейчасъ постараюсь пояснить на примѣрѣ, заимствованномъ изъ одной изъ труднѣйшихъ областей, подлежащихъ вѣдѣнію экономиста, — изъ экономической исторіи. Изъ общихъ курсовъ вамъ извѣстна схема ступеней развитія хозяйства и формъ промышленности, предложенная Карломъ Бюхеромъ. Эта схема, намѣченная еще въ одномъ изъ трудовъ Шмоллера и отчасти подготовленная Родбертусомъ и Марксомъ, въ извѣстномъ смыслѣ вошла въ желѣзный инвентарь нашей науки и во всякомъ случаѣ содѣйствовала расширенію ея горизонтовъ. Но вы знаете также, какую оппозицію эта схема вызвала со стороны историковъ съ Эдуардомъ Мейеромъ во главѣ. Долженъ оговориться, что Бюхеръ самъ, такъ сказать, по своему научному происхожденію — историкъ, перешедшій отъ изученія древней исторіи къ политической экономіи. Бюхеръ конструировалъ экономическій строй древняго міра, какъ глубоко отличный отъ современнаго народнаго хозяйства укладъ хозяйственной жизни. Историки, антагонисты Бюхера, въ противоположность ему модернизируютъ экономическій бытъ древности. Я не буду доказывать вамъ, почему въ общемъ и цѣломъ правымъ въ спорѣ слѣдуетъ, на мой взглядъ, считать Бюхера. Замѣчу только, что Бюхеръ разбилъ своихъ антагонистовъ, какъ мнѣ кажется, не только какъ экономистъ и историкъ, но и какъ филологъ путемъ реальнаго анализа древнихъ авторовъ, на извѣстія которыхъ опирались его противники[1]. Для меня въ настоящій моментъ, въ настоящемъ контекстѣ разсужденій, важно только подчеркнуть, почему, на мой взглядъ, Бюхеръ оказался сильнѣе свомхъ оппонентовъ. Отъ модернизаціи экономическаго быта древняго міра Бюхера уберегло теоретически ясное пониманіе и совершенно живое видѣніе экономической современности. Часто, думается мнѣ, историки бываютъ поверхностно образованными въ экономическихъ вопросахъ и потому они гораздо легче могутъ оказаться, какъ это ни кажется парадоксальнымъ на первый взглядъ, менѣе историчными, чѣмъ экономисты. Вѣдь истинный историзмъ предполагаетъ широкій матеріалъ для сравненія, и такой матеріалъ можетъ дать экономисту-историку лишь глубокое проникновеніе въ сложную экономическую дѣйствительность современности. Это проникновеніе есть не только теоретическій процессъ, но и эстетическая интуиція, есть именно живое видѣніе. Дать отвлеченную формулу этого видѣнія невозможно. Значеніе его можно познать и понять только въ его плодахъ.
Вотъ примѣръ. Извѣстный историкъ Белохъ въ своей историко-статистической работѣ о внѣшней торговлѣ Аѳинъ[2] пришелъ къ выводу, что по расчету на душу населенія ввозъ и вывозъ Аѳинъ около 400 г. до Р. Хр. былъ немного ниже внѣшней торговли Даніи и значительно выше внѣшней торговли Германіи въ наше время. Бюхеръ въ цитированной выше работѣ показалъ, что Белохъ въ своихъ расчетахъ аѳинской внѣшней торговли забылъ не болѣе не менѣе какъ о такой мелочи, какъ рабы, — товаръ завѣдомо игравшій крупную роль на рынкѣ Аѳинъ и въ ихъ импортѣ. Если бы онъ принялъ во вниманіе эту статью внѣшней торговли (и обложенія), его представленіе о торговлѣ «продуктами промышленности для массоваго потребленія» въ Аѳинахъ того времени должно было бы претерпѣть весьма существенное измѣненіе. Въ то же время совершенно ясно, что именно наличность такого товара, какъ рабы, на аѳинскомъ рынкѣ проводитъ глубокую демаркаціонную черту между хозяйствомъ древнихъ Аѳинъ и современной Даніи. Историкъ въ своей погонѣ за точными статистическими сопоставленіями и сближеніями между древностью и нашимъ временемъ просмотрѣлъ такіе факты, какъ рабство и торговлю живымъ товаромъ! Я не говорю о томъ, что самый методъ полученія цифровыхъ величинъ, характеризующихъ хозяйственную жизнь древности, даже у такого историка, какъ Белохъ, въ душѣ экономиста, понимающаго всѣ трудности и опасности статистики, вызываетъ величайшее смущеніе.
И мы можемъ сказать: въ древнее время, такъ же, какъ и въ нашу эпоху, покупали и продавали, возили, привозили и вывозили товары, эксплоатировали чужой трудъ и вели борьбу за цѣны. За этимъ общимъ сходствомъ нѣкоторыхъ самыхъ элементарныхъ и самыхъ общихъ экономическихъ отношеній только изощренное изученіемъ реальныхъ явленій живое видѣніе конкретныхъ фактовъ современности можетъ уловить глубокія различія между разными эпохами экономической исторіи.
Такое видѣніе экономической современности не только даетъ намъ способность и живѣе представлять, и яснѣе понимать экономическое прошлое. Въ связи съ знаніемъ и пониманіемъ этого прошлаго оно даетъ намъ возможность измѣрить границы экономическаго предвидѣнія. И позвольте сразу сказать то, подтвержденіемъ чего будетъ служить все содержаніе настоящаго чтенія: чѣмъ больше у насъ видѣнія, чѣмъ больше мы накопляемъ знаній, тѣмъ яснѣе раскрывается передъ нами, какъ мало мы можемъ предвидѣть въ экономическихъ дѣлахъ. Контовское: «Savoir c’est prévoir» къ нашей наукѣ мало приложимо. Въ исторіи экономической мысли многочисленнѣе, замѣчательнѣе и поучительнѣе неудачныя предсказанія, чѣмъ геніальныя предвидѣнія. Именно экономія промышленности и торговли учитъ насъ этому.
Теорія крушенія капиталистическаго строя есть сплошная цѣпь неудавшихся предсказаній. Въ 1845 году соратникъ Карла Маркса Энгельсъ произнесъ въ Эльберфельдѣ замѣчательную рѣчь, въ которой, точь въ точь какъ у насъ черезъ 40 приблизительно лѣтъ наши народники-экономисты, доказывалъ невозможность развитія капитализма въ Германіи. Протекціонистскимъ планамъ Листа Энгельсъ противопоставилъ слѣдующую аргументацію: «допустимъ на минуту, что эти планы будутъ приведены въ исполненіе. Промышленность подымется… Спросъ на трудъ и заработная плата повысятся… наступитъ по всей видимости цвѣтущее состояніе. Это продолжится до тѣхъ поръ, пока наша промышленность можетъ расширяться на счетъ удовлетворенія внутренняго рынка. Дальше же она не можетъ расширяться, ибо не будучи въ силахъ безъ таможенной охраны отстаивать за собой внутренній рынокъ, она еще менѣе будетъ способна бороться съ иностранной конкуренціей на рынкахъ нейтральныхъ».
Ровно черезъ 50 лѣтъ Энгельсъ вынужденъ былъ признать, что «исторія уяснила, что тогда (въ сороковыхъ годахъ) европейскій континентъ вовсе не достигъ еще той степени экономическаго развитія, на которой возможно устраненіе капиталистическаго производства: оно доказало это экономическимъ переворотомъ, который съ 1848 года охватилъ весь континентъ и, дѣйствительно, насадилъ крупную промышленность во Франціи, Австріи, Венгріи и за послѣднее время въ Россіи, а изъ Германіи сдѣлалъ прямо-таки первоклассную промышленную страну»[3].
Ошибка въ предсказаніи проистекла не только оттого, что Энгельсъ недостаточно вдумался въ теоретическую проблему промышленнаго развитія и расширенія международнаго обмѣна. Она объясняется объективными измѣненіями въ процессѣ самого экономическаго развитія, усложненіемъ міровой хозяйственной жизни.
Французъ Ледрю Ролленъ, извѣстный политическій дѣятель 1848 года, въ своемъ англійскомъ изгнаніи написалъ цѣлый большой трактатъ «De la decadence de l’Angleterre» (2 тома, Paris 1850), въ которомъ пророчилъ ближайшій упадокъ Англіи и ея искусственной промышленности. Какъ извѣстно, вмѣсто упадка, пятидесятые и шестидесятые годы XIX вѣка знаменуются колоссальнымъ расцвѣтомъ и промышленности, и сельскаго хозяйства Англіи.
Въ 1848 году знаменитый экономистъ Бруно Гильдебрандъ подвергъ подробнѣйшей критикѣ вышедшую въ 1845 г. книгу Энгельса «О положеніи рабочаго класса въ Англіи». Эта критика[4] навсегда останется памятникомъ глубокаго пониманія и историческаго оправданія индустріализма. Но въ то же время самъ Гильдебрандтъ впалъ въ пророчества и опять-таки — неудачныя. Задавшись вопросомъ, что станется въ будущемъ съ фабричнымъ населеніемъ Англіи, оставшимся безъ работы вслѣдствіе увеличившагося употребленія машинъ, Гильдебрандъ чрезвычайно увѣренно отвѣчалъ: «Рабочій классъ, покинувшій землю и нахлынувшій на фабрики, мало-по-малу въ продолженіе нынѣшняго столѣтія снова обратится къ сельскому хозяйству… Небольшіе самостоятельные сельскіе хозяева заступятъ мѣсто большихъ поземельныхъ собственниковъ. Громадные парки, служащіе для прогулокъ и для удовольствія нѣсколькихъ семействъ, уменьшатся и превратятся въ плодоносныя пахотныя поля и необработанная раньше земля пробороздится плугомъ англійскаго сельскаго хозяина! Населеніе, занимающееся земледѣліемъ, снова сравнится съ населеніемъ промышленнымъ. Англійская почва не только будетъ прокармливать собственное свое населеніе и сдѣлаетъ Британію независимою отъ заграничнаго привоза, но и распространитъ произведенія свои на заграничныхъ рынкахъ»[5].
Въ Англіи не наступили ни тѣ соціальныя и политическія катастрофы, которыя предсказывали вѣрующій соціалистъ Энгельсъ и пылкій радикалъ. Ледрю Ролленъ, ни та земледѣльческо-промышленная идиллія, которую такъ увѣренно пророчилъ осторожный экономистъ и историкъ Гильдебрандъ[6].
Дѣйствительность избрала третій путь, который не былъ предвидѣнъ никѣмъ.
Это объясняется очень просто тѣмъ, что въ первую половину XIX в., къ которой относятся заявленія Рикардо, Энгельса, Гильдебранда, никто или почти никто не ожидалъ, что наступитъ длительная эпоха паденія хлѣбныхъ цѣнъ. А между тѣмъ она наступила, и въ связи съ ней обнаружился тотъ хроническій аграрный кризисъ, который обрушился съ особой тяжестью на страны болѣе или менѣе старой сельско-хозяйственной культуры. И въ Англіи при этомъ случилось совсѣмъ не то, чего ожидалъ Гильдебрандъ. Крупная земельная собственность не исчезла, наоборотъ, ея существованіе, какъ это ни кажется на первый взглядъ невѣроятнымъ, помогло Англіи переносить аграрный кризисъ. Благодаря существованію богатыхъ, экономически тѣсно связанныхъ съ торговлей и промышленностью земельныхъ собственниковъ, оказался налицо классъ, который сравнительно легко могъ перенести паденіе чистаго дохода земледѣлія. Главная тяжесть аграрнаго кризиса была переложена на лэндлордовъ[7]. Это явленіе любопытно въ томъ отношеніи, что оно показываетъ, какъ при извѣстныхъ конъюнктурахъ даже такой антисоціальный аграрный строй, какъ капиталистическое земледѣліе, основанное на привилегированной крупной собственности, можетъ оказаться выгоднымъ для народа съ соціально-политической точки зрѣнія.
Почему же пророчества, основанныя на теоріи крушенія капиталистическаго строя вслѣдствіе узости рынка, оказались невѣрными? Помимо всѣхъ другихъ ошибокъ, лежащихъ въ основѣ всѣхъ этихъ построеній, противъ нихъ оказался одинъ фактъ, съ которымъ вамъ придется ближе познакомиться при изученіи теоріи и исторіи международной торговли, а именно, что промышленныя страны не только конкурируютъ между собой, но и образуютъ одна для другой важнѣйшій рынокъ. Это вѣрно въ наше время по отношенію къ тремъ великимъ промышленнымъ странамъ: Англіи, Соединеннымъ Штатамъ и Германіи. Между тѣмъ промышленное развитіе и промышленное соперничество — безъ детальнаго ознакомленія съ фактами — представляли и до сихъ поръ представляютъ себѣ въ слишкомъ упрощенномъ видѣ, несмотря на то, что отмѣченный фактъ достаточно ясно сознавался уже такими классическими писателями, какъ Давидъ Юмъ и Адамъ Смитъ.
Вы съ этимъ соотношеніемъ встрѣчаетесь на каждомъ шагу. Подъемъ русской промышленности въ послѣднемъ десятилѣтіи прошлаго столѣтія былъ факторомъ и промышленнаго развитія Германіи, ибо русскій подъемъ требовалъ ввоза машинъ и другихъ продуктовъ германскаго производства.
Кромѣ того новѣйшее индустріальное развитіе обнаружило черту, которая оказалась уже въ полномъ противорѣчіи съ ходячими представленіями. А именно въ высоко-развитыхъ промышленныхъ странахъ, по мѣрѣ ихъ промышленнаго развитія и абсолютнаго роста вывоза въ другія страны, — значеніе для промышленности внутренняго рынка растетъ не только абсолютно, но и относительно. А это значитъ, что въ общемъ производствѣ такихъ странъ доля, приходящаяся на вывозъ, относительно падаетъ. Зомбартъ первый обратилъ вниманіе на эту черту и сдѣлалъ изъ нея выводъ даже слишкомъ широкій, а именно, что «связь между культурными народами… въ настоящее время, взятая въ отношеніи къ ихъ хозяйству въ его цѣломъ, не сильнѣе, а скорѣе слабѣе, чѣмъ прежде. Каждое отдѣльное народное хозяйство въ настоящее время менѣе вовлечено въ міровой рынокъ, чѣмъ сто или пятьдесятъ лѣтъ тому назадъ. По меньшей мѣрѣ неправильно предполагать, что международныя торговыя сношенія пріобрѣтаютъ для современнаго народнаго хозяйства относительно все растущее значеніе. Вѣрно обратное. Развитіе послѣднихъ десятилѣтій, но крайней мѣрѣ для германскаго народнаго хозяйства, привело къ уменьшенію доли внѣшней торговли въ совокупномъ результатѣ хозяйственной дѣятельности»[8].
Несомнѣнно, что прежнее популярное представленіе о томъ, что существованіе промышленной страны основано исключительно или главнымъ образомъ на экспортѣ и на «внѣшнемъ рынкѣ», есть не болѣе не менѣе какъ исторически понятное, но крайне вредное и въ теоріи, и въ практикѣ упрощеніе сложной экономической дѣйствительности современности. Но если Зомбартъ правъ, подчеркивая огромную роль внутренняго рынка и для современныхъ промышленныхъ странъ, развившихъ огромный экспортъ, то въ его словахъ, что теперь каждое отдѣльное народное хозяйство, и въ частности германское, на примѣрѣ котораго онъ доказываетъ свой тезисъ, менѣе вовлечено въ міровой рынокъ, чѣмъ пятьдесятъ или сто лѣтъ тому назадъ, заключается не только преувеличеніе, но и прямо весьма странная ошибка. Вѣдь всякому извѣстно, что Германія есть страна съ весьма крупнымъ ввозомъ хлѣба и съ пассивнымъ торговымъ балансомъ, т.-е. съ превышеніемъ, и притомъ значительнымъ, ввоза надъ вывозомъ. Для вовлеченія страны въ міровой оборотъ совершенно безразлично, есть ли она страна съ преобладаніемъ экспорта, или, наоборотъ, страна съ преобладаніемъ импорта. Страна можетъ, разсуждая теоретически, не вывозя ничего, имѣть огромный ввозъ. Это будетъ случай страны-кредитора, которая весь свой ввозъ оплачиваетъ процентами, получаемыми ею съ капиталовъ, помѣщенныхъ въ другихъ странахъ. Такая страна будетъ въ огромной мѣрѣ вовлечена въ міровой оборотъ, не будучи вовсе экспортной страной.
Кромѣ того, общій тезисъ Зомбарта страдаетъ тѣмъ, что можно назвать статистической отвлеченностью. Относительныя величины не могутъ выражать собою всего реальнаго значенія того или другого явленія. Вѣдь въ концѣ-концовъ вовлеченіе въ міровой оборотъ есть реальное явленіе человѣческаго хозяйства, и значеніе такого явленія для хозяйственнаго бытія живыхъ людей не можетъ быть адъэкватно выражено процентнымъ отношеніемъ экспорта ко всему производству страны. Не надо забывать, что когда Германія была, по Зомбарту, больше, чѣмъ теперь, вовлечена въ міровой оборотъ, отъ экспорта зависѣло существованіе гораздо меньшаго числа людей, чѣмъ въ настоящее время. Пять милліоновъ человѣкъ могутъ составлять меньшій процентъ какой-нибудь другой величины, но они во всякомъ случаѣ больше пятисотъ тысячъ, и это часто забывается при отвлеченномъ оперированіи съ процентными отношеніями.
Вообще же ясно, что доля экспорта не есть, какъ я уже показалъ, сама по себѣ мѣрило вовлеченія страны въ міровой оборотъ.
Было время, когда указаніе на зависимость промышленныхъ странъ отъ экспорта служило главнымъ аргументомъ противъ законодательной охраны рабочихъ. Именно поэтому проблема законодательной охраны рабочихъ первоначально ставилась сразу въ широкихъ рамкахъ, какъ международное регулированіе условій труда. Да и до сихъ поръ противъ національной законодательной охраны рабочихъ выдвигается ссылка на конкуренцію странъ, свободныхъ отъ экономическихъ стѣсненій и жертвъ, связанныхъ съ такой охраной.
Однако развитіе соціальной политики за послѣднія десятилѣтія заключается въ созданіи не международныхъ соглашеній объ охранѣ труда, а автономныхъ національныхъ законодательствъ въ этой области. Такимъ образомъ все это развитіе до 1906 г., когда было заключено первое международное соглашеніе объ охранѣ труда, было сплошнымъ практическимъ игнорированіемъ и опроверженіемъ мысли, что надлежащая законодательная охрана рабочихъ возможна только въ международныхъ рамкахъ. Между тѣмъ всецѣло подъ властью этой мысли находился эльзасскій фабрикантъ Даніэль Легранъ, отецъ идеи международной охраны труда, который въ эпоху Наполеона III утверждалъ, что «международный законъ, регулирующій промышленный трудъ, есть единственное возможное рѣшеніе великой соціальной проблемы — доставить рабочему классу желательныя моральныя и матеріальныя блага, безъ вреда для предпринимателя и безъ того, чтобы условія конкуренціи между разными странами были нарушены въ ущербъ которой-нибудь изъ нихъ».
Исходя изъ этой мысли Легранъ выставилъ, какъ нормы международнаго рабочаго законодательства, такія требованія, которыя въ общемъ проведены теперь всѣми культурными странами самостоятельно, безъ всякаго международнаго регулированія. Кромѣ того, въ нѣкоторыхъ странахъ осуществлены соціально-политическія мѣропріятія, которыя Леграну и во снѣ не снились. Международнымъ регулированіемъ условій труда не начинается законодательная охрана рабочихъ; это регулированіе, поскольку оно стало реальнымъ фактомъ, есть плодъ долгаго развитія рабочаго законодательства въ національныхъ рамкахъ. Эта историческая справка еще разъ показываетъ, какія узкія границы поставлены нашему экономическому предвидѣнію и какъ осторожно слѣдуетъ пророчествовать въ этой области.
Замѣчу кстати, что экономической возможности и необходимости рабочаго законодательства не понималъ въ 1850 году и Энгельсъ, который знаменитый англійскій десятичасовой билль 1847 года охарактеризовалъ, какъ реакціонную мѣру, задержавшую экономическій прогрессъ и ростъ богатства и потому долженствующую пасть[9].
Страсть къ пророчествамъ, несмотря на довольно печальную исторію экономическаго прорицанія, до сихъ поръ не вывелась изъ умственнаго обихода экономистовъ.
Такъ, до сихъ поръ находятся ученые экономисты, которые въ мрачныхъ краскахъ рисуютъ будущность промышленныхъ государствъ, существованіе которыхъ якобы основано цѣликомъ на экспортѣ. Въ этомъ отношеніи любопытны и характерны недавніе споры о таможенномъ тарифѣ Германіи. Эти споры не прошли безслѣдно для науки. Они дали толчокъ къ живѣйшему научному обсужденію проблемы земледѣльческаго и промышленнаго государства и пролили на нее новый свѣтъ.
Превращеніе Германіи въ живущее въ значительной мѣрѣ экспортомъ товаровъ и капиталовъ торгово-промышленное государство нашло себѣ въ нѣмецкой экономической наукѣ двоякую оцѣнку. Одни ученые, съ Брентано и Дитцелемъ во главѣ, видятъ въ этомъ развитіи явленіе и исторически безусловно необходимое, и вполнѣ прогрессивное, не подающее поводовъ ни къ какимъ опасеніямъ; другіе, съ Адольфомъ Вагнеромъ и Ольденбергомъ во главѣ, наоборотъ, усматриваютъ въ такомъ развитіи нездоровую гипертрофію индустріализма, внушающую самыя серьезныя опасенія. Первые всячески оспаривали цѣлесообразность закрѣпленія и повышенія таможенныхъ пошлинъ вообще, и въ частности пошлинъ сельскохозяйственныхъ, въ нѣмецкомъ таможенномъ тарифѣ. Вторые, наоборотъ, привѣтствовали и обосновывали съ народно-хозяйственной точки зрѣнія такое направленіе торговой политики. Такъ, въ связи съ вопросомъ о германскомъ таможенномъ тарифѣ возникла цѣлая научная литература, внесшая новую жизнь въ застоявшуюся теорію и политику международной торговли.
Въ построеніяхъ противниковъ и друзей промышленнаго государства не было прямыхъ и категорическихъ предсказаній, но элементъ пессимистическаго предвидѣнія довольно сильно окрашивалъ ихъ разсужденія. Въ особенности это сказалось у старика Вагнера, который, какъ рѣшительный мальтузіанецъ, считаетъ быстрое промышленное развитіе на основѣ ввоза изъ земледѣльческихъ странъ дешевыхъ пищевыхъ продуктовъ опаснымъ въ силу того, что оно поощряетъ ростъ населенія. Рядомъ съ этимъ аграрные пессимисты подчеркивали чисто политическую опасность, а именно возможность для Германіи въ случаѣ войны быть отрѣзанной отъ странъ, снабжающихъ ее пищей, въ особенности отъ странъ, лежащихъ за океаномъ. Съ другой стороны, въ политической борьбѣ противъ новаго таможеннаго тарифа со стороны противниковъ этого тарифа сыпались самыя мрачныя предсказанія относительно его пагубнаго вліянія на промышленную будущность Германіи. Въ этомъ отношеніи характерныя сужденія раздавались на соціалъ-демократическихъ партейтагахъ.
На пессимистическія предчувствія противниковъ безостановочнаго промышленнаго развитія и на окрашенное столь же мрачнымъ пессимизмомъ возмущеніе, которымъ вся недовольная аграрнымъ протекціонизмомъ часть нѣмецкаго народа встрѣтила торжество новаго тарифа, — дѣйствительность отвѣтила… новой волной промышленнаго подъема. Аграрный протекціонизмъ оказался безсиленъ остановить индустріализацію страны, а пессимизмъ и аграріевъ и ихъ враговъ получилъ поразительное опроверженіе.
И тутъ мы можемъ сдѣлать одно важное наблюденіе. Вопросъ о таможенномъ тарифѣ волновалъ въ Германіи въ 1900—1902 году и аграріевъ, и фритрэдеровъ. Но въ сущности субъективно-психологическое значеніе этого вопроса въ огромной мѣрѣ превосходило его реальное значеніе.
Большинство людей не знаетъ, а значительная часть экономистовъ легко забываетъ — и это подтверждается на каждомъ шагу, — что таможенныя пошлины играютъ въ огромномъ числѣ случаевъ гораздо меньшую роль, чѣмъ другіе факторы хозяйственнаго развитія, и чѣмъ развитѣе экономическая жизнь, тѣмъ меньшую роль онѣ неизбѣжно играютъ.
И я спрошу васъ: развѣ ошибки въ экономическомъ предвидѣніи столь удивительны, разъ мы такъ часто просто плохо видимъ въ экономическихъ дѣлахъ, разъ мы многаго не знаемъ и о многомъ судимъ съ плеча? Если это такъ, то приходится ли изумляться тому, что въ экономической литературѣ такъ много неудачныхъ предсказаній и что литература эта совсѣмъ не предвидѣла многихъ крупнѣйшихъ явленій современной экономической жизни? Мнѣ неизвѣстно, напримѣръ, чтобы какой-либо экономистъ предсказалъ такія явленія, какъ промышленные картели или какъ коллективный договоръ. На возможную роль картелей нѣтъ, насколько я знаю, ни малѣйшаго намека во всѣхъ трехъ томахъ «Капитала» Маркса; изъ всѣхъ видовъ коопераціи Марксъ придавалъ значеніе только производительнымъ товариществамъ; блестящаго развитія гораздо болѣе жизнеспособной потребительной коопераціи онъ совершенно не предвидѣлъ.
Изъ всѣхъ, сдѣланныхъ мною указаній, вытекаетъ тотъ выводъ, что первая наша научная забота должна состоять въ томъ, чтобы бороться противъ всякихъ догматическихъ предвзятостей, которыя способны только затемнять взоръ. Это не значитъ отказываться отъ теоретическихъ построеній, но это значитъ подходить къ нимъ съ тѣмъ здоровымъ критицизмомъ, который долженъ составлять жизненный нервъ всякой науки. Рядомъ съ борьбой противъ догматической предвзятости и предразсудковъ должно стоять изощреніе — одинаково и теоріей, и фактическимъ изученіемъ — нашего экономическаго зрѣнія. Фактовъ въ нашей области, именно въ силу богатства и сложности хозяйственной дѣйствительности, накопилось почти необозримое множество. Но не слѣдуетъ этого пугаться, не слѣдуетъ опасаться того, что въ этомъ множествѣ фактовъ мы утеряемъ всякія широкія перспективы. Наоборотъ, чѣмъ внимательнѣе мы будемъ относиться къ фактамъ, подлежащимъ нашему изученію, тѣмъ яснѣе раскроется намъ та связь, въ которой они стоятъ со всей совокупностью культурнаго развитія.
Въ частности, возьмемъ торговую политику.
Если подъ нею разумѣть не только и не просто распоряженія правительства по таможенной части, а вообще всякое планомѣрное и организованное воздѣйствіе людей на ихъ собственныя отношенія въ процессѣ товарнаго обмѣна, то въ торговой политикѣ мы найдемъ узелъ, въ который сплетаются нити всего культурно-политическаго развитія данной страны. Въ торговой политикѣ отпечатлѣвается не только экономическій укладъ, но и вся духовная физіономія даннаго народа. Носители торгово-политическихъ идеаловъ суть въ разныя эпохи крупнѣйшіе представители цѣлыхъ культурныхъ и культурно-философскихъ теченій. Достаточно назвать для Англіи имена Смита, Кобдэна, Карлейля и Чемберлэна, для Германіи Фридриха Листа и пастора Наумана. Подъ руками новѣйшаго изслѣдователя послѣдняго фазиса англійской торговой политики ея исторія превратилась въ соціальную и культурную философію исторіи Англіи вообще, начиная съ пуританской революціи[10]. Изъ этого вы видите, что при разсмотрѣніи фактовъ, подлежащихъ нашему изученію, могутъ открываться самыя широкія и отдаленныя перспективы.
И позвольте мнѣ заключить настоящее чтеніе одной общей мыслью, которая для меня тоже есть плодъ размышленій надъ той областью фактовъ, которую мы будемъ совмѣстно изучать. Въ международной экономической борьбѣ первое мѣсто занимаютъ тѣ народы, которые развили въ себѣ наивысшую мѣру свободной экономической дисциплины. Для экономическихъ и, общѣе, культурныхъ судебъ народа нѣтъ ничего важнѣе этого сочетанія свободы съ дисциплиной именно въ приложеніи къ хозяйству и труду.
Если наше русское народное хозяйство находится въ такомъ глубокомъ упадкѣ, то коренной причиной этого упадка является именно то, что вся наша исторія мѣшала и продолжаетъ мѣшать процессу свободнаго дисциплинированія человѣка, какъ творца хозяйства.
И ничто не можетъ такъ глубоко печалить насъ, какъ сознаніе, что въ эпоху, когда всюду кипитъ, развивается и совершенствуется хозяйственная жизнь, какой-то злой рокъ отбросилъ Россію назадъ, и мы переживаемъ полосу совершенно исключительнаго хозяйственнаго упадка и оскудѣнія.
Пусть мои слова не будутъ приняты за политическую фразу. То, о чемъ я говорю, лежитъ въ тѣхъ глубинахъ духовной, культурной и хозяйственной жизни, которыя несутъ на себѣ всю политику и ее опредѣляютъ. Надо имѣть мужество заглянуть въ эти глубины и сказать себѣ: безъ свободной дисциплины, какъ основы хозяйства и труда, Россія придетъ къ упадку, вырожденію и разложенію. И всѣ поколѣнія русскихъ образованныхъ людей должны сомкнуться въ дружной работѣ, чтобы выковать въ себѣ и для всего народа эту главную основу національнаго бытія.
- ↑ Въ замѣчательной по критическому остроумію статьѣ «Zur Griechischen Wirtschaftsgeschichte», напечатанной въ сборникѣ «Festgaben für Albert Schaffte» (Tübingen, 1901).
- ↑ «Die Handelshewegung im Altertum» въ Conrads Jahrbücher III F. В. XVIII.
- ↑ Цитаты изъ Энгельса взяты изъ моей статьи «Наши утописты» въ сборникѣ «На разныя темы» (Спб., 1902 г.).
- ↑ Въ книгѣ «Die Nationalökonomie der Gegenwart und Zukunft». Цитируемъ эту нынѣ ставшую рѣдкой книгой по русскому переводу В. П. Безобразова, изданному подъ заглавіемъ «Историческое обозрѣніе политико-экономическихъ системъ» (Спб., 1861 г.).
- ↑ Назв. соч., стр. 150.
- ↑ Замѣчу кстати, что еще задолго до Гильдебранда, Рикардо выразилъ увѣренность, что Англія, ставъ промышленнымъ государствомъ на основѣ свободной торговли, что въ его дни было только идеаломъ, останется въ то же время государствомъ земледѣльческимъ.
- ↑ Ср. статью Paasche «Die Entwickelung der britischen Landwirtschaft unter dem Drucke ausländischer Konkurrenz» въ Conrads Jahrbücher III F. III B.
- ↑ Sombart. Die deutsche Volkswirtschaft im neunzehnten Jahrhunderte. Berlin 1903. S. 428.
- ↑ Ср. мою статью «Международный конгрессъ по вопросамъ законодательной охраны рабочихъ» въ сборникѣ «На разныя темы».
- ↑ G. v. Schulze-Gävernitz. Britischer Imperialismus und englicher Freihandel zu Beginn des zwanzigsten Jahrhunderts. Leipzig. 1906.