Сочиненія И. С. Аксакова.
Общественные вопросы по церковнымъ дѣламъ. Свобода слова. Судебный вопросъ. Общественное воспитаніе. 1860—1886
Томъ четвертый.
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1886
Объ основахъ и типѣ народной школы.
правитьВъ послѣднее время много говорилось въ газетахъ о какомъ-то проектѣ церковно-приходскихъ школъ, разсматриваемомъ и разрабатываемомъ особою спеціальною коммиссіей при высшемъ церковномъ управленіи въ Петербургѣ. Сущность проекта оставалась еще вполнѣ неизвѣстною, какъ уже образовались двѣ рѣзко противоположныя партіи — какъ и всегда съ третьею, умѣренною, по середкѣ. Защитники проекта понимали его по своему, какъ передачу народной школы въ полное и исключительное вѣдѣніе духовенства, съ устраненіемъ земства отъ всякаго иного участія въ дѣлѣ народнаго образованія кромѣ денежнаго, т. е. съ предоставленіемъ ему права и обязанности выдѣлять на школы часть суммъ, собираемыхъ имъ съ народа; при этомъ, конечно, современное положеніе земскихъ училищъ подвергалось самой озлобленной критикѣ — и все сплошь окрашивалось не то красною, не то черною краскою нигилизма. Не меньше озлобленія проявили въ своихъ статьяхъ и противники предполагаемаго проекта, съ ужасомъ усматривая въ немъ зарю якобы восходящаго надъ Россіей, т. е. политическаго господства церковной іерархіи, подчиненіе всѣхъ отправленій государственной и общественной жизни вліянію и власти лицъ духовнаго званія. Впрочемъ, несмотря на явное, не однажды прежде высказанное сочувствіе къ новому французскому закону о народномъ обученіи (не только къ внѣшней, формальной его сторонѣ, но и внутренней, т. е. къ самой программѣ и духу обученія), эти господа однакоже, съ благоразумнымъ снисхожденіемъ соглашались на допущеніе духовенства или «батюшекъ» къ преподаванію въ школѣ «Закона Божія»; другими словами, ограничивали отношеніе священника къ школѣ только обученіемъ «катехизису» или «догматикѣ»: на этомъ-де конькѣ, по ихъ мнѣнію, «клерикализмъ» далеко не уѣдетъ! Наконецъ третіе выражали полное удовольствіе настоящею постановкою и ходомъ школьнаго земскаго дѣла, отрицали какую бы то ни было злостную предусмотрительность со стороны земцевъ въ устраненіи отъ учительства мѣстныхъ священниковъ и указывали не безъ основанія, а нѣкоторые и съ искреннимъ соболѣзнованіемъ, на причины слабаго участія духовенства въ дѣлѣ народнаго просвѣщенія. Конечно, въ этомъ серединномъ мнѣніи несравненно болѣе правды, чѣмъ въ мнѣніяхъ другихъ двухъ враждующихъ сторонъ; оно свободнѣе отъ предвзятыхъ теорій и опирается большею частью на практическихъ данныхъ, — но на наши глаза оно грѣшитъ нѣкоторымъ оптимизмомъ, слишкомъ обобщаетъ мѣстныя, подчасъ случайныя указанія опыта и какъ бы совсѣмъ отвергаетъ возможность вредныхъ откуда бы то ни было на школу вліяній и чьихъ-либо недобрыхъ на нее умысловъ. Такъ какъ никакого проекта въ томъ видѣ, въ какомъ онъ представляется въ газетныхъ словопреніяхъ, — насколько намъ извѣстно, — не существуетъ, а коммиссія разсуждаетъ лишь о способахъ привлеченія духовенства къ болѣе живому участію въ дѣлѣ народнаго образованія; такъ какъ въ этой коммиссіи, если не ошибаемся, приглашены подать свой голосъ нѣкоторыя лица принадлежащія къ составу земства и стоящія во главѣ ими основанныхъ и ими же руководимыхъ и одушевляемыхъ, прекрасныхъ народныхъ школъ (очевидно, что сами себя, свое участіе и свое право они ужъ никакъ отрицать не станутъ!), то споръ о церковноприходскихъ школахъ естественно утрачиваетъ свою практическую жгучую сторону и получаетъ значеніе уже нѣсколько теоретическое. Думаемъ однако, что газетная полемика не останется безъ пользы и для синодальной коммиссіи, и расширитъ ея кругозоръ, всегда роковымъ образомъ, какъ-то невольно суживающійся въ петербугскомъ бюрократическомъ далекѣ. Скажемъ и мы наше замѣчаніе по поводу всѣхъ трехъ вышеуказанныхъ точекъ зрѣнія.
Намъ представляется несомнѣннымъ, что еслибъ дѣйствительно состоялся законъ о передачѣ всѣхъ существующихъ сельскихъ школъ въ исключительное завѣдываніе сельскихъ священниковъ съ устраненіемъ участія земства и всѣхъ такъназываемыхъ е свѣтскихъ" лицъ, то ничего кромѣ крупнаго вреда отъ такого бы закона не вышло. Дѣло народнаго образованія мигомъ бы упало, попятилось бы сильно назадъ, и тогда бы именно возникъ, — не «клерикализмъ», конечно, — а довольно сильный антагонизмъ между «церковью» и обществомъ или въ частности земствомъ, теперь пока, слава Богу, не существующій. О «клерикализмѣ» и толковать нечего: это пугало можетъ мерещиться только печальному невѣжеству нашихъ мнимыхъ либераловъ, которые, отрицая въ русской жизни «всякую самобытность въ сферѣ религіозныхъ идей» (sic), смотрятъ на эту жизнь сквозь призму самобытности французской! Имъ и не вдомекъ, что Русское государство лучшими сторонами своего бытія, своимъ внутреннимъ единствомъ, цѣлостью и крѣпостью духовною, обязано именно церкви, что іерархи православные были въ то же время и главными зиждителями нашего государственнаго строя и величія, что политическое властолюбіе противно самому духу православной церкви, и что если въ позднѣйшія времена и явилось у насъ какъ бы уклоненіе отъ нормальныхъ отношеній между церковью и государствомъ, такъ въ смыслѣ совершенно противоположномъ понятію о «клерикализмѣ», т. е. не стремленіе церкви захватить себѣ государственную власть и не вражда духовенства съ государствомъ, а скорѣе наоборотъ: нѣкоторое вторженіе государства въ предѣлы области церковной и излишняя уступчивость со стороны представителей церкви передъ государственной властью… Но устраняя этотъ общій вопросъ о церкви и государствѣ, нельзя не видѣть, что исключительное право народнаго обученія, перенесенное государственною властью на духовенство, вышло бы какою-то сословною привилегіею, а всѣ прочіе міряне, точно также входящіе въ составъ церкви, оказались бы словно подъ интердиктомъ или подъ отлученіемъ, повально заподозрѣнные въ противоцерковномъ и въ противоевангельскомъ направленіи. Такое взаимное отношеніе мірянъ и духовенства, такая обособленность послѣдняго, конечно, никакихъ иныхъ результатовъ дать не можетъ, кромѣ взаимной вражды и разрозненности нравственныхъ силъ, ко вреду для дѣла народной школы и для народнаго воспитанія вообще — въ самомъ широкомъ смыслѣ слова. Кто же по совѣсти станетъ отрицать, что одновременно съ достойнѣйшими сельскими пастырями, способными учить и воспитывать народъ, передавать ему первоначальное необходимое образованіе, выводить его изъ бытовой духовной непосредственности въ область сознанія безъ разрыва съ церковью, въ свѣтѣ истинной вѣры, во всеооружіи заповѣдей Христовыхъ, — одновременно и такъ сказать рядомъ съ подобными, въ полномъ значеніи слова «учительными священниками», имѣется множество и такихъ, которые при всѣхъ своихъ достоинствахъ лишены всякаго педагогическаго умѣнья? Многіе же обременены семействами и потому озабочены хозяйствомъ, приносящимъ болѣе выгодъ идя средствъ къ жизни, чѣмъ скудное вознагражденіе за занятія въ школѣ, — многіе въ малочисленныхъ приходахъ отвлечены отъ училищнаго дѣла требами. Есть и такіе, и не мало ихъ, которые уже вовсе не стоятъ на высотѣ пастырскаго призванія и пренебрегаютъ уже не только школой въ буквальномъ смыслѣ, которой пока у нихъ и нѣтъ, но и тою, высшаго значенія школой, въ которой безъ всякихъ внѣшнихъ формъ обученія, посредствомъ лишь одного церковнаго богослуженія, изливается свѣтъ духовный на всѣхъ безъ различія, юныхъ и старыхъ, невѣждъ и ученыхъ, — которая одна и соблюла въ нашемъ народѣ сквозь тысячелѣтіе житейской тьмы и удушья, гнетущихъ нуждъ и всяческихъ испытаній, христіанскую душу. Мы вотъ еще на дняхъ получили письмо изъ одного села Ярославской губерніи, гдѣ въ отвѣтъ на призывъ В. С. Соловьева и нашъ (въ 40 No), обращенный къ раскольникамъ о возсоединеніи съ церковью, намъ съ искреннею скорбью указываютъ, что главною помѣхою къ возсоединенію служитъ небреженіе священниковъ къ храму Божію, «разстройство богослужебнаго чина»… Съ другой стороны, кто же, кромѣ самыхъ отчаянныхъ анархистовъ, могъ бы пожелать исчезновенія такого, напримѣръ, училища, какое учреждено и ведется непосредственно самимъ С. А. Рачинскимъ, бывшимъ профессоромъ Московскаго университета? Скромный свѣтильникъ, зажженный имъ въ селѣ Татевѣ Смоленской губерніи для крестьянскихъ дѣтей, озарилъ много душъ — не дѣтскихъ, не крестьянскихъ только, — но въ средѣ такъ-называемаго образованнаго общества, въ разныхъ концахъ Россіи, возжегъ во многихъ молодыхъ людяхъ доброе пламя, благородную жажду посвятить себя такому же трудному, самоотверженному, мирному, не громкому, подвигу школьнаго учительства. И слава Богу! Неужели нужно останавливать, охлаждать такое стремленіе, возбранять людямъ такой благой подвигъ только потому, что они не въ рясѣ?… Но не говоря уже о С. А. Рачинскомъ и его школѣ, а равно и о тѣхъ, которыхъ его примѣръ подвигнулъ на подражаніе, мы можемъ указать на десятокъ такъ-называемыхъ земскихъ школъ, намъ лично извѣстныхъ, гдѣ народное обученіе, благодаря именно попечителямъ и попечительницамъ, идетъ очень и очень порядочно, гдѣ оно происходитъ въ полномъ союзѣ съ церковью, гдѣ учители, учительницы и приходскій священникъ-законоучитель ведутъ совмѣстно, дружно общее школьное дѣло. Тотъ учитель хорошъ, кто хорошо учитъ и добру учитъ, будь онъ въ сюртукѣ, или въ юбкѣ, или въ рясѣ. Слѣдовательно дѣло не въ званіи или сословіи преподающаго, и не въ одномъ его умѣніи, а въ томъ: и что преподаютъ; другими словами — задача въ содержаніи и характерѣ преподаванія, въ его основахъ и типѣ.
Можно ли сказать, однако, что основы и типъ первоначальной народной школы вполнѣ опредѣлились въ Россіи и не оставляютъ желать ничего лучшаго? Станутъ ли утверждать, что она застрахована отъ всякихъ вредныхъ случайностей, что ей ни откуда не грозитъ опасность? Если захотимъ отвѣчать по совѣсти, — отстранись отъ постороннихъ соображеній: къ какимъ-де послѣдствіямъ, при данныхъ условіяхъ современности, могъ бы повести нашъ отвѣтъ, — мы скажемъ прямо: нѣтъ. Основы народнаго обученія еще не опредѣлились у насъ съ точностью ни на практикѣ, ни даже въ нашемъ общественномъ сознаніи; желанный общій типъ его еще не выработался, не сталъ господствующимъ. Наша школа не только не застрахована отъ случайностей, но, напротивъ, въ ней пока все болѣе или менѣе случайно, и доброе и дурное; все зависитъ отъ личности главныхъ участниковъ школьнаго дѣла. Объ его ходѣ нельзя, конечно судить по однимъ оффиціальнымъ отчетамъ; можетъ-быть, при тщательной повѣркѣ, дѣйствительно бы оказалось, что большинство дѣятелей ведетъ школу въ направленіи самомъ добромъ, — но это лишь «можетъ-быть». Можетъ-быть, оказалось бы и иное. Намъ укажутъ на училищный совѣтъ съ предводителемъ дворянства во главѣ и съ правительственнымъ инспекторомъ, представляющій достаточныя гарантіи. Но на практикѣ, какъ извѣстно, правительственная инспекція рѣдко гдѣ достигаетъ предназначенной ей цѣли, такъ какъ для инспектора, заваленнаго письменною отчетностью, нѣтъ практической возможности даже объѣхать въ теченіи года всѣ школы его округа, — да и не ищутъ ли всѣ земства освободиться отъ этой инспекціи? Въ этомъ смыслѣ по крайней мѣрѣ сплошь и рядомъ появляются статьи въ газетахъ. Самый «училищный совѣтъ», навязанный земствамъ сверху и выставляемый теперь гарантіей, не возбуждалъ ли онъ въ свое время сильнаго негодованія земствъ и одушевленныхъ протестовъ?…
Мы вовсе не думаемъ подрывать довѣріе правительства къ земству, а желали бы ослабить самодовольное довѣріе къ себѣ въ средѣ самихъ земскихъ людей и убѣдить ихъ самихъ, что вопросъ объ основахъ и типѣ народной школы вовсе нельзя признать вполнѣ разрѣшеннымъ, а напротивъ подлежащимъ строгому, съ ихъ стороны, разсмотрѣнію. Оставимъ въ сторонѣ опошленное слово «нигилизмъ»; ни о немъ, ни о политической неблагонадежности не поведемъ здѣсь рѣчи, а обратимся… ну хоть къ тому кочеванью русской мысли въ общественной средѣ, которое всего виднѣе въ періодической печати и преимущественно въ той, что именуетъ себя почетнымъ именемъ будто бы «либеральной» и «прогрессивной». Не можемъ же мы предположить, что направленіе газетъ этого лагеря принадлежитъ лишь тѣсному литературному кружку; сами онѣ хвалятся, что оно распространено въ массѣ публики и въ сильномъ ходу между такъ-называемыми «земскими дѣятелями». Если это такъ, то приходится признать, что дѣло народной первоначальной школы покоятся еще на непрочномъ основаніи. Спрашиваемъ: возможно ли довѣрить ее такимъ педагогамъ, которые отрицаютъ въ Русскомъ народѣ его духовную личность, всякое право на самобытное развитіе «въ сферѣ политическихъ, религіозныхъ и нравственныхъ идей»? Далѣе: имѣемъ ли мы право вручить воспитаніе крестьянскихъ дѣтей — малыхъ сихъ — такимъ педагогамъ, которые гласно выражаютъ сочувствіе программѣ народнаго обученія, деспотически навязанной Франціи послѣднимъ закономъ о народныхъ школахъ, — программѣ насильственнаго систематическаго воспитанія народа въ безбожіи? Конечно нѣтъ, и «Русь» всѣми силами слова будетъ противиться вторженію такихъ учителей въ народную школу. Намъ замѣтятъ, что ни одна русская газета, какого бы она радикальнаго направленія ни держалась, не требовала до сихъ поръ, явно и открыто, исключенія Закона Божія изъ программы преподаванія, — даже всѣ онѣ прямо допускаютъ это преподаваніе. Правда; но французская программа все-таки остается, да и чистосердечно заявлена ихъ идеаломъ. Не могутъ же онѣ обидѣться, если мы предположимъ въ нихъ и нѣкоторую послѣдовательность! Позволительно думать, что поклонникъ какого-либо идеала невольно всегда будетъ стремиться къ его осуществленію. Содѣйствовать однако успѣху таковыхъ стремленій въ нашемъ отечествѣ мы не желаемъ, — да и не только такимъ рѣзко заявленнымъ поползновеніямъ, но и тому напору «интеллигенціи» проникнуть въ народъ, который выражается въ статьяхъ гг. Введенскихъ, Эртелей и К°. Просимъ у читателя минуту терпѣнія и познакомимъ его съ воззрѣніемъ на воспитаніе народныхъ массъ г. Введенскаго, изложенномъ въ «серьезномъ» журналѣ — «Вѣстникѣ Европы» (за сентябрь мѣсяцъ). Пусть самъ читатель рѣшитъ — годился ли бы для народнаго умственнаго здоровья велемудрый «интеллигентъ», настойчиво домогающійся прежде всего «свободы для интеллигенціи, могущей вносить въ народъ свѣтъ просвѣщенія»? Посмотримъ, какова же эта интеллигенція и каковъ этотъ свѣтъ. Вотъ, напримѣръ, чего требуетъ этотъ писатель (авторъ знаменитаго изреченія «гуманизмъ человѣчности») отъ всѣхъ пекущихся о нашемъ народѣ: «ознакомьте — говоритъ онъ народъ — съ результатами настоящей всечеловѣческой вѣковой дѣятельности мысли»… Зачѣмъ — спрашиваетъ онъ съ негодованіемъ — «постоянный отказъ ему (т. е. народу) въ образованіи, въ дѣйствительной возможности постигнуть истинную суть политическихъ и общественныхъ отношеній»?… «Развивайте умъ народа и знакомьте его съ міровымъ умомъ, дайте ему знаніе, возможность оріентироваться въ природѣ и обществѣ»... «Дайте народу ознакомиться съ результатами мысли всего человѣчества» (шутка вымолвить!) Однимъ словомъ: дайте ему «послѣднія слова науки» и всевозможныя гипотезы! И такъ какъ, по мысли г. Введенскаго, свѣтъ просвѣщенія можетъ быть внесенъ въ народъ только «интеллигенціей» (если ей будетъ предоставлена свобода), то стало быть эта интеллигенція сама вполнѣ уже постигла «истинную суть общественныхъ и политическихъ отношеній» (такъ что эта статья выходитъ уже внѣ вопроса, — давно порѣшена, и мучиться надъ ея разрѣшеніемъ, какъ это дѣлаетъ современное человѣчество хоть бы на Западѣ, совершенно нечего: стоитъ только справиться у г. Введенскаго!). Впрочемъ авторъ вѣритъ въ способность Русскаго народа къ развитію и воспитанію, несмотря — говоритъ онъ — на то, что «на всей жизни народной лежитъ печать умственной неподвижности, отсутствіе развитой умственной жизни и истиннаго критическаго отношенія къ окружающей дѣйствительности», — несмотря даже и на то, что, по его словамъ, «вѣковыя преданія, упрямое воспоминаніе о протекшихъ дняхъ лежитъ камнемъ на умѣ народа, мало развитомъ и потому не умѣющемъ истинно критически отнестись къ заблужденіямъ своимъ» (это относится, по объясненію самого г. Введенскаго, къ сферѣ «религіозной независимости» народа). «Винить народъ по этому поводу въ умственной несостоятельности — прибавляетъ великодушно авторъ — никто не будетъ», и дѣйствительно извиняетъ народъ… примѣромъ Декарта. Если даже, говоритъ онъ, «философъ Декартъ, отказавшійся отъ всѣхъ понятій и знаній, данныхъ ему опытомъ и жизнью, и бравшійся построить строго логическій циклъ понятій, все-таки приходитъ въ немъ ко многимъ заблужденіямъ времени» (т. е. къ признанію бытія Божія? это дѣйствительно составляетъ характеристическую черту Декартова ученія), — то — продолжаетъ далѣе сотрудникъ «серьезнаго» журнала, «Вѣстника Европы», — «нельзя же требовать отъ народа такой умственной свободы и независимости отъ вѣковыхъ понятій, насквозь пропитавшихъ всю его жизнь и все его „міровоззрѣніе“!.. Закончимъ всѣ эти цитаты слѣдующимъ афоризмомъ г. Введенскаго: „Безъ образованнаго народа не будетъ никогда устойчивой образованной интеллигенціи“… Гдѣ нашелъ въ мірѣ „образованный народъ“ г. Введенскій, т. е. „образованныя“ массы, ибо иного смысла здѣсь слово „народъ“ и не имѣетъ, — это мы предоставляемъ рѣшить ему самому.
Что же? допустить г. Введенскаго въ русскую народную школу?..
Сдѣланныя нами выписки говорятъ сами за себя. Мы потому и рѣшились утомить вниманіе читателя изреченіями г Введенскаго, что они служатъ типическимъ обращикомъ многаго множества тѣхъ разглагольствій, которыми наполняются наши газеты и журналы извѣстнаго оттѣнка, пользующіеся, по ихъ же увѣренію, въ публикѣ и въ средѣ земцевъ не малымъ сочувствіемъ. И точно. Десятки тысячъ гг. Введенскихъ проникнуты тѣмъ же умственнымъ сумбуромъ и рвутся всею душой „освобождать народъ отъ вѣковыхъ понятій, насквозь пропитавшихъ его міровозрѣніе“, не хуже чѣмъ французскаго философа Декарта, — сообщить народу „вѣковые результаты человѣческой мысли“ и „истинную суть политическихъ и общественныхъ отношеній“… другими словами: просто сбить съ толку крестьянскій умъ, навести на его душу пущую тьму, растлить и умъ и душу его фразой!..Развѣ не вредно это внесеніе въ міръ крестьянина массы пустопорожнихъ понятій, пустозвонства, фразерства, самодовольства мнимымъ всезнаніемъ, напр. всѣхъ результатовъ общечеловѣческой мысли и послѣднихъ словъ „науки“, — вообще это превозношеніе „науки“, — которой въ ея полнотѣ никакая, особенно первоначальная народная школа дать не можетъ, — превыше всякаго иного духовнаго свѣта, — это модное у насъ суевѣріе науки» свойственное только жалкой полуобразованности!?
Мы бы впрочемъ никогда не кончили, еслибъ стали распространяться о всѣхъ разнообразныхъ видахъ той вздорной педагогіи, которою намѣреваются угощать, а частью уже угощаютъ у насъ простой народъ многіе, даже препрославленные «земскіе дѣятели»… Замѣтимъ теперь только одно. Совершенно недостаточно довольствоваться преподаваніемъ народу одной «нравственной доктрины Евангелія», которая нерѣдко находитъ себѣ мѣсто даже при педагогическихъ системахъ, имѣющихъ въ виду одну практическую пользу — «утилитаризмъ» и «реальное направленіе». Нравственное ученіе христіанства не отвергается или рѣдко отвергается не только атеистами, но даже и матеріалистами; большая часть ихъ даже предъявляетъ претензію, что они стали выше Евангелія, усовершенствовали его, очистивъ отъ понятія о возмездіи за добро и зло (т. е. отъ понятія о правдѣ и правосудіи), отъ догматической и вообще отъ «мистической» стороны. Было бы неумѣстно пускаться здѣсь съ ними въ споръ и доказывать, что педагогу, совлекшему съ человѣка образъ Божій, уподобившему его скотинѣ, даже прямо провозгласившему его скотомъ, происходящимъ отъ обезьяны, не къ чему прочно прикрѣпить и самое ученіе или точнѣе сказать вкусъ къ «гуманизму человѣчности», а въ концѣ-концовъ необходимо дойти, совершенно логически, до положенія: скотъ есмь и ничто скотское мнѣ не чуждо. Да ни къ чему другому и придти нельзя, если желаешь быть строго послѣдовательнымъ. Къ такой послѣдовательности человѣкъ, благодареніе Богу, мало способенъ, но на этой благородной неспособности успокоиваться нельзя, особенно же въ дѣлѣ народнаго воспитанія. Ученіе Евангельское не «доктрина» только, а заповѣдь, и именно какъ заповѣдь Божія должна внѣдряться въ сердца учащихся.
Нѣтъ, въ основу народнаго обученія и воспитанія, вмѣстѣ съ сообщеніемъ не проблематическаго знанія, а положительныхъ, простыхъ, такъ-сказать аксіоматическихъ, необходимыхъ свѣдѣній, должно быть положено водвореніе въ душу неразрывной живой связи съ Богомъ и Христомъ, не только непосредственной личной, но и чрезъ братскій союзъ вѣры, единомыслія и любви о Христѣ людей между собою. Другими словами — народъ долженъ быть воспитанъ въ духѣ церковномъ, т. е. въ сознаніи и чувствѣ принадлежности своей къ тому великому, святому всецѣлому, къ тому «организму любви» (какъ выразился Ю. Ѳ. Самаринъ, опредѣляя понятіе Хомякова о церкви), объемлющему и воплощеннаго Бога и вѣрующее въ него человѣчество, единому во времени и въ пространствѣ, которое называется церковью и котораго внѣшнимъ выраженіемъ, при всей своей земной исторической случайности, является видимый церковный строй. Съ этимъ церковнымъ строемъ крестьянскій мальчикъ находится и безъ того въ привычной бытовой связи посредствомъ обрядовъ, общественнаго въ храмѣ богослуженія и совершенія священныхъ таинствъ, — слѣдовательно школѣ остается только осмыслить и освѣтить для него эти бытовыя увы, укрѣпить ихъ въ его чувствѣ и сознаніи, еще крѣпче связать его съ храмомъ, который для народа былъ и пребываетъ сокровищницею высшихъ нравственныхъ назиданій, святыхъ впечатлѣній и благихъ эстетическихъ наслажденій. Белико значеніе храма и всего богослужебнаго чина въ жизни народной. Вступая въ храмъ, крестьянинъ вступаетъ такъ-сказать на почву вселенскую, почву всемірнаго братства, а вмѣстѣ съ тѣмъ и на почву національно-историческую, чувствуетъ себя едино не только со всѣми «православными христіанами» вообще, настоящими, прошлыми и будущими, съ призванными и любовно призываемыми, хотя еще и не просвѣтленными, — но и въ частности (что чувствуется имъ еще ощутительнѣе, реальнѣе) со всею русскою семьею, настоящею и прошлою, не только съ живущими современниками, но и съ отдаленнѣйшими предками. Внимая въ церкви «глаголы жмени», онъ внемлетъ вмѣстѣ съ тѣмъ и отеческому преданію. Но теменъ онъ, крестьянинъ, тщетно напрягаетъ слухъ, — смыслъ множества словъ, символическое значеніе обрядовъ, послѣдовательность и полнота Божьяго откровенія отъ него ускользаютъ при богослуженіи — даже и не небрежномъ, какое зачастую бываетъ. И говоритъ онъ себѣ: неученье тьма, а ученье — свѣтъ. И съ радостью встрѣтитъ онъ всякую школу, которая во истину поведетъ его къ свѣту, приподниметъ его въ высшій духовный міръ, сдѣлаетъ ему доступнымъ разумѣніе слова Божія. Напротивъ, съ недовѣрчивостью отнесется онъ въ школѣ, по возвращеніи изъ которой его мальчишка на вопросъ: чему его тамъ научили? разскажетъ ему пустѣйшую побасенку или же такую и подобную ей премудрость, выдаваемую за «науку», что у «овцы есть шерсть», что «у коровы четыре ноги», что «изъ овечьяго мяса можно сдѣлать жаркое и борщъ», что «овечья шкура часть а „сѣно — засушенная трава“. А вѣдь этими пустяками, возведенными въ методу, преисполнены, вмѣстѣ съ изображеніями „самки“ и „самца“, блохи и другихъ, неудобоназываемыхъ въ печати „животныхъ“, даже книги такого почтеннаго и горячо преданнаго дѣлу народнаго образованія педагога, какъ баронъ Корфъ! Конечно, въ его руководствахъ есть и хорошія страницы, не все посвящено одной задачѣ „утилитаризма“, но и самый идеализмъ, внѣ положительной церковной основы, едвали къ чему пригоденъ — именно въ дѣлѣ народнаго обученія. Ну что толковаго дадутъ народной школѣ такія, напримѣръ, фразы, что первою задачею учителя — возбудить превысочайшее, „истинное уваженіе къ наукѣ“, и что главнѣйшая цѣль обученія: вселить, между прочимъ, въ дѣтяхъ» любовь къ человѣчеству, какъ къ носителю науки", т. е. что человѣчество слѣдуетъ любить — не потому что люди братья, а что оно «носитель науки» — и какой еще? той, которой образцы приведены выше!! (См. книгу «Русская начальная школа»).
Но довольно. О томъ, чего мы желаемъ отъ школы, читатели знаютъ изъ статей С. А. Рачинскаго, помѣщенныхъ въ «Руси» прошлаго года и въ послѣднихъ трехъ NoNo текущаго мѣсяца. Не всѣ училища, конечно, могутъ быть обставлены такъ исключительно счастливо, какъ училище въ Татевѣ, но оно можетъ служить тѣмъ высшимъ образцомъ, въ духѣ и смыслѣ котораго желательно видѣть всѣ народныя школы и установить общій училищный типъ.
Обращаемся теперь собственно къ мысли о церковно-приходскихъ школахъ. Везъ малѣйшаго сомнѣнія, всѣ наши общія усилія должны направляться къ тому, чтобы въ каждомъ приходѣ была своя школа, и если приходовъ въ Россіи 40,000, то стало-быть и школъ должно быть не менѣе. Чего же лучше, какъ пріурочить школу къ приходскому храму! 40 т. школъ — это значитъ 40 т. священниковъ, другими словами: 40 т. готовыхъ (и къ тому еще дешевыхъ) учителей. Вполнѣ ли оно удобно и исполнимо на практикѣ — это вопросъ другой, но въ принципѣ, въ теоріи, это именно то, чего слѣдовало бы желать и достигать всѣми возможными способами. Конечно, званіе учителя только бы возвысилось въ глазахъ народа, еслибъ былъ учитель въ то же время и священнослужитель, и отецъ духовный. Конечно, еслибы даже учителемъ было и иное лицо, эти 40 т. пастырей могли быть наилучшими инспекторами училищъ, потому что вѣдь нельзя же ни въ принципѣ, ни на самой практикѣ отрицать у пастыря не только право, но и обязанность: наблюдать надъ тѣмъ, какъ и въ какомъ духѣ воспитываютъ паству, за которую онъ отвѣтственъ предъ Богомъ. Если же священники наши ни къ педагогической дѣятельности, ни даже къ надлежащему за школой контролю въ большинствѣ своемъ, какъ увѣряютъ, неспособны и вообще не обнаруживаютъ достаточно пастырскаго рвенія, не «горяще духомъ», — то обязанность церковнаго управленія заняться тщательнымъ подготовленіемъ пастырей къ исполненію пастырскаго долга и измѣнить тѣ условія жизни, при которыхъ священники лишены возможности стать и стоять на высотѣ своего призванія.
Но измѣненіе этихъ условій, равно какъ и правильное разрѣшеніе вопроса о церковно-приходскихъ школахъ, невозможно, немыслимо безъ возсозданія приходской общины, какъ ячейки всего церковнаго организма. Только при живомъ воздѣйствіи соборнаго здѣсь начала, можно надѣяться и на иную постановку бытовыхъ условій, которыми теперь такъ тяготится духовенство и унижается его значеніе. Только тогда возможна и правильная постановка школьнаго вопроса, ибо школа будетъ находиться тогда подъ непосредственнымъ надзоромъ всего прихода: шкода станетъ живымъ приходскимъ дѣдомъ. Разъ возникнетъ самостоятельное бытіе приходской общины, она, эта община, не замедлитъ сдѣлаться ячейкой и общественнаго или земскаго организма, Въ приходской общинѣ самъ собою разрѣшается вопросъ и о всесословности и равенствѣ, — разрѣшается въ высшемъ нравственномъ началѣ братства и равенства религіознаго. Можетъ-быть приходомъ замѣнится со временемъ и настоящая волость, — но сперва слѣдуетъ возстановить приходъ въ смыслѣ чисто церковномъ, а тамъ уже дѣло само покажетъ — станетъ ли онъ вмѣстѣ съ тѣмъ и земскою единицей. И если станетъ, какъ мы на это надѣемся, то отчего же и учрежденіе церковно-приходскихъ школъ не можетъ стать общимъ дѣломъ церкви и земства? — и почему, по общему усмотрѣнію священника, прихожанъ и земства, въ тѣхъ случаяхъ, гдѣ священнику учить неудобно, задача учительства не можетъ быть тогда поручена кому-либо изъ прихожанъ или иному лицу, по ихъ общему выбору?.. И такъ, вопросъ о «церковно-приходскихъ школахъ», по нашему убѣжденію, тѣсно связанъ съ вопросомъ о самихъ приходахъ, а для содѣйствія къ разрѣшенію э то то послѣдняго вопроса мы и начинаемъ съ нынѣшняго No печатанье статей, присланныхъ намъ изъ дальней провинціи и такъ вѣрно и разумно, съ своеобразною выразительностью рѣчи, дополняющихъ «устройствомъ прихода» рядъ статей г. Ив.-П. о церковномъ управленіи помѣщенныхъ въ «Руси» прошлаго года…