ОБЪ ИСКУССТВѢ ЖИТЬ.
править(*) Поводомъ къ этой статьѣ, сколько намъ кажется, послужила статья г. Погодина, помѣшенная во 2-мъ нумеръ «Москвитянина» нынѣшняго года и называющаяся: Къ Юношѣ. По-крайней-мѣрѣ, эти слова утѣшенія и надежды, доставленныя намъ неизвѣстнымъ авторомъ (которому приносимъ за нихъ искреннюю благодарность), могутъ служить прекраснымъ отвѣтомъ на мрачный, проникнутый горькимъ разочарованіемъ диѳирамбъ г. Погодина. Ред.
Вопросъ о жизни необъятенъ. Онъ вмѣщаетъ въ себѣ все, потому-что все жизнь. Не менѣе необъятенъ вопросъ о жизни человѣка; человѣкъ, какъ малый міръ, какъ вершина извѣстнаго намъ творенія, вмѣщаетъ въ себѣ весь великій міръ, все сущее. А потому, не въ бѣглой журнальной статьѣ разрѣшить удовлетворительно такой вопросъ. Да это и не моя цѣль. Я бы желалъ лишь намекнуть на главныя его стороны, во сколько онъ касается нашего счастья на землѣ, нашего искусства жить, судебъ бытія нашего.
Жизнь! Страшное, таинственное слово! Но въ чемъ эта таинственность, въ чемъ это страшное? Въ томъ, что жизнь намъ представляется борьбою между тѣмъ, что въ нашей власти, и тѣмъ, что не въ нашей. Гдѣ я властелинъ надъ окружающимъ, гдѣ увѣренъ въ себѣ, въ своей силѣ и превосходствѣ, тамъ я не страшусь ничего, тамъ я смѣлъ и спокоенъ. Жизнь сама-по-себѣ не есть борьба: борьба не есть необходимое условіе. Напротивъ того, жизнь въ полнотѣ своей, въ высшемъ своемъ развитіи, должна быть торжествомъ, обладаніемъ, разумной и любовной свободой, исключающей все противоборствующее, все неразумное и случайное. Когда жизнь достигнетъ своей полноты, тогда ея тайна будетъ разгадана, и человѣкъ, какъ Эдипъ, перестанетъ страшиться сфинкса. Да и чего намъ страшиться, когда мы станемъ властителями міра?
Но что значитъ быть властителемъ? Не тотъ властитель, который вокругъ себя все подавляетъ, который, для того, чтобъ жить самому, не дозволяетъ жить другимъ. Нѣтъ, истинный властитель тотъ, кто, стоя выше всего, вступилъ со всѣмъ ему низшимъ въ прямой, законный, естественный союзъ, кто не похитилъ насиліемъ свою высшую ступень, а занялъ ее по праву натуры своей, по непреложному закону первенства. Здѣсь рѣчь не о побѣдителѣ и побѣжденномъ, не о насиліи и слабости, во о нормальномъ, здоровомъ состояніи организма, гдѣ каждое должно занять свое естественное мѣсто, гдѣ человѣкъ долженъ стать во главѣ земнаго творенія.
Такова цѣль, темная для однихъ, для другихъ ясная, борющагося, стремящагося человѣчества. Немногіе сознаютъ ее разумно; всѣ сознаютъ ее инстинктивно. Каждый изъ насъ природный музыкантъ, который, сквозь безпрерывные диссонансы, непреодолимо стремится къ заключительному, полному, всеразрѣшающему аккорду. Жажда гармоніи, стремленіе разрѣшить разногласія жизни — вотъ ея возбуждающее начало, вотъ пружина нашего стремленія, нашего движенія впередъ. Въ этомъ движеніи впередъ, мы, какъ выражались прежде, стремимся, конечно, къ совершенствованію; но цѣль нашего стремленія не безконечна, предѣлъ нашего пути не безпредѣленъ; это не абсолютъ, передъ которымъ и единица, и децильйоны равно ничтожны, потому-что для безусловнаго нѣтъ ни мѣры, ни вѣсу, потому-что оно, въ отвлеченной пучинѣ своей, равно поглощаетъ и безконечно-великое, и безконечно-малое. Наше движеніе впередъ не по прямой безконечной линіи, а по сомкнутой; и цѣль наша конечна, предвидима, какъ и цѣль всякаго организма. Только тамъ, гдѣ цѣль опредѣлена, только тамъ возможна и гармонія, возможно и стремленіе къ ней. Исторія наша — это божественная симфонія, въ которой, сквозь длинный рядъ диссонансовъ и частныхъ разрѣшеній, мы непреодолимо стремимся все далѣе и далѣе, къ всеразрушающему концу, къ великому благозвучному fermato. И мы, члены необъятнаго оркестра, потому только съ увлеченіемъ и играемъ въ немъ, что въ насъ, въ каждую минуту нашей жизни, ирису ще предчувствіе этой заключительной гармоніи, этого всеконечнаго аккорда.
Что такое жизнь человѣка? — Организмъ. А организмъ самъ-по-себѣ конеченъ, ибо онъ предполагаетъ развитіе; развитіе же тамъ, гдѣ начало и конецъ. Вотъ источникъ и нашей личности, и, стало-быть, нашего несовершенства; потому-что всякая личность по существу своему ограничена, а что ограничено, то, разумѣется, и несовершенно.
И между-тѣмъ, скажутъ, мы стремимся къ совершенству. Да, мы, несовершенные, стремимся къ совершенству. Какъ же разрѣшить такое противорѣчіе?
Оно разрѣшается просто. Стоитъ только оглянуться вокругъ себя. Что я такое съ своей отдѣльной личностью? Я отдѣльный музыкантъ всемірнаго оркестра. А развѣ гармонія, созвучіе, можетъ разрѣшиться однимъ звукомъ? Развѣ для меня, съ моей нотой, не нужна терція, квинта, октава? Я самъ-по-себѣ отдѣльный, потерянный звукъ, и получаю значеніе лишь въ сочетаніи съ другими звуками. Лишь другими голосами и можетъ опредѣлиться мой голосъ. Простой ли я музыкантъ, или солистъ, но я значу лишь черезъ другихъ, какъ и другіе черезъ меня; лишь покорствуя вѣчнымъ законамъ гармоніи, я могу годиться въ оркестръ. Не то, я негодный скрипачъ, котораго надо вонъ изъ капеллы.
Отсюда, думаю, ясно, что первымъ условіемъ счастія — умѣть найдтись между людьми, т. е. умѣть понять, что играетъ оркестръ; а понявъ, играть въ согласіи со всѣми. Горе же тому, кто разногласитъ съ окружающимъ, кто думаетъ въ своемъ безуміи, что онъ одинъ играетъ вѣрно, а всѣ прочіе бредятъ, пиликаютъ вздоръ и сбились съ такту!
Юноша! Помни глубокую французскую пословицу: «lorsque tout le inonde а tort, tout le inonde a raison». Извлеки изъ нея для себя великое правило жизни: когда вокругъ тебя идетъ что-нибудь не такъ, когда ты недоволенъ окружающимъ, когда тебя не понимаютъ, — не спѣши обвинять другихъ, свой народъ, свой вѣкъ, современное общество. Обратись къ себѣ, углубись въ свою собственную внутренность и посмотри, не тамъ ли что-нибудь не такъ, не тебя ли обвинять слѣдуетъ, не собой ли долженъ ты быть недоволенъ. Это самая лучшая, самая надежная повѣрка твоего взгляда на міръ, твоего образа дѣйствій, всей твоей жизни. Не разрывай своихъ связей съ окружающимъ, и въ самыхъ диссонансахъ современной жизни ищи тѣхъ путей и тѣхъ сторонъ, гдѣ разногласіе должно превратиться въ созвучіе, гдѣ тебѣ кажущійся разладъ представляется необходимымъ звѣномъ въ цѣпи движущихся и развивающихся аккордовъ. Когда всѣ тебѣ кажутся неправыми, вспомни, что эти всѣ, вѣроятно, правы, а неправъ ты одинъ!
Но чтобъ укоренить въ себѣ это благоволеніе ко всему, что не ты съ своей ограниченной личностью, — старайся съ раннихъ лѣтъ уважать дѣйствительность {Въ избѣжаніе недоразумѣній, я считаю нужнымъ напомнить, что слѣдуетъ разумѣть подъ «уваженіемъ дѣйствительности». Это не упорное status quo, не эгоистическое «только бъ мнѣ было хорошо», не близорукое довольство настоящимъ и окружающимъ въ его тѣсномъ и матеріальномъ значеніи, а стремленіе уразумѣть свою среду, — свой народъ и свой вѣкъ, — во всемъ ея объемѣ, со всѣми ея задачами, вѣрованіями, надеждами, недостатками и достоинствами, — словомъ, уразумѣть настоящее, какъ плодъ прошедшаго и зародышъ будущаго. Дѣйствительность, взятая въ этомъ смыслѣ, объемлетъ все, всю жизнь въ настоящій моментъ ея развитія. Говорю: въ настоящій, ибо живое можетъ быть познано лишь живо, въ минуту самаго акта, во время самаго творчества. Конечно, намъ необходимо знаніе прошедшаго, какъ необходимо знаніе анатоміи; но прошедшее безъ настоящаго такъ же мало имѣетъ смысла, какъ анатомія безъ физіологіи. Мертвое имѣетъ для насъ цѣну лишь по своему отношенію къ живому; не будь этого живаго, на что намъ знать мертвое?
Прійдетъ время, и, надѣюсь, скоро, когда стыдно будетъ объяснять даже дѣтямъ такія непреложныя истины. Но покамѣстъ, особливо у насъ, еще много такихъ, кому нужно напоминать, что дважды-два-четыре.}. Бойся мечты, самообольщенія, бойся оптическаго обмана. Ему такъ легко поддаться! Не одни дѣти тянутся къ мѣсяцу, гоняются за тѣнью. Оптика играетъ огромную, часто страшную роль въ судьбахъ нашихъ. И еще счастливы мы, когда, признавъ обманъ за обманъ, отбрасываемъ его далеко отъ себя. Нѣтъ, многіе изъ насъ, себялюбиво упиваясь мечтою, держатся за нее, ищутъ уловить фатаморгана, и гибнутъ, завлеченные ею, въ болотахъ жизни.
Преклоняйся передъ дѣйствительностью, передъ природой, передъ исторіей; но преклоняйся не слѣпо и безотчетно: подымай притомъ высоко свою голову и ищи, по мѣрѣ силъ своихъ, уразумѣть тебя окружающее и тебѣ современное. Тогда только ты можешь узнать, на какой точкѣ земнаго шара и земнаго развитія стоишь ты. У тебя два отечества, потому-что твоя жизнь двойственна: ты живешь и въ пространствѣ, и во времени. Если ты, на-прим., Русскій, то помни, твердо помни, что ты и Русскій, и гражданинъ девятнадцатаго столѣтія. У тебя двойныя, равно священныя обязанности: обязанности передъ твоимъ народомъ и передъ твоимъ вѣкомъ. Ищи уразумѣть значеніе и того и другаго; не противопоставляй эти два отечества другъ другу, а старайся понять ихъ взаимное отношеніе, ихъ взаимное воздѣйствіе.
Одни скажутъ тебѣ: ты Русскій; другіе: ты Человѣка. Я тебѣ скажу, другъ мой, что ты и то и другое: ты Русскій Человѣка. Кромѣ того, ты еще и третье: ты — ты, самъ-по-себѣ; ты личность. Вотъ твоя тройственная сущность. — Когда ты являешься на свѣтъ, чѣмъ ты являешься? Ты развѣ Русскій, Французъ, Англичанинъ? Ты развѣ язычникъ, мусульманинъ, православный? Ты еще ничто, но ты можешь быть всѣмъ, потому-что прежде всего ты человѣкъ. У тебя твоя человѣческая натура; и точно такъ, какъ ты, съ перваго дня, принимаешь лишь ту пищу, которая по твоей природѣ, условлена твоей организаціей, — точно такъ ты можешь принять въ себя лишь ту духовную пищу, которая согласна съ твоей духовной человѣческой сущностью. Эта сущность, это неотъемлемое, коренное твоей натуры не извнѣ же пришло къ тебѣ; не извнѣ же данъ тебѣ твой желудокъ, твое кровообращеніе, функціи твоего мозга: все это — существенная, непремѣнная принадлежность твоего бытія, твое conditio sine qua non. Какъ желудокъ, сердце или мозгъ, такъ и духъ твой — это сущность твоей жизни. Стало-быть, ты прежде всего человѣкъ; ты то же, что я, чти третій, сотый, тысячный, что всѣ остальные люди. Но ты междутѣмъ не похожъ ни на меня, ни на кого; ты сама-по-себѣ, ты единственъ въ своемъ родѣ. Ты, стало-быть, не только человѣка, но и лицо. Это твоя вторая натура. Какъ человѣкъ, ты принадлежишь всѣмъ; какъ лицо, ты принадлежишь себѣ. Но это еще не все: какъ лицо, ты принадлежишь извѣстному мѣсту, семьѣ; твоя личность условлена мѣстомъ твоего рожденія, кровной средой твоею. Лишь то и другое даетъ тебѣ физіономію. Это мѣсто и эта семья, или, въ распространеніи и полномъ опредѣленіи своемъ, — эта земля, этотъ народъ, суть тѣ посредствующіе члены, которые соединяютъ тебя, какъ лицо, съ тобою, какъ человѣкомъ. Самъ-по-себѣ, въ своей чистой личности и ограниченности, какъ я сказалъ и прежде, ты ничего не значишь. Ты, конечно, лицо; но, какъ лицо, ты тогда лишь получаешь смыслъ и значеніе, когда входишь въ соглашеніе себя и съ своимъ народомъ, и съ своимъ вѣкомъ. Тогда лишь ты вполнѣ начинаешь существовать, потому-что получаешь опредѣленность. Всѣ отдѣльные элементы твоего духовнаго бытія — чистыя отвлеченности. Ты не Петръ, или Иванъ — и только: ты не Русскій — и только; ты не человѣкъ — и только. Ты все это вмѣстѣ; и лишь въ тѣсномъ, неразрывномъ сочетаніи всѣхъ трехъ элементовъ становишься ты полной, совершенной личностью, подчиняя, разумѣется, низшее высшему, твое личное народному, твое народное человѣческому.
Итакъ, человѣкъ дѣлается, согласно съ своей внутренней натурой, съ своей личной, мѣстной и общечеловѣческой сущностью. Конечно, большая часть людей еще не дѣлается, а ее дѣлаютъ. И въ томъ-то заключается наша временная несвобода. Достигнуть такихъ условій, такой среды, гдѣ-бы мы могли развить вполнѣ свою тройственную сущность, согласно съ ея внутренними непреложными законами: — вотъ цѣль, вотъ идеалъ человѣка и человѣчества. И это идеалъ не нашего только времени; это идеалъ, темный или ясный, всѣхъ народовъ, всѣхъ людей, отъ начала міра. Выпутаться изъ-подъ пеленъ внѣшнихъ, намъ чуждыхъ условій, вы Идти съ честью и торжествомъ изъ борьбы съ необходимостью, съ рокомъ, съ внѣшними и внутренними преградами, изъ борьбы со всѣмъ тѣмъ, чѣмъ загроможденъ окружающій насъ міръ, чѣмъ засорена наша, съ раннихъ пеленъ искажаемая натура: вотъ неутомимое, непрерывное стремленіе людей вездѣ и всегда. На что указываетъ, это стремленіе? На то, что наша человѣческая натура, въ своемъ нормальномъ состояніи, есть здоровый, полный организмъ, стало-быть, гармоническое цѣлое; и что мы, въ вѣчно присущемъ предчувствіи этой гармоніи, этого здороваго состоянія, понуждаемые имъ, неумолкно и безостановочно стремимся распутать нити, связывающія нашу свободу, эту коренную сущность нашу, съ необходимостью, — стремимся, какъ куколка червяка, выкарабкаться изъ гнетущей насъ, хотя для нашего развитія и необходимой, личинки.
Если же въ насъ корень нашей сущности, то, не смотря на ея еще неполное развитіе, въ насъ же должна заключаться и наша судьба, и наше счастье.
Къ-чему, сказалъ я, стремятся люди? Къ торжеству свободы надъ произволомъ, т. е. къ гармоніи, къ нормальному соглашенію своей натуры со всѣмъ окружающимъ, себя съ цѣлымъ. Что побуждаетъ ихъ къ тому? Глубокая, ни чѣмъ не искоренимая потребность блаженства, которое есть то же, что гармонія, только въ субъективномъ значеніи. Блаженство заключается въ удовлетвореніи требованіямъ своей сущности; и чѣмъ болѣе удовлетворены мы въ своихъ коренныхъ требованіяхъ, тѣмъ мы блаженнѣе. Очевидно отсюда, что наше счастье неразрывно съ нашей свободой. Но мы видѣли, что корень того и другаго не внѣ насъ, а въ насъ самихъ. Стало-быть, даже и на теперешней ступени человѣческаго развитія, счастіе наше болѣе или менѣе зависитъ отъ насъ самихъ. «Познай себя», говоритъ древняя мудрость. Да, познай себя, но не только въ себѣ лично, познай себя и въ твоемъ народѣ, и въ твоемъ времени. Познай себя, то-есть, познай свое мѣсто, свое соотношеніе къ окружающему и современному. А познать, или по-крайней-мѣрѣ стремиться позвать это, — развѣ не въ нашей власти, не въ нашемъ разумѣ, не въ нашей волѣ?
И какой плодъ такого стремленія? О, это такой плодъ, для достиженія котораго стоитъ не спать ночей, трудиться въ потѣ лица, жертвовать всѣмъ, что для насъ есть условно и произвольно драгоцѣннаго! Плодъ этого стремленія — это наше успокоеніе, наше блаженство, радость нашей жизни, величайшая добродѣтель человѣка — свѣтлость души, гётева Heiterkeit. При ней мы будемъ навсегда чужды разочарованію, злобѣ, ожесточенію; мы не будемъ накликать на себя безплодныхъ, никого не исправляющихъ испытаній; не будемъ питать ненависти къ чему бы ни было; не будемъ знать всего того, что отравляетъ нашу жизнь, льетъ желчь въ чашу бытія нашего. Награда намъ за наше стремленіе къ разумности и къ неразрывной съ нею любви — это ясное чело и ясная душа, открытая ко всему прекрасному, доблестному, истинному, потому-что она открыта ко всему человѣческому.
И такъ, другъ юноша, подай мнѣ руку! Пойдемъ вмѣстѣ, пойдемъ со всѣми, въ разумномъ и любовномъ союзѣ, по пути жизни. Пусть каждый изъ насъ думаетъ и о другихъ, не презираетъ ни кѣмъ и ни чѣмъ, и гдѣ только нужна помощь, или утѣшеніе, пусть протягиваетъ руку брату, помогаетъ ему возстать, выкарабкаться изъ-подъ гнета внѣшностей, идти вмѣстѣ впередъ къ цѣли блаженства!
Для всего этого — повторяю совѣтъ, чти, уразумѣвай дѣйствительность, уважай жизнь, какъ она есть, и ищи, подъ оболочкой случайностей и произвола, понять глубокій, сокровенный смыслъ ея. Не прилѣпляйся къ міру сему, т. е. къ міру преходящаго, и того менѣе къ міру былаго, прошлаго. Не обращай для себя временнаго въ вѣчное; не думай, что ты достигъ столбовъ геркулесовыхъ; не преклоняйся ни передъ какимъ историческимъ явленіемъ исключительно; бойся пуще всего сдѣлаться человѣкомъ поконченными, для котораго уже нѣтъ движенія впередъ, который вертится лишь около собственной оси. Иди не останавливаясь, помни, что, отставъ на минуту, ты, отдѣльный музыкантъ, уже съ трудомъ найдешься, а всего чаще и вовсе не найдешься, въ великой, стройно, правильно и непрерывно развивающейся симфоніи человѣчества. Помни, что въ нашъ вѣкъ, когда всѣ пульсы бьются скорѣе, когда движеніе, по закону исторической механики, все болѣе-и-болѣе усиливается, — отстать значитъ погибнуть, умереть заживо, ходить мертвецомъ между живыми. Помни, что тотъ, кому становятся чужды интересы вѣка, который не сочувствуетъ его вопросамъ, рано или поздно станетъ въ свою очередь чуждъ своей средѣ, всему его окружающему. И тутъ его осужденіе. — Если же ты имѣешь счастье быть Русскимъ, то помни также, что на тебѣ лежитъ двойная обязанность — удовлетворить своей натурѣ человѣческой и своей русской натурѣ, которая, какъ кажется мнѣ, создана развиваться не по, днямъ, а по часамъ, готова летѣть въ исторіи, какъ ямщикъ по степи, и въ полтораста лѣтъ во многомъ почти ужь догнала медленное историческое шествіе западной Европы. Сущность русскаго человѣка долго спала сѣвернымъ крѣпящимъ сномъ; но Петръ разбудилъ насъ, мы очнулись, и посмотри, какъ мы уже шагаемъ!.. Въ русскомъ человѣкѣ чутье дѣйствительнаго необыкновенно-сильно; и чтобъ не идти далѣе, стоитъ только вспомнить, что на нашемъ языкѣ слово: настоящее значитъ и современное, и истинное. Будемъ же, другъ юноша, настоящими Русскими, отбросимъ мечты романтизма, какъ бы онъ намъ ни являлся, и пойдемъ бодро путемъ прямой, здоровой дѣйствительности!