Об иностранных корреспондентах во время коронации (Аксаков)/ДО

Об иностранных корреспондентах во время коронации
авторъ Иван Сергеевич Аксаков
Опубл.: 1883. Источникъ: az.lib.ru • Текст издания: «Русь», 15-го іюня 1883 г.

Сочиненія И. С. Аксакова.

Прибалтійскій Вопросъ. Внутреннія дѣла Россіи. Статьи изъ «Дня», «Москвы» и «Руси». Введеніе къ украинскимъ ярмаркамъ. 1860—1886. Томъ шестой

Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1887

Объ иностранныхъ корреспондентахъ во время коронаціи.

править
"Русь", 15-го іюня 1883 г.

«Со вранья пошлинъ не берутъ» — гласитъ иронически старинная народная поговорка. Ее слѣдовало бы пополнить: въ нашъ цивилизованный вѣкъ за вранье даже платятъ… По крайней мѣрѣ такой странный оборотъ приняло у насъ великодушное гостепріимство, оказанное корреспондентамъ иностраннымъ газетъ, которымъ, во время празднествъ коронаціи, были предоставлены отъ казны не только даровые билеты на проѣздъ по желѣзнымъ дорогамъ чуть ли не отъ границы до Москвы и обратно, но и нумера въ гостиницахъ, и казенный экипажъ, и даже суточныя (какъ чиновникамъ находящимся въ командировкѣ), по 6 р. на брата… Первоначально впрочемъ — если только не ложны слухи — предполагалось оказать такой секурсъ лишь французскимъ корреспондентамъ. Едвали не петербургскому Яхтъ-клубу, если не ошибаемся, принадлежитъ первому мысль о необходимости привлечь на русскую сторону общественное мнѣніе Франціи, для чего, кромѣ приглашаемыхъ нашимъ Дворомъ иностранныхъ дворовъ и правителей, пригласить въ гости, на торжества коронаціи, и «французское общественное мнѣніе» въ лицѣ представителей французской печати. А такъ какъ Французъ, хотя и легкомысленъ, но бережливъ, то изъ уваженія къ этой послѣдней его добродѣтели облегчить ему и въ матеріальномъ отношеніи благую возможность замолвить Европѣ доброе словечко о нашей Россіи… Поддержанная петербургскими высшими общественными кругами, эта патріотическая мысль приведена была исполненіе, и для приглашенія корреспондентовъ отправился будто бы въ Парижъ, извѣстный, если и не въ Россіи, то въ этой «столицѣ міра», русскій авторъ нѣкоторыхъ французскихъ драматическихъ піесъ изъ русской жизни, вполнѣ приспособленныхъ ad usum Французовъ… Справедливы ли эти слухи или нѣтъ, только на казенный счетъ дѣйствительно доставлено изъ Франціи что-то около 15, по истинѣ первоклассныхъ…. пустомелей, наговорившихъ потомъ во французской печати не съ три, а съ триста коробовъ всякаго невѣжественнаго, самодовольнаго, хотя и не злокозненнаго о Россіи вздора. Несомнѣнно, что изъ числа пріѣхавшихъ въ Москву французскихъ корреспондентовъ, двое или трое заслуживаютъ изъятія изъ этой общей характеристики, но всѣ остальные таковы, что читая ихъ болтовню, только краснѣешь за русское простодушіе, потратившее на нее казенныя деньги. Впрочемъ, тотчасъ же по приглашеніи Французовъ, было основательно соображено, что такое исключительное вниманіе, оказываемое французской печати, можетъ представиться въ другихъ краяхъ нѣсколько страннымъ и подозрительнымъ, а потому и было рѣшено распространить тѣ же формы гостепріимства (съ дачею суточныхъ, экипажей, дорожныхъ билетовъ) на корреспондентовъ и всей прочей европейской прессы (не исключая и русской, т. е. петербургской и провинціальной), — конечно до извѣстнаго предѣла. Комплектъ былъ назначенъ въ 60 человѣкъ; не нужно и добавлять, что онъ пополнился очень бистро. Разумѣется, представители англійскихъ газетъ, американской и двухъ-трехъ серьезныхъ органовъ германской печати, прибывшіе безъ всякаго зова, были весьма удивлены такою, нигдѣ въ мірѣ не практикуемою щедростью относительно гг. репортеровъ, и отъ всякихъ суточныхъ и иныхъ вспоможеній отказались: не желая, однакоже, изъ деликатности, оскорблять своихъ «коллеговъ», они подчинились общему распоряженію, заявивъ тутъ же, что пожертвуютъ русскія деньги на русскія же благотворительныя учрежденія. Такъ поступили, впрочемъ, и сотрудники нѣкоторыхъ петербургскихъ газетъ; по крайней мѣрѣ «Новое Время» заявило на дняхъ, что оно доставшіяся ему на долю 360 р. передало въ пользу Общества для пособія бѣднымъ литераторамъ. Но за то, съ какою жадностью воспользовались русскою щедростью корреспонденты австрійской, преимущественно вѣнской, враждебной намъ и заправляемой Евреями прессы! За исключеніемъ двухъ-трехъ представителей Вѣвы, остальные явили самый непривлекательный обращикъ австро-еврейкой культуры…

Не воспользовались русскимъ гостепріимствомъ именно тѣ, которые болѣе всего имѣли на него право, т. е. корреспонденты нѣкоторыхъ славянскихъ газетъ, бѣдныхъ газетъ, существующихъ не прибыли ради, а ради служенія интересамъ славянской народности и славянской взаимности, на средства доставляемыя истинно доблестнымъ самоотверженіемъ… Не привычные къ нахальству полноправной европейской прессы, преслѣдуемые подозрѣніемъ австрійскихъ властей, смиренные, загнанные, они не сумѣли опередить своихъ иностранныхъ коллеговъ, направились къ тому же не черезъ Петербургъ, а черезъ Кіевъ (какъ же Славянамъ-то не посмотрѣть Кіева!)…. О славянскихъ корреспондентахъ въ Яхтъ-клубѣ и вообще въ Петербургѣ не вспомнили, — а ужъ если кому не грѣхъ было бы оказать вспомоществованіе отъ русской казны, такъ конечно имъ! Одинъ изъ нихъ, пріѣхавшій изъ Галиціи, такъ и уѣхалъ, пробывъ три дня (долѣе оставаться не было у него средствъ), не добившись билета на Кремлевской эстрадѣ во время вѣнчанія, ничего не увидѣвъ….

Этотъ упрекъ не относится нисколько къ почтенному Н. А. Ваганову, которому отъ его начальства поручено было вѣдать на коронаціи «прессу». Мы можемъ свидѣтельствовать, что онъ съ своей стороны дѣлалъ все, что могъ, и мы сами пользовались его содѣйствіемъ въ доставаніи входныхъ билетовъ на разныя торжества. Вообще, еслибы гостепріимство ограничивалось только облегченіемъ для художниковъ и газетныхъ репортеровъ доступа къ этимъ торжествамъ, которыхъ иначе и увидѣть вблизи было бы невозможно, — оно заслуживало бы только признательности. Но нельзя не вспомнить безъ истиннаго прискорбія, что первоначальнымъ побужденіемъ къ такому гостепріимству было заискиваніе благосклонности у французской или вообще европейской «прессы» и нѣкоторое желаніе пощеголять предъ Европой русскимъ «высоко просвѣщеннымъ уваженіемъ къ печати»: русская же періодическая печать явилась тутъ только съ боку-припёка; впрочемъ, — и мы заявляемъ объ этомъ съ истиннымъ удовольствіемъ, для присутствія въ Успенскомъ соборѣ, гдѣ каждый аршинъ пространства былъ принятъ въ разсчетъ, во «время православнаго священнодѣйствія, ей было оказано преимущество: изъ иностранцевъ допущенъ былъ только корреспондентъ газеты „Times“, — что было вполнѣ по заслугамъ этого серьезнаго и старѣйшаго журнала.. Авось-либо неудачный опытъ такого пересола въ „высоко-культурномъ русскомъ уваженіи къ иностранной прессѣ“, свидѣтельствующаго, къ сожалѣнію, скорѣе о недостаткѣ у насъ истинной культурности, послужитъ намъ урокомъ для будущаго времени.

Неудача сказалась именно въ томъ, что, за исключеніемъ корреспондентовъ англійскихъ и еще трехъ-четырехъ газетъ, людей вполнѣ независимыхъ, просвѣщенныхъ, которые и безъ всякаго за ними ухаживанія передали бы въ европейской печати свои впечатлѣнія и сужденія совершенно добросовѣстно и искренно, — всѣ остальные корреспонденты только пуще наплодили ложь и пуще сбили съ толку общественное мнѣніе Европы. Многіе изъ нихъ заготовили и даже послали свои описанія еще впередъ, за нѣсколько дней до описываемыхъ ими торжествъ! другіе, особенно Французы, занялись изученіемъ Россіи преимущественно въ московскихъ кафешантанахъ; третьи, ничего не уразумѣвъ, настрочили глубокомысленный и вовсе не забавный вздоръ о судьбѣ и будущности царизма въ Россіи. Кромѣ оффиціозной вѣнской „Politische Correspondenz“, прочія вѣнскія газеты также немилосердно врали о Россіи, но врали умышленно и озлобленно.

Къ чему, спрашивается, нужно было органу Венгерскаго правительства „Pester Lloyd’у“ держать въ Москвѣ на русскомъ казенномъ иждивеніи своего корреспондента, если въ своемъ 156 No эта газета тѣмъ не менѣе возвѣстила съ злораднымъ паѳосомъ о великомъ знаменательномъ событіи, совершившемся будто бы въ Москвѣ во время коронаціи, предъ которымъ блѣднѣютъ-де всѣ злодѣйскіе подвиги нашихъ нигилистовъ?! Не вѣря глазамъ, читаемъ мы въ этой, довольно гнусной, но и довольно распространенной въ Европѣ газетѣ, что Московскій городской голова, котораго „Pester L:loyd“ называетъ то Bürgermeister vou Moscau, то Oberhaupt von Moscau, явился „гораздо болѣе опаснымъ врагомъ нежели даже какой-либо Attentäter“, что онъ, Московскій бургомистръ, учинилъ „преступленіе государственной измѣны (еще hoehverrätherische That)“, оказался основателемъ въ Москвѣ цѣлаго „политическаго общества“, что въ Лицѣ его» сего бургомистра, «мятежъ» (die Emeute), при обычномъ поднесеніи блюда съ хлѣбомъ-солью, такъ- таки прямо «потребовалъ конституціи (die Verfassung)», брякнувъ «дерзостною, озадачивающею (überraschende) рѣчью»…. Газета торжествуетъ на всѣ лады, предвидя въ Россіи бунтъ и междоусобіе, и это «извѣстіе», какъ оно намъ въ Россіи ни кажется забавнымъ, однакоже повторяется и комментируется теперь на всѣ лады всею европейскою печатью!… Русскія газеты упорно молчатъ, но это молчаніе принимается иностранною прессою только за подтвержденіе… Да и не можетъ быть иначе. Какъ согласить иностранцамъ: съ одной стороны такое русское уваженіе къ заграничной прессѣ, которое простиралось даже до выдачи суточныхъ газетнымъ корреспондентамъ; съ другой, вдругъ, такое пренебреженіе ко ея мнѣніямъ — въ дѣлѣ касающемся тѣхъ же торжествъ и чести русскаго общества?!.. Русскіе, путешествующіе за границей, смущены, не знаютъ, что отвѣтить, — со всѣхъ сторонъ обращаются они къ намъ съ вопросомъ, а иные даже съ упрекомъ въ безмолвіи. Мы этого упрека не заслуживаемъ, такъ-какъ «Русь» выходитъ лишь два раза въ мѣсяцъ. Теперь же спѣшимъ заявить, — не для русской публики, конечно, а для иностранной, — что все это «извѣстіе» — наглѣйшая ложь, нахальнѣйшая клевета съ начала до конца, съ первой строки до послѣдней. Дѣлаемъ это заявленіе изъ любви къ истинѣ, изъ любви къ Москвѣ, честью которой дорожимъ, изъ уваженія къ Московскому городскому обществу, избравшему г. городскаго голову. Никакихъ рѣчей Его Величеству при поднесеніи блюдъ ни городскимъ головою, да и никѣмъ говорено не -было. Во весь этотъ майскій праздничный періодъ Moсковскому городскому головѣ, какъ мы удостовѣрились, пришлось держать слово только однажды, за дружескимъ обѣдомъ нѣсколькихъ десятковъ провинціальныхъ городскихъ головъ. Эта рѣчь не была предназначаема для печати и такъ и осталась ненапечатанною, а между тѣмъ, кѣмъ-то изъ многочисленныхъ слушателей (должно быть съ очень ужъ быстромъ и настроеннымъ на извѣстный ладъ соображеніемъ) были пущены о ней совершенно превратные толки. Мы уже-какъ-то замѣчали въ своей газетѣ, что въ русской публикѣ еще слабо развито умѣнье читать, т. е. разумѣть прямой смыслъ читаемаго, " — намъ постоянно приходится обличать въ такомъ неумѣньи нашихъ антагонистовъ; тѣмъ менѣе умѣютъ у насъ надлежащимъ образомъ слушать У страха же не только глаза, но и уши велики… На обѣдѣ мы не присутствовали, но съ текстомъ рѣчи Московскаго городскаго головы имѣли случай на другой же день ознакомиться, и свидѣтельствуемъ рѣшительно, что въ ней нѣтъ не только слова «конституція», не только какого-либо на нее намёка, или даже самомалѣйшей тѣни намёка, но ничего такого, отъ чего бы имѣли право отречься даже тѣ, что прямо величаютъ себя именемъ «охранителей» или «консерваторовъ». Г. Чичеринъ, какъ извѣстно, не принадлежитъ къ числу сотрудниковъ и единомышленниковъ нашей газеты, никогда не числился, не числится и теперь въ такъ-называемыхъ «славянофилахъ», но тѣмъ не менѣе въ текстѣ его рѣчи мы находимъ многое, что мы и сами не разъ и писали и говорили. Смыслъ рѣчи таковъ: "вотъ мы, земскіе люди, собрались теперь изъ разныхъ концовъ Русской земли, благодаря радостному всенародному торжеству, но много ли толку въ этомъ нашемъ собраніи и свиданіи, если оно не послужитъ «началомъ единенія между нами», если разойдясь, опять пойдемъ мы но старому мыслить и дѣйствовать кто въ лѣсъ, кто по дрова? Не отъ того ли все и зло въ Россіи, что общество идетъ въ разбродъ? не отъ распутья ли русской мысли сталъ возможнымъ у насъ тотъ ужасный нравственный недугъ, который опозорилъ Россію преступленіемъ 1 марта, который вынуждаетъ насъ теперь «оберегать какъ зѣницу ока то, что намъ всего дороже, самую святыню Русскаго народа, и радоваться когда день прошелъ благополучно, тогда какъ все бы должно быть исполнено довѣрія и любви». Съ этимъ недугомъ одному правительству съ его внѣшними средствами, "безъ воздѣйствія самого организма, безъ общественнаго содѣйствія и не сладить (оно и само это оффиціально заявляло). Его могутъ побороть только дружныя усилія земскихъ людей въ тѣхъ «самостоятельныхъ центрахъ жизни и дѣятельности, которые созданы по всей Русской землѣ самимъ нашимъ правительствомъ»… «Мы по собственному почину должны сомкнуть наши ряды противъ враговъ общественнаго порядка» Но какое же можетъ быть тутъ дружное общественное содѣйствіе, когда мы точно «разсыпанная храмина», по выраженію Петра Великаго, ни къ какому единству мысли и направленія не пришли? Созови насъ правительство, обратись къ намъ за содѣйствіемъ (въ виду не только внутренняго положенія Россіи, но и возможныхъ въ недалекомъ будущемъ внѣшнихъ новыхъ испытаній), — что мы ему скажемъ? Заголосимъ опять въ разсыпную, каждый что взбредетъ ему на ту пору на умъ, не поработавъ мыслью, не обмѣнявшись ею напередъ, не провѣривъ ее какъ слѣдуетъ, и словно застигнутые врасплохъ, поднимемъ такой разноголосый хоръ совѣтовъ и мнѣній, что хоть уши затыкай!… Не о правахъ идетъ рѣчь, «мы не требуемъ правъ», но мы должны быть готовы на спросъ правительства, и наше настоящее собраніе не останется безслѣднымъ, если мы унесемъ отсюда «сознаніе общей связи», «общаго одушевляющаго насъ чувства любви къ Престолу и отечеству», и «потребность совокупной дѣятельности, ибо духъ не знаетъ границъ и связываетъ людей, раздѣленныхъ тысячами верстъ, въ одно органическое цѣлое».

Вотъ сущность рѣчи, какъ она отразилась въ нашемъ пониманіи и переданная нашими словами, за исключеніемъ нѣкоторыхъ подлинныхъ ея выраженій. поставленныхъ нами въ ковычкахъ. И по поводу-то ея трещитъ теперь иностранная пресса ложью и клеветою на Москву, на Россію, хочетъ омрачитъ въ общественномъ мнѣніи Европы пережитое нами свѣтлое торжество!

Долгъ честнаго человѣка не позволяетъ намъ, при всемъ нашемъ маломъ уваженіи къ газетнымъ толкамъ, давать укореняться такой клеветѣ. Къ сожалѣнію, нашъ личный голосъ слишкомъ для этого слабъ; но такъ какъ званіе Московскаго городскаго головы очень видное, да и оффиціальное, то пристойнѣе всего было бы вступиться за честь его и Московскаго городскаго общества или «Правительственному Вѣстнику», или по крайней мѣрѣ нашему «Journal de St.-Pétersbourg».

Есть и другая, ложь, которая также, вопреки гостившимъ у насъ иностраннымъ корреспондентамъ, разгуливаетъ теперь по бѣду свѣту европейскому, — но эта ложь, по своей забавной нелѣпости, не заслуживаетъ даже и опроверженія. Она къ тому же опровергается и каждымъ выходящимъ No нашей газеты. Дѣло идетъ бы болѣе ни менѣе, какъ о ссылкѣ редактора «Руси» въ Сибирь, или просто о высылкѣ его изъ Москвы, — и за что? за статью въ 10 № 1[1]. Мы бы и не упомянули объ этомъ вздорѣ, если бы онъ, вмѣстѣ со вздоромъ о г. Чичеринѣ, не наводилъ на нѣкоторыя невеселыя мысли. Что жъ это такое? Какое же въ самомъ дѣлѣ понятіе о русскомъ государственномъ строѣ составили себѣ иностранцы, если даже заявленіе о необходимости искренняго общественнаго, земскаго содѣйствія верховной власти или даже возведеніе въ нашей статьѣ русскаго самодержавія къ его идеалу, къ его историческому народному понятію, представляются имъ несовмѣстимыми съ русскою формой правленія и подаютъ поводъ къ такимъ безобразнымъ, нелестнымъ для Россіи слухамъ? Ничего, видно, не сказали, ничего не объяснили имъ эти мощныя восторженныя выраженія народной любви и преданности своему самодержцу-Царю, это новое, единодушное, такъ радостно, торжественно и свободно явленное народомъ, предъ лицомъ всего міра, утвержденіе нашему основному историческому, государственному принципу, — если даже и теперь еще способны они, иностранцы, а вмѣстѣ съ ними и наши казенные люди, воображать, будто эта народная любовь и преданность относятся именно… къ казенщинѣ, будто нашими прекрасными празднествами дана лишь новая санкція… бюрократіи….. Неужели всякое не пошлое, прямое, честное, хотя бы и рѣзкое слово, несомнѣнно одушевленное искреннею приверженностью къ русскому началу единовластія, осуждено и за границею и у насъ прослыть «конституціоннымъ» или «революціоннымъ»? Долго ли наконецъ эта казенщина и пошлость будутъ застить русскую правду, а съ нею истинную русскую мощь и твердыню, отъ взоровъ русской власти и всего свѣта?…



  1. См. «Государственный и Земскій вопросъ». T. V. стр. 118—126.