Объ измѣнѣ и казни маршала Нея.
правитьВельшингеръ, достойный представитель новѣйшей исторической школы во Франціи, подъ заглавіемъ «Le Maréchal Ney», напечаталъ документальную исторію крупнаго политическаго процесса, который былъ затѣянъ правительствомъ Людовика XVIII противъ маршала Нея, герцога Московскаго, и въ 1815 году окончился, какъ не безъизвѣстно, присужденіемъ маршала къ разстрѣлянію. Исторія эта въ изложеніи Вельшингера основана на протоколахъ военнаго совѣта и французской палаты пэровъ, на письмахъ осужденнаго и его жены.
Процессъ этотъ и обвинительный приговоръ послѣдовали вскорѣ послѣ второй реставраціи Бурбоновъ и потому являлись какъ бы актомъ мести легитимистовъ и роялистскихъ эмигрантовъ относительно представителя революціи и Наполеоновщины. Все, что до сихъ поръ печаталось на эту тему, имѣетъ характеръ памфлетный и, въ зависимости отъ партійнаго направленія авторовъ, оказывалось или безусловнымъ одобреніемъ процесса, или же осужденіемъ его. Обвинители и судьи Нея то восхваляются за свою строгость, то выставляются повинными въ юридическомъ убійствѣ. Для однихъ — Ней невинная жертва мести, потому что онъ и не могъ будто бы поступать иначе, чѣмъ онъ дѣйствовалъ; для другихъ — онъ вполнѣ заслужилъ своей кары, какъ измѣнникъ и вѣроотступникъ. Вельшингеръ полагаетъ, что истина должна находиться въ серединѣ. При каждомъ политическомъ процессѣ, по справедливому мнѣнію автора, подобаетъ принимать въ разсчетъ эпоху и давленіе обстоятельствъ; но въ тоже время Вельшингеръ повидимому готовъ стать на сторону маршала и бонапартистовъ и въ этомъ смыслѣ подбираетъ обстоятельства, смягчающія его вину.
Какъ извѣстно, маршалъ Ней — одинъ изъ первыхъ въ 1814 году въ Фонтенебло отрекся отъ Наполеона и рѣшительно настаивалъ, чтобъ императоръ французовъ отказался отъ престола и короны. Новое бурбонское правительство вознаградило Нея званіемъ пэра и виднымъ военнымъ постомъ, что, однако, не могло примирить офиціальные круги и новое роялистское общество съ Неемъ, какъ и со всѣми прочими Наполеоновскими маршалами. Особенно доставалось тогда женамъ маршаловъ. Остротамъ и насмѣшкамъ на ихъ счетъ не было конца.
Въ январѣ 1815 г. Ней удалился въ свое помѣстье, а уже въ мартѣ его вызвалъ въ Парижъ военный министръ Сультъ. Наполеонъ тогда возвращался и Нею поручалось командованіе въ Безансонѣ. Король принялъ маршала, который подтвердилъ свои завѣренія въ преданности королевству и обсуждалъ съ нимъ мѣры, какія слѣдовало принять, чтобъ парализовать предпріятіе Наполеона. Это предпріятіе онъ называлъ проклятымъ и сумасшедшимъ. Наполеона слѣдовало бы засадить въ Шарантонъ, сказалъ Ней, но король полагалъ, что желанія маршала простираются черезчуръ далеко. 10 марта Ней принялъ командованіе надъ войсками въ Бевансонѣ, въ составѣ которыхъ числилось до 6.000 человѣкъ. Въ цѣломъ рядѣ настойчивыхъ писемъ онъ просилъ военнаго министра о подкрѣпленіяхъ, ратовалъ за дѣло Бурбоновъ, организовалъ противодѣйствіе, ободрялъ обезкураженныхъ сторонниковъ легитимистскаго правительства.
А Наполеонъ тѣмъ временемъ шелъ впередъ, все стекалось къ нему, вскорѣ примкнулъ и самъ Ней. 14 марта онъ собралъ свои войска, прочелъ имъ прокламацію и съ криками «Vive l’empereur!» повелъ ихъ къ императору. Солдаты съ восторгомъ шли за нимъ. Враги Нея хотятъ видѣть въ тогдашнемъ образѣ дѣйствія маршала предумышленную измѣну.
Вельшингеръ говоритъ, что Ней былъ человѣкъ минуты, отзывчивый на всякія впечатлѣнія. Твердый, лаконичный, рѣшительный на полѣ битвы, онъ въ обыденной жизни и особенно въ области политической обнаруживалъ слабость и нерѣшительность. Появленіе Наполеона произвело на него своего рода обаяніе. Императоръ настолько властвовалъ надъ нимъ своимъ умомъ, своей волей, своей силой, что маршалъ подчинился ему тотчасъ же, какъ только снова возстановился магнетическій токъ между ними. Тогда вѣдь Франція была точно загипнотизирована. Наполеонъ принялъ маршала съ открытыми объятіями. Маршалъ сталъ было разсыпаться въ извиненіяхъ, но императоръ прервалъ его рѣчь, облобызавъ Нея. Однако, полнаго довѣрія Наполеона Ней не могъ вернуть. Поведеніе маршала въ Фонтенебло нельзя было забыть. При Ватерло подъ нимъ были убиты четыре лошади. Онъ и самъ предчувствовалъ, что тамъ для него разыгрывается послѣдняя партія. «Если меня не сразитъ пуля англичанъ, — говорилъ онъ, — то меня разстрѣляютъ эмигранты».
По возвращеніи въ Парижъ, послѣ пораженія Наполеона, онъ снова совершилъ политическую неловкость. Вообще въ политикѣ онъ поступалъ какъ ребенокъ. И на этотъ разъ онъ скомпрометировалъ себя въ палатѣ пэровъ. Онъ держалъ рѣчь на тему о томъ, что все погибло и что необходимо безотлагательно войти въ переговоры съ союзниками, т. е. съ противниками Наполеона. Рѣчь эта произвела чрезвычайно дурное впечатлѣніе. Нею было бы приличнѣе помолчать. Тутъ только онъ понялъ это, наконецъ, удалился отъ дѣлъ, хотѣлъ отправиться въ Швейцарію, потомъ въ Америку, а попалъ въ Сенъ-Альбанъ. Тамъ его настигли приказы 24 іюля, такъ называемый списокъ проскрипцій, въ которомъ 38 бонапартистовъ назначены были къ изгнанію или поступали подъ надзоръ полиціи, и 19 генераловъ предавались военному суду. Во главѣ ихъ значилось имя Нея. Этотъ списокъ составлялся Фуше и когда Талейранъ замѣтилъ ему, что тамъ много невинныхъ, тотъ отвѣтилъ съ цинизмомъ: «хотятъ именъ». Съ тѣхъ поръ вошли въ обыкновеніе такого рода списки, и плохо приходилось тѣмъ, кто считалъ себя врагомъ составителей ихъ! Тѣмъ же Фуше былъ отправленъ въ ссылку и знаменитый Карно, который за двѣ недѣли до этого, вмѣстѣ съ Фуше, находился въ составѣ временного правительства. Но Карно назвалъ Фуше предателемъ, а Фуше назвалъ Карно «олухомъ».
Два офицера королевской гвардіи конвоировали маршала въ Парижъ, гдѣ онъ былъ посаженъ въ Conciergerie. Всю дорогу до Парижа Нея оскорбляла чернь, нерѣдко дѣлая угрозы ему. Первый допросъ, какому подвергся Ней, касался его внезапной измѣны въ Безансонѣ. Была ли она преднамѣренна? Маршалъ отвѣтилъ образнымъ сравненіемъ: «это походило на прорвавшуюся плотину. Все казалось потеряннымъ, и событія увлекли меня за собой». Между тѣмъ собирался военный судъ. Предсѣдательствовать долженъ былъ маршалъ Монсей, но онъ отклонилъ отъ себя эту честь въ письмѣ въ Людовику XVIII, преисполненномъ патріотическаго негодованія. Монсея лишили званія пэра, а маршала Журдена назначили предсѣдателемъ военнаго совѣта, въ составъ котораго вошли маршалы Масена, Ожеро, Мортье, генералъ-лейтенанты: Мэзонъ, Виллатъ и Клапарэдъ. Военный совѣтъ открылъ свои засѣданія только 9 ноября. Нея взялись защищать тогдашнія свѣтила парижской адвокатуры Берейры, отецъ и сынъ, и Дюпень. Доводы защитниковъ, изложенные въ горячей и блестящей рѣчи Берейра-отца, сводились къ тому, что военный совѣтъ не компетентенъ въ настоящемъ дѣлѣ, что Ней — пэръ Франціи и потому можетъ быть судимъ только палатой пэровъ. И военный совѣтъ согласился съ такимъ заключеніемъ. Ней считалъ себя спасеннымъ.
Вельшингеръ полагаетъ, что военный совѣтъ сдѣлалъ бы лучше, если бы осудилъ маршала, представивъ приговоръ на высочайшее воззрѣніе короля, и что король навѣрное помиловалъ бы его. Конечно, Людовикъ XVIII былъ самымъ умѣреннымъ изъ роялистовъ, но еще вопросъ, могъ ли онъ воспротивиться давленію своихъ родственниковъ и приближенныхъ, тѣмъ болѣе, что въ данномъ случаѣ смерть Нея была бы на совѣсти его прежнихъ товарищей, которые поступили всѣ болѣе или менѣе также, какъ и онъ. Вотъ почему, вѣроятно, члены военнаго совѣта такъ охотно воспользовались предложеннымъ адвокатами выходомъ. Роялисты были внѣ себя отъ ярости и негодованія. Они боялись того, что жертва ускользнетъ отъ нихъ. Даже дамы давали волю своей кровожадности. Вмѣшались въ дѣло и министры союзныхъ державъ. Поццо ди-Борго пригрозилъ, что онъ сошлетъ Нея въ Сибирь, если онъ не будетъ наказанъ. Герцогъ Ришелье, стоявшій тогда во главѣ французскаго правительства, «отъ имени Европы» потребовалъ отъ палаты пэровъ казни Нея. Генералъ-прокуроръ Беллартъ настаивалъ на томъ, чтобы палаты немедленно приступили къ разбирательству этого дѣла, и палата пэровъ, чтобъ соблюсти приличіе, рѣшила предварительно составить докладъ по сему предмету. Общественное мнѣніе и палата депутатовъ обнаруживали недовольство медлительностью пэровъ. Въ парламентѣ высказывались рѣзкости по адресу ихъ. И безъ того, молъ, безнаказанность длилась довольно долго.
21 ноября начался разборъ дѣла. Изъ 214 пэровъ присутствовали всего 161. Обвинительный актъ генеральнаго прокурора выставилъ событія 13 и 14 марта въ Безансонѣ въ неблагопріятномъ свѣтѣ для маршала. Но Беррейръ все таки и на этотъ разъ могъ похвастаться своимъ успѣхомъ: по его ходатайству, несмотря на яростный протестъ обвинителя, палата пэровъ постановила отложить судоговореніе на 10 дней, чтобъ Беррейру дать возможность подготовить свою защиту и вызвать свидѣтелей. Но чего собственно хотѣли достигнуть этой отсрочкой? Дѣло и безъ того казалось проиграннымъ, если принять въ разсчетъ щекотливое положеніе палаты пэровъ, которой пришлось выдерживать давленіе общественнаго мнѣнія, настроеніе общества и требовательность правительства. Но въ то время въ Парижѣ имѣли большое вліяніе союзныя державы. И къ нимъ-то теперь обратилась жена маршала, тщетно просившая Фуше и Талейрана о вмѣшательствѣ въ дѣло. Жена маршала просила защиты у всѣхъ посланниковъ державъ, у Веллингтона, у англійскаго принца-регента. Отъ нихъ зависѣло объяснить относящійся къ этому дѣлу 12-й параграфъ конвенціи 3-го іюля, заключенной между временнымъ правительствомъ и союзниками. Параграфъ этотъ могъ спасти маршала. Самая конвенція касалась капитуляціи Парижа, а помянутая статья обезпечивала всѣмъ жителямъ (въ самомъ обширномъ смыслѣ слова) полную безнаказанность. Приказами же 24-го іюля правительство Людовика XVIII уже нарушило эту конвенцію. Но если бы союзныя державы истолковали конвенцію въ надлежащемъ смыслѣ, то маршалъ былъ-бы спасенъ и именно той самой Европой, отъ имени которой Ришелье требовалъ головы его отъ палаты пэровъ. Державы, однакожъ, соблюдали сдержанность, и жена маршала получала всюду вѣжливые, но холодные отвѣты. Особенно отвѣтъ Веллингтона поражаетъ своей британской жестокостью и не дѣлаетъ ему большой чести, ибо Ней былъ побѣжденный, а Веллингтонъ побѣдитель при Ватерло!
4 декабря возобновился процессъ Нея въ палатѣ пэровъ и продолжался на слѣдующій день. Допрашивали цѣлый рядъ свидѣтелей, въ томъ числѣ и генерала Бурмона, который въ Безансонѣ состоялъ подъ начальствомъ маршала. Между ними тутъ завязался чисто драматическій діалогъ:
— Маршалъ увлекъ насъ всѣхъ; чтобы парализировать его вліяніе, я долженъ былъ бы убить его.
— Вы оказали бы мнѣ большую услугу, — отвѣтилъ маршалъ, — и пожалуй это было даже вашей обязанностью.
Защитники маршала предлагали амнистію въ силу 12 параграфа конвенціи. Даву, заключавшій капитуляцію, хотѣлъ говорить, но, по энергическому требованію генеральнаго прокурора, президентъ палаты пэровъ, канцлеръ Дамбрэ, не допустилъ этого. Тѣмъ и кончилось дѣло. При голосованіи 160 пэровъ признали виновность маршала, причемъ трое прибавили: «вслѣдствіе капитуляціи Парижа»; одинъ изъ пэровъ отрицалъ виновность и сказалъ: «бываютъ дѣянія, которыя по своему характеру и значенію не подлежатъ человѣческой справедливости, хотя бы они казались наказуемыми передъ Богомъ и людьми». Этотъ пэръ, младшій среди своихъ коллегъ, былъ герцогъ Викторъ де-Брольи. Затѣмъ стали собирать голоса относительно наказанія: 139 подали голоса за смертную казнь безъ апеляціи, 5 рекомендовали осужденнаго милосердію монарха, 17 высказались за ссылку. Пять маршаловъ и 14 генераловъ подали голосъ за смертную казнь. Неизвѣстно, надѣялись ли они на помилованіе маршала королемъ? Между полночью и 2 часами утра состоялся приговоръ, который основывался на декретѣ 12 брюмера V года. Какая иронія событій! Легитимисты самой чистой воды и самые ярые ненавистники революціи подписали свои имена въ силу этого декрета, точно дѣло шло о мести представителю революціи.
Черезъ нѣсколько часовъ приговоръ былъ приведенъ въ исполненіе. Капитанъ графъ Рошешуаръ распоряжался казнью. Когда она была совершена, одинъ англичанинъ позволилъ себѣ неслыханное варварство: лошадь, на которой онъ сидѣлъ верхомъ, перешла черезъ трупъ Нея.
Жена маршала до послѣдней минуты надѣялась на помилованіе. Утромъ она приводила къ Нею его четверыхъ дѣтей и, простившись съ нимъ, поспѣшила въ Тюльери съ челобитной. Ее задержали въ пріемной короля, пока не пришло извѣстіе о совершившейся казни. Тогда герцогъ Дюрасъ осторожно сообщилъ ей это извѣстіе, прибавивъ, что аудіенція ея у короля теперь уже не имѣетъ смысла.
Ней въ глазахъ бонапартистовъ сдѣлался мученикомъ. Тамъ, гдѣ его разстрѣляли, за обсерваторіей, стоитъ теперь его памятникъ.
Политическіе процессы, какъ показываетъ и этотъ примѣръ, никогда не производятъ впечатлѣнія торжества правосудія. Они всегда являются актами произвола. Почти можно признать счастьемъ для обѣихъ сторонъ, не только для подлежащаго карѣ, но и для наказующей власти, когда приговоръ постановляется заочно. Въ Европѣ не мало видныхъ государственныхъ дѣятелей, бывшихъ скомпрометированными въ дни революцій и считавшихся политическими преступниками. Тѣмъ большей политической ошибкой представляется казнь Нея во Франціи 1815 г., что тамъ въ теченіе какихъ нибудь 15 мѣсяцевъ перемѣнились четыре правительства, не считая временныхъ, и всѣ четыре пользовались услугами одного и того же персонала и однихъ и тѣхъ же военныхъ. Гдѣ тутъ было искать надлежащаго критерія для отреченія, невѣрности, измѣны?