Объ альбомѣ г-жи Шимановской.
правитьВяземскій П. А. Полное собраніе сочиненій. Изданіе графа С. Д. Шереметева. T. 2.
Спб., 1879.
Европейская извѣстность, пріобрѣтенная г-жею Шимановской въ артистическомъ путешествіи, совершенномъ ею, лестно засвидѣтельствованная многими отзывами журналовъ Нѣмецкихъ, Французскихъ и Англійскихъ, не должна вамъ быть чужда какъ потому, что г-жа Шимановская изъ Варшавы, такъ и по титулу первой піанистки Ихъ Императорскихъ Величествъ, дарованному ей указомъ покойнаго Государя, послѣдовавшимъ въ Вѣнѣ, 1822 года. Россіею началось ея музыкальное путешествіе, предпринятое въ то время, когда неблагопріятныя обстоятельства заставили ее обратить на пользу свою и на воспитаніе малолѣтнихъ дѣтей своихъ талантъ, который дотолѣ служилъ ей однимъ изящнымъ удовольствіемъ. Въ Москвѣ и Петербургѣ умѣли оцѣнить сіе похвальное пожертвованіе и вмѣстѣ съ тѣмъ признать, что вниманіе къ нему есть не только одобреніе прекраснаго поступка, но и поощреніе прекрасному таланту. Желая изъ любви въ искусству окончательно образовать свое дарованіе, и вмѣстѣ съ тѣмъ оправдать милость Двора нашего, она, въ четырехлѣтнемъ путешествіи своемъ по Германіи, Франціи, Англіи и Италіи, не только пожинала успѣхи, но и старалась постояннымъ изученіемъ и знакомствомъ съ первѣйшими современными намъ музыкальными артистами и композиторами пріобрѣсть свѣдѣнія, вкусъ и тѣ вспомогательныя пособія искусства, которыми природное дарованіе усовершенствуется въ школѣ упражненія и опыта. Нынѣ, возвратившись въ Россію, намѣревается она пробыть нѣсколько времени въ Москвѣ, чтобы явить передъ любителями и знатоками музыки плоды своихъ трудовъ и занятій; въ январѣ собирается она быть въ Кіевѣ и немедленно потомъ ѣхать въ Петербургъ, гдѣ и думаетъ основать свое пребываніе. Изъ музыкальнаго странствованія своего возвратилась она не съ одними звуками: пребываніемъ въ чужихъ краяхъ обогатила она память свою свидѣтельствами, не столько переходчивыми, о вниманіи въ ней многихъ изъ почетнѣйшихъ и замѣчательныхъ современниковъ нашихъ. Альбомъ ея, хранилище собственноручныхъ приписаній первыхъ поэтовъ и литтераторовъ нашего времени, есть точно драгоцѣнность въ своемъ родѣ. Счастливое начало было положено ему въ Россіи именами Карамзина, Дмитріева, Жуковскаго, Крылова и нѣкоторыхъ другихъ писателей Русскихъ. Далѣе довольно назвать представителя Германской поэзіи, Гёте, который, удостоивъ г-жу Шимановсвую нѣжнымъ и добродушнымъ участіемъ, выразилъ его въ прекрасныхъ стихахъ. Въ Парижѣ знакомство ея съ Александромъ Гумбольдтомъ, Шатобріаномъ, Казиміромъ Делавинемъ, Бенжаменъ-Констаномъ, Этьенемъ, Арно, Жуи, Казиміромъ-Бонжуромъ и другими литтераторами, которыхъ имена издавна натвержены намъ, не стоустною, а развѣ тысячеустною Французскою молвою, обогатило хранилище ея любопытными и замѣчательными воспоминаніями. Томасъ Муръ и Кемпбель были въ немъ представителями отъ лица Англійской музы. Стихи, вписанные Муромъ, тѣмъ замѣчательнѣе, что они сочинены были для него Байрономъ и еще никогда, кажется, напечатаны не были. Изъ Польскихъ поэтовъ встрѣчаемъ тутъ имена Нѣмцевича, Оссипскаго, Козмьяна. Между прочими любопытностями альбома сего, находимъ въ немъ весьма замысловатую бездѣлку графа Ростопчина, писанную на Французскомъ языкѣ. Онъ съѣхался на водахъ съ г-жею Шимановскою и сестрою ея и, услышавъ отъ сей послѣдней шуточное опасеніе, что, вопреки лѣтамъ своимъ и здоровью, она приближается въ смерти, написалъ отъ лица ея духовное завѣщаніе, которое свѣтится искрами Французскаго остроумія и любезности. Одинъ изъ Парижскихъ литтераторовъ, увидя шутку эту въ альбомѣ г-жи Шимановской, написалъ въ какомъ-то изъ листковъ періодическихъ объ удивленіи своемъ, что тотъ-же графъ Ростопчинъ, который въ 1812 году не терпѣлъ ничего Французскаго, могъ съ такою свободою и успѣхомъ играть веселою шуткою, орудіемъ Французской любезности. Завѣщаніе сіе подало поводъ и Гёте написать къ г-жѣ Казимірѣ Воловской, сестрѣ г-жи Шимановской, стихи, которые нынѣ напечатаны въ послѣднемъ изданіи его сочиненій, также какъ и стихи г-жѣ Шимановской, упомянутые выше. При альбомѣ г-жи Шимановской есть еще богатое собраніе собственноручныхъ памятниковъ почти всѣхъ извѣстныхъ композиторовъ и артистовъ музыкальныхъ отъ Баха, Генделя, Моцарта до Пера, Керубини, Вебера, Росини и Цинтарелли. Письма отъ многихъ великихъ артистовъ на поприщѣ разныхъ искусствъ: отъ славной Англійской актрисы миссъ Сиддонсъ, Дюшенуа, Пасты, отъ Роде, Бальо, Велути, Каталани, Клементи, Бетховена. Историческія имена Георга Канинга и многихъ лицъ, занимавшихъ или занимающихъ почетныя мѣста на политической сценѣ Англіи, довершаютъ достоинство сей живой энциклопедіи дарованій мертвыхъ и живыхъ извѣстностей. Собственноручныя свидѣтельства людей замѣчательныхъ имѣютъ въ себѣ удивительное притяженіе для любопытствующаго вниманія вашего, даже болѣе самихъ портретовъ, которые могутъ быть невѣрны. Въ портретахъ есть между нами и лицами, въ нихъ изображенными, третье лицо, посредникъ часто своевольный: здѣсь дѣйствіе непосредственнѣе и безошибочнѣе. Глядя на рукописный памятникъ, мы какъ будто присутствуемъ при работѣ мысли, при движеніи руки, ее начертавшей: тутъ выраженіе ума, такъ сказать, умственный звукъ, дѣйствіе человѣка, осуществлевнѣе и установленнѣе. Вотъ отъ чего въ нашъ испытательный вѣкъ fac-simile въ такомъ употребленіи и отъ чего альбомъ г-жи Шимановской, и нынѣ уже совровищница драгоцѣнная, со временемъ будетъ еще драгоцѣннѣе.
Г-жа Шимановская позволила намъ списать нѣсколько воспоминаній изъ ея альбома. На листочкѣ, приложенномъ къ сей книжкѣ Телеграфа, читатели найдутъ снимки (fac-simile) одного куплета стиховъ Байрона, вписанныхъ въ альбомъ, какъ мы выше упомянули, Томасомъ Муромъ, и подписи его; снимокъ подписи барона А. Гумбольдта и подписи Казиміра Делавиня. Выписываемъ здѣсь вполнѣ стихи Гёте, Байрона, строки, начертанныя въ альбомѣ Шатобріаномъ, Гумбольдтомъ, завѣщаніе и эпитафію, писанныя графомъ Ростопчинымъ, стихи Делавиня, Карамзина, Давыдова, Дмитріева и Гнѣдича.
(Lines addreased to me by Lord Byron).
My boat is on the shore,
And my bark ia on tbe sea,
But before i go, Tom Moore,
Here’s а double bealth to thee.
Here’s а eigh to thoae wbo love me,
And а smile to tbose who bite,
And whatever sky’s above me,
Here’s а beart for every fate.
Tho' the ocean roar around me,
Yet ie still sball bear me on:
Tho’а desert sbould surround me,
It bath springe that may be won.
Wer’t the last drop in the well,
As I gasp’d upon tbe brink,
Ere ray fainting spirit fell,
Tis to thee that i would drink.
In that water as this wine,
The libation I would pour,
'T would be peace to thine and mine,
And а bealth to thee, Tom Moore.
Written at the request of Madame Szymanowska by Thomas Moore.
іюня 2, 1826.
(Стихи написанные мнѣ лордомъ Байрономъ).
Моя лодка ждетъ меня у берега, мой корабль готовъ, но не уѣзжая еще, Томъ Муръ, пью двойное здоровье твое!
Вздохъ тѣмъ, кто любитъ меня; улыбка тѣмъ, кто меня ненавидитъ, и подъ какими бы небесами я ни находился, вотъ сердце на всѣ перемѣны судьбы со мною.
Пусть шумитъ вокругъ меня океанъ; онъ всегда будетъ лелѣять меня на волнахъ своихъ; пусть окружаютъ меня пустыни: я всегда найду въ нихъ ключъ воды.
И если въ немъ оставаться будетъ еще капля, простертый на берегахъ источника передъ послѣднимъ дыханіемъ, за твое здоровье я пью ее.
И той водою, какъ симъ виномъ, я сотворю возліяніе за твоихъ и за моихъ, и за твое здоровье, Томъ Муръ!
(Написаны на память г-жѣ Шимановской Томасомъ Муромъ іюня 1826).
Je ne dirai plus les amours et les songes séduisans des hommes; il faut quitter la lyre avec la jeunesse.
Auf den Bergen ist Freiheit! Der Hauch der Grüfte
Steigt nicht hinauf in die reinen Lüfte.
Die Welt ist vollkommen überall,
Wo der Mensch nicht hinkommt mit seiner Qua.
Zum Andenken der liebenswürdigen talentvollen Besitzerinn dieses Buches.
Alexander Humboldt.
Paris. Den 16 Junius 1826.
AN MADAME MARIE SZYMANOWSKA.
Die Leidenschaft bringt Leiden — wer beschwichtigt
Beklommnes Herz, das allzuviel verlobrenl
Wo sind die Stunden allzuschnell verflüchtigt?
Vergebens war das schönste dir erkoren!
Trüb ist der Geist, verworren das Beginnen,
Die böbre Welt wie schwindet sie den Sinnen!
Da schwellt hervor Musik mit Eugelscbwingen
Verflieht zu Millionen Tön’um Töne,
Des Menschen Wesen durch und durch zu dringen
Zu Überfüllen ihn mit ewiger Schöne;
Das Auge netzt sich, fühlt in höherm
Sehnen Den Götterwerth der Töne wie der Thränen.
Und so das Herz erleichtert merkt behende
Dass es noch lebt nnd schlagt und möchte schlagen
Zum reinsten Dank der überreichen Spende,
Sieb selbst erwiedernd willig darzutragen.
Da fühlte sich — o! dass es ewig bliebe! —
Das Doppelglück der Töne wie der Liebe.
Marienbad, d. 18 Aug. 1828. Göthe.
Malheureusement, Madame, étant condamné à partir demain, il ne me refcte que de soigner mes lèvres informes que je déteste de tout mon coeur. Je me vois à grand regret privé de l’aimable société qui me préparoi t une si belle soirée, et je serois tout à fait inconsolable, si je ne me répétois toujours en prose ce que j’ai osé dire en vers, y joignant l’espérance de me réjouir bientôt à Weimar du plus beau talent et de la plus intéressante société qu’on puisse imaginer. Adieu donc, Madame, gardez-moi votre précieux souvenir.
M. B. le 19 Août. 1823.
les premières et les dernières volontés d’une jeune personne à qui on a persuadé qu’elle allait mourir.
1.
правитьEtant réduite à l’extrémité par trop de santé, et sentant approcher Madame la mort, de mon lit, où je dors tranquillement, je dicte mes volontés en nommant pour l’exécuteur dans ce monde M-r Bossini et dans l’autre M-r Hendel.
2.
правитьJe lègue mon esprit à la première jeune personne qui le perdra-
3.
правитьMon ame aux égoïstes.
4.
правитьMon coeur aux riches.
5.
правитьMon amitié pour ma soeur à ses enfants.
6.
правитьMes yeux aux jeunes personnes que l’on ne remarque pas.
7.
правитьMes dents aux femmes laides à faire peur.
8.
правитьMon teint aux Albinos.
9.
правитьMa tournure aux orphelines.
10.
правитьMon regard aux mères malheureuses, qui sollicitent des grâces pour leurs enfants.
11.
правитьLa cruche dans laquelle je prenais les eaux à Carlsbad au premier Roi qui y viendra.
Je signe mon nom pour la dernière fois.
Je certifie pour conforme, Théodore C-te Rostopchine.
le 14 Juillet. 1823.
du Cap de Bonne Espérance.
EPITAPHE.
De l’idéal ci-gît l’unique image,
Ornement et délices de nos jours,
De la beauté Vénus brisa l’ouvrage
Pour faire revenir les amours.
C’en est fait! et ces jours que sont-ils devenus,
Où le cygne argenté, tout fier de sa parure,
Des vierges dans tes jeux caressant les pieds nus.
Où tes roseaux divins rendaient un doux murmure.
Où réchauffant Léda pâle de volupté,
Froide et tremblante encore au sortir de tes ondes,
Dans le sein qu’il couvrait de ses ailes fécondes,
Un dieu versait la vie et l’immortalité.
8-me Messéniennc. Casimir Delavigne.
ТѢНЬ И ПРЕДМЕТЪ.
Мы видимъ счастья тѣнь въ мечтахъ земнаго свѣта;
Есть счастье гдѣ нибудь: нѣтъ тѣни безъ предмета.
Царское Село. Окт. 9, 1823. Карамзинъ.
ГУСАРЪ.
Амуръ не все-же пастушкомъ
Въ свирѣль безъ умолку играетъ:
Онъ часто, скучивъ съ посошкомъ,
Съ гусарской саблею гуляетъ;
Онъ часто храбрости огонь
Любовнымъ пламенемъ питаетъ,
И тѣмъ милѣй бываетъ онъ;
Онъ часто съ грознымъ барабаномъ
Мѣшаетъ звукъ любовныхъ словъ,
Онъ такъ и намъ подъ доломаномъ
Вселяетъ звѣрство и любовь.
Въ насъ сердце не всегда желаетъ
Лишь ужасъ, стонъ, кровавый бой;
Ахъ! часто и гусаръ бываетъ
Съ любовной пламенной душой…
Въ гусарскомъ киверѣ весной
Голубка гнѣздышко свиваетъ!
1822 года. Денисъ Давыдовъ.
Таланты всѣ въ родствѣ, источникъ ихъ одинъ;
Для нихъ повсюду миръ; нѣтъ ни войны, ни грани;
Отъ Вислы до Невы, чрезъ гордый Аппенинъ,
Они взаимно шлютъ пріязни братской дани.
Москва. 1823. И. Дмитріевъ.
Декабря 9-го дня.
Какъ въ громѣ звонкихъ арфъ цѣвницы тихій стонъ
И одинокій и унылой,
Какъ между гробовыхъ блистательныхъ колоннъ
Простая урна надъ могилой
Склоняютъ въ тихую задумчивость сердца:
Такъ неизвѣстнаго тебѣ пѣвца,
Здѣсь, между пѣснями Камены вдохновенной,
Быть можетъ взоръ твой привлечетъ
И хоть задумчивость на сердце наведетъ
Сей стихъ уединенной.
Н. Гнѣдичъ.