Покойный Т. Н. Грановскій много читалъ, много работалъ въ своемъ кабинетѣ, но мало писалъ для публики. Онъ былъ очень строгъ къ своимъ работамъ. Тѣмъ дороже для насъ каждая его строка, уцѣлѣвшая въ бумагахъ, тѣмъ больше цѣны получаютъ въ нашихъ глазахъ сдѣланныя прямо со словъ его записки. Со временемъ мы надѣемся сообщить нашимъ читателямъ выдержки изъ его лекцій, записанныхъ его слушателями. На этотъ разъ передаемъ публикѣ извѣстное лишь весьма немногимъ лицамъ чтеніе Грановскаго объ Океаніи. Два слова о происхожденіи этой замѣчательной статьи, неожиданной даже для многихъ друзей покойнаго. Грановскій любилъ брать свой предметъ широко и часто уходилъ въ сосѣдственныя съ нимъ области, всегда сохраняя впрочемъ историческую точку зрѣнія. Такимъ образомъ въ памяти и мысли его собирался обильный матеріялъ, которому часто вовсе не находилось мѣста въ университетскомъ курсѣ. Но но необыкновенной общительности своей природы, онъ любилъ передавать свои мысли и воззрѣнія самымъ близкимъ къ нему лицамъ и для того избиралъ также любимую имъ форму лекцій. Такъ лѣтомъ 1852 года, находясь въ селѣ Рубанкѣ, онъ предложилъ бывшимъ съ нимъ друзьямъ чтенія объ Океаніи, въ которыхъ думалъ изложить результаты своихъ размышленій о судьбахъ малоизвѣстнаго, заброшеннаго племени, составляющаго ея народонаселеніе. Первое изъ этихъ чтеній было записано г. Фроловымъ и просмотрѣно самимъ авторомъ. Предупреждаемъ читателя: пусть не ищетъ онъ здѣсь той изящной формы, которую Грановскій обыкновенно приносилъ на публичныя лекціи. Чтеніе объ Океаніи, назначенное для небольшаго круга нѣсколькихъ лицъ, замѣчательно именно своею простотою, безыскусственностію, при новости и оригинальности воззрѣнія на предметъ. Въ какую бы отдаленную область ни увлекался Грановскій своими занятіями, онъ всегда и вездѣ оставался неизмѣнно вѣренъ своему призванію историка. Ред.
Я буду говорить объ Океаніи. Вамъ извѣстно, что подъ этимъ именемъ разумѣются группы острововъ, лежащихъ между Азіей, Америкой и Новой Голландіей. Между этими островами самые большіе: на сѣверѣ — Сандвичевы острова, а на югѣ — Новая Зеландія; прочіе острова не велики. Природа щедрою рукою разсыпала здѣсь все, что нужно человѣку; хотя формы растительности не разнообразны, но онѣ вполнѣ удовлетворяютъ его непосредственнымъ потребностямъ. Кукъ могъ справедливо сказать, что островитянинъ, посадившій въ жизнь свою только десять хлѣбныхъ деревьевъ, совершилъ такой же подвигъ относительно своего семейства и потомства, какой совершаетъ Европеецъ, трудящійся цѣлую жизнь надъ воздѣлываніемъ зерноваго хлѣба.
Острова Океаніи были почти неизвѣстны до половины прошлаго вѣка. Немногіе смѣлые моряки касались ихъ. Ходили только смутные слухи и басни о жестокостяхъ и людоѣдствѣ племенъ, населявшихъ эти острова. Точныя и положительныя свѣдѣнія получены объ нихъ только со временъ Кука, изслѣдовавшаго ихъ во время троекратныхъ путешествій своихъ вокругъ свѣта (съ 1769 года по 1779) и погибшаго на Сандвичевыхъ островахъ. Слѣдовательно, прошло не болѣе восьмидесяти лѣтъ, какъ Океанія описана обстоятельно и сдѣлалась достояніемъ науки.
Важныя перемѣны произошли съ тѣхъ поръ. На тѣхъ же самыхъ Сандвичевыхъ островахъ, на которыхъ Кукъ въ 73-мъ году былъ принятъ за бога и получилъ божескія почести, а потомъ, въ 79-мъ, палъ жертвою своей любознательности, а отчасти и жестокаго обращенія съ туземцами, на этихъ островахъ находится теперь европейское населеніе, крѣпости, гавань Гонолулу, производится торговля съ Китаемъ и Европой, введены парламентскія формы правленія, и идетъ рѣчь о присоединеніи ихъ къ Сѣверо-Американскимъ Штатамъ. Изъ многочисленныхъ разказовъ разныхъ путешественниковъ и мореплавателей, посѣщавшихъ Океанію, можно вывести два противоположныя заключенія о нравахъ ея жителей. По мнѣнію однихъ, жители острововъ Товарищества и Маркизиныхъ являются кроткими, добродушными, счастливыми и неиспорченными; если же оказалась порча, то она произошла отъ вліянія англійскихъ и американскихъ миссіонеровъ, играющихъ тамъ весьма важную роль. Другіе же описываютъ ихъ самыми черными красками — развратными, жестокими, погруженными на всѣ пороки. Чрезвычайно трудно примирить эти противоположныя воззрѣнія; это будетъ возможно тогда только, когда мы вникнемъ въ источники этихъ противорѣчій. Извѣстія самыя выгодныя для нравственности жителей всѣ исходятъ отъ мореплавателей. Понятно, что эти смѣлые люди, открывавшіе одинъ островъ за другимъ цѣною безчисленныхъ опасностей, находили наслажденіе въ отдыхѣ посреди роскошной природы и населенія, въ самомъ дѣлѣ добродушнаго, и не имѣли нужды близко всматриваться въ ихъ нравы; островитяне приносили имъ кокосовые орѣхи, плоды хлѣбнаго дерева, довольствуясь въ началѣ весьма малымъ вознагражденіемъ; молодые офицеры и матросы пользовались здѣсь еще наслажденіемъ другаго рода: островитянки отличались красотой и большою снисходительностью. Съ этой стороны извѣстны роскошныя описанія мореходцевъ Самъ строгій Кукъ увлекся и съ восторгомъ говоритъ объ Отаити; другой знаменитый мореплаватель, Бугенвиль, назвалъ этотъ островъ новою Цитерой. Болѣе всѣхъ утвердилъ это понятіе извѣстный натуралистъ Рейнгольдъ Форстеръ, сопутствовавшій Куку, вмѣстѣ съ знаменитымъ сыномъ своимъ Георгомъ Форстеромъ, въ его кругосвѣтномъ путешествіи. Почему Рейнгольдъ Форстеръ смотрѣлъ на Океанію съ идиллической точки зрѣнія и отступилъ отъ своихъ привычекъ строгаго наблюденія? Это легко объяснить идеями XVIII столѣтія. Европейское общество начинало въ то время разлагаться. Оба Форстера принадлежали къ числу нововводителей и радикаловъ, противопоставлявшихъ испорченности образованнаго общества идеалъ въ близкомъ къ природѣ бытѣ. Вотъ почему обоимъ Форстерамъ бытъ островитянъ Океаніи показался съ самой выгодной стороны. Нѣтъ никакого сомнѣнія, что если бы Руссо посѣтилъ ихъ, то оставилъ бы еще болѣе восторженное описаніе.
Извѣстія, противоположныя этимъ идиллическимъ описаніямъ, шли отъ англійскихъ и американскихъ миссіонеровъ, послѣ мореходцевъ явившихся здѣсь для проповѣдыванія слова Божія. Боровшись съ такими же трудностями и преодолѣвая быть можетъ большія препятствія, они увидѣли картину съ другой стороны. Они нашли народъ погруженный въ грубые пороки, происходящіе отъ разложенія всѣхъ общественныхъ и нравственныхъ понятій, живущій исключительно чувственною жизнію, съ которою миссіонеры пришли вести брань. Этимъ объясняются противорѣчивыя мнѣнія мореплавателей, натуралистовъ и миссіонеровъ.
Ограничиваясь описаніемъ быта жителей Океаніи въ пору открытія этихъ острововъ Европейцами, мы находимъ здѣсь весьма красивое, далеко не лишенное дарованій, населеніе. Оно пришло сюда вѣроятно съ запада, съ великихъ азіятскихъ острововъ, Явы, Суматры и другихъ, и разсѣянное по великому пространству Океаніи, представляетъ удивительное однообразіе въ языкѣ, обычаяхъ и учрежденіяхъ. Рейнгольдъ Форстеръ даже думалъ, что здѣсь былъ когда-то материкъ, раздробленный какимъ-то земнымъ переворотомъ, и что изъ обломковъ этого материка образовались настоящіе острова Океаніи. Сходство между ея жителями объясняется ихъ одинаковымъ происхожденіемъ отъ малайскаго племени, заселившаго ихъ съ запада, съ острововъ Индѣйскаго моря.
Первые европейскіе путешественники XVIII столѣтія нашли это народонаселеніе въ такомъ положеніи, которое заставляетъ насъ думать, что оно и тогда находилось въ порѣ совершеннаго распаденія. Разсмотримъ ближе общественный бытъ тогдашняго времени. Во-первыхъ, религія уже не была согрѣваема внутреннею жизнію; мы видимъ одни остатки и развалины старыхъ вѣрованій; язычество потеряло отъ времени свою крѣпость. Можно предполагать, что была нѣкогда одна общая религіозная система въ Океаніи, но число общихъ боговъ непрерывно уменьшалось. Европейцы нашли уже не болѣе пяти боговъ, которымъ поклонялись на томъ или другомъ островѣ. Такъ память о прежнемъ поклоненіи очевидно стиралась и исчезала. За то возникала другая страшная религія, поклоненіе людямъ.
Замѣтимъ сперва, что нигдѣ не было болѣе рѣзкаго раздѣленія сословій, какъ въ Океаніи. Это раздѣленіе перешло въ религію. Всѣ цари, даже лица, принадлежавшія къ высшему сословію, обоготворялись, но не по смерти, какъ это было въ древнемъ мірѣ, напримѣръ въ Римѣ. Здѣсь каждый царь былъ богъ при жизни; ему приносили жертвы и поклонялись какъ божеству заживо; когда онъ умиралъ, его причисляли къ богамъ. То же было съ каждымъ членомъ его двора. Такимъ образомъ эти новые боги вытѣсняли прежнихъ миѳологическихъ боговъ. и разрушали связь прежней религіи. Каждый островъ имѣлъ своихъ новыхъ боговъ; народная память не хранила старыхъ; немудрено, что островитяне жаловались прибывшимъ Европейцамъ на то, что они не могутъ исполнять обрядовъ своей религіи и не могутъ запомнить боговъ своихъ.
Всякая религія связана съ понятіями о вѣчной жизни. Вѣчное бытіе для островитянъ выражалось въ слѣдующихъ представленіяхъ. Когда умиралъ кто нибудь изъ тѣхъ, которые пользовались божескими почестями при жизни своей, то боги съѣдали тѣло его, духъ же освобождался, былъ трижды пожираемъ высшими богами и, послѣ троекратнаго пребыванія во чревѣ ихъ, становился богомъ. Высшія божества очищали этимъ божества низшаго разряда. Имѣлъ ли простой народъ какія нибудь понятія о загробной жизни, намъ неизвѣстно. Знаемъ только, что они думали, что умершій простолюдинъ блуждалъ около своего жилища и былъ пожираемъ богами. Эта черта бросаетъ нѣкоторый свѣтъ на людоѣдство, существовавшее на островахъ Океаніи, гдѣ оно было какъ бы освящено религіозными представленіями. Храмовъ не было. На нѣкоторыхъ островахъ найдены развалины зданій, служившихъ кладбищами. Это были огромныя огражденныя мѣста подъ открытымъ небомъ, имѣвшія болѣе или менѣе важное значеніе на различныхъ островахъ. Замѣтимъ еще, что когда царь или одинъ изъ его вельможъ принималъ произвольно какое-нибудь названіе, то это слово выбрасывалось изъ народнаго языка, и никто не смѣлъ произносить его. Истребленное слово замѣнялось вымышленнымъ.
Въ связи съ религіею находится не только въ Океаніи, но и за предѣлами ея обычай табу. Подъ этимъ именемъ разумѣется собственно запрещеніе, заклинаніе, но оно имѣетъ сверхъ того болѣе глубокое значеніе, представляя нѣчто освященное, божественное. Божественная сущность божескихъ лицъ переносится на внѣшній предметъ и дѣлаетъ его неприкосновеннымъ. Такъ короли могли сообщать божественное значеніе любому предмету. Если король входилъ въ какой нибудь домъ, то онъ становился табу и дѣлался его принадлежностью. Король могъ налагать табу на все; вельможи дѣлали то же самое, съ тою разницею, что король могъ снимать табу, наложенное вельможами, а не на оборотъ, и табу высшихъ лицъ тяготѣло надъ низшими. Этотъ обычай имѣлъ самое ощутительное и бѣдственное вліяніе на весь бытъ жителей Океаніи. Король былъ богъ, аристократы были боги; простому же человѣку перейдти изъ одного класса въ другой не было никакой возможности. Но такая страшная власть королей налагать на все табу была ограничена оппозиціей аристократіи. Короли могли присвоивать себѣ лучшіе участки земли, проходя по нимъ; аристократія же, чтобы препятствовать королямъ касаться земли, носила ихъ; точно также, для того чтобы короли не входили въ домы и не дѣлали ихъ своею собственностью, имъ устраивали подвижные дома, такъ что они, переносясь съ одного мѣста на другое, всегда находились у себя. Аристократія же пользовалась для своихъ выгодъ страшнымъ правомъ табу; она накладывала его на извѣстные съѣстные припасы, на плоды кокосоваго, хлѣбнаго дерева, и простой народъ не смѣлъ касаться ихъ. Лучшая рыбная ловля была табу; оно распространялось на женщинъ, которыя не могли употреблять ту же пищу, что мужчины. Нѣкоторыя работы, какъ напримѣръ построеніе военныхъ судовъ, употребленіе большихъ сѣтей для рыбной ловли, подвергались табу. Иногда же табу, отчуждавшее народъ отъ всѣхъ благъ и предоставлявшее ихъ однимъ высшимъ сословіямъ, обращалось въ полезную полицейскую мѣру: во время голода табу налагалось на извѣстные предметы, на незрѣлые плоды; такъ въ Новой Зеландіи жатва не снятая съ поля подвергалась табу. Нѣкоторые реформаторы хотѣли воспользоваться этимъ обычаемъ, употребляя для своихъ политическихъ цѣлей орудіе всѣхъ бѣдствій народа и многочисленныхъ злоупотребленій.
Переходя отъ религіи къ политическому быту, и тутъ находимъ совершенное распаденіе прежняго лучшаго порядка вещей. Европейцы застали въ Океаніи монархическія формы правленія уже ограниченныя властію аристократіи, которая всѣми силами старалась оградить себя отъ королевскаго табу. Цари имѣли свои участки земли съ неограниченною властію надъ извѣстнаго рода предметами. Острова раздѣлялись на участки, во главѣ которыхъ стояла аристократія. Эти участки подраздѣлялись и раздавались низшему дворянству; простой народъ не имѣлъ собственности, и въ силу табу пользовался только извѣстными рыбами и съѣстными произведеніями земли, работая на высшій классъ, какъ на существа великія и божественныя, на основаніи религіозныхъ вѣрованій рѣзко отдѣленныя отъ него какъ на землѣ, такъ и за гробомъ. Всякій споръ былъ безполезенъ, и народъ покорялся своей участи безропотно и совершенно спокойно. Европейскія идеи могли проникнуть сюда только съ новыми потребностями, не могшими здѣсь развиться въ прежнемъ порядкѣ вещей. Даже въ формахъ монархическаго правленія, образованнаго патріархально по образцу семейства, видно было разложеніе. Между высшими сословіями, представлявшими сперва какъ бы ближайшихъ родственниковъ царя, и самимъ царемъ существовала распря, и мало по малу на островахъ Товарищества обоготвореніе перешло на аристократію. Низшія сословія, какъ мы сказали, находились внѣ общества; надъ ними возникали новыя царственныя фамиліи не преемственно, но одна возлѣ другой, въ распряхъ и несогласіяхъ раздѣляя землю на болѣе дробные участки и падая въ уваженіи народа.
На одномъ изъ Маркизиныхъ острововъ оставалось семьдесять девять жителей и два царя, на другомъ сто жителей и три царя. Но нигдѣ это раздробленіе не было такъ велико, какъ на островахъ Товарищества и Новой Зеландіи. Общество распалось на отдѣльныя семейства, существующія каждое подъ начальствомъ своего старѣйшаго. Исчезъ государственный союзъ; исчезло всякое связующее начало, всякое понятіе о правѣ. Одно и то же преступленіе, наказываемое смертію въ одномъ мѣстѣ, оставалось безнаказаннымъ въ другомъ. Все зависѣло отъ произвола какого нибудь сильнаго начальника.
Не только въ религіи и общественномъ бытѣ, но даже въ языкѣ существовали признаки страшнаго распаденія неизвѣстнаго и въ Америкѣ, гдѣ видна гибель цѣлыхъ породъ. Въ геніяльномъ твореніи своемъ о Кави, священномъ языкѣ жителей Явы, Вильгельмъ Гумбольдтъ коснулся нарѣчій Океаніи, составляющихъ отрасль малайскаго языка. Онъ вникнулъ въ процессъ одичанія и искаженія этихъ нарѣчій не только въ грамматическомъ устройствѣ ихъ, но и въ лексикальномъ. Глаголы потерялись, переставъ спрягаться для изображенія временъ прошедшаго, настоящаго и будущаго; необходимо стало прибавлять частицы, отчего языкъ сдѣлался бѣднымъ. Въ самыхъ словахъ обнаруживаются слѣды изнѣженности и разслабленія; чѣмъ далѣе мы подвигаемся на востокъ, тѣмъ мягче и дряблѣе становится языкъ, тѣмъ больше выброшено согласныхъ и тѣмъ многочисленнѣе гласныя. Цѣлыя слова исчезали, вслѣдствіе упомянутаго нами выше обычая не употреблять болѣе словъ, выбранныхъ для прозванія обоготворяемыми лицами; для замѣщенія ихъ необходимо было выдумывать безпрестанно новыя; чрезъ это языкъ лишился всякаго органическаго развитія, органической связи. Здѣсь кстати можно упомянуть о заслугахъ миссіонеровъ, употребившихъ большое усиліе, чтобы изучить этотъ языкъ, составляя грамматики, лексиконы, азбуки, и переводя Священное Писаніе и другія книги; но такія усилія не могутъ спасти языка, искаженнаго въ своихъ основаніяхъ.
Это распаденіе религіи, государственныхъ учрежденій и языка, отозвалось въ остальныхъ сферахъ жизни, въ нравахъ и въ физическомъ бытѣ. Въ этомъ отношеніи мы можемъ представить нѣсколько любопытныхъ данныхъ. Хотя трудно составить себѣ точное понятіе о числѣ жителей Океаніи, и нѣтъ сомнѣнія, что Кукъ и Форстеръ преувеличили народонаселеніе этихъ острововъ, но нельзя не признать, что оно было значительнѣе, чѣмъ теперь. Изъ показаній моряковъ, ученыхъ, китолововъ, миссіонеровъ, можно опредѣлить приблизительно число жителей по крайней мѣрѣ нѣкоторыхъ острововъ. Изъ двухъ милліоновъ жителей, которыхъ насчитывали къ концу XVIII столѣтія, теперь считается едва 600,000. Есть острова, гдѣ вычисленіе точнѣе: такъ на Отаити, въ началѣ нынѣшняго вѣка, было до 100,000. Въ тридцатыхъ годахъ оно понизилось до 17,000, а теперь считаютъ тамъ только 7,000. Это обстоятельство приписывали вліянію Европейцевъ, принесшихъ будто бы въ Океанію заразительныя болѣзни, употребленіе крѣпкихъ напитковъ и огнестрѣльное оружіе. Впрочемъ еще не рѣшено, небыли ли заразительныя болѣзни уже давно тамъ; множество накожныхъ болѣзней, сходственныхъ съ сифилитическими, получали отвратительный видъ; низшіе классы въ особенности подвергались имъ, лишенные одежды и всякихъ пособій въ этомъ жаркомъ и сыромъ климатѣ, не имѣя здоровыхъ жилищъ, питаясь кореньями, морскими раками, и нѣкоторою только рыбою, ибо табу было наложено на лучшую пищу, принадлежавшую, какъ и всѣ блага земныя и удобства жизни, только высшимъ классамъ. Крѣпкіе напитки не играли здѣсь той роли, какую они играли въ Америкѣ; островитяне даже неохотно пили водку, имѣя свой крѣпкій напитокъ ава, приготовленный изъ туземныхъ растеній и имѣющій болѣе крѣпости, чѣмъ самые крѣпкіе изъ нашихъ напитковъ. Также не могло дѣйствовать слишкомъ разрушительно и огнестрѣльное оружіе. Прежнія войны островитянъ велись съ большимъ ожесточеніемъ. Ихъ рукопашные бои кончались не иначе, какъ когда одна часть совершенно истребляла другую, а если и забирали плѣнныхъ, такъ только для принесенія ихъ въ жертву. Вообще Европейцы дѣйствовали здѣсь не такъ истребительно на туземцевъ, какъ въ Америкѣ, Новой Голландіи и Вандименовой Землѣ. Если же Европейцы и употребляли во зло свое превосходство въ Океаніи, то это были частные случаи; причины упадка народонаселенія лежали глубже, въ самомъ общественномъ порядкѣ въ Океаніи.
Это страшное разъединеніе между классами столь поразительно, что многіе пытались объяснить его различіемъ породъ, и Коцебу приписывалъ происхожденіе высшихъ сословій Санівичевыхъ острововъ Испанцамъ, потерпѣвшимъ здѣсь кораблекрушеніе. Мы видѣли, что аристократія, пользуясь большими удобствами жизни, могла сохранять свое тѣло въ здоровье, красотѣ и силѣ, никогда не смѣшиваясь съ кровью низшаго сословія, ибо ребенокъ, приживаемый лицами двухъ разныхъ сословій, предавался смерти.
Въ концѣ XVIII-го столѣтія, Ванъ-Куверъ присутствовалъ въ Гаваи на праздникѣ, данномъ ему Камеамегой; на военныхъ играхъ сначала выступили воины низшаго класса и поразили моряка своею неловкостью; но когда выступили воины высшаго сословія, то красота и ловкость ихъ такъ были изумительны, что нельзя было найдти ничего общаго между первыми и вторыми. Это явленіе повторяется повсемѣстно, но ничто лучше не выражаетъ нравственнаго распаденія этихъ острововъ, какъ общество Ареои (на островахъ Товарищества), замѣченное Европейцами вскорѣ послѣ ихъ прибытія. Подозрительный союзъ этотъ показался сначала сходственнымъ съ масонскимъ. Онъ состоялъ изъ семи отдѣльныхъ классовъ; переходъ изъ одного класса въ другой былъ сопряженъ съ извѣстными церемоніями и обрядами; у этого общества были свои суда, знамена, своя татуировка и свои символическіе или масоническіе знаки. Цѣль же его была самый дикій необузданный развратъ. Члены общества состояли изъ мужчинъ и женщинъ. Въ немъ исчезали всѣ понятія о бракѣ, родствѣ и сословіяхъ, и дѣти, происходящія отъ такого неограниченнаго смѣшенія половъ, были немедленно убиваемы. Такого кровожаднаго и ужаснаго разврата не видано было ни въ одномъ обществѣ, и, повторяемъ, ни въ чемъ не выразилось такъ сильно конечное разложеніе нравовъ. Хотя въ общество Ареои вступали болѣе лица высшаго сословія, но примѣръ его не остался безъ вліянія и на низшій классъ. Сначала дѣтоубійство совершалось по предписанію закона, для истребленія плода преступленія, совершеннаго лицами двухъ различныхъ сословій, но въ началѣ ХІХ-го столѣтія оно вошло уже въ нравы, и родители убивали дѣтей своихъ просто для избавленія себя отъ труда воспитывать ихъ. Это могло содѣйствовать къ уменьшенію народонаселенія.
Всѣ изложенные нами факты, истекая изъ человѣческой воли и заблужденій, могли бы быть повидимому исправимы, но надъ ними виситъ какой-то неумолимый законъ нѣтъ природы, видимо обрекающій на погибель это племя. Тамъ, гдѣ ни общества Ареои и никакихъ другихъ очевидныхъ причинъ къ истребленію, оно уменьшается какъ бы само собою. Въ отношеніи мужчинъ къ женщинамъ замѣчается слѣдующее: на 100 мужчинъ приходится 75 или 80 женщинъ, а въ другихъ мѣстахъ на двухъ мужчинъ одна женщина. На островахъ Сандвичевыхъ правительство старалось усилить народонаселеніе и положило извѣстныя льготы отцамъ семейства, имѣющимъ трехъ дѣтей, — что же? въ нѣкоторыхъ округахъ съ 8-ю тысячами жителей, оказалось только по три семейства съ тремя дѣтьми. Большая часть браковъ были бездѣтны. Туземцы будто предчувствуютъ предстоящую гибель ихъ племени. Одинъ вождь Новой Зеландіи говорилъ англійскому миссіонеру и путешественнику съ глубокою грустью и смиреніемъ: «Наше племя осуждено насмерть; бѣлый человѣкъ завладѣетъ нашими полями.» Этотъ законъ приходитъ въ исполненіе, ускользая отчасти отъ нашего пониманія.
Въ оправданіе миссіонеровъ замѣтимъ, что тамъ гдѣ миссіи и дѣятельнѣе, народонаселеніе остается на одной точкѣ, не двигаясь ни впередъ, ни назадъ. Остается рѣшить, остановитъ ли христіанство упадокъ народонаселенія въ Океаніи? Во всякомъ случаѣ можно сказать, что связь съ Европейцами внесла сюда новый источникъ жизни, которая необходимо должна развернуться подъ этимъ роскошнымъ небомъ; но спасетъ ли она жителей Океаніи, не слишкомъ ли опоздала эта помощь — трудно рѣшить. Пока остановимся на этомъ, и постараемся далѣе разказать о первомъ столкновеніи Европейцевъ съ туземцами, о распространеніи между ними христіанства, и представить характеристику океанійскихъ народовъ.