СОЧИНЕНІЯ ВАСИЛІЯ ПЕТРОВИЧА БОТКИНА.
правитьОбъ «исторіи древней философіи» Карла Зедергольма (Москва, 1842).
правитьВъ русской литературѣ такъ мало является книгъ, предметомъ которыхъ была бы философія, что мы должны принимать со всевозможною признательностію сочиненія, въ которыхъ обнаруживаются добросовѣстныя, долгія занятія величайшею изъ наукъ. Вотъ почему, мы съ признательностію привѣтствуемъ благородный трудъ г. Зедергольма и со всею искренностію желаемъ ему продолженія, не смотря на то, что не признаемъ многихъ положеній, которыя поставилъ онъ исходнымъ пунктомъ своей исторіи философіи.
Пусть будетъ у насъ больше книгъ, которыя заставляютъ размышлять, пробуждаютъ стремленіе къ высшему знанію. Главное дѣло въ томъ, чтобы пробудить это стремленіе, а ложныхъ понятій, обскурантизма — мы не боимся, потому-что въ діалектическомъ процессѣ времени ложь уничтожаетъ сама себя и даетъ только большее движеніе истинѣ. Да сверхъ того, мы повторяемъ съ Гете, что —
Ein guter Mensh in seinem dunkeln Drange,
Ist sich des rechten Weges wohl bewusst, —
и, по нашему мнѣнію, значитъ имѣть мало уваженія и довѣрія къ разумности духа человѣческаго, если содержать его въ пеленкахъ невѣдѣнія, или отдалять отъ него познаніе всяческихъ противорѣчій и треволненій, происходящихъ въ его мірѣ.
Мы скоро надѣемся посвятить особую статью исторіи философіи по поводу книги г. Зедергольма, и потому здѣсь скажемъ только нѣсколько словъ о введеніи, которое есть философское proféssion de foi автора. Въ этомъ введеніи, г. Зедергольмъ говоритъ о значеніи философіи, о цѣли ея и необходимости, о постепенномъ ея развитіи, о различныхъ философскихъ воззрѣніяхъ, и проч. и проч. Все это изложено прекраснымъ языкомъ и отличается ясностію. Мы не можемъ отказать себѣ въ удовольствіи выписать здѣсь все, что г. Зедергольмъ говоритъ о философіи вообще, какъ о наукѣ, и цѣляхъ ея:
«Объективная цѣль философіи — есть уразумѣніе всего сущаго. Каждому образованному, мыслящему человѣку, даже незанимающемуся ученымъ образомъ философіей, невольно представляются вопросы о мірѣ, о самомъ себѣ и о Богѣ, вопросы, которыхъ наукообразное рѣшеніе — есть философія, и на которые онъ, сообразно степени своей духовной жизни, долженъ отвѣчать, чтобы чувствовать себя довольнымъ въ мірѣ. Чѣмъ кто благороднѣе, благочестивѣе, тѣмъ чаще и живѣе, особливо въ настоящее время, должны представляться ему такіе вопросы о Богѣ, Его судьбахъ и Промыслѣ, о человѣкѣ и его назначеніи, о свободѣ человѣческой, о происхожденіи зла, о дѣйствительности откровенія, о значеніи христіанства и его Божественнаго Основателя, о цѣли государства и церкви и взаимномъ ихъ отношеніи, о жизни по смерти тѣла, и т. д. Мы не можемъ отречься отъ этихъ вопросовъ, должны заниматься ими. И не только заниматься ими должны мы, но и рѣшать ихъ, рѣшать справедливо, если хотимъ обрѣсти успокоеніе въ здѣшней жизни, исполненной противорѣчій».
Далѣе прекрасно отвѣчаетъ г. Зедергольмъ на вопросъ, такъ часто предлагаемый многими о пользѣ философіи:
«О пользѣ философіи собственно не слѣдовало бы и говорить, ибо истина есть также сама себѣ цѣль, какъ изящество и благо, и вопросъ, къ чему служитъ истина, столько же страненъ, сколько вопросъ, къ чему служитъ Аполлонъ Бельведерскій, или какая польза отъ справедливости, честности, или благочестія. Какъ ни естественно, что мы ищемъ истины для нашего внутренняго спокойствія, однако въ высшемъ смыслѣ только истина сама по себѣ есть верховная цѣль, къ которой направлены всѣ стремленія философіи, и которая служитъ верховною наградою ея многотрудныхъ усилій. Одному только этому служенію чистѣйшимъ и непосредственнымъ образомъ посвятила себя философія. Всѣ прочія науки имѣютъ также и постороннія цѣли, приложенія въ людскихъ занятіяхъ, промыслахъ, общественныхъ потребностяхъ; — одна философія есть исключительно жрица истины. Нужнѣе ея (для земной жизни) всѣ науки, — превосходнѣе ея нѣтъ ни одной».
«Кромѣ такой объективной пользы, философія имѣетъ еще субъективную, состоящую въ томъ, что правильное изученіе ея больше всего другаго служитъ къ возвышенію духа. Если философія сообщаетъ намъ познаніе истиннаго, существеннаго и основнаго во всѣхъ предметахъ, то такое познаніе въ здравомъ духѣ наклонитъ и сердце, и волю къ сему истинному существу и основанію бытія и отвратитъ отъ призрачнаго, ничтожнаго и пошлаго въ жизни. Если философія убѣждаетъ насъ въ вѣчномъ и божественномъ, стоящемъ превыше временнаго, — то она воспламенитъ любовь и одушевленіе, преданность и благоговѣніе къ нему въ душѣ, не совершенно погрязшей въ неправдѣ. Сообщая намъ познанія высшаго назначенія нашей жизни, она возбудитъ и волю къ достиженію этого назначенія. Вообще, если она даетъ намъ высшее идеальное направленіе въ области мысли, возвышаетъ насъ до сознанія идеи истиннаго, благаго и изящнаго, то сердце и воля, мысль и желаніе, чувствованіе и дѣйствованіе необходимо послѣдуютъ тому же направленію. Если цѣль всего философскаго мышленія состоитъ въ совершенной гармоніи міросозерцанія, то философія должна пробудить и въ жизни стремленіе къ этой гармоніи, которая всю жизнь человѣка въ чувствѣ, побужденіяхъ и поступкахъ приведетъ въ созвучіе съ верховною цѣлію божественнаго міроустройства. Дайте только человѣку, говоритъ Шеллингъ, сознаніе того, что онъ есть, — онъ скоро познаетъ чѣмъ долженъ быть».
Въ высшей степени важно, что г. Зедергольмъ говоритъ о необходимости философіи:
«Философія является какъ нѣчто необходимое для отдѣльнаго лица, общества и государства. Она необходима отдѣльному лицу, какъ скоро о.но достигло извѣстной степени духовнаго развитія, ибо безъ нее человѣкъ не можетъ устроить своей умственной жизни, а потому не можетъ удержаться на степени образованнаго человѣка, до которой довели его успѣхи въ другихъ отрасляхъ знанія и которой онъ не хотѣлъ и не можетъ оставить. Это видимъ мы ежедневно въ непріятномъ примѣрѣ тѣхъ, которые, по своему общественному или по своему частному ученому образованію, дошли до той точки, гдѣ имъ потребна философія, и которые однакожъ упорно удаляются отъ нея, и такимъ образомъ, не смотря на преимущества частнаго образованія, остаются невѣждами» и проч.
Равнымъ образомъ весьма замѣчательно возраженіе г. Зедергольма противникамъ и порицателямъ философіи, почитающимъ стремленіе ея тщетнымъ и принимающимъ ее за вещь безполезную; такихъ порицателей онъ выразительно называетъ «чернью духовнаго міра».
Читатели видятъ въ выпискахъ, которыя мы позволили себѣ сдѣлать изъ введенія, какъ возвышенно смотритъ г. Зедергольмъ на предметъ свой, и какъ достойна книга его самаго живаго вниманія публики. Тѣмъ непріятнѣе намъ необходимость назвать невѣрными положенія автора, которыя принялъ онъ за основаніе своей «Исторіи философіи». Хорошо говорить о философіи вообще, — не значитъ еще быть вѣрнымъ ей, ея. логической дисциплинѣ. И доказательство этому представляетъ самое введеніе г. Зедергольма. Не смотря на множество прекрасныхъ и истинныхъ мыслей, — въ цѣломъ оно странная смѣсь истинныхъ понятій и піитическихъ представленій, — теологіи и философіи, результатовъ новѣйшей философіи и схоластическихъ предубѣжденій, — Гегеля и Шталя (хотя авторъ и не ссылается на Шталя въ своемъ руководствѣ, но совпадаетъ съ нимъ въ своихъ основаніяхъ). Главнѣйшая причина такого страннаго смѣшенія, по нашему мнѣнію, произошла оттого, что авторъ не опредѣлилъ спекулятивно сферъ философіи и религіи и не уяснилъ себѣ самостоятельнаго значенія и автономіи философіи. Г. Зедергольмъ лишь на словахъ признаетъ право ея все подвергать своему изслѣдованію; онъ не даетъ ей въ то же время свободы въ результатахъ этого изслѣдованія, и потому, въ сущности, отрицаетъ у нея и самое право изслѣдованія, — право, которое не принимаетъ никакихъ авторитетовъ, каковы бы они ни были, потому что предметъ философіи есть не только абсолютное, являющееся въ историческомъ ходѣ времени, и слѣдственно, носящее въ себѣ моментъ разрушенія и перехожденія въ высшую форму, — но также и абсолютное, пребывающее внѣ времени и пространства.
Г. Зедергольмъ не принадлежитъ собственно ни къ какой философской школѣ — Il prend son bien ou il le trouve, — а потому и всего менѣе можетъ быть названъ «философомъ». Основныя положенія его, да и вся вообще философская сторона его книги показываютъ, какъ далекъ авторъ отъ философской спекулятивности. То, что г. Зедергольмъ называетъ восточною философіею — было религіею Востока; ибо философія имѣетъ исходнымъ пунктомъ своимъ моментъ субъективности и индивидуальной свободы, которыхъ не было ни въ религіи, ни въ государствахъ Востока, гдѣ человѣкъ, какъ, напримѣръ, въ Индіи, до такой степени былъ безличенъ и потонулъ въ созерцаніи всеобщей субстанціи, что не замѣтилъ не только исторіи, — даже простой хронологіи. Мы весьма жалѣемъ, что по многимъ причинамъ не можемъ войти въ подробное разсмотрѣніе основныхъ положеній г. Зедергольма…
Первая часть книги г. Зедергольма начинается отъ такъ называемыхъ философій индійской, китайской, персидской и оканчивается греческими софистами; вторая начинается Сократомъ, оканчивается эпохою разрушенія греческой философіи и переходомъ ея въ римскій міръ.
Считаемъ долгомъ обратить вниманіе мыслящихъ и любознательныхъ людей на книгу г. Зедергольма, — хотя въ то же время скажемъ, что философія не есть сборъ какихъ нибудь, хотя и прекрасныхъ, но принятыхъ на вѣру, или произвольныхъ мнѣній, положеній, представленій и т. п., но что она есть великая и важная наука, основанная на имманентномъ началѣ, развивающаяся изъ него по законамъ внутренней, самодѣйствующей необходимости, — наука, исключающая всякую произвольность субъективныхъ мнѣній, всякую особенность, принадлежащую индивидуальности человѣческой; ибо предметъ ея — бытіе, какъ сущность міра явленій, — и абсолютная истина, отрѣшенная отъ временности, страстей и уклоненій жизни человѣческой — истина, которая есть новѣйшій fatum всего конечнаго, ибо она рано или поздно, въ той или другой формѣ, но разражается надъ конечнымъ и призываетъ его къ суду своему.