Община на нелегальномъ положеніи.
правитьКогда въ 1902 году неожиданно вспыхнулъ крупный очагъ крестьянскихъ земельныхъ волненій, когда затѣмъ въ слѣдующіе годы земельное движеніе охватило уже весьма значительную часть крестьянства, бюрократическая власть впервые почувствовала, что подъ лею колеблется тотъ фундаментъ неподвижнаго сто-милліоннаго крестьянства, на которомъ строилось и такъ долго покоилось все ея зданіе. Выразилъ тогда эти чувства правящей бюрократіи С. Ю. Витте. Въ рѣчи своей въ одномъ изъ засѣданій «Особаго совѣщанія о нуждахъ сельскохозяйственной промышленности» еще лѣтомъ 1905 г. онъ резюмировалъ свои мнѣнія такъ: «…для меня является огромный вопросительный знакъ: что можетъ представлять собою имперія со сто-милліоннымъ крестьянскимъ населеніемъ, въ средѣ котораго не воспитано ни понятія о правѣ земельной собственности, ни понятія о твердости права вообще?… Всѣ теперь говорятъ, что въ обществѣ замѣчается сильное разномысліе, у однихъ одни идеалы, у другихъ — другіе. Но у крестьянъ замѣтно полное единомысліе»[1].
Сразу, однако, у бюрократіи не хватило духа посмотрѣть прямо въ глаза дѣйствительности и признать все сто-милліонное крестьянство неблагонадежнымъ. При выборахъ въ Гос. Думу еще рѣшились дать большинство представительству отъ крестьянъ. Но эта послѣдняя «ставка» оказалась слишкомъ рискованной: какъ недавно выразился П. А. Столыпинъ, довѣріе къ крестьянству не оправдалось, «эта карта была бита». Именно крестьянство послало огромное лѣвое большинство съ болѣе или менѣе рѣшительнымъ наказомъ націонализаціи не-трудовыхъ земель въ пользу трудового крестьянства.
Этимъ были разбиты всѣ иллюзіи бюрократіи. Положеніе опредѣлилось съ жестокой ясностью: или надо было уступить крестьянству и пожертвовать ему всѣми не-трудовыми землевладѣльцами, или для сохраненія послѣднихъ необходимо было немедленно подавить политическій натискъ крестьянства и сейчасъ же начать коренное его «перевоспитаніе» въ духѣ «понятія о правѣ земельной собственности». П. А. Столыпинъ и былъ тѣмъ «богатыремъ мысли и дѣйствія», которому выпала на долю задача этого укрѣпленія пошатнувшагося крестьянскаго фундамента для упроченія бюрократическаго строя.
Сообразно со сказаннымъ, пятилѣтнее нахожденіе у власти П. А. Столыпина получило чрезвычайно опредѣленное содержаніе и небывало огромный, — поистинѣ «богатырскій» размахъ. Ходячее опредѣленіе пережитаго Россіей пятилѣтія 1906—1911 г.г., какъ эпохи «реакціи», очень смутно и лишь чисто внѣшне характеризуетъ этотъ безпримѣрный періодъ. Дѣло отнюдь не ограничивалось тѣмъ подавленіемъ всѣхъ возникшихъ вольностей и всей живой политической самодѣятельности, которая составляетъ единственное содержаніе слова «реакція», стершагося отъ чрезмѣрно долгаго и широкаго употребленія. Кромѣ этой чисто отрицательной задачи, сейчасъ же рядомъ съ ней бюрократическая власть употребила самыя крайнія и безпримѣрныя усилія для нѣкотораго положительнаго «творчества» въ своихъ цѣляхъ, — для проведенія огромнаго коренного соціальнаго переворота въ хозяйствѣ и правѣ крестьянства въ направленіи прямо обратномъ тому, которое было намѣчено народнымъ движеніемъ и формулировано народнымъ представительствомъ. Вмѣсто завершенія обобществленія земли, и безъ того уже въ основной массѣ обобществленной, бюрократія рѣшила разрушить уже существующіе земельные коллективы и создать чисто индивидуальную земельную собственность. Такимъ образомъ, основное и самое глубокое содержаніе пятилѣтія 1906—1911 г. составляетъ не политическая реакція, а соціальная (хозяйственно-правовая) контръ-революція.
Побѣдная колесница бюрократіи, управляемая твердой рукой П. А. Столыпина, двигается на двухъ осяхъ, методически истребляющихъ — каждая сама по себѣ — ту старую формулу соціальной революціи, которую еще русскій XVIII-й вѣкъ выражалъ двумя словами: «Земля и Воля». Первая ось выпалываетъ изъ поля русской жизни всѣ «сорныя травы» политической революціи или хотя бы оппозиціи актомъ 3 іюня 1907 г. и систематической репрессіей всякаго рода искореняется все, чѣмъ питалась вторая часть той старой революціонной формулы: «Воля». Вторая ось (собственно и являющаяся «осью внутренней политики» по неоднократному указанію самого П. А. Столыпина) разрыхляетъ почву, «распыляетъ» общинные коллективы крестьянъ и внѣдряетъ въ ихъ головы сѣмена экономическаго индивидуализма; этимъ соціальнымъ перевоспитаніемъ крестьянства долженъ бытъ стертъ и первый членъ того же революціоннаго лозунга: «Земля».
Совершенно при этомъ очевидно, что обѣ оси аппарата одинаково необходимы и взаимно обусловлены. И во всякомъ случаѣ, ясно, что одно подавленіе внѣшнихъ проявленій недовольства безъ «перевоспитанія» основной массы населенія, — крестьянства, безъ измѣненія самой его психологіи, безъ уничтоженія самыхъ корней его недовольства, — можетъ дать лишь кратковременное усмиреніе, а не длительное и прочное успокоеніе. И бюрократія, повидимому, это болѣе или менѣе поняла, ибо, усвоивъ, вообще говоря, лозунгъ чисто отрицательный политической реакціи «сначала успокоеніе, а, потомъ реформы»1--она, однако, не примѣнила этотъ лозунгъ къ «реформированію крестьянскаго права: здѣсь послѣднее даже предшествовало поворотному пункту политической реакціи, указъ 9 ноябри 1906 года о выдѣлахъ изъ общины предшествовалъ измѣненію избирательнаго закона 3 іюня 1907 года».
Между тѣмъ, насколько созидательная, реформативная, такъ сказать, ось контръ-революціи глубже и значительнѣе отрицательной, репрессивной, настолько же труднѣе ее продвипуть: ясно, что выполоть проявленія недовольства неизмѣримо легче, чѣмъ искоренить самое недовольство. Первое составляетъ чисто отрицательную и механическую задачу изъятія изъ населенія извѣстной его части, играющей роль бродила. Второе является задачей положительнаго и органическаго характера и состоитъ въ измѣненіи такихъ основныхъ хозяйственныхъ и правовыхъ формъ, которыя слагались исторически, и въ существованіи и измѣненіи которыхъ роль политическаго «(фактора» вообще имѣетъ свои опредѣленные и довольно узкіе предѣлы.
Итакъ, и по глубинѣ соціальнаго значенія, и по трудности достиженія намѣченнаго результата, главное наше вниманіе должна бы привлекать не политическая, а соціальная ось контръ-революціи, — не выпалыватель элементовъ смуты изъ крестьянства, а распылитель самой этой крестьянской массы изъ общинныхъ (а также семейныхъ) коллективовъ въ личныхъ собственниковъ. Вся судьба контръ-революціи связана съ поворотами этой основной «оси внутренней политики». Разрушается ли община, перевоспитывается ли общинникъ въ личнаго собственника? — вотъ основной вопросъ настоящаго и ближайшаго будущаго Россіи.
Теоретически, на словахъ, съ вышесказаннымъ соглашаются почти всѣ. Практически же, на дѣлѣ, теперь, какъ и въ эпоху реакціи 80-хъ и 90-хъ г., въ интеллигенціи и въ литературѣ дошло почти до нуля вниманіе именно къ этимъ внутреннимъ процессамъ народной жизни. Выполняя посильно чисто политическую свою задачу обличенія репрессіи и бюрократическаго самовластія, печать почти перестала видѣть за этой репрессіей подлинную соціальную жизнь народа. Загипнотизировавшись на вопросѣ, что дѣлаетъ власть? — печать слишкомъ мало думаетъ о томъ, что дѣлается въ народѣ?
Въ задуманномъ мною рядѣ очерковъ постараюсь въ общихъ чертахъ намѣтить слѣдующіе, главнымъ образомъ, пункты. 1) Каковы объемъ и значеніе предпринятой бюрократической борьбы противъ крестьянскаго права? Какое общее правовое положеніе создается этой борьбой въ крестьянствѣ? 2) Какія средства употребляла бюрократическая власть въ этой борьбѣ, какія позиціи послѣдовательно занимала она за истекшіе 4 года? 3) Въ какой степени достигнутъ намѣченный результатъ: каковы количественные и качественные итоги выхода изъ общины (и отчасти ея прямого уничтоженія) за первые четыре года контръ-революціоннаго перевоспитанія крестьянства?
Какъ увидитъ читатель, эти четыре тяжелыхъ года прожиты Россіей и прежде всего русскимъ крестьянствомъ недаромъ. И основная суть аграрной политики бюрократовъ, и характерныя ея формы, и главные ея результаты могутъ быть уже опредѣлены съ извѣстной ясностью. А отсюда довольно яснымъ свѣтомъ освѣщается и ближайшее будущее всего контръ-революціоннаго дѣйствія.
Еще нѣсколько вступительныхъ замѣчаній.
Указъ 9 ноября 1906 года вызвалъ уже обширную журнальную литературу. Хотя огромная ея доля крайне поверхностна и шаблонна, но можно насчитать и рядъ серьезныхъ статей (а также рѣчей въ Гос. Думѣ и Гос. Совѣтѣ), гдѣ этотъ актъ получилъ уже извѣстное общее освѣщеніе. Но это освѣщеніе направилось преимущественно лишь на нѣкоторые отдѣльные пункты. Такъ, немало написано спеціально объ юридическомъ значеніи этого акта, постоянно со всѣхъ сторонъ указывается на неизбѣжность крупнаго экономическаго слѣдствія его въ видѣ усиленной пролетаризаціи крестьянства и т. д.
Здѣсь я не буду касаться этихъ отдѣльныхъ пунктовъ наиболѣе бросающихся въ глаза (хотя и далеко не всегда вѣрно улавливаемыхъ на глазомѣръ, — какъ, напримѣръ, особенно въ ходячемъ мнѣніи о пролетаризаціи и т. п.). Я попробую лишь возможно отчетливѣе и полнѣе резюмировать общее правовое значеніе указа 9 ноября 1906 г., — а также закона 14 іюня 1910 г.у — въ связи съ фактическимъ правовымъ положеніемъ крестьянства, и затѣмъ отсюда опредѣлить ту общую правовую атмосферу, которая создана въ деревнѣ этими актами.
Чтобы обратиться сразу къ сути дѣла, начнемъ съ прямого и простого вопроса, отъ отвѣта на который никому нельзя уклониться: кто именно собственникъ земли при общинномъ землевладѣніи, — община, какъ цѣлое, или отдѣльные ея члены?[2].
Для отвѣта на этотъ вопросъ, посмотримъ, какія именно права имѣются у общины, какъ цѣлаго, въ лицѣ ея органа, сельскаго схода, и какія у отдѣльныхъ ея членовъ. При этомъ, конечно, мы возьмемъ по такіе случаи, гдѣ нѣтъ почти никакихъ проявленій общины, т.-е., гдѣ она существуетъ только по названію, — а такіе, гдѣ она проявляется въ дѣйствительности, существуетъ не только по формѣ, но и по существу.
И по закону, и, еще болѣе, по обычаю, община, какъ безличное цѣлое, имѣетъ всѣ права владѣнія, распоряженія и пользованія общинной землей.
Прежде всего несомнѣнно, что надѣлъ при общинномъ землевладѣніи отводится не отдѣльнымъ опредѣленнымъ крестьянамъ, въ опредѣленныхъ въ натурѣ участкахъ, или хотя бы опредѣленныхъ доляхъ, — тогда это было бы общее владѣніе нѣсколькихъ физическихъ лицъ, — а всей ихъ безличной совокупности, безъ опредѣленія притомъ долей ея членовъ. Такимъ образомъ, именно община (независимо отъ послѣдующихъ разнообразныхъ и противорѣчивыхъ ея наименованій въ законѣ и сенатскихъ разъясненіяхъ), становилась владѣльцемъ земли. Затѣмъ это владѣніе общины, какъ безличнаго цѣлаго, постоянно проявлялось и утверждалось, напримѣръ, въ томъ, что она выключала изъ себя старыхъ и включала новыхъ членовъ (съ правомъ на надѣлъ). Есть только одно ограниченіе общины, какъ владѣльца земли: законъ относительно усадебной земли объявилъ владѣльцемъ отдѣльный крестьянскій дворъ, а не общину. Но фактически, въ обычаѣ община простираетъ свою власть, какъ общее правило, и на усадебныя земли, всячески ими распоряжаясь, перенося ихъ, напримѣръ, съ мѣста на мѣсто, урѣзывая или расширяя общую ихъ площадь, передѣляя ихъ уравнительно между членами общины (иногда въ натурѣ, обыкновенно же уравненіемъ въ другихъ угодьяхъ или денежными доплатами).
У общины, какъ безличнаго цѣлаго, и вся полнота права распоряженія, — одинаково, какъ во внѣ, такъ и внутри, т.-е. по отношенію къ отдѣльнымъ ея членамъ.
Община имѣетъ право и по закону, и по обычаю, продавать и покупать землю, сдавать въ аренду, — а теперь и закладывать; если не имѣетъ права завѣщать, то только потому, что по выраженію одного крестьянина, «такъ какъ состоитъ не изъ одного лица, а изъ многихъ, то безсмертна»… Всѣ эти права она имѣетъ не только на землю, но и на всякія другія имущества, какъ недвижимыя (какъ, напримѣръ, различныя строенія), такъ и движимыя (сельско-хозяйственныя орудія и продукты, лавочные товары, капиталы и т. д.). При распоряженіи этими имуществами, а частью независимо отъ того, община вступаетъ съ другими лицами во всевозможныя сдѣлки, договоръ и т. д. (напр., совершаетъ кредитныя операціи, нанимаетъ всевозможныхъ служащихъ и т. п.).
Это все, такъ сказать, во внѣ. Внутри же, по отношенію къ отдѣльнымъ своимъ членамъ, община обладаетъ тою же полнотою правъ распоряженія. Именно, она опредѣляетъ почти все сельско-хозяйственное пользованіе, разбивая свою землю на угодья, опредѣляя систему полеводства и способъ пользованія другими угодьями (лѣсомъ, нѣдрами земли, рыбными ловлями и т. д.). Именно она опредѣляетъ не только въ натурѣ участки для пользованія отдѣльныхъ хозяевъ, но и долю каждаго изъ нихъ, причемъ имѣетъ даже право, при извѣстныхъ, ею же самой устанавливаемыхъ, условіяхъ, и вовсе лишать надѣла безхозяйственныхъ, сдающихъ надѣлы въ аренду и т. п. Правда, это послѣднее право закономъ крайне сужено и пріурочено къ фискальнымъ требованіямъ, по фактически общины осуществляютъ его очень широко[3].
Наконецъ, община же, когда пожелаетъ, лишаетъ и всѣхъ общинниковъ непосредственнаго пользованія, а, вмѣсто отвода имъ надѣловъ, устанавливаетъ непосредственное общинное пользованіе тѣми или иными земельными угодьями или другими имуществами. Такъ, пользованіе выгономъ почти всегда совершается нераздѣльно всей общиной. Весьма часто община сдаетъ въ аренду тѣ или иные участки всевозможныхъ угодій, иногда же организуетъ сама ихъ разработку, либо силами общины (уравнительно на то назначаемыми), либо наемнымъ трудомъ. Есть отдѣльные случаи даже обращенія всей общинной земли подъ общинноартельную обработку. Таковъ же характеръ организуемаго самой общиной непосредственно пользованія нѣдрами земли, рыбными ловлями, торговыми площадями, всякими строеніями, мельницами, маслобойными заводами и т. д. и т. д.
Послѣ сказаннаго ясно, какія права могутъ быть у отдѣльныхъ общинниковъ. Каждый крестьянскій «дворъ» (составляющій опять-таки особую юридическую единицу) является въ лицѣ своего представителя равноправнымъ членомъ сельскаго схода, который и есть органъ общины, какъ цѣлаго. Но никакой отдѣльный общинникъ никакихъ отдѣльныхъ, опредѣленныхъ и независимыхъ отъ общины правъ на землю не имѣетъ. Обыкновенно община предоставляетъ своимъ членамъ право временнаго (и часто, какъ сказано, условнаго) непосредственнаго пользованія даннымъ имъ надѣломъ отъ передѣла до передѣла. Часто тоже отдѣльному общиннику дается ограниченное право распоряженія, а именно: уступки, обмѣна, сдачи въ аренду своего надѣла, конечно, опять-таки отъ передѣла до передѣла, и часто съ разнообразными особыми ограниченіями (разрѣшеніе на то общины, аккуратный взносъ платежей, назначеніе общиной арендатора и т. д. Но все это не есть первичное, особое право отдѣльныхъ общинниковъ, а есть переуступленное каждому изъ нихъ общинное право.
Итакъ, какъ же надо формулировать эту полноту правъ общины, какъ безличнаго цѣлаго и это отсутствіе ихъ у отдѣльныхъ ея членовъ? Очевидно, что формула эта можетъ быть одна, и она дана еще въ 40—50 годы старымъ юристомъ Д. И. Мейеромъ: «право собственности на землю принадлежитъ общинѣ, какъ юридическому лицу».
За выключеніемъ нѣкоторыхъ авторовъ (напр., г.г. Гуляева и Изгоева), которые вводятъ болѣе своеобразныя формулировки и потому вообще отказываются въ данномъ случаѣ отъ такихъ терминовъ, какъ «юридическое лицо» (ниже мы увидимъ, что, оставляя въ сторонѣ терминологію, ихъ анализъ только именно подкрѣпляетъ по существу дальнѣйшіе наши выводы), — я укажу только, что почти всѣ имѣющіяся у меня подъ руками опредѣленія такъ или иначе примыкаютъ къ этому термину (таковы опредѣленія, напр., Побѣдоносцева, Пахмана, Нечаева, Шершеневича, Чупрова, Хвостова, Проекта Гражд. Уложенія Лыкошина). Приведу изъ нихъ для примѣра опредѣленіе г. Лыкошина, — того самаго, который, въ качествѣ товарища министра, теоретически и практически руководитъ теперь «общиноборствомъ». Указывая на неотъемлемость правъ членовъ общинъ, онъ доказываетъ совмѣстимость этого съ признаніемъ ея юридическимъ лицомъ и утверждаетъ, что «… и по организаціи своей, и по совокупности предоставленныхъ ей закону правъ община, несомнѣнно, есть юридическое лицо».
Несомнѣнно, наконецъ, что, поскольку есть въ бюрократическомъ законодательствѣ и въ разъясненіяхъ Сената элементы для точнаго юридическаго опредѣленія общины, они также ставятъ ее ни на какую иную позицію, какъ именно юридическаго лица.
— Если бы ограничиться въ юридическомъ анализѣ общины сказаннымъ, то легко можетъ возникнуть тотъ выводъ, который сдѣлался ходячимъ и который былъ такъ рельефно высказанъ членомъ Госуд. Думы H. Н. Львовымъ: если у отдѣльныхъ общинниковъ нѣтъ никакихъ собственныхъ отдѣльныхъ правъ, а права общины — неограниченъ! и, значитъ, неопредѣленны, — то не получаемъ ли мы въ лицѣ общины именно «безправія личности въ самоуправствѣ толпы»? Все дѣло однако въ томъ, что мы разсмотрѣли одну сторону медали. Мы разсмотрѣли общину въ ея полноправіи, какъ собственника, какъ юридическимъ лицомъ. Мы разсмотрѣли ея права, но не разсмотрѣли другими юридическими лицами, но не разсмотрѣли тѣхъ чертъ различія, которыя дѣлаютъ ее совершенно своеобразнымъ юридическимъ лицомъ Мы разсмотрѣли ея права, но не разсмотрѣли соединенныхъ съ ними и неизбѣжно вытекающихъ изъ нихъ ея обязанностей.
Стоитъ, въ самомъ дѣлѣ, хоть на минуту отрѣшиться отъ ходячихъ предвзятыхъ мнѣній и посмотрѣть на факты дѣйствительности, чтобы увидѣть, что именно, чѣмъ неограниченнѣе и неопредѣленнѣе права общины, тѣмъ шире и глубже дѣлаются вытекающія изъ нихъ обязательства. Это ясно и apiori логически, и показывается генетически изученіемъ процесса складыванія общины. Что, въ самомъ дѣлѣ, установить общинѣ, разъ она можетъ какъ угодно владѣть, распоряжаться и пользоваться землей, а у отдѣльныхъ членовъ нѣтъ никакихъ отдѣльныхъ правъ. Ясно, что цѣлью своихъ дѣйствій община ставитъ свои интересы, а не чьи-то чужіе. Но что значитъ для нея свои интересы? Это можетъ значить только одно: интересы всѣхъ общинниковъ. Но если община дѣйствуетъ для всѣхъ и каждаго изъ своихъ членовъ, то, очевидно, что всѣ ея члены имѣютъ равныя права на удовлетвореніе общиной ихъ интересовъ. Что же вытекаетъ изъ этого равноправія всѣхъ общинниковъ? Только одно, но вмѣстѣ съ тѣмъ и все: право каждаго общинника на уравнительное пользованіе всѣмъ общиннымъ имуществомъ, и это въ каждый данный моментъ, т.-е. не для одного кого-либо, а навсегда для всѣхъ смѣняющихся поколѣній. Къ этому праву, повторяю, приводить логически и генетически, какъ къ единственной возможности правового порядка, именно полноправіе общины при отсутствіи отдѣльныхъ нравъ у ея членовъ[4].
Такимъ образомъ, фактически мы видимъ прямую противоположность тому, что апріорно намѣчаетъ догматическій и незнакомый съ дѣйствительностью либерализмъ. Именно тамъ, гдѣ наблюдается туманность правосознанія и состояніе, дѣйствительно болѣе близкоо къ «безправію» и къ «самоуправству», — именно тамъ какъ разъ наиболѣе слабо и неразвито общинно-уравнительное право. И, наоборотъ, минимумъ «безправія» и «самоуправства» мы находимъ при максимумѣ развитія общины, когда она вполнѣ сознала и проявила и полноту своихъ правъ, и неотдѣлимо связанную съ нимъ широту обязанностей, когда прочно выработался и установился уравнительно-передѣльный порядокъ владѣнія.
Если бы послѣ сказаннаго оставалось еще какое-либо въ этомъ сомнѣніе, то оно уже, во всякомъ случаѣ, устраняется тѣмъ фактомъ, что сами крестьяне съ совершенной отчетливостью повсюду видятъ существо общиннаго землевладѣнія именно въ уравнительномъ перераспредѣленіи земли. Въ отвѣтъ на свою анкету я получилъ множество отзывовъ, какъ нельзя болѣе отчетливо и ярко говорящихъ это. Приведу одинъ изъ нихъ, авторъ котораго волостной старшина Вас- И" Гусевъ (даже безъ спеціальнаго вопроса, а лишь отвѣчая на собственныя мысли, разъясняя неизбѣжность передѣлокъ съ ревизскихъ на наличныя души), изложилъ на своемъ выразительномъ и мѣткомъ полу-крестьянскомъ, полу-литературномъ языкѣ съ рѣдкой точностью и ясностью юридическое существо общинъ: «… земля отведена… обществу, подъ именемъ котораго разумѣются всѣ живые люди, существующіе въ каждый данный моментъ: отдѣльные же его члены перемѣняются — родятся и умираютъ; слѣдовательно, земля отведена обществу, или той юридической единицѣ, никогда не умирающей, а вѣчно живущей; поэтому и люди, когда бы они ни появились на свѣтъ, имѣютъ право на землю»… Нечего, кажется, ни убавить, ни прибавить къ этому опредѣленію общины, исходящему изъ самой общины.
Всѣ вышеизложенныя логическія наши построенія имѣли бы, конечно, лишь отвлеченное этико-юридическое значеніе, если бы были основаны лишь на анализѣ формальнаго закона и отдѣльныхъ «казусовъ» фактическаго обычнаго права. Но уже изъ вышесказаннаго ясно, что община, какъ своеобразное юридическое лицо, осуществляющее трудовое уравнительное пользованіе своихъ членовъ, не есть какая-либо гипотеза изслѣдователей, или только «буква закона», или, наконецъ, лишь исключительное явленіе въ жизни, а есть общее правило крестьянскаго хозяйственно-правового быта, уже и отразившееся совершенно ясно въ его массовомъ правосознаніи.
Въ этомъ можно было сомнѣваться, объ этомъ, какъ и вообще о степени жизнеспособности и соціальномъ значеніи общины, еще можно было спорить полвѣка тому назадъ, при освобожденіи крестьянъ. Тогда, во-первыхъ, въ значительной части формально-общиннаго землевладѣнія еще почти или вовсе не сложилась эта его основная уравнительно-передѣльная функція. Съ другой же стороны и тамъ, гдѣ она сложилась, участіе въ ея зарожденіи и развитіи крѣпостного права и государства ставило подъ сомнѣніе внутреннюю ея силу и жизнеспособность. Наконецъ, отсутствіе точныхъ и массовыхъ свѣдѣній объ организаціи и функціяхъ тогдашней общины не давало возможности всесторонняго объективнаго ея изученія. Весьма понятно поэтому, что великій опоръ объ общинѣ, завязавшійся въ 50-е годы передъ освобожденіемъ крестьянъ, долженъ былъ ограничиться лишь столкновеніемъ историческихъ гипотезъ ея возникновенія, реальное же состояніе и значеніе ея основной хозяйственно-правовой функціи, — уравнительныхъ передѣловъ, — осталось тогда совершенно невыясненнымъ.
Но въ наше время это положеніе опредѣлилось, и этотъ вопросъ освѣтился. Съ одной стороны, община, въ пореформенный періодъ частью предоставленная самой себѣ, частью даже поставленная въ условія, тормозившія ея жизнь и развитіе, успѣла за эти 4—5 десятилѣтій въ своихъ «самовольныхъ» (какъ выражались крестьяне) передѣлахъ, выявить свою собственную внутреннюю потенцію, уже независимо или даже наперекоръ государственному вліянію. Съ другой стороны три народническихъ поколѣнія, — народники-этнографы 60-хъ, народники-беллетристы 70-хъ и народники-статистики 80-хъ годовъ, — совершили огромное, нигдѣ доселѣ небывалое изученіе народа вообще, крестьянства съ частности, и общины въ особенности. Огромный массовой матеріалъ земской статистики освѣтилъ яснымъ свѣтовъ общину въ ея основной уравнительно-передѣльной функціи.
Какой же выводъ дали итоги этихъ массовыхъ матеріаловъ? Сведя основную массу данныхъ земской статистики и дополнивъ ихъ спеціальными (какъ оказалось по провѣркѣ, достаточно точными) матеріалами волостныхъ правленій, я получилъ статистическую сѣть, охватившую болѣе трети общаго числа общинъ, семей и десятинъ земли общиннаго землевладѣнія и распространившуюся на всевозможные районы Россіи. Выводъ этого несомнѣнно рѣшающаго статистическаго итога былъ тотъ, что лишь 1/5, часть общиннаго населенія или вовсе не практикуетъ передѣловъ, или практикуетъ ихъ въ слабой, зачаточной формѣ, а 4/5 общинниковъ самопроизвольно перевели изъ потенціи въ дѣйствіе выше очерченное основное право общины уравнительнаго распредѣленія земли между ея членами {Интересно, что эти добытые мною статистическіе итоги уравнительной жизнедѣятельности общины, несмотря на то, что являются наиболѣе полными и наиболѣе точными свѣдѣніями объ общинѣ (что никѣмъ до сихъ поръ не оспаривалось), обычно просто игнорируются. Даже когда въ отдѣльныхъ случаяхъ на нихъ дѣлаются ссылки, — какъ, напр., г. Шингаревымъ въ преніяхъ по указу 9 ноября въ Гос. Думѣ, — то отвѣтомъ на нихъ является простое молчаніе. Исключеніе я встрѣтилъ только одно, но оно лишь подтверждаетъ правило: въ «Россіи» была подхвачена критическая замѣтка о моихъ выводахъ А. А. Кауфмана и «переизложена» въ такомъ видѣ, будто г. Кауфманъ отвергаетъ всѣ общіе мои выводы и все значеніе моихъ цифръ, чего, конечно, отнюдь на самомъ дѣлѣ не было.
Что же значитъ это молчаніе? Почитаются ли представленные мною итоги не дающими ничего новаго по сравненію съ другими данными? Нѣтъ, они совершенно расходятся, хотя бы, напр., съ попыткой офиціальной статистики освѣтить по-своему вопросъ. Опорочивается ли самая ихъ точность (въ способахъ собиранія и разработки)? Нѣтъ, даже и намека на такое сомнѣніе не было высказано до сихъ поръ; въ единственномъ извѣстномъ мнѣ случаѣ, когда по одной губерніи (Ярославской) была параллельно съ моей разработкой продѣлана въ мѣстномъ земскомъ статист. бюро самостоятельная сводка тѣхъ же самыхъ данныхъ (кстати сказать, подъ руководствомъ скорѣе скептически, отрицательно настроеннаго по отношенію къ общинѣ изслѣдователя), — то итоги получились, какъ было мнѣ сообщено, тѣ же самые, какъ у меня. Но если представленныя мною цифры объ общинѣ и важны, и достовѣрны, то почему бы ихъ игнорировать?
Вѣроятнѣйшій отвѣтъ я нашелъ въ рѣчи докладчика Гос. Думы по указу 9 ноября г. Шидловскаго. Сообщивъ Думѣ очень спокойно о томъ невѣроятномъ фактѣ, что думская комиссія, разсматривавшая законопроектъ, рѣшавшій судьбу общины, вовсе даже не дебатировала вопроса объ общинѣ по существу, г. Шидловскій указалъ столь же спокойно и наивно и причину этого: «этотъ вопросъ каждый интересующійся человѣкъ великолѣпно знаетъ, если онъ только немножко слѣдилъ за литературой этого вопроса» (Курсивъ мой. К. К. Стеногр. отчетъ засѣданія Гос. Думы. Третій созывъ, сессія II, ч. I, стр. 169). Да, именно такъ: безпримѣрно сложный узелъ общиннаго права у насъ пытаются разрубить тѣ, кто, «немножко послѣдивъ», увѣренъ, что «великолѣпно знаетъ». Такимъ, конечно, незачѣмъ утруждать себя ознакомленіемъ со сводкой статистическихъ матеріаловъ по общинѣ, для нихъ это — пустая трата времени.}.
Послѣ сказаннаго намъ вполнѣ ясно юридическое значеніе указа 9 ноября 1906 года. Правительство «обновленнаго строя» отнюдь не лишило прямо общину, какъ юридическое лицо, правъ собственности на ея землю (и другое имущество). Оно даже не ограничило вышеочерченнаго огромнаго круга ея правъ и въ частности не посягнуло на основное ея право, — и въ то же время обязанность уравнительнаго перераспредѣленія земли между своими членами. Оно только, сохранивъ за общиной всю полноту ея собственности, предоставило вмѣстѣ съ тѣмъ каждому ея члену право захватывать въ свою личную собственность ту землю (или то имущество), которую община надѣлила ему во временное пользованіе.
Для юриста, или хотя бы для человѣка, усвоившаго самые элементарные правовыя понятія, возникаетъ, конечно, неразрѣшимое недоумѣніе: кто же въ такомъ случаѣ является тутъ собственникомъ? Община? — но какъ же тогда безъ ея согласія захватывается ея земля? Члены ея? — но какимъ же образомъ у общины остаются всѣ исключительно широкія собственническія права? Или, наконецъ, никто изъ нихъ не собственникъ, или оба — собственники?.. Тщетно было бы пытаться «объять необъятное», согласить несогласимое. Этотъ основной актъ соціальной контръ-революціи не поддается никакому юридическому пониманію. Какъ политическое «обновленіе» всей Россіи, такъ и хозяйственно-правовое перевоспитаніе крестьянства произведены по одному и тому же небывало простому способу: посредствомъ механической склейки двухъ взаимно противоположныхъ и безусловно другъ-друга исключающихъ правовыхъ началъ.
Какъ въ томъ, такъ и въ другомъ случаѣ оптимистамъ остается надѣяться на самую жизнь: уже она постепеннымъ накопленіемъ «прецедентовъ» сдѣлаетъ болѣе вѣскимъ и сильнымъ какой-либо одинъ изъ борющихся элементовъ и установитъ то или иное устойчивое равновѣсіе. Умѣренные либералы могутъ надѣяться, что когда-либо прецеденты начнутъ накопляться въ пользу конституціи, правые могутъ радоваться тому, что пока это накопленіе совершается рѣзко въ сторону неограниченнаго самодержавія. Такъ точно и въ общинѣ можно разно представлять себѣ фактическій исходъ изъ получившагося положенія, но надо, во всякомъ случаѣ, констатировать, что уже въ силу одного этого существованія двухъ взаимоисключающихъ правъ, въ общинѣ должно было водвориться полное и голое безправіе.
Что выходами изъ общины отнюдь не создается даже и для вышедшихъ правовое положеніе личныхъ собственниковъ, это несомнѣнно изъ цѣлаго ряда фактовъ, которые будутъ указаны ниже. Здѣсь установимъ только, что съ другой стороны, не достигая установленія личной земельной собственности, «освобожденіе общины», во всякомъ случаѣ, совершенно остановило дѣйствіе и общиннаго права.
Если разсматривать общину, даже не какъ «своеобразное», а какъ простое юридическое лицо, во всякомъ случаѣ, предоставленіе членамъ ея права захватывать въ ихъ личную собственность землю, составляющую собственность общины, безъ согласія послѣдней, представляетъ введеніе прямого «принудительнаго отчужденія», или «экспропріаціи» по отношенію къ общинному имуществу (т.-и. отобраніе собственности безъ согласія собственника. Ибо экспропріація, вѣдь не перестаетъ быть таковой отъ того, что въ данномъ случаѣ она направлена не противъ 130 тысячъ не трудовыхъ землевладѣльцевъ, а противъ 250 тысячъ трудовыхъ крестьянскихъ коллективовъ. И общинное право поражается такимъ положеніемъ тѣмъ глубже и рѣзче, что экспропріація не производится однажды и тѣмъ или инымъ общественнымъ учрежденіемъ, а устанавливается какъ длительный, постоянный режимъ, при которомъ въ каждый любой моментъ любое изъ частныхъ лицъ, членовъ общины, имѣетъ «право» экспропріировать временно отведенный ему надѣлъ (данный общиной лишь на пользованіе, и притомъ не ему лично, а всей данной семьѣ, сообразно семейному именно составу). При такихъ условіяхъ, что же остается отъ общины, какъ собственника?[5].
Но община не простое, а «своеобразное» юридическое лицо, и именно поэтому личныя экспропріаціи еще глубже поражаютъ ее. Именно потому, что у членовъ общины нѣтъ постоянныхъ неизмѣнныхъ долей въ общинномъ имуществѣ, а что доли эти уравнительно мѣняются соотвѣтственно измѣненіямъ семей, — именно поэтому захватчики общинныхъ надѣловъ не только насильственно разрываютъ связанное въ общихъ интересахъ имущество, но кромѣ того, вырывая данный имъ временно надѣлъ навсегда изъ уравнительнаго распредѣленія, тѣмъ самымъ прямо лишаютъ другихъ общинниковъ того надѣленія, той доли, которая могла и должна была бы причитаться имъ въ будущемъ. Конечно, правомъ захвата воспользуются не обдѣленные, которымъ, наоборотъ, выгоденъ уравнительный передѣлъ, а сверхнадѣленные, которые такимъ образомъ и обѣднятъ остальныхъ. При такомъ положеніи, когда общинникамъ извнѣ дается право нарушать въ любой моментъ то взаимообязательство, которое представляетъ каждый изъ періодическихъ передѣловъ, исчезаетъ всякое понятіе объ общинно-уравнительномъ правѣ, исчезаетъ всякая возможность продолженія этихъ передѣловъ, немыслимыхъ безъ взаимообязательства на постоянную уравнительность. Такимъ образомъ, захваты въ личную собственность, введенные указомъ 9 ноября, не только механически урываютъ и отрѣзаютъ общинную собственность, но и задерживаютъ и застопориваютъ самую основную уравнительно-передѣльную функцію общиннаго организма.
Такъ во многихъ случаяхъ поняли и сами крестьяне, и деревенскіе юристы, — волостные писаря, — суть указа 9 ноября. Одинъ изъ послѣднихъ, напр., пишетъ въ отвѣтъ на вопросъ одной изъ организованныхъ мною анкетъ слѣдующее: «Съ опубликованіемъ закона 9 ноября 1906 года крестьяне считаютъ, что земля перешла въ ихъ собственность, кто какимъ надѣломъ владѣлъ до вступленія въ силу закона 9 ноября»… Это, конечно, только логично: если каждый имѣетъ право захватывать надѣлъ въ собственность, то не приходится ли попробовать признать каждаго собственникомъ? И тогда получается «загадочная картина»: гдѣ община?..
Итакъ, «освобожденіе общины», выставляемое какъ продолженіе освобожденія крестьянъ, состояло собственно въ освобожденіи отъ общины. Принявъ ее, согласно догмату высокаго либерализма, за «безправіе личности при самоуправствѣ толпы», контръ-революція выдѣлами по указу 9 ноября установила «безправіе толпы при самоуправствѣ личности». Не отмѣнивъ формально общинное право, она клипомъ вогнала въ самую его сердцевину право личное. Контръ-революція, по мѣткому выраженію публициста «Петербургскихъ Вѣдомостей», г. Рославлева, поступила съ общиной, оказавшейся очагомъ революціи, «какъ поступаютъ съ орудіями, попавшими въ руки непріятеля: его попортили, заклепали».
При всей своей юридической абсурдности выдѣлы изъ общинъ представляли, несомнѣнно, для бюрократіи максимумъ политической цѣлесообразности. Во-первыхъ, бюрократическая власть не выступала прямо въ собственномъ лицѣ съ требованіями отъ крестьянъ отмѣны ими ихъ права: она предоставляла лишь всѣмъ желающимъ изъ общинниковъ возставать противъ общинной собственности и захватывать ее. Такимъ образомъ, первая брешь въ общинѣ пробивалась не непосредственно рукой самой бюрократіи, а отступниками изъ среды самой же общины, лишь натолкнутыми предложеннымъ соблазномъ на захваты общинной земли. Поэтому сразу же, вмѣсто сплоченія общинниковъ противъ чиновничьяго насилія, получалась внутренняя междоусобица въ общинѣ, сразу же начиналась распря въ станѣ враговъ. Во-вторыхъ, самая уже карта, на которую ставилась «ставка», — захватъ отдѣльными общинниками общинной земли, заранѣе могла считаться козырной и почти безпроигрышной, такъ какъ извѣстный контингентъ, во-первыхъ, чуждыхъ общинѣ — хозяевъ и, во-вторыхъ, сильно перенадѣленныхъ, т.-е. подверженныхъ крайнему соблазну захвата, былъ, несомнѣнно, обезпеченъ. Очень скоро опытъ и показалъ полный успѣхъ «ставки» на общинную междоусобицу: выдѣлы пошли повсюду очень быстрымъ темпомъ.
Но страннымъ образомъ этотъ крупный выигрышъ на первую «ставку» не удовлетворилъ бюрократическую власть. Почему? Оттого ли, что этотъ первый успѣхъ показался непрочнымъ? Или оттого, что моментъ полнаго «успокоенія» и апатіи послѣ революціи показался особенно соблазнительнымъ для немедленнаго полнаго искорененія общины? Или просто, наконецъ, тутъ дѣйствовала не логика холоднаго, а психологія горячаго политическаго игрока, котораго успѣхъ опьяняетъ и отсутствіе сопротивленія подталкиваетъ къ все болѣе рѣшительнымъ поступкамъ? — Трудно сказать. Фактъ, однако, тотъ, что бюрократическая власть не удовлетворилась тѣмъ, что внесла ядъ разложенія выдѣловъ во всѣ общины, а рѣшила еще кромѣ того и прямо уничтожить часть общинъ, — тѣ, которыя казались послабѣе. По дополненію, проведенному къ указу 9 ноября 1906 года въ законѣ 14 іюня 1910 года, всѣ общины, въ которыхъ не было общихъ передѣловъ со времени полученія ими надѣла, объявлены были простымъ велѣніемъ закона, помимо воли и вѣдома ихъ членовъ, личной земельной собственностью.
Требуются ли разъясненія значенія этого акта? Юридическое его существо не требуетъ поясненій: экспропріація земли отъ общины въ пользу ея отдѣльныхъ членовъ проведена тутъ прямо и открыто- Можетъ быть, вопросъ лишь о степени и характерѣ фактическаго принужденія, связаннаго съ этимъ актомъ. И самъ П. А. Столыпинъ, и голосовавшіе законъ депутаты настаивали, будто въ дѣйствительности насилія тугъ не будетъ, ибо общины безъ общихъ передѣловъ фактически уже перестали быть общинами. Для провѣрки такого положенія, въ виду крайней неосвѣдомленности, господствующей у насъ объ общинѣ, я и считаю необходимымъ привести нѣсколько фактическихъ справокъ.
Очевидно, что объявленіе общинъ безъ общихъ передѣловъ личной собственностью могло бы не явиться насиліемъ лишь при слѣдующихъ условіяхъ. Во-первыхъ, если бы отсутствіе общихъ передѣловъ дѣйствительно было бы равносильно отсутствію въ данной общинѣ всякихъ проявленій общиннаго права. Во-вторыхъ, если бы это отсутствіе внѣшнихъ проявленій общиннаго права было равносильно отрипанію крестьянами общины. Въ-третьихъ, если бы это отрицаніе общины необходимо означало предпочтеніе крестьянами общинѣ не какой-либо иной, а именно личной собственности на землю. Наконецъ, если бы у самихъ крестьянъ не было никакихъ легальныхъ юридическихъ путей для самопроизвольнаго перехода отъ общинной къ личной земельной собственности. Ясно, что при отсутствіи хотя бы одного изъ этихъ условій прямое и коренное измѣненіе закономъ формы собственности безъ спроса самихъ собственниковъ является принудительной ихъ экспропріаціей. Въ дѣйствительности же не существуетъ, ни перваго, ни второго, ни третьяго, ни четвертаго условія.
Достаточно самаго бѣглаго знакомства съ общинными формами, чтобы знать, что отсутствіе общихъ передѣловъ отнюдь не означаетъ отсутствія общинной жизнедѣятельности.
Общеизвѣстно, во-первыхъ, что кромѣ общихъ передѣловъ крестьяне передѣляютъ землю еще частными передѣлами (такъ называемыми въ крестьянствѣ «свалками-навалками» надѣловъ). Насколько вообще распространены эти частные передѣлы и насколько мало сокращены они запретившимъ ихъ закономъ 1893 года, показываютъ слѣдующія, напр., цифры по Владимірской губерніи:
| Изъ 100 указаній о частныхъ передѣлахъ приходится указаній: |
|
|
| |
| объ отсутствіи ихъ о наличности ихъ | 7,5 |
| ||
| 92,5 |
А всего общинъ съ частными передѣлами къ началу 1900-хъ годовъ было указано по Владимірской губерніи 51,9 %, т.-е. больше половины. Это по даннымъ земской статистики. По отвѣтамъ же волостныхъ правленій общины, которыя передѣляютъ землю посредствомъ только однихъ частныхъ передѣловъ безъ общихъ и потому подлежатъ по «освободительному» закону принудительному превращенію въ личную собственность, — составляютъ во Владимірской губерніи 45,8 %, т.-е. подлежитъ уничтоженію около половины общинъ совершенно жизнедѣятельныхъ. Таковъ же или близокъ къ этому % общинъ съ частными передѣлами, но безъ общихъ и въ рядѣ другихъ преимущественно нечерноземныхъ губерній. Такимъ образомъ, законъ 14 іюня 1910 года завѣдомо (ибо существованіе частныхъ передѣловъ извѣстно авторамъ этого закона), превращаетъ принудительно въ личное землевладѣніе многія тысячи вполнѣ жизнедѣятельныхъ общинъ.
Но этого мало. Даже и полное отсутствіе не только общинъ, но и частныхъ передѣловъ, отнюдь не означаетъ отсутствія общинной жизнедѣятельности. Во-первыхъ, общины могутъ сдавать и дѣйствительно сдаютъ свою землю въ аренду: ясно, что это исключаетъ передѣлы земли (дѣлится арендная сумма), и настолько же ясно, что община тугъ, какъ юридическое лицо, проявляетъ полноту своего собственническаго права на землю. Кромѣ того, община нерѣдко владѣетъ такими угодьями, или держится такихъ способовъ хозяйства, при которыхъ исключаются передѣлы земли: таковы, напр., случаи скотоводческаго хозяйства или чисто лѣсного, или владѣнія рыбными ловлями, съ общинно-артельнымъ промысломъ, таковы всѣ случаи владѣнія общиной какими-либо особыми предпріятіями (пристанями, базарами, заводами и т. д.), таковы, наконецъ, встрѣчающіеся уже случаи общинно-артельнаго веденія земледѣльческаго хозяйства. Во всѣхъ этихъ крайне разнообразныхъ и въ общей совокупности немалочисленныхъ случаяхъ никакихъ передѣловъ не только нѣтъ, но и не можетъ быть; и, тѣмъ не менѣе, уравнительная и хозяйственная жизнедѣятельность общины не только не исключена, но нерѣдко именно кристаллизовалась въ самыя высшія свои формы. И именно благодаря этому высшему развитію общиннаго начала эти общины также обречены на насильственное обращеніе въ личную собственность.
Что во всѣхъ намѣченныхъ случаяхъ отсутствіе общихъ передѣловъ не означаетъ отрицанія крестьянами общины, это совершенно ясно. Но нельзя ли усмотрѣть такого отрицанія по крайней мѣрѣ въ тѣхъ случаяхъ, когда нѣтъ не только никакихъ передѣловъ, но и дру- іихъ какихъ-либо серьезныхъ проявленій общинной жизнедѣятельности, или когда такія проявленія составляютъ очень малую, близкую къ нулю величину? Длинный рядъ элементарныхъ фактовъ совершенно исключаютъ и это предположеніе-Такіе случаи отсутствія или почти отсутствія какъ передѣловъ, такъ и другихъ проявленій общинной жизни сводятся, главнымъ образомъ, къ слѣдующимъ основнымъ категоріямъ. 1) Семейно-захватное владѣніе на многоземельныхъ окраинахъ Россіи. 2) Застывшее, безпредѣльное за весь пореформенный періодъ владѣніе (преимущественно, у бывшихъ помѣщичьихъ крестьянъ). 3) Господство частныхъ соглашеній между хозяевами и невмѣшательство общинъ въ періодъ равнодушнаго отношенія къ «тяжелому» надѣлу (также у бывшихъ помѣщичьихъ крестьянъ). 4) Случаи, когда, вслѣдствіе ли выселенія части членовъ общины, или покупки (или аренды) внѣнадѣльной земли, безнадѣльные и малонадѣльные хозяева получаютъ землю и безъ передѣла.
Ни въ одномъ изъ этихъ случаевъ отнюдь не происходить окончательнаго застыванія общины и разложенія ея въ подворное владѣніе, а наблюдается лишь временное пребываніе общинно-уравнительнаго права, такъ сказать, въ потенціи, безъ перехода въ дѣйствіе только по ненужности, нецѣлесообразности этого. Но, какъ показываютъ обширные и безспорные статистическіе матеріалы, и въ этихъ случаяхъ, какъ только назрѣваетъ нужда въ передѣлахъ, они постепенно появляются и развиваются. Семейно-захватное владѣніе развивается въ общинно-передѣльное, застывшія помѣщичьи общины даже черезъ 4—5 десятилѣтій однѣ за другими пробуждаются къ уравнительно-передѣльной жизнедѣятельности и, наконецъ, послѣ періода равнодушнаго отношенія къ землѣ со вздорожаніемъ земли, съ обостреніемъ борьбы за нее, съ развитіемъ земельной тѣсноты даже при выселеніи и прикупкѣ земли, развивается и во всѣхъ этихъ временно замерзшихъ общинахъ вполнѣ активная передѣльная жизнедѣятельность.
Итакъ, какъ общее правило, даже и при отсутствіи значительныхъ проявленій общинной жизнедѣятельности мы имѣемъ дѣло не съ отрицаніемъ общины населеніемъ, какъ изжитой имъ формы прошлаго, а наоборотъ, либо лишь съ началомъ ея развитія, либо только съ временной заминкой въ этомъ развитіи въ силу ряда внѣшнихъ условій. Ясно, что подстерегать эти моменты для формальнаго уничтоженія общины сверху велѣніемъ закона, значитъ идти прямо противъ одного изъ самыхъ основныхъ и глубокихъ теченій въ народномъ правосознаніи, значитъ срѣзать только что пробивающійся изъ земли вполнѣ жизнедѣятельный ростокъ общиннаго права.
Но неужели, скажетъ читатель, во всей огромной и столь разно образной по географическимъ и историческимъ условіямъ общинной Госсіи не найдется все-таки замѣтнаго числа случаевъ, когда крестьянство не только фактически не примѣняетъ общинныхъ началъ, но и въ правосознаніи своемъ отрицаетъ общину?
Конечно, такіе случаи есть. На западѣ, юго-западѣ и отчасти югѣ, въ замѣтномъ числѣ общинъ бывшихъ помѣщичьихъ крестьянъ, гдѣ и раньше въ самомъ населеніи, повидимому, не успѣло сложиться общиннопередѣльное владѣніе и было установлено при освобожденіи чисто формально на бумагѣ, — тамъ въ замѣтномъ числѣ общинъ не видно до сихъ поръ никакихъ серьезныхъ признаковъ пробужденія или зарожденія общинной жизнедѣятельности. Кромѣ того, и въ остальной Россіи попадаются тамъ и сямъ единичныя общины, не выказывающія никакихъ признаковъ жизни. Но, во-первыхъ, такихъ дѣйствительно, отмершихъ или полу-отмершихъ общинъ наберется всего нѣсколько тысячъ на 200—'250 тысячъ общинъ. Во-вторыхъ же, онѣ вслѣдствіе своей мелкости и малоземельности, охватываютъ лишь ничтожную долю общиннаго населенія и общинной территоріи.
Но и помимо того, — и это для насъ сейчасъ главное, — освободители отъ общины оставили дѣло такъ, что даже и здѣсь уничтоженіе общины вышло принудительнымъ и насильственнымъ: если въ этихъ общинахъ населеніе дѣйствительно вовсе не держится за община, то это не значитъ, что оно предпочитаетъ ей личную собственностъ. Наоборотъ, имѣющійся матеріалъ по обычному праву, съ особенной яркостью рисуютъ силу подворной, семейной собственности, между прочимъ, какъ разъ въ этихъ районахъ чисто формальной, безъ духа живого, общины.
Такимъ образомъ, даже и въ тѣхъ немногихъ случаяхъ, когда самая отмѣна общины не противорѣчила бы правосознанно населенія, она все-таки проведена, въ общемъ правилѣ, какъ актъ принудительный, благодаря произвольному окрещенію такихъ крестьянъ не въ семейныхъ, а въ личныхъ собственниковъ.
Остается, наконецъ, послѣдній вопросъ: можетъ быть, акту этому есть объясненіе въ отсутствіи какихъ бы то ни было легальныхъ путей для перехода отдѣльныхъ общинниковъ и цѣлыхъ общинъ отъ общинной къ личной собственности? Не говоря уже о томъ, что и въ этомъ случаѣ законъ могъ бы лишь создать эти пути, а не отмѣнять общину огуломъ у желающихъ того и не желающихъ, — кромѣ того, даже и внѣшняго предлога такого не существуетъ, ибо пути эти уже имѣются. Съ одной стороны уже пятое десятилѣтіе, какъ всякая община можетъ постановленіемъ 2/3 голосовъ перейти къ подворному владѣнію. Затѣмъ, и раньше уже статья о досрочномъ выкупѣ, и теперь самъ разсматриваемый законъ о выдѣлахъ изъ общины давали и даютъ путь также и отдѣльнымъ общинникамъ къ выходу изъ общины, притомъ въ настоящее время именно не къ подворной, а къ личной собственности. Такимъ образомъ, хотя двери къ выходу изъ общины были вполнѣ открыты крестьянству и раньше, хотя закономъ о выдѣлахъ безъ согласія общины онѣ распахнуты совсѣмъ настежь, и къ нимъ уже прямо даже подтолкнута часть общинниковъ, но бюрократіи всего этого мало, она спѣшитъ еще прямо силой вытолкнуть за эти двери цѣлую огромную категорію крестьянскаго общиннаго населенія. И все это, конечно, во имя свободы, а не насилія, все во имя освобожденія общины, а не освобожденія объ общины.
Намъ остается теперь приблизительно очертить тотъ кругъ общиннаго крестьянства, который подлежитъ по закону 14 іюня 1910 г. принудительному окрещенію въ личную собственность.
Отправляясь отъ того распредѣленія общиннаго и подворнаго крестьянскаго землевладѣнія, которое указано послѣднимъ изслѣдованіемъ Центр. Статистич. Комитета въ 1905 году и отъ установленной мною по даннымъ земской статистики и волостныхъ правленій распространенности разныхъ общинныхъ формъ, я исчислилъ, сколько отойдетъ общинной земли къ категоріямъ, или вовсе безпередѣльнымъ, или слабо передѣльнымъ, или, наконецъ, передѣльнымъ, но съ частными, а не общими передѣлами. Оказалось, что къ этимъ категоріямъ отходитъ круглымъ счетомъ до 2/5 всей общинной территоріи. Изъ 100 милліоновъ десятинъ общинной земли въ Европейской Россіи «принудительно отчуждается» такимъ образомъ бъ пользу личной собственности около 40 милліоновъ десятинъ- Не менѣе 20 милліоновъ общиннаго крестьянства подлежитъ окрещенію въ личныхъ собственниковъ.
Каково же правовое положеніе этой массы русскаго общиннаго крестьянства? Довольно поставить этотъ вопросъ, чтобы отвѣтить на него. Г. Корвинъ-Милевскій, горячо отстаивая рѣшительное уничтоженіе общины, съ присущимъ ему остроуміемъ, такъ формулировалъ и оправдывалъ правительственное общинноборство: «тонущаго человѣка вытаскиваютъ изъ воды за волосы, ударивъ кулакомъ по головѣ»[6]. Этотъ образъ съ большой точностью и силой формулируетъ положеніе съ однимъ, однако, поясненіемъ: бюрократія дѣйствительно «ударивъ кулакомъ по головѣ, тащитъ за волосы» два десятка милліоновъ общиннаго крестьянства подлежитъ окрещенію въ личныхъ собственниковъ, спасаетъ утопающаго, но сами-то эти массы крестьянъ вовсе не считаютъ себя утопающими. А при такихъ условіяхъ намъ совершенно ясно должно быть и то положеніе, которое создается въ правосознаніи крестьянства этими выталкиваніями кулакомъ и вытаскиваніемъ за волосы изъ общины. Община и общинное право попадаютъ въ «нелегальное положеніе»…
- ↑ «Русь», 1905 г., № 191.
- ↑ Формально этотъ вопросъ надо бы поставить иначе. Съ одной стороны въ нѣкоторыхъ случаяхъ собственникомъ является не обшина и не ея члены, а третье лицо, — напр. государство, казачье войско, инородческая, такъ сказать, областная община. А съ другой стороны и вообще все надѣльное землевладѣніе не полноправно и не представляетъ чистой собственности. Но насъ здѣсь интересуетъ не внѣшняя форма, а сущность общиннаго права. А это существо фактически, какъ общее правило нисколько не закрывается государственнымъ земельнымъ правомъ, и складывается и проявляется совершенно опредѣленно, полно и законченно.
- ↑ Такъ, напр., во Владимірской губерніи, по разработаннымъ мною даннымъ земской статистики, изъ общаго числа указаній о томъ, какъ надѣляютъ отсутствующихъ, оказывается, что только въ 54 % случаяхъ отсутствующимъ община даетъ надѣлы, въ 20 % они надѣловъ не получаютъ условно (обыкновенно, впредь до возвращенія или до обзаведенія хозяйствомъ) и въ 26 % — не получаютъ безъ всякихъ оговорокъ. Эти и другія подобныя лишенія надѣловъ только въ видѣ исключенія бываютъ простыми злоупотребленіями, чаще они объясняются отказомъ самихъ отсутствующихъ (гдѣ «надѣлъ тяжелъ»), обыкновенно же тутъ проявляется трудовое начало, обусловливающее право общинника на надѣлъ непосредственнымъ трудовымъ пользованіемъ.
- ↑ Интересно, что эта правовая суть общины ясно указана и Сенатомъ. Такъ, въ Рѣіи. Общ. Собр. 1, 2 и кассац. Деп. 1887 г., № 97, говорится слѣдующее: «физическое лицо не можетъ указать ни одну количественную часть имущества, которую имѣло бы въ исключительной своей власти; самое число членовъ общины не есть нѣчто постоянное, но измѣняется извнутри и извнѣ — наростаеть и уменьшается. Каждому члену общины принадлежитъ только право владѣнія, но и то лишь въ передѣлахъ, установленныхъ обществомъ». Цит. по Трудамъ Раб. Ком. на иск. зак. о крест. V. СПБ. 1903. Стр. 96—97.
- ↑ Всего этого мало. Г. Родичевъ очень кстати во время преній въ Госуд. Думѣ указалъ, что даже, не принимая общину за юридическое лицо, а приравнивая ее къ простому общему владѣнію физическихъ силъ, — даже и тогда должно было бы по дѣйствующему закону, хотя я предоставивъ каждому совладѣльцу выдѣляться безъ согласія остальныхъ (прим. I, ст. 552, т. X), дать, однако, остальнымъ совладѣльцамъ право, въ случаѣ продажи или залога однимъ изъ совладѣльцевъ его доли, «если не захотятъ они допустить до выдѣла этой части… сохранить оную за собой, заплативъ за нее деньгами» (ст. 555, т. X). Такимъ образомъ, указъ 9 ноября 1906 г. и за нимъ законодательныя учрежденія лишаютъ общину даже общегражданскаго права при общемъ владѣніи на выкупъ выдѣляемой доли. Выходитъ, что по указу община и не юридическое лицо, и даже не общее владѣніе. Ріо тогда что же она такое?
- ↑ Интервью корреспондента «Рус. Слова», 7/ХІ, 1908.