ОБЩЕСТВЕННЫЕ ИНСТИНКТЫ ПЧЕЛЪ.
правитьЧеловѣкъ, могущество котораго извѣдано десятками породъ четвероногихъ и птицъ, признавшихъ надъ собой его господство и закабалившихъ себя на вѣчную ему службу, — чувствуетъ совершенное безсиліе въ борьбѣ съ маленькимъ, часто едва замѣтнымъ для глаза, непріятелемъ. Эта мелюзга, съ шестью и болѣе лапками, постоянно заявляетъ сильный протестъ противъ притязаній своего двуногаго тирана и ведетъ съ нимъ ожесточенную войну, нападая какъ на него самого, такъ и на все, что ему принадлежитъ. Человѣкъ употребляетъ всѣ усилія своего изворотливаго ума въ борьбѣ съ неутомимымъ непріятелемъ, — но все напрасно; и не являйся къ нему на помощь неожиданные союзники, онъ давно бы призналъ себя побѣжденнымъ и погибъ въ неравной борьбѣ. Враги человѣка имѣютъ другихъ враговъ, которые, работая въ свою пользу, тѣмъ самымъ однако помогаютъ человѣку. Крошечные червячки, величиной съ булавочную головку, живущіе внутри деревянныхъ балокъ, входящихъ въ составъ великолѣпнѣйшихъ сооруженій, спасающихъ" Голландію отъ наводненія, уже давно составили заговоръ уничтожить это чудо человѣческаго труда и отдать богатѣйшія и роскошнѣйшія поля Нидерландовъ въ жертву моря. Они все подготовили для успѣха предпріятія, но тутъ на помощь человѣку является пиголица: она лакомится червячками и мѣшаетъ имъ увеличивать свои силы посредствомъ естественнаго приращенія; они постоянно теряютъ работниковъ и никакъ не могутъ достичь до той цифры населенія, какая необходима для того, чтобы потопить Нидерланды.
Тщетны усилія человѣка избавиться отъ нападеній своего назойливаго врага; его не спасаетъ ни тройной щитъ, представляемый его плотной одеждой, ни королевская неприкосновенность: хитрецы всегда найдутъ незащищенное мѣсто-и жалятъ, жгутъ, кусаютъ, не даютъ ни минуты покоя царю природы. Ихъ закоренѣлая ненависть не прекращается даже послѣ смерти ихъ врага; трупъ человѣка подвергается тѣмъ же нападеніямъ. Однимъ словомъ, насѣкомое — существо съ самыми разрушительными наклонностями и мы можемъ защититься отъ нихъ развѣ только въ томъ случаѣ, если произведемъ контръ-революцію.
Какъ же благодаренъ долженъ быть человѣкъ тому насѣкомому, которое само рѣшилось подать ему руку примиренія, мало того, согласилось заключить съ нимъ оборонительный и наступательный союзъ.
Пчела сошлась съ человѣкомъ въ самыя первыя историческія времена его жизни. Она рѣшилась на этотъ шагъ не безъ усилій. Кто знаетъ, чего ей стоило плыть противъ теченія всеобщей ненависти однородныхъ съ нею существъ къ человѣку? Прежде, чѣмъ она подписала трактатъ союза своего съ человѣкомъ, она должна была вынести сильную оппозицію, родившуюся въ нѣдрахъ ея собственнаго семейства, въ средѣ близкихъ ея родственниковъ, — трутней и ось. Выйдя побѣдительницей изъ борьбы противъ слѣпой и систематической ненависти насѣкомыхъ къ человѣку, пчела заслужила признательность своего бывшаго врага. Съ этой именно стороны и смотрѣли на нее мудрѣйшіе народы древности.
Страстные почитатели прогресса и искуства, греки, присудили безсмертіе пастуху Аристу, изобрѣтателю улья и первому виновнику прирученія пчелъ. Какъ умны были эти греки, какъ просто, скромно и, главное, экономно умѣли они награждать людей! Не имѣя средствъ предложить изобрѣтателю пожизненный пенсіонъ, въ видѣ національной награды, они ловко избѣгали затрудненія, предлагая своему доблестному гражданину мѣстечко на Олимпѣ. Патентъ на безсмертіе льстилъ національной гордости и не требовалъ расходовъ — очень остроумно! Съ другой стороны надежда стать надъ толпою такъ высоко, чтобы въ одинъ прекрасный день получить храмъ и жертвенникъ была слишкомъ достаточна для поддержанія въ человѣкѣ священнаго огня благороднаго честолюбія. Какая громадная разница между воззрѣніями древнихъ и новѣйшихъ народовъ на изобрѣтателей и какъ невыгодно сравненіе для послѣднихъ! Вмѣсто того, чтобы выдавать изобрѣтателямъ патенты на безсмертіе, новѣйшіе народы сажали ихъ въ мрачныя темницы; и въ нихъ-то люди, подобные Галилею, Христофору Колумбу, должны были искупать свой геній. Могутъ возразить, что для насъ эти мрачныя времена прошли, что потомство произнесло строгій судъ надъ палачами, мучившими великихъ провозвѣстниковъ свѣта, что въ наше время передовые изъ новѣйшихъ народовъ узаконили привилегіи на изобрѣтенія и право наслѣдованія ими. Нельзя не согласиться съ относительной справедливостью подобнаго воззрѣнія, но вмѣстѣ съ тѣмъ нельзя не замѣтить преимуществъ патента на безсмертіе, выдаваемаго, напримѣръ, Геркулесу. Вакху и др., надъ нашей привилегіей на изобрѣтеніе. Сравните при этомъ греческія легенды, въ которыхъ прославляется реальная польза человѣчеству, принесенная героями-полубогами, съ средневѣковыми католическими легендами, имѣющими силу даже и въ-наше время, трактующими также, будто бы, о полезныхъ дѣяніяхъ личностей, выходящихъ изъ ряду вонъ. Сравните — и навѣрное ваши симпатіи будутъ лежать на сторонѣ грековъ.
Древніе натуралисты полагали, что пчела зарождается изъ крови быковъ и коровъ, приносимыхъ въ жертву богамъ. Какъ ни странна подобная теорія, но ее долго но могли пошатнуть, и нужно было пройти сорока вѣкамъ, прежде чѣмъ открылась тайна зарожденія пчелы. Слава этого открытія принадлежитъ слѣпцу Губеру, женевскому гражданину.
Такимъ образомъ невѣжествомъ новѣйшихъ народовъ совершенно извиняется невѣжество древнихъ, но здѣсь, также какъ и вездѣ, греческая ложь была почти также поучительна, какъ и сама истина.
Быкъ и корова, животныя мирныя, сильно привязанныя къ человѣку, для него живущія и умирающія, у грековъ служили символомъ питанія. Быкъ и корова, которыхъ мясо съѣдалось жрецами, а кожа выгодно продавалась, натурально были самой пріятной жертвой богамъ. Евреи вѣрили, что кропленіемъ на присутствующихъ при богослуженіи крови рыжей коровы съ нихъ смываются всѣ нечистоты. Древнимъ весьма логично, было помѣстить во внутренностяхъ драгоцѣнной жертвы начало крылатаго насѣкомаго, такъ страстно любящаго трудъ и съ такой готовностію приготовляющаго для человѣка одинъ изъ самыхъ пахучихъ, здоровыхъ и пріятныхъ продуктовъ его пищи.
Если намъ невозможно признать вмѣстѣ съ пастухомъ Аристомъ, что пчелы возродились изъ внутренностей быка и коровы, мы также не можемъ согласиться съ евреями, утверждавшими, что эти насѣкомыя зародились изъ внутренностей льва.
Оставимъ пока вопросъ о происхожденіи пчелъ и обратимся къ ихъ политической конституціи. Гиббонъ, Монтескье, Влакстонъ и мн. др. написали толстые тома о конституціяхъ, гораздо менѣе интересныхъ, нежели конституція пчелиная.
Примите но вниманіе всю изворотливость учрежденій, декретированныхъ человѣкомъ; вообразите самыя либеральныя теоріи; смѣшайте въ одномъ тиглѣ Платона, Кампапелли, Бабефа и Морелли; подвергните смѣсь химическому процессу, — и осадокъ, который вы получите, крайней слабостью своей поблѣднѣетъ предъ общественной практикой пчелъ. Дюпенъ старшій, пылкій апологистъ земледѣльческой общины покажется крайне блѣднымъ съ точки зрѣнія самаго холоднаго историка улья. Самый знаменитый и искренній противникъ централизаціи получитъ у пчелъ прозваніе ограниченнаго консерватора и даже, пожалуй, реакціонера. Пчелы, необузданные нивелировщики, не хотятъ и слышать объ индивидуальной собственности, ни даже о раздѣльномъ хозяйствѣ.
Мнѣніе объ интеллектуальномъ превосходствѣ мужчины надъ женщиной между людьми считается такой истиной, о которой было бы даже странно спорить. Опросите у пчелъ ихъ мнѣнія объ этомъ предметѣ. Они отвѣтятъ вамъ, что учредили у себя сераль мужчинъ, я хотѣлъ сказать самцовъ, для потребностей прекраснаго кола. Пчела дала реальное существованіе тѣмъ полетамъ фантазіи, которые встрѣчаются въ «Персидскихъ письмахъ», и въ своихъ любовныхъ жестокостяхъ превзошла Клеопатру и Маргариту бургонскую.
Общественное устройство пчелъ, повидимому, покоится на началахъ анархіи и террора, а между тѣмъ изъ него исходитъ порядокъ, богатство, всеобщее благополучіе, и все это вѣнчается постояннымъ, свободнымъ, производительнымъ трудомъ. Какъ ни страненъ такой результатъ, но тѣмъ не менѣе онъ существуетъ.
Никакихъ стѣсненій — вотъ великое слово, характеризующее главныя основы пчелиной конституціи. Никакихъ стѣсненій, т. е. каждому дано право жить, какъ онъ хочетъ; дѣлать, что ему нравится; работать, соображаясь съ своими наклонностями и потребностями.
Примѣните подобную теорію къ человѣческимъ обществамъ, гдѣ желанія неограниченны, сомнительно, чтобы она не повлекла за собою грубую разнузданность страстей, не стала сигналомъ къ гражданской войнѣ и всеобщему грабежу. Но пчелы, болѣе даровитыя нежели люди, не боятся, чтобы безусловная свобода привела ихъ къ такимъ печальнымъ результатамъ, такъ какъ единственная ихъ страсть, — это любовь къ труду, который служитъ причиной ихъ благосостоянія. Привиллегія лѣниться настолько жe ненавистна пчеламъ, насколько она пріятна людямъ. Потому, между пчелами нѣтъ ни бѣдныхъ, ни богатыхъ, потому же пчела не нуждается ни въ какихъ административныхъ мѣрахъ; она повинуется одному за. кону — свободѣ, которая прямо ведетъ ее къ благополучію.
Дегисты и моралисты, проповѣдующіе, что только то общество можетъ пользоваться благосостояніемъ, которое управляется законами, постановленными большинствомъ, съ презрѣніемъ отнесутся къ принципу повиновенія одной свободѣ дѣйствій, на практикѣ примѣненному пчелами. Съ ихъ точки зрѣнія они правы; примѣненіе такого принципа къ бѣднымъ обществамъ, каковы въ настоящее время людскія — положительно немыслимо; но выходятъ совсѣмъ другіе результаты, если онъ примѣненъ къ обществу богатому, каково пчелиное. Но отнимите у тѣхъ же самыхъ пчелъ средство трудиться, и они впадутъ въ тоже бѣдственное положеніе, въ какомъ находятся современные пролетаріи.
Война самцамъ, смерть паразитизму — вторая статья общественной жизни пчелъ.
Общество пчелъ представляетъ женскую общину, имѣющую нѣкоторое сходство съ женскими католическими монастырями; однакоже, несмотря на это сходство, между ними существуетъ и большая разница. Такимъ образомъ пчела, не менѣе монахини, славится искуствомъ приготовленія различныхъ сластей (меда, сиропа, конфектъ). Какъ монахиня, она даетъ обѣтъ цѣломудрія. Злые языки утверждаютъ, что существуетъ также подобіе между болтовней монахини и вѣчнымъ жужжаніемъ пчелъ; между наклонностью къ злословію однѣхъ и постояннымъ желаніемъ ужалить другихъ. Но сходство этимъ и кончается. Далѣе ничего нѣтъ общаго между ульемъ, гдѣ постоянный шумъ, веселость и постоянный неустанный полезный трудъ, и монастыремъ, гдѣ все тихо и на видъ печально. Къ тому же, еще никогда ни одна людская женская община не признавала своимъ девизомъ: ненависть къ мужчинамъ, — какъ это сдѣлала пчелиная община, которой внутренняя политика покоится на презрѣніи къ мужскому, низшему роду. И это презрѣніе явилось результатомъ страстной привязанности къ труду.
Въ пчелиной породѣ только одна самка снабжена орудіемъ для труда и для войны. Самецъ же создана, для одного продолженія рода. Съ той минуты, какъ онъ исполнилъ свое призваніе, онъ дѣлается лишнимъ въ общинѣ и конституція требуетъ, чтобы онъ погибъ: законъ варварскій, но тѣмъ не менѣе, по мнѣнію пчелъ, необходимый.
Такимъ образомъ фанатическая любовь къ труду, самая благородная и самая святая изъ страстей, и происходящая оттого ненависть къ паразитизму, объясняютъ и оправдываютъ тѣ жестокія мѣры, къ какимъ принуждены прибѣгать пчелы для устройства своего благосостоянія. Скромностью и цѣломудріемъ пчелъ легко объясняется другое ихъ учрежденіе, такъ несовмѣстное съ людскими понятіями. Дѣло идетъ о сералѣ самцевъ.
Въ пчелиной породѣ три пола: женскій, мужской и средній. Каждый составляетъ особую касту. Первая, которую совершенно правильно называютъ матками, составляетъ настоящихъ самокъ. Матка представляетъ собой высшую власть въ республикѣ пчелъ. Эта власть выборная. Но избирается она совсѣмъ не такъ, какъ у насъ. Ее указываетъ сама природа. Пчелы не хотятъ вмѣшиваться въ избраніе, они понимаютъ, къ чему можетъ приводить избраніе посредствомъ всеобщей подали голосовъ. Они отдаютъ власть достойнѣйшей, которая по самому физическому строенію своему имѣетъ на это право.
Такимъ образомъ власть, лучше сказать первое мѣсто между пчелами. принадлежитъ той изъ нихъ, у которой болѣе другихъ развита вмѣстимость брюшной полости, и потому относительно пчелиной королевы будетъ справедливымъ такое выраженіе: она кладетъ яйца, но не управляетъ.
Это предполагаемое царствованіе есть проста монополія материнства. Матка достойно расплачивается съ своими согражданами за высшее мѣсто въ іерархіи, кладя въ годъ 26,000 яицъ.
За то и они отплачиваютъ ей большими почестями. Матка живетъ въ обширномъ и великолѣпномъ дворцѣ, выстроенномъ въ формѣ сталактита, въ центрѣ улья. Когда она выходитъ изъ своего убѣжища, ее привѣтствуютъ самымъ сочувственнымъ образомъ. Прекрасную картину представляютъ пчелы работницы, съ любовію окружающія свою владычицу; онѣ ласкаютъ ее, расправляютъ ей крылья и каждая предлагаетъ ей, на кончикѣ своего хоботка, самый лучшій медъ, который могла собрать.
Матка гораздо красивѣе и величественнѣе другихъ пчелъ. Подданные окружаютъ ее такимъ страстнымъ уваженіемъ, только подъ условіемъ, чтобы она, сама всегда была вѣрной исполнительницей и первой рабой конституціи. Въ противномъ случаѣ, привязанность немедленно переходитъ въ ненависть и — горе ослушницѣ! Пчелы въ своихъ собраніяхъ не болтаютъ такъ много, какъ люди въ своихъ законодательныхъ палатахъ, — они дѣйствуютъ.
Число королевскихъ ячеекъ никогда не бываетъ больше двадцати въ ульѣ, населенномъ 20,000 и болѣе обитателей.
Вторая каста среднихъ или работницъ, которыя составляютъ какъ и вездѣ народъ производящій, народъ, который устроиваетъ ячейки, который производитъ медъ и воскъ, который кормитъ рожкомъ новорожденныхъ и проч.
Пчелы-работницы — неполныя самки которымъ только недостатокъ королевскою воспитанія мѣшаетъ сдѣлаться королевами. Вывали случаи, что средніе исполняли обязанности матки, если она какимъ нибудь образомъ погибала преждевременно. Онѣ садились въ королевскую ячейку, изъявляли необыкновенную, чисто-материнскую любовь къ дѣтямъ, и доходили даже до того. что. забывая свой обѣтъ цѣломудрія, и ревнуя о продолженіи рода своего улья, приживали дѣтей. Нѣжность такихъ среднихъ къ дѣтямъ и материнскія попеченія о нихъ напоминаютъ нѣжность маленькой дѣвочки, далеко недостигшей того возраста, въ который, повидимому, только и долженъ бы развиваться материнскій инстинктъ.
Пчелы-работницы составляютъ главное населеніе улья; на 40 индивидуумовъ всего населенія приходится 39 работницъ.
Третья, несчастная каста въ пчелиномъ ульѣ — каста самцовъ или трутней.
Одинъ изъ знаменитыхъ грековъ, Эврипидъ, недовольный женщинами, высказалъ сожалѣніе, что для продолженія человѣческаго рода нельзя обойтись безъ содѣйствія этихъ коварныхъ созданій. Пчелы-работницы съ утра до вечера постоянно твердятъ о томъ же, съ тою разницею, что на мѣсто прекрасной половины человѣческаго рода онѣ ставятъ трутней и называютъ ихъ не коварными, а просто никуда негодными. Онѣ никакъ не хотятъ сродниться съ мыслью о необходимости самцовъ; онѣ смотрятъ на нихъ какъ на уродство натуры: если онѣ терпятъ ихъ, то единственно въ качествѣ необходимаго зла, и стараются уничтожить, какъ только минуетъ ихъ служба. Онѣ помѣщаютъ ихъ въ особенномъ уголку улья, представляющемъ совершенное подобіе гарема. Тамъ несчастные паріи ожидаютъ дня. когда ихъ повелительницѣ придетъ охота бросить кому нибудь изъ нихъ платокъ, и это счастіе одного послужитъ сигналомъ къ немедленному истребленію другихъ.
Выборъ фаворита происходитъ всегда въ жаркое весеннее утро на чистомъ воздухѣ, куда улетаетъ матка, сопутствуемая своими служителями, страстно желающими добиться чести быть избранными; и какъ доказательства ея слабости бываютъ слишкомъ очевидны, то возвращеніе ея въ улей служить сигналомъ всеобщаго избіенія самцовъ.
Высчитано, что въ каждой пчелиной республикѣ держать отъ 400 до 500 самцовъ на одну матку. Припоминая цифры одалисокъ, наполняющихъ гаремы восточныхъ деспотовъ, эта цифра самцовъ, необходимыхъ для одной самки, не покажется вовсе громадной, въ особенности если принять во вниманіе, что изъ нихъ только одинъ испытываетъ наслажденія любви. Что же касается до мнѣнія, что пчелы въ своихъ любовныхъ жестокостяхъ превосходятъ знаменитыхъ въ этомъ родѣ женщинъ, то цифра 500 избіенныхъ самцовъ, разумѣется, выше 200 или 300 любовниковъ, убитыхъ Клеопатрою или Маргаритою бургонскою, какъ объ этомъ гласитъ правдивая исторія.
Бѣдные трутни! несчастныя жертвы судьбы, осуждающей васъ на гибель за то только, что вы родились съ атрибутами другого пола! Съ самого момента вашего выхода на свѣтъ, вы терпите униженіе и оскорбленіе. Ваша гордая мать даже не беретъ на себя трудъ высиживать васъ изъ. яицъ и предоставляетъ эту заботу работницамъ!
Чтобы оправдать убійство трутней, пчелы-работницы, исполнительницы приговора, выставляютъ аргументомъ необходимость избавиться отъ безполезныхъ желудковъ. Весьма грустное и жестокое объясненіе, но вспомнимъ, что и люди такимъ же образомъ часто оправдываютъ свои жестокости. Не убѣждали ли ихъ подобныя разсужденія, когда приходилось высиживать осаду въ городѣ, обложенномъ со всѣхъ сторонъ непріятелемъ? И сколько слабыхъ дѣлались жертвой болѣе сильныхъ, въ случаѣ недостатка пропитанія. Пчелы-работницы увѣряютъ, что лѣность, для которой можно отыскать смягчающія обстоятельства при существованіи труда принудительнаго, не имѣетъ никакого оправданія въ обществѣ, основанномъ на началахъ труда свободнаго, труда, составляющаго цѣль жизни и наслажденіе. Онѣ понимаютъ любовь только въ смыслѣ продолженія рода; достиженіе результата, но ихъ мнѣнію, колецъ любви; и если послѣдняя переходитъ въ бурную страсть, то послѣдствіями ея бываютъ большія бѣдствія, опасныя для соціальнаго порядка. Для оправданія своего обычая уничтоженія самцовъ, онѣ представляютъ еще множество другихъ убѣдительныхъ доводовъ. Между прочими выставляется и тотъ, что средній полъ — пчелы-работницы, замѣняющія въ случаѣ надобности матку и принужденныя пользоваться услугами трутня, не на столько еще средній полъ, чтобы для нихъ было совершенно безопасно совмѣстное жительство съ трутнями, почему вполнѣ разумно устранять опасность, грозящую ихъ цѣломудрію.
Эти безсердечныя созданія увѣряютъ, что смерть вовсе не такъ страшна самцамъ, какъ это можно думать; совершенно напротивъ, они охотно подставляютъ свои шеи подъ ножъ убійцъ. Повара выносятъ тѣже убѣжденія изъ наблюденій надъ раками, которыхъ обыкновенно варятъ живыми. Однако надо полагать, что раки отвѣтили бы иначе, еслибъ имъ предложили выборъ между жизнію и смертію.
Но какъ ни убѣдительны доводы пчелъ-работницъ въ защиту истребленія трутней, съ ними трудно вполнѣ согласиться, ибо гармонія только тамъ, гдѣ оба пола равны и нѣжно любятъ другъ друга, вмѣсто того чтобы служить одинъ другому; она тамъ, гдѣ счастье каждаго основано на счастіи всѣхъ.
Мы разобрали политическіе принципы и главныя статьи конституціи пчелъ. Мы порицали нѣкоторыя варварскія привычки, до сей поры неоставляющія улей, по совсѣмъ иныя впечатлѣнія выносятся изъ изслѣдованій общественныхъ распорядковъ и распредѣленія общественныхъ работъ въ ульѣ. Здѣсь приходится на каждомъ шагу встрѣчаться съ образцовыми учрежденіями, способными приводить въ отчаяніе людей, до сихъ воръ неумѣющихъ добиться ни до чего подобнаго, несмотря на массу разныхъ умныхъ книгъ и тысячи умныхъ и не умныхъ опытовъ. Предъ этими великими дѣлами маленькихъ насѣкомыхъ, критика насуетъ, и должна говорить о нихъ не иначе, какъ съ горячимъ энтузіазмомъ.
Главное завѣдываніе работами принадлежитъ высшему административному совѣту, составленному изъ работницъ, которыхъ ячейки устроены рядомъ съ королевскими покоями. Онъ заправляетъ всѣми дѣлами улья: на немъ лежитъ наблюденіе за яйцами матки, за роеніемъ, за наполненіемъ общественныхъ магазиновъ, распредѣленіе работъ и приведеніе въ порядокъ средствъ защиты.
Такъ какъ только одна мать достаточна для продолженія рода въ ульѣ, то на обязанности совѣта лежитъ наблюденіе, чтобы число рождающихся матокъ было ограничено прямою необходимостію. Въ ульѣ принято, чтобы одна матка приходилась не менѣе какъ на тысячу работницъ. Королева, которую безъ всякой натяжки, можно назвать матерью своего народа, сначала кладетъ яйца работницъ, затѣмъ самцевъ и послѣ всѣхъ матокъ. Такой порядокъ необходимъ для уравновѣшенія каждой касты пропорціонально необходимости. Кладка яицъ, впрочемъ, начинается иногда съ яицъ самцовъ.
Чтобы эти двадцать королевъ, эти двадцать кандидатокъ на президентство, не вышли на свѣтъ въ одно время и чтобы чрезъ это не возгорѣлась гражданская война, мать кладетъ яйца отдѣленіями, т. е. на каждую тысячу яицъ работницъ яйцо королевы, затѣмъ опять тысячу работницъ, соотвѣтствующее число яицъ самцовъ а яйцо королевы; и если случайно она сдѣлаетъ ошибку въ своихъ вычисленіяхъ, высшій совѣтъ ее исправляетъ. Онъ имѣнія, право замедлить или ускорить рожденіе, смотря но необходимости.
Королева обязана положить въ каждую ячейку только по одному яичку. Иногда, торопясь класть яйца, она положитъ ихъ нѣсколько въ одну ячейку. Высшій совѣтъ немедленно удаляетъ лишнія яйца. При этомъ онъ не упускаетъ случая пожурить королеву, которая, какъ можетъ, извиняется въ своей оплошности.
Нерѣдко случается, что наслѣдница, сформировавшаяся въ совершенное насѣкомое, спѣшитъ ранѣе опредѣленнаго времени выйти изъ своей ячейки, чтобы предъявить права на корону. Въ этомъ случаѣ, совѣтъ принимаетъ рѣшительныя мѣры; онъ крѣпко на крѣпко запираетъ дверь ячейки принцессы и, такимъ образомъ, заключаетъ ее въ тюрьму; около двери помѣщаетъ непоколебимыхъ чиновниковъ, строгихъ аргусовъ, которые такъ бдительны, осторожны, и неподкупны, что заключенной остается одно — смириться и не пытаться болѣе возвращать свободу. Она. до новаго приказанія, сообщается съ внѣшнимъ міромъ, только для надобностей питанія? она просовываетъ сквозь небольшое отверстіе въ двери свой хоботокъ, на который принимаетъ медъ, подносимый ей ея кормилицами. Плѣнная принцесса, чтобы прогнать скуку плѣна, постоянно поетъ свою воинственную пѣснь, служащую вызовомъ на смерть всѣмъ ея сестрамъ и даже ея матери.
Этотъ плѣнъ не простирается однакожъ долѣе нѣсколькихъ дней, необходимыхъ для приготовленія королевы-матери къ необходимымъ уступкамъ.
Королевѣ не хочется уступать, но ее такъ вѣжливо просятъ и такъ настоятельно ведутъ къ воротамъ ея королевства, что она кончаетъ полнымъ согласіемъ на предложеніе совѣта. Она собираетъ вокругъ себя все, что остается ей вѣрнымъ, и вмѣстѣ съ нимъ улетаетъ къ другое мѣсто, чтобы основать тамъ новую колонію, и въ будущемъ году опять перебраться на новую квартиру.
Процессъ роенія представляетъ самое простое разрѣшеніе ужасной проблемы Мальтуса; и здѣсь, какъ и вездѣ, женская община пчелъ какъ будто имѣетъ своимъ назначеніемъ давать уроки мудрости человѣку. Не худо и ему въ странахъ густо-населенныхъ слѣдовать примѣру пчелъ и высылать изъ своей среды ежегодно рои для основанія колоній въ необозримыхъ, еще незаселенныхъ степяхъ Америки, Африки и Австраліи.
Каждый хорошій улей можетъ давать четыре, пять, а иногда даже и болѣе роевъ каждый годъ. Высшій совѣтъ распредѣляетъ яица королевы такимъ образомъ, чтобы каждая эмиграція непремѣнно имѣла свою начальницу. Однакоже, не смотря на его предусмотрительность, случается, вслѣдствіе несчастныхъ обстоятельствъ, что матокъ выходитъ или болѣе, или менѣе, положеннаго числа. Въ первомъ случаѣ возгорается война между королевами, но и при этомъ пчелы поступаютъ гораздо разумнѣе людей. Въ подобныхъ обстоятельствахъ люди имѣютъ обыкновеніе, раздѣлясь на партіи, убивать другъ друга; пчелы же сами остаются въ сторонѣ, и битва происходитъ только между претендентами, которые лично завоевываютъ себѣ корону. Битва происходитъ съ великолѣпіемъ и торжественностію древнихъ рыцарскихъ турнировъ. Окончательный судъ надъ битвой произносится всѣмъ пчелинымъ народомъ.
Иногда всѣ королевы погибаютъ въ этой ужасной битвѣ. Тогда все племя, лишенное королевы, уничтожаетъ свои запасы, разсѣевается и погибаетъ. Тоже бываетъ въ случаѣ, если число начальницъ недостаточно для годовой эмиграціи.
Поступокъ Катона утическаго, умертвившаго себя, чтобы не пережить паденія римской аристократіи совершенно исчезаетъ предъ поведеніемъ цѣлаго народа пчелъ, рѣшающагося лучше умереть, нежели пережить ассоціацію, коллективное семейство. Изъ этого ясно, что пчела вовсе не раздѣляетъ взгляда англійскихъ экономистовъ на святость семейнаго эгоизма. Когда связь общины и общиннаго имущества порвана, пчела умираетъ, — она не хочетъ работать для себя одной.
Однакоже существуетъ пчела уединенная, послѣдовательница раздѣльнаго хозяйства. Эта пчела не лишена ни искуства, ни способности къ труду; она умѣетъ строить красивое жилище въ углубленіи стѣнъ. Къ несчастію, бѣдняжка не имѣетъ возможности уберечь свои запасы противъ паразитизма моли, постоянно похищающей плоды ея трудовъ. А расхищаются они потому, что она уединилась, заключилась въ собственномъ эгоизмѣ, а собираніе богатствъ и безопасность обладанія ими невозможны внѣ ассоціаціи и общественной солидарности.
Улей, гдѣ живетъ община пчелъ на столько удобнѣе жилища уединенной пчелы, на сколько дворецъ удобнѣе избы.
Пчела общинная, привыкшая къ великолѣпію улья и плодотворности коллективной работы, имѣетъ основаніе желать скорѣе умереть, чѣмъ унизиться и снизойти къ жалкимъ результатамъ уединенной работы.
Такимъ образомъ, когда личинки матерей погибаютъ во время своего роста, работа въ ульѣ останавливается немедленно; мертвая тишина и ужасъ смѣняютъ обычную дѣятельность и веселость.
«Сестры, мы должны умереть; намъ надо умереть», говорятъ пчелы, встрѣчаясь другъ съ другомъ. Но какъ только рука человѣка вводитъ въ улей мать или только надежду на нее, тотчасъ же все измѣняется; опять мертвая тишина смѣняется веселымъ жужжаніемъ и работа снова закипаетъ.
«Любите другъ друга; будьте свободны; любите свободный трудъ, и явится богатство, благосостояніе, всеобщее благополучіе» — вотъ принципы, на которыхъ основаны всѣ учрежденія пчелъ. Въ ульѣ всѣ работаютъ съ полнѣйшею охотою; тамъ нѣтъ мѣста для праздности. Эти трудолюбивыя маленькія животныя достигли такого согласія и любви между собою, которымъ не перестаютъ завидовать люди, и которые даютъ имъ возможность распредѣлять съ такимъ удивительнымъ порядкомъ работы каждаго жителя улья. Всякій занятъ своимъ дѣломъ, для котораго онъ рожденъ на свѣтъ; онъ производитъ его съ увлеченіемъ; онъ знаетъ, что въ немъ, въ этомъ дѣлѣ лежитъ причина какъ его собственнаго благополучія, такъ и процвѣтанія цѣлой общины.
По мнѣнію пчелъ, равенство состоитъ въ правѣ, принадлежащемъ каждой, получать благодѣянія дароваго плодотворнаго воспитанія, которое даетъ ей возможность развить прирожденныя способности и употребить ихъ на пользу общества и свою собственную.
Замѣчательна также система вентиляціи, принятая пчелами. Въ ульѣ всегда одинакая температура отъ 21° до 22° по Реомюру. Чтобы поддерживать эту температуру лѣтомъ, въ сильные жары, онѣ изобрѣли систему провѣтриванія, для которой употребляютъ въ дѣло свои крылья. Онѣ машутъ ими на подобіе мельницъ, и этого маханія бываетъ достаточно для освѣженія воздуха. Зимой же они замазываютъ всѣ дырочки, что служитъ вѣрнымъ средствомъ противъ вторженія холоднаго воздуха и охлажденія температуры внутри улья.
Люди до сей поры еще не умѣли построить залы, гдѣ могло бы собираться до 25,000 человѣкъ, и въ самыхъ великолѣпныхъ театрахъ, гдѣ помѣщается 2000, или нѣсколько болѣе душъ, зрители положительно заключены въ паровой банѣ. Сквозной вѣтеръ и духота — слова, для которыхъ нѣтъ равносильныхъ выраженій на языкѣ пчелъ, — составляютъ необходимую принадлежность всѣхъ многолюдныхъ человѣческихъ собраній. А еще люди смѣютъ навивать себя существами разумными!
Своими архитектурными постройками, гдѣ ничего нѣтъ лишняго, никакихъ нелѣпыхъ украшеній, ни для чего ненужныхъ, гдѣ нее полезно и необходимо, пчела даетъ людямъ новый урокъ. Всѣ ячейки устроены по одному образцу, всѣ равной величины, равныхъ удобствъ. И какъ красивъ улей, несмотря на однообразіе всѣхъ построекъ! Пчела понимаетъ, что рабочему необходимо хорошее помѣщеніе и чистый воздухъ. То и другое составляетъ предметъ заботливости цѣлой общины. Тѣмъ и другимъ равно пользуются всѣ безъ исключенія работники и всѣ въ одинаковой степени. Сели бы люди настолько поумнѣли, чтобы понять простую истину, которая за цѣлыя тысячелѣтія назадъ понята пчелами и послужила причиной ихъ благосостоянія, чтобы они сдѣлали тогда! Но люди глухи къ подобнымъ воззваніямъ.
Почему оса и шершень паразитъ, подучившіе отъ природы такія же удивительныя способности къ архитектурному искуству, не устраиваютъ у себя такихъ же обильныхъ запасовъ какъ пчелы, и живутъ нищенскимъ образомъ! Потому, что оба живутъ грабежомъ, разбоемъ и убійствомъ, и что шершень, имѣющій привычку жить на счетъ другихъ, смотритъ на трудъ съ презрѣніемъ.
Пчела, символъ страстной привязанности къ работѣ, имѣетъ въ числѣ естественныхъ своихъ враговъ множество паразитовъ; изъ нихъ особенно ей ненавистны полевая мышь, — символъ варварства и ночная бабочка, мертвая голова — символъ смерти.
Исторія людскихъ ссоръ и битвъ сохранила нѣсколько разсказовъ о помощи въ битвахъ, какую оказывали пчелы человѣческимъ арміямъ. Герцогъ лотарингскій, стѣсненный со всѣхъ сторонъ непріятелемъ, одолженъ споимъ спасеніемъ цѣлымъ роямъ пчелъ, которыя бросились въ средину непріятельской арміи, залѣзли въ уши и носъ лошадямъ; тѣ, испуганные разбѣжались по лагерю, топча и поражая все, что встрѣчалось на пути. Имперская армія, не понимая, что это значитъ, и сочтя всю эту суматоху ночнымъ нападеніемъ непріятеля, обратилась въ бѣгство. Въ одной португальской легендѣ разсказывается, что какой-то тамошній герой въ борьбѣ съ маврами употребилъ подобную же хитрость, напустивъ на непріятели пчелъ. На сколько вѣрны подобные разсказы — судить не будемъ: предоставляемъ заняться этимъ дѣломъ самимъ читателямъ.
Пора кончить. Въ сжатомъ очеркѣ мы старались объяснить, къ какимъ благотворнымъ результатамъ приводятъ пчелиную общину слѣдующіе принципы, принятые въ основаніе ея политическаго и соціальнаго устройства: общинное устройство, общинный трудъ, общее хозяйство, страстная любовь къ труду, трудъ, пропорціонально способностямъ и необходимости. Что бы сдѣлалъ человѣкъ, еслибъ умѣлъ такъ же хорошо пользоваться трудомъ и способностями?
Человѣкъ, сравнительно со всѣмъ мірозданіемъ, крошечный атомъ, который нужно разсматривать въ микроскопъ такой силы, какая еще немыслима въ настоящее время, и этотъ пигмей возмнилъ себя царемъ созданія, существомъ, для потребности которого созданъ весь міръ. И чтоже сдѣлалъ этотъ мнимый титанъ? Чѣмъ до сихъ поръ ознаменовалась его дѣятельность? Онъ теперь послѣ нѣсколькихъ тысячъ лѣтъ существованія еще далекъ отъ пониманія тѣхъ великихъ истинъ, которыя давно уже усвоены пчелою. Ока, постоянно твердитъ ему, что трудъ несовмѣстенъ съ понятіями о горѣ и несчастій, какъ до сихъ поръ еще убѣжденъ человѣкъ, что трудъ есть наслажденіе, счастіе, свобода, здоровье, богатство. Она доказываетъ ему своимъ примѣромъ, что женщина, — существо далеко не подвластное мужчинѣ, напротивъ, что она обладаетъ способностью реализировать трудъ, пріятный для каждаго, гарантировать безконечное богатство и всеобщее процвѣтаніе.