Образование в Китае (Коростовец)/ДО

Образование в Китае
авторъ Иван Яковлевич Коростовец

Опубл.: 1892. Источникъ: az.lib.ru • Текст издания: журнал «Вѣстникъ Европы», № 9, 1892.

ОБРАЗОВАНІЕ ВЪ КИТАѢ

Умъ образованнаго китайца походитъ на паровозъ, идущій по рельсамъ; онъ построенъ для даннаго пути и двигается по немъ; но стоитъ ему сойти съ рельсъ и онъ тотчасъ же зароется и остановится въ безпомощности. Smith, «Chinese Characteristics».

Образованіе, по ученію китайскихъ философовъ и мудрецовъ, всегда служило средствомъ къ достиженію нравственнаго совершенства — состояніе, къ которому, согласно Конфуцію, долженъ стремиться каждый человѣкъ. Но, конечно, не одно стремленіе къ нравственному совершенству заставляетъ китайца тратить многіе годы жизни на ученіе; имъ преслѣдуется болѣе практическая цѣль — полученіе чиновничьяго шарика и связанное съ этимъ занятіе казенной должности^[1]. Слѣдуетъ имѣть въ виду, что единственнымъ и общимъ для всѣхъ китайцевъ служебнымъ цензомъ является образованіе (ученая степень). Это обстоятельство, между прочимъ, даетъ поводъ поклонникамъ государственнаго строя Небесной имперіи утверждать, что здѣсь осуществленъ идеалъ равенства. Мы увидимъ ниже, такъ ли обстоитъ дѣло на практикѣ.

Чтобы получить приблизительное понятіе о китайской наукѣ и образованіи, слѣдуетъ прежде всего отвлечь мысль отъ всего, что мы привыкли разумѣть подъ этими названіями. Наука и образованіе въ Срединной имперіи не имѣютъ ничего схожаго съ европейскою наукою; это — совершенные контрасты. Гумбольдтъ и Спенсеръ, еслибы ихъ безсмертные труды дошли до сведенія китайцевъ, были бы несомнѣнно сочтены за круглыхъ невѣждъ, а ихъ сочиненія — за галиматью. Весьма вѣроятно, что европейская публика, ознакомившись съ китайской наукою, произнесла бы надъ нею еще болѣе рѣзкое сужденіе. У насъ языкъ служить средствомъ для выраженія мыслей и для разработки различныхъ отраслей знанія; у китайцевъ это — единственный предметъ изученія, высшая наука. Надо прибавить, что изучается не живой, разговорный языкъ, а письменный діалектъ давно прошедшихъ поколѣній, болѣе древній, чѣмъ всѣ наши древніе языки. Изученіе этого-то мертваго языка, по извѣстнымъ, признаннымъ классическими, образцамъ, заслонило и задушило всѣ зачатки, если таковые имѣлись, отдѣльныхъ наукъ и дало китайской образовательной системѣ направленіе, по которому она слѣдуетъ до сихъ поръ.

Письменный языкъ имѣетъ не только литературное, но и государственное значеніе (его должны знать и чиновники) и служатъ цементомъ, связывающимъ обширныя провинціи имперіи въ одно цѣлое. На письмѣ житель Юннани (самая южная провинція) понимаетъ обитателя Джилійской провинціи, но разговорный языкъ зачастую бываетъ разный даже у жителей одной и той же области. Вслѣдствіе такого разноязычія наблюдаются иногда довольно курьезныя явленія; такъ, въ портовыхъ городахъ можно услышать китайцевъ-южанъ, объясняющихся съ своими сѣверными соотечественниками на пиджинѣ (отъ слова business) — ломанномъ англо-франко-китайскомъ нарѣчіи.

Китайцы считаютъ свой письменный языкъ первымъ въ мірѣ. Европейцы прибавляютъ: «по трудности», и это мнѣніе нельзя не признать справедливымъ. Этотъ языкъ нельзя выучить, какъ выучиваютъ другіе языки или предметы, и затѣмъ оставить; разъ начавши, его нужно учить непрерывно. Для успѣшнаго занятія синологіею (я говорю объ европейцахъ), требуются особыя способности, любовь къ предмету, а главное — память, память и память. Нѣкоторые синофобы^[2] утверждаютъ, что для того, чтобы основательно изучить китайскую письменность, нужно превратиться въ маніака. Это, конечно, крайность, но нужно согласиться съ тѣмъ, что изученіе китайскаго языка и литературы кладетъ на человѣка особый отпечатокъ и дѣлаетъ его одностороннимъ. Слѣдуетъ имѣть въ виду, что европейцы начинаютъ изучать китайскій языкъ въ 19—20-лѣтнемъ возрастѣ, обыкновенно же позже, послѣ общаго образованія, когда голова ихъ наполнена самыми разнообразными познаніями и языками, и память успѣла ослабѣть^[3]. Само собою разумѣется, что іероглифическая письменность дается имъ туго, сравнительно съ желтокожими, приступающими къ изученію родного языка съ дѣтскаго возраста по особой, испытанной методѣ, которую постараюсь сейчасъ описать.

Начальныя училища въ Небесной имперіи раздѣляются на три разряда — на деревенскія школы (шэ-c`), уѣздныя (сянь-сё) и областныя (шу-юань). Всѣ училища находятся подъ непосредственнымъ наблюденіемъ уѣзднаго иди областного начальника, который является въ нихъ полнымъ хозяиномъ, съ правомъ назначать учителей изъ числа людей свободныхъ, извѣстныхъ нравственностью и образованіемъ. Ученіе во всѣхъ школахъ идетъ круглый годъ, съ небольшимъ перерывомъ, во время новогоднихъ праздниковъ. Плата учителямъ очень невысока, не болѣе 50 долларовъ въ годъ, которые образуются изъ мелкихъ взносовъ (отъ 2 до 5 дол.^[4]) учениковъ. Мальчики собираются въ школу съ солнечнымъ восходомъ и проводятъ за книгою цѣлый день, получая отдыхъ только для обѣда. Во всѣхъ школахъ занятія происходятъ по общей программѣ и заключаются въ слѣдующемъ: начинаютъ ученіе съ книги «санъ-цзы-цзинъ», состоящей изъ трехзначныхъ группъ іероглифовъ. Названную книгу, т.-е. всѣ содержащіеся въ ней звуки, изображенные черточками, крючками, точками, ученикъ долженъ затвердить наизусть, въ томъ порядкѣ, въ какомъ они написаны, и не понимая ихъ значенія. Къ такому странному, на нашъ взглядъ, способу прибѣгаютъ потому, что китаецъ не можетъ передать произношенія, въ виду отсутствія алфавита; онъ не можетъ написать извѣстный звукъ, при произнесеніи его, знать, какъ этотъ звукъ обозначается на письмѣ. Заучиваніе производится всѣми учениками одновременно и притомъ громко, вслѣдствіе чего въ школьной комнатѣ слышится какофонія, не особенно пріятная для уха, не привыкшаго къ китайскому произношенію.

Слѣдующій шагъ на пути изученія языка заключается въ всматриваніи и запоминаніи того, какъ пишутся затверженные ученикомъ звуки. Для облегченія запоминанія знаковъ, взятыхъ наудачу изъ текста, употребляются азбука на пряникахъ для неспособныхъ дѣтей, маленькіе бумажные квадратики съ написанными на нихъ іероглифами. Когда эта трудность побѣждена, переходятъ къ писанію, вѣрнѣе, рисованію іероглифовъ, что дѣлается при помощи разведенной туши и кисточки изъ верблюжьяго волоса. Искусство писанія іероглифовъ имѣетъ своихъ виртуозовъ, требуетъ многолѣтней практики и дается далеко не всѣмъ.

Заучиваніе іероглифовъ и выражаемыхъ ими звуковъ производится совершенно машинально; весь этотъ матеріалъ поглощается феноменальной китайской памятью безъ всякаго участія мысли и до поры до времени, а часто навсегда остается въ головѣ непонятымъ и неперевареннымъ книжнымъ баластомъ. Когда учащійся затвердилъ достаточное количество іероглифовъ, ему даютъ для чтенія книгу «цянь-цзы-вэнь» — довольно безсодержательную поэму, состоящую изъ тысячи іероглифовъ. Молодые поди, намѣревающіеся посвятить себя коммерческой дѣятельности, замѣняютъ тысячу іероглифовъ книгою «цза-цзы», въ которой содержатся различныя предметныя названія. Дойдя до этого пункта образовательнаго курса, т.-е. имѣя въ памяти около 2.000 іероглифовъ, многіе малодушные покидаютъ тернистый путь науки. Съ нихъ довольно и этого, — они знаютъ совершенно достаточно для нуждъ обыденной жизни, т.-е. читаютъ черезъ пятое въ десятое, да и самолюбіе отчасти удовлетворено, ибо они въ нѣкоторомъ родѣ ученые. Хотя народъ въ массѣ малограмотенъ (по приблизительному разсчету грамотныхъ мужчинъ не болѣе 4 %, а женщинъ не болѣе одной на тысячу), но въ немъ развито чувство чрезвычайнаго уваженія и даже благоговѣнія предъ ученостью. Чтобы въ этомъ убѣдиться, достаточно видѣть, съ какимъ наивнымъ удивленіемъ и подобострастіемъ смотритъ какой-нибудь нищій кули или крестьянинъ на человѣка даже его среды, разбирающаго значки уличнаго объявленія или газеты.

Когда ученикъ достаточно ознакомится съ помянутыми книгами, называемыми «малымъ знаніемъ» (сяо-сё), пріобрѣтенныя имъ сведенія провѣряются экзаменаторомъ, командируемымъ уѣзднымъ начальникомъ. Успѣшно выдержавшій испытаніе получаетъ званіе «гуань-се-шень», что значитъ чиновничій ученикъ, съ правомъ поступленія въ областное училище. Впрочемъ, лишь немногіе пользуются этимъ правомъ — большинство предпочитаетъ заниматься дома, подъ руководствомъ учителя (сяньшэна). Въ этой стадіи занятій программа начинаетъ нѣсколько разнообразиться, ибо юношу заставляютъ писать сочиненія въ прозѣ и въ стихахъ. Эти литературныя упражненія не требуютъ ни воображенія, ни поэтическаго дара, ни вдохновенія; какъ сочиненія, такъ и стихи фабрикуются на данное, по большей части безсмысленное изреченіе древняго мудреца, по извѣстному рецепту, ни на Іоту не отступая отъ классическихъ образцовъ — Четырехкнижія и Пятикнижія^[5], отдающихъ затхлостью заживо погребенной мысли. Пятикнижіе образуютъ: 1) Книга Перемѣнъ, написанная въ XII вѣкѣ до P. X.; она содержитъ графическое изображеніе системы міра въ видѣ діаграммъ, столь туманныхъ и глубокомысленныхъ, что ихъ не съумѣлъ истолковать даже премудрый Конфуцій; 2) Книга Церемоній трактуетъ о всевозможныхъ обрядахъ на всѣ случаи домашней и оффиціальной жизни; 3) Книга Исторіи содержитъ древнѣйшіе, за 2.000 лѣтъ до P. X., будто бы историческіе отрывки, въ сущности же есть не что иное, какъ наборъ фантастическихъ росказней; 4) Книга Поэзіи (Ши-цзинъ {Чтобы дать нѣкоторое понятіе о Ши-цзинѣ, приведемъ изъ него нѣсколько поэтическихъ отрывковъ. Вотъ, напр., отрывокъ изъ любовной пѣсни:

«Руки какъ бѣлый ростокъ,

Кожа застывшій жиръ,

Шея какъ у червя,

Зубы какъ тыквенныя зернышки,

Голова жука, брови бабочки,

Привлекательная улыбка на устахъ,

Черные зрачки прекрасныхъ глазъ

Рѣзко выдѣляются изъ бѣлковъ,

Подарила мнѣ айву,

Отблагодарилъ яшмою,

Не отблагодарилъ,

А чтобы навѣкъ быть въ дружбѣ!»

А вотъ еще два анакреонтическихъ отрывка изъ того же Ши-цзина:

«Есть дѣвица, возбужденная весною,

Счастливецъ заманиваетъ.

Тише, помедли,

Не тронь моего платья,

Не заставь собаку лаять».

«Нестройную траву Синъ

Рвутъ справа и слѣва.

Стройную, непорочную дѣвицу

Тимпанами и кимвалами сдружаютъ.

Нестройную траву Синъ

Справа и слѣва ощипываютъ.

Скромную, непорочную дѣвицу

Колоколами и барабанами увеселяютъ».

Въ приведенныхъ отрывкахъ есть хоть какая-нибудь мысль — большинство китайскихъ стиховъ не что иное, какъ наборъ безсмысленныхъ, вычурныхъ и витіеватыхъ метафоръ и эпитетовъ.} состоятъ изъ весьма первобытныхъ произведеній поэзіи, и 5) Весна и Осень, написанная Конфуціемъ и содержащая описаніе удѣльнаго княжества Лю (за 500 л. до P. X.).

Перечисленныя классическія книги, съ позднѣйшими комментаріями, несмотря на всю ихъ апокрифичность^[6], составляютъ «credo» образованнаго китайца и могутъ быть названы краеугольнымъ камнемъ религіозной и нравственной жизни гражданъ Срединной имперіи. Когда этотъ классическій матеріалъ усвоенъ вдолбежку учащимся, ему даютъ темы — двухъ, трехъ и четырехсложныя изреченія классиковъ, на которыя онъ пишетъ болѣе или менѣе (скорѣе менѣе) осмысленныя толкованія. Въ образовательную программу входить также музыка, которая по теоріи Конфуція есть необходимый элементъ хорошаго правительства и смягчаегь нравы. Конечно, и здѣсь китайцы признаютъ только свою музыку, унаслѣдованную отъ предковъ. Императорская музыкальная академія ревниво слѣдить за чистотою древней музыки, охраняя ее отъ вторженія новыхъ мотивовъ^[7].

Годамъ къ 19—20 ученикъ обыкновенно успѣваетъ ознакомиться съ изложенною программою и считается подготовленнымъ и государственному экзамену на первую ученую степень «сю-цзая». Экзаменъ на первую степень производится въ областныхъ городахъ командируемыми изъ Пекина чиновниками, въ присутствія мѣстнаго начальства. Въ назначенный день экзаменующіеся, иногда въ числѣ нѣсколькихъ тысячъ человѣкъ^[8], собираются въ обширныхъ экзаменаціонныхъ зданіяхъ, неся съ собою спеціальнаго образца бумагу, продажа коей составляетъ небезвыгодную монополію правительства, принадлежности для письма и пищу на нѣсколько дней заключенія. Экзаменующіеся, послѣ тщательнаго осмотра, впускаются въ экзаменаціонныя помѣщенія, пологія на казематы или стойла, гдѣ ихъ запираютъ, снабдивъ предварительно темами. Тамъ они вдохновляются и «творятъ», отрываясь отъ работы только для обѣда (имѣются особыя кухни и повара) и для сна^[9]. Экзаменъ считается начавшимся, когда всѣ дѣйствующія лица — экзаменаторы, писцы, секретари, солдаты, сторожа и проч. — вошли въ ворота, которые затѣмъ запираются. Предполагается, что сидящіе въ камерахъ кандидаты не имѣютъ сообщенія съ внѣшнимъ міромъ, и въ общемъ такая изолированность строго соблюдается, хотя, конечно, и здѣсь практика нерѣдко расходится съ теоріею. Не такъ давно, во время государственнаго экзамена въ Пекинѣ (на третью степень), когда написанныя сочиненія были уже отобраны у экзаменующихся и часть признанныхъ удовлетворительными отложена въ сторону, экзаменатору понадобилось зачѣмъ-то выйти изъ комнаты. Этимъ моментомъ воспользовался его слуга, вѣроятно подкупленный, и подмѣнилъ сочиненіе одного изъ кандидатовъ. Продѣлка какимъ-то образомъ открылась и экзаменаторъ, вѣроятно непричастный плутнѣ, подвергся разжалованію, слуга же былъ казненъ.

Судя по докладу предсѣдателя министерства церемоній, напечатанному въ 1890 г. въ «Столичномъ Вѣстникѣ», злоупотребленія на государственныхъ экзаменахъ стали зауряднымъ явленіемъ, вслѣдствіе чего экзамены утратили свое первоначальное значеніе^[10]. Въ докладѣ упоминается два рода злоупотребленій — замѣна настоящихъ кандидатовъ (добивающихся степени) подставными лицами, которыя держатъ за нихъ экзаменъ, и пріобрѣтеніе сочиненій посредствомъ разныхъ плутней. «Первое изъ этихъ злоупотребленій, т.-е. появленіе на экзаменѣ подставныхъ лицъ, можетъ быть устранено, — пишетъ докладчикъ, — если высшіе чиновники, передъ началомъ испытанія, займутся серьезной провѣркой личности кандидатовъ. Если же впослѣдствіи окажется, что одинъ кандидатъ выдержалъ экзаменъ за другого, то чиновникъ, виновный въ подобномъ упущеніи, долженъ быть подвергнутъ строгому наказанію, не взирая на оправданія и ссылки на ошибку или на торопливость. Для того, чтобы экзаменующіеся не могли получать экзаменаціонныхъ сочиненій, написанныхъ другими, слѣдуетъ прежде всего постановить, чтобы они, немедленно по полученіи штемпелеванной бумаги, отправлялись въ свои отдѣленія, а не бродили бы повсюду. Такимъ образомъ, можно будетъ помѣшать сношеніямъ ихъ съ посторонними людьми и занятію непредназначенныхъ для нихъ помѣщеній. Съ другой стороны, слѣдуетъ обязать надзирателей и оффиціальныхъ лицъ строго слѣдить за тѣмъ, чтобы темы не сообщались разнымъ лицамъ, находящимся въ экзаменаціонномъ зданіи, а равно и за тѣмъ, чтобы туда не вносились написанныя бумаги, скрытыя въ пищѣ или въ постели. Сторожа обязаны бдительно слѣдить за тѣмъ, чтобы не было никакихъ тайныхъ сношеній между улицею и запертыми кандидатами. Кромѣ этого, достаточное число сторожей должно днемъ и ночью обходить мѣсто, гдѣ производятся экзамены, а въ случаѣ нужды слѣдуетъ увеличить число сторожей. Принятіе подобной мѣры будетъ особенно полезно въ мѣстахъ, гдѣ за послѣднее время сдѣланы пристройки къ экзаменаціоннымъ зданіямъ, а также тамъ, гдѣ наружныя стѣны примыкаютъ къ частнымъ домамъ. Если, при какихъ бы то ни было обстоятельствахъ, будетъ обнаруженъ обманъ, чиновники, виновные въ упущеніи, должны быть наказаны наравнѣ съ тѣми, которые совершили означенный обманъ».

Если китайскій студентъ не выдержалъ экзамена, — а такая перспектива ожидаетъ большинство молодыхъ людей, въ виду чрезвычайной ограниченности числа вакансій (чѣмъ выше степень, тѣмъ меньше вакансій), — то онъ не теряетъ бодрости, подобно своему европейскому собрату; онъ продолжаетъ испытывать счастіе, т.-е. экзаменоваться съ настойчивостью, достойною лучшей участи. Въ германскихъ университетахъ можно встрѣтить такъ называемыхъ вѣчныхъ студентовъ, буршей лѣтъ сорока и болѣе, никакъ не могущихъ перескочить Рубиконъ знанія, но Небесной имперіи въ этомъ отношеніи несомнѣнно принадлежитъ пальма первенства. На экзаменѣ нерѣдко встрѣчаются люди разныхъ поколѣній — дѣдъ, сынъ и внукъ, стремящіеся получить одну и ту же степень. «Почетная» ученая степень ежегодно даруется десяткамъ дряхлыхъ студентовъ 80, 90 и 100 лѣтъ — только за прилежаніе и настойчивость. Само собою разумѣется, что большинство этихъ Маѳусаиловъ, проведшихъ жизнь за безплодной китайской наукой, успѣваетъ къ этому времени впасть въ совершенный идіотизмъ.

Степень можно пріобрѣсти не только учеными заслугами или преклоннымъ возрастомъ, но также куплею, что, конечно, значительно подрываетъ пресловутый принципъ равенства въ полученіи государственныхъ должностей, которымъ такъ гордятся подданные богдохана. Подобной продажѣ придаютъ обыкновенно благотворительный характеръ. Лицо, желающее пріобрѣсти степень, не погружаясь въ кладезь конфуціанской премудрости, жертвуетъ извѣстную сумму въ пользу пострадавшихъ отъ неурожая или наводненія, а такихъ въ Китаѣ всегда множество. Размѣры пожертвованій довольно разнообразны и доходятъ иногда до 30, 40 тысячъ ланъ^[11]. Въ одномъ изъ своихъ всеподданнѣйшихъ докладовъ^[12], джилійскій вице король Ли-хунъ-чжанъ ходатайствовалъ о пожалованіи нѣкоего чиновника первой степени — второю степенью и о допущеніи его къ столичному экзамену на третью степень за то, что тотъ пожертвовалъ 30 тысячъ ланъ въ пользу бѣдныхъ.

Многіе изъ получившихъ первую степень довольствуются достигнутымъ результатомъ и, распростившись съ науками, ищутъ какой-нибудь практической дѣятельности: одни получаютъ мелкіе административные посты при ямыняхъ; другіе отыскиваютъ себѣ занятія въ качествѣ учителей. Несмотря на это, число честолюбцевъ, продолжающихъ ученіе для полученія второй степени, «цюй-жень», довольно значительно. Степень эта дается также послѣ оффиціальнаго экзамена, производимаго каждые три года въ провинціальныхъ городахъ съ соблюденіемъ всевозможныхъ формальностей.

Что же требуется отъ китайскаго студента для полученія второй степени? Въ сущности то же самое, что должны знать кандидаты на первую степень, та же мертвенная схоластика, только подъ другимъ соусомъ. Студентамъ, экзаменовавшимся въ 1890 г. на «цюй-женя», были выданы между прочимъ слѣдующія темы: изъ книги, содержащей ученіе Менцзы — «Если ты будешь дѣйствовать, слѣдуя примѣру другихъ, то будешь дѣлать добрыя дѣла (почему?) и будешь находить постоянно себѣ Сотрудниковъ (сомнительно!); изъ этого вытекаетъ главная задача мудрецовъ — вмѣстѣ съ другими дѣлать добро». Европеецъ затруднился бы истолкованіемъ и развитіемъ столь странной цитаты, но китайскій студентъ на безсмысленное изреченіе отвѣчаетъ такими же комментаріями.

Кандидатамъ, счастливо покончившимъ съ первымъ вопросомъ, предложена была вторая тема — а именно, изобразить въ стихахъ «Героя народа». Вотъ какъ одинъ изъ кандидатовъ справился со своею задачею^[13]: «За воротами города стоить непріятель. Начальникъ войска предлагаетъ одному изъ богатырей вступить въ единоборство съ непріятельскимъ богатыремъ; вызывается одинъ храбрецъ, извѣстный силою и ловкостью. Начальникъ радъ и предлагаетъ ему передъ боемъ выпить чашку теплаго вина^[14]; но герой, когда ему начали наливать изъ чайника вино, махнулъ рукой, сказавъ: нѣтъ, лучше выпью его когда вернусь, оно вѣроятно еще не простынетъ. Дѣйствительно онъ вернулся съ головой непріятеля въ рукахъ, когда вино не успѣло охладиться». Слѣдуетъ замѣтить, что пишущій стихи на какую-либо экзаменаціонную тему обязанъ придерживаться точныхъ правилъ, не только относительно размѣра и риѳмы, но также относительно формы и содержанія. Такъ, въ строфѣ должно быть 10 іероглифовъ или 2 стиха по 5 іероглифовъ въ каждомъ. Размѣръ стиховъ соблюдается только въ концѣ строфы послѣднимъ іероглифомъ; если десятый іероглифъ произносится «тунъ», то 20-й будетъ «дунъ», 30-й — «жунъ» и т. д. Въ данномъ стихотвореніи поставлено было также условіе, чтобы оканчивающій строфу іероглифъ выражалъ какое-нибудь качество.

Для болѣе полной характеристики экзаменаціоннаго сочинительства, приведемъ тему изъ «Лунь-юйя» (изреченія Конфуція), предложенную кандидатамъ на томъ же испытаніи въ 1890 году. «Цзы-чжанъ, ученикъ Конфуція, спросилъ его: какъ человѣкъ долженъ вести себя? Конфуцій отвѣтилъ: если слова будутъ искренни и достойны довѣрія, а дѣйствія почтительны и достойны уваженія, то хотя бы то были государства Мань и Mo (дикихъ племенъ) — въ нихъ можно дѣйствовать; если же слова будутъ неискренне и незаслуживающія довѣрія, а поступки непочтительны и незаслуживающіе уваженія, то хотя бы то было правильно организованное государство — ничего не выйдетъ. Когда ты стоишь, онѣ (искренность и почтительность) должны быть передъ тобою; когда ты въ телѣгѣ, онѣ должны находиться на перекладинѣ (перекладина передъ сѣдокомъ). Цзы-чжанъ записалъ сказанное учителемъ на своемъ поясѣ».

Одинъ изъ экзаменующихся такъ объяснилъ этотъ глубокомысленный діалогъ.

"При искренности, — пишетъ онъ, — твое сердце должно двигаться, т.-е. относиться участливо во всему; памятуя постоянно это, ты можешь пойти по истинному пути. Спросившій учителя ученикъ былъ неискрененъ и непочтителенъ (поверхностно относился къ своимъ дѣйствіямъ). Въ отвѣтѣ своемъ Конфуцій и намекнулъ на эти два крупные недостатка Цзы-чжана.

"Человѣкъ долженъ быть почтителенъ, внимателенъ и исполненъ вѣрности въ другимъ; если ты почтителенъ, то удалишь безпокойство; если внимателенъ, то другіе будутъ тебя любить; если исполненъ преданности, то со всѣми будешь жить въ согласіи; если вѣренъ, то люди могутъ на тебя полагаться.

«Прежде чѣмъ сдѣлать что-нибудь, нужно спросить себя о возможности достиженія результата, а затѣмъ начать обдумывать процессъ дѣйствія. Человѣкъ, усвоившій себѣ понятія о небѣ, землѣ и людяхъ, можетъ назваться ученымъ. Путь же ученыхъ — обдумывать свои поступки — близокъ къ истинному пути. Недостаточно одной увѣренности, что ты въ состояніи сдѣлать какое-либо дѣло; ты долженъ осмотрѣть еще пространство, которое тебѣ предстоитъ пройти, а то пойдешь впередъ, остановишься по срединѣ и потеряешь прежнее мѣсто. Ты долженъ спросить свое сердце — позволяетъ ли оно дѣйствовать тѣмъ или другимъ образомъ»… и т. д.

Студентъ, получившій званіе цюй-женя (представляемаго), имѣетъ право на слѣдующій годъ быть представленнымъ (откуда его титулъ) въ столицу, для выдержанія третьяго и послѣдняго испытанія. Экзаменъ на степень «цзинь-ши», что значитъ: поступающій на службу, происходитъ въ столицѣ, дважды въ пятилѣтіе. Число выдерживающихъ это испытаніе невелико и колеблется между 300 и 350; такъ, въ 1890 г. выдержавшихъ успѣшно было 328 человѣкъ, изъ которыхъ 44 уроженца Джилійской провинціи. Богдоханъ даетъ темы и командируетъ четырехъ сановниковъ для присутствія на экзаменѣ, который длится девять дней, не считая двухъ однодневныхъ перерывовъ. Тѣ, которые выдерживаютъ это испытаніе, отправляются во дворецъ, гдѣ, въ присутствіи самого императора, подвергаются еще одному экзамену. Четверо лучшихъ комментаторовъ награждаются титулами. Первому изъ «цзинь-ши» министерство церемоній даруетъ красную накидку и два золотыхъ цвѣтка на шапку. Въ такомъ нарядѣ счастливца сажаютъ на коня и конюхи, подъ громъ музыкальныхъ инструментовъ и крики придворныхъ и челяди, выводятъ его изъ дворца, въ среднія ворота, черезъ которыя ѣздить только богдоханъ. Въ «Столичномъ Вѣстникѣ» опубликовывается имя побѣдителя; и когда онъ, увѣнчанный лаврами, возвращается въ свой городъ или село, сограждане, предувѣдомленные заранѣе, встрѣчаютъ его торжественно. Нельзя не отмѣтить при этомъ, что столь чествуемый всѣми свѣточъ китайской науки, въ дѣйствительности есть круглый невѣжда. Онъ не знаетъ самыхъ простыхъ вещей, такихъ, которыя должны быть извѣстны у насъ любому школьнику, напр., что земля шарообразна или что дождь выпадаетъ изъ облаковъ, а не изъ пасти дракона.

Всѣхъ «цзинь-ши» раздѣляютъ на три разряда и назначаютъ на казенныя должности. Выдержавшіе по первому разряду вступаютъ въ такъ называемый «лѣсъ перьевъ», точнѣе кисточекъ, — такъ титулуется высшее ученое учрежденіе въ имперіи, «хань-ли-юань»; попавшіе туда обыкновенно дѣлаютъ блестящую карьеру. Второй разрядъ распредѣляется по разнымъ министерствамъ, а вошедшіе въ третій разрядъ зачисляются кандидатами на должности уѣздныхъ начальниковъ. Полученіе казенныхъ мѣстъ выжидается кандидатами, какъ манна небесная; большинство изъ нихъ, обладающее весьма скуднымъ достаткомъ, не могло бы завершить многолѣтнихъ занятій, если бы не ростовщики: китайскіе Шейлоки ссужаютъ ихъ деньгами, надѣясь за будущій барышъ отъ казеннаго мѣста, занявъ которое ихъ протеже получатъ возможность выжимать побольше соковъ изъ населенія, въ чемъ главнымъ образомъ заключается искусство управленія въ Китаѣ.

Лица, избравшія военную карьеру, также проходятъ классическія книги и подвергаются испытаніямъ на степени — «ву-сюцзай», «ву-цзюй-жень» и, наконецъ, «ву-цзинь-ши» — нѣчто въ родѣ магистра военныхъ наукъ. Но требованія, предъявляемыя здѣсь, не особенно строги, вслѣдствіе чего въ Китаѣ имѣется не мало генераловъ, плохо знакомыхъ съ родной грамотой. Собственно о военныхъ наукахъ, извѣстныхъ на Западѣ, какъ-то: тактикѣ, фортификаціи, артиллеріи, минномъ дѣлѣ и пр., китайцы, за немногими исключеніями (въ портахъ), не имѣютъ понятія. Военное образованіе сводится главнымъ образомъ къ акробатическимъ и гимнастическимъ упражненіямъ. Военные студенты фехтуютъ, прыгая и кривляясь съ большими бердышами въ рукахъ, бросаютъ и поднимаютъ каменныя гири и стрѣляютъ изъ лука, пѣшкомъ и съ лошади^[15]. Кандидаты, оказавшіе неуспѣхъ въ натягиваніи тетивы или въ метаніи камней, не допускаются къ дальнѣйшимъ испытаніямъ, собственно въ наукахъ. Впрочемъ, въ великому огорченію сторонниковъ лука и бердыша временъ императоровъ Фуси и Шень-нунъ^[16], всесильный прогрессъ начинаетъ подтачиватъ добрую старину; въ настоящее время въ Китаѣ имѣются настоящія, не шутовскія войска, руководимыя иностранными инструкторами, преимущественно нѣмцами. Насколько эти европеизированныя войска изучили науку войны и прониклись военнымъ духомъ, сказать пока трудно^[17].

Военная профессія въ Срединной имперіи не пользуется почетомъ и военный, въ глазахъ китайца, является синонимомъ разбойника, каковъ онъ и есть въ дѣйствительности въ этой странѣ. Гражданскому чиновнику всегда оказывается предпочтеніе передъ военнымъ и знатокъ классиковъ, хотя бы дошедшій до размягченія мозга, имѣетъ преимущество передъ невѣжественнымъ рубакою. Оно и не удивительно: вѣдь китайцамъ совершенно незнакомъ типъ многосторонне-образованнаго и ученаго военнаго Запада; представитель китайской военной силы — не что иное, какъ грубое животное, трусъ во время войны и гроза мирнаго населенія.

Если суммируемъ все сказанное о китайской образовательной системѣ, то увидимъ, что учащійся, съ дѣтскаго возраста и до старости, вертится, подобно бѣлкѣ въ колесѣ, около однѣхъ и тѣхъ же каноническихъ книгъ^[18], представляющихъ компиляцію безсмысленныхъ умствованій, убогихъ стиховъ и ложныхъ понятій. Эта мнимая наука съуживаетъ безъ того узкій кругозоръ китайца и убиваетъ въ немъ зачатки пытливости и самостоятельности мышленія, а въ большихъ дозахъ совершенно атрофируетъ умъ я создаетъ типъ напыщеннаго идіота. Самомнѣніе этихъ маніаковъ, ведущихъ упорную борьбу съ здравымъ смысломъ, по истинѣ изумительно. По ихъ убѣжденію, внѣ Китая нѣтъ науки, нѣтъ цивилизаціи, нѣтъ знанія, нѣтъ религіи, нѣтъ морали, а есть одно лишь варварство. Ихъ мысль, изуродованная подобно ногамъ китайскихъ женщинъ вѣковымъ сжиманіемъ, не можетъ постигнуть и сознать смысла творящихся вокругъ событій.

Во время оно Китай окружали дикіе народы, находившіеся на низшей степени культуры, и тогда онъ естественно могъ претендовать на превосходство въ цивилизаціи. Но времена измѣнились; другіе народы успѣли уйти впередъ, пока имперія богдохановъ оставалась на мѣстѣ. Этого никакъ не поняли китайскіе обскуранты, требующіе по прежнему признанія за Китаемъ перваго мѣста.

Разительнымъ доказательствомъ консерватизма этой націи служитъ, напримѣръ, тотъ фактъ, что китайцы не съумѣли воспользоваться двумя крупными изобрѣтеніями, имѣвшими въ свое время столь огромное вліяніе на политическую жизнь Европы. Я разумѣю — изобрѣтенія пороха и книгопечатанія, сдѣланныя въ Кипѣ задолго до появленія Гутенберга и Шварца. Китайскія пищали и пушки допотопной конструкціи хороши развѣ для музеевъ, а книгопечатаніе находится въ томъ же младенческомъ состояніи, въ какомъ было въ моментъ изобрѣтенія.

Печати въ европейскомъ смыслѣ, т.-е. періодическихъ и ежедневныхъ изданій, въ Китаѣ не существуетъ. Да и къ чему она китайцамъ? Ихъ общественная жизнь слишкомъ рутинна и бѣдна интересами, а государственная не подлежитъ обсужденію; что же касается жизни варварскихъ народовъ, живущихъ внѣ Китая, то нужно ли говорить, что она не можетъ и не должна интересомъ интеллигентнаго китайца. Въ Пекинѣ съ давняго времени издается нѣчто въ родѣ правительственной газеты, подъ названіемъ «Цинъ-Бао», Столичный Вѣстникъ. Эта газета выходить ежедневно въ формѣ небольшой (вершка 4 въ длину и 2 въ ширину) тетрадочки тонкой бумаги^[19]. Содержаніе газеты отличается чрезвычайною безцвѣтностью и, при случаѣ, лживостью фактовъ: оффиціальныя назначенія, перемѣщенія, лишеніе проворовавшагося чиновника шарика и награжденіе имъ другого, еще не попавшагося въ воровствѣ, пожалованіе предкамъ чиновника, проявившаго какую-нибудь доблесть, почетнаго титула, описаніе придворныхъ праздниковъ и церемоній — таковы рамки газеты.

Кромѣ неудобоваримой классической литературы, китаецъ имѣетъ и болѣе легкую умственную пищу. Таковую доставляютъ ему историческія книги и беллетристическія произведенія, имѣющія всегда большой кругъ читателей. Эта отрасль литературы имѣетъ свой специфическій характеръ, рѣзко отличающій ее отъ произведеній Запада. Историческія сочиненія, еслибы въ нихъ не было удѣлено слишкомъ много мѣста легендамъ и всякой невозможной небывальщинѣ, пожалуй заслуживали бы нѣкотораго вниманія; что же касается романовъ, то всѣ они отличаются ничтожествомъ замысла, отсутствіемъ дѣйствія, безконечными, вычурными описаніями и повтореніями и вообще отзываются какимъ-то ребяческимъ архаизмомъ и ограниченностью^[20]. Не имѣя газетъ и журналовъ, граждане Небесной имперіи пополняютъ этотъ недостатокъ афишами, прокламаціями и памфлетами. Въ афишахъ и прокламаціяхъ, если онѣ не оффиціальнаго характера, содержатся объявленія и рекламы частныхъ лицъ — купцовъ, промышленниковъ, врачей, ремесленниковъ и иныхъ, но эти печатныя произведенія служатъ также для изобличенія и оглашенія злоупотребленій мандариновъ, являясь въ рукахъ безправной массы единственнымъ средствомъ борьбы и протеста.

Нельзя не упомянуть объ особомъ видѣ литературы, вызванномъ къ жизни ненавистью китайцевъ къ европейцамъ, — ругательныхъ памфлетахъ, представляющихъ наборъ безсмысленныхъ, но гнусныхъ обвиненій противъ иностранцевъ. Памфлеты эти появляются періодически и предшествуютъ обыкновенно анти-европейскимъ возмущеніямъ. Въ настоящее время особенною извѣстностью среди китайской интеллигенціи пользуется серія брошюръ, озаглавленныхъ: «Смерть діавольской религіи!» (т.-е. христіанству), украшенныхъ порнографическими и кощунственными иллюстраціями. Содержаніе пасквилей — сплетеніе нелѣпыхъ, но въ высшей степени отвратительныхъ издѣвательствъ надъ христіанствомъ, его представителями и вообще всѣми европейцами. Хотя авторомъ этого блестящаго произведенія китайскаго остроумія называютъ нѣкоего кандидата на мѣсто дао-тая (областной начальникъ), по имени Чу-чана, но не подлежитъ сомнѣнію, что ему помогало нѣсколько свѣтлыхъ мандаринскихъ умовъ.

Несмотря на нелицемѣрное отвращеніе во всему иностранному и увѣренность въ превосходствѣ своей науки передъ науками Запада, китайцы, ради практическихъ цѣлей, вынуждены были ввести изученіе дьявольскихъ языковъ у себя. Допущеніе иностранныхъ языковъ совершилось въ формѣ учрежденія въ 1861 году въ Пекинѣ китайско-европейской коллегіи (тунгъ-вень-гуань)^[21].

Въ настоящее время тунгъ-вень-гуань находится въ завѣдываніи европейскаго директора (начальникъ китайскихъ таможенъ, сэръ Робертъ Хартъ), выбирающаго и назначающаго профессоровъ и вообще дѣйствующаго почти безконтрольно^[22]. Хотя директорами коллегіи числятся также члены цзунь-ли-ямыня съ княземъ Циномъ въ званіи предсѣдателя, но они не имѣютъ фактическаго вліянія на внутренніе порядки заведенія. Въ программу занятій входятъ языки: англійскій, французскій, русскій, нѣмецкій и китайскій, изъ предметовъ же — химія, естественная исторія, математика, медицина, физика, физіологія, астрономія и метеорологія и международное право. Конечно, перечисленные предметы не въ одинаковой степени привлекаютъ учениковъ; такъ, больше всего слушателей имѣютъ профессора англійскаго языка и математики; меньше всего — если не ошибаюсь — преподаватели медицины и химіи^[23].

Общій курсъ наукъ длится восемь лѣтъ, изъ коихъ первые три года посвящаются языкамъ. Любопытною особенностью этой коллегіи служитъ тотъ фактъ, что студенты за слушаніе лекцій получаютъ плату. Въ первый годъ студенты пользуются столомъ и квартирою, во второй получаютъ по 3 ланы въ мѣсяцъ; послѣ этого плата прогрессивно увеличивается и доходить до 10 данъ ежемѣсячно. Экзамены производятся разъ въ три года, причемъ студенты, оказавшіе успѣхи, получаютъ въ награду отъ 40 до 60 ланъ единовременно. Окончившіе курсъ назначаются переводчиками при цзунъ-ли-ямынѣ.

И. Коростовецъ.

Пекинъ, мартъ 1892 г.

"Вѣстникъ Европы", № 9, 1892

---

1. Всѣ граждане Срединной имперіи, имѣющіе извѣстную степень, имѣютъ право на занятіе государственныхъ должностей. Права этого лишены немногія лица, а именно: палачи, тюремщики, актеры, слуги мандариновъ и содержатели домовъ терпимости.
2. Потерпѣвшіе неудачу въ изученіи китайскаго языка.
3. Даже извѣстные синологи, какъ напр. нашъ генеральный консулъ въ Пекинѣ, П. С. Поповъ, не прекращаютъ занятій съ учителемъ китайцемъ, чтобы не дать пріобрѣтеннымъ знаніямъ улетучиться изъ памяти.
4. Долларъ равенъ, приблизительно, 1 р. 50 к.
5. "Сы-шу* и «У-цзинъ». Изъ книгъ Четверокнижія одна называется Лунъ-ю и содержитъ діалоги и афоризмы Конфуція, а другая передаетъ философскую систему Менцэи, ученика Конфуція, который, кстати сказать, по глубинѣ и содержательности своихъ произведеній стоитъ гораздо выше учителя.
6. Въ 220 г. до P. X. всѣ книги были сожжены но приказанію богдохана Ши-хуанъ-ди. Хотя исторія и сообщаетъ о чудесномъ открытіи уцѣлѣвшихъ экземпляровъ классиковъ, напр. въ стѣнѣ дома и о томъ, какъ нѣкій слѣпецъ запомнилъ цѣлую книгу, которая затѣмъ была записана съ его словъ, но все это относится скорѣе къ области миѳа, чѣмъ дѣйствительности.
7. Китайцы очень музыкальны и любятъ сопровождать игрою на инструментахъ и пѣніемъ всѣ свои церемоніи. Но что это за музыка и что за пѣніе! Во всей этой какофоніи нельзя уловить даже намека на музыку.
8. На весеннихъ экзаменахъ нынѣшняго года на первую степень собралось въ Пекинѣ слишкомъ 14.000 человѣкъ.
9. Многіе кандидаты отъ умственнаго напряженія сходятъ съ ума, нѣкоторые умираютъ; но какъ сумасшедшіе, такъ и умершіе оставляются въ камерахъ до окончанія экзамена.
10. Быть, какъ думаютъ нѣкоторые наивные синофилы, единственнымъ мѣриломъ знаній, уравнивающимъ всѣ состоянія и положенія въ Китаѣ.
11. Лана = 2 серебр. рубляхъ.
12. Отъ 31 октября 1890 г.
13. Передаю его отвѣтъ въ прозѣ и въ значительно сокращенномъ видѣ.
14. Китайцы не пьютъ ничего холоднаго.
15. Стрѣльба изъ лука составляетъ одно изъ древнѣйшихъ и популярнѣйшихъ упражненій въ Китаѣ, поддерживающее воинственный духъ въ молодомъ поколѣніи.
16. Царствовали за 3.000 лѣтъ до P. X.
17. Во время послѣдняго возмущенія на сѣверѣ въ Жохэ, въ ноябрѣ и декабрѣ 1691 г. и январѣ 1892 г., часть войскъ Ли-хунъ-чжана, вооруженныхъ ремингтоновскими ружьями, была отправлена для подавленія возстанія. Если судить по сообщеніяхъ «Столичнаго Вѣстника», то войска эти оказали чудеса храбрости, ибо на 300 имперіалистовъ приходилось убитыми до 15.000 бунтовщиковъ; впрочемъ, слишкомъ довѣрять оффиціальной газетѣ не слѣдуетъ, такъ какъ, по признанію самихъ китайцевъ, ложь и подтасовка фактовъ изобилуютъ на ея столбцахъ.
18. Четверокнижіе и Пятикнижіе.
19. Въ Шанхаѣ, Кантонѣ, Тяньцзинѣ и др. портахъ также издаются китайскія газеты, содержащія перепечатки изъ «Столичнаго Вѣстника».
20. Китайскій книжный рынокъ наводненъ порнографическими романами, которые читаются съ большой охотою всѣми.
21. Въ Кантонѣ также есть въ настоящее время коллегія, но тамъ изучается только англійскій языкъ.
22. Профессора получаютъ очень крупное содержаніе и пользуются 2-лѣтними отпусками каждое семилѣтіе; китайское правительство жалуетъ ихъ, кромѣ того, почетными степенями; профессоромъ русскаго языка состоитъ бывшій питомецъ с.-петербургскаго университета В. Ю. Гротъ.
23. Вѣроятно потому, что науки эти, въ настоящей стадіи развитія Китая, не находятъ себѣ никакого практическаго примѣненія.